Отклик на призыв: (По поводу приезда в Россию Ч. Графтона, епископа Американской епископальной церкви)

В сентябре минувшего года живой интерес возбужден был у нас приездом в Россию одного из видных представителей американской епископальной церкви, достопочтенного Чарльза Графтона, еп. Фондилакского, в сопровождении его дьякона – мр. Фея и давно знакомого просвещенному русскому обществу мр. Биркбека. Наша печать предупредительно сообщала, что маститый, семидесятитрехлетний старец – епископ принадлежит к числу людей, искренно и глубоко сочувствующих православной церкви, и что настоящая поездка в Россию является осуществлением его горячей, уже много лет лелеянной мечты: лично познакомиться с православным востоком, быть очевидцем его храмов, свидетелем его богослужений и непосредственным наблюдателем его народной религиозной жизни. Эти добрые вести о старце-епископе, конечно, заранее располагали нас в его пользу, а личное знакомство содействовало лишь еще большему развитию и укреплению нашей к нему симпатии. Представительный и в высшей степени симпатичный по внешности, простой и любезный в обращении с окружающими, живой и интересный в беседе, еп. Графтон в особенности привлекал к себе расположением тем искренним сочувствием и благоговением, которое явно выказывал и словом, и делом к нашей православной церкви. Понятно, что со стороны наших архипастырей и всех просвещенных русских людей он встретил самый радушный сердечный прием; а простые наши лаврские богомольцы, видя, что иностранный apxиepeй с великим усердием, не щадя своих старческих сил, молится за протяженными монастырскими богослужениями, благоговейно полагает земные поклоны и лобызает святыя мощи преп. Сергия, тесною толпой окружили его при выходе из храма и стремились получить его благословение.

Месяц спустя после того, как почетный гость посетил Москву и Троицкую Лавру, в «Церковном Вестнике» появилось краткое сообщение, что приезд преп. Графтона имеет особенное значение, причем была напечатана его записка, представленная им Высокопр. Митрополиту Антонию и «Святейшему Синоду православной российской церкви», трактующая о взаимных отношешях между православно-восточной и американско-епископальной церквями. Эта записка печаталась по распоряжению Высокопреосвященного Митрополита, «чтобы привлечь через то наших ученых богословов к обследованию и обсуждению поставленных в ней тезисов». «Итак, – говорил при этом Преосв. епископ Сергий, – к обсуждению привлекаются все наши богословские силы, и дело получает в некоторой степени характер общецерковный, будя и в нас церковное сознание».¹

Издавна и горячо принимая к сердцу святое дело церковного единения, мы поставляем для себя священным долгом посильно откликнуться на этот призыв, насколько в настоящем случае дают к тому возможность сообщаемыя нами сведения.

Нас призывают к обсуждению. Чего? Конечно, прежде всего, того факта, который совершился на наших глазах, т. е. приезда в Россию епископа Графтона, а затем и того документа, который нам опубликован, т.е. его записки.

Приезд в Россию одного из видных представителей епископальной церкви, «чтобы», как говорит Преосв. Сергий, «лично побыть среди православнаго народа и в православной стране, и чтобы лично осведомиться об устройстве и учении нашей церкви», само по себе, не представляется нам явлением небывалым и неслыханным. Мы знаем и ранее несколько подобных примеров, причем некоторые из них происходили и на наших глазах в очень недавнее время. Достаточно припомнить напр. страстную неделю и Пасху 1897 года, когда приезжал в Россию и присутствовал за всеми торжественными богослужениями в московских соборах примас Англии Уилльям Маклаган, архепископ², который предпринимал свою поездку с той же целью, как и еп. Графтон, а именно: чтобы непосредственно ознакомиться с религиозной жизнью православной России и вступить в личные отношения с представителями нашей епархии. Между этими двумя посещениями есть, однако, повидимому, существенная разность. Архиеп. Маклаган при своей поездке руководствовался единственно лишь своим личным интересом и желанием, а об еп. Графтоне Преосв. Сергий говорит: «Тем более утешительно узнать, что наш почетный гость прибыл к нам не в качестве простого туриста и не только по своему личному почину: он явился как член особого комитета междуцерковных сношений, образованная в американской епископальной церкви, и явился с целью начать дело взаимного выяснения отношений нашей церкви к американской, с тем, чтобы потом, если Бог благословит, поставить вопрос о сближении, а можетъ быть, и о церковном единении». В виду такого сообщения, естественно, возникает целый ряд в высшей степени интересных вопросов, а именно: представителем кого или чего является еп. Графтон и потому насколько можно видеть в нем выразителя голоса всей его церкви или известной части ее? Даны ли ему какие-либо полномочия, и если даны, то в каком смысле и в каких размерах? Наконец, какая цель для его поездки поставлена им самим или теми, от кого он получил свои полномочия? Документальных данных для ответа на эти вопросы мы имеем очень мало. Из напечатанной записки и вступительной заметки к ней Преосв. Сергия мы узнаем, что еп. Графтон, прежде своего приезда в Poccию прислал письмо Высокопр. Митрополиту Антонию, а затем, по приезду, лично вручил ему формальную грамоту епископа Род-Айлэндскаго, бывшего в то время первенствующим епископом церкви американских соединенных штатов, и рекомендательное послание епископа централь-Нью-Йоркского, председателя комиссии междуцерковных сношений. Таким образом, кроме упомянутой записки, существуют еще три документа, имеющие отношение к приезду еп. Графтона и имеющие возможность, быть может, пролить несколько больший свет на интересующие нас вопросы. Но так как эти документы не обнародованы, то нам в своих суждениях приходится утверждаться лишь на том, что сообщается в напечатанной записке, по возможности дополняя ее сведениями, заимствованными из некоторых других, не имеющих документальнаго характера, источников. «Церковь в Соединенных Штатах Северной Америки, – говорит еп. Графтон в своей записке, – учредила коммиссию, состоящую из девяти епископов и нескольких лиц духовного и светского звания, отличающихся ученостью и уважаемых, и поручила этой коммисии заняться вопросом об отношениях нашей церкви к иностранным церквям». Высшим органом церковной власти и выразителем церковного единства служит, как известно, в американской епископальной церкви так называемая «генеральная конвенция», которая состоит из духовных и мирских представителей, избираемых от каждого диоцеза, и которая, разделяясь на две палаты: епископов и депутатов, собирается через каждые три года. Из истории американской церкви в минувшем столетии мы знаем, что еще в шестидесятых и семидесятых годах по назначению генеральной конвенции существовал особый «греко-русский комитет», специальная задача которого состояла в выяснении взаимных отношений между американско-епископальной церковью и православно-восточной. Комитет этот обнаруживал тогда весьма энергичную деятельность, знакомил американское общество с православным востоком посредством издания оригинальных и переводных сочинений об этом предмете и не раз вступал в официальные сношения с православными восточными питриархами и Российским святейшим синодом по вопросу о церковном единении.

Все его действия основывались на полномочиях, дававшихся ему от генеральной конвенции, которой он и представлял свои подробные отчеты. Заключения комитета не имели решающего значения, и генеральная конвенция пользовалась полным правом соглашаться с ними, или отвергать их, или изменять по своему усмотрению. Надо полагать, что и в настоящее время упоминаемая еп. Графтоном комиссия представляетъ собою не иное что, как до некоторой степени возрождение прежнего греко-русского комитета, и точно также утверждается в своих действиях на авторитет генеральной конвенции. В виду того, что еп. Графтон говорит о своей «принадлежности» к числу членов этой комиссии, и о том, что она поручила ему после беседы с Высокопр. митрополитом Антонием «представить ей точный и подробный доклад», нам думается, что если можно считать его представителем чего-либо, то именно этой коммиссии, хотя о формальном своем представительстве в этом смысл он и не упоминает.

Что касается каких-либо особенных полномочий, то о них в настоящем случае речи быть не может. Самой комиссие, в качестве члена, которой выступает еп. Графтон, поручено лишь «заняться вопросом об отношениях американской церкви» и притом не к восточной только, а вообще «к иностранным церквям» (Foreign churches). Это поручение имеет, как видно, по преимуществу научно-теоретический характер и во всяком случае не заключает в себе той мысли, что комиссия имеет право действовать в качестве полномочного представителя англоамериканской церкви и от имени этой церкви затевать какие-либо официальные сношения по вопросу о единении, ставить условия, или принимать обязательства. Как такая, эта комиссия могла поручить еп. Графтону и поручила лишь «побеседовать» с Высокопр. митрополитом Антонием и «после беседы представить ей точный и подробный доклад». Все полномочие еп. Графтона ограничивалось таким образом только тем, что он должен был выразить православной церкви известные, распространенные в Америке, чувства и желания, высказать некоторые взгляды по вопросу о возможности церковного единения и поставить вопросы, нуждающиеся в разъяснении. Это именно и сделал он, как в устной беседе, так и в представленной им митрополиту и синоду записке.

