Характер старообрядческого раскола

Главнейшие формы, в которых выражается современный старообрядческий раскол, составляют беспоповщина и поповщина. Выходя из одного общего убеждения о мнимом отступлении православной церкви от истинной веры, они в дальнейшем своём учении представляют немало особенностей, отчего наблюдается в них и неодинаковый церковно-гражданский характер.

Беспоповщина. Порвавши всякие связи с православной церковью, беспоповщинские секты называют её антихристовой церковью, утверждая, что с 1666 года (времени соборного суда над расколом) она, отпавши от Христа, Спасителя мира, начала веровать в антихриста, покланяться и служить антихристу, что все тайны её суть скверны, члены её – дети диавола, самая глава её есть антихрист, царствующий на земле с 1666 года мысленно, духовно, – который, как дух богоотступничества и вечной погибели, господствует ныне в православной церкви¹; принадлежащие к церкви горше всех еретиков прежде бывших и приходящие от неё не иначе могут быть принимаемы, как через повторительное крещение, как если бы они совсем не были крещены в христианскую веру.

Ближайшим последствием такого учения является отрицание священной иерархии и совершаемых ею церковных действий. «Нынешние попы и диаконы, – пишет основатель беспоповщины, один из первых вождей раскола, диакон Феодор, несвящени суть по правилом; вси они отступницы и еретицы... И православным христианом не подобает от них ныне благословения приимати, ни службы, ни крещения, ни молитвы, и в церкви с ними не молитися, ниже в дому; то есть часть антихристова полка и от исполнения церковного самовольно отсекшеся»². Вообще, по убеждениям беспоповцев, «нынешняя церковь – не церковь, божественные тайны – не тайны, крещение – не крещение, архиереи – не архиереи, писания лестна, учение неправедно и вся скверна и не благочестна»³.

Не имея единоверного с ними священства, беспоповцы по необходимости должны были лишиться и таин церковных. Так, миропомазания, причащения, елеосвящения они, действительно, совсем не имеют, другие таинства – крещение и покаяние, ввиду их безусловной необходимости, удержали и совершение их предоставили мирянам. Что касается брака, то по самому состоянию своему беспоповцы также не должны бы иметь его. Так и было на первых порах: все обязывались проводить безбрачную жизнь. Но это безбрачие было мнимое. Уступая естественным влечениям природы и в то же время связанные обетом девства, они по большей части нарушали его и отдавались тайному или даже нескрываемому греху. Крайние аномалии в нравственной жизни мнимых девственников вызвали наконец (в половине прошлого века) сильный протест, закончившийся тем, что в беспоповщине введён был так называемый «бессвященнословный» брак, заключаемый по обоюдному согласию жениха и невесты при благословении наставника-простолюдина, для чего были составлены даже особые «церковные чины бракосовершения нерукоположенными мужами», состоявшие в пении молебна Спасителю и Богоматери и приличных случаю молитвословиях по церковному требнику, применительно к неосвящённому состоянию совершителя. В таком виде существует беспоповщинский брак и в настоящее время. Конечно, в глазах православной церкви такой брак ничто иное как незаконное и греховное сожитие, но сами раскольники придают ему значение законного церковного брака. Одни сектанты («поморцы») принимают его, другие, как то: строгие «федосеевцы», «филипповцы» и «странники», то есть – половина беспоповщины, упорно остаются противниками брака, повторяя убеждения своих предков, что «за рассыпанием руки людей освященных» (законной иерархии) брака в смысле таинства в настоящее время нет и быть не может и потому все обязаны проводить жизнь девственную; иные, каковы последователи «Спасова» согласия или «нетовцы», считая святотатством заключение браков бессвященнословных, венчаются в православных церквах, не признавая, впрочем, за церковным таинством благодатной силы. Насколько предубеждены против браков «федосеевцы», «филипповцы» и «странники», видно из того, что брачное состояние, по их воззрениям, есть грех постоянный и потому не простительный; по правилам их, все брачные должны быть разлучаемы, родства телесного в браке не считать. Ослеплённые фанатизмом, они как будто не видят нечестия своего дикого учения, и обязательность всеобщего безбрачия стараются оградить авторитетом своих беззаконных сонмищ, именуемых соборами⁴. Правда, некоторые «федосеевцы» не отказывают в снисхождении своим брачным единоверцам; например, «новожёнов» (то есть заключающих брачный союз с одной избранной женщиной во время пребывания в расколе) принимают на исповедь, а «старожёнов» (так называются повенчанные в православной церкви до уклонения в раскол) оставляют без развода даже в случае деторождения, только это объясняется не смягчёнными воззрениями на брак и брачное состояние, а коварным желанием сделать из «брачных» ширмы для прикрытия своих бракоборных, вредных в гражданском отношении, уставов и в случае нужды сослаться на них⁵.

