Святитель глазами атеистов

В 1946–1961 годах, когда управляющим Крымской епархией был архиепископ Лука, в должности уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области последовательно состояли Я.И. Жданов (1946–1955 гг.), Л.С. Яранцев (1955–1957 гг.), А.С. Гуськов (с 1957 г.). Подававшиеся ими информационные отчеты (крымские уполномоченные именовали эти документы докладами) поначалу, в 1946–1953 годах, были ежеквартальными, в 1954–1957 – полугодовыми, с 1958-го – годовыми.

Информационные отчеты первое время адресовались лишь председателю Совета по делам РПЦ при СМ СССР. Но постепенно круг начальственных лиц, которым представлялись отчеты, расширялся: с 1949 года отчеты направлялись еще и секретарю Крымского обкома Коммунистической партии, с конца 1952-го – еще и председателю Крымского облисполкома, а с 1954 года, после передачи Крымской области из состава РСФСР в состав УССР – еще и уполномоченному по делам РПЦ при СМ СССР по Украинской ССР.

Вниманию читателей предлагается публикация отложившихся в фонде Р-2647 ГААРК (Государственного архива автономной республики Крым) машинописных отпусков этих отчетов (в извлечениях) и некоторых других составленных крымскими уполномоченными документов, содержащих информацию об архиепископе Луке. Все приводимые документы снабжены грифом «секретно» или «совершенно секретно». При ознакомлении с ними читателям необходимо помнить об их тенденциозности: они составлялись партийно-советскими чиновниками, которые, в соответствии с занимаемой в богоборческие времена должностью, обязаны были быть (или (часть текста отсутствует)

Архиепископ Лука в беседе со мной поставил вопрос о возможности сбора в одно место всех монашек быв. женских монастырей Крыма и местом такого сбора выдвинул быв. женский монастырь в Топлах Старо-Крымского района⁷, в данное время в нем находится Крымская опытная зональная станция.

Цель такого мероприятия Лука объясняет следующим: всего в Крыму имеется 230 монашек, разбросанных почти по всем городам и районам Крыма, являющихся приживалками церквей и молитвенных домов, только мешающих деятельности церквей, а поэтому он считает целесообразным собрать их всех в одно место (общежитие), где они бы занимались рукоделием и другими работами и вели монашеский образ жизни, и просил меня запросить Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по данному вопросу.

Хотя Лука выдвигаемое им это мероприятие в первой беседе и не называл открытием монастыря, но в последующей беседе спросил меня:

«Как, Вами еще не получен ответ из Совета относительно открытия монастыря в Топлах?»

Из этого следует, что цель постановки им данного вопроса – это открытие монастыря.

По получении из Совета ответа № 3352 от 19/ IX-46 г. на мое письмо по данному вопросу с предложением изучить возможность устройства быв. монашек в Топлах на работу и на жительство в Опытной зональной станции, я выехал в Топлы и на месте установил:

Верхние Топлы Курского с/с Старо-Крымского района (быв. женский монастырь) расположен на горе, в окружении лесов. В настоящее время в нем размещается Крымская опытная плодово-ягодная зональная станция и сельскохозяйственная школа садоводов на 150 человек.

Все быв. монастырские постройки и садово-огородные земли принадлежат Опытной зональной станции.

Часть зданий во время немецкой оккупации была полуразрушена и приведена в негодное состояние и в данное время Зональной станцией восстанавливается. Незанятых – свободных зданий нет, кроме того, бывш. монастырские склады приспособлены под жилье – общежитие учащихся сельскохозяйственной школы.

В беседе с директором Опытной зональной станции и другими работниками выяснилось, что из них никто и никому никаких обещаний не давал о выделении помещения для монашек, более того, директор заявляет, что они ощущают недостаток в помещениях для размещения рабочих и учащихся.

Поскольку монашки в своем большинстве имеют преклонный возраст, а основные работы в Опытной зональной станции – сельскохозяйственные, также и вопрос об устройстве их на работу в Топлах отпадает, и они здесь как рабочая сила не требуются.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[...] Архиепископ Лука в отчетном квартале посетил меня один раз, 16 октября, на следующий день после моего возвращения из отпуска. По вопросам: перемещения и назначения священников и диаконов, о вызове им священников из других епархий, желающих приехать в Крым, об открытии женского монастыря, о задержке вручения ему телеграммы из Министерства здравоохранения СССР с командированием на съезд хирургов.

В отношении назначения и перемещения священников и диаконов я ему ответил, что с моей стороны не будет возражений в регистрации как перемещаемых, так и вновь назначаемых священников, когда будет его приказ об этом и эти люди будут прописаны органами милиции по новому месту жительства, так же и в отношении прибываемых к нему священников из других епархий.

По вопросу открытия женского монастыря в Топлах я ему сказал, что собираюсь поехать в Топлы для ознакомления на месте с данным вопросом и результаты ему сообщу, и при посещении его 4/ XI на квартире я ему передал, что ввиду отсутствия свободных помещений в Топлах всякая возможность открытия монастыря или устройства там монашек на жительство отпадает.

В отношении задержки во вручении ему телеграммы о съезде хирургов – сообщу ниже.

В отчетном квартале я посетил архиепископа Луку 2 раза. Первый раз – 4 ноября, по возвращении из командировки в гор. Балаклава, в которой я пробыл 16 дней. Мне передали, что Лука лежит больной. Позвонил к нему на квартиру по телефону, узнал, что действительно Лука лежит больной, тогда я попросил узнать у него, сможет ли он меня принять и в какое время. Мне передали, что архиепископ просит передать мне, что я могу прийти в любое время и что он будет рад моему приходу.

В тот же день я его и посетил.

Он действительно лежал больной и жаловался на боли сердца, ожидал прихода врачей для консилиума. Моим посещением его он был очень рад и благодарил, что я его больного посетил. Пробыл у него около часа. Лука мне сообщил, что провел совещание благочинных, и какие разбирались вопросы на этом совещании⁸; затем сказал, что он дал настоятелям городских церквей указание совершить молебны в городских церквах в день празднования Великой Октябрьской Социалистической Революции 7 ноября и что он дал настоятелям конспекты проповедей.

Затем рассказал о своей работе как хирурга, о своем научном труде, за который ему присвоили звание лауреата Сталинской премии, а также рассказал о своих сыновьях и дочери, что сыновей у него трое⁹ и одна дочь, все они являются врачами, и старший сын профессор, и где они работают.

В конце беседы Лука сказал, что он заканчивает большую богословскую статью, которая будет называться «Дух, душа и тело»¹⁰, что это такой труд, какого нет в богословской науке, но сомневается, будет ли она напечатана, так как для журнала она велика, объем ее не менее 100 печатных страниц, а отдельной книгой вряд ли, говорит, разрешат, так как этот его труд явится большим материалом против антирелигиозников.

Второй раз я посетил Луку 2 декабря 1946 г. по поручению председателя Облисполкома тов. Кривошеина в день вручения ему диплома, золотого значка и удостоверения лауреата Сталинской премии.

Тов. Кривошеин сообщил мне, что получены из Москвы документы: диплом, удостоверение и золотой значок для вручения лауреату Сталинской премии профессору Войно-Ясенецкому, и просил меня узнать у архиепископа Луки, сможет ли он сегодня, 2/XII, прибыть в Облисполком для вручения ему этих документов.

Я решил никого к нему не посылать и по телефону не звонить, а пойти лично, во-первых, посетить его как больного, поскольку он еще никуда не выходил после болезни, и затем уже договориться, когда он сможет прибыть в Облисполком для получения документов.

Когда я к нему пришел, он уже не лежал, а сидел, приветствуя меня, встал, поблагодарил за посещение.

Поинтересовался его здоровьем, Лука сказал, что чувствует себя неплохо, тогда я ему сообщил, что получены председателем Облисполкома тов. Кривошеиным диплом, золотой значок и удостоверение для вручения ему, как лауреату Сталинской премии, и сможет ли он сегодня, 2/XII, примерно часа в 2 прибыть в Облисполком. На это он ответил: «Наконец-то выслали», что он посылал в Комитет по Сталинским премиям несколько телеграмм и стал уже сомневаться, будут ли вручены эти документы, и сказал, что прибыть в Облисполком сможет, но вот как быть с транспортом, пешком пойти не сможет, а машина его еще не на ходу.

В ответ на это я ему сообщил, что к 2 часам ему будет подана машина.

Возвратившись в Облисполком, я передал т. Кривошеину, что Лука к 2 часам сможет явиться в Облисполком, только нужно будет ему подать машину. Тут же тов. Кривошеин отдал распоряжение о подаче Луке машины.

В 2 часа дня 2/XII тов. Кривошеин в присутствии своих заместителей и других членов исполкома и представителя газеты «Красный Крым» вручил диплом, золотой значок и удостоверение лауреата Сталинской премии профессору Войно-Ясенецкому. Архиепископ Лука при этом был во всей своей архиерейской форме.

Во время вручения диплома лауреата Сталинской премии Лука благодарил Советское правительство, удостоившее его такой высокой чести быть лауреатом Сталинской премии, и обещал по силе возможности работать по линии медицины, здесь же заявил и о том, что он сможет прочитать цикл лекций для врачей-хирургов Крыма.

О вручении диплома лауреата Сталинской премии Войно-Ясенецкому было опубликовано в областной газете «Красный Крым».

О вызове Луки на съезд хирургов и др. вопросы.

Выше я упоминал, что архиепископ Лука при посещении меня 16/Х-46 г., наряду с вопросами церковными, поставил передо мною и вопрос вызова его на съезд хирургов, состоявшийся 1 октября 1946 г. Дело обстояло так:

Во время беседы Лука мне рассказал, что 1/X состоялся 25-й Всесоюзный съезд хирургов, и что на этот съезд он имел приглашение, когда еще ехал в Крым, от заместителя министра здравоохранения СССР профессора Приорова. Примерно недели за 2 до съезда он получил частное письмо от профессора Приорова, в котором последний сообщал, чтобы он готовился к приезду, что официальное приглашение будет выслано. Он готовился до последнего дня, даже были куплены билеты на самолет, и далее рассказал, что Облздравотдел о командировании его на съезд получил телеграмму из Министерства здравоохранения 27 сентября, а ему ее вручили только 2 октября, поэтому на съезд поехать он не мог, было уже поздно, и просил меня поговорить, с кем нужно, и выяснить, не было ли здесь умышленного задержания во вручении ему телеграммы, и после ухода прислал мне эту телеграмму, которая имела следующее содержание:

«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ

Молния. Симферополь. Облздравотдел.

Командируйте профессора Войно-Ясенецкого на съезд хирургов в Москве 1 октября.

Заместитель министра здравоохранения Приоров».

Телеграмма Облздравотделу была вручена 27/IX, на левой стороне в верхнем углу ее резолюция: «Тов. Белокуренко

Направьте телеграмму Войно-Ясенецкому 28/IX Подпись (Басюл)».

К телеграмме приложено отношение со штампом, на котором дата от 28/IX-46 г., следующего содержания:

«Профессору Войно-Ясенецкому

Госпитальная, 1

Направляю Вам телеграмму

Н-ник лечебного сектора Белокуренко».

И эта телеграмма вместе с отношением была вручена Войно-Ясенецкому только 2/Х-46 г.

С этой телеграммой я обратился к председателю Облисполкома тов. Кривошеину, доложил ему, что был у меня архиепископ Лука и что он подозревает умышленное задержание о вручении ему телеграммы через 5 дней после ее получения.

Тов. Кривошеин вызвал зав. приемной и предложил последнему непременно проверить, почему не была своевременно вручена телеграмма.

Проверкой было установлено, что телеграмма на второй день получения, т.е. 28/IX-46 г., попала к нач-ку административно-хозяйственного сектора тов. Басюл, последний передал ее со своей резолюцией н-ку лечебного сектора Белокуренко, а Белокуренко передал своему секретарю Коваленко, а последняя с отношением, подписанным Белокуренко, того же 28/IX передала курьеру для вручения профессору Войно-Ясенецкому, а курьер заболела, таким образом, телеграмма вместе с отношением пролежала в столе секретаря Коваленко, пока не выздоровела курьер, т.е. до 2/Х, которая после выздоровления и вручила ее Войно-Ясенецкому.

Тов. Кривошеиным было дано распоряжение наложить на виновных взыскание.

25 октября 1946 г. последовал по Областному отделу здравоохранения Крыма приказ за № 670 такого содержания:

«В результате расследования выявлено, что работники аппарата Облздравотдела: нач-к административно-хозяйственного сектора тов. Басюл, секретарь лечебного сектора Коваленко и нач-к лечебного сектора Белокуренко допустили канцелярско-бюрократическое отношение в доставке правительственной телеграммы Войно-Ясенецкому, вызванному на съезд хирургов к 1/Х-4 6 г.

Телеграмма получена Облздравотделом

28/IX-1946 г., а доставлена 2/Х-46 г., благодаря чему профессор Войно-Ясенецкий не мог выехать на съезд.

Приказываю

Секретарю лечебного сектора тов. Коваленко – объявить выговор.

Начальнику адм.-хоз. сектора тов. Басюл и нач-ку лечебного сектора тов. Белокуренко поставить на вид за слабый контроль.

Подпись зам. зав. Облздравотделом

(Сысоев)».

Однажды при встрече с тов. Сысоевым я сказал последнему:

«Как-то нехорошо получилось с вручением телеграммы Войно-Ясенецкому».

Тот мне ответил:

«Ничего в этом плохого нет, если профессор Приоров хотел его вызвать на съезд, то выслал бы ему приглашение лично, а не через Облздравотдел».

Далее о следующем случае считаю необходимым информировать Совет.

Лука обратился с письмом к председателю Облисполкома тов. Кривошеину такого содержания:

«Многоуважаемый Дмитрий Александрович!

Мой хороший знакомый, отличный музыкант Николай Иванович Ливанов, чтобы ознаменовать получение мною лауреатского диплома, пригласил троих своих товарищей по филармонии и устроил в моей квартире прекрасный струнный квартет, доставивший мне большое удовольствие.

Последствием этого квартета было увольнение Ливанова из филармонии, строгий выговор инспектору филармонии и крупнейшие неприятности в комсомоле для одного из участников квартета – комсомольца.

В вину было поставлено общение с архиереем, – но двое из участников квартета (комсомолец и еврей) хотели почтить не архиерея, а лауреата Сталинской премии.

Что же, – я, значит, поставлен в положение зачумленного, с которым запрещается общение?

И разве комсомолец и еврей не могут иметь общение и с архиереем?

Не перестраховщики ли это, затеявшие расправу за квартет?

Не сомневаюсь, что Ваш взгляд на это дело будет иным.

С совершенным почтением и уважением 13/XII-46 г. Архиепископ (Лука)».

Тов. Кривошеин дал распоряжение нач-ку Обл. отдела по делам искусств тов. Молоденкову проверить причину увольнения Ливанова и ему сообщить.

16/XII тов. Молоденков сообщает тов. Кривошеину:

«Артист оркестра Крымгосфилармонии Ливанов Н.И. уволен за совершенные им прогулы 7/XII-46 г. и ранее.

Не согласовывая с руководством филармонии вопроса о работе по совместительству, Ливанов нарушил закон о совместительстве, без ведома филармонии работал в церковной организации.

Более того, имея это совместительство, Ливанов уходил с работы, заявляя об этом только инспектору оркестра, который административными правами не располагает и который Ливановым вводился в заблуждение.

Считаю увольнение Ливанова правильным. Подпись (Молоденков)».

К этому отношению приложены: копия рапорта директора оркестра на имя директора Крымгосфилармонии от 9/XII-46 г.; копия объяснения инспектора от 9/XII-46 г.; выписки из приказа по Крымгосфилармонии от 10/XII–46 г. об увольнении Ливанова и выговора инспектору.

Весь этот материал тов. Кривошеиным был направлен мне с резолюцией: «Прошу при случае сказать архиепископу».

Ливанов по профессии артист симфонических оркестров и играет в них с 1927 г. Характерно то, что архиепископ Лука через несколько дней после увольнения Ливанова из оркестра посвятил его в диакона, а затем, через 8 дней, посвятил в священники и назначил его вторым священником в Николаевскую церковь гор. Бахчисарая, где настоятелем является 82-летний старик.

В беседе со мной во время его регистрации как священника Ливанов сказал – его уволили за то, что он, имея хороший голос, иногда пел в архиерейском хоре, и петь ему приходилось только потому, что получаемой зарплаты в оркестре на жизнь не хватало, а когда его уволили из оркестра, ему ничего не оставалось делать как пойти на церковную службу. [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

В своих информационных докладах, а затем будучи в Москве, как в беседе с Вами, так и на заседании Совета, я информировал, что архиепископ Лука читает лекции и делает доклады по вопросам медицины в своей архиерейской одежде.

По приезде из Москвы 24 апреля с/г мне стало известно, что Обкомом партии дано указание не допускать чтения докладов и лекций по вопросам медицины архиепископом Лукой в духовной одежде.

В тот же день, 24/IV-47 г., будучи у секретаря Обкома по пропаганде тов. Чурсина, последнего интересовало, каково мнение Совета и лично Ваше, что Лука делает доклады о медицине в духовной одежде. Затем тов. Чурсин сказал, что Обком партии считает такое явление недопустимым, хотя он и лауреат Сталинской премии, и дал указание не допускать чтения лекций и докладов Лукой в своей духовной одежде (в рясе) и, если последний желает их делать, то пусть делает в гражданской.

Далее тов. Чурсин высказал пожелание, чтобы при случае в беседе с Лукой я поговорил с ним на эту тему и посоветовал ему делать доклады по вопросам медицины в гражданской одежде.

На это я ответил, что мне с Лукой вести беседы на эту тему не совсем-то удобно, но сказал, что на сей счет запрошу мнение Совета.

Лука со мной на эту тему пока не говорил и, видимо, об этом еще не знает.

Сообщая об изложенном, прошу Ваших указаний.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[... ] Архиепископ Лука в отчетном квартале посетил меня 2 раза, 30 апреля и 9 июня 1947 года, оба раза по своей личной инициативе, без приглашения.

Первый раз, 30 апреля, при посещении Лука поблагодарил меня за посланную ему поздравительную телеграмму в связи с его 70-летием.

Затем сказал, что им была получена поздравительная телеграмма от тов. Карпова, чем он был очень доволен, и сказал: «Откуда только мог знать Георгий Григорьевич о его юбилее, наверное, Вы, Яков Иванович, сообщили ему об этом».

Далее Лука рассказал, что он, будучи в гор. Керчи, подробно ознакомился с состоянием Иоанно- Предтеченской церкви, что это здание является одним из самых древних христианских памятников, которое находится в ведении Комитета по делам архитектуры, со стороны последнего никаких мер к его охране и сохранению не предпринимается, и, чтобы его сохранить как древний христианский памятник, он считает целесообразным передать его в пользование верующих для богослужебных целей, что по данному вопросу он писал в Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР и в Комитет по делам архитектуры, но на свои письма никаких ответов не получил.

На это я ему ответил, что его заявление Советом получено и находится на рассмотрении. Результаты последнего ему будут сообщены.

Тогда Лука высказал следующее:

«Мне стало известно, что здесь, в Крыму, в Ливадии отдыхает Вячеслав Михайлович Молотов¹¹, и вот желал бы в отношении передачи верующим Иоанно-Предтеченской церкви в гор. Керчи поговорить с тов. Молотовым, и нельзя ли поговорить, с кем нужно, чтобы тов. Молотов смог его принять».

Привел пример из прошлого, что в дореволюционное время приезжавшие в Ливадию цари обязательно принимали местного правящего архиерея, но тут же оговорился, что это сравнение неудачное, но что он очень желал бы быть принятым тов. Молотовым.

На это я ему ответил: «Да, конечно, сравнение, приведенное Вами, не совсем-то удачное. Раньше церковь не была отделена от государства, и, по сути дела, царь являлся главой церкви, поэтому, возможно, он и принимал местного архиерея».

Далее я сказал, что мне ничего не известно о пребывании здесь, в Крыму, тов. Молотова, да его здесь и нет, а если бы он и был, то он бы приехал отдыхать после большой и трудной государственной работы, а поэтому есть ли смысл его беспокоить только тем, чтобы просить передать в пользование верующих Иоанно-Предтеченскую церковь.

В заключение он рассказал о своей медицинской деятельности, что 24 апреля с/г, накануне своей поездки в гор. Керчь, он сделал большой полуторачасовой доклад по вопросам хирургии в Доме офицеров для военных врачей, на котором присутствовало до 150 врачей, а всего им было сделано уже 5 больших полутора-двухчасовых докладов, что на днях приступает к чтению целого цикла лекций по гнойной хирургии для врачей гор. Симферополя, что он уже официально является консультантом госпиталя инвалидов Отечественной войны, где не только консультирует, но и проводит операции.

В отношении Иоанно-Предтеченской церкви, после получения письма Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР № 21 от 14/VI-47 г., с приложением копии письма Комитета по делам архитектуры при Совете Министров СССР за № 11/169 от 12/VI-47 г. – «О невозможности передачи церкви Иоанна Предтечи в гор. Керчи общине верующих».

При встрече с Лукой 19/VI с/г во время совместной поездки с ним в гор. Алушту (о чем скажу ниже) я ему сообщил, что Ученый Совет архитектуры не находит возможным передать данную церковь в пользование общины верующих.

Лука мне на это ответил: «Понятно, я и не имел никакой надежды на получение ее для верующих».

Второй раз Лука посетил меня 9 июня с/г с тем, чтобы я разрешил ему организовать подготовку псаломщиков, объясняя это следующим – более половины церквей и молитвенных домов псаломщиков не имеют, а из имеющихся большинство – бывшие монашки и преклонного возраста, которые постепенно будут выбывать из состава псаломщиков, а без таковых, по каноническим правилам, одним священником не могут проводиться богослужения. Подготовку псаломщиков он предполагает таким образом: при кафедральном соборе имеется одна чтица, которая хорошо знает церковный устав, и вот последняя будет группами по две-три женщины, из желающих быть псаломщиками, учить пению, читать по-славянски и изучать церковный устав, а практику они будут проходить на клиросе.

На это я ему окончательного ответа не дал, сказал, что ответ дам дня через два-три. После этого я связался по телефону с тов. Карповым, сообщил ему о просьбе Луки, и тов. Карпов тут же мне ответил: «Не препятствуйте Луке в подготовке им псаломщиков», после чего я по телефону сообщил Луке, что с моей стороны никаких возражений в подготовке им псаломщиков не имеется.

