Глава III. Резьба и раскраска Царского места: техника, стиль, мастера (предварительные замечания)
Художественный образ Царского места строится на сочетании простых и ясных архитектурных форм и покрывающей их обильной резьбы. Широкое использование объемной резьбы обогащает его светотеневыми эффектами. Впечатление торжественности, праздничности и богатства довершала позолота в сочетании с раскраской красным и синим цветами.
Техника резьбы отличается большим разнообразием приемов. Используются глухая плоская резьба, ажурная накладная, ажурная сквозная, объемная резьба. Расположение орнаментальных полос и вставок подчинено логике архитектурных форм. Этому отчасти следует и раскраска, выделяющая главные формообразующие линии полосами красного цвета.
Орнаментальная резьба Царского места представляет, по выражению В.Н. Щепкина, «все богатство художественных мотивов эпохи»137. В ней традиции русского и византийского искусства сочетаются с заимствованиями из немецких книжных гравюр, итальянских архитектурных форм, с мотивами искусства Закавказья и Ближнего Востока. Преобладающий орнаментальный мотив – спирально вьющийся стебель, изображенный во многих вариациях, выполненный в технике накладной ажурной золоченой резьбы на подцвеченном красном или синем фоне. Этот мотив и техника известны по целой группе произведений декоративной резьбы, вышедших из столичной мастерской в середине – второй половине XVI в. Это – царские врата из Пафнутьево-Боровского и Кирилло-Белозерского монастырей, церкви Исидора Блаженного в Ростове Beликом138.

Крепление барельефов на стенке Царского места (в процессе реставрации).
Кроме москвичей, в 40‒60-е гг. в Москве, исполняя государев заказ, трудились мастера из разных русских городов – иконописцы и резчики. Среди них были и новгородцы, переведенные в Москву митрополитом Макарием, бывшим архиепископом новгородским139. Об участии новгородцев свидетельствуют прямые аналогии отдельным орнаментальным мотивам Царского места среди коренных новгородских памятников резьбы, таких, как царские врата 1558 г. из церкви Петра и Павла, и столбец от царских врат первой половины XVI в. из Новгородского музея140. Особенно красноречив узор резного полу-валика (багеты) у основания западной стены Царского места, с включенным в его орнамент мотивом плетенки. Подобный узор известен в Новгороде по резным деревянным колоннам XI в.141 Орнамент этой багеты можно смело считать «подписью» новгородских резчиков.
На орнаментальную резьбу Царского места оказал влияние и белокаменный декор кремлевских соборов, созданный при участии итальянских мастеров в конце XV ― начале XVI в., что заметно при сравнении белокаменной резьбы южного крыльца Благовещенского собора с ажурными кокошниками Царского места142. Да и сами его архитектурные формы (шатровое завершение с кокошниками у основания, ряды полукруглых арочек на карнизе, мотив декоративной сетки, украшающей шатер, раковины у основания четверика с восточной стороны) имеют аналогии в современной ему московской архитектуре. Достаточно вспомнить церковь Вознесения в селе Коломенском (1532 г.) или храм Покрова на Рву (1555‒1561 гг.).
Мы уже упоминали, говоря о барельефах, о заимствованиях из немецких гравюр. Встречаются они и среди орнаментальных мотивов Царского места. В.Н. Щепкин считал взятыми из немецкого искусства формы крупных многолепестковых цветов в основании шатра, а также зооморфные и антропоморфные мотивы орнаментов на дверцах143: головы людей и быков, прорастающие из середины цветов, фигурки зверей со стеблем во рту. Эти орнаменты, окружающие медальоны с текстом, отличаются от других и по мотивам, и по технике. Они выполнены в плоской резьбе, в отличие от накладного ажурного орнамента, украшающего стенки. В.В. Морозов и А.В. Чернецов сравнили створки дверец Царского места со страницами книги в обрамлении орнамента. Именно к книжному орнаменту и даже к водяным знакам бумаги близки декоративные мотивы на дверцах Царского места144. Вязь надписей, по замечанию В.Н. Щепкина, «увековечила лучшие образцы новгородской и псковской каллиграфии XVI в .»145.
