№ 23. Июня 2-го

Братия христиане! Каждый из вас знает, что в воскресные и праздничные дни надобно ходить в Божий храм для молитвы.

Не раз и я говорил вам об этом и даже просил вас «ходите в Божий храм, приучайте и детей своих ко храму Божию». Но от чего же многих и теперь не обретается здесь, во храме Божием?.. Не прискорбно ли пастырю видеть овец своих блуждающими вне стада своего!.. В самом деле, от чего многие и в праздники не ходят в Божий храм для молитвы? – По правде сказать от того, что позабыли Бога, Его служителей – священников не слушают, а слушают – кого же? – сказать грех, – слушают диавола. Подлинно так, братия! – Послушайте со вниманием, и вы убедитесь в этом. Диаволу Господь предназначил вечные мучения и ад кромешный, но он, по зависти своей, стал и людей соблазнять. Соблазнил он Адама с Евой, да теперь он соблазняет и нас православных. «Не одному же идти в ад, думает он, а уж идти, так пусть туда же попадут и православные». А потому-то диавол, как святой апостол Петр и говорит, яко лев рыкая ходит, иский кого поглотити (1Пет.5:8), т. е. диавол, как лев рыщет везде, и ищет кого бы соблазнить. Приходит, например, праздник. Православные слышат звон, собираются в церковь; но он в это-то время особенно и старается соблазнить нас грешных. Иногда, как будто добра желая, диавол внушает нам: «зачем идти в церковь? Целую неделю трудился, – устал, отдохни». А мы-то его не только послушаем, да еще и думаем про себя: «в самом деле, – в году праздников много, – в другой раз схожу, а теперь отдохну; и таким образом послушавши диавола, предаемся лености и оставляем Божий храм. Иногда же этот враг наш, диавол шепчет нам: «как идти в церковь? – Дело-то кругом стоит, лучше потрудись». А мы-то его опять рады слушать; – «в самом деле, думает иной, как от дела идти? – Ведь нужду терплю, во всем недостаток имею, авось – потружусь, так кой-что и добуду». Положим, что и добудешь; но уж поверьте, что кто не почитает праздников Господних, у того и спорости-то нет, тот более и нужду-то терпит, потому что делает-то он без благословения Божия. И многое, многое этот хитрый враг наш диавол внушает православным. А мы-то его и слушаем. Итак, видите, братия, теперь сами, что многие не ходят в Божий храм потому, что слушают диавола. А посему, когда надобно идти в церковь, и вам приходят в голову такие мысли, то знайте, что это соблазняет вас диавол, и никак не слушайте его. Помните, что на работу у нас есть шесть дней, а потому в праздник ни под каким предлогом не оставляйте Божию церковь. Как только услышите звон, то, перекрестясь, сами соберитесь, да и детей снарядите, и все вместе с благоговением идите в Божий храм. Пришли в церковь, – у кого есть усердие, поставили Спасителю или Богородице свечку, да и помолились бы от чистого сердца – прежде всего о спасении своей души, а потом попросили бы у Господа счастья и здоровья себе, жене и детям своим, в молитве помянули бы и умерших родителей своих, помолились бы и за Батюшку Царя, и за всех православных христиан. Отошла обедня, – подошли бы ко святому кресту, а потом, с благоговением выйдя из храма, припомнили бы, что в церкви читалось и пелось, и что говорил вам священник. Если бы вы так делали, то поверьте, что и праздник-то показался бы вам как-то приветливее, и на душе-то у вас было бы как-то легко; одним словом, благодать бы Божия коснулась вашего сердца.

Итак, братья христиане, когда слышите звон, то знайте, что это зовет вас к себе церковь Божия, и немедля идите. Если же вас смущает диавол, то перекреститесь и делайте ему напротив, потому что кто слушает диавола, тот вместе с диаволом и в ад пойдет. Идите от Мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и ангелом его (Мф.25:41), скажет Господь тем, которые слушали диавола и делали ему угодное. Аминь.

Священник Николай Троицкий

г. Старица Тверской губернии

Русское проповедничество по византийским образцам.

Пересматривая массу древних русских проповедей, написанных под влиянием греческих образцов, мы можем различать между ними две группы: 1) проповеди витиеватые, украшенные, широковещательные, торжественные, стремящиеся к возвышенным созерцаниям, 2) проповеди простые, безыскусственные, умилительные, стремящиеся к назидательности и душеполезности. На первые очевидно влияло византийское проповедничество преимущественно своею формою, на вторые – своим содержанием и именно тою стороною своего содержания, которая более была доступна смыслу простого русского человека.

Витийство есть плод восторженного духа, который парит выше всего мелочного и обыденного и дает себя знать возвышенною ясностью в созерцаниях, энергическою настойчивостью в увещаниях, увлекательною живостью в чувствованиях и отражается особенною украшенностью и фигуральностью во внешнем строе речи. Такого рода богопросвещенными витиями были св. отцы Церкви, особенно Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоустый. Чтобы понять, в чем состоит истинное витийство, припомните всем известное и доселе ежегодно читаемое во всех церквах слово Иоанна Златоустого на св. Пасху; в этом слове черты истинного витийства отражаются со всею яркостью... Легко понять, что истинное витийство неподражаемо. Нужно иметь поэтическую и возвышенную душу и, сверх того, прийти в особенное восторженное состояние, чтобы быть истинным витиею. Но образцы греческого витийства были так привлекательны, что наши предки не могли отказать себе в удовольствии подражать им. Они сознавали необходимость ораторского одушевления и, приготовляясь витийствовать, старались воспарить горе, проникнуться духовным восторгом. Эти порывы к духовному восторгу ясно выражаются в приступах многих древних слов и поучений. Например, слово Даниила Заточника начинается так: вострубим, братие, яко в златокованные трубы в разум ума своего, и начнем бити в сребреные органы и возвеем мудрости своя... Восстани, слава моя, восстани в псалтири и гуслех: восстану рано, исповемтися. Да разверзу в притчах гадание мое; провещаю во языцех славу мою... Бысть язык мой, яко трость книжника скорописца, и уветлива уста, аки речная быстрость. Вместе с тем выражается в приступах и сознание высоких требований, налагаемых истинным витийством. Восприях трость к начинанию повести (говорить автор похвального жития св. Михаилу Клопскому) и паки ю пометах, трепетна бо ми десница, яко скверна сущи и недостойна к начертанию повести; и паки восприемлю трость и устремляюся к повести... Что же реку и что возглаголю и како началу слова коснуся, разума нищетою объяту ми сущу, ниже риторски навыкшу, ни философии учену когда, ниже паки софистикию прочетшу? Но на единого всемогущего Бога возложих надежду, могущего немудрые вразумити и мене неразумного да вразумит, даяй разум младенцем... Вы же, христоименитый, и многочеловеческий, и всенародный соборе... приклоните слухи ваши со вниманием, да насладитеся нетленные сея пищи⁸⁰. Само собою разумеется, что от слов до истинного одушевления, от сознания требований истинного витийства до выполнения их было еще далеко. Некоторые из древних русских проповедников, например Иларион и св. Кирилл Туровский, имевшие душу возвышенную, достигали до истинного витийства, но большая часть древних русских писателей, стремясь витийствовать, успевали усвоить себе только внешние приемы греческого витийства. Изложением этих внешних приемов, особенно любимых древним русским витийством, мы теперь и займемся.

