Огородник Авраамий

В 1796 году преосвященный Платон (Левшин), имевший тогда титул митрополита Московского и Калужского, объезжая свою огромную епархию, обратил внимание на местоположение Оптиной Пустыни, которая, как тогда казалось, почти окончательно угасла. Ее закрывали, объединяя с Белевским Спасо-Преображенским монастырем (с увозом не только имущества, но и с разборкой строений, даже ограды), потом, по ходатайству местных дворян, снова открыли. Но средств у нее не было никаких, едва хватало на хлеб троим насельникам, из которых один – слепой девяностолетний старец... Однако владыка увидел, что это место очень удобно для устроения общежительного монастыря по типу Николаевского на реке Пешноше возле Дмитрова.

Река Жиздра, весьма полноводная (а в весеннее разлитие вод – едва не целое море!), как бы отсекала обитель от города, от мира. А за ней величественным строем поднимались к небу сосны, охватывая монастырь с трех сторон. На вечернем закате, в тишине, золотые краски постепенно меркли... Все дышало молитвенным покоем... Дивная была картина!

За потемневшей жердяной изгородью возвышался небольшой каменный храм с голубым куполом, усеянным золотыми звездочками, – Введенская церковь. Рядом стояло несколько покосившихся деревянных строений – келлии, хозяйственные помещения... Все было бедно, темновато и мрачно, а кровля храма протекала: часть ее сорвана бурей, чинить же не на что... У владыки даже сердце защемило от этой картины.

Вернувшись в Москву, вызвал владыка Платон к себе игумена Пешношского монастыря архимандрита Макария, старца, убеленного сединами, и спросил, нет ли у него такого рассудительного и хорошей молитвенной жизни монаха, который мог бы поднять и благоустроить погибающую Оптину Пустынь. Старец-архимандрит подумал немного и ответил:

– Да у меня нет таких, владыко святый... А вот разве дать тебе огородника Авраамия?

Этих слов было достаточно. Как ни пытался о. Авраамий, иеромонах, уклониться „по нездоровью“ от такого назначения, но советы двух тогда известных старцев – Голутвинского о. Самуила и Пешношского о. Ионы – убедили его „не уклоняться от звания Божия“. Тут уж он оставил все сомнения и поспешил в определенное ему новое место.

„Не было полотенца рук обтирать служащему, – говорил о. Авраамий, – а помочь горю и скудости было нечем; я плакал да молился, молился да плакал...“ Но надо было что-то делать! Через два месяца, не видя ниоткуда помощи, о. Авраамий поехал в Пешношу, думая молить отца архимандрита о снятии с него непосильной тяготы. Но тот, встретив его с любовью, выслушал, а потом велел келейнику запрячь тележку.

Садись, – пригласил он о. Авраамия, – поедем.

Куда это, батюшка? – чуть не с испугом спросил тот.

Есть добрые люди. Я не часто прошу, но знаю – пустыми не вернемся.

Дня три или четыре они объезжали знакомых о. архимандриту помещиков Дмитровского уезда и вернулись уже на двух повозках: обе были нагружены множеством необходимых для обители вещей. Приехав, отслужили благодарственный молебен. После него о. архимандрит обратился к насельникам своего монастыря:

Отцы и братия! Кто из вас пожелает ехать с отцом Авраамием для устроения вверенной ему обители, тому я не только не препятствую, но с любовью благословляю на сие благое дело!

Когда человек десять вызвалось ехать в Оптину, о. Авраамий даже заплакал от радости и земным поклоном благодарил старца архимандрита и готовых на труды в новом месте братий. А там, спустя несколько дней, двое молодых людей пришли к о. Авраамию просить пострижения. А как постригать тогда было трудно и не сразу это делалось, – он их взял пока трудниками.

Нужда не была побеждена одним махом. Но обитель постепенно укреплялась и украшалась, – много значат молодые сильные руки. Все насельники, и сам о. Авраамий, жили настоящими аскетами: ни одной лишней вещи, ни даже хлеба досыта. Архимандрит Макарий писал братии в Оптину: „Я уверен, что отец Авраамий все ваши мысли успокоит и смущения ваши своим великодушием понесет терпеливо, и молитвами Божией Матери, и угодников Ея, и вашего наставника Авраамия будет вам иго Христово благо и легко бремя“.

Император Павел Первый, вступив на престол в 1797 году, сразу начал обширное дело возрождения русских монастырей (недаром в отрочестве и юности он был воспитанником митрополита Платона). Оптиной Пустыни дано было ежегодное пособие в 300 рублей – немалые тогда деньги, если корову можно было купить рубля за три (до 1868 года эта выплата осуществлялась регулярно). Даны были обители в собственность рыбная ловля, мельница о двух поставах и другие блага. С этого времени постоянная угроза запустения Оптиной Пустыни, окончательного ее разорения исчезла. Как бы ни было трудно потом, – но обитель утвердилась прочно. Мало того, в то время о. Авраамий силами оптинского братства возродил и укрепил разоренные Николаевский Малоярославецкий и Лихвинский Покровский монастыри. Туда игуменами были поставлены оптинские иноки.

В 1810 году в Оптиной было уже не три, а сорок насельников. Бывший пешношский огородник Авраамий, по послушанию ставший настоятелем монастыря и проявивший немалые способности не только в хозяйственной, но и в духовной жизни, скончался 14 января 1817 года, простившись с братией и завещав им мир и любовь между собою.