ГЕННАДИЕВСКАЯ БИБЛИЯ*
(Ко дню памяти святителя Геннадия Новгородского, 4/17 декабря)
Мы привыкли именовать некоторые переводы Священного Писания на национальные языки по именам переводчиков либо инициаторов таких колоссальных проектов: Библия Иеронима, Библия Лютера, Библия короля Иакова, наконец, Геннадиевская Библия. История её появления известна далеко не всем, между тем, она весьма поучительна в плане равноправного научного сотрудничества на межконфессиональном уровне.
Геннадиевская Библия – это так называемый библейский «свод», первое на Руси и во всём славянском мире (!) полное собрание книг Ветхого и Нового Завета в славянских переводах, осуществлённое по инициативе Новгородского архиепископа Геннадия (Гонозова) (ум. 1505 г.)[1]. Столь позднее появление славяно-русской Библии в полном виде связано с практическим (богослужебным) использованием не всего Священного Писания, но лишь части его текста, распределенного по особым «служебным» (литургическим) книгам. Это Евангелие, Апостол, Паримийник, Псалтирь. С ними связано появление у славян письменности и литературного языка: первые переводы святых братьев Кирилла и Мефодия охватили этот тип библейских книг, и именно к нему относятся древнейшие славянские списки. Попытки собрать воедино славянские библейские тексты предпринимались с XIV века, однако задача создания полной Библии смогла быть решена только в конце XV столетия в Великом Новгороде. Собственно «Геннадиевской Библией» в археографической традиции называется рукописный библейский кодекс 1499 года, созданный, как гласит писцовая запись, «при архиепископе новогороцком Генадии в великом Нове Городе во дворе архиепископле» (Государственный исторический музей (Москва), Синодальное собрание, фонд 80370, № 915, л. 1). Новгород того времени обладал мощным скрипторием и, вероятно, самым большим собранием книг во всём славянском мире, поэтому только здесь можно было осуществить колоссальную филологическую работу, увенчавшую всю предшествующую – начиная с Кирилла и Мефодия – традицию славянской Библии. В состав «Геннадиевского кружка» входили: дьякон Герасим Поповка, вероятно, игравший роль «ответственного редактора», его брат, переводчик и дипломат Дмитрий Герасимов (Митя Малый), сподвижники великой княгини Софии Палеолог (второй жены Ивана III), братья Юрий Мануилович и Дмитрий Траханиоты, переводчик Власий (Влас), а также главный участник работы – классически образованный монах-доминиканец Вениамин, «родом славянин, а верою латинянин», прибывший в Новгород, вероятно, из Праги.
При составлении Геннадиевской Библии была проведена большая подготовительная работа по сверке существовавших в славянском переводе отдельных библейских книг с латинским и немецким текстами печатной Библии. При этом русский библейский кодекс включил в свой состав и новые переводы целых библейских книг и их отделов, отсутствовавших в славянской традиции: 1–2 Паралипоменон, 1–3 Ездры, Неемии, Товита, Иудифь, Премудрости Соломона, 1–2 Маккавейские, а также Эсфирь (10–16 гл.), Иеремии (1–25 и 46–52 гл.), Иезекииля (45–46 гл.) и молитва Манассии (приложение ко 2-й Паралипоменон). Эти переводы были выполнены Вениамином специально для полной русской Библии ещё в 1493 году (сохранился отдельный сборник). Ориентированная на западный образец, Геннадиевская Библия включила в свой состав не только книги, переведенные с Иеронимовой Библии (Вульгаты), но также сопровождающие их 83 толковые статьи, или энциклопедические глоссы. Все они (кроме одной, источник которой не определён) восходят к трём латинским источникам: толкованиям на библейский текст Николая де Лиры (51 глосса), Краткому словарю (Vocabularius breviloquus) Иоганна Рейхлина (22 глоссы) и Маммотректу (Mammotrectus super Bibliam) Иоганна Мархесина (10 глосс). По образцу Вульгаты в Геннадиевскую Библию вошло предисловие к латинской Библии Иеронима Блаженного (статья «Всё Священное Писание разделяется на два Завета»), было последовательно осуществлено разделение всего текста на главы (впервые введены в Библию около 1205 года архиепископом Кентерберийским кардиналом Стефаном Лангтоном)[1a], проставлены параллельные чтения к Новому Завету и уточнён сам порядок распределения (канон) библейских книг[2].
Привлечение новейших европейских справочников и пособий свидетельствует в пользу того, что создание комментированного четьего текста Библии определялось научными интересами «священной филологии» и было главной целью сотрудников архиепископа Геннадия. Это в значительной степени отрицает тезис о том, что перевод библейских книг с Вульгаты возник вследствие «вероисповедного натиска Римской Церкви»[3], или предположение о создании Геннадиевской Библии как о политическом мероприятии, направленном на борьбу с представителями так называемой «ереси жидовствующих»[4] «их же средствами»[5], – то есть апелляцией к авторитету полного текста Священного Писания. Появление Геннадиевской Библии «было знаком достаточно развитой духовной культуры и весьма высоких духовных запросов. В её создании было использовано всё то, что хранила собственная библейская традиция и что можно было заимствовать из других традиций перевода Священного Писания»[6]. Тем не менее, хотя библейским переводам свойствен «надконфессиональный характер»[7], однако существенная роль Вульгаты в формировании Геннадиевской Библии, вероятно, объясняет знаменательный факт изначального закрепления за русской Библией её латинского («католического»!) названия – Библия (фонетическая транскрипция латинского слова Biblia, с ударением на первом слоге), вместо позднегреческого названия Священного Писания – "Вивлиа" (с ударением на втором слоге, как говорят и современные греки), что, в условиях межконфессионального противостояния, было бы, казалось, логичнее. (Примечательно, что с появлением Геннадиевской Библии в славянский язык впервые входит и само слово «Библия»!)
Библейский кодекс 1499 года являлся цельным и законченным произведением, фактически готовым к печатному изданию оригиналом, и не исключено, что нахождение в 90-е годы XV столетия в Новгороде Любекского печатника Бартоломея Готана было связано с подготовкой издания первой русской Библии, к сожалению, осуществившегося лишь в 1580–1581 годах в Остроге[8]. В настоящее время в С.-Петербургском отделении Российского Библейского общества создана компьютерная версия Геннадиевской Библии и подготовлено её наборное издание с научно-критическим аппаратом. Факсимильное воспроизведение текста основной ее рукописи (Синод. № 915) с параллельным синодальным переводом[9], предпринятое Московской Патриархией РПЦ, пока не завершено.