Вот употребительнейшие из приемов старинного русского витийства.

1) Умножение синонимов и эпитетов. Это прием, употребительный и у св. отцов, и весьма естественный в порыве сильного чувства, когда хочется осыпать предмет любви или отвращения всевозможными похвалами или порицаниями. Стоит только припомнить акафисты, составители которых прилагали ко Спасителю, Божией Матери или празднуемому святому всевозможные наименования, в которых выражали свою любовь и чествование. Русские книжники также пользовались этим приемом, можно сказать, до излишества. Что тя нареку? говорит автор похвального слова Стефану Пермскому, вожа заблужьшим, обретателя погыбшим, наставника прельщенным, руководителя умом ослепленным, чистителя оскверненным, взыскателя расточенным, стража ратным, утешителя печальным, кормителя алчущим, подателя требующим, наказателя несмысленным, помощника обидимым, молитвенника тепла, ходатая верна, поганым спасителя, бесом проклинателя, кумиром потребителя, идолом попирателя, Богу служителя, мудрости рачителя, философии любителя, целомудрию делателя, правде творителя, книгам сказателя, грамоте пермстей списателя!⁸¹ А вот образчик обилия порицаний; составитель притчи о женской злобе так изображает злую жену: жена злая – домовня буря, многим потоп, неудержимое стремление, сердцу копие, очесем поползение, тайнам обличение, покоище змиино, смертоносная беседа, не оставляющая трясавица, неутолимая огневица, лесть восстающая, печаль самохотная, злая ратница, грехом учительница, темный вождь, хоругвь адова, неспадаемое желание, ветвь диавола, спасаемым соблазн, болезнь неисцельная, злоба безуветная, удобь уловляюща дерзость; жена злая – ветр север, день не ведрян, гостиница жидовская, совокупленница бесовская, несытная похоть⁸².

2) Другой, очень употребительный прием греческого и русского витийства, это игра словами, употребление одного и того же слова в разнообразных приложениях. Невещественне, яко чист и невеществен, предстоиши чистому и невещественному, читаем в каноне ангелу хранителю. Подобные же обороты – и в русском витийстве. Муж, яко муж, мужески терпяше, говорит автор похвального слова пр. Зосиме Соловецкому. И аз, многогрешный, (говорит автор похвального слова св. Стефану Пермскому), последуя словесем похвалений твоих, слово плетущи и слово плодящи и словом почтити мняще, и от словес похваление собирая и проч. В особенности это речение слово употреблялось в разнообразных приложениях, благодаря двоякому своему значению в смысле Слова Ипостасного и слова человеческого. Слово Филогона черноризца на св. Пасху начинается так: подадите нам, о мужие, мало слуха, аще что достойно слуха провещаем... Ипостасное бо настоящему слову винно есть… Словом от Слова почтеннии слово Слову принесем. Не сегоже ради ниспадаем, яко недостижно Слово, о словесех Слову отричемся (т. е. не будем отставать от своего намерения, потому что Слово не постижимо, не будем отрекаться принести Слову словесную дань). – Таким образом еще в XVI веке мы видим некоторое подобие знаменитого Филаретовского оборота: чего вы ожидаете, слушатели, от служителей слова? нет более Слова...

3) Третий прием греческо-русского витийства состоял в том, что витии любили начинать целый ряд предложений одним и тем же словом. Пример этого приема можно видеть в пасхальном слове св. Иоанна Златоустого. Аще кто благочестив и боголюбив, да насладится сего доброго и светлого торжества. Аще кто раб благоразумный, да внидет радуяся в радость Господа своего. Аще кто потрудися постяся, да восприимет ныне динарий. Аще кто от первого часа делал есть, да приимет днесь праведный дом. Аще кто по третием часе прииде, благодаря да празднует. Аще кто по шестом часе достиже, ничтоже да сумнится… и проч. Или еще: ад огорчися, срет тя доле. Огорчися, ибо упразднися; огорчися, ибо поруган бысть; огорчися, ибо умертвися; огорчися, ибо низложися; огорчися, ибо связася. Или в известном слове на день Иоанна Предтечи. Паки Иродиада беснуется, паки пляшет, паки просит главы Иоанновой и пр. Подобные обороты находим и у русских витий. Например, Филогон Черноризец так изображает наступление весны, современное празднику Пасхи: ныне твердь, совлекшися дебелых облак светлуется яснейши дние и величайши сотворяет; ныне море изливается, волны же его брега тихостью целуют: ныне корабли от пристанищ изводятся, ветрила окрепляюще, и белуга от глубины сладце пыскает, и корабленики со благодушием отпущает. Ныне пастуси трости режуще, свирель сотворяют, и пастушеский свиряют глас. Ныне оградник воскопывает и отчищает, и рыбарь в глубину зрит, и мрежи готовит. Ныне трудолюбная пчела свои крила приемши, свою мудрость являет и травники облетает. Ныне и птицы ова гнездо сотворяет, ова же издалеча пришед вселяется, яко от озимствия некоего, ина же с высоты слетает и в лузех возглашает, и на Бога славят гласы неглагольными⁸³. Григорий Цамблак, архиепископ западной России, подражая Иоанну Златоустому, так начинает свое слово на день усекновения Иоанна Предтечи: паки Иудея жадает пророческия крове; паки пророкоубийством дышет; паки Иезавель Илию ищет на смерть; паки на колесницы гонит. И она убо гоня не постиже праведного, тояже прелукавая внука беззаконным прошением главу Предтечеву наблюде, посреди пира непреподобнаго носитися устрои; главу, ангелом честную; главу Отечь глас слышавшую, и Сына крестившую, и Святой Дух видевшую; главу, безстуднаго Ирода мерзкое прелюбодеяние изобличившую; главу Иродианыма очима страшную⁸⁴.

