Вопросы и ответы

Я узнал от своего отца в Господе, Отца Софрония, что на Святой Горе отцы не позволяли молодым иеромонахам, например, плакать во время Литургии. Это было позволено только старым игуменам или старым епископам, но не молодым. Истинная пророческая жизнь является смиренной жизнью, которая не допускает, чтобы было видно хоть какое-либо внешнее проявление благочестия, так как мы не хотим провоцировать совесть ближнего. Поэтому литургическое служение и служение в церкви, в целом, должно быть нейтральным. Потому что, например, нас может быть сто людей, присутствующих на службе, но, скажем, из этих ста десять или пятнадцать, или двадцать человек провели ночь в молитве, и приходят на Литургию с определенным расположением сердца и определенной напряженностью молитвы, тогда они хотят продолжить свою внутреннюю духовную работу в том духовном, внутреннем тайном месте, о котором я говорил, не смущаясь. Однако если чтение и служение имеют очень личный тон и характер, становится очень трудно, тем, кто имеет внутреннюю молитву, стоять на службе и продолжать свое предстояние перед Господом.

Мы должны сделать все возможное, чтобы наше поведение, когда мы находимся с братьями, оставалось незамеченным. Таким образом, из христианской любви мы стараемся отдать ближнему все место, не узурпировать его место. Мы должны быть осторожны и не проявлять свое внутреннее состояние перед братьями, чтобы не провоцировать их совесть. Потому что все монахи и монахини принесли одинаковую жертву: «Для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6, 14). И когда мы пытаемся показать, что являемся лучше других, то не делаем ничего другого, как только бесчестим их жертву перед Богом. А это может зародить в ближнем либо печаль, либо зависть, и мы должны сделать все, чтобы защитить совесть ближнего. Но если мы готовимся к Литургии заранее и каемся перед Богом, тогда мы приходим на Литургию с подготовленным сердцем, и молитва может совершаться с силой в наших сердцах, но внешне мы совсем не должны этого проявлять. И мы не нуждаемся ни в каком внешнем проявлении, чтобы молиться и продолжать свое предстояние перед Господом. Потому что мы, в своей келлии, уже сполна помолились, сполна покаялись и сполна пережили слово Божие в своем сердце.

Отцы Церкви говорили, что страсть уныния является наихудшей из всех страстей. Потому что любой другой страсти мы можем сопротивляться и бороться против неё при помощи молитвы, но уныние уничтожает нас полностью. Как его побороть? Мы нуждаемся в Божией благодати. Нам нужно научиться жить в присутствии Бога. И этому нас учит Литургия. Во время Литургии, что бы мы ни делали, что бы ни говорили, мы никогда не упускаем из виду тот факт, что находимся в присутствии Царя царей. Мы тщательно контролируем все свои движения и обдумываем свои слова.

Но мы должны научиться всегда жить в присутствии Бога, не только во время Литургии. Если мы всегда будем помнить, что все, что мы делаем, все, что говорим, все, что думаем, происходит в присутствии Бога, как этому нас учит Литургия, тогда, мало-помалу, мы преодолеем уныние.

Простите меня! Мне трудно говорить об отце Софронии. Он был великим отцом, а я его недостойное и незначительное бедное чадо.

То, что поразило меня больше всего в течение тех двадцати семи лет, что я прожил рядом с ним, была благодать Божия, которую передавали его слова, при его разговоре с людьми. Мы видели много чудес, которые произошли по его молитвам, мы привыкли к ним и почти не обращали на них никакого внимания, потому что и сам он не придавал никакого значения на этим чудесам. Он всегда стремился к большему чуду: соединению человеческого сердца с Духом Божьим. И он постоянно служил в своей жизни этому великому чуду посредством своих слов. Я видел возрождение многих людей, возрождение, которое происходило от одного единственного слова Отца Софрония, а иногда – только от одной его короткой шутки. Потому что слова, которые исходили из его уст, исходили из сердца, и были исполнены силы благодати. Поэтому он и не слишком ценил дисциплину и внешние правила, но искал другого рода власти: власти слова, произнесенного кем-то, кто жил в присутствии Всевышнего. Это было всем делом его жизни.

