1896 года

3-го января Преосвященный Савва писал в Вильну Попечителю Округа Н. А. Сергиевскому: «Прошу принять от меня усерднейшее поздравление с наступлением нового лета Благости Господней. Чего могу пожелать Вам при сем? От всей души желаю Вам того что может служить к душевному Вашему спокойствию, к подкреплению Ваших сил для продолжения доблестного служения Престолу и Отечеству, к охранению Вашего семейного благополучия и радости о благоустроении любезных чад Ваших. Неутешительные вести несутся к нам о вашем крае. От горячих и сумасбродных Польских чинов всегда можно ожидать того, о чем пишется в газетах. Но что, если, паче чаяния, вспыхнет в вашем крае пожар, подобный пожару в 1863 г.? Имеются ли в виду для тушения пожара брандмейстеры, подобные графу Муравьеву?

К сожалению, не можем и мы – обитатели Тверской области – похвалиться тихим и мирным житием. Наше дворянство и земство, немирное и прежде, ныне сделалось уже притчею в языцех. Все газеты переполнены статьями о наших беспорядках и безрассудствах. Это очень грустно! Когда же, наконец, настанет вожделенная для нас с Вами минута взаимного свидания и взаимного дружеского собеседования? Устроить это свидание зависит более от Вас, любезнейший Николай Александрович, нежели от меня. Для меня не представляется никакой возможности предпринять путешествие на Запад; меня чаще влечет к себе Восток – любезная Москва. Вот и в конце истекшего года я еще раз совершил туда поездку ради врачевания своего правого глаза. Поездка моя увенчалась, по милости Божией, счастливым успехом: теперь я смотрю уже в оба».

10-го числа Преосвященный Савва получил из С.-Петербурга от иеромонаха Арсения⁵²¹, инспектора Новгородской семинарии, письмо следующего содержания: «Почтительнейше приветствую Вас с праздником Рождества Господа нашего и новолетием. Да продлит Податель всех благ Вашу жизнь в добром здравии на многие годы, для пользы св. православной Церкви и науки. Со мною произошла недавно важная и решительная перемена: теперь я иеромонах Арсений, инспектор Новгородской семинарии. Мысль о принятии монашества давно у меня была, но я не решался все осуществить ее. Первого же декабря прошлого года я получил от Владимира К. Саблера предложение инспектуры Новгородской с пострижением. Я согласился с тем, чтобы пострижение было в Петербурге. И вот, с Божиею помощью, 30-го декабря я был пострижен Преосвященным ректором Академии в академической церкви, с наречением имени «Арсений» во имя святителя Тверского, мощи которого я лобызал. 31-го посвящен в сан иеродиакона, а 1-го января – в иеромонаха. Теперь я держу «ставку», в академической церкви, а 9-го – выезжаю в Новгород. Смиреннейше прошу Вашего святительского благословения, да поможет мне Господь честно и непостыдно проходить дальнейшее служение».

В ответ на это Преосвященный Савва 13-го числа писал отцу инспектору: «Нечаянное письмо Ваше из Петербурга, от 6-го сего января, приятно удивило и порадовало меня. Сердечно приветствую Вас, любезнейший о. Арсений, с вступлением на новый, впрочем, не неожиданный, путь жизни. Да хранит Вас на сем пути Всесильная десница Верховного Строителя судеб жизни человеческой! Для меня очень приятно и то, что Вы приняли, для новой иноческой жизни, имя святителя Тверского Арсения. Да будет же Он благим споспешником Вам в подвигах иноческого жития и в трудах священного служения Православной Церкви и духовному просвещению. В знамение и залог сего споспешествования препровождаю Вам при сем икону Святителя, освященную возложением на его нетленные мощи. В молитве пред сею святою иконою не забывайте и меня, искренно Вас любящего и душевно уважающего».

23-го числа Преосвященный Савва получил письмо из С.-Петербурга от начальника Архива Св. Синода А. Н. Львова⁵²², который, от 21-го января, писал: «Пользуясь всегда благосклонным вниманием Вашего Высокопреосвященства, позволяю себе обратиться к Вам, Владыка, по следующему обстоятельству. В бумагах покойного митрополита Филарета, находящихся в синодальном архиве, есть весьма много писем к почившему Владыке от разных высокопоставленных духовных и светских лиц. Письма эти по своему содержанию представляют весьма богатый и интересный материал как в смысле биографическом, так и историческом, потому что они касаются большею частью известных исторических событий. Думается, что издание этих писем и принесло бы немалую историческую пользу, так как пролило бы верный и доселе неизвестный свет на многие лица и события. Само собою разумеется, что письма должны быть снабжены примечаниями, разъясняющими те таинственные намеки и неопределенные выражения, которые в них часто встречаются. Для этого есть богатый материал как уже в печатных изданиях, касающихся фактов и лиц, затрагиваемых этими письмами, так и в делах архива Св. Синода. Но прежде, чем приступить к этому делу, мне бы хотелось узнать мнение по этому вопросу Вашего Высокопреосвященства, как человека, который слишком много потрудился над изданием бумаг и писем митр. Филарета, и который, несомненно, видел и знает и те письма, об издании которых я хочу начать хлопотать. Если Ваше Высокопреосвященство найдете предмет, мною возбужденный, заслуживающим Вашего внимания, и если у Вас найдется свободная минутка, то не откажите, Владыко, сообщить мне свой взгляд на это дело».

В ответ на это письмо преосвященный Савва 27-го числа писал Аполлин. Николаевичу: «Вашему доброму намерению издать хранящиеся в Синодском Архиве письма к приснопамятному московскому Святителю Филарету, от разных духовных и светских лиц, я вполне сочувствую и готов оказать Вам в этом благом деле свое содействие. Но в чем и как могу я проявить это содействие, сказать определительно теперь не умею. Об этом предмете хорошо было бы предварительно поговорить лично. Не случится ли Вам проезжать куда-либо мимо Твери: прошу заехать ко мне на перепутье, и тогда обстоятельно побеседуем о занимающем Вас предмете».

28-го февраля преосвященный Савва писал в Сергиев Посад профессору Академии Ив. Ник. Корсунскому: «Прилагая у сего письма Дубликат накладной для получения по оному со станции железной дороги четырех коробов с книгами из моей библиотеки, прошу Вас вручить этот дубликат тому из ваших сослуживцев, кому академическое начальство поручит принять посылаемые для академической библиотеки книги. Впоследствии, таким же порядком, я буду, время от времени, препровождать в вашу библиотеку назначенные для оной мною книги. Здравствуете ли Вы? Как идет печатание Вашей докторской диссертации? Продолжаете ли чтение хроники? Не за горами и 15-е марта: ожидаем Вас с любовью».

5-го марта преосвященный Савва писал в Петербург сенатору Аф. Ник. Сомову: «Сердечно приветствую Ваше Превосходительство с совершившимся пятидесятилетием Вашего честного и ревностного служения Престолу и Отечеству, усердно призываю Вам Божие благословение».

10-го числа преосвященный Савва писал в С.-Петербург Ал. Вас. Гаврилову: «Аполлинарий Николаевич Львов писал мне еще в январе, что он намерен предпринять издание хранящихся в Синодском Архиве писем разных духовных и светских лиц к приснопамятному московскому митрополиту Филарету, и просил по этому предмету моего мнения. Я немедленно отвечал ему, что я вполне одобряю его намерение, но, чем и как могу содействовать ему в этом предприятии, сказать удостоверительно не мог. Получил ли он мое письмо, не знаю. При свидании с А. Н. не было ли у Вас с ним об этом предмете речи? и не узнали ли от него, какой он ожидает от меня в исполнении своего доброго предприятия помощи? Прошу Вас, любезнейший, о сем написать мне. Что значит, что из одного куста выходят разные вести? Относительно иерархов, назначаемых на предстоящую Коронацию, Ваши столичные газеты поют в разноголосицу: на стороне какой из них правда и истина? Здравствуете ли и благодушествуете ли Вы? Я, по милости Божией, жив и здоров; только около меня иные немоществуют».

12-го числа преосвященный Савва получил письмо из Москвы от представителя Вселенского патриарха, настоятеля Константинопольского подворья архимандрита Иакова, следующего содержания: «По поручению его Всесвятейшества Вселенского Патриарха. Анфима VII, имею честь препроводить к Вашему Высокопреосвященству «Ответ Великой церкви Константинопольской на энциклику папы Льва XIII о соединении церквей».

В ответ на это письмо преосвященный Савва писал о. архимандриту Иакову: «Препровожденный при почтенном письме Вашем от 10-го сего марта за № 30 экземпляр брошюры: «Ответ великой церкви Константинопольской на энциклику папы Льва ХШ о соединении церквей» – я имел утешение получить 13-го числа. Если признаете возможным и удобным, прошу Вас, достопочтенный о. архимандрит, изъяснить Его Святейшеству, Вселенскому Патриарху, чувства моей глубочайшей благодарности за присланный мне дар. С братскою о Христе любовью и почтением пребываю Вашего Высокопреподобия усерднейший слуга».

14-го числа преосвященный Савва получил письмо из Петербурга от А. В. Гаврилова, который от 13-го числа писал:

«Поручение исполнил. Львов сам напишет Вам. Кажется, он хотел бы издавать письма на счет Шереметева, оттого и не торопится. Я же смотрю на это дело так: сначала нужно спросить писавших письма, желают ли они обнародования их писаний, потом найти средства на издание и наконец печатать. В Русском Обозрении печатаются (в мартовской книжке окончено) статьи Архиепископа Никанора⁵²³ об ученом монашестве. Не думаю, чтобы монахи с удовольствием прочитали эти статьи и сказали автору: спасибо. Автор списывал портрет с себя; но не все же монахи похожи на автора. Я вот бы что сделал: первые две статьи уничтожил, ибо это самый низкий памфлет на монашество, а третью, по исправлении, напечатал в духовном журнале. Долго не писал Вам, потому что был занят в Комиссии по составлению основных положений, на основании коих имеют быть переделаны уставы духовных заведений наших. Каковы эти положения – узрите из Указа, которым Синод будет просить Вашего заключения.

О Коронации все газеты врут. Будут следующие Владыки: С.-Петербургский⁵²⁴, Киевский⁵²⁵, Московский⁵²⁶, Новгородский⁵²⁷, Казанский⁵²⁸, Иркутский⁵²⁹, Финляндский⁵³⁰, Херсонский⁵³¹, Варшавский⁵³², Литовский⁵³³, Экзарх⁵³⁴ и Костромской⁵³⁵. Казанский назначен вместо Германа⁵³⁶. Вчера мне сказали, что поеду и я, следовательно по пути в Москву заеду и к Вам».

14-го числа преосвященным Саввою получено было из Сергиевой Лавры от ректора Академии архимандрита Лаврентия донесение от 12-го марта за № 107, следующего содержания: «Московская Духовная Академия, получив первый, состоящий из четырех ящиков, транспорт книг библиотеки Вашего Высокопреосвященства из предназначенных в дар библиотеке академической, долгом поставляет выразить Вам свою глубочайшую благодарность за столь скорое исполнение Вашей благой воли относительно весьма щедрого книжного дара для Академии».

16-го числа преосвященный Савва получил письмо из Петербурга от Вл. Кар. Саблера, который, от 14-го числа, писал: «Спешу доверительно известить Вас, что есть некая надежда на награждение еп. Гавриила⁵³⁷. Когда дело будет совершенно окончено, извещу Вас. Слышу, что почтеннейшая мать игумения Палладия⁵³⁸ смущена, быть может, неосновательною вестью о желании Вашем ее отшествия на покой. Прошу соблюсти всечестную старицу от напрасной скорби. Потерпите ее. Она много потрудилась для обители».

В ответ на это письмо преосвященный Савва, от 21-го числа, писал Влад. Карловичу: «За добрую весть о награждении моего сотрудника преосвященного Гавриила приношу Вашему Превосходительству искреннюю благодарность. Но что могу сказать о достигшей до Вашего слуха вести о моем будто бы желании отшествия игумении Палладии на покой? Скажу, что такую весть надлежит понимать в обратном смысле. Не я желал устранить почтенную игумению от настоятельства, но она угрожала мне своим удалением на покой вследствие неудовлетворения, с моей стороны, ее прихотливого желания заменить удаленного, по ее же капризу, монастырского священника кумом ее – молодым и доброзрачным диаконом, к обиде и огорчению старших его и более достойных кандидатов на эту вакансию. Великое горе нам, епархиальным архиереям, от таких сановных игумений, как мать Палладия, и ей подобных. Их причуды и притязания не имеют пределов. Мне очень прискорбно в такие святые дни писать Вашему Превосходительству о вещах, вовсе не святых. Но отвративши мысли от таких мрачных вещей, я обращу свой мысленный взор к предмету – более светлому и утешительному. Приближается светлый и светоносный праздник Воскресения Христова: примите от меня, достопочтеннейший Владимир Карлович, усерднейшее поздравление с этим всерадостным и спасительным праздником».

21-го числа преосвященный Савва получил письмо из С.Петербурга от начальника Архива св. Синода А.Н. Львова, следующего содержания:

«А.В. Гаврилов передал мне, что Ваше Высокопреосвященство интересуетесь знать, в каком положении находится вопрос об издании писем разных лиц к митр. Филарету. По поводу этого имею сообщить Вашему Высокопреосвященству следующее.

Когда я лично убедился в пользе издания этих писем, как исторического и биографического материала, то счел необходимым прежде всего обратиться с этим вопросом к Вашему Высокопреосвященству, как нашему Нестору по отношению всего касающегося митр. Филарета. Получив от Вас одобрение своей мысли, я должен был обратиться к г. Обер-Прокурору как за разрешением издания, так и выяснением некоторых вопросов, связанных с ним. Но так как в великом посту К.П. было трудно уловить в Синоде, потому что он приезжал туда обыкновенно по вторникам на полчаса – час, а главное, предвидя с его стороны некоторые по этому поводу вопросы, а может быть и возражения, я нашел необходимым выбрать из дел известные письма и переписать их, чтобы в случае надобности можно было их и представить ему. Теперь переписано уже 150 писем. После Пасхи я надеюсь переговорить с ним об этом деле, при чем доложу и Ваш взгляд на него, и Ваше намерение принять в оном участие. О результате переговоров не премину подробно сообщить Вашему Высокопреосвященству. Приглашение Ваше заехать пли приехать в Тверь для личных переговоров по этому вопросу принимаю с благодарностью и воспользуюсь им, если только состоится предполагаемое дело.

Позволяю себе, Высокопреосвященнейший Владыко, приветствовать Вас с грядущим светлым праздником праздников и от души пожелать, чтобы Воскресший Жизнодавец надолго сохранил для пользы отечественной церкви и исторической науки Ваши силы и энергию».

В тот же день (21 чис.) преосвященный Савва получил письмо из Ораниенбаума от В.А. Иордан: «Благоволите принять мое усердное и почтительное поздравление с наступающим великим праздником. Молю Воскресшего Господа, Спасителя нашего, хранить Вас, Владыко Святый, в добром здоровье. 10-го числа у нас был торжественно отпразднован юбилей о. Гавриила. Ко мне заходил А.В. Гаврилов и рассказал как все было».

В ответ на это письмо преосвященный Савва, от 23-го числа, писал Варв. Александровне: «Примите мое взаимное усерднейшее приветствие с светлым и всерадостным праздником Воскресения Христова. Благодать Воскресшего из гроба Жизнодавца да оживляет Ваше благочестивое сердце и да укрепляет Вас в подвигах христианской любви и самоотвержения!

Простите, что так давно не писал Вам. Виною сего частью недуги, а более всего недосуг. С 29-го декабря я почти не выезжал из дома. Совершая в этот день отпевание над телом усопшего протоиерее В.Ф. Владиславлева – старейшего и полезнейшего из моих сотрудников, я так простудился, что не мог служить ни в Новый год, ни даже в праздник Богоявления. Следы этой простуды не прекращаются еще и до сих пор. А о недосугах и говорить нечего. Служебные дела год от года умножаются, а силы мои более и более сокращаются; притом и глаза мои, хотя прозрели, но заниматься много, особенно по вечерам, не позволяют».

