Введение

В богатом содержанием современном Церковном Уставе скромно затерялось одно совершенно неприметное, по своей внешней бесцветности и нехарактерности, выражение, в отношении которого даже самый добросовестный рядовой читатель считает вполне для себя дозволительным не останавливать своего внимания, как на подробности слишком мелкой и слишком малозначительной.

Это выражение состоит из одного слова, скромно вплетающегося в непрерывную цепь уставных указаний при помощи соединительного союза «и»: «и чтение». Но лаконически краткое и маловыразительное, оно неотступно преследует внимательного читателя «Устава» страница за страницей, встречает его глаз непременно в одних и тех же местах церковно-богослужебного последования: на утрене – после каждой кафизмы, на полиелее, после 3-ей и 6-ой песен канона, по отпуске пред первым часом, – и на всенощном бдении по окончании вечерни пред началом утрени.

«Чтение... чтение... чтение»…

Что ото за «чтение?» Большинство читателей Устава, читателей «ех officio», успокаивается на мысли, что здесь, разумеется, вообще какое-то, обычно непрактикуемое теперь, дополнительное чтение, в роде чтения псалтири или седальнов. Но при более внимательном ознакомлении с Уставом замечается, что лаконическое указание «чтение» по временам принимает более конкретный и определенный характер: «и чтение... чтется от слова иже во святых отца нашего... чтется от жития святого... от словес торжественных... слово Златоуста... слово Богослова... чтется от шестодневника Св. Василия Великого, чтется от толкований на Евангелие, на послание Павла апостола, оглашение преп. отца нашего Феодора Студита» и т. д. Отсюда для внимательного читателя «Устава» естественно следует приблизительно правильное общее представление о церковно-богослужебном факте, кроющемся под уставным термином «чтение»; это есть теперь уже обычно непрактикующееся чтение в определенные моменты богослужения церковно-учительных произведений, преимущественно житий святых и святоотеческих творений.

Этот-то факт, кроющийся под столь неприметным термином, и служит предметом предлагаемой работы... скромный по внешности факт существования за церковным богослужением особых регламентированных Церковным Уставом, или, кратко, технически выражаясь, «Уставных Чтений» учительного характера...

Для сознания большинства даже богословски образованных людей, едва ли может быть задача более неожиданная, чем эта!

Уставные Чтения, как предмет специального изучения, – задача не вполне ясная даже среди специальных представителей различных отраслей русской исторической науки, которая до последнего времени совершенно довольствовалась по данному предмету единственным специальным замечанием прот. А. В. Горского, скромно затерявшимся в его многотомном описании рукописей Синодальной библиотеки¹ «Что это такое? По какой это научной отрасли? И какой особый интерес может иметь изучение такой материи?» – с искренним удивлением и недоумением спрашивают научно-богословски образованные люди, встречаясь с мыслью об Уставных Чтениях, как предмете специального изучения. А на самую попытку такого изучения склонны смотреть прямо-таки с величайшим сожалением, как на малополезную трату дорогого времени, не имеющую серьезного научного, или даже просто образовательного значения. Обычно думают, что Уставные Чтения это – одно из таких же мало выдающихся явлений исторической жизни Руси, как чтение псалтири или канонов за богослужением, как исследование об Уставных Чтениях понимается, как исследование одного узкоспециального археологически-литургического интереса с исследованиями о порядке чтения псалтири или канонов в русском богослужении давно минувшего времени. Иначе говоря, думают, что Уставные Чтения могут представлять интерес только со стороны своего литургического положения, как мелкий литургический факт, не допуская и мысли, чтобы это мог быть факт более высокой научной ценности и более широкого значения.

А между тем Уставные Чтения – чрезвычайно важный факт в исторической жизни древней Руси.

Об этом говорит уже простое сопоставление установленных наукой общих положений о характере идейной жизни древней Руси с указанным сейчас общим понятием об Уставных Чтениях как чтениях из церковно-учительных произведений, производившихся в древней Руси за богослужением.

А. «В наше время, – писал проф. Иконников в 1869 г., – книга получила могущественное влияние и не редко заменяет школу, но в доброе старое время школа давала умственное направление обществу, и только отдельные умы, создавая новое, разрывали заветные связи со школою, из которой они вышли². Но в древней Руси школьное обучение имело узкий объем³, ограничиваясь научением чтению по часослову и псалтири и письму, единственной же школой, где русское общество могло получать идейное поучение, была церковь – храм: а среди всех средств, которыми храм поучал общество, самым непосредственным и понятным средством, конечно, были Уставные Чтения. Отсюда вытекает вопрос о значении Уставных Чтений, как первостепенной силы, дававшей направление идейной жизни общества.

