Седмица 5-я по Пасхе

Любовь к Богу требуется от нас как необходимый долг: оскудение ее в душе есть самое несносное из всех зол (5,84).

Если кто вознерадит о первой и великой заповеди, – о любви к Богу, которая при Божией силе образуется в нас из внутреннего расположения, доброй совести и здравых мыслей о Боге, но вознамерится иметь попечение во втором, внешнем только служении, то невозможно, чтобы в состоянии он был исполнить сие служение чисто и здраво… (24,337).

Если кто не возблагодарит Бога от всего сердца, то не сподобится увидеть Его таинственно чрез откровение Духа Святого, – не имеет Его и Главою своею, но есть тело умершее и неподвижное на духовные дела и лишенное жизни всех – Христа (58,416).

Для любящих Бога труд исполнения заповедей удобен и приятен, поскольку любовь к Нему делает для нас подвиг нетрудным и любезным. Посему и лукавый всеми способами усиливается изгнать из наших душ страх Господень и преступными удовольствиями разрушить любовь к Нему. Ибо он обладает большим искусством, как скоро найдет стражей беспечными, улучить время и вторгнуться в труды добродетели и всеять в пшеницу свои плевелы, разумею: злословие, гордость, тщеславие, желание почестей и прочие произведения зла (20,277).

Какая мера любви к Богу? – Та, чтобы душа непрестанно через силу напрягалась исполнять волю Божию с целью и вожделением славы Божией (5,266).

Время для любви к Богу – вся жизнь, и время для отчуждения от сопротивника – целая жизнь (15,344).

Совершенная любовь к Богу противостоит мысленному борению врагов (31,138).

Все лукавое приводится в бездействие приобретением совершенной любви к Богу (23,174).

Когда кто воспламеняется любовью к Богу, то уж не хочет более смотреть на предметы, подлежащие зрению телесному, но имея у себя другие очи, то есть очи веры, постоянно устремляет свой взор к небесным предметам, чтобы их созерцать и, ходя по земле, делает все так, как будто живет на небе, не встречая ни в чем человеческом препятствия к подвигам добродетели (35,294).

Удостоиться любить Его искренно и как должно – это Царство Небесное, это – вкушение блаженства, в этом – блага неисчислимые (35,591).

Кто говорит, что любит Бога, а предается хотя бы и легкому пороку или любит что-нибудь житейское, тот обманывает себя, потому что любовь к этому миру, как говорит Иаков, есть вражда на Бога (36,933).

От чистой любви к Богу мы становимся святыми и имеем Бога хранителем величайшего нашего сокровища – души, так что не можем впасть в руки врага, а если и впадем, то Бог не оставляет нас, но освобождает, связывая истинного грешника и корень греха диавола, и дает нам руку, чтобы мы убежали от незаконно восставшего на нас (36,933)…

Любить Христа – это значит не быть наемником, не смотреть на благочестивую жизнь как на промысел и торговлю, а быть истинно добродетельным и делать все из одной любви к Богу (40,65).

Как для любящих Бога и то, что по видимому вредно, обращается в пользу, так не любящим Его вредит и полезное (40,679).

Как любовь (ко Христу), когда она сильна, изгоняет и истребляет все виды грехов, так точно, когда она слаба, позволяет произрастать им (41,449).

Если бы мы любили Христа, как любить следует, то знали бы, насколько тягостнее геенны оскорблять Любимого, а так как не любим, то не знаем великости этого наказания… (43,701).

Если ты искренне возлюбишь Бога и будешь твердо стоять в сей любви, то никакая страсть не возобладает тобою и никакое нуждение тела не вознасилует тебя. Ибо как невозможно, чтобы тело подвиглось на какое-либо дело само собою без души, так невозможно, чтоб и душа, соединившаяся с Богом посредством любви, вступать стала в сношение с другим чем-либо и склонилась на пожелания и удовольствия чувственные или увлеклась похотением чего-либо видимого и какой-либо страстью. Потому что все стремление сердца ее или, лучше скажу, вся воля ее связана крепко узами сладчайшей любви к Богу, а когда душа ссоюзится и ссочетается… с Творцом своим, тогда возможно ли, скажи мне, чтоб она испытывала жжение плотское или была подвигаема на похоть и, тем паче, исполняла ее? Никак невозможно (57,352).

