Иудействующие секты

Большая часть ересей в христианстве, особенно на первых порах, являлась как отражение влияния среды и тех элементов, которые встречало христианство при своем распространении, являлась как стремление приноровить христианские понятия к тем воззрениям и верованиям, которые ранее держались в этой среде. Так, прежде всего, как известно, христианство распространилось среди иудеев и первые секты, так называемые иудействующие, возникли из стремления удержать в христианстве обряды и постановления Ветхого Завета, и не только нравственные постановления, но и чисто формальные обряды, например, обрезание, празднование субботы, опресноки, разные законы об омовениях, очищениях и т.д. И с этим соединялось стремление навсегда заключить христианство в пределах иудейской национальности, чтобы одни иудеи были наследниками царствия Божия, открытого Искупителем, а язычники могли бы быть присоединяемы к иудеям не иначе как наперед принявши обрезание и другие постановления Закона Моисеева. Мы знаем, что это направление среди иудеев – обращать в христианство через обрезание – высказалось еще во времена апостолов, и сами апостолы, в угоду иудеям, долго снисходили к этому требованию, сами соблюдали много обрядов и последователям своим позволяли соблюдать их, хотя этим обрядам придавали уже не религиозное, а бытовое и национальное значение. Но это направление стало высказываться уже с фанатичной ревностью, когда на проповедь христианства выступил ап. Павел и стал обращать в христианство язычников большими массами, не требуя обрезания и соблюдения других ветхозаветных обрядов. Тогда они прямо выступили с обличением против ап. Павла, стали уверять язычников, что без обрезания и соблюдения ветхозаветных обрядов не могут получить спасения. Тогда нужно было вразумить этих фанатиков. Эту обязанность взял на себя ап. Павел. В посланиях к Римлянам, к Коринфянам и Галатам он представляет довольно много обличений против этого узкого фанатизма иудействующей партии. Впрочем, хотя апостолы обличали этот фанатизм, но они долго снисходили к их заблуждению, например, оставляли их в церкви на том основании, что эти предрассудки основывались на недоразумении, на непонимании духа христианства, апостолы надеялись, что эти предрассудки сами собою со временем будут ослабевать, что эти люди мало по малу будут входить в дух христианства и поймут, что соблюдение ветхозаветных обрядов в христианстве не имеет значения, что Христос открыл царствие Божие не для одних только иудеев, но для всех других народов, для всего человечества. Действительно эта терпимость достигла того, что большая часть иудеев в течение нескольких десятилетий перешла в христианство и стала отрешаться от узкого обрядового направления. Но остались упрямые фанатики, которые настаивали на соблюдении обрядов и отказывали язычникам в принятии участия в царствии Божием наряду с иудеями.

Они-то, отделившись от церкви, и составили первые секты иудействующие. Это отделение, по древним сказаниям, последовало в первый раз в 66 или 67 году I века, когда умер первый представитель Палестинской христианской общины ап. Иаков, брат Господень. Ап. Иаков был человек настолько терпимый и вместе с тем настолько практичный, что он при жизни своей еще умел поддерживать мир в Палестине между иудеями, обратившимися в христианство и отставшими от старых обрядов и теми, которые держались старых обрядов. Сам Иаков, в угоду большей части иудеев и по личной привычке, очень строго соблюдал все обряды Ветхого Завета, хотя на Апостольском соборе сильно защищал ту мысль, что для других народов соблюдение этих обрядов необязательно, радушно относился к язычникам, перешедшим в христианство без обрезания, радушно принял в Иерусалиме ап. Павла, главного проповедника христианства у язычников; так что эта терпимость и практичное отношение к делу могли значительно сдерживать тот фанатизм в иудеях, который начал высказываться в Палестинской христианской общине.

Но после смерти ап. Иакова этот фанатизм высказался открыто, когда возник вопрос об избрании преемника; тогда между палестинскими христианами обозначилось разделение. Более умеренные христиане, более вошедшие в дух христианства избрали преемником Симеона, так называемого сродника Господа, вероятно человека такого же практичного и умеренного, каким был и ап. Иаков, но другие, фанатики, которые недовольны были этим выбором, которые желали строгого соблюдения ветхозаветных обрядов в христианстве, они избрали своим епископом какого-то Фебутиса, составили отдельную партию, отделились от церкви Палестинской. Еще более это разделение выразилось в 30-х годах II столетия после окончательного разрушения Иерусалима и расселения иудеев из Палестины при императоре Адриане. В то время христиане из иудеев совсем перестали принимать обрезание и соблюдать ветхозаветные обряды, и даже епископом свои избрали необрезанного христианина из язычников Марка (а прежде, до этого времени, епископов они выбирали из иудеев обрезания). Но вот когда таким образом большая часть иудеев перешедших в христианство, совершенно отрешилась от узкого ветхозаветного формализма и слилась не только в верованиях, но и в обрядах с остальными христианами, уверовавшими из язычников, то другая более фанатичная часть стала резко проповедовать о соблюдении постановлений Ветхого Завета и еще крепче ухватилась за соблюдение этих обрядов. Они учили, что без этих обрядов нельзя быть истинным христианином. Эта партия отделилась от церкви, и затем в свою очередь, как всегда бывает, сама разбилась на несколько отраслей. Некоторые писатели насчитывают от 5 до 6 этих иудействующих сект. Эти секты существовали в христианстве во II веке.