22-го числа преосвященный Савва получил из С.Петербурга от сенатора А.Н. Сомова письмо следующего содержания: «От души приветствую Вас с Великим праздником, желаю здоровья и всего хорошего; я сильно потрясен смертью нашего доброго и редкого деятеля⁵³⁹ на пользу человечеству вообще, а для Твери незаменимого; уверен, что и Вы разделяете мое о покойном мнение. Прошу Ваших святительских молитв и помнить всегда почитающего Вас».

В ответ на это письмо преосвященный Савва писал, от 22-го числа, Аф. Ник-чу: «Воистину воскресе Христос! Благоволите принять от меня, вместе с сим удостоверительным словом, взаимное пожелание Вам и доброго здравия и духовных благодатных утешений от воскресшего из гроба Божественного Жизнодавца. Тверь в лице А.К. Жизневского лишилась честного и ревностного деятеля на поприще гражданского служения. Но имя Августа Казимировича надолго сохранится в памяти Тверитян; в особенности же это почтенное имя долго будет жить в памяти Археологического Общества. Не знаем теперь, какая судьба ожидает Тверский археологическо-исторический Музей, для которого так много и так долго трудился покойный Август Казимирович. Да будет мир его честной душе».

В тот же день 22-го ч. преосвященный Савва получил письмо из С.-Петербурга от обер-прокурора Св. Синода К.П. Победоносцева, который от 20-го числа писал:

«В виду оканчивающегося поприща Святой Четыредесятницы и в надежде встретить приближающиеся радостные дни празднества Светлого Христова Воскресения, поставляю себе приятнейшими долгом принести Вашему Преосвященству сердечное приветствие мое с сим грядущим великим и преславным торжеством Святой церкви: Христос Воскресе!

Воскресший из гроба Спаситель мира да воспомоществует Вам присно Своею Божественною благодатью в трудах архипастырского служения Вашего, и, даруя Вам во всем благое поспешение, сохраняет Вас на многия лета в вожделенном здравии.

Поручая себя молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Преосвященства Милостивого Государя и Архипастыря покорнейшим слугою».

В ответ на это праздничное приветствие преосвященный Савва в тот же день ответствовал:

«На Ваше радостное: Христос воскресе! спешу ответствовать удостоверительным словом: воистину воскресе!

Принося Вашему Высокопревосходительству глубокую благодарность за милостивое благожелательное поздравление с светлым праздником Христовым, взаимно приветствую Вас и молитвенно желаю, чтобы благодать Воскресшего из гроба Жизнодавца осеняла Вас и укрепляла Ваши силы для продолжения многотрудного и столь благодатного служения Вашего Церкви и Отечеству».

В тот же день 22-го числа преосвященный Савва получил письмо из Сухум-Кале от епископа Сухумского Арсения, который, от 16-го числа, писал:

«Примите мое искреннее поздравление с пресветлым праздником Воскресения Христова, который есть основание и залог всех упований и радостей души христианской, и заочное приветствие всерадостным – Христос воскресе! Жизнодавец Господь да подаст Вам в добром здравии и благоденствии много лет утешаться духовною радостью, празднуя Пасху спасительную, в уповании истее приобщаться оной в невечернем дни Царствия Христова.

Часто я вспоминаю Ваши слова о затруднениях, которые встречали Вы в управлении Полоцкой епархией. Это относится ко всем окраинам нашим, а более всего к Кавказу, потому что здесь враждебных элементов гораздо больше, чем в западном крае. У нас армяне мечтают об великой Армении, а грузины – о Грузии, всякими мерами распространяя грузинский язык среди туземцев вместо русского государственного языка. Тифлисская Синодальная контора, состоящая из грузин, в этом направлении действует, потому что в ней нет такого лица, которое могло бы их обуздать. Вообще русскому человеку здесь живется нелегко, когда приходится действовать с борьбою, впрочем во всем надежда на Бога».

В ответ на это письмо преосвященный Савва писал преосвященному Арсению: «Искренно благодарю Ваше Преосвященство за праздничный благожелательный привет: прошу и от меня принять взаимное братское о Христе целование с сердечным желанием, чтобы восставший из гроба Победитель ада и смерти даровал Вам победу на видимых и невидимых врагов, иноплеменных и иноверных нарушителей Вашего душевного мира и спокойствия».

23-го числа преосвященный Савва получил письмо из Казани от профессора Академии А.Ф. Гусева следующего содержания:

«Сердечно приветствую Ваше Высокопреосвященство с наступающим праздником праздников. Вседушевно желаю, дабы Вы встретили и провели в наилучшем здоровье и полном благоденствии не только предыдущую Пасху, но и длинный ряд дальнейших празднований Ее Святою церковью.

После Пасхи приступлю к печатанию моей публичной лекции на тему: «Разбор возражений Спенсера и его единомышленников против учения о Боге, как личном существе». Заранее прошу благосклонно принять от меня экземпляр предположенной брошюры, который своевременно будет выслан мною.

В моем служебном положении произошла немаловажная перемена: 16 февраля Совет Казанской академии единогласно избрал меня в звание ординарного профессора. Бумага об утверждении меня Св. Синодом в этом звании еще не могла получиться у нас, но не имею никаких оснований сомневаться в утверждении. Благодарение Господу за все!

В конце июля намереваюсь поехать в Крым для лечения, а на обратном пути хотелось бы побывать в дорогой для меня Твери, при чем, конечно, не премину представиться и Вашему Преосвященству».

24-го числа преосвященный Савва получил письмо из Ярославля от архиепископа Ионафана, который (от 22 числа) писал:

«Сердечным долгом своим считаю приветствовать Ваше Высокопреосвященство со всерадостным и высокоторжественным праздником Воскресения Христова, с искреннейшим благопожеланием, да благословит Вас Воскресший Христос силами душевными и телесными для новых святительских трудов во славу имени Его и ко благу вверенной Вам паствы.

P.S. Имею сильное желание знать о состоянии Вашего здоровья. Улучшилось ли Ваше зрение по снятии катаракты со второго глаза? Правым глазом я почти ничего не вижу от катаракты; но г. доктор Коцеуров почему-то еще не решает до времени снимать катаракты с правого глаза, да и я не настаиваю. Слава Богу что и одним теперь порядочно вижу».

В ответ на это письмо преосвященный Савва писал архиепископу Ионафану:

«Приношу Вашему Высокопреосвященству сердечную благодарность за добрую память о мне и за братское приветствие со святым праздником Христова Воскресения. Взаимно и Вас от всей души поздравляю. Удовлетворяя Вашему естественному любопытству относительно состояния зрения в моем правом глазе (недавно в половине октября минувшего года оперирован), имею честь доложить Вам, возлюбленнейший Владыко, что этим глазом я вижу яснее, чем левым, над которым прежде сделана была операция. Желаю, чтобы Ваш почтенный доктор так же успешно совершил бы над Вашим правым глазом операцию, как она совершена над моим. И когда это исполнено будет, хорошо было бы нам проверить свое зрение при взаимном свидании. Не случится ли Вам, наступающим летом, быть в Рыбинске; прошу тогда доехать и до Твери, где для Вашей Святыни широко будут отверсты двери».

24-го числа преосвященный Савва получил письмо из С.-Петербурга от управляющего канцелярией Св. Синода С.В. Керского⁵⁴⁰:

«Приветствую Ваше Высокопреосвященство с светлым и всерадостным праздником праздников. Искренно желаю, чтобы Ваше святительское служение, исполненное плодов многих и благих, совершалось и впредь, надолго, в вожделенном здравии», в веселии духа, мирно и благоуспешно.

У нас готовятся к Коронации. Проектируют награды. Я уверен, что при этом не забудутся и Ваши доблестные труды, уже подъятые и ныне несомые Вами по благоустроению и управлению епархиями».

В ответ на это приветствие преосвященнюй Савва писал Сергею Васильевичу:

«Приношу Вашему Превосходительству взаимное усерднейшее поздравление с светлым и всерадостным праздником Воскресения Христова.

В известные годы жизни имеют свое значение и свою приятность земные награды; но для меня в моих летах нужнее и своевременнее помышлять о мздовоздаянии загробном, чем о наградах земных».

В тот же день, 24-го числа, преосвященный Савва получил письмо из С.-Петербурга от А.В. Гаврилова, который от 23-го числа писал:

«Прошу милостивого снисхождения к настоящему моему сердечному приветствию Вашего Высокопреосвященства с святыми днями Пасхи.

Воскресший Господь да укрепит Ваши силы на дело и делание в церкви Христовой! Много хотелось бы писать, но боюсь довериться трости и чернилу, лучше буду говорить усты к устам, если Господь судит увидеться.

Есть настойчивый слух, что короновать будет Петербургский, а первую речь скажет Киевский.

Христос воскресе».

В ответ на это письмо преосвященный Савва писал Александру Васильев.:

«Сердечно благодарю Вас за благожелательное поздравление с светлым праздником, взаимно и Вас с любезными чадами приветствую.

Благодарю за обещание посетить меня: надеюсь, что исполните обещание.

За все, за все благодарю Вас.

Поздравьте меня с новым почетным званьем. Г-н Львов, в письме своем (от 17-го марта), изволил величать меня «Нестором» по отношению всего, касающегося митрополита Филарета! Неожиданная честь!..

В настоящие дни я, как и всегда прежде, получил с разных сторон несколько десятков поздравительных писем и телеграмм. Но в них, кроме красноречивых обычных фраз, мало обрел я нового и интересного. На ряду с другими удостоил меня своим приветствием новый член Св. Синода Преосвященный Новгородский⁵⁴¹. Между прочим, Его Высокопреосвященство, в письме своем, сообщает мне, что список иерархов, имеющих присутствовать при коронации, составлен до его приезда, до 1-го ноября, в Синод. Что этим хотел он сказать? То ли, что, если бы список составлялся в его присутствии, он, как член Синода, непременно настоял бы, чтобы в этот список внесено было имя и Тверского архиепископа: или другое что либо, не понимаю. Пишет также, что и он, подобно Вам, намерен посетить меня, но только на обратном уже пути из Москвы.

Из помещенных в Русском Обозрении статей «об ученом монашестве» две я прочитал, а последняя еще не читана. Относительно первых двух статей почти с Вами согласен, тем не менее, должно сказать, что в них немало есть и действительных фактов, отчасти и мне известных. Вот и теперь пред глазами моими весьма прискорбный факт. Я разумею иеромонаха Викторина, извлеченного из нашего Торжка и теперь томящегося в заточении во Владимирском Боголюбове-монастыре. Ваши власти дадут за него ответ Богу: не отстранили бы его по безымянным письмам от смотрительской должности в Новоторжском духовном училище, он оставался бы там полезным деятелем на учебном поприще и, впоследствии, быть может, был бы достойнее многих нынешних молодых епископов. Он очень хорошо изучил историю гомилетики, близко знаком с отеческою литературою и достаточно владеят пером. Мне писал о нем в последнем письме своем Владимир Карлович, но с какою целью, понять не умею».

В тот же день (24 чис.) преосвященным Саввою получено было письмо из Пскова от епископа Антонина: «Движимый чувствами глубокого уважения и совершенной преданности Вашему Высокопреосвященству, приношу Вам, милостивейший Архипастырь и Отец, почтительнейшее поздравление с праздником светлого Воскресения Господа нашего Иисуса Христа, вознося к Нему теплую молитву, да сподобит Он Вас, Владыко Святый, все дни сего праздника провести в совершенном здравии и в полной радости».

25-го числа преосвященный Савва получил письмо из Новгорода от архиепископа Феогноста, который, от 23-го числа, писал:

«Честь имею усерднейше поздравить Вашу Святыню· со светлым праздником Воскресения Христова и приветствовать всерадостным Христос воскресе! молитвенно желаю, да благодать Воскресшего Господа выну пребудет со духом Вашим, воодушевляя Вас и укрепляя Ваши силы и здравие.

15-го марта я возвратился в Новгород и после Пасхи уже не поеду в Петербург, а в начале мая прямо из Новгорода поеду в Москву на Коронацию. Покорнейше прошу у Вас дозволения заехать к Вам после Коронации по возвращении из Москвы в Новгород, мне весьма желательно повидаться с Вами и еще раз поклониться Тверским угодникам Божиим.

Назначение иерархов на Коронацию состоялось до моего прибытия 1 ноября 1895 в Синод, и я крайне сожалел и сейчас сожалею, что Вы не назначены на Коронацию».

В ответ на это письмо преосвященный Савва, от 26-го числа, отвечал Высокопреосвященному Феогносту:

«Приношу Вашему Высокопреосвященству искреннейшую благодарность за исполненное благих пожеланий приветствие с светлым праздником Христова Воскресения. Благоволите и от меня принять взаимное усерднейшее поздравление.

Если Вашему Высокопреосвященству заблагорассудится на обратном пути из Москвы, после коронационных торжеств, посетить родную Вам Тверь и мое скромное жилище, это посещенье доставит и Твери, и мне великое утешение. Нетерпеливо буду ожидать Вас, возлюбленнейший архипастырь.

Если мое недостоинство не внесено в список иерархов, имеющих присутствовать при священном Короновании Государя Императора, то это допущено, без сомнения, по какой-либо важной причине, о которой и не дерзаю любопытствовать. Итак до приятнейшего свидания».

25-го числа преосвященный Савва получил письмо из Вильны от попечителя Округа Н.А. Сергиевского:

«Вместе с этими радостными пасхальными приветствиями прошу принять мое искреннейшее поздравление с светлым праздником Воскресения Христова, мое горячее пасхальное лобзание и лучшие желания моего любящего Вас сердца; оно молится и просит Вашему Высокопреосвященству у Воскресшего Господа крепости сил и полноты здравия для продолжения Вашего славного Архипастырского Служения и на радость всем нам почитателям Вашим.

Я только что возвратился из Петербурга, куда вызван был в понедельник на страстной. Пишу торопливо, чтобы не опоздать предстать пред Вашим Высокопреосвященством с настоящими строками».

В ответ на это приветственное письмо преосвященный Савва отвечал:

«Воистину воскресе Христос! Благоволите принять от меня этот удовлетворительный ответ на Ваш радостный привет. На Ваши праздничные благожелания посылаю Ваши ему Превосходительству такие же, и даже, если только можно, еще вящия пожелания всего доброго, полезного, приятного и утешительного в Вашей многотрудной и, можно сказать, подвижнической жизни.

Всякий раз, когда я узнаю из ведомостей о Вашем приезде в Петербург, у меня сейчас ясе в душе является помысл, авось любезнейший Николай Александрович из одной столицы направит свой путь в другую, и по пути заглянет в нашу тихую Тверь. Но мои помыслы оказываются суетными и надежды тщетными».

25-го числа преосвященный Савва получил письмо из Иваново-Вознесенска от протоиерея Покровского собора В.И. Соловьева, который, от 23-го марта, писал:

«За великое счастие признаю для себя высказать Вам мой душевный привет с светлым, всерадостным праздником Св. Пасхи, – молю Воскресшего, чтобы он благодатью своею призрел на Вас с высоты святые своея, воскресил Ваши изнемогающие силы для дальнейшего Вашего служения на пользу Церкви, престола и отечества.

Эхо прогремело в истекшем году и отозвалось далеко, будто Вы намерены оставить кафедру и удалиться на покой под сень одной из обителей московских. Глубоко поскорбел я, услышав такую весть, к счастию, не оправдавшуюся. Ныне, напротив, газетами сообщалось, что Вы приглашаетесь к соучастию в предстоящих коронациональных торжествах, от души радуюсь, что вы стоите твердо на высоте своего положения. Правда, что эти праздники будут для Вас довольно тяжелы и утомительны, а, пожалуй и не особенно интересны, так как Вам они небезизвестны, но суть дела в той чести, какая воздается по достоинству маститому иерарху.