Двенадцати лет преподобный Макарий Унженский покинул дом и ушел в Печерский монастырь. Родители искали его повсюду и плакали неутешно. Через три года случайно от инока узнали они о месте пребывания сына. Отец его пришел в монастырь и со слезами просил настоятеля показать ему сына. Но Макарий ответил: «Отец мой – Господь Бог. Невозможно нам видеться здесь, на земле, ибо Господь сказал: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10, 37)». Отец плакал и говорил: «Сын мой, я плачу от радости о Твоей вере, но покажись мне и утешь меня». Но юный инок остался тверд, тогда отец сказал: «Сын мой, спасай душу твою и молись о нас Господу, да и мы твоими молитвами будем спасены» (85,347).

Послушай Бога в заповедях, чтобы и Он услышал тебя в молитвах (33,179).

Заповеди Божий есть Жизнь Вечная (31,186).

Как по телу несовершенен тот, у кого недостает какого-либо необходимого члена, но в том самом и несовершенен, чего недостает ему; так нерадящий и о единой заповеди чрез неисполнение бывает уже несовершенен по причине сего недостатка (1,256).

Каждый из нас может исполнять трудное в заповедях, когда жизнь свою, как пред зрителями, открывает пред Богом всяческих (1,339).

Вступивший в послушание Евангелию должен прежде всего очистить себя от всякой скверны плоти и духа, чтобы чрез это соделаться благоприятным Богу в делах Святыни (3,308).

Заповеди Божий надобно так исполнять, как повелел Господь. Ибо кто погрешает в образе действования, тот хотя, по-видимому, исполняет заповедь, однако же не имеет похвалы от Бога… Заповедь Божию исполнять должно не из угождения людям и не по другой какой страсти, но иметь во всем целью угодить Богу и прославить Бога (3,325).

Показывающий тщательность в менее важном не должен презирать важнейшее, но, исполняя преимущественно важнейшие заповеди, обязан он успевать и в менее важном (3,351)…

Заповеди Божий не иное что имеют в виду, как спасение послушного им (5,65)…

Во всем должно нам остерегаться, чтобы под предлогом исполнения заповеди не оказаться нарушителями другой (5,104)…

К духовному разумению закона и более ясному познанию заповедей вовсе недостаточно того, что вложено природою, если не приидет к тому Божественное просвещение и не осветит внутренних чувств (человека) (50,218)…

Любящим Бога удобен и приятен труд исполнения заповедей, потому что любовь Божия делает подвиг легким и вожделенным (30,335).

Все мы обязаны исполнять (заповеди) по силе нашей: малосильные – сообразно немощи своей; сильные – соответственно силе своей (31,53).

Те, которые не считают себя должниками всякой Христовой заповеди, читают закон Божий только телесно (51,11).

Иной, исполняя по видимому заповеди, раболепствует страсти и злыми помыслами истребляет доброе дело (51,23).

Кто соблюдает заповеди, тот любит себя, а кто пренебрегает ими, тот вредит душе своей (22,177).

Не пренебрегай заповедью Божиею, хотя и нет обличителей, ничто не укроется от Бога (22,400).

Соблюдай заповеди Божий, и заповеди Его поведут тебя путем прямым (23,248).

Человек, ты сын персти! Смотри же, чему научил тебя Господь твой, не пренебрегай слова Господня, чтобы и Господь не отвергся от тебя… (25,111).

Никто не удостаивается принять небесные дары Святого Духа, если не будет предварительно упражняться в изучении святых заповедей (45,245).

Где заповедь Божия, там, конечно, и искушения, и вражеские козни (46,107).

Заповедь трудна, и не сама по себе, но по нерадению слушателей (33,359).

