Часть III. Иберийское⁵⁵ предприятие.

Для крупного исторического события всегда пытаются выделить главную причину, хотя часто, она оказывается не на много важнее других. Но одни события происходят под влиянием этих, будто бы, главных причин, а другие – нет. Обычно история складывается из отдельных шагов, которые, следуя друг за другом, однажды, превращаются в важные события и попадают в книги по истории. Взятые по отдельности, эти шаги кажутся несущественными, и даже часто не связанными между собой. И все же, все вместе, они меняют судьбу народов. Вторжение мусульман в Испанию стало кульминацией такой последовательности, и даже – случайностей, и происходило под лозунгом cherchez la femme. Потому что всегда где-то прячется хорошенькая женщина. А иначе история была бы очень скучной, если бы касалась только королей, договоров и государственных деятелей. Романтика, смешанная со стуком оружия, смотрится более захватывающей.

Итак, если бы, согласно легенде, король Испании Родерих не соблазнил молодую леди, его страна, возможно, никогда не подверглась бы вторжению мавров, и Испания избежала бы восьмисот лет мусульманской оккупации. Даму, о которой шла речь, звали Флоринда. Испанцы, жесткие и нетерпимые, когда речь заходит об арабском завоевании их страны, несправедливо прозвали ее la cava (шлюха). Она вовсе не была такой. На самом деле нет твердой уверенности в том, существовала ли, вообще, когда-либо эта Флоринда, а если существовала, то насколько легендарный образ Флоринды, соответсвует реальной Флоринде, которая когда-то ходила по испанской земле, жила, любила, страдала и, наконец, умерла.

К началу 700-х годов арабы Северной Африки достигли северо-западной оконечности Марокко, а далее на запад простирался лишь безбрежный океан. Куда идти дальше? Они могли остановиться там, где были, укрепляя владения и занимаясь размышлениями о бытии. Иногда, лучше ничего не делать, чем делать что-то, но бездействие не вдохновляло арабов-завоевателей восьмого века. У них имелось два варианта: юг или север. Они могли повернуть на юг, к Атласским горам и пустыне Сахара, достаточно знакомой арабам по их полуострове на Красном море. А может лучше отправиться на север, пересечь узкий пролив, отделяющий Средиземное море от Атлантики, а Африку от Европы, и вторгнуться в Испанию, где тогда правили вестготы, отнявшие страну у римлян почти триста лет назад. Согласно легенде, арабы решили отправиться на север в Испанию, для чего требовалось всего лишь пересечь узкий пролив, из-за девочки-подростка из Толедо, которую, возможно, изнасиловал дон Родерих, король вестготов, несколькими месяцами ранее. Но у Флоринды был отец в Марокко, задумавший отомстить за дочь.

И здесь Флоринда впервые появляется в истории. Она была дочерью графа Юлиана, губернатора африканского города Сеута, в то время византийской колонии, расположенной в неподалёку от Танжера на средиземноморском побережье Марокко. Сочетание имени и титула – граф Юлиан звучит как будто имя из легкой и остроумной пьесы Шеридана или Бомарше, ассоциируясь с шутками, пеной и пузырьками⁵⁶. Вместо этого он внезапно появляется в нашей истории как возмущенный отец, ищущий справедливости в Темные века, решивший отомстить за честь своей дочери.

Флоринду отправили по приглашению короля Родерих учиться искусству фрейлины при королевском вестготском дворе в Толедо, тогдашней столице Испании. Однажды король заметил Флоринду, купающуюся в реке Тежу в Толедо, и, пораженный ее греческой красотой, пригласил ее навестить его в королевских покоях, где произошло неизбежное. Расстроенная молодая леди, сознавая, что она была всего лишь тем, что на современном языке называется «любовью на одну ночь» (так как Родерих имел жену), со слезами написала отцу, признавшись в своем позоре, умоляя его приехать и немедленно забрать ее. Граф Юлиан поспешил в Толедо. Король Родерик, несомненно, был виновен в серьезном нарушении рыцарского кодекса чести, но он был королем, а Юлиан, будучи всего лишь графом, не мог требовать удовлетворения. Бормоча невнятные угрозы «наслать стаю ястребов» на Испанию, он вернулся в Сеуту с Флориндой. Вскоре после этого он посетил эмира Мусу⁵⁷, который правил Северной Африкой из Кайруана в Тунисе, предложив мусульманам вторгнуться в Испанию, которая, по его утверждению, благодаря его помощи не сможет противостоять быстрому натиску.

