В Бессмертие

Священник Прокопий Громов

Сын юга питомец благорастворенного Киева не мог быть пришельцем и странником в суровом климате Сибири без ущерба здоровья, особенно когда Его святое странничество отягчалось беспрерывными огорчениями, лишениями и долгим томлением неизвестности о прямом своем назначении. Когда после первого пребывания в Селенгинске переселился епископ Иннокентий в Вознесенский монастырь, то архимандрит Платковский, конечно, не без надобности предлагал уже ему услуги врачевания. А в 1728 г. приезжавший из Нерчинска в Иркутск игумен Нафанаил заметил в Святителе даже видимый упадок здоровья и разнес эту печальную весть по Забайкалью. Замечательно по этому случаю простодушное письмо переступившего на второе столетие старца, Селенгинского архимандрита Мисаила, писанное к Святителю в июле 1729 г. «Игумен Нафанаил будучи у нас в монастыре, – так начал Мисаил, – сказал нам, что твое Преосвященство болишь головною болезнию, и о том нам вельми печально. Пожалуй, вели знающему человеку главу свою посмотреть и измерять, не мозг ли стрясся? то бывает и видел я такия болезни много. Эй, эй, на твою к нам милость надеяся, тако писать дерзнул».

Но полагавший душу свою за паству не щадил себя; и из представленного нами только что поверхностного обзора управления Святителя Иннокентия иркутскою паствою мы видим, как много он сделал по всем частям сего управления, и все это разнородное делание совершалось не более как в течение четырех лет. Такая усиленная деятельность не могла не послужить к дальнейшему упадку сил Его. А возьмем еще во внимание, что иерархические заботы составляли только часть многотрудного делания Иннокентия и в то же время доставляли труженику по крайней мере сердечную отраду в верном выполнении своею долга, самою же тяжелою стороною администрации Иркутского Первосвятителя были: разбирательство дел по сбору податей с монастырских крестьян, податей, при трех переменных царствованиях чрезвычайно оразнообразившихся в количестве раскладки, влекшей за собою страшную запутанность; преследование неизбежных при том случае злоупотреблений сборщиков; рекрутские наборы, сопрягавшиеся с побегами очередных монастырских крестьян, не только до забрития, но часто и с рекрутского двора после принятия в службу, причем розыски таковых возлагались на епархиальное же начальство; а всего безвременнее отягчали Святителя частные просьбы и жалобы, от рассмотрения которых он никогда не отказывался, как бы ни были ничтожны. Например, по жалобе церковного старосты призывает Он пред лице свое каменщика, который неисправно сложил в Кудинском селении церковную печь, чтоб привести его к сознанию недобросовестности; не тяготится писать увещание большевкладчицам Посольского монастыря, чтоб оне не обижали недостаточных вкладчиц, которые жаловались на это Ему же Святителю, и Его правосудия ищет защиты учитель Лапсан против напраслины, будто бы его гнедые лошади сделали потраву на чужом покосе, – и Святитель удостоверяет, по строгом обследовании, претендателя, что у Лапсана нет и не было ни одной гнедой лошади; словом, Праведный Иннокентий, привлекавший на свой нелицеприятный суд, очень редкий тогда в Сибири, людей всех сословий, был всем вся, и судиею, и советником, и увещателем, и утешителем, и миротворцем, жертвуя этому и покоем, и последним здравием.

Но можно думать, что разрушительнее всего могли действовать на слабый организм Святителя переезды из Вознесенского монастыря в Иркутск. Кроме текущих дел, и в особенности личного Его надзора за строением неоконченного Богоявленского каменного собора, требовавших частого его пребывания в городе, сколько во дни управления Первосвятителя было экстренных позывов Его из обители! Куриеры один за другим неслись в Сибирь с известиями: о кончине Екатерины I и о восшествии на престол Петра II, об обручении юного императора с княжною Мариею Александровною Меньшиковою, об отриновении этой невесты и о новом обручении с княжною Екатериною Алексеевною Долгоруковою; о кончине Петра и о принятии престола, сперва с известными ограничениями, затем без ограничений, Анною Иоанновною. Ни дождь, ни грязь по болотистой дороге от монастыря до Иркутска летом, ни зимние метели, ни бурная, по временам, переправа чрез своеобычную Ангару, ничто не могло извинить епископа, если бы при таких случаях не явился он в Иркутский собор для отправления молебна, – тем более, что при переменах правления первый должен был присягать, и действительно значится под присяжными листами первый епископ Иннокентий.

Не упустим из вида и еще одного обстоятельства. Нельзя думать, чтоб решения таких дел, каковы о протопопе соборном по браку Елезова, о игуменах Пахомии и Иове, по прикрытию первым убийства, и по тяжкому наказанию последним своего келейника монаха, и наконец лишение двух священников сана, – нельзя думать, что эти уголовные приговоры, хотя вызванные правдою законною, но тягостные для мягкого, любвеобильного сердца Первосвятителя, не привнесли своей доли неблагоприятного влияния на его здоровье. Таким образом и климат, и обстановка, и труды непомерные, и случайные потрясения, все слагалось, по воле Божией, для того, чтоб подвиги Иркутского Первосвятителя измерялись не числом лет, а полнотою в короткий срок сделанного Им во благо церкви и отечества. Но страдалец нес крест свой безмолвно; никогда не жаловался на свои немощи, пока не сделались они очевидны всем с началом 1731 г. Архиерейский приказ с прискорбием заметил, что Святитель уже с большим трудом, явно без прежней быстроты, мог заниматься делами управления; а паства с горестию проводила те дни воскресные и праздничные, когда по болезни архипастыря лишались утешения видеть Его предстоящим пред престолом Божиим и в сладость послушать Его проповеди.

Последнее, кажется, сохранившееся в делах, достойное особенной памяти преимущественно баргузинских жителей, епархиальное распоряжение Первосвятителя Иркутского Иннокентия было об освящении в Баргузинском остроге церкви, изображенное в следующем указе:

«Указ нашего архиерейства, Баргузинскаго острогу, Преображенской церкви священник Михаилу Прокопьеву.