Те заповеди особенно делают людей подобными Богу, которые служат к общей пользе (34,282).

Заповеди гораздо тверже камня, с помощью их праведный становится выше всех волн человеческих (38,280)…

Если бы Бог не уготовлял нам Царства, а диавол – геенны, самого свойства (заповедей) не довольно ли было бы для того, чтобы побудить нас быть в союзе с Первым? (40,66).

Сохранением заповедей очищается душа… (55,27).

Христос требует не исполнения заповедей, но исправления души, для чего узаконил заповеди подзаконным (52,155).

За сохранение заповедей ум сподобляется благодати таинственного созерцания и откровений духовного ведения (52,265).

Если зрение ума не будет очищено деланием заповедей… не приобретет в совершенстве света любви, не преуспеет возрастом в обновлении Христовом (52,268).

Живущие духовно невысоко ценят земные блага, потому что опытно изведали оную небесную и неплотскую славу, уязвлены иною неизреченною красотою, имеют часть в ином богатстве, живут по внутреннему человеку, причастны иного Духа (30,43).

Невежественные люди и миролюбцы, не зная природы самого добра, часто называют блаженным то, что не имеет никакой цены: богатство, здравие, блистательную жизнь, что по природе своей не есть добро, потому что не только удобно изменяется в противоположное, но и обладателей своих не может сделать добрыми. Ибо кого сделало справедливым богатство или целомудренным – здоровье? Напротив того, каждый из сих даров злоупотребляющему им часто способствует ко греху (1,159).

Видимые блага подвергают нас то тем, то другим превратностям: то возносят вверх, то низвергают вниз и кружатся, как в вихре, и прежде, нежели овладеем ими, убегают и удаляются от нас, и, таким образом, играют нами, обманывают нас. Направлено это к тому, чтобы мы, усмотрев их непостоянство и переменчивость, скорее устремились к пристанищу будущей жизни. В самом деле, что было бы с нами, если бы земное наше счастье было постоянно, когда и при непостоянстве его мы столько к нему привязаны? Когда обманчивая приятность и прелесть его держит нас, как рабов, в таких узах, что мы ничего и представить себе не можем лучше и выше настоящего, и это тогда, как мы слышим и верим, что мы сотворены по образу Божию, Который, пребывая на небеси, и нас влечет к Себе (9,22).

Горе нам, что мы не умеем предпочитать нетленное тленному и презираем Божественную и страшную правду (30,188).

Человеколюбивый Владыка наш, когда увидит, что мы не заботимся о настоящих благах, и их дарует нам с щедростью и наслаждение благами будущими предуготовляет (35,377).

Тому же, кто привязан к настоящему, невозможно питать любовь к неизреченным благам будущим, у него пристрастие к настоящему омрачает разум, точно так, как какая-нибудь нечистота залепляет телесные глаза и не позволяет видеть, что нужно (35,385).

Те в особенности бывают рабами всего, которые окружены большими благами, и каждый день они и теней боятся, отсюда происходят коварства, клеветы, сильная зависть и тысячи других зол (35,547).

Станем удивляться благам будущим, чтобы не удивляться настоящим (36,162).

Тот, Кто обещал в будущем неизреченные блага людям, проводящим земную жизнь в добродетели, Тот не дарует ли тем более благ временных, особенно, если мы, стремясь к первым, будем менее желать последних (35,510).

Мы стремимся к настоящим – земным благам и не помышляем о кознях диавола, который за малое отнимает у нас большее, дает нам грязь, чтобы похитить золото, правильнее сказать, – небо; показывает тень, чтобы отогнать от истины, и обольщает сновидениями, чтобы при наступлении великого дня мы оказались беднее всех (40,675).

Тем мы и Бога прогневляем, что не хотим отстать от земных благ, тогда как нам уготовано небесное блаженство, но подобно червям пресмыкаемся из одной земли в другую… И, вообще, не хотим опомниться и отстать от дел человеческих, но… как бы погрузившись в глубокий сон или одурев от опьянения, увлекаемся мечтами (43,196).