Не стало верного стража дому моего в лице родительницы, доживает свою годовщину и патриарх нашего рода о. Николай Мих. Соловьев. Матушка закончила свое земное существование, достигнув 94-х лет от рождения. Теперь уже порвались все связи мои с миром, и я без всякой задержки могу с городом Иваново-Вознесенским распроститься, чтобы избрать благую часть поучения в законе Господнем день и ночь. Одна мысль смущает меня: буду ли я получать пенсию⁵⁴², в обеспечение своей старости, положенную мне от Министерства Народного Просвещения за труды по народному образованию? А, оставаясь в белом духовенстве, я на случай болезни и старости, имею годового содержания до 500 р. В настоящие месяцы я полагаю, впрочем, и не благовременно мне думать о перемене места и службы, потому что высшая наша церковная иерархия наравне с Гражданскою Правительственною Администрацией подавлена заботами и приготовительными работами к свящ. Коронации. Владыка митрополит Сергий уверял меня, что он не оставит своего питомца в тени, но, мне кажется, силы его довольно надломлены и здоровье далеко не цветущее. С другой стороны, ведь он меня совсем не знает по моей службе, как и я совсем незнаком с приемами и системою его Епархиального Управления. Опасаюсь отчасти за свою прямоту и простоту».

26-го числа преосвященный Савва писал преосвященному Гавриилу, епископу Старицкому, приветствуя его со днем ангела в следующих выражениях:

«Братски приветствую Ваше Преосвященство со днем Вашего ангела и желаю от Господа на новое лето иноческой жизни и душевного мира и духовных утешений, прошу принять от меня орденские знаки, с приятною надеждою, рано или поздно, украшать себя ими

29-го числа преосвященный Савва получил письмо из 1896 г. Москвы от графини П.С. Уваровой:

«Позвольте мне от имени Императорского Археологического Общества поднести Вам Доклад о реставрации Большого Успенского Собора в Москве, которым Вы не можете не интересоваться, как археолог и как пастырь, прослуживший в Москве несколько лет. Благоволите вместе с тем принять мои искреннейшие поздравления с великим праздником Воскресения Христова и мои лучшие пожелания Вам сил и здоровья. Как жаль старика Жизневского!»

В ответ на это письмо преосвященный Савва, от 31-го числа, писал графине:

«Приношу Вашему Сиятельству искреннейшую благодарность как за благожелательное поздравление с светлым праздником Христова Воскресения, так и за присланный экземпляр «Доклад о реставрации Моск. Успенского Собора».

Большой Успенский собор дорог и достопамятен для меня во многих отношениях. Близ сего святилища я провел целые девять лет, когда был Синодальным Ризничим; в нем я многократно совершал богослужения; в нем двукратно присутствовал при священном Короновании Государей-Императоров всероссийских и проч. и проч. Не знаю, скоро ли увижу и даже увижу ли это незабвенное для меня Святилище, в его реставрированном виде? Не могу и я не сожалеть о почтенном Ав. Каз. Жизневском. В нем Тверь лишилась одного из самых честных и деятельных слуг Отечества, а русская Археология утратила самого ревностного любителя, собирателя и оберегателя древностей сколько гражданских, столько же и церковных. Меня занимает теперь вопрос, кто будет охранять собранные покойным Августом Казимировичем сокровища? В особенности озабочивают меня церковные предметы, которые передавались в Музей лишь для временного хранения, так что, если бы у меня нашлось свободное и удобное помещение, я мог бы эти предметы взять обратно и хранить в этом помещении, тем более что в последнее время Св. Синодом предписано устроять церковно-археологические и исторические музеи при духовных семинариях. Впрочем, в виду дарованного в здешнем дворце помещения для тверского археологического музея, можно рассчитывать на особый зал для хранения церковных и священных предметов, под наблюдением кого-либо из ученых священников, или преподавателей семинарии.

Приветствую Ваше Сиятельство с приближающимся торжеством Коронования и священного миропомазания Благочестивейших Государя Императора и Государыни Императрицы, имею честь быть».

1-го апреля преосвященный Савва получил письмо из г. Ковно от Ник. Дмитр. Горемыкина, который от 29-го марта писал:

«При первой к тому возможности поспешаю исполнить долг сердца моего и принести Вашему Высокопреосвященству хотя и несколько запоздалое, но от того не менее полное душевных чувств поздравление с великим «праздником праздников и торжеством из торжеств», почтительно прося Вас принять вместе с тем и самые сердечные пожелания Вам всех тех благ, какими Промыслом Божиим предопределено человеку пользоваться на земле.

Про здешнюю жизнь, к прискорбию, не могу сообщить Вашему Высокопреосвященству ничего отрадного. Здесь, в этой окраине, как бы обреченной на разные испытания, даже такой великий праздник, как Воскресение Христа, утрачивает подобающую ему торжественность. Она исчезает в окружающем нас тумане католицизма и еврейства. Рассеять этот туман не в силах одни, при том недостаточно мощные духовные силы; между властями, здесь главенствующими, к истинному прискорбию и великому соблазну, существует полное несогласие, доходящее до антагонизма. В настоящее время здесь особенно нужна помощь Божия; в соседнем с нами Привислинском крае вновь образовался подпольный «комитет народной обороны» и, по слухам, там производится большое следственное дело, по которому, как гласит молва, много уже открыто и не мало произведено арестов. Возмутительные прокламации проникали оттуда и в наш край и здесь нахально распространяются всюду. Здесь в Ковне было покушение закупить в магазинах очень большое количество взрывчатых снарядов. По счастливой случайности покушение это не удалось на сей раз; но кто поручится за будущее? Словом, мы живем на вулкане. Все упование наше на милосердие Божие! Говорят, впрочем, что в Петербурге обращено на это серьезное внимание. Как-то Господь пронесет торжество Коронации, которым, по глухой молве, взбалмошные польские головы намереваются воспользоваться для своих безумных целей. Хочется, однако, думать, что это пустая болтовня. Дай Бог, чтобы это было так».

3-го числа преосвященный Савва получил письмо из Иваново-Вознесенска от прот. В.И. Соловьева:

«Осмеливаюсь обратиться к Вашему Высокопреосвященству Богомудрому и искушенному опытом иерарху с великою и покорнейшею просьбою.

Исполнив последний долг по отношению к родительнице, я решаюсь осуществить свое давнее намерение принять монашество, чтобы прервать связи с миром, во зле лежащим. Владыка митрополит Сергий обещал мне дать в управление один из московских монастырей – Покровский или Высокопетровский, – это было еще в августе прошлого года; говорил вдобавок, что он не оставит меня в тени; но я в монашестве ищу покоя от сутолоки житейской и от трудов физических, а не богатства и больших средств, равным образом добиваться намерен не высших почестей, а большей или меньшей самостоятельности и твердости нового положения! Прежде всего я опасаюсь за свое душевное настроение и спокойствие в первые дни по пострижении, среди людей, чуждых мне по образу жизни, по взглядам и убеждениям, ведь я был 36 лет монахом, а за последнее время стал строгим иноком, только не отшельником; в Москве послушники и вообще низшее монашество – такая вольница, с которою я не желал бы иметь близкого общения, между тем, как мне думается, я должен буду, до поры, до времени, – до того времени, пока не почувствую прочной почвы под своими ногами, иметь некоторое равенство и братство с ними. Эти-то соображения и перестали тянуть меня в столицу; они-то и заставляют меня беспокоить Вас своею просьбою:

а) Могу ли я надеться, что Вы не откажете принять меня под свое покровительство и приютить меня где-либо около близ себя, чтобы, по пострижении в монашество, начать мне новую жизнь под Вашим руководством?

б) Лестно быть в Москве настоятелем монастыря, чем где-либо в глуши, но тишина уединения и человека два три разумных дороже для меня многолюдства и шума столичного, и я не прочь бы занять настоятельство в одном из монастырей Тверской епархии тем более, что есть там, по словам других, монастыри, устроенные в живописных местностях.

в) Могу ли я, при поступлении в монастырь, в звании иеромонаха, иметь свою прислугу, которую я желал бы взять с места, в качестве послушника? Служащий у меня молодой человек в данное время имеет лет за 30-ть от роду и желает также поступить в монастырь.

г) Буду ли я иметь право на получение пенсии, которую я получаю из министерства по народному просвещению?

В полной уверенности, что Вы, как добрейший пастырь и Архипастырь, подадите мне руку помощи в предлежащем пути и не оставите своими советами, куда мне направить стопы свои».

В ответ на это письмо преосвященный Савва писал отцу протоиерею следующее: «Искренно благодарю Вас за последнее приветствие с праздником и за многие прежние поздравления. Простите меня за неисправность в ответе на Ваши любезные письма: виною того, частью немощи душевные и телесные, а более всего недосуги служебные. ·

Не отвечая теперь по содержанию последнего письма Вашего, я желал бы видеться с Вами, чтобы усты ко устам поговорить о всем, о чем пишете. Приезжайте в Тверь хотя на короткое время, и если решитесь на это, прошу предуведомить меня».

3-го числа преосвященный Савва получил письмо из Пскова от преосвященного Антонина, епископа Псковского:

«За письмо Ваше приношу глубокую благодарность. Ободренный письмом Вашего Высокопреосвященства, долгом поставляю доложить Вашему Высокопреосвященству, моему благодетелю и отцу, о моей службе и житье.

Тяжела моя служба в Псковской епархии. Не мало требуется усовершенствований в жизни духовенства и народа. Есть и прискорбные явления в епархии: раскол, штундизм 1896 г. и другие заблуждения. Простой народ религиозен, – но невежествен. Земские училища мало оказывают пособия к просвещению его. Церковные школы очень трудно открывать и поддерживать, вследствие недостатка средств. Трехлетний неурожай хлеба привел в бедность и народ и духовенство. До сотни прошений поступило ко мне от духовенства об исходатайствовании ему пособия на содержание. Прошений об определении на места и о перемещении с места на место несть числа. Журналов консистории, Правления Семинарии, Епархиального женского училища, четырех духовных училищ, Комитета свечного завода, Общины сестер милосердия, Епархиального Училищного Совета, Братства, Отдела Православного Палестинского Общества и других бумаг поступающих ко мне от благочинных, монастырей, принтов, дворян и крестьян – тоже несть числа. Развита в Псковской епархии, кажется, более чем в другой какой либо, страсть к анонимным доносам. Доносы эти поступают не ко мне только, но и в Петербург. А оттуда требуются отзывы по содержанию их. Вот, например, на шестой неделе минувшего великого поста получил я таковое требование по анонимному доносу о небывалых злоупотреблениях по лесному хозяйству настоятеля монастыря, а в великий Пяток – о неисправностях казначее другого монастыря и о неправильном производстве следствия по проступкам против должности и поведения священника.

Все это сильно озабочивает и обеспокоивает меня, при моей восприимчивости. Консистория, как известно Вашему Высокопреосвященству, страдает медленностью в решении дел. Нередко приходится подгонять ее. Благочинные запаздывают срочными донесениями. Только в семинарии, Училищном Совете и Епархиальном женском училище аккуратно ведутся дела. В остальных учреждениях – отсталость и отсталость. Зрение мое стало слабо. На одном глазе образуется катаракта. Доктор сказал, что надобно дождаться зрелости ее год, два, а может быть и более. Другому глазу та же участь угрожает. Советуют беречь его. Но как это возможно при множестве дел? В последнее время часто приходит в голову мысль – оставить службу, удалиться на покой... Но куда деваться, не получить бы, вместо покоя, беспокойство, – эти вопросы ставят меня в сильное затруднение. Милостивейший Отец и Благодетель мой! Не соблаговолите ли дать мне Ваш мудрый совет в таком затруднительном моем положении?».

17-го числа преосвященный Савва получил письмо из Иваново-Вознесенска от протоиерея В.И. Соловьева:

«Ободренный Вашим милостивым вниманием ко мне и родственным участием Вашим в устроении моей будущей судьбы, я решаюсь немедленно отправиться в Тверь, чтобы лично просить Вашего содействия· в исполнении моих планов и намерений, а главное выслушать от Вас наставления и советы опыта, знания и практики. Ведь с оставлением мирской сутолоки, фальши и всяких дрязг, я должен буду начать иную, новую жизнь, с другой обстановкой и интересами, с людьми не от мира сего; насколько это трудно и тяжело – я не могу себе представить! – Но как бы ни было, вопрос о перемене места и службы мне нужно решить окончательно, чтобы не возвращаться к нему более, – не стар ли я, не худоличен ли для подъятия на рамена свои того бремени, которое возлагается на монаха? С покорностью послушаю, что скажут мне Ваша мудрость и проницательность, и что предусмотрит во мне Ваша прозорливость, изощренная опытностью?

Предполагаю выехать из Иванова 17 апреля (в среду) и быть, после дневной остановки во Владимире по делам службы, 20-го в Твери».

27-го числа преосвященный Савва получил, из Новгорода от инспектора дух. семинарии иеромонаха Арсения, письмо следующего содержания:

«Приношу Вашему Высокопреосвященству искреннюю благодарность за благословение, посланное мне через княжну⁵⁴³, которая и посетила меня в бытность ее в Новгороде. Пользуясь ее любезностью, я и сии строки посылаю через нее. Прежде всего почитаю приятнейшим для себя долгом поблагодарить Вас, хотя и поздно, за те драгоценные дары, которыми почтила меня Ваша любовь. Икона святителя Арсения, моего покровителя, находится у меня у изголовья; к нему я часто обращаюсь с молитвою об укреплении меня в моей тяжкой и беспокойной инспекторской деятельности. Вместе с тем она всегда напоминает мне о дарителе ее, то есть о Вас, Святый Владыко, и о тех днях, которые я проводил у Вас, под Вашим гостеприимным кровом. Здесь, под влиянием Ваших отеческих, мудрых, любвеобильных речей назревала у меня мысль о той перемене моей жизни, которая и совершилась в начале нынешнего года... Тверь и ее Владыка будут памятны мне на всю жизнь»

28-го числа преосвященный Савва получил из Иванова-Вознесенска от прот. В.И. Соловьева письмо, который от 26-го числа писал:

«Сейчас только возвратился из путешествия и пишу к Вам, нимало не медля.

Прежде всего приношу Вам глубочайшую и искреннейшую благодарность за Ваше радушие, за Вашу хлеб-соль и вообще за Ваше русско-родственное гостеприимство.

Возвращаясь от Вас из Твери восвояси, я глубоко задумался над тем шагом, на который решаюсь; целый рой дум, как в улье рой пчел, клубился в уме моем, не находя исхода; я хотел было уже отрешиться от своего намерения и не останавливаться в Москве; тревожила меня, главным образом, неизвестность переходного состояния, в котором я должен очутиться по принятии пострижения. Но слава и благодарение Господу! Когда на Него положимся, не ошибемся! В понедельник по случаю позднего приезда в Москву, накануне высокоторжественного дня, я не осмелился беспокоить Владыку митрополита своею просьбою; – в самый день торжества Владыка сам служил божественную литургию в храме Христа Спасителя; я сознавал, что являться к нему в этот день будет еще неприличнее с моей стороны. Уже в среду довольно ранним утром я отправился на Троицкое подворье в митрополичий дом. За подъездом к нему стояло много лошадей в богатой сбруе и с такими же экипажами. Как провинциал, я воображал, что у Митрополита какие-либо важные особы светские; попал, мол, невовремя и не враз; но гляжу: выходят от Митрополита один за другим с промежутками Архимандриты; затребовали, наконец, и меня на лицо к Митрополиту; я объяснил ему, что не оставляю намерения оставить мир, принять пострижение и водвориться в одной из обителей московских. Итак, Вы теперь свободны? спрашивает Владыка, я отвечаю утвердительно. И у меня место для Вас есть свободное: Вы будете Архимандритом и Настоятелем Высокопетровского монастыря; пострижетесь в монашество и произведетесь в Архимандрита во Владимире. Делом этим не спешите, а во время коронационных торжеств приезжайте снова в Москву; я покажу Вас Победоносцеву, Саблеру, а может быть и Членам Синода. Тем аудиенция моя у Владыки и кончилась; велено было только прислать формулярный список о моей службе».

29-го числа преосвященный Савва получил из С.-Петербурга от Влад. Кар. Саблера письмо, следующего содержания:

«Преосвященному Гавриилу Святейший Синод поручил, в течении 2 месяцев, ведать дела Епархиального Управления в Оренбургской епархии на время отсутствия преосвящ. Николая, желающего посоветоваться с лучшими врачами.

