Вопрос 100. О моральных предписаниях старого закона

Теперь нам надлежит рассмотреть каждый Вид предписаний Старого Закона [по отдельности]: во-первых, моральные предписания; Во-вторых, обрядовые предписания; В-третьих, судебные предписания.

Под первым заглавием наличествует двенадцать пунктов: 1) Все ли моральные предписания Старого Закона принадлежат закону природы; 2) относятся ли моральные предписания Старого Закона к актам Всех добродетелей; 3) все ли моральные предписания Старого Закона сводимы к десяти предписаниям Десятисловия; 4) каким образом предписания Десятисловия отличаются друг от друга; 5) об их количестве; 6) об их порядке; 7) о форме, в которой они были преподаны; 8) о том, насколько они обязательны; 9) подпадает ли модус следования добродетели под предписание Закона; 10) подпадает ли под предписание модус любви; 11) о различении других моральных предписаний; 12) оправдывали ли человека моральные предписания Старого Закона.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что не все моральные предписания принадлежат закону природы. Ведь сказано же [в Писании]: «Он приложил им знание и дал им в наследство закон жизни» (Сир. 17, 9). Но знание отличается от закона природы, поскольку закон природы не изучается, а всевается через посредство природного инстинкта. Следовательно, не все моральные предписания принадлежат естественному закону.

Возражение 2. Далее, божественный закон совершеннее человеческого закона. Но человеческий закон добавляет к тому, что принадлежит закону природы, кое-что из области морали, что явствует из того, что естественный закон одинаков во всех, между тем как моральные установления различных людей разнятся. Следовательно, божественный закон ещё скорее должен добавить к закону природы постановления, относящиеся к доброй морали.

Возражение 3. Далее, как естественный разум в некоторых вопросах способствует доброй морали, точно так же делает и вера, по каковой причине [в Писании] сказано, что вера «действует любовью» (Гал. 5, 6). Но вера не принадлежит закону природы, поскольку она направлена на то, что превышает природу Следовательно, не все моральные предписания божественного закона принадлежат закону природы.

Этому противоречит сказанное апостолом о том, что «язычники, не имеющие закона, по природе законное делают» (Рим. 2, 14), что следует понимать как сказанное о том, что соответствует доброй морали. Следовательно, все моральные предписания Закона принадлежат закону природы.

Отвечаю: моральные предписания, в отличие от обрядовых и судебных предписаний, относятся к тому, что по самой своей природе принадлежит доброй морали. Далее, коль скоро человеческая мораль зависит от её отношения к надлежащему началу человеческих действий, каковым является разум, то доброю называется та мораль, которая согласуется с разумом, а злою – та, которая противоречит ему И как любое суждение созерцательного разума проистекает из естественного знания первых начал, точно так же любое суждение практического разума – из начал, которые познаваемы по природе, о чем уже было сказано (94, 2), и любой [человек], опираясь на эти начала, может тем или иным способом выносить суждение о самых разных вопросах. При этом некоторые связанные с человеческими действиями вопросы столь очевидны, что всякий после непродолжительного рассмотрения способен при помощи общих начал одобрить их или осудить. Некоторые же вопросы не могут стать субъектом суждения без длительного рассмотрения различных обстоятельств, на что способны далеко не все, но только те, кто достаточно мудр, что подобно тому, как не всем под силу исследовать частные заключения наук, но только тем, кто сведущ в философии. Наконец, существуют такие вопросы, о которых никто не может судить иначе, как только на основании божественных наставлений, например – о положениях веры.

Поэтому очевидно, что коль скоро моральные предписания относятся к вопросам, касающихся доброй морали, и коль скоро доброй моралью является та, которая согласуется с разумом, и коль скоро любое суждение человеческого разума так или иначе проистекает из естественного разума, то из всего этого необходимо следует, что все моральные предписания принадлежат закону природы, хотя и не одним и тем же образом. Так, есть такие вещи, относительно которых естественный разум любого человека по собственному согласию и сразу выносит суждение, надлежит ли их исполнять или не исполнять, например, почитать отца своего и мать свою, не убивать, не красть, и такие вещи принадлежат закону природы абсолютным образом. Далее, есть такие вещи, относительно которых мудрецы, тщательно рассмотрев их, говорят как об обязательных. Хотя они тоже принадлежат закону природы, однако существует потребность, чтобы менее сведущие были обучены им теми, кто достиг большей мудрости, например, вставать пред убеленными сединами, почитать старейшин и тому подобные. А ещё есть такие вещи, для вынесения суждения о которых человеческий разум нуждается в божественном наставлении, посредством которого нам преподаны божественные вещи, например не делать себе кумира и никакого изображения и не произносить имени Господа, Бога своего, напрасно.

Сказанного достаточно для ответа на все возражения.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что моральные предписания Закона относятся не ко всем актам добродетели. Так, исполнение предписаний Старого Закона называется подтверждениями, согласно сказанному [в Писании]: «Буду хранить подтверждения Твои»¹²⁹ (Пс. 118, 8). Но подтверждение – это действенность правосудности. Следовательно, моральные предписания относятся только к актам правосудности.

Возражение 2. Далее, то, что подпадает под действие предписания, носит признак обязательности. Но из всех добродетелей только правосудность обладает признаком обязательности, поскольку надлежащий акт правосудности состоит в том, что каждому воздается должное. Следовательно, предписания морального закона не относятся к актам всех добродетелей, но – только к актам правосудности.

Возражение 3. Далее, как говорит Исидор, всякий закон устанавливается «ради всеобщей пользы»¹³⁰. Но из всех добродетелей, по мнению Философа, только правосудность имеет отношение к общественному благу¹³¹. Следовательно, моральные предписания относятся только к актам правосудности.

Этому противоречит сказанное Амвросием о том, что «грех является преступлением божественного закона и нарушением небесных заповедей». Но существуют грехи, которые противоположны всем актам добродетели. Следовательно, божественный закон направляет все акты добродетели.

Отвечаю: коль скоро, как было показано выше (90, 2), предписания Закона определены к общему благу, они необходимо должны различаться согласно различию видов сообщества, в связи с чем Философ учит, что законы, изданные в государстве, которое управляется монархически, должны отличаться от законов государства, которое управляется демократически или олигархически¹³². Затем, человеческий закон определен для одного вида сообщества, а божественный закон – для другого. В самом деле, человеческий закон определен для гражданского сообщества и подразумевает взаимные обязанности человека и его товарищей, а люди определены друг к другу внешними актами, посредством которых происходит человеческое общение. Эта жизнь в человеческом сообществе принадлежит правосудности, которой присуще направлять человеческое сообщество. Поэтому человеческий закон устанавливает предписания только в отношении актов правосудности, а если он предписывает акты других добродетелей, то, как разъясняет Философ, лишь в той мере, в какой они причастны природе правосудности¹³³.

Но сообщество, для которого определен божественный закон, является сообществом людей в отношении с Богом – как в этой, так и в имеющей наступить жизни. И потому божественный закон устанавливает предписания относительно всего того, посредством чего люди хорошо определяются в своем отношении с Богом. Затем, человек соединен с Богом через посредство своего разума, или ума, в котором он является образом Божиим. Поэтому божественный закон устанавливает предписания относительно всего того, посредством чего правильно определяется человеческий разум. Но это обусловливается актами всех добродетелей, поскольку умственные добродетели устанавливают благой порядок актов разума в отношении самого себя, а нравственные добродетели устанавливают благой порядок актов разума в отношении внутренних страстей и внешних действий. Поэтому очевидно, что божественный закон надлежащим образом устанавливает предписания относительно актов всех добродетелей, и делает он это так, что некоторые вопросы, без которых являющийся порядком разума порядок добродетели не мог бы даже существовать, подпадают под обязательные для исполнения предписания, в то время как другие вопросы, которые принадлежат благости совершенной добродетели, даны [нам] в качестве увещеваний.

Ответ на возражение 1. Исполнение заповедей Закона, даже тех, которые относятся к актам других добродетелей, носит признак подтверждения потому, что человек должен быть тверд в своем повиновении Богу, а ещё потому, что все принадлежащее человеку должно быть твердо подчинено [его] разуму.

Ответ на возражение 2. Правосудность в собственном смысле слова связана с обязанностями одного человека перед другим, тогда как все остальные добродетели связаны с обязанностями более низких способностей перед разумом. Об этих последних обязанностях Философ говорит как о своего рода метафорической правосудности¹³⁴.