Горе тому, кто смотрит на скоротечные блага сей жизни как на удержимые и услаждается ими (56,257).

Блага мира сего суть препоны, кои не допускают нас возлюбить Бога и благоугодить Ему (57,40).

Потечем же, братия, потечем со всем усердием, пока достигнем нетленного и всегда пребывающего блага, презрев блага мира сего, кои тленны, приходят как сон и не имеют в себе ничего постоянного и твердого. Солнце, и звезды, и небо, и земля, и все прейдет для тебя, и останешься ты, человек, один с делами своими. Что из того, что видели в мире сем, может принести нам пользу в час нужды смертной, тогда как отходим отселе и переходим в иную жизнь, оставляя мир и все мирское здесь, что и само в скором времени прейдет?… Пусть оно не тотчас еще прейдет, но что пользы от того для нас, когда, переселяясь, и нужды оставляем все-то здесь? Тело наше остается мертвым на земле, и душа, исшедши из тела, не может уже без него смотреть на здешнее, ни на то, что видимо, ни сама быть видима. Там ум ее обращается только на то, что невидимо, никакого более попечения не имея в том, что в мире сем. Она вся бывает тогда в другой жизни – или для Царства Небесного и славы его, или для муки и огня геенского. Одно что-либо приемлет она от Бога в вечное наследие, соответственно делам, какие наделала в мире сем (57,42).

Пришел однажды в скит неизвестный важный человек. Он принес с собою много золота и просил настоятеля пустыни раздать золото братии. Пресвитер отвечал, что братия не нуждается в этом. Но так как принесший золото убедительно просил исполнить просьбу, то настоятель предложил поставить ящик со златницами при входе в церковь. Никто из братии не прикоснулся к золоту. Настоятель сказал вельможе: «Бог принял твое приношение. Иди раздай золото нищим» (77,463).

Принадлежит спасение (совершенное Спасителем) одной лишь Церкви. И никто не может вне Церкви и веры ни быть сообщником Христу, ни спастись. Зная это, мы понимаем, что спасение всего мира совершается не от дел Закона, но во Христе и безбожным ересям не оставляет никакого основания для надежды… так как они не имеют ни малейшего общения со Христом, но тщетно прикрываются спасительным именем ко вреду и обману тех, кто больше обращает внимания на название и внешность, чем на истину. Итак, пусть никто не отрывает от Христа того, что было издревле, пусть никто не думает, что кто-либо из живших прежде мог спастись без Христа, а тех, кто в наше время переиначивает и извращает истину, кто устраивает лишь суетное и ложное подобие Церкви, чуждое Христу и Истине, тех пусть никто и не именует христианами и не поддерживает общения с ними; да это и невозможно, потому что не выносится из священного дома жертва и не предлагается для общения находящимся вне его (39,927).

Домостроительство Бога и Спасителя нашего о человеке есть воззвание из состояния падения и возвращение в общение с Богом из состояния отчуждения, произведенного преслушанием (3,239).

Спасает человека не собственное его дело, но Даровавший силу (30,262).

Богу угодно, чтобы мы подали только Ему малый предлог, и Сам уже делает все прочее для нашего спасения (46,176).

Не столько мы сами желаем освобождения от грехов и ищем спасения, сколько Бог спешит и ускоряет даровать нам и избавление от грехов, и блаженство спасения (35,239).

Ничто так не может доставить спасения, как постоянное обращение к Богу, как сохранение этой надежды, хотя бы стеклось бесчисленное множество обстоятельств, повергающих в отчаяние. Это стена несокрушимая, безопасность невозмутимая, крепость непобедимая, поэтому, хотя бы обстоятельства угрожали смертью, опасностью, совершенною погибелью, не переставай надеяться на Бога и ожидать от Него спасения, потому что для Него все легко и удобно, и из безвыходных обстоятельств Он может доставить выход. Не тогда только надейся получить Его содействие, когда дела твои текут счастливо, но особенно тогда, когда настанет волнение и буря, когда будет угрожать крайняя опасность: тогда-то особенно Бог и показывает Свою силу (36,409).