Не трудно представить, какими печальными последствиями сопровождаются эти бракоборные учения в жизни. Обеты безбрачия, при невозможности свято их выполнить, делаются источником самых крайних аномалий. «Делайте, что хотите, только не сообщайтесь с никонианами», – говорил известный учитель федосеевства⁶ тем ученикам своим, которые, посвятивши себя целомудрию, скоро сознавали его трудность: «Не согрешивши, не покаешься; не покаявшись, не спасёшься. В раю будет много грешников, только там не будет ни одного еретика... Тайно содеянное тайно и судится». Следствия подобных внушений понятны. «Нас отцы за грех простят, в райско место поместят», – успокаивали себя девственники, предаваясь греху с разрешения отца и настоятеля. Никто не брал на себя труда сдерживать наклонности другого; напротив, духовники и наставники, даже отцы и матери поощряли грех своих детей. «Федосеевец» оставлял жену, с которой прижил детей, жена шла к другому, – и ни тот, ни другой не считались виновными. Трудно, конечно, при таких взглядах на брак предполагать любовь родителей к детям, – и вот множество подкидышей; бывали детоубийства и большим грехом не считались⁷. – Не менее мрачно состояние и «брачного федосеевца», принимающего бессвященнословный брак, или живущего с избранной женщиной до взаимному согласию. Семьянин-беспоповец всю жизнь испытывает угрызения совести. Рождается ли в семействе дитя, отец и мать наказываются отлучением, как великие грешники; находится ли новорождённый при смерти, наставники с большим неудовольствием и только после усиленных просьб соглашаются крестить его, иногда же вовсе отказываются, если родители не изъявят согласия разойтись на «чистое житие». Лишённые общения в молитве, пище и питии, «новожёны» не могут даже иметь при себе младенца, не подвергая его опасности отлучения. С юных лет привыкает дитя смотреть на родителей своих, как на явных грешников. На жену беспоповец смотрит как на врага и губительницу его спасения, на детей, как на оковы, держащие его в погибельном (по его мнению) браке; разорвать союз нет силы, продолжать его: значит – пребывать во грехе. Совесть требует чистосердечного покаяния, но покаяние, по учению фанатиков «отцов», возможно лишь по разорвании брака; без исповеди жить – лишиться спасения; дать её лицемерно, лишь бы исповедаться, – как солгать Богу, особенно пред смертью!

Так, отлучившись от святой церкви, они прежде будущего суда несут от Бога страшное наказание, будучи преданы в неискусен ум творити неподобная (Рим.1:28)⁸. Кратко сказать, учение о всеобщем обязательном безбрачии уничтожает самые главные и первые основы нравственности, на которых зиждется жизнь общественная и государственная.

С другой стороны, учение беспоповцев об антихристе вызвало в них перемену отношений к власти гражданской. Содействие и покровительство, оказываемое гражданской властью православной церкви, в глазах беспоповцев означает пособничество антихристу; отсюда молитву за царя они оставили, а самую власть объявили антихристовой. Относясь ближайшим образом к области раскольнической догматики, как выражение мысли, что нынешние власти не принадлежат к их беспоповщинской секте (как и думали некоторые исследователи раскола), эти убеждения носят в себе и политический характер, содержа в зародыше последствия, касающиеся жизни гражданской. В самом деле, молитва за Царя есть действие не только религиозное, но и гражданское, обязательное для каждого верноподданного, тем паче для христианина, ввиду прямой заповеди апостола Павла – «творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть»⁹, – за «власти» – в то время языческие; поэтому молитва за Царя введена в православной церкви не только в общественное богослужение, но и в круге домашних молитв. Между тем беспоповцы не молятся за Государя ни в общественных собраниях, ни дома; исключение в этом составляют «новопоморцы», которые со времени комиссии чиновника Самарина (1739 год) приняли молитву за Царя, за что и были названы среди федосеевцев самарянами и лишены церковного общения. Разумеется, молитва за «иноверного» Государя не мирится с их религиозными убеждениями, но вина пренебрежения верноподданническим долгом оттого нисколько не уменьшается, в связи же с другими воззрениями сектантов приобретает новое, очень важное значение.