Граф Юлиан оказался прав. Испания под жестоким вестготским правлением Родерих, бывшего к тому же узурпатором, стонала от горя. Большая часть коренного иберийского населения состояла из крепостных, работавшими на низкооплачиваемых сельскохозяйственных работах для правящих семей вестготов, и, граф Юлиан утверждал, что мусульманам не составит труда победить войска, посланные против них. Крестьяне, составляющие основную часть вестготской армии, вооруженные только палками и копьями и ненавидящие своих правителей, не будут сражаться. Евреи, безжалостно преследуемые, станут приветствовать и помогать новым исламским пришельцам на испанской сцене. Граф Юлиан, у которого имелось много друзей по ту сторону Средиземного моря, пообещал Мусе свою бескорыстную подмогу. Мусульмане получат помощь и поддержку не только от основной массы угнетенного крестьянства и преследуемых евреев, но и, что самое важное, от сыновей предыдущего короля Витизы, которых отстранил от власти узурпатор Родерих после смерти их отца. Вторжение в Испанию станет лакомым кусочком, сказал граф Юлиан. У него были владения на другом берегу Средиземного моря, недалеко от Гибралтара, и он хорошо знал те места и мог значительно облегчить вторжение. В Испании имелось много добычи, и, чтобы дополнительно завлечь эмира, он, возможно, хитро подмигнув, сообщил, что в Испании живёт не мало красивых девушек, которые будут рады перебраться в гаремы эмира Мусы в Кайруане и халифа аль-Валида⁵⁸ в Дамаске.

В этом джихаде не содержалось ничего возвышенного. Это просто прекрасный пример сочетания неумолимой жажды мести (со стороны графа Юлиана) и запланированных массовых похищений и грабежей (со стороны мусульман). Джихад на протяжении веков, вдохновляемый доисламской традицией набегов арабских племен, уже стал мощным инструментом того, что в двадцатом веке прямо называется торговлей белыми рабами. От смерти Мухаммеда прошло всего лишь восемьдесят лет. В Медине и Мекке еще жили мужчины и женщины, помнившие пророка и сидевшие у него на коленях в детстве. Но за эти годы исламское наступление уже дошло до Европы. Учение пророка заключалось не только в поклонении Аллаху, но и в завоеваниях, которые в коране прямо благословляются Аллахом. Ислам стал большим, чем простое поклонение. Он превратился в значимую политическую силу, как и сегодня, со многими оттенками, отклонениями и ересями, но все еще довольно компактную и сплоченную, основанную на одном догмате веры, которого придерживаются все мусульмане: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед его пророк».

У Мусы в голове быстро вызрел великий план завоевания. Вторгнуться в Испанию – да, но затем продвинуться на север через Испанию и дальше, за ее пределы, в страну франков за Пиренеями, глубоко, глубоко в Дар-аль-харб – страну войны; там повернуть на восток, пройдя через неизвестные земли и двигаться все дальше и дальше, пока не дойдёшь до Константинополя и Дамаска; и, возможно, по пути свергнуть Папу, захватить Ватикан и превратить Средиземное море в закрытое мусульманское озеро.

Этот великолепный план мирового завоевания, грандиозный по масштабам и воображению, если бы осуществился, то мы все сегодня простирались бы по земле и молились в сторону Мекки несколько раз в день вместо того, чтобы посещать (или не посещать) мессу или вечерню в приглушенной тишине наших готических церквей.

Здесь уместно вспомнить Бонапарта, который во время своей египетской экспедиции 1798 года также упивался безмерными мечтами о завоевании Ближнего Востока и Индии. Он однажды описал свои восемнадцать месяцев в Египте, подруге и фрейлине императрицы Жозефины, мадам де Ремюзе, как «самое прекрасное время в моей жизни, потому что оно казалось идеальным. Я видел себя марширующим в Азию, верхом на слоне, с тюрбаном на голове, свергающим власть Англии в Индии.» Мухаммед также был великим военачальником, хотя, возможно, и несколько меньшим, чем Наполеон Бонапарт, и остаётся только радоваться, что император французов, в отличие от основателя ислама, никогда не считал себя посланником Бога, а свои писания – словами самого Бога, истина и ценность которых, должны сохраниться неизменными на все времена. Седьмому веку не хватало духа поиска и вопрошания, интеллектуального и философского брожения восемнадцатого. История называет то время Темными веками. И это – та эпоха, в которую мусульманские фундаменталисты или, по крайней мере, некоторые из них хотят возвратится.