Не совсем ясно: в чем состояло различие в верованиях и обычаях каждой из этих сект. Но из писаний Иустина Философа, жившего уже во второй половине II века, мы можем получить такое понятие, что в иудействующей секте главным образом имели значение три партии: одна самая строгая и фанатичная, которая не только для себя желала навсегда удержать соблюдение ветхозаветных постановлений, но которая и от язычников, принимавших христианство, непременно требовала соблюдение этих обрядов; а иначе не считала возможным считать их истинными христианами. Другая партия более умеренная, которая желала только для себя, для иудейского племени, оставить соблюдение старых обрядов, но вместе с тем допускала возможность для язычников не соблюдать эти обряды. Третья партия желала стоять на почве Ветхого Завета, однако принимала в свои воззрения много такого, что очевидно проникло в христианство и иудейство из каких-то других источников: из языческих религий, из философских систем и т.д.; эта партия по внешности старалась соблюдать иудейские обычаи, а по идеям стояла далеко от смысла Ветхого и Нового Завета. Впоследствии эти партии получили определенные названия. Первая фанатичная партия получила название Евионитов. Это название одни производят от какого-то Евиона, который был влиятельным лицом в этой секте; но сведений о его жизни не имеется никаких, поэтому древние объясняли это название в смысле нарицательном. Евион по-сирски значит нищий, и думают, что это название присвоено Евионитам, потому что они вместе с другими старыми обычаями, высказавшимися в первобытной Иерусалимской христианской общине, желали удержать и первобытную нищету, общение имущества. Действительно о них сохранилось известие, что известное изречение Христа в Евангелии Матфея: «блаженны нищие духом» они читали без прибавления слова «духом», т.е. самое материальное нищенство считали добродетелью и необходимым требованием христианства. А христианские писатели впоследствии стали называть их евионитами в смысле ироническом: «евион – нищий», их называли нищими по их скудоумию, по грубости понятий о христианстве.

Другая партия стала называться Назореями. Название назреев первоначально удержалось за всеми палестинскими христианами, которые, принимая христианство, удерживали ветхозаветные обряды. Но потом, когда палестинские христиане совершенно отступили от этих обрядов, слились с христианами из других народов, то название назореев удержалось именно вот за этой сектой, которая навсегда хотела удержать ветхозаветные обряды, но не обязывала к принятию этих обрядов язычников, обращавшихся в христианство. Эта партия уже не столько была еретическая, сколько раскольническая, т.е. по верованиям она не отделялась от церкви, а только по обрядам, по старым иудейским обычаям.

Третья партия, в которой к иудейским понятиям и обычаям примешивались разные идеи, заимствованные из чуждых источников – это партия гностически-евионитская, называлась впоследствии элкезаитами. Последняя партия совершенно слилась с другими гностическими сектами; а первые партии евионитов и назореев удерживали свое существование до IV, а в иных местах до V века. Чем далее эти секты находились в разобщении с церковью, тем более понятия их грубели; и в следующие века мы замечаем, что не только в обычаях, но даже и в сущности веры, эти партии отличались от христианства – особенно фанатическая партия евионитов. В ней уже совершенно извратился смысл христианства; самое понятие о Христе Искупителе сделалось у них чисто ветхозаветным иудейским: это уже не Сын Божий, а только ветхозаветный пророк, пришедший на землю, чтобы обновить ветхозаветную иудейскую религию и восстановить строгое соблюдение обрядов и Закона Моисеева. В этом смысле они и полагали сущность царствия Божия, основанного И. Христом.