Статс-секретарь Куломзин очень просит обратить внимание на искреннее желание тетушки его супруги Г-жи Кознаковой устроить второклассную школу в селе Ладьине Старицкого уезда. Усердно прошу оказать к тому потребное содействие. Пособие на сооружение как этой, так и других второклассных школ, может быть назначено в нынешнем году. В виду сочувствия действ. тайного советника Куломзина (Управляющего делами Комитета Министров) делу церковных школ, было бы весьма желательно утешить его исполнением сего желания»

3-го мая преосвященный Савва получил письмо из Сергиева-Посада от профессора Ив. Ник. Корсунского следующего содержания:

«С Божиею помощью, среди многих и разнообразных занятий академических, общественных и своих кабинетных, кончил я всю взятую у Вас 15-го марта папку, содержащую в себе хронику 1866 и 1867 годов и ныне препровождаю ее к Вам, покорнейше прося Ваше Высокопреосвященство выслать ко мне продолжение хроники. В папку я вложил и 3-й выпуск биографии святителя Филарета – сочинение отца прот. А.А. Смирнова, который Вы желали иметь и который давно бы следовало Вам отослать.

Что касается хроники за означенные годы, она представляет живейший интерес, часто весьма глубокий и во всех отношениях исторически весьма важный. Всюду заметно, что в ней часто в основу повествования полагаются даже прямо дневные записи (напр. путешествие по епархии в 1867 году). Для меня лично особенно важны и знаменательны письма разных лиц, писанные в конце 1867 года по поводу кончины святителя Филарета.

У нас теперь как бы некая горячка во всем. Спешим, покончив экзамены, представить отзывы о студенческих сочинениях к 4-му мая, чтобы 5-го мая исполнить приказ Высшего Начальства о роспуске всех студентов по домам родителей и родственников, а для сего работаем усиленно день и ночь; готовимся также сбыть отчет братский к годичному собранию 3-го мая, а для сего также не мало приходится работать; подобное же и по Дому Призрения и по другим частям: все готовится к тому, чтобы с 6-го мая все заняты были одним – т. е. коронационными торжествами».

6-го мая в час дня через Тверь проследовали в Москву на предстоящие коронационные торжества Их Императорские Величества Государь Император Николай Александрович и Государыня Императрица Александра Феодоровна, в сопровождении Великого Князя Александра Михайловича и Великой Княгини Ксении Александровны.

7-го числа преосвященный Савва писал в Сергиев Посад профессору И.Н. Корсунскому: «Посланные Вами тетради (хроника 1866–1867 г.г.) получены мною исправно. Сегодня посылаю Вам через почту следующие два года хроники – 1868–1869 г. Читайте, наслаждайтесь и меня не зазирайте! За брошюру о митр. Филарете благодарю. Когда прикажете ожидать Вас в Тверь? До 8-го июля я не предполагаю выезжать в епархию. Поздравляю Вас и собратий Ваших с окончанием учебных трудов. Отдыхайте, торжествуйте, веселитесь в радостные Коронационные дни».

10-го числа преосвященный Савва написал следующие сведения о схимничестве:

1) Постригать в схиму должен, по правилам отеческим, схимник⁵⁴⁴; но по нужде может совершить сие и не постриженный в схиму иеромонах, или игумен.

2) Восприемником, или восприемницею, при пострижении в схиму, свойственнее быть лицу схимнического чина; но по нужде могут быть и монашествующие, не постриженные в схиму.

3) Схимнику и схимнице полагается всегда носить схиму и куколь, и без них никогда не быть⁵⁴⁵.

4) Молитвенное правило схимнику и схимнице:

а) некнижным (т. е. безграмотным) исполнять применительно к правилу, назначенному в 87 правиле номоканона (при больш. требнике) для таких же монахов.

б) для грамотных же можно рекомендовать правило, какое исполняла скончавшаяся 2-го ноября 1895 г. благочестивая схимонахиня Тверского Христорождественского монастыря Ефросиния... Вот это правило: По вся дни неотложно последование Акафиста по церковному правилу: Сладчайшему Иисусу, Божией Матери, и она прочитывала Акафист препод. Сергию Радонежскому и Параклис Божией Матери.

Когда не могла быть в церкви, читала канон Божией Матери на повечерии, вечерню и утреню по месячной Минее или Октоиху, а равно и полунощницу.

Читала 4 кафизмы с поклонами и по правилу поклоны и 12 избранных псалмов. За вечерню справляла: 100 молитв умных и поклонов 25.

За повечерие 50 молитв и 12 поклонов.

За полунощницу 100 молитв, поклонов 25.

За утреню 300 молитв, поклонов 50; за первый час молитв 50, поклон. 7; за кафизму 300 молитв и за славу 100 молитв.

Кроме того вычитывала:

Воскресенье: Канон Св. Троице, Акафист Гробу и Воскресению Христову.

Понедельник: Акафист Ангелу Хранителю и канон Благ, князю Михаилу.

Вторник: служба Св. пророку Иоанну Предтече, акафисты Вел.-муч. Варваре, св. Тихону Задонскому и служба Ефрему Новоторжскому.

Среда: канон Преев. Богор. Одигитрии, акафист Успению Божией Матери и служба преподоб. Печерским.

Четверг: Св. Николаю акафист, служба св. Апостолам, канон преп. Антонию Римл, и акаф. Св. апостолу Иоанну Богослову.

Пятница: служба Живот. Кресту, поклонение страстям, препод. Сергию служба с акафистом и Вел.-муч. Пантелеймону акафист.

Суббота: служба всем Святым и акафист Божией Матери Утоли моя печали.

Пища употребляема ею была: по вся дни пост; на субботу и воскресные дни пища с маслом постным; праздники двунадесятые: рыба с постным маслом, и вся неделя Пасхальная и Рождество Христово до Крещения: рыба и молочное.

Вообще же, схимнику и схимнице, для точного, по возможности, исполнения данных пред Церковью обетов, надлежит чаще перечитывать «Оглашение», положенное в чине последования великого и ангельского образа и иметь в виду 91-е правило Номоканона».

Из образа жизни вышеупомянутой схимонахини Евфросинии сообщены были священником Тверского Христорождественского женского монастыря Михаилом Драницыным следующие сведения⁵⁴⁶:

11-го числа преосвященный Савва получил из С.-Петербурга от Вл. Карл. Саблера письмо следующего содержания: «Поздравляю Вас с Монаршею милостью. Вам пожалован (14 мая) крест на клобук. Искренно радуюсь и прошу Ваших молитв».

14-го числа преосвященный Савва, в ознаменование достопамятного дня Коронования Государя Императора Николая Александровича, пожертвовал в Попечительство о бедных духовного звания билет в 500 рублей и поэтому вошел в Совет Попечительства с следующим предложением: «Желая ознаменовать чем либо достопамятный день священного Коронования и миропомазания Благочестивейшего Государя Императора Николая Александровича и Благочестивейшей Государыни Императрицы Александры Феодоровны, прилагаю у сего пятьсот (500) рублей Государственными Кредитными билетами, с тем, чтобы эта сумма оставалась неприкосновенною, а проценты с оной были выдаваемы Попечительством бедным духовного звания».

17-го числа преосвященный Савва получил письмо из Пскова от епископа Антонина, который от 15-го числа 1896 г. писал:

«От переполненной радостью души приношу Вашему Высокопреосвященству почтительнейшее поздравление с Высочайшею наградою, пожалованною Вам в 14 день сего мая месяца, – день священного Коронования Их Императорских Величеств, – и усердно молю Христа Спасителя, да будет святый Крест, осеняющий ныне Вашу главу, хранителем Вашего здравия, благоденствия в делах многоплодного архипастырского Вашего служения».

18-го числа праздновалось в Твери 200-летие со дня освящения Тверского Кафедрального собора, при чем архиерейскими служениями были совершены следующие Богослужения:

16-го мая в 6 час. всенощное бдение.

17-го мая в 9 час. заупокойная литургия, после оной панихида по усопшим храмоздателям и благотворителям храма.

17-го мая в 2.30 молебное пение с акафистом и водоосвящением, а в 6 часов всенощное бдение.

18-го мая в 9 часов литургия, после оной крестный ход вокруг Собора с хоругвями и св. иконами собора при молебном пении Угоднику Божию св. Благоверному Великому князю Михаилу; после крестного хода – многолетие по уставу.

19-го числа преосвященный Савва получил из С.-Петербурга письмо от протоиерея Василия Михайловского:⁵⁴⁷ «По поручению Вашего Высокопреосвященства, я узнал цену крестику из искусственных французских алмазов. В золотой оправе он стоит двадцать пять рублей в лучшем ювелирном магазине Морозова на Садовой. Не лишите меня и впредь Ваших святительских поручений. Я рад им. Вот второй год я стремлюсь духом к Вам. Хочется мне Вас видеть и принять благословение от Вас. А немного получили наши святители миропомазавшие. Да и в рескриптах заслуги каждого из первых трех оттенены психологически верно. Благодарю Вас, Великий Святитель Божий, за ниспосланное и семье моей благословение. Теперь я читаю изданные Вами письма преосв. Филарета к преосв. Алексию. А взялся я за них из-за некоего иерея Трофимовского⁵⁴⁸ № 242, 243 и 244, современного русского Ренана или, хуже, Штрауса, который доселе своими письмами из Швейцарии смущает молодые женские замужние души. И подивился я наглости этого ех-иерея, как он сам себя называет».

В ответ на это письмо преосвященный Савва, от 21-го числа, отвечал отцу прот. Михайловскому: «Усердно благодарю Вас за скорое исполнение моего поручения. Прилагая у сего 25 рублей, прошу Вас распорядиться высылкой Креста. 17-го и 18-го числа мы торжественно совершали двухсотлетий юбилей со дня освящения кафедрального собора, воздвигнутого, как известно, на собственные средства преосвященным архиепископом Сергием. Таковы были в старину материальные средства в руках епархиальных архиереев! Вот почему бы Вам не пожаловать в Тверь к такому светлому торжеству? 11-го же числа июня будем совершать столетний юбилей со дня закладки храма в Новоторжском Борисоглебском монастыре, происходившей в присутствии Императрицы Екатерины II. Вот новый для Вас случай посетить ваши родные края!..

Ex-иерей Трофимовский, о котором Вы пишете, для меня очень памятен. За изданные мною письма, где упоминается его особа, он привлекал меня к уголовной ответственности, как диффаматора. Об этом он имел наглость писать не только мне, но и митрополиту Иоанникию (в бытность его Московским), и даже председателю Тверского Окружного суда. Вот как опасно в печати касаться таких высоких особ, как Трофимовский!»

31-го числа преосвященный Савва получил письмо из Бухареста от Георгия Пасхалиича Самуряна, который от 25-го числа писал: «Прежде всего великодушно, по христианской любви, простите меня за непростительно долгое молчание по отношению к Вам, тем более, что я в моем к Вам письме, от 1-го октября 1895 г. обещался описать Вам мой маршрут от Твери до Бухареста и еще прислать списочек моих статеек, напечатанных по-русски, начиная еще с 1879 года.

У меня в последнее время было столько работы по должности, равно церковно-литературной, а еще гораздо более неприятностей разного свойства, что только, надеясь на Всемилостивого Бога, уцелел. Искреннейше поздравляю Вас с царскою наградою – бриллиантовым крестом для ношения на клобуке, – о чем я читал в №Ν 19 и 20 Церковных Ведомостей за 1896 год, стр. 159. Вы имеете орден св. Владимира первой степени еще с 1892 года и бриллиантовые знаки ордена св. Александра Невского еще с 1887 г., каковые знаки отличия имеют весьма немногие, ныне здравствующие российские святители; при чем орден св. Владимира первой степени, кроме Вас, имеют только Киевский митрополит, Высокопреосвященнейший Иоанникий Руднев, и Петроградский митрополит, Высокопреосв. Палладий Раев. Награда – утешение за невызов Ваш на царское венчание к 14 мая сего года.

Правда, Вы, еще будучи архимандритом, были очевидцем венчания на царство Императора Александра Николаевича 26 августа 1856 г., о чем напечатали книжку, а 15 мая 1883 года участвовали, уже в сане Архиепископа Тверского, в венчании на царство Императора Александра Александровича!

У нас, в Церкви, случились великие события в этом месяце: Бухарестский митрополит Геннадий Петреску, бывший ровно (3) три года (18 мая 1893–18 мая 1896 г.) на первосвятительской кафедре, лишен сана и под именем простого инока Геннадия, удален в обитель Калдарутаны, в 40 верстах от Бухареста: этот недостойный святитель, составлявший стыд и срам для нашей Церкви, наконец, наказан Богом, подобно Феодосию Яновскому, митрополиту Новгородскому († 1726 г.). Правда, о недостойном Геннадии я напечатал кое-что хорошее в №№ 3 и 4 Христ. Чт. за 1890 г.; в № 27 Церк. Вед. за 1893 г.; в № 22 Моск. Вед. за 1893 г.; но следовало бы печатать еще сильнее напечатанного; много об нем в №№ 309–310 «Востока» за 1885 г., когда он был епископом Арджемским. Sapienti sat! Обещанное вышлю в будущем месяце; желал бы побывать и этим летом на Святой Руси, но не знаю, удастся ли?»

В ответ на это письмо, преосвященный Савва писал Георгию Пасхалиичу: «В последнем письме своем от 25-го минувшего мая Вы просите прощения в долгом молчании своем: тем охотнее прощаю Вам эту вину, что я сам много виноват в том же, как пред Вами, так и пред многими другими моими знакомыми. И в этой вине не обещаю даже и исправления. Мои лета, мое слабеющее зрение, а между тем умножающиеся со дня на день служебные дела и заботы лишают меня всякой возможности поддерживать частую корреспонденцию; в настоящую же пору я лишен даже помощи моего Викария. Он командирован, по распоряжению Св. Синода, в Оренбург для управления епархией, по случаю болезни тамошнего епископа, и не знаю, возвратится ли оттуда?

Если Вы не исполнили и не можете исполнить своего обещания относительно описания Вашего маршрута в прошедшем году от Твери до Бухареста и доставления мне списка Ваших печатных трудов, то и не озабочивайте себя этим. Требовать сего от Вас я не имею никакого права.

В конце сего месяца я ожидаю к себе доброго гостя – ново начального инока, о. Арсения. Он телеграфирует мне из Ярославля, где гостит у своего брата – военного врача Стадницкого. При собеседовании с ним вспомним и Вас».

1 июня преосвященный Савва получил письмо из Витебской губернии от священника Владимира Сорочинского следующего содержания: «Осмеливаюсь смиреннейше просить Ваше Высокопреосвященство простить меня и благосклонно призреть на мое слезное прошение. Я взыскан милостью Вашего Высокопреосвященства и принял от святительских молитв и руковозложения благодать Священства в 1873 г. в Витебском Кафедральном соборе и с тех пор беспорочно стараюсь нести благое иго Священства до сего дня. Много в моей земной жизни произошло перемен: я осиротел и овдовел, и теперь все старание свое направляю к тому, чтобы соблюсти себя чисто и непорочно в доброй жизни. Но силы мои духовные немощны, слабы, а путь опасен и тернист. Припадаю к стопам Вашим и умиленно прошу Ваше Высокопреосвященство помогите мне Вашими святительскими молитвами в моем христианском намерении, вспомните меня молитвенно при священнодействии святой литургии, и в знамение благословения пришлите или св. крест или икону, дабы я ежедневно, взирая на знамение Вашего ко мне благословения, вспоминал святые заветы Вашего Высокопреосвященства и оберегал бы себя от действий лукавого».