Примечания:
* Текст статьи (немного дополненный) воспроизводится по публикации: Рубан Ю. Геннадиевская Библия // Журнал «София». – Великий Новгород. 1999. № 4.
[1] О богословской и филологической деятельности святителя Геннадия см.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV—XVI в.) Ч. 1 (А — К). Л.: Наука, 1988. С. 145–146; а также: Рубан Ю. Создатель славянской Библии // http://azbyka.ru/days/p-sozdatel-slavjanskoj-biblii.
[1a] Мельчайшие единицы библейского текста, так называемые "стихи", впервые предложил ученый парижский издатель Робер Этьенн (Роберт Стефанус) в своём греко-латинском издании Нового Завета, 1551 г.
[2] Ромодановская В. А. Геннадиевская Библия 1499 года в русской рукописной традиции XV—XVII вв. (латинские источники) / Автореферат диссертации на соискание ученой степени к. ф. н. СПб., 1999.
[3] Евсеев И. Е. Геннадиевская Библия 1499 г. М., 1914. С. 15 и др.; Он же. Очерки по истории славянского перевода Библии. Пг., 1916. С. 10 и др.
[4] См.: Кротов Я. История «жидовствующих» // Истина и жизнь: Христианский журнал. М., 1995. № 12. С. 36–45.
[5] См.: [Горский А. В., Невоструев К. И.] Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки. Отд. 1: Священное писание. М., 1855. С. VII; Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М.; Л., 1955. С. 193, 266–283 и др.
[6] Алексеев А. А. Текстологическое значение Геннадиевской Библии 1499 года // Тысячелетие крещения Руси. М., 1989. С. 331.
[7] Алексеев А. А. Библейская филология в Новгороде Великом // Новгород в культуре Древней Руси. Новгород, 1995. С. 32.
[8] См.: Острожская Библия / Сб. статей. М., 1990.
[9] Библия 1499 года и Библия в синодальном переводе: В 10 т. М., 1992—1998 — ... (Русская Библия).
ПЯТЬ СТОЛЕТИЙ ГЕННАДИЕВСКОЙ БИБЛИИ[1]
Два юбилейных события национальной истории определяют лицо уходящего года — 200 лет со дня рождения А. С. Пушкина и 500 лет первой славянской Библии.
"В лето 7007 (=1499 год от Р. Х.) написана бысть книга сия, глаголемая Библия, рекше обеих Заветов Ветхаго и Новаго, при благоверном великом князе Иване Васильевиче, всеа Руси самодержьце, и при митрополите всеа Руси Симоне, и при архиепископе новогороцком Генадьи, в Великом Нове Городе, во дворе архиепископле, повелением архиепископля архидиакона инока Герасима. А диаки, кои писали, се их суть имена: Василь Ерусалимьской, Гридя Исповедницкий, Климент Арханьгельской". Мы не знаем, какие мысли владели новгородским писцом, проставившим эту "входную запись"[2] на первом листе лежащей перед ним огромной рукописной книги (объёмом в тысячу листов!). Просто и без пафоса он зафиксировал появление первого в славянском мире полного кодекса Библии. Теперь мы говорим об этом событии как о важной вехе в истории духовной и культурной жизни православного славянства: в Новгороде было доведено до конца дело, начатое святыми первоучителями Кириллом и Мефодием ещё в IX веке. Не менее важно и то, что этим на российскую, а позднее на всю православную славянскую почву была перенесена утвердившаяся в Европе с началом эпохи книгопечатания форма хранения и использования Священного Писания в виде Библии, то есть полного свода книг Ветхого и Нового Завета в едином кодексе.
Можно с большой долей уверенности предположить, что масштабный труд новгородских переводчиков и переписчиков должен был увенчаться созданием печатной славянской Библии, по образцу имевшихся к тому времени западноевропейских изданий. К сожалению, это произошло лишь спустя восемь десятилетий на Украине, когда в Остроге московский первопечатник дьякон Иван Фёдоров издал свою Библию. Эта так называемая "Острожская Библия 1580—1581 годов", основа которой целиком покоится на Библии новгородской, и получила затем распространение в православных славянских землях. Без существенных изменений её переиздали в Москве в 1663, а затем, после правки, — в 1751 году. Это последнее издание, известное как "Елизаветинская Библия", является канонической богослужебной Библией Русской Православной Церкви вплоть до настоящего времени. Её же текст находится в употреблении Болгарской и Сербской Церквей. Так опыт, накопленный новгородской библейской филологией, и сегодня служит не только Русской Церкви и российской культуре, но и интересам других православных славянских народов. Всё это позволяет без преувеличения говорить о 500-летии Геннадиевской Библии как о "выдающемся российском юбилее, значение которого выходит за национальные рамки" (из Рождественского послания Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II).
Ответом на слова Предстоятеля нашей Церкви стала международная конференция "Библия в духовной жизни, истории и культуре России и Православного славянского мира. К 500-летию Геннадиевской Библии", организованная московским Библейско-Богословским институтом святого апостола Андрея (ББИ) и проходившая в столице с 22 по 26 сентября 1999 года[3]. Более половины её докладов были посвящены различным аспектам "священной славянской филологии", заявившей о своей зрелости появлением первого полного библейского свода. Особое внимание уделялось анализу культурных и исторических причин его создания именно в Новгороде Великом, различным текстологическим и лингвистическим проблемам, а также, разумеется, славной "книжной дружине", возглавляемой архиепископом Геннадием.
Справедливость требовала, чтобы конференция, посвященная Великой Книге, была открыта там, где "виновница торжества" давно уже хранится, — в Государственном Историческом Музее (ГИМ, Москва). Первый день работы носил преимущественно "парадный" характер. Пленарное заседание началось вступительным словом ректора Библейско-Богословского института А. Э. Бодрова, поздравившего с этим благословенным юбилеем всех участников конференции. Последовавший затем рабочий доклад, прочитанный крупнейшим российским специалистом в области славянской библеистики проф. А. А. Алексеевым (СПбГУ; Российское Библейское Общество), носил программный характер, о чём говорит само название — "Проект издания Геннадиевской Библии". Автор рассказал об основных этапах создания библейского кодекса в России и истории его изучения. Оказывается, первая русская Библия до сих пор полностью не издана и существует в нескольких рукописных экземплярах, доступных лишь специалистам! Работа над изданием началась в 1992 году, чтобы завершиться к юбилею (к 1999 году), но этого не произошло (по вполне понятным причинам). Книга существует пока в виде компьютерной версии и ждёт своего часа (ситуация не изменилась и на сегодняшний день).
