Религиозные волнения в христианской церкви в период Вселенских Соборов

Переходим теперь к следующему периоду, к истории появления сект со времени Константина Великого. Прежде всего, следует охарактеризовать общие явления в этой время. С IV по IX век с внутренней стороны борьба церкви с ересями как будто ослабевает, но внешняя борьба усиливается более, чем в первые три века. С IV века число сект в христианском мире гораздо меньше, чем в первые три века. Во II веке одних гностических сект насчитывались целые десятки, между тем как в течение этих пяти веков (с IV по IX) появились только арианство с учением Македония в IV веке, затем несторианство и монофизитство в V и VI веке, вследствие которых появилось монофелитство в VII веке, и наконец ересь иконоборческая в VIII и IX веках. Вот наиболее значительные секты в эту эпоху.

По внутреннему значению эти новые секты также представляются, по-видимому, гораздо менее значительными, чем секты первых трех веков. Древние, особенно гностические, секты отличались тем, что они построяли целые религиозно-философские системы, во всех пунктах разноречившие с христианством, догматам христианства они противопоставляли свои мнения; там вырабатывалось целое миросозерцание, противоположное общему христианскому миросозерцанию. Секты же IV века далеко не представляли по своему внутреннему характеру такой противоположности с христианством: все эти новые секты касаются только одного какого-нибудь христианского догмата, одного религиозного вопроса, частного. Эти секты в своих воззрениях представляют даже мало нового, оригинального; большею частью эти воззрения представляют лишь видоизменение каких-нибудь старых мнений, уже развивавшихся в первые века христианства. Например, арианство, как мы увидим далее, есть только одна из отраслей монархианской ереси III века. Учение Нестория и монофизитство в V веке возобновили – и притом в смягченном виде – те мнения о лице Христа, которые развивали гностические секты. Таким образом, ни по числу, но по широте учения, ни по новости и оригинальности воззрений эти новые секты, начавшие развиваться с IV века, по-видимому, не представляют такого значения, как древние секты. И между тем мы видим, что внешнего исторического движения эти секты производят гораздо более, чем древние; мы видим, что борьба сект с церковью получает особенно сильный характер в главнейших центрах церковно-исторической жизни, там, где прежде происходила борьба христианства с язычеством. История гонений, история борьбы христианства с язычеством представляется на первом плане в течение первых веков; в эти же века на первом плане выдается борьба церкви с сектами. Около этой борьбы сосредоточиваются все другие явления и стороны церковной жизни. Во внешнем течении история этой борьбы получает такое развитие, что некоторые секты борются с церковью в продолжении целых столетий, например, арианство в течение IV века, несторианство и особенно монофизитство с V века почти до конца VII века, иконоборчество в VIII и первой половине IX века. Мы видим, что в этой борьбе взаимные отношения церкви и сект нередко так меняются, что церковь, хотя является более и преобладает внутренней нравственной силой, но по внешнему значению иногда будто секты совершенно одолевают церковь, получают господствующее положение в Византийской империи, так что, например, в течении IV века арианство приобретает временное господство над православием; в V, VI и VII веках монофизитство нередко берет перевес над православием; в VIII, IX веках иконоборчество является силою, стремящейся ниспровергнуть церковь.

Далее, хотя эта борьба в дальнейшие века прекращается, секты эти теряют значение, но последствия этой борьбы надолго остаются, не так как в первые века секты быстро появлялись, но быстро и исчезали и большею частью после себя не оставляли последствий. Эти же секты, начав развиваться с IV века, прямо вступают в борьбу с церковью и по-видимому угрожают одолеть ее; но потом, когда они были осуждены церковью, они теряют значение в целом христианском мире, но удерживают его в отдельных частях церкви, среди целых народов, преимущественно тех, которые расположены были по окраинам Византийской империи. Поэтому эти страны и народы были отторгнуты от церкви благодаря этим сектам; таким образом, эти секты имели не только религиозное, но и политическое значение. Христианские страны, отпадшие в несторианство или монофизитство, и в политическом отношении отпали от Византийской империи; а это впоследствии много содействовало тому, что рядом с Византийской империей на Востоке возникла новая сила: магометанство, занявшее главным образом те страны, которые прежде отделились от православной церкви и от Византийской империи. Таким образом, последствия борьбы сект с церковью были громадны не только в церковно-религиозном, но и в политическом отношении.

Для внутреннего развития церковной жизни борьба сект с церковью в период от IV по IX век имела те последствия, что она создала громадную христианскую догматико-полемическую литературу. Хотя новые секты и не важны, но они вызвали против себя самых лучших христианских деятелей. Большая часть церковной греческой литературы направлена была против этих сект и имела догматико-полемический характер, рассматривала с той или другой стороны христианские догматы и таким образом способствовала развитию христианского богословия. Является какое-нибудь мнение, искажающее известный догмат, и вот против этого мнения церковные учители выясняли положительные церковные воззрения. Таким образом, вырабатывались и разъяснялись христианские догматы веры.

Мало того что в борьбе с сектами церковное учение разъяснялось и вырабатывалось усилиями христианских писателей, но вырабатывались общие меры для охранения православия против сектантов. Кроме сочинений отдельных писателей, направленных против того или другого лжеучения, церковь в это время особенно часто созывала соборы и не только поместные соборы, которые собирались еще во II и III веках, но Вселенские Соборы; так назывались соборы, на которые собирались представители со всего христианского мира, и которые постановляли такие решения, которые принимались всей христианскою церковью. Таким образом, эта эпоха является и называется с одной стороны эпохой борьбы сект с православием, с другой стороны преимущественно эпохой положительной разработки христианского учения, историей развития христианских догматов, эпохой Вселенских Соборов.

Вот какое значение получила борьба сект с церковью в период от IV по IX века. Чем же обусловливается это явление, чем объяснить то обстоятельство, что секты меньшие и по количеству и по своему внутреннему характеру, менее оригинальные произвели однако такое сильное движение в христианской церкви и сопровождались такими громадными результатами для развития церковной жизни? Можно указать несколько причин этого. Первая причина заключается в особенных свойствах той национальности, того племени, которое с IV века особенно стало выдаваться и получило главенствующее, руководящее значение в христианском мире; мы разумеем греческую нацию, греческое племя. Несомненно, что уже из первого века греческое племя из всех племен получило наибольшее значение в христианском мире: и христианские догматы и христианское богослужение – все выработано греческим племенем, на греческом языке. Наиболее даровитое и образованное греческое племя стояло во главе всех других христианских племен: сирийцев, египтян, финикиян, римлян, романских и других народов. Но все-таки в первые века греческая нация не получила еще такого преобладающего значения над другими народами, как с IV века, когда центр христианского мира и вместе с тем центр Римской империи перенесен был с Запада на Восток, утвердился в Византии. Тогда греческое племя и в административном и в культурном отношении стало во главе всех других племен, входивших в состав тогдашнего христианского мира. Правда, это греческое племя уже значительно изменилось, это не были чистые потомки древних эллинов, а это было ново-греческое племя, которое начало образовываться с этого времени. Сюда вошли с Запада отчасти романские элементы, а поэтому эти новые греки называли себя ромеями. Сюда вошла стихия из начавших в это время усиливаться на Балканском полуострове славянских народов, стихия очень сильная в греческом населении Византийской империи. Но все-таки по языку это было греческое племя. Припомним теперь особые свойства греческого племени, которыми оно отличалось от других племен: необыкновенная живость, способность к самым высшим философским и метафизическим умозрениям с одной стороны, с другой – к широкому развитию общественной жизни, как это известно из древней греческой истории, а из истории первых веков христианства мы знаем, что они отличались страстным стремлением к рассуждениям, спорам, разделению на партии при широком развитии общественной жизни, начало которому было положено еще во времена республики – все, что вырабатывалось в жизни народа, не оставалось под спудом, но выходило на площадь, возбуждало сильное общественное движение и т.д. Отсюда у греков постоянная страсть к спорам, к образованию новых философских, религиозных и политических партий. В древней Греции до появления христианства интерес этих рассуждений и споров сосредоточивался на вопросах политических. Каждая из греческих республик имела своеобразные формы правления: в Афинах была республика аристократическая, в Спарте – демократическая; вот о преимуществах того или другого образа правления греки и спорили. Когда Греция была покорена римлянами, в ней усилились философские и научные вопросы, из-за которых греки постоянно делились на партии: перипатетики, последователи Аристотеля, постоянно спорили с академиками, последователями Платона, стоики с эпикурейцами. Не говоря о тех греках, которые понимали сущность споров, но за ними шли толпы людей, мало понимавших сущность спора, но которые увлекались спорившими людьми и присоединялись к той или другой партии, смотря по тому, кто и какой руководитель партии.