Учение беспоповцев об антихристе, которому будто бы служат и поклоняются нынешние власти, в конечном результате приводит к отрицанию их. В принципе раскольники признают необходимость правительства и совершенно чужды антимонархических или демократических стремлений, но власть существующую считают незаконной, не от Бога поставленной. По мнению беспоповцев, все нынешние власти духовные и гражданские, начиная верховной, суть чада и слуги антихриста и орудия его царствования; через них он действует как враг Божий к разрушению истинной Христовой церкви на земле и вечной погибели душ человеческих, и потому всем этим властям, злым, богопротивным и антихристовым, должно сопротивляться и противодействовать сколько возможно¹⁰. «Ваш господин Император, – заявлял один „странник“ на допросе, – есть представитель власти антихриста; под свод законов не подхожу, потому что государь – раскольник; христианином его не признаю, потому что он отстал от истинной веры». «Власти царя, – заявлял другой, – над собой не почитаю, Бога за него не молю и молить не буду; почитаю цари за богоотступники, сопротивники, антихристы»¹¹. С этой точки зрения ими рассматриваются: введение ревизии и подушная подать, изменение летоисчисления (древнерусского – от сотворения мира на новое – от Рождества Христова), уничтожение патриаршества и другие церковно-гражданские перемены. Единственное спасение от антихриста, по воззрениям «странников», остаётся в бегстве от него.

Этого они и достигают, отдаваясь нескончаемому, бесцельному «странствию» в лесах и пустынях, таясь от властей. Разрыв семейный и общественный, пренебрежение гражданскими законами, уклонение от общественных повинностей, записи в ревизию, уплаты податей, взятия паспорта – составляют основные догматы «странничества». Так, развивая чисто религиозную идею, они дошли до совершенного отрицания существующей власти и государственного закона.

Другие беспоповцы не разделяют крайних политических убеждений «странников» и, проповедуя об антихристе мысленном, знамения антихриста усматривают в предметах религиозных, – в троеперстном сложении и именословном благословении, в имени Иисус, в четвероконечном кресте и так далее, и потому проводниками антихристовой власти считают иерархию. Но и при этом чисто церковном представлении, в силу логического сцепления идей, затрагивается и власть гражданская. Царь и существующие власти являются чтителями и слугами антихриста, так как они держатся учения православной церкви и покровительствуют ей. Отсюда учение об антихристе способно возбуждать фанатическое чувство не только в отношении церкви, но и государства. Поэтому «федосеевцы» иногда фанатически относились даже к верховной власти. Таков, например, характер картины, открытой в 1819 году на Московском Преображенском кладбище. Она изображала императора Александра I во весь рост, в царской порфире, с рогами на голове и числом 666 на челе (число имени антихриста); внизу была подпись: «Семо прииди Христе, се бо на тя брань готовлю»¹². Этим же объясняется изменнический поступок тех же «федосеевцев», которые в годину французского нашествия, в виду Москвы, оставленной жителями в жертву за спасение России, решили отложиться от Русского Государя и отдались в подданство Наполеону¹³. Вообще же правительственные распоряжения и законы, особенно затрагивающие жизнь и правила сектантов, находят в них резких порицателей и мало скрываемую вражду. Настоящие законы и настоящее устройство судов, по их воззрениям, противны учению Христову; вмешательство светской власти в их религиозные дела считают незаконным; военная служба вызывает в них враждебные чувства, и уклонение от неё грехом не считается. «На немже аще месте воя соберут, – говорят они, – не иди тамо: уклонися же от них, и измени»¹⁴. Действия полиции называют не иначе, как «наездом никонианского богоборного суда»; обмануть её считают делом позволительным и даже святым¹⁵. Отсюда, повиновение законам, исполнение общественных обязанностей, наблюдаемое у сектантов этого рода, совсем не означает искреннего и охотного подчинения требованиям гражданской власти, душевного почтения к Государю и его законам; всё это не больше, как лицемерие и хитрость, уступка необходимости ради своекорыстных целей. «Дань мы даём, – пишут федосеевцы в своей апологии странникам и филипповцам, – не за службу и не за веру их, но за обладание и за имущую им власть попущению святого Бога, дабы никто не имел гнева на нас, во еже до конца обидети. Мы в последнее время живём и потому всякую дань даём просящему, дабы не предал враг на муку или бы не заточил в незнаемое место»¹⁶.

