Вопрос 75. ОБ ИЗМЕНЕНИИ ХЛЕБА И ВИНА В ТЕЛО И КРОВЬ ХРИСТА

Теперь мы исследуем изменение хлеба и вина в тело и кровь Христа, под каковым заглавием наличествует восемь пунктов: 1) сохраняются ли в этом таинстве после освящения субстанции хлеба и вина¹²⁹; 2) уничтожаются ли они; 3) изменяются ли они в тело и кровь Христа; 4) сохраняются ли после изменения акциденции; 5) сохраняются ли субстанциальные формы; 6) является ли это изменение мгновенным; 7) является ли оно самым чудесным из всех изменений; 8) в каких словах его приличествует выражать.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что тело Христа не поистине присутствует в этом таинстве, но – только как образ или знак. Ведь читаем же [мы в Писании], что когда Господь сказал: «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь...» и так далее, «многие из учеников Его, слыша то, говорили: «Какие страшные слова», на что Он возразил им: «Дух животворит – плоть не пользует нимало» (Ин. 6, 54, 60, 63), как если бы Он, как говорит в своих «Толкованиях на псалмы» Августин, сказал: «Разумейте сказанное духовно. Вы не будете есть это видимое вами тело, ни пить кровь, которую прольют имеющие Меня распять. Сказанное вам есть тайна, которая животворит духовно, а плоть не пользует нимало».

Возражение 2. Далее, Господь сказал: «Се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20). Затем, Августин, разъясняя эти слова, говорит: «Господь до скончания века пребывает там, на небесах, но истина Господня пребывает здесь, с нами; ибо тело, в котором Он воскрес, сосредоточено в одном месте, а Его истина распространена вовне и повсюду»¹³⁰. Следовательно, тело Христа в этом таинстве присутствует не поистине, а только как знак.

Возражение 3. Далее, тело не может одновременно быть в нескольких местах – ведь даже ангел не может быть [сразу] везде. Но у Христа истинное тело и оно находится на небесах. Следовательно, похоже, что в таинстве алтаря оно присутствует не поистине, а только как знак.

Возражение 4. Кроме того, таинства Церкви определены к пользе верующих. Но, как сказал Григорий в одной из своих проповедей, царедворца упрекнули за то, что он «просил о телесном присутствии Господа»¹³¹. А еще, как пишет Августин в своем комментарии к словам [из евангелия от Иоанна]: «Если Я не пойду, Утешитель на придет к вам» (Ин. 16, 7), апостолы были отделены от получения Святого Духа, поскольку были соединены с Его телесным присутствием¹³². Следовательно, в таинстве алтаря Христос не пребывает посредством Своего телесного присутствия.

Этому противоречат следующие слова Илария: «Не может быть ни малейших сомнений в истинности тела и крови Христовых, ибо и мы веруем, и Сам Господь говорит, что Его плоть есть поистине пища, а Его кровь – поистине питие». И Амвросий говорит: «Как Господь Иисус Христос есть истинный Сын Божий, так и мы принимаем истинную плоть Христа и пьем Его истинную кровь».

Отвечаю: присутствие в этом таинстве истинных тела и крови Христа не может быть обнаружено ни чувством, ни разумением, но – только верой, которая зиждется на божественном откровении. Поэтому Кирилл, комментируя слова [Писания]: «Сие есть тело Мое, которое за вас предается», говорит: «Не сомневайтесь, истинно ли оно, но веруйте слову Спасителя, ибо Тот, Кто есть Истина, не солжет».

Это приличествует, во-первых, совершенству Нового Закона. Ведь жертвы Старого Закона только прообразовывали истинную жертву страстей Христовых, согласно сказанному [в Писании]: «Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей» (Евр. 10, 1). Поэтому было необходимо, чтобы жертва установленного Христом Нового Закона была чем-то большим, а именно содержала Самого распятого Христа поистине, а не просто как знак или образ. И потому это таинство, которое содержит Самого Христа, по словам Дионисия, совершенней всех остальных таинств, в которых участвует сила Христа¹³³.

Во-вторых, это приличествует любви Христа, из которой Он ради спасения нашего принял истинное тело нашей природы. А так как особенным свойством дружбы, как говорит Философ, является желание жить сообща с друзьями¹³⁴, Он обещал нам Свое телесное присутствие как награду [на небесах], сказав: «Где будет труп – там соберутся орлы» (Мф. 24, 28). Но и во время нашего странствия Он не лишил нас Своего телесного присутствия, но соединил нас с Собой в этом таинстве посредством Своих истинных тела и крови. Поэтому Он говорит: «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне – и Я в нем» (Ин. 6, 56). Таким образом, это таинство является знаком высшей любви и укреплением упования нашего благодаря столь тесному соединению с нами Христа.

В-третьих, это связано с совершенством веры, касающейся как Его человечества, так и Его Божества, согласно сказанному [в Писании]: «Веруйте в Бога – и в Меня веруйте» (Ин. 14, 1). Атак как вера есть уверенность в невидимом и Христос невидимо явил нам Свое Божество, то и в этом таинстве Он являет нам Свою плоть невидимым способом.

Однако некоторые, не принимая все это во внимание, заявляли, что тело и кровь Христа присутствуют в этом таинстве исключительно как знак, каковое мнение должно быть отвергнуто как еретическое, поскольку оно противоречит словам Христа. Поэтому Беренгарию [Турскому], первому, измыслившему эту ересь, пришлось впоследствии отречься от своих заблуждений и исповедать истину веры.

