Собор и власть

Собор был созван в первую очередь для решения вопросов церковно-государственных отношений и организации церковного самоуправления, и естественно, что государственная политика оказывала существенное влияние на его работу. В октябре 1917 года к власти в стране пришли большевики. Постановления Собора обсуждались на фоне формирования религиозной политики большевиков, той политики, которая в течение 70 лет определяла условия существования церковных организаций в СССР.

Первое время большевики явно не имели достаточно проработанной концепции взаимоотношений с религиозными организациями. Однако вмешательство государственных структур в жизнь Церкви началось почти сразу. Открыто вмешиваясь в церковные дела, большевики парадоксальным образом продолжали традиции синодальной эпохи, когда государство управляло Православной Церковью.

Из провинции в центральные органы шли многочисленные жалобы на комиссаров, которые принуждали священников совершать то, что противоречит церковным канонам. Известны случаи, когда представители советской власти угрожали священнику расстрелом за отказ повторно венчать тех, чей развод утвержден гражданским законом, но не признан церковью. Отказ священника в этом случае рассматривался как контрреволюционная деятельность.

Большевики не только считали возможным распоряжаться церковным имуществом, но и рассматривали духовенство как собственных подчиненных. Гак, в архиве народных комиссаров сохранился относящийся к декабрю 1917 года документ о назначении некого Селецкого комиссаром московских монастырей и Троице-Сергиевой лавры. Тов. Селецкому предписывалось «немедленно произвести полную ревизию монастырей со взятием на учет всех ценностей, денежных, имущественных, дарственных и иных доходных статей», а также «выдавать монахам бессрочные отпуска»²⁶. В январе 1918 года комиссар общественного призрения Александра Коллонтай вместе с отрядом матросов предприняла попытку реквизировать Александро-Невскую лавру и назначила комиссара Лавры, который был должен заменить наместника. Явное беззаконие вызвало протест. По набату собралась толпа верующих, и реквизицию .Лавры пришлось отложить. После неудачного захвата Лавры в Петрограде, который тогда еще был столицей, прошел грандиозный крестный ход.

Акты насилия над священнослужителями и попытки захвата церковного имущества не могли не вызвать со стороны Собора ответной реакции. 19 января 1918 года патриарх Тихон подписал послание, в котором анафематствовал всех, кто проливает христианскую кровь: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гиенскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной»²⁷. В этом послании апафематствуемые гонители Церкви не названы по имени и партийной принадлежности, однако все, включая власть предержащих, узнали в гонителях Церкви большевиков. В течение последующих десятилетий это послание называли не иначе как «анафематствование большевиков», хотя слово «большевики» в тексте отсутствует.

21 января/3 февраля 1918 года был опубликован «Декрет об отделении церкви от государства, школы от церкви». Строго говоря, этот декрет явился не столько законодательным актом, сколько манифестом новой религиозной политики. Его декларативные и расплывчатые формулировки могли толковаться как в пользу религиозных организаций, так и в пользу строителей атеистического общества.

Ожидалось, что в ближайшее время будет подготовлена специальная инструкция, регламентирующая действие Декрета. Верующие различных конфессий надеялись, что этот новый документ будет учитывать их интересы. Официальные лица на запросы религиозных организаций отвечали, что при Наркомюсте создана особая комиссия, которая занимается пересмотром Декрета. Предполагалось, что в ее состав войдут не только комиссары, но и представители ряда конфессий, в том числе и представители Собора. Однако верующие напрасно ждали приглашения к совместной работе. 24 августа 1918 года большевистское правительство неожиданно для всех опубликовало «Инструкцию о проведении в жизнь Декрета об отделении церкви от государства».

После этой публикации представители всех конфессий почувствовали себя обманутыми. Инструкция не смягчала, а ужесточала расплывчатые формулировки Декрета. Конфессиональные объединения лишались прав собственности и юридического лица. В качестве субъекта правоотношений признавалась не религиозная организация, а зарегистрированная властями группа верующих. Эта группа могла совершенно законно захватить храм и выгнать оттуда прежнюю общину и священника. Представители религиозных объединений пытались протестовать, однако эти протесты не были услышаны.

Текст Инструкции достаточно подробно обсуждался на заседаниях Собора. Для того, чтобы представить себе, как члены Собора реагировали на этот документ, приведем фрагмент из выступления митрополита Арсения²⁸ (Стадницкого): «Декрет был написан в общих выражениях и был предметом нашего обсуждения, и мы предполагали, что положения эти будут осуществлены впоследствии и что делегация, учрежденная для сношений с советской властью, выяснит отрицательные стороны декрета и разъяснит его в благоприятном для Церкви смысле. <...> Нас уверяли <...> что декрет будет рассмотрен с участием представителей Церкви и будет разъяснен удовлетворительным образом; таким образом, предполагалось некое соглашение. Мы жили этой мыслью, мы не могли себе представить, чтобы общая мысль декрета была проведена с такой последовательностью, но оказалось, что появлявшиеся в последнее время декреты относительно Церкви были как бы подготовительной ступенью к тому решительному распоряжению, которое явилось вчера. <...> Церковь в ее земном проявлении (со стороны благотворительной, просветительной) уничтожается не потому только, что она теряет имущество, которое, конечно, не безразлично для жизни Церкви, а здесь удар по Церкви, как силы благодатной. Здесь мы .лишаемся всего: права обнаружения религиозных чувств, права благодатного воздействия на паству – для такого воздействия теперь нет возможности, потому что храмы больше не наши. Лишены мы того, что является нашим священным долгом, права проповеди, за нами будут следить, чтобы мы не сказали чего-либо против советской власти, а мы знаем, что каждый видит то, что ему хочется. И каждая проповедь, самая безобидная, дает возможность заподозрить эту проповедь, как противодействующую советской власти, так что священник, идя в церковь, должен быть готов к тому, что идет туда последний раз. Создается положение, что мы находимся в состоянии гонения и что мы нищие не физически, а .лишены души, Церкви, как благодатного Царства. Мы переживаем единственный момент, не имеющий примера не только в истории Русского государства, но и в мировой»²⁹.

Таким образом, к концу работы Собора позиции Церкви и государства по отношению друг к Другу более или менее определились. Если в первые месяцы после своего прихода к власти большевики не имели четкой программы взаимоотношений с Церковью, то к середине 1918 года такая программа уже была, причем практическая сторона этой программы была намного более жесткой, чем законодательная³⁰. В свою очередь, верующие стали видеть в большевистском государстве врага и начали вырабатывать способы выживания в новых условиях. На Поместном Соборе разрабатывались правовые методы противостояния большевистской антирелигиозной политике. Собор требовал от власти, чтобы она руководствовалась в своих действиях законами и соблюдала независимость Церкви, провозглашенную в Декрете об отделении церкви от государства. Однако государство явно стало па дорогу войны, причем отнюдь не правовой. Государству надо было любыми методами уничтожим» столь мощного конкурента, каким для большевиков была Православная церковь. Церковь, последние два века находившаяся в государственном подчинении, выиграть в этой войне не могла.