Когда Лука был у меня 9 июня с/г, я ему сообщил, что ко мне поступило ходатайство от верующих села Почтовое Бахчисарайского района об открытии молитвенного дома и что последними для этой цели куплен дом, и спросил его, поддерживает ли он это ходатайство. Лука ответил, что должен посмотреть это здание и после этого скажет – будет ли он поддерживать ходатайство или нет, и пригласил меня поехать с ним в село Почтовое.

О результатах поездки в село Почтовое мною сообщено выше¹².

И еще одна совместная моя поездка с Лукой была в гор. Алушту, при следующих обстоятельствах:

13 июня с/г ко мне поступила жалоба от настоятеля Феодоро-Стратилатовской церкви гор. Алушта протоиерея Калягина о том, что Алуштинский Горсовет вынес постановление об установке водопроводного крана для общего пользования на стене храма у северных дверей.

В это время у меня на приеме был секретарь архиепископа протоиерей Милославов, и я сказал, что придется выехать на место проверить, в чем там дело.

18 июня с/г протоиерей Милославов позвонил мне по телефону и сообщил, что архиепископ Лука прилетел из Москвы и завтра, 19/VI, собирается ехать в Алушту по жалобе Калягина (об этом ему сказал Милославов), то он приглашает меня выехать вместе с ним в его машине. Я согласился, и на следующий день, 19/VI с/г, он заехал за мной.

Результаты проверки жалобы Калягина сообщу ниже¹³, а сейчас считаю необходимым информировать Совет о той беседе, которая у нас была с Лукой в автомашине при поездке в Алушту.

Вначале он рассказал о полете в Москву (туда и обратно летел на самолете), как был встречен на вокзале, затем в гостинице «Москва», в институте профессорами (в каком точно, я не запомнил) , летал в Москву, как говорит, специально к специалистам в связи с болезнью глаз.

Затем рассказал, как был принят в Патриархии и самим Патриархом¹⁴, что был на приеме у члена Совета тов. Уткина, а с тов. Карповым беседовал в Патриархии, обо всех этих встречах, приемах и беседах отзывался очень хорошо. Из всей этой его беседы чувствовалось, что он хотел подчеркнуть, что вот, мол, в Москве с ним считаются как с крупной величиной, не только как с архиереем, но и с ученым.

Тут же сразу спрашивает меня: «Вы ничего не знаете о проводимой против меня обструкции профессорами мединститута?»

Я сказал, что ничего не знаю. Тогда Лука рассказал следующее.

Когда ему в Облисполкоме вручали знаки лауреата Сталинской премии, во время беседы председатель Облисполкома тов. Кривошеин просил его помочь местным врачам и прочитать ряд лекций по гнойной хирургии (хотя он здесь и приврал, так как я в это время присутствовал, и тов. Кривошеин его не просил, а он сам предложил об этом, чтобы передать врачам свои знания), что после этого его посетил зав. Облздравотделом доктор Стефановский, и они договорились о его докладах и лекциях.

Организацию этого дела якобы доктор Стефановский поручил профессору-хирургу мединститута Потапову, а последний – коммунист и секретарь парторганизации мединститута, и такое поручение, по словам Луки, ему пришлось не по душе, и вместе с женою, тоже врачом-хирургом, стали восстанавливать против него, Луки, всю профессуру, если вначале его приглашали для чтения лекций и докладов, то последнее время ему стали устраивать обструкции, и приводит это на таком примере. Когда читал лекцию последний раз, 29 мая с/г, для симферопольских врачей в 3-й поликлинике, то в перерыв, который был сделан во время его лекции, профессора мединститута демонстративно покинули зал.

После этого он должен был прочитать еще ряд лекций, но тогда же он почувствовал, что продолжений больше не будет, к тому же ему сообщили (кто, не сказал), что на следующий день после лекции звонили в 3-ю поликлинику из Обкома партии и спрашивали, действительно ли он читал лекцию, был ли он в рясе и был ли у него на груди крест. Затем якобы после этого некоторые врачи спрашивали профессора Потапова, будет ли продолжение лекций профессором Войно-Ясенецким, и профессор Потапов будто бы ответил: «Не будет, а если и будет, только тогда, когда он снимет свою рясу и не будет носить креста». И тут же Лука сказал: «Что им далась моя ряса, не все ли равно, как я одет и что на мне, я же не читаю врачам лекции по богословским наукам, а только по вопросам хирургии», и говорит, что все это сводится к тому: «Я стал пользоваться авторитетом не только среди населения, но и среди врачебного персонала. Главным образом, своим личным обаянием, а таковое не всякому дано, а кроме того, я читаю лекции, доклады, даю советы и делаю операции совершенно безвозмездно», и привел такой пример: «Ему стало известно, что отдельные граждане-евреи хотели бы обратиться к нему за советом, как к профессору-хирургу, но не решаются, считают неудобным еврею обратиться к православному архиерею, тогда он написал письмо местному раввину, в котором писал, что он принимает всех, кто нуждается в его совете или помощи, независимо от национальности и вероисповедания, и никакой платы за это не берет».

После этого к нему стали обращаться и евреи, и все это не по душе профессорам, к тому же, когда он приходил куда-либо по приглашению читать лекцию или делать доклад, народ, находящийся в зале, его приветствовал вставанием, приходилось, конечно, вставать и профессорам, а это затрагивало их самолюбие, а по всему этому они и стали вести разговоры о снятии им рясы, что знания его устарели и т. д.

Из всего этого Лука для себя делает такой вывод, что с ним повторяется то самое, что было раньше (как он назвал, предчувствие), перед его высылками и арестами, и сказал, что ему после всего этого оставаться в Крыму нельзя, нужно уезжать, и что никаких докладов и лекций, хотя бы его и просили, он делать больше не будет, что обо всем этом он написал Патриарху, хотя перед ним не ставит вопроса о переводе его из Крыма в другую епархию, но, говорит, – Патриарх должен догадаться. [...]

Архиепископ Лука 31 марта с/г обратился с жалобой в городской финансовый отдел гор. Симферополя, в копии мне, о неправильном обложении его подоходным налогом на 1947 год такого содержания: [...]

Далее Лука в своей жалобе пишет:

«Кустарничеством не занимаюсь, а являюсь управляющим Крымской епархией, и за исполнение этих обязанностей получаю твердый месячный оклад, который в прошлом году выражался в сумме 3.000 руб., а начиная с 1947 г. в силу напряженного финансового состояния епархии этот оклад снижен до 2.000 руб., никаких других источников дохода не имею и иметь не должен.

Кроме того, как профессор-хирург, занимаюсь врачебной деятельностью, но эта деятельность никакими денежными компенсациями в 1946 г. не возмещалась. Прием больных мною производится бесплатно, и на таких же условиях осуществляю консультационно-практическую врачебную работу.

Райфо при обложении на 1947 г. подошло ко мне как к кустарю-ремесленнику, у которого возможны любые изменения в доходах, но я получаю только твердый месячный оклад зарплаты, и этот оклад с 1 января 1947 года определяется в сумме 2.000 руб., следовательно, исчисляя мне авансовые платежи из расчета месячного дохода в сумме 3.000 руб., Райфо сознательно ущемляет мои денежные интересы, заранее предрешая вопрос переплаты подоходного налога.

Далее он пишет в жалобе: «Строго говоря, мне нечего декларировать, так как, кроме твердого оклада месячной зарплаты, никакими другими доходами, подлежащими обложению, не пользуюсь.

Правда, у меня есть личные сбережения, но они получены благодаря тридцатилетней научной работе, и что Райфо на эти сбережения не имеет никаких прав». [...]

Затем к жалобе Лука дописал следующее: «Такое столь ненормальное обложение меня подоходным налогом считаю особенно обидным для себя, поскольку, руководствуясь альтруистическими целями, из полученной мною Сталинской премии за научные труды в сумме 200.000 руб. я пожертвовал в пользу сирот воинов Отечественной войны 130.000 руб.».

Получив копию данной жалобы Луки, я позвонил заведующему городским Финансовым отделом и просил его срочно проверить жалобу по существу и результаты мне сообщить. В тот же день Горфо были затребованы все материалы по обложению подоходным налогом Луки из Райфо, проверены – решение Райфо было пересмотрено и отменено. [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[...] 1) Архиепископ Лука посетил меня 22 апреля с/г, после того, как был принят председателем Облисполкома тов. Кривошеиным в общий его приемный день, в приемной по жалобам.

Во время нахождения Луки у тов. Кривошеина последним был приглашен и я для дачи некоторых разъяснений.

Лука просил тов. Кривошеина об оставлении зданий, занимаемых молитвенными домами, в Симферополе Владимирского молитвенного дома, быв. клуба, и в селе Азовское Азовского района, бывшее помещение райконторы связи, об изъятии которых у приходских общин поставлен вопрос в Симферополе населением, в селе Азовское – решением суда.

Луке было разъяснено, что здания эти измываются у общин на законном основании и последним предоставляется право подыскать себе другие помещения на условиях аренды.

В заключение беседы Лука сказал тов. Кривошеину, что, поскольку здесь, на месте, ничего сделать нельзя, он будет писать Патриарху, чтобы последний вошел с ходатайством в Правительство об изменении закона.

После этого Лука зашел ко мне, тоже стал говорить об этих зданиях, я ему еще раз разъяснил, что ничего сделать нельзя, так как постановка вопроса об изъятии их у приходских общин вполне законна и основательна, последним дается право подыскать себе для молитвенных целей другие помещения.

Затем Лука мне заявил, что в одном из населенных пунктов Бахчисарайского района проживает иеромонах Ипполит (Верютин), бывший иосифлянин¹⁵, не признающий ни его, как архиепископа, ни Патриарха, который ходит по деревням и совершает различного рода требы, просил меня принять меры, запрещающие ему совершать требы.

Дня через три-четыре иеромонах Ипполит Верютин мною был вызван.

Старик лет 80, проживающий в семье одного колхозника в Бахчисарайском районе. В период немецкой оккупации был священником в селе Базарчик – теперь село Почтовое Бахчисарайского р-на.

Верютин отрицал совершение им каких-либо треб.

Все же он мною был предупрежден: как не имеющий соответствующих регистрационных документов, не может совершать никаких треб и обрядов. После этого каких-либо сообщений о том, чтобы он совершал требы, не поступало.

После беседы архиепископа Луки с председателем Облисполкома тов. Кривошеиным, через несколько дней ко мне обратился его секретарь протоиерей Милославов с просьбой дать справку, какие молитвенные дома находятся под угрозой закрытия, как бывшие клубы, школы и т. д.

На мой вопрос, для чего нужна эта справка, Милославов ответил: «Владыка» намерен об этом писать Патриарху и в Совет. На это я дал Милославову такое разъяснение: «В каких зданиях находятся молитвенные дома, вам известно, поэтому никакой моей справки для этого не требуется».

Вторичная встреча с Лукой в отчетном квартале была 30 мая с/г, в день его юбилея – 25-летнего служения в архиерейском сане. Подготовку к проведению празднования этого дня симферопольское духовенство и сам Лука начали примерно недели за две.

Ожидали приезда на эти торжества нескольких епископов – Курского, Ростовского, Одесского и Днепропетровского, но никто из них не приехал, а о приезде их духовенством и Лукой было объявлено по всей Крымской епархии.

28 мая с/г Лука через своего секретаря протоиерея Милославова прислал мне письмо с приглашением: «Почтить своим присутствием в воскресенье, 30 мая, богослужение в соборе и обед после него во время празднования 25-летнего его юбилея архиерейского служения», на что мною было дано согласие.

29 мая вечером послал ему поздравительную телеграмму.

30 мая с/г в 11 час. утра, когда я пришел в собор, служба уже шла, и последний был переполнен. Меня, видимо, поджидали, так как при входе в храм был встречен одним из членов церковного совета и приглашен пройти за конторку.

Во время этой торжественной службы было в соборе и около него до 1500 чел., вначале служило 12 священников, а к концу их собралось 28 человек.

Во время службы, примерно в 1 час дня, Лука, узнав, что я нахожусь в соборе, прислал ко мне священника – регента Афанасьева с просьбой, чтобы по окончании службы поехал с ним в его машине на обед, устраиваемый в честь его юбилея, я дал согласие.

Служба продолжалась до 3-х час. дня. Лука во время службы сказал проповедь на тему «Наука и религия»¹⁶, в которой доказывал, что наука и религия могут существовать вместе, что наука не отрицает религию, а религия – науку.

В проповеди он приводил имена великих ученых, о которых говорил, что они были глубоко религиозными людьми, верующими в Бога и в духовный мир, как-то: древнегреческого философа Платона, Коперника, Пастера, великого ученого нашего времени физиолога Павлова и др., что он знает в настоящее время многих ученых-академиков и профессоров – глубоко религиозных, верующих в Бога и духовный мир. Далее говорил, что они (материалисты), не верующие в Бога, знают только материальный мир, материальную природу, не знают и не хотят знать, что, кроме материального мира, есть еще духовный мир, который только они, верующие в Бога, его познают, что сердце – не только главный орган кровообращения в организме человека, но он является и органом, познающим духовный мир, и т.д. в таком духе.

Вся его проповедь была насыщена идеалистической философией, направленной против материалистов, не признающих Бога и духовного мира.

По окончании службы, поздравлений Луки и всяких ему подношений духовенством, церковнослужащими и мирянами духовенство отправилось на обед на квартиру одной из прихожанок. Всего на обеде присутствовало до 60 человек.

По выходе из храма я был приглашен сесть в машину Луки вместе с ним. Заехали к нему домой, где он переоделся, после чего отправились на обед.

За столом все были посажены согласно ранее составленного списка. Во главе стола посадили Луку, справа от него – меня, слева – архимандрита Тихона, затем митрофорные протоиереи, протоиереи, священники, дьяконы, псаломщики, церковные старосты и т. д.

Перед тем как приступить к еде, духовенством была пропета молитва и после благословения Лукой стола приступили к обеду.

Начались поднимания тостов с провозглашением многолетия духовенством, Лукой.

Несколько слов было сказано и мною с пожеланием здоровья юбиляру и долгих лет жизни.

Лукой – по моему адресу, как представителю государства, почтившего своим присутствием его скромные торжества.

Священник Ливанов говорил несколько раз, то от имени верующих его родины гор. Красноярска (где Лука был когда-то в ссылке), то от имени молодого духовенства, поставленных Лукой, и как его учеников.

Милославов – от имени всего крымского духовенства.

Протоиерей Голубятников в своем слове сказал, что «Владыку» знает 25 лет, вместе с ним когда-то страдал, что «Владыка» в то время был тверд, силен духом, был хорошим наставником и большим ученым.

Лука на слова Голубятникова заметил, что тогда, по замечанию одного архиерея, он считался сибирским златоустом.

Протоиерей Крашановский в своем слове просил Луку дать согласие отпечатать все свои проповеди, по примеру митрополита Николая, что они явились бы большой помощью для духовенства и верующим в деле распространения «слова Божия» и т.д.

Лука на это сказал: «Сие от меня не зависит, он бы давно их отпечатал и об этом он много думал, но на их отпечатание не дают согласия».

Когда священники стали говорить, что «проповеди митрополита Николая отпечатаны, почему же Ваши нельзя», Лука на это им ответил: «Потому, что в моих проповедях проповедуется идеализм, идеалистическая философия, а поэтому и не хотят, чтобы мои проповеди читались и имели распространение».

Тут же он мне сказал, написал большой богословский труд «О духе, душе и теле», и в Патриархии согласны были его отпечатать, но тов. Карпов на это не дал согласия, так этот труд и не увидел света¹⁷.

Далее подчеркнул, что в его проповедях ничего нет контрреволюционного, но, поскольку они насыщены идеализмом, поэтому, видимо, и не дают согласия на их отпечатание.

В конце обеда по его распоряжению протоиереем Милославовым были прочитаны поздравительные телеграммы от Патриарха Алексия, от митрополита Николая, от грузинского Патриарха Калистрата, от Одесского архиепископа Фотия и еще от 3–4 архиепископов, затем от профессора Филатова и моя.

О том, что мало получено телеграмм от епископов, Лука объяснил тем, что многие из них не знают точной даты его хиротонии, так как в опубликованной его автобиографии в журнале «Московская Патриархия» сказано, что хиротония состоялась в мае 1923 г., но не сказано, какого числа. Об этом нет и в других документах¹⁸.

И тут же рассказал, что его хиротония во епископа совершалась тайно, в одном небольшом городке Средней Азии, в 80 км от Самарканда, в маленькой церкви двумя епископами при закрытых дверях, что при хиротонии, кроме епископов, присутствовали два священника, дьякон и его старший сын, больше никого.

На вопрос, почему хиротония была тайной, Лука ответил: «Тогда иначе нельзя было».

Обед продолжался около двух часов и закончился в 6 часов вечера. [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

12-го октября с/г, по получении из Совета выписки из протокола № 33 заседания Совета от 25 сентября с/г по вопросу освобождения церковного здания на территории Крымской зональной плодовоягодной опытной станции в поселке Мичурино и слияния прихода этой церкви с приходом церкви села Грушевка Старо-Крымского района, я звонил архиепископу Луке по телефону, после приветствия попросил его приехать ко мне, сказав ему, что у меня имеются ряд вопросов, которые необходимо разрешить с ним лично.

Лука заявил, что приехать он не может вследствие того, что он очень занят, ждет к себе профессора, затем готовится к празднику Покрова, составляет проповеди, принимает доклады настоятелей церквей и делегации и вряд ли он сможет подъехать, а если и сможет, то не ранее как через неделю.

Выслушав его, я дословно сказал следующее: «Все же я Вас, Валентин Феликсович, прошу приехать ко мне», он ответил: «Хорошо», на этом наш телефонный разговор с ним был окончен, но в этот день он не приехал.

15 октября с/г утром позвонил мне его секретарь священник Милославов, спросил, буду ли я у себя, так как «Владыка» собирается ко мне. Я ответил, что буду его ждать.

Через некоторое время Лука вместе с Милославовым явились ко мне в кабинет.

Следует отметить, что ранее Лука, являясь ко мне, своего секретаря Милославова оставлял в первом кабинете у моего секретаря.

В данном же случае, вопреки прошлых посещений, зашел ко мне в кабинет со своим секретарем Милославовым.

После взаимного приветствия и рукопожатия я пригласил их сесть.

Вначале, поговорив с ним о малозначащих вопросах, как прошел церковный праздник Покрова, много ли было народу в Покровской церкви гор. Симферополя, где служил сам архиепископ Лука, затем я сообщил Луке, что имеется решение Совета по делам Русской Православной Церкви о слиянии прихода церкви пос. Мичурино с приходом церкви в селе Грушевка Старо-Крымского района и освобождении церковного здания, так как она находится на территории научно-исследовательского учреждения, которое является на положении запретной зоны, и сказал ему: «Прошу Вас, Валентин Феликсович, дать по своей линии указание о слиянии приходов, освобождении церковного здания в пос. Мичурино и передаче церковного имущества из последней в Грушевскую церковь».

На это Лука мне заявил, возмущаясь: «С каких же это пор там стала запретная зона, почему ее до сих пор не было, что же, начинаете закрывать церкви, ну что же, закрывайте, а я закрывать не буду и никаких указаний об этом давать не стану».

Тут же потребовал у меня дать ему копию решения Совета и написать ему об этом официально.

На это я ему ответил, что территория поселка Мичурино являлась и является запретной зоной вследствие того, что там находится научно-исследовательское учреждение.

В отношении же дачи Вам копии решения Совета и сообщить Вам официально о решении Совета нет надобности, да это Вам и не нужно, разве недостаточно того, что я, как официальное лицо, представитель государства, сообщаю Вам об этом.

Лука ответил: «Да, недостаточно, мне эти документы нужны с той целью, чтобы оправдаться перед Патриархом и, главным образом, перед народом верующим, что церкви закрываю не я лично, а Совет и его уполномоченный».

На мое замечание, что церкви не закрывались и не закрываются, а с церковью в пос. Мичурино особое положение, которое я Вам и разъяснил.

Лука на это заявил: «Как не закрывались, а Владимирскую церковь в Симферополе закрыли».

На это я ему ответил, что и Владимирская церковь не закрывалась, а предложено было приходской общине освободить помещение, как бывший клуб, а вместо его рекомендовано найти себе другое помещение.

Лука с возмущением заявил: «Приходская община Владимирской церкви находила для покупки три дома, была уже договоренность в цене и прочее, и владельцы домов с радостью их продавали, но затем, когда им приносили деньги, они со смущением заявляли, что передумали продавать, и продавать не будут. Такое положение было трижды. Не иначе, как их куда-то вызывали и запретили им продавать дома для церкви».

На мое замечание, что об этом я ничего не знаю и мне не известно, Лука ответил: «Я не сомневаюсь, что это все проделывается помимо Вас, но я твердо уверен, что это так происходило, но у меня нет подтверждающих фактов, а если бы были таковые, то я бы о них сообщил Патриарху».

Далее он заявил, что: «Все это зависит от уполномоченного, есть уполномоченные хорошие и плохие, там, где уполномоченный относится благожелательно к церкви и верующим, там церкви не закрываются, а вновь открываются».

На это я ему заметил, что нет уполномоченных ни плохих, ни хороших, задача их всех одна – следить за тем, чтобы не нарушались советские законы в отношении церкви как представителями советских органов, так и представителями церкви, и проводить в жизнь указания Совета.

После этого Лука сказал: «Я не хочу того, чтобы среди верующих шли разговоры как о моем предшественнике епископе Иоасафе, который много позакрывал церквей».

И в заключение заявил категорически, что он никаких указаний в отношении церкви в пос. Мичурино давать не будет.

Далее Лука рассказал об отсутствии дисциплины и о распущенности среди духовенства, что если он к некоторым из них принимает крутые меры, то за это прослыл как жестокий деспотический архиерей. Затем привел случай со священником Кудрявцевым, которого он назначил настоятелем Евпаторийского собора вместо Ливанова, и когда Кудрявцев приехал в Евпаторию, то сторонницы и поклонницы Ливанова не только не допустили к совершению службы, но даже не пустили в храм, и последнему пришлось уехать из Евпатории.

Лука это называет церковным бунтом среди верующих и сказал: «Раньше в таких случаях о ликвидации церковного бунта можно было обратиться за содействием к полиции, а сейчас не к кому обратиться в таких случаях, а сторонницы Ливанова заявили Кудрявцеву, если приедет и архиепископ, то они и его не пустят в храм, пока он им не вернет Ливанова», и добавил: «В таких условиях мне очень трудно управлять епархией, а помощи никто не оказывает».

