Голоса из среды мирян

Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?

Или какой выкуп даст человек за душу свою (Мк.8: 31, 37)?

Какая неожиданность постигла вас, граф! Вас, которого безбожная, зараженная ложными материалистическими идеями интеллигенция (дети, братья и сестры ваших героев баричей, которых вы верно оценили) превознесла до небес, которому собираются ставить после смерти памятник превыше всех памятников, чадолюбивая православная Церковь исключила из числа своих членов, заявила публично, что не желает иметь с вами никаких сношений впредь до вашего покаяния. За что же это? За то, что вы отреклись от благодати Божией, признаете Христа человеком, а не Богом, Церковь обманщицей, а все то, что она предлагает и проповедует, великой и далеко не невинной глупостью!.. За что превознесла вас интеллигенция? За то, что вы с великой художественностью проповедуете высшую нравственность, непротивление злу, за вашу жизнь и добрые дела.

Кто же прав? Вы описали в лицах всю ложь человеческих отношений, но вы просмотрели, что вся эта ложь есть продукт маловерия и неверия, т. е. того, что вы проповедуете, и что на вере прежде всего зиждется увлекающая вас правда народная. Разве Корчагины и им подобные есть истинные члены Церкви Христовой? Разве не сделали их такими гордость, честолюбие, чревоугодие, блуд и прочее, что признается Церковью величайшими из пороков? Вы говорите: посмотрите, какие безнравственные эти люди; но зачем жить иначе, если Христос только великий человек и если нет воскресения и загробной жизни? Ведь великий для вас, а для меня более великий Будда, Магомет, или кто-либо из философов; и не все ли равно, как жить в этой кратковременной жизни, если все это окончится вечной смертью. Зачем я буду себя стеснять, подчинять каким-то принципам, которые выдумал какой-то Христос, и не все ли равно, если мои братья от этого тоже начнут делать гадости и даже погибнут; конечный удел всех одинаков. «Станем есть и пить, ибо завтра, умрем», – иронизирует апостол Павел (1Кор.15: 32). Да и послушают ли люди тогда вашей проповеди о нравственности? Нет. Поговорят, как это хорошо; ради самолюбия и тщеславия сделают даже доброе дело, даже уйдут в народ, а лучше все-таки не будут, что и докажут потом на деле. Будут говорить о непротивлении злу, а сами первые воспротивятся; будут делать добро одним и вредить другим, кто будет говорить им правду в глаза и заденет их самолюбие; потому не будут нравственны, что все это бессмыслица без общего воскресения и загробной жизни. Взгляните-ка поглубже в свою душу, не то ли самое окажется и на ее дне?⁵⁹ Нет, граф, не правы вы; Христос-Бог, воскресение и загробная жизнь должны быть; об этом говорили пророки, об этом говорил Сам Христос, об этом говорили Его ученики, об этом говорит разум человеческий, и только эта уверенность может явиться достаточным стимулом для истинного совершенствования и истинных добрых дел; разрушьте эту уверенность, разрушится и нравственность, не будет и добрых дел; останется одна ложь, зло, тьма и смерть. И какими добрыми делами можно загладить то великое преступление, если соблазнить хотя бы единого из братьев своих, лишить его св. веры и ввергнуть здесь в тьму и ложь, а там в муку вечную. Одна душа дороже тысячи тел; погибель одной души нельзя искупить спасением тысячи людей от голода, болезни и даже смерти телесной. А вы своими лжеучениями погубили тысячи душ! Не разрушайте же этих основ; вы очень умны, но вы и очень горды, душевные очи ваши помрачены; помните, что вы человек, а человеку свойственно ошибаться, и что многие великие умы на склоне своих лет сознавали свое заблуждение и приходили к тем взглядам, которых держится наша мать и наставница, святая Соборная и Апостольская Церковь. Отказавшись от благодати Божией, вы очутились во власти великого греха и заблуждения, во власти диавола, и не отделаться вам от нее собственными человеческими силами; и только те средства, которые указал Бог и святая Церковь для успешной борьбы с врагом рода человеческого, могут помочь вам в этом. Средства эти – единение с Церковью, молитва, таинства и пост, пост не потому, что человек не имеет права отнимать жизнь, – ведь и растение живет, а страдание при помощи науки можно свести до минимума, – а потому, что пост изменяет функцию мозга и делает его более восприимчивым к познанию абсолютной истины.