4) Четвертый внешний прием древнего витийства состоял в том, что проповедник, объятый и как бы приведенный в некоторое изумление изображаемым предметом предлагает целый ряд вопросов и недоумений. Нашим читателям, конечно, знаком этот прием древнего витийства, так как он нередко употребляется в церковных песнях. Например, что тя наречем, о богоблагодатная? Небо, яко возсияла еси солнце правды! рай ли, яко тобою спасаемся? и проч. Или еще: како погребу Тя, Боже мой? или какою плащаницею обвию пречистое тело Твое? коима ли руками прикоснуся пречистому Твоему телу? или кия песни воспою Твоему исходу, Щедре? Такой же прием нередко встречается и в древнем русском витийстве. Составитель похвального слова св. Стефану Пермскому выражается так: Что тя нареку, о епископе, или что тя именую, или чем тя прозову и како тя провещаю, или чим тя мню, или что тя приглашу, – како похвалю, како почту, како ублажу, како разложу или каку хвалу ти соплету? Темже что тя нареку: пророка ли, яко пророческая проречения протолковал еси, и гадания пророк уяснил еси, и посреде людей неверных и невегласных, яко пророк им был еси? Апостола ли тя имяную, яко апостольское дело створил еси, ми равноапостолом равно образуясь, подвизался, апостольским стопам последуя? Законодавца ли тя прозову, или законоположника, иже людем беззаконным закон дал еси, и, не бывшу у них закону, веру им уставил и закон положил еси? Крестителя ли провещаю, яко крестил еси люди многое, грядущая тебе на крещение? Проповедника ли тя проглашу, понеже яко биричь на торгу клича, тако и ты во языцех велегласно проповедал еси Слово Божие? и проч. Григорий Цамблак в слове на день усекновения главы Иоанна Предтечи выражает свое изумление рядом следующих вопросов: Коима устнама ответ изнесе царь, хотящи на сетование надвинути вся Иудея? Коима ли ногами в темницу вниде усекатель, совесть таковую убийственную нося? Коима очима воззре на небесного оного и пустынного мужа, седяща во благолепие устроении? Како приступи? како извлече меч? Како не утерпе нечистая рука, наносима на святую шею? Недоумею и удивляюсь; помышляю и умом изступаю⁸⁵.

5) Пятый общеупотребительный прием древнего витийства состоит в том, что проповедник, движимый живым чувством и проникнутый сильною сообщительностью делает обращение то к своим слушателям, то к Спасителю, Божией Матери, угодникам Божиим, то к отсутствующим людям, то даже неодушевленным тварям. Обращения к слушателям, молитвенные призывания Спасителя, Божией Матери и угодников Божиих совершенно законны и естественны и не могут быть отнесены к искусственным ораторским приемам. Но обращение к неодушевленным предметам или к лицам отсутствующим, которые ни в каком случае не могут ни слышать, ни принять увещаний проповедника, – отзывается искусственностью витийства. Таково, например, обращение Григория Цамблака к Ироду в слове на день усекновения главы Предтечевой. Сего ради должен бе, о Ироде, паче в чести имети небесного оного и паче человека, паче сего ради любити, понеже тя от беззакония отводит и греха отсецает: тыже сопротивное паче твориши… что твориши, о Ироде? что тако не смотреливно клятвою себе связуеши, что спешиши никому же нудящу?.. достояние плясавицы мзду плясания отдати и кроме клятвы часть некую малу злата или сребра, а не тако многия предлагати ко прошению, яко «аще попросиши дам ти и дополцарствия моего» рече... Но ли Крестителеву гласу полу царства своего сравняеши? его же единому главному власу мню небыти достойней вселенней всей. Лучше бе клятву преступити, нежели истинствовавшу таково толику беззаконие соделати. И аще твою главу просити хотяще, рцы ми, даль ли бы на отсечение, не могий клятвы преступити? в проч. Обращений всякого рода весьма много в древних греческих, в русских проповедях, мы не будем распространяться более об этом общеупотребительном приеме.

6) Шестой прием древнего витийства состоит в употреблении восклицаний, этих как бы невольных проторжений пламенного чувства. Они известны нам из церковных песнопений. О чудесе! Источник жизни во гробе полагается!.. Увы, увы мне! Сладчайший Иисусе!.. О Божественнаго! О любезнаго! о сладчайшаго твоего гласа!.. Подобные восклицания имеют место и в древнем русском витийстве. Автор похвального слова св. Стефану Пермскому возглашает следующее: Увы мне! егда преставление честного твоего телесе бысть тогда множайшим и братиям оступльшим одр твой, увы мне, мне несущу ту; не сподобихся последнего ти целования и конечного прощения, увы мне, мне не сущу ту, увы мне, кая спона мя оттороже от лица твоего!.. Увы мне! кто ми пламень угасит, кто ми тьму просветит? и проч. О душевного пьянства! о гордости! о бесования! о суровства! о непреподобному гощению! о мерзкому возванию! О рождению безчестному! о новая Иезавель! в преумножении злобы! восклицает Григорий Цамблак в разных местах своего слова на день усекновения главы Предтечевой. Как проторжения сильного чувства, пламенные и непроизвольные восклицания должны быть употребляемы с умеренностью, ибо сильное чувство, поднявшись до значительной высоты, не может долго держаться на ней; но древние русские витии забывали это правило; они были щедры на восклицания; например, одно старинное рукописное слово на 8 страницах, приписываемое Иоанну Златоустому, но очевидно русского происхождения, все состоит из восклицаний: ох тебе, душе моя! увы тебе, душе моя! Лютее тебе душе моя! горе тебе, душе моя! с разнообразными применениями. Разумеется, чем восклицания обильнее, тем они натянутее.

7) Седьмой прием древнего витийства состоял в проведении целого ряда кратких предложений, содержащих взаимные антитезы и противоположения, но по внешнему строению совершенно подобных друг другу. Так св. Иоанн Златоустый в слове на св. Пасху говорит; ад огорчисся, срет тя доле. Прият тело, и Богу приронеся. Прият землю, и срете небо. Прият еже видяше, и впаде во еже не видяше. Воскресе Христос, и ты низверглся еси. Воскресе Христос, и падоша демони... Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе. Подобный же прием находим и у русских витий. Древнейший русский вития Иларион (впоследствии митр. Киевский) в своем слове о законе и благодати, говорит: «вот уже и мы со всеми христианами славим св. Троицу, а Иудеи молчат; Христос прославляется, а иудеи проклинаются; язычники приведены, а иудеи отринуты...»⁸⁶ Св. Кирилл Туровский в слове на св. Пасху говорит: «Вчера с разбойником мы сраспинались Тебе, а ныне совоскресли с Тобою; вчера с Логгином взывали: воистину Сын Божий еси Ты, а ныне с ангелами говорим: воистину Христос воскресе; вчера с Никодимом со креста снимали тебя, ныне с Магдалиною видим Тебя воскресшего и проч. В одной старинной рукописи мы читаем следующий ряд антитезов, надписанных именем св. Иоанна Дамаскина, но очевидно русского происхождения. Иоанн Дамаскин рече: Господ даде пост, а бес объядение. Господь сотвори молитву, бес леность. Господ сотвори милостыню, а бес скупость. Господь сотвори крепость, а бес слабость. Господь сотвори правду, а бес кривду. Господ сотвори истину, а бес лжу. Господь сотвори попа, а бес скомороха. Господь сотвори учителя, а бес блазнителя. Господь умудряет слепца, а бес смущает и соблазняет чернеца.⁸⁷

8) Восьмой прием древнего витийства состоит в частом и обильном употреблении сравнений, аллегорий и притч. Цель их – та же самая, с которою Христос Спаситель излагал в притчах свое божественное учение, т. е. чтобы чрез видимые предметы чувственного мира сделать доступными для понимания возвышенные тайны мира духовного.