Сего 1731 года Сентября дня в поданном прошении к нашему архиерейству посланнаго от вас оной церкви от всех прихожан отставного служилого человека Степана Протопопова написано: по указу де Преосвященнаго Антония Митрополита Тобольскаго и Сибирскаго, каков де дан по челобитью онаго острога пятидесятника Филата Шелковникова с товарищи в Иркуцку от заказных дел за рукою закащика иеромонаха Корнилия, велено де во оном остроге вместо ветхой Боголепнаго Преображения Господня церкви с приделом Николая Чудотворца построить новую церковь. А в нынешнем 1731 году оная церковь во имя Преображения Господня и придел Николая Чудотворца у вас построены со всяким церковным украшением, и ко освящению де в готовности, и того для просили вы нашего архиерейства, чтоб повелено было указом кому надлежит вышеозначенную новопостроенную церковь и придел освятить старыми антиминсы. И мы приемши по церковному чиноположению означенную новопостроенную во имя Преображения Господня церковь и придел Николая Чудотворца порознь тебе священнику Михаилу со диаконом освятить, а диакона требовать из Троицкаго Селенгинскаго монастыря. И прежнюю ветхую церковь с приделом разобрать и употребить ко оной церкви на дрова; а окроме церкви ни куды не употреблять. Чего ради во свидетельство дан сей наш благословенный указ за печатью благословящей, и подписанием нашего архиерейства власной руки. Писан 1731 года Сентября 27 дня».

Последний, полученный 1 ноября 1731 г. Преосвященным Иннокентием из Св. Синода указ от 5 июня, содержал Высочайшее повеление, чтоб книги, именуемые «Введение в Гисторию Европейскую чрез Самуила Пуфендорфия» на немецком языке сложенное, а потом чрез Иоанна Фридерика Крамера на латинский язык переложенное и на российский диалект префектом иеромонахом Гавриилом переведенное и в 1718 г. 5 декабря в Санкт-Петербурге напечатанное и проданное, все собрать отовсюду и¹²³ и немедленно прислать в Святейший Синод. В Провинциальной канцелярии о том же получено было предписание по своей части. И по этому указу было окончательное земное распоряжение Святителя.

Дни, в которые болезнующий архипастырь впоследняя воздевал о нас руки пред Престолом Божиим, совершая Божественную литургию, были Покров Пресвятой Богородицы и следующее за тем Воскресенье 3 числа октября. За первою литургиею Он рукоположил во священника к Олонской Благовещенской церкви Димитрия Васильева Парнякова, из рода которого бывал после в Иркутске кафедральный протоиерей Никифор Иванович Парняков, и род этот на служении иркутской церкви поныне не прекратился. А за литургиею 3 октября Святитель рукоположил во диакона Петра Иванова Скорнякова, священнического сына из Нерчинска, которого жители Читинского, Телебенского и Яравинского острогов приговорили во священника к Читинской Архангельской церкви в помощь устаревшему протопопу Маркиану. Кандидат этот явился в Иркутск с приходским выбором к Преосвященному в августе; более месяца, по обыкновению, изучал предметы, нужные для священнического служения, и, как сказано, 3 числа октября принял рукоположение во диакона, но уже во священника Святитель за болезнию посвятить его не успел. Тем более не успел принять даже диаконскою рукоположения другой из-за Байкала кандидат на священство Урульгинской Николаевской церкви дьячок Иван Григорьев Попов, который был избран нерчинскими причтом и обывателями для нерчинского собора. Октябрь и ноябрь жил Попов в Иркутске, в ожидании облегчения архипастыря. Святитель обнадеживал обоих приезжих, что при первой возможности, если Господу угодно, произведет их в сан священства. Но Господь судил иначе.

Если и облегчалась иногда болезнь Преосвященного, то на короткое время. В эти минуты он благодарил служивших Ему и всю монастырскую братию за любовь их и попечение о Себе; обещал в случае выздоровления наградить всех и каждого из собственных рук; чаще же всего выражал свою заботу о возведении в Вознесенской обители нового каменного храма во имя Вознесения Христова, на место развалившегося деревянного. Жалел, что казна не назначает ему содержания, из которого первая тысяча рублей давно уже была обещана им на построение каменной церкви. Затем заповедовал братии, в случае кончины Его, попещись об этом деле за счет монастырских сумм, о сбережении и приумножении которых так много прилагал Он трудов. Наконец, чувствуя, что болезненные припадки Его со дня на день усиливаются, 24 ноября, это было в среду, приказал из монастырской кладовой вынуть 300 р. и удовлетворить всех жалованьем, а остальные деньги привесть в известность, и по пересмотре и перечете их при виде всей братии, на все денежные мешки наложить ярлыки с обозначением положенной в каждом суммы и печати. В этот же день Преосвященный приказал подать свою любимую белую песцовую, крытую василковою камкою шубу и, призвав наместника Паисия, подарил ему за услуги. В четверг, 25 ноября, тяжко болящий усердно просил братию помолиться о себе и о том же приказал попросить и все духовенство города Иркутска. Вследствие этого в пятницу 26 числа из Архиерейского приказа изошло следующее обвещение:

«По указу Преосвященнаго Иннокентия Епископа Иркутскаго и Нерчинскаго, из Его Архиерейскаго Приказу града Иркутска соборныя церкве протопопу Петру Григорьеву с прочими якоже соборными, тако и причетных церквей священниками и причетниками. Понеже многим есть известно, что Его Архиерейство Божиим посещением от несколько лет присещен болезнию (от чего якоже в приношении спасительный за вся православный христианы Божественной службы, такожде и в исправлениях духовных имеет остановку). Но оная болезнь иногда и умалялась. А ныне чрез тринедельное время вящше приумножилась. Того ради всесмиренно просит Его Архиерейство всех града Иркутска священнослужителей (и всех православных христиан) отправлять по священной Литургии молебное пение к Пресвятой Владычице нашей Богородице, Параклис за благочестивейшую Ея Императорское Величество Государыню Императрицу Анну Иоанновну всероссийскую и прочая, и для здравия Его Архиерейства по Апостолу: страждет ли кто, да молитву деет, и призовет пресвитеры церковный и прочая. И тебе Протопопу Петру Григорьеву по получении сего Его Архиерейства указа вышеописанное молебное пение по святей Литургии как в соборах¹²⁴, так и приходских церквах велеть отправлять повсядневно впредь до указа.