Ответ на возражение 1. Отталкиваясь от этих слов, вышеупомянутые еретики впали в заблуждение, поскольку ложно истолковали сказанное Августином. В самом деле, когда Августин говорит: «Вы не будете есть это видимое вами тело», то имеет в виду не то, что исключает истинность тела Христа, а то, что его не будут есть в том виде, в каком оно видимо. А слова: «Сказанное вам есть тайна, которая животворит духовно», означают не то, что тело Христа присутствует в этом таинстве просто как знаменующее тайну, а то, что [оно присутствует] «духовно», то есть невидимо и как духовная сила. Поэтому [в другом месте] он, комментируя слова: «Плоть не пользует нимало» (Ин. 6, 63), говорит: «Да, но только в том смысле, в каком они это поняли, а поняли они так, что плоть должно есть как отделяемую по частям от трупа или как купленную на бойне, а не животворимую духом.... Пусть дух одухотворит плоть... и от плоти будет немало пользы. Ведь если бы от плоти не было никакой пользы, то Слово не стало бы плотью и не обитало бы с нами».

Ответ на возражение 2. Это высказывание Августина и другие ему подобные должно понимать как относящееся к тому телу Христа, которое видимо в присущем ему виде, о котором Сам Иосподь говорит: «Меня не всегда имеете» (Мф. 26, 11). Но повсюду, где совершается это таинство, оно невидимо присутствует в нем в виде этого таинства.

Ответ на возражение 3. Тело Христа присутствует в этом таинстве не так, как тело присутствует в одном месте, сообразуясь своим размером с местом, но – особым, приличествующим этому таинству образом. Поэтому мы говорим, что тело Христа находится на многих алтарях не как в различных местах, а «таинственно», имея при этом в виду не то, что Христос находится там только как знак (хотя само таинство и является своего рода знаком), а то, что тело Христа находится там именно так, как это приличествует этому таинству, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 4. Этот аргумент справедлив в отношении телесного присутствия Христа как присутствующего телесным образом, то есть видимо, но не как присутствующего духовным образом, то есть невидимо. В связи с этим Августин говорит: «Если ты принимаешь» слова Христа о Своей плоти духовно, «они для тебя дух и жизнь; если ты принимаешь их плотски, они не перестают быть духом и жизнью, но не для тебя»¹³⁵.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в этом таинстве после освящения субстанции хлеба и вина сохраняются. В самом деле, Дамаскин говорит: «Так как люди обыкновенно употребляют в пищу хлеб, а пьют [воду и] вино, Бог сочетал с этими веществами Свое Божество и сделал их Своими телом и кровью»; и несколько ниже: «Хлеб общения – не простой хлеб, но соединенный с Божеством»¹³⁶. Но сочетаться свойственно тому, что актуально существует. Следовательно, в этом таинстве хлеб и вино существуют одновременно с телом и кровью Христа.

Возражение 2. Далее, таинства должны сообразовываться друг с другом. Но в других таинствах субстанция материи сохраняется, например субстанция воды при крещении и субстанция миро при конфирмации. Следовательно, и в этом таинстве сохраняются субстанции хлеба и вина.

Возражение 3. Далее, хлеб и вино используются в этом таинстве как обозначающие духовное единство, поскольку, как говорит Августин в [своей книге] «О Символе веры», «хлеб состоит из множества зерен и вино – из множества виноградин». Но это присуще субстанциям хлеба и вина. Следовательно, субстанции хлеба и вина в этом таинстве сохраняются.

Этому противоречат следующие слова Амвросия: «Хотя и после освящения по-прежнему видятся образы хлеба и вина, надлежит верить, что они есть не что иное, как тело и кровь Христа».

Отвечаю: иные считали, что после освящения в этом таинстве субстанции хлеба и вина сохраняются. Но это мнение ошибочно. Во-первых, потому, что оно противоречит истине этого таинства, которому присуще наличие в нем истинного тела Христа, хотя, конечно, до освящения его там нет. Но ничто не может оказаться там, где его прежде не было, если не изменит свое место или не превратит другое в себя (так, огонь появляется в доме тогда, когда его туда приносят или зажигают внутри). Затем, очевидно, что тело Христа не начинает присутствовать в этом таинстве в результате пространственного движения. Во-первых, поскольку из этого бы следовало, что оно прекращает присутствовать на небесах; действительно, движущееся в пространстве занимает новое место только после того, как оставляет прежнее. Во-вторых, поскольку каждое перемещенное в пространстве тело проходит через все посредствующие места, чего в данном случае не происходит. В-третьих, поскольку одно движение одного и того же тела не может завершиться одновременно в разных местах, а между тем тело Христа в этом таинстве начинает одновременно присутствовать во многих местах. Таким образом, остается признать, что тело Христа не может начать присутствовать в этом таинстве иначе, как только посредством изменения субстанции хлеба в себя. Но то, что изменяется в нечто другое, после такого изменения больше не остается собой. Из всего этого можно заключить, что с точки зрения истины этого таинства субстанция хлеба после освящения сохраняться не может.

Во-вторых, потому, что это положение противоречит форме этого таинства, а именно словам: «Сие есть тело Мое», что не соответствовало бы истине, если бы субстанция хлеба сохранялась, поскольку субстанция хлеба никак не может быть телом Христа (в противном случае нужно было бы говорить: «Здесь есть тело Мое»).

