Соловки
Про Соловецкий лагерь особого назначения, который функционировал с 1923 по 1939 год, известно достаточно много. В течение долгого времени само слово «Соловки» ассоциировалось исключительно с лагерем. В истории советской каторги Соловки занимают совершенно особое место, и не только потому, что именно здесь формировалась та система лагерей, которая вскоре распространилась по всей стране. Лагерь располагался на территории одного из самых знаменитых монастырей России. Близость святыни ощущалась даже в самые тяжелые лагерные годы. «Не бойтесь Соловков, – говорил художник М.В. Нестеров своему ожидающему приговора другу, – там Христос близко»61.
К месту заключения епископа Афанасия везли целых три месяца. Приехав, он жил сначала на Поповом острове – пристани, откуда пароход отвозил заключенных на Большой Соловецкий остров. Некоторое время спустя его перевели в село Сорока, где он работах сторожем, а затем на беломорскую пристань Чупа. Здесь ему повезло: местный бухгалтер, решивший помочь работающему сторожем епископу, взял его к себе в помощники. Это была возможность отдохнуть от тяжелого физического труда. Ничего не понимающий в бухгалтерии архиерей начал работать счетоводом. Он составлял списки бригад, выписывал накладные по указанию бухгалтера. Однако буквально на следующий день началась проверка и ревизор попросил счетовода составить сличительную ведомость. О том, что такое сличительная ведомость, епископ Афанасий не имел ни малейшего представления. Он вертел в руках бумажки и не знал, что с ними делать, а спросить было совершенно некого. Выждав некоторое время, ревизор потребовал бумагу. Епископу пришлось признаться в своем невежестве. Владыка ждал скандала и изгнания с должности, но этого не произошло. Ревизор указах, что нужно делать, – это оказалось несложным, и все кончилось благополучно.
Вообще о пребывании в Соловецком лагере епископ Афанасий вспоминал как об относительно легком периоде. Здесь даже разрешались свидания: его навещала мать и староста владимирской Троицкой церкви. Эти свидания были продолжительные и проходили без свидетелей. Впоследствии ни о чем подобном нельзя было и мечтать.
В самом конце пребывания на Соловках епископ Афанасий заболел сыпным тифом. С высокой температурой он лежал на трехэтажных нарах инфекционного барака. Его место было в нижнем ряду, и сверху па пего лились нечистоты. Однако епископ Афанасий выжил. Оставшихся в живых обитателей барака вывели раздетыми на мороз и, продержав там некоторое время, отвели на медицинскую комиссию. Комиссия признала владыку здоровым, и его отправили в ссылку в Туруханск.
Оказавшись на этапе после болезни, епископ Афанасий сильно страдал от голода, и в вагоне он впервые в жизни нарушил обычную для него строгость первой недели Великого поста и поел рыбы. Десятилетия спустя, он вспоминал об этом эпизоде как о серьезном падении и рассказывал, что в этом году он единственный раз за все лагерные годы не имел рыбы на Благовещенье. К соблюдению постов и буквальному следованию предписаниям церковного устава епископ Афанасий относился очень серьезно. Впоследствии он вспоминал, что если в лагере удавалось соблюсти Великий пост, то к Пасхе Господь всегда посылал продовольствие, которое давало возможность восстановить силы.
* * *
Это высказывание Нестерова Борис Ширяев использовал в качестве эпиграфа и своих воспоминаниях о Соловецком лагере: Борис Ширяев. Неугасимая лампада. Нью-Йорк, 1954.