Наместник Игумен Паисий. Приказный надзиратель Алексей Попов.

Ноября 26 дня 1731 года»

Церковь Иркутская пламенно взмолилась о избавлении своего страждущего Первосвятителя от тяжких недугов – и Господь отъял от Него всякую болезнь не на время токмо, но на всю вечность. В субботу, 27 числа ноября в седьмом часу утра многоболезненный Подвижник отшел в покой Бога Благословенного, туда, идеже несть болезнь, ни печаль ни воздыхание. Братия бодрствовала при смертном одре Его; последний вздох испустил Он при наместнике игумене Паисии, при духовнике своем иеромонахе Корнилии, при иеродиаконе Тарасии, и при своих келейных. Лета Святителя не были еще преклонны, о чем можем судить по оставшимся от него портретам, по виду лица его¹²⁵ и по тому, что Петр Великий не мог назначать в 1721 г. в Китай на многотрудный путь и на многотрудное служение обремененного летами. Господь же исчислил жизнь Преосвященного Иннокентия не долготою лет, а тяготою тех трудов, которые понес Он для блага церкви и отечества, преимущественно же для благоустроения паствы иркутской.

Между тем в градоправителях Иркутска произошла перемена. В 1730 г. приезжал сюда из Тобольска капитан Степан Угрюмов с строгим предписанием забрать все таможенные дела, приходо-расходные книги, счетные выписки и пр., и, забравши, отправился по р. Ангаре в Тобольск. За ним уехал и воевода Измайлов, в течение трех лет бывший сослуживцем Святителя. В это время Иркутск получил наименование города провинциального, при каковом возвышении его воеводы заменены вице-губернаторами, не перестававшими, впрочем, зависеть от губернатора Сибирского в Тобольске. На место Измайлова назначался вице-губернатор статский советник Бибиков, но в Иркутске на сей раз не был. После Бибикова поехал на эту должность из Тобольска Иван Балдин, но возвращен из Тары. Затем за месяц до кончины Святителя приехал в Иркутск вице-губернатором статский советник Алексей Иванович Жолобов.

Прежде всего к этому-то Жолобову на рассвете 27 ноября 1731 г. явился из Вознесенского монастыря иеродиакон Серафим с донесением, что епископ Иннокентий отъиде от сего света в вечное блаженство в ночи в пятнадцатом часу¹²⁶. Жолобов принял это не к сведению, но и со своей стороны к распоряжению, а к какому? – увидим.

Опись имущества Святителя Иннокентия

В понедельник 29 числа ноября по приказу высокопревосходительнейшего господина штатского советника и Иркутской провинции вице-губернатора Алексея Ивановича Жолобова явились в Вознесенский монастырь из Иркутской провинциальной канцелярии: секретарь Федор Лапаков да канцелярист Иван Злобин с приказом от Жолобова описать в келиях почившего Преосвященного собственные его пожитки. От наместника игумена Паисия, от принявшего предсмертную исповедь Святителя иеромонаха Корнилия, от приказного надзирателя Алексея Попова и от келейного Михаила Петрова подьячие потребовали выказания оставшегося от Святителя достояния. К описи Жолобов велел пригласить соборных протопопа Петра Григорьева и ключаря священника Василия Федорова.

В покоях Святителя, состоявших из трех комнат (келий), подьячие все обшарили, начиная с икон и налоя лаковой китайской работы, и книги и бумаги (в числе последних была архиерейская грамота Святителя, выданная за подписанием Св. Синода 1721 г. марта 15 дня на трех листах, да пакет за государственною печатью адресованный: Его Величества, Великих азиатских стран императора, монарха самовластнейшего       Богдойского и китайского хана верховным министром и государственных дел управителем), и мебель и рясы с подрясниками, и келейную посуду, и чай и сахар, и перец, и платки, и полотенцы и сургуч, и печати, особенно не обойдя редкостей и что поценнее, например трубы зрительной немецкой, двух карманных и одних боевых часов, и китайского шитого мишурою калаужа (род сумы с затяжкою наверху), и особенно остановились на 200 золотых и на 200 серебряных деньгах¹²⁷ и все это положили на опись. Но не мелочи были в виду Жолобова. Ему надобны были деньги в большем количестве. Его подьячие ударили на этот пункт, не напрасно. Напуганные монахи выказали им и казну монастырскую. А подьячие постановили:

«Да тогож Вознесенскаго монастыря казначей монах Модест объявил под колокольнею в кладовом амбаре скрыну¹²⁸ колмогорской работы новую, обитую белым железом, за печатью Епископа Иннокентия, которая печать срезана, а сказали: та де скрына онаго умершаго Епископа Иннокентия. И к той скрыне келейник Его Михайло Петров объявил ключ, которым та скрына и отперта, а в ней явилось письмо, а сказали, то де письмо писал приказный надзиратель Алексей Попов, которое письмо осмотря он Попов, сказал, что то письмо подлинно его руки Попова, а в письме написано:

1731 года Ноября 24 дня осталось в сем ящике от трех сот в жалованье взятых¹²⁹ на раздачу домовых Его архиерейства всяких чинов людям, при иеромонахе Корнилие, при иеромонахе Лаврентие, при иеродиаконе Тарасие: 5 мешков двусотенных, 6 сотенных, в седьмом 78 рублей 5 алтын 4 деньги; да кованнаго золота 33 1/4 золотника.

И по оному письму деньги и золото при оных осматриваны и считаны, а по осмотру и по счету явилось 1578¹³⁰ рублев, 5 алтын 4 деньги; золота самаго чистаго кованнаго 33 ¼ золотника.

И вышеписанныя деньги и золото и роспись писанная рукою Попова положены в ту же скрыну, заперты и запечатаны онаго Епископа Иннокентия печатью».