В-третьих, потому, что если бы в этом таинстве присутствовала какая-либо субстанция, которой нельзя поклоняться поклонением «latriа», это бы противоречило почитанию этого таинства.

В-четвертых, потому, что это противоречит обряду Церкви, согласно которому никто не вправе принять тело Христа после телесной пищи, в то время как принимать одну освященную гостию после другой допускается. Следовательно, это мнение должно быть отвергнуто как еретическое.

Ответ на возражение 1. Бог «сочетал Свое Божество», то есть Свою божественную силу, с хлебом и вином не в том смысле, что они в этом таинстве сохраняются, но чтобы сотворить из них Свои тело и кровь.

Ответ на возражение 2. В других таинствах, в отличие от этого, Христос не присутствует в действительности, и потому субстанция материи в других таинствах сохраняется, а в этом – нет.

Ответ на возражение 3. Для обозначения в этом таинстве достаточно того, что сохраняются виды, о чем мы поговорим ниже (5), поскольку природа субстанции познается по ее акциденциям.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что после освящения в этом таинстве субстанция хлеба уничтожается или же разлагается в свою изначальную материю. В самом деле, все телесное должно где-то быть. Но субстанция хлеба, которая телесна, как мы уже показали (2), в этом таинстве не сохраняется, и при этом нельзя указать такого места, где бы она могла быть. Выходит, что после освящения она суть ничто. Следовательно, она или уничтожается, или разлагается в свою изначальную материю.

Возражение 2. Далее, то, что при любом изменении является пределом «откуда», остается существовать разве что в возможности материи; так, например, когда воздух изменяется в огонь, форма воздуха сохраняется только в возможности материи, и то же самое происходит при изменении белого в черное. Но в этом таинстве субстанции хлеба и вина суть пределы «откуда», тогда как тело и кровь Христа – пределы «куда», в связи с чем Амвросий в [своей книге] «Об обязанностях священнослужителей» говорит: «До благословения вид и именование различны, после же благословения означается тело Христа». Следовательно, после освящения субстанции хлеба и вина либо больше не сохраняются, либо же разлагаются в свою [изначальную] материю.

Возражение 3. Далее, истинной может быть только одна из двух противоположностей. Но суждение: «После освящения субстанции хлеба и вина есть нечто», ложно. Следовательно, истинным является суждение: «Субстанции хлеба и вина – ничто».

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «Бог не является причиной движения к небытию»¹³⁷. Но это таинство совершается посредством божественной силы. Следовательно, в этом таинстве субстанции хлеба и вина не уничтожаются.

Отвечаю: поскольку субстанции хлеба и вина в этом таинстве не сохраняются, некоторые, полагая, что субстанции хлеба и вина не могут превратиться в плоть и кровь Христа, утверждали, что вследствие освящения субстанции хлеба и вина либо разлагаются в изначальную материю, либо уничтожаются.

Затем, изначальная материя, в которую могут разложиться смешанные тела, – это четыре элемента. В самом деле, разложение в первичную материю не может закончиться тем, что субъект будет существовать без формы, поскольку материя не может существовать без формы. Но так как после освящения из видов таинства не остается ничего помимо тела и крови Христа, то пришлось бы признать, что элементы, на которые разлагаются субстанции хлеба и вина, покидают [свое прежнее] место посредством пространственного движения, которое может восприниматься чувствами. И точно так же [им пришлось бы признать, что] субстанции хлеба и вина сохраняются вплоть до последнего момента освящения, поскольку в последний момент освящения уже налицо субстанции тела и крови Христа, что подобно тому, как форма начинает присутствовать в последний момент возникновения. Но в таком случае определить то мгновение, в которое там появляется изначальная материя, невозможно. Ведь нельзя же сказать, что субстанции хлеба и вина разлагаются в изначальную материю постепенно или что они постепенно теряют свой вид, поскольку если бы это начинало происходить в последний момент освящения, то в таком случае в гостии одновременно наличествовали бы и тело Христа, и субстанция хлеба, что противоречит тому, что было доказано выше (2). А если бы это начинало происходить до освящения, то тогда какое-то время в гостии не было бы ни субстанции хлеба, ни тела Христа, что совершенно нелепо. Впрочем, они, похоже, учли это обстоятельство, поскольку прибегли к альтернативному суждению, а именно что субстанции могут уничтожаться. Но и это мнение необоснованно, поскольку не объясняет, каким образом может начать быть в этом таинстве истинное тело Христа помимо изменения в него субстанции хлеба, каковое изменение при допущении уничтожения субстанции хлеба или разложения ее в изначальную материю исключается. И точно так же они не могут привести никакой причины для такого разложения или уничтожения с точки зрения [словесной] формы, посредством которой указывается следствие этого таинства [а именно]: «Сие есть тело Мое». Отсюда понятно, что вышеприведенное мнение ошибочно.

Ответ на возражение 1. Субстанции хлеба и вина после освящения не сохраняются ни как виды таинства, ни в каком-либо другом месте, но из этого вовсе не следует, что они уничтожаются, поскольку они прелагаются¹³⁸ в тело Христа, что подобно тому, как из того, что воздух, из которого производится огонь, не находится в том же или в каком-то другом месте, вовсе не следует, что он уничтожен.