Заключая характеристику секты, можно сказать вообще, что беспоповщина, не будучи сектой политической и преследуя одни религиозные цели, содержит, однако, в своём учении такие пункты, в силу которых питает и способна питать явное нерасположение к строю и порядкам гражданской жизни и потому в политическом отношении справедливо относится к разряду сект более вредных. Отчуждение от церкви, соединённое с фанатическим убеждением, что она составляет теперь царство антихриста, и разные аномалии в нравственной жизни сектантов побуждают признать её очень вредной и в религиозно-нравственном отношении. Крайность убеждений и фанатическое устройство, внешняя покорность и затаённая вражда, напускное расположение и хитрое коварство составляют преобладающую черту нравственного облика беспоповцев, отмечающую и внутреннюю жизнь и внешние отношения сектантов.

Поповщина. Столь же древняя, как и беспоповщина (окончательное образование её относится к концу XVII века), но менее фанатичная в своих воззрениях на православную церковь и последовательная, поповщина допускает у себя иерархию, отчего и получила своё название. Лишившись собственного, то есть до-Никоновского рукоположения, священства, вскоре же по отделении от церкви раскольники, составившие эту секту, стали принимать священников, бежавших от церкви, отчего получили другое название – «беглопоповцев». Этими беглыми попами совершались для них церковные таинства и все вообще духовные требы. Одно уже признание правоспособности на совершение таинств и церковного богослужения за бежавшими от еретической якобы церкви священниками доказывает сравнительную мягкость поповщинских воззрений на церковь; способы принятия беглых священников убеждают в том ещё более. Большинство поповцев допускало их к отправлению службы, присоединивши к «церкви» (то есть к своему обществу) не по первому чину (через крещение), как принимают всех приходящих беспоповцы, но по второму – через миропомазание (как присоединяются к православной церкви лютеране и все вообще протестанты), отчего и носят название «перемазанцев» или последователей «ветковского» согласия, по имени местности, где утвердился указанный способ чиноприятия¹⁷; другие, составившие так называемое «диаконово согласие», развивая примирительное направление ветковцев, принимали беглых священников через одно отрицание мнимых ересей. – В таком виде существовала поповщина до половины настоящего столетия, когда (в 1846 году) возникло так называемое «австрийское» священство. Оно ведёт своё начало от бежавшего из православной церкви в раскол Босно-Сараевского митрополита Амвросия и своей колыбелью имеет местечко Белую Криницу (в Буковине). Здесь были поставлены первые старообрядческие архиереи, отсюда направился поток нового священства и в Россию. Явившись в России, белокриницкое священство значительно стеснило прочие поповщинские секты, привлёкши к себе большую половину их последователей. Но в 1862 году по поводу издания так называемого «Окружного послания» (церковный акт, в котором обличаются беспоповщинские воззрения и выясняется чистое, без примеси беспоповщинских мнений, учение поповцев) среди самих последователей белокриницкого священства произошло разделение на «окружников» и «противоокружников», продолжающееся до настоящего времени.

Само собой понятно, что существование иерархии, хотя и незаконной, обеспечивает раскольникам-поповцам более правильные формы и более нормальное течение жизни церковной, чем какие наблюдаются у беспоповцев.