Назавтра 30 ноября, во вторник, подьячие снова явились в монастырь и описали те вещи, которые были выменены Святителем в Кяхте на мягкую рухлядь, полученную им вместо жалованья, как-то: камки и китайки и проч. Затем положили на опись всю монастырскую посуду, оловянную и медную, подносы и сковороды, клюки и ухваты и, наконец архиерейскую ризницу¹³¹.

Когча же нечего стало описывать, то подьячие ризничные вещи сдали на хранение иеродиакону Тарасию, а все остальное – деньги и монастырскую братственную посуду сложили в ящики замкнули, запечатали печатью покойного Преосвященного и затем ключи и печать отвезли к Жолобову.

Погребение Святителя Иннокентия

Братия Вознесенского монастыря опомнилась, огляделась и увидела, что в распоряжении ее не осталось ни копейки ни на погребение и поминовение Святителя, ни на церковные потребы, и 3 числа декабря Иркутский Архиерейский приказ подал за подписанием наместника Паисия, духовника Корнилия и приказного надзирателя Попова в Иркутскую провинциальную канцелярию доношение, что «надлежит де по его архиерействе в поминовение по всем монастырям четырем мужским, пятом женском, по Иркутским градским церквам всем, на сорокоустие, за погребение всем Священникам, на чтение Евангелия на шесть недель, а псалтыри на год, на наем, на учреждение обедов про нищих и прочих на кушание и питие, на церковное вино, медь, ладон, воск и прочие потребы, на содержание, пропитание и жалованье впредь до указу служителем, и на дачу ныне в поминование служителем же Его архиерейства некотораго числа денег по разсуждению, понеже Его Архиерейство за скорою смертию при жизни своей никого не наградил, а колиное число служителей, тому при сем доношении прилагается список».

В списке обозначены 17 человек, состоявшие собственно на содержании Святителя, именно наместник, духовник и иеромонах Крестовый, 2 иеродиакона, иподиакон, подьяк, 2 певчих, 2 келейника, служитель, приказный надзиратель, подьячий, 2 повара и названный Его Архиерейства сын якутской породы Алексей. Сверх сего, Архиерейский приказ просил Жолобова выдать из монастырских денег 200 р. иркутскому посадскому человеку Андрею Елезову, у которого занимал их в Москве Лебратовский на держи Его архиерейства разные, к тому просил взять из описи и возвратить в монастырь бумаги и письма Преосвященного для справок.

Жолобов решил: «Из описанных денег на погребение и поминовение Епископа Иннокентия выдать 300 рублей; Елезову 200 рублей заплатить; а пожитки взять в Провинциальную канцелярию для того, что крепких удобных мест в тех келлиях, где он Епископ жил, не находится». Но о выдаче писем не сказал ни слова.

А если 3 числа декабря Вознесенский монастырь выпросил у вице-губернатора Жолобова резолюцию о выдаче денег на погребение почившего Святителя, то видно, что оно по настоящий день еще не было совершено. Можно полагать, что Святитель предан земле или 4 числа декабря в субботу, так как и скончался он в субботу же, или, что вероятнее, в воскресенье за нею 5 числа, так как требовалось время и на получение от Жолобова денег, и на приготовления.

Почившего облекли во власяницу, поверх которой надели шелковый подрясник, и поверх подрясника возложили голубую объяринную мантию. За не достатком митр главу Его покрыли клобуком, который употреблял Он при жизни. Устроили гроб из соснового дерева и обили черным бархатом. Под алтарем деревянной Тихвинской церкви приготовлен был кирпичный склеп, в котором и скрыли сокровище иркутской паствы, с возможным великолепием и с подобающею честию.

Исполнив это, Архиерейский приказ донес о кончине Первосвятителя Св. Синоду, а всем церквам и монастырям Иркутской епархии предписал чинить об усопшем годичное поминовение. Кончина Святителя последовала в такое время, когда с Забайкальем сношения не могло быть потому, что и плавание по Байкалу в это время невозможно, и льдом он еще не покрылся, оттого даже в Удинске (нынешнем Верхнеудинске) узнали о сем чрезвычайном событии не ранее января 1732 г.

Захват имущества Святителя Иннокентия и монастырского вице-губернатором Жолобовым

Нетерпеливо ждал Жолобов дня погребения Святителя, безмолвного посредника, но тяжкого и к видению грабителя. И лишь только совершилось погребение, Жолобов 6 декабря, несмотря на день праздничный, прислал в монастырь канцеляриста Ивана Злобина¹³² с ефрейтором и шестью солдатами. Безмолвно монастырское братство покорилось праву сильного – и все из монастыря было вынесено, даже посуда оловянная и медная, даже иконы, попавшие в опись, исключая ризницы, оставленной на хранение иеродиакона Тарасия.

И вот перед алчными глазами Жолобова разложена скрына с деньгами, семь соболей и две лисицы, сундуки и чемоданы с камками и атласами, мешки с сахаром, иконы, часы, оловянная и медная посуда; и даже скромная постель Святителя подвергнута дерзкому обзору и нечистому прикосновению. Все имущество оценено в 1525 р. Последовали распоряжения: распятию искусной работы на холсте, утвержденному на особом пьедестале, покрытом алым флером, указано место в судебной палате Провинциальной канцелярии; тут же оставлен и налой лаковой работы. Немецкие боевые часы и пять обитых гульфарбною кожею стульев взяты в дом вице-губернатора. Из денег, за возвращением в монастырь 300 р. и за выдачею 200 р. Елезову, Жолобов не упустил случая удержать еще 100 р. 10 к. в пошлинный окуп промененной Святителем в Кяхте мягкой рухляди и вымененных на нее китайских вещей, хотя это дело не получило еще решения в Тобольске и ответа на протест Преосвященного Иннокентия не было. Остальные деньги отданы на сбережение канцеляристу Злобину.

Прочее имущество сдано в казенную каменную кладовую под расписку целовальника, конного казака Василья Петелина, в том числе и пуховик и тюфяк, на которых почивал Святитель, и одеяло и подушки.