Ответ на возражение 2. Форма, которая является пределом «откуда», не изменяется в другую форму, но одна форма субъекта последует другой, по каковой причине первая форма сохраняется только в возможности материи. Но в нашем случае, как было показано выше, субстанция хлеба прелагается в тело Христа. Поэтому сделанный вывод безоснователен.

Ответ на возражение 3. Хотя после освящения суждение: «Субстанции хлеба и вина есть нечто», ложно, тем не менее, то, во что преложилась субстанция хлеба, есть нечто, и потому субстанция хлеба не уничтожается.

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что хлеб не может преложиться в тело Христа. В самом деле, любое превращение является своего рода изменением. Но в каждом изменении должен наличествовать некий субъект, который приводится от возможности к действительности, в связи с чем в третьей [книге] «Физики» сказано, что «движение есть действительность существующего в возможности»¹³⁹. Но нет такого субъекта, который мог бы быть усвоен субстанции хлеба и телу Христа, а между тем, как сказано во второй [главе] «Категорий», самой природе субстанции присуще «не быть отдельно от субъекта». Следовательно, преложение всей субстанции хлеба в тело Христа невозможно.

Возражение 2. Далее, форма того, во что превращается что-то другое, начинает по-новому быть в материи превратившегося; так, когда воздух изменяется в не существовавший прежде огонь, форма огня начинает по-новому быть в материи воздуха, и точно так же когда пища превращается в не существовавшего прежде человека, форма человека начинает по-новому быть в материи пищи. Поэтому если бы хлеб изменялся в тело Христа, форма тела Христа непременно должна было бы начать быть в материи хлеба, что очевидно не так. Следовательно, хлеб не изменяется в субстанцию тела Христа.

Возражение 3. Далее, из сказанного в первой [книге] «Физики» очевидно, что когда две вещи различны, одна из них никогда не станет другой, как [например] белизна никогда не станет чернотой. Но как две противоположные формы, будучи началами формального различения, сами по себе различны, так и две означенные материи, будучи началами материального различения, сами по себе различны. Следовательно, невозможно, чтобы эта вот материя хлеба стала тою материей, которая индивидуализирует тело Христа, и точно так же невозможно, чтобы эта вот субстанция хлеба изменилась в субстанцию тела Христа.

Этому противоречит следующее: Евсевий Эмесский говорит: «Ты не должен ни удивляться, ни отрицать того, что земные и тленные вещи изменяются в субстанцию Христа».

Отвечаю: коль скоро истинное тело Христа присутствует в этом таинстве и коль скоро оно не начинает там быть в результате пространственного движения, о чем уже было говорено (2), и при этом оно, как явствует из вышесказанного (1), не вмещается там как в месте, нам надлежит говорить, что оно начинает там быть путем преложения субстанции хлеба в себя.

Однако это изменение отличается от естественных изменений, является совершенно сверхъестественным и производится силою одного только Бога. Поэтому Амвросий говорит: «Заметь, как слово Христово изменяет законы природы по воле Его. Ведь человек обыкновенно рождается не иначе, как только от мужа и жены, но видишь, как наперекор установленному повсюду порядку человека родила дева»; и еще: «Понятно, что дева родила вне порядка природы, а то, что мы делаем, есть тело от девы. Зачем же тогда ты ищешь порядок природы в теле Христа, когда Господь наш Иисус Сам был рожден от девы вне естественного порядка?». И Златоуст, комментируя сказанное [в Писании]: «Слова, которые говорю Я вам», а именно об этом таинстве, «суть дух и жизнь» (Ин. 6, 63), замечает: «То есть божественны и духовны, не заключают в себе ничего плотского и не подлежат естественному порядку, но чужды всякой этого рода необходимости и выше законов, действующих на земле»¹⁴⁰.

Затем, очевидно, что каждый действователь действует постольку, поскольку он актуален. Но каждый сотворенный действователь ограничен в своей актуальности как установленный в роде и виде, и потому действие каждого сотворенного действователя связано с некоторым установленным актом. Далее, установление каждой вещи в актуальном бытии исходит от ее формы. Следовательно, никакой природный и сотворенный действователь не может действовать иначе, как только изменяя чью-либо форму, и в этом смысле любое изменение, произведенное согласно законам природы, суть формальное изменение. Но мы уже показали (I, 7, 1), что актуальность Бога бесконечна, и потому Его действие простирается на всю сущую природу. Поэтому Он может соделывать не только формальное превращение, при котором разнообразные формы последуют друг другу в одном и том же субъекте, но и изменение всего сущего, при котором, так сказать, вся субстанция одной вещи изменяется во всю субстанцию другой. Именно это и происходит в рассматриваемом таинстве посредством божественной силы, когда вся субстанция хлеба изменяется во всю субстанцию тела Христа и вся субстанция вина – во всю субстанцию крови Христа. Следовательно, речь идет не о формальном, а о субстанциальном превращении, которое не является каким-либо естественным движением и может быть названо собственным именем, а именно «транссубстанциацией»¹⁴¹.

Ответ на возражение 1. Это возражение состоятельно в отношении формального изменения, поскольку форме присуще находиться в материи или субъекте, но в отношении изменения всей субстанции оно несостоятельно. Таким образом, коль скоро субстанциальное изменение предполагает некоторую упорядоченность субстанций, одна из которых изменяется в другую, оно присутствует в обеих субстанциях как в субъекте наподобие порядка или числа.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент тоже справедлив в отношении формального превращения, или изменения, поскольку, как мы только что показали, форма должна находиться в некоторой материи или субъекте. Но в случае изменения всей субстанции это не так, поскольку в таком случае какой-либо субъект невозможен.