Сравнение – это такой прием, который имеет место в словесном искусстве всех веков и народов; поэтому для характеристики древнего греко-русского витийства мы должны только отметить, какие сравнения всего чаще в нем употреблялись. В греческом витийстве, благодаря сильному развитию византийского монархизма, уподобление царя Богу было самым ходячим и употребительным сравнением у проповедников. Хочет ли проповедник поучать народ хождению в церковь и благоговейному стоянию в ней, он говорит: «если бы царь устроил для вас пир, и пригласил вас в свой дворец, как бы поспешно вы стремились туда, как бы всякий боялся опоздать, как бы все стали прилично вести себя в присутствии царя, чтобы не прогневить его»! Далее, разумеется, объясняется, что церковь есть жилище Царя царей и проч. Хочет ли проповедник разъяснить догмат о поминовении усопших, он говорит: (приведем слова св. Кирилла Иерусалимского по славянскому переводу) Ащебы царь некий разгневался на кого и послал его на изгнание, сродницы же и ближние изгнанного аще бы устроивше некий многоценный венец принесли царю за оного изгнанного, еда бы оному какие-либо пользы не исходатайствовали? Затем следует надлежащее применение. Хочет ли проповедник показать, что завещание о посмертной раздаче имуществ на дела благотворения не так приятно Богу, как благотворение при жизни, он говорит: (приведем слова св. Василия Великого по слав. переводу) еда ли можеши останками трапезы твоея честныя царских лиц собеседники питати? Понеже излишняя и отметная, аще приносима бывают, не суть благоприятна. Аще убо сих не дерзаеши, то како не стыдишися, умирающь, останки благодетелю своему приносити? Хочет ли проповедник показать, что святые, как близкие к Богу, могут ходатайствовать за нас, он упоминает о предстательстве вельмож пред царем «Заслуженный человек не может ли исходатайствовать у царя более, чем никогда не служивший? Не должны ли мы, имея нужду к царю, просить ходатайства у людей, близких к нему?» и проч. Подобные сравнения нередко с буквальною точностью повторяются и в произведениях русского витийства, тем более что со времени усиления Москвы, московский царь по степени власти остался точным подобием византийского самодержца. Нередко также встречается сравнение земной жизни с бурным и волнующимся морем. Житейское море, воздвизаемое напастей бурею и бездна греховная известны нам из церковных песней. Автор похвального слова Стефану Пермскому, оплакивая его кончину, говорит: «како преплову се море великое, пространное, широкое, печальное, многомутное, нестоящее, матущееся? како препровожю душевную ми лодью межи волнами сверепыми, како избуду треволнения страстей, люте погружаяся во глубине зол и зело потопляяся в бездне греховней?⁸⁸ Весьма употребительно сравнение пастыря церковного с врачом, пастухом и кормчим – «Болит язию тело церковное (говорит тот же автор похвального слова Стефану Пермскому по поводу его кончины), и удове от части разболешася болезнию чада церковная, не сущу врачу, уврачующу я; балуют овци, а волци наступают, а свистати некому, иже бы отполошити и распудити волкы, не сущу пастыреви, плавает корабль душевный по морю житейскому, семо и овамо мятущися, а кормщику не сущу».⁸⁹ Весьма употребительны сравнения учения Христа Спасителя с вертоградом, источником и солнцем и другие библейские сравнения, которые благоволит употреблять Он Сам. Филогон Черноризец в Слове на Пасху говорит: чтоже мнится вам, о други? аще во овощник многоплодный влезшем нам, и понеже всего плода изъести не можем, еда и доволная от него сельсти отричемся? и аще при источницех обретшеся всего источника испити не могуще, нижели и жажду уставити убо не хощем? Но и солнца всего очеса не терпят зрети и сего ли ради смежим я?⁹⁰. Этими сравнениями вития подкрепляет свою решимость почтить словом непостижное Слово. Употреблялось иногда сравнение добродетелей христианских с доблестями мирскими и языческими применительно к обязанности восхваления их и вообще сравнение того, что делают сынове века сего, мудрейшие в роде своем, с тем, что должны делать христиане. «Если историки и витии, – говорит св. Кирилл Туровский, – преклоняют слух свой к бывшим между царями ратям и ополчениям, чтобы возвеличить мужественных воинов, крепко стоявших за своего царя и увенчать их славою, то тем ли более прилично нам приложить хвалу к хвале храбрым и великим воеводам Божиим, крепко подвизавшимся по Сыне Божием?» «Слышах некогда (говорит автор похвального жития св. Михаилу Клопскому) книгу прочитаему Тройского пленения, в ней же многие похвалы плетены еллином от Омира же и от Овидия, и аще убо единые ради буйственные храбрости толиких похвал сподобяшася, яко незаглаженне памяти их долговременством преходных лет⁹¹, кольми паче мы должны похваляти и почитати святых и преблаженных и великих наших чудодеятелей»⁹². Приведем в заключение уподобления св. Кирилла Туровского относительно жизни монашеской: «Внимай своему образу и житию, мнише!.. Ты, как свеча, волен в себе только до церковных дверей, а потом не смотри, как и что из тебя делают. Ты, как одежда, знай себя до тех пор, пока не возьмут тебя в руки; а потом не заботься, если разорвут тебя и на тряпки. Имей свою волю только до вступления своего в монастырь; а по принятии монашеского образа, всего себя отдай в послушание, и не скрывай в себе ни малого своевольства»⁹³.