Ответ на возражение 3 очевиден из сказанного нами о различных видах сообщества.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что не все моральные предписания Старого Закона сводимы к десяти предписаниям Десятисловия. В самом деле, первыми и наибольшими предписаниями Закона, согласно сказанному [в Писании], являются «возлюби Господа, Бога твоего» и «возлюби ближнего твоего» (Мф. 22, 37, 39). Но этих двух [заповедей] среди предписаний Десятисловия нет. Следовательно, не все моральные предписания содержатся в предписаниях Десятисловия.

Возражение 2. Далее, моральные предписания не сводятся к обрядовым предписаниям, а, пожалуй, наоборот. Но одно из предписаний Десятисловия является обрядовым, а именно: «Помни день субботний, чтобы святить его» (Исх. 20, 8). Следовательно, моральные предписания не сводимы ко всем предписаниям Десятисловия.

Возражение 3. Далее, моральные предписания относятся ко всем актам добродетели. Но среди предписаний Десятисловия встречаются только такие, которые относятся к актам правосудности, что нетрудно заметить, рассмотрев их все. Следовательно, предписания Десятисловия не содержат все моральные предписания.

Этому противоречит следующее: глосса на слова [Писания]: «Блаженны вы, когда будут поносить вас» (Мф. 5, 11) и т.д., говорит, что «Моисей, представив десять предписаний, затем изложил их подробно». Следовательно, предписаний Закона столько, сколько частей обнаруживается у предписаний Десятисловия.

Отвечаю: предписания Десятисловия отличаются от других предписаний Закона тем, что, как принято считать, Бог сообщил их Сам, в то время как другие предписания Он преподал людям через Моисея. Поэтому Десятисловие содержит те предписания, знание которых человек получил непосредственно от Бога. И таковыми являются те, которые, слегка поразмыслив, можно вывести из самых первых общих начал, а ещё те, которые сразу же познаются человеком через посредство божественно всеянной веры. Поэтому среди предписаний Десятисловия мы не встречаем двух видов предписаний. Во-первых, первые общие начала, поскольку они, будучи единожды запечатлены в естественном разуме, для которого они самоочевидны (например, что никому нельзя причинять зла и другие такого рода начала), более не нуждаются ни в каком обнародовании. Во-вторых, те, которые преподаны нам как такие, которые согласны с разумом, после самого их скрупулезного исследования мудрыми, поскольку люди обретают такие начала от Бога через посредство сообщения их мудрецами. Впрочем, и эти два вида предписаний можно обнаружить среди предписаний Десятисловия, но представлены они по-разному. В самом деле, первые общие начала содержатся в них как начала в своих ближайших заключениях, в то время как те, которые известны нам через посредство мудрецов, напротив, содержатся как заключения в своих началах.

Ответ на возражение 1. Эти два начала являются первыми общими началами естественного закона и для человеческого разума они самоочевидны или благодаря природе, или благодаря вере. Поэтому все предписания Десятисловия сводятся к ним как заключения к общим началам.

Ответ на возражение 2. Предписание соблюдения субботы является моральным в том отношении, что оно предписывает человеку посвящать часть своего времени божественному, согласно сказанному [в Писании]: «Остановитесь и познайте, что Я – Бог» (Пс. 45, 11), и именно в указанном смысле оно присутствует среди предписаний Десятисловия, а не в том, что оно устанавливает конкретное время, в каковом отношении оно является обрядовым предписанием.

Ответ на возражение 3. Из всех добродетелей именно в правосудности понятие обязательности обретает наибольшую очевидность. Следовательно, предписания в отношении актов других добродетелей не столь очевидны людям, как предписания в отношении актов правосудности. По этой-то причине акты правосудности главным образом и подпадают под предписания Десятисловия, которые являются первичными элементами Закона.

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что предписания Десятисловия различены ненадлежащим образом. В самом деле, богослужение – это отличная от веры добродетель. Далее, предписания относятся к актам добродетели. Но то, что сказано в начале Десятисловия, а именно: «Да не будет у тебя других «богов» пред лицом Моим», принадлежит вере, а то, что добавлено, а именно: «Не делай себе кумира» и т.д., принадлежит богослужению. Следовательно, это не одно предписание, как утверждает Августин, а два.

Возражение 2. Далее, утвердительные предписания в Законе отличны от запретительных предписаний, например, «почитай отца твоего и мать твою» и «не убивай». Но предписание «Я – Господь, Бог твой» является утвердительным, а то, что следует за ним, [а именно] «да не будет у тебя других «богов» пред лицом Моим», запретительным. Следовательно, это два предписания, а не одно, как пишет Августин.

Возражение 3. Далее, апостол сказал: «Я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай» (Рим. 7, 7). Следовательно, похоже на то, что предписание «не желай» является одним предписанием, и потому его не должно разделять на два.

Этому противоречит авторитет Августина, который в своих комментариях на книгу «Исход» различает три предписания, которые относятся к Богу, и семь [предписаний], которые относятся к ближнему.

Отвечаю: разные авторитетные авторы различали предписания Десятисловия по-разному. Так, Исихаст, комментируя слова [Писания]: «Десять женщин будут печь хлеб ваш в одной печи» (Лев. 26, 26), говорит, что предписание соблюдать субботу не является одним из десяти предписаний, поскольку по существу такое соблюдение не было обязательным на все времена. Итак, он различает четыре предписания, которые относятся к Богу, первое из которых: «Я – Господь, Бог твой»; второе: «Да не будет у тебя других «богов» пред лицом Моим» (и точно так же различает эти два предписания Иероним в своем комментарии на слова Писания: «...за двойное преступление их» (Ос. 10, 10)); третье, по его мнению, предписание: «Не делай себе кумира и никакого изображения»; наконец, четвёртое: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно». Он также говорит, что существует шесть предписаний, которые относятся к ближнему; первое: «Почитай отца твоего и мать твою»; второе: «Не убивай»; третье: «Не прелюбодействуй»; четвёртое: «Не кради»; пятое: «Не произноси ложного свидетельства»; шестое: «Не желай».

Но, во-первых, представляется неубедительным, что предписание о соблюдении субботы, которое помещено среди предписаний Десятисловия, не является [предписанием] Десятисловия. Во-вторых, согласно сказанному [в Писании], «никто не может служить двум господам» (Мф. 6, 24), и потому два утверждения: «Я – Господь, Бог твой» и «да не будет у тебя других «богов» пред лицом Моим», похоже, имеют общую природу и представляют собою одно предписание. Поэтому Ориген, тоже утверждая, что к Богу относятся четыре предписания, объединяет эти два высказывания в одно предписание; в качестве второго он полагает: «Не делай себе кумира»; в качестве третьего: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно»; в качестве четвёртого: «Помни день субботний, чтобы святить его». Остальные шесть он определяет так же, как и Исихаст.

Однако коль скоро сотворение кумиров или подобий чего-либо само по себе запрещается только в смысле поклонения им как богам, о чем свидетельствует распоряжение Бога сделать изображения серафимов на обоих концах крышки [ковчега]¹³⁵.

(Исх. 25, 18), то Августин с полным на то основанием объединяет два положения, а именно «да не будет у тебя других «богов» пред лицом Моим» и «не делай себе кумира», в одно предписание. И точно так же, коль скоро желание чужой жены ради чувственного познания относится к вожделению плоти, в то время как желание других вещей ради обладания ими относится к вожделению очей, то Августин проводит различение между предписанием, которое запрещает желание чужого блага, и предписанием, которое запрещает желание чужой жены. Таким образом, он устанавливает три предписания, которые относятся к Богу, и семь [предписаний], которые относятся к ближнему. И такое [различение] представляется наилучшим.

Ответ на возражение 1. Богослужение является просто выявлением веры, и потому относящиеся к богослужению предписания не должно отличать от тех, которые относятся к вере. Впрочем, относящиеся к богослужению предписания [в рассматриваемом нами месте] надлежало дать скорее, нежели те, которые относятся к вере, поскольку предписание веры, равно как и предписание любви, предшествует предписаниям Десятисловия. В самом деле, как первые общие начала естественного закона для того, в ком присутствует естественный разум, самоочевидны и не нуждаются в каком-либо извещении, точно так же и вера в Бога является первым и самоочевидным началом верующего, «ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть» (Евр. 11, 6). Следовательно, в каком-либо особом извещении того, что всевается верой, нет никакой необходимости.

