О том, что не следует с легкостью бросать свое место или уходить из монастыря, где ты обещал Богу остаться до конца жизни, и что отцы даже не покидали свою келью и получали от этого великую пользу

А. Из Палладия

Нафанаил, так звали отшельника на горе Нитре, не остался бы в своей келье, если бы не его превеликое терпение, потому что бесы своими кознями с самого начала отравляли ему жизнь. Но он дал себе зарок, что не уйдет оттуда.

Однажды утром, когда Нафанаил сидел в своей келье, все же это ему надоело, и он ушел оттуда, построил себе келейку поближе к селению и стал жить в ней. А через три-четыре месяца, как-то ночью вдруг с улицы послышался грохот, будто кто-то бил в барабан из бычьей кожи, как обычно бывает перед казнью. Это оказался с виду солдат – не солдат, одет в лохмотья и колотил он в барабан, не переставая.

– Кто ты такой, что пришел ночью к чужому дому и поднял такой шум? – возмутился блаженный Нафанаил.

– Я тот, кто выгнал тебя из первой кельи, – был ответ, – а теперь пришел, чтобы выгнать тебя и отсюда.

Блаженный понял, что стал посмешищем беса, и тотчас вернулся в прежнюю келью. В ней он провел тридцать семь лет, не выходил даже за порог – наперекор бесу. А нечистый какие только ужасы ни нагонял на него, чтобы заставить его уйти из кельи, – всего не рассказать! Но блаженный выстоял до конца и в этой же келье почил.

Как-то Макария Великого из Александрии начали беспокоить тщеславые помыслы, понуждая его оставить келью и внушая ему пойти в Рим якобы для спасения и оказания благодеяний другим: исцеления болящих, поскольку Божия благодать в нем безотказно действовала на злых духов. Помыслы долго терзали его, но он не поддался им. Тогда они приступили к нему и стали силой гнать его вон. Святой лег на пороге своей кельи, вытянул ноги на улицу и сказал бесам тщеславия:

– Тащите меня, демоны, если можете. Сам я отсюда никуда не уйду. Если вы сможете меня отнести, куда говорите, несите. А я, клянусь, буду лежать так до вечера, и если не сдвините меня, не послушаюсь вас.

Так лежал он неподвижно, потом, наконец, встал, когда уже был глубокий вечер.

С наступлением ночи помыслы опять начали досаждать ему. Святой встал, взял корзину на два модия⁹⁰, наполнил ее песком и, взвалив на плечо, пошел бродить по пустыне. Тут ему встретился смотритель ⁹¹ антиохиец Феосевий и спросил:

– Что несешь, авва? Давай помогу, не мучай себя так.

– Мучаю мучающего меня, – ответил Макарий. – Сам трудиться не хочет, и меня тянет вон из кельи.

Он еще долго ходил по пустыне и, изнурив тело, вернулся к себе.

Однажды, впав в крайнее нерадение, я пришел к святому Марку и спросил:

– Авва Марк, что мне делать? Меня одолевают помыслы. Они внушают: «Ты ничего тут не делаешь, поэтому уходи отсюда».

Святейший Марк посоветовал:

– А ты в ответ скажи этим помыслам, что тут я ради Христа стены сторожу.

Б. Из жития святого Евфимия

В лавре святого Евфимия два монаха Марон и Климатий, не выдержав суровой жизни и постов, сговорились тайно под покровом ночи бежать. Они все обдумали и обо всем договорились между собой, уверенные, что об этом никто больше не узнает. Но Тот, Кто открывает тайная Своим рабам, сказал устами Исаии: Не будет уже солнце служить тебе светом дневным, и сияние луны – светить тебе; но Господь будет тебе вечным светом (Ис. 60:19). И Господь (тайное) сделал явным Своему служителю следующим образом.

В это время великий и дивный Евфимий пребывал в уединении и увидел перед собой Марона и Климатия, на которых лукавый набросил узду и на глазах святого потащил в западню. Евфимий догадался о вражеских кознях и послал за братьями. Он их увещевал, вразумлял, просил, наставлял, доказывал, много говорил о терпении, о том, что во всем нужно быть осторожным и предусмотрительным. Святой привел пример Адама и Иова. Адам, будучи в раю, отверг заповедь, а Иов и на гноище явил всякую добродетель. Сказал он и о том, что монах не должен принимать никаких помыслов от лукавого, будь то печаль, ненависть, лень или что-нибудь иное. Монаху нужно не только не уступать бесовскому воздействию, но даже не приобщаться его духу. Более того ему следует изо всех сил противиться и отбивать (вражеские) нападения. Иначе лукавый хитростью собьет нас с ног и повалит на землю, как жалкое бездушное бревно.

Если кто не может стяжать добродетели здесь, – продолжал святой, – пусть не думает, что ему легче будет достичь ее в другом месте. Ибо доброделание зависит не от места, но от нашего произволения. Думать по-другому – гибель для монахов: это лишает их силы и отнимает плоды добродетели. Ведь даже растение, если его все время пересаживать, не принесет плода. Для вящей убедительности своих слов Евфимий привел жития некоторых египетских старцев.

В египетской киновии, – рассказал он, – жил один брат. Он постоянно выходил из себя, злился, раздражался, и уста его источали гневные и ядовитые слова. Все же он пришел к раскаянию: ведь от того, что он так легко впадает в гнев и раздражительность, вредит сам себе. И если ему удается обрести какую-нибудь добродетель, то он тут же теряет ее. Поэтому брат решил уйти из общежительного монастыря и жить один в тишине и спокойствии. Он думал, что, если кругом не окажется никого, то не на кого будет и гневаться, и эта ужасная и так легко вспыхивающая страсть угаснет, и он до конца своих дней станет наслаждаться миром и тишиной.