Ответ на возражение 3. Форма не может быть изменена в форму и материя – в материю посредством силы любого конечного действователя. Такое изменение может быть произведено только посредством силы бесконечного действователя, который управляет всем сущим, поскольку природа сущего обща как обеим формам, так и обеим материям, и все, что является сущим в одной из них, Творец сущего может изменить во все, что является сущим в другой, устраняя при этом все, что отличает первую от второй.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что акциденции хлеба и вина в этом таинстве не сохраняются. Ведь когда устраняется предшествующее, устраняется и последующее. Но субстанция, как доказано в седьмой [книге] «Метафизики», по природе предшествует акциденции¹⁴². Следовательно, коль скоро после освящения в этом таинстве субстанция хлеба не сохраняется, то дело представляется так, что не сохраняются и акциденции.

Возражение 2. Далее, в таинстве истины не может быть ничего ложного. Но о субстанции мы судим по акциденциям. Следовательно, если бы акциденции сохранялись, а субстанция хлеба – нет, то, похоже, человеческое суждение было бы введено в заблуждение, что не приличествует этому таинству

Возражение 3. Далее, хотя наша вера, как было показано нами в самом начале этого труда (I, 1, 8), не является субъектом разума, однако она и не противоречит разуму, а [просто] превосходит его [возможности]. Но истоком нашего разума являются чувства. Поэтому наша вера не должна противоречить чувствам так, чтобы вера полагала чувственно воспринимаемый хлеб субстанцией тела Христа. Следовательно, сохранение акциденций хлеба в качестве субъекта чувств и не сохранение субстанции хлеба не приличествует этому таинству.

Возражение 4. Кроме того, дело представляется так, что остающееся после изменения является субъектом изменения. Поэтому если бы акциденции хлеба оставались после изменения, то эти акциденции, похоже, были бы субъектом изменения. Но это невозможно, поскольку «акциденция не является акциденцией для акциденции»¹⁴³. Следовательно, акциденции хлеба и вина в этом таинстве не сохраняются.

Этому противоречат следующие слова Августина: «В созерцаемых нами видах хлеба и вина мы почитаем невидимое, то есть плоть и кровь».

Отвечаю: как свидетельствуют наши чувства, после освящения все акциденции хлеба и вина сохраняются, что вполне обоснованно и имеет место по божественному Провидению. Во-первых, потому, что людям не свойственно и отвратительно есть человеческую плоть и пить человеческую кровь. Поэтому плоть и кровь Христа предлагаются нам для вкушения в видах того, что обычно вкушается людьми, а именно хлеба и вина. Во-вторых, потому, что если бы мы стали вкушать нашего Господа в Его собственном виде, то были бы осуждены неверными. В-третьих, потому, что, вкушая тело и кровь нашего Господа в их невидимом присутствии, мы увеличиваем заслуги нашей веры.

Ответ на возражение 1. Как сказано в книге «О причинах», следствие больше зависит от первой причины, чем от второй¹⁴⁴. Таким образом, сила Божия, каковая суть первая причина всего, делает возможным сохранение последующего при устранении предшествующего.

Ответ на возражение 2. В этом таинстве нет никакого заблуждения, поскольку различаемые чувствами акциденции действительно существуют. Что же касается ума, надлежащим объектом которого, как сказано в третьей [книге трактата] «О душе», является субстанция¹⁴⁵, то он от заблуждения спасается верой.

Сказанное также является ответом на возражение 3, поскольку вера не противоречит чувствам в отношении того, что недоступно чувству.

Ответ на возражение 4. Это изменение, как мы уже показали (4), в строгом смысле слова не имеет субъекта, хотя остающиеся акциденции некоторым образом подобны субъекту.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в этом таинстве после освящения субстанциальная форма хлеба сохраняется. В самом деле, мы уже показали (5), что акциденции после освящения сохраняются. Но хлеб является произведенной вещью, и потому его форма суть акциденция. Следовательно, после освящения она сохраняется.

Возражение 2. Далее, формой тела Христа является Его душа, поскольку, как сказано во второй [книге трактата] «О душе», душа «является актом естественного тела, обладающего в возможности жизнью»¹⁴⁶. Но сказать, что субстанциальная форма хлеба превращается в душу, нельзя. Следовательно, похоже, что после освящения она сохраняется.

Возражение 3. Далее, собственная деятельность вещи проистекает из ее субстанциальной формы. Но то, что сохраняется в этом таинстве, питает и делает все то, что при своем наличии делает хлеб. Следовательно, в этом таинстве после освящения субстанциальная форма хлеба сохраняется.

Этому противоречит следующее: субстанциальная форма хлеба по своей субстанции есть хлеб. Но мы уже показали (2), что субстанция хлеба прелагается в тело Христа. Следовательно, субстанциальная форма хлеба не сохраняется.

Отвечаю: некоторые заявляли, что после освящения сохраняются не только акциденции хлеба, но и его субстанциальная форма. Однако подобное невозможно. Во-первых, потому, что если бы субстанциальная форма хлеба сохранялась, то в хлебе ничего бы не превращалось в тело Христа помимо материи, из чего бы следовало, что он превращается не во все тело Христа, а в его материю, что противоречит форме таинства, в которой говорится: «Сие есть тело Мое».