Нам кажется, что знаменщиком дверец был художник, привыкший к работе с книгой и книжным орнаментом. Можно с большой уверенностью утверждать, что он был и знаменщиком и резчиком в одном лице. Дело в том, что на обороте левой дверцы вверху виден резной контур медальона и начальные буквы резной надписи с буквенной датой: «В лето 6496...». Очевидно, эта сторона была первоначально предназначена для резьбы. Начатая работа была прервана из-за неправильной разметки – буквы слишком велики, чтобы текст мог поместиться в медальоне. Эта ошибка – свидетельство того, что в данном случае процессы разметки и резьбы шли одновременно, что мастер не пользовался чужим предварительным рисунком и, наметив строки, сразу же приступал к резьбе букв.
Итак, можно предположить, что одна группа резчиков выполняла декоративную резьбу, особый мастер (или мастера) вырезали дверцы с надписями и орнаментами, а также все остальные надписи Царского места – на фризе и барельефах. Возможно, объемные фигуры зверей также потребовали мастеров со специальными навыками. Но самой сложной, по-видимому, была работа над барельефами.
Новизна, необычность их композиционных построений потребовали не только большого мастерства, но и особой техники с применением накладной резьбы. Барельефная резьба по доскам основы сочетается с накладной: части изображений, вырезанные отдельно, закреплялись на основе с помощью клея. Эта особенность техники хорошо прослеживается в местах утрат. В накладной технике выполнены такие тонкие детали, как древки копий, что заметно на утратах в композициях 4 и 5. Рельеф в целом невысокий, многоплановый, с уплощенной поверхностью. Фигуры – вытянутых пропорций, изящные, с небольшими головами, руками и ногами. Резчик не испытывает затруднения в изображении их разнообразных поз и жестов. Лики дополнительно проработаны резцом, их пластика создается мягким округлением по контурам, неглубокими выемками у глазниц и вдоль носа и тонкими графическими порезками, прорисовывающими глаза, рот и пряди волос. Персонажи представляют широкий спектр возрастных различий и наделены выразительной мимикой. Однако при всем разнообразии они варьируют один и тот же физиогномический тип, отличающийся плавной формой лица, прямым, чаще коротким, носом, глубоко посаженными глазами и плавной линией бровей. Тонкие разделки и легкие градации высоты рельефа в изображениях фигур в настоящее время почти утрачены из-за потертостей и забиты пожухшей олифой.

Резная деталь Царского места (в процессе реставрации)
О приемах раскраски и позолоты рельефов можно судить по сохранившимся фрагментам, а также по наблюдениям, сделанным при реставрации Царского места в 1907 г. Все выпуклые части рельефов, а также надписи были вызолочены. Верхние части фонов (небо) покрыты серебрением. Фоны в изображении внутренности палат, арки, ворота, окна, фон надписей были расписаны темно-синей краской. Эти приемы усиливали плоскостно-декоративный характер рельефного цикла.
Кто же были мастера-резчики, которые столь блестяще воплотили замыслы создателей этого исторического цикла?
Уникальность художественного языка барельефов, о которой говорилось выше, затрудняет поиски аналогий для них среди произведений деревянной пластики XVI в. Сопоставление с такими классическими образцами новгородской пластики, как рельефы Святительского места Софийского собора 1560 г. и рак преподобных Зосимы и Савватия Соловецких 1566 г., скорее свидетельствует о том, насколько манера резьбы собственно новгородских памятников с их ясной, уравновешенной композицией, пристрастием к лаконичным иконографическим решениям отличается от многословных повествовательных композиций Царского места. Более того, нам кажется, что не только Святительское место, но и раки были созданы под впечатлением от Царского места, о чем свидетельствует композиция боковых стенок рак, украшенных, по образцу Царского места, сгруппированными по четыре рельефными сценами в окружении орнамента. Справедливо отмечаемое Г.Н. Бочаровым сходство в приемах резьбы отдельных фигур доказывает лишь участие в работе над рельефами Царского места, среди других, и резчиков из Новгорода.
Многопространственность и многовременность, как прием, встречаются и в резных клеймах рак, но только в барельефах Царского места эти приемы становятся органической частью повествовательной манеры, свойственной миниатюре. Это заимствование выразительных средств другого вида искусства сближает барельефы Царского места с некоторыми произведениями западноевропейских резчиков, в частности немецких, которые в начале XVI в. активно воспроизводят в деревянном рельефе гравюры Дюрера и Шонгауэра, часто оставляя их неокрашенными, для большего подобия оригиналу146.