Далее у этих сект, не только у евионитов, но и у назореев, присоединилась еще особая черта относительно царствия Божия – черта, имеющая особое значение в истории христианства первых веков. Так как царствие Божие должно было иметь у них внешний характер, должно было состоять в соблюдении ветхозаветных обрядов и должно открыться в иудеях. Это царство они представляли в земном, чувственном виде, исполненном наслаждений, соединяли его с земным могуществом. А между тем история христианства совсем не оправдала этих чаяний. В жизни христианство не только не имело славы, но было в уничижении, и христиане не только не явились владыками земли, но были гонимы, угнетаемы. Поэтому возникла мысль, что должно последовать второе пришествие И. Христа; тогда-то и откроется Его царство на земле. Сам Христос говорил, что это будет перед концом мира; но они думали, что еще ранее открытия этого небесного царства, ранее конца мира, должно открыться земное, чувственное царство на земле, и это царство, по одному неясному месту в Апокалипсисе, они думали, будет продолжаться тысячу лет; т.е. прежде чем открыться небесному царству Христос покажет на земле предначинание этого царства для Своих избранных. Это верование в тысячелетнее царство с избранниками Христа и получила название хилиазма. Начиная с древних иудействующих сект, это верование проникло к другим сектам, к монтанистам, к сектам средневековым и встречается даже в самых новейших сектах, например, у английских ирвингиан возобновилось вновь уже в нынешнем столетии. В древние века христианства это верование получило сильное распространение не только между иудействующими сектами, но и между православными христианами, и не только между простыми людьми, но некоторые из учителей церкви II века держались этого мнения, например, Папий Иерапольский, Иустин Философ, Ириней Лионский. Так как в то время не совсем еще ясно христианская экзегетика и герменевтика разъяснили эти таинственные слова Христа о двух Его пришествиях, то некоторые связывали с одним пришествием земное царство, пред концом мира. В грубых иудействующих сектах это царство Христа представлялось совсем в чувственном виде, в земном могуществе и наслаждениях, даже в угнетении иудеями других наций; а у христиан оно получило тонкий, духовный характер. Они ожидали, что на земле откроется царство Христово – это христианская церковь – церковь мир, правды и святости, и это будет последнее средство со стороны Искупителя мира показать людям привлекательность этого высшего духовного царства даже и на земле, показать другим, неверующим: как идеально, высоко это царство, которое состоит из одних избранных, в котором будут царить идеалы правды, мира и святости. Но впоследствии это верование стало более и более ослабевать.

Иудействующие секты вообще отличались привязанностью к Ветхому Завету, между прочим и в своих верованиях опирались главным образом на писаниях Ветхого Завета; поэтому у них распространилось особое уважение к ветхозаветным книгам, они даже сделали кое-какие свои толкования на ветхозаветные книги, именно во II веке из среды этих сектантов вышло несколько ученых, которые сделали новый перевод Священных книг Ветхого Завета на греческий язык. В Александрии века за три до христианства распространился древний перевод так называемый перевод 70 толковников, сделанный в Александрии. Вот этим переводом сектанты были недовольны, и вот явились во II веке ученые: Акила, Феодотион и Симмах, которые сделали новый перевод, отрывки которого сохранились в описаниях христианских учителей: Оригена и других. Эти переводы важны в том отношении, что мы можем представить себе параллель к 70 толковникам. Но из книг Нового Завета они принимали только те книги, которые были написаны на еврейском языке и для христиан, главным образом, из иудеев палестинских, т.е. они принимали Евангелие Матвея, которое удержалось у них под названием Евангелия Евреев. Другие новозаветные они отвергали; но потом, сообразно со своими понятиями, они стали переделывать и Евангелие Евреев и в тех сведениях, которые мы имеем от писателей уже IV века, например, от Епифания и Иеронима, видно, что это Евангелие было значительно искажено, что в него начали вносить некоторые места из других евангелистов: Марка, Луки и Иоанна; это потому что, отвергая другие Евангелия, они вместе с тем сознавали, что в них есть очень много важного для понимания христианского учения; поэтому целиком они отвергали эти Евангелия, но отрывки, места наиболее подходящие для их понятий они переносили в свое Евангелие Евреев. Но в это Евангелие они стали переносить даже такие идеи, такие выражения, которые отражали на себе влияние так называемых гностиков, влияние идей, перешедших в христианство совсем из чуждого христианству языческого мира. Еще Ориген приводит такие места из Евангелия Евреев. Затем во II веке между египетскими христианами распространилась другая редакция этого Евангелия, которая в V веке известна была под названием Евангелия Петра. Обе редакции Евангелия Евреев ученые считают искажением нашего Евангелия Матвея. Евангелие Петра считается искажением Евангелия Марка, который, как известно, был учеником ап. Петра, и написано было с соизволения ап. Петра. Но об Евангелии Петра мы имеем еще менее сведений, чем о Палестинском Евангелии. Из него мы имеем лишь некоторые отрывки, например, у позднейших писателей приводится отрывок о родстве И. Христа; но его характер и общий смысл остаются неясны. А затем кое-что из церковного Евангелия Матфея, несогласное с их понятиями опускалось, например, в том же Евангелии Матфея опускались все первые главы, в которых рассказывается о сверхъестественном рождении И. Христа, потому что они отвергали эту сверхъестественность, Христа они считали естественным сыном Иосифа и Марии, а назореи отвергали из этих глав лишь первую главу, в которой излагается так называемая родословная И. Христа. Начиная с Давида, с Авраама они опускали первые 14 стихов первой главы Евангелия Матфея.