Во-вторых, потому, что если бы субстанциальная форма хлеба сохранялась, то она бы сохранялась либо в материи, либо отдельно от материи. Первое невозможно по причине того, что если бы она сохранялась в материи хлеба, то тогда бы сохранялась и вся субстанция хлеба, что противоречит тому, что было доказано выше (2). И при этом она не может сохраняться в какой-то другой материи, поскольку присущая форма существует только в присущей материи. А если бы она сохранялась отдельно от материи, то тогда бы она была актуальной интеллигибельной формой и умом, поскольку все отделенные от материи формы именно таковы.

В-третьих, потому, что это не приличествует этому таинству, поскольку, как уже было сказано (5), акциденции хлеба в этом таинстве сохраняются для того, чтобы в них, а не в своем собственном виде, было видимо тело Христа.

Следовательно, нам надлежит говорить, что субстанциальная форма хлеба не сохраняется.

Ответ на возражение 1. Ничто не препятствует тому, чтобы произведенная вещь обладала не акцидентной, а субстанциальной формой; так, лягушки и змеи могут быть произведены искусством, поскольку искусство производит такие формы посредством не собственной силы, а силы природных энергий. И точно так же оно производит субстанциальные формы хлеба посредством силы огня, выпекающего составленную из муки и воды материю.

Ответ на возражение 2. Душа – это форма тела, сообщающая ему полный порядок совершенного бытия, то есть бытия, плотского бытия, одушевленного бытия и так далее. Форма же хлеба изменяется в форму тела Христа в том смысле, что последняя сообщает плотское бытие, а не одушевленное бытие.

Ответ на возражение 3. Некоторые из деятельностей хлеба, например его воздействие на чувства, связаны с его акциденциями, и такие деятельности обнаруживаются в виде хлеба после освящения по причине сохраняющихся акциденций. Некоторые же другие деятельности сопровождают хлеб или в связи с материей, например ее изменение во что-то еще, или в связи с субстанциальной формой, каковы деятельности, являющиеся результатом ее вида, например «укрепление сердца человека» (Пс. 103, 15). Такие деятельности присутствуют в этом таинстве, но не потому, что сохраняется форма или материя, а потому, что они чудесным образом даруются самим акциденциям, о чем мы поговорим ниже (77, 5).

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что это изменение производится не мгновенно, а постепенно. В самом деле, в этом изменении вначале наличествует субстанция хлеба, а после – субстанция тела Христа, и не в одно и то же мгновение, а в двух. Но между двумя мгновениями существует среднее время. Следовательно, это изменение должно происходить постепенно в тот промежуток времени, который лежит между последним мгновением, в котором наличествует хлеб, и первым мгновением, в котором наличествует тело Христа.

Возражение 2. Далее, в любом изменении есть нечто «становящееся» и нечто «ставшее». Но то и другое не существуют одновременно, поскольку «становящегося» еще нет, тогда как «ставшее» уже есть. Следовательно, в таком изменении есть «до» и «после», и потому изменение не может быть мгновенным, но – только постепенным.

Возражение 3. Далее, Амвросий говорит, что это таинство «совершает слово Христа». Но слово Христа произносится постепенно. Следовательно, и изменение происходит постепенно.

Этому противоречит следующее: это изменение производится бесконечной силой, которой свойственно производить мгновенно.

Отвечаю: изменение может быть мгновенным по трем причинам. Во-первых, со стороны формы, которая является пределом изменения. В самом деле, когда речь идет о форме, которая может быть получена больше или меньше, она получается субъектом постепенно, как [например] здоровье; поэтому коль скоро субстанциальная форма не может быть получена больше или меньше, из этого следует, что она устанавливается в материи мгновенно. Во-вторых, со стороны субъекта, который в некоторых случаях приуготовляется к получению формы постепенно, как [например] постепенно нагревается вода. Однако когда сам субъект находится в предельной расположенности к получению формы, он получает ее мгновенно, как [например] мгновенно освещается прозрачное тело. В-третьих, со стороны действователя, который обладает бесконечной силой и потому может мгновенно расположить материю к форме. Так, [в Писании] читаем о том, что когда Христос сказал: «Еффафа!» (то есть: «Отверзись!»)... тотчас отверзся у него слух, и разрешились узы его языка» (Мк. 7, 34).

По этим трем причинам преложение происходит мгновенно. Во-первых, потому, что субстанция тела Христа, которая является пределом этого преложения, не получается больше или меньше. Во-вторых, потому, что в этом преложении нет такого субъекта, который бы нуждался в постепенном расположении. В-третьих, потому, что оно производится бесконечной силой Бога.

Ответ на возражение 1. Некоторые допускали, что между каждыми двумя мгновениями не обязательно существует среднее время, и говорили, что это справедливо в отношении тех двух мгновений, которые относятся к одному и тому же движению, но не тех, которые относятся к различным вещам. Поэтому между моментом завершения покоя и моментом начала движения посредине ничего нет. Но в этом они неправы, поскольку единство времени и момента или даже их множественность связано не со всяким движением, но – только с первым движением небес, которое является мерой любого движения и покоя.