По своим воззрениям на православную церковь и гражданскую власть они чужды беспоповщинского фанатизма и обнаруживают некоторую умеренность, хотя неодинаковую в различных толках. Так, беспоповщинское учение о последнем антихристе, совершившем будто бы всемирное отступление, они вообще отрицают, потому что антихрист, учат они, ещё не приходил. В частности, учение диаконовцев ещё миролюбивее. По их убеждениям, российская церковь, призывая имя Иисус, верует не в иного бога, а в того же Спасителя мира, Христа; четвероконечный крест не есть кумир антихриста, как думают беспоповцы, но образ Христова креста; признают они и спасительность церковной молитвы Иисусовой: Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. К ним примыкают и «окружники», по взгляду которых церковь не погрешила в учении веры и разнится от них только обрядами¹⁸. Сближение с православной церковью, заметное в «диаконовщине», нашло среди «окружников» полное выражение, и это позволяет надеяться, что последователи «Окружного послания» ранее других будут искать воссоединения с православной церковью. – Не все, однако, поповцы держатся указанных воззрений. «Лужковцы», составляющие, правда, незначительную ветвь беглопоповщины, и «противоокружники» во многом напоминают беспоповцев. Так, они удерживают первоначальное раскольническое учение о пришествии в мир антихриста и, развивая его в духе беспоповщины, проповедуют, что Иисус есть ин бог, антихрист, и что российская церковь верует в антихриста; повторяют они и прежние хулы на четвероконечный крест, троеперстие в крестном знамении и проч. – Соответственно этому в них замечается и наибольшее несочувствие к гражданскому порядку. Учение о царствующем антихристе всегда способно возбуждать противообщественные стремления и антипатии к порядку гражданской жизни, хотя убедительных фактов на то не имеется.

Что касается практических отношений к православной церкви, то, при всей смягчённости догматических верований поповщины, миролюбие и благорасположение даже для таких сект, каковы «диаконовцы» и «окружники», остаются в области желаний. В большинстве случаев наблюдается несочувствие, предубеждение, иногда переходящее в открытую вражду. Домашнее знакомство с православными, общение в пище и питии наказываются эпитимией; наказываются даже те, которые позволяют себе общение с «замирщёнными» старообрядцами; нарушение этих правил считается признаком либерального духа и слабости в вере. Должно, впрочем, заметить, что степень нерасположения к церкви много зависит от местных условий и личного характера. Поповцы, живущие в городах и вообще бойких населённых местах, а также по делам торговли и промышленности вынужденные поддерживать постоянные сношения с православными, отличаются большей терпимостью и уживчивым характером. Но когда эти сношения принимают религиозный характер и грозят расколу потерей членов, вообще религиозно-нравственным ущербом, неприязнь переходит в открытую вражду и часто сопровождается большими бедствиями для тех, на кого она обрушится. «Мы сами были свидетелями, – пишет профессор Н.И.Ивановский, – как члены одного семейства города Казани, обратившегося к единоверию, встречали злые насмешки и ругательства, когда шли по улице к богослужению». Известный миссионер, о.архимандрит Павел передаёт, как в одном месте за одно здравое рассуждение о церкви первейшие прихожане раскольнической часовни были изгнаны из неё с побоями; как в другом – отец избил сына до того, что из головы его текла кровь, а в третьем – мать двух взрослых сыновей избила по голове кочергой за то, что они хотели присоединиться к православию... И это в наше гуманное время! «То же было и раньше. Стремления благонамеренных старообрядцев, направленные к „слиянию с церковью“, встречали грубые противодействия, и самые лица, обнаружившие эти стремления, едва не платились жизнью. Припомним, что против Никодима Стародубского и его единомышленников был составлен заговор с целью лишить их жизни; Сергий Иргизский едва не погиб в Москве от раскольнического фанатизма, и только случай да вмешательство князя Прозоровского спасли его, может быть, от голодной смерти. В недавнее время в самой Москве летели камни в окна известного Сапёлкина», когда он задумал ввести единоверие на Рогожском кладбище¹⁹. Немало и теперь передаётся рассказов о том, какие гонения приходится выносить присоединяющимся к православию. Так, один бывший старообрядец рассказывает, что он, убедившись в православии церкви, медлил, однако, немалое время признаться в том родителям, закоренелым раскольникам, справедливо полагая, что его будут гнать из дома, бить и бесчестить. Когда же они заметили его тяготение к церкви, стали всячески поносить его и грозили пустить по миру; последовавшее затем присоединение к церкви вызвало на него сильнейшее гонение. Мало того: из-за отца кляли ни в чём не повинных детей его, молили смерти на них и беспощадно били²⁰. Другой обратившийся в церковь рассказывает, что озлобленная мать его, по научению наставников, продала дом со всеми принадлежностями и не уделила сыну ничего из вырученного, оставив его таким образом с женой и дочерью совершенными нищими²¹. Вообще, жизнь присоединяющихся от раскола, если не всех, то очень многих, по тем бедствиям и испытаниям, какие приходится выносить им от родных и бывших единоверцев, без всякого преувеличения можно назвать подвигом исповедников, живо напоминающим первые времена христианства. Так, при первых же слухах о вероисповедных колебаниях старообрядца начинаются разные притеснения и угрозы. Когда же он действительно оставит раскол, то, если состоит на частной службе, ему отказывают в месте, – если живёт дома, изгоняется родными или сам добровольно оставляет его, чтобы только не видеть ненависти, не слышать проклятий, не принять побоев. На помощь прежних единоверцев он уже не смеет надеяться: лишённый части в имуществе, отверженный семьёй, бывший раскольник оставляется на произвол судьбы. Встречи с прежними знакомыми не принесут ему ничего, кроме новых обид и оскорблений. Не раз придётся ему услышать возмутительные хулы на церковь и обряды, на православных и духовенство особенно. В подобных обстоятельствах между раскольниками нет большого различия. И поповец, и беспоповец одинаково враждебно встречает церковные приобретения и жестоко мстит за них.