Б. «В строгом смысле слова, до XVII века у нас не было науки. Наша литературная деятельность до того времени верно характеризуется названием книжности. Она стояла в самом тесном отношении к религии и была ее результатом; книжность должна была удовлетворять только религиозным потребностям»⁴. Но если древнерусская литературная деятельность стояла в самом тесном отношении к религии, как ее результат, то, конечно, она не могла не стоять в таком же отношении и к тем письменным произведениям, которые, выражая сущность этой религии, читались вслух всего церковного общества и при том в самом сердце религиозной жизни, в учреждении самого высшего религиозного авторитета, – в храме. А отсюда вытекает новый вопрос: об Уставных Чтениях как важнейшем источнике и вместе продукте древнерусской литературной деятельности.

«Книжность в России распространялась главным образом чрез монастыри, и потому русская образованность древней эпохи может быть вполне названа монастырской»⁵. Но так как в монастырях вся жизнедеятельность имела сосредоточие в храме, в богослужении, то естественно, чтобы и образованность монастырская по своему характеру и идейному содержанию стояла в самой тесной зависимости от идейного содержания тех поучительных произведений, которые читались за богослужением в руководство всей братии, т. е. с Уставными Чтениями.

***

Лет десять назад проф. Н. К. Никольский в актовой речи 17 февраля 1900 года⁶ высказал по этим вопросам самые положительные и решительные тезисы, которые поднимают вопрос об Уставных Чтениях до высоты первостепенной важности для истории древней Руси?

А. «Уставным Чтениям выпало на долю быть главным источником русских духовных идеалов... Склад идеальных понятий древнерусского человека и его убеждений свою коренную основу имел в том учении, которым Церковь наделяла его в Уставных Чтениях⁷. Типикарные чтения заправляли духовным воспитанием народа;⁸… распространением христианского просвещения и церковного быта наша древняя отсталая Русь была обязана более книге, чем устному слову⁹, особенно ввиду того факта, что на ряду с прочитыванием божественных писаний в церкви, тот же четий материал употреблялся и для домашнего или келейного чтения, которое в древности было почти равносильным, хотя и менее общедоступным, источником просвещения»¹⁰.

Б. «Огромное большинство памятников древнерусской оригинальной литературы возникло в силу житейских потребностей, между которыми самыми существенными были требования Церковного Устава, разъясняющие нам происхождение преобладающих особенностей так называемой древнерусской литературы¹¹.

В истории Церковного Устава и назначенных им чтений следует искать разгадку и основного направления древнерусской духовной литературы, и последовательности в ее развитии, и частных интересов ее, и стилистических вкусов ее писателей, живших до половины XVII века включительно¹².

Переводный четий материал, среди которых произведения древних русских писателей кажутся незначительной крупицей, распространялся в тысячах списков прежде всего вследствие богослужебных потребностей. История развития этой богатой письменности долгое время почти исключительно отражала на себе насущную потребность в круге Уставных Чтений¹³.

Почти до половины XVII века церковно-учительные задачи не покидали нашей библиотечной письменности, если не во всей ее совокупности, то в самом обширном ее отделе. Доступные нашему изучению древнерусские библиотеки были не хранилищами памятников науки и литературы, но хранилищами богослужебного и церковно-учительного материала¹⁴.

Тезисы проф. Никольского ставят Уставные Чтения средоточным центром, около которого вращалась вся идейная жизнь древнерусского общества. А если так, то Уставные Чтения претендуют быть фактом первостепенной важности в общей истории древней Руси.

Но данный факт, литургический по внешнему положению, есть факт, собственно, гомилетический по внутренней своей природе. Уставные Чтения – ведь это поучения, богослужебная проповедь, и потому тезисы проф. Никольского устанавливают факт первостепенного гомилетического интереса: факт проповеди с чрезвычайным господствующим влиянием в целой истории народа.

Этот то чрезвычайно высокой научно-исторической и, в частности, историко-гомилетической ценности факт и является предметом обследования в нижеследующей работе.

***

Будучи сложной, литургико-гомилетической природы, Уставные Чтения представляют из себя факт настолько чрезвычайно широкого объема, что научное исследование его – задача не единоличной, а коллективной систематической работы. Уставные Чтения – проповедь, но это – проповедь своеобразная, не живая, не непосредственно-личная; это – проповедь книги. Здесь проповедует не живая личность, а коллективный идейный фактор – книга, проповедует в течение длинного ряда веков, в бесчисленных пунктах, на широком пространстве христианского мира. Обозреть и изобразить историю, так сказать, жизни и деятельности этого многовекового проповедника – задача, невыполнимая силами одной личности и в рамках единичного учено-литературного труда. Здесь требуется целый ряд работников и ученых трудов.

