Глава 1. Минуций Феликс

Первый латинский христианский богослов, с которого мы начинаем изучение латинской богословской традиции – это апологет конца II – начала III века Минуций Феликс⁸⁹. Скудные сведения о его жизни содержатся в его собственном сочинении и немногочисленных свидетельствах последующих авторов. По всей вероятности, Минуций Феликс происходил из Северной Африки; возможно, из города Цирта (современная Константина в Алжире)⁹⁰. Впоследствии он переехал для работы в Рим. Лактанций и блаж. Иероним единодушно называют Минуция Феликса «известным Римским адвокатом» (Rоmае insignis causidicus)⁹¹, что подтверждается его собственными словами во 2-ой главе его апологии⁹². Будучи сначала язычником⁹³, Минуций Феликс обратился ко Христу уже в зрелом возрасте⁹⁴. Его единственным сочинением является апология Octavius («Октавий»)⁹⁵, которая была написана между 170 г. и 248 г., из чего можно судить о годах жизни ее автора (втор. пол. II в. – пер. пол. III в.)⁹⁶.

Текст апологии Минуция Феликса сохранился только в одной рукописи IX в. (Codex Parisinus 1661). Впервые она была опубликована в Риме в 1543 г. Фавстом Сабеем (Faustus Sabaeus) в качестве «восьмой книги» (liber octavus) Рассуждений против язычников (Disputationes adversus gentes)⁹⁷, принадлежащих другому латинскому апологету конца III – начала IV вв. Арнобию Старшему⁹⁸. Однако уже в 1560 г. Франсуа Балдуин (Franciscus Balduinus) в своем Гейдельбергском издании исправил эту ошибку и установил подлинного автора Октавия.

Октавий⁹⁹ (CPL 37; PL 3, 231–360; CSEL 2.3; Marci Minucii Felicis «Octavius» / Kytzler В., Teubner В. G. Leipzig, 1982) – это философская апология, написанная в форме диалога и отличающаяся стройной композицией, изысканностью языка и стиля. Образцом для нее послужили, главным образом, трактаты Цицерона О природе богов (De natura deorum) и Сенеки О промысле (De providentia). Кроме того, в апологии Минуция Феликса встречается множество параллелей с другими раннехристианскими апологетами, такими как Тертуллиан, св. Иустин, Татиан, Афинагор, свт. Феофил Антиохийский и др. Основное содержание апологии представляет собой диалог между язычником Цецилием Наталием (Caecilius Natalis) и христианином Октавием Януарием (Octavius Januarius), давним другом Минуция Феликса, именем которого и названа апология. Аргументы Цецилия находят строгую параллель в ответах Октавия. В апологии можно выделить следующие части:

1. Вступление (гл. 1–4),

2. Апология язычества (речь Цецилия, гл. 5–13),

3. Интермедия (о правилах ведения споров, гл. 14–15),

4. Апология христианства (речь Октавия, гл. 16–38),

5. Обращение Цецилия в христианство (гл. 39–41).

Апология заканчивается торжеством христианства как истинной религии (vera religio) над язычеством как суеверием: «Да прекратится суеверие, да посрамится нечестие, да торжествует истинная религия!»¹⁰⁰. Однако характерной чертой апологии Минуция Феликса является то, что в ней отсутствуют явные цитаты из Св. Писания¹⁰¹ и ни разу не упоминается имя Господа Иисуса Христа¹⁰², зато часто цитируются языческие авторы, такие как Гомер, Фалес, Ксенофан, Платон, Эвгемер, Гораций, Вергилий и др., которые, по мнению автора, подчас высказывали мысли, сходные с христианством¹⁰³. Это обстоятельство дало многим исследователям повод считать, что христианство в представлении Минуция Феликса мало чем отличается от морально-философской религии стоиков¹⁰⁴. Однако сам автор дает нам понять, что он не собирался, в отличие, скажем, от св. Иустина или Тертуллиана, писать полную, подробную апологию христианства, но лишь хотел привести языческую аудиторию к преддверию веры во Христа¹⁰⁵. Для этого не было лучшего средства, кроме как сражаться с язычниками их же собственным оружием, то есть приводить убедительные свидетельства, подтверждающие правоту христианства, из самих же языческих авторов¹⁰⁶. Кроме того, в апологии мы находим немало скрытых библейских цитат¹⁰⁷.

В 36-ой главе своей апологии Минуций Феликс говорит, что намеревается написать еще один трактат De fato («О судьбе»). Во времена блаж. Иеронима было известно одно сочинение спохожим названием – De fato vel contra mathematicos («О судьбе или против астрологов»). Однако Иероним, исходя из стилистической разницы, говорит, что этот трактат не мог принадлежать Минуцию Феликсу¹⁰⁸.

Несмотря на то, что в апологии Минуция Феликса, адресованной внешней, языческой аудитории, не затрагиваются такие важные темы христианской догматики, как триадология, христология и сотериология, мы рассмотрим основные положения его учения, стоящего у самых истоков латинской богословской традиции.