Божественная благодать, срастворяясь с человеческим усердием, спасает человека (48,436).

Если мы поистине хотим спастись, то должны мы всею силою и со всем усердием любить Истину и охранять себя от всякой лжи, чтобы она не отлучила нас от Истины и Жизни (55,106).

Кто уклоняется от истинной веры, следует заблуждениям других, тот делается добровольным проповедником учения демонов (28,330).

Христос есть Ипостасная и Сущая Истина, и без сей Истины невозможно как познать Истину, так и получить спасение (30,417).

(Христос) всеял свет во тьму и обличил ее тайны, но прикрыл Свою сокровенность и с нас совлек и снял одежду скверн (26,154).

Он освободил людей от заблуждения и привел к Истине. Он сделал землю небом, не природу стихий изменив, а возродив, и возродив между земными людьми жизнь небесную (35,524).

Иисус для нас спасение, пока мы живем здесь, и Жизнь, когда мы переселимся отсюда (37,598).

Христос бывает для нас всем: и Ведением, и Мудростью, и Словом, и Осиянием, и Созерцанием, и Знанием, и любящим Его дает вкусить от благ Своих и в настоящей жизни, отчасти дает также им таинственно слышать и неизреченные некий глаголы, от большей части скрытые. Ибо если Христос не будет для нас всем вместе, то будет следовать, что Царство Небесное и блаженство его неполны и несовершенны (57,478).

Блаженны те, которые всегда пребывают во свете Господнем, потому что они и в настоящей жизни суть, и в будущей Жизни будут всегда братьями и сонаследниками Его (58,57).

Человеколюбивый наш Спаситель добровольно восприял оскорбительное и бесчестное для Себя, чтобы спасти гибнущего от обмана; снисшел в нашу жизнь, поскольку провидел и славное восхождение из оной; согласился умереть по человечеству, поскольку наперед знал и о Воскресении (21,60).

Кому и для чего пролита сия излиянная за нас Кровь – Кровь великая и преславная Бога и Архиерея и Жертвы? Мы были во власти лукавого, проданные под грех и сластолюбием купившие себе повреждения… приемлет (Жертву) Отец не потому, что требовал или имел нужду, но по Домостроительству и потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога, чтобы Он Сам избавил нас, преодолев мучителя силою, и воззвел нас к Себе через Сына, посредствующего и все устрояющего в честь Отца, Которому оказывается Он во всем покорствующим (11,175).

Вот Ты приносишься в Жертву на Трапезе нашей и орошаешь уста наши. Тобою молитва наша да взыдет к Отцу. Благословение Тебе от всех, Милосердый во всем (25,340).

Христос видел, как страшна смерть для человеческого рода, поэтому Сам снисшел по милосердию Своему, вкусив смерть, чтобы и мы смелее встречали смерть (25,487).

Смерть Господа в теле показывает не что-либо иное, как только милосердие Господа, – эта смерть была причиной Жизни Вечной (37,160).

Христиане – овцы Христовы, которые слушают единственно голоса собственного своего Пастыря и за Ним последуют. Будем желать, чтобы последовать Тому, Кем мы спасены, и принадлежать к Его достоянию, не много заботясь о том, что малоценно и пресмыкается по земле (13,125).

Тебя, Господи, вознесли некогда на древо, теперь каждый должен возносить себя самого на крест любви и вместо гвоздей употребить пост, вместо терний – заповеди (25,342).

Пусть будет у нас Крест Твой колесницею для членов, а чистые мысли – духовными конями, и как на колеснице, влекомой духами, да восседает на духе нашем слава Твоя (25,342).