Поразмыслив так, – продолжал Евфимий, – он ушел из киновии и стал жить в уединении. И вот как-то ему понадобилось налить чашку воды и ненадолго поставить ее на землю, но по действию диавола она опрокинулась, да не раз, не два, а произошло это и в третий раз. Тут беднагу обуяла ярость. Он грохнул чашку о землю и разбил ее вдребезги. Это позабавило врага, и тот разразился безудержным глумливым хохотом».

Климатий тоже рассмеялся, настолько развеселил его душу забавный рассказ. Божественный же Евфимий взглянул на него и спросил:

– Что, брат, и тебя соблазнил лукавый демон, что ты так громко и безстыдно хохочешь? Плакать надо и стенать, чтобы удостоиться утешения свыше. Разве не правду говорил Тот, Кто будет судить нас: Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5:4), и несчастны те, кто сейчас смеется и не внимает себе. А для монаха позор говорить слишком много и выражать свои чувства по поводу чего то бы ни было, особенно если он это делает с дерзостью. Отцы называют дерзость матерью всех страстей».

Так святой укорил Климатия и ушел во внутреннюю келью. Климатия же постигла кара: ноги у него подкосились, он упал ничком на землю, корчась в судорогах и весь дрожа.

Дометиан⁹² увидел, что Климатий лежит на земле. В Евфимии его восхищало удивительное сочетание суровости и кротости. В то же время ему стало жалко и страдающего брата. Поэтому он взял с собой некоторых отцов и вместе с Мароном пошел к Евфимию, чтобы попросить за страдальца. Святой и сам был человеком сердобольным и к тому не мог отказать просьбе отцов. Вместе с ними он вернулся к лежавшему на земле Климатию и осенил несчастного крестным знамением – и дрожь остановилась, судороги прекратились, и несчастный полностью исцелился. Тогда святой сказал ему:

– Внимай себе и не пренебрегай наставлениями отцов и их заветами. Превратись весь в око, как мы читали о херувимах, и постоянно следи за собой, потому что ты все время ходишь среди вражеских сетей.

Так святой дал наставление и проучил Климатия да и других предостерег на его примере, а затем отпустил его.

В. Из жития святой Синклитикии

Блаженная Синклитикия говорила: «Если живешь в киновии, то не меняй места, иначе получишь большой вред. Если птица слетает с яиц, они становятся болтнями и бесплодными. Так же монахиня или монах: если переходит с места на место, то охладевает и умирает для веры».

Г. Из жития преподобной Феодоры

В монастыре, где святая Феодора подвизалась, переодевшись мужчиной, кончался хлеб. Настоятель велел блаженной взять верблюдов, поехать в город и купить хлеба. Если же она не успеет вернуться до вечера, то он разрешил ей переночевать в Энатоне⁹³, поскольку для отдыха верблюдов там есть стойло.

Когда Феодора возвращалась обратно из Александрии, то увидела, что солнце уже клонится к закату, и поспешила, как ей было заповедано, в Энатон, загнала в стойло верблюдов, и сама легла рядом с ними.

Между тем лукавый распалил похоть в девице, родственнице какого-то монаха, которая оказалась в монастыре. По внешнему виду она приняла блаженную за мужчину и, отбросив всякий стыд, честь и совесть, предложила Феодоре спать вместе с ней, но святая сделала вид, будто не слышит, и предпочла остаться на земле рядом с верблюдами. Девица же, больше не в силах сдерживать свою страсть, отдалась кому-то из постояльцев, спавшему там же и мимоходом заглянувшему в монастырь на ночлег.

Совершив грех, утром девица покинула монастырь, а Феодора возвратилась к себе. Прошло некоторое время, и живот у девицы начал расти. Поэтому родственники стали расспрашивать ее, и она ответила им, что ее соблазнил монах Феодор из Октодекатонского монастыря ⁹⁴. (Энатонские) монахи сразу поверили ей. Потому что враг, готовя козни против блаженной, внушил девице, что ей говорить, а монахам – поверить этому.

Они пришли к обители, где совершала подвиг святая, и подняли шум и гам.

– Ваш Федор, – кричали они, – называет себя монахом, а сам сотворил такую гнусность и не боится!

Преподобную позвали к игумену, и тот спросил:

– Ты сделал эту гнусность?

– В этом деле никакой вины моей нет, – ответила она.

Энатонским монахам пришлось уйти ни с чем. А когда родился ребенок, они взяли его и подкинули в монастырь, где жила Феодора.

И что же было дальше? Все поверили, что Феодора – отец ребенка. А раз она молчала, то ее осудили и вместе с младенцем прогнали из монастыря. Пришлось ей стать кормилицей и заботиться о младенце, как матери. Она поила его овечьим молоком, сама вязала ему одежду из шерсти, которую выпрашивала у пастухов. Найдется ли еще такая душа, которая могла бы вытерпеть такую подлейшую клевету? Найдутся ли еще руки, которые могли бы вынести такие тяжелейшие обязанности?

В таких страданиях это женское существо провело семь лет. О, всевидящие очи Божии! Оклеветанная диавольской напраслиной, изгнанная из монастыря, она решила взять на себя (чужой) грех и более того этим позором добровольно покрыла свою голову. Вместе со всеми этими мытарствами ей приходилось еще и соблюдать пост, ведь пищей ей служило лишь то, что можно было найти среди дикой растительности, воду она набирала из озера, чем попало, часто обливаясь слезами, которые постоянно текли из ее глаз. На ней исполнились слова псалма: и питье мое растворяю слезами (Пс. 101:10).