Ответ на возражение 2. Утвердительное предписание отлично от запретительного в тех случаях, когда одно не включено в другое; так, то, что человек должен почитать своих родителей, не включает в себя то, что он не должен убивать другого человека, равно как и последнее не включает в себя первое. Но если утвердительное предписание включено в запретительное или наоборот, то мы не встречаем [на этот счет] двух отдельных предписаний; так, нет отдельного предписания, говорящего «не кради», и другого, утвердительного, повелевающего беречь чужую собственность в целости и сохранности или возвращать её владельцу. И точно так же не должно разделять на два отдельных предписания положение о вере в Бога и положение о неверии в ложных богов.

Ответ на возражение 3. Всякое пожелание сводится к одному общему отношению, и потому апостол говорит о связанных с пожеланием предписаниях как о чем-то одном. Но так как существуют различные и особые виды пожелания, то Августин различает несколько относящихся к пожеланию запретительных предписаний (ведь пожелания, согласно Философу, получают свои видовые различия со стороны различия связанных с ними деятельностей или того, что именно желается¹³⁶).

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что предписания Десятисловия изложены ненадлежащим образом. Так, согласно Амвросию, «грех является преступлением божественного закона и нарушением небесных заповедей». Но грехи разделяются на те, которые совершены против Бога, против ближнего и против самого себя. И коль скоро Десятисловие говорит только о том, что связано с Богом или ближним, и не включает в себя никаких предписаний о том, как человек должен поступать в отношении самого себя, то похоже на то, что предписания Десятисловия изложены неполно.

Возражение 2. Далее, как соблюдение субботы относится к богослужению, точно так же относится к нему и соблюдение других церемоний и жертвоприношений. Но Десятисловие содержит предписание о соблюдении субботы. Следовательно, оно должно содержать также и предписания о других церемониях и священнодействиях.

Возражение 3. Далее, как грехом против Бога является грех лжесвидетельства, точно так же таковыми являются грех богохульства и ряд других, направленных против учения Бога. Но существует запретительное предписание относительно лжесвидетельства, а именно «не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно». Следовательно, Десятисловие также должно содержать предписания, запрещающие богохульство и лжеучения.

Возражение 4. Далее, человеку по природе присуща привязанность не только к своим родителям, но и к своим детям. Кроме того, заповедь любви простирается и на всех наших ближних. Но предписания Десятисловия определены к любви, согласно сказанному [в Писании]: «Цель же увещания есть любовь» (1Тим. 1, 5). Следовательно, коль скоро имеется предписание в отношении родителей, то в дополнение к нему должны также иметься предписания в отношении детей и других ближних.

Возражение 5. Далее, при совершении любого вида греха можно согрешать в помыслах или в поступках. Но когда речь идет о некоторых видах греха, а именно о воровстве и прелюбодеянии, то запрещаются как грехи поступка, когда говорится «не прелюбодействуй» и «не кради», так и грехи помысла, когда говорится «не желай ничего, что у ближнего твоего» и «не желай жены ближнего твоего». Следовательно, такое же различение надлежало провести в отношении грехов убийства и лжесвидетельства.

Возражение 6. Кроме того, грех может случиться как вследствие неупорядоченности вожделеющей способности, так и вследствие неупорядоченности раздражительной части. Но некоторые предписания запрещают неупорядоченное вожделение, а именно когда сказано: «Не желай». Следовательно, Десятисловие должно содержать и некоторые предписания, запрещающие неупорядоченность раздражительной способности. Поэтому похоже на то, что десять предписаний Десятисловия изложены ненадлежащим образом.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Объявил Он вам завет Свой, который повелел вам исполнять, – Десятисловие, и написал его на двух каменных скрижалях» (Вт. 4, 13).

Отвечаю: ранее уже было сказано (2), что как предписания человеческого закона определяют человека в его отношениях с человеческим сообществом, точно так же предписания божественного закона определяют человека в его отношениях с сообществом народов, или человеческой общностью, перед лицом Бога. Затем, чтобы любой человек мог правильно жить в сообществе, необходимы две вещи: первая – та, что он правильно действует в отношении главы сообщества; вторая – та, что он правильно действует в отношении тех, кто является его товарищами и партнерами внутри сообщества. Поэтому было необходимо, чтобы божественный закон содержал, во-первых, предписания, определяющие человека в его отношениях с Богом; во-вторых, предписания, определяющие человека в его отношениях с другими людьми, которые являются его ближними и живут вместе с ним перед лицом Бога.

Далее, в отношении главы сообщества от человека требуется три вещи: во-первых, преданность; во-вторых, почтение; в-третьих, служение. Преданность своему господину состоит в том, что принадлежащее ему по праву не передается кому-то другому что выражено в первой заповеди словами: «Да не будет у тебя других «богов» пред лицом Моим». Почтение своему господину выражается в том, что его достоинству непозволительно наносить никакого ущерба, и это передано второй заповедью: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно». Служение своему господину является платой за те выгоды, которые получили от него его слуги, и об этом говорит нам третья заповедь об освящении дня субботы в память о сотворении всего.

Что касается ближних, то в отношении них человек может поступать правильно как в частном, так и в целом. В частном – в отношении тех, которым он чем-либо обязан, и в этом смысле должно понимать заповедь о почитании родителей. В целом – в отношении всех людей, не причиняя никому вреда ни действием, ни словом, ни помыслом. Если говорить о действии, то ближнему может быть причинен вред либо в отношении него самого, то есть его собственного бытия, и это запрещено словами «не убивай», либо в отношении соединенного с ним человека, то есть его потомства, и это запрещено словами «не прелюбодействуй», либо же в отношении имущества, как его, так и его потомства, и это запрещено словами «не кради». Вред, причиняемый словом, запрещается словами «не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего»; вред, причиняемый помыслом, запрещается словами «не желай».

Аналогичным образом можно различить и три предписания, которые определяют поступки человека в отношении Бога. Так, первое обращено к действиям, поскольку сказано: «Не делай себе кумира»; второе – к словам, поскольку сказано: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно»; третье – к помыслам, поскольку освящение субботы, будучи субъектом морального предписания, предполагает успокоение сердца в Боге. Или же, если следовать Августину первой заповедью мы чтим единство Первоначала; второй – божественную Истину; третьей – Его совершенство, которое освящает нас и в котором, как в своей конечной цели, мы обретем покой.

Ответ на возражение 1. На это возражение можно ответить двояко. Во-первых, [так это] потому, что предписания Десятисловия могут быть сведены к предписаниям любви. Затем, человеку было необходимо получить предписания относительно любви к Богу и ближнему, поскольку с этой стороны естественный закон стал помраченным вследствие греха, но не относительно любви к самому себе, поскольку с этой стороны естественный закон сохранил свою действенность. Кроме того, любовь к себе обнаруживается в любви к Богу и ближнему поскольку истинная любовь к себе состоит в определении себя к Богу. И по этой вот причине Десятисловие содержит только те предписания, которые относятся к ближнему и Богу.

Во-вторых, можно ответить, что предписания Десятисловия – это те предписания, которые люди получили непосредственно от Бога, о чем читаем [в Писании]: «И написал Он на скрижалях, как написано было прежде (те десять слов, которые изрек вам Господь)» (Вт. 10, 4). Следовательно, предписания Десятисловия должны были быть такими, чтобы люди могли сразу же их понять. Затем, предписание подразумевает обязательность. Но человеку, особенно верующему, нетрудно понять, что у него необходимо существуют определенные обязательства перед Богом и ближним. А вот то, что человек имеет и некоторые обязательства перед самим собой, не столь очевидно, поскольку на первый взгляд, похоже, что каждый волен в том, что касается лично его. Поэтому те предписания, которые запрещают неупорядоченность человека в отношении самого себя, люди получают посредством обучения их теми, кто сведущ в подобных делах и, следовательно, они не содержатся в Десятисловии.