В заключение беседы, перед уходом, неожиданно для меня архиепископ Лука в присутствии своего секретаря священника Милославова заявил мне следующее: «Если Вы, Яков Иванович, будете со мной разговаривать начальственным тоном, то я вообще с Вами разговаривать не буду и являться к Вам также не буду. Я намного старше Вас, в сане архиерея состою 25 лет, являюсь большим ученым, лауреатом Сталинской премии, пользуюсь большим заслуженным уважением не только как ученый, но и как архиерей, а в среде их являюсь первым не только в Советском Союзе, но и за границей, и разговора с собою в начальственно-повышенном тоне не потерплю ни от кого и требую к себе уважения».

Этим неожиданным заявлением Луки я был крайне удивлен и спросил его, в чем же был мой начальственный тон, и когда это имело место. Лука ответил, что это было во время последнего разговора по телефону 12 октября.

Оказывается, ему не понравилась моя последняя фраза, после его объяснений о занятости и невозможности ко мне приехать, когда я сказал: «Все же я Вас, Валентин Феликсович, прошу приехать ко мне».

В этой фразе он усмотрел мой начальственный тон, хотя эта фраза мною была сказана вежливо, но твердо, когда я понял из его объяснений, что он ко мне явиться не желает.

Далее я ему ответил: «Вас, как большого ученого, уважают, уважаю и я, и никакого начальственного тона в беседах с Вами у меня не было и нет». Кроме того, заметил ему: «Вы не только ученый и лауреат Сталинской премии, Вы и архиепископ – управляющий епархией, а поэтому Вам, как управляющему епархией, является необходимым посещать меня и разрешать вопросы, связанные со мною, как уполномоченным. Если встретится необходимость и у меня, буду Вам звонить и просить Вас приезжать ко мне».

Лука ответил: «В дальнейшем все необходимые вопросы я буду решать с Вами через своего секретаря», показывая на Милославова, присутствовавшего при этом.

На это я ему сказал: «Не всегда и не все вопросы можно будет решать через Вашего секретаря, а иногда придется решать и лично с Вами».

Лука на это ничего не ответил, попрощался и ушел.

Сообщая о вышеизложенной беседе с архиепископом Лукой, прошу Вашего указания, как поступить с проведением в жизнь решения Совета от 25 сентября, протокол № 33, о слиянии приходов, вследствие того, что архиепископ Лука категорически отказался давать какие-либо указания по данному вопросу.

О его заявлении, сделанном мне, что он не будет меня посещать вследствие якобы моего «грубого» с ним разговора, считаю необходимым сообщить следующее: Лука всем и всюду, всегда подчеркивает о своих заслугах, как перед гражданскими лицами, так и среди церковников, что он большой ученый с мировым именем, лауреат Сталинской премии, и как архиерей – один из первых среди них, пользующийся авторитетом не только в церковном мире, но и среди ученых за границей.

Говоря обо всем этом мне в присутствии своего секретаря Милославова, Лука, видимо, хотел показать себя и свое якобы преимущество перед мною, этим самым игнорируя меня и, видимо, хотел показать своему секретарю, как ему со мной следует разговаривать.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) родился в апреле 1877 года в городе Керчи, в семье провизора.

В 1896 году окончил Киевскую гимназию и в 1903 году – Киевский университет по медицинскому факультету. 13 лет был земским врачом. С 1917 года – главным врачом и хирургом Ташкентской городской больницы.

С 1916 года – доктор медицины.

С 1920 года – профессор топографической анатомии и оперативной хирургии Ташкентского университета.

С 1921 года в сане священника. С 1923 года – епископ Ташкентский, позже – архиепископ Красноярский и Тамбовский.

С мая м-ца 1946 года – архиепископ Симферопольский и Крымский.

В 1945 году награжден медалью «За доблестный труд [в Великой Отечественной войне 1941 –1945 гг.] ». В 1946 году получил Сталинскую премию первой степени за научную работу по хирургии.

Трижды подвергался высылкам, где находился 11 лет.

Имеет 3-х сыновей и 1 дочь, все врачи. Старший сын – профессор Львовского университета, средний – физиолог в клинике им. Павлова в Ленинграде. Младший – ассистент профессора Филатова в Одессе. Дочь работала в Наманганском облздравотделе Узбекской ССР.

При нем живут две «племянницы»¹⁹ с детьми.

По приезде в Симферополь в 1946 г. архиепископ пытался подчинить меня своему влиянию, например, по приезде не явился лично, а прислал управделами епархии с сообщением о его прибытии и вступлении в управление епархией. На что мною было передано ему о личной явке.

Когда же явился он сам, то настаивал на том, чтобы я его называл архиерейским званием «Владыка» или «Ваше преосвященство» и т.п.

На что мною это его желание было отведено. Вначале не желал не только согласовывать, но даже предварительно информировать меня о проводимых им мероприятиях как по вызову им духовенства из других епархий, так и по назначению, увольнению и перемещению духовенства.

Только после того, когда я отказал в регистрации некоторым священникам, вызванным им из других епархий, Лука стал предварительно меня информировать о проводимых им мероприятиях, да и то не сам лично, а через своего секретаря, что делается и до последнего времени.

После своего приезда и до конца 1947 года проявлял активную деятельность по вопросам медицины.

Как хирург и профессор читал доклады, лекции врачам, являлся консультантом госпиталя инвалидов Отечественной войны, проводил операции больным и раненым, принимал больных, давал советы и т.д. Но так как он выступал с докладами и лекциями по вопросам медицины в своей архиерейской форме, что является не вполне нормальным, было рекомендовано ему читать доклады и лекции на медицинские темы не в архиерейской одежде, а в светской. Лука это делать категорически отказался .

Тогда его перестали приглашать для чтения докладов и лекций.

После этого Лука переключился исключительно на проповедническую деятельность, стал читать проповеди ежедневно, а иногда и по две проповеди в день в кафедральном соборе и других церквах гор. Симферополя, кроме того, для чтения проповедей стал выезжать и по приходским церквам области. Читает проповеди не только на евангельские темы, по толкованию т. н. Священного Писания, но и на разнообразные другие и даже философские темы, как «О науке и религии», «Об истоках современного безбожия», «О суетности славы человеческой» и т.д. и т.п. Даже и проповеди на евангельские темы увязывает с современностью, как-то: охаивание молодежи, что последняя стала распущенной, безбожной, ходит по театрам и кино, а церкви не посещает, не молится Богу и т.д.

После указа Синода от 25 августа 1948 года и определения Синода от 16 ноября 1948 года его проповеди стали носить больше церковный характер, но он все же продолжает их читать ежедневно.

По своему характеру самолюбив, высокомерен, хвастлив, всем и всюду подчеркивает, что он большой авторитет не только среди духовенства, но и среди врачебного мира, что он известен не только в Советском Союзе, но и за границей, что эта известность ему создана Советским Правительством.

Имелись попытки с его стороны использовать не только меня, как уполномоченного Совета, но и местные советские органы по установлению дисциплины в церковных общинах, как-то: удаления из церкви уволенного им церковного старосты Терно (пос. Советский) и др., на что ему разъяснялось о невмешательстве в церковные дела советских органов.

Иногда в его высказываниях проскальзывает недоброжелательность в отношении Советской власти, это подчеркиванием того, что он пробыл 11 лет в ссылках якобы без какой-либо вины. Что все духовенство, находившееся в местах заключения и ссылках, страдало невинно, а отсюда – приближение к себе и предоставление лучших приходов таким священникам, как он говорит, «страдавшим за веру».

Среди значительной части как духовенства, так и верующих Лука авторитетом не пользуется за запрещение им священникам носить гражданскую одежду и подстригать бороды.

Многие из них называют его «деспотом», что он хороший хирург, но плохой архиепископ, так как за малейшее нарушение так называемых канонических правил со священниками он расправляется жестоко: лишает сана, увольняет за штат, переводит из одного прихода в другой и т.п., не считаясь ни с какими их желаниями и оправданиями.

Так, за время его нахождения в Крымской епархии с мая 1946 года состав духовенства переменился примерно на 80%. Все эти годы количественный состав священнослужителей был до 60 чел., из них выбыли за время его нахождения 42 человека, из коих только 8 человек выбыло помимо его. Остальные им уволены или ушли сами, или выехали, не желая служить под его руководством.

За это же время вновь им принято или посвящено в священнический сан 44 человека, некоторые священники им увольнялись и вновь принимались по 2–3 раза.

Кроме того, многие священники и быв. священники, лишенные им сана, говорят о Луке так: «Будучи требователен к другим, не требователен к себе, нарушает монашеские обычаи, повел борьбу со священниками-стариками, убеленными сединой, обличая их в прелюбодеянии (Дубинин, Нефедов, Алейников, Бесталанный), тогда как сам имеет у себя в услужении женщину «племянницу», даже не одну, а две, да еще и несколько монашек, как они говорят, «у Луки целый гарем».

Когда по епархии им и его окружением был пущен слух, что он Патриархом переводится в Казанскую епархию, очень многие из числа духовенства и верующих высказывали свое удовлетворение.

После того, как эти разговоры прекратились и его перевод не состоялся, высказывали недовольство.

О его отношении ко мне, как уполномоченному Совета и как представителю государства, можно привести его словами из его годовых докладов Патриарху; так, в докладе за 1947 год Лука писал:

«Работа с местным Уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви настолько затруднена, что я вынужден был лично жаловаться на него председателю Облисполкома и трижды посылать жалобы в Совет»... и далее: «...Основные условия, затрудняющие развитие церковной жизни, устранить их местными средствами невозможно, особенно при нашем уполномоченном Совета, который просто отмахивается от них...»

В годовом отчете Патриарху за 1948 год он пишет так: «Крымский уполномоченный проявляет мало благожелательности в отношении церкви. Охотно закрывает церкви и неохотно содействует открытию новых. В Балаклаве народ усиленно ходатайствует об открытии храма, занятого под клуб, но уполномоченный ставит интересы клуба выше интересов христиан и не дает хода их ходатайству.

Три раза приходилось жаловаться в Совет по делам Православной Церкви на действия уполномоченного, однако всячески стараемся сохранить приличные отношения...»

Вот примерно все то, что можно было дополнить к той характеристике архиепископа Луки, которая мною дается в информационных отчетах и в специальных докладных записках.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[...] В отчетном квартале встреча с архиепископом Лукой состоялась только одна, при таких обстоятельствах: мне стало известно, что он лежит больной, а с ним было необходимо побеседовать по ряду вопросов.

23 марта утром позвонил ему по телефону. Вначале спросил его о здоровье. Лука ответил, что лежит больной вторую неделю, на ноге язва, врачи запретили ходить и предложили лежать, и он, против своего желания, вынужден лежать. После этого я ему сказал, что «мы с вами давно не встречались (а не встречались со дня его именин, т.е. с 31/Х-48 года) и желательно было бы встретиться, если я к вам подойду, сможете ли вы по состоянию здоровья принять меня». Лука тут же по телефону высказал большое желание, чтобы я его посетил, несколько раз повторил «пожалуйста» и предложил подослать за мной машину. От машины я вежливо отказался.

Когда пришел к нему, он лежал. После взаимного приветствия Лука рассказал, что врачи положили его в постель, так как на ноге появилась язва от долгого стояния на ногах, а стоять ему приходится ежедневно во время службы по нескольку часов, а возраст 72 года, что сказывается. Кровообращение уже замедленное, и это отразилось на ноге, врачи рекомендуют ему сократить свою деятельность и стояние на ногах по меньшей мере на 50% и говорят: «Работаете как 50-летний, а вам 72 года, не забывайте этого».

На это я ему заметил: «Врачи правы, зачем же вам себя переутомлять ежедневными службами, а потом болеть, если врачи говорят, что вам необходимо сократить свою деятельность, т.е. ежедневные службы и стояние на ногах, то это, видимо, надо для вашего здоровья».

Затем беседа велась на разные мелкие темы. Спросил меня, часто ли я выезжаю в районы, о себе сказал, что он также давно никуда не выезжал, и тут же заметил, что скоро он летит в Москву, если с ногой не будет хуже, полетит 28 марта по приглашению Патриарха.

На мое замечание, что он, видимо, не был в Москве со времени приезда в Крым, Лука ответил: «Да, более 2-х лет», и далее заметил, что он не любит ездить сам, без приглашений, а Патриарх не приглашал.

Далее рассказал, почему его приглашает Патриарх к себе, что он послал Патриарху письмо, в котором поставил ряд принципиальных вопросов. На это письмо Патриарх прислал ему пространный ответ и приглашает приехать к нему для разрешения этих вопросов²⁰. После этого Лука спросил меня:

«...что же получается с делом растраты бывш. церковного старосты Евпаторийского собора Бондарь. Нарсуд присудил взыскать с него в пользу собора 23 тыс. рублей и даже привлечь к уголовной ответственности, но Бондарь обжаловал решение нарсуда, и после этого о деле ничего не слышно. На днях я поручил настоятелю Евпаторийского собора священнику Поветкину узнать у прокурора, в каком положении находится дело, и прокурор Поветкин смущенно ответил: «Дело прекращено».

И Лука из этого делает вывод, что, видимо, здесь не обошлось без взяток, так как ему известно, что Бондарь хвалился, лучше лишится двух домов, нажитых за счет церковных средств, но добьется, что суда над ним не будет. Когда он будет в Москве, то специально по этому вопросу будет говорить в Совете с т. Карповым.

На это я ему ответил, чтобы здесь фигурировала взятка – сомневаюсь, видимо, нет достаточных доказательств о растрате, далее ему заметил, что дело против Бондаря было возбуждено помимо меня, материалов я не знал, в каком положении дело, мне неизвестно.

После этого Лука спросил меня: «Вы иногда по тому или другому вопросу читаете Милославову выдержки из документов на вопросы, касающиеся нас (церкви), но нам не известных, и когда Милославов просит у вас дать копии этих документов, вы отказываете – неужели эти документы секретные?» (Был случай, когда я Милославову зачитал отдельные места из инструкции Министерства финансов № 870 от 16/XII-46 г. «О порядке обложения налогами служителей религиозных культов», «О самообложении», кто платит налог по ст. ст. 19 и 5.)

На это я Луке ответил: «Когда Милославов обратился ко мне от вашего имени разъяснить, имеют ли право с членов церковного совета брать самообложения в сельских церквах, как со служителей культа, а также почему с них берут подоходный налог по ст. 19, я Милославову разъяснил и в подтверждение этого зачитал ему выдержку из закона. Но вам иметь копии этих документов не обязательно, да и не нужно, что все вопросы, возникающие у вас, нужно ставить через меня, о чем я вас неоднократно предупреждал».

Лука на это заметил – «и вопросы внутрицерковные?» На это я ему ответил, нет, вопросы внутрицерковные – это ваше внутрицерковное дело, а те вопросы, которые вы ставите перед советскими государственными организациями, например, перед Исполкомом, Нарсудом, Прокуратурой и др. Лука в ответ сказал, что он не знал об этом, на это я ему заметил, не может быть, что еще в начале его приезда об этом я ему говорил.

Далее наша беседа перешла на более серьезную тему. Я ему заметил, что в Ялтинском соборе не выполняют указы Патриарха и Синода от 25/VIII и 16/XI-48 г. в отношении проповедей о том, что священники могут говорить проповеди в воскресенье и праздничные дни по толкованию и объяснению Евангелия и что проповеди должны носить чисто церковный характер. Но в Ялтинском соборе проповеди произносятся ежедневно, да еще по два раза, во время утренней службы и вечерней.

Кроме того, священником Руденко два раза в неделю, по воскресеньям и четвергам, после вечерней службы проводятся беседы на «душеспасительные темы», и эти беседы не являются ли преподаванием Закона Божия.

О днях и часах бесед на входных дверях собора вывешено объявление.

В притворе при входе в собор на обеих стенах висят большие плакаты с рисунками, художественно оформленными, на библейскую тему «О земной жизни Иисуса Христа, Сына Божия, Спасителя мира», под каждым рисунком имеется текст, составленный священником Руденко, по сути дела, это – наглядная религиозная пропаганда, затем при соборе для прислуживания священникам имеются пять мальчиков-школьников.

Лука на это мне ответил так: «Что проповеди произносятся ежедневно – это хорошо, так и должно быть, так как он и сам их говорит ежедневно, с указами Синода в отношении проповедей и непреподавания Закона Божия он не согласен, о чем и писал Патриарху, что главным-то образом он и едет к Патриарху для беседы с ним по этим вопросам».

Если священник Руденко проводит вопросы на «душеспасительные» темы после службы – тоже неплохо, и эти беседы проводились испокон веков, он и сам, еще будучи священником в Ташкенте, такие беседы проводил, ничего в этом нет плохого, в отношении мальчиков сказал: да, это много и не нужно.

Далее Лука рассказал о своих проповедях, что его проповеди записываются.

В Тамбове запись вела стенографистка, и тамбовских проповедей у него большой том, более 200 проповедей, отпечатанных на машинке; здешних, крымских, у него два тома, записываются одной старушкой, хотя она и не стенографистка, но делает записи не хуже стенографисток, хотя ему приходится их потом исправлять, что он в своих проповедях иногда выступает против материализма. И далее сказал следующее: «...хотя это вам, коммунистам, и не нравится, но ничего поделать нельзя, вы, коммунисты, ведете антирелигиозную пропаганду, а я – религиозную. Выступал против материализма в своих проповедях и буду выступать, говорю проповеди строго по Евангелию, а в Евангелии есть места против материализма. Многие проповедники в своих проповедях об этих острых местах умалчивают и их обходят, но я этого никогда не делал и делать не буду, я знаю, что за моими проповедями следят, и очень аккуратно, из МГБ, и там в моих проповедях ничего не находят предосудительного. Но если они коммунистам не по душе, то тут ничего не поделаешь».

В заключение всего этого Лука сказал: «... не пора ли мне, Яков Иванович, уезжать из Крыма, здесь я многим, как видно, не нравлюсь, мешаю, надоел, и они рады были бы от меня избавиться», и тут же, смеясь, заметил: «...если перейду и в другое место, получится то же самое, буду так же мешать, мною будут недовольны, что такое положение со мной бывает везде, где бы ни находился».

И в заключение всего этого Лука сказал: «... хотелось бы прожить свой последний жизненный путь здесь, в Крыму, но ходят упорные слухи, что как будто бы предполагают перевести его в Одессу, но это только слухи, буду в Москве у Патриарха и там узнаю, слухи это или действительность».

На этом наша с ним беседа и окончилась. Прощаясь, пожелал ему выздоровления. Лука поблагодарил и сказал: «...по приезду из Москвы беседу с вами продолжу и расскажу, как будут разрешены там поставленные мною вопросы». Предложил мне машину, я вежливо отказался. [...]

Сам архиепископ Лука церковную жизнь по области характеризует следующим образом²¹: «... В городах церковная жизнь довольно быстро развивается и углубляется, особенно в Симферополе, где собор не вмещает молящихся, и много далеких от церкви людей обращается к Богу. [По сравнению с 1947 годом общая валовая доходность кафедрального собора возросла на 4,8%.] Но в сельских местностях церковная жизнь едва теплится, и церкви почти пустуют. Основной причиной этого печального явления надо считать обязанность крестьян работать в воскресные и праздничные дни, но велики и успехи антирелигиозной пропаганды. Кроме того, низок средний уровень духовенства в отношении образованности, общей и богословской, и слабость и бледность их проповедей. [В соответствии с весьма малой посещаемостью церквей их доходы и средства к жизни духовенства крайне низки, и Крымская епархия, по-видимому, одна из самых бедных.] Огромный ущерб понесла Крымская Церковь вследствие выселения [из Крыма] греков и болгар, которые составляли главный контингент верующих и с большой заботой и любовью относились к Церкви [и храмам] . Их сменили переселенцы из центральных областей России [чувствующие себя в Крыму временными поселенцами и] , в большинстве индифферентные к религии». (Из годового отчета за 1948 год архиепископа Луки – Патриарху). [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[... ] В отчетном квартале встреча с архиепископом Лукой состоялась одна – 23 сентября с/г.

Первым вопросом при беседе Лука поставил о Ялтинском соборе, что там остался только один священник Руденко, молодой, малоопытный, который должен находиться под руководством опытного священнослужителя, с этой целью он направил настоятелем Ялтинского собора протоиерея Коняхина, прибывшего из гор. Краснодара, но почему-то его органы милиции не прописали в Ялте.

Теперь он намерен пригласить на должность настоятеля Ялтинского собора из Одессы протоиерея Субботина, но он не уверен, что милиция его пропишет, так как протоиерей Субботин родился в Варшаве (Польша) и до 1945 г. жил и служил в Варшаве, после ее освобождения советскими войсками перешел в Советский Союз и с 1945 г. живет в гор. Одессе.

Поэтому он просил меня, как только прибудет Субботин, чтобы я его зарегистрировал настоятелем Ялтинского собора и выдал справку о регистрации, независимо от того, будет ли он прописан органами милиции или нет.

На это я Луке дал такое разъяснение: если протоиерей Субботин будет прописан по месту жительства в гор. Ялте органами милиции, с моей стороны к его регистрации настоятелем Ялтинского собора никаких возражений не будет, но до тех пор, пока он не будет прописан, зарегистрировать его не могу.

Далее беседа перешла на тему о молитвенных домах, по которым решением Облисполкома расторгнуты договора.

Лука мне заявил, что он писал в Облисполком (во время моего отпуска), чтобы в селе Желябовка Нижнегорского района молитвенный дом не закрывали, а если уже этого сделать нельзя, то он предлагал вместо Желябовки закрыть молитвенный дом в Ново-Ивановке, тоже Нижнегорского района, но в этом ему отказали.

Отсюда Лука делает вывод, что это не что иное, как началось гонение на церковь и духовенство, закрытие церквей под тем или другим предлогом, аресты священников за те же преступления, за которые они уже отбыли наказание по 10 лет – Лобов, Дубровин.

На мое разъяснение ему, что никто церквей не закрывает, а если решением Облисполкома по трем молитвенным домам расторгнуты договора, то они фактически не действовали за отсутствием священников больше года, а такое положение не может продолжаться бесконечно.

Вина самого епархиального управления, что продолжительное время не обеспечивало эти молитвенные дома священниками.

Священников за то только, что они священники, не арестовывают, а если арестован Дубровин и др., то, видимо, на это были основания, и об этом знают органы, которые арестовали.

Все это архиепископа Луку не убедило, он остался при том мнении, что началось гонение на церковь и духовенство.