Феодора изнуряла свое тело и совсем не заботилась о нем. Ногти у нее стали длиннее, чем у диких зверей; грязные волосы спутались, подобно непроходимым зарослям; лицо от солнца почернело, как у эфиопки; глаза ввалились от постоянного напряжения и вынужденных бдений. Несмотря на то, что прошло столько времени, и святая страдала не только от холодных ветров, но и от (вражеских) козней, она не оставила монастырь и неподалеку от ворот соорудила себе лачужку. По слову пророка, желаю лучше быть у порога в доме Божием (Пс. 83:11). И что бы ей ни говорили и каким бы искушениям она ни подвергалась, ничто и никто не мог ее переубедить!

Однажды диавол явился Феодоре в образе ее мужа и принялся вкрадчивым голосом уговаривать блаженную вернуться домой. Но она сотворила крестное знамение, помолилась, и призрак исчез. В следующий раз он наслал на нее всех хищных зверей пустыни, готовых растерзать ее, но она помолилась, и видение растяло, как дым.

Потом он явил толпу мужчин, которые избили ее до полусмерти, и после таких побоев ей пришлось долго отлеживаться. А то вдруг показал всевозможные яства и горы золота, но ничто не сломило ее стойкости. (В конце концов), тот, кто хвалился, что может уничтожить небо и землю, понял, что победить ее невозможно, и отказался от войны с ней.

И вот по истечении семи лет монахи Энатонской лавры попросили игумена Октодекатонского монастыря принять Феодору обратно в обитель и вернуть ей монашеское звание. Они сказали, что достаточно семи лет наказания, которые она провела у ворот. Кроме того, сказали они, им было видение, что грех Феодору уже прощен. Игумен согласился с их просьбой. Он снял с нее несправедливое наказание, поселил в самой отдаленной келье монастыря, но запретил общаться с ней и привлекать к каким-либо послушаниям.

Прошло еще два года. Феодора подвизалась в еще большем воздержании и непрестанной молитве. И тут случилась засуха. Во всех водоемах и колодцах не осталось ни капли воды. А игумен из того, что слышал и сам видел, уже знал, что блаженная Феодора удостоилась дара целительства. Он позвал ее и велел опустить в колодец кувшин и набрать воды. Святая, привыкшая безпрекословно слушаться своего авву, не рассуждая и не мешкая сделала, что ей было сказано, и принесла полный кувшин воды. И тут все увидели, что и остальные колодцы наполнились водой.

Прошло еще несколько дней. Однажды вечером святая взяла мальчика к себе и всю ночь напролет наставляла его в христианских добродетелях. После наставлений она с радостью

предала свой дух в руки Божии. Ребенок тут же разразился громким плачем. Его рыдания наполнили келью. Их услышали соседи и, поняв, что произошло, сказали игумену. Узнав о кончине Феодора, тот рассказал монахам про сон, который он видел.

«Мне снилось, – начал он, – будто ко мне пришли два мужа, взяли меня и вознесли вверх – на высоту несказанную. Я увидел перед собой ангельский лик, и слух мой поразил голос:

– Смотри, какие блага уготованы Феодоре, Моей невесте.

Тут я увидел ложе, охраняемое ангелом, и брачный чертог, неописуемой красоты. Мне очень хотелось узнать, чей этот брачный чертог и для кого он приготовлен. Я спросил об этом своих спутников и тут же увидел сонм пророков, апостолов, мучеников, а за ними всех праведников. Среди них была жена, украшенная божественной славой. Она вошла в брачный чертог и села на ложе.

– Это авва Феодор, – сказали мне спутники, – тот, кого обвинили в прелюбодеянии и кому пришлось семь лет терпеть изгнание из монастыря. Его считали отцом чужого ребенка. Он взял на себя заботу о нем, вскормил его и воспитал, вместо того, чтобы открыть свое естество и тем самым избавиться от стыда и скорби. За это он и удостоен той славы, которую ты видишь.

На этом сон закончился, я проснулся и стал оплакивать попущенные нам грехи».

После этих слов игумен вместе с монахами тотчас же пошел к преподобной. Они вошли в ее келью и увидели мертвой ту, которая отныне стала вечно живой. Они стали вокруг ложа и оплакали святую. Настоятель позвал монахов из Энатонского монастыря, показал им некоторые части тела святой и сказал:

– Посмотрите на это невиданное чудо! Женская природа! И так обманула князя тьмы.

Все были поражены увиденным. И они тут же задумались, какие великие подвиги, оказывается, требуются тем, кто порабощен телесными страстями, и тотчас же монахов охватил великий страх. А за страхом последовал плач. Вечером после плача они псалмами и песнопениями отпели многострадальное и святое тело и предали его земле.

Д. Из Патерика

Старец сказал: «Если ты сидишь в одном месте и стараешься делать хорошее, но не получается, не думай, что у тебя получится в другом».

Амма Феодора говорила: «Жил один монах, и у него было так много искушений, что он решил: «Уйду отсюда». Не успел он надеть сандалии, как увидел другого человека, который тоже надевает сандалии и спрашивает монаха: «Не из-за меня ли ты уходишь? Но я пойду впереди тебя, куда бы ты ни пошел».

То был бес, который искушал его.