Поэтому другие были вынуждены признать зависимость измерения времени от движения небес. Однако есть такие движения, которые не зависят от движения небес и не измеряются им, как было сказано в первой части (I, 53, 3) о движениях ангелов. Следовательно, между двумя моментами таких движений нет никакого среднего времени. Но это не относится к нашему случаю, поскольку хотя рассматриваемое изменение само по себе и не связано с движением небес, тем не менее, оно последует произнесению слов, каковое [произнесение], конечно же, измеряется небесным движением, и потому в нем необходимо должна быть середина времени между каждыми двумя вышеозначенными связанными с изменением мгновениями.

В связи с этим еще некоторые говорили, что последнее мгновение наличия хлеба и первое мгновение наличия тела Христа являются двумя со стороны измеряемых вещей, а со стороны измеряющего времени – одним, как когда в точке пересечения двух линий есть две точки со стороны двух линий, а со стороны содержащего их места – одна. Но приведенная аналогия неудачна, поскольку мгновение и время не являются внутренней мерой частных движений подобно тому, как линия и точка – тела, но – только внешней мерой, как место – тела.

Поэтому еще некоторые говорили, что фактически речь идет об одном и том же мгновении, различающемся только в уме. Но из этого бы следовало, что действительно противоположные друг другу вещи существуют совместно, поскольку умственное различение объективно не изменяет вещь.

Таким образом, нам надлежит утверждать, что это изменение, которое, как уже было сказано, производится посредством произносимых священником слов Христа, происходит таким образом, что последнее мгновение произнесения слов является первым мгновением присутствия в таинстве тела Христа, а также что во все предшествующее время в нем присутствует субстанция хлеба. Притом в этом времени нет такого мгновения, которое бы непосредственно предшествовало последнему, поскольку время, как доказано в шестой [книге] «Физики», не состоит из последующих друг другу мгновений¹⁴⁷. Поэтому можно определить первое мгновение, в котором присутствует тело Христа, но не последнее мгновение, в котором там присутствует субстанция хлеба, хотя и можно определить, когда оно присутствует последний раз. И то же самое, как явствует из сказанного Философом, можно сказать о естественных изменениях¹⁴⁸.

Ответ на возражение 2. В случае мгновенного изменения «становящееся» и «ставшее» существуют одновременно подобно тому, как одновременны становление освещенным и актуальная освещенность; в самом деле, о вещи говорят как о «ставшей» постольку, поскольку она есть сейчас, а как о «становящейся» постольку, поскольку ее не было прежде.

Ответ на возражение 3. Как мы уже показали, это изменение происходит в последний миг произнесения слов, поскольку в этот миг значение слов получает свою завершенность, а в форме таинств действенно [именно] это значение. Так что из этого вовсе не следует, что это изменение происходит постепенно.

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что суждение: «Тело Христа делается из хлеба», ложно. В самом деле, то, из чего делается что-то другое, является тем, что делается другим, но не наоборот; так, мы говорим, что черная вещь делается из белой и что белая вещь делается черной, но хотя мы можем сказать, что человек делается смуглым, однако мы не можем сказать, что смуглая вещь делается из человека, о чем читаем в первой [книге] «Физики»¹⁴⁹. Таким образом, если бы тело Христа поистине делалось из хлеба, то можно было бы поистине говорить, что хлеб делается телом Христа. Однако это представляется ложным, поскольку хлеб не является субъектом делания, но, скорее, его пределом. Следовательно, нельзя поистине утверждать, что тело Христа делается из хлеба.

Возражение 2. Далее, предел «становления» является чем- то сущим или чем-то сделанным. Но суждение: «Хлеб есть тело Христа», или: «Хлеб сделан телом Христа», или: «Хлеб будет телом Христа», ни в коем случае не может быть истинным. Следовательно, похоже, что не является истинным [и суждение]: «Тело Христа делается из хлеба».

Возражение 3. Далее, все, из чего делается другое, преобразуется в то, что из него делается. Но дело представляется так, что суждение: «Хлеб преобразуется в тело Христа», ложно, поскольку такое преобразование представляется более чудесным, чем сотворение мира, о котором не говорят, что не-сущее было преобразовано в сущее. Следовательно, похоже, что ложным является и суждение: «Тело Христа делается из хлеба».

Возражение 4. Кроме того, то, из чего что-то делается, может быть этой вещью. Но суждение: «Хлеб может быть телом Христа», ложно. Следовательно, ложно и суждение: «Тело Христа делается из хлеба».

Этому противоречат следующие слова Амвросия: «Когда завершается освящение, из хлеба делается тело Христа».

Отвечаю: это преложение хлеба в тело Христа имеет нечто общее и с сотворением, и с естественным преобразованием, и при этом в некотором отношении отличается от обоих. Порядок пределов, а именно что после одного возникает другое, общее всем трем (так, при сотворении – бытие после небытия, в этом таинстве – тело Христа после субстанции хлеба, при естественном преобразовании – белое после черного или огонь после воздуха), а еще [общим является] то, что эти пределы не существуют совместно.

Далее, у преложения, о котором мы ведем речь, общим с сотворением является то, что ни в одном из них нет такого общего субъекта, который был бы связан с каждым из пределов, тогда как в случае любого естественного преобразования имеет место обратное.

Затем, у этого преложения есть нечто общее и с естественным преобразованием в двух отношениях, хотя и иным способом. Во-первых, в том и другом один из пределов переходит в другой: хлеб – в тело Христа и воздух – в огонь, в то время как не-сущее не превращается в сущее. Но сам этот переход происходит у них по-разному, поскольку в этом таинстве вся субстанция хлеба переходит во все тело Христа, тогда как в естественном преобразовании материя одного получает форму другого, а предшествующая форма упраздняется. Во-вторых, у них общо то, что в них что-то остается тем же (чего нельзя сказать о сотворении), однако по-разному поскольку в естественном преобразовании остаются те же материя и субъект, тогда как в этом таинстве – те же самые акциденции.