Имел ли вице-губернатор Жолобов хотя какое-нибудь право на подобное распоряжения? Совершенно никакого. Уже с 1722 г. утверждено было Петром Великим в Духовном регламенте (прибав. пункт 64) правило, преемниками его не отмененное, чтоб «по смерти Архиереев собственное их имение присылать в Синод». А именным указом Императрицы Анны Иоанновны 1730 г. марта 17 дня Синоду было вменено в обязанность остающимся от умерших архиереев имуществом восполнять недостатки скудных церквей, устроять из этого источника нищепитательные домы и поддерживать училища.

Положим, что при встрече с событием в Иркутске еще небывалым, по случаю кончины местного Преосвященного, Жолобов как градоначальник мог считать своею обязанностию позаботиться, чтоб собственность Почившего не была растрачена или попорчена и с этою целию принять участие в приведении ее в известность, так как и ныне, в случае кончины архиерея, имение его приводится в известность описью при полицейском чиновнике (Уст. Духов. Конс. ст. 121). Но на каком основании подверг Жолобов описи и монастырские деньги, вещи и самую посуду? На каком основании захватил он и деньги и все монастырское имущество в свою канцелярию? Вольно было написать его подьячем, будто бы монахи все, что было в монастыре, объявили достоянием почившего. Неужели же сама обитель не имела ни копейки денег, ни даже оловянного блюда? Мог бы об этом подумать Жолобов. Но анализировать его думы отвратительно. Поведем возмущающую душу повесть далее.

Чтоб прикрыть незаконность своих действий Жолобов от 5 декабря донес о своих распоряжениях и Сенату, и Сибирскому приказу в Москве, в оба места с приложением описи так названных им пожитков умершего епископа Иннокентия. Предлогом к вывезению из монастыря всего имущества поставил он в донесениях своих то, чтоб не было растащено, и в то же время вызывался все монастырское достояние отослать при первой удобности в Сибирский приказ в Москву.

Отуманенная наглыми распоряжениями Жолобова, Вознесенская обитель в свою очередь начала собираться с духом и через неделю после разграбления просила Жолобова, чтоб он возвратил ей по крайней мере святые иконы да оловянную и медную посуду. Жолобов не постоял за это, велел выдать. Между тем Архиерейский приказ признал нужным донести о самоуправстве вице-губернатора Жолобова Св. Синоду с приложением описи увезенного имущества и для своего оправдания попросил у Жолобова квитанцию в отобранных им деньгах и вещах. Жолобов приказал выдать и квитанцию.

Но чтоб отнять у братства Вознесенского монастыря смелость распространить свои требования далее, он подчинил себе Архиерейский приказ до того, что стал писать ему указы, требовал исполнения по ним немедленного и безусловного и простер власть свою даже на внутреннее монастырское управление. Так, когда строитель монастыря Корнилий, затруднившись в содержании оставшихся от Святителя Иннокетия келейных певчих и служителей, 22 декабря того 1731 г. требовал от Жолобова на продовольствие их денег, Жолобов послал указ наместнику игумену Паисию, чтоб означенным людям давать хлеб и харч от монастыря, трем женатым каждому двойную против одного монаха дачу, а холостым одинарную без излишества, а если бы эти архиерейские служители вздумали еще у себя иметь работников, то должны содержать сих последних на свой кошт, и с сим вместе требовал от Паисия немедленного донесения о том, сколько и которого числа было в епархии денежного сбора. И этого мало!

Один муж, захватив жену свою в непотребстве, тут же убил ее. Жолобов принял посредство в этом деле и предписал Архиерейскому приказу приказать без всяких розысков похоронить убиенную по христианскому закону, в то же время дал ему запрос: ежели муж увидит жену свою в прилюбодеянии и убьет ее до смерти, то таким образом законы церковные велят поступать с такими убийцами в градских судах? Беззащитный Архиерейский приказ предписал похоронить блудницу при церкви по чину христианскому, а на запрос отвечал, на основании Кормчей книги, закона градского, 36 грани, 42 пункта, что иже прелюбодея с своею женою сплетшася застал, аще приключится ему убити его, неповинен есть яко убийца. Таким образом, на суде Жолобова и жена-любодейца, и муж-убийца оказались оба не подлежащими взысканию ни церковному, ни гражданскому.

Некто караванный служивый человек Михаиле Петров Арапов, в январе 1732 г. приехав из Селенгинска в Иркутск, засватал невесту у иркутского служивого человека Ивана Иванова Апрелкова, дочь его девицу Мавру и был обручен с нею по чину церкви троицким священником Илиею Карамзиным. Но тогда как он поизрасходовался на свадьбу, невеста от него отказалась. Арапов принес жалобу в Архиерейский приказ.

И так как жених и невеста были уже обручены по чину церкви, то Архиерейский приказ признал своим делом развязать эту жалобу и отнесся в Провинциальную канцелярию о присылке к ответам отца невесты и самой невесты. Но Жолобов с презрением взглянул на бумагу из Архиерейского приказа, не принял и сказал Арапову, что подведомых себе людей на суд духовный не отдает, и, спасибо, в то же время сам устроил эту разъехавшуюся было свадьбу.

Запугав насколько было нужно Архиерейский приказ, Жолобов покушения свои на собственность Вознесенской обители простер и далее стен монастырских. Известно, что при Св. Иннокентии монастырю возвращено было право выварки соли в свою собственность – с обложением за то известною пошлиною, которая и вносилась бездоимочно. Жолобов, управившись с так названными пожитками и деньгами Святителя Иннокентия, призывает к себе стряпчего Вознесенского монастыря Василия Стрекаловского и приказывает, чтоб монастырь взял на себя подряд доставлять соль в Иркутск и в Балаганский острог по 10 к. за пуд. Стрекаловский представлял Жолобову, что пуд соли самому монастырю обходится по 12 к. кроме пошлины и что при этом условии еще провоз ее на монастырский счет в означенные места да утечка, раструска и другие непредвидимые обстоятельства разорят монастырь. Жолобов настоял. Стряпчий попросил по крайней мере указа, на основании которого делается такое разорительное для монастыря распоряжение. «А вот тебе этот указ объявлен будет палкою», – сказал Жолобов. Стряпчий насилию покорился. «Да вот что еще, любезный! – прибавил Жолобов на прощанье с Стрекаловским, – с назначаемой на соль цены на 10 копеек за пуд монастырь обязуется еще выделять по одной копейке в казну Ея Императорскаго Величества». Сказал – и началось в новом виде ограбление Вознесенской обители.