Е. Из святого Ефрема

Хотел бы напомнить вам, братья, о тех, кто берутся за непосильные подвиги, а потом оказываются в страшной беде. Эти люди не слышат то, что говорится в Писании: Не думайте о себе более, нежели должно думать, но думайте скромно (Рим. 12:3). И в другом месте: Не будь слишком строг и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя ? (Еккл. 7:16).

Уже в наши дни случилось так, что несколько братьев оставили свои кельи и отправились в землю пустую и необитаемую, в землю сухую (Ср.: Иер. 2:6). Многие отцы и братья увещевали их и отговаривали, но они сказали:

– Мы будем жить, как воски⁹⁵. Когда же эти упрямцы оказались в иссушенной пустыне, в диком глухом краю, где ничто не радовало глаз, то совсем пали духом. Они повернули назад, в монастырь, но им не хватило сил дойти. От голода, жажды и зноя они, обессиленные, свалились на землю и уже прощались с жизнью. Но Божиим промыслом некоторых из них, бывших уже при смерти, подобрали скотоводы, шедшие через пустыню. Они погрузили братьев на своих вьючных животных и доставили в монастырь, и там их потом пришлось еще долго выхаживать. Так на собственном опыте бедняги поняли, что значить поступать по собственной воле. Те же братья, кого не нашли, так и остались лежать в пустыне, и тела их растерзали дикие звери и птицы.

Немало и других, доверившихся своим самонадеянным помыслам, подвергли себя ужасным испытаниям, переселившись в землю безводную и бесплодную (Иер. 2:6). Одни из них ушли из монастырей из-за того, что никому не хотели подчиняться и служить братии, и попали в ту же беду; другие не пожелали добывать пропитание трудом своих рук; третьи по дерзости своих помыслов и будто бы из любви к безмолвию и суровым добродетелям, переоценили свои силы. А иных гонит тщеславие: они жаждут похвалы от людей за то, что они решили стать отшельниками, и совсем не думают о трудностях, которыми обернется эта похвала. Все эти люди попали в несчастное и бедственное положение, ибо доверились собственным помыслам.

Итак, возлюбленные, не следует безрассудно идти на поводу у собственной воли, но лучше смиряться перед ближним в любви о Господе. И каждый должен знать свою меру. Но может быть, кто-нибудь возразит: «А как же некоторые отцы соблюли эту добродетель?». Тогда он пусть подумает о том, что отцы ничего не делали без рассуждения и как попало, и поступает так же благоразумно.

2. В одном рассказе авва Макарий говорит сам о себе так: «Когда я жил в келье в Скиту, меня беспокоили помыслы, внушая:

– Иди в пустыню и постигни то, что увидишь там.

Пять лет я сопротивлялся этому помыслу, опасаясь, не от демонов ли он».

Видишь, как рассудителен преподобный муж? Разве поддался он соблазну сразу? Разве принял помысел? Нет! Он остался на месте, чтобы исследовать его в посте, бдениях и молитвах, не от беса ли он. Мы же, не успеет помысел появиться, как нас уже не удержать. Мы теряем всякое благоразумие и не только не стараемся внимательно и с молитвой исследовать его, но даже не хотим слушать тех, кто пытается нас предостеречь. Вот почему мы так легко попадаем в плен к врагу.

«После этого, – продолжал Макарий, – поскольку помысел не прекращался, я пошел в пустыню. Там нашел озеро и посреди его остров. К озеру пришли на водопой звери из пустыни, и среди них я увидел двух нагих людей. Мы разговорились, и я спросил у них:

– Как я могу стать монахом?

– Если, – ответили они, – не отречься от всего мирского, то не возможно стать монахом.

– Я слаб и не могу жить, как вы.

– Если не можешь, как мы, сиди в келье и оплакивай свои грехи».

О, смирение божественного мужа! О, благоразумие добродетельной души! При всех своих столь многочисленных и столь великих подвигах он не считал себя достойным отшельничества! Мы же, ничтожные и никчемные, по своей дерзости и безрассудству беремся за дела, для нас совершенно не подъемные. И даже не страшимся того, что тем самым искушаем Господа Бога. Горе человеку, который надеется на собственные силы, свои подвиги и дарования, а не на Бога, ибо только у Него власть и держава.

Если мы обратимся к житию аввы Антония, то обнаружим, что он все делал по божественному откровению. А разве он не был в монастыре? Разве не носил одежды? Не ел хлеб? Не трудился своими руками? Разве не имел учеников, которые после смерти облачили и погребли его? И все отцы, за исключнием немногих, жили так же. Так давайте же подражать их жизни и идти средним, царским путем, не уклоняясь ни вправо, ни влево!

Итак, каждый должен со смиренномудрием и терпением завершать дело, которое он взялся довести до конца. Если же он не постоянен в своих правилах и в мыслях скачет с места на место и с одного дела на другое, то от него зрелых плодов не жди, если он вообще когда-нибудь окажется плодотворным. Даже лукавый нападает на всех по-разному. Но (сначала) он тщательно исследует свой искус, с помощью которого ему легче бороться с человеком и, лишь убедившись в его надежности, внушает проверенный помысел человеку, как якобы закон для самой совершенной жизни. Живущему в монастыре он расписывает жизнь в пустыне (ведь она тут же, кругом) и толкает его на поиски суровой жизни и подвигов. А пустынножителю враг внушает бежать из нее, потому что она такая сухая, тоскливая и безжалостная к слабым. Этот помысел он беспрерывно вселяет отшельнику. И тот бросается воздвигать какую-нибудь башню, а наскучит, он говорит: «Лучше уж соорудить портик». Поработав немного, говорит: «Нет, лучше построить келью». Он доводит дело до середины – и оно ему надоедает. И он бросает его на полдороге. Вот так и надрывается бедолага впустую и без всякой пользы. Поэтому монах, если не останется на одном месте и не будет хранить духовное рассуждение, не сможет стяжать совершенного плода.