Кроме сравнений, взятых из природы или из жизни людей, в древнем витийстве весьма употребительны были символические приравнения фактов духовной жизни человека к событиям библейской истории, – приравнения, на которые дает право ап. Павел, говоря вся сии образы прилучахуся онем, писано же быша в поучение наше. Так св. Кирилл Туровский в слове на неделю Вай говорит следующее: «Изыдем любовию, подобно народам, в сретение Ему; сломим как ветви, укрощение нашего гнева; постелем, ему, как ризы, наши добродетели; воскликнем молитвою и беззлобием, как младенцы; предъидем Ему милостынями к нищим; последуем за ним смирением и постом, бдением и блаженным покаянием: и не погубим труда 40-дневного поста, в котором мы подвизались, очищая себя от всякой скверны, да и в наш Иерусалим внидет ныне Христос»⁹⁴. Употребительны были также в древнем витийстве аллегории и притчи, раскрывавшие большею частью под образом какой-нибудь вымышленной истории тайны мира духовного. Предки наши очень любили приточный способ выражения, и разуметь притчу и темное слово казалось для них верхом человеческой мудрости. Вот для примера одна притча св. Кирилла Туровского. В слове на неделю о слепом св. Кирилл раскрывает мысль о том, что душа и тело человека взаимно возбуждают друг друга ко греху под образом следующей вымышленной истории. «Был некто человек домовитый, который посадил вертоград, оградил его стеною, и приставил к воротам слепца и хромца стеречь вертоград. Господин рассуждал так, что сами стражи ни в каком случае не могут обокрасть вертоград, потому что хромец не имея ноги, не может войти, а слепец, если и пойдет, заблудится и впадет в пропасть. Затем господин, удалился, обещавшись по своему возвращению воздать мзду за верную службу и наказать за нарушение заповеди. Посидели они несколько времени и вот слепец сказал хромцу: что это за благоухание веет на меня от ворот? хромец отвечал: там у господина нашего много благ, которые имеют неизреченную сладость для вкуса, но так как господин премудр, то и посадил здесь тебя слепца и меня хромого, чтобы мы не могли дойти до них и насытиться ими. Слепец заметил: да что ты не сказал об этом прежде. Пусть я слеп, но имею ноги и силен, могу носить тебя. Садись на меня, я понесу тебя, а ты указывай мне путь, и мы насладимся благами господина. Так они и поступили, хромец сел на слепца, и вместе обокрали виноградник. Когда господин узнал об этом, то сначала допрашивал слепца и хромца отдельно, потом поставил обоих стражей пред собою вместе, и они начали обличать друг друга. Хромец говорил слепцу: если бы ты не носил меня, я не мог бы войти в виноградник для кражи. А слепец отвечал: если бы ты не указывал мне путь, и я не мог бы этого сделать. Тогда господин сел на судном престоле, начал судить их и сказал: как вы крали вместе, так и теперь пусть сядет хромец на слепца. И затем повелел их обоих казнить пред всеми своими рабами и мучить в темнице кромешной, где будет плач и скрежет зубов». Эту притчу св. Кирилл передает своим слушателям не всю разом, а по частям, и после каждой части делает обширные толкования, сущность которых состоит в следующем: «разумейте; братие, смысл предложенной притчи: человек домовитый есть Бог Отец, Творец всего, у Которого единородный Сын Господь наш Иисус Христос; виноградник – это земля и мир, оплот – закон Божий и заповеди; хромец – тело человека, а слепец – душа его: их посадил господин у врат: то значит, что человеку предал во власть Бог всю землю, дав ему закон и заповеди. Когда человек преступил повеление Божие, тогда тело и душа осуждены на смерть и разлучение. Первая приводится к Богу душа и отпирается, говоря: не я, Господи, согрешила, но тело. И потому нет (полного) мучения душам до второго пришествия Господня, но они блюдутся, пока не придет Господь обновить землю и воскресить мертвых. Тогда души наши снова войдут в свои тела и вместе приимут воздаяние по делам своим»⁹⁵. Подобные аллегории или притчи были бы очень хороши, если бы не страдали излишнею утомительною растянутостью и недостаточным соответствием приточного изображения с изображаемым предметом; от этих недостатков не изъята и приведенная нами притча св. Кирилла Туровского.

Вот почти все, что мы сочли нужным изложить для характеристики древнерусского витийства; скажем теперь несколько слов относительно внешней истории его.

Подражание греческому витийству началось на Руси с самых древних времен, – вслед за принятием христианства. Из древних русских витий особенно замечательны: Иларион, митрополит Киевский (XI в.), Кирилл, епископ Туровский. (XII в.) и Григорий Цамблак или Семивлах, архиепископ западной России (XIV в.), поставленный собором русских епископов, по приказанию литовского в. князя Витовта. О м. Иларионе и Кирилле Туровском довольно уже писано в русской духовной литературе и проповеди их давно напечатаны; но Григорий Цамблак доселе не пользуется такою известностью, и его проповеди доселе остаются в рукописях. Между тем это оратор очень замечательный, быть может лучший из всех древних русских витий. Выше мы уже приводили никоторые места из его слова на день усекновения главы Предтечевой; чтобы более познакомить читателей с витийством Григория Цамблака, приведем в русском изложении с некоторыми выпусками его слово на день Успения Богоматери, находящееся в рукописи Киевской д. Академии (сборник в 176 лист. – листы 8–12).

«Гавриила я вижу чиноначальствующего на земле и созывающего небесные силы к нему, чтобы с песнями и дароношением поднять Приснодеву и матерь Цареву. Уже она отдает долг естества и к Сыну и Богу преставляется и мира не оставляет: восходит и благодать ниспосылает; землю оставляет, но не забывает своей отчизны. Надлежало сосуду божества, ради которого мир освятился, быть перенесену в премирные области. Надлежало матери Царя принять участие в славе Сыновней. Надлежало ковчегу, позлащенному Духом, быть принесену в вышний Иерусалим и внесенному в недоступное святилище не руками священническими, как в ветхом завете, но руками Сыновними, руками нетленными, руками Создателя, воздающего матери честь подобающую. Уже довольно времени она прожила на земле, исполняя все виды добродетели, нищих милуя, немощным служа, о сирых и вдовицах заботясь, каждый день бывая у жизнодательного гроба и о вселенной молясь, и желая отхождения к Сыну и Богу прежде трех дней. Предстает Гавриил и благовествует ей преставление с радостным приветствием, а она, ставше на молитве, пребывает в ней все остальные дни, прежде исхода с радостью исходяще». Затем проповедник изображает собрание Апостолов к одру Божией Матери и плач ап. Петра, Павла и прочих Апостолов над ее бездыханным телом. Приведем плач ап. Павла. «Вслед за Петром Павел, сосуд, избранный, весь в исступлении, весь в восхищении, весь обожаемый, говорит: О чудо! Как затворились очи девственные и от самих пелен привыкшие зреть ангелов! Как случилось, что питательница жизни объята смертью! Как она не сохранилась бессмертною, подобно тому, как по рождестве осталась девою! Как лествица небесная, по которой Бог сошел к человекам, должна заключаться во гробе. Как улеглась на малом одре гора Божия превысокая и великая, в которой Господь вселился до конца! Как жезл присноцветущий ныне является увянувшим! О преславное зрелище! О непостижимое таинство! О глубина богатства и премудрости, и разума Божия! Зачем отлетела от нас, рабов своих, голубица неблазненная! Зачем удалилась от нас горлица сладкогласная! На кого воззрит? Кого нам провещает! Кто нас утешит среди печалей от наветов иудейских! Смотря на тебя, мы, казалось, видели неизреченно от Тебя воссиявшего, вознесшегося Спасителя и всю надежду нашу на тебя имели. Я с радостью терпел труды и гонения за проповедание истины. А ныне последнее сиротство объяло нас. Как внезапно угас светильник незаходимого света! Но это смотрение Божие, а не победа смерти над тобою. Раз умерщвленная Твоим сыном смерть не могла бы приразиться к Тебе, матери жизни, но да не явится призраком истинно совершавшееся вочеловечение. Ты, подобно Своему бессмертному плоду, отдаешь долг естественный. Так Павел предначинал чудо, и все удивлялись ему». Затем перечислив всех лиц, присутствовавших при успении Богоматери и провождавших ее к небесному отечеству, проповедник влагает в уста им следующие слова: «Иди, владычица наша, иди! Как ты землю освятила рождеством твоим, так и воздух освяти пришествием твоим. Иди царица всех, иди принять участие в царстве Сына Своего, царстве вечном, или, лучше сказать, превечном и конца не имеющем. Вознесися со славою, не на колеснице рабски, как Илия, но матерски руками сыновними. Ибо кто в законе сказал: чти отца твоего и матерь и смертию угрожал непочтительным, тот, как не почтит родившую и не понесет понесшую Его? Да отверзутся тебе врата небесные со многим удивлением. Ибо как Ева затворила врата Едему, так ты отверзла врата небесные. Неприлично, чтобы дверь недоступная, – чрез которую один Господь взошел и исшел, оставив ее сотворенною, долго стояла на земле и не взята была во уготованный для нее чертог. Да подымут Тебя, Дево, херувимы! да воспоют Тебя серафимы! Да прославят силы! Да предъидут Тебе престолы, видя Тебя престол неописанного! Иди, невесто неневестная в невестник небесный!