С трех основных точек зрения обследует гомилетическая наука каждого деятеля в области церковного учительства. Она исследует, во-первых, внешние условия и общий объем его учительной и деятельности. Во-вторых, она исследует внутреннее содержание учительного слова и внешние формы его, в их генетической зависимости от процесса внутреннего и внешнего развития, как самого проповедника, так и его слушателей. В-третьих, наконец, она устанавливает значение данного учительного слова в истории церковного учительства и церковной жизни. Научное исследование с этих трех точек зрения коллективного многовекового фактора церковного учительства – Уставных Чтений естественно должно принять сложный план и разбиться не только на соответствующее число основных частей, но и на ряд отделов, посвященных серьезнейшим проблемам, способным, каждая по себе, стать предметом самостоятельных литературных трудов.

Внешние условия и общий объем Уставных Чтений определяются в тесной связи со всем литургическим строем, частью которого они являются, регламентацией того же церковно-законодательного кодекса, который регламентирует и всю литургическую практику – Церковным Уставом. Отсюда, первая задача научно-гомилетического исследования Уставных Чтений – обозреть и изобразить уставную регламентацию Чтений, прежде всего родоначальницы русской церковной жизни и литургической практики – Греческой Церкви, а затем уже – Церкви Русской.

Содержание учительного слова Уставных Чтений заключено в длинном ряде литературных памятников, история происхождения, развития и распространения каждого из которых, – например, Панигирикона – Торжественника, Четий-Миней, Златоуста, Патерика, – требует специального исследования. Вторая и центральная часть исследования Уставных Чтений должна охватить собою ряд такого рода специальных работ.

Наконец, на основании добытых в предшествующих стадиях исследования выводов, открывается возможность. установки значения Уставных Чтений в истории Церкви.

Наша настоящая работа не претендует, конечно, на выполнение всех этих задач полностью. Она имеет целью положить лишь начало научно-планомерному обследованию факта Уставных Чтений, как единого целого. Этою целью обусловливаются план и состав нашей работы. – Чтобы получить представление об Уставных Чтениях, как о целом, необходимо, прежде обстоятельного изучения каждой из трех главных сторон этого явления, предварительное общее обозрение и ознакомление с ним со всех сторон, проведенное до той глубины, на которой выясняется достаточно ясно сущность и природа явления; только после этого, при свете полученных здесь данных, можно приступать к последовательному, вполне обстоятельному исследованию каждой из основных сторон явления. Таким именно путем мы и шли в своих изысканиях. Начав с предварительного общего изучения данного явления с различных сторон и получив лишь ряд экскурсов, неспособных составить один органически- цельный литературный труд, мы приступили к детальному изучению материалов для выполнения первой из намеченных задач научно-гомилетического обследования; Уставных Чтений. Результатом этого изучения и является настоящий первый выпуск, имеющий своим предметом «уставную регламентацию Чтений в Греческой Церкви». Специальный, второй выпуск выделен для обследования уставной регламентации Чтений в Русской Церкви, в сфере жизни которой Уставным Чтениям принадлежит исключительная историческая миссия. Дальнейшие выпуски должны служить опубликованию прежних и новых материалов и наблюдений по вопросам второй – центральной, и третьей – заключительной частей исследования Уставных Чтений, – по вопросам о происхождении и литературной истории и религиозно-культурном значении сборников и вообще учительного материала Уставных Чтений (прежде всего – Панигирикона и Златоуста).

Работа посвящается священной для Московской Духовной Академии памяти ее незабвенного профессора и ректора протоиерея Александра Васильевича Горского, впервые обратившего ученое внимание на предмет настоящего исследования в известном «Описании славянских рукописей Синодальной библиотеки», которое дало нам первый стимул к работе и было неизменным ученым руководством.