Если так, то цель поездки еп. Графтона состояла, очевидно, в том, чтобы, путем непосредственных наблюдений, личных бесед и письменных сношений, в возможно большей степени содействовать взаимному ознакомлению православно-русской и американско-епископальной церквей, а затем уже, быть можетъ, и в очень еще отдаленном будущем, на подготовленной почве этого ознакомления и одушевляющих обе церкви чувств и стремлений, «если Бог благословит, поставить вопрос о сближении, а может быть, и о церковном единении». В поездке еп. Графтона мы не видим потому какого-либо начала новой эры межцерковных отношений, но лишь продолжение и дальнейшее развитие того, что давно уже имеет свою историю. Это лишь один из новейших эпизодов в истории того, сочувственного православия, американского церковного движения, которое зародилось еще с начала шестидесятых годов и с той поры неизменно продолжается до настоящаго времени. Как тогда действовал «греко – русский комитет», так теперь мы видим «комиссию церковных сношений с иностранными церквями»; как тогда путешествовал в Россию секретарь комитета Фримэн Юнг, так теперь член комиссии – еп. Графтон; как тогда мр. Юнг привез с собою рекомендательныя письма и братские приветствия от епископов: Мичиганского, западно-Нью-Йоркского, Пенсильванского, Мэнского, викар. Коннектикутского, Ныо-Йркского и викар. Пенсильванского, так теперь еп. Графтон представил таковыя же послания от епископов: центрально-Нью-Йоркского и Род-Айлэндского; как тогда мр. Юнг имел личные беседы с митрополитами: Петербургским Исидором и Московским Филаретом, так теперь еп. Графтон с митрополитами: Антонием и Владимиром; как тогда предметом устного и письменного обсуждения были изъявления взаимнаго сочувствия между церквями, и указание догматических пунктов их сходства и различия ³, так то же самое мы видим и теперь. А чтобы судить о том, насколько это движение ушло вперед сравнительно с тем, каким оно было сорок лет тому назад, нужно прислушаться к тем чувствам и воззрениям, какие выражал нам наш недавний почетный гость.

К православной восточной церкви еп. Графтон много раз, и письменно и устно, высказывал самое искреннее сочувствие и глубокое благоговение, с решительностью заявляя, что во многих весьма существенных пунктах вероучения его религиозные убеждения вполне согласны или весьма близки к православию. В своей записке он заявляет: «Естественно, чтобы к древним и почтенным церквям Востока, так непоколебимым в православии, так глубоко и точно уяснившим понятие о церкви, как духовном организме, его же бессмертная и вечно пребывающая Глава – Христос, мы из далекаго Запада и обратились. Обращаемся к Востоку и направляем взоры ваши к Иepycалиму с очами детей к их матери». В речи 26-го сентября на торжестве Вифеанской семинарии, еп. Графтон выражал особенное уважение к православной церкви, как такой, «которая утверждается на семи таинствах и семи вселенских соборах»⁴. В Петербургской академии 7-го октября он говорил: «Русская церковь счастлива тем, что приняла с Востока Христово наследие в наиболее полном виде, и теперь ее положение определенно и устойчиво»⁵. На возвратном пути из России, в беседе с о. протоиреем русской посольской церкви в Лондоне Е. К. Смирновым, еп. Графтон говорил: «О церкви вашей что сказать мне? Она счастлива, что сумела сохранить вверенное ей наследие Христово без всяких изменений; она ничего не прибавила к нему и ничего не убавила от него. Она по всему праву должна называться среди других церквей православною. Со всеми вашими иеромонахами я вел беседы о пунктах веры и, что касается до меня лично, то могу сказать: я с ними во всем согласен. Я лично признаю семь таинств, семь вселенских соборов, пресуществление и т. д.⁶.

Читая эти решительные и весьма сочувственные православной церкви заявления, нельзя, конечно, не заметить, что еп. Графтон сопровождает их знаменательною оговоркой в том смысле, что они имеют значение лишь как выражение его частнаго убеждения. «Я лично», говорить он, или: «что касается до меня лично». Очевидно, в этих случаях он считает себя вправе говорить только за себя, о чем прямо и заявляет со свойственною ему искренностю. «Я лично», сознается он, «к сожалению, могу говорить лишь за себя, а не за всех собратий моих – епископов нашей церкви в Америке». «Ах! если бы все мои собратия-епископы моей церкви в Америке думали, как я! Тогда бы единение между нами установилось без затруднения и препятствия. Но не все они думают, как я»⁷. Итак, наш друг православия выражает только свои личныя чувства и убеждения. Конечно, мы знаем и нимало не сомневаемся в том, что в настоящем случае он не одинок. История прежних и последних лет с достаточною ясностью показала и показывает нам, что среди его единоверцев существует довольно широкий круг людей, более или менее ему единомысленных. Однако говорить столь определенно и решительно от имени всех их, а тем более от имени всей своей церкви, еп. Графтон никак, конечно, не мог. Не мог он говорить так по самому свойству той церкви, к которой принадлежит. Характерная особенность англиканства, одинаково свойственная и его американской ветви, состоит в весьма широкой свободе верования, предоставляемой каждому из ее членов. Благодаря такой свободе, в недрах англо-американской церкви мирно, а иногда впрочем и весьма не мирно, существуют в качестве равноправных ее членов люди далеко не согласные в своих убеждениях даже по некоторым существенным пунктам христианского вероучения. Эта свобода и терпимость к догматическим разностям простирается иногда до таких пределов, которые, на наш взгляд, представляются невозможными. Несколько месяцев тому назад, на страницах Gnardian'a появились напр. любопытные сообщения и заметки по поводу одного факта из американской церковной жизни. Один священник сообщал с великим прискорбием, что в церкви св. Троицы, в Бостоне, Лоренс, епископ Массачузетской, и настоятель этой церкви, д-р Дональд совершали богослужение по случаю дня памяти покойного епископа Брукса и за этим богослужением допустили известного унитарианскоаго пресвитера, д-ра Гэйля, к своему общению в таинстве причащения. Сообщавший об этом факте, видел великий соблазн и уничижение для всей англиканской церкви в том, что в ней допускается к общению в таинстве человек, не принимающий Никейского символа, не признающий истинного учения о св. Троице и даже не получивший, быть можетъ, правильного крещения, если только он не перешел в унитарианство из какого-либо другого христианского общества, правильно совершающего таинство крещения⁸. Мы, конечно, не принимаем на себя ручательства в безусловной достоверности этого сообщения, но интересно, что никто сообщенного факта не опровергал и даже нашлись защитники, которые в образе действия Бостонских священнослужителей не видели ничего предосудительного⁹. Если таким образом в американской церкви не только подобный факт представляется возможным, но даже и взгляды на него могут быть различные, то очевидно самое широкое разнообразие догматических воззрений имеет место даже в среде ее иерархии. Понятно после этого, почему еп. Графтон заявляет, что, к сожалению, может говорить только за себя, а не за своих собратий.