С появлением христианства философские интересы в Греции стали ослабевать; хотя философия продолжала развиваться в школах новоплатоников, новопифагорийцев, новостоиков, но она видимо падала. Явилась новая сила – христианство, и эта сила вызвала литературную борьбу между язычеством и христианством во II и III веками. В эти века эта борьба составляла преобладающее, общественное, самое выдающееся явление в истории: на ней сосредоточивался главный интерес христианской церкви. Но с IV века язычество падает, теряет свое значение в политическом отношении; культура и философия языческая, хотя продолжает существовать, но в жалких остатках, и борьба языческой философии с христианством имеет уже мало значения. Но с этого времени, когда пали интересовавшие греческий народ и политика и философия, все более начали выдаваться новые интересы, интересы христианской религии. Эти интересы имели значение и в первые три века, но тогда по внешности эти интересы не могли выдаваться, потому что борьба язычества против христианства подавляла внутреннее развитие христианской жизни. С IV века борьба с язычеством кончилась, поэтому большее значение приобрели внутренние интересы и вопросы церкви, которые стали возникать в борьбе христианских партий между собою. Поэтому-то, хотя у церкви были споры с гностицизмом, с монархианством, но тогда эти споры не выдавались в общественной жизни, потому что они уступали преобладающее значение борьбе христианства с язычеством. Но теперь эта борьба окончилась и на первый план выступила борьба церкви с различными сектами. Религиозные интересы сделались сильными общественными, т.е. политическими интересами и выступили на первый план церковно-богословские вопросы. Решением этих вопросов стали заниматься не только те люди, которые дорожили христианскими убеждениями, но и люди довольно равнодушные; богословские вопросы стали любимыми вопросами общества.

И вот мы видим, что в IV веке и в дальнейшие века в греческой церкви богословские вопросы получают такое значение, какое в настоящее время трудно себе представить. Если бы могли составить себе ясное понятие о том, какое значение имеет в наше время борьба из-за интересов политических, социальных, литературных, то переносясь в то время, мы можем сказать, что никакие вопросы – ни политические, ни социальные, ни литературные – не способны так волновать общество, как в то время волновали вопросы богословские. В них выражалась вся общественная жизнь, жизнь народа. В те века споры из-за богословских вопросов не ограничивались какой-нибудь узкой сферой, например, спорило или волновалось духовенство, но не только духовенство, не только высшие и интеллигентные слои общества, но все классы общества; двор разделялся на несколько партий, смотря по тому, какие партии держались того или другого богословского вопроса. Низшие классы общества принимали сильное участие в этих религиозных спорах. По свидетельству писателей IV века Григория Богослова и Григория Нисского в то время нельзя было пойти на рынок купить хлеба, чтобы продавщик или продавщица, давая сдачу, не спросила покупателя: какого мнения ты держишься: Христос равен или не равен Отцу? Из того же IV века мы имеем такие свидетельства, что даже дети, подражая взрослым, настолько увлекались, что, составляя игры, они называли себя арианами, другие полуарианами и третьи православными, и не только игры, но иногда бывали и рукопашные схватки. Все это показывает, что богословские вопросы и интересы не заключались только внутри, но выражались с особенною страстностью (характеристическим свойством греческой нации) и вовне. Иногда эти люди, так горячо спорившие о религиозных вопросах, в жизни были равнодушны к высшим религиозно-нравственным христианским идеалам, и вся приверженность их к религии выражалась в этой вот диалектике, в разделении на партии. В IV веке в христианство стали обращаться целые массы не по внутреннему, нравственному убеждению, а потому что христианство явилось крепкою общественной и политической силою, и что такие люди по жизни оставались очень равнодушны к христианству, продолжали жить по-язычески. Но тем сильнее увлекала их метафизическая сторона христианства, тем сильнее они увлекались спорами о догматах.

Впрочем, эти рассуждения не ограничивались одним отвлеченным характером, а переходили в сильную общественную борьбу, образовывались партии подобно партиям Платона, Аристотеля и стоиков, или подобно тем партиям, которые образовались в Коринфе во времена апостолов: партия ап. Петра, Павла, Аполлоса и т.д. Разделение на партии еще более усиливалось, осложнившись внешними общественными мотивами; новые вопросы вносили новое движение и брожение, одна партия сталкивалась с другой, и из этого возникала самая горячая борьба. Этому положению дела очень много способствовали те отношения, в какие становилось Византийское правительство к церкви. С IV века Византийское правительство не только дало свободу внутреннему развитию христианской жизни, но оно взяло на себя задачу покровительства церкви и христианству, и так как в Римской империи правительство издавна привыкло мешаться в религиозные дела, так сказать, опекать религию, и хотя христианство впервые провозгласило разделение между внутреннею и внешнею областью человеческой жизни, между политикой и религией, и хотя христианство впервые провозгласило, что само оно должно быть неприкосновенно для внешнего правительственного контроля и руководства, тем не менее, римские императоры не сразу отвыкли от роли мешаться в религиозные дела. Правительство хотело руководить постановкой религиозных вопросов, так или иначе, решать их. Правительство объявило себя покровителем христианской церкви, желало быть христианским правительством. Но оно застало в империи очень много различных сект, каждая из которых старалась представить себя истинным христианством; таким образом, для правительства открылась трудная задача – решить: какому же христианству покровительствовать? Эта задача осложнялась тем, что прежние секты, появляясь в христианском мире, выступали прямо против церкви, очень характерно искажали учение церкви, как например гностические секты; но новые секты не так прямо выражали свое уклонение от христианства, как в прежнее время, новые секты старались смягчать, маскировать свои уклонения от истины, чтобы представить свое учение истинным, чтобы привлечь правительство на свою сторону. А светское правительство, конечно, не было так компетентно в тонких богословских вопросах, само оно нередко путалось, желало стать на сторону истинного христианства, но вместо того получало еретическое направление. Этим объясняется то обстоятельство, что в IV веке целый ряд государей вместо православных покровительствовали арианам, монофизитам, а в VIII и IX веках – иконоборцам. Правительство в этом случае действовало искренне, оно желало покровительствовать истинному христианству, но будучи некомпетентно в различении истинного христианства от тонких видов ересей, подделывавшихся под истину, оно само запутывалось в этих спорах и еще более усиливало их, потому что где правительство вмешивается в решение вопросов внутренних, духовных, научных, литературных, религиозных, тогда уже это дело переходит из области чисто нравственной на почву борьбы политической.

В прежние века борьба церкви с ересями держалась только на нравственной почве: церковь не могла противоставить ересям политической силы и действовала путем убеждений, путем литературных споров и т.д. Правительство желало покровительствовать той или другой религии, поэтому пущены были в ход всевозможные меры, посредством которых одна политическая партия старалась одержать верх над другой. Теперь изменились и самые цели борьбы. В первые века борьба велась чисто из-за одних убеждений, одна партия старалась доказать другой, что в ней находится истина, и что противная ей партия учит ложно. Теперь же борьба ведется не из-за одних идей и убеждений, а из-за политических выгод, привилегий и т.д. Какую партию правительство принимало под покровительство, та партия пользовалась доходами, получала лучшие места; а другая партия не только лишалась покровительства власти, но прямо подвергалась преследованиям; и эта борьба в те темные времена, когда религия не получила еще своего чисто духовного значения в глазах людей, когда духовная борьба переходила во внешнюю борьбу, когда были времена фанатизма; тогда в этих спорах церкви с сектами обнаруживались самые резкие явления фанатизма. Каждая партия старалась на свою сторону привлечь правительство, старалась вытеснить другую партию, возбуждала против нее преследования с целью искоренить, подавить ее. Нужно впрочем сказать, что первоначально стали поднимать преследования не представители православия, церкви, а сектанты, именно раскольничья партия донатистов; за ними пошли ариане. Константин Великий сначала уклонялся от непосредственного вмешательства в религиозную борьбу, но ариане различными путями успели втянуть правительство в свое учение, и они первые начали употреблять насильственные политические меры против православной партии. Начались интриги, затем преследования, лишения мест, ссылки, закрытия храмов; к концу IV века дело стало доходить уже до казней если не прямых, то застращиваний, тайными способами велено было отравлять, умерщвлять, топить представителей той или другой религиозной партии. Первыми стали на эту почву еретики, но потом и православные; конечно, не все были чистые и святые, поэтому, когда они захватывали в свои руки преобладание, то отплачивали еретикам тем же, что сами прежде терпели от них: еретиков преследовали, лишали должностей, заключали в тюрьму, конфисковали имущество, ссылали и т.д. Через это борьба получала острый, жгучий, страстный характер, потому что борьба сделалась не только религиозной, но и политической.

Этой страстности помогали еще некоторые обстоятельства, например, в тогдашней правительственной системе, в характере политической жизни, какая развилась тогда в Византийской империи. Этот характер состоял вот в чем. В Византии утвердилась твердая монархическая система, доходившая нередко до деспотизма. Но в греческом народе, сохранившем воспоминания о старой республиканской свободе, еще не улеглись свободные политические стремления, и общественные силы пользовались всяким случаем, чтобы заявить о свободе отношений к правительству. Хотя в Византийской империи была строго-монархическая система, но в ней не было твердого и определенного порядка престолонаследия, здесь постоянно менялись царские династии. Ни одна династия (кроме последней династии Палеологов) не держалась на престоле более столетия – в трех-четырех поколениях. Нередко бывало так, что династии сменялись в течение десятков лет, несколько узурпаторов захватывали власть, были свергаемы, и ни один из них не оставался основателем династии для империи. Поэтому при Византийском дворе постоянно были заговоры, интриги, перевороты; то один, то другой претендент на престол захватывал власть у своего соперника.