Поименованные секты имели значение для христиан и были опасны в самом начале христианской истории, когда христианство только что вышло из иудейства и само еще удерживало некоторые обычаи иудеев, и когда большая часть христиан была из иудеев. Тогда проповедь этих сект была очень опасна: она могла сбивать с толку новообращенных язычников. Им не ясно было: как же собственно христианство относится к ветхозаветному иудейству, потому что христиане многое удержали Ветхого Завета, а многое оставили; а эти секты желали удержать в христианстве все постановления Ветхого Завета. Но потом, по мере того как христианство распространялось между язычниками и большинство христиан было из язычников, между ними стали появляться значительные церкви; иудейские секты все более и более стали терять значение в христианстве, и к IV веку это были жалкие остатки христиан староверов, которые вопреки течению христианской истории хотели удержать иудейство в старой форме. В V веке эти секты исчезли совершенно, и много говорить о них в истории нечего.

Но в новое время этим сектам стали придавать большое значение некоторые ученые Тюбингенской школы, которые старались произвести самое христианство из иудейства. По их понятиям первоначальное христианство и было именно то, которое держалось у этих сектантов евионитов, и только впоследствии, со времени проповеди ап. Павла, христианство явилось с другим характером. Поэтому тюбингенцы полагают, что Священные Писания евионитов гораздо древнее наших христианских Писаний; например, будто бы наше Евангелие Матфея было переработкой старого евионитского Евангелия и Египетского Евангелия Марка, известного под именем Евангелия Петра. Потом явились у этих сектантов апокрифические книги: Деяния Апостолов, Апокалипсис; о них мы не имеем никакого определенного понятия. Но тюбингенцы стали думать, что и другие новозаветные книги образовались из первообразных евионитский Священных писаний. Эти мнения тюбингенцев, конечно, несостоятельны: евионитские Евангелия были не древней формой христианства, а лишь искажением христианских писаний. Сектантские писания распространились главным образом со II века. Евионитское Евангелие Евреев и Египетское Евангелие Петра вовсе не были прототипами Евангелия Матфея или Марка, но скорее их искажением, потому что Евангелие Евреев, – насколько о нем сохранились подробные сведения у писателей IVвека Иеронима и Епифания, – отличалось более сложным характером, чем наши канонические Евангелия, поэтому нужно предполагать, что евионитские Евангелия были искажены, а не наоборот – это по крайней мере нужно сказать о Евангелии Матфея; а что касается Евангелия Петра, Евангелия Египтян, то и говорить решительно ничего нельзя, потому что об этих Евангелиях до нас не сохранилось ничего ясного. Затем, эти фанатичные иудействующие секты совершенно отвергали писания ап. Павла, как главного обличителя их, не считали его за настоящего апостола, а за самозванца.

Вот древнейшие секты в христианстве, так называемые иудействующие, которые произошли из приноровления нового христианского учения к старым понятиям и формам иудейства. Если таким образом открывается, что при первоначальном соприкосновении с иудейской религией, не чуждой христианства, а представляющей только низшую ступень того же христианства, если при таком соприкосновении явилось искажение настоящего христианства, явились секты, то тем более подобного искажения нужно было ожидать тогда, когда христианство из среды иудейства перешло в другую среду, в другой строй и здесь встретилось со множеством языческих верований, с различными мифами разных древних религий, с философскими учениями и т.д. Иудейство все-таки было религией единой, цельной, и христианство в среде иудейства не могло очень оразнообразиться, заразиться примесью других нехристианских понятий. Но язычество представляло из себя строй самых разнородных и разнообразных верований, понятий, обычаев и т.д. И вот со всей этой смесью, со всем этим разнообразием должно было встретиться христианство, и, понятное дело, что это разнообразие старых верований значительно должно было отразиться на христианстве в некоторых частях. Это дало начало образованию новых сект, известных под общим именем гностицизма.