Ответ на возражение 2. Все церемонии Старого Закона были установлены ради прославления некоторого божественного покровительства – либо в память о покровительстве в прошлом, либо как указание на некоторое покровительство в будущем, и с этой же целью были предписаны жертвоприношения. Но из всех отмечаемых божественных покровительств главнейшим было Творение, памятью о котором было освящение субботы, и причина этого установления приведена в словах [Писания]: «В шесть дней Господь создал небо и землю» (Исх. 20, 11) и т. д. А из всех последующих благословений главнейшим и окончательным является успокоение ума в Боге – то ли, в нынешней жизни, посредством благодати, то, в жизни грядущей, посредством славы, каковое успокоение также предвещено в соблюдении субботы, о чем читаем [в Писании]: «Если ты удержишь ногу твою ради субботы от исполнения прихотей твоих во святой день Мой, и будешь называть субботу «отрадою», «святым днем Господним» (Ис. 58, 13). И так это потому, что люди, особенно верующие, хранят в памяти в первую очередь самые главные из оказанных милостей. Другие же церемонии проводились в честь некоторых частных, временных и преходящих милостей, например, празднование еврейской пасхи в память о прошлом покровительстве при исходе из Египта и как своего рода указание на грядущие страсти Христовы, которые, будучи также временными и преходящими, привели нас к успокоению в духовной субботе. По этой причине Десятисловие содержит предписание о соблюдении субботы и умалчивает об остальных церемониях и священнодействиях.

Ответ на возражение 3. Как говорит апостол, «люди клянутся высшим, и клятва во удостоверение оканчивает всякий спор их» (Евр. 6, 16). Следовательно, коль скоро всем людям свойственно произносить клятвы, Десятисловие специальным запретом предписывает воздерживаться от [напрасных] клятв высшим. Впрочем, существует мнение, что слова «не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно» являются запрещением лжеучений, поскольку одна из глосс разъясняет их так: «Не говори, что Христос сотворен».

Ответ на возражение 4. То, что человек не должен никому причинять вреда, предписывается ему непосредственно его естественным разумом, и потому запрещающие причинение вреда предписания обязательны для всех. Но естественный разум не предписывает человеку необходимость воздавать одним за другое, если, конечно, тот не принял на себя соответствующие обязательства. Но сыновний долг настолько очевиден, что никто не может уйти от него путем [простого] отрицания, поскольку родитель является началом порождения и бытия, а ещё – воспитания и обучения. Поэтому Десятисловие и предписывает поступать по-доброму и почтительно именно по отношению к родителям, а о других умалчивает. С другой стороны, родители, похоже, ничем не обязаны своим детям, поскольку это они оказывают им милости, а не наоборот. Кроме того, ребенок является частью своих родителей, и родители, как говорит Философ, «любят детей как часть самих себя»¹³⁷. Поэтому по той же причине, по какой Десятисловие не содержит никаких указаний на то, как должен вести себя человек по отношению к самому себе, оно не содержит и никаких предписаний относительно любви к детям.

Ответ на возражение 5. Удовольствие от прелюбодеяния и польза от богатства – в той мере, в какой они обладают признаком приятного или полезного блага, – сами по себе являются объектами желания, и по этой причине возникла необходимость запретить их не только в поступках, но и в помыслах. Но убийство и ложь сами по себе являются объектами отвращения (поскольку для человека естественно любить ближнего и правду), и они могут стать желанными только ради чего-то еще. Поэтому в отношении грехов убийства и лжесвидетельства существовала необходимость запретить только согрешение в поступках.

Ответ на возражение 6. Как уже было сказано (25, 1), все страсти раздражительной способности являются следствиями страстей вожделеющей части. Поэтому, коль скоро предписания Десятисловия являются, так сказать, азами Закона, то в нем было вполне достаточно упомянуть только о вожделеющих страстях, а о страстях раздражительных [до времени] умолчать.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что десять предписаний Десятисловия расположены в ненадлежащем порядке. В самом деле, любовь к ближнему, похоже, предшествует любви к Богу, поскольку своего ближнего мы знаем лучше, чем Бога, согласно сказанному [в Писании]: «Не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1Ин. 4, 20). Но первые три предписания относятся к любви к Богу, в то время как вторые семь – к любви к ближнему. Следовательно, предписания Десятисловия не расположены в надлежащем порядке.

Возражение 2. Далее, действия добродетели утверждаются утвердительными предписаниями, а действия порока запрещаются запретительными предписаниями. Но, как говорит Боэций в своих комментариях к «Категориям», пороки должны быть искоренены до того, как будут всеяны добродетели. Следовательно, в относящихся к ближнему предписаниях запретительные предписания должны были предшествовать утвердительным.

Возражение 3. Далее, предписания Закона связаны с человеческими действиями. Но действия помысла предшествуют направленным вовне действиям слова или поступка. Следовательно, предписания о «не желании», которые относятся к нашим помыслам, неправильно помещены в самом конце.

Этому противоречит сказанное апостолом о том, что «существующее от Бога хорошо установлено»¹³⁸ (Рим. 13, 1). Но предписания Десятисловия, как уже было сказано (3), были даны непосредственно Богом. Следовательно, они расположены в надлежащем порядке.

Отвечаю: как было показано выше (3), предписания Десятисловия должны были быть такими, чтобы человеческий ум мог сразу же их схватить. Но очевидно, что что-либо тем легче схватывается разумом, чем противоположное ему для разума горестно и противно. Кроме того, также очевидно, что коль скоро порядок разума выстраивается от цели, то в наибольшей степени противной человеческому разуму является неупорядоченная расположенность к цели. Но целью человеческой жизни и [всего человеческого] сообщества является Бог. Следовательно, предписаниям Десятисловия в первую очередь было необходимо определить человека к Богу – ведь то, что противно этому, наиболее горестно. Это подобно тому, как в войске, которое определено к военачальнику как к своей цели, в первую очередь необходимо подчинение солдат военачальнику, а противоположное этому наиболее горестно; во вторую же очередь необходимо, чтобы солдат действовал слаженно с другими солдатами.

Затем, из всего того, посредством чего мы определяемся к Богу, первым является то, что человек должен подчиняться Ему со всею преданностью и не иметь ничего общего с Его врагами. Вторым – то, что он должен оказывать Ему почтение. Третье – то, что он должен предложить Ему свое служение. Ведь так и в войске: куда большим проступком солдата является измена и вступление в сговор с противником, нежели непочтение к военачальнику, а последнее куда хуже, нежели проявляемая им в некоторых вопросах служебная нерадивость.

Что же касается тех предписаний, которые направляют человека в его отношениях с ближним, то очевидно, что наиболее противным разуму и наиболее тяжким грехом является несоблюдение человеком должного порядка в отношении тех, кому он более всего обязан. Поэтому из тех предписаний, которые направляют человека в его отношениях с ближним, первое место отведено предписанию о родителях. Рассматривая последующие предписания, мы снова обнаруживаем порядок, основанный на соответствии тяжести греха. В самом деле, для разума тяжче и противней ему является согрешение в поступке, чем в слове, и в слове, чем в помысле. А из грехов поступка убийство, которое уничтожает жизнь уже живущего, тяжче, чем прелюбодеяние, которое подвергает опасности жизнь будущего ребенка; прелюбодеяние же [в свою очередь] тяжче, чем воровство, которое относится к внешним благам.

Ответ на возражение 1. Хотя посредством наших чувств мы знаем ближнего лучше, чем Бога, однако любовь к Богу является причиной любви к ближнему, что будет разъяснено нами ниже (II-II, 25, 1; II-II, 26, 2). Следовательно, предписания, определяющие человека к Богу, необходимо должны предшествовать всем остальным.

Ответ на возражение 2. Как Бог является универсальным началом бытия всего, точно так же родитель является началом бытия своего ребенка. Поэтому предписание о родителях надлежащим образом следует сразу же за предписаниями о Боге. Приведенный аргумент имеет силу, если речь идет об утвердительных и запретительных предписаниях относительно действий одного и того же вида, хотя и в этом случае он выглядит не слишком убедительно. В самом деле, хотя в порядке исполнения пороки должны быть искоренены до того, как будут всеяны добродетели, согласно сказанному [в Писании]: «Уклоняйся от зла и делай добро» (Пс. 33, 15), и еще: «Перестаньте делать зло; научитесь делать добро» (Ис. 1, 16, 17); тем не менее, в порядке познания добродетель предшествует пороку, поскольку «посредством прямого мы познаем кривое»¹³⁹ и «законом познается грех» (Рим. 3, 20). По этой причине потребовалось поставить утвердительные предписания на первое место. Однако все вышесказанное относится не ко всему порядку, а только к рассматриваемому, поскольку если речь идет о предписаниях относительно Бога, которые занимают на скрижалях первое место, то там утвердительное предписание помещено последним – ведь в настоящем случае нарушение правил [соблюдения субботы] подразумевает менее тяжкий грех.

Ответ на возражение 3. Хотя грех помысла предшествует в порядке исполнения, тем не менее, в порядке разума запрет на него занимает последнее место.