Известный вам врач Апраксин.

Нижний-Новгород.

Я, как познакомился с вами, Лев Николаевич, по вашим писаниям видел, что вы сначала искали истину, затем, когда вам не могли ответить на ваши вопросы, вы обрушились на тех, кто не мог вам ответить, и последовали за сектантами, засевшими где-то на Дону, затем обратились за ответом к буддистам. Я слыхал, что вы увлекались общею молитвою сектантов, а теперь высказываетесь против общей церковной молитвы, основанной на словах Христа: «если два или три собрались во имя Мое, там и Я посреди вас», Одним словом, вы шатались во всю свою жизнь, отыскивая истину и, не отыскав ее, обрушились не на исполнителей, а на учение Христа, которым вы пользуетесь во всех своих писаниях, как истинным. Отказавшись от истинного учения Христа, переделав его так, как вам хотелось, вы так и останетесь и будете неустановившимся человеком до дня своей смерти, так как вы отказались от истинного Бога, сказавшего: «Я и Отец одно и тоже, Я жизнь и истина». Вы говорите, что любите истину больше всего на свете, но ведь Евангелие всецело истинно, и искажать его, ради вами выдуманной истины, нечестно. Вы говорите, что вы желаете служить всеми силами души Господу, а Того Господа, Которого христиане признают, вы не признаете; но интересно было бы подробнее знать, какого вы нашли нового бога теперь, на котором и успокоились на склоне дней.

Вы писали мне как-то, что я обладаю искренностью убеждений и вот теперь, когда вы задумали пошатнуть те искренние убеждения, которые для многих служили и служат основою жизни, позвольте и мне изложить вам мои искренние убеждения. Я не мог согласиться со многими писаниями, которые были направлены против вас: масса из них была бессодержательна, неубедительна, являлась не опровержением вашего учения, а самозащитой, пустым набором слов, а между тем немудрено доказать ложь ваших писаний, если бы все говорили искренно и не называли бы лжи истиной в угоду развращенному человечеству. Я с вами буду говорить по простоте так, как я сам убежден, и буду говорить про вашу неправду не потому, что это ложью считают другие, а потому, что вы неправы – по моему глубокому убеждению. Хороши ваши описания против разврата: Крейцерова Соната, Воскресение, изданное в России: они сослужили службу человечеству, но ваши религиозные писания, ваши нападки на Церковь христианскую возмутительны и лживы.

Да, я искренно убежден, что вы, увлекшись бичеванием плохих последователей Христа, обрушились на самую веру христианскую, не зная ее и толкуя по своему то, что для вас не ясно, что вы не могли уразуметь по своему самомнению и гордости. Сознайтесь, Лев Николаевич, что вы страшно самомнительны и не любите, если с вами не соглашаются, а это уж указывает на заблуждение. Не радуйтесь тому, что вам аплодирует мир, в грехе лежащий, мир продажный, развращенный, так называемые образованные люди, люди, не знающие горя, сытые, живущие на чужой счет. Все последователи исчезнут, как дым, истает слава эта, как воск пред лицом огня. Вы не признаете Христа так, как признают Его истинные последователи, и не хотите делать того, что Он нам велел творить в Свое воспоминание, не признаете того, что Он Своим последователям велел блюсти все, что заповедовал, – учить лишь тому, чему Он учил... Вы говорите, что вы должны обличать религиозный обман, потому что вы веруете в Бога и христианское учение, но в последнее-то вы не верите, как следует, и зияете его так же, как сектант-иконоборец и духоборец, но не как верный христианин. Можете вы сколько угодно злобиться на называющих себя христианами и не исполняющих этого учения, можете указывать на их недостатки, но порицать Церковь, установленную Христом, все им установленные таинства и молитву общую – постыдно, бесчестно!!

