История чина причащения в восточной и западной церкви

Одною из самых характерных особенностей исторического развития восточных и западных литургий является разнообразное изменение их состава. Продолжаясь в течение почти XIV столетий, оно принимало в различные периоды различные оттенки и направления, выражалось то в опущении отживших свое время молитв и даже целых частей, то в составлении новых, то, наконец, в ином сравнительно с прежним комбинировании существующих форм. С изменениями последнего рода литургии выступают между прочим в чине приобщения. Его современная форма представляет не столько коренное преобразование древней, сколько ее упрощение, соединение двух отдельных действий в одно. Таким по крайней мере характером отличается чин приобщения греческой церкви. Большим разнообразием проникнута история этого чина в западной. Она изменяла древние формы приобщения св. телом, одно время была склонна усвоить позднейшую практику греческой церкви, но в конце концов пошла особым путем, выработала свою особую практику. И если восточная церковь изменила чин приобщения только однажды, то западная не менее трех раз. По указанию существующих данных история подобных перемен сводится к следующему.

Древнейший способ приобщения, как и способ совершения всей литургии, был точным воспроизведением соответствующих евхаристических форм последней пасхальной вечери Христа. Его знаменательные слова: «сие творите в Мое воспоминание», имели для апостолов и их преемников смысл не простого только повеления совершать установленное Спасителем таинство, но и указания на форму и способ его совершения («сие творите»). И так как Спаситель преподавал апостолам сначала хлеб, а потом уже чашу (Мф. XXVI, 26–7; Мр. XIV, 22–2: Лк. XXII, 19–20), то и первенствующие христиане приобщались отдельно плоти и крови, причем евхаристический хлеб подавался им в руки. Существование подобной практики засвидетельствовано многочисленными показаниями отцов и учителей обеих церквей. О ней говорят Климент Александрийский ¹, Ориген², Киприан³, Тертуллиан⁴, Дионисий Александрийский ⁵, Григорий Назианзен , Василий Великий⁶, Иоанн Златоуст⁷ и особенно Кирилл Иерусалимский. В то время как первые отмечают лишь факт принятия евхаристического хлеба в руки, он дает нам полное и подробное описание всего чина приобщения. «Приступая, говорит он, подходи не с протянутыми кистями рук и не с разведенными пальцами, но сделав левую руку престолом для правой, как имеющей принять царя, и согнувши ладонь, прими Тело Христово... Затем подходи и к чаше крови, не поднимая вверх рук , но сложив их и как бы с видом поклона почтительно говоря: аминь»⁸. Отмеченная Кириллом Иерусалимским и другими отцами практика является обычною для восточной церкви и более позднего времени. Ее подтверждает Трулльский собор 692 г. (101 пр.)⁹, запрещая употреблять для принятия св. тела сосуды из золота и серебра; о ней упоминает писатель VIII в. Иоанн Дамаскин¹⁰, ее же воспроизводят, наконец, и памятники древне-христианской иконографии. Сюда относятся изображения евхаристии в евангелиях россанском (VI в.). Раввулы (586) и Парижской Национальной библиотеки № 74 (XI в.); в псалтирях Лобкова (IX), афонопандократорской (IX в.), британской (XI в.) и барбериновой (XI в.); в мозаике Киево-Софийского собора и Михайловского монастыря (XI–XII вв.), в фресках Некрези¹¹) и т. п. Все они представляют апостолов с простертыми для принятия евхаристического хлеба руками, но при этом акт приобщения изображен в одних таким образом, что к Спасителю, держащему в одной руке чашу, а в другой часть евхаристического хлеба, приближается группа апостолов, и передний из них или же все, склонившись, простирают руку для принятия евхаристии (ев. Раввулы); в других же изображение делится на две части: в одной И. Христос преподает шести апостолам хлеб, в другой чашу (ев. россанское, псалтири: Лобкова, британская афонопандократорская, мозаика Киево-Соф. собора). Что касается значения данных памятников для определения продолжительности существования древней практики, то они имеют не одинаковую ценность. Одни воспроизводят практику им современную, другие, как можно думать, отжившую, прошлую. К последним относятся изображения появившиеся после IX в. Как увидим несколько ниже, чин приобщения утратил в этот период свои древние первоначальные формы.