Среди этого широкого разнообразия догматических воззрений, даже в значительной степени как результат его давно уже зародилось и развивается в англиканстве «католическое» движение, стремящееся приблизить англиканскую церковь к вселенской древности и, по возможности, устранит из нее то, что представляет собою плод крайних протестантских влияний. Но даже и в этом «католическом» движении мы не видим желаемого единства. Тот же Guardian в одном из декабрьских номеров дает нам интересную статейку под заглавием «Братство и воссоединение», из которой мы сделаем несколько выдержек. «Всякому искреннему и мыслящему христианину настоящее состояние разделения, – говорит автор статьи, – должно причинять безконечную горесть и заботу. Но можно ясно сознавать все зло настоящего положения вещей, пламенно желать водворения мира, согласия и окончательного воссоединения, и однако же чувствовать, что от переговоров нельзя ожидать никакого существенного результата. Признание англиканского священства, конечно, устранило бы одно из препятствий к единению, первое и можетъ быть самое грозное, но было бы безумием игнорировать тот факт, что и после того осталось бы еще много других препятствий». Лучший способ к водворению желаемого единения состоит не в том, чтобы устроить между сторонами какие-либо соглашения в существенных догматах, а в том, чтобы поощрять взаимныя сношения, которые рассеют застарелые подозрения и водворят взаимное уважение, а вместо спора и враждебности создать атмосферу сочувствия и любви. Проекты воссоединения не удавались и не будут удаваться. Причина в том, что они преждевременны, что нет еще достаточной близости ни в вере, ни в чувствах. С обеих сторон есть отдельные личности, которые не считают пропасть непроходимою, но для воссоединения нужно, конечно, нечто большее, чем близость немногих передовых людей. В настоящее время не только великая разность во мнениях, но и великое предубеждение, а это предубеждение во многих случаях еще усиливается печальным невежеством. Единственный совет, какой мы можем дать – это совет терпения. Ни мы и никто из наших читателей не доживем, чтобы увидеть это общее воссоединение, но мы убеждены, что оно ближе, чем было сто или пятьдесят лет тому назад; мы уверены, что уже действуют те силы, которыя некогда приведут его в осуществление. Это воссоединение должно предворяться с обеих сторон умножением любви, усилением чувства христианского братства и искренней молитвой. От времени до времени с пользою могут устроиться и формальные рассуждения о специальных пунктах различия; но что касается настоящего времени, то мы во всяком случае придаем наибольшую важность личным сношениям между членами обоих исповеданий и в особенности их духовенством¹⁰. Приведенные строки, повидимому, с самым искренним чувством и убеждением говорят о желательности христианского единения, стараются указать наилучший путь к нему и выражают надежду, даже уверенность в его, хотя и не скором, осуществлении; но все это говорится о воссоединении англиканской церкви не с православием, а с Римом. Впрочем, автор заявляет, что сказанное с равным правом может быть применено и к церкви православной. «Не должно забывать, – говорит он, – что вопрос о воссоединении касается не только церкви римской и церкви англиканской, но и всего хританства. Наше разсуждение имеет дело с римской церковью; но, mutatis mutandis, теже принципы применяются и в наших отношениях к церкви восточной и к нашему домашнему расколу (Nonconformity). Идеал воссоединения может быть не иным чем, как объединением всех тех, которые веруют в Божество Христа и искренно любятъ Его». Итак, не подлежит сомнению, что в англиканской церкви и в настоящее время, как в Англии, так и в Америке, существует немало людей, глубоко сознающих всю ненормальность современного в хританстве разделения и искренно жаждущих его устранения; но одни из них стремятся, прежде всего, сблизить и воссоединить свою церковь с Римом; другие с теми же чувствами и желаниями обращаются к Востоку; третьи ищут соединения со старокатоликами; четвертые больше всего заботятся о том, чтобы водворить мир и единение внутри самой англиканской церкви, объединив с нею ее нонконформистов. Идея единения с православным Востоком составляет, таким образом, достояние лишь известной части англиканского церковного общества, выразителем взглядов и желаний которой и служит, по мере возможности, еп. Графтон. Люди такого образа мыслей в своих обращениях к православной церкви выражаютъ ей свое сочувствие, высказывают свои воззрения и надежды по вопросу о возможности сближения и, обсуждая отдельные пункты вероучения, стараются разъяснить их в том смысле или указать в них те стороны, которые наиболее благоприятствуют идее единения.

Какой же ответ на все это может быть с нашей стороны?

На сочувствие мы можем отвечать и отвечаем лишь выражением столь искреннего сочувствия и братского привета, ибо помним слова нашего Спасителя: «Потому узнают вт, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13:35). На мысли и чаяния относительно возможности единения – столь пламенною надеждой и твердою в том уверенностью, ибо знаем, что Сам Господь молился: „Да будут есть едино» (Ин.17: 21) и дал нам уверение, что некогда „будешь одно стадо и один Пастырь» (10:16). А на предлагаемые нам и просимые от нас разъяснения пунктов вероучения мы должны, конечно, отвечать внимательным их исследованием: «С холодным размышлением и в тоже время с теплотою любви; без поспешных заключений, что все на самом деле так н есть, как мы желали бы, и с другой стороны без быстрого вывода худого значения в том, в чем оно быть может существует только в нашем воображении¹¹», – как говорил некогда американский «греко-русский» комитет в своем отчете генеральной конвенции 1871-го года.

С такими мыслями и чувствами обращаемся мы и к записке еп. Графтона. Мы не принимаем на себя задачу дать полное и обстоятельное исследование всех тех пунктов вероучения, которых касается записка. В печати были известия, что при Святейшем Синоде учреждена особая комиссия из ученых специалистов, которая, конечно, и должна будет выполнить эту задачу. Со своей стороны мы скажем лишь несколько слов, насколько это возможно в пределах журнальной статьи.

Нельзя не признать, что многое в записке еп. Графтона выражено не с достаточною полнотою, ясностью и определенностью. До некоторой степени это, конечно, обусловливалось самим характером документа, который представляет собою не исследование, а лишь краткую записку, необходимо предполагающую дополнение и разъяснение из других источников. Из сообщения Преосв. еп. Сергия мы узнаем, что предварительно своего приезда еп. Графтон прислал на имя владыки-митрополита, кроме своего письма «с кратким очерком особенностей американской церкви», еще «несколько богословских книг, более или менее подробно выясняющих ее современное состояние и учет». Надо полагать, что именно эти книги и предназначаются для дополнения и разъяснения того, что недостаточно отчетливо выражено в записке. Очень жаль, что в сообщении Преосв. Сергия они не перечислены и таким образом мы оставлены в неведении относительно того, какие именно богословские сочинения еп. Графтон признает наилучшим выражением современного учения американской церкви и где следует искать дополнения и разъяснения его записки. При таком положении дела, мы поставлены в необходимость имтеть при своих замечаниях предметом обсуждения только записку.

«Обращаясь к тем предметам, – пишет еп. Графтон, – в которых мы согласны, мы можем сказать, что обе церкви (т.е. православная и американская) одинаково смотрят на церковь, как на божественное общество, учрежденное Самим Христом, которая видима, поскольку она находится на земле, и невидима, поскольку она находится на небесах. Мы одинаково смотрим на нее, как на единый духовный организм, которого Глава–воплотившийся Сын Божий и в котором Дух Святый есть источник света и жизни. И у нас одинаково понятие о церкви: она едина, святая, соборная и апостольская». Итак, по изложение еп. Графтона, американское учение о церкви вполне согласно с православным. Однако нам думается, что в этом изложении есть некоторый пробел, имеющий существенное значение, в особенности в прменении к тому самому вопросу о сближении и единении, ради которого и составлена записка. Мы имеем в виду весьма важное различие во взглядах относительно того, что именно следует разуметь под именем вселенской церкви в настоящее время? Последовательно проводя свой характерный взгляд на дозволительность в церкви широкого разнообразия догматических воззрений, англо-американская церковь все христианские вероисповедания, несмотря на их иногда весьма существенное несогласие в догматах, одинаково признает составными частями церкви вселенской, т.е. поместными церквями, из которых каждая в отдельности доступна заблуждению, а вся в совокупности, общим согласием своим, составляют непогрешимую, единую вселенскую церковь. Соответственно этому и сама англо-американская церковь твердо держится того убеждения, что она никогда не отпадала от единства вселенской церкви и представляет собою такую же составную часть ее, как и церковь восточная. Мы не находим нужным приводить в подтверждение этой мысли обильные выдержки. Нам представляется в настоящем случае достаточным сослаться на свидетельства Уордсворта ¹², Козина¹³, Ламбэгской конференции 1888 г.¹⁴, меморандума, представленного в 1864 г. Фрим. Юнгом митр. Исидору¹⁵, и отчета «греко-русского» комитета генеральной конвенции 1868-го года¹⁶. Наша православно-восточная церковь держится по этому вопросу иного воззрения. Признавая необходимость в церкви единства веры, она все христианского исповедания, уклонившиеся от этого единства, признает отпадшими и не принадлежащими уже к составу церкви вселенской. Так как по этому предмету среди наших богословов существует некоторое разногласие¹⁷, то мы считаем необходимым привести в подтверждение высказанной мысли несколько свидетельств, ограничиваясь лишь такими, которые по возможности прямо отвечают на поставленный вопрос.