Так благовествовали (заключает проповедник) и говорили еще много чудного, чего нельзя передать надлежащим образом оные мужи, провожая ко гробу мать жизни. А мы что скажем Ей? Как почтим почтившую род наш? Как воспоем многопетую Деву? Как возвеличим Ту, которую величают все роды? – И в заключение проповедник призывает и святых жен почтить матерь Божию.

В этом слове, полном истинного одушевления, тем не менее открывается один важный недостаток, свойственный витийству, – именно отсутствие нравоучительного элемента. Проповедник проникнут живым восторгом и парит к небесному миру, – но могли ли уследить за ним его слушатели, по большей части мало развитые умственно, и с ног до головы опутанные земными желаниями и помышлениями! И не полезнее ли для них было бы простое и кратное нравоучительное увещание?

Но Григорий Цамблак был все-таки лучший русский вития; а было на Руси не мало витий малоученых и мало развитых, но все-таки желавших витийствовать. Так было особенно в московском государстве, где витийство считалось необходимою принадлежностью всякой речи, произносимой в большом собрании или по торжественному случаю, или о важном предмете. Даже царский титул московского государя начинался витийствованным, так называемым богословием. Далее частная переписка не была свободна от витийства. Вот, например, как начинается одно письмо XVII века (кн. Шаховского к дьяку третьяку Васильеву): Премудра есть в пернатых пчел и сладостен плод ее, его же людие со тщанием насыщаются и светло веселятся, такоже и аз, друже мой, насыщаюся твоих пресладких и медоточных словес весь радостен от печали бываю и прочее. Затем начинается рассуждение буквально от Адама о том, что человек слаб. А вот начало другого письма: тресвятительным светом просвещенному; изрядному о Христе и доблественному воину, различного храбрства противу врагов креста Христова исполненному цвету, превысокого на востоце рая избранному вертограду… и проч., и проч. некто зовомый бездна безднам челом бьет⁹⁶. Витийство проникало и в исторические сочинения, старинные жития русских святых пересматривались, переделывались и вновь пускались в свет, украшенные всеми цветами витийства. Тем более витийство не могло не быть в проповедях московского периода, где оно было более уместно. Строгое, но справедливое суждение о достоинстве проповеднического витийства московского периода дает историк русской литературы г. Галахов. «Как в житиях святых эпоха Макария (м. московского XVI в.), так и в словах, поучениях и посланиях духовных особ (митрополитов Даниила и Макария, патр. Иова) выражение не представляет лучших своих отличий задушевности и живой простоты. Оно приняло какое-то официальное направление, обратилось к искусственным украшениям, к требованиям ухищренной обработки. Не дух и мысль, а форма занимала преимущественно оратора, и потому духовное красноречие запечатлено условною торжественностью, весьма далекою от истинного одушевления. Как на счастливое уклонение от общего строя можно указать на речь, например, Гермогена при короновании Шуйского, на воззвание его к народу о незаконном сведении того царя с престола и на его грамоты, призывавшие русское царство стать твердо за родное земское дело»⁹⁷. С течением времени русское проповедническое витийство, как бы в сознании собственного бессилия, умолкало более и более, и во второй половине XVII в. сменилось проповедничеством, которое слагалось по западным образцам и принесено было в северную Русь из Киева. Только у раскольников старообрядцев долго слышались, а может быть слышатся еще и поныне отголоски проповеднического витийства в старинном вкусе.

Скажем в заключение несколько слов о достоинстве древнерусского витийства. Оно вообще отличалось весьма высокими задачами и весьма скудными средствами для их осуществления. Проповедники, стремившиеся парить к небу, часто не знали о чем говорить, и их обычные выражения: что реку? и что возглаголю? большею частью были не риторическою только фигурою, а выражением действительного затруднения. Выписывая из отцов Церкви красноречивые места целыми паремиями без разбора, что идет и что не идет к делу, проповедники не умели отыскать обильного источника мыслей в самом предмете речи; широковещательность в словах и скудость мысли шла у них рука об руку. Увлекаемые потоком витийства, проповедники часто склонны были к тому, чтобы не иметь чувства меры; у них было принято, если хвалить, то хвалить, если порицать, то порицать, если доказывать, то доказывать, если убеждать, то убеждать с возможно большим напряжением и усилием. Проповедник как бы не мог найти в себе устойчивость среди шумящего моря фраз, которое уносило его все дальше и дальше по раз принятому направлению. Но – что всего важнее, – не соответствуя силам проповедников, витийственное проповедничество не соответствовало в тоже время характеру, степени понимания и потребностям слушателей. Скудное нравоучительным элементом и всяким вообще положительным содержанием, богатое только словесными украшениями, оно было для наших предков только кимвалом, отвне звучащим, а не истиною, изнутри поучающею. Потому, с самых древних времен чувствовалась в русском народе потребность проповеднического слова, простого и безискусственного, и в тоже время нравоучительного и душеполезного, и эта потребность, как увидим из следующей статьи, не оставалась без удовлетворения.

Ф. Т.

Многие из русских желали бы знать, как то в Привисленском крае, или Занеманской окраине России живется русским людям, а с ними, как то имеет себя и русское православное образование среди разлива иноверного и инославного многосоставного населения этого края. Постараемся по возможности удовлетворить последнему желанию.