Из-за чего же велась эта борьба? Какое знамя воздвигала та или другая партия, чтобы взять перевес над другою партией? Собственно говоря, никакого определенного политического знамени не было в Византийской империи, например, борьбы между той или другой политической системой не было, потому что признавалась одна и та же монархическая система, а нужны были предметы для борьбы. И вот эти предметы избирались из той сферы, которая наиболее увлекала общественное внимание, из сферы религиозной. Главным образом, партии избирали для себя религиозное знамя: если одна партия держала сторону православных хоть и не по внутреннему убеждению, а по расчету, то другая партия выставляла сектантское знамя; или, например, при дворе приобретала силу партия Нестория, тогда выдвигалась партия монофизитов; по-видимому, из религиозных интересов и искреннего возбуждения частные люди, учители церкви в этих спорах увлекались религиозною стороною, но разным политическим вожакам эти стороны нужны были для достижения чисто внешних придворных и политических целей. Религиозное знамя служило прикрытием целей между разными претендентами на императорский престол. Других знамен нельзя было найти; были еще мелкие, но имевшие значение в Византийской империи, которые становились рядом с религиозными интересами – это интересы цирка. Греки были страстными любителями цирка и зрелищ; эта страсть сильно развилась в старой Римской империи и потом перешла в Константинополь. Под влиянием христианства приверженность к цирку получила более мягкий характер: старые зверские страсти, как например, к гладиаторским боям и к травле людей дикими зверями были оставлены, но конные состязания в цирке остались. Гипподром привлекал массы зрителей, но самое любимое и по-видимому невинное развлечение цирком оставалось; эти интересы гипподрома стояли рядом с интересами религии и нередко переплетались, так что одна партия выставляла религиозное знамя и к тому же присоединялось еще разделение партий по гипподрому, по цирку. Как известно, различные партии обозначались разными цветами: одна голубая, другая зеленая. Борьба между ними отличалась иногда страшным, кровавым характером; например, при императорах Анастасие и Юстиниане в цирке произошло столкновение различных религиозных и политических партий, которое стоило жизни десяткам тысяч народа. Все эти интересы, т.е. придворные интриги, политическая борьба, религиозные споры и интересы цирка так осложнялись, перепутывались, что происходили постоянные волнения, которые происходили в Византийской империи в течение всего этого периода, начиная с IV по IX век.

Нужно еще указать несколько причин, объясняющих эти волнения. В столице главным образом борьба религиозная смешивалась с политическою, придворною, и через это получала страстный, резкий характер; в провинции и особенно на окраинах империи эта борьба богословских партий соединялась с племенными, национальными отношениями разных народов, входивших в состав Византийской империи. Византийская империя не отличалась цельным характером, составом одного племени, т.е. она не похожа, например, на наше Русское государство, в котором хотя много племен, но одно русское племя несомненно настолько превосходит своею численностью все другие племена, что серьезной борьбы между ними быть не может, так как преобладающее племя одно; Византийская империя более похожа была на теперешнюю Австрийскую, в которой немецкое племя по-видимому считается господствующим, но это племя гораздо менее по числу и слабее других племен, например, мадьяр, славян и др., или разные племена равносильны и потому находятся в постоянной борьбе из-за преобладания в государстве того или другого племени. Вот такою была и Византийская империя. Главное население империи было греческое, хотя не чисто греческое, а так называемые новогреки или ромеи, воспринявшие романский элемент и перемешавшиеся с славянами; но они не были преобладающим племенем: в самой Европейской Византии рядом с греками жило много славян; в Малой Азии жило много сирийцев, армян, арабов; в Египте преобладающим племенем были копты, их было гораздо более греков. Но греческое племя, как правительственное, хотело подчинить себе все другие имперские племена; это высказывалось, например, в том, что чиновниками везде были греки, судопроизводство везде происходило на греческом языке. И в церковной жизни мы замечаем то же явление, например, богослужение везде совершалось по-гречески, хотя у других племен издаваемы были на родном языке свои переводы Св. Писания. Литература греческого племени преобладала вообще в империи, и это не потому только, что оно было правительственным племенем, но и потому что греческое племя было самое даровитое и самое образованное из всех христиан Востока. Понятно, что другие племена неохотно выносили это преобладание, тем более, что греки нередко злоупотребляли этим преобладанием и до крайности придавливали национальное развитие других племен. Поэтому у тех всегда была затаенная вражда к грекам, и они пользовались всяким случаем, чтобы восстать против греков и отделаться от них; а случаи всегда представлялись в той области, которая тогда наиболее занимала общественное внимание, т.е. в области религиозной, богословской. Как скоро возникал новый спор, какая-нибудь сильная секта, то это отзывалось на окраинах империи тем, что если Византийское правительство становилось на сторону православия, то какая-нибудь из отдаленных окраин становилась одна на сторону несторианства, другая на сторону монофизитства и т.д. Это еще более усиливалось тогда, когда новые сектантские учения, от времени до времени появлявшиеся в Византийской империи, представляли видоизменение старых гностических учений, а характер гностических учений в том и состоял, что в них христианские воззрения переплетались с остатками разных языческих представлений и суеверий, издавна державшихся в различных странах, например, в Египте с пантеистическими идеями, прежде господствовавшими здесь, в Сирии с восточным дуализмом. Когда являлась какая-нибудь новая секта, хотя отчасти напоминавшая старое учение, например, монофизитство напоминало старое пантеистическое учение, то сейчас же эта секта приобрела сочувствие в Египте между коптами; несторианское, дуалистическое учение встретило симпатии в Сирии и Персии и т.д. К религиозным осложнениям примешивалась племенная вражда, стремления и побуждения чисто национальные, племенные. Все это искало случая, чтобы отделить народы от Византийской империи. Все эти армяне, персы, сирийцы, копты хотели завоевать себе самостоятельное, национальное развитие в церковной жизни. И вот мы знаем, что вследствие несторианства сирийцы и часть персов отделились от церкви. Эти отпадения вначале очень возбуждали сектантов. Немедленно у них богослужение учреждалось на национальном языке, начинала развиваться национально-богословская литература, развивалась миссионерская деятельность; например, у несториан, которые посылали своих миссионеров в Восточную Азию – в Индию, Китай, Туркестан, Монголию. Но потом оказывалось, что это возбуждение было непродолжительно, потому как скоро они отпадали от церкви, сейчас обнаруживалось, что эти учения, вследствие которых известные племена отпадали от православной церкви, были мелкими, узкими, потому и не имели прочного развивающего влияния на своих последователей.

Церковь в христианском мире всегда представляла главное прогрессирующее и цивилизующее влияние, без крайностей, не поспешая и не останавливаясь в своем развитии. Русло церковной жизни всегда было самым широким христианским руслом, по которому жизнь шла вперед, а эта отдельная жизнь, которая основалась в различных сектах, на первых порах могла представляться живою и бурною, но скоро оказывалась узкою, мелкою, и развитие жизни и мысли очень скоро останавливалось. Это объясняется тем, что в православной греко-восточной церкви, хотя и с разными остановками, жизнь развивалась и продолжала развиваться из древних веков и до нового времени; а в несторианстве, монофизитстве эта жизнь давно иссякла, эти отдельные отрасли совершенно ослабели. Из всех восточных племен наиболее даровитое и вместе с тем наиболее близкое к православию, которое по недоразумению отделилось от церкви, но которое по смыслу своего учения согласно с православием, которое в Средние Века продолжало давать живые обнаружения и теперь имеет их, это армяне. А ведь другие восточные племена, отделившиеся от православной церкви, огрубели, одичали – копты, абиссинцы, эти сирийские несториане или халдеи, курды. Они сами собою пали, потому что главные условия общественной жизни заключаются в православии, а не в тех односторонних и неправильных толкованиях христианства, которым последовали отделившиеся от православного мира секты.

Укажем еще одну научную и литературную причину религиозных волнений с IV по IX век. С IV века, когда христианство получило более материальных средств, стало сильнее, тогда свободнее стали развиваться богословские науки и литература. Хотя богословие более уясняло христианское учение своим последователям и утверждало более мира и порядка, но и в богословской науке и литературе отразились все те же страсти и законы развития, которые сказываются и в светской науке и литературе. Нет людей более развитых, но нет и более самолюбивых, щекотливых, как ученые; поэтому, где является широкое развитие литературы, там является разделение на партии и горячая литературная полемика между партиями. И в христианстве возникло несколько направлений или партий, обозначился несколько различный характер в литературе греко-восточной и западной латинской, различный характер в школах; например, в Александрийской богословской школе, которая отличалась высшими философскими стремлениями, было пристрастие к аллегории, к мистицизму. Антиохийская школа наоборот старалась относиться к христианству более просто и прямо, не столь философски и аллегорически, как Александрийская школа, в ней было влечение к буквальному, филологическому изъяснению Св. Писания. В христианстве было место и тому и другому и третьему направлению; христианские истины бесконечны, и христианство дает место всякому, и научному и литературному, направлению; здесь найдут место и философия, и грамматика, и филология, и здравый смысл практических людей всегда найдет здесь свою работу. Но хорошо, если эти отдельные направления умов подчиняются и объединяются влиянием христианства; а иногда бывает так, что какое-нибудь направление усиливается, старается отделиться от других направлений, вступает с ними в полемику: одни ратуют за философскую, мистическую сторону христианства, другие – за простоту, доходившую до грубости, до материализма. Таким образом, являлись столкновения мелких богословских партий, односторонне, до крайности развившихся и исказивших христианские догматы, партий, которые давали известным догматам то или другое неверное толкование под особенной односторонней окраской своего направления, своей партии.