На те же самые века падает господство древней практики и в западной церкви. Так, по свидетельству Бэды Достопочтенного, один из монахов общежительного монастыря, приобщаясь пред смертью, принял евхаристию в руки¹². Отмеченный Бэдою случай падает на конец VII ст., но он может иметь значение и для начала VIII, так как Бэда (┼735) не оставил бы без замечания изменений в практике причащения, если бы они были при нем на лице. Более позднее по времени свидетельство представляют «Статуты св. Бонифация» (┼754). Они предписывают преподавать евхаристию в уста только одним умирающим¹³ и тем самым показывают, что здоровым хлеб преподавался в руки. Этой же практики держалась римская церковь и в дальнейший период. Неопровержимое доказательство данного положения представляют памятники западного искусства. Таковы изображения евхаристии в сакраментариях турском (IX в.), мецком (855), геттингенской университетской библиотеки и Бамберга А 11, 52 (конец X или начало XI в.), в антифонарии № 390–391 города Gallen, в евангелистарии берлинского музея гравюр (средина XI в.) и на золотом рельефе алтарной колонны в городе Аахене (X в.)¹⁴. Как и в памятниках византийской иконографии, Спаситель представлен здесь подающим правой рукой чашу, левой хлеб (турский сакраментарий), и вся разница заключается в том, что последний принимается не тем или другим апостолом, но непременно Иудой предателем лишь он один простирает руку для принятия хлеба. Изображения подобного рода встречаются даже в памятниках XI–XIII в. (эмалевый ящик, изданный Кайе, миниатюра рукописи национальной библиотеки № 9561¹⁵ . Но если первые из перечисленных памятников могут ручаться за наличность воспроизводимой ими практики, то во вторых она является почти анахронизмом. XIII в. представляет для западной церкви время введения новых существующих в ней и до сих пор форм приобщения. Одновременно с древней, первоначальной практикой в римской церкви находит место обычай преподавать евхаристический хлеб не в руки, а прямо в уста. Первое историческое свидетельство о нем относится к VI столетию, принадлежит Григорию I. В третьей книге своих диалогов он рассказывает, что во время путешествия папы Агапеты (533–6) в Константинополь к нему был приведен для исцеления паралитик (немой и хромой). После совершения жертвы папа поставил его на ноги, а потом, «cum ei dominicum corpus in os mitteret», разрешил и уста¹⁶. Чрезвычайность отмеченного Григорием I случая не позволяет возводить его на степень общего правила; он ручается только за то, что рекомендуемый «Статутами св. Банифация» способ приобщения больных практиковался и в более раннее время. Но допускаемый первоначально в исключительных случаях, он делается впоследствии обычным способом приобщения и взрослых. Так кордовский собор 839 г. замечает об одной испанской секте – казианах, что они принимают евхаристический хлеб в руки и не желают приобщаться в церквах, потому что там св. хлеб преподается в уста¹⁷. Указывая на возникновение и существование новой практики, собор дает в то же время понять, что она не отличается особенною древностью: в противном случай сектанты не имели бы достаточного основания для протеста. На тот же IX в. падает появление рассматриваемой практики и в пределах Франции. Прямое и ясное указание на это находим в определениях руанского генерального синода времен Людовика Косноязычного (┼879). В главе об евхаристии он требует, чтобы пресвитер приобщал диакона и иподиакона, как служителей алтаря, собственною рукою, мирянам же (мужчинам и женщинам) преподавал евхаристию не в руки, но непременно в уста¹⁸. Синод не мотивирует своего постановления, но вводя новый способ приобщения мирян, тем самым показывает, что до сих пор они приобщались одинаково с духовными. И во Франции, следовательно, новая практика только еще начинает входить в употребление. Что касается продолжительности ее существования и широты распространения, то сказать об этом что либо определенное довольно трудно. Литературные памятники более о ней не упоминают,а в памятниках искусства она воспроизводится лишь дважды: в изображении евхаристии в штутгардской псалтири начала X в. и еванг. св. Бернгарда начала XI в.¹⁹. В том и другом Иуда предатель представлен принимающим евхаристический хлеб не в руки, а в уста. Всего естественнее думать, что рассматриваемая практика была лишь достоянием некоторых церквей и не вошла во всеобщее употребление. Она представляла такое же кратковременное явление, как запрещенный трульским собором обычай восточных христиан употреблять для принятия евхаристического хлеба сосуды из золота, серебра и других металлов, и – западных покрывать для той же цели руки полотняным платом.