От этих соображений мы может перейти к рассмотрению различных способов того, как это может быть выражено. В самом деле, коль скоро ни в одном из трех упомянутых случаев нет совместно существующих пределов, то ни в одном из них один предел не может быть усвоен другому посредством субстантивного глагола в настоящем времени, то есть нельзя говорить: «Несущее есть сущее», или: «Хлеб есть тело Христа», или: «Воздух есть огонь», или: «Белое есть черное». Однако во всех случаях отношение пределов позволяет нам использовать указывающий на порядок предлог «из», поскольку мы можем поистине и надлежащим образом сказать, что «из не-сущего – сущее», «из хлеба – тело Христа», «из воздуха – огонь», «из белого – черное». Но поскольку при сотворении один из пределов не переходит в другой, мы не можем в отношении сотворения использовать слово «превращение» и говорить, что «не-сущее превратилось в сущее», хотя мы можем использовать это слово в отношении этого таинства и естественного преобразования. Однако коль скоро в этом таинстве вся субстанция прелагается во всю субстанцию, это преобразование правильно называть «транссубстанциацией».

Затем, в нашем случае нет никакого субъекта этого преложения, и потому то, что является истинным в отношении естественного превращения благодаря субъекту, к этому преложению приложено быть не может. Так, во-первых, очевидно, что возможность противоположного сопряжена с субъектом, по каковой причине мы говорим, что «белая вещь может быть черной» или что «воздух может быть огнем». Впрочем, последнее не столь истинно, как первое; в самом деле, субъектом белизны, в котором наличествует возможность черноты, является вся субстанция белой вещи, поскольку белизна не является ее частью, тогда как субъектом формы воздуха является ее часть; таким образом, если мы говорим, что «воздух может быть огнем», то прибегаем к синекдохе [то есть переносим значение с целого] на часть. Но в случае этого преложения, равно как и сотворения, по причине отсутствия такого субъекта нельзя говорить, что один предел может быть другим, а именно что «не-сущее может быть сущим» или что «хлеб может быть телом Христа». По той же самой причине нельзя поистине говорить, что «сущее сделано из не-сущего» или что «тело Христа сделано из хлеба», поскольку [здесь] предлог «из» указывает на причину консубстанциальности¹⁵⁰, каковая консубстанциальность пределов в естественных превращениях рассматривается с точки зрения той или иной общности в субъекте. И по той же причине недопустимо говорить, что «хлеб будет телом Христа» или что он «может стать телом Христа», равно как и в отношении сотворения недопустимо говорить, что «не-сущее будет сущим» или что «несущее может стать сущим», в то время как в случае естественных преобразований такой оборот речи допустим по причине субъекта, как когда мы говорим, что «белая вещь становится черной» или что «белая вещь будет черной».

Однако коль скоро в этом таинстве после изменения кое-что остается тем же (а именно, как было показано выше (5), акциденции хлеба), некоторые из этих выражений, например, что «хлеб есть тело Христа», или что «хлеб будет телом Христа», или что «тело Христа сделано из хлеба», могут быть допущены как своего рода аллегории при том условии, что под словом «хлеб» понимается не субстанция хлеба, а в целом «то, что присутствует в виде хлеба», в каковом виде там вначале присутствует субстанция хлеба, а впоследствии – тело Христа.

Ответ на возражение 1. То, из чего сделано что-то другое, иногда подразумевает совместность субъекта и одного из пределов преобразования, как когда говорят, что «черная вещь сделана из белой», а иногда подразумевает только противоположность, или предел, как когда говорят, что «из утра происходит день», что не допускает того, что первое становится последним, то есть что «это вот утро делается днем». Сказанное справедливо и для нашего случая, так что хотя мы можем, не греша против истины, говорить, что «тело Христа делается из хлеба», тем не менее, говорить, что «хлеб делается телом Христа», мы можем разве что только по аналогии, но никак не в прямом смысле слова.

Ответ на возражение 2. То, из чего сделано что-то другое, иногда может быть этим другим по причине подразумеваемого субъекта. Но поскольку в этом изменении такого субъекта нет, приведенная аналогия неудачна.

Ответ на возражение 3. В этом изменении наличествует гораздо больше трудностей, чем в случае сотворения, в отношении которого существует только та трудность, что нечто делается из ничего, но это свойственно надлежащему модусу продуцирования первой причины, которая не нуждается в чем-то еще. В этом же преобразовании трудностью является не только то, что все одно целокупно изменяется во все другое, причем так, что не остается ничего прежнего (что не свойственно обычному модусу продуцирования причины), но и то, что при уничтожении субстанции акциденции сохраняются, а также и многое другое, о чем мы поговорим ниже (77). Впрочем, как мы уже показали, слово «преобразование» к данному таинству применимо, а к сотворению – нет.

Ответ на возражение 4. Как уже было сказано, возможность сопряжена с субъектом, а между тем в этом преобразовании субъект отсутствует. По этой причине хлеб не может быть телом Христа – ведь это преобразование производится не пассивной возможностью твари, а исключительно активной силой Творца.