В ответ на это письмо преосвященный Савва 4-го июня отвечал отцу Сорочинскому: «Неожиданное письмо Ваше приятно удивило меня. Благодарю Вас за добрую память и за молитвенное о мне воспоминание. Припоминаю и я Вас и Ваши первоначальные шаги на поприще церковного служения. Вашему настоящему положению, Вашему сиротству и вдовству искренно сочувствую и усердно призываю Вам, к благодушному терпению и перенесению неизбежных в Вашем положении скорбей, всесильную помощь Божию. По желанию Вашему, в знамение моего пастырского благословения, посылаю Вам при сем изображение моего небесного покровителя, преподобного Саввы Вишерского, недавно мне принесенное из Вишерской обители и освященное возложением на святые мощи Угодника Божия. Поклоняясь пред сим священным изображением, не забывайте вспомнить в молитве и мое имя. Если Вы не имеете при себе детей, то я советовал бы Вам уклониться от мирской суеты и водвориться под сенью какой-либо обители. Посылаемые при сем книги примите с любовью. Мир Вам и Божие благословение!»

11-го числа преосвященный Савва писал в Петербург Обер-Прокурору Св. Синода К.П. Победоносцеву, по случаю исполнившегося 50-тилетия его служебной деятельности:

«От себя и от всего духовенства вверенной мне епархии приношу Вашему Высокопревосходительству всеусерднейшее приветствие по случаю совершившегося пятидесятилетия Вашего доблестного, плодотворного, истинно-христианского служения Престолу, Церкви и Отечеству. Излишне было бы здесь перечислять все Ваши бесчисленные труды и подвиги на разных поприщах Вашего полувекового служения. Они исчислены в разных органах русской печати и по достоинству оценены с высоты Царского Престола. Нам же, служителям алтаря Господня, остается лишь возносить теплые молитвы и усердные благодарения к Господу сил, ущедрившему Вас дарами Своей благости и споспешествовавшему Вам Своею благодатью в совершении столь великих трудов и подвигов во славу Его Пресвятого имени и на пользу Церкви и Отечества.

Пишу сии строки в древнейшей русской обители, основанной в XI веке преподобным Ефремом в г. Торжке. Сюда прибыл и для принятия молитвенного участия в духовном торжестве по случаю исполнившегося столетия со дня освящения главного монастырского храма, заложенного в 1785 г., в присутствии Великой Государыни Императрицы Екатерины II. В этом храме нетленно почивают мощи основателя обители – преподобного Ефрема Новоторжского Чудотворца. Совершив пред сею святынею молитвенное воспоминание о Вашем Высокопревосходительстве и освятив чрез возложение на раку Угодника Божия икону его, препровождаю оную Вашему Высокопревосходительству в благословение от обители Борисоглебской и от моего недостоинства. Благоволите благосклонно принять это усердное приношение».

В тот же день (11 числа) преосвященный Савва получил письмо из Москвы от Ее Превосходительства статс-дамы Елизаветы Алексеевны Нарышкиной (урожденной Куракиной), которая, от 9-го числа, писала: «Уезжая в мое Тверское имение снова по примеру прежних лет обращаюсь к Вам с почтительнейшей просьбой назначить мне иеромонаха для совершения служб в моей домовой церкви. Прошлого года у нас был отец Тихон (Отроча монастыря). Так как мы с ним хорошо познакомились и оценили его, то было бы для меня крайне желательно иметь его и на этот год. Если на то будет Ваше Архипастырское благословение, то покорнейше просила бы Вас, Владыко, послать его к нам около 15-го числа сего месяца. Поручая себя и детей моих Вашим святым молитвам, прошу Ваше Высокопреосвященство принять уверение в глубоком моем уважении и нижайшей преданности».

В ответ на это письмо преосвященный Савва, от 13-го июня, писал Елизавете Алексеевне: «На почтеннейшее письмо Ваше от 9-го сего июня, спешу ответствовать, что иеромонах Отроча монастыря Тихон, о котором Вы изволите писать, уволен преосвященным Гавриилом на родину, на 28 дней, – и сам преосвященный, по распоряжению Св. Синода, 3-го числа отправился в Оренбург, для управления епархией, по случаю болезни тамошнего епископа. Другого иеромонаха для служения в Вашей домовой церкви у меня не имеется. Посему не угодно ли будет Вашему Превосходительству принять для удовлетворения этой духовной потребности вручителя сего письма – заштатного священника села Никулина-Городища, Павла Слобникова; он человек трезвый и набожный. Надеюсь, что он вполне оправдает мою рекомендацию».

17-го числа преосвященный Савва получил письмо из Новгорода от протоиерея Знаменского собора Павла Тихомирова, следующего содержания: «Честь и счастье имею представить при сем, чрез сослужителя моего священника Константина Любомирова, продолжение моего литературного труда «Кафедра Новгородских Святителей» (1 выпуск 2-го тома) Вашему Высокопреосвященству. Благоволите, милостивейший Архипастырь, благосклонно принять мой посильный труд и удостойте труженика святых своих молитв и святительского благословения».

18-го числа преосвященный Савва получил письмо из Оренбурга от Преосвященного Гавриила, Тверского викария, который, от 14-го числа, писал: «По милости Божией я не без труда и скуки, как привыкший к деятельности, достиг от г. Ярославля по Волге чрез Нижний и Казань до Самары, а от Самары 395 верст до г. Оренбурга по железной дороге. Из вагона железной дороги, начиная с г. Самары до самого Оренбурга, я видел степь и кой-где при потоках и у ручейков небольшой рощицами лесок. Одни горы с долинами на протяжении нескольких верст, поля и трава, крупный скот и овцы оренбургские большими стадами мелькали около больших сел при ручьях и деревень, худо обстроенных и небрежно покрытых соломой. Обстановка сел и деревень неприглядная, и я вспоминал о более удобной и приличной постройке Тверской губернии и приятной лесной местности. Наш край благодатный в климатическом отношении, а в Оренбургской стране жарко летом и пыльно до чрезвычайности, зимой холодно. Как только вступил в дом преосвященного Николая, встреченный на последней станции к Оренбургу ключарем собора, я невольно вспомнил о богоспасаемой Твери и о своем Отроче монастыре, где жизнь более привлекательна, чем в городе Оренбурге. Дом Владыки Оренбургского стоит на окраине города, на низком и болотистом месте, где свирепствуют лихорадки. Реки Урал и Сакмара весной заливают архиерейский сад и долго оставляют следы сырости и разрушения. До моего приезда он не был исправлен. Преосвященный Николай едет в С.-Петербург, между прочим, ходатайствовать о средствах для ремонта холодного дома и о других епархиальных делах. О переводе своем на другое место он и не думает. На первых порах своей должности он, как человек прямой и раздражительный, приступил исправлять многие беспорядки в духовном управлении, начиная с Консистории, переведши в другой приход одного из членов Консистории, и оттуда пошли разного рода доносы и сплетни, доносы дошли и до Петербурга. Особенно заштатный протоиерей из духовной академии много пишет и любит сплетни. На нового человека здесь смотрят с особенным вниманием и относятся к каждому мелкому поступку по национальному оренбургскому понятию. Здесь духовенство, по одному взгляду на меня, вывело свое суждение, что я человек добрый, и желает меня постоянно видеть у себя. Здесь я буду действовать осторожно; и преосвященный Николай высказывался, чтобы я был здесь, как гость».

В ответ на это письмо преосвященный Савва писал, от 23-го числа, преосвященному Гавриилу: «Благодарю Вас за поспешную и добрую весть о благополучном совершении не краткого пути к месту Вашего временного служения. Да будет Ваше служение там благопоспешно и не бесплодно для дальнейшего служения Св. Церкви! Отпустивши Вас в далекую страну, я остался в Твери с умножившимися служебными делами и уменьшившимися силами телесными. Чрез несколько дней после Вашего отъезда я простудил ноги так, что не мог к 11 -му числу ехать в Торжок на столетний юбилей, и теперь еще не совсем освободился от своей болезни, а между тем предстоит многодневное служение. В нашей старой Твери все по-старому. Ожидаем новостей от Вас».

28-го числа преосвященный Савва получил письмо из С.-Петербурга от К.П. Победоносцева: «Примите глубокую сердечную мою признательность за добрый привет Ваш и добрые мне пожелания, по случаю совершившегося 50-тилетия служения моего Св. Церкви, государству и Отечеству. При сердечном желании Вашему Преосвященству доброго здоровья и крепкой силы для великих дел попечению Вашему вверенных, имею честь быть с совершенным почтением и преданностью Вашего Преосвященства, Милостивого Государя и Архипастыря покорнейший слуга».

30-го числа преосвященный Савва получил письмо из С.-Петербурга от Ал. Вас. Гаврилова, который от 27-го числа писал:

«Из Москвы, 23-го мая, я с дочерью двинулся в Нижний, где на другой же день, то есть 24-го мая, на пароход «Общества Кавказ и Меркурий», до Астрахани пять суток плыл и нимало не устал, ибо жил, как дома, в прекрасной каюте. Берега Волги, особенно у Самары, очаровательные, а воды столько, что едешь точно не по реке, а у берегов моря. За Царицыным глаз встречает воду и только воду. На пути останавливался в Казани, в Самаре, в Саратове, Царицыне и в Астрахани. Обратный путь я совершил по Волге же, но на другом пароходе, в шесть суток. Посетил Самарского Преосвященного⁵⁴⁹, который угостил меня прекрасною селянкою. Архиерей благодушный и весьма живой. Эта живость причиняет иногда ему огорчения. Купцы любят его и подносят панагию в 5 000 рублей, а духовенство почтило адресом. В Нижнем останавливался для выставки на два дня. Видел всю выставку; она блестяща, но блеск омрачается болотом, на котором она расположена. Странным представляется выбор места. Затрачены миллионы, но пользы будет на грош. В мое присутствие выставка (7 и 8 июня) представляла пустыню. Ходишь и оглядываешься, где же народ? Может быть, июль и август выручат. Дай-тο Бог! Жаль, что такое прекрасное дело не принесет плода много. Из Нижнего сутки провел на Толге. Высокопреосвященный Ионафан бодр духом и крепок силами. Глаза почти в порядке, немного левый шалит, да ноги не велят долго стоять.

12 июня возвратился, а 13-го получил предложение: не хочу ли я быть Управляющим Синодальною С.-Петербургскою типографией, на это предложение я изъявил свое согласие».

В ответ на это письмо преосвященный Савва писал Александру Васильевичу: «Спешу поздравить Вас с новою должностью более выгодною по содержанию, но более ли приятною для сердца и ума по существу. Во всяком, впрочем, случае сердечно желаю, чтобы Господь помог Вам проходить новую должность с такою же честью и с таким же достоинством, с какими Вы проходили прежнюю. Состоится ли Ваша поездка в Москву и могу ли я надеяться на приятное свидание с Вами? О себе на сей раз не могу сказать ничего особенно утешительного. Лишенный помощи своего сотрудника⁵⁵⁰ на два слишком месяца, и притом самые горячие, я изнемогаю под бременем трудов, и в особенности затрудняет меня в совершении церковных служб приключившаяся в ногах болезнь. Со мною поступлено не филантропично. Не знаю, кому собственно обязан я любезностью отъятия у меня, хотя и временно, Викария. К моему удовольствию мой помощник спешит и, кажется, веселыми стопами из отдаленного Оренбурга в Тверь».

31-го июля преосвященный Савва получил из Тифлиса от председателя Общества восстановления православного христианства на Кавказе архиепископа Владимира, экзарха Грузии⁵⁵¹, отношение, от 10-го июля за № 715, следующего содержания: «Имею честь препроводить при сем к Вашему Высокопреосвященству экземпляр отчета председательствуемого мною Общества восстановления православного христианства на Кавказе за 1893 год. Поручая себя святым молитвам Вашим, с глубочайшим почтением и преданностью имею честь быть».

В ответ на это отношение преосвященный Савва, от 31-го июля, писал Высокопреосвященному Владимиру, экзарху Грузии:

«Препровожденный ко мне, при отношении Вашего Высокопреосвященства, от 10-го июля, за № 715, экземпляр Отчета Общества восстановления христианства на Кавказе за 1893 год, я имел честь получить. Уведомляя о чем Ваше Высокопреосвященство, с истинным почтением и преданностью имею честь быть».

В тот же день 31-го ч. преосвященный Савва получил письмо из Новгорода от инспектора семинарии иеромонаха Арсения, который, от 30-го числа, писал: «Почитаю для себя приятнейшим долгом, Святый Владыко, принести Вам и письменно благодарность за то чисто отеческое расположение, которое Вы оказывали мне всякий раз, когда я гостил у Вас, особенно же в последний раз. В Вашем Трехсвятском всегда я находил тихое пристанище; Ваши отеческие беседы назидали меня; воспоминания из Вашей многотрудной, многоплодной и долголетней жизни, которыми Вы щедро делились со мною, были и останутся поучительными для меня, по слову Псалмопевца: помянух дни древние и поучихся. У Вас я всегда чувствовал душевное облегчение от различных тревог; от Вас я уезжал всегда с облегченным сердцем, с желанием больше и больше трудиться. Мало того, и по разлуке с Вами, я поучался у Вас, читая Ваши многочисленные ученые труды и издания. Теперь, например, я всецело нахожусь под влиянием прекрасной книги Вашей «Воспоминания о преосвященном Леониде». Я ее читал и раньше, но, видно, без должного внимания, потому она и не произвела на меня особенного впечатления. Теперь же.. откровенно скажу, что она мне нравится лучше всех Ваших трудов. Здесь я встречаю любящие сердца, здесь веет чистая, святая атмосфера. Боже, как это важно! О, если бы в отношениях людей друг к другу было больше любви, отсутствие формализма, тогда настало бы царствие Божие! По прочтении этой книги Вашей, я подумал о Вас: счастливы Вы! Вы имели мудрого и попечительного отца в лице приснопамятного святителя Филарета! Вы же имели истинного друга и брата в лице преосвященного Леонида! Он был для Вас утешением и поддержкою в трудные моменты Вашего служения, особенно на первых порах... К сожалению, пока не могу похвалиться имением подобных друзей. Может быть, впредь Господь сподобит обрести такое сокровище. Как Ваше здоровье? Да укрепит Вас Бог! На помощь Божию надейтесь, но и от людской не бегайте!»

В тот же день (31-го числа) преосвященный Савва получил письмо из Оренбурга от Гавриила, епископа Старицкого, который, от 27-го числа, писал: «Приближается конец моей епархиальной деятельности в отдаленном крае. Мое пребывание в городе Оренбурге продолжится до 8-го августа. Тогда в 11-ть часов вечера отправлюсь в Тверь к месту прежней моей службы по железной дороге и на пути заеду к Самарскому преосвященному Гурию».

С половины текущего лета у преосвященного Саввы появились серьозные симптомы болезни (слабость в деятельности сердца, опухоль в ногах), вследствие которых он с августа месяца должен был прекратить свое любимое дело: переписку с друзьями и знакомыми.

В конце первой половины сентября болезнь приняла опасный характер, и архипастырь, чувствуя упадок сил, выразил желание 15 сентября приобщиться св. Таин, а на другой день принять св. таинство елеосвящения.

В виду крайнего упадка сил его в этот последний день, назначенные к совершению св. таинства священнослужители предполагали сначала совершить оное по сокращенному чину. Но так как для всех было известно, с какою великою любовью относился архипастырь к совершению Богослужения православной церкви и с какою точностью старался выполнить все, положенное по уставу ее, намерение это было оставлено. Таинство совершено было преосвященным Гавриилом епископом Старицким в 6 часов вечера в зале архиерейского дома, где архипастырь имел обыкновение принимать посетителей. Из внутренних покоев своих владыка вышел, поддерживаемый с обеих сторон иподиаконами, преподал присутствовавшим общее святительское благословение, облачился в архиерейскую мантию и сел на приготовленное для него место. Лице архипастыря было болезненно и бледно, но выражало полное спокойствие духа и глубокое сознание величия св. таинства. Первую половину чинопоследования он сидел со свечой в руке, но затем, изнуренный продолжительностью богослужения, прилег на диван, и в этом положении с глубоким благоговением и величайшим вниманием вслушивался в апостольские и евангельские чтения и в положенные по чину таинства молитвы, осеняя себя крестным знамением. Сознание не оставляло архипастыря ни на одну минуту, и только для поддержания сил его ему предложили несколько приемов кислорода. С искреннею скорбью взирали все на архипастыря, с сердечною теплотою чувства молились вместе с ним и за него, и из глаз многих присутствовавших струились слезы. По совершении таинства, владыка встал с одра своего и, не смотря на крайнее изнеможение, обратился к окружавшим его с умилительным словом о прощении согрешений его и каждому преподал свое святительское благословение.