Насельникам киновии враг внушает и другие мысли. Он нашептывает каждому: «Что особенного ты тут делаешь, чего бы ты не делал в миру? Ты и там тоже бы работал и ел, как бессловесная скотина. Но работать и есть, что же в этом благочестивого? К тому же от пищи здесь в тебе разгорается блудная борьба, а если не будешь есть, то не выдержишь монастырских трудов. Поэтому лучше иди в пустыню и спасешься. Господня земля и исполнение ея (Пс. 23:1). Возьми с собой только небольшой железный нож, чтобы срезать растения и питаться ими. Так делали древние монахи и угодили Богу. И какая польза тебе сидеть тут? Одни соблазны да осуждения и все прочее, о чем и говорить не следует.

Уйдешь отсюда, и все это останется позади. Не хочешь в пустыню – иди в другое место, где нет соблазнов. А таких мест тут предостаточно. Да и Господь никогда никого нигде не оставлял и тебя не оставит – ты же стремишься к благу. Там ты и ремеслу научишься, будешь больше зарабатывать и от своих трудов еще и подавать нищим».

Вот такие помыслы лукавый постоянно внушает брату под любым благовидным предлогом, пока тому не покажется, что ему нужны еще большие подвиги и пока не примет эти нашептывания. Тогда он покидает свою киновию, лишая себя ее покрова и защиты, и, как овца, отбившаяся от стада, становится легкой добычей волка. Если он уйдет в самую глубь пустыни, то сначала станет страдать от голода. А потом демоны начнут еще сильнее мучить его и пугать, насылая всякие ужасы на него..

Вот тогда брат начнет жалеть и говорить самому себе:

– Как хорошо было с братьями. Какой бес попутал меня уйти в такую жуткую пустыню, где столько лютого зверья? А что мне делать, несчастному, если я попадусь в руки варваров? Или меня схватят разбойники? Или встречусь с хищным зверем? Ведь в глуши всегда множество демонов: и чем глуше место, тем их больше. И как мне жить одному в пустыне, где столько всякой нечисти, тем более я привык, когда вокруг меня много братьев? И, по правде сказать, если в пустыне жить одному и не трезвиться, то легко сойти с ума, как со многими и случилось. Какое же тут может быть благочестие, если я умру в пустыне лютой смертью?

Когда брата начнут одолевать подобные мысли и если он и в самом деле благоразумен, то вернется к себе в монастырь.

Монах отвергнет всякий стыд, внушаемый демонами, что, если ты, мол, вернешься к братьям, они сочтут тебя неопытным и нетерпеливым, да еще и трусом, бежавшим с поля боя. Но брат не станет их слушать и тут же ответит:

– Неправда, лукавые черти! Наоборот, они скорее примут меня как искушенного воина, который исполнил слова апостола: Все испытывайте, хорошего держитесь (1Фес. 5:21). Я испытал и то и другое и нашел, что лучше и веселей жить братьям вместе, как написано: Брат от брата помогаем, яко град тверд и высок (Притч. 18:19). А настоятель и братья с радостью примут возвращенца, по слову апостола: Поддерживайте слабых (1Фес. 5:14).

А если несчастному станет стыдно и он не вернется в свою киновию, то, может быть, и уйдет в мир, наслушавшись бесовских нашептываний: мол, и там спасешься, если будешь бояться Бога, и неужели ты думаешь, что спасаются только пустынножители? Так враг станет внушать ему, что он как пес возвращается на блевотину свою (Притч. 26:11).

Вот что случается с тем, кто оставляет киновию. А если он придет в пустыню, устроится в келье поближе к старцам, те примут его ради Господа и дадут ему все необходимое. Обосновавшись в келье, он подумает: «А теперь надо трудиться и зарабатывать себе на пропитание».

И тут он начинает утопать в хлопотах, как и всякий отшельник. Как привыкшему к одиночеству тяжело в общежительной обители, так и насельнику киновии жизнь отшельника кажется тяжелой и невыносимой: искушения и заботы одолевают его, и он начинает раскаиваться.

– Вот, – думает он, – тут я весь погряз в хлопотах, не могу выкроить время даже на малое правило. Вечно мне приходиться то отбиваться от всяких помыслов, то воевать с хозяйственными заботами. А когда я жил в киновии, у меня не было столько хлопот, только правило да легкое рукоделие – вот и все мои заботы. Что же мне теперь делать, несчастному? Все

это мне по моим грехам. Если бы я послушался совета своего отца, то у мня не было бы таких скорбей, как сейчас. Вот уж верно, нет ничего гибельнее ослушания: именно из-за него и Адама изгнали из Рая, а меня – из моей киновии.

Если брат раскается в этом, то либо снова вернется в свой монастырь, либо уйдет в мир и там погибнет.

По возвращении в киновию братия, конечно, примет свою заблудшую овцу, но беднягу начнет терзать помысел из-за соблазнов и осуждений. Тогда пусть он скажет себе:

– Положи, Господи, охрану устам моим (Пс. 140:3) и отврати очи мои, чтобы не видеть суеты (Пс. 118:37). Тем самым он победит и то, и другое: осуждение – молчанием, а соблазны – хранением очей. Но если мы не одолеем это, то, куда бы ни пошли, повсюду будем носить в себе то, что воюет против нас.