Вот причины, вследствие которых эти религиозные споры, начавшиеся в Византийской империи в IV веке и продолжавшиеся по IX, получили такое широкое и такое страстное направление.

Первую из значительных сект, взволновавших восточный христианский мир во время Константина Великого, было арианство. Арианство было новою отраслью тех монархианских учений, которые стали появляться еще со второй половины II столетия. Оно было продолжение споров о взаимном отношении Лиц Св. Троицы.

Основателем арианства явился александрийский пресвитер Арий. Все современники, даже противники, отзываются согласно об его уме и образовании, но при этом некоторые отзываются очень невыгодно об его нравственном характере, говоря, что он был хитрый, самолюбивый, тщеславный, упрямый и склонный к возмущению мира церковного. Передают, что уже задолго до обнаружения его особенных мыслей о Сыне Божием, когда он был еще дьяконом, епископ Александрийский Св. Петр предсказывал, что из него выйдет сильный возмутитель церкви. При преемнике Петра Ахиллесе Арий сделался священником и тогда уже находился в раздоре с церковью, пристав к партии какого-то пресвитера Коллута. Затем передают (но уже позднейшие писатели), что по смерти епископа Ахиллеса, Арий сам надеялся быть избранным в епископы. Но когда был избран не он, а пресвитер Александр, Арий стал завидовать ему и враждовать с ним. Во всяком случае оригинальные мысли Ария о Сыне Божием возникли, конечно, не из одних его личных отношений, а из особенного склада его воззрений, из особенного пути, каким развивались его богословские идеи.

Арий по происхождению был египтянин или вернее ливиянин, а египетские богословы того времени имели склонность к самым возвышенным, отвлеченным, метафизическим вопросам. Арий разделял эту склонность к отвлеченностям. Но он получил образование в Антиохийском училище в Малой Азии, которое отличалось совершенно другим направлением – стремлением сколько возможно просто, буквально толковать Св. Писание, удалялось от выспренних религиозных вопросов и обращало внимание на нравственные стороны христианства.

Сочетание александрийского стремления к отвлеченности с антиохийской простотой и буквальностью образовало в Арие такое направление мыслей, при котором он имел сильное стремление к решению высших, отвлеченных, мистических вопросов, с усвоением вместе с тем метода толковать их как можно проще. Он встретился в Египте с остатками ереси савелианства, волновавшей церковь в III веке. Савелианисты, желая удержать понятие об единстве Божественного Существа, совершенно сливали Лица Св. Троицы, учили, что Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой суть лишь проявления одной и той же Божественной Личности. Вопреки этому савелианскому слиянию Лиц Св. Троицы, проводилась богословами так называемой Александрийской школы другая теория так называемого субординационизма, последователи которой желали ясно представить различие Лиц Св. Троицы. Теория эта состояла в том, что александрийские богословы Бога Отца, считая Его началом божественной жизни, полагали во главе всего, а Бога Сына как бы ставили ниже, Бога Духа Святого еще ниже, устанавливали некоторую градацию между Лицами Св. Троицы, или, как они говорили, субординацию, т.е. подчинение второго и третьего Лиц первому, так что они называли Бога Отца Богом нерожденным ἀγέννητος или самобытным αὐτοϑεός, Сына – Богом, происшедшим от Отца (γενητὸς), просто ϑεός в отличие от αὐτοϑεός, желая этим выразить как бы подчиненное отношение Его к Отцу и т.д. Такого представления о Св. Троице держался Ориген, знаменитый ученый александрийский III века, затем один из его учеников, наставник Александрийского училища и затем епископ Александрийский Св. Дионисий. Но у александрийских православных богословов это различие и подчинение Лиц Св. Троицы одного другому имело очень тонкий характер. Они: 1) выражали, что это различие Лиц Св. Троицы (субординация) нужно только в нашем представлении, для того, чтобы лучше выяснились наши представления о различии Лиц Св. Троицы, а что в сущности в Божественном Существе вечном, абсолютном все едино, равно, и ничто не может быть поставлено в неодинаковой степени. Вся эта теория уже у александрийских учителей имела неясный и шаткий характер. 2) Эти александрийские православные богословы (Ориген и др.) высказывали такие мысли лишь в качестве своих личных объяснений и далеко не были расположены упрямо держаться за высказанное учение. Когда Св. Дионисия стали упрекать, особенно римский епископ тоже Дионисий, что он допускает неосторожные, соблазнительные выражения о Сыне Божием, Дионисий отказался от этих выражений и высказался, что таким объяснением Св. Троицы он хотел только сколько-нибудь приблизить к общему пониманию понятие Св. Троицы, но что в сущности он сознает, что этот догмат непостижим не недоступен объяснению.

Арий же, напротив, желая с одной стороны сильнее выразить протест против савелианского слияния Лиц Св. Троицы, с другой из упрямства начал высказывать это мнение не с такой осторожностью, а упрямо и самоуверенно, и некоторым из этих мнений стал придавать грубый материалистический характер. Александрийские православные учители допускали подчинение Лий второго и третьего первому, но это было лишь субъективным представлением. Арий же придал этому различию объективный характер и стал учить, что на самом деле, а не в нашем только представлении, Сын стоит ниже Отца, Дух Святой ниже Сына – в порядке Божественного Существа. Называя Сына, подобно Оригену, происходящим от Отца, Арий стал учить, что происхождения нельзя представлять в смысле рождения. Рождение, по представлению Ария, – слишком чувственный процесс. Можно сказать, что животные, люди рождаются друг от друга, но нельзя сказать, чтобы рождался Бог от Бога. Арий не принял во внимание того, что названием «рождение Сына от Отца» богословие никогда не желало выразить чувственного человеческого процесса, но желало только показать близость Сущности Сына к Сущности Отца и различное Лицо Сына от Лица Отца.

Затем Арию не нравилось слово «рождение» в другом отношении; он говорил, что рождение напоминает гностическое истечение, эманацию эонов из Существа Божия. Поэтому Арий отверг слово «рождение» и стал его заменять словом «творение». Сын не есть рождение Отца, Он есть создание, творение Отца. Его, как и другие существа, Бог не из своего существа произвел, а создал из небытия ἐξ οὐκ ὄντων. Только Арий считал, что Сын есть первое создание Отца, затем Сын создал Духа Святого, Дух Святой – ангелов, затем духовно-чувственные существа – людей и т.д. Таким образом, существенность учения Ария состояла в том, что Личность Сына он совершенно отделял от божественной Сущности и ставил Христа в разряд сотворенных существ. Поэтому его учение показалось хульным и противоречащим учению христианскому.

Все христианство основывалось на том, что Искупитель человечества Христос не есть сотворенное существо, а Сын Божий, пришедший спасти человека. Как Бог создал человека, так только Он мог и искупить его, явившись Сам человеком. Поэтому церковь твердо стояла за этот догмат и приняла как ересь то учение, которое Христа считало не Сыном Божиим, а только высшим творением Бога. Арий допускал выражение о Христе «Бог», но не в собственном смысле. Он допускал, что в Ветхом Завете слово Бог относилось даже к земным властителям; есть псалом: «стал Бог посреди богов». Арий готов был называть Христа и Сыном Божиим, но в том смысле, в каком Сынами Божиими могли называться, например, ангелы, святые люди и т.д. Арий говорил, что должно поклоняться Христу как Богу, требовал Ему божественного поклонения. Но в этом-то и состояло его противоречие: требуя Христу божественного поклонения и в то же время отвергая Его Божество, называя Его тварным существом, он восстановлял таким образом как бы поклонение твари, в чем состояла существенность языческой религии.

Признавая Сына не рожденным от Отца, а сотворенным, Арий, конечно, должен был отрицать в Сыне и божественные свойства. Он говорил, что Сын не вечен, так как начинает быть после Отца, если произошел от Отца; было время, когда Он не существовал.

Затем Арий и его последователи вывели из этого принципа и такие заключения, что благость, всемогущество, мудрость и другие качества относительно Сына Божия могут быть принимаемы лишь в ограниченной степени. Они стали учить, что Сын – существо не абсолютно совершенное, но как созданное существо способен был к изменению, к падению; впрочем, постепенное развитие высших свойств сделало Его совершенным, во всем уподобило Его Богу.

Таков был смысл учения Ария. Это учение имело значительную почву в том обстоятельстве, что самая герменевтика, т.е. изъяснение смысла Св. Писания, находилась тогда в зародыше (в Св. Писании эти догматы рассматриваются с различных сторон). О Сыне Божием даже в самом Евангелии есть и такие выражения, которые несомненно указывают в Нем на божественное Существо, и такие, которые имеют в виду не вечное божественное Существо Христа, а Его земное уничижение. Эти некоторые выражения приписывают Сыну как будто низшие свойства, чем Отцу. В одном месте в Евангелии Христос говорит о Себе: «Отец Мой больше Меня», в другом, что о дне второго пришествия не знают «ни люди, ни ангелы, ни Сам Он», но именно как Сын человеческий в уничиженном виде. Христос представляется в Евангелии молящимся Отцу, как бы Существу высочайшему Себя.