В письмах еп. Феофана мы читаем: «Ни у папистов, ни у протестантов, ни у англичан нет истины Божьей – настоящей, чистой, полной. Она пребывает только в единой истинной церкви православной»... «Я разумею под церковью не всякую без разбора церковь, носящую имя христианской церкви, а единую истинную церковь, святыми апостолами основанную церковью и доселе верно хранящую все, через них в ней богоучрежденное,– каковою церковью есть наша святая, православная восточная церковь,– и кроме нее никакая»¹⁸. В «догматическом богословии православной католической восточной церкви» арх. Антония говорится: «Единства (церкви) не нарушает то, что есть много хрисианских обществ, ибо с одной стороны, все сие общества суть члены единаго тела церкви, если в них господствует единение веры и таинств, а с другой, не всякое общество христиан есть истинная церковь. Истинная, единая церковь Христова называется православною. Другие же вероисповедания, более или менее удалившиеся от чистоты истинной веры, именуются неправославными, равно как и христиане, содержащие сие вероисповедание, и потому более или менее отстоящие от спасительных недр церкви – также неправославными»¹⁹. Некоторые из наших богословов ссылаются на митр. Филарета и А. С. Хомякова, как на таких мыслителей, которые будто бы не допускали выделения христианского запада из состава церкви вселенской и, напротив, признавали некоторое его участие во вселенской церковной жизни. Эти ссылки не представляются однако нам достаточно убедительными. М. Филарет и Хомяков не хотят лишь произносить суровый приговор на христианский запад и с решительностью осуждать его, как обреченный на вечную погибель, справедливо признавая это несоответствующим духу христианской любви, а также некоторою дерзостию и предвосхищением высшего Божьего суда; но отсюда еще вовсе не следует, чтобы они не считали его отделившимся от состава церкви вселенской. Напротив, не произнося на инославныя исповедания сурового осуждения, оба эти богослова, тем не менее не раз, иногда довольно ясно, выражают мысль, что эти исповедания к составу вселенской церкви не принадлежат. Митр. Филарет напр. говорить: «Ты непременно хочешь заставить меня судить. Знай же, что, держась слов Св. Писания, никакую церковь верующую, яко Иисус есть Христос, не дерзну я назвать ложною. Христианская церковь может быть только, либо чисто истинная, либо нечисто истинная. Изъявленное мною справедливое уважение к учению Восточной церкви никак не простирается до суда и осуждения Западных христиан и Западной церкви. По самим законам церковным, я предаю частную западную церковь суду церкви Вселенской: а души христианские суду, или паче милосердию Божию. Ты ожидаешь, как я буду судить о другой половине нынешнего христианства. Но я только просто смотрю на нее, любовь, смирение и надежда научают терпимости к разномыслящим».²⁰ Но, с другой стороны, у того же митр. Филарета читаем, что «римская церковь нарушила принятый древнею Вселенскою Церковью закон единства, следственно, отделилась в вероисповедании своем от древней Вселенской Церкви²¹. В пространном катихизисе митр. Филарет говорит: «Как согласиться с единством церкви то, что есть многия церкви отдельные и самостоятельные, напр. Иерусалимская, Антиохийская, Александрийская, Константинопольская, Российская? Это суть частные церкви, или части единой вселенской Церкви. Отдельность видимого устройства их не препятствует им духовно быть великими членами единого тела Церкви вселенской, иметь единую главу Христа, и единый дух веры и благодати. Единство это выражается, видимо, одинаковым исповеданием веры и общением в молитвах и Таинствах»²². Не случайность, конечно, что в приведенных строках катихизиса м. Филарет, перечисляя «части единой вселенской церкви» называет только церкви православные и не поставляет на ряду с ними ни римской церкви напр., ни англиканской; а указывая на то, что единство вселенской церкви, видимо, выражается общением в молитвах и таинствах, он тем самым ясно устраняет из ее состава западные инославныя вероисповедания, которые не имеют и не могут иметь общения в таинствах с церквями православными. А. С. Хомяков говорит: «Церковь земная и видимая творит и ведает только в своих пределах, не судя остальному человечеству и только признавая отлученными, т.е. не принадлежащими ей, тех, которые от нее сами отлучаются. Остальное же человечество, или чуждое церкви, или связанное с нею узами, которые Бог не изволил ей открыть, предоставляет она суду великаго дня. Церковь же земная судит только себя, призывая и все остальное человечество к единству и к усыновлению Божьему во Христе; но над неслышащими ее призыва не произносить приговора, зная повеление своего Спасителя и Главы: «Не судить чужому рабу»²³. При дальнейшем развитии своих воззрений Хомяков ясно противопоставляет с одной стороны «церковь» и с другой «западные исповедания», называет эти последние «оторвавшимися от Святой Церкви» и говорит: «По воле Божьей Св. Церковь, после отпадения многих расколов и Римскаго патриаршества, сохранилась в епархиях и в патриаршествах Греческих, и только те общины могут признавать себя вполне христианскими, которые сохраняют единство с восточными патриаршествами или вступают в это единство. Ибо один Бог, и одна церковь, и нет в ней ни раздора, ни разноглася. Мы и братья наши (т.е. члены Церкви) обязаны везде поддерживать общественный порядок и граждански закон, не отвергая нигде, в делах мирских, содействия наших сограждан, к какому бы вероисповеданию они не принадлежали. Но не так в делах веры, как члены Церкви, мы – носители ее величия и достоинства, мы – единственные в целом Mиpe заблуждений, хранители Христовой истины. Как бы высоко ни стоял человек на общественной лестнице, если он не от Церкви, то, в области веры, он может быть только учеником нашим, но отнюдь не равным нам и не сотрудником нашим в деле проповеди. Он может в этом случае сослужить нам только одну службу – обратиться»²⁴. После приведенных выдержек, нам думается, едва ли можно утверждать, что м. Филарет и А.С. Хомяков не отрицали принадлежности западных христианских вероисповеданий к составу церкви вселенской.

Конечно, частным мнениям отдельных, хотя бы и высокоуважаемых, православных богословов нельзя придавать особенно широкого значения; но в данном случае эти мнения вполне подтверждаются авторитетным голосом представителей епархии восточной церкви, ее патриархов и синодов. В символической книге восточной греко-российской церкви, так называемом «послании патриархов» (1723г.), в одиннадцатом члене, мы читаем: «Веруем, что члены Католической церкви суть все, и притом одни верные, т.е. несомненно исповедующее чистую веру Спасителя Христа (которую приняли мы от самаго Христа, от Апостолов и святых Вселенских соборов), хотя бы некоторые из них и были подвержены различным грехам. Они остаются и признаются членами Католической церкви, только бы не сделались отступниками, и держались Католической Православной веры». Итак, отступающее и не держащееся католической православной веры не суть члены католической церкви. В подписях этого послания патриарх Константинопольский, Антиохийский и Иерусалимский «с обретающимися при них преосвященными Архиереями», с определенностью выражают, что под католической церковью они разумеют именно церковь восточную. В «окружном послании единой, святой, соборной и апостольской церкви ко всем православным христианам» (1848г.), подписанном всеми четырьмя восточными патриархами и 29-ю епископами синодов Константинопольскаго, Антиохийского и Иерусалимского, провозглашается, что западное учение об исхождении Св. Духа «есть сущая ересь, и последователи его, кто бы они ни были, еретики, составляющиеся из них общества, суть общества еретические, и всякое духовное богослужебное общение с ними православных чад соборной Церкви – беззаконно». В другом месте этого послания говорится, что «всякое покушение» и «самозванное увещание» со стороны запада, «клонящееся к искажению нашей неукоризненной веры», «достойно соборного осуждения»,– «доколе состоится вожделенное обращенье отпадших Церквей к телу единой, святой, соборной и Апостольской церкви, которой глава Христос»²⁵. Итак, западные хританские церкви – это церкви еретические, отпадшие от тела единой, святой, соборной и Апостольской церкви.

В «окружном патриаршем и синодальном послании» (1895 г.), подписанном патриархом Константинопольскими 12-ю митрополитами, читаем, что «в церковном устройстве первых веков благодатию Божию пребывают и всегда будут пребывать православный церкви на Востоке и Севере, которыя уже одни составляют теперь единую, святую соборную и апостольскую Христову Церковь, столп и утверждете истины». «Православная восточная Церковь справедливо хвалится о Христе, что она есть Церковь семи Вселенских Соборов и девяти первых веков христиаства, следовательно, единая святая соборная и апостольская Церковь, столп и утверждение истины. Римская же церковь есть церковь новшество. Посему она достойно и праведно объявлена и объявляется отделенной на все то время, пока пребудет в своем заблуждении». Далее говорится, что римская церковь «некогда составляла часть единой святой соборной и апостольской церкви», что «народы запада» «отторгнуты и пребывают вне единой святой соборной апостольской Церкви Христовой» и к ним послание взывает: «Возвратитесь, наконец, в недра единой святой соборной и апостольской церкви Божией, которая состоит из множества отдельных, по всему православному Mиpy богонасажденных святых Божих церквей»²⁶.