Когда лукавый хочет похитить другого брата из монастыря, то внушает ему иной помысел:

– Все братья знают тебя как ленивого и нерадивого, поэтому оставаться тебе тут не стоит. Даже если ты и начнешь стремиться к добродетели, люди, среди которых живешь, останутся такими же: они видели, каким ты был в самом начале. Лучше пойди в другое место, где тебя не знают, и начни все сначала – так ты и Богу угодишь, и людям.

Теперь послушай меня, возлюбленный. Как же ты можешь из-за людских поношений бежать от отца и братии, перед которыми давал обеты Богу? Отчего бы тебе не вспомнить слова пророка, который сказал: Поношение чаяше душа моя и страсть, яко тебе ради претерпех поношение, покры срамота лице мое (Пс. 68:21 и 8). Почему же ты не хочешь с радостью терпеть бесчестие и унижение? Блаженны вы, – говорит Господь, – когда будут поносить вас и гнать и так далее (Мф. 5:11). А как поношение благотворно для очищения от грехов! Послушай слова пророка: Господь вспомнил нас в унижении нашем..., и избавил нас от врагов наших (Пс. 135:23–24).

Иными словами, делай добро и скоро увидишь, что Господь исправит и мнение твоих братьев о тебе. Так что оставайся там, где враг воюет с тобой, стой там и не прекращай борьбы с ним, чтобы те, кто знали твои недостатки, теперь увидели твои достижения, и ты удостоился великой славы от Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: Будут первые последними и последние первыми (Мф. 19:30). Ведь и запачканную одежду, когда ее постирают, не бросают в грязное белье. А если кто по злобе или лукавой зависти назовет чистое грязным, тому все равно не поверят – сама одежда обличит его. Омой меня и буду белее снега (Пс. 50:9).

Престарелому монаху в обители враг часто нашептывает предательскую мысль:

– Смотри, ты столько лет работал Христу в монастыре, а теперь состарился и уже больше не в силах выполнять общежительный устав. У тебя уже не осталось сил делать что-либо. Плотью ты совсем одряхлел, и скоро тебя начнут презирать и стар и млад. А старику нужен покой. Поэтому оставь киновию, подбери место и отшельничай, а Бог пошлет тебе пропитание, либо через милостыню, либо иным способом. Какая тебе нужда из-за куска хлеба мучиться и терпеть унижения! И чего тут такого ты ешь, чтобы ради этого каждый день мучиться, будто ты негодный раб, и подчиняться тем, кто тебя моложе?

Вот такие и подобные этому мысли лукавый влагает старцу, стремясь после стольких лет подвига оторвать его от братии и от места, где он состарился, и отравить его старость одним беспокойством. Если старец легкомыслен, то он сразу поддастся, и тогда враг будет колебать его, как ветер – ветки.

Если же старец совершен разумом, то он отразит нападение такими словами:

– Не смейся над моей старостью, дьявол. Если я стойко переносил все труды в молодсти, тем более перенесу их сейчас, когда пришло время оставить тело и быть со Христом. От старости я не жду ничего иного, кроме расставания с нынешней жизнью. А молодым я должен показать образец не легкомыслия, а терпения. Благочестивый старец Елеазар своими мучениями, когда его жгли огнем, не отрекся от веры и показал пример стойкости молодым. А глядя на него, и они с легкостью перенесли все мучения. Мои скорби гораздо меньше, и я их вытерплю.

Пусть я претерплю некоторое беспокойство и небольшие уничижения, но зато стану для молодых примером терпения и стойкости, но не отступничества. Ведь я считаю себя рабом, которого как бы Господь привел и вручил игумену монастыря, где я живу, и потому у меня нет права ходить, куда угодно. Что вы терзаете меня за мое малое рукоделие? Миряне ради тленных благ изо всех сил работают не только днями, но и ночами. К тому же они должны заботиться еще и о жене, детях, доме, арендной плате, и они все это терпят. А я Христовой благодатью избавлен от всего этого и с тем большей радостью буду исполнять свой скромный труд. Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11:30). Поэтому удалитесь от меня беззаконные, и буду хранить заповеди Бога моего (Пс. 118:115).

Так, с помощью Божией благодати он сохранит прежний образ мыслей и почиет там, где состарился, и примет неувядаемый венец.

Ж. Из святого Максима

Безрассуден тот, кем управляют страсти. Когда им овладевает гнев, он, не подумав, спешит убежать от своих братьев. А как только в нем вспыхивает страсть, он горячо раскаивается и снова возвращается к ним. Умный же человек в обоих случаях действует иначе. Во время ярости он искореняет причины своего возмущения и тем самым избавляется от обиды на братьев. А во время страсти воздерживается от безрассудного гнева и от встреч.

Во время искушений не покидай монастыря, но мужественно отражай волны помыслов, особенно скорби и лени.

Ибо ради своего же спасения ты закаляешься этими скорбями и обретаешь твердую надежду на Бога. Если же покинешь обитель, то останешься неопытным, трусливым и нестойким. Кто при искушениях не в состоянии терпеливо все вынести и отделяет себя от духовной братской любви, в том нет ни совершенной любви, ни глубокого ведения Божиего промысла. А цель Божиего промысла – воссоединить истинной верой и духовной любовью то, что зло раздробило на мелкие части. Ибо Спаситель и пострадал ради того, чтобы рассеянных чад Божиих собрать воедино.

Кто не мирится и не выносит ни тревог, ни скорбей, ни трудностей, тот отдалился от божественной любви и промысла Божия, ибо любовь долготерпит и милосердствует (1Кор. 13:4). А кто падает духом от случайных обид, не прощает этого своим обидчикам и тем самым отсекает себя от их любви, разве не лишается он цели Божественного Промысла?