Решение Сената о имуществе Святителя Иннокентия

«Да что же я сделал пообещавшись Сенату и Сибирскому приказу выслать пожитки Преосвященнаго в Москву. Какую же для себя-то извлеку я из этого выгоду?» Так пораздумал сам с собою Жолобов, И в изворотливой голове его представился способ ни денег, ни вещей не выпускать из своих рук под самым благовидным предлогом. От 31 марта 1732 г. написал он в Тобольскую губернскую канцелярию, что как-де в Иркутске предписано строить для архиерея дом на счет государственной казны да в сем же городе каменный Богоявленский собор, начатый с 1720 г., еще и вполовину не отстроен, то, чтоб в казне не произошел напрасный расход, не разрешит ли Тобольская губернская канцелярия описные деньги и товары епископа Иннокентия, для вечного его поминовения, употребить частию на постройку архиерейского дома, которая за смертию его, епископа, теперь остановлена, а частию на достроение собора.

В ответ на это представление 6 числа октября того же 1732 г. получен из Тобольской губернской канцелярии указ, которым она, во-первых, поставила Жолобову на вид, что он в свое время не донес ей ни о смерти епископа Иннокентия, ни о взятии под хранение в Иркутскую провинциальную канцелярию его пожитков; во-вторых, требовала сведений, на какую сумму начат строением каменный Богоявленский собор в Иркутске, на казенную или на сборную от доброхотных дателей; и в-третьих, давала знать, что представление Жолобова послано на разрешение Сибирского приказа.

И в это же 6 число октября Жолобов получил на свое имя грозный указ из Святейшего Правительствующего Синода от 23 мая сего же 1732 г. Изложив законы, на основании которых имущество после умершего епископа Иннокентия надлежало препроводить в Синод, и до которого касаться не было резона вице-губернатору, Св. Синод писал ему: «Оставшийся по смерти Епископа Иннокентия деньги, и всякия келейныя вещи и пожитки, который без указу Ея Императорскаго Величества забрал ты самовольно, и из которых уже ты и в расход употребляешь, чего было тебе чинить отнюдь не подлежало, – велеть тебе возвратить паки в Иркутский Архиерейский дом все без остатку по прежнему; а чего ради те оставшия покойнаго Иннокентия Епископа деньги и вещи в Иркутскую Провинциальную Канцелярию самовольно ты забрал, и из них Иркутскому посадскому человеку Андрею Елезову денег 200 рублей, не отписавшися в Святейший Синод, в выдачу употребил, за тем достальное в своем ведомстве удержал, о том о всем тебе в Святейший Правительствующий Синод ответствовать в немедленном времени, на указанный по Генеральному регламенту термин, без всяких отговорок». С сим вместе и в Архиерейском приказе получен был указ из Синода о принятии от Жолобова захваченного им имущества и о доставлении в Св. Синод с нарочным.

Но напрасно Иркутский архиерейский приказ от 2 ноября того 1732 г. требовал от Жолобова передачи в монастырь имущества, напрасно повторял свое требование от 28 февраля следующего года, напрасно и Святейший Синод ожидал объяснения. Жолобов отмалчивался в поджидании ответных распоряжений из Сената и из Сибирского приказа на свои донесения от 5 декабря 1731 г., в желанном для себя содержании коих, по духу времени, не сомневался. Как думал, так и сбылось. Развязка получена 12 апреля 1733 г. Сибирский приказ и Правительствующий Сенат приказали: «те пожитки прислать в Москву для употребления на госпиталь или церковное строение (?), – по привозе в Москву продать с публичнаго торгу из Сибирскаго Приказа, а на сколько по цене продано будет, о том в Сенат при доношении подать ведомость». Так-то исполнялись веления твои, Великий Петр! относительно охранения прав духовенства, даже и теми местами на которых лежало блюдение за исполнением законов!

Жолобов поспешил распорядиться выполнением предписанного, отчасти чтоб удержать за собою главное, – вещи отослал в Тобольск, а деньги оставил у себя, как бы в ожидании разрешения на свое представление относительно употребления их на достроение собора и на постройку архиерейского дома, и от 2 июля 1733 г. уведомил Иркутский архиерейский приказ, что «хотя по присланному Ея Императорскаго Величества из Святейшаго Правительствующего Синода указу, велено Иннокентия Епископа пожитки для отсылки в Святейший Синод отдать по-прежнему в Иркутский Архиерейский дом, о чем и из Иркуцкаго архиерейскаго приказу прошлаго 1732 года Ноября 2 дня, да сего 1733 года Февраля 28 числа было требовано, но однакож оныя пожитки, следуя Ея Императорскаго Величества из Тобольской Губернской Канцелярии указу, который в тое канцелярию прислан из Правительствующаго Сената, для отсылки в Москву в Сибирский приказ отправляются ныне с казною Ея И. В. в Тобольск. А имеющийся де в вышеписанных же пожитках сахар головной 56 голов, что по весу явится, надобно продать в Иркуцку охочим людям, а деньги потому же послать в Тобольскую Губернскую Канцелярию; понеже по свидетельству от Иркуцкой Провинциальной Канцелярии явился оной сахар от долгова лежания весь истек, а иной размялся».

И в деле значится, что в покупке сахара 56 голов, в которых оказалось по весу 4 пуда 30 фунтов¹³³, по 20 к. за фунт, расписался посадской человек Афанасий Мясников, внесший за весь сахар 38 р.¹³⁴ Уж конечно, сахаром полакомился не Мясников, а сам Жолобов.

Жалкий Жолобов! Всеми изворотами в оскорбление и даже в поругание памяти Праведника, когда и Его рясы, и Его священное ложе довел до приговора к продаже в Москве с публичного торгу, ты острил секиру на свою буйную голову.