Своеобразным продолжением и дополнением к сказанному стал обстоятельный доклад В. А. Ромодановской (СПб., Пушкинский Дом) — "Геннадиевская Библия: борьба с жидовствующими или католическая экспансия? (О целях создания полного библейского кодекса)". Убедительно проиллюстрировав на конкретных примерах методы работы новгородских книжников, для которых основными справочными пособиями были западноевропейские (католические) издания, исследовательница подтвердила высказывавшийся ранее в работах А. А. Алексеева тезис о "надконфессиональном характере" библейской филологии. Отсюда следует, что "отнюдь не разрешение политических или конфессиональных задач, а создание глоссированного четьего текста Библии и было главной целью филологов Геннадиевского кружка".
Завершением первого дня работы стало торжественное открытие в Государственном Историческом Музее выставки, посвященной юбилею Геннадиевской Библии. Этому символическому акту, освящённому благословением архиепископа Костромского и Галичского Александра, предшествовало пение хора недавно восстановленного Казанского собора на Красной площади, выступления А. А. Алексеева и директора ГИМ, обращенные "от полноты сердца" к собравшимся в этом историческом хранилище российских древностей счастливым участникам конференции и любознательным посетителям, прикоснувшимся к юбилею, повторения которого мы уже не дождёмся.
Затем мы прошли в Иверскую часовню, где увидели не только знаменитый датированный рукописный кодекс 1499 года (его международный шифр: ГИМ, Синод. № 915), но и другие, полные или частичные, списки текста Геннадиевской Библии, позволяющие воочию проследить главные этапы её создания и распространения. Это стало возможным только после кропотливой археографической работы В. А. Ромодановской, описавшей в своей диссертации рукописи XV—XVII веков (21 кодекс), текстуально связанные с деятельностью новгородских книжников. Всего же на выставке было представлено 50 бесценных экспонатов, впервые собранных воедино для всеобщего обозрения, причём, кроме книг, имеющих непосредственное отношение к созданию Геннадиевской Библии, были выставлены более древние рукописные и, наоборот, более поздние первопечатные книги.
Доклады последующих трёх дней, читавшиеся в подмосковной усадьбе "Узкое" (знаменитое бывшее имение князей Трубецких), распределялись по двум основным темам: 1) "Геннадиевская Библия — происхождение, исторический контекст и проблемы изучения" и 2) "Священное Писание в славянском мире — история и современность".
Игумен Иннокентий (Павлов) (ББИ) — выступил с подробным сообщением на тему "Геннадиевская Библия 1499 года и её место в духовной культуре православных славян". Он отметил явные различия в библейской традиции греческого Востока и латинского Запада, то есть разницу между "прикладным" — преимущественно богослужебным характером греческих и древнерусских библейских сборников — и западной традицией "библиотеки", введённой «патроном» филологов-библеистов блаженным Иеронимом (†420 г.). В связи с этим он подчеркнул значение книгопечатания в создании первой русской Библии и отметил особое положение Великого Новгорода в XV столетии среди культурных центров Северо-Восточной Руси, его близость и тесные связи с Западной Европой. Своеобразным дополнением этой темы стал доклад Е. М. Сморгуновой (Теологический колледж св. Фомы); она говорила о "Составлении свода Геннадиевской Библии", подробно пересказывая свою обзорную статью, опубликованную в альманахе "Мир Библии" (М., 1999. № 6).
Продолжая тему судьбы Священного Писания в славянском мире, Ю. Рубан (СПбГУ) в своём сообщении "Библия или Вивлия? (Вульгата и Геннадиевская Библия)" обратился к истории самого термина "Библия", который отсутствует в славянской письменности до конца XV века (!) и впервые фиксируется лишь входной записью Геннадиевской Библии. Докладчик считает, что знаменательный факт изначального закрепления за славяно-русским Священным Писанием не греческого ("православного»), а латинского ("католического"!) названия свидетельствует о теоретическом (научном), а не церковно-практическом побудительном характере работы новгородских филологов, намного опередивших свое время. Эта невостребованность полного кодекса подтверждается существованием лишь трёх полных списков Геннадиевской Библии в XVI веке и объясняет факт издания Библии в Москве только в 1663 году, через сто лет после начала там книгопечатания, когда основные богослужебные книги успели выдержать до пяти и более изданий (особенно Служебник).
(В скобках заметим, что, оказывается, для нормативной «церковной» жизни полная Библия, как это ни парадоксально, в принципе не нужна, в то время как для «нецерковного» Протестантизма жизнь без Библии в принципе невозможна. Но это уже особая тема.)
Несколько докладов были посвящены переводческой деятельности новгородских книжников и анализу церковнославянского языка Геннадиевской Библии. В продолжение всей конференции дискутировался вопрос о личности сотрудников архиепископа Геннадия и, прежде всего, таинственного католического монаха-доминиканца Вениамина. Переводам с латинского языка, включенным в состав Геннадиевской Библии, были посвящены выступления В. Томеллери (Италия) и Е. М. Верещагина (Москва, Институт русского языка РАН). Оба отметили частое воспроизведение непереведённых латинских слов кириллицей. При этом В. Томеллери отметил особую важность контактов Новгорода с западным (латинским) миром, использование первопечатных латинских книг, а Е. М. Верещагин представил коллекцию латинских вкраплений в текст Геннадиевской Библии как доказательство билингвизма прекрасно образованного доминиканца Вениамина. Ещё одну интересную переводческую версию предложила И. Вернер (Москва, МГУ) в докладе "Вольгаре ("фряжский") и церковнославянский: о принципах порождения языка перевода Геннадиевской Библии". Она говорила о влиянии не столько латинского, сколько современного новгородским переводчикам итальянского языка.