Стилевое многообразие, можно даже сказать, стилевая «многоголосица», резьбы Царского места объясняется участием в работе большого числа мастеров, принадлежащих к разным культурным центрам, таким, как Москва, Новгород и Ростов Великий147. Объединенные условиями «государева заказа», эти мастера создали особое направление в резьбе, которое можно было бы назвать столичным или придворным. И Царское место осталось, по-видимому, единственным в своем роде памятником пластики этого направления: идея государственности ярко выразилась как в его формах в целом, так и в составе барельефов.
Интересно, что подобная стилистическая пестрота характерна и для сочинений Ивана Грозного. Причину этого исследователи видят в коллективном способе работы тех, кто довершал обработку сочинений державного автора148.
Цвет был завершающим этапом в оформлении Царского места. Помимо создания торжественного и декоративно-выразительного облика сооружения, его раскраска, несомненно, имела символический смысл. Сочетание золота с красным и синим встречается в XVI в. и позже в оформлении различных произведений резьбы, например упомянутых выше деревянных царских врат и белокаменных архитектурных орнаментов. Соединенные с таким атрибутом власти, как Царское место, эти цвета проявляются в своем «этикетно-символическом» значении149. Преобладающий в декоре Царского места цвет золота – универсальный символ: в византийской эстетике золото понимается как материализация света, сияния славы Божьей. Из множества символических значений золота для нашей темы наиболее интересна связь золота с образом сияющего Небесного Иерусалима и с блеском царственности (именно в качестве атрибута царской власти золото было принесено волхвами Христу)150. Этикетно-символическое значение красного и синего цветов в контексте понятий времени Ивана Грозного выявлено А.А. Амосовым на основе цветового анализа миниатюр Лицевого летописного свода. Синий при этом оказывается более связанным с сакральными идеями и понятиями. Красный цвет, являясь символическим аналогом золота, выступает как «царский цвет», «цвет власти», который используется для отражения идеи самодержавно-суверенной власти151.
* * *
Примечания
Щепкин В. Указ. соч. С. 77.
Якобсон А.Л. Указ. соч. С. 230‒233; Бочаров Г.Н. Два памятника прикладного искусства из Кирилло-Белозерского монастыря. Древнерусское искусство. Художественные памятники Русского Севера. М-, 1989. С. 243‒249.
Бочаров Г.Н. Два памятника... С. 248.
Трифонова А.Н. Резное дерево XIV‒XVII вв. Новгород, 1990. Кат. № 11, 8. Ил. 14, 15, 11.
Колчин Б.А. Новгородские древности. Резное дерево. САИ. М., 1971. 9 Вып. E-I-55. Табл. 9. № 2.
Качалова И.Я., Маясова НА., Щенникова Л.А. Благовещенский собор Московского Кремля. М., 1990. С. 10‒12. Ил. 4, 5, 12.
Щепкин В. Указ. соч. С. 77.
Морозов В.В., Чернецов А.В. Указ. соч. С. 368.
Щепкин В. Указ. соч. С. 77.
Много произведений такого рода, в основном работы мастеров Верхне-Рейнской области, представлено в собрании музея Unterlinden в г. Кольмаре.
Среди резных мотивов Царского места имеются точные аналогии по рисунку и технике резным орнаментам, являющимся отличительным признаком ростовских резных икон XVI в. См. об этом: Соколова И.М. Об одной группе резных ростовских икон XVI в. Древнерусская скульптура. Сборник научных трудов. М., 1996. Вып. 3. С. 40‒54.
Царь работал с помощью доверенных лиц, диктуя свои сочинения писцам, которые дорабатывали их, придавали окончательную форму, вписывали цитаты и т.п. См. об этом: Калугин В.В. Царь Иван Грозный. Стили художественного мышления. Культура средневековой Москвы XIV‒XVII вв. М., 1995. С. 185.
Выражение А.А. Амосова (Указ. соч. С. 277).
О символике золота см., например: Аверинцев С.С. Золото в системе символов ранневизантийской культуры. Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. Сборник статей в честь В.Н. Лазарева. М., 1973. С. 46‒50.
Амосов А.А. Указ. соч. С. 274‒277.