Последующая герменевтика твердо установила, что все эти выражения относятся лишь к земному, уничиженному состоянию Иисуса Христа. Но нельзя останавливаться лишь на этих выражениях, нужно смотреть и на другие. Так Христос говорит: «Аз и Отец едино есмы», «видевший Меня видел Отца», «все, что имеет Отец, имеет и Сын». Эти выражения указывают на единство и единосущие Сына Божия с Отцом. Арий и его последователи обращали внимание лишь на первые выражения, в которых выражалось уничиженное, земное состояние Христа и не обращали внимания на другие выражения, в которых указывается на Его единосущие с Отцом.

Вот каким образом произошло это учение и вот как существенно отличалось оно от православного учения.

С какого времени у Ария стали зарождаться такие понятия о Сыне Божием – не известно, но в первый раз Арий начал выражать такие мысли в 317–318 году по следующему случаю. Ближайший современник Ария епископ Александрийский Александр, сам человек образованный, любил приглашать к себе пресвитеров и вместе с ними рассматривать высшие догматы христианской веры. Однажды епископ Александр сказал, что для того, чтобы яснее выразить Троичность Лиц Божества и вместе Единство Бога всего лучше держаться такого выражения: «Бог есть Единица в Троице и Троица во Единице». Когда другие пресвитеры согласились с епископом, Арий стал ему возражать и прямо стал говорить, что, если Сын произошел от Отца, то он не равен Отцу, не вечен, Он сотворен как и другие твари. Александр указал Арию на неправославный образ его мыслей и убеждал его отказаться от них, но Арий был не из таких, которые бы согласились уступить в своих мыслях, допущенных хотя бы по недоразумению. Он не только не отказался от своих мыслей, но даже стал распространять их между другими и увлек на свою сторону двух египетских епископов Секунда и Феону, многих пресвитеров, дьяконов, монахинь и стал возмущать мир церкви. Тогда епископ Александр нашел нужным созвать против Ария местный собор и объявить его учение ложным. Собор определил лишить его пресвитерского звания и вместе с приверженцами отлучить его от церкви. Арий оставил Египет и переселился в Малую Азию. Здесь у него было много старых товарищей по Антиохийской школе, вместе с ним учившихся у знаменитого антиохийского учителя конца III века пресвитера Лукиана. Арий называл этих товарищей солукианистами. Эти солукианисты вероятно в значительной степени разделяли мысли Ария и думают, что эти мысли они получили еще в Антиохийской школе, где держались остатки учения Павла Самосатского, который совсем отвергал Божество Иисуса Христа и считал Его святым человеком, получившим божественные силы. Таким образом, здесь между воспитанниками Антиохийского училища Арий встретил сочувствие к своим мыслям, предрасположенность к подобным мыслям и нашел себе покровительство. К нему пристал самый влиятельный представитель малоазийской церкви Евсевий Никомидийский, епископ того города, куда была временно перенесена столица империи, епископ, стоявший в близких отношениях к Константину Великому, и другой Евсевий Кесарийский, наш первый ученый церковный историк. В их отношениях к Арию была разница. Евсевий Никомидийский был прямой приверженец Ария, а Евсевий Кесарийский колебался между православием и арианством, так как разница одного от другого была для многих еще не ясна. Евсевий Кесарийский, как человек более с историческим складом ума, не придавал значения этим спорам и колебался. Во всяком случае эти два епископа и еще два других – Феогний Никейский и Марий Халкидонский сочувствовали Арию. В основании этого, может быть, было предрасположение к самым мыслям Ария, частью, может быть, соперничество малоазийских епископов с епископом Александрийским, который считался старшим на Востоке. Евсевий Кесарийский написал послание к Александру Александрийскому, чтобы он снял с Ария отлучение, несправедливо на него наложенное, и принял бы его в церковь. Александр отвечал посланием, что он не может принять Ария, что мысли Ария еретические, и что он предостерегает от общения с Арием малоазийских епископов. Евсевий не обратил на это внимание и созвал свой собор в Никомидии, на котором решили принять Ария в церковь. При этом говорили, что Евсевий поступил противозаконно, так как позволил себе суд над пресвитером чужой, не подчиненной ему области. Тогда Арий стал еще более распространять свои мысли. Чтобы еще более распространить их в народе, который (как мы говорили) имел сильное пристрастие к спорам, Арий изложил свое учение в стихах в богословской поэме Θάλεια (Пир), в стихах частью, потому что вообще греки любили очень этот род поэзии, частью потому что мысли, выраженные в рифмах, крепче удерживаются в памяти. Учение Ария стало сильно волновать общество и начались такие смуты, что трудно было пойти куда-нибудь и не встретить споров о том, что Сын равен или не равен Отцу. В это время правителем Востока был Лициний. В 324 году Константин победил Лициния, устранил его от престола и из Рима переехал на Восток. Константин, желавший дать покой христианской церкви, был в высшей степени возмущен, принимал даже за личное оскорбление то, что, когда он заботится о мире для церкви, сами богословы, духовные люди возмущают этот мир своими спорами. Константин хотя и был расположен к христианству и принимал к сердцу раздоры в духовенстве, но не будучи глубоким богословом, не понимал важности этих споров, относился к ним так, как отнесся к мыслям Лютера папа Лев X, говоривший, что это, вероятно, пустые споры монахов, которые легко могут быть устранены. Каонстантин послал в Александрию епископа испанского из Кордовы Оссию с увещательным письмом к Александру и Арию и убеждал их примириться. «Возвратите мне», писал он, «светлые дни и спокойные ночи, оставьте пустые споры». Он надеялся их примирить, но споры касались существа православия, зашли очень далеко, и примирение было невозможно. Оссия разъяснил Константину, что вопрос касается существеннейшего догмата, и что Александр и Арий так разошлись в своих мыслях, что примирение их невозможно. Тогда для успокоения решено было употребить другое более твердое и важное средство – созвать Вселенский собор. Созвание этого собора имело, кроме разрешения волновавших общество вопросов, еще то важное значение в христианстве, что оно служило первым самым видным знаком торжества христианства над язычеством. И прежде собирались соборы, но это были тайные, негласные, поместные: епископы какой-нибудь области собирались в городах для решения каких-нибудь вопросов. Теперь собор созывался из представителей всего христианского мира по повелению императора. Константин приглашал епископов на собор, писал, что он озабочен этим делом, обещал им прогоны и содержание, приглашал их приложить все старание к восстановлению мира в церкви. Это служило для христиан ясным свидетельством, что правительство перестало преследовать христиан, а само стало на сторону христианства и готово всячески содействовать его успокоению, даже разъяснению его внутренних вопросов. Этот собор называется I Вселенским, хотя надо сделать оговорку, что нельзя представлять его вселенским, как и другие соборы, Вселенскими в том смысле, что тут были епископы действительно из всех стран христианского мира. Напротив, так как Вселенские соборы были на берегах Босфора или недалеко от Константинополя, то на эти соборы съезжались главным образом епископы ближайших стран, т.е. епископы Фракийские, Малоазийские, Египетские; но представителей из Западной Европы на них было очень мало, так что на всех Вселенских соборах на сотни епископов восточных приходилось лишь по нескольку епископов западных. На первом Вселенском соборе было около 300 епископов, по мнению некоторых около 350 – вероятно, для круглоты счета – но самым определенным числом считается на нем 318 епископов. Большая часть была из стран восточных, из западных были один епископ испанский Осия из Кордовы, другой из Западной Африки – Цецилиан Карфагенский, еще два пресвитера от лица римского папы. Были еще немногие епископы из стран варварских, лежащих вне пределов Римской империи, один из Персии, другой из Скифии. Затем было много пресвитеров, дьяконов, всех членов Собора было около 2000 человек.