Теперь для вторжения в Испанию требовалось разрешение аль-Валида – халифа, руководившего своей огромной мусульманской империей из дворца в Дамаске, а также подыскать командира для экспедиции из числа мусульманских воинов в Северной Африке.

К этому времени халифы уже не так неохотно, как их предшественники, позволяли воевать на море, и аль-Валид отправил Мусе послание, позволив пересечь Средиземное море и напасть на Испанию, если это не подвергнет опасности жизни его мусульманских подопечных. Муса назначил командиром бербера Тарика, бывшего алжирского раба, давно доказавшего свои таланты солдата и преданность исламу.

Берберы, в прошлом христиане, после ожесточенных боев с арабскими захватчиками, массово приняли ислам. Теперь, при Мусе, жители Атласских гор и равнин стали мусульманами. Бравые солдаты, поклявшиеся кораном и мечом, такие как Тарик, были нормой.

Они послали небольшой разведывательный отряд из нескольких сот человек в рейд через проливы; те вернулись, нагруженные добычей и красивыми девушками, и произвели на Мусу сильное впечатление рассказами о богатствах земли за морем. Тарик набрал в Танжере отряд из семи тысяч человек, в основном из берберов, только недавно принявшими ислам, как и он сам. С графом Юлианом в качестве советника Тарика мусульманский флот отплыл в Испанию в апреле 711 года. Западная Европа впервые столкнулась с мусульманскими захватчиками в один из тех прекрасных средиземноморских весенних дней, когда безоблачное море купается в голубом море, и все в мире прекрасно. Они высадились в месте, предложенном графом Юлианом, у подножия горы, выступающей в море; последующие поколения назвали ее джабель Тарик – гора Тарика. А ныне это название звучит как Гибралтар. Через столетия эта гибралтарская скала станет имперским символом Британии, которая в VIII веке была лишь диким, далеким и залитым дождем островом на севере, где монах из Дарема, известный нам как преподобный Беда⁵⁹, писал церковную историю английского народа, одну из самых ранних в Британии.

Именно через Гибралтар джихад проник в Европу и с тех пор, он стал местом столкновений и завоеваний. Борьба за Гибралтар все еще продолжается, хотя и в приглушенной форме, и не между христианами и мусульманами, а между испанцами и британцами, которые борются за него в течение трехсот лет.

Вестготский король дон Родерих находился в Кордове, когда узнал о высадке мусульман. «Мы не знаем, кто эти захватчики, с небес ли они или из ада», – выдохнул Родерих измученный гонец, посланный предупредить короля о вторжении. Возможно это самые подходящие слова, чтобы описать прибытие джихада; ибо мусульмане, возможно, считали себя посланниками небес, поскольку и Мухаммед был посланником Аллаха, в то время как джихад для христиан являлся богохульным демоническим вторжением в землю, которая поклонялась Христу.

На руку мусульманам сыграл и еврейский вопрос. Хотя те жили в Испании уже нескольких столетий, ещё задолго до римских, а затем вестготских завоевателей, но подвергались безжалостным преследованиям. Один из последних указов запрещал евреям воспитывать детей и забирал потомство, если родители не крестились. В Испании, в отличие от Аравии, сложились все условия, чтобы евреи и арабы стали друзьями и союзниками. Во всяком случае, ислам, враг вестготов, больше не казался им страшным врагом. «Отгороженные от мира Пиренейскими горами, преемники Алариха дремали в долгом мире; стены города превратились в пыль, и молодежь перестала владеть оружием», – утверждал Эдвард Гиббон.

Для мусульман сложилась подходящая обстановка, а для вестготов наступал момент истины. Их знамёна несли изображения звезды и полумесяца, а на острие меча – послание пустыни о джихаде: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – его пророк». Королевство вестготов настолько разложилось, что даже Оппа, епископ Толедский, примас всей Испании, подумывал перейти на сторону врага и послал тайное сообщение мусульманам, что поддержит их, как только они нападут на короля Родерих. Но, может, это объясняется тем, что Оппас приходился братом бывшему королю Витизы и, стало быть, дядей двум сыновьям Витизы, отстраненным от власти. Они также тайно связались с захватчиками, а евреи готовились приветствовать освободителей. Дон Родерих, совершенно не подозревавший, что причиной его ужасных бед, стало соблазнение Флоринды пару лет, как гласит легенда, приготовился к сражению.