Острую полемику вызвало выступление П. Фостера (США) "Архаизация Геннадиевской Библии: возвращение к "классической" норме". Автор настаивал на искусственной архаизации текста Геннадиевской Библии, сравнивая его с текстом рукописи Российской Национальной библиотеки (РНБ, СПб.), которую он счёл по отношению к ней рабочим "черновиком" (Ветхозаветный сборник, шифр: Погод. № 84, 60-е гг. XVI в.). С этим справедливо не согласились его коллеги, подробно аргументировав свои возражения: Геннадиевская Библия действительно архаична, но кодекс Погод. № 84 — не черновик, а, напротив, гораздо более поздний список. Продолжил спорную тему "архаизации" доклад Д. Джеона (США) "Использование двойственного числа в Геннадиевской Библии".
Личности самого архиепископа Геннадия — человека незаурядного, а потому противоречивого и неординарного, что подтверждают его сложные взаимоотношения с новгородцами, псковичами и московскими властями (ставленником и жертвой которых он в итоге стал), — были посвящены доклады Е. В. Беляковой (ББИ) — "Проблемы традиции и новаторства в деятельности Геннадия Новгородского" и И. А. Левинской (СПб. филиал Института российской истории РАН) — "Греческая надпись на псковской печати архиепископа Геннадия Гонозова".
Автор первого, разделяя достаточно традиционные взгляды на борьбу архиепископа Геннадия с "жидовствующими", диалектически отметила общие стороны их, казалось бы, взаимоисключающей деятельности. И так называемые "еретики" (вопрос о реальном существовании этой "ереси" в качестве догматически оформленного учения остаётся открытым!), и их преследователи ориентировались на западную культуру в поиске новых нетрадиционных сакральных текстов. При этом "еретики" живо интересовались иудейской традицией, обращаясь к оригинальным древнееврейским текстам (что делали в XIX веке в православных духовных академиях ученые гебраисты — создатели нашей Синодальной Библии!), а Геннадиевский кружок тяготел к уже готовым филологическим результатам западной филологии.
Автор второго доклада, И. А. Левинская, выбрав вполне конкретный предмет анализа, — круговую минускульную греческую надпись на печати Геннадия ("милостью Божьей архиепископ Великого Новгорода"), — до тех пор не расшифрованную, сделала далеко идущие, хотя и не бесспорные, выводы. Оказывается, отсутствие на печати имени "Псков", входившего в официальный титул Геннадия, было следствием желания новгородского владыки понизить статус этого бунтующего против его власти города. При этом простодушно пользовавшиеся этой печатью сами псковичи надпись прочесть не могли, а потому не подозревали, что их достоинство так остроумно унижено. Мало того, обращаясь к греческому языку, сфрагистическая традиция которого на Руси давно была утрачена, новгородский владыка прикровенно бросал камешек и в столичный огород, намекая на традиционную связь Русской Церкви с Греческой (отвергнутую после Флорентийской унии), а этим — на свою духовную независимость от Московской митрополии (дескать, есть власть и повыше Москвы!).
В докладе М. Б. Плюхановой "Ветхозаветный дух в Новгороде XV века", прочитанном за отсутствием автора Е. В. Беляковой, говорилось об особом интересе и почтении со стороны образованных новгородцев к ветхозаветной традиции, неизвестной Москве и удивлявшей архиепископа Геннадия. В этом контексте показательна судьба Ивана Чёрного, профессионального писца, "первого русского библеиста", обвиненного в "ереси" и спасшегося от преследования и нависшей угрозы казни бегством в Литву.
Остальные доклады, не связанные конкретно с историей создания Геннадиевской Библии, рассматривали различные аспекты славянской библейской филологии, судьбу российской библеистики, а также библейские и святоотеческие реминисценции в русской литературе. С. Ю. Темчин (Вильнюсский университет) говорил о своих текстологических разысканиях, результатом которых стало открытие "Столпного апракоса" — неизвестного структурного типа славянского служебного Евангелия (по рукописям XIV—XVI вв.); Н. Б. Мечковская (Минский государственный университет) рассказала о кирилло-мефодиевском наследстве в филологии Slavia Orthodoxa и о библейской герменевтике Франтишка Скорины; а Е. А. Целунова (Прага) — о Псалтири 1683 года в переводе Авраамия Фирсова. Некоторые вопросы текстологии церковнославянского Евангелия (на сопоставительном материале московских и белорусских изданий XVI века) затронул в своём докладе И. П. Климов (Минск). Характеристике библейского материала в контексте средневековой русской хроники посвятила своё сообщение В. А. Матвеенко (Москва, Свободный университет). Обстоятельный доклад С. Баталдена (США) был посвящен наследию Российского библейского общества (1812—1826 гг.) в русском библейском учении XIX и XX вв. Его логическим продолжением может считаться доклад Р. Прокши (Германия, Вюрцбургский университет) "Деятельность и проекты Библейской комиссии на Соборе РПЦ 1917—1918 гг." Историко-лингвистический обзор библейского музыкального инструментария в церковнославянской и русской традиции перевода Священного Писания, начиная с Геннадиевской Библии и вплоть до современных изданий, предприняла Е. И. Коляда (Москва, Институт Перевода Библии).
Последняя группа докладов рассматривала Священное Писание (порой в неожиданных аспектах) в русском культурном контексте. Известный французский филолог-русист Жаклин де Пруайар (сумевшая в своё время вывезти из СССР рукопись романа Бориса Пастернака "Доктор Живаго") рассмотрела библейские мотивы в творчестве поэта Александра Введенского; С. Сальвестрони (Италия) говорила о святоотеческих и библейских источниках романа "Братья Карамазовы"; А. И. Шмаина-Великанова (Москва, РГГУ) — о библейском образе жены в романе "Доктор Живаго". Завершающим аккордом интеллектуально насыщенной конференции прозвучал доклад Л. И. Сазоновой (Москва, Институт мировой литературы РАН) "От колесницы Иезекииля до птицы-тройки Гоголя", давший возможность всем — и текстологам, и историкам, и литературоведам — принять участие в горячих спорах о том, куда же мчится Русь, погоняемая столь современной знаковой фигурой "нового русского" Павла Чичикова.
За окном просторного холла старинной усадьбы Трубецких роняли жёлтые листья большие клёны, склонившиеся над летней чайной террасой, а запущенная аллея вела к тёмному пруду, у кромки которого предавался воспоминаниям одинокий рыболов. Ночью можно было бродить по длинным скрипучим коридорам огромного и пустующего теперь дома, вздрагивая от неожиданно появившегося отражения в старом зеркале у гостиной, рядом с комнатой, где на большом кожаном диване 31 июля (13 августа) 1900 года умер Владимир Соловьев.