Так как это время было переходной эпохой, т.е. кончались гонения на христиан и начиналось для них время свободы, то между епископами ясно были люди двух эпох, двух типов: 1) много людей простых, малообразованных, но одаренных высокими нравственными силами, епископов простецов, но которые еще при жизни были известны за чудотворцев, каковы: Николай Мирликийский, Спиридон Тримифуптский, Иаков Пизибийский, Пафнутий Фиваидский, Леонтий Кесарийский, Павел Неокесарийский, мученики и исповедники, претерпевшие гонение при Диоклетиане. 2) Рядом с ними были и представители новой эпохи, люди более блестящие – из приверженцев Ария Евсевий Кесарийский и Евсевий Никомидийский, и православной партии – Александр Александрийский, Евстафий Антиохийский, Маркелл Анкирский и др. Созвание собора должно было оказаться наилучшей мерой для разрешения вопросов потому, что это собрание без всяких рассуждений могло показать, какое учение, какие верования держатся в церкви: то ли, которое защищает Александр или то, которое проповедует Арий. На соборе собравшиеся лицом к лицу епископы могли констатировать истинные древнехристианские верования и раскрыть нововведения. Из 318 епископов только 17 высказались за Ария, остальные стояли за учение Александра, т.е. оказалось, что верования Александра – чистые истины церкви, а Ария – нововведения. Не довольствуясь одним лишь отобранием мнений, на соборе повергли самому внимательному рассмотрению спорный вопрос, разбирали Св. Писание, сопоставляли догматы, чтобы видеть насколько они согласны с общими верованиями, с общим миросозерцанием христианства, решали вопрос в ту и другую сторону. Никейский собор начался с частных совещаний. Ясных подробностей о ходе 1-го и 2-го Вселенских соборов мы не имеем. Начиная с V века, т.е. от соборов 3-го, 4-го … дошли до нас протоколы, записи всего, что делалось, говорилось на этих соборах; но от первых двух соборов таких актов не сохранилось. Правда, появились недавно подробные кодексы об этих двух соборах, писанные на арабском и коптском языках, но по рассмотрении они оказались подложными; дошли только отрывочные известия и показания участвовавших на Соборе Евсевия Кесарийского, Афанасия Великого, затем у историков IV, V века Руфина, Софлена, Сократа, Феодорита есть, но довольно отрывочные рассказы вообще о развитии арианства и о ходе дел на 1-м Вселенском Соборе. Собор открылся предварительным совещанием, на котором приглашены были изложить свои мысли и вступить в рассуждение не только присутствовавшие христиане разных исповеданий, но приглашены были спорить с христианами и язычниками. При этом один христианский епископ не ученый – некоторые думают – Спиридон, другие – Леонтий самый простой кратким изложением христианской веры до того сильно подействовал на одного языческого философа, пришедшего спорить с христианами, что он тут же принял крещение. После этого частного совещания открылось торжественное заседание Собора. Объявлено было, что на нем будет сам император. Константин хотел присутствовать на Соборе не для того, чтобы вмешиваться в решение вопроса, он был осторожен, но чтобы своим присутствием и сочувствием христианству придать больше значения Собору. Он явился на Собор в торжественной императорской обстановке, в великолепной одежде, с огромной свитой, в такой обстановке, что большая часть простецов-епископов, съехавшихся с разных сторон, никогда не видавших такой пышности, привыкших представлять лицо императора в виде гонителя христиан, были удивлены. Но Константин прямо хотел выразить смирение земной царской власти перед высшей духовной простотой церкви. Историки христианские с восторгом передают, что Константин, придя на Собор, остановился у дверей и не сел, пока епископы не дали ему благословения и не пригласили садиться. Затем Константин стал обходить членов Собора с приветствиями; особенно останавливался он, становился даже на колени перед простецами – старыми епископами, которые страдали за Христа во время Диоклетианова гонения и имели на теле знаки этого гонения: у одних были выжжены глаза, у других подсечены жилы в коленях. Константин выказал особенное сочувствие перед этими исповедниками. Поэтому его поведение на Соборе вызвало великий восторг среди представителей христианской церкви, и этот восторг отозвался в описании панегириста Константинова Евсевия Кесарийского. Затем начался спор, я вился и сам Арий. Историки передают, что Арий на первых порах произвел сильное смущение на членов Собора своей умной диалектикой. В основе своих мнений он указывал некоторые места их Св. Писания. По всей вероятности в этом первом заседании, когда дело еще не достаточно было разъяснено, а между тем православные ревнители истины сильно были возмущены ересью, совершился, если только совершился тот факт, о котором ни один из историков не упоминает, но о котором сохранилось предание, – будто бы один из самых сильных ревнителей православия, простецов-епископов Николай Мирликийский не стерпел выражений Ария, ударил его, за что и Св. человека не одобрили другие члены Собора, и он был лишен епископства, которое, по преданию, было ему возвращено уже после по откровению и в виду его святой жизни. Нашлись и люди сильные в научном богословии, способные опровергнуть Ария. Таковы были: Евстафий Антиохийский, Маркелл Анкирский и особенно молодой, тогда бывший еще помощником при епископе Александрийском Александре в качестве секретаря, дьякон Афанасий – великий богослов того времени, которого церковь назвала Великим, и о котором даже Гиббон, крайний рационалист светской истории, выражается, что он был самый способный по уму и по характеру и гораздо более способный обладать самым троном, чем большая часть византийских императоров. Этот Афанасий, искусный в диалектике как Арий и хорошо знавший Св. Писание, выражениями Св. Писания о Сыне Божием доказал неправильность учения Ария; учение последнего было разоблачено и опровергнуто. Тогда для ограждения православия решено было составить в кратких, но определенных выражениях православное учение о Св. Троице – Символ веры. Обычай составлять Символы веры был давнишним обычаем в христианской церкви. Еще апостолы для тех христиан, которые не способны были усвоить все преподававшееся им учение, составляли краткий Символ, т.е. самые краткие определения или формулы христианского учения, и уже в первых веках было несколько символов в различных церквах. Так как 1-й Собор был созван с целью дать большее объединение христианскому миру, то на нем и решено было составить символ для всей христианской церкви. Здесь-то и положено было начало нашего Вселенского Символа. На Никейском Соборе были составлены первые семь его членов, в которых с особенною ясностью раскрыто учение от отношении Бога Слова к Богу Отцу. В первом члене излагается общее понятие о Боге и о Боге Отце, а со второго до четвертого – о Сыне Божием. Этот Символ, особенно второй его член был прямо направлен против учения Ария. В конце Символа было присоединено анафематствование учения Ария. Ариане, желая замаскировать и вместе защитить свои мысли, готовы были называть Христа Сыном Божиим, как называются Сынами Божиими ангелы и святые, готовы были даже допустить о Нем выражение «рожденный прежде всех век», но не в собственном смысле. Но когда православные учители предложили внести в Символ слово «единосущный», которое прямо обозначало, что Сын того же Божественного Существа, как Отец, ариане всячески спорили против этого слова, говоря, что этого слова нет в Св. Писании, что оно еретическое, что савелиане употребляли его для выражения слияния Лиц Св. Троицы. Православные отвечали, что слово «единосущный» выражает ту мысль, которую Христос выразил словами: «Я и Отец едино есмы», и что употребляется же слово Λόγος по отношению к Христу, хотя это слово употребляли гностики. Потому православные настояли на том, чтобы было прибавлено слово «единосущный». Арианин Филосторгий говорит, что ариане пустились даже на подделку. По-гречески единосущный – ὁμοούσιος. Еретики называли Христа иносущным ἑτεροούσιος; но некоторые для замаскирования своей мысли попытались православное – ὁμοούσιος со вставкою одной буквы ι переделать в ὁμοιούσιος – подобосущный, а это слово имеет очень эластический смысл: можно сказать, что «очень подобен», т.е. того же существа, но можно сказать «подобен», следовательно «не того Существа» как Бог Отец. Эта уловка была обнаружена и дала начало новой арианской секте – полуарианству. По этому поводу Гиббон смеется, что весь религиозный спор, наполнявший IV век, происходил из-за одной незначительной ι; но эта ι изменяла весь смысл христианского верования.

Решены были на Соборе еще частные вопросы о незначительной партии мелетиан и о времени празднования Пасхи. Доселе между православными церквами были разногласия относительно празднования Пасхи. На этом Соборе установлено было во всех церквах праздновать Пасху в один и тот же день. Определены были права старших христианских епископов нал младшими; епископ Римский был признан старшим епископом во всем христианском мире. Предлагалось, вероятно, западными епископами ввести безбрачие духовенства, дабы более возвысить духовный сан; но большинством епископов это предложение было отвергнуто, как такое, которое вместо возвышения духовенства перед народом могло скорее уронить его и т.д.

Решение Собора было передано императору, который, не касаясь, конечно, соборных решений по существу, утвердил их с гражданской точки зрения, т.е. дал им форму государственного закона и повсюду велел разослать послания, чтобы везде исповедовали веру так, как постановил Собор.

Даже из приверженцев Ария большинство отказалось от своих мыслей. Только Арий и два его египетских приверженца Секунд и Феогнид не согласились на определения Собора и были сосланы, да еще некоторые из малоазийских епископов Евсевий Никомидийский, Феогнид Никейский, Марий, признав смысл Никейского учения, не согласились на осуждение и отлучение Ария, которое было прибавлено к Символу веры. Тогда и они были сосланы. Сочинения Ария и его преемников по указу императора приказано было везде разыскивать и сожигать. Таким образом, православие, по-видимому, одержало совершенную победу над арианством не только с внутренней, но и с внешней стороны, и борьба прекратилась. Но впоследствии оказалось, что здесь борьба не только не кончилась, но только начиналась.

На Никейском соборе учение Ария было отвергнуто, и после Собора приняты были возможные меры к искоренению арианства. Но борьба не кончилась, она лишь вступила в новый, более острый фазис своего развития. Арианство начало действовать окольными путями, всячески смягчая, замаскировывая свое учение, и скоро достигло того, что не только восстановило свое положение в империи, но стало брать перевес над православием. Дело в том, что на Никейском соборе, хотя большая часть приверженных к арианству отказалась от этого учения, но отказалась лицемерно, – для того, чтобы, сохранив свое положение в церкви, вновь содействовать восстановлению своего учения. Скоро они успели провести свое влияние и ко двору, приставив одного из своих приверженцев в качестве духовника к сестре императора Константина, Констанции, вдове казненного Лициния. Константин Великий любил эту сестру и по ее рекомендации принял и духовника к себе. Этот духовник стал твердить, что Арий сослан по недоразумению, что он отказался от ереси и желает соединиться с церковью. Константин вызвал Ария из ссылки для личных объяснений. Арий успел обмануть Константина Великого двусмысленными выражениями, в которых он под неопределенными формами скрывал свои еретические мысли. Он возвращен был из ссылки; за ним и его приверженцы, епископы Евсевий Никомидийский, Феогний, Марий Халкидонский; писали, что если Арий возвращен, то они тем более заслуживают снисхождения, и им возвращены были епископские места, а православные епископы, бывшие на тех местах, были низложены. С этого начинается восстановление арианства.