Наконец и наш Святейший Правительствующий Синод в недавнем «ответном послании ко Вселенской Патриархии (1903г.) говорит: «Что касается наших отношений к двум великим разветвлениям христианства – латинянам и протестантам, то Российская Церковь, вместе со всемиавтокефальными православными церквями, всегда молится, ждет и пламенно желает, чтобы эти некогда чада Матери-Церкви и овцы единого стада Христова, а теперь завистию вражею отторгнутыя и заблудшия, «покаялись и пришли в познание истины», чтобы они снова возвратились в лоно святой соборной и Апостольской церкви, к своему единому пастырю. Задача наша по отношению к ним должна состоять, по нашему мнению, в том, чтобы серьезно и твердо, по совести и пред Христом, раскрыть им нашу веру и неизменное убеждение в том, что только наша восточная православная Церковь, неповрежденно сохранившая всецелый залог Христов, – есть в настоящее время Церковь вселенская»²⁷. В виду стольких и таких свидетельств мы никак не считаем возможным в полной мере согласиться с утверждением епископа Графтона, что у церквей американской и православной понятие о церкви одинаково и в учении об этом предмете они согласны.

Не оказывается полнаго согласия и по вопросу об авторитете церкви в делах веры. «Мы согласно исповедуем, – пишет еп. Графтон, – что церкви дана власть разрешать споры о вере (the Churchthah authority in controversies of faith). Мы согласно веруем, что Дух Святой обитает в церкви и что Его голос слышен в согласном исповедании всего тела церкви». Все это так, но возникают вопросы:

а) где и в чем именно американская церковь видит выражение «согласного исповедания всего тела церкви»?

б) каков размер того авторитета, каким, по ее воззрению, обладает церковь при определении предметов веры?

а) По-нашему, православно-восточному, учению голос церкви выражается во Вселенском соборе, который Божественным полномочием, при содействии Св. Духа, непогрешительно определяет о предметах веры. Еп. Графтон в своей записке вопроса о значении Вселенского Собора совершенно не касается, но, по-видимому, мы имеем некоторое основание думать, что воззрение американской церкви в этом отношении не согласуется с православным. Церковь англиканская в 21 члене веры ясно исповедует, что «Вселенские соборы не могут быть собираемы без приказания и воли государей. Когда же они собираются (поскольку суть собрания людей, из коих не все управляются Духом и Словом Божиим), могут погрешать и иногда погрешали, даже и в предметах Божественных (things pertaining unto God). Посему установляемое ими, как необходимое для спасения, не имеет ни силы ни авторитета, пока не будет доказано, что оно заимствовано из Св. Писания»²⁸. Американская ветвь англиканской церкви этот 21-й член из числа своих 39-ти членов исключила; но значит ли это, что она в данном случае не согласна со своей метрогамией и не желает отрицать непогрешимость Вселенскаго Собора? По-видимому, нет. В американской книге общих молитв по поводу указанного пропуска сделано следующее примечание: «Двадцать первый из прежних членов опущен, потому что отчасти он имеет местный и граждански характер (of a local and civil nature), а в остальных частях предполагается (или подразумевается–is provided for) другими членами»²⁹. Итак, члены опущены не потому, что американская церковь не сочла возможным согласиться с мыслью о том, что Всел. соборы могут погрешать и погрешали, а совсем по другим причинам. С одной стороны, ей казалось, что вопрос об отношении светской власти к церковным соборам, по самому существу своему, не таков, чтобы вносить его в члены веры; а с другой – в этом члене не сказано ничего большего сравнительно с тем, что говорится в других членах. Последняя часть примечания приводит нас к вопросу о размерах авторитета церкви при определении предметов веры и служит, по-нашему мнению, лишь подтверждением той мысли, что американская церковь непогрешимости Вселенских Соборов не допускает, а именно: б) В опущенном, 21-м, члене говорится, что определение Всел. собора может иметь силу лишь настолько, насколько оно основано на Свящ. Писании. Эта самая мысль в еще более широком развитии дается в предшествующем, т.е. 20-м, члене веры, который гласит: «Церковь имеет власть устанавливать обряды или церемонии и авторитет в спорных вопросах веры; однако же церкви не предоставлено право (it is not lawful for the church) постановлять что-либо противное писаному Слову Божию, и не может она изъяснять одно место Писания в противоречие другому. Посему, хотя церковь свидетельница и хранительница Свящ. Писания, однако, как не должна она постановлять что-либо вопреки ему, так и сверх его не должна предписывать что-либо для веры, как необходимое для спасения». Из приведенных слов очевидно, что единственным непогрешимым авторитетом в определении предметов веры американская церковь признает Свящ. Писание, а что касается Всел. Собора и голоса церкви вообще, то они имеют значете лишь настолько, насколько служат выражением того же писаного Слова Божия. Между тем, православная церковь в этом отношении держится иных воззрений. «Мы веруем, – говорится в послании патриархов, – что свидетельство Католической Церкви не меньшую имеет силу, как и Божественное Писание. Поскольку Виновник того и другого есть один и тот же Святой Дух, то все равно – от Писания ли научатся, или от Вселенской Церкви. Человеку, который говорит сам от себя, можно погрешать, обманывать и обманываться: но Вселенская Церковь, так как она никогда не говорила и не говорит от себя, но от Духа Божия, (Которого она непрестанно имеет и будет иметь своим Учителем до века), никак не может погрешать, ни обманывать, ни обманываться: но, подобно Божественному Писанию, непогрешительна и имеет всегдашнюю важность». «Веруем, что Св. Дух учит Католическую Церковь чрез святых отцов и учителей Католической Церкви»³⁰. «Члены веры, – читаем мы в Православном Исповедании, – получают важность и твердость свою частью от Свящ. Писания, частью от Церковного Предания и учения Соборов и Св. Отцов.

Догматы суть двоякого рода: одни переданы письменно и содержатся в богословских книгах Св. Писания; другие переданы устно, и сие то были объяснены Соборами и Св. Отцами. На этих двоякого рода догматах основывается наша вера, которую надлежит не только хранить в тайне сердца, но и устами возвещать и исповедывать без страха и сомнения³¹. Если таким образом Православная Церковь Вселенскому Собору и Церковному Преданию придает столь высокое значение, а церковь американская такое их значение отрицает; то, конечно, никак нельзя признать между этими церквями полного согласия по вопросу об авторитете церкви в делах веры. Такое отсутствее полного согласия еще раз подтверждает и сам Графтон в своей записке, когда переходит к вопросу об источниках истинной веры. Совершенно умалчивая о церковном Предании и его самостоятельном значении, он рассуждает только о Свящ. Писании, причем говорит: «Мы веруем, что церковь ограничена в своих определениях первоначальным изложением веры (Depositum fidei), которое содержится в Св. Писании».

В дальнейшем изложении первой части записки еп. Графтон перечисляет те римские догматические нововведения, которые американская церковь отвергает, согласно с православною. Этот отдел записки никаких сомнений с нашей стороны не возбуждает. Одно лишь в нем показалось нам неточностью, которую желательно было бы видеть исправленною, так как недостаточно осведомленного читателя она может, пожалуй, ввести в заблуждение. Самому ли Графтону, или его переводчику, принадлежит она – мы, конечно, не знаем. В записке говорится: «Мы отвергаем прибавление в символе, сделанные папой Пием IV». Под именем символа каждый из нас обыкновенно разумеет то вероизложение, которое утверждено на первых двух вселенских соборах, известно под именем «никео-цареградского» и одинаково принимается в качестве вселенского исповедания веры как православными, так и римско-католиками и англиканами. Если говорят о «прибавлении в символе», то каждый прекрасно знает, что в этом случае речь идет о «Filioqne», т.е. о том слове, которое действительно «прибавлено в символ». Если так, то странно, по-нашему мнению, должны звучать слова записки еп. Графтона о каких-то «прибавлениях в символе, которые сделаны папой Пием IV. Читатель может подумать, что римская церковь сделала еще какия-то «прибавления в символе», кроме «Filioqne», тогда как ничего подобнаго нет. Дело идет не о «прибавлениях в символе», а о дополнениях к символу, т.е. о тех догматических учениях, которые, кроме и сверх никео-цареградского символа, римская церковь предписала верующим на Тридентском соборе. Эти дополнения изложены, как известно, в булле папы Пия IV-го «Ininnctum Nobis», 9 декабря 1564 г., в форме того присяжного листа, который носит наименование «Professio fidei Tridentinae». Здесь, сперва, излагается текст никео-цареградского символа с единственным лишь прибавлетем в нем «Filioqae»», а затем излагаются и догматические учения, служащие к нему дополнением³².