Первая и решающая битва между мусульманскими маврами и испанцами-христианами произошла на берегах реки Гваделете к северо-западу от Гибралтара, в земле Херес (где ныне готовят херес, восхитительный аперитив на обед для людей с хорошим вкусом). Это недалеко от Кадиса и на земле Медина-Сидонии, где девятьсот лет спустя незадачливый герцог Медина-Сидонии, возглавив флот, известный как Испанская армада, отправился в странную христианскую междоусобицу (католик против протестанта), возможно желая повторить священную войну, вторгнувшись в Англию – и не смог этого сделать. Однако Тарик не потерпел неудачи при своем вторжении в Испанию. Вместе с победой они принесли с собой в Европу 1300 лет войн, и все это во имя Аллаха Милостивого.

Дон Родерих участвовал или, скорее, был загнан в первое столкновение с джихадом, в битве при Рио-Барбате, как ее иногда называют, во главе армии в 100 тысяч человек. Некоторые летописцы говорят только о 40 тысячах. Уже в то время никто толком не знал толком о точном числе, и уж точно никому оно не известно сейчас. Мусульмане, усиленные пятью тысячами человек, посланных Мусой по просьбе Тарика, имели, возможно, 12 тысяч человек. Король Родерих, «возложив на голову диадему из жемчуга, в развевающейся одеждой из золота с шелковой вышивкой, и возлежа на носилках из слоновой кости, запряженных двумя белыми мулами», повел армию в бой, а епископ-изменник Оппас находился рядом. Рыцари и кони облачились в доспехи; пехота, согнанная с полей и одетая в лохмотья, несла копья, косы и мотыги.

«Братья мои, враг перед вами, море позади; отступать нам некуда», – повторял Тарик своим солдатам, побуждая их к битве. Потери мусульман были тяжелыми. Гиббон сообщает, что равнины Хереса были усеяны телами 16 тысяч убитых мусульман, что удивительно, поскольку только 12 тысяч начали бой. Путаница всегда царит в этих средневековых цифрах. Боевые действия, по-видимому, продолжались несколько дней. Что подразумевается под «битвой», неясно. Оценивая такую длительность (Ватерлоо длилось всего восемь часов), предположим, что туда, возможно, включили разведывательные экспедиции, растянутые на несколько дней, мелкие стычки и, даже, переговоры. Сыновья Витизы и епископ Оппас перешли на сторону врага. Родерих бежал с поля боя на самой быстрой лошади и, по легенде, утонул. Его лошадь, мантию и диадему нашли на берегу реки, а также туфлю, которая, похоже, принадлежал ему. Рядом лежал неопознанный труп, и, чтобы угодить победителям, решили, что это тело мертвого монарха. Голову торжественно отрубили, надушили, упаковали в камфару, пропитали солями и срочно отправили специальным посланником халифу в Дамаск для созерцания и наслаждения.

И вот джихад достиг Запада в 711 году. В последующие, после битвы при Рио-Барбате, несколько лет арабы продолжили завоевание Испании и Португалии. Поначалу они выглядели даже немножко освободителями. Население радовалось поражению ненавистных вестготов. Захватчики тоже были в восторге; предметы для грабежа, первой цели любой уважающей себя войны, имелись в изобилии. Но граф Юлиан с тревогой задавался вопросом, когда же его союзники уйдут; возможно, он размышлял о королевской диадеме. Но вскоре стало ясно, что уходить мусульмане не собирались. Они остались в Испании и Португалии на следующие восемьсот лет. Они назвали полуостров аль-Андалус – земля вандалов. Возможно, они путали вестготов с вандалами, ведь, все варвары очень похожи. Все больше и больше мусульман, арабов, а также мавров, начали прибывать в страну, и в вот уже с минаретов зазвучал призыв муэдзина на молитву Аллаху. Завоевание началось сразу во всех направлениях. Захватчикам потребовалось всего три года, чтобы добраться до Пиренеев и пересечь границу соседней Франции.