Конференция вполне удалась, и все мы приобрели для себя многое, главное же — новых друзей. В этом неоценимая заслуга всех её устроителей и участников. Спасибо!
Примечания:
[1] В несколько сокращенном виде статья опубликована в епархиальном журнале «София» (Великий Новгород). 1999. № 4, с. 13–15. О самой Геннадиевской Библии смотрите мою краткую историческую справку в этом же журнале (воспроизведена выше).
[2] Привычного нам «титульного листа» с выходными данными книги в те времена в книжной практике ещё не существовало.
[3] Материалы конференции (не полностью) вошли в сборник: Библия в духовной жизни, истории и культуре России и Православного славянского мира. К 500-летию Геннадиевской Библии / Сборник материалов международной конференции. М.: Издание ББИ, 1999.
Ю. Рубан
Москва — С.-Петербург — Великий Новгород
1999 год
(Ко дню памяти святителя Геннадия Новгородского, 4/17 декабря)
Мы привыкли именовать некоторые переводы Священного Писания на национальные языки по именам переводчиков либо инициаторов таких колоссальных проектов: Библия Иеронима, Библия Лютера, Библия короля Иакова, наконец, Геннадиевская Библия. История её появления известна далеко не всем, между тем, она весьма поучительна в плане равноправного научного сотрудничества на межконфессиональном уровне.
При составлении Геннадиевской Библии была проведена большая подготовительная работа по сверке существовавших в славянском переводе отдельных библейских книг с латинским и немецким текстами печатной Библии. При этом русский библейский кодекс включил в свой состав и новые переводы целых библейских книг и их отделов, отсутствовавших в славянской традиции: 1–2 Паралипоменон, 1–3 Ездры, Неемии, Товита, Иудифь, Премудрости Соломона, 1–2 Маккавейские, а также Эсфирь (10–16 гл.), Иеремии (1–25 и 46–52 гл.), Иезекииля (45–46 гл.) и молитва Манассии (приложение ко 2-й Паралипоменон). Эти переводы были выполнены Вениамином специально для полной русской Библии ещё в 1493 году (сохранился отдельный сборник). Ориентированная на западный образец, Геннадиевская Библия включила в свой состав не только книги, переведенные с Иеронимовой Библии (Вульгаты), но также сопровождающие их 83 толковые статьи, или энциклопедические глоссы. Все они (кроме одной, источник которой не определён) восходят к трём латинским источникам: толкованиям на библейский текст Николая де Лиры (51 глосса), Краткому словарю (Vocabularius breviloquus) Иоганна Рейхлина (22 глоссы) и Маммотректу (Mammotrectus super Bibliam) Иоганна Мархесина (10 глосс). По образцу Вульгаты в Геннадиевскую Библию вошло предисловие к латинской Библии Иеронима Блаженного (статья «Всё Священное Писание разделяется на два Завета»), было последовательно осуществлено разделение всего текста на главы (впервые введены в Библию около 1205 года архиепископом Кентерберийским кардиналом Стефаном Лангтоном)[1a], проставлены параллельные чтения к Новому Завету и уточнён сам порядок распределения (канон) библейских книг[2].
Привлечение новейших европейских справочников и пособий свидетельствует в пользу того, что создание комментированного четьего текста Библии определялось научными интересами «священной филологии» и было главной целью сотрудников архиепископа Геннадия. Это в значительной степени отрицает тезис о том, что перевод библейских книг с Вульгаты возник вследствие «вероисповедного натиска Римской Церкви»[3], или предположение о создании Геннадиевской Библии как о политическом мероприятии, направленном на борьбу с представителями так называемой «ереси жидовствующих»[4] «их же средствами»[5], – то есть апелляцией к авторитету полного текста Священного Писания. Появление Геннадиевской Библии «было знаком достаточно развитой духовной культуры и весьма высоких духовных запросов. В её создании было использовано всё то, что хранила собственная библейская традиция и что можно было заимствовать из других традиций перевода Священного Писания»[6]. Тем не менее, хотя библейским переводам свойствен «надконфессиональный характер»[7], однако существенная роль Вульгаты в формировании Геннадиевской Библии, вероятно, объясняет знаменательный факт изначального закрепления за русской Библией её латинского («католического»!) названия – Библия (фонетическая транскрипция латинского слова Biblia, с ударением на первом слоге), вместо позднегреческого названия Священного Писания – "Вивлиа" (с ударением на втором слоге, как говорят и современные греки), что, в условиях межконфессионального противостояния, было бы, казалось, логичнее. (Примечательно, что с появлением Геннадиевской Библии в славянский язык впервые входит и само слово «Библия»!)
Библейский кодекс 1499 года являлся цельным и законченным произведением, фактически готовым к печатному изданию оригиналом, и не исключено, что нахождение в 90-е годы XV столетия в Новгороде Любекского печатника Бартоломея Готана было связано с подготовкой издания первой русской Библии, к сожалению, осуществившегося лишь в 1580–1581 годах в Остроге[8]. В настоящее время в С.-Петербургском отделении Российского Библейского общества создана компьютерная версия Геннадиевской Библии и подготовлено её наборное издание с научно-критическим аппаратом. Факсимильное воспроизведение текста основной ее рукописи (Синод. № 915) с параллельным синодальным переводом[9], предпринятое Московской Патриархией РПЦ, пока не завершено.
Примечания:
* Текст статьи (немного дополненный) воспроизводится по публикации: Рубан Ю. Геннадиевская Библия // Журнал «София». – Великий Новгород. 1999. № 4.
[1] О богословской и филологической деятельности святителя Геннадия см.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV—XVI в.) Ч. 1 (А — К). Л.: Наука, 1988. С. 145–146; а также: Рубан Ю. Создатель славянской Библии // http://azbyka.ru/days/p-sozdatel-slavjanskoj-biblii.
[1a] Мельчайшие единицы библейского текста, так называемые "стихи", впервые предложил ученый парижский издатель Робер Этьенн (Роберт Стефанус) в своём греко-латинском издании Нового Завета, 1551 г.
[2] Ромодановская В. А. Геннадиевская Библия 1499 года в русской рукописной традиции XV—XVII вв. (латинские источники) / Автореферат диссертации на соискание ученой степени к. ф. н. СПб., 1999.