Затем зашел разговор о приписных церквах, я ему объяснил, что у нас в Крыму приписных церквей быть не может, так как они все являются приходскими, но допускается, что в тех приходах, в которых нет священников, временное их обслуживание священниками ближайших церквей – не свыше 3-х месяцев.

Лука и здесь усмотрел гонение на церковь и говорит, поскольку священников не хватает, старые кадры выбывают, новые готовятся слабо, а т.к. церкви, не действующие за отсутствием священников свыше 6-ти месяцев, должны закрываться, поэтому количество церквей все будет уменьшаться, и привел такой пример: «При епископе Иоасафе в Крыму было более 60 церквей, когда я прибыл в Крым, принял 58 церквей, а сейчас осталась 51, а через пару лет, видимо, останется 40, или еще меньше, и далее Лука сказал – так вы, коммунисты, и ведете к тому, чтобы церкви и религиозность среди населения свести на нет, а новых церквей не разрешаете открывать, хотя население их желает иметь», привел пример с Балаклавой.

В заключение беседы Лука сказал:

«Когда я был у Патриарха и беседовал с ним на эту тему, последний мне говорил, что такое положение повсюду, количество церквей все уменьшается, а новых открывать не разрешают» – и далее заметил: «Поэтому вас, коммунистов, и ругают везде за границей, что в СССР гонение и преследование церкви, что так оно и получается, церкви закрывают, священники арестовываются и высылаются, – привел пример с себя, что я 11 лет пробыл в тюрьмах, в ссылках, и никакого мне обвинения не предъявлялось».

Мои замечания и разъяснения о неправильном его суждении убедить его не могли. [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[...] В информационном докладе за четвертый квартал 1949 года и за 1-й квартал 1950 года мною сообщалось о поданном заявлении священником Введенской церкви гор. Керчи Горбаневым Петром, рождения 1918 года, о снятии его с регистрации духовенства, так как он убедился в пошлости, лицемерии, жадности, зависти и гнусных сделках духовной касты, что он решил порвать навсегда всякие связи с духовным миром, что с данным заявлением был ознакомлен архиепископ Лука, а последним Горбанев был лишен священнического сана, которое якобы было подтверждено и Патриархом.

В конце июня с/г Горбанев Петр обратился ко мне с заявлением, в котором сообщает, что поданное ранее им заявление с приложением автобиографии²² об исключении его из состава духовенства и т.д. было ошибкой и сделано им по малодушию и незнанию церковных правил, что об этом он глубоко раскаивается и написанные им в заявлении резкие слова по отношению духовенства берет обратно, что когда он писал заявление, не думал, что в связи с этим для него последствия будут очень плохими (лишение сана), он хотел быть только за штатом, но при сане. Поэтому он все написанное берет обратно и просит уполномоченного внести его в списки зарегистрированного духовенства.

Горбаневу рекомендовано по всем поставленным им вопросам обратиться к архиепископу, и разъяснено, что уполномоченный регистрирует священников только действующих церквей. [ ... ]

Состояние и деятельность церквей по области характеризуется постепенным снижением религиозности, как в отношении посещаемости церквей, так и по выполнению религиозных обрядов и треб, что отмечает и само духовенство, примером может являться посещаемость церквей в Пасху, так, в 1950 году по отношению 1949 года имело место уменьшение в среднем по области на 29,5%, из них по городским на 29%, по сельским – на 30,8%. Такое же явление было и в отношении выполнения треб и обрядов.

Попытки активизировать церковную деятельность со стороны архиепископа Луки проявляются таким путем, обязывает всех священников произносить проповеди на церковную тему во время каждого богослужения. Затем обязывает совершать церковные службы ежедневно не только в городских, но и в сельских церквах, хотя бы там никого не было, такое явление приходилось наблюдать в ряде церквей, как-то: в селе Пионерское Симферопольского р-на, в селе Орловка Раздольненского р-на, когда священник совершал службу совершенно пустому залу.

Ряд церквей по области давно бы прекратили свою деятельность, если бы архиепископ Лука их не поддерживал материально за счет епархиальных средств, как-то: по ремонту, по содержанию священников и т.д., таких церквей до десятка в селах Емельяновка и Митрофановка Нижнегорского р-на, в селе Орловка Раздольненского р-на, в селе Найденовка Октябрьского р-на, в селе Шубино Кировского р-на и в ряде других, где посещаемость церквей верующими очень незначительная и постепенно все уменьшается.

Настоятель Николаевской церкви в селе Орловка Раздольненского р-на Шохин Федор, в данное время перемещен в Ялтинский собор, так характеризовал состояние церкви в селе Орловка: «Народ ее не посещает, доходов в церкви нет, службы проводятся 2 раза в неделю, в субботу и в воскресенье, в воскресенье бывает 4–5 старушек, а в субботу, как правило, в церкви никого, по большим церковным праздникам, как Преображение и др., бывает 25–30 человек, церковному причту, священнику и псаломщику этой церкви жить не на что, доходы очень мизерные, он лично имел не более 150 руб. в месяц, поэтому архиепископ Лука выдавал ему ежемесячно из сумм епархии 300 руб.» Такое положение и с рядом других сельских церквей, но архиепископ Лука не желает с ними расставаться и принимает всякие меры к тому, чтобы они действовали.

Деятельность епархиального управления в отчетном квартале ничем особым не выделялась, сам архиепископ Лука все лето, с июня по конец сентября, жил в городе Алушта, поэтому никаких совещаний им не проводилось, поездок его по епархии также было мало, только в Ялту и Феодосию, в церковные престольные праздники, но в Алуштинской церкви, хотя он мало совершал служб, проповеди же на церковные темы говорил во время каждого богослужения.

В отчетном квартале 31 августа с/г архиепископом Лукой было направлено всем священникам и диаконам епархии письмо, так называемое «Братское увещание о братолюбии» следующего содержания:

«Знал я добрых и благочестивых священников, всячески избегавших близкого общения с другими священниками; знаю многих, отказывающихся от службы в многоклировых приходах; знаю протоиерея, с которым почти все отказываются служить. Распри и ссоры между духовенством, выживание друг друга – тяжелая язва церкви нашей.

Пишут мне верующие из Керчи: «Опротивели нам распри в духовенстве, нам нужно благочестие и моление в храме, а не выслушивание поношений священников друг другом». С болью в сердце должен я последовать завету св. Апостола Павла: «Согрешающих обличай пред всеми, чтобы и прочие страх имели», и назвать имя протоиерея Виктора Куцпалова, всеми силами выживавшего вторых священников и доведшего до отчаяния несчастного молодого священника Петра Горбанева. Он его довел до того, что тот в заявлении уполномоченному Совета по делам Русской Православной Церкви просил вычеркнуть его из списка духовенства и за это лишился священного сана. Впрочем, не один протоиерей Куцепалов виновен в этом».

После приведения ряда выписок из богословских книг «О братолюбии» Лука пишет о снижении религиозности следующее:

«Многие отошли от церкви в наше тяжелое время и раньше того, многие ушли в секты; и немало виновны в этом те священники, о которых мне пишут: «Опротивели нам распри в духовенстве. Нам нужны благочестие и молитва в храме, а не выслушивание поношений священников друг другом». Лука спрашивает, что лежит в основе тяжкого греха «небратолюбия» и раздоров между священниками и диаконами, и отвечает:

«Прежде всего их неблагочестие, отсутствие страха Божия, леность в молитве и в чтении слова Божия. Ибо братолюбие и любовь приобретаются больше всего неустанным и всеусердным подвигом в молитве и посте; усердным и уставным совершением богослужений. Вторая и столь же важная причина небратолюбия – это сребролюбие, которое св. Павел глубоко мудро назвал корнем всех зол. Именно из-за доходов церковных враждуют священники и диаконы и выживают друг друга».

Далее Лука призывает духовенство к смирению, кротости и усердию во всех делах пасторских и оставить раздоры между собою. [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[...] 10 октября 1950 г. при отношении № 1589 из Совета по делам Русской Православной Церкви поступила копия рапорта (жалобы) архиепископа Луки на имя Патриарха такого содержания:

«В Симферопольской епархии продолжается ликвидация сельских церквей. После выселения церкви из занимаемого ею помещения в районном селе Советском на очередь стала церковь в селе Найденов- ка. Иеромонаху Клименту, 5 лет священствовавшему в этом селе, предложено немедленно освободить дом, в котором жил он 5 лет. О своих прихожанах он отзывается как о весьма верующих людях, но напуганных до такой степени, что никто не решается даже ему предоставить квартиру, и в церковь почти никто не смеет или не имеет возможности ходить, так как все воскресные и праздничные дни заняты работами. Церковь в Найденовке придется закрыть.

Почти такое же положение в селе Орловка, где тоже невозможно будет сохранить церковь. Вопиющее положение в селе Магазинка. После ликвидации церкви в соседнем селе Воинка в 1944 г., под церковь отдали полуразрушенную хату в селе Магазинка. На средства и трудами верующих из развалин был сделан хорошо оборудованный молитвенный дом. Настоятель этой церкви протоиерей Стефан Ковшик развил там столь активную пастырскую деятельность, что теперь в его приходе не осталось ни одного некрещеного. И вот ему предъявляют требование освободить занимаемое церковью помещение на том основании, что оно принадлежит колхозу, и, сверх того, требование оплатить колхозу арендную плату и страховую за 1944–1950 гг.

Между тем церковный совет ежегодно (с 1944 г.) уплачивает в Райфо арендную и страховую плату. Это не принимается в расчет, и требуют вторичной уплаты колхозу.

В связи с закрытием все новых и новых церквей встает трудный вопрос о том, куда девать церковное имущество, иконостасы, иконы и прочее и т.д.».

Советом по делам Русской Православной Церкви предлагалось обстоятельно проверить факты, указанные в рапорте архиепископа Луки, и о результатах информировать Совет, что в данном докладе мною и делается.

В результате тщательной и обстоятельной проверки ни один факт в изложении архиепископа Луки не подтверждается, и весь его рапорт является не чем иным, как клеветой на местные советские органы²³. [...]

Деятельность епархиального управления в отчетном квартале ничем особым не выделялась. Никаких совещаний архиепископом Лукой не проводилось.

В течение квартала он выезжал в три прихода.

1) Николаевский собор гор. Евпатории по приглашению причта.

2) В Николаевскую церковь гор. Белогорска в ее престольный праздник.

3) В гор. Керчь для разбора дела бывшего священника Горбанева Петра, лишенного сана, который стал распускать слухи среди верующих гор. Керчи, что никакого заявления он уполномоченному не писал об отказе от священнического сана, о разрыве с духовной средой и т.д., что это выдумано архиепископом Лукой с уполномоченным.

В связи с чем пошли всякого рода слухи и разговоры среди верующих, как говорит Лука, поднялось целое волнение, стали поступать к нему письма бранного содержания и с требованием вернуть сан священнику Горбаневу. Тогда архиепископ решил выехать сам в гор. Керчь, как говорит, для успокоения верующих, взяв у меня подлинник заявления и автобиографии Горбанева, чем и доказал верующим действительную подачу заявления Горбаневым о разрыве с духовной средой и т.д. и, по его выражению, внес успокоение. [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[...] 4) 2 января 1951 г. архиепископ Лука передал мне жалобу гр-ки Киселевой Елены Сергеевны, прихожанки Евпаторийского собора, о преследовании школьной учительницей ее дочери за религиозность.

В результате проверки данной жалобы на месте было установлено: называемая Киселевой Еленой ее духовная дочь (племянница) Нина, 8 лет, учится во 2 классе 3-й женской средней школы гор. Евпатория, никакого преследования ее за религиозность со стороны преподавателей школы не было и нет.

Дело было таким образом: еще в прошлом году, когда девочка училась в первом классе, она приходила в школу, имея на шее крестик, с нею беседовала учительница Белявская, чтобы она его сняла или спрятала, кроме того, девочка делала часто прогулы в так называемые церковные праздники. Учительница Белявская была у нее на дому и беседовала с Киселевой и ее сестрой Винюковой (воспитательницей детского сада), у которых живет эта девочка, чтобы они не мешали школе воспитывать ее и не забивали ей голову церковными молитвами и т.д.

Архиепископу Луке через его секретаря было сообщено, что проверкой никакого преследования девочки за религиозность со стороны учительницы места не имело.

5) В первых числах января 1951 г. от архиепископа Луки на мое имя, в копии председателю Облисполкома, поступила жалоба хористки Евпаторийского собора Хитровой Марии, в которой последняя писала, что ее сын, Хитров Кирилл, 23 лет, работал в Евпаторийском горпищекомбинате подмастером конфетного цеха. В результате преследования его за религиозность, насмешек, оскорблений и т.п. со стороны директора Горпищекомбината Кашлова ее сын заболел сильным нервным расстройством, был отправлен в психиатрическую лечебницу гор. Симферополя и был помещен в буйное отделение, а там был так избит, что потребовалась операция, была удалена селезенка и зашита печень.

В результате проверки изложенных фактов на месте мною было установлено, что никакого преследования за религиозность со стороны директора Горпищекомбината тов. Кашлова по отношению Хитрова Кирилла не было. При беседе с его матерью, Хитровой Марией, которая изложенные ею в жалобе факты гонения ничем подтвердить не могла.

В отношении избиения Хитрова Кирилла в психиатрической больнице, в которую он поступил как страдающий душевным заболеванием в форме шизофрении, факты подтвердились, т.к. один из больных, раздраженный состоянием Хитрова, набросился на него и нанес ему удар в живот. Вследствие полученной травмы Хитров был оперирован.

В связи с этим Облздравотделом в больнице проведены мероприятия по улучшению надзора за психбольными.

На виновных наложено административное взыскание.

Архиепископ Лука через его секретаря с результатами проверки жалобы и принятых мерах ознакомлен. [...]

Архиепископ Лука в отчетном квартале посетил меня один раз при следующих обстоятельствах.

В докладе за 4-й квартал 1950 г. мною сообщалось, что во время телефонного разговора с ним 27 декабря 1950 г. по вопросу его письма Патриарху²⁴ он сказал, что посетит после Нового года, что и сделал 2 января 1951 года.

В начале беседы Лука рассказал, что к нему поступают жалобы со стороны верующих гор. Евпатории о преследовании их администрацией учреждений или предприятий за посещаемость церкви, а в школах учительницами – детей, носящих кресты, и передал мне одну такую жалобу гр. Киселевой. О результатах проверки этой жалобы мною сообщается выше.

Других фактов, кроме жалобы Киселевой, он привести не мог, но что он якобы поручил церковному старосте Евпаторийского собора такие собрать.

До сих пор от него никаких фактов какого-либо преследования за религиозность, как он говорил, не поступило.

Будучи в Евпатории, на эту тему беседовал с церковным старостой собора Мальцевым, последний сказал, что некоторые верующие, посещающие собор, говорили о каком-то их преследовании администрацией по месту работы за посещение собора, но когда он предлагал им обо всем этом написать архиепископу, писать отказывались, он также не мог привести какого-либо случая преследования верующих за посещаемость церкви.

Далее Лука спросил, в каком положении находится дело с помещением молитвенного дома в дер. Магазинка Красноперекопского р-на. Может ли он туда направить священника вместо переведенного в другой приход в сентябре м-це священника Ковшика Стефана.

Мною ему было разъяснено, что помещение никем не занято, молитвенный дом с учета не снят, община не распущена, дело его, направлять туда священника или нет.

Затем спросил, было ли получено мною его письмо, в копии председателю Облисполкома, с приложением жалобы хористки Евпаторийского собора Хитровой Марии о том, что ее сын в результате преследования за религиозность на производстве, где работал, сошел с ума. Был помещен в психиатрическую больницу в Симферополе, как буйно помешанный, а в больнице его покалечили, где один больной, также буйно помешанный, повалил его на пол и встал на живот, в результате чего у него была оторвана селезенка и почки, просил это расследовать.

Такого его письма и жалобы я не получал, о чем и сказал Луке.

Примерно через час после его ухода из его канцелярии это письмо с жалобой Хитровой было мне доставлено.

Результаты проверки и принятых мер по этой жалобе мною изложены выше.

После чего перед ним мною был поставлен ряд вопросов, например:

1) О неразрешении детям до 14-летнего возраста прислуживать в церкви, а с 14 до 18 лет – только с согласия родителей. На это Лука ответил, что ему его секретарь Милославов об этом докладывал, и он все это провел в жизнь. Даже сам остался без мальчиков, и его теперь во время архиерейских служб обслуживают два старика, монашка и сторож собора.

2) Крещение детей должно быть только с согласия родителей, если такого согласия не будет и священник совершит крещение, родители могут его привлечь к судебной ответственности.

Лука спросил меня, какое должно быть согласие, устное или письменное. На мой ответ, что согласие может быть и устное, и письменное, Лука сказал, что это, по сути дела, запрещение, так как многие родители письменного согласия не дадут, а от устного, в случае чего, могут отказаться, и заявил, что он с таким моим указанием не согласен, запросит Патриарха.

3) За деятельность прихода отвечает только 20-ка, т.е. лица, подписавшие договор, а поэтому никаких общих собраний прихожан той или другой церкви не должно быть ни по каким вопросам, ни по выборам исполнительных органов, которые избираются только из лиц, подписавших договор, ни по каким-либо др.

На это Лука заметил, будет лучше, тогда не будет таких явлений, как было в Керчи после того как он лишил сана Горбанева Петра, где прихожане устроили форменный бунт, когда его улаживать пришлось выезжать ему самому. Или как в Евпатории, когда там был священником Ливанов, назначенного им настоятелем собора Кудрявцева Ивана прихожане не пустили в храм.

4) Хождение священнослужителей по домам, особенно на селе, из хаты в хату, не должно быть и не допускается. Что посещение верующих на дому для совершения той или другой требы может быть только по их приглашению в каждом отдельном случае индивидуально, особенно не должно быть группового крещения детей, когда священник приходит в село специально для крещения детей, останавливается в одной из хат, куда к нему сводят или сносят детей, и он крестит, что для этого есть храм, где и должно все это совершаться.

Привел ему пример со священником Розановым Николаем в гор. Судаке, который продолжает ходить по селам р-на для совершения треб и обрядов.

Так, в декабре 1950 года он в одном из сел р-на окрестил сразу 17 детей, в том числе и ребенка члена партии. Луке я заметил, что уже не раз обращал внимание его и священников о недопущении массовых крещений детей на дому; Розанова следовало бы за это снять с регистрации.

Архиепископ Лука мне заявил, что с этим не согласен: «Священник в своем приходе должен посещать села, особенно отдаленные, и там крестить детей, иначе получается запрет крещений. Не все колхозники могут доставить в церковь своих детей для крещений, собственного транспорта они не имеют, а колхозы для таких целей [транспорт] не дают. Это был должен делать и священник Розанов, так как у него приходом является весь район».

На это я ему ответил: «Церковь установленных границ прихода не имеет. Приход каждой церкви составляется из верующих, ее посещающих, поэтому никаких границ прихода у Судакской церкви нет».

Лука ответил, что он с этим не согласен и запросит разъяснений Патриарха.

5) Затем архиепископа Луку я спросил, известно ли ему о имевшемся случае так называемого «обновления» иконы в гор. Ялта (о котором мною доложено Совету специальным донесением и в докладе за 4-й квартал 1950 г.).

Лука ответил, что ничего об этом не знал. Но из дальнейшей беседы можно было понять, что ему об этом было известно. Сам он верит в «обновления», привел случай, когда-то, якобы, имевшемся обновлении в Киеве на одном из храмов наружных икон, кроме одной, и сказал, что он убежден в том, что обновления бывают.

В заключение беседы архиепископ Лука заявил, что у него в епархии ряд сельских церквей очень бедны, которые он вынужден освободить от налога на епархию, и выдает дотации на содержание священников. Привел пример с церковью в сел. Чистенькая Симферопольского р-на, где священник Греанный за неделю заработал только 2 руб. 50 коп., последний требует перевода в другой приход, поэтому он вынужден был эту церковь освободить от налога на епархию и выдавать дотацию на содержание священника.

Несмотря на то, что сам Лука признает бедность ряда приходских церквей, которые он вынужден освобождать от налога на содержание епархии, и за счет епархии содержать священников этих церквей, все же не хочет допустить их самоликвидации или закрытия, надеясь на какие-то лучшие времена. [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

Гр-ка Коневец Ольга, рождения 1892 г., нигде не работает, проживает в гор. Симферополе по ул. Безбожной, 20, спекулянтка, ее дочь в 1944 году, после освобождения Крыма от оккупантов, была осуждена и выслана, 20 мая с/г распустила слух, что у нее «обновилась» икона. В результате чего к ней на квартиру пошли верующие и неверующие посмотреть на эту икону, в общем, вокруг нее поднялся шум.

21 мая с/г об этом стало известно органам милиции, откуда в тот же день по телефону было предложено секретарю архиепископа, он же настоятель кафедрального собора, протоиерею Милославову, чтобы не было шума вокруг этой иконы, немедленно забрать ее с квартиры гр-ки Коневец в церковь.

Милославов доложил архиепископу Луке, последний предложил второму священнику кафедрального собора, так называемому ключарю, Еремееву Николаю, икону с квартиры гр-ки Коневец привезти в собор.

Когда Еремеев брал с квартиры икону, там была толпа примерно до 100 человек. Еремеев взятой им в руки иконой благословил эту толпу и призывал ее приходить в собор на поклонение «обновившейся» иконе.

По доставлении иконы в собор последняя вначале была помещена в алтаре, и если бы она там и находилась, на этом бы весь шум с ее обновлением и закончился, но через два дня архиепископ Лука вторично посылает священника Еремеева на квартиру гр-ки Коневец расследовать, как проходило «обновление» иконы, и донести ему рапортом.

Еремеев после беседы с гр-кой Коневец и рядом других старух в своем рапорте архиепископу Луке сообщил:

Икона «действительно обновилась», в подтверждение чего сослался на то, что якобы на квартиру гр-ки Коневец приходили представители городского совета с художниками, которые подтвердили, что никакой подделки нет, то есть вмешательства человеческих рук не было.

После этого архиепископ Лука дал распоряжение «подремонтировать» икону, положить ее на аналой под стекло и вынести из алтаря на середину храма (собора) для всеобщего поклонения и обозрения.