Восстановив свое положение при дворе императорском, ариане хотели восстановить его и в церкви. Они начали хлопотать через Константина, чтобы были приняты в союз с церковью. Мы сказали, что приверженцам Ария возвращены были епископские места, но сам Арий не был принят в Александрийскую церковь. Император предписал Александрийскому епископу, чтобы он принял Ария. Но в это время, вскоре после умершего епископа Александра, Александрийскую кафедру занимал епископ Афанасий, известный борец против арианства, человек тонкого ума и непреклонного характера. Он, понимая, что союз с церковью нужен был Арию лишь для пропаганды своего учения, ответил императору, что не может принять Ария. Это удивило всех, но Константин уступил и отдал приказание воссоединить Ария с церковью в Константинополе. Назначен был день воссоединения, но в этот самый день Арий умер. Конечно, православные объясняли это особым действием промысла Божия, а ариане подозревали православных в отраве, но во всяком случае смерть Ария не воспрепятствовала усилению арианской партии.

Напротив, под конец царствования Константина Великого арианство все более и более усиливается. Так как ариане говорили, что они хотят примириться с церковью, то Константин Великий более и более приближал их к себе. Два епископа, Евсевий Кесарийский и Евсевий Никомидийский, который хотя в смягченной мере, но также принадлежал к партии арианской, сделались самыми значительными при дворе. Они действовали в высшей степени искусно. Не объявляя своих мыслей, они старались отделаться от своих главных противников в церкви низложением их. Низложены были Маркелл, епископ Анкирский, и Евстафий Антиохийский, которые заявили себя резкими обличителями арианской ереси еще на Никейском соборе. Ариане всячески следили за ними и воспользовались тем случаем, что Маркелл допустил несколько мнений, по которым можно было полагать, что он приверженец старого савелианского учения. Ученик его епископ Фотин дошел до слияния Лиц Божиих. Евсевий Кесарийский написал против него сочинение, и Маркелл был смещен с кафедры. Подобному же обвинению подвергся Евстафий Антиохийский – его обвинили в савелианстве и нецеломудренной жизни; хотя впоследствии это обвинение оказалось ложным, он был смещен, а на его место поставлен приверженец арианства.

Главным же образом обвинение было направлено против Афанасия Великого. Его обвиняли в волшебстве, в нецеломудрии, в дурном обращении с подчиненными, даже в убийстве. Но Афанасий был очень зорок, тверд, и ему ничего не могли сделать. Тогда были возведены на него политические обвинения, что он враг императора, для чего могло служить поводом то обстоятельство, что Афанасий более других выказывал себя независимым; обвиняли в том, что он подрывает в народе уважение к власти, при этом ссылались на тот факт, что Афанасий продал по случаю голода одну ризу, пожертвованною в церковь императором, и эту ризу купила женщина разгульной жизни и сделала из нее себе платье, указывали, что Афанасий намеренно сделал это. Говорили, что он подучает египтян не платить императору дани, прекратить подвоз хлеба в Константинополь, и это обвинение могло иметь большое значение. Все это дало мысль Константину Великому удалить Афанасия с поприща действия, и он был удален на запад, в Галлию. Таким образом, арианам удалось отделаться от противников и захватить власть в свои руки.

Еще более усилилось арианство, когда в 337 году на престол взошел сын Константина Великого Констанций, который совершенно подчинился влиянию ариан, еще будучи наследником. Положение ариан в Восточной Империи было твердо обеспечено. На западе управление находилось в руках братьев Констанция: Константина 2-го и Констанса, которые уважали Афанасия, и арианство не могло пустить здесь глубоких корней; тот и другой были христиане православные, так что в течение 13 лет ариане должны были вести лишь скрытую борьбу против православных. Сущность их действия состояла в следующем. Не смея пропагандировать открыто своих мнений, ариане старались восстановить свою репутацию в народе, чтобы смыть пятно с ереси, наложенное собором. Поэтому они, не опровергая ни Никейского собора, ни Символа веры, стали собирать свои новые соборы и на этих соборах составляли новые исповедания веры, в которых прямо не было ничего еретического, но искусно замаскировывались все, направленное против православия. Иногда они делали постановления совершенно в духе православия. Один собор, бывший в Антиохии в 345 году, приобрел большое уважение и в церкви. На таких соборах ариане привлекали на свою сторону многих православных епископов, которые не сочувствовали арианству, но которые не могли проникнуть замыслов ариан и противодействовать им по слабости характера. Таким образом, они привлекли множество новых приверженцев.

Но главным противником их, который всегда во время успевал проникать замыслы ариан и противодействовать им решительным образом, оставался тот же Афанасий. Афанасий после каждого их собора писал сочинения, в которых изобличал арианство. Но поэтому и правительство и многие восточные епископы смотрели на него, как на человека беспокойного. Впоследствии оказалось, что он был прозорлив в своих действиях. До чего он был неуступчив, это видно из того, что когда его просили, чтобы он отчислил хотя одну церковь арианам и говорили, что в других церквах будет уступлено его приверженцам много церквей, Афанасий ответил, что в других церквах он не может иметь власти и влияния, но в своей Александрийской церкви, пока считается епископом, не отдаст арианам ни одной церкви. И Констанций должен был подчиниться такому требованию.

Но через несколько лет сначала умер Константин 2-й в Галлии, затем Констанс в Италии, и в 350 году Констанций сделался обладателем всей империи. Тогда-то ариане начали сбрасывать с себя маску, которую они перед тем носили и Констанций объявил, что главная его цель – низвергнуть Афанасия. Нужно заметить, что когда ариане на Востоке склонили большую часть епископов на свою сторону, на Западе, пока там держалось православие, большая часть епископов стояли на стороне Афанасия; поэтому и сам Афанасий главным образом сносился с епископами западными. Уже до 350 года Афанасий допустил в этом отношении одну ошибку, которая привела к некоторым последствиям, вредным для церкви. Именно, Афанасий, притесняемый восточными епископами, однажды заявил форменный протест папе Юлию, прося защитить и оправдать его. А у пап была политика – пользоваться всяким случаем к усилению своей власти. Юлий стал повелительно требовать от восточных епископов, чтобы они оставили в покое Афанасия и созвали собор. Был созван Сардикийский поместный собор. Потом папы стали ссылаться на этот собор, будто бы на нем признан его авторитет и зависимость восточной церкви.

Но Констанций, сделавшись единственным правителем, стал добиваться того, чтобы склонить и западных епископов к обвинению Афанасия. С этой целью в 355 году Констанций приехал в Милан и созвал собор. Явившись на собор с обнаженным мечем, Констанций стал требовать осуждения Афанасия. Большая часть западных епископов подписала приговор; некоторые, сам папа Либерий и епископ Оссия Кордовский просили, чтобы Афанасия не осуждали. Констанций не уважил ни услуг, ни их старости, ни их значения, и отправил их в ссылку, и они тогда отреклись от Афанасия. Тогда Афанасий оставлен был почти всеми союзниками, но скрываясь от врагов, не переставал выпускать сочинения против интриг ариан. Ариане теперь прямо стали заявлять свои еретические мысли. Но при этом они повредили сами себе: захватив знатные места в свою власть, они являлись епископами деспотическими, притесняли клир и народ. Затем свои личные отношения стали проявлять во всей резкости. Учение Ария считалось уже устарелым, его приверженцы разделились на партии, из которых одни старались смягчить его мысли, другие их еще усиливали. Таким образом, образовались следующие новые партии: 1) аномеи, которые называли Сына Божия по природе неподобным Богу Отцу (ἀνόμοιος) (Аяций дьякон, Евномий, пресвитер Кизический, автор многих сочинений в духе арианства); 2) полуариане, которые вместо ὁμοσόσιος, называли Сына «подобосущным» – ὁμιούσιος и старались держаться средины между православными и арианами. Еще один, епископ константинопольский Македоний, применил учение Ария и к Духу Святому. Он учил, что Дух есть творение Сына, и Его в иерархическом порядке надо ставить ниже Сына.

Образовавшиеся новые партии в своих пререканиях дошли до такой утонченной схоластики, что сам Констанций не знал, что делать. На соборах – в Римини на Западе и Селевкии на Востоке было постановлено прекратить споры о Св. Троице. Но этим Констанций не прекратил волнений. Одними правительственными приказами такие вопросы не решаются. Поэтому и против этих соборов и против вмешательства императора Афанасий написал новое сочинение, и эти соборы не достигли своей цели.

В 361 году умер Констанций. На престол вступил Юлиан, которые ненавидел христианство, и чтобы усилить язычество в империи, нарочно старался усилить религиозные споры среди христиан. С этою целью он издал указ, чтобы все епископы – и православные, и ариане, и полуариане – возвратились на свои кафедры, и оказалось по 2–3 епископа на одну кафедру. Возвращен был из ссылки и Афанасий, который сразу понял дело. Он стал убеждать епископов сблизиться между собой, дабы напрячь свои силы против общего врага, созвал собор, и утешал христиан, что восстание язычества несерьезно, что «это малое облачко, которое скоро пройдет». Так что Юлиан скоро понял, с каким опасным противником он имеет дело, и приказал снова сослать Афанасия, но Афанасий скрылся в пустыне. Через два года Юлиан был убит в войне с персами. Царствование этого императора несколько помогло православию в борьбе с арианами, несколько уравновесило официальное положение православия сравнительно с арианством.