Возжелавший быть действительно Христовым человеком и надеющийся улучить вечные блага, обязан с радостью труды и скорби почитать богатством, злострадание вменять себе в упокоение, суровую жизнь – в наслаждение, укоризну – в честь, оскорбления – в славу, потому что это – Слава рабов Божиих, последующих своему Господу и покорствующих словам Его. Подвижник и воин Христов не только должен переносить укоризну, но если встретится и богатство, то ему прилично вменять оное в гной, а если слава и начальство, то не превозноситься и не надмеваться; если похвалы и почести от людей, почитать их незаслуженными – лучше же сказать, что почитается славным, о том скорбеть, а что бесчестно в мире, тому радоваться и тем увеселяться… желающий быть христианином в различных скорбях и искушениях (как при внешних, людьми причиняемых) обидах или гонениях, или ущербах, или подобно тому, так и при внутренних нападениях духов злобы, да будет сам себе равен, мужественно переносит все, что ни приключится. Твердынею, ограждением и столпом крепости от лица вражия имея всегда Господа, к Нему да прибегает во время брани… (27,458).

Поругание за Христа доставляет нам увеличение чести (33,627).

Отличаются сыны Божий от прочих тем, что живут в скорбях, а мир гордится роскошью и покоем (52,161).

Иисус умер для мира, чтобы никто не жил для мира, а находился в теле, прибитом ко кресту, чтобы никто не держал в роскоши тело (29,327).

Не против воли, но добровольно восшел Он на крест с великим радованием (45,310).

Один инок вошел в Александрии в храм и увидел тут почтенную женщину, лежащую перед иконой Спасителя в слезах, просившую милости у Господа. Инок подумал, что кто-нибудь обидел ее и после молитвы спросил ее о причине столь горького рыдания. Женщина ответила: «Нахожусь в мире и никто не обижает меня, видно, Господь оставил меня и целых три года не послал мне никакой скорби. Умоляю Бога не гневаться на меня, грешную, и хоть чем-нибудь посетить меня, недостойную» (76,595).

Сын есть Единородный Бог и навсегда пребывает… сущий во Отце; не по одному какому-либо свойству имеет бытие в Нем, но есть во Отце по всем свойствам, какие только мы разумеем в Нем: так, сущий в нетлении Отца, – Он нетленен, в благости – благ и в силе – силен, и в каждом совершеннейшем свойстве, какое только разумеем во Отце, Он участвует. Так и сущий в Вечном Он вполне вечен, а признак вечности Отца тот, что она не началась из сущего и не прекратилась в небытии. Итак, имеющий вполне все, что имеет Отец, и созерцаемый во всей славе Отца как имеющий бытие в нескончаемости Отца, не имеет конца жизни; так и имея бытие в безначальности Отца, не имеет начала Дней (Евр. 7, 3). Как Отец ничего не оставляет для умопредставления выше безначального Божества, так и Сын Отчий имеет началом безлетного Отца, подобно тому как начало света есть великий и прекрасный круг солнечный. Впрочем, всякое подобие ниже великого Бога и опасно, чтобы поставить нечто между присносущным Отцом и присносущным Сыном, не отторгнуть нам Царя-Сына от Царя-Отца. Ибо предполагать, что время или хотение прежде Бога, по моему мнению, значит рассекать Божество. Родитель велик как Бог, как Родитель. Но если для Отца всего выше не иметь никакой причины досточтимого Божества, то и достопоклоняемому Рождению великого Отца не менее высоко иметь такое начало. Не отсекай Бога от Бога, а слова: «нерожденный» и «рождение от Отца» не равно-значительны слову: «Божество». Иначе, кто произвел сии два рода Божества? В отношении к Богу оба они не входят в понятие сущности; естество же, по моему разумению, нерассекаемо. Если Слову принадлежит рождение, то Отец, будучи бесплотен, не приемлет ничего свойственного плоти… и ты имеешь Сына – Бога, достойную славу Родителя. Если же ты, суемудрый, желая возвеличить Божество великого Отца и напрасно вселяя в сердце страх пустой, отринул рождение, и Христа низводишь в ряд тварей, то оскорбил ты Божество Обоих. Отец лишен у тебя Сына, и Христос не Бог, если только Он сотворен. Ибо все, чего когда-либо не было, принадлежит к тварям; а Рожденное по важным причинам пребывает и всегда будет равным Богу. Какое же основание тому, что ты, наилучший, чрез Христовы страдания, впоследствии, когда переселишься отселе, станешь богом, а Христос подобным тебе рабом, вместо Божеской чести припишется Ему только превосходство между рабами?… Если же Он принял плоть, чтобы помочь твоим немощам, а ты за сие приводишь в меру преславное Божество, то погрешил Милосердствовавший о тебе. А для меня тем более Он чуден, что и Божество не умалил и меня спас, как врач, приникнув на мои зловонные струпы (11,218).