Брат ввел тебя в искушение, и обида довела до ненависти. Не дай ненависти победить себя, но победи ненависть любовью. Победить ты можешь так: искренне помолись Богу за брата, прими его извинения или сам извинись перед ним и тем исцели его. Считай, что ты сам виноват в искушении и терпи, пока тучи не развеются. Только терпеливый дождется конца искушения и утешения своему сердцу.

У терпеливого человека много разума (Притч. 14:29). Что бы ни происходило, конец всему будет, и в ожидании этого он переносит скорби. А концом станет вечная жизнь. Как сказал божественный апостол: Сия есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа (Ин. 17:3). Еще вчера он был твоим братом по духу и добродетелям, а сегодня стал для тебя скверным и злым – это лукавый внушил тебе ненависть к нему. А ты прояви терпение и любовь, вспоминай вчерашнее добро, а сегодняшнюю ненависть выкинь из своей души.

Пусть не случится с тобой так, что вчера ты превозносил его как доброго и называл добродетельным, а сегодня злословишь как скверного и дрянного, потому что твоя любовь сменилась ненавистью. И не пытайся свою ненависть и зло оправдывать презрением брата к тебе, но по-прежнему продолжай восхвалять его, даже если в душе тебя еще снедает обида на него, и ты легко вернешься к прежней спасительной любви к нему. В присутствии братьев не говори ему привычных хвалебных слов с затаенной обидой и не примешивай к ним исподволь упреки. Наоборот, при других хвали его искренне, молись за него всей душой, как о самом себе, и ты довольно скоро избавишься от губительной ненависти. Даже если по искушению брат будет продолжать злословить тебя, все равно сохраняй любовь к нему, как бы лукавый бес ни смущал твой разум. Ты не потеряешь любви, если станешь благословлять его, когда он тебя проклинает. Проявляй доброе расположение к нему, даже если он будет относиться к тебе скверно. Таков путь любомудрия во Христе. Кто не идет по нему, тот не живет с Христом

Не уязвляй брата намеками, не то он ответит тем же, и вы оба потеряете любовь друг к другу, но подойди к нему с любовью и откровенно обличи его: так ты устранишь причину скорби и избавишь его и себя от смущения и скорби. Не говори, что у тебя нет ненависти к брату, если ты даже вспоминать о нем не хочешь. Послушай, как сказал Моисей: Не враждуй на брата твоего в сердце твоем; обличи ближнего твоего и не понесешь за него греха (Лев. 19:17). Когда между вами установится мир, не напоминай брату о словах, сказанных им в пылу обиды, даже если он говорил их тебе прямо в лицо или кому-нибудь другому, а ты потом услышал. Иначе тобой овладеет помысел злопамятства, и ты впадешь в погибельную ненависть к брату.

Не может разумная душа питать ненависть к человеку и жить в мире с Богом, Подателем заповедей. Если, – сказано в Писании, – не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших (Мф. 6:15). Если кто-то и не хочет мириться, но ты храни себя от ненависти, искренне молись за него и не злословь его ни перед кем.

Мир святых ангелов держится на двух столпах: на любви к Богу и на любви к ближнему. На таком основании испокон века строили жизнь и все святые. Превосходно сказал об этом наш Спаситель: На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22:40). Поэтому не ищи оправданий для мыслей, которые в тебе вызывают обиду и порождают ненависть, даже если они справедливы. Но беги от них, как от смертельно опасных змей. Не давай им злословить и тем самым избавишь свою душу от лукавства. Со всей строгостью исследуй совесть, может быть, это по твоей вине брат не мирится с тобой. И не обманывай совесть, ведь она знает твое самое сокровенное и обвинит тебя в час смертный и не даст покоя и в час молитвы.

Не отвергай с такой легкостью духовную любовь, ибо другого пути для спасения человека не существует. Внимай себе. Может быть, зло, разлучающее тебя с братом, не в нем, а в тебе. Скорей избавься от этого зла, чтобы не отпасть от заповеди любви. Не презирай заповеди любви, потому что с ее помощью ты станешь сыном Божиим, а если преступишь ее, окажешься сыном геенны.

Не люби себя, и ненависть к брату покинет тебя. Не будь самолюбив, а будь боголюбив. Если ты решил жить вместе с духовными братьями, то сразу, с самого начала, откажись от своей воли, иначе не сможешь сохранить мир ни с Богом, ни с твоими ближними.

Кто еще тщеславен и пристрастен к тленному, тот обижается на людей из-за чего-нибудь скоротечного, держит на них зло, ненавидит их и раболествует перед постыдными помыслами. Но боголюбивой душе все это чуждо.

З. Из Патерика

Одного брата смущали помыслы оставить киновию, где он жил. И однажды он взял бумагу, сел и написал все причины, по которым помыслы убеждали его уйти из общежительной обители. Перечислив их, он в конце добавил вопрос: «Вытерпишь это?» И тут же твердо и решительно дописал: «Да, во имя Иисуса Христа Сына Божия вытерплю». Он сложил листок и спрятал его в пояс.

Когда снова начинала терзать его какая-либо из этих причин, с которыми он воевал раньше, и напоминала о помысле оставить обитель, он отходил куда-нибудь в сторонку от всех, доставал бумагу, читал и, дойдя до слов: «Во имя Иисуса Христа Сына Божия вытерплю», говорил себе: «Смотри, несчастный, что я обещал не человеку, а Богу», – и сразу успокаивался. Так он поступал всякий раз, когда одолевало смущение или какие-нибудь иные причины, и сохранял мир в душе.