Весь христианский люд смотрит на Евангелие, как на истину, и всецело признает его, а вы признаете только то, что вам нравится, что вы понять могли, хотя говорите, что видите весь смысл жизни в исполнении воли Божией, выраженной в христианском учении. Но в нем ведь решительно сказано, что второе пришествие Христа будет; в Евангелии запрещается осуждать других, что вы делаете; в нем сказано: просите и дано будет вам; в нем не уничтожается брак, а дозволяется; в нем предлагается прощать согрешившим несчетное число раз... Где же ваше исполнение воли Божией?

Я говорю это, как христианин, имеющий веру меньше горчичного зерна, убедившийся, что все дела мои и жизнь моя на благо ближнего принадлежат Христу, Который познается только людьми, знающими горе, знающими тяжелый труд, имеющими понятие о голоде, но не разжиревшими от безделья, пресытившимися благами жизни на чужой счет.

Если плохи исполнители, то плохо и самое дело. Вот ваш вывод. Можно ли назвать его разумным? Я понимаю и скажу спасибо, если вы будете порицать меня, как христианина, за то, что я не исполняю заповедей своей веры, как следует, но несправедливо порицать самую веру. Нужно отличать дело от исполнителей, Церковь от людей, к ней принадлежащих, веру от исповедующих ее. Я могу с убеждением сказать, что вы не могли знать Бога, потому что вы всю вашу жизнь со дня рождения были сыты до отвала, вы не имеете понятия о том, что значит быть голодным, что значит быть в безвыходном положении, не знаете безысходного горя, от которого нет возможности избавиться собственными своими силами, а кто это испытал, тот скажет, что истинный Бог Тот, Который сказал: «все, что просите во имя Мое с верою, дастся вам», Тот, Который сказал: «по вере вашей будет вам», и вот кто получал от Него по вере просимое, знает Его... Нужно ли вам было просить, нужно ли вам было верить? Нет! За вас приказывали, а затем вы приказывали, и все вам исполняли ко вреду души вашей.

Постыдным считается брать чужое орудие и употреблять его против того, кого обезоружили, а вы во всех ваших писаниях приводите истины, сказанные Христом, на них основываете свои писания, а Давшего эти истины вы уничтожаете в глазах людей некрепких верою и даете силу врагам учения Христа, которых всегда было много. Отнимать последнюю укрепу в жизни человека грешно, а вы отнимаете и якорь, и руль, и весла от той утлой ладьи, которую представляет собою человек нашего времени, и бросаете ее (ладью эту) в бурное море жизни для погибели. Человечно ли это?

Какой Бог дал вам это право? Скажите вы, стяжавший славу великого писателя земли русской? Вы, отбирающий якорь и руль у слабого, ломающий по-своему учение Христа? Но что вы пред силою креста, если дух зла бежит от него! – Ничто, но мне жаль вас, как силу и талант, жаль, как христианина, бросившего свою веру, жаль потому, что горе и ответственность великие ждут вас, как соблазнителя «сих малых». Неужели, по-вашему, Христос лжец и обманщик, как говорили евреи, распявшие его? Но не забывайте, что Он сказал, что Церковь, которую Он стяжал Своею кровью, не одолеют и врата ада...

Вас, Лев Николаевич, «опьяняет» поклонение и всяческие славословия безбожных, пристрастных современников, которые в вас опознали себя, но вам, а равно и вашему потомству дорого должно быть одобрение грядущих поколений, и знайте, что сознает верующее грядущее поколение всю вашу неправду, и тогда память о вас будет недобрая, и пошлет вам грядущее поколение проклятие за то, что вы талант, данный вам от Бога, направили на зло человечеству, стремясь пошатнуть вашими богохульными писаниями основную веру русского народа, в которой он еще не окреп, потому что мало истинных христиан в среде старших братьев и масса таких учителей, как вы, хромающих на обе ноги.