Признавая во Отце благое произволение, ты по причине этого изволения не станешь отделять Сына от Отца. Ибо изволение бытия Его не может служить препятствием быть Ему (вместе с произволением)… глазу врожденно зрение, и желание зреть нисколько не отделяет самого зрения, но вместе с желанием зреть является и желаемое усмотрение; так и о Неизреченном и всякую мысль превосходящем мы должны разуметь, что в Нем все бывает вместе и в то же время – бытие вечного Отца и изволение о Сыне и Самый Сын, сущий в начале… (Ин. 1,1) и не мыслимый по начале. Начало всего – Отец, но нам возвещено, что и Сын имеет бытие в сем начале, будучи по естеству тем, чем есть Начало, ибо как Начало есть Бог, так и сущее в Начале Слово есть Бог же… (19,110).

Божество мы разумеем чуждым всякой телесности; посему единство Сына с Отцом было не по человеческому виду, но по общению Божеского естества и могущества. А что это подлинно так, особенно видно из слов, которые Христос говорил Филиппу: «Видевый Мене, виде Отца» (Ин. 14,9), ибо точным уразумением величия Сына открывается нам как в Образе Первообраз (20,197).

Как слово существует у того, кто его произносит, так и Бог Слово во всяком деле имеет общение со Своим Родителем и в Нем есть, и вне Его (29,12).

Мы, руководимые Священным Писанием, говорим, что Христос есть всегда и умопредставляется совечному Отцу, ибо Единородный Бог есть всегда Бог, а не соделывается таковым чрез причастие или чрез какое-либо восхождение из низшего состояния до Божественности, так и сила, и мудрость, и всякое боголепно именуемое совершенство совечно Его Божеству, так что не прибавилось к славе Его естества ничего, что бы не было в Нем от начала. Имя же Христос мы особенно почитаем приличным прилагать Единородному от вечности… ибо исповедание сего имени заключает учение о Святой Троице, потому что в сем наименовании богоприлично обозначается каждое из исповедуемых нами Лиц. А чтобы не показалось, что мы говорим что-нибудь от себя, присовокупим пророческие слова: «Престол Твой, Боже, в век века: жезл правости, жезл Царствия Твоего. Возлюбил еси правду и возненавидел еси беззаконие, сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости, паче причастник Твоих» (Пс. 44, 7–8). В сих словах Писания Престол указывает власть Его над всем: жезл правости означает нелицеприятие Его Суда, елей же радования изображает силу Святого Духа, Которым помазуется Бог от Бога, т. е. Единородный от Отца, поскольку возлюбил правду и возненавидел беззаконие (20,182).

Один и Тот же, как человек плюет, по Божеству же отверзает очи слепорожденному; плотию страждет, а по Божеству отверзает гробы и воскрешает мертвых (46,158).

Серафимы трепещут пред Божиим величием, Херувимы содрогаются пред Ним. Если Бог является тварям Своим, исчезают они, как дым. Если мирам открывает могущество Свое, обращаются в ничто, как солома в огне, а если в чьей душе вселяется Бог, может ли какой страх объять душу эту и какой-либо ужас приблизиться к Ней? (25,97)…

Убоимся Бога, ибо Он страшен, и будем чтить Его, потому что Он благ; станем просить у Бога, что Ему угодно дать, а нам полезно получить, ибо сему готов Он внять. Падая, будем каяться, потому что Он благодетелен и приемлет кающихся искренно, но нимало не будем нерадивы, ибо Он всесилен и не может быть обманут, напротив того, возлюбим Его со всей горячностью, потому что к любящим Его – снисходителен по мере любви их (48,434).