«В делах людей прилив есть и отлив. С приливом достигаем мы успеха,⁶⁰» – написал однажды Шекспир. Эти слова в равной степени были верны и для Тарика, вторгнувшегося в Испанию. Родерих, король вестготов, умер, и вся Испания находилась в его власти. Настало время превратить Испанию в вотчину Аллаха. А еще важно, что Тарику выпал шанс, который мог привести его к богатству, славе и власти.

Но Муса, хотевший целиком присвоить всю славу завоевателя себе, приказал Тарику ещё до отплытия экспедиции из Танжера, после победы над Родерихом, дождаться прибытия Мусы с подкреплением, и не продолжать завоевания. После победы Тарика и смерти Родерих, граф-отступник Юлиан подстрекал Тарику, возможно, теми же словами, которые приписал ему Гиббон. «Король Готов убит. Их принцы бежали. Их армия разбита. Народ сражен. Смелее и без промедления отправляйтесь в Толедо.» В Толедо тогда находилась столица Испании, и совет был здравым как в военном, так и в политическом отношении.

Отправив часть своей армии под командованием одного из лейтенантов Мугайта на захват Кордовы, Тарик, следуя совету графа Юлиана, двинулся на север в Толедо, и захватил его без боя, так как большинство жителей во главе со своим архиепископом бежали. Добыча, по словам летописцев, оказалась сказочной и даже включала в себя стол из золота и изумрудов стол, который, будто бы, стоял когда-то в Храме Соломона. В течение трех, четырех лет все владения вестготов, за исключением Астурии на северо-западе и провинции Франции, называвшейся тогда Септиманией с центром в Нарбонне, оказались в руках мусульман.

Муса – разъяренный тем, что его подчиненный не выполнил приказ, и особенно тем, что тот опередил его, выигрывая сражения и захватывая города, оккупировав уже большую часть Испании – высадился в Альхесирасе осенью 712 года с 18 тысячами арабских и берберских войск. Старик лет семидесяти, восьмидесяти, с длинными седыми волосами и длинной белой бородой, Муса очень хорошо осознавал свою роль защитника мусульманской веры. Он был в сильном гневе против Тарика, как говорится в отчетах того периода, и боялся, что победы Тарика затмят его собственные в глазах халифа аль-Валида в Дамаске.

Прежде чем прибыть в Толедо, Муса метался туда-сюда со своим огромным войском на буксире в поисках побед и городов, которые можно было бы взять. Он захватил несколько: Кармону, Медину-Сидонию и, после нескольких месяцев осады, Севилью, город тысячи грез, где большое, измученное еврейское население приветствовало его как освободителя и присоединилось к мусульманской армии. Мерида, когда-то также столица Испании, стала следующим городом, павшим перед Мусой. В ней маврам досталась вдова Родериха – Эгилона, и любвеобильный сын Мусы Абд эль-Азиз быстро нашел место для одинокой овдовевшей королевы в своем шатре.

Она сопровождала его в следующих походах, когда тот захватил Малагу и Гранаду. Затем он отправился в Мурсию, где христианский герцог Теодемир согласился сдаться мусульманам при условии, что будет и дальше править своим герцогством, включающим город Аликанте, а христиане смогут молиться Богу в своих церквях. Взамен им предписывалось ежегодно платить дань своим завоевателям: один динар, четыре меры пшеницы, два кувшина оливкового масла и два кувшина меда с каждого свободного человека. Им разрешалось совершать богослужения так, как заблагорассудится, и не бунтовать. Это были щедрые условия, но они не продлились долго. Мусульмане начали сокращать уступки христианам, затем значительно увеличили дань, а позднее, шестьдесят лет спустя при наследнике Теодемира – Атанагильде, просто расторгли договор.

Война в других частях Испании продолжалась. Подробностей о кампании немного. Записи об этих кампаниях когда-то существовали, но большинство из них сгорели при пожаре, который сотни лет спустя опустошил Мадрид в 1671 году. Но нам известно, что Муса встретил Тарика в Толедо, ударив его хлыстом по лицу за то, что тот посмел пренебречь приказом, и, обдумывал, не обезглавить ли его за неповиновение. Отрубание головы, древний арабский обычай, был обычным наказанием провинившегося и демонстрации прочим свой власть.

– Почему ты ослушался меня? – закричал рассерженный старик на подчиненного.

– Чтобы послужить исламу, – бодро ответил находчивый Тарик, добавив, на всякий случай, что его единственным желанием было угодить Аллаху.

– Хорошо служить Аллаху, – осёкся Муса, не находя иных слов.