Будучи мало распространена на западе, упомянутая практика уже совсем была неизвестна в греческой церкви. Древний способ приобщения сменился здесь приобщением при посредстве лжицы, т. е. одновременным приобщением тела и крови из чаши. Первое по древности упоминание о нем встречается у Софрония иерусалимского²⁰ (|┼ 638), рассказывающего о мучениках Кире и Иоанне, что они носили чашу наполненную телом и кровью Христовой²¹. Но как видно из хода речи, к новой практике прибегали лишь в исключительных случаях, – в случаях приобщения больных, обычным способом приобщения оставался, следовательно, прежний. От того же VII в. сохранилось упоминание о новой практике в постановлениях пражского собора (675 г. пр. 2). Усвояя ей название «inticta eusharistia», собор порицает ее как нововведение. Но и это свидетельство нисколько не говорит об исчезновении древней формы приобщения и утверждении новой. Подобному предположению противоречит тот бесспорный факт, что еще в половине VIII ст. восточные христиане приобщались отдельно плоти и крови. «Слагая руки на подобие креста, мы принимаем тело Распятого», замечает писатель данного времени – Иоанн Дамаскин²². Его показанием и кончаются, впрочем ,свидетельства о древней практике приобщения. В IX в. мы встречаемся уже с приобщением при помощи лжицы. Так, напр., литургия Василия Великого по Барберинову списку (IX в.) вменяет священнику в непременную обязанность, чтобы он после возгласа: «святое святым», влагал в св. чаши частицы св. тела²³. Такое же точно требование предъявляет ему и литургия Иоанна Златоуста. Ни та ни другая литургия не упоминают, положим, о лжице; но ее употребление предполагается и вложением частиц в чашу и отсутствием даже малейшего намека на дискос, на который полагался выносимый для приобщения народа св. хлеб. Указание на тот же самый способ приобщения представляет изданное покойным проф. Н. Ф. Красносельцевым «толкование на литургию св. Германа в редакции VIII–X вв.»²⁴. Греческая редакция этого толкования, относимая издателем ко времени не позднее IX в.²⁵, заканчивается такими словами: «Боговидец Моисей окропил некогда народ кровью козлею и телячею, говоря: вот кровь завета Господня (Ис. XXIV, 8). А Христос Бог дал собственное тело и пролил собственную кровь, и растворил питие нового завета, говоря: сие есть тело мое, ломимое, и кровь моя, изливаемая во оставление грехов, и мы пьем чашу, как тело и кровь»²⁶. Последнее выражение «пьем чашу, как тело и кровь» может быть понято только в том смысле, что евхаристическая чаша содержала тело и кровь Христову и верующие приобщались их одновременно. В следующие за IX ст. века практика греческой церкви становится настолько известною, принимает такие широкие размеры, что проникает даже на запад, вызывая здесь то одобрение, то порицание. Из ее защитников известны Эрнульф, епископ рочестерский (1115–1124)²⁷, папа Пасхалис II²⁸, собор клермонтский (1095, пр. 28) и турский. И наоборот, Бернольд Константский (┼1100), собор лондонский (1175 пр. 16) и другие порицают ее, как нововведение, не желая ее допущения даже при приобщении больных и детей, на чем настаивали папа Пасхалис II и собор турский. Так же неодобрительно относится к ней и один из несторианских писателей – Иесу-Йаб Низибийский (конец XII и начало XIII в). Перечисляя в I главе IV части своего сочинения «Liber demonstrationis de vera fide» ошибки мельхитов и иаковитов, он относит к числу их напоение жертвы кровию. «Они, замечает Иесу-Йаб, так смешивают евхаристию в чаше, что хлеб оказывается как бы сделанным из вина»²⁹. Свободною от упрека в нововведении остается лишь иерусалимская церковь. По словам писателя XI в. – Гумберта, она, не следуя примеру константинопольской церкви, держалась древнего чина приобщения³⁰. Справедливость подобного отзыва подтверждается свидетельством иерусалимской литургии ап. Иакова по спискам X–XI вв. (россанский и мессинский). Акт приобщения совершался в ней таким образом, что для приобщения народа диаконы выносят не только чаши, но дискосы, на которые, очевидно, полагалось св. тело³¹.