Пред нами акт открытия русского православного начального училища (1 кл.) в губернском городе Сувалках. Заметим, что в учреждении и открытии нашего русского православного училища принимали участие все именитые лица разных ведомств губернского города. Акт открытия училища подписан 21 присутствовавшими на нем лицами, начиная с начальника губернии. Вот жизнь русских, достойная русского православного человека, где бы он не жил. Училище принадлежит к ведомству Министерства народного просвещения, но в нем принимает живейшее участие положительно все местное православно-русское общество. Училище открыто 14 сентября 1866 года. И вот главные побуждения и цель первоначального учреждения его: соблюдать в православной вере и единении с русскою отчизною тех малюток, которые, из разных краев России будучи занесены в польский край разными обстоятельствами жизни родителей и попечителей, остаются без должного и нужного православно-русского образования, и особенно таких малюток, которые, по смерти одного какого-либо из родителей – православного или и обоих родителей, подвержены опасности утратить свою родную отчизну, свою правую веру, среди напора иноверного и инославного люда в разных местах губернии. Учреждение, бесспорно, вполне благодетельное как для частных особенно дорогих интересов русского человека в крае, так и для общих интересов русской народности и правой веры.

В настоящее время училище помещается в церковном доме. Признано необходимым находиться ему в средине города и близ церкви, как для удобства приходящих в него учеников и учениц и возвышения его по самому месту в глазах других, особенно католиков и евреев, так и для того, чтоб существование училища и видимым образом не расходилось с Церковью. В нем – на передней стене классной комнаты довольно большая, видная икона благословляющего Господа Спасителя, – в ризе и киоте с позлащенною резьбой, – пред иконою лампадка в православно-русском духе. По обеим сторонам главной иконы Спасителя, видно-оправленные изображения Матери Божией и св. первоучителей и просветителей славянских, Кирилла и Мефодия; они красуются очень благовидно, так что при взгляде на них благочестивое христианское чувство, услаждаясь, возвышается, облагораживается. Портрет Государя Императора, после св. икон, обращает на себя взор каждого – сам собою. Его Императорское Величество представлен во весь рост, в порфире и короне с державою. Портрет в позлащенной раме. Близ него – таблица, представляющая весь Царствующий Дом⁹⁸, наклеенная на картоне, так что все ученики и ученицы без затруднения могут узнавать всю Царствующую, дорогую для истинно русского человека Семью. На той же передней стене – «Расписание недельных уроков». Занятия начинаются с 8 и продолжаются до 12 часов. В 10 часов ½ часа отдыха. После обеда занятия с 2–4 часов. Для Закона Божия полагается 4 урока в неделю. Для русского языка: чтения с объяснением и письма – 5 уроков. Для арифметики – 4, для чистописания – 4 и для церковного пения – 3. Каждый урок по 2 часа. В «Примечании» «Расписания» написано: «Учитель, прежде чем приступить к обучению дитяти азбуке, должен развить в нем способность говорить (объясняться), слушать и понимать, что другой говорит или отвечает». – Карта полушарий – Рыбникова и карта европейской России – Ильина. На двух стенах – 240 картин священной истории ветхого и нового завета – рисунков проф. Шнорра с текстом священника Стратилатова, – издания Генкеля. А на четвертой – 5 выпусков картин истории России – Золотова, издания Дементьева. Обычный стол для учителя с 6 стульями для посетителей, обычные столы с внутренними ящиками для учеников, в углу доска на треножнике.

Кто же ученики и ученицы? – Перебывало немало разных лиц. По неоседлости жизни родителей учеников, непостоянно и существование учеников в училище. В настоящее время – 12 учеников и 10 учениц (в губернии это не единственное русское православное училище). Это – дети разных русских лиц, проживающих в месте: дети крестьян, зашедших в былое время крепостного помещичьего права с своими господами в край, и оставшихся в крае – иные оседло, иные состоя по разным службам у разных лиц, – дети служителей разных чиновных лиц, въехавших в край в последнее время, – дети военных, большею частью отставных и проживающих частной службой по разным местам и учреждениям. Дети даже и не совсем давнего переселения родителей из внутренней России в польский край, обыкновенно являются в училище говорящими исключительно на языке польском и не умеют даже перекреститься по православному. Таким образом, это – дети, нуждающиеся в первоначальном русском образовании и убегающие от ополячения. Дети бедные и сироты получают содержание от средств училища, а то и живут в самом училище. В городе есть начальные училища и для католиков, и для евангеликов, и для евреев. Но из лиц этих вероисповеданий и, конечно, нерусского происхождения являются желающие обучаться в русском православном училище. Возникает вопрос: можно ли и следует ли училищу принимать к себе таких, и принимает ли оно? При этом может представиться естественное опасение за тот исключительно православно-русский характер, который должно иметь училище, назначенное собственно для русских; с другой стороны, так как многие из поступающих в училище из иноверцев имеют в виду, ознакомясь в нем с чисто русским языком и чисто русским характером жизни и с началами правой христианской веры, – стать и быть исповедывателями и последователями этой веры во внутренней связи с такою жизнью, то является требование – не отвергать таких обращающихся. Полагается – не отказывать в поступлении в училище заявляющим такое свое желание, но принимать с крайнею разборчивостью и испытанием всех соприкосновенных тому обстоятельств, строго наблюдая, чтоб число учащихся иноверных далеко не равнялось числу православных, так как в противном случае действительно могут терпеть и задача, и характер училища. Для принимающих православие училище есть как бы школа оглашения. Ученики вероисповедания неправославного положительно не пользуются никаким материальным пособием училища кроме книг.

Чему же учатся дети, и кто их учит? Кроме показанных в «Расписании» предметов, ученики занимаются чтением русской истории по руководству Ушакова и картинам Золотова и Дементьева, знакомятся с сведениями географическими, приучаются к правописанию и правильному сочетанию слов в смысле грамматическом. Все такое производилось и ведется под руководством и направлением учителя русского языка и словесности, а также истории и географии России в местной классической гимназии, трудящегося в училище безмездно. Ближайший учитель и постоянный наблюдатель учеников – псаломщик местной церкви. Блюстителем и законоучителем: священник, кандидат богословия. Учителем пения – управитель местного хора унтер-офицер. Есть довольно значительное затруднение в том, что училище местится в одной комнате, когда ученики и разных лет (8–19), и весьма неравного развития и понимания. Но это привело ко введению взаимного обучения между детьми, или правильнее – взаимно дружных повторений по группам.