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что предписания Десятисловия сформулированы недолжным образом. В самом деле, утвердительные предписания определяют человека к актам добродетели, в то время как запретительные предписания удаляют его от актов порока. Но противоположные друг другу добродетели и пороки можно обнаружить во всем. Поэтому в отношении всего, что определяет Десятисловие, должно наличествовать как утвердительное, так и запретительное предписание. Следовательно, то, что в отношении некоторых одних вопросов наличествуют [только] утвердительные предписания, а в отношении некоторых других – [только] запретительные, неправильно.

Возражение 2. Далее, Исидор говорит, что всякий закон основывается на разуме¹⁴⁰. Но все предписания Десятисловия относятся к божественному закону. Следовательно, разумное обоснование должно быть приведено в каждом предписании, а не только в первом и третьем.

Возражение 3. Далее, соблюдая предписания, человек заслуживает награды от Бога, и об этих наградах говорится в приведенных в предписаниях божественных обетованиях. Следовательно, [то или иное] обетование должно наличествовать в каждом предписании, а не только во втором и четвёртом.

Возражение 4. Далее, Старый Закон называют «законом страха», поскольку он понуждает людей соблюдать предписания посредством угрозы наказаний. Но все предписания Десятисловия относятся к Старому Закону. Следовательно, угроза наказания должна наличествовать в каждом предписании, а не только в первом и втором.

Возражение 5. Кроме того, все заповеди Бога должны храниться в памяти, согласно сказанному [в Писании]: «Напиши их на скрижали сердца твоего» (Прит. 3, 3). Поэтому то, что о памяти упоминается только в третьей заповеди, неправильно. Следовательно, похоже на то, что предписания Десятисловия сформулированы недолжным образом.

Этому противоречит сказанное [в Писании] о том, что Бог «все расположил мерою, числом и весом» (Прем. 11, 21). Следовательно, тем более Им была соблюдена надлежащая форма представления Своего Закона.

Отвечаю: в предписаниях божественного закона представлена наивысшая мудрость, согласно сказанному [в Писании]: «В этом – мудрость ваша и разум ваш пред глазами народов» (Вт. 4, 6). Но ведь именно мудрости и надлежит располагать все должным образом и порядком. Следовательно, нет никаких оснований полагать, что предписания Закона сформулированы недолжным образом.

Ответ на возражение 1. Из утверждения одного всегда следует отрицание противоположного, но из отрицания одной противоположности не всегда следует утверждение другой. В самом деле, если вещь белая, то из этого следует, что она не черная, но если она не черная, то из этого ещё не следует, что она белая, поскольку отрицание распространяется на большее, чем утверждение. Из этого, помимо прочего, следует, что являющийся отрицанием запрет причинять вред другому, будучи первичным предписанием разума, простирается на большее количество людей, чем то предписание, которое утверждает необходимость делать ему что-либо доброе или полезное. А вот то, что если кто-либо сделал человеку полезное или доброе, то до тех пор, пока человек не возместил ему добром за добро, он является его должником, является первичным предписанием разума. Затем, как сказано в восьмой [книге] «Этики», есть двое, которым никто не способен в полной мере воздать за полученное от них добро, а именно Бог и родители¹⁴¹. По этой причине существует только два утверждающих предписания: одно о почитании родителей и другое об освящении субботы в память о божественной милости.

Ответ на возражение 2. Причины исключительно моральных предписаний очевидны, и потому в приведении разумных обоснований не было никакой необходимости. Но некоторые предписания содержат обрядовые наставления или определения общего морального предписания; так, в первом предписании содержится определение: «Не делай себе кумира», а в третьем предписании устанавливается обрядовый день – суббота. Поэтому в том и другом случае потребовалось привести разумное обоснование.

Ответ на возражение 3. Вообще говоря, люди совершают свои поступки ради некоторой пользы. Поэтому к тем предписаниям, польза от соблюдения которых не очевидна, а также к тем, получению пользы от соблюдения которых можно было бы воспрепятствовать, было прибавлено обетование награды. В самом деле, коль скоро родители в ближайшее время должны нас покинуть, то от них вряд ли можно ожидать какой-либо выгоды, и потому к предписанию о почитании родителей прибавлено обетование награды. Нечто подобное можно сказать и о предписании, запрещающем идолопоклонство: действительно, многим могло показаться, что из-за их отказа от сговора с демонами последние могут чинить им препятствия в получении тех или иных выгод.

Ответ на возражение 4. Наказания, как сказано в десятой [книге] «Этики», необходимы для тех, кто склонен к злу¹⁴². Поэтому угроза наказания присутствует только в тех предписаниях закона, которые запрещают то зло, к которому были склонны люди. Но люди в силу тогдашних обычаев народов были склонны к идолопоклонству И точно так же люди, коль скоро им нередко приходилось произносить клятвы, были склонны солгать [даже] произнося [имя Божие]. По этой причине угроза добавлена именно к первым двум предписаниям.

Ответ на возражение 5. Заповедь относительно субботы была сделана в память о прошлом благословении, по каковой причине в ней специально упоминается и сама память. Или же так это потому, что заповедь об освящении субботы дополнена рядом положений, которые никак не связаны с естественным законом, вследствие чего запоминание этого предписания связано с особыми трудностями.

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что предписания Десятисловия не являются обязательными. В самом деле, предписания Десятисловия относятся к естественному закону. Но, как говорит Философ, естественный закон, как и человеческий, подчас теряет свою силу и претерпевает изменения¹⁴³. Затем, ослабление закона в том или ином частном случае, как было показано выше (96, 6; 97, 4), может служить основанием для освобождения от обязательств. Следовательно, такое освобождение от обязательств может иметь место и в случае с предписаниями Десятисловия.

Возражение 2. Далее, человек относится к человеческому закону точно так же, как Бог – к божественному закону. Но человек может обходиться без предписаний установленного человеком закона. Поэтому, коль скоро предписания Десятисловия установлены Богом, то похоже на то, что Бог может обходиться без них. Затем, наши настоятели являются представителями власти Божией на земле, согласно сказанному апостолом: «Ибо и я, если в чем простил кого, простил для вас от лица Христова» (2Кор. 2, 10). Следовательно, настоятели могут обходиться без предписаний Десятисловия.

Возражение 3. Далее, одно из предписаний Десятисловия запрещает убийство. Но, похоже, в отношении этого предписания люди подчас освобождаются от обязательств, например, когда согласно предписанию человеческого закона казнят злодея или убивают врага. Следовательно, предписания Десятисловия не являются обязательными.

Возражение 4. Кроме того, соблюдение субботы определено согласно предписанию Десятисловия. Но в отношении этого предписания [люди] подчас освобождаются от обязательств, согласно сказанному [в Писании]: «И решили они в тот день, и сказали: «Кто бы ни пошел на войну против нас в день субботний – будем сражаться против него» (1Мак. 2, 41). Следовательно, предписания Десятисловия не являются обязательными.

Этому противоречат слова пророка Исайи, в которых он осуждает [людей] за то, что «они... изменили устав, нарушили вечный завет» (Ис. 24, 5), имея при этом ввиду, как кажется, прежде всего, предписания Десятисловия. Следовательно, предписания Десятисловия не могут быть изменены путем освобождения от обязательств.

Отвечаю: как уже было сказано (96, 6; 97, 4), предписания допускают освобождение от обязательств в тех частных случаях, когда соблюдение буквы закона извращает намерение законодателя. Затем, намерение любого законодателя определено в первую очередь и по преимуществу к общему благу, а во вторую – к порядку правосудности и добродетели, посредством которых достигается и сохраняется общее благо. Таким образом, если какое-либо предписание [во всех случаях] предполагает сохранение истинного общего блага или истинного порядка правосудности и добродетели, то такое предписание [всегда] отвечает намерению законодателя и потому является обязательным. Например, если в некотором сообществе установлен закон, согласно которому никто не вправе причинять вред народу или предавать государство врагам, или же что никто не вправе поступать несправедливо или преступно, то такого рода предписания не допускают никакого освобождения от обязательств. Но если в качестве субъектов вышеупомянутых предписаний установлены другие, определяющие некоторые частные модусы порядка действий, то эти последние предписания допускают освобождение от обязательств в той мере, в какой исполнение этих предписаний в некоторых отдельных случаях может нанести ущерб первым, содержащим намерение законодателя предписаниям. Например, если ради охраны общественного блага в некотором городе установлено правило, что в случае осады каждый район должен выставлять определенное количество людей для несения караула, то в отдельных случаях некоторые могут быть освобождены от подобной повинности ради достижения какой-либо большей пользы.