О Иркутском Богоявленском соборе

Когда пришла мысль вице-губернатору Жолобову оставить за собою отобранные из Вознесенского монастыря деньги, он доносил, что соборная в Иркутске церковь и вполовину строением не пришла. Правда ли это? Обозрим ход постройки.

Нынешний кафедральный Богоявленский собор в Иркутске с основания города после Спасской церкви, как мы видели, был вторым храмом, построенным из дерева в 1693 г. при Сибирском митрополите Игнатии. Но чрез 23 года своего существования, именно 3 августа 1716 г., храм Богоявления истреблен пожаром. А в следующем 1717 г. испрошено от Сибирского митрополита Феодора (Филофея) благословение соорудить на месте сгоревшего новый храм, в прежнее наименование Богоявления Господня, каменный. Начался с того же 1717 г. при старосте Матвее Гранине сбор приношений от доброхотных дателей, и был тем успешнее, что с половины 1722 г. замечается в Иркутске особенное чествование из уцелевших икон сгоревшего храма неизвестно откуда появившейся Божией Матери Казанской. Новый храм предположили соорудить двухпрестольный, один для зимы, другой для лета. Первый окончательно устроился в 1724 г. и 12 мая был освящен иеромонахом Корнилием Бобровниковым во имя Первоверховных Апостолов Петра и Павла. Но холодный и главный отдел собора ожидал лучшей деятельности. При соборе доныне сохранилась строительная книга, неподдельное свидетельство, что живое движение по окончательной отделке соборного храма началось со дня вступления на епархию Святителя Иннокентия. С 1727 г. начались подряды¹³⁵ на поставку кирпича, аккуратные, срочные; выисканы мастера каменного и кровельного дела, а 23 августа 1731 г. заподряжены покрыть на Богоявленской церкви и кровлю двойным тесом, добрым мастерством безохульно. Итак, неправду писал Жолобов, будто бы соборное здание в 1732 г. не было совершено и вполовину!

С кончиною Святителя деловой староста Андрей Дементьевич Мясников 15 декабря 1731 г. передает свою должность Андрею Пестовскому. Денег за всеми расходами оставалось 347 р., в том числе 53 р. вымененных медных и гладких, и оловянных; много значилось по книге серебряных, золотых, алмазных и жемчужных вещей, жертвованных на строение храма и в прикладе Божией Матери Казанской, и тем заканчивается сборная книга. Дальнейшей деятельности по построению собора определить нечем, да видно, что по кончине Святителя Иннокентия при преемнике Его особенных забот о достроении не было. Ибо летний Богоявленский храм соборный освящен Архимандритом Нафанаилом уже в 1746 г. 25 сентября, чрез 16 почти лет по преставлении Святителя и уже по отбытии 13 лет преемствовавшего Ему Иннокентия Второго навсегда из Иркутска, по требованию Синода. Как много заботился Святитель Иннокентий о достроении собора, в доказательство сего кроме вышеприведенных фактов приведем на память и то, что в самом начале управления своего провинившемуся протопопу Петру Григорьеву между прочим вменил Он в особенную обязанность иметь попечение о соборном церковном строении и ходить за сбором с книгою, и в то же время сына боярского Елезова за самовольное вступление в брак подверг двадцатирублевому штрафу в дело соборной каменной церкви. Главная дума Святителя, среди других дел, была о соборе.

Коснувшись внешнего устроения Иркутского кафедрального собора, обратим внимание на его служителей и на их содержание во дни Святителя Иннокентия. Когда, по основании Иркутска, здесь воздвиглась первая и единственная церковь Спасская, то она была и соборная и вместе приходская. Все жители Иркутска были ее прихожанами. Но коль скоро возникли затем церкви: Прокопиевская, Тихвинская, Троице-Сергиевская (нынешняя Крестовская), Троицко-Духовская и Владимирская, и в 1722 г. последовало разграничение приходов, то Спасская церковь, яко соборная, осталась бесприходною, и на содержание ее клира, положенного штатом, из протоиерея, священника, диакона, дьячка, пономаря и просфирни, назначено было из Тобольской земской конторы такое жалованье: протопопу 10 р., священнику 7 р. и диакону 6 р. в год. Причетникам – каждому по 3 р. и просфирне 2 р. 50 к. в год, да ржи протопопу 5 четвертей и за овес вполы, т. е. 2 1/2 четверти, попу-ключарю ржи 3 1/8 четверти, за овес 1 1/8 четверти; диакону ржи 3 четверти, да на овес 1 1/8 четверти; дьячку, пономарю и просфирне ржи по 1 1/8 четверти, да за овес по 6 четвериков. С построением же нового собора Богоявленского и с освящением в нем в 1724 г. на первый раз придела во имя Первоверховных Апостолов Петра и Павла, – так как ежедневное служение потребовалось в обоих соборах – и в древнем Спасском и в новоустроенном, – к прежнему штату прибавились еще 3 священника, диакон, дьячок и пономарь, и состав его образовался из 12 лиц. А содержание осталось прежнее, которое вместо положенных штатом шести человек стало делиться на двенадцать. Уменьшить же этого количества служащих тем более сделалось невозможно, что с 1727 г. открылась в Иркутске самостоятельная епархия, и при кафедре архиерея все поименованные лица были необходимы. Между тем иркутским соборянам, не имевшим прихожан, не было отведено ни пашенных земель, ни вотчинных крестьян. Положение их было невыносимо тягостно; и Святитель Иннокентий, сам не имевший где главы приклонить, на свою особу не получавший от казны ни копейки, не оставил без внимания вопиющей нужды соборян. Первым делом Его по вступлении на епархию в 1727 г. было изложить пред Св. Синодом крайнюю бедность соборного клира, до невозможности иметь дневное пропитание, и просить Его Святейшество войти в это тяжкое положение и определить к прежнему окладу прибавочное содержание, начав производство оного с 1728 г. Св. Синод вполне уважил представление и сообщил о назначении того трактамента Сибирскому губернатору князю Долгорукову. Но пока тем дело и кончилось. Никакого прибавочного пособия ни Долгоруков, ни его преемники соборному клиру не назначали. <...>

Келейная и духовная жизнь Святителя Иннокентия

Не оставались без благоговейного наблюдения и келейная и духовная жизнь Святого Иннокентия. Вот некоторые сохранившиеся о Нем предания¹³⁶.