После Юлиана императором был избран Иовиан (363–364), который объявил, чтобы все представили исповедание своей веры, и что он считает истинным исповедание Афанасия. Но Иовиан прожил недолго и на пути в столицу умер.

Преемником его сделался Валентиниан (364–375), который, не желая жить на Востоке, уехал в Италию, а на Востоке объявил правителем своего брата Валента. Валент был самый крайний арианин, приверженец аномеев, и притом человек решительный и горячий, готовый деспотически бороться против всякой ненавистной ему партии. И он стал преследовать православных, ариан, полуариан, духоборцев и др., и неограниченно низлагал епископов; он даже тайно приказал умерщвлять их. Так на одном корабле Валент приказал утопить 80 клириков. Таким образом, внешние преследования над православными еще усилились. К тому же умер Афанасий Великий (373). Между православными началось разделение. В некоторых городах явились епископами такие люди, о которых не знали, православные ли они, или ариане. Таковы были Мелетий Антиохийский и Кирилл Иерусалимский. В Антиохии рядом с Мелетием избран бал Павлин. Некоторые епископы так увлеклись в полемике, что стали высказывать неправославное учение, противоположное арианству. Таковы были маркеллиане и фотиниане. Также Аполлинарий епископ Лаодикийский, один из приверженцев Афанасия, которого Афанасий считал своим другом и который считался одним из ученейших епископов того времени, опровергал арианство. Аполлинарий высказывал новое еретическое учение. Ариане приводили те места Св. Писания, которые указывали на человеческую природу Иисуса Христа; Аполлинарий, напротив, желал возвеличить значение Сына Божия и дошел до того, что стал смешивать божественную и человеческую природу Христа с божественною. Он учил, что Сын Божий принял только плоть человеческую и чувствующую душу, а вместо духа в Нем было Божество. Таким образом, Его человеческая природа не полная. С другой стороны, Аполлинарий учил, что плоть Сына Божия сделалась единосущной Богу Отцу, что впоследствии Сын Божий сольется с Отцом, и все подчинится Отцу. Такова сущность учения Аполлинария, которое было важно для споров V века. Василий Великий, один из современников борьбы православных с арианами, сравнивает ее с морским сражением во время бури, в котором противники и союзники поражают, не разбирая друг друга. Православные увидели, что опровержений Афанасия Великого и Никейского собора недостаточно, что учение ариан развилось в новые виды, и что в православном богословии недостаточно были определены термины понятия о Божестве, каковы: οὐσία, φύσις ὑπόστασις, которые смешивались так, что одно слово употреблялось вместо другого.

Вот как характеризуется борьба с арианами, которая в 70-е годы IV столетия велась православными уже под руководством другого защитника православия. Этим защитником был Василий Великий. Умный, образованный, энергичный, но не столь запальчивый, как Афанасий, Василий Великий умел зорко замечать союзников и противников. Сначала он стоял одиноко на Кесарийской кафедре, но вскоре стал привлекать к себе людей даровитых, приверженцев православия. Таковы были: друг и товарищ Василия – Григорий Назианзин, идеалист-созерцатель и поэт, брат Василия Григорий Нисский, уже женатый и желавший быть адвокатом; их двоюродный брат – Амфилохий Ипонийский – адвокат. Они не решались вступить на богословское поприще, но Василий, даже против их воли, ставил их епископами. Не имея в своем распоряжении готовых кафедр, он составил даже новые кафедры в маленьких городках, дабы иметь лишние голоса, когда придется православной партии схватиться с арианами. Далее, Василий стал ставить странствующих епископов (как брата своего Григория Нисского). Затем, он высмотрел себе союзника из числа людей, которых прежде подозревал в склонности к арианству – Мелетия, Кирилла Александрийского, завел переписку с западным папой Дамасом, привлек к себе Амвросия Медиоланского. Таким образом, Василий собрал около себя союзников для борьбы с арианством. С другой стороны, Василий писал сочинения, точно так же как и его союзники, ясно различая термины: «οὐσία», «φύσις», и изобличая новое арианство. Наконец, Василий не довольствовался только опровержением ариан, но опровергая евномиан, македониан, он также боролся против фотиниан, аполлинаристов и др. Таким образом, стала выдвигаться среди православных новая сила.

Валент понял, какого противника имеет арианство в лице Василий Великого, и хотел послать его в ссылку, но в это время в 378 году был убит. Тогда победа православия над арианством подвинулась вперед. Открылись и внешние обстоятельства, благоприятные для православия. Обладателем всей империи сделался западный император Грациан, издавна расположенный к православию и находившийся под сильным влиянием Амвросия Медиоланского. Для Востока Грациан избрал правителем испанского генерала Феодосия, который явился твердым и решительным защитником православных и противником ариан. Грациан издал указ о веротерпимости; православным были возвращены права, отнятые у них арианами. И в это время православная партия воспользовалась этим случаем, чтобы усилить свое влияние. Василий Великий умер в 379 году. Но его дело продолжали Мелетий и Григорий Богослов. Григорий Нисский отправлен был Мелетием в Палестину, Григорий Назианзин – в Константинополь, где доселе господствовала партия ариан. Последний произнес там проповеди о Св. Троице, 5 слов о богословии, за которые он и назван был Богословом. Большая часть ариан оставила еретика Демофила и стала переходить на сторону Григория Назианзина. Скоро приехал в Константинополь Феодосий. Тогда православные обратились к нему с просьбой и созвании нового вселенского собора, чтобы прекратить раздоры. Феодосий Великий в 381 году распорядился созвать второй Вселенский собор в Константинополе.

Этот собор сначала обнаружил недоразумение и запутанность. Многие православные епископы не сочувствовали собору. Папа требовал созвания собора в Италии. Александрийский и египетские епископы не желали спешить на собор, потому что не сочувствовали созванию Собора в Константинополе. Между антиохийскими епископа было разделение. Особенно раздоры усилились, когда умер Мелетий, и председателем Собора сделался Григорий Назианзин. Поднялись нарекания против последнего, что он незаконно занял константинопольскую кафедру, будучи епископом Сасимы. Для противодействия Григорию призвали в Константинополь Максима, философа-циника. Григорий старался примирить враждующие партии и по смерти Мелетия для прекращения раскола в Антиохии предложил признать епископом оставшегося Павлина. Но прежние приверженцы Мелетия не захотели этого и избрали нового епископа Флавиана. Дело дошло до того, что Григорий Назианзин оставил кафедру и собор, сказав сильную обличительную речь, и удалился в уединение в Малую Азию в Селевкию. Собор остался без руководителя. По желанию императора новым епископом Константинопольским был избран светский человек Нектарий. При всех этих переменах и недоразумениях и Константинопольский собор однако ж успел сделать свое дело.

Во-первых, на этом соборе было подтверждено осуждение над всеми арианскими партиями (аномеями, полуарианами). Осуждены были также аполлинаризм и фотинианство. Во-вторых, восстановлен был порядок в Константинопольской церкви: Максим самозванец был низложен и утвержден Нектарий. В-третьих, собор Символ веры дополнил (с 8-го по 12-й член). Мало по малу собор установил примирение, но это примирение состоялось не сразу. Так римский папа сначала даже не признавал этого собора, потому что константинопольского епископа этот собор признал равным с римским. Александрийские же епископы были недовольны избранием на этом соборе епископа Флавиана и возвышением Константинопольского патриарха.

Но мало по малу все эти недоразумения уладились. Тогда Феодосий Великий стал принимать решительные меры к искоренению арианства. Он стал вытеснять ариан из столицы и из городов всей Империи. Сначала ариане стали устраивать за городом ночные крестные ходы и всенощные богослужения. Тогда Иоанн Златоуст также стал устраивать торжественные ночные процессии и всенощные богослужения. А потом сыновье Феодосия стали совсем изгонять ариан, и арианство перешло за пределы Империи. Но оно стало распространяться между новыми племенами, явившимися в Европе. Во вторую половину IV века, в царствование Валента произошло движение новых орд варваров, получившее в истории название «переселения народов». Первыми двинулись готы, которые сначала поселились в Византийской Империи. Придя в Империю язычниками, они приняли христианство, но в форме арианства. Они приняли его не сознательно, внешним образом, буквально, и потом распространили арианство в новых странах, на Запад. Таким образом, арианство распространилось сначала между вестготами и остготами. От готов приняли арианство и другие племена: бургунды во Франции, лангобарды в Северной Италии, вандалы в Африке. Таким образом, хотя в Византийской Империи арианство пало, но оно нашло себе опору между новыми племенами. Но так как оно, будучи принято бессознательно, у этих народов держалось по привычке, то и не имело глубоких корней в народном сознании. Дольше всего оно держалось в королевстве Лангобардском; но и там оно пало в конце VII столетия.

Такова была судьба учения, волновавшего некогда весь христианский мир. Было время, когда оно угрожало всему православному миру. Но мало по малу его влияние ослабевало, и в IX веке не осталось и следов от этого учения. Только гораздо позднее и вне всякой связи с древним арианством, в XVI веке, когда стало возникать протестантство, одна из его сект, социнианство, восстановила учение ариан, что Сын Божий не равен, не единосущен Богу Отцу, признавая в Боге одно лицо – Бога Отца.