Священники собора Милославов, Еремеев и Дунаев это распоряжение архиепископа Луки выполнили немедленно, в тот же день икону вынесли на середину храма, около нее поставили большой подсвечник и блюдо для сбора пожертвований и поставили гр-ку Коневец давать объяснения, как происходило «обновление»

Началось паломничество к иконе. 25 мая архиепископ Лука распорядился, чтобы весь причт собора, 3 священника и 2 диакона, облачились в праздничные одежды и совершили молебен, а он сам произнесет проповедь, и чтобы об этом было широко оповещено верующее население города. В тот же день, 25 мая, молебен около этой иконы в торжественной обстановке был совершен. И сам архиепископ Лука произнес проповедь, рассказал о имеющихся якобы случаях «обновления» икон когда-то в Киеве, Одессе, Севастополе, Ленинграде и т. д., и совершавшихся якобы чудесах в результате «обновления» икон. И о данном случае «обновления» в Симферополе.

Лука сказал, что икона действительно «обновилась», в подтверждение чего сослался на каких-то представителей горсовета и художников, которые, якобы, подтвердили, что никакого вмешательства человеческих рук не было, тогда как там никаких представителей горсовета и художников не было и никто их не посылал.

После совершенного молебна всем причтом собора и проповеди самого архиепископа Луки паломничество к иконе в собор и приток пожертвований еще более усилились.

Затем архиепископ Лука, видимо, поняв, что с «обновлением» иконы и со своей проповедью, в которой ссылался на представителей горсовета, допустил что-то неладное, поэтому 28 мая издает указ о назначении комиссии из 4-х священников и 2-х мирян, которой поручает расследовать случай с «обновлением» иконы и дать ему свое заключение.

Но с тем, чтобы в этой комиссии присутствовал и представитель государственных органов, архиепископ Лука поручил своему секретарю, настоятелю собора Милославову, пойти к уполномоченному, а если его нет, обратиться к председателю Облисполкома с просьбой, чтобы последний выделил представителя Облисполкома для участия в созданной им комиссии для расследования – иначе говоря, для подтверждения «обновления иконы».

Но так как уполномоченный в это время лежал в больнице, а председателя Облисполкома не было, Милославов с этим поручением архиепископа обратился к первому заместителю председателя к тов. Лялину, тов. Лялин обещал Милославову прислать представителя Облисполкома. После чего он поручил главному госарбитру тов. Нордэн пойти туда, но участия в комиссии не принимать, а послушать, что там будут говорить.

Тов. Нордэн, получив точное указание тов. Лялина, пришел ко мне в больницу за советом, следует ли ему пойти в комиссию, созданную архиепископом, или нет, если пойти, то каково должно быть его участие в этой комиссии.

Мною было тов. Нордэну разъяснено, что никакого участия представителей государственных организаций в комиссиях, создаваемых церковниками, не должно быть, и ему в этой комиссии делать нечего и идти туда не следует, это их дело частное, внутрицерковное. Что архиепископ Лука, прося представителя Облисполкома для участия в комиссии, видимо, хочет этим узаконить совершенное ими шарлатанство с «обновлением» иконы.

Затем, после соответствующей консультации, было рекомендовано тов. Нордэн все же пойти в епархиальное управление не в комиссию, а лично к самому архиепископу Луке, напомнить последнему о законе об отделении церкви от государства, и что представители государственных органов ни в каких комиссиях, создаваемых ими, участвовать не могут, это дело их частное, внутрицерковное.

Тов. Нордэн в тот же день, 28/V, посетил архиепископа Луку, при его беседе с последним присутствовали священники Милославов и Крашановский.

Во время беседы тов. Нордэн заметил архиепископу Луке, что ему, наверное, хорошо известен закон об отделении церкви от государства и школы от церкви, а поэтому представители государственных органов ни в каких церковных комиссиях не участвуют, это Ваше частное дело.

Созданная архиепископом Лукой комиссия в составе:

1) Настоятеля кафедрального собора протоиерея Милославова.

2) Настоятеля Благовещенской церкви протоиерея Голубятникова.

3) Настоятеля Севастопольского собора протоиерея Крашановского.

4) Настоятеля Алуштинской церкви протоиерея Клягина и одного мирянина в тот же день, 28/V, выходила на место, на квартиру гр-ки Коневец, для расследования, было ли «обновление» иконы или нет. Комиссия опросила Коневец и ряд др. старух.

Гр-ка Коневец там же этой церковной комиссии заявила, что перед Пасхой она икону мыла и чистила.

Мнение комиссии, было ли «обновление» иконы, распалось. Два священника, Милославов и Клягин, настаивали на том, что «обновление» иконы было, два священника, Крашановский и Голубятников, настаивали на том, что никакого «обновления» не было, к их мнению присоединился и член комиссии из мирян.

На этом основании 29 мая архиепископ Лука дал распоряжение икону с аналоя снять и повесить на стене в числе всех общих икон, но поручил священнику Еремееву за нею наблюдать, не будет ли она и дальше обновляться.

Икона была повешена на стене, но выделена особо, так как на полу против нее был положен коврик и поставлен большой подсвечник, а настоятель собора Милославов распорядился около иконы поставить большой поднос (блюдо) для сбора пожертвований. А священник Еремеев организовал группу старух, которые бы стояли около иконы, наблюдали за ней и давали разъяснения подходящим к иконе. Паломничество к иконе продолжалось.

30 мая архиепископ Лука в соборе выступил с проповедью, в которой заявил, что он на основании результатов расследования комиссии «обновление» иконы не признает, и тут же заявил молящимся: а вы как хотите, хотите – верьте, хотите – не верьте.

Несмотря на то, что архиепископ Лука заявил в проповеди, что он «обновление» иконы не признает, священники собора Милославов, Еремеев, Дунаев всяческими способами продолжали распространять по городу слухи, что икона «обновилась» и т.д., а поэтому паломничество к ней продолжалось до последнего времени. Об этом мне стало известно в больнице 7 июня, тогда я 8 июня по телефону связался с секретарем архиепископа, он же настоятель собора, протоиереем Милославовым, предложил ему, как настоятелю собора, немедленно икону снять со стены и убрать в такое место, чтобы ее не видели, предупредил Милославова, что если он этого не сделает, то будет мною снят с регистрации.

Затем мне стало известно, что об этом моем указании Милославов доложил архиепископу Луке, который запретил ему выполнять мое указание и икону с видного места на стене не снимать. Икона была снята со стены и перенесена в алтарь только 9 июня.

Гр-ке Коневец вместо взятой у нее иконы из собора была выдана другая, и несмотря на то, что архиепископ Лука не признал «обновления», священник Еремеев 7 июня дал согласие гр-ке Коневец отслужить у нее на квартире молебен в 11 часов утра 8 июня. Коневец об этом объявила по ближайшим улицам, и к 11 часам утра 8/VI у нее на квартире собралось человек 25–30, но благодаря сложившимся обстоятельствам, не зависимым от священника Еремеева, молебен отслужен не был.

Многие верующие высказывают свое недовольство по отношению архиепископа Луки и священников собора, а также возмущаются, почему советские органы не привлекут их к ответственности за шарлатанство и обман с целью наживы.

Мои предложения:

1. Архиепископа Луку, как главного шарлатана в данном случае, окончательно скомпрометировавшего себя среди верующих и вызвавшего возмущение местных советских и партийных органов, удалить в какой-либо монастырь на покой с тем, чтобы он больше не распространял мистические суеверия в массах.

2. Священников кафедрального собора Милославова, Еремеева и Дунаева, несмотря на то, что архиепископ Лука, наконец, не признал «обновление» иконы, продолжавших до последнего времени распространять среди населения суеверные шарлатанские слухи об «обновлении» иконы в целях личного обогащения и наживы, с регистрации снять и сообщить следственным органам.

3. В отношении гр-ки Коневец следственные органы уже занимаются.

Причина моей несвоевременной информации Совету та, что когда началась вся эта шарлатанская история с «обновлением» иконы 20 мая, я находился в Москве, когда прилетел из Москвы 24 мая, сразу же попал в больницу с сильным приступом бронхиальной астмы, где находился по 10 июня. Прошу Ваших срочных указаний.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

В дополнение к моему внеочередному донесению № 12/С от 14 июня с/г о так называемом «обновлении» иконы сообщаю, что архиепископ Лука дал установку священникам кафедрального собора и церковнослужащим, всем, кто будет спрашивать, почему «обновленную» икону убрали с видного места в алтарь, объяснять, что это ими сделано по распоряжению властей, что сам он верит в «обновление», но с тем, чтобы не было больших неприятностей для них, распорядился икону убрать.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области Я. Жданов

[...] Каких-либо совещаний и собраний архиепископом Лукой не проводилось, сам он все лето жил в гор. Алушта, иногда по церковным праздникам выезжал в Симферополь для совершения своих архиерейских служений или произнесения проповедей в соборе.

Проповеди архиепископ Лука говорить любит и говорит их часто, но иногда он не ограничивается в них только церковными вопросами, но касается и других. Например: во время своей проповеди в воскресенье, 23 сентября с/г, в Алуштинской церкви на тему «Воздвижение Креста Господня» говорил всякую чушь об этом Кресте, затем об апостоле Павле. Что Павел оставил все мирское и следовал за Христом и Им только хвалился. Далее Лука сказал: «А чем мы сейчас хвалимся, своими достижениями в науке, в политике, экономике, полученными орденами, премиями, но все это ничто по отношению Христа, и разрешит ли Он нам, хотя бы спотыкаясь и падая, следовать за Ним» и т.п.

Об этой проповеди его поклонниками было широко оповещено по Алуште. К началу его проповеди в церкви было человек 150. К концу осталось не более 30, да и то больше старухи. Многие, уходя из церкви во время его проповеди, говорили: «Какую же он говорит чепуху, и в своем ли он уме, а еще профессор, лауреат Сталинской премии» и т.д.

Взаимоотношения с архиереем

Взаимоотношения уполномоченного с архиепископом Лукой в отчетном квартале были нормальными. Личных встреч с ним не было, а связь его со мною осуществлялась через его секретаря протоиерея Милославова и других священников. [... ]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при СоветеМинистров СССР по Крымской области Я. Жданов

[...] Встречи с архиепископом Лукой

За 6 месяцев 1956 года встреч с архиепископом Лукой было 4; 3 встречи в епархии и одна – в учреждении уполномоченного.

Первая встреча состоялась 6 февраля. Беседа началась о коммюнике Эйзенхауэра с Иденом («Правда» от 4/11 – 56 г.).

Лука сказал, что, по его мнению, события развертываются с приближением к войне. Я сказал, что коммюнике, хотя и составлено с угрозой по адресу коммунистических держав, но в п. 6 Иден и Эйзенхауэр, как бы испугавшись, что они наговорили в 5 пунктах, заявили, что не намерены добиваться намеченных в их политической линии планов путем открытой войны, зная, что монополистами атомного оружия они не являются и симпатии народов к капиталистическим странам уменьшаются.

В беседе я сообщил Луке, что присутствовал на его проповеди о крещении Христа и что неплохим моментом в его проповеди было то место, где говорилось о величайшей неправде по отношению к 600миллионному китайскому народу, который до сих пор не принят в Организацию Объединенных Наций, и о разбойничьем захвате Америкой острова Тайвань, издревле принадлежащем Китаю. Беззаконие творят итальянские помещики, расстреливая бедных крестьян за то, что они пашут, засевают неиспользованные непригодные земли помещиков, фабриканты и заводчики Америки заставляют работать рабочих за ничтожную плату. Затем я сообщил Луке, что ко мне обращаются с жалобами священники русские, украинцы и верующие на засилье священников, приехавших из западных областей. Они говорят, что богатые городские приходы предоставляются священникам-западникам, а местные священники снимаются с городских приходов и рассылаются по отдаленным бедным сельским приходам. На жалобы я никак не реагировал, т.к. расстановка духовенства является делом правящего архиепископа. «Ни советов, ни пожеланий я Вам не даю, а просто сообщаю о фактах», сказал я Луке.

Местные священники особенно жаловались на священника Карвовского, называя его поставщиком западных священников – своих родственников или близких знакомых.

Архиепископ Лука поблагодарил меня за сообщение и сказал, что о жалобах местных священников на засилье западников ему известно.

Большой приезд западников объясняется тем, что на Волыни очень много церквей в радиусе 2–3 километров. Доходы от таких церквей стали настолько ничтожны, что в последнее время приходы стали объединять по два в один, а иногда и больше.

Так оказалось большое количество лишних священников, которые переводились в заштат.

«У меня, – говорит Лука, – много есть заявлений от священников запада, и я их принимаю, так как они почти все имеют семинарское или высшее богословское образование, все они, как правило, хорошие проповедники, а наши русские священники малограмотные, есть и безграмотные. Такие священники не могут выступать с хорошей проповедью, поэтому епархия заинтересована в подборе более грамотных священников, и поэтому на днях был мною послан в Старый Крым священник-западник Люткевич.

Он окончил семинарию с миссионерским уклоном, работал как миссионер, а в Старом Крыму бывший русский священник Паршинцев, малограмотный человек, очень грубый. А в Старом Крыму развилось много сектантов, особенно баптистов, которые говорят, что Паршинцев сочувствует им и чуть ли сам не был участником секты.

Назначение Паршинцева вторым священником в гор. Саки под начало опытного и образованного священника Поветкина позволит Паршинцеву исправиться.

Карвовский считается одним из лучших священников в епархии.

Вопросы приглашения священников решаю я, причем не исключаю возможности по некоторым священникам рекомендации Карвовского. Ведь не так уж много в Крыму священников-западников. Даже в кафедральном соборе два священника с запада и два – русские».

Пришлось дать ему справку, что в Крыму 15 священников с запада, что составляет 27%.

Перед уходом я еще раз заявил архиепископу Луке, что его дело назначение священников по приходам, но что антагонизм среди священников существует.

Разговор перешел на работу архиепископа, которую он теперь выполняет: «Я теперь работаю над посланием к пастырям и верующим.

В послании будут отображены поездки наших церковных делегаций в Америку, Англию, Канаду и другие страны. В свою очередь, будут отражены поездки иностранных церковных делегаций по церквам Советского Союза.

Обмен церковными делегациями имеет большое значение не только для церкви, но и для государства, так как иностранные делегации с большой похвалой отзываются о поездках по Советскому Союзу. В послании также будет отражено, что повысился авторитет Русской Православной Церкви в глазах руководителей Советского государства. Во время торжества 38 годовщины Советской власти в Кремле были приглашены руководители Православной Церкви, которые сидели вместе с Булганиным и Хрущевым».

В конце беседы Лука еще раз поблагодарил меня за сообщение и, пожелав ему здоровья, мы расстались.

9 мая посетил архиепископа Луку по вопросу нарушения закона о регистрации священников. [...]

15/V-56 г. в 10 ч. 30 м. мне позвонил архиепископ Лука и просил принять его. Я сказал, что рад его буду встретить у себя. В 11 ч. 25 м. позвонил секретарь епархии Кудрявцев и сообщил, что Лука просит уполномоченного приехать к нему, так как приехать к уполномоченному Луке трудно.

В 12 час. я был у Луки. Поздравив его с теплым весенним днем, я сел за стол, за которым сидел и Лука. Взглянув на него, я увидел, что он чем-то сильно встревожен. Он стал извиняться, что ему не пришлось приехать ко мне по вине секретаря Кудрявцева, который обманул его, сообщив уполномоченному, чтобы он приехал к нему сам.

За отмену распоряжения Луки о поездке к уполномоченному он объявит Кудрявцеву выговор.

«Я хотел встретиться с Вами, – сказал архиепископ, – по вопросу посылки жалоб Патриарху группой верующих кафедрального собора гор. Симферополя». Лука спросил меня о том, знаю ли я, что жалоба подана Патриарху?

Я ответил, мне известно, что жалоба подана Патриарху и тов. Карпову, так как ко мне приходили 3–4 раза верующие с жалобой на действия священника Довбенко, выбросившего из алтаря иподиакона Федора Рябых со словами: «Ты холуй» и ударившего его дверью Царских врат по спине.

Пришедшим ко мне верующим я сказал, что происшедшее в церкви никакого отношения к уполномоченному не имеет, так как является чисто внутренним делом церкви. Решать этот вопрос может только церковное начальство, поэтому вам нужно обратиться к архиепископу Луке.

Федор Рябых после этого заявил, что он 2 раза пытался попасть к Луке на прием, когда Лука был на даче в Алуште, но Лука его не принял, несмотря на то, что сам приглашал Рябых приехать.

В Симферополе Рябых вновь пытался встретиться с Лукой, но его не допустили священники и родственники, окружающие Луку.

Лука сказал мне, что первое время после происшествия он не принял Рябых потому, что в это время не было закончено следствие по делу Рябых, а после этого о приеме к нему никто не обращался: «Нам ничего не оставалось, как подать жалобу Патриарху, раз в это дело не хочет вмешиваться архиепископ», – говорили верующие.

После первого посещения верующие снова посетили меня и спросили, не имею ли я каких сведений из Москвы по своей линии о жалобе Патриарху?

Я ответил, что никаких сведений не имею и не могу иметь, так как жалоба, поданная на имя тов. Карпова, им также рассматриваться не будет ввиду ее чисто церковной сущности. Не получая ответа от Патриарха на жалобу, верующие решили повторить жалобу Патриарху. Так была направлена вторая жалоба.

В третий период верующие заявили, что ответа от Патриарха на жалобу нет и что они не знают, известно ли архиепископу об их жалобах, стали просить меня пойти с ними к архиепископу, считая, что со мной их допустят до архиепископа.

Я категорически отказался, заявив, что в это дело, чисто церковное, я вмешиваться не буду.

В последний раз верующие пришли ко мне в большом количестве; среди них был некто Демидов, который в грубом тоне стал требовать от меня посещения архиепископа вместе с верующими и рассказать ему, что творится в соборе, так как, по его словам, священники, проводившие следствие по делу Рябых, до такой степени замазали это дело, что Рябых из потерпевшего превратился в обвиняемого, и архиепископ снизил ему зарплату с 700 руб. до 300 руб., оставив сторожем вместо иподиакона.

Мой отказ пойти к архиепископу с верующими возмутил их. Демидов заявил, что он будет жаловаться на безучастность уполномоченного в Областной комитет партии, будет жаловаться тов. Карпову и поедет специально в Москву с жалобой в ЦК Коммунистической партии Советского Союза на уполномоченного, который продался духовенству.

«Нам известно, – заявил Демидов, – что уполномоченный был в день рождения Луки у него на именинах». На угрозы о жалобах я сказал, что жаловаться они могут, куда захотят, но вмешиваться в этот чисто церковный конфликт я не буду.

После этого архиепископ спросил меня, известно ли мне о намерении верующих выступить в соборе с амвона о происшедшем. Я ответил, что мне об этом известно. Архиепископ спросил мою точку зрения на возможное выступление. Я ответил, что меня верующие также спрашивали об этом. Я сказал им, что никаких советов по таким вопросам не даю, так как этот вопрос уполномоченного не касается.

Архиепископ Лука сказал, что смутьяны, которые недовольны решением Патриарха и моим, хотят поднять великую смуту в церкви. Мне страшно становится, когда я представлю их выступление с амвона о случае в архиерейском соборе, и как будут реагировать верующие на это. Я знаю, говорит Лука, что большинство верующих относится ко мне с большим уважением, и поэтому думаю, что после первых же слов с амвона раскольников верующие набросятся на них и изобьют. В свою очередь и ябедники начнут кричать и ругаться, и тогда получится всеобщая свалка. Боже, сохрани от этого, закончил Лука. Я прошу Вас посоветовать, как мне поступить в этом вопросе.

Я сказал, что мне трудно дать совет по вопросу церковной склоки. Не как уполномоченный, а как просто гражданин, имеющий к Вам уважение, я выскажу следующую мысль: вызвать к себе подписавших жалобу Патриарху и священников, на которых подана жалоба, попросить их высказаться в присутствии Вас. Эта беседа поможет Вам окончить инцидент миром.

Архиепископ повторил несколько раз, что он обязательно воспользуется высказанной мной мыслью.

Я понял, что архиепископ сильно был обеспокоен возможностью выступления группы верующих с амвона. [...]

Пожелав здоровья и всего хорошего Луке, я оставил его.

Задержав мою руку, Лука сказал, что он просит принять его в четверг на той неделе (24/V-56 г.). Сказав, что буду рад его видеть у себя, я вышел.

24/V-56 г. в 12 ч. посетил меня архиепископ Лука в первый раз за время моей работы с августа 1955 года.

В помещение из машины Луке помогали идти шофер и стенографистка архиепископа.

Я встал и помог ему войти в кабинет, так как дверь узкая, пришлось повернуть его боком и, усадив на диван, сказал, что рад его видеть у себя.

Завязалась беседа. Лука спросил о результатах моей поездки в Покровскую церковь города Джанкоя и церковь в селе Магазинка. [...]

Подойдя к вопросу склоки в кафедральном соборе, Лука обвиняет в ней иподиакона Рябых и старосту Сизаря. Они просят наказать священника Довбенко за то, что тот за шиворот вытащил Рябых из алтаря, а в противном случае угрожают выступить с амвона перед верующими и рассказать, что произошло в соборе. «Я ужаснулся такой возможности», – сказал Лука.

«Если бы это произошло, то в церкви могла бы произойти настоящая драка. После моего разговора со старостой Сизарем они, наконец, осознали свою вину, покаялись перед настоятелем Кудрявцевым и дали слово не заводить больше склок».

По мнению Луки, все это произошло оттого, что в 20-ку пробрались неизвестные ему люди. Раньше 20-ка была стабильной организацией и регистрировалась уполномоченными, а теперь, с ноября 1955 года, регистрация отменена, и в состав 20-ки проникают разные люди. Лука хочет написать Патриарху о том, что не следовало бы отменять регистрацию 20-ки уполномоченным. Лука сообщил мне, что он получил от Патриарха письмо, в котором он спрашивает, есть ли в Крыму иеромонахи и архимандриты и сколько?

«Не кажется ли Вам, – спросил Лука, – что вновь будут открывать монастыри, и нет ли указаний правительства об этом?» Я сказал, что монастыри у нас и теперь есть, распоряжений правительства об открытии новых монастырей у меня нет.

Лука перешел к вопросу о сближении церкви с Советским правительством.

За последнее время кроме встреч Патриарха Алексия с Булганиным и приема Булганиным каталикоса Армении на различных заседаниях Правительства участвуют представители духовенства, как Николай Крутицкий, Колчицкий и другие, что свидетельствует об улучшении контакта между Правительством и Церковью.

Мне известно, говорит Лука, что руководители Православной Церкви выезжают в иностранные государства на различные конференции и совещания не только религиозного, но и политического значения. Не может быть такого положения, чтобы иностранные поездки совершались без согласия правительства. За последнее время поездки руководителей Советского государства стали частыми, участились также поездки православного духовенства.

Выступления митрополита Николая на конгрессах мира с протестами против войны, за запрещение атомного оружия сделали известным его имя всему миру.