В последующие за тем дни в состоянии здоровья архипастыря замечалось то улучшение, то ухудшение. Как и прежде, он ежедневно и неопустительно выслушивал всенощное бдение и божественную литургию, приказывал окружавшим его лицам читать себе св. Евангелие и однажды, чтобы воспроизвести в своей памяти все обстоятельства своей жизни, пожелал выслушать брошюру, составленную по поводу пятидесятилетия служения его в священном сане. Когда чтец начал читать присланные к этому знаменательному в его жизни дню приветствия, владыка остановил его и с грустью сказал: «Как много в них похвал мне; не думаю, чтоб я мог этого заслуживать». Доступ к архипастырю для всех, желавших его видеть, был открыт во всякое время, и только крайнее утомление заставляло его отказывать иногда в приеме посетителей. Весьма многих из посещавших его, после отеческой с ними беседы, он благословлял св. иконами, соединяя свое благословение с приличествующим каждому назиданием. Так, благословляя образом св. Филарета Милостивого господ, вице-губернатора Η.Н. Усова, он предложил ему такой вопрос: «А знаете, почему я благословляю вас иконою этого угодника? – и не дожидаясь ответа, продолжал: «На Бородинском поле, вблизи которого находится ваше имение, в память великого подвига русского воинства, построена церковь, левый придел которой посвящен этому, близкому вам, угоднику Божию. Молитесь ему и за меня». Иных благословлял он иконами святых, имена коих они носят, других – иконами тех святых, которые чтутся в местности происхождения благословляемого лица, и всех без исключения просил молиться за него.

На всех окружавших его лиц архипастырь производил впечатление не человека, близкого к переходу в загробную жизнь, а доброго домохозяина, отправляющегося в далекое странствование. Не осталось, кажется, ни одного предмета, относительно которого он не сделал бы своего распоряжения и не указал для каждого своего места. Свою собственную, весьма богатую ризницу он распределил между кафедральным собором, Отрочем монастырем и Трехсвятским. Он обнаруживал постоянную заботу о благосостоянии своей паствы, каждый раз наведываясь о сем у посещавшего его ежедневно викария, преосвященного Гавриила, и не далее, как накануне блаженной своей кончины, осведомившись подобным же образом о благосостоянии паствы и услышав благоприятные о том сведения, произнес: «Славу Богу, слава Богу!» Но особенно трогательным является разрешение, данное им некоторым запрещенным в священнослужении священнослужителям.

Вот подлинная резолюция архипастыря, положенная им на особом списке, представленном ему 18 сентября: «Поименованные в особо приложенном при журнале списке лица, запрещенные мною в священнослужении, от запрещения разрешаются, о чем объявить им в день моей смерти».

В течение всей своей болезни, после совершения над ним св. таинства елеосвящения, архипастырь не вкушал никакой пищи до самой кончины своей, и силы, естественно, с каждым днем оставляли его. Но особенную слабость почувствовал архипастырь 11 октября. В этот день утром он неожиданно обратился к своему родственнику, священнику Г.Ф. Виноградову, с приказанием: «читай!». Поставленный в недоумение, тот открыл св. евангелие и стал читать ему прощальную беседу Господа Иисуса с учениками, и видимо доставил ему высокое духовное наслаждение. Во время чтения пришел доктор и, убедившись в крайнем упадке сил, предложил владыке пригласить духовника, на что и получил согласие. Когда явился духовник, находившийся в то время в консистории, владыка сказал ему: «Я позвал вас благословить меня в другой путь.» «Владыка святый, отвечал духовник, не желаете ли приобщиться св. Таин?» – «А у вас есть с собой св. Дары?» – «Я съезжу, владыка.» – «Можете не поспеть сходите в мою церковь и принесите запасные св. Дары.» По принятии св. Даров, владыка продолжал слушать чтение св. Евангелия, но затем быстро заговорил: «в постель, в постель скорей!» и велел читать канон Богородице на исход души. До вечера этого дня он был совершенно спокоен. В 8 часов вечера он позвал пользовавшего его и безотлучно почти находившегося при нем врача – родственника, который назначен и исполнителем воли его по завещанию⁵⁵², и, обращаясь к нему, сказал: «Я изнемогаю и чувствую близкий конец моей жизни. Делай, как знаешь, и как нужно. Я прошу у тебя прощения, если чем тебя обидел; Бог благословит». – Затем он благословил своего другого родственника, священника о. Виноградова и сказал: «Молись обо мне, Геннадий»!

Обращаясь, наконец, к своим келейникам, владыка поблагодарил их: «спасибо вам за то, что вы хорошо служили мне»; каждому сделал отеческое наставление и каждого наградил, как мог, за верную себе службу. Ночь и следующее утро 12 октября владыка провел спокойно. Около часу пополудни он выразил желание, по примеру прежних дней, прокатиться в кресле по комнатам, но едва провезли его два раза, как он почувствовал крайнюю слабость, и его снова положили на постель, с которой он уже более не вставал....

13 числа около 11 часов утра в горле владыки стал слышен хрип – предвестник близкой кончины. Но и в это время он сохранял полное сознание, часто требовал кислороду и сам поддерживал рукою в устах своих трубку. Без 20 минут в два часа о. Виноградов спросил владыку: «не прочитать ли, владыка, молитву»? Получив утвердительный ответ движением головы, о. Виноградов стал громко читать отходную и затем, приложив св. крест к устам владыки, поцеловал ему руку; за ним стали подходить к одру умирающего архипастыря и все другие, присутствовавшие здесь, лица. Владыка, носивший в последнее время шерстяные перчатки на руках своих, в которых постоянно ощущал холод, сам стал снимать их, что и окончил при помощи своего келейника; затем слабою рукою благословил он каждого подходившего к нему, смотря полуоткрытыми глазами. Прошло несколько минут, и владыка, делавший до сего времени слабые попытки говорить, вдруг весьма ясно произнес: «осени»! О. Виноградов стал непрерывно осенять его святым крестом, что видимо действовало на него самым успокоительным образом, и он, дыша все реже и реже, мирно почил о Господе. Так кончил жизнь свою доблестный архипастырь. Соборный колокол двенадцатью печальными ударами возвестил жителям города о кончине их архипастыря и сиротстве Тверской паствы. Немедленно по кончине святителя, в архиерейский дом прибыл викарий Тверской епархии преосвященный Гавриил, епископ Старицкий, и тотчас же телеграфировал о горестном событии первенствующему члену Св. Синода, митрополиту Палладию, и исполняющему должность Обер-Прокурора Св. Синода В.К. Саблеру; – вместе с тем о кончине архипастыря сообщено было г. гражданскому губернатору, членам духовной консистории и секретарю. Преосвященный Гавриил принял на себя руководствование приготовлением почившего святителя к погребению. При помощи иподиаконов архиерейского дома, присутствовавшие при кончине духовные лица отерли тело архипастыря елеем, надели чистые одежды и, возложив на особо устроенные кресла, перенесли в зало, где и приступили к облачению в архиерейские одежды. К этому времени в архиерейский дом прибыло весьма значительное число духовных и светских лиц, узнавших о кончине святителя. Кресло с бездыханным телом архипастыря было поставлено под образами. Лицо почившего не носило на себе никаких следов предсмертных страданий, было совершенно спокойно, как будто он заснул или углубился в великую и серьезную думу.

Во время облачения соборный диакон, заменявший протодиакона, тихо и дрожавшим от волнения голосом произносил обычные при архиерейском облачении стихи псалмопевца: да возрадуется душа твоя о Господе, а певчие пели высокоумилительную песнь Богородице: Свыше пророцы Тя предвозвестиша. Каждое из архиерейских облачений подносилось к устам почившего и затем уже возлагалось на него. Невыносимо тяжело было видеть святителя Божия, так недавно еще отечески беседовавшего со всеми посещавшими его, бездыханным и безгласным. Возгласы диакона, умилительное пение печально-торжественной песни и сосредоточенные лица всех присутствовавших невольно переносили мысли к тому моменту в жизни архипастыря, когда он с глубоким благоговением готовился приступить к совершению пред престолом Божиим божественной литургии. Но не к служению в земном храме готовили почившего вечным сном святителя Божия, и верилось, что и там, в небесных обителях, предстоя престолу Божию, он будет непрестанно совершать свое святительское служение, что и там он будет возносить свои святые молитвы за свою паству с такими же усердием и любовью, какими всегда отличалось его богослужение здесь на земле.

После облачения, тело почившего архипастыря было принято руками священников и возложено на приготовленный стол, а лицо его покрыто воздухом. Непосредственно за сим была, совершена преосвященным Гавриилом при участии всех прибывших духовных лиц первая панихида по в Бозе почившем святителе. На панихиде присутствовали: г. гражданский губернатор П.Д. Ахлестышев, вице-губернатор Η.Н. Усов, граф Шереметев, которому почивший архипастырь незадолго до дня своей кончины написал письмо, о прибытии которого неоднократно наведывался он у преосвященного Гавриила, и которого так желал видеть пред своею смертью; собрались и многие другие гражданские и военные чины. Нужно ли говорить, в каком скорбном настроении духа находились присутствовавшие, и какое гнетущее чувство обнимало душу каждого?

После панихиды над телом почившего архипастыря, окруженным знаками архиерейского сана – рипидами, дикирием и трикирием и жезлом, и покрытым архиерейскою мантией, установлено было чтение св. Евангелия, начало которому положил преосвященный Гавриил. Чтение производилось в течение дня и ночи священниками градских церквей и иноками Трехсвятского монастыря. Официальные панихиды были назначены в 12 часов пополудни и в 6 часов вечера, и все они совершались преосвященным Гавриилом, епископом Старицким, при участии всего духовенства г. Твери.

С особенной силой глубокое уважение и искренняя любовь к почившему архипастырю сказались на другой день по кончине его. В этот день к утренней панихиде собрались в архиерейский дом г. гражданский губернатор, вице-губернатор, представители всех гражданских административных учреждений, военного сословия и городского общества; во всех духовных и светских учебных заведениях уроки были прерваны для совершения по в Бозе почившем святителе панихиды в присутствии всех учащихся. Независимо от этого, в тот же день панихиды были совершены при теле почившего всеми духовно-учебными заведениями г. Твери в присутствии воспитанников и воспитанниц и духовной консисторией в присутствии всех ее членов и чиновников. В течение всего времени, пока тело почившего архипастыря находилось в покоях архиерейского дома, граждане города во множестве и днем и позднею ночью воздавали благоговейное поклонение останкам его и молились о прощении его согрешений.

Для погребения тела почившего архипастыря, был назначен Св. Синодом высокопреосвященнейший Арсений, архиепископ Рижский, прибывший в Тверь с почтовым поездом 15 октября, в 7 час. утра и остановившийся в Отроче монастыре, в покоях викария Тверской епархии, преосвященного Гавриила, епископа Старицкого. Накануне приезда преосвященного Арсения, поздно вечером тело почившего архипастыря было положено в металлический гроб, присланный, по заказу родных владыки, из Москвы, и решено было на следующий день вынести тело почившего в домовую архиерейскую церковь, о чем и сообщено было градскому духовенству. К назначенному времени для выноса тела прибыли: высокопреосвященный Арсений, преосвященный Гавриил, духовенство г. Твери, гражданские и военные чины и множество народа. По совершении краткой литии, тело почившего архипастыря было изнесено на раменах священников, с хоругвями и крестами, в домовую церковь и поставлено среди храма на уготованном месте. Все принадлежности архиерейского служения: рипиды, дикирий и трикирий, посох, клобук и митра находились близ гроба почившего святителя, а на аналоях подле образа Нерукотворенного Спаса положены были все знаки отличий, достойно и праведно дарованные святителю. Непосредственно за выносом тела пред гробом совершена была панихида, по окончании которой член духовной консистории, священник Вознесенской церкви

О. П. Дубакин, сказал следующую речь: «Нет слов, чтобы выразить общую скорбь по поводу кончины любвеобильного и добросердечного архипастыря нашего. Не подыскать нам таких красок, дабы описать все свое сердечное горе. Только одна горячая молитва может служить выражением того невыносимого внутреннего гнета, который, точно камнем, давит грудь...Да, поистине, тяжело и скорбно на душе! Достоблаженный святитель и отец наш! Да будет вечная память тебе. Не умрет и не оскудеят она в сердцах наших до смерти... Мы и потомки наши станем произносить имя твое с благословением. За что? А за то, что вся твоя жизнь и деятельность по управлению Тверскою паствою была проникнута самою высокою христианскою любовью к подчиненным, самым искренним желанием одного им добра.

Мы, ближе других стоявшие к тебе в силу своих служебных обязанностей, – мы смело утверждаем, что везде и во всем видели только одни прекрасные, достоподражаемые черты твоего нравственного облика; и никогда, никогда не изгладятся они из сердца нашего... Всегда сам серьезный, ты и относился ко всему серьезно. Умудренный опытностью, не поступал ты ни в чем необдуманно, действуя во всем с крайнею осмотрительностью, притом – спокойно и без поспешности. Светлый ум, ясная мысль, твердая память, основательность убеждений заставляли нас благоговеть пред тобою. Советы и наставления, которыми Ты неоскудно снабжал нас, являвшихся к тебе по твоему приглашению, – эти советы и наставления были всегда строго – точны и определенны. И нам ничего не оставалось делать, как только поступать по ним и пользоваться ими...

В данную минуту члены духовной консистории, имея меня своим представителем, приносят тебе в последний раз прощальный земной поклон. Прими его, возлюбленный владыко, как залог нашей глубокой, искренней благодарности за добрые и ласковые к нам отношения. Прими его как сердечную признательность за мудрое руководство, испытанное нами от твоей многолетней опытности. Прими его... и не забудь своих сотрудников в молитвах пред престолом Отца небесного, к Которому ты неосужденно предстанешь, как честно и нелицеприятно исполнивший вся повеленная тебе. Блажен путь, в онь же идет душа твоя... Ты же, Господи Боже наш, услыши наши воздыхания, нашу теплую, сердечную молитву о чистой душе незабвенного архипастыря, Высокопреосвященнейшего архиепископа Саввы. Упокой его в селениях святых, осени его небесною Своею славою, а нас, осиротевших овец стада его, помилуй и спаси, яко благ и человеколюбец!»

Следовавшую затем божественную литургию совершал настоятель Новоторжского Борисоглебского монастыря, архимандрит Макарий, при участии в богослужении члена консистории, протоиерее Смоленской церкви А. Рагузина и иноков Трехсвятского монастыря.

В тот же день в 5 часов вечера, пред всенощным бдением в Трехсвятскую церковь собрались все члены местной ученой архивной комиссии, во главе с председателем действительным статским советником и камергером Двора Его Величества П. Д. Ахлестышевым, и здесь, пред гробом почившего святителя, с самого учреждения в г. Твери комиссии состоявшего почетным членом ее, была совершена панихида.

Погребение в Бозе почившего святителя, по желанию родственников его, предположено было совершить в пятницу,

18 октября, и к этому дню уже делались все необходимые со стороны духовной и гражданской власти распоряжения; к этому же времени предполагали прибыть и депутации от Московской духовной академии и от Императорского Московского археологического общества. Но непредвиденные обстоятельства изменили это первоначальное решение, и погребение было совершено в среду, 16 октября.