Неточность выражения записки еп. Графтона простирается, впрочем, еще гораздо далее указанного. «Мы отвергаем, – говорится там, – прибавления в символе, сделанные папой Пием IV». Читатель имеет полное основание думать после этих слов, что отвергаются все прибавления, сделанные папой Пием IV, а между тем, знакомый с буллою «Iniunctum Nobis», он знает, что в числе этих прибавлений заключаются учения: о седмеричном числе таинств, об умилостивительном значении евхаристической жертвы, о пресуществлении, о призывании святых, о почитании св. мощей и икон, т.е. такие учения, которыя содержит и православная церковь и относительно которых сам же еп. Графтон, в дальнейшем изложении своей записки, старается показать свое единомыслие, или по крайней мере, близость с учением православным.

Вторая часть записки еп. Графтона имеет своим предметом «вопросы», которые, по его мнению, «требуют объяснения» и представляет собою попытку по возможности примирить англиканское церковное учете с православным т. е. придать ему такое освещение и толкование, при котором оно наиболее приближалось бы к православному. Такая попытка, конечно, не новость. Напомним, например, читателям Богословского Вестника нашу статью «Голос из Америки»³³, где мы рассматривали подобную же попытку американского богослова и священника, д-ра Фрэнсиса Голля. Постановка дела в обоих случаях настолько аналогична, что в настоящее время нам нередко было бы вполне достаточным лишь повторить то, что было сказано в прежней статье.

Одним из таких, требующих объяснения вопросов «является», говорит еп. Графтон «неупотребление нами термина transubstantiation», причем он поставляет своей задачей выяснить учение англиканской церкви о таинстве причащения и указать, почему она не употребляет термина «пресуществление». «Это учение, – говорит он, – было внесено в статьи о религии (Articles of religion). Ибо хотя англикане никогда не смотрели на эти статьи как на исповедание веры (Confession of faith) и одну из них, о вселенских соборах (именно 21-ю), выкинули в Америке, и не признали обязательною подпись их членами иерархии, однако можно говорить о них как о выяснении учения, содержащегося в катихизисе, обязательном для всех». Соответственно такому взгляду на значение членов веры, еп. Графтон в своих разъяснениях и сосредотачивает преимущественное внимание на толковании 28 и 29 членов, где речь идет о таинстве причащения, причем сущность его аргументации сводится к тому, чтобы показать, что англиканские члены веры признают объективность присутствия тела Христова в таинстве. «Наша церковь, – говорит он в заключении, – верует в изменение (преложение) или μεταβολὴ, совершаемое через освящение. До этого акта элементы были простым хлебом и вином, после же него они, по слову Господа, суть Его тело и кровь. Это преложение совершается силою Св. Духа и есть божественная тайна»... «Если бы вы могли объяснить нам, что ваше употребление термина transubstantiatio не содержит догматической обязательности в изложении Тридентского собора, мы не видим основания, почему бы мы не могли быть согласными». Итак еп. Графтон склонен думать, что американское учение о таинстве причащения настолько близко к православному, что, если устранить термин «пресуществление», они могли бы быть со всем согласными. Прав ли он, однако, в этом случае? Что касается вопроса о действительном ирисутствии Тела и Крови Христа в таинстве евхаристии, то в этом отношении англиканские члены веры, по нашему мнению, сомнения не возбуждают, но и при всем том различие англиканскаго учета с православным не ограничивается лишь употреблением или неупотреблением термина «пресуществление». Еп. Графтону мы можем в этом случае повторить тоже, что было нами сказано др. Голлю. Дело совсем не в термине, а в самом существе того учения, которое им выражается, так что если бы мы оставили напр. в стороне слово «пресуществление» и заменили его при изложении восточного учения словом «преложение», существенная разность между православием и англиканством тем самым нисколько бы не устранилась. Православная церковь учит, что в таинстве причащения «присутствует Господь наш И. Христос не символически, не образно, не преизбытком благодати, как в прочих таинствах, не одним наитием, и не через проницание хлеба, но истинно и действительно, так, что по освящении хлеба и вина, хлеб прелагается, пресуществляется, претворяется, преобразуется в самое истинное тело Господа, которое родилось в Вифлееме от Приснодевы, крестилось во Иордане, пострадало, погребено, воскресло, вознеслось, седит одесную Бога Отца, имеет явиться на облаках небесных; а вино претворяется и пресуществляется в самую истинную кровь Господа, которая, вo время страдания Его на кресте, излилась за жизнь миpa. По освящении хлеба и вина остаются уже не сами хлеб и вино, но само тело и кровь Господня, под видом и образом хлеба и вина»³⁴ Вот это православное учение о преложении, пресуществлении, претворении или превращении хлеба и вина в тело и кровь Господа англиканская церковь решительно отвергает. В 28 члене веры она говорит: «Пресуществление (или изменение существа хлеба и вина) в вечери Господней не можетъ быть доказано Св. Писанием; оно противоречит ясным словам Писания, ниспровергает природу таинства и подало повод ко многим суевериям. Тело Христа дается, приемлется и снедается на вечери только небесным и духовным образом. Средство, коим Тело Христа приемлется и снедается на вечери есть вера». Правда, еп. Графтон говорит: «Наша церковь верует в изменение (преложение) или μεταβολὴ, совершаемое через освящение»; но это изменение, по смыслу англиканскаго символического учения, состоит не в превращении, а только в том, что в хлебе и вине, которые «продолжают оставаться в их естественной сущности», присутствуют тело и кровь Христовы. В книге общих молитв, в конце чинопоследования причащения, в особом примечании (так назыв. black rubric) мы читаем, что предписанием коленопреклонения при приобщении «совсем не имеется в виду и не вменяется в обязанность никакое поклонение (adoration) в отношении к принимаемым телесным образом сакраментальным хлебу и вину, или в отношении к какому-либо телесному присутствию естественных плоти и крови Христа, ибо сакраментальные хлеб и вино продолжают оставаться в их естественной сущности, а потому и не могут быть предметом поклонения. Это было бы идолослужение, от которого должны отвращаться все истинные христиане. Естественные тело и кровь нашего Спасителя Христа суть на небесах, а не здесь, и было бы противно истинности естественного тела Христова пребывать в одно время более, нежели в одном месте». По смыслу вероизложений и разъяснению их толкователей англиканская церковь, отвергая пресуществление, исповедует лишь учение о действительном присутствии (real presence) Христа в евхаристии, но присутствие не телесном (corporal), а духовном (spiritual). При стремлении более точным образом определить сущность этого присутствия, среди англик. богословов обыкновенно оказывается большое разнообразие воззрений, что, между прочим, с особенною ясностью обнаружилось при недавнем (1900г.) споре о хранении запасных даров и при состоявшихся по этому поводу Ламбэтском заседании архиепископов и Фульгэмской конференции англиканских богословов, когда вопрос о «действительном присутствии» подвергался специальному обсуждению³⁵. Стараясь разъяснить, что именно следует разуметь под «действительным присутствием» тела и крови Христа в евхаристии, богословствующая мысль современного англиканства иногда так далеко уклоняется от истины, что обнаруживает даже наклонность приписать ему лишь субъективное значение в отношении к душе верующего. При таком положении дела, очевидно, никак нельзя утверждать, что по вопросу о пресуществлении разность между англиканством и православием состоит лишь в употреблении или неупотреблении термина. Что касается американской ветви англиканства, то нельзя не заметить, что в ней, по вопросу о таинстве причащения, обнаруживается несколько большее приближение к учению церкви православной. Это можно видеть из того, что в американской книге общих молитв:

а) в чине прибщения прибавлена молитва, заключающая в себе призывание Святого Духа на дары³⁶, чего в англиканской книге не имеется,

б) знаменитое примечание (black rubric), заключающее в себе наиболее ясные и резкие выражения против принимаемого православною церковью учения о пресуществлении или преложении хлеба и вина в тело и кровь Христовы, в американской книге опущено. Придавать этим, повидимому весьма знаменательным, изменениям особенно важное значете мы, однако же, не считаем себя вправе, так как, с одной стороны, 28-й член веры, решительно отвергающей «изменение сущности хлеба и вина» в таинстве евхаристии, остается в полной силе и в американской церкви; а с другой – эта церковь, в предисловии к книге общих молитв, прямо заявляет, что она «далека от намерения отступать от церкви англиканской в каком-либо существенном пункте учения»³⁷. В виду этих обстоятельств, мы склонны видеть в указанных изменениях лишь несколько большее приближение американской церкви к православию сравнительно с чистым англиканством; но и только.