Чем объяснить, на Ваш взгляд, происходящее сближение Церкви с Правительством? – спрашивает Лука. Я сказал, что было время, когда церковь от открытой борьбы против Советской власти после Октябрьской революции перешла к выжиданию, что будет дальше. В период Отечественной войны большинство церковнослужителей искренне оказывало поддержку Правительству в победе над фашистской Германией, показало себя патриотами и оказало материальную помощь нашей доблестной Красной Армии.

Это патриотическое дело не забыто Советской властью. В борьбе за мир Президиум Верховного Совета СССР отметил патриотическую деятельность митрополита Крутицкого Николая и наградил его высокой правительственной наградой – орденом Трудового Красного Знамени.

Повышение патриотического чувства к Советской родине среди служителей Православной Церкви привело к тому, что улучшились отношения к церкви со стороны органов Советской власти, тем более, что органы власти не вмешиваются во внутрицерковную деятельность духовенства. «Как же нам не выступать за мир, против войны, если даже папа Римский выступает против войны и запрещение атомного оружия!» – воскликнул Лука.

Я сообщил Луке о посещении индонезийской делегацией Ялтинского собора 19/V-56 г. и сказал, что настоятель собора протоиерей Семенюк хорошую приветственную речь произнес при встрече и ответил очень хорошо на заданные делегацией вопросы, а потом пригласил делегацию в церковь, где члены делегации пробыли около 20 минут на службе всенощной. [...]

Выезды в города и районы

В первом полугодии я побывал в следующих церквах городов и районов и по следующим вопросам. [...]

22/1–56 г. в 12 часов посетил кафедральный собор в Симферополе. Секретарь епархии Кудрявцев сообщил, что 22/1 архиепископ Лука произнесет проповедь, которая им была подготовлена к празднику Крещения. В 12 часов началось причащение. Причащалось 19 человек, 7 – маленькие дети, 3 – девушки 17–20 лет, 1 парень 20–22 лет, изящно одетый, остальные женщины и мужчины пожилого возраста. Верующих было более 400–450 человек средних лет. Молодежи было много. Один мальчик школьного возраста, один – дошкольного. В 12 ч. 30 минут из алтаря был выведен под руки диаконами Лука. В левой руке он держал посох, украшенный живыми цветами, на голове лиловый клобук. Одет был в желтоватую ризу. В 3–5 шагах от алтаря был сооружен помост, на который сел Лука и стал говорить слабым старческим голосом какие-то слова, которые разобрать было невозможно, хотя я стоял не более 10 метров от проповедника. Когда голос Луки настолько окреп, что слышимость доходила до меня, я разобрался, что проповедь была посвящена празднику Крещения. Проповедник рассказал, как когда-то на берега пустынного Иордана пришел Иоанн и стал крестить народ, как потом из далеких стран подошел молодой человек, в котором Иоанн почему-то признал Христа. Иоанн говорит, что он должен получить крещение у Христа, Христос говорит, что должен получить крещение у Иоанна. Спор закончился крещением Христа у Иоанна, так как на это будто бы было указано свыше. Дальше слышны были голоса с неба, потом появился Бог Отец, поздравивший Сына с крещением, а Дух Святой в виде голубя сел на голову крестившегося Иисуса.

После изречения этих «истин» Лука перешел к характеристике имеющихся в мире правд и неправд. Он сказал, что правда есть в отношениях народов друг с другом, в отношениях государств между собой, есть правда в отношении семьи, есть правда в отношениях мужа и жены. Но много в мире есть неправд.

Для всех народов видна черная неправда, когда 600-миллионный китайский народ не принимается в Организацию Объединенных Наций. Разве это правда, когда исконную китайскую землю остров Тайвань разбойники насильно отняли у Китая?

А какая черная неправда происходит в наше время в Италии? Там есть много земли, которая даже не обрабатывается. Вот эту-то землю безземельные крестьяне начали распахивать, а хозяева земли – помещики пригнали солдат и стали расстреливать крестьян. Много крови было пролито только за то, что безземельные голодные крестьяне хотели иметь хлеб, чтобы самим не умереть от голода и накормить своих детей, а взяли они лишь куски необрабатываемой помещиками земли – разве это правда? Разве не следует, чтобы земля принадлежала тем, кто ее обрабатывает? В Африке давно уже льется человеческая кровь. Крестьяне и рабочие сотнями, тысячами погибают только за то, что требуют для себя свободы. Алчным грабителям мало того, что на них работают целые народы, они хотят превратить их в бессловесных животных. Разве лучше обстоит вопрос с владельцами фабрик – заводов, с капиталистами, которые держат народ в полуголодном состоянии? Очень много, как видите из приведенного мной, в мире существует неправды. С седой старины, во время крещения Иисус стал проповедовать правду, которую Он подтвердил чудесами, а потом Своею смертью на кресте и Воскресением из мертвых. Казалось бы, что утвержденной Христом правды, народ должен был верить в правду Христа и быть твердым в этой вере. Но в действительности у нас много есть неверующих. Веру в Христа надо укрепить! [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Яранцев

По приглашению архиепископа Луки навестил епархию.

После знакомства с Лукой секретарь епархии Карвовский вышел, и мы остались наедине.

Я спросил Луку о его здоровье, самочувствии. Лука сообщил следующее: «Чувствую себя, принимая во внимание мой возраст, хорошо, на здоровье не жалуюсь, видимо, это передалось по наследству. Мой дедушка прожил больше 100 лет, бабушка 90, отец 89, мать 79 лет. Правда, я так долго не проживу. Я много перенес житейских невзгод. 11 лет скитался по тюрьмам, и это не могло не отразиться на моем здоровье, причем меня к тому же беспокоит моя слепота», и как бы между прочим Лука рассказал один эпизод из своей жизни в тюрьме. Содержание этого эпизода следующее: когда я был в тюрьме, сказал Лука, то однажды ночью крупный чекист вызвал меня на допрос и прямо поставил вопрос – «друг я ему или враг?»

Мой ответ ему был такой: "Я не консерватор, я далек от этого, но скажу Вам, что если бы я не был христианином, то я был бы коммунистом». И далее Лука, подумав, продолжая разговор на эту тему, сказал: «Вам ведь хорошо известно, что Советское правительство ведет антирелигиозную пропаганду, следовательно, я не могу быть целиком на Вашей стороне, а поскольку Вы являетесь гонителями христианства, я, совершенно понятно, никак не могу быть вашим другом, хотя и можем сосуществовать». И на этом, как сообщил Лука, его разговор с чекистом был окончен, и к этому вопросу, по словам Луки, чекист никогда больше не возвращался.

На мой вопрос – можно ли сделать операцию и восстановить Вам зрение – Лука ответил, что сейчас уже поздно, и винит в этом своего большого друга Филатова, который, как он выразился, проглядел наступление слепоты, упустил время, несмотря на то, что он приезжал ко мне на дачу в Алушту, посылал к нему в Алушту и своего ассистента (фамилию не указал).

Дальше архиепископ Лука спросил меня, известно ли мне, что в с. Войково Первомайского района директор МТС самовольно занял, в бытность уполномоченного Яранцева, церковную квартиру? Я ответил, что это мне не известно, так как это было не при мне. Тогда Лука сообщил следующее: директор МТС застращал бывшего там священника Коптева, и он бросил самовольно приход, и как трусишка, без ведома епархии, бежал из с. Войково. А когда этот священник бежал из прихода, директор МТС сократил церковную ограду, и домик, стоящий внутри ограды церкви, оказался вне ее территории. Директор МТС вселил туда своих жильцов и заявил: «Теперь нет такой силы, которая могла бы его заставить покинуть этот когда-то принадлежащий церкви дом». Лука заявил, что директор МТС открыто попирает советские законы, а председатель Облисполкома Филиппов содействует ему в этом, а не пресекает его беззаконные действия. Я написал письмо, сообщил Лука, Карпову, ответа еще не получил, но думаю, что «правда и советская законность восторжествуют».

Нельзя смириться с тем, что при наличии договора на использование церковью этого дома, сказал Лука, договор не выполняется органами Советской власти, и иеромонах Недбащук Трофим, настоятель этой церкви, вынужден нанимать квартиру за 4 км от места службы. Причем и на эту квартиру, занимаемую Недбащуком, истекает срок договора, после чего, видимо, под давлением того же директора МТС, владелец дома откажется продлить договор с иеромонахом Недбащуком.

Лука дальше сообщил, что он не консерватор, он далек от этого, но вопрос этот нужно решать в пределах советских законов, и как бы в подтверждение своих слов заявил, что он целиком и полностью разделяет точку зрения Советского правительства по международным вопросам. Одабривает послания Булганина правительствам зарубежных стран. Целиком и полностью разделяет новогодний призыв патриарха Алексия и Синода, размножил призыв на машинке, разослал во все приходы и дал указание зачитать его в церквах и молитвенных домах.

На вопрос Луки о незаконном занятии церковного дома в с. Войково я ответил так: «Поскольку Вы написали жалобу председателю Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР Карпову, то будем ждать от него ответ».

Хорошо было бы, заявил Лука, если наше правительство дало бы право и свободу переписки с заграницей не только патриарху Алексию, но и нам, епархиальным епископам. Лука рассказал мне, что он однажды написал письмо в англиканскую церковь (кому – умолчал), но оказалось, что письмо попало в руки Карпову. Из этого я сделал вывод, заявил Лука, «каждый сверчок знай свой шесток», и я никуда больше за границу не писал и не пишу. Я совершенно не в курсе о жизни католической, англиканской, протестантской и других церквей мира, заявил Лука.

На мое предложение, что Лука, помимо писем за границу, мог бы писать статьи в «Журнал Московской Патриархии» и высказывать свою точку зрения через этот журнал, Лука ответил так: «Мои две статьи в свое время журнал поместил, а третью, Пасхальную проповедь, и четвертую статью – «Новое слово в богословии» – не напечатал, а напечатал статью митрополита Николая Крутицкого и Коломенского, и когда я обратился к секретарю редакции, он замялся, послал меня к Николаю Крутицкому, а тот – к Карпову, тогда я понял, что мои статьи вредны, и решил больше не писать в журнал ничего.

«Я не хочу, чтобы мой труд выбрасывали в архивные сундуки. А мой труд ценю не только я, но и Московская Духовная Академия», и в подтверждение своего высказывания сообщил, что он закончил XII том проповедей, около 5,5–6 тыс. листов, напечатанных на машинке. «В Московской Духовной Академии была создана авторитетная комиссия под председательством профессора гомилетики по изучению моих проповедей».

Комиссия дала моим проповедям, сказал Лука, необыкновенно высокую оценку и записала в своем заключении, что проповеди архиепископа Луки представляют исключительное явление в современной церковно-богословской литературе. Они представляют сокровищницу в Священном Писании. Труд мой был оценен достойно, сказал Лука, «я избран почетным членом Московской Духовной Академии, а это значит, что мне оказана почесть выше, чем доктору богословия», и дальше Лука сообщил, что из 13 почетных членов Академии 2 умерло, осталось 11. Причем из 11 почетных членов Академии архиепископ только он один.

На мой вопрос, будут ли его проповеди опубликованы, Лука ответил, что моими проповедями будут пользоваться только в библиотеке Московской Духовной Академии, они света не увидят до тех пор, пока не изменится отношение к церкви, а симптомы улучшения отношения правительства к церкви, сказал Лука, есть, основанием служит новогодний прием священнослужителей в Кремле и обмен церковными делегациями с зарубежными странами. Мной снова был задан вопрос Луке – почему же его проповеди не будут опубликованы, если они получили высокую оценку, какие к этому у него есть основания? Лука сказал так: «Они очень убедительны и неотразимы, против их устоять антирелигиозная пропаганда не может, а это невыгодно государству. Как лекции, так и современные статьи по антирелигиозной пропаганде слабенькие, не глубоки по своему содержанию и малоубедительны.

Ну, возьмем к примеру, сказал Лука, антирелигиозные статьи выдаваемого себя за церковника Дулумана Евграфа²⁵. Это ведь грубое издевательство над религией, а не ее разоблачение. Я, прослушав одну его статью, больше и читать не велел».

Такое же примерно выступление с антирелигиозными статьями было и в Куйбышеве, сказал Лука, эффект от этих статей невелик.

На мой вопрос Луке, если бы он не потерял зрение, вероятно, все же прочитал бы статьи Дулумана, Лука ответил отрицательно. Лука сказал, что он сейчас просит читать ему только газеты «Известия» и «Крымскую правду», мне, как я не стал писать статьи в «Журнал Московской Патриархии», не читают даже «Правду». Из журналов он просит читать ему только медицинские журналы, как наиболее близкие ему.

И Лука не удержался, рассказал мне, какие восхищенные отзывы он получил на свой труд «Очерки гнойной хирургии» (книга эта выдержала 3-е издание). Особенно высоко его труд оценен в Китае. «Мой труд в медицине, по отзывам зарубежной печати, является классическим трудом, а книга моя является у многих врачей настольной книгой, и я не могу этим не гордиться», – сказал в заключение Лука.

Архиепископ Лука сообщил мне, что в кафедральный собор он приглашает из Тамбовской епархии протоиерея Нестерова и просил меня зарегистрировать его. Я Луке ответил, что это внутреннее дело епархии, и если он, Лука, хорошо знает Нестерова, то с моей стороны возражений не будет. Лука поблагодарил меня. Лука сообщил мне, что священнику и преподавателю духовной семинарии Мисину из Саратовской епархии в назначении его священником в Крымскую епархию отказано. На мой вопрос, как Лука смотрит на отход православных христиан от церкви в Мазанке и переход их к сектантам, Лука ответил так: «Глупых умными не сделаешь». Отход от церкви к сектантам Лука расценивает как религиозное невежество. И дальше сообщил: «Однако я написал ряд проповедей по разоблачению сектантов, и у нас в Крымской епархии отход от церкви христиан, за исключением Мазанки, меньше, чем в других областях Украины». Лука заявил, что он в Алуште провел через церковь большую работу (он читал летом там проповеди), и в лоно Русской Православной Церкви вернулось много бывших сектантов. Лука сообщил также, что священник в Мазанке Страшкевич Леонтий – малограмотный священник, говорит скороговоркой, и я даже боюсь, заявил Лука, что он читает мои проповеди. Он живет, как выразился Лука, в XIX веке, и совершенно не понимает новой жизни.

В заключение Лука заявил, что сектантское движение усилилось после отделения церкви от государства. Это отделение породило смуту, бороться с сектантством мы почти бессильны. Сектантство, как течение, носит политический характер, со всеми [вытекающими] отсюда последствиями. Ведь не случайно появились (правда, у нас как будто бы их нет) бродяги-священники, которые проводят в частных домах службы и т.п. Мне сообщили, сказал Лука, что среди бродячих священников есть даже одна «баба священник» (где, он не сказал).

Насколько мне известно, обратился ко мне Лука, вы ездили в Москву, хотелось бы услышать, что Вы привезли нового из Москвы? Я Луке ответил, что нового ничего нет. Новое для меня было то, что я познакомился с работниками аппарата Совета по делам Русской Православной Церкви и другими работниками с периферии. Небезынтересно было видеть и новое строительство в Москве. Больше Лука к этому вопросу не возвращался.

На этом беседа была закончена. Прощаясь, Лука сказал, что он после Крещения сделает мне ответный визит. Я поблагодарил Луку за искреннюю, душевную и непринужденную беседу и, любезно распрощавшись с ним, вышел из стен епархиального управления.

Уполномоченный Совета по делам

Русской Православной Церкви при Крымоблисполкоме А. Гуськов

[...] Я задал Луке вопрос, беседовал ли он со священником Покровской церкви г. Симферополя Соколовым относительно его проповеди, сделанной им 6/XII-57 г., в праздник «Введения во храм Богородицы», о чем я ставил в известность Луку 11 января 1958 года? Лука ответил так: «Я Соколова вызывал к себе. Проповедь им напечатана на машинке, я ее прослушал, и она мной одобрена. Крамольного там ничего нет. Мы всегда в своих проповедях обращаемся к верующим с призывом чаще водить детей в церковь и воспитывать их в религиозном духе. Это наш долг перед Богом и верующими». И, сделав большую паузу, Лука сказал: «Чтобы дать правильную оценку той или иной проповеди, надо иметь огромные богословские знания». Я на это Луке заметил, что это совершенно не обязательно.

В любой проповеди грамотный и политически подготовленный человек разобраться и определить, что к чему, сможет, хотя он и не будет иметь богословских знаний. Лука на это мне ничего не ответил. Я же, в свою очередь, дискутировать с Лукой по этому вопросу счел ненужным и для дела вредным. Для меня стало совершенно ясным, что такого рода проповеди священники читают не от себя, а по заданию Луки, а поэтому в каждом конкретном случае, если это будет нужно, тактично беседовать со священниками, в какой-то степени сдерживать их и, по возможности, нацеливать на более лояльное отношение священников к родителям и школе. Одновременно, подобрав побольше неотразимых фактов, вернуться к этому вопросу, если Лука и после этого будет продолжать такую же деятельность в части активизации своей работы по вовлечению в церковь детей школьного и дошкольного возраста через свою паству.

В заключение беседы с Лукой по вопросу проповеди Соколова он, похваляясь своим церковным опытом работы, сообщил о том, что он вот уже около 35 лет работает архиепископом, и через две недели ему исполнится 37 лет с момента посвящения его в священники, и как бы попутно заметил, что не каждый профессор может столько лет проработать и прожить, сколько проработал и прожил я.

Не удержавшись, я бросил Луке реплику: «Видимо, у них более напряженная работа, чем у Вас, и их организм изнашивается быстрее». Лука промолчал.

На этом беседа с Лукой была окончена. Прощаясь, он сказал: «Со всеми уполномоченными я находил общий язык, надеюсь, и с Вами у нас будут самые лучшие отношения и взаимопонимание». Я поблагодарил Луку за визит и, в свою очередь, сказал, что все, зависящее от меня, в смысле взаимопонимания и плодотворной работы епархии, я постараюсь сделать, и просил в этом архиепископа Луку не сомневаться.

Уполномоченный Совета по делам

Русской Православной Церкви при Крымоблисполкоме А. Гуськов

29 ноября состоялась, в присутствии секретаря епархии Карвовского, встреча с архиепископом Лукой.

В начале беседы Лука сказал, что я, как уполномоченный, не являюсь помощником и защитником церкви, как это делали бывшие ранее уполномоченные Жданов и Яранцев, которые по-настоящему помогали во всех вопросах церкви, епархиальному управлению и мне, как управляющему епархией. Лука заявил, что я не только не помогаю церкви, а наоборот, способствую ее закрытию.

На мой вопрос, где у нас в Крыму закрыты церкви с моей помощью, Лука ответил: в Алупке, Найденовке, Грушевке, Партизанском, Садовом. Я категорически опроверг это заявление Луки и сказал ему: во-первых, в этих населенных пунктах церкви не закрыты, а в них временно прекращена служба по вине настоятелей храмов, епархиального управления и лично архиепископа Луки, не производившего ряд лет текущий ремонт, вследствие чего эти церкви находятся, как подтверждено актами технического осмотра, в аварийном состоянии. Следовательно, ни о каком закрытии церквей в нашей области и речи не идет. Кроме этого, я заявил Луке, что никто из нас сейчас не может сказать, что у нас нет в Крыму еще церквей, находящихся в аварийном состоянии, а это не к лицу епархии и ему, как управляющему, доводить до аварийного состояния церковные здания и не выполнять типового договора я бы не рекомендовал.

Лука в конечном результате признал свою вину и заявил, что он отремонтирует церкви и принимает сейчас к этому меры, договорился с Облкоммунхозом на составление проектно-сметной документации. Я сказал, что он, Лука, поступил правильно, решив ремонтировать аварийные церкви, а впредь их до такого состояния доводить не следует.

Лука в заключение нашей беседы сказал, что я напрасно на него обиделся, когда он мне дал такую суровую оценку как уполномоченному. Это он якобы высказал мне потому, что как лично он, так и верующие видят в моих действиях наступление на Русскую Православную Церковь, чего не замечается со стороны уполномоченного Совета по культам.

Лука буквально сказал так: «сектанты в Крыму живут вольготнее, чем мы». На это я ответил Луке, что я не берусь судить о действиях уполномоченного по культам и действиях сектантов, т.к. это не входит в мои функции.

На этом наша беседа была закончена.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Гуськов

[... ] Чтобы решить главный вопрос работы, как изучение деятельности церкви и их служителей, я принимал все меры к тому, чтобы установить нормальные деловые отношения с архиепископом Лукой и его секретарем Карвовским, священнослужителями, церковными исполнительными органами, партийными, советскими, профсоюзными и комсомольскими организациями. На мой взгляд, этот вопрос решен правильно, хотя на этом пути встречалось немало и трудностей, особенно с Лукой, о чем убедительно свидетельствует приложенная к отчету справка от 29 ноября 1958 года²⁶. Однако необходимо сообщить, что Лука после нашей с ним последней беседы стал внешне относиться ко мне менее, если можно так выразиться, агрессивно, и, по заявлению секретаря епархии Карвовского, сожалеет о такого рода разговоре со мной и приглашал меня, как только будет время, зайти к нему. Я Карвовскому ответил, чтобы он передал Луке, что я при первой же возможности постараюсь его навестить.

Однако считаю своим долгом еще раз заявить, что с архиепископом Лукой работать исключительно тяжело, и необходимо более настойчиво ставить вопрос о его замене, как совершенно больного и беспомощного старца, которому нужно давно уйти на покой. Фактически работать мне приходится не с ним, а с его окружением, о чем я уже писал раньше.

Архиепископ Лука под влиянием окружающих его священников-западников отдал в последнее время указание по епархии производить крещение взрослых, что раньше делалось только в кладбищенской церкви города Симферополя. [ ... ]

В 1959 г. необходимо больше поработать со священниками, архиепископом Лукой и его окружением по вопросам прекращения крещения взрослых, добиваясь через беседы, доклады, лекции, печать, радио, индивидуальную работу того, чтобы вообще свести крещение взрослых до минимума или совсем на нет.

Характеристика положения и деятельности духовенства.