Несмотря на это, и духовная и гражданская власть приняла все меры к оказанию почившему архипастырю достойных почестей. По распоряжению Высокопреосвященнейшего Арсения, духовенство г. Твери было немедленно уведомлено об имевшем быть 15-го октября в домовой архиерейской церкви заупокойном всенощном бдении, а на другой день, 16 октября, выносе тела в Бозе почившего архипастыря в кафедральный собор и погребении его. Вместе с тем его высокопреосвященству благоугодно было сделать чрез благочинных градских церквей распоряжение и о том, чтобы во всех церквах в день погребения были совершены о почившем ранние литургии, а где возможно, то и поздние; чтобы во время шествия погребальной процессии из архиерейского дома в собор во всех церквах по знаку соборного колокола был производим перезвон, чтобы такой же перезвон был совершен и во время отпевания останков святителя. В учреждения, имевшие прислать депутации, были посланы телеграммы с извещением о дне погребения. Начальники светских учебных заведений, с своей стороны, телеграфировали г. попечителю Московского учебного округа, испрашивая разрешение освободить в день погребения святителя воспитанников от учебных занятий, чтобы и они могли принять участие в общей молитве по почившем архипастыре. По всему городу расклеены были объявления о времени выноса и погребения тела архипастыря и поминальном в день погребения его обеде на 300 человек бедных жителей города, согласно воле святителя, и на смертном одре не забывшего святого исконного русского обычая. В кафедральном соборе рабочие в течение целой ночи, под наблюдением дежурных священников, приготовляли место, где должно покоиться честное тело святителя⁵⁵³. По распоряжению гражданского начальства, в течение ночи весь путь, по которому должна была следовать печальная процессия, на протяжении 2,5 верст, был очищен и усыпан песком.

Заупокойное всенощное бдение (парастас) в домовой архиерейской церкви совершено было Высокопреосвященнейшим Арсением и преосвященным Гавриилом, при участии в богослужении трех архимандритов, игумена, двух протоиереев и двух священников. В храме присутствовали: г. гражданский губернатор и вице-губернатор, начальники разных административных учреждений г. Твери, городской голова и представители городского сословия, начальники духовных и светских учебных заведений, преподаватели семинарии и духовного училища и все духовенство города. Стечение народа было так многочисленно, что храм был совершенно переполнен; не находя места в храме, народ теснился на улицах и огромною толпою окружал архиерейский дом.

Заупокойное всенощное бдение, имеющее так много превосходных, одной только православной церкви свойственных, особенностей, всегда производит на присутствующих глубокое и неотразимое впечатление возвышенным содержанием песнопений и чтений, входящих в чинопоследование его. Призывая всех к усердному и пламенному молению за почивших и внушая твердую веру в бесконечное милосердие Господа, претерпевшего спасения ради верных Своих поношения и наругания, связания и биения, оплевания и заушения и различная лютая мучения⁵⁵⁴, оно отрешает нашу душу от всего земного, до высокой степени возбуждает благоговейное религиозное чувство и устремляет ум наш к созерцанию тех небесных обителей, отнюдуже отбеже всякая болезнь, печаль и воздыхание, идеже присещает свет лица Божия и веселит вся от века святые своя⁵⁵⁵. Такое именно благоговейное состояние духа испытал всякий, кто присутствовал при совершении заупокойного всенощного бдения по почившем святителе. Богослужение это отличалось и необыкновенною величественностью и умилительною торжественностью. Отчетливое, внятное и прочувствованное произношение возгласов, выразительное чтение глубоко-содержательных паремий, шестопсалмия и стихов канона, спокойное, прекрасное и стройное исполнение хором архиерейских певчих – аллилуия с тропарем: «Глубиною мудрости человеколюбно вся строяй», непорочных с припевами: «Помяни, Господи» и «Упокой, Господи, душу раба Твоего», заупокойных тропарей: «Святых лик обрете источник жизни», молитвы: «Со святыми упокой» и канона: «Твоя победительная десница», – все это не могло не трогать молящихся, не могло не возбуждать души их к искренней молитве о почившем святителе. Но особенно сильное впечатление на молящихся произвел выход на литию ко гробу святителя всех священнослужащих, во главе с двумя архипастырями, а также и самое совершение этой части заупокойного всенощного бдения. На литии было присоединено особое прошение о упокоении блаженные памяти и оставлении грехов новопреставленного раба Божия Высокопреосвященнейшего Саввы, и с глубоким благоговением и выразительностью была прочитана вслух всех молитва: «Боже духов и всякия плоти», читаемая обыкновенно священнослужащим тайно. Во время совершения литии как священнослужители, так и все присутствовавшие до окончания канона стояли у гроба с зажженными свечами, что еще более увеличивало торжественность богослужения. Вообще, весьма редко приходится присутствовать при таком торжественно-умилительном богослужении, какое совершалось в этот достопамятный день в церкви архиерейского дома. Но таково и должно было быть священнослужение по архипастыре, который сам был благоговейным любителем богослужения православной церкви и самым точным блюстителем ее чинов и установлений.

По окончании всенощного бдения, по усопшем архипастыре была совершена, в присутствии всех молящихся, панихида от почтового ведомства. Панихиду эту пел хор, составленный из чиновников этого ведомства начальником почт и телеграфов И.М. Пыжевым, искренним любителем и знатоком церковного пения.

На следующий день, согласно распоряжению высокопреосвященного Арсения, в пять часов утра в церкви архиерейского дома и во всех градских церквах была совершена по почившем архипастыре заупокойная литургия.

В 8 час. утра того же дня в Трехсвятское стало собираться духовенство как г. Твери, так и прибывшее из ближайших уездных городов: архимандриты, игумены, протоиереи, иереи, иноки и инокини, диаконы и псаломщики; около 9 часов прибыли все гражданские и военные чины, городской голова и представители городского сословия, вице-губернатор и г. гражданский губернатор. В 9 часов, когда все духовенство облачилось в белые блестящие одежды и находилось на своих местах, в архиерейский дом прибыл Высокопреосвященнейший Арсений в сопровождении преосвященного Гавриила. Встреченный при входе в храм, его высокопреосвященство выслушал входные пред литургией молитвы, приложился к местным иконам, преподал всем собравшимся общее святительское благословение и вступил на архиерейскую кафедру, приготовленную позади гроба, для облачения. Непосредственно по облачении, во время которого хор архиерейских певчих пел «Свыше пророцы Тя предвозвестити», началось совершение панихиды, по окончании которой тело почившего святителя было изнесено руками священников из домовой церкви и поставлено на особо устроенный одр. Совершив пред архиерейским домом краткую литию, Высокопреосвященнейший Арсений отправился в кафедральный собор, чтобы встретить печальную процессию во главе с духовными лицами, назначенными для служения божественной литургии.

Погребальная процессия от архиерейского дома направилась к кафедральному собору в следующем порядке: впереди псаломщики несли хоругви кафедрального собора, Сретенской, Вознесенской и Трехсвятской церквей; за ними – два диакона с гробовою крышкою, семинарские певчие, священники с орденами почившего архипастыря, архиерейские певчие, два диакона и два священника, из коих первые несли запрестольные крест и икону Божией Матери, а последние – св. Евангелие и напрестольный крест; затем следовали: диаконы, иереи, протоиереи и викарий Тверской епархии, преосвященный Гавриил, епископ Старицкий; пред гробом почившего шли – посошник с посохом и лампадчик, иеромонахи – с клобуком, малым омофором и митрою на блюде и духовник почившего архипастыря с св. иконой; две пары рипид осеняли гроб; близ гроба же находились иподиаконы с дикирием и трикирием. Гроб с останками почившаго архипастыря несли протоиереи и иереи в три очереди, – первая – до Сретенской церкви, вторая – до церкви Вознесенской и третья – до кафедрального собора. За гробом архипастыря следовали родственники и чины всех ведомств. В продолжение всего пути архиерейские и семинарские певчие попеременно пели ирмосы канонов: «Помощник и Покровитель» и «Волною морскою».

Погребальная процессия, следуя по улицам, запруженным бесчисленными массами народа, представляла величественное религиозное зрелище. Был чудный осенний день. Солнце своими блестящими лучами, отражаясь на сребристых облачениях священно-церковнослужителей. хоругвях и иконах, еще более усиливало это впечатление. По всему городу раздавались печальные звуки колокольного звона, призывая граждан к молитве об упокоении души почившего святителя. На всем протяжении пути от Трехсвятского до собора массы народа встречали и сопровождали печальное шествие; во всех окнах домов и даже во многих местах на крышах теснился народ и, при виде гроба, благоговейно осенял себя крестным знамением. Медленно двигаясь по улицам, погребальная процессия останавливалась по временам для совершения краткой литии. Такие литии были совершены: у церкви Сретения, пред домом родственника почившего архипастыря, пользовавшего его врача

П.А. Орфанова, пред Вознесенскою и Знаменскою церквами, пред домом г. гражданского губернатора, пред реальным училищем и классическою гимназией. Г. губернатор, встретив в парадной форме с своею супругою гроб святителя у своего дома и выслушав краткую литию, последовал за гробом в собор. Пред реальным училищем, где были выстроены шпалерами во главе с начальствующими и учащими все воспитанники, печальная процессия снова остановилась; здесь также была совершена краткая лития, при чем, по провозглашении «во блаженном успении», все воспитанники училища весьма стройно пропели вечную память. От реального училища, примыкающего к соборной площади, погребальная процессия направилась к собору, среди выстроенных шпалерами с одной стороны воспитанников духовной семинарии и училища, а с другой – воспитанников классической гимназии.

Когда печальная процессия приблизилась к собору, Высокопреосвященнейший Арсений встретил останки почившего архипастыря со всеми назначенными для служения божественной литургии духовными лицами, с хоругвями и крестами и, совершив как здесь, так и по внесении в собор краткую литию, приступил к священнодействию божественной литургии. В служении с высокопреосвященным Арсением участвовали: архимандрит Новоторжского Борисоглебского монастыря Макарий, архимандрит Тверского Желтикова монастыря Антоний, архимандрит Красно-холмского Антониева монастыря Анатолий, игумен Старицкого Успенского монастыря Николай, бывший игумен того же монастыря Арсений, ректор духовной семинарии, протоиерей П. Соколов, члены духовной консистории – протоиерей Смоленской церкви Аф. Рагузин и протоиерей церкви Живоносного Источника, духовник почившего архипастыря Д. Константиновский, протоиерей Никольской церкви М. Озеров и преподаватель духовной семинарии, ключарь собора, священник Н. Модестов. Литургия совершалась с таким же благоговением, с такою же величественностью и торжественностью, как и заупокойное всенощное бдение, при стройном пении архиерейского и семинарского хоров. За литургией после пения, вместо причастного стиха, в высокой степени трогательного концерта Бортнянского: «Помилуй мя, Боже», ректором духовной семинарии, протоиереем П. Соколовым было произнесено краткое, глубоко-прочувствованное слово; такое же слово, вызвавшее искренние слезы у слушателей, произнесено было и преосвященным Гавриилом, после заамвонной молитвы.

Непосредственно по окончании божественной литургии, началось последнее священнодействие над останками почившего архипастыря. Трудно передать те возвышенные чувства, которые испытали в душе своей присутствовавшие в храме при совершении этого величественного священнодействия. Самая обстановка, при которой совершалось это священнодействие, невольно возбуждала в душе благоговейные чувства. По средине ярко освещенного храма, на возвышении, покрытом белым глазетом, стоял блестящий металлический гроб, в котором покоились драгоценные останки почившего архипастыря, окруженные принадлежностями архиерейского сана; пред гробом, на аналоях лежали две святые иконы, пред которыми возносил свои келейные молитвы архипастырь с самых юных лет своей жизни⁵⁵⁶; на аналоях же находились и знаки отличий архипастыря – свидетели неустанных и многоплодных трудов его на благо святой православной церкви и отечества; кругом гроба – два архипастыря с. многочисленным сонмом священнослужителей, облаченных в блестящие белые одежды и занявших в два ряда места по обеим сторонам гроба от архиерейской кафедры до самого иконостаса. Эта торжественная обстановка священнодействия вполне соответствовала тому возвышенному верованию православной церкви об упокоении душ усопших в светлых чертогах небесных обителей, по которому праведницы во веки живут, и во Господе мзда их, и попечение их у Вышнего: сего ради примут царствие благолепия и венец доброты от руки Господни⁵⁵⁷. Впечатление еще более усиливалось полными глубокого смысла молитвословиями священнического отпевания, всегда неотразимо действующего на души молящихся и возводящего ум и сердце к престолу Божию. На небо очи мои возвожу, взывала церковь от лица почившего, к Тебе, Слове, ущедри мя, да живу Тебе! Помилуй нас уничиженных, устрояя благопотребные Твоя сосуды, Слове!

При пении этих чудных стихов невольно припоминались обстоятельства жизни почившего архипастыря, которыми Господь приготовил в нем, поистине, благопотребный сосуд для прославления имени Своего, и в которых с такою силою выразилась святая вера святителя в Промышление о нем Господа. «Смотрите, в самом деле, как постоянно и вместе с тем очевидно Господь отрешал меня от мира и призывал на служение Себе, так писал он в своей автобиографии: взял у меня родителя прежде, нежели я увидел свет; лишил матери в то время, когда я еще имел крайнюю нужду в попечении; определил испытать горький жребий сиротства с тою, конечно, благою целью, чтобы заблаговременно ознакомить меня с тесным путем креста. Но вот после долгого томления в сиротстве, краткое время дает мне вкусить некоторую сладость жизни в семейном благополучии; но и здесь скоро начинаются опять лишения: умирает сын, который при своей жизни естественно привязывал бы меня к миру во всяком случае; наконец, лишился того, что привлекало и всего более привязывало меня к миру; – все это не ясные ли, постепенно более и более возвышающиеся гласы божественного воззвания меня из бурного моря к тихому пристанищу монашеского жития? Да будет же благословенна воля Божия, избравшая и посвятившая меня на служение Себе, можно сказать, из чрева матери.

Не простыми звуками, но живою истиною были для почившего святителя слова псалмопевца, произнесенные им, когда Господь призвал его к архипастырскому служению. «Не мимо меня прошло слово псалмопевца, так говорил он при своем наречении во епископа: отец мой и мати моя остависта мя; Господь же восприят мя (Пс. 26:10). И эта глубокая, проникнувшая все существо его вера в Промышление о нем Божие не оставляла его от первых дней юности и до самого последнего дыхания его: она поддерживала его во дни вопиющей нужды и бедности, окружавших его детство; она укрепляла его в безропотном перенесении горестных обстоятельств семейной жизни, которые Промыслу Божию угодно было ниспослать ему в лета мужеского возраста; она повела его скорбным, соединенным с страшными испытаниями, путем иноческой жизни и своею всесильною благодатью поддерживала его в непреткновенном прохождении этого многотрудного поприща; она нудила его «в священных древностях православной церкви искать следов и воспоминаний древней церковной жизни, и с любовью изучать их, не щадя ни трудов, ни издержек», чтобы впоследствии на кафедре Полоцкой принять великие труды и подвиги во славу святой православной церкви; она давала ему мужество к доблестному прохождению архипастырского служения на благо святой церкви и вверяемых руководству его паств; она являла в нем истинного отца сирых и вдовиц, всю жизнь свою подвизавшегося за облегчение их бедственного положения; она же, наконец, дала ему силы к безропотному перенесению болезненных страданий и споспешествовала праведной, и поистине, христианской кончине. Так велика была вера святителя Божия!

Стройно, по чину и с великим благоговением совершалось священнодействие над останками архипастыря. Выразительное чтение св. Евангелия и апостольских посланий, умилительное пение молитвословий, громкое и раздельное чтение икосов, представляющих последнюю глубоко-назидательную беседу почившего архипастыря с служителями алтаря о загробной жизни и суете жизни мирской и сопровождающихся пением всеми окружавшими гроб священнослужителями ангельской песни: аллилуия, – все это производило неотразимое впечатление на молящихся и возбуждало к усердной молитве за почившего святителя. После чтения икосов, пред вторичным пением «со святыми упокой», член депутации от Московской духовной академии, экстраординарный профессор И.Н. Корсунский, облачившись в стихарь и приняв благословение от Высокопреосвященнейшего Арсения, произнес с амвона следующее прекрасное слово на текст:

Благий человек от благого сокровища износит благая (Мф.12:35).

Это изречение слова вечной Истины, Господа Спасителя, заключающее в себе три мысли, соответственно трикраты употребленному слову благий, да послужит основанием к нашему слабому и краткому слову в память о почившем в Бозе архипастыре Тверской паствы, Высокопреосвященнейшим архиепископе Савве, на котором Господь оправдал истину сего изречения.