У нас не было формальных встреч, на которых бы он нас наставлял, но, например, в то время, когда читали за трапезой, бывало так, что он прерывал чтение, чтобы объяснить нам те вещи, о которых мы только что прочитали. И слова, исходившие из его уст были «приправлены» такой благодатью и имели такое влияние на наши сердца, что иногда мы были не в состоянии съесть пищу, которая находилась перед нами. И в нашем сердце звучали слова Господа: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4, 4).

Иной вещью, которая произвела на меня огромное впечатление в моих отношениях с отцом Софронием, было то, как он принимал нас, когда мы к нему приходили. Он мог принять нас на пять минут, один, два часа, на столько, сколько было нужно, но в его присутствии, мы ощущали огромную честь по отношению к себе благодаря его смирению, посредством которого ему всегда удавалось поставить себя ниже любого из нас. И это смирение придавало большой авторитет его словам. И небольшой упрек, который он нам делал в минуты искушений, не повышая голоса, был в состоянии «сокрушить кости» и таким образом полностью освободить нас от всех уз ума.

Другая вещь, которая сильно впечатлила меня в нем, была его страсть к Литургии. Для него Литургия была самым важным событием в жизни. Ещё за день до этого та мысль, что на следующий день он будет служить Литургию, окутывала его и овладевала им. Для него Литургия была парастасисом, предстоянием перед живым Богом и встреча с Ним. И он говорил нам, что если мы будем служить Литургию с приготовлением, со страхом, со смирением и вниманием, то приобретем те же плоды благодати, как и аскеты-исихасты из пустыни, и даже ещё большие. Потому что, говорил он, в наше время не существует пустынь, но Литургия все ещё с нами, и в Литургии мы можем встретиться с Живым Богом.

Церковь говорит нам не совершать похорон со священником и не молиться за самоубийц в Церкви, учитывая пастырскую педагогику. Другими словами, Церковь пытается отговорить людей заканчивать жизнь самоубийством. Но как только это произошло, очень тяжело понять, как все произошло, и мы не можем знать, что происходит с того момента, как человек пытается покончить с собой, до того момента, когда душа покидает тело. Я считаю, что позиция Церкви правильная, но так как вся наша жизнь в Церкви проходит скорее по принципу икономии – со снисхождением, чем по принципу акривии – точного следования церковным канонам, то и мы можем проявить милосердие в подобных случаях.

Если честно, я никогда не был обеспокоен этими вещами. Я полностью доверяю нашим епископам, иерархии Церкви, верю, что они сообщат нам, что нужно делать, когда это будет необходимо. Мне бы не хотелось их опережать. Для меня эти вещи никогда не были проблемой.

Я объясню вам в двух словах. От начала создания есть два направления в мире: одно начинается с праведного Авеля, сына Адама, а другое имеет свое начало в Каине, который убил своего брата. Течение, которое начинается с Авеля, продолжается всеми праведниками и пророками Ветхого Завета, достигая пика в лице Богородицы, а в Новом Завете продолжается апостолами и всеми святыми до конца времен, и другой поток людей – находящихся под влиянием лукавого, начиная с Каина, продолжая историей с Иудой, и до конца мира. Существует большая напряженность между этими двумя направлениями, напряженность, которая становится все сильнее по мере приближения к концу света. Поэтому в книге Откровения говорится: «Неправедный пусть ещё делает неправду; нечистый пусть ещё сквернится; праведный да творит правду ещё, и святый да освящается ещё» (Откр. 22, 11). И этой динамике зла, которая, как мы знаем, становится все сильнее, мы не можем противостоять ничем другим, как только нашим взыванием к Богу: «Господи Иисусе, Всемогущий Иисусе, будь милостив ко мне снова и снова». Это лучший способ подготовиться и не поддаваться злу и греху, которые всегда готовы к осаде (Евр. 12, 1).