Архиепископ Лука, обеспокоенный снижением посещения церквей верующими и особенно молодежью и детьми школьного возраста, подготовил проповедь «Слово в день Введения во храм Пресвятой Богородицы» и разослал ее всем церквам для зачтения. В этой проповеди Лука ропщет на то, что попущением Божьим много церквей закрыто, особенно в селе, а поэтому он рекомендует организовывать домашние церкви, где и воспитывать детей в христианском духе. Лука сетует и на то, что школа не учит Закону Божьему и заключает: «Так что же, неужели наши дети, христианские дети, обречены стать ничего не ведающими в Законе Божьем? О нет! Нет! – восклицает Лука, – да не будет этого великого горя!.. Так учите, учите детей своих и тогда Ваша семья станет домашней церковью, и свет Христов из этой домашней церкви будет распространяться, невидимо для Вас, за пределы Вашей семьи».

Политика Луки совершенно ясна и понятна, в этой проповеди показал он и свое подлинное лицо как правящего архиепископа. По существу этой проповеди я беседовал со многими священниками, и большинство из них согласились, что она неприемлема в наше время. Беседовал по этому вопросу я и с Лукой. Он заявил, что ничего в ней крамольного нет, однако признал, что она резковата и бьет прямо в цель без всяких обиняков. Я в спор с Лукой не вступил, однако, как мне стало известно, он ее священникам в церквах читать запретил, мотивируя тем, что они эту проповедь могут не понять и трактовать, кто как вздумает.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Гуськов

13 юля 1959 года я посетил архиепископа Луку, перед которым поставил следующие вопросы:

1) О предварительном ознакомлении меня о назначении священников в приморские города Крыма;

2) О передаче помещения Покровской церкви г. Симферополя стеклотарному заводу с его реконструкцией в соответствии с семилетним планом;

3) О перенесении церковного имущества из молитвенного дома с. Магазинка Красноперекопского района, в связи с его аварийностью, в другое помещение этого же села, или в другую церковь;

4) О статье, опубликованной в газете «Крымская правда» от 21 июня 1959 г. «Житие отца Виталия Карвовского».

По первому вопросу о назначении священников в приморские города Крыма у нас была достигнута с архиепископом Лукой полная договоренность. Разногласий никаких не было.

По второму вопросу, о передаче помещения Покровской церкви г. Симферополя стеклотарному заводу, архиепископ Лука заявил, что он от прежней договоренности с ним старшего инспектора Совета и моей отказывается и закрывать церковь не будет. На мой вопрос, почему он изменил свое отношение, Лука ответил так: «Верующие бунтуют, не желают закрывать церковь». Я задал архиепископу Луке еще вопрос, откуда ему это известно? Лука ответил: «От отца Виталия Карвовского и священника Соколова». Я в присутствии Карвовского заявил архиепископу Луке, что его неправильно Карвовский и Соколов информировали и, как всегда, Карвовский сгустил краски. Я рассказал Луке истинное положение вещей и сообщил ему, что ко мне приходили три человека 6 июля, три человека 11 июля и 6 человек 13 июля, с которыми были обсуждены все вопросы, касающиеся закрытия церкви. Никакого бунта они не устраивали и не думают устраивать, а они просили меня о том, чтобы им разрешили открыть молитвенный дом в одном из помещений г. Симферополя. В этой просьбе я им отказал. Свой отказ мотивировал тем, что в г. Симферополе имеются еще три церкви, куда верующие могут ходить молиться и исполнять требы. Верующие заявили, что они поедут в Москву. На это я им сказал, что это их дело, но я не рекомендую затрачивать зря деньги верующих, вопрос все равно положительно решен не будет, т.к. никто не может отменить реконструкцию и расширение завода, которая проводится по решению Правительства.

Лука с моими доводами согласился и тут же сказал Карвовскому, что он свое решение отменяет и предложил об этом известить священника Покровской церкви Соколова, благочинного Коломейца, Мазанского и Зуйского священников, которым 16 июля передать имущество Покровской церкви по акту.

Закончив этот вопрос, архиепископу Луке сообщили, что к нему на прием просятся 8 человек из Покровской общины г. Симферополя. Лука, извинившись передо мной, просил женщин к себе.

Одна из женщин, казначей церкви, Маринина А.И., спросила Луку, согласован ли с ним вопрос о закрытии Покровской церкви? Лука ответил так: «Со мной этот вопрос не согласован, но я поставлен в известность, что это делается по решению Правительства». Эта же женщина задала снова Луке вопрос: «Как же это так, что Правительство с Вами не согласовывает такие вопросы, как закрытие церкви, ведь нам известно, что церковь отделена от государства». Архиепископ Лука ответил так: «Разве Вам не известно, что Правительство заинтересовано только закрывать церкви, а не открывать». Женщины хором возмутились ответом Луки и наперебой загалдели, что разве их дети и мужья не умирали в дни войны, разве с ними и с нами Правительство не обязано считаться. Видя такой оборот, Лука заявил им: «Вот у меня находится уполномоченный, и я думаю, что он Вам все разъяснит». Лука попросил меня разъяснить женщинам, почему закрывается Покровская церковь.

Мне ничего не оставалось сделать, как разъяснить женщинам, почему закрывается Покровская церковь. Одновременно с этим, в очень тактичной форме, и поправить Луку, что наше Правительство – единственное Правительство в мире, которое не на словах, а на деле провозгласило свободу совести, о чем пишет в своей книге Патриарх Московский и всея Руси Алексий, и оно отнюдь не заинтересовано «только закрывать церкви», как только что сказал архиепископ Лука. Наше Правительство закрывает Вашу церковь только потому, что производится реконструкция завода по семилетнему плану, а не потому, что кто-то захотел по какому-то капризу сделать. Ведь Вас 15 лет никто не беспокоил, когда этого не требовали условия завода.

В заключение верующие еще раз обратились к Луке с вопросом, может ли он не разрешать местным властям закрыть церковь? Лука ответил: «Я этого не могу сделать, потому что Правительство без него этот вопрос решило».

Тогда верующие заявили, что они поедут в Москву и добьются, чтобы им разрешили организовать молитвенный дом в их части города, где они живут. Лука ничего на это не ответил, и верующие женщины вышли из приемной.

Я архиепископу Луке после ухода женщин сказал, что его ответ женщинам был неудачный, и он только разжег их страсти. Лука промолчал.

Тогда я поставил перед Лукой третий вопрос – о статье, опубликованной в «Крымской правде» от 21 июня 1959 г. «Житие отца Виталия Карвовского», и спросил его, как он на нее реагирует? Лука ответил, что Карвовский дал обстоятельное опровержение²⁷, о чем Вы, как уполномоченный, знаете.

Я ответил Луке, что такого опровержения я не читал и не знаю. Лука удивился моему ответу и спросил Карвовского: «Разве Вы не дали этого опровержения уполномоченному и в редакцию газеты?». Карвовский сказал, что он дал только представителю Москвы Пашкину и думал, что Пашкин даст Андрею Степановичу прочитать, а в редакцию он не дал опровержения, зная заранее, что его никто не опубликует.

Я заметил, что если он, Карвовский, прав, то можно и нужно было добиваться опубликования его опровержения. Мной было сообщено Луке, что многие священники и верующие обращаются ко мне с вопросом, может ли дальше, после такой статьи, работать секретарем епархии Карвовский, и как думает поступить архиепископ Лука? Будет ли он считаться с общественным мнением, изложенным в печати? Лука мне ответил, что Карвовский подал ему заявление об уходе из секретарей епархии (Карвовский при мне еще раз это подтвердил и просил Луку освободить его по болезни, ему нужно делать операцию), однако он его просьбу удовлетворить не может и не удовлетворит. Как бы подытожив весь наш разговор, я обратился к Луке и сказал ему, что мы с ним все вопросы, поставленные перед ним мной, решили. Он ответил: «Да, как будто все вопросы решены, разногласий у нас нет». Разговор на этом с Лукой был закончен. [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Гуськов

[...] Считаю необходимым поставить в известность Совет о том, что работа в Крымской епархии, ввиду полнейшей немощи и слепоты архиепископа Луки, находится в своеобразных условиях. Архиепископ Лука лишен возможности лично объезжать епархию и решать вопросы, возникающие в процессе богослужения священников на местах.

Руководство Луки, как главы епархии, строится исключительно на информациях секретаря епархии и приближенных к нему лиц, которые не всегда правильно его информируют, что не может не осложнять работу и взаимоотношения между епархиальным управлением и уполномоченным, вызывает ненужные недоразумения.

В мои функции не входит анализ работы предыдущих уполномоченных, но в партийных и советских органах сложилось такое мнение, разделяю и я его, что вся их работа была направлена на обслуживание духовенства и на ненужные уступки Луке. Свои уступки Луке уполномоченные Совета мотивировали тем, что Лука – крупный ученый, а как бы чего не вышло и он не обиделся, лучше его не беспокоить и жить с ним в мире и дружбе. Архиепископ Лука не мог этого не видеть и стал делать, что он хотел (проповедь о воспитании детей, организация домашней церкви, клевета на органы Советской власти, что государство закрывает церкви и т.п.).

В таком же духе он воспитывал свою паству, священнослужителей и окружающих к нему приближенных лиц. Все это привело к тому, что как архиепископ, так и некоторые священники, особенно западники, с мнением уполномоченного не считались и иногда делали то, что им не положено делать, о чем я скажу ниже.

Совершенно понятно, что приход нового уполномоченного и принятые им меры к наведению порядка согласно установок Совета, вызвали у Луки раздражение и рассматривались им как превышение власти, нажим, гонение и тому подобные броские слова. Недовольство епархии работой уполномоченного было вызвано еще и тем, что некоторые местные органы и отдельные лица нарушали Конституцию Советского Союза по вопросу отправления религиозных треб, обрядов. [...]

В своей работе уполномоченного Совета я руководствовался решениями ЦК КПСС, ЦК КП Украины, Советского правительства и Совета.

Я совершенно ясно себе представляю, что вся моя работа должна сводиться не для обслуживания духовенства, как этого бы хотел архиепископ Лука, а прежде всего к осуществлению государственного надзора за деятельностью Церкви и духовенства в целях охраны интересов государства, соблюдения законов, касающихся Церкви. Считая себя прежде всего коммунистом, я обязан всемерно содействовать партийным организациям так, чтобы они чувствовали мою помощь, и это, как мне кажется, сделать удалось. В таком плане я проводил всю свою работу. Причем не было ни одного случая, чтобы по принципиальным вопросам я не советовался с секретарем ОК КП Украины, зав. отделом пропаганды или с работниками отдела пропаганды и агитации на местах.

Сложность моей работы объясняется и тем, что значительное число священнослужителей являются западниками с сомнительным прошлым. Необходимо отметить и то, что моя работа осложнялась и тем, что я не имел достаточного опыта в этой сложной и ответственной должности, не имел даже инструкции Совета, которая была утеряна до моего прихода на эту работу. Все это привело к тому, что я, помимо моего желания, допустил ряд ошибок [...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Гуськов

11 марта 1960 г. у меня была встреча с архиепископом Лукой.

Решались следующие вопросы:

1. О ремонте Ялтинского собора, о постройке изгороди вокруг него и благоустройстве территории церковного двора.

К постройке изгороди, благоустройству территории церковного двора и наружного ремонта, заявил Лука, церковный совет приступит немедленно. Внутренний ремонт храма будет производиться только после Пасхи (с 25 апреля).

2. Передал архиепископу Луке беседу священника поселка Чехова из г. Ялты Моссиенко, который мне сообщил, что Крымскую епархию заполонили западники-униаты, которые служат в церкви за деньги, а не по призванию; у всех у них по 200–300 тыс. на сберегательных книжках; они нашу Православную Церковь превратили в католическую и ввели свои порядки. На мое замечание, что не все западники такие, какими их священник характеризует, на это Моссиенко мне ответил, что ему лучше знать, так как он очень со многими из них отбывал в лагерях наказание, хорошо знает их настроение и религиозность. Во-первых, они, сказал Моссиенко, безнравственны, любят наушничать, подхалимы и иезуиты. Во-вторых, очень обижены на Советскую власть и в любой подходящий момент всадят ей в спину кинжал; они всем своим нутром по ту сторону советских рубежей. Я своим верующим, сказал Моссиенко, недавно читал в церкви проповедь и обратил их внимание на картину, изображающую Тайную Вечерю, и особенно на то, как один из 12 апостолов Иуда искариотский поднялся и пошел продавать за 30 сребреников Иисуса Христа – вот так, сказал Моссиенко, и западники служат за деньги, бессовестно набивают себе карманы и возят епархиальному окружению систематически подарки. Эти священники в Крыму получают хорошие приходы, и в епархии они на особом счету. Выслушав все сказанное Моссиенко, мной ему было сказано, что это дело не мое и я в ваши внутренние дела не вмешиваюсь, это дело епархии и пусть она наводит порядок.

Лука сейчас же при мне предложил секретарю вызвать священника Моссиенко в епархию. Чем вызван такой разговор с Лукой о беседе со священником Моссиенко? Это вызвано тем, что Моссиенко очень неблаговидно ведет себя в Ялте и ему там не место. В дальнейшем принять меры к тому, чтобы в эту церковь священника не допустить, так как эту маленькую неприглядную церковь, расположенную недалеко от дома-музея А.П. Чехова, куда в летнее время беспрерывно приезжают экскурсии со всех стран мира, показывать невыгодно. Эту точку зрения разделяют Ялтинский Горсовет и работники Ялтинского отделения КГБ.

3. Сообщил Луке о том, что священник кладбищенской церкви г. Феодосии Серафим Пекло, с целью компрометации меня, давал взятку, о чем признался на допросе в милиции, я просил Луку принять к Пекло меры. Лука заявил: «Я переведу его из Феодосии в другой приход, если Вы не будете возражать». На это я ответил, что это не наказание. Его, на мой взгляд, нужно уволить в заштат с правом перехода в другую епархию. Лука в принципе согласился, однако сказал, что «Пекло некем заменить. У нас в епархии, заявил Лука, не хватает десять священников, и меня это очень беспокоит, я ночи не сплю, когда в такие дни нет в некоторых церквах богослужения».

Мной Луке было отвечено, что помочь ему в этом вопросе, при всем моем желании, не могу. На это Лука сказал: «Вы можете помочь, если будете давать регистрации священникам не по выбору, а всем, которые приезжают к нам или просятся в Крымскую епархию». Я напомнил Луке, что вопросом прописки священников ведает милиция, и если она не прописывает назначенных Вами священников, вероятно, у нее к этому есть основания, и претензии прошу предъявлять не ко мне, а к ней. Однако как бы между прочим, напомнил Луке, что Крымская область пограничная, а кроме этого, Всесоюзная здравница, и даже не только Всесоюзная.

4. Мною было сообщено Луке, что священник Сакской церкви Попов нарушает типовой договор, заключенный с райисполкомом на пользование церковью (создал в помещении храма склад угля, дров, строительного материала), а когда верующие стали возмущаться его поведением, он в церкви этих людей назвал смутьянами, бандитами и безбожниками. Этот священник занялся клеветой не только на верующих своего прихода, которых Вы в свое время отлучали от церкви, а потом отменили свое решение, но и меня, как уполномоченного. Собирает обманным путем от верующих подписи якобы о том, что уполномоченный закрывает церковь, а в самом деле заголовок подписного листа свидетельствует о том, что он, Попов, хороший священник, и верующие просят его оставить в их приходе.

Попов распространяет слухи, что уполномоченный приехал в Саки пьяный, собрал в церковной ограде безбожников и натравливал их на священника и поджигал их к закрытию церкви. Причем этот случай с Поповым, как провокатором, не первый. Он год тому назад писал в епархию, а епархия в Москву, что от него, Попова, уполномоченный требовал отречения от священного сана. При разборе этого дела Попов от своего письма в епархию отказался и дал объяснение в Москву, что он с уполномоченным никогда по этому вопросу не беседовал и никакого письма в епархию не писал. Значит, сказал я Луке, этот священник совершенно не только потерял облик священника, я уже не говорю лояльного священника, но и облик человека.

Лука снова ставит передо мной вопрос – где же ему взять в Саки священника, когда в резерве у него их нет. На это я еще раз Луке заметил, что я кадрами священников не ведаю – это лично его дело. Лука обещал подумать и позже дать мне ответ.

5. На мой вопрос, ознакомлен ли он с протоколом церковной двадцатки Джанкойской церкви от 27 февраля I960 г. о прекращении в этой церкви богослужения, Лука ответил: «Мне ничего не известно» и просил меня с ним ознакомить. Мной была зачитана Луке следующая выдержка из постановления церковной двадцатки:

«Заслушав через старосту заявление уполномоченного по делам РПЦ тов. Гуськова А.С. о том, что он храм не закрывал и богослужения в нем не приостанавливал, потому что приход большой, здоровый, а поэтому лично архиепископом Лукою приостановление служения неожиданно, незаконно... Архиепископ Лука ... подвергся окружению, руководству и управлению им:

1) быв. священника, снявшего публично сан, ревизора, и.д. секретаря и бухгалтера Березкина Александра, две дочери которого во время оккупации вышли замуж за немецких офицеров и с ними живут за границей.

2) Личный архиерейский секретарь Евгения Павловна, гитлеровская переводчица во время оккупации гор. Севастополя.

3) Секретарь и благочинный Рыхлицкий, о. Михаил, у которого ныне половина семьи проживает за границей, а сын его отбывает в Красноярске заключение. Полуфашистское засилие епархиального управления руководит повседневно, ежечасно обманывая его».

(Копия протокола прилагается).

Лука дважды меня переспросил: «Полуфашистское засилие?», и я дважды ему его прочитал. Лука не менее 3–4-х минут молчал, и на мой вопрос, как же он на все это смотрит, ничего не ответил, только и мог сказать, что драка в церковной общине, группировки там, проведение глубокой ревизии и вмешательство прокуратуры – дело рук священника Черкашинова и нового состава церковного совета и церковной двадцатки, которую он, Лука, не признает. Все это в Джанкойской церкви произошло потому, что Вы, – сказал Лука, – сняли ни за что лучшего в епархии священника Марковского, который мешал Вам закрыть церковь в 1958 году в с. Садовом. У Вас ярко выраженная черта злопамятства, – сказал Лука. – Из-за Вас ушел в заштат священник Алупкинской церкви Соболев и священник Чистеньской церкви Гречаный. Из секретарей епархиального управления ушел лучший и преданнейший мне священник Виталий Карвовский, отказался работать секретарем епархии священник Борис Либацкий, сейчас не хочет работать секретарем опытнейший священник Михаил Рыхлицкий.

Я, не перебивая Луки, выслушал все его критические замечания в мой адрес и ответил, что он, как архиепископ, необъективен, что и доказал ему.

Священник Марковский из Джанкойской церкви, – сказал я, – мной снят с регистрации за то, что он с целью наживы вмонтировал в напрестольный крест кусочек дерева, приобретенного им якобы из Иерусалима, который он выдавал верующим за кусочек от Креста Господня. Ведь Вам, как ученому, более, чем кому-либо, известно, – сказал я, – что это есть не что иное, как шарлатанство и обман верующих, а поэтому не случайно Вы распорядились изъять из Джанкойской церкви напрестольный крест с этим кусочком дерева от так называемого Животворящего Креста Господня и закрыли его в Вашем кафедральном соборе в недоступном месте для верующих. Значит, Марковский снят не за то, что он мешал мне закрытию в с. Садовом церкви, которую, кстати, я не закрывал и не собирался закрывать. Закрыли Вы ее сами, и Вы сами вывезли из нее церковное имущество и передали его в Белогорскую церковь. Причем Вы закрытие этой церкви мотивировали тем, что там длительное время не было священника, церковная двадцатка распалась, и Вы перестали давать дотацию из епархиального управления даже на содержание сторожа, и эта церковная община распалась, и моей вины в этом я не усматриваю. Не вижу своей вины по закрытию этой и ряда других церквей, которые Вы закрыли сами и передавали помещения органам Советской власти на местах.

Священник Алупкинского молитвенного дома Соболев в заштат ушел по Вашему указу, а не по моему, на что я, как Вы знаете, не имею права.

Вы даете положительную характеристику Соболеву – это Ваше дело судить о нем как о священнике и человеке. Однако я о нем Вам сообщал, но, видимо, Ваш секретарь от Вас это скрыл, а поэтому, пользуясь сегодняшней встречей с Вами, я его частично, оговариваюсь, частично, охарактеризую, сказал я. Соболев был осужден по ст. 58–10 ч. 11-я, в дальнейшем амнистирован, однако, каким он был до ареста, таким остался и после него. Чтобы не быть голословным, я прочитал Луке телеграмму Соболева председателю облисполкома, которая искажала истинное положение дел в Алупке.

В этой телеграмме писалось: «Дополнение жалобе Алупкинской церкви поданной на имя секретаря ЦК партии Украины Подгорного 25 августа сего года распоряжением Алупкинского горисполкома начальник Алупкинской стройремконторы Грыза учинил дневной грабеж (здесь и далее выделено в документе. – Сост.) увез с территории церкви строительные материалы, заготовленные для ремонта церкви 20 тыс. рублей, чем усугубил грубое нарушение Советской Конституции и других постановлений правительства о правах церкви».

Тогда как никакого дневного грабежа церкви не было, заявил я и прочитал ему акт от 26 августа 1959 г., который гласит: [ ... ]

Рассказал ему о беседе с Соболевым 26 сентября 1959 года, где он мне сказал:

«Горсовет послал людей, которых охраняли жандармы и полицейские и забрали лесоматериал и вообще строительные материалы, принадлежащие церковной общине». На мое замечание, что у нас нет жандармов и полицейских уже 42 года и пора бы знать Соболеву об этом, он на это ответил: «А какая разница между американскими и советскими жандармами? Я разницы не вижу».

После всего сообщенного мной Луке о поведении Соболева я просил его высказать по затронутым мной вопросам его точку зрения. Лука промолчал и ничего не ответил, да ему и нечего было отвечать.

О закрытии церкви в с. Чистенькая Луке отвечено так же, как я отвечал ему о закрытии церкви в с. Садовое – они аналогичны.

О священнике Гречаном, находящемся в настоящее время за штатом, сообщил, что он дважды женат и верующие его знают не как священника, а как работника котельного цеха стекольного завода, ставшего священником в дни немецко-фашистской оккупации. А худая слава идет далеко, и ни одна церковная община в Крыму не желает его принимать на службу, так же, как и бывшего священника Феодосийской церкви Руденко, укравшего из церковной кассы 13 тыс. руб. В их поведении я своей вины не вижу, и неправильно Вы ее мне приписываете. Создавать же им искусственный авторитет среди верующих в мои функции не входит. Больше того, не я определил их в заштат, а Вы, и я не думаю, что Вы это сделали без основания, однако, это меня не касается и это дело лично Ваше, а не уполномоченного. Лука и на эти мои замечания ответить ничего не мог, так как все мной сказанное ему отвечает действительному положению.