Почивший архипастырь был, воистину, благий человек, и как добрый человек, благостный архипастырь, и как муж доблестный⁵⁵⁸ во всех отношениях: по уму, по характеру, по направлению мыслей и воли и по деяниям. Господь, можно сказать, восприял его от чрева матери его, чтобы соделать Своим избранным, благим сосудом. Отец архипастыря скончался до рождения его, а мать умерла, когда он был еще 11-летним отроком. Правда, как благочестивая и любвеобильная женщина, она успела при жизни своей посеять в нем первые семена благочестия и любви, но возращение и укрепление этих и других добрых же семян принадлежало одному лишь Отцу небесному. Вот почему, при наречении своем во епископа, в Бозе почивший архипастырь, пред собором архиереев, не усумнился и открыто исповедать эту истину словами псалмопевца: отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя (Пс.26:10)⁵⁵⁹. Таким образом дальнейшее воспитание почившего, по смерти матери, стало совершаться уже исключительно и по всей справедливости, выражаясь его же словами, «в дому Божием»⁵⁶⁰, т. е. в церкви Божией, под ее бдительным руководством и под смотрением промысла Божия. Духовное училище и духовная семинария, служение в сане священника и в должности учителя духовного училища, поступление в Московскую духовную академию по кончине единственного сына и супруги й пострижение в монашество в академии, служение в должностях синодального ризничего и ректора Московских духовных семинарии и академии под опытным и мудрым руководством и наблюдением великого святителя русской церкви, в Бозе почившего Филарета, митрополита Московского, наконец и первые шаги движения деятельности его в высшем, епископском служении под тем же руководством на степени викария Московской митрополии до половины 1866 года, т. е. до вступления на самостоятельную архиерейскую кафедру Полоцкую, – все это было для почившего ныне архипастыря прямым подтверждением исповеданной им истины, что Господь восприят его. Доблестное же архипастырское служение почившего на кафедрах Полоцкой, Харьковской и Тверской было только более и более ясным, и сильным, убедительным доказательством того, что, воспитанный и наставленный таким образом, он оказался вполне достойным высокого звания истинного человека-христианина и верным строителем «в дому Божием», – в церкви Христовой. В Бозе почивший был, повторяем, воистину благий человек. И не достанет ми времени повествующу (Евр.11:32) теперь в подробностях о том, чем он ознаменовал себя в звании такого человека-христианина и такого строителя в дому Божием. Об этом, к тому же, и говорено было и будет еще сказано другими. Обращу внимание на то, каким сокровищем обладал в Бозе почивший.

Велика и богата была сокровищница духа, жившего в окончившем ныне некратковременное земное странствование свое архипастыре. Как бы в замену скудости сиротства, Господь нескудно снабдил его высокими дарами духа: умом светлым, крепким, основательным, умудренным, сверх того, долголетнею опытностью и высоким руководством, как выпало на долю почившего; – сердцем добрым, благостным, глубоко верующим, открытым, любвеобильным подобно сердцу матери, сострадательным к скорбям и лишениям особенно подобных ему самому сирых, вдовиц и других несчастных; – волею и характером, мягкими, когда нужно было оказать благость, снисходительность, и твердыми, когда нужда настояла в оказании справедливости, в удержании от зла или обуздании последнего, – право правящими слово истины и правды. Имея в виду эти разносторонние качества духа почившего, митрополит Филарет нарочито и ставил его на такие административные должности, которые особенно требовали не мягкости, доброты, но и твердости в управлении, как например, это было в представлении его со стороны митрополита на должности ректора семинарии и академии⁵⁶¹. В соответствии с таким богатством сокровищ духа постепенно обогащалась, Господу, споспешествующему, и сокровищница книжная у отличавшегося всегдашнею любознательностью архипастыря, а равно и сокровищница благотворений.

И вот из этой богатой, благой сокровищницы духа, сокровищницы книжной и сокровищницы благотворений обильно износилось все благое. Плоды высокого ума в Бозе почившего архипастыря видны не только в мудром управлении вверенными ему частями строительства дому Божия, но и в учено-литературных трудах его, которые стяжали ему звание действительного и почетного члена многих ученых обществ и учреждений, снискали известность не только в России, но и за границами России, наконец доставили ему ученую степень доктора церковной истории по ходатайству Московской духовной академии. О благих плодах его доброго сердца ясно свидетельствует все добро, которое делал он непрестанно до самой кончины своей, которое всем, и ближним и дальним, особенно же сынам и дщерям Богом хранимой Тверской паствы, хорошо известно и памятно, и которого следы надолго останутся заметными, действенными и по кончине его.

Плодами действий воли и характера почившего полны пределы Московской, Полоцкой, Харьковской и Тверской епархий, и не мне и не теперь подробно исчислять и описывать эти плоды, которые отныне делаются достоянием истории; не буду касаться и обилия благодеяний, изнесенных из его сокровищницы благотворений, чтобы не растравить живой раны печали, не увеличить слез скорби, и без того великой, при одной мысли о том, что теперь иссяк живой ток их от самого источника благотворений, что лежит во гробе тот, кто направлял этот ток, щедрою рукою благодетельствовал всем нуждающимся. А что истекало благого от книжной сокровищницы его, о том и говорено было уже печатно в свое время во всеуслышание паствы Тверской⁵⁶² и отчасти сказано будет моим почтенным собратом по Московской духовной академии, которая навсегда пребудет глубоко благодарною почившему за все сделанное им для нее и во время бытности его в ближайшем, непосредственном общении с ее братией (т. е. во время воспитания его в академии и служения при ней в звании ее ректора) и особенно в последнее время, когда он теснее и обильнее приобщил ее к своей книжной сокровищнице. Я только добавлю, что благая сокровищница в Бозе почившего, по милости Божией и к общему утешению, не закрыта и теперь, когда навеки закрылись ясные, добрые, приветливые очи того, кто сам доселе открывал ее для других, что и теперь износиться будет из нее много благого, а сам обладатель сокровищницы, – сокровищницы духа, книжной и благотворений, – отныне будет предметом многостороннего, если не всестороннего, изучения, непрестанной благодарности и заботливого подражания для тех, которые и сами стремятся и должны стремиться к осуществлению в себе и на себе слов Господа Спасителя: благий человек от благого сокровища износит благая. К тому же не столько исчисление означенных плодов благовременно и благопотребно теперь, сколько молитва.

Помолимся же о душе усопшего, так назидательно и достойно истинного человека христианина и архипастыря стада Христова приготовившейся к переходу в жизнь загробную; вознесем о ней горячие молитвы, чтобы Господь упокоил ее в месте светле, идеже вси праведнии пребывают, дабы она и там, предстоя престолу славы, как было доселе здесь, на земле, не преставала изливать на нас благое из своей благой сокровищницы, молясь о нас, оставшихся сирыми после нашего благостного, приснопамятного отца и архипастыря, всевышнему Отцу щедрот и Богу всякия утехи, да утешит Он нас, плачущих, болезнующих, чающих Христова утешения, Своим благодатным утешением и да подаст нам крепость, силу и способность быть хотя в какой-либо мере подражателями сего нашего, ныне оплакиваемого, отца, архипастыря и наставника, по заповеди святого апостола Христова: поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7). Аминь.

По произнесении этой речи, всеми священнослужителями, окружавшими гроб, снова была пропета положенная по чинопоследованию умилительная песнь: «Со святыми упокой».

Но вот наступило время, когда нужно было воздать последнее поклонение и целование почившему. Высокопреосвященнейший Арсений, сойдя с архиерейской кафедры, приблизился ко гробу архипастыря и обратился к нему со следующими словами: «В Бозе почивший архипастырь, Высокопреосвященнейший архиепископ Савва! При жизни твоей я был глубоким почитателем твоим, твоих архипастырских трудов и подвигов, и благодарным ценителем твоих литературных произведений. По смерти твоей, совершенно неожиданно для меня, Господь судил мне иметь духовное утешение – помолиться Ему у гроба твоего об упокоении души твоей в селениях праведных и совершить погребение твоих честных останков. Исполняя ныне долг христианского и братского прощания с тобою, я от всего сердца моего желаю, чтобы совершенная мною молитва о тебе была принята Господом Богом, как чистая, святая жертва – просительная и умилостивительная о спасении твоем, – чтобы Господь причислил тебя к лику святых и поставил тебя в ряду святителей, угодивших Ему своими трудами и подвигами, верою и благочестием.

В выражение же благодарной памяти о тебе, не обинуясь скажу: несомненно, те паствы, среди которых ты служил, и служил подолгу, с усердием и любовью, на благо церкви Христовой и во спасение вверенных тебе в разное время и в разных местах чад ее, будут вспоминать тебя с благодарным чувством и молитвою о спасении твоем,

Но и вся правящая русская церковь, и ученое и учебное наше сословие будут вспоминать тебя, почивший архипастырь, с благодарным сердцем за твои литературные труды, которые ты оставил нам в руководство и нази-дание.

Ты собрал воедино и сделал общим нашим достоянием рассеянные более чем на продолжении полустолетия распоряжения, определения и решения, мнения и заключения по многоразличным – вероисповедным, церковным и гражданским, религиозно-нравственным и бытовым вопросам приснопамятного мудрого иерарха русской церкви, митрополита Московского Филарета.

Твои сборники этих многолетних трудов митрополита Филарета будут служить справками и руководством в церковном управлении, назидании и обучении не десятки, а сотни лет – для архипастырей и пастырей русской церкви и для воспитателей и руководителей нашего духовного юношества.

Вечная память тебе, почивший архипастырь, за этот многоценный твой труд!..

Прими от моего недостоинства почтительный, прощальный и благодарный – земной поклон за твое житие, труды и подвиги на благо церкви Христовой и в наше назидание. Молитвенное же взаимное общение наше – твое о нас там, за гробом, а наше о тебе здесь, на земле – да не прекратится никогда до всеобщего воскресения нашего и страшного суда Христова, за которым и по которому начнется для всех нас та или иная вечная жизнь».

С полным вниманием была выслушана всеми присутствовавшими эта краткая, но теплая и глубоко-прочувствованная речь, указавшая на один из важнейших по своему значению для православной церкви трудов почившего святителя. Устами Высокопреосвященнейшего Арсения, как представителя Св. Синода, вся правящая русская православная церковь признала великую заслугу почившего архипастыря.

Совершив, по произнесении своей речи, поклонение останкам святителя и приложившись к животворящему кресту и деснице, высокопреосвященный Арсений занял свое место на кафедре. Затем, во время пения стихир: «Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему». «Зряще мя безгласна и бездыханна» предлежаща»... и проч., совершили поклонение останкам архипастыря преосвященный Гавриил, епископ Старицкий, все духовенство, представители разных учреждений и весь народ.

После того гроб с останками архипастыря был поднят на рамена священниками и, в сопровождении хоругвей и крестов, обнесен вокруг собора. Не смотря на многочисленное стечение народа, окружавшего собор и собравшегося со всего города, обнесение останков архипастыря совершилось в стройном порядке, и народ еще раз увидел и гроб почившего святителя и величественную религиозную процессию с участием в ней двух архипастырей и сонма священно-церковнослужителей. На восточной стороне собора печальное шествие остановилось, и против алтаря совершена была краткая лития с провозглашением почившему вечной памяти. По внесении тела в собор, гроб был поставлен подле могильного склепа, в котором должны были навсегда сокрыться драгоценные останки почившего святителя. Пред опущением гроба в могилу, ординарный профессор Московской духовной академии Н.А. Заозерский произнес последнюю прощальную речь: «В последний раз благослови нас, богомудрый и любвеобильный архипастырь, благослови хотя бы для того, чтобы свет Христов, всех просвещающий, твоим святительским осенением несколько прояснил темное облако печали, нашедшее на нас в эти дни нашего сетования. Но... смолкли уста твои, крепко и неподвижно под сенью креста Христова сложились твои благословлявшие нас руки, и твое глубокое молчание, кажется, красноречивее всяких слов говорит: прошло уже время обращаться вам с какими-либо просьбами ко мне... Теперь уже совсем изменились наши отношения... Твое глубокое молчание красноречивее всяких слов говорит сердцу нашему что отныне настало время нам уплачивать тебе долги наши за твое дело любви и долгого подвига для нас. Но вот, внимая этому красноречивому твоему безмолвию, высшее богословское училище, горячо любящее тебя за твою любовь к нему, подвигнулось послать нас, как бы представителей своих, сюда, наказав нам поспешить – принести от лица его прощальный и глубоко-признательный поклон за твой ему многоценный дар и высказать тебе свои напутственные благожелания.

Да будет покой твой в честь! Вот первое наше благожелание тебе.

Покойся, честная главо, любительница и неутомимая искательница мудрости Божественной и человеческой, всегда не только находившая наслаждение в изыскании истинного знания, но и пролагавшая пути к свету и знанию, или ободрявшая и облегчавшая следование по проложенным уже путям для иных любителей истины, менее тебя опытных и трудолюбивых.

Покойтеся, святые руки, много поработавшие во славу Божию и на благо ближних; найдите отраду и успокоение, ноги, навернувшие ходить по стезям мира и правды; покойся, все честное тело – верный раб и трудолюбный работник всецело покорившему тебя, всегда деятельному духу!

Да будет покой твой в честь!...

Да, так изменились теперь наши отношения... Тебе, блаженно почивший святитель, по праву принадлежит покой в честь, а нам еще предлежит труд п делание хотя бы над продолжением искания света истины и правды по путям, проложенным твоим долголетним трудом, – над продолжением руководства и ободрения имеющих сменить нас искателей знания и мудрости – юнейших нас поколений. Так произошло, что и твое видимое отшествие от нас и твой покой не разорвали с тобой связи, ибо своими трудами ты надолго связал с собою нас и грядущие поколения даже в настоящей жизни.

Да и возможно ли вообще, чтобы видимое твое отшествие от нас прекратило живую связь и живое духовное общение с тобою? Ведь покоя желает и имеет право желать только много потрудившееся тело и утружденное страданиями, а вечнодвижущееся существо бессмертной твоей души разве покоя ищет? О, нет!

Веруем мы, и да не оскудеят наша крепкая вера, что именно теперь-то бессмертный дух твой, отрешившись от связывавших его дотоле стеснительных условий времени и пространства, еще с большею, чем на земле, любовью устремляется в горния созерцания к Единому Источнику света и Единому Источнику жизни, – и созерцая очами веры,, просветленной светом Христовым, твое стремление в обители Отца небесного, мы любовью к тебе возбуждаемся молитвенно обращаться к Единому источнику жизни и света – да удовлетворяется изобильно, алчущая и жаждущая истины и правды душа твоя от тука Дому Божия и преизобильно напояется от потока сладости Божественной (Пс.30:8–9) и облистаемая присещающим ее светом Лица Божия, да ниспосылает нам небесное благословение!

Молим Источника жизни и света, да будет тебе, блаженно почивший святитель, здесь на земле – вечная, славная и глубоко признательная память, и нескончаемая радость и вечная жизнь – там, на небесах!»

По окончании этой прекрасной речи, хором почтамтских певчих был исполнен чудный концерт Глинки: «Скажи ми, Господи, кончину мою, и число дней моих кое есть». Во время пения этого концерта, окружавшие гроб архипастыри, духовенство и народ, с грустью смотрели на мирно покоившиеся останки святителя. Но вот гробовая крышка сокрыла и эти останки, гроб медленно начал опускаться в могильный склеп, и как только могила была закрыта деревянным щитом, устроенным для временного прикрытия ее, собор огласился величественным пением «вечной памяти» сонмом священнослужителей во главе с двумя архипастырями. Да будет же, воистину, вечная память тебе, святитель Божий и незабвенный архипастырь, – тебе, который всегда и во всем обнаруживал великую мудрость и опытность, милосердие и любовь сердобольного отца, умевшего примирять правду и милость, живое сочувствие к сироте и вдовице, горячее рвение на защиту попираемой невинности, глубокое религиозное умиление и всегдашнюю память о часе смертном!