В училище обучаются и чтению по-славянски. Для сего нарочно выписаны учебно-славянские книги из Киево-Печерской лавры. Чтение церковных книг особенно и по преимуществу желательно и радостно родителям, любезно и детям. Когда выписаны были молитвенники славянской печати для учеников, ученики и ученицы разобрали их весьма скоро и спрашивали: нет ли еще таких молитвенников, чтоб купить их для родителей и родственников, которые, увидев славянские молитвенники в их руках, поручали им сделать то, хотя у тех же самых учеников были уже такие же самые молитвенники русского шрифта. А в училище лишь только получены были церковно-славянские книги из К. лавры, как все дети наперерыв один перед другим просили взять книги домой, чтоб иметь возможность читать больше. Один из учеников уезжал вовсе из города; с своими родителями при отъезде пришел просить дать ему часослов, и когда в том было отказано ему, так как все часословцы составляют собственность училища и занесены в инвентарь имущества училища, чуть не заплакал и не захотел-таки взять иной какой-либо книги, кроме просимой. Это приводит к намерению завести при училище склад подобных книг, чтобы по возможности содействовать распространению книг православно-русского образования в крае – на рубеже польщизны и немцев, среди их в среде еврейских и раскольнических общин. А отец одного мальчика замечательно изъяснял желание обучать сына по славянской книге: «славянская буква то есть значит прямо – кириллица, т. е. святого Кирилла, – славянская книга, то есть церковная: она прямо обращает малого к церкви и, значит, к Богу и всему Божьему, – церковная книга – ну, значит, уже прямо видно, что книга хорошая: ведь всякую-то всячину церковными-то буквами не печатают и, значит, мое дитятко прямо огорожено от всякой всячины, по крайней мере на первых порах, при первых его впечатлениях». – Чтение по-славянски сопровождается объяснением отдельных особенно чаще встречающихся, выразительных и наиболее содержательных речений.

По предмету Закона Божия, ученики и ученицы утверждены строго наблюдать правильное совершение крестного знамения с отчетливым узнанием смысла и значения такого именно, а не иного действия православного христианина осенения себя св. крестом. Это первое видимое отличие православного христианина от других христиан и потому, кроме других, конечно, причин на крестное знамение обращено и обращается неопустительное и сознательное внимание детей. Ученики и ученицы обучены знанию молитв повседневных. После молитв, – занятие священной истории нового завета. Св. истории дети не заучивают, а рассказывают с предварительно выслушанного ими рассказа и с прочитанного ими в книге Евангелия, при помощи существующих картин Шнорра. Смотря на ту или другую картину, дети по цитате, означенной на картине, сами находят в книге нового завета само священное повествование о священном событии, с Евангелием пред глазами слушают чтение священного текста и рассказ прочитанного, замечают его, отмечают в книге более замечательные выражения или стихи, прочитывают тоже дома по тому же евангельскому тексту и таким образом ознакомливаются с жизнью, делами и словами Господа Спасителя Мессии, – узнают учение христианское и православно-церковное. Книги нового завета и молитвенники есть у каждого ученика. Есть св. история – Соколова, Попова. По картам последней ученики любят отыскивать места священных в христианстве событий.

С ноября месяца (минувшего года), после и вследствие сношений о. блюстителя училища с г. начальником местной учебной дирекции, ученики учатся церковному пению. Для руководства выписаны ноты из Киева – издания Каллистратова. Приступают к пению церковных песнопений литургии и всенощной. Имеется в виду обучение пению и таких церковных песнопений, как «Высшую небес», «о всепетая Мати», псалмов и таких народных гимнов, как: «коль славен наш Господь». Вообще, в пении преследуется цель общенравственно-образовательная в известном направлении, согласно с главною задачею училища, а не доставление лишь хора для церкви, хотя, конечно, желается, чтоб было и последнее. – Ученики занимаются пением охотно. В двух семействах учеников ведется домашнее пение по утру, пред обедом, после обеда и к ночи: тем интереснее и благотворнее училищное учебное пение.

Чтение молитв пред началом и после учения ведется каждый день аккуратно. Читает понедельно очередной определенный ученик или ученица, в устранение замешательств между детьми. Еще несколько времени и все учащиеся будут дружно петь молитвы.

Поведение и направление учеников и учениц не оказывало ничего такого, за что бы укорить их. Правильные и постоянные занятия в училище и дома (книги училища даются ученикам и на дом для чтения), наблюдения лиц соприкосновенных училищу, начала нравственности в жизни, сообщаемые им, и ближайшим образом особенно бдительный и старательно-неопустительный надзор г. учителя С. устанавливают твердо учащихся в добрых правилах благоповедения.

30-го Ноября училище посетил г. попечитель Варшавского учебного округа и слушал учеников. Училище не получило одобрительный отзыв о деле, ведущемся в нем. Его превосходительством дано несколько рублей на книги для учеников, в собственность их.

«К празднику Рождества Христова, пишет о. блюститель⁹⁹ мы были обрадованы присылкою 29 книг в пользу училища безденежно из Одессы от имени книгопродавца Белого вследствие предложения священника Мартирия Чемены. Между прочими книгами прислана Азбука – издания Белого 5-е, довольно пригодная здесь, как дающая сведения обучения инородцев русской грамоте и облегчающая это обучение: дети, поступающие в училище, большею частью говорят на польском языке и только в училище начинают осваиваться с русскою речью. На детей произвело доброе впечатление известие о присылке книг. На второй день праздника Богоявления, окропив детей и училище св. водою, я имел утешение сообщить о подобном же подарке из Вятки к новому году от законоучителя В. гимназии г. Попова. Подобная присылка книг устанавливает в училище библиотеку не учебную только, а и вообще для доброго разнообразного чтения.

Теперь в библиотеке 224 экз. книг. Но она еще не представляет чего-либо стройно сформированного, согласно с главным общим характером училища и частною задачею его. Много книг и ненужных. Но недостает многих нужных. Библии, конечно, еще нет. И дети лишь слышат о ней, что и везде, а особенно здесь, не милость: дети лютеран и евреев, живущих всюду окрест, знают Библию.

Желательно, чтобы ученики, кроме книжного занятия, умственной работы, умели и какое-либо ручное дело, чтобы иметь надежную обеспеченность в пропитании. Конечно, это дело уже самих родителей, которые и не упускают приучать детей и к ремеслу. Но мы говорим главным образом о детях пансионерах училища, живущих в училище. В будущем, может быть, и возможно будет ввести и ручное занятие, смотря по средствам училища и размещению его. Думается, что училище должно заложить в детей твердое реальное начало трудовой жизни и крепко предотвратить в них возможность пролетариатства. Дай Бог, чтобы из них вышли твердые, честные люди. Ученикам русского православного училища не закрыт вход и в гимназию, которая и назначена для русского и литвинского населения. Ученицы читают хорошо, некоторые и пишут довольно правильно и чисто, и рассказывают слышимое и читаемое толково, но шить не умеют, не говоря уже о прочей женской работе, например вязанье разных необходимых вещей.

От души пожелаем училищу всего доброго, с доброю надеждою, что оно, преуспевая к большему и лучшему, в тишине и мирно будет совершать достойное себя дело на пользу своих соотчичей и на славное процветание правой христианской веры в стране иноверия и неправоверия.

Никод. Соколов

г. Сувалки

1868 года февраля 13 дня