Я бы вообще не волновался об этих вещах, но полностью доверял бы нашей иерархии, всей православной иерархии, не только иерархии Румынской Православной Церкви, но и иерархии всех Православных Церквей. Я знаком с некоторыми её членами, которые действительно являются святыми и надежными людьми и явно имеют благодать Божию, и живут с Ним в тесном контакте. Они направят нас, когда это будет необходимо. Так что мы должны быть совершенно спокойными в этом отношении, но в то же время должны пребывать в молитве, которую я сказал вам ранее: «Всемогущий Иисусе, будь милостив ко мне грешнику снова и снова».

Существует только один распорядок дня: утром, днем, вечером и ночью, просить Господа: «Сподоби, Господи, без греха сохраниться нам». Ибо когда мы грешим, мы открываем смерти двери души, а когда преодолеваем в себе грех, в своем теле, создаем просвет к вечной жизни. И этот распорядок нашей жизни всегда находится перед нами, даже во время сна: «Сподоби, Господи, в день сей и в ночь сию без греха сохраниться нам».

Мы не можем сохранить благодать, мы всегда её теряем. Но мы всегда должны пытаться вернуть её. Сам Бог попускает нам потерять её, чтобы мы не уповали на самих себя, но на Него, Который способен воскресить и мертвых. Нет ничего более постоянного в этой жизни, чем непостоянство. Мы поднимаемся и падаем все время, чтобы усвоить очень ценный урок: что великое спасение, которое принес нам Бог, является не нашей заслугой, но Его даром. И когда мы усваиваем этот урок, тогда мы смиренны духом и становимся более постоянными в сохранении благодати Господа.

Для подобных вещей, я не думаю, что существуют рецепты. Это конкретный человек и частный случай. Если его страх является результатом колебаний и изменчивости, мы должны изучить решение этого лица – быть или не быть с нами. Потому что это правда: как мы не можем есть шатающимися зубами, точно так же мы не можем иметь в монастыре неопределенных и непостоянных монахов или монахинь.

Я вспоминаю историю, рассказанную нашим отцом-основателем, Отцом Софронием. «Два студента богословия пошли повидать опытного старца. И один из них спросил его: «Отче, Вы посоветуете нам стать монахами?» Старец даже не поднял глаза, чтобы посмотреть на них, и сказал:

–    Нет! Не советую.

–    Почему? – спросили они. – Вы сожалеете, что стали монахом?

–    Нет. Я очень благодарен Богу за то, что являюсь монахом.

–    Но тогда почему Вы не советуете нам стать монахами?

–    Потому что, если бы у вас было истинное призвание, никто не смог бы вас выгнать из монастыря.»

Знаете, Апостол говорит, что «Бог больше сердца нашего» (1Ин. 3, 20). Даже тогда, когда мы жаждем Его всем нашим сердцем, мы не можем принять Его там, в сердце, должным образом. Как сможем мы принять Его в себя, когда желаем Его только половиной сердца?!

Праведный Иов, находясь в отчаянии, говорил: «Преисподняя – дом мой» (Иов 17, 13). Что такое ад? Ад является тем местом, где Бог отсутствует, а рай – местом, где Он присутствует, потому что там, где находится Царь, находятся и все Его войска: ангелы и святые.

Часто в нашей жизни мы чувствуем большую боль и опустошение, чувствуем, что лишены Божьего присутствия. И очень важно, что мы делаем в эти моменты. Если, например, мы чувствуем, что вся наша жизнь была всего лишь перечнем неудач, падений и чувствуем, что ни одна наша мысль, ни одно наше слово и ни одно наше дело не смогут предстать пред Лицом Вечного Судьи, в тот момент очень важно, куда движется наш дух. Если мы совсем отчаемся, то погибнем. Если мы согласны довольствоваться той реальностью, которую видим в себе, снова нет надежды. Но если с той болью сердца мы обращаемся к Богу с доверием и просим Его прийти и спасти нас, то все изменится.