[3] Евсеев И. Е. Геннадиевская Библия 1499 г. М., 1914. С. 15 и др.; Он же. Очерки по истории славянского перевода Библии. Пг., 1916. С. 10 и др.
[4] См.: Кротов Я. История «жидовствующих» // Истина и жизнь: Христианский журнал. М., 1995. № 12. С. 36–45.
[5] См.: [Горский А. В., Невоструев К. И.] Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки. Отд. 1: Священное писание. М., 1855. С. VII; Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М.; Л., 1955. С. 193, 266–283 и др.
[6] Алексеев А. А. Текстологическое значение Геннадиевской Библии 1499 года // Тысячелетие крещения Руси. М., 1989. С. 331.
[7] Алексеев А. А. Библейская филология в Новгороде Великом // Новгород в культуре Древней Руси. Новгород, 1995. С. 32.
[8] См.: Острожская Библия / Сб. статей. М., 1990.
[9] Библия 1499 года и Библия в синодальном переводе: В 10 т. М., 1992—1998 — ... (Русская Библия).
***
ПЯТЬ СТОЛЕТИЙ ГЕННАДИЕВСКОЙ БИБЛИИ[1]
Два юбилейных события национальной истории определяют лицо уходящего года — 200 лет со дня рождения А. С. Пушкина и 500 лет первой славянской Библии.
"В лето 7007 (=1499 год от Р. Х.) написана бысть книга сия, глаголемая Библия, рекше обеих Заветов Ветхаго и Новаго, при благоверном великом князе Иване Васильевиче, всеа Руси самодержьце, и при митрополите всеа Руси Симоне, и при архиепископе новогороцком Генадьи, в Великом Нове Городе, во дворе архиепископле, повелением архиепископля архидиакона инока Герасима. А диаки, кои писали, се их суть имена: Василь Ерусалимьской, Гридя Исповедницкий, Климент Арханьгельской". Мы не знаем, какие мысли владели новгородским писцом, проставившим эту "входную запись"[2] на первом листе лежащей перед ним огромной рукописной книги (объёмом в тысячу листов!). Просто и без пафоса он зафиксировал появление первого в славянском мире полного кодекса Библии. Теперь мы говорим об этом событии как о важной вехе в истории духовной и культурной жизни православного славянства: в Новгороде было доведено до конца дело, начатое святыми первоучителями Кириллом и Мефодием ещё в IX веке. Не менее важно и то, что этим на российскую, а позднее на всю православную славянскую почву была перенесена утвердившаяся в Европе с началом эпохи книгопечатания форма хранения и использования Священного Писания в виде Библии, то есть полного свода книг Ветхого и Нового Завета в едином кодексе.
Можно с большой долей уверенности предположить, что масштабный труд новгородских переводчиков и переписчиков должен был увенчаться созданием печатной славянской Библии, по образцу имевшихся к тому времени западноевропейских изданий. К сожалению, это произошло лишь спустя восемь десятилетий на Украине, когда в Остроге московский первопечатник дьякон Иван Фёдоров издал свою Библию. Эта так называемая "Острожская Библия 1580—1581 годов", основа которой целиком покоится на Библии новгородской, и получила затем распространение в православных славянских землях. Без существенных изменений её переиздали в Москве в 1663, а затем, после правки, — в 1751 году. Это последнее издание, известное как "Елизаветинская Библия", является канонической богослужебной Библией Русской Православной Церкви вплоть до настоящего времени. Её же текст находится в употреблении Болгарской и Сербской Церквей. Так опыт, накопленный новгородской библейской филологией, и сегодня служит не только Русской Церкви и российской культуре, но и интересам других православных славянских народов. Всё это позволяет без преувеличения говорить о 500-летии Геннадиевской Библии как о "выдающемся российском юбилее, значение которого выходит за национальные рамки" (из Рождественского послания Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II).
Ответом на слова Предстоятеля нашей Церкви стала международная конференция "Библия в духовной жизни, истории и культуре России и Православного славянского мира. К 500-летию Геннадиевской Библии", организованная московским Библейско-Богословским институтом святого апостола Андрея (ББИ) и проходившая в столице с 22 по 26 сентября 1999 года[3]. Более половины её докладов были посвящены различным аспектам "священной славянской филологии", заявившей о своей зрелости появлением первого полного библейского свода. Особое внимание уделялось анализу культурных и исторических причин его создания именно в Новгороде Великом, различным текстологическим и лингвистическим проблемам, а также, разумеется, славной "книжной дружине", возглавляемой архиепископом Геннадием.
Справедливость требовала, чтобы конференция, посвященная Великой Книге, была открыта там, где "виновница торжества" давно уже хранится, — в Государственном Историческом Музее (ГИМ, Москва). Первый день работы носил преимущественно "парадный" характер. Пленарное заседание началось вступительным словом ректора Библейско-Богословского института А. Э. Бодрова, поздравившего с этим благословенным юбилеем всех участников конференции. Последовавший затем рабочий доклад, прочитанный крупнейшим российским специалистом в области славянской библеистики проф. А. А. Алексеевым (СПбГУ; Российское Библейское Общество), носил программный характер, о чём говорит само название — "Проект издания Геннадиевской Библии". Автор рассказал об основных этапах создания библейского кодекса в России и истории его изучения. Оказывается, первая русская Библия до сих пор полностью не издана и существует в нескольких рукописных экземплярах, доступных лишь специалистам! Работа над изданием началась в 1992 году, чтобы завершиться к юбилею (к 1999 году), но этого не произошло (по вполне понятным причинам). Книга существует пока в виде компьютерной версии и ждёт своего часа (ситуация не изменилась и на сегодняшний день).
Своеобразным продолжением и дополнением к сказанному стал обстоятельный доклад В. А. Ромодановской (СПб., Пушкинский Дом) — "Геннадиевская Библия: борьба с жидовствующими или католическая экспансия? (О целях создания полного библейского кодекса)". Убедительно проиллюстрировав на конкретных примерах методы работы новгородских книжников, для которых основными справочными пособиями были западноевропейские (католические) издания, исследовательница подтвердила высказывавшийся ранее в работах А. А. Алексеева тезис о "надконфессиональном характере" библейской филологии. Отсюда следует, что "отнюдь не разрешение политических или конфессиональных задач, а создание глоссированного четьего текста Библии и было главной целью филологов Геннадиевского кружка".