Но предписания Десятисловия содержат истинное намерение Законодателя, то есть Бога. В самом деле, предписания первой скрижали, которые определяют нас к Богу, содержат истинный порядок к общему и конечному Благу, каковым является Бог, в то время как предписания второй скрижали содержат необходимый для соблюдения людьми порядок правосудности, а именно что никому не следует причинять недолжного и что каждому нужно воздавать должное, ибо в этом и заключается истинный смысл предписаний Десятисловия. Следовательно, предписания Десятисловия не допускают освобождения кого бы то ни было от обязательств.

Ответ на возражение 1. Философ [в указанном месте] говорит не о том естественном законе, который содержит истинный порядок правосудности, поскольку её начало, а именно что «правосудность должна быть соблюдена» никогда не теряет силы. Он говорит о некоторых установленных модусах соблюдения правосудности, которые могут быть применены не во всех случаях.

Ответ на возражение 2. Как говорит апостол, «Бог пребывает верен, ибо Себя отречься не может» (2Тим. 2, 13). Но если бы Он отрекся от истинного порядка Своей правосудности, каковой является Он Сам, то Он тем самым отрекся бы и Себя. Поэтому Бог не может освободить человека от обязательств так, чтобы для того стало законным не определять себя к Богу или не быть подчиненным Его правосудности даже тогда, когда речь идет об отношениях между людьми.

Ответ на возражение 3. Убийство человека запрещено в Десятисловии в той мере, в какой оно носит признак чего-то недолжного, и именно в этом смысле предписание содержит самую сущность правосудности. Человеческий закон не может узаконить незаконное убийство человека. Но лишение жизни злодея или врага общественного блага не является недолжным и никоим образом не вступает в противоречие с предписанием Десятисловия. Поэтому, как замечает Августин, подобное умерщвление не является тем убийством, которое запрещено предписанием¹⁴⁴. И точно так же: если у человека отбирают его собственность, то в тех случаях, когда он должен её лишиться, речь не идет о том воровстве или обирании, которое запрещено в Десятисловии.

Поэтому когда дети Израиля по распоряжению Бога забрали себе добро египтян, то это не было воровством, поскольку так повелел им Бог. И когда Авраам согласился умертвить своего сына, то он при этом не давал согласия на убийство, поскольку его сын должен был умереть по распоряжению Бога, Который является Господином жизни и смерти. В самом деле, Он – Тот, Кто причинил наказание смерти всем людям, и праведным и безбожным, из-за греха нашего прародителя, и если человек исполнит то, что велит ему Бог, то он, как и Бог, не будет убийцей. И Осия, взяв себе в жены блудницу не стал повинным в блуде, поскольку он взял себе в жены ту, которую повелел взять Бог, учредитель всякого брака.

Таким образом, предписания Десятисловия в отношении содержащейся в них сущности правосудности неизменны, а вот в отношении каких-либо определений касательно применения к частным действиям, например, что то или это является или не является убийством, воровством или прелюбодеянием, они допускают изменение – когда только по божественному постановлению, а именно в тех вопросах, которые учреждены непосредственно Богом, таких как брак и т.п., а когда и по человеческому постановлению, а именно в тех вопросах, которые подпадают под человеческую юрисдикцию, поскольку в таких случаях люди, хотя и далеко не всегда, занимают место Бога.

Ответ на возражение 4. Это определение является скорее толкованием, нежели освобождением от обязательств.

В самом деле, человек, делая что-либо из того, что необходимо для человеческого благоденствия, не нарушает субботы, о чем говорит нам [Сам] Господь (Мф. 12, 3–12).

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что модус добродетели подпадает под предписание Закона. В самом деле, модусом добродетели является то, что дела правосудности должны быть исполнены правосудно, дела мужества – мужественно и точно так же в отношении других добродетелей. Но на этот счет есть повеление: «Правды, правды ищи [дабы ты был жив]» (Вт. 16, 20). Следовательно, модус добродетели подпадает под предписание.

Возражение 2. Далее, под предписание подпадает в первую очередь то, что отвечает намерению законодателя. Но, как сказано во второй [книге] «Этики», главным желанием законодателя является сделать людей добродетельными¹⁴⁵, а поступать добродетельно свойственно именно добродетельному. Следовательно, модус добродетели подпадает под предписание.

Возражение 3. Далее, модус добродетели, похоже, состоит в том, чтобы поступать [добродетельно] по собственной воле и с удовольствием. Но это подпадает под предписание божественного закона, поскольку [в Писании] сказано: «Служите Господу с веселием» (Пс. 99, 2); и еще: «Не с огорчением и не с принуждением; ибо доброхотно дающего любит Бог» (2Кор. 9, 7), каковые слова глосса разъясняет так: «Если что делаешь, делай с весельем, и тогда сделанное тобою будет хорошо, а если будешь делать это с печалью, то сделано оно будет не тобою, а посредством тебя». Следовательно, модус добродетели подпадает под предписание Закона.

Этому противоречит следующее: как говорит Философ, не обладая навыком к добродетели, нельзя действовать так, как действует добродетельный человек¹⁴⁶. Затем, кто бы ни нарушал предписание закона, он заслуживает наказания. Таким образом, из этого могло бы следовать, что не обладающий навыком к добродетели человек, что бы он ни сделал, заслужил бы наказание. Но это противоречит намерению закона, который стремится к тому, чтобы привести человека к добродетели путем приучения его к добрым поступкам. Следовательно, модус добродетели не подпадает под предписание.

Отвечаю: как уже было сказано (90, 3), предписание закона наделено силой принуждения. Следовательно, то, на что направлено принуждение закона, непосредственно подпадает под предписание закона. Затем, как сказано в десятой [книге] «Этики», закон принуждает посредством страха перед наказанием¹⁴⁷, и потому тот, на кого наложено наказание, в строгом смысле слова подпадает под предписание закона. Но божественный и человеческий законы расположены в отношении наложения наказаний по-разному, поскольку законное наказание касается только того, о чем способен судить законодатель (ведь закон карает в соответствии с вынесенным приговором). Далее, человек, создатель человеческого закона, способен судить только о внешних действиях, поскольку, как сказано [в Писании], «человек смотрит на лицо» (1Цар. 16,7), тогда как Бог, Создатель божественного закона, способен [также] судить о внутренних движениях воли, согласно сказанному [в Писании]: «Ты испытуешь сердца и утробы, праведный Боже» (Пс. 7, 10).

Таким образом, нам надлежит говорить, что модус добродетели некоторым образом соотносится как с человеческим, так и с божественным законом; некоторым образом он соотносится только с божественным законом, а с человеческим – нет; и [наконец] некоторым образом он [вообще] никак не соотносится ни с человеческим, ни с божественным законом.

Далее, модус добродетели, как говорит Философ во второй [книге] «Этики»¹⁴⁸, заключается в трех вещах. Во-первых, в том, что человек должен действовать «сознательно», и это подпадает под суждение как божественного, так и человеческого закона, поскольку то, что делается по неведенью, делается случайно. Следовательно, о некоторых вещах выносят суждение как о наказуемых или извинительных с точки зрения неведенья как согласно человеческому, так и согласно божественному закону.

Во-вторых, человек должен действовать «преднамеренно», то есть посредством [сознательного] выбора, выбирая то или иное частное действие ради собственной пользы, что подразумевает двоякое внутреннее движение, [а именно движение] воли и намерения, о чем нами уже было сказано ранее (8; 12) и относительно чего правомочен судить только божественный закон, а человеческий закон – нет. В самом деле, человеческий закон не карает человека за то, что он намеревался убить, хотя и не убил, тогда как божественный закон карает, согласно сказанному [в Писании]: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5, 22).

В-третьих, человек должен действовать «уверенно и устойчиво», каковая устойчивость связана с навыком и подразумевает, что действие обусловливается укоренившимся навыком. В этом отношении модус добродетели не подпадает под предписания ни божественного, ни человеческого закона, поскольку ни Бог, ни человек не карают того, кто должным образом почитает родителей, хотя и не обладает при этом навыком к сыновнему почтению.

Ответ на возражение 1. Подпадающим под предписание модусом исполнения дел правосудности является то, что они должны быть исполнены в соответствии с правом, а не то, что они должны быть исполнены благодаря навыку к правосудности.