Свои объяснения относительно «пресуществления» еп. Графтон заключает таким к нам обращением: «Если бы вы могли объяснить нам, что ваше употребление этого термина не содержит догматической обязательности в изложении Тридентского собора, мы не видим основания, почему бы мы не могли быть согласными». Нам думается, что такого объяснения мы, к сожалению, дать ему не можем, так как в Тридентских постановлениях³⁸ о превращении (conversio) и пресуществлении (transubstantiatio) хлеба и вина в таинстве евхаристии нет ничего несогласнаго с учением церкви православной.

«Другой предмет, требующий объяснения, – продолжает еп. Графтон в своей записке, – касается почитания святых. Мы веруем, что помогают нам их молитвы, которые они возносили еще на земле и которые они возносят теперь на небесах. Мы не отказываемся просить Бога принять их молитвы за нас и не отказываемся от так называемого косвенного призывания, и так как, если они знают наши молитвы, это совершается откровением Божим, то казалось бы, что нет догматического различия между прямым и косвенным призыванием. Мы просим молиться всех святых не как всемогущих и вездесущих и не как самостоятельных источников милости и добродетели, но как поклоняющихся вместе с нами в церкви Божией». Нам кажется, что в этих заявлениях есть некоторое несоответствие. С одной стороны, автор записки, повидимому, допускает лишь косвенное призывание, а именно утверждает, что святые молятся за нас, мы же просим Бога принять их молитвы, т.е. обращаемся не к ним непосредственно, но к Богу. С другой же стороны, он прямо заявляет: «Мы просим молиться всех святых», – т.е. допускает прямое призывание. Обращаясь за выяснением учения об этом предмете англиканской церкви к ее символическим книгам, мы находим в них решительное и резкое отрицание призывания святых. В книге общих молитв, в службах на дни, посвященные памяти святых, нет ни одной молитвы, которая заключала бы в себе хоть малейший намек на призывание; а 22-й член веры с резкостью заявляет, что «римское учение относительно чистилища, индульгенций, служения и поклонения иконам и мощам, а также призывания святых, есть глупость (a fond thing) суетно-измышленная, не основанная ни на каком свидетельстве Писания, но скорее противоречащая Слову Божию». Учение о призывании святых т. обр. решительно отвергается и ставится на одну линию с римскими заблуждениями относительно чистилища и индульгенций. Если так, то англиканское учение об этом предмете стоит, очевидно, в решительном противоречии с православным. Наша восточная церковь, верная голосу VII Вселенскаго Собора, исповедует³⁹, что «святые суть посредники и ходатаи о нас перед Богом не только здесь, во время их пребывания с нами, но еще более по смерти. Мы призываем Святых в посредничество между Богом не как богов каких, но как другов Его, которые служат Ему, славословят Его и поклоняются Ему. Мы требуем помощи их не потому, чтобы они могли помогать нам своею собственною силою; но поскольку ходатайством своим они испрашивают нам от Бога благодать. Мы не отдаем Божеской чести Святым Божим, но молим их, как братий наших и другов Божих, чтобы они испрашивали нам, братиям своим, помощь у Бога и ходатайствовали за нас пред Господом». Правда, некоторые из англиканских богословов, объясняя резкость 22-го члена злоупотреблениями римской церкви, выражают иногда наклонность признать учение о призывании святых в том смысле, как оно излагается православною церковью⁴⁰, и к разряду таких именно богословов принадлежит, быть может, еп. Графтон; но это лишь взгляды отдельных личностей, а церковное учение и богослужебная практика относительно этого вопроса, как в Англии так и в Америке, и досель остаются в их первоначальном виде. Епископа Графтона приводит в некоторое смущение молитвенное возглашение «Пресвятая Богородице, спаси нас!», употребляющееся в нашей православной церкви. У него возникает вопрос: не служит ли это возглашение выражением такого же чрезмерного превозношения, которое оказывается Пресв. Деве в римско-католической церкви и по которому она признается даже соискупительницей (со-redemptrix)? «Так как мы боимся современного римства, – говорит он, – не можете ли вы, православные, по любви своей, успокоть страх нашего народа?» Вполне можем уверить достопочтенного автора записки, что этот страх не имеет основания. Наша православная церковь, поставляя Богоматерь превыше ангелов и всех святых и предписывая большее ей поклонение, тем не менее, признает ее только ходатаицей и заступницей за нас пред Богом, значение которой отличается от такового же значения ангелов и святых не по существу, а лишь по степени. Эта мысль выражается отцами седьмаго Всел. Собора, когда они говорят: «Храним слова Господни, апостольские и пророческие, через которые мы научились чтить и величать, во-первых, собственно и истинно Богородицу,– и св. Ангельские силы, Апостолов, Пророков и славных мучеников, святых и богоносных учителей и всех святых мужей и просить их предстательства: потому что они могут соделать нас угодными Царю всех Богу»⁴¹. В послании патриархов мы читаем: «Исповедуем, что Святые ходатайствуют о нас в молитвах и прошениях к Нему (Богу), а более всех пренепорочная Матерь Божественного Слова, также Святые Ангелы Хранители наши, Апостолы, Пророки, Мученики, Праведные, и все».⁴² «Наше почитание Святым двоякого рода: одно относится к Матери Бога Слова, которую чтим более, нежели рабу Божию: поскольку Богородица, хотя есть воистинну раба Единаго Бога, но она есть и Матерь»⁴³. Так как римская идея о значении Богоматери, как соискупительнице, имеет позднейшее происхождение, то, конечно, символические книги православной церкви считаться с ней не могли; но эта идея решительно отвергается в богословских сочинениях, имеющих в нашей церкви учебно-руководственное значение. «Откуда известно, – пишет напр. арх. Иннокентий, – что Пресв. Дева Mapия есть восстановительница рода человеческого? По учению Св. Церкви, Она только послужила восстановлению сему тем, что родила Христа, Бога нашего (Mф.1:25), а восстановил сей род воплотившийся от Нее Бог Слово»⁴⁴. Что же касается указываемого Графтоном молитвенное возглашения, то в нем, как и во многих других подобных, выражается мысль, что Пресв. Богородица не сама, ей принадлежащею силой, спасает людей; но лишь содействует их спасению; как «предстательство христиан непостыдное, ходатайство ко Творцу непреложное», «всем творит спастися», «приносит нашу молитву Сыну своему, и Богу нашему, да спасет (Он – Господь) ею души наши»⁴⁵.

«Относительно числа божественных таинств, – продолжает еп. Графтон в своей записке, – мы не усматриваем существенной разницы между церквями. Англиканская церковь содержит два таинства «всем необходимых для спасения», и пять других, «называемых обыкновенно» таинствами. В смысле «орудие благодати» все семь принадлежат к той же самой категории. Но мы делаем различие и разделяем их, как это сделано в богословских сочинениях вашего Хомякова. Здесь два таинства рассматриваются имеющими отношение ко Христу и к вечному бытию церкви, а другие таинства касаются церкви земной в условиях ее временного и воинствующего положения. Материя и форма двух таинств установлены Христом и неизменны, материя же и форма других таинств подлежат регулированию церкви». Итак, по уверению еп. Графтона, англиканская церковь признает все семь таинств, лишь различая их по их значению и по происхождению их видимого знака, т.е. обряда. Такое понимание англиканского учения о таинствах высказывается, как известно, многими англиканскими богословами и утверждается на тщательном толковании символических документов англ: церкви, а именно: 25-го члена веры, катихизиса и книги гомилий⁴⁶; но признать такое понимание несомненным мы не имеем права, так как в катихизисе и члене веры с несомненностью говорится только о двух таинствах: крещение и вечери Господней, а каких-либо вполне авторитетных разъяснений в том смысле, что и остальные пять следует признавать таинствами, со стороны англиканской церкви пока еще не сделано⁴⁷.