Завершением первого дня работы стало торжественное открытие в Государственном Историческом Музее выставки, посвященной юбилею Геннадиевской Библии. Этому символическому акту, освящённому благословением архиепископа Костромского и Галичского Александра, предшествовало пение хора недавно восстановленного Казанского собора на Красной площади, выступления А. А. Алексеева и директора ГИМ, обращенные "от полноты сердца" к собравшимся в этом историческом хранилище российских древностей счастливым участникам конференции и любознательным посетителям, прикоснувшимся к юбилею, повторения которого мы уже не дождёмся.
Затем мы прошли в Иверскую часовню, где увидели не только знаменитый датированный рукописный кодекс 1499 года (его международный шифр: ГИМ, Синод. № 915), но и другие, полные или частичные, списки текста Геннадиевской Библии, позволяющие воочию проследить главные этапы её создания и распространения. Это стало возможным только после кропотливой археографической работы В. А. Ромодановской, описавшей в своей диссертации рукописи XV—XVII веков (21 кодекс), текстуально связанные с деятельностью новгородских книжников. Всего же на выставке было представлено 50 бесценных экспонатов, впервые собранных воедино для всеобщего обозрения, причём, кроме книг, имеющих непосредственное отношение к созданию Геннадиевской Библии, были выставлены более древние рукописные и, наоборот, более поздние первопечатные книги.
Доклады последующих трёх дней, читавшиеся в подмосковной усадьбе "Узкое" (знаменитое бывшее имение князей Трубецких), распределялись по двум основным темам: 1) "Геннадиевская Библия — происхождение, исторический контекст и проблемы изучения" и 2) "Священное Писание в славянском мире — история и современность".
Игумен Иннокентий (Павлов) (ББИ) — выступил с подробным сообщением на тему "Геннадиевская Библия 1499 года и её место в духовной культуре православных славян". Он отметил явные различия в библейской традиции греческого Востока и латинского Запада, то есть разницу между "прикладным" — преимущественно богослужебным характером греческих и древнерусских библейских сборников — и западной традицией "библиотеки", введённой «патроном» филологов-библеистов блаженным Иеронимом (†420 г.). В связи с этим он подчеркнул значение книгопечатания в создании первой русской Библии и отметил особое положение Великого Новгорода в XV столетии среди культурных центров Северо-Восточной Руси, его близость и тесные связи с Западной Европой. Своеобразным дополнением этой темы стал доклад Е. М. Сморгуновой (Теологический колледж св. Фомы); она говорила о "Составлении свода Геннадиевской Библии", подробно пересказывая свою обзорную статью, опубликованную в альманахе "Мир Библии" (М., 1999. № 6).
Продолжая тему судьбы Священного Писания в славянском мире, Ю. Рубан (СПбГУ) в своём сообщении "Библия или Вивлия? (Вульгата и Геннадиевская Библия)" обратился к истории самого термина "Библия", который отсутствует в славянской письменности до конца XV века (!) и впервые фиксируется лишь входной записью Геннадиевской Библии. Докладчик считает, что знаменательный факт изначального закрепления за славяно-русским Священным Писанием не греческого ("православного»), а латинского ("католического"!) названия свидетельствует о теоретическом (научном), а не церковно-практическом побудительном характере работы новгородских филологов, намного опередивших свое время. Эта невостребованность полного кодекса подтверждается существованием лишь трёх полных списков Геннадиевской Библии в XVI веке и объясняет факт издания Библии в Москве только в 1663 году, через сто лет после начала там книгопечатания, когда основные богослужебные книги успели выдержать до пяти и более изданий (особенно Служебник).
(В скобках заметим, что, оказывается, для нормативной «церковной» жизни полная Библия, как это ни парадоксально, в принципе не нужна, в то время как для «нецерковного» Протестантизма жизнь без Библии в принципе невозможна. Но это уже особая тема.)
Несколько докладов были посвящены переводческой деятельности новгородских книжников и анализу церковнославянского языка Геннадиевской Библии. В продолжение всей конференции дискутировался вопрос о личности сотрудников архиепископа Геннадия и, прежде всего, таинственного католического монаха-доминиканца Вениамина. Переводам с латинского языка, включенным в состав Геннадиевской Библии, были посвящены выступления В. Томеллери (Италия) и Е. М. Верещагина (Москва, Институт русского языка РАН). Оба отметили частое воспроизведение непереведённых латинских слов кириллицей. При этом В. Томеллери отметил особую важность контактов Новгорода с западным (латинским) миром, использование первопечатных латинских книг, а Е. М. Верещагин представил коллекцию латинских вкраплений в текст Геннадиевской Библии как доказательство билингвизма прекрасно образованного доминиканца Вениамина. Ещё одну интересную переводческую версию предложила И. Вернер (Москва, МГУ) в докладе "Вольгаре ("фряжский") и церковнославянский: о принципах порождения языка перевода Геннадиевской Библии". Она говорила о влиянии не столько латинского, сколько современного новгородским переводчикам итальянского языка.
Острую полемику вызвало выступление П. Фостера (США) "Архаизация Геннадиевской Библии: возвращение к "классической" норме". Автор настаивал на искусственной архаизации текста Геннадиевской Библии, сравнивая его с текстом рукописи Российской Национальной библиотеки (РНБ, СПб.), которую он счёл по отношению к ней рабочим "черновиком" (Ветхозаветный сборник, шифр: Погод. № 84, 60-е гг. XVI в.). С этим справедливо не согласились его коллеги, подробно аргументировав свои возражения: Геннадиевская Библия действительно архаична, но кодекс Погод. № 84 — не черновик, а, напротив, гораздо более поздний список. Продолжил спорную тему "архаизации" доклад Д. Джеона (США) "Использование двойственного числа в Геннадиевской Библии".
Личности самого архиепископа Геннадия — человека незаурядного, а потому противоречивого и неординарного, что подтверждают его сложные взаимоотношения с новгородцами, псковичами и московскими властями (ставленником и жертвой которых он в итоге стал), — были посвящены доклады Е. В. Беляковой (ББИ) — "Проблемы традиции и новаторства в деятельности Геннадия Новгородского" и И. А. Левинской (СПб. филиал Института российской истории РАН) — "Греческая надпись на псковской печати архиепископа Геннадия Гонозова".