Что солнце для существ чувственных, то Бог – для духовных: одно освещает мир видимый, другой – невидимый; одно – телесные взоры делает солнцевидными, другой – разумные естества богоподобными. И как солнце доставляет возможность видящему видеть, а видимому – быть видимым, само же гораздо превосходнее видимого, так Бог, устрояющий, чтоб существа мыслящие имели дар мышления, а мыслимые были предметом мышления, Сам выше всего мысленного, и всякое желание останавливается на Нем, далее никуда не простирается (9,176).

Бог есть Свет Высочайший, так что всякий другой свет, сколько бы не казался осиявающим, есть только малая Его струя или рассеивающийся отблеск (10,146).

Божество не есть что-либо умопредставляемое в очертании, напротив, Божеству свойственно быть везде, все проникать, ничем не ограничиваться (18,418).

Бог есть высочайшая лепота, но к Нему ты должен возводить ум и помыслы, и не содержать в мысли ничего иного, кроме чаяния узреть Его (30,236).

Бог непостижим в могуществе Своем. Он мог явить в тварях нечто большее, но совершил над ними одно то, что для них было вместительно… Не обвиняйте Божия могущества, что не соделано для природы вместимым невозможное; виною сему не Создатель, но тварность (22,248).

Кто зрит Бога, тот в сем зрении имеет уже все, что состоит в списке благ: нескончаемую жизнь, вечное нетление, бессмертное блаженство, нескончаемое царство, непрекращающееся веселие, истинный свет, духовную и сладостную пищу, непреступную славу, непрестанное радование и всякое благо (15,438).

Как солнце обличает слабость глаза, так и Бог пришествием Своим – немощь души: и для одних Он – Свет, а для других – Огонь, смотря по тому, какое вещество и какого качества встречает в каждом (8,290)…

Те одни чистыми очами созерцают Его Божество, которые, отрешаясь от низких земных дел и помыслов, восходят с Ним на высокую гору уединения, которая свободна от шума всех земных помыслов и смятений, удалена от примеси всех пороков, возвышена чистою верою и превосходством добродетелей, открывает славу лица Его и образ Его светлости тем, которые заслуживают видеть Его чистыми взорами души (50,353)…

Сколько дух возносится в чистоте, столько же возвышеннее будет созерцать Бога и будет возрастать в нем больше удивление в самом себе, нежели раскрываться способность высказаться, или слово для рассказа. Ибо как неиспытавший не может умом постигнуть силу этого веселия, так испытавший не в состоянии будет изъяснить словом… (50,398).

Помни же, что без целомудрия нельзя узреть Господа, хотя не всегда это можно и при целомудрии, потому что другое что-нибудь может воспрепятствовать (42,38).

Потщимся узреть Господа, пока мы еще живы. Ибо если сподобимся узреть Его здесь, то не умрем, и смерть не возгосподствует над нами (57,180).

Блаженны те, которые каждочасно очами приемлют неизреченный свет, потому что они, как во дни, благообразно ходить будут и все время жизни своей проживут в духовном радовании (58,67).

Как чувственный свет не для всех равно сияет, но для тех, которые имеют глаза, бодрствуют и могут беспрепятственно наслаждаться появлением солнца, так и Солнце Правды (Мал. 4,2), Свет истины Иже просвещает всякого человека, грядущего в мир (Ин. 1,9), не всем дает видеть светозарность Свою, но тем, которые живут достойно света (1,252).

Пока мы занимаемся предметами вне Бога, не можем вместить в себя познания о Боге. Ибо кто, заботясь о мирском и погрузившись в плотскую рассеянность, может внимать учению о Боге и иметь довольно тщательности для столь важных умозрений? Бог для всех непостижим и не измерим, кроме тех, которые вкусили от Него же Самого приятое ими, и сознают свою немощь (30,201).