Монахи обратили внимание на такое поведение брата: он что-то достает, читает и так поступает довольно часто. Они возмутились и по действию диавола стали ему завидовать и ненавидеть. (В конце концов) они пошли к авве и сказали:

– Он колдун, авва, и в поясе прячет свое колдовство. Поэтому мы не можем тут оставаться. Пусть или он уходит, или мы.

Авва догадался о вражеских кознях (он хорошо знал смирение и благоговение брата), а вслух сказал:

– Идити, молитесь, и я помолюсь, а через три дня дам вам ответ.

Ночью, когда брат спал, авва подошел к нему, осторожно развязал его пояс, прочитал бумагу, положил ее обратно, затянул пояс и ушел.

Через три дня братья пришли к нему за ответом. Он позвал брата и сказал:

– Зачем ты вводишь в соблазн братьев?

Брат поклонился ему в ноги и принялся каяться:

– Прости меня, согрешил, помолись обо мне.

Авва спросил братьев:

– Что вы говорили про него?

– Он колдун, – ответили они. – У него в поясе заклинанья.

– Ну, тогда заберите у него эти заклинанья.

Те бросились снимать пояс с брата, но тот стал сопротивляться. Авва велел срезать пояс. Они так и сделали и нашли записку. Игумен вручил ее диакону и велел прочитать ее вслух, встав на возвышенном месте, чтобы еще сильнее посрамить лукавого, посеявшего клевету. Когда братья услышали слова записки, особенно последние: «Во имя Иисуса Христа вытерплю», то не знали, куда деться от стыда, и стали просить прощения у аввы:

– Наш грех, – сказали они, падая ему в ноги.

– Не мне бейте поклоны, – сказал он им, – но Богу и брату, которого вы оболгали, тогда вам простится.

Они так и сделали.

– Помолимся Богу, чтобы им простилось, – сказал авва и вместе с братом принялся молиться о несчастных монахах.

Старец говорил, что древние никогда не спешили покидать обжитое место, за исключением трех случаев. Во-первых, если сосед плохо относится к тебе из зависти, да еще и злопамятен, и ты сделал все для исцеления его, но не смог изменить отношения. Во-вторых, если к тебе приходит много людей, приносят всякие вещи и превозносят тебя чрезмерно. И, в- третьих, если случайно на тебя нападет искушение блуда, т.е. когда рядом много женщин.

Одной из этих трех причин достаточно, чтобы оставить свое место, но делать это без оснований бессмысленно. Однако все это не касается насельников общежительных монастырей, но только лишь отшельников, которые живут в безмолвии.

Как говорили отцы, если на тебя нападет искушение там, где ты живешь, не покидай своего места во время этого искушения. Иначе, куда бы ты ни пошел, с тобой произойдет что-нибудь такое, от чего ты убежишь. Но терпи, пока не пройдет искушение, чтобы ты мог уйти без смущения. Также не оставляй своего места в мирное время, чтобы твой уход не огорчил тех, кто там остался.

Старец сказал: «Как не может плодоносить дерево, которое постоянно пересаживают, так и монах, переходящий с места на место, не может достичь добродетели».

Одного брата одолели помыслы уйти из киновии, и он рассказал об этом авве. И тот посоветовал:

– Иди и сиди в келье. Свое тело отдай ее стенам как под залог и не выходи оттуда телом. А что до помысла, пусть себе думает, что хочет.

Старец сказал: «Келья монаха – вавилонская печь, в которой три отрока обрели Сына Божия. Она столп облачный, из которого Бог говорил с Моисеем».

Один брат девять лет сражался с помыслом уйти из киновии. Каждый день он брал свою милоть, чтобы уйти. Но когда наступал вечер, он говорил: «Уйду завтра». А наутро он говорил помыслу: «Попробуем удержаться и сегодня ради Господа». И когда исполнилось девять лет, как он это делал, Бог навсегда избавил его от этого искушения.

И. Из святого Ефрема

Не говори, монах, что здесь одни тяготы и брань, а где-то там – тишина и покой. Разве ты забыл, кто борется против нас? Наш враг – диавол. Вот послушай, что сказано в книге Иова: И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу: Я ходил по земле и обошел ее (Иов. 2:2). Так знай, что до неба тебе высоко, и куда бы ты ни пошел, нет такого места под небом, куда бы не мог добраться наш общий враг. Поэтому оставайся в том месте, которое ты выбрал; противостань дьяволу, и он убежит от тебя; обратись к Богу, и Он придет к тебе. Горе душе, в которую проникли неверие, утрата страха Божия, неведение, неразумие и бесстыдство: такая душа достанется в добычу лисицам (Пс. 62:11).

Блаженна душа, в которой живет страх Божий и благочестие. Кто не хочет служить одному господину, тот служит многим. Кто не хочет подчиняться одному игумену, тот повинуется многим, но в разных обителях. В Писании сказано: Прихоти ищет своенравный, восстает против всего умного (Притч. 18:1). Точно так же и монах, который оставляет обитель, винит во всем игумена и братию. Но ему не избежать порицания Бога и благоразумных людей.

О таком человеке в Писании сказано: Есть пути, которые кажутся человеку прямыми; но конец их – путь к смерти. И далее: Человек с развращенным сердцем насытится от путей своих (Притч. 14:12–14). Если монастырь, в котором ты живешь, испытывает нужду в самом необходимом, не покидай его. Ибо в нем ты найдешь благодатную почву для твоего делания. А праведный настоятель не нравится лишь неправедным, как людям святым не нравится всякий грех.