Домашнюю одежду Святителя составляли власяница, поверх ее лосиный (из кожи лося) подрясник и кожаный с железною пряжкою пояс. Приходившие в обитель и ранее Его не видавшие с первого раза не узнавали, кто скрывается под такою простою одеждою.

Любил Святитель уединяться на молитву в пещеру, которую первый основатель Вознесенской обители Герасим ископал для себя за монастырскою оградою на восточной стороне в пригорке невдалеке от трех насажденных им елей¹³⁷.

Любил Святитель молиться и над могилою блаженного Герасима и говорил братии, что тут почивает муж свят и что в этой обители будут три светила. Пред кончиною своею три дня молился Он над гробом Герасима и повторил предречение. Был еще у Святителя обычай обходить по ночам Вознесенский храм и молиться на него со всех четырех сторон.

Любя труд и рукоделия, по ночам шил Он для учеников чарки, а днем пособлял монастырским служителям неводить рыбу или очищал в монастыре дорожки. Утешением Его было помогать бедным; и особенно любил детей, которые в летнее время приносили Ему в гостинцы ягод и за горсть их получали щедрое вознаграждение.

В доказательство, что Святитель обладал даром прозорливости, хранится в народной памяти следующий случай: крестьяне Оекского селения просили Его в престольный праздник Кирилла, патриарха Александрийского, 9 июня, отслужить у них Божественную литургию. «Хорошо, – сказал Святитель, – мы съездим вперед по лету, а назад по зиме». Просители не поняли смысла изречения. Но что же? Назавтра выпал снег такой глубины, что Преосвященный по совершении в Оекской церкви литургии возвратился в Иркутск на санях.

В народной памяти хранится и другое предание, не менее замечательное. Однажды, в день Преполовения, во время крестного хода вокруг города, пошел проливный дождь и, разумеется, промочил до нитки всех бывших в ходе. Один Святитель остался сух, и ни одна капля не коснулась его святительской ризы.

В 15 верстах от Вознесенского монастыря, к западу, есть деревенька, именуемая «Малая Еланка». В распадине, между двумя горами, по направлению от востока к западу, стоит это селение (ныне в нем около 50 дворов), осененное дремучим лесом. Здесь во времена Святителя был складочный амбар монастырского хлеба и жило несколько монастырских служителей, для посева хлеба и сенокошения. Нравилась пустынная местность Святителю, и часто приезжал он в эту деревню отдыхать от забот управления, о чем жители деревеньки, по преданию от отцов вспоминают с особенным чувством. Осматривая хозяйство, Он собственными руками принимал участие в половых работах. Недавно показывали мостки через ручей, текущий по селению по которым переходил Угодник Божий. На память частого Его здесь пребывания остается в селении часовня, Им основанная, в которую ходил Первосвятитель с крестным из монастыря ходом и предрек, что на месте часовни будет здесь церковь. К этой часовне прирублена впоследствии колокольня и снабжена четырьмя звучными колоколами от усердия иркутских граждан. Остается в вопросе: в какое наименование основана была эта часовня Святителем? Одни говорят, во имя Святителя Николая Мирликийского Чудотворца и указывают на образ сего Угодника, подаренный часовне Святым Иннокентием. Но другие утверждают, что часовня была устроена в честь иконы Божией Матери Казанской. Мы соглашаемся с последним преданием на следующих основаниях: первое, образ Святителя Николая мог быть дан в часовню и без посвящения ее сему Угоднику. Второе, как мы видели в заметке о построении нынешнего кафедрального собора, во дни Святителя Иннокентия в Иркутске особенно выразилось чествование Иконы Божией Матери Казанской, и устроение Малоеланской часовни могло быть следствием сего народного настроения. Третье, в прежние годы (ныне не то) в день Казанской Божией Матери, 22 октября, иркутские граждане в большом количестве, семейно отправлялись в Малую Еланку, какового усердия не являли ко дню Святителя Николая. Наконец, четвертое, и ныне малоеланские жители более торжественно празднуют в день Казанской Божия Матери, чем во дни Святителя Николая. К 22 октября приглашают приходского священника (принадлежат к приходу Спасской церкви г. Иркутска) для отправления в часовне всенощного бдения, водоосвящения и обедницы и потом обносят иконы по домам. И 9 мая, хотя также приглашают священника, но только для освящения полей, для чего нужно же жителям избрать какой-нибудь день. В часовне замечателен древнейший образ Святителя Николая на полотне, может быть, более всех других подходящий к подлиннику¹³⁸.

Живо в Малой Еланке предание, что Святитель Иннокентий по дороге из Вознесенского монастыря указал одни места для посева хлеба, другие для сенокосов, хотя ни почвою, ни местностию те и другие на взгляд не разнятся. И что же? Когда молодое поколение покушалось на сенокосных местах разводить хлеб, то родилась одна солома.

При других высоких знамениях благодати, почивавшей на Первосвятителе Иркутском во дни земной Его жизни, нельзя не остановиться на обстоятельстве, по-видимому, не важном, но проводящем еще одну черту, отличавшую Его от люден обыкновенных. Он часто прощал положенные законом пошлины с выдаваемых на построение церквей и обновление часовен грамот и с указов на церковнослужительские должности, тогда как они составляли единственный доход для содержания Его приказа. До какой же степени вообще простиралась нестяжательность Угодника Божия, к уверению в этом, не без особенного попущения Божия, послужило даже дикое распоряжение вице-губернатора Жолобова. По кончине Святителя в его келиях найдено 200 золотых монет и 200 р. хожалых денег да несколько штук разных материй, вымененных в Кяхте на мягкую рухлядь, которую получал он начально от казны вместо жалованья. А все это составляло казенное содержание самого Святителя и Его свиты, следовательно, все это не было личною Его собственностию.