Другую особенность в отношениях раскола к православной церкви составляют не прекращающиеся доныне посягательства на целость её или пропаганда. В самом деле, ни одна русская секта не отличается такой наклонностью к пропаганде, как старообрядческий раскол. Совращение православных составляет заветную мысль и рядового последователя раскола и заправителей его в виде незаконных австрийских или русских попов в поповщине, наставников и «благословенных отцов» в беспоповщине. Подобные стремления к пропаганде заметны ещё только у южно-русских штундистов. Для пропаганды раскола и борьбы с православной церковью существуют специальные миссионеры, разъезжающие по областям и весям, где обосновался раскол²²; пропагандируют его и местный уставщик и раскольнический поп; не опускают из вида своих убеждений и рядовые раскольники в житейских сношениях с православными. Немалое значение в деле пропаганды имеет денежный капитал и влияние в сельском быту. Сельский богач и городской фабрикант из раскольников никогда не упустит случая сделать внушение православным в духе раскола. «Ни для кого не секрет, – пишет тот же профессор Ивановский, – как раскольнические богачи притесняют православных, так или иначе находящихся от них в зависимости. Находясь в довольно близких отношениях к расколу и народу, мы слышали жалобы православных, живших в услужении у раскольников, что они должны выносить постоянные насмешки над верой. В тех сёлах, где преобладает население раскольническое, православные жалуются на обиды и притеснения со стороны раскольников; один православный священник, живший почти начисто в раскольническом приходе, с горечью передавал нам, что в случае нужды сосед раскольник не даст ему взаймы чёрного хлеба»²³. Немало опасности, наконец, для православной церкви представляет и замещение сельских начальственных должностей лицами, принадлежащими к расколу. Отправление общественных обязанностей легко может соединяться с начальственным давлением в ущерб православию, так как усердие и ревность раскольников нередко переходит за пределы словесных убеждений и выражается разного рода внешними притеснениями. Особенным вредом для церкви способны сопровождаться назначения на эти должности лиц, занимающих незаконные иерархические степени у поповцев, наставников и «благословенных отцов» у беспоповцев, вообще по самому положению своему наиболее ревностных раскольнических пропагандистов²⁴.

С. Добромыслов