Вы говорите в конце вашего «Ответа» Св. Синоду, что исповедуете христианство, и в той мере, в какой исповедуете его, спокойно и радостно живете и спокойно и радостно приближаетесь к смерти. Значит, вы свое спокойствие возлюбили больше всего на свете и можете сказать, что счастливы, следовательно, вы обрели свое собственное личное спокойствие, но люди истины и чести тогда бывают счастливы и спокойны, когда счастливы будут все окружающие их люди, а сытого счастья очень много на русской земле, и не дай Бог быть таким счастливцем, ибо эта животная добродетель ничего общего не имеет с христианским учением, и дойти до такой добродетели не значит найти истину. Христианство без Господа Христа не может называться христианством; это какая-то новая секта, подходящая под ваши истины, и ясно, что вы не христианин. В своем «Ответе» вы противоречите себе на каждом шагу: то говорите, что верите в христианство, а то говорите, что можно полюбить истину больше, чем христианство, и потому, значит, христианство не истина; таким образом вы исповедуете христианство в той мере, как оно вам по вкусу, не противоречит вашему умствованию. Лев Николаевич, вы готовитесь идти к тому Богу, от Которого вы изошли, значит, веруете в вечную жизнь души, но не верите в истину, сказанную Христом; «верующий в меня не погибнет и будет иметь жизнь вечную,» а потому будет ли иметь ее ваша душа?.. Поистине ужасно то, что вы для того, чтобы выместить злобу на тех, кто с вами несогласен, делаете ужасное зло: искажаете истину, данную Христом. И вам были сказаны слова Христа: «горе человеку тому, через которого соблазн приходит» ... Вы со своими религиозными писаниями напоминаете мне кабатчика, который, держась либеральных идей, раскинул по нескольким губерниям кабаки, в которых забирают водку за мужицкие зипуны. Вы говорите, что вы не печатаете своих произведений; но ведь это, Лев Николаевич, ложь. Ведь вы печатали для публики в заграничном издании свое «Воскресение», где насмехаетесь над святейшим таинством, утвержденным Самим Господом Иисусом. По вашей вере вы называете себя верующим, но, право, это самообман и вашей вере ничтожная цена.

Деятель. Казань.

Дорогой и неоцененный, бывший брат мой по вере, Лев Николаевич!

Скорбит св. Русь по тебе, скорблю и я, как бывший брат твой по духу. Мы были в недрах одной и той же матери Церкви, питались одними и теми же дарами благодати и проникались одною и тою же верою, надеждой и любовью. Возрастая, мы вели с тобой дружбу и единение; и невинны и чисты были наши отношения. Бывало, начнешь ты свои сердечные рассказы, – с каким удовольствием я слушал тебя и восхищался твоею поэзией, этим Божьим даром! Я говорил: «о, если бы Всевышний развил и укрепил твой дар к общей пользе... Да не коснется злой рок твоего сердца и не угасит золотых искр небесного дара». Прошло время, а ты поддался злому веянию... Оно росло, и ты удалялся от меня, несмотря на мой призыв не покидать меня. Что мои мольбы, что мои советы?! «Я сам отвечаю за себя и знаю, куда иду», говорил ты мне на призыв мой. И вот, ты ушел от меня в далекую сторону... О, как не скорбеть мне! Я плачу и рыдаю по тебе, и сердце мое трепещет жалостью при воспоминании о тебе... Я рвусь к тебе... А ты... Бог тебе Судья! Одна надежда на Него... Он, Творец наш, все видит: Он видит и тебя, и твои тайные мысли, и видит, куда ты пришел… Неужели ты не слышишь голоса Его и не внимаешь, как Он, «не хотяй смерти грешника», дает тебе отсрочку за отсрочкой, призывая под благодатную сень Церкви Христовой?! Вернись, дорогой брат мой; вспомни золотое время! Неужели поздно?! Ты говоришь издалека; «нет мне возврата к тому, от чего оторвался с такою болью». Правда, тяжело и больно расставаться со своими кумирами, но неужели же нет возврата? Отец замотавшегося в чужой далекой стороне сына все же не теряет надежды на его возвращение, и эта надежда ободряет и поддерживает его в тоскливой разлуке. И тем радостнее, тем живее бывает минута свидания с возвратившимся, казалось, погибшим сыном. Вспомни, брат, притчу Христа. Да, представляю, как трудно тебе расстаться с тем, что ты изобрел, как истину. Но милый, былой друг мой! Истина одна и та же от века. Она – светлее солнца, неизменна, вечна. Пред нею должны склониться все заблуждения человеческого гения: она – не от людей, а от Творца. Она – отвергнутый тобой Христос Богочеловек! Итак, прочь все заблуждения! через них я потерял любимого брата; и стоит он вдали, у края стремнины, а между тем душа его дороже мира. Брат мой! Дай место святой, божественной истине; да воссияет она и в твоем ослепленном уме во всем своем блеске и величии! Да погибнет ложь и заблуждение!.. Дорогой брат мой! Я плачу и томлюсь по тебе; душа моя рвется к тебе на встречу во Христе и Церкви. Вернись же, любимый мой; вернись в прежней простоте, искренности и любви... Воскресни душой! Я простираю к тебе руки издалека; простри и ты... Приди, «единым сердцем и усты» прославим милосердого Бога, и обнимем друг друга с любовью, припадем друг к другу и выплачем былое горе и радость свидания!..