Так Тарик сохранил свою боевую голову.

Война продолжалась до 715 года, когда почти вся Испания оказалась под мусульманской властью. Муса и Тарик вместе двинулись на север и взяли Сарагоссу, где разошлись, Тарик – на северо-восток, захватив Лериду, Таррагону и, возможно, Барселону; а Муса – в долину Эбро; его сын Абд эль-Азиз – в Лиссабон и Алгарве, сегодня одну из популярных игровых площадок Европы. Испания исчезла под покровом ислама, и джихад восторжествовал везде, кроме Астурии.

Когда завоевание Испании почти закончилось, Муса оставил своего сына в Севилье, чтобы тот правил в качестве его личного представителя. Абд эль Азиз под влиянием своей новой жены Эгилоны отказался от скромных обычаев пустыни в пользу сложного ритуала вестготского двора. Королева Эгилона, чтобы заставить придворных кланяться в ее присутствии, обычай, неизвестный среди неискушенных арабских племен, установила очень низкую дверь в приемную дворца, так что всем посетителям приходилось наклоняться до пояса, входя в высокое присутствие.

Муса отправился в Дамаск в долгое сухопутное путешествие через территорию нынешних Марокко, Алжира, Туниса, Ливии, Египта, Израиля, Палестины, Ливана и Сирии, взяв с собой несколько тонн добычи, вестготских сановников в качестве пленников и, как гласит история, три тысячи испанских девственниц для гарема халифа аль-Валида. Им предстояло стать особенно желанным подарком, потому что старый халиф обожал молодых девушек. В свое время его «обвиняли в покушениях на гарем его предшественника. Слухи о еще более темных пороках ходили по его пятам.» Муса, чьи преклонные годы защищали его от искушений плоти, ожидал пышного приема могущественным халифом в Дамаске. Но когда он прибыл, аль-Валид неожиданно умер, а у Мусы на руках было три тысячи девственниц. Нового халифа Сулеймана меньше интересовали испанские девственницы, а больше сам Муса.

Сулейман параноидально видел в Мусе опасного соперника, который, возможно, решил подкупить все руководство Дамаска своими тремя тысячами девственниц. Эти двое мужчин также явно невзлюбили друг друга с первого взгляда, и, к беде для Мусы, Сулейман стоял у власти. Его приказ был законом. Старого генерала арестовали и заставили несколько часов стоять на солнце, пока тот не потерял сознание от обезвоживания. Сулейман вызвал палача и приказал отрубить голову Мусы, но затем передумал, отправив старика в одну из самых глубоких и мрачных темниц.

В конце концов халиф Сулейман решил не сажать Мусу в тюрьму и не рубить ему шею. Вместо этого он сослал Мусу обратно в Аравию, в Йемен, откуда много десятилетий назад его отец-семинарист, покинул дом, чтобы учиться на священника в Ираке. И там, как мы читали ранее, он был взят в плен Халидом – мечом Аллаха, в те старые, чистые, ранние дни джихада, когда неверные имели два варианта: смерть или ислам. Отец Мусы выбрал ислам.

Теперь Муса возвращался в страну своих предков, но перед отъездом Сулейман приготовил ему последний сюрприз. Он вызвал к себе старого генерала и вручил отрубленную голову его сына Абд эль-Азиза, убитого в севильской мечети по приказу халифа за якобы заговор с целью отделения от халифата. Мертвые глаза сына печально смотрели на отца. Муса принял голову и поклонился халифу. «Позволь мне закрыть глаза моему сыну», – попросил старый солдат халифа. Ему милостиво разрешили, и он вернулся в родную деревню с головой сына в корзине, чтобы прожить свою жизнь нищим на улице. Так закончился Муса, завоеватель Испании и мечтатель об исламской трансъевропейской империи, простирающейся от Гибралтара к северу до Франции, а затем – на восток до Багдада и далее, затем на юг до Красного моря – империи, которой никогда не суждено было возникнуть.

История не говорит, как умер Тарик, другой завоеватель Испании, человек, который дал свое имя Гибралтару. Возможно, он тоже умер нищим, или лишился головы в Дамаске, а может от жажды и голода в сирийской камере. Если бы он закончил свои дни в славе, история, несомненно, рассказала бы об этом. Сулейман был подозрительным, параноидальным человеком, сумасбродным и неуравновешенным. С Тариком могло случиться самое худшее – или самое лучшее.