В отношении смены у Вас в епархии секретарей, сказал я, а их уже сменилось за последний год четыре и меняется сейчас пятый, вины моей в этом, как Вы пытаетесь обвинить меня, нет и не может быть, хотя бы только по одному тому, что секретарям епархиального управления уполномоченный справок о регистрации не выдает, а поэтому мне и дела до Ваших секретарей нет. Значит, Вы просто подбирали секретарей неудачно и не учитывали их деловых качеств.

Ни один из Ваших как бывших секретарей, так и настоящего Михаила Рыхлицкого, который присутствует при нашей беседе, не могут сказать, что их выжил уполномоченный или потребовал, чтобы они ушли из секретарей. Я прошу священника Рыхлицкого, – он же секретарь епархии, – сказать, почему он не желает быть секретарем епархии? Рыхлицкий, присутствовавший при этой беседе, поднялся и заявил Луке, что он уходит по состоянию здоровья, на что он имеет справку врача. На мой вопрос, принуждал ли я его к уходу из секретарей, Рыхлицкий ответил Луке, что этого не было. Я больше по этому вопросу с Лукой не стал разговаривать, а только заметил ему, что его кто-то неправильно информирует, а он, не разобравшись, предвзято относится к уполномоченному. [...]

Сообщено мной было Луке и о нарушении типового договора, заключенного Алуштинской церковной общиной с Алуштинским райисполкомом на использование церкви исключительно для молитвенных целей.

При посещении мной Алуштинской церковной общины, в присутствии секретаря райисполкома тов. Резниченко, церковного старосты и священника Клаас, было обнаружено, сказал я Луке, на втором этаже храма, где ранее находилось две комнаты для крещения, теперь оборудованы под спальню приехавшей к Клаасу так называемой приемной дочери, которая разместилась не у нареченной матери – жены Клааса на квартире, а непосредственно в церкви. В этих двух комнатах царит хаос, на столе валяется большое количество окурков, грязно, пол заплеван, на столе и под столом двенадцать пустых бутылок из-под вина разных марок и одна бутылка из-под водки, короче говоря, резюмировал я, в этой церкви делается то же, что делалось в Ильинской церкви г. Евпатории. Лука это мое сообщение очень воспринял болезненно и с раздражением, повысив тон, сказал: «У меня нет пьяниц священников, нет прелюбодеев, все они честно служат Богу; у меня нет священников, делающих аморальные поступки. Известно ли Вам, – сказал Лука, – что на каждую литургию идет пол-литра вина?» Я ответил: известно, однако я не знаю случаев, чтобы требовалась на эту цель водка.

Нервозность Луки не оправдывала поступка священника, а наоборот, и я прямо задал Луке вопрос, одобряет ли он действия священника Клаас, организовавшего в церкви ночлежку, распивочную и курительную комнату? Лука, успокоившись, ответил: «Клаас сделал неправильно», и тут же дал указание секретарю Рыхлицкому вызвать священника в епархию.

Мной перед Лукой был поставлен и такой вопрос, что он нарушает указание Патриархии от 26 октября 1959 г. о разъездных священниках и до сих пор направляет заштатных священников на временную службу в те приходы, где нет настоятелей, и просил его больше такого рода нарушений не делать. На это мне Лука сказал, что он будет на меня жаловаться в Совет по делам церкви. На это я Луке ответил, что это его право, однако когда Вы будете писать об этом в Совет, то Совету сообщите, что направляемые Вами на время (один, два дня) священники скрыли от РайФО, ГорФО и ОблФО свои доходы и не платили подоходного налога, тем самым обманули государство, что делать никому не положено.

В заключение я спросил Луку, почему не освобождается им Ильинская церковь в г. Евпатории, которая в соответствии с постановлением Облисполкома от 8 февраля 1960 года, как аварийная, подлежит разбору. Лука ответил так: «Помимо моего указания церковный староста Ильинской церкви Бублик ездил в Москву с жалобой на решение Облисполкома, и ему в Совете по делам церкви сказали, что из Москвы недельки через две выедет комиссия и только тогда вопрос будет решен окончательно – поэтому и не вывозится церковное имущество. Я, – заявил Лука, – поступил неправильно, как сказали Бублику в Патриархии, когда дал указание о прекращении в этой церкви богослужения. Надо было службу продолжать до комиссии из Москвы». На это я Луке ответил, что жаловаться он может во все инстанции, но с решением Крымского облисполкома не считаться нельзя, оно ведь небезосновательно. Лука в заключение сказал, что он пошлет в Совет телеграмму и, если Совет распорядится освободить церковь, он немедленно это сделает. На этом беседа с Лукой была закончена.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Гуськов

Выполняя постановления ЦК КПСС и ЦК КП Украины «О ликвидации нарушений духовенством советского законодательства о культах»²⁸, мной были проведены с архиепископом Лукой три беседы. В беседах я широко использовал местные факты нарушений советского законодательства по культам по Крымской епархии как правящим епископом, так и священнослужителями.

Более активно и наступательно мной стала проводиться работа по этим же вопросам с секретарем епархии, благочинными, священниками, с церковными исполнительными органами и активом верующих, с которыми мне приходится, по роду моей службы, встречаться.

Мое настойчивое требование и неуклонное выполнение советского законодательства, начиная с Луки и кончая исполнительными органами церковных общин, а также предупреждение некоторых церковнослужителей, церковных советов и ревизионных комиссий обозлило не в меру властного, самолюбивого, деспотичного старика, иногда теряющего здравый рассудок, Луку, возомнившего себя, пользуясь прошлыми заслугами доктора медицинских наук, лауреата Сталинской премии, удельным князьком Крымской епархии. Кроме личных отрицательных качеств Луки, как ярого монархиста, к ухудшению за последнее время взаимоотношений со мной послужило и то, что его тенденциозно информировали некоторые священники, верующие и, главным образом, секретарь епархии Рыхлицкий, отрицательное лицо которого трижды показывалось в статьях газеты «Крымская правда» и «Курортной газете» г. Евпатории. Немаловажное значение к ухудшению взаимоотношений с Лукой послужило и то, что за пять месяцев 1960 года в Крымской области сняты с регистрации 3 церковные общины, с тремя церковными общинами расторгнуты договоры и предложено им подыскать соответствующие помещения для молитвенных целей. Закрыта, как аварийная, Евпаторийская Ильинская церковь (копии решений облисполкома прилагаются). Из-за постоянных склок, систематических драк среди верующих, прямого воровства, растрат и отсутствия священника, снятого Лукой, не функционирует Джанкойская церковь, и не работает также из-за отсутствия священнослужителя церковь в поселке Ленинском.

За нарушение советского законодательства сняты мной в мае месяце 1960 года священники Кокарев из с. Мазанка и Попов из г. Сак. Предупреждены за нарушение советского законодательства священники Фирковский из г. Белогорска, Паршинцев из г. Бахчисарая, секретарь епархиального управления, он же настоятель Евпаторийского собора, Рыхлицкий и бывший секретарь епархиального управления, ныне настоятель Благовещенской церкви г. Симферополя Карвовский. Все это вместе взятое вызвало бурную реакцию Луки, рассматривающего эти вполне законные действия как гонение на религию со стороны уполномоченного и местных органов власти. И как бы венцом всего явилось разоблачение уполномоченным незаконного приобретения для епархии двух легковых автомашин на подставных лиц, на которых в госавтоинспекции и были зарегистрированы эти автомашины. Одна легковая автомашина «Победа» была куплена за средства епархиального управления на имя внучки Луки Прозоровской Маи Дмитриевны за 25,5 тыс. рублей и зарегистрирована в автоинспекции на ее имя, а впоследствии ей же продана за 10 тыс. рублей. Вторая автомашина «Волга» была куплена также за счет епархии за 38350 руб. на имя быв. секретаря епархиального управления Карвовского и зарегистрирована в автоинспекции на его имя.

Лука, узнав, что антизаконные действия епархиального управления раскрыты, а тем более, что в этом вопросе замешана и его внучка, буквально рассвирепел и заявил, как мне стало известно: «Уполномоченный Гуськов – злейший враг и ненавистник церкви, и с ним решать церковные вопросы невозможно», и пришел к совершенно неправильному выводу – не только не прислушиваться к законному требованию уполномоченного, но и стал поучать священнослужителей решать все вопросы жизни и деятельности церковной общины только с ним и через него, обходя меня. Например: решения Облисполкома о закрытии Евпаторийский Ильинской церкви, как аварийной, не выполнять, не подчиняться решениям Облисполкома о расторжении договора с церковными общинами с. Ново-Александровка Симферопольского района, с. Пшеничное Первомайского района и пос. Октябрьский Октябрьского района. Не стал последнее время соглашаться ни по одному вопросу, явно игнорируя меня, и потребовал также, чтобы не соглашались с моими рекомендациями и указаниями церковные общины и священнослужители.

Анализируя все это, я, посоветовавшись с работниками Обкома и КГБ, 25 мая решил встретиться лично с архиепископом Лукой, а не вести переговоры через его представителя – секретаря Рыхлицкого.

При встрече с Лукой, в присутствии бухгалтера-ревизора епархии Березкина я, прежде всего, осведомился о его здоровье, как и где он будет проводить лето?

Лука поблагодарил меня за мое внимание к нему и ответил, что здоровье его удовлетворительное. Сообщил также, что все лето будет жить в Алуште, выедет в Алушту после Троицы и тут же в очень раздражительном тоне сказал: «Ехать в Алушту мне будет не на чем, уполномоченный Гуськов отбирает автомашину, как мошенническим путем приобретенную мной». Лука дал полную волю своему негодованию, стучал кулаками по столу и буквально выкрикивал, что я нанес ему глубочайшее оскорбление. Он, Лука, не сребролюбец и, как мне сообщили мои люди, вы осмелились сказать, что я сознательно и умышленно купил машину, чтобы продать ее внучке, и заявил мне буквально так: «Да будет Вам известно, что я, получив Сталинскую премию первой степени, 130 тыс. рублей пожертвовал на помощь вдовам и сиротам и этот мой благородный поступок был отмечен в «Журнале Московской Патриархии», а вы меня обвиняете, что я продал за 10 тыс. автомашину своей внучке». На это я заметил Луке, а почему машину продали именно внучке, а не кому-либо другому или церкви, и не за 25 тыс., как Вы за нее уплатили, а всего за 10 тыс.? Лука ответил: «Она пришла в негодность». Я бросил реплику Луке, что технического акта автоинспекции нет, как он смотрит на это? Лука промолчал. Тогда я заявил Луке, что его близкие люди, которые ему сообщили, что якобы я допустил такое выражение: «сознательно и умышленно Лука купил машину для передачи ее его внучке» – ложь и клевета, что может подтвердить сидящий рядом с Вами бухгалтер-ревизор Березкин, когда я с секретарем епархии Рыхлицким говорил о приобретении Вами автомашин. Сказал я буквально так: «Автомашины епархиальным управлением приобретены с обходом советского законодательства и тем более противозаконно оформлена их регистрация в автоинспекции». Я попросил Березкина это мое высказывание подтвердить. Березкин мои слова полностью подтвердил, как я им с Рыхлицким говорил, и просил их, заявил Луке Березкин, передать мое высказывание Луке для принятия мер исправления допущенных беззаконных действий епархией.

Лука замолчал, не находя слов для ответа. Видя растерянность Луки, я пришел ему на помощь и заявил, что давайте автомашины оформим в соответствии с советским законодательством и прекратим вокруг этих машин разговоры, и нечего нам из-за них портить взаимоотношения, которые не способствуют нашей плодотворной работе, а наоборот, с каждым днем ее осложняют. Лука охотно схватился за эту высказанную мной мысль и уже в спокойном тоне сказал: «Это самый лучший исход из создавшегося положения, и я охотно теперь буду решать с Вами все вопросы, – сказал Лука, – относящиеся к епархии, которой я руковожу. Я руковожу, а не кто-либо другой», – подчеркнул Лука. Увидев такую разительную перемену ко мне, я, более чем в вежливой форме, попросил разрешения архиепископа Луки поставить перед ним ряд неотложных вопросов, которые мы должны с ним вместе, обоюдно и как можно правильнее, в интересах общего дела, руководствуясь советским законодательством о культах, решить.

Лука, окрыленный моим таким поведением и отношением к нему, ответил: «Я готов с Вами сейчас же обсудить все вопросы, которые Вы решили обсудить или посоветоваться со мной, как с архиепископом» .

Первый вопрос, поставленный мной перед Лукой, был: О нарушении советского законодательства священниками Сакской церкви Поповым и Мазанской церкви Кокоревым.

Мной было архиепископу Луке сообщено, что священник Попов, ранее судимый за антисоветскую деятельность, неоднократно с церковного амвона, с целью восстановления верующих против местных органов власти, заявлял, что райисполком и уполномоченный Совета решили закрыть церковь и передать ее под клуб, когда этого никогда не было, нет и не будет, а наоборот, в этот приход нужно послать священника, который сумел бы со знанием дела противопоставить усилившейся за последнее время деятельности сектантских проповедников, вовлекающих в свои секты верующих православных христиан.

Попов верующих, осуждающих его поступки, самовольно исключает из двадцатки, церковного совета и ревкомиссии, а Вы, сказал я, доверяя ему, лишаете их навечно права выборов в церковные органы и Святого Причастия, что я считаю прямым нарушением указания Патриархии, когда отдельные епископы и священники узурпируют права двадцатки.

Попов, когда ему мало дают за требы, швыряет верующим деньги обратно и рекомендует их отдать РайФО, которое его, как он выражается, грабит. Это я рассматриваю как клевету на финансовые органы и сообщил Луке, что Попов не заплатил за 1-й квартал недоимки по подоходному налогу 7815 руб.

В этой церкви был случай, когда верующие, обозлившись на Попова, закрыли церковь на свои замки, а Попов сломал их, не поставив ни Вас, ни меня в известность об этом из ряда вон безобразнейшем факте, и продолжал службу. Верующие, видя такое поведение священника, отходят от церкви и идут в секты, что крайне нежелательно.

Сообщил я также Луке и о том, что Попов в 1959 г. написал Вам на меня заявление, а вы направили его в Совет, о том, что уполномоченный якобы агитировал его отказаться от священного сана и выступить в печати.

При проверке этого факта представителем Совета тов. Пашкиным, как Вам известно, Попов дал справку тов. Пашкину о том, что он никогда по это му вопросу с уполномоченным не беседовал и никакого заявления в епархию не писал. При проверке этого документа у Вас оказалось, что Попов действительно писал в епархию заявление на уполномоченного, что он якобы его агитировал отказаться от сана и выступить в печати. Вот лицо этого двурушника-провокатора, заявил я Луке.

Сфабриковал этот провокатор Вам клеветническое заявление на уполномоченного и в этом году, сообщив, что уполномоченный приехал в Саки пьяным и допускал грубость к членам церковного совета и собирается посадить их в тюрьму.

Попов, почувствовав свою безнаказанность на протяжении двух лет, распоясался до того, что подмял под себя безвольный церковный совет, ревкомиссию и членов двадцатки и начал церковной общиной и ее средствами распоряжаться, как своей вотчиной.

В заключение беседы по поведению Попова я заявил Луке, что я вынужден к Попову принять крайние меры, снять его с регистрации. Лука со мной согласился, и тут же был решен вопрос перевести из Белогорской церкви провинившегося там священника Фирковского в Саки, а в Белогорск перевести, после освобождения Евпаторийской аварийной Ильинской церкви и сдачи ключей горсовету, священника Севбо.

За запущенность в церковном учете, за использование служебного положения, за хранение церковных сумм не в сберкассе, а в своем кармане, за игнорирование указания уполномоченного по заключению договора с техническими служащими (сторож, уборщица), их эксплуатацию, незаконные снятия с работы, а также узурпацию прав церковной двадцатки священника Мазанской церкви Кокорева, сообщил я Луке, снимаю с регистрации. Лука согласился и просил меня назначить в Мазанскую церковь священника Соколова из заштата. Я на это дал согласие. Объявлен Лукой, по моему совету, выговор за мелкие нарушения советского законодательства священнику Бахчисарайской церкви Паршинцеву. Я с Лукой согласился и предупредил его, чтоб это со стороны священника Паршинцева было последний раз, и вообще последний раз, когда я обращаюсь по этим вопросам к Вам. Прошу, принимайте меры к нарушителям советского законодательства сами.

Второй вопрос был мной поднят перед Лукой об освобождении, в соответствии с решением Облисполкома, от церковного имущества молитвенного дома и подыскании для молитвенных целей соответствующих помещений в с. Ново-Александровка Симферопольского района, в пос. Октябрьском Октябрьского района и в с. Пшеничном Первомайского района, и, как бы между прочим, напомнил Луке о его неудачном письме по этому вопросу настоятелю Н.-Александровской церкви (копию прилагаю).

Архиепископ Лука долго молчал и, наконец, дал согласие на освобождение молитвенных домов от церковного имущества и передачу ключей сельским советам в селах Ново-Александровка и в Пшеничном. Крайний срок освобождения этих молитвенных домов с передачей ключей от них сельским советам архиепископом Лукой установлен 8 июня 1960 года. На что я так же, как и Лука, помолчав, дал согласие и просил дать указ. Лука приказал Березкину подготовить такие указы и дать ему на подпись.

В отношении освобождения молитвенного дома в с. Октябрьском Лука выполнять решение Облисполкома отказался и заявил так: «Храм Христов – не собака, которую можно гонять с места на место. Этот молитвенный дом уже один раз перемещался местными властями из одного помещения в другое». Повысив тон, Лука сказал: «Надо понять всем, в том числе и Вам, что к храму Божьему надо относиться с величайшим благоговением, а не так, как относятся некоторые люди нашей страны и даже руководители». Я полемизировать с Лукой не стал, да и надобности в этом не было, а только спросил его, как же теперь нам поступить все же с освобождением церковной общиной, в соответствии с решением Облисполкома, этого молитвенного дома? Лука ответил так: «Как хотите, так и делайте. Я поддерживать ходатайство верующих, раз они сами отказались перезаключить договор с райисполкомом, не буду». Это вполне меня устраивает, и я, как бы между прочим, сказал Луке, что этот вопрос пусть решают вместе с райисполкомом сами верующие, – церковная двадцатка. Лука промолчал.

В конце беседы Лука возвратился ко мне с вопросом, когда я дам материалы на переоформление автоинспекцией легковой автомашины «Волга», и не сниму ли я с регистрации бывшего секретаря епархии, лучшего из лучших его священников Карвовского, который по своему незнанию епархиальную машину зарегистрировал в автоинспекции на свое имя? Я ответил Луке, что постольку, поскольку этот вопрос мы с ним решили положительно, то мной его просьба будет учтена. Я попрошу автоинспекцию машину «Волга» перерегистрировать, сделав ее владельцем не Карвовского, а епархиальное управление. В отношении поступка Карвовского, его наказания, я этот вопрос сейчас не поднимаю.

Прощаясь с Лукой, он пригласил заезжать к нему после Троицы в Алушту, где он будет отдыхать. Я поблагодарил Луку и сказал ему, что, когда буду бывать в тех краях, непременно навещу его.

В заключение пожелал ему здоровья и хорошо отдохнуть.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Гуськов

[...] Встречи с архиепископом Лукой

В течение 1960 года с архиепископом Лукой встречался 5 раз. Содержание бесед с ним мной раскрыты в справках, направленных Вам.

В настоящее время архиепископ Лука – совершенно немощный старик и, как мне известно, больше спит, чем сидит, я уже не говорю, что он управляет епархией. Епархией управляют его приближенные, немка Лейкфельд, секретарь епархии Рыхлицкий, священник церкви города Симферополя Карвовский и бухгалтер-ревизор Березкин. Однако, все они между собой из-за власти и первенства грызутся, как хищные волки, что нам и выгодно. Сейчас значительно стало легче решать с ними вопросы, подбадривая и подхваливая их, как авторитетнейших людей – помощников Луки. В беседе с ними я им говорю, что они и только они могут воздействовать и уговорить Луку по тому или иному вопросу, который необходимо решать в интересах епархии.

Это им льстит, и они, если можно так выразиться, соревнуются между собой кто быстрее и лучше решит задачу, поставленную перед ними, чтобы в лице уполномоченного тоже быть хорошими.

Лука настолько стар, что не может даже посещать службы в Симферопольском кафедральном соборе, не говоря уже о выездах на периферию. Если раньше Лука писал проповеди, то теперь он и этого не делает. Он почти не принимает посетителей, да к нему их его приближенные стараются и не допускать .[...]

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Гуськов

11 июня в 7 часов утра умер Крымский архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий Валентин Феликсович), доктор медицинских наук, лауреат Сталинской премии.

На похороны Луки и временно исполнять обязанности Крымского епископа Патриарх Алексий командировал епископа Михаила (Чуба) из Тамбовской епархии. Михаил в Симферополь прибыл 13 июня. В этот же день по телефону из Киева мне сообщили, чтобы я не разрешал Михаилу совершать службу. Я позвонил в Совет и получил Ваше указание допустить Михаила к совершению обряда похорон, что мной и было сделано. Сообщено Михаилу, чтобы он после похорон выехал к месту службы в Тамбовскую епархию.

Похороны проводились 14 июня. Гроб с телом Луки был поставлен в закрытый катафалкавтомашину. Епископ и дети Луки ехали в легковых автомашинах, священники и хористы – в больших автобусах, также были размещены в большом автобусе и венки. На шести автобусах верующих отвезли на кладбище к месту похорон, оторвав их от похоронной процессии. Впереди катафалка и по его бокам, ухватившись за него руками, с места отправления встало человек 50 мужчин и женщин и так следовали до кладбища. Гроб с телом сопровождало человек 200–250. По пути следования на тротуарах останавливались люди. Особенно много ожидало людей на кладбище, причем процентов 90 из них зевак. В беседе с ними выяснилось, что они хотели раз в жизни увидеть, как хоронят епископа, т.к. такого зрелища они больше никогда не увидят.

Маршрут следования был избран по окраинам города. Подъезжая к кладбищу, верующие вынесли из автобуса венки и стали петь: «Святый Боже, Святый Крепкий...» Никакие уговоры не помогли, пение продолжалось и по кладбищу.

После захоронения все крымские священники, которых было до 35 человек (из других областей не было ни одного священника), были посажены в большой автобус и доставлены в епархиальное управление.

Никаких инцидентов во время похорон не было. Порядок поддерживался по заранее разработанному плану органами милиции, хотя и не было ни одного человека в милицейской форме.

Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области А. Гуськов²⁹