О, Боже! Возврати на путь истины и спасения дорогого брата!

П. П. Т.

С берегов Черного моря.

Вы, Лев Николаевич, начинаете гневаться и даже похваляться, что можете из христианства сделать «одни клочья». Вы больше сделали на этом вами избранном пути. Вы сняли со Христа самую багряницу, то есть сделали больше, чем Его мучители. Но ведь и Юпитер бывает неправ, когда входит в гнев. На что же гневаетесь и чем похваляетесь? Вам не нравится культ христианства? Вы воюете против выработанных в Церкви форм богопочтения? Вам противен этот живой храм, храм столь благо украшенный? Охотно верим и даже прямо видим ко всему этому ваше нерасположение до раздражения. О вкусах, говорят, не спорят. Но война, граф, по вашим собственным убеждениям, есть насилие, есть варварство, есть бессмыслица? Итак, начав свою проповедь миру внушением мира и любви, вы ныне выступаете Наполеоном 1 и далеко не первым Дон Кихотом! Не так-ли? А parvis magna comparentur. Положим, вам не нравятся, граф, современные наряды, как глупо выработанные формы, и вы в праве ходить стоящим ближе к природе крестьянином. Но, согласитесь, осуждая формы в других, вы подчиняетесь же форме и не хотите жить хотя бы Диогеном?! Но, воля ваша, даже своим крестьянским нарядом вы уже далеко ушли от циника, например, или первобытного человека и логически в праве те предки осудить вас за вашу культуру. Но вам можно ли воевать против форм, когда они плод культуры? Можно ли воевать против усовершенствованного земледелия?! Если нет, если об усовершенствовании сохи, бороны, плуга, цепа, граблей, веяльной лопаты и т. п. можно, с вашего позволения, заботиться, то ужели незаконно, ужели глупо употреблять усовершенствованные формы в своем обиходе только человеку?! Мне не нравится пестрядь, глаза мои не выносят красной рубахи, для старых моих плеч тяжел армяк, а ваши лапти совсем не греют ног, особенно в грязную пору. Позвольте же мне одеться по-своему и как требует того мое звание! От этих реальных картин вашей философии перейдем же, граф, теперь к вашей вере, распубликованной в последней Вашей исповеди – ответе Св. Синоду. Суди вас Бог ваш, в ней оказываются пробелы под давлением той же вашей философии и допущены в жару такой же войны за простоту нагого человека. В ней недостает прежде всего понятия вашего о личности Бога с Его свойствами и действиями, как Существа живого, в общении с Которым вы питаете надежду жить за гробом. Выработайте себе такое понятие для полноты ваших убеждений в вере, хотя бы ради того, что вы ее создали умом, живущим логически верною истиною. Если же вы стоите против понятия о Боге личном, о существе живом, то в таком случае вы поклоняетесь идее, а эта вне мышления ничто. Чему же тут поклоняться?! Видимое дело, вы не в силах освободить свою мысль от идеи Бога и, как человек притом нравственный, не можете сказать с безумными: несть Бог! Но, повторяю, можно ли поклоняться идее, да еще с надеждою за то получить от нее блаженное существование хотя бы только в бытии духа, без соединения его с телом? Нет, граф, вам необходимо выработать себе понятие о существе Бога живого, а не хвататься за тень мышления, если не хотите принять его, как данное из книги природы и из Божественного Откровения. Это вам совсем необходимо, чтобы видеть, насколько вы правы в поднятой вами брани против Церкви с установившимся в ней от дней древних Богопочтением. Я разделяю, граф, вашу веру в Бога, как Духа, и с вами исповедую в Нем свойство любви. Но с такою верою я прямо нуждаюсь в решении неотразимо поднимающегося вопроса о взаимообщении между Богом Духом, притом Существом любящим, и человеком, фактическая мизерность которого так всеобща и жалка! и вы, граф, ставите себе этот вопрос, но