Автор первого, разделяя достаточно традиционные взгляды на борьбу архиепископа Геннадия с "жидовствующими", диалектически отметила общие стороны их, казалось бы, взаимоисключающей деятельности. И так называемые "еретики" (вопрос о реальном существовании этой "ереси" в качестве догматически оформленного учения остаётся открытым!), и их преследователи ориентировались на западную культуру в поиске новых нетрадиционных сакральных текстов. При этом "еретики" живо интересовались иудейской традицией, обращаясь к оригинальным древнееврейским текстам (что делали в XIX веке в православных духовных академиях ученые гебраисты — создатели нашей Синодальной Библии!), а Геннадиевский кружок тяготел к уже готовым филологическим результатам западной филологии.
Автор второго доклада, И. А. Левинская, выбрав вполне конкретный предмет анализа, — круговую минускульную греческую надпись на печати Геннадия ("милостью Божьей архиепископ Великого Новгорода"), — до тех пор не расшифрованную, сделала далеко идущие, хотя и не бесспорные, выводы. Оказывается, отсутствие на печати имени "Псков", входившего в официальный титул Геннадия, было следствием желания новгородского владыки понизить статус этого бунтующего против его власти города. При этом простодушно пользовавшиеся этой печатью сами псковичи надпись прочесть не могли, а потому не подозревали, что их достоинство так остроумно унижено. Мало того, обращаясь к греческому языку, сфрагистическая традиция которого на Руси давно была утрачена, новгородский владыка прикровенно бросал камешек и в столичный огород, намекая на традиционную связь Русской Церкви с Греческой (отвергнутую после Флорентийской унии), а этим — на свою духовную независимость от Московской митрополии (дескать, есть власть и повыше Москвы!).
В докладе М. Б. Плюхановой "Ветхозаветный дух в Новгороде XV века", прочитанном за отсутствием автора Е. В. Беляковой, говорилось об особом интересе и почтении со стороны образованных новгородцев к ветхозаветной традиции, неизвестной Москве и удивлявшей архиепископа Геннадия. В этом контексте показательна судьба Ивана Чёрного, профессионального писца, "первого русского библеиста", обвиненного в "ереси" и спасшегося от преследования и нависшей угрозы казни бегством в Литву.
Остальные доклады, не связанные конкретно с историей создания Геннадиевской Библии, рассматривали различные аспекты славянской библейской филологии, судьбу российской библеистики, а также библейские и святоотеческие реминисценции в русской литературе. С. Ю. Темчин (Вильнюсский университет) говорил о своих текстологических разысканиях, результатом которых стало открытие "Столпного апракоса" — неизвестного структурного типа славянского служебного Евангелия (по рукописям XIV—XVI вв.); Н. Б. Мечковская (Минский государственный университет) рассказала о кирилло-мефодиевском наследстве в филологии Slavia Orthodoxa и о библейской герменевтике Франтишка Скорины; а Е. А. Целунова (Прага) — о Псалтири 1683 года в переводе Авраамия Фирсова. Некоторые вопросы текстологии церковнославянского Евангелия (на сопоставительном материале московских и белорусских изданий XVI века) затронул в своём докладе И. П. Климов (Минск). Характеристике библейского материала в контексте средневековой русской хроники посвятила своё сообщение В. А. Матвеенко (Москва, Свободный университет). Обстоятельный доклад С. Баталдена (США) был посвящен наследию Российского библейского общества (1812—1826 гг.) в русском библейском учении XIX и XX вв. Его логическим продолжением может считаться доклад Р. Прокши (Германия, Вюрцбургский университет) "Деятельность и проекты Библейской комиссии на Соборе РПЦ 1917—1918 гг." Историко-лингвистический обзор библейского музыкального инструментария в церковнославянской и русской традиции перевода Священного Писания, начиная с Геннадиевской Библии и вплоть до современных изданий, предприняла Е. И. Коляда (Москва, Институт Перевода Библии).
Последняя группа докладов рассматривала Священное Писание (порой в неожиданных аспектах) в русском культурном контексте. Известный французский филолог-русист Жаклин де Пруайар (сумевшая в своё время вывезти из СССР рукопись романа Бориса Пастернака "Доктор Живаго") рассмотрела библейские мотивы в творчестве поэта Александра Введенского; С. Сальвестрони (Италия) говорила о святоотеческих и библейских источниках романа "Братья Карамазовы"; А. И. Шмаина-Великанова (Москва, РГГУ) — о библейском образе жены в романе "Доктор Живаго". Завершающим аккордом интеллектуально насыщенной конференции прозвучал доклад Л. И. Сазоновой (Москва, Институт мировой литературы РАН) "От колесницы Иезекииля до птицы-тройки Гоголя", давший возможность всем — и текстологам, и историкам, и литературоведам — принять участие в горячих спорах о том, куда же мчится Русь, погоняемая столь современной знаковой фигурой "нового русского" Павла Чичикова.
За окном просторного холла старинной усадьбы Трубецких роняли жёлтые листья большие клёны, склонившиеся над летней чайной террасой, а запущенная аллея вела к тёмному пруду, у кромки которого предавался воспоминаниям одинокий рыболов. Ночью можно было бродить по длинным скрипучим коридорам огромного и пустующего теперь дома, вздрагивая от неожиданно появившегося отражения в старом зеркале у гостиной, рядом с комнатой, где на большом кожаном диване 31 июля (13 августа) 1900 года умер Владимир Соловьев.
Конференция вполне удалась, и все мы приобрели для себя многое, главное же — новых друзей. В этом неоценимая заслуга всех её устроителей и участников. Спасибо!
Примечания:
[1] В несколько сокращенном виде статья опубликована в епархиальном журнале «София» (Великий Новгород). 1999. № 4, с. 13–15. О самой Геннадиевской Библии смотрите мою краткую историческую справку в этом же журнале (воспроизведена выше).
[2] Привычного нам «титульного листа» с выходными данными книги в те времена в книжной практике ещё не существовало.
[3] Материалы конференции (не полностью) вошли в сборник: Библия в духовной жизни, истории и культуре России и Православного славянского мира. К 500-летию Геннадиевской Библии / Сборник материалов международной конференции. М.: Издание ББИ, 1999.
Ю. Рубан
Москва — С.-Петербург — Великий Новгород
1999 год