Часто Бог попускает Своим святым в этой жизни дойти до большого отчаяния и пройти опыт ада. Он попускает это не для того, чтобы они погибли, но чтобы сделать их причастниками тайны Своего сошествия во ад. Потому что Господь пришел в этот мир, который создал Своим словом, пришел и снизошел в преисподние места земли, и наполнил все творение божественной силой Своего присутствия. Так что не существует места во всем творении, во всем Космосе, в котором бы мы не смогли с Ним встретиться. Даже если мы находимся в глубинах ада, возвысим голос, и Господь услышит. Таким образом, даже те моменты нашей жизни, когда мы чувствуем себя полностью оставленными, являются очень ценными. Если в эти моменты, когда мы чувствуем, что вся наша жизнь находится под угрозой смерти, мы не испугаемся, но будем взывать к Тому, Кто есть Господь жизни и смерти, тогда мы победим смерть.

Отец Софроний говорил о благодатном отчаянии. Это благодатное отчаяние мы впервые встречаем в жизни Патриарха Авраама. Когда, по-человечески говоря, нет никакой надежды, и все же мы ещё надеемся надеждою сверх надежды (Рим. 4, 18), тогда мы делаем скачок в вечность. Боль отчаяния, преобразуясь в энергию молитвы, может преодолеть в нас смерть. Иными словами, не существует ничего, что могло бы отлучить нас от Христа.

Я думаю, что нет более сильной молитвы, чем Иисусова молитва. Имя Господа Иисуса было дано через откровение свыше, и Оно несет в себе благодать, энергию спасения. С постоянным призыванием этого Имени благодать увеличивается в наших сердцах, пока полностью не построит в нас нерукотворную Божью церковь. Это является целью всех церковных молитв, и нам нужны обе эти молитвы: нам нужны молитвы, которые совершаются во время богослужений, но ещё больше мы нуждаемся в Иисусовой молитве.

Как в мирской жизни, прежде чем кто-то станет писателем, должен сначала изучить грамматику и синтаксис языка, на котором собирается писать, так и в Церкви, мы читаем службы и молимся служебными молитвами, чтобы выучить церковный язык, язык, на котором Церковь разговаривает с Богом. Но когда мы усвоим язык богослужений, то сможем начать говорить с Богом непосредственно из сердца, пребывая в духе церковного языка.

Я думаю, что нам нужны обе эти молитвы, однако лично я склонен полагать, что больше мы нуждаемся в Имени Господа Иисуса. Потому что если это Имя соединится с нашим дыханием, Оно откроет все двери, которые должны быть открыты для того, чтобы добраться до небесных врат. Первый и первоверховный апостол Петр, после того как принял язык пламени Пятидесятницы, сказал: «Нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись», кроме имени Иисуса Христа (Деан. 4, 12). Эти слова Святого Петра являются действительно замечательными, и мы им следуем.

Ставрофора Жозефина Джиосану: Преподобный Отец Захария, что можно сказать в такой благословенный момент для нашего собрания? Мы говорим: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение», – и благодарим Бога за то, что порадовал нас этим благословенным днем. Мы считаем присутствие Вашего Высокопреподобия в нашем монастыре благословением, которое Бог послал на радость общине. За это от имени всего монастыря, благодарим Вас. Мы благодарим Высокопреосвященнейшего Митрополита Феофана за его заботу о нашем монастыре и за то, что в расписании паломничества по Молдове он устроил так, чтобы Вы на несколько часов остановились в монастыре Вэратек. Мы будем поминать Вас в наших недостойных молитвах и просим Вас поминать нас в молитвах Вашего Высокопреподобия.