решить его детально как будто боитесь и только отталкиваете от себя, отрицая установившиеся формы богопочтения. Это, глубоко мыслящий граф, новый пробел в вашей вере от ума. Вы не хотите верить в богоустановление Церкви! Пусть будет по вашему разуму! Но хотя бы от разума укажите мне формы спасительного взаимо-общения между Богом–Духом и человеком–духо-плотию, между Богом–Любовью и человеком–существом всяческой брани, в нем самом гнездящейся! Укажите мне формы отношения такого Бога и к такому человеку! Укажите мне формы отношения такого жалкого существа, как человек, к Богу–Существу для человеческого ничтожества недосягаемому?! Быть может, не так беспомощны в человеческом роде гении, таланты, великие мыслители, что могут воспарить к Богу Духу? А масса-то, граф, масса-то, при своем физическом, умственном и нравственном бессилии ужели затем только приходит в мир, чтобы полюбоваться на счастливцев и вечно оставаться в тьме кромешной, то есть вне блаженного общения с Богом-Любовью?! Пожалейте, граф, вашего покорнейшего слугу! Нет, если вы не решите моего назойливого вопроса о форме взаимообщения между Богом и человеком, тем более, когда вы своею проповедью против Церкви будете смущать меня, тогда убийственна ваша вера от ума, зла в лице своих исповедников, как война Бонапарта, и несмысленна в самом широком смысле этого слова! В вашей брани, граф, есть прямое бессилие. Бог Дух, а человек–духо-плоть. Теперь, приступаю к вам, начертите вашим тяжеловесным пером формы отношения между такими существами! Когда вы из вашей веры такие формы исключите, то между Богом и человеком выроете бездну и не дадите места никакому взаимообщению между ними. Если, напротив, признавая нужду в таком общении, попробуете заполнить ту бездну, тогда неизбежно придете к историческому факту религиозного культа у всех народов. Молитвы и священнодействия в религиозных культах не имеют ничего общего ни с суеверием, ни тем более с понятием о колдовстве. Вот, пять-шесть человек, один после другого, пришли с своими нуждами к господину Льву Николаевичу Толстому и каждый на свой манер выражает нужду, изливая свою душу. Где же тут колдовство? Ни того, ни другого здесь нет, хотя бы все просители и суетно пришли к графу с своими нуждами. Когда человек изливает так или иначе свою душу пред Богом, то разнится факт такого взаимообщения его с Богом от взаимообщения с людьми только тем, что господин осязаем, а Господь–Дух. В этом различии, граф, соблазн ваш, притом высказываемый к соблазну всего мира, да еще с ожесточением, совсем излишним для Юпитера. Объяснимся дальше. Вся богослужебная обрядность Церкви – это формы духа, облеченные в плоть, потому что человеку без плоти ни плакать, ни радоваться нельзя, ни тем более вознестись хотя бы только мыслью и сердцем на небо, ибо эти в теле и телом проявляют свое бытие, потому что сам Дух воплотился, чтобы спасти живущих во плоти; одним словом, формы богопочтения в Церкви неизбежно нужны потому, что одни они в возможности для человека, а в том числе и символически выражаемые. Спаситель осуждал в фарисеях исключительность формы, но, проповедуя поклонение Богу духом и истиною, Сам и постился, и молился, и храм посещал, и праздники чтил. В мышлении человек любит рогатый силлогизм и на деле увлекается сильными ощущениями крайних положений, забывая, что medio tutissimus ibis. Не так ли граф?! Если вы не отвергнете исторический факт религиозного культа у всех народов, неотразимо покоящийся в самом человеке, вашей могучей мысли останется тогда легкая задача избрать для своей веры, – который лучше, разумнее, который вер нее может даровать вам блаженное общение с Богом за пределами могилы.

П. В-й. Кострома.

12 июля 1901 года.