Ответ на возражение 2. Намерение законодателя двояко. Его цель, прежде всего, состоит в том, чтобы привести людей к чему-то в соответствии с предписаниями закона, и это [«что-то»] суть добродетель. Во-вторых, его намерение связано с содержанием предписаний, и это суть некоторое продвижение или расположение к добродетели, а именно к добродетельным поступкам. В самом деле, цель предписания и содержание предписания – это не одно и то же, что подобно тому, как не одно и то же цель и то, что способствует достижению цели.

Ответ на возражение 3. То, что дела добродетели должны делаться без огорчения, подпадает под предписание божественного закона, поскольку кто бы и что ни делал, если он делает это с огорчением, то делает подневольно. А вот делать [что-либо] с удовольствием, то есть радостно или охотно, в одном отношении подпадает под предписание, а именно в той мере, в какой удовольствие проистекает из любви к Богу и ближнему (каковая любовь подпадает под предписание), т. е. когда удовольствие обусловливает [именно] любовь, а в другом отношении не подпадает под предписание, [а именно] в той мере, в какой удовольствие обусловливается навыком, поскольку, как сказано во второй [книге] «Этики», «доставляемое поступками удовольствие служит признаком наличия навыка»¹⁴⁹. В самом деле, действие может доставить удовольствие или со стороны цели, или же потому, что оно проистекает из соответствующего навыка.

С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что модус любви подпадает под предписание божественного закона. Ведь сказано же [в Писании]: «Если хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» (Мф. 19, 17), из чего, похоже, следует, что для вхождения в жизнь вечную достаточно соблюдать заповеди. Но для вхождения в жизнь вечную не достаточно совершать добрые дела, если эти дела делаются без любви, поскольку [апостол] сказал: «Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13, 3). Следовательно, модус любви включен в заповедь.

Возражение 2. Далее, модус любви в строгом смысле слова заключается в исполнении всего ради Бога. Но это подпадает под предписание, поскольку апостол сказал: «Все делайте в славу Божию» (1Кор. 10, 31). Следовательно, модус любви подпадает под предписание.

Возражение 3. Далее, если бы модус любви не подпадал под предписание, то из этого бы следовало, что можно исполнять предписания закона без любви. Но то, что можно делать без любви, можно делать и без благодати, которая всегда соединена с любовью. Следовательно, можно было бы исполнять предписания закона без благодати. Но в этом, согласно Августину, как раз и состоит заблуждение Пелагия. Следовательно, модус любви включен в заповедь.

Этому противоречит следующее: тот, кто нарушает заповедь, совершает смертный грех. Поэтому если бы модус любви подпадал под предписание, то из этого бы следовало, что тот, кто действует без любви, совершает смертный грех. Но всякий, кто не имеет любви, действует без любви. Таким образом, из этого бы следовало, что не имеющий любви, что бы он ни делал, совершал бы смертный грех, даже если делаемое им было бы само по себе благо, что нелепо.

Отвечаю: относительно этого вопроса мнения разнятся. Так, некоторые утверждали, что модус любви полностью подпадает под предписание и что это не препятствует тому, чтобы не имеющий любви мог исполнить предписание, поскольку он может расположить себя так, чтобы получить любовь от Бога. К тому же, по их мнению, из этого вовсе не следует, что не имеющий любви человек совершает смертный грех всякий раз, когда он делает что-либо доброе, поскольку предписание, обязывающее действовать из любви, является утвердительным предписанием и обязывает оно не всегда, а только тогда, когда человек находится в состоянии любви. Другие же, со своей стороны, утверждали, что модус любви полностью находится вне предписания.

Оба эти мнения в определенной степени истинны. В самом деле, акт любви можно рассматривать двояко. Во-первых, как именно акт, и в этом смысле он подпадает под предписание закона, который как раз и предписывает это, а именно «возлюби Господа, Бога твоего» и «возлюби ближнего твоего» (Мф. 22, 37, 39). В указанном смысле истинным является первое мнение. В самом деле, нет ничего невозможного в том, чтобы соблюдать это относящееся к акту любви предписание, поскольку человек может расположить себя так, чтобы обладать любовью, а когда он обладает ею, то может её использовать. Во-вторых, акт любви можно рассматривать как то, что является модусом актов других добродетелей, то есть постольку, поскольку акты других добродетелей определены к любви, которая, как сказано в первом послании к Тимофею, является «целью увещания» (1Тим. 1, 5), так как намерение относительно цели, как было показано выше (12, 4), является формальным модусом определенного к этой цели акта. В указанном смысле истинным является второе мнение, поскольку модус любви не подпадает под предписание. В самом деле, заповедь «почитай отца твоего» не требует от человека, чтобы он почитал своего отца из любви, но – чтобы он просто его почитал. Поэтому тот, кто почитает своего отца и при этом не имеет любви, не нарушает этого предписания, хотя он нарушает предписание об акте любви, за что и заслуживает наказания.

Ответ на возражение 1. Господь сказал не «если хочешь войти в жизнь вечную, соблюди одну заповедь», но – «соблюди» все «заповеди», среди которых есть и заповедь о любви к Богу и ближнему.

Ответ на возражение 2. Предписание любви содержит наказ любить Бога всем сердцем своим, что означает, что все должно исполняться ради Бога. Поэтому человек не может исполнить предписание любви, если он не делает все ради Бога. Следовательно, тот, кто почитает своих отца и мать, обязан почитать их из любви не согласно предписанию «почитай отца твоего и мать твою», а согласно предписанию «возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим». И коль скоро оба эти предписания являются утвердительными, то они обязывают не всегда, а каждое в свое время, и потому тот, кто исполняет [только] предписание о почитании родителей, вполне может при этом не нарушать [это] предписание из-за упущения [им] модуса любви.

Ответ на возражение 3. Человек не может исполнять все предписания закона, если он не исполняет предписания любви, что невозможно без благодати. Следовательно, Пелагий был неправ, когда утверждал, что человек может исполнить закон без благодати.

С одиннадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неправильно различать другие моральные предписания Закона помимо [предписаний] Десятисловия. Ведь сказал же Господь: «На сих двух заповедях» любви «утверждается весь Закон и пророки» (Мф. 22, 40). Но эти две заповеди раскрываются в десяти заповедях Десятисловия. Следовательно, нет никакой необходимости в других моральных предписаниях.

Возражение 2. Далее, моральные предписания, как было показано выше (99, 3, 4), отличаются от судебных и обрядовых предписаний. Но определения общих моральных предписаний принадлежат судебным и обрядовым предписаниям, а общие моральные предписания, как уже было сказано (3), содержатся или предполагаются в Десятисловии. Следовательно, было бы нецелесообразно устанавливать другие моральные предписания помимо тех, которые содержатся в Десятисловии.

Возражение 3. Далее, как было показано выше (2), моральные предписания относятся к актам всех добродетелей. Поэтому, коль скоро Закон помимо Десятисловия содержит моральные предписания, относящиеся к священнодействию, щедрости, милосердию и целомудрию, то к ним следовало бы добавить предписания, относящиеся и к другим добродетелям, например, к мужеству, умеренности и так далее. Но этого мы не видим. Следовательно, не должно различать другие моральные предписания Закона помимо тех, которые содержатся в Десятисловии.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Закон Господа – совершен, укрепляет душу» (Пс. 18, 8). Но человек оберегается от греховной порчи и его душа укрепляется Богом и другими предписаниями помимо тех, которые содержатся в Десятисловии. Поэтому представляется правильным, что Закон включает в себя и другие моральные предписания.

Отвечаю: как явствует из вышесказанного (99, 3, 4), судебные и обрядовые предписания вступают в силу только после своего учреждения, а до того, как они были учреждены, не имеет значения, каким образом исполнялось [то, о чем идет речь в этих предписаниях]. А вот моральные предписания, даже не будучи включены в Закон, действенны в силу непосредственного веления естественного разума, причем они бывают трех степеней. Так, некоторые из них настолько очевидны, что вообще не нуждаются ни в каком обнародовании, например заповеди о любви к Богу и ближнему и ряд других, о которых шла речь выше (3) и которые в определенном смысле являются целями заповедей, поскольку относительно них невозможно заблуждаться. Некоторые предписания настолько обстоятельны, что их смысл без труда может схватить даже невежда, и, однако же, они нуждаются в обнародовании, поскольку подчас человеческое суждение о них может ошибаться, и именно таковы предписания Десятисловия. Кроме того, есть и такие предписания, причины которых не очевидны для всех и открываются только мудрым, и таковы те моральные предписания, которые были добавлены к Десятисловию и преподаны людям Богом через Моисея и Аарона.