В первом выпуске нашей работы мы не ставим себе прямой задачей дать очерк истории развития Уставных Чтений. Наличное состояние литургической науки не дает возможности построить такого рода очерк сколько-нибудь полно, последовательно и научно-прочно. История развития Уставных Чтений – органической части богослужебного строя, немыслима вне истории развития богослужебного строя вообще и регламентирующего его Церковного Устава в особенности; а такой истории литургическая наука доселе еще не имеет, так как находится пока в предварительном периоде собирания, опубликования и разработки отдельных источников науки. Самое взаимоотношение этих источников, заключающих в себе и регламентацию Чтений, остается не выясненным, сколько-нибудь, прочно; не выяснен даже основной и центральный вопрос всех литургических построений: о взаимоотношении Уставов Студийского и Иерусалимского; загадочна судьба Устава Великой Церкви и т д. При таком положении дела конструировать достаточно полно и последовательно историю развития практики Уставных Чтений – задача научно-невыполнимая.

Наша работа в виду этого ставит себе прямой задачей более простую, как единственно выполнимую – сравнительно-аналитическое обозрение и изложение памятников уставной регламентации Чтений в связи с данными некоторых других литургических источников. Уже одна эта задача сама по себе, по мнению специалистов, может быть предметом ценного для истории древней письменности исследования»¹⁵. Но одновременно мы не отказываемся вовсе от частичного, по крайней мере, выполнения и первой задачи. В силу этого обозрение и изложение памятников мы нашли наиболее удобным и плодотворным представить не в строго хронологическом порядке, а в том, в котором эти памятники при сравнительном аналитическом сопоставлении наиболее освещают и дополняют друг друга, давая наиболее устойчивые и связные заключения по истории развития уставной практики и регламентации Чтений, а в связи с ней и богослужебного строя и Церковного Устава вообще.

Этим объясняется план предлагаемой работы. Первые две трети (главы I–IV) работы мы посвящаем сравнительному обзору наиболее полных и определенных памятников двух основных и наиболее сродных разветвлений богослужебного строя и Церковного Устава –Студийско-Константинопольского и Иерусалимского. Все же остальные, менее полные и определенные и даже совершенно отрывочные памятники и свидетельства обозреваем и излагаем в последней трети сочинения (V глава), при свете выводов, вытекающих из предшествующего обзора; пытаясь, насколько возможно, осветить самую историю развития уставной регламентаций и практики Чтений. При таком построении нашей работы проблематичность тех или других выводов нисколько не мешает документальности и полноте обзора, изложения и анализа источников; с другой стороны: документальность обзора не мешает ему в значительной мере, в пределах научной возможности, подниматься до свойств исторического очерка развития уставной регламентации и практики Чтений в связи с историей богослужебного строя и Церковного Устава вообще. В таком виде наша работа, по нашему намерению, должна представлять наиболее прочный исходный пункт для освещения истории происхождения и развития сборников Уставных Чтений. Этим назначением обусловливаются и другие, более частные особенности нашей работы. Сосредоточивая главное внимание на составе четьяго материала, мы обозреваем его по трем кругам церковного года; не только потому, что это соответствует делению самого богослужебного последования, но прежде всего потому, что каждый из этих кругов обусловливает собою существование и развитие особых родов учительных сборников; в круге минейном мы различаем специально-учительную и житийно-повествовательную группу, так как первая имеет значение для истории развития Панигирикона-Торжественника минейного, а вторая – Четиих Миней. Конструируя списки чтений, мы не ставим целью указывать полную литературную историю каждого произведения по рукописным сборникам и печатным изданиям, так как это – задача дальнейших выпусков; мы лишь довольствуемся раскрытием литературно- библиографического содержания отдельных титулов уставной регламентации путем указания одного или нескольких известных нам печатных изданий, в которых соответствующая данному титулу редакция того или иного литературного памятника находится в оригинальном или переводном (латинском, русском, славянском) текстах; в случае отсутствия печатных изданий мы указываем один или несколько известных нам рукописных источников местонахождения тех или других произведений.

В настоящем выпуске мы обследуем господствовавшую на Руси уставную регламентацию Чтений в ее греческой основе, или иначе, уставную регламентацию Чтений Греческой Церкви, но сюда не входит изложение специальных славяно-русских особенностей уставной регламентации Чтений. Эти особенности, незначительные в рукописных редакциях Устава, наиболее полно и чрезвычайно широко выступают в первопечатном уставе 1610 года, имея своим источником русские монастырские обиходники и указатели Чтений. Ввиду своеобразности, сложности и, главное, научной необследованное этого источника вообще, мы выделили обозрение славяно-русской регламентации Чтений для подготовляемого второго выпуска нашего исследования.

Работа печаталась в продолжении двух лет (сначала статьями в ж. Богословский Вестник за 1912 год) при различных типографских и корректурных условиях. Это было причиной появления мелких дефектов, преимущественно корректурного свойства, и вызвало необходимость приложения Corrigenda et addenda.