При таком положение дела, высказываемый еп. Графтоном⁴⁸ взгляд мы можем признать лишь богословским мнением, хотя бы и имеющим многочисленных последователей; но не учением англиканской церкви. Что касается этого мнения по его существу, то нам думается, что оно не стоит в противоречии с учетем православной церкви и если бы церковь англиканская несомненно принимала все семь таинств лишь с разделением их на две категории, то этот пункт вероучения не мог бы более служить препятствием к церковному единению. Деление таинств на высшие и низшие не противоречит учению православной церкви и может быть ею допущено; а во свидетельство этого мы можем напр. сослаться на Вселенского Константинопольского патриарха Иеремея 2-го, который во втором ответе своем тюбингенским богословам называет крещение и причащение важнейшими, по сравнению с остальными пятью таинствами православной церкви (ϰυϱιώτεϱα τῶν μυςηϱίων, caeteris sacramentis potiora)⁴⁹. Полагаем, что Вселенский патриарх, один из образованнейших людей своего времени и своей страны, не противоречит в данном случае учению своей православной церкви.

«Великим затруднением может быть между нами то, – продолжает еп. Графтон, – что мы употребляем в символе Filioque. Это мы наследовали от связи нашей с западным христианством. Силен Господь, великий в Своей милости и любви, так просветит нас, чтобы и эта причина разделения могла быть устраненною. Без сомнения, великим удовольствием может служить то, что между нами нет разницы в учении. Мы оба веруем в едино только «начало» (ἀϱχὴ) во Святой Троице. Мы оба отрицаем, что Дух Святой исходит от Сына таким же образом, как и от Отца». Несомненно, что указанные пункты сходства существуют, но и при всем том никак нельзя сказать, что «между нами нет разницы в учении». Разность имеется существенная, которую мы и указывали в замечаниях на статьи д-ра Голля. По западному воззрение, которому остается верно и англиканство, Сын, в силу Его единосущия с Отцом, не может быть устранен от существенного участия в извождении Отцом Духа Святого, а потому или содействует Отцу в изведении Св. Духа, или же по крайней мере – пассивно участвует в этом акте, представляя собою как бы среду, через которую проходит Дух Святой при исхождении от Бога Отца. Православный же восток выходит при своем представлении о рождении и исхождении из идеи совокупного действия, которым Бог Отец и рождает Сына и изводит Св. Духа. Действие это может быть названо рождающе-изводящим. Сын и Дух происходят от Отца соединенно, совокупно, вместе, – Сын сорождается с исходящим Духом, Дух соисходит с рождающимся Сыном – нераздельно, хотя и неслиянно. Ни та ни другая Ипостась таким образом не содействует одна другой в получении бытия от Отца и не условливает бытия другой, а потому не может быть места и мысли о каком-либо содействии Сына изведению Св. Духа⁵⁰. Что касается прибавки в символ, то еп. Графтон рассуждает о ней исключительно с практической точки зрения. «Для православной восточной церкви, – по его мнению, – невозможно изменить свое изложение символа веры, потому что в этом заключалось бы признание папского главенства и его права делать прибавление к символу, а если бы мы (т.е. англикане) выкинули эту прибавку, то многое из нашего народа могли бы сказать, что мы делаем опыты с символом, и поэтому отделились бы от церкви и ушли бы в Рим». Автор совершенно оставляет в стороне вопрос о законности сделанной прибавки и, повидимому, забывает, что православная церковь отвергает эту прибавку не по каким-либо счетам с Римом, а потому, что не признает правильности заключающейся в ней мысли и твердо помнит 7-е правило 3-го Всел. Собора о неприкосновенности Никео-Цареградскаго символа, не раз подтвержденное и соборами последующими. При таком положении дела, предлагаемое еп. Графтоном примечание в англиканском молитвеннике, очевидно, не могло бы устранить существующего затруднения. Такое примечание только констатировало бы факт, который и без того всем известен; но и при нем оставалось бы в полной силе то обстоятельство, что англиканская церковь допускает в символе прибавку, не дозволяемую Вселенскими соборами, и возводит в догмат учение, которое православная церковь никоим образом догматом не признает.⁵¹

«Наконец, мы пытаемся думать, – пишет еп. Графтон, – что число соборов не может представить затруднения для соглашения. Единственный вопрос может возникнуть о седьмом или втором Никейском соборе». Затем он разъясняет, что «на деле» англиканская церковь «поступает согласно» с определениями седьмого Всел. Собора, а именно: мы, говорит он, освящаем наши храмы, благословляем купели, органы, священные сосуды, облачения и алтари, помещаем образа Святых в наших храмах и на стенах и окнах, преклоняемся перед алтарем, лобызаем слово Божие и многими способами оказываем почтение святым и святыням. «Так англиканская церковь практически усвоила учение седьмого Вселенскаго Собора и, хотя некоторые писатели говорили о четырех или о шести соборах, однако седьмой Собор никогда не был отрицаем прямо, формальным или соборным действием нашей церкви. В виду того, что учение Собора принято и действует, мы должны не позволять академическим взглядам разделять нас». Итак, еп. Графтон утверждает, что фактически в англиканской перкви учение седьмого Вселенского Собора принято и действует, а отрицание этого собора составляет не формальное определение церкви, но лишь академический взгляд. Оба эти положения мы можем принять лишь с некоторыми ограничениями. Несомненно, что в последнее время употребление икон мало по малу получает в англиканской церкви все большее и большee распространение⁵²; но отсюда еще очень далеко до полного согласия с определением седьмого Всел. Собора, который говорит не только об употреблении икон, но и о чествовании их лобызанием и почитательным поклонением⁵³.

Едва ли можно утверждать, что учение этого Собора принято и действует, когда и доселе в англиканской церкви остается в полной силе 22-й члене веры, в котором почитание и поклонение иконам называется суетно-измышленною глупостью. Что же касается отрицания авторитета седьмого Вселенскаго Собора, то это воззрение нужно признать имеющим в англиканской церкви весьма широкое распространение.⁵⁴ Оно настолько общепринято, что выдается за установившееся церковное учение даже в руководствах, принятых и употребляемых в духовенстве и богословских школах Англии и Америки⁵⁵. Оно с решительностью утверждается в «книге гомилей⁵⁶ символическое значение, которой свидетельствуется 35-м членом веры. Его проповедует и доклад комитета епископов на Ламбэтской конференции 1888-го года, где говорится: «Относительно авторитета Вселенских Соборов наше вероисповедание всегда признавало решения четырех первых соборов о предметах веры; но нет и какого-либо догматическаго пункта, в котором оно не соглашалось бы и с учением соборов пятого и шестого. Второй Никейский собор, обыкновенно называемый седьмым собором, однако не бесспорен (not undisputed) наш долг удостоверить, что наша церковь никогда не принимала учение этого собора относительно почитания священных изображений».⁵⁷ В виду такого рода данных, мы никак не можем принять на себя смелость утверждать, что англиканская церковь авторитета седьмого Вселенскаго собора не отвергает.

Сделанный нами краткий обзор вероучения англиканской церкви по сравнению с православным, кажется, с достаточною ясностью показывает, что существует между ними еще не мало разностей, совокупность которых служить существенным препятствием к церковному единению, как бы ни были искренни и глубоки одушевляюшие их последователей чувства взаимной симпатии и как бы ни было пламенно их желание единения. Великие трудности стоят еще на пути осуществления святого дела и сам еп. Графтон вполне сознает это. «Мы должны еще, – говорит он, – во многом, очень многом видоизмениться и приблизиться к вам и вашей церкви»⁵⁸. «Мы не обольщаемся мыслью о легкости этого великаго дела; мы видим его трудность, сложность, и чувствуем, что нужно время и силы; от вас же (русских) мы желаем и ждем терпения. Мы не считаем соединение безнадежным, и, сознавая себя больными, но никак не мертвыми, надеемся постепенно восстановить здоровье. Будем же молиться и одушевленно работать для осуществления начинаемого дела» ⁵⁹. Еще много лет и трудов, без сомнения, потребуется на эту работу; но, как говорит еп. Сергий: «Будет время, возрастет и окрепнет вселенский, католический дух в недрах американской церкви, победит все другие в ней течения, тогда и путь на восток будет для нее необходимым, а вместе с тем не будут лишними и те крупицы, песчинки труда, которые каждый из нас принесет от себя теперь на приготовление этого пути»⁶⁰. В самом ближайшем будущем, от теперь начинающихся сношений и объяснений, еп. Графтон не считает возможным ожидать каких-либо особенно крупных результатов. «Было бы великим прибретением, – пишет он, – и для нас и для христианства вообще, если бы бездна, разделяющая церкви, хотя бы в малой степени сократилась».⁶¹ В таком святом деле и всякий малый шаг имеет великое значение и вот это-то сознание и побудило нас в настоящем случае принести свою крупицу труда.