Но коль скоро те вещи, которые очевидны, являются началами, посредством которых мы познаем те вещи, которые не очевидны, то добавленные к Десятисловию моральные предписания сводимы к предписаниям Десятисловия как их заключения. Например, первая заповедь Десятисловия запрещает поклонение другим «богам», и к ней добавлены другие предписания, запрещающие то, что связано с идолопоклонством; так, [в Писании] сказано: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов волшебных и вопрошающий мертвых» (Вт 18, 10, 11). Вторая заповедь запрещает лжесвидетельство, и к ней добавлены запрет на богохульство (Лев. 24, 15, 16) и запрет на лжеучения (Вт. 13). К третьей заповеди добавлены все обрядовые предписания. К четвёртой заповеди, предписывающей почитание родителей, добавлено предписание о почтении к старикам, согласно сказанному [в Писании]: «Пред лицом седого вставай, и почитай лицо старца» (Лев. 19, 32), а равно и другие предписания о предпочтении высших и достойнейших ровням или низшим. К пятой заповеди, которая запрещает убийство, добавлен запрет на ненависть и всяческое насилие в отношении ближнего, согласно сказанному [в Писании]: «Не восставай на жизнь ближнего твоего» (Лев. 19, 16), а также запрет на ненависть к брату: «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем» (Лев. 19, 17). К шестой заповеди, которая запрещает прелюбодеяние, добавлены запрет на распутство, согласно сказанному [в Писании]: «Не должно быть блудницы из дочерей Израилевых, и не должно быть блудника из сынов Израилевых» (Вт 23, 17), и запрет на противоестественные грехи, согласно сказанному [в Писании]: «Не ложись с мужчиною... и ни с каким скотом не ложись» (Лев. 18, 22, 23). К седьмой заповеди, которая запрещает воровство, добавлено предписание, запрещающее ростовщичество, согласно сказанному [в Писании]: «Не отдавай в рост брату твоему серебра» (Вт. 23, 19), а ещё – запрет на мошенничество, согласно сказанному [в Писании]: «В кисе твоей не должны быть двоякие гири» (Вт 25, 13), и многие другие общие запреты, касающиеся растрат и воровства. К восьмой заповеди, запрещающей лжесвидетельство, добавлены запрет на вынесение ложного приговора, согласно сказанному [в Писании]: «Не решай тяжбы, отступая по большинству от правды» (Исх. 23, 2), запрет на ложь: «Удаляйся от неправды» (Исх. 23, 7) и запрет на злословие, согласно сказанному [в Писании]: «Не ходи переносчиком в народе твоем» (Лев. 19, 16). К двум оставшимся заповедям более ничего не добавлено, поскольку в них запрещены все виды дурных желаний.

Ответ на возражение 1. Предписания Десятисловия определяют к любви к Богу и ближнему как такие, которые очевидным образом являются нашими обязанностями, в то время как другие предписания определяют как такие, которые не столь очевидны.

Ответ на возражение 2. То, что обрядовые и судебные предписания «являются определениями предписаний Десятисловия», связано с их учреждением, а не с природной интуицией, как это имеет место в случае добавленных моральных предписаний.

Ответ на возражение 3. Предписания [любого] закона, как было показано выше (90, 2), определены к общему благу. И поскольку те добродетели, которые направляют наше поведение по отношению к другим, непосредственно связаны с общим благом (в том числе и добродетель целомудрия, поскольку акт порождения способствует общему благу вида), то в Десятисловии приведены предписания, имеющие прямое отношение именно к таким добродетелям. Что касается акта мужества, то в его отношении порядок должен быть сообщен командирами на войне, которая ведется ради общего блага, как это явствует из [приведенных в Писании] слов, с которыми священникам [в подобных случаях] предписывается обращаться [к народу]: «Не бойтесь, не смущайтесь» (Вт. 20, 3). И точно так же право на запрет актов неумеренности предоставлено родителям, поскольку подобные действия противны благу семьи, как явствует из [приведенных в Писании] слов родителей: «Сей сын наш – буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница» (Вт. 21, 20).

С двенадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что моральные предписания Старого Закона оправдывали человека. Ведь сказал же апостол, что «не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут» (Рим. 2, 13). Но исполнителями закона являются те, которые исполняют предписания закона. Следовательно, исполнение предписаний Закона служило причиной оправдания.

Возражение 2. Далее, [в Писании] сказано: «Соблюдайте постановления Мои и законы Мои, которые, исполняя, человек будет жив» (Лев. 18, 5). Но духовная жизнь человека осуществляется через посредство правосудности. Следовательно, исполнение предписаний Закона служило причиной оправдания.

Возражение 3. Далее, божественный закон действеннее человеческого закона. Но человеческий закон оправдывает человека, поскольку в исполнении предписаний закона наличествует некоторая правосудность. Следовательно, предписания Закона оправдывали человека.

Этому противоречат слова апостола о том, что «буква убивает» (2Кор. 3, 6), которые, согласно Августину, можно отнести даже к моральным предписаниям. Следовательно, моральные предписания не обусловливали правосудности.

Отвечаю: как «здоровый» сказывается по преимуществу и первичным образом о том, кто обладает здоровьем, и [уже] вторичным образом о том, что служит признаком здоровья или обеспечивает его, точно так же «оправдание» по преимуществу и первичным образом обозначает причинение правосудности, и уже вторичным образом и по совпадению оно может указывать на признак правосудности или расположенность к ней. Если оправданность понимать в последних двух смыслах, то очевидно, что она присуждалась в соответствии с предписаниями Закона, а именно постольку, поскольку они располагали людей к оправданию благодатью Христовой, признаком которой они служили, поскольку, согласно Августину, «сама жизнь этих людей являлась предвещанием и предзнаменованием Христа»¹⁵⁰.

Но если мы говорим об оправдании как таковом, то в таком случае должно иметь в виду, что оно присутствует как в навыке, так и в акте, и потому оправдание в собственном смысле слова можно понимать двояко. Во-первых, согласно тому, что человек становится правосудным вследствие приобретения навыка к правосудности; во-вторых, согласно тому, что он поступает правосудно, поскольку в этом смысле оправдание есть не что иное, как исполнение правосудности. Затем, правосудность, подобно другим добродетелям, как это явствует из вышесказанного (63, 4), может обозначать как приобретенную, так и всеянную добродетель. Приобретенная добродетель обусловливается поступками, в то время как всеянная добродетель обусловливается Самим Богом через посредство Его благодати. Причем истинной правосудностью, о которой мы в настоящем случае ведем речь, является [только] последняя, и именно благодаря ней о человеке говорят как об оправдываемом перед Богом, согласно сказанному [в Писании]: «Если Авраам оправдался делами, он имеет похвалу, но не пред Богом» (Рим. 4, 2). Следовательно, эта правосудность не могла быть обусловленной моральными предписаниями, которые относятся к человеческим действиям, и потому моральные предписания не могли оправдывать человека посредством причинения правосудности.

Если же, с другой стороны, под оправданием мы понимаем исполнение правосудности, то в таком случае все предписания Закона оправдывают человека, но делают это по-разному. В самом деле, обрядовые предписания в целом содержат нечто само по себе правосудное в той мере, в какой их целью является определение к поклонению Богу, в то время как по отдельности они содержат то, что является правосудным не само по себе, а с точки зрения определения божественного закона. По этой причине об этих предписаниях можно сказать, что они не оправдывали человека иначе, как только в силу преданности и покорности тех, кто их исполнял. Моральные же и судебные предписания, со своей стороны, содержат нечто правосудное как в целом, так и по отдельности. При этом моральные предписания содержат то, что, будучи «общей правосудностью», которая, как сказано в пятой [книге] «Этики», является «полнотой добродетели»¹⁵¹, правосудны сами по себе, тогда как судебные предписания относятся к «частной правосудности», связанной с человеческим модусом жизни, а именно обязательствами людей друг перед другом.

Ответ на возражение 1. Апостол имеет в виду оправдание посредством исполнения правосудности.

Ответ на возражение 2. О тех, кто исполнял предписания Закона, как разъясняет эти слова апостол (Гал. 3, 10, 12), говорят как о живущих ими постольку, поскольку они избегли проклятья смертью, которое налагалось на отступающих от Закона.

Ответ на возражение 3. Предписания человеческого закона оправдывают человека посредством приобретенной правосудности, но в настоящее время мы говорим не о ней, а о той правосудности, которая [оправдывает] перед Богом.