Отвергнув практику восточной церкви, как ничем неоправдываемое нововведение, западная церковь не удовлетворилась однако и тою формою приобщения, на которой остановилась в предшествующие века. В своем применении она представляла одно очень существенное и важное неудобство, – грозила возможностью пролития св. крови. Для устранения этой опасности западная церковь и решила лишить мирян св. крови, – приобщать их одним телом. Первые следы подобной практики встречаются уже в XII в. За ее введение ратуют аббат Лютихского диоцеза Рудольф (1100 г.) и Роберт Пуллейн (1140 г.)³². И тот и другой мотивирует свое предложение не только желанием устранить указанную выше опасность, но и стремлением успокоить тех христиан, которые утверждали, будто Спаситель не может присутствовать всем своим существом в каждом из видов. За новую практику высказываются, повидимому, и два собора XII в. – Кельнский 1179 г. и собор провинции Кантербери 1181 г. Первый требует, что бы причастившимся подавалось вино с водою, а второй упоминает, что мирянам предлагается вино, с которым они легче проглатывают св. хлеб³³. Но ни предложение Рудольфа с Робертортом Пульлейном, ни постановление соборов не встречает еще полного сочувствия и поддержки. Остальные писатели XII ст. настаивают на необходимости приобщения под обоими видами. Такого взгляда держатся между прочим Петр Ломбард³⁴ и Грациан³⁵. Не желая оставлять его без подтверждения, последний приводит и соответствующее доказательство, – цитирует одно место из 37 письма папы Геласия, в котором он считает непозволительным воздерживаться от чаши и требует приобщаться тела и крови. Подобного рода воззрения высказывались и в XII в. Так, Дургамский собор 1220 г. говорит о приобщении под обоими видами³⁶, равно и постановление собора Экзетерского предполагает древнюю практику³⁷. На той же точке зрения стоит и Альберт Великий. Соглашаясь с тем положением, что Христос преподается верующим и под видом одного хлеба, он однако указывает на «action Christi», как на обязательное для всех установление, и приобщение одним хлебом без чаши считает не полным в сакроментальном отношении³⁸. В противоположность этим свидетельствам литература XIII в. представляет не мало указаний и на утверждение нового обычая приобщать мирян одним хлебом. Так, главный капитул ордена цистерцианцев постановил в 1261 г. лишить монахов и монахинь чаши и предоставить ее одним служителям алтаря³⁹ . Не менее ясно говорят о новой практике и такие из писателей

ХIII ст., как Александр Гелес, Бонавентура и Фома Аквинат. Первый из них, заметив, что тело Христово должно приниматься под видом одного хлеба, прибавляет «как совершается почти повсеместно в церкви»⁴⁰. По свидетельству Александра Галеса о повсеместном распространении нового способа приобщения нельзя придавать особенного значения. Живший десятилетием позже Фома Аквинат выражается по данному вопросу гораздо сдержаннее. «Во многих церквах, говорит он, наблюдается обычай преподавать приобщающемуся народу тело Христово, но не кровь» ⁴¹. Предусмотрительно поступают некоторые церкви, лишая народ чаши», замечает он в другом месте⁴². Но как бы мы ни стали суживать границы распространения новой практики, во всяком случае несомненно, что во второй половине XIII ст. она одержала победу. Не малую услугу оказали ей монашеские ордена францисканцев и доминиканцев, пропагандирующие ее по завету и примеру своих начальников. Их вмешательство имело такое влияние, что в XIV ст. причащение под обоими видами не находит защитников и выходит из употребления. Только кое-где сохраняются еще следы старой практики. Так напр. Дуранд (┼1296)⁴³ замечает, что в некоторых местностях после приобщения священнослужителей часть освященной крови оставляется в чаше, и в нее для приобщения мирян вливается чистое вино, так как не прилично приготовлять много крови, да большого количества ее не может вместить и чаша. О том же самом говорит одно место из третьего римского «Ordo»⁴⁴, с тем лишь различием, что, по его указанию, остаток освященного вина переливался из чаши священника в большую чашу с простым вином. Такой вид получил древний способ приобщения среди монахов вышеупомянутого ордена цистерцианцев. Но и этот слабый намек на изначальную практику является исключением: господствующей формой причащения мирян остается приобщение под одним видом.