Минуций Феликс высоко оценивает познавательные способности человека. Он полагает, что все люди без различия пола, возраста и состояния наделены такими познавательными способностями, как разум и чувства (rationis et sensus capaces ethabiles procreatos, Octav., 16). Мудрость не есть дар фортуны, но врождена людям по природе (natura insitos esse sapientiam, ibid.). Прежде всего человек должен познать самого себя (nosse se et circumspicere debere), свою сущность и свое происхождение (17). Однако, по мнению Минуция Феликса, человек, будучи частью мирового целого, не может познать себя прежде чем познает мир как целое (universitas) и те всеобщие связи, которые в нем существуют. Но познать мир в целом – это значит познать его происхождение, то есть познать его Творца – Бога. Поэтому Минуций Феликс полагает, что человек не может познать самого себя, если прежде он не познает Божества (divinitatis rationem, 17). Человек может познавать, ощущать и подражать Богу посредством своего слова и разума (sermo etratio, 17; 32). Даже телесное строение человека – прямая осанка, устремленный вверх взор – естественно направляют его к познанию Небесной Славы (caelestem claritatem, 17)¹⁰⁹. Во всех творениях Божиих, во всех явлениях созданного Богом мира человек может усматривать присносущную Силу Божию (virtutem ejus semper praesentem), так же как по движению нашего тела мы можем отчасти познать и управляющую им душу (32)¹¹⁰. Поэтому нет ничего удивительного, что не только христиане, но и лучшие языческие философы пришли к познанию единого Бога, хотя и называли Его различными именами (19–20)¹¹¹, так что Минуций Феликс полагает даже, что «или нынешние христиане – философы, или философы были уже тогда христианами» (20)¹¹². Без знания Бога (notitia Dei) у человека не может быть прочного счастья (solida felicitas, 37). Незнание Бога (imperitia Dei) влечет за собой наказание, а Его знание служит к получению прощения (35).

Учение Минуция Феликса о Боге находится в сильной зависимости от римского стоицизма, хотя и не лишено влияния среднего платонизма и ранних христианских апологетов. Это учение можно назвать учением о Deus philosophorum, «Боге философов»¹¹³. Тем не менее следует отметить, что у Минуция Феликса мы встречаем особое внимание к самопознанию, к внутреннему миру души, в котором человек непосредственно соприкасается с Богом. Можно сказать, что Минуций Феликс стоит у истоков этой тенденции латинского богословия, идущей от него к Тертуллиану, Марию Викторину и свт. Амвросию Медиоланскому, а через них – к блаж. Августину, придавшему ей окончательный и совершенный вид¹¹⁴.

Минуций Феликс доказывает существование Бога и Его промысла в полемике с эпикурейской атомистической космологией. У него встречаются три типа такого доказательства, причем два первых относятся к опосредованным доказательствам, а третье – к непосредственным. Первое доказательство Минуций Феликс заимствует у Цицерона¹¹⁵; оно основывается на признании целесообразности и закономерности мирового устройства, что предполагает наличие у мира разумного Творца (17–18): «Если только ты поднимешь взор к небу и рассмотришь то, что под ними на нем, то может ли быть что-нибудь достовернее той истины, что есть некое Божество превосходнейшего ума (aliquod numen praestantissimae mentis), Которое вдохновляет, движет, сохраняет и направляет всю природу?» (17)¹¹⁶. Подобно тому как порядок и красота, царящие в каком-либо доме, говорят нам о том, что у него есть хозяин, так и промысел, порядок и закон (providentia, ordo, lex), царящие в этом мире, как в неком большом доме (in hac mundi domo), указывают на его Господа и Родителя (universitatis dominum parentemque, 18). Мир целесообразно устроен не только в целом, но и в частях; это прекрасно видно из строения живых организмов (17–18). Кроме того, Минуций Феликс замечает, что, если природные явления могут познаваться только напряженными усилиями нашего разума (summa solertia et ratione), это значит, что они могли образоваться, возникнуть и прийти в порядок только с помощью высшего Творца (summi opificis) и совершеннейшего Разума (perfectae rationis, 17). Единство Творца этого мира, Который есть также Владыка Небесного Царства (caeleste regnum), ясно следует из того, что даже земные царства прочны только тогда, когда управляются властью одного (unius imperio,18). Второе доказательство бытия Божия состоит в апелляции к мнению наиболее авторитетных философов и поэтов, таких как Платон, Аристотель, Зенон, Хрисипп, Клеанф и др. (19). Наконец, третье, наиболее интересное доказательство бытия и единства Божия Минуций Феликс называет «всеобщим согласием» (consensus omnium), а Тертуллиан – «свидетельством души» (testimonium animae)¹¹⁷. Оно заключается в том, что все люди неким непосредственным внутренним чувством знают о существовании единого Бога Творца, выражая это знание в таких простых словах, как «Бог велик», «Бог истинен», «если Богу угодно» и т. п. (18). «Что это, – удивленно спрашивает Минуций Феликс, – естественная речь народа (vulgi naturalis sermo) или исповедание христианина?» (ibid.).

Характерной чертой учения Минуция Феликса о Боге является сочетание в нем представлений о совершенной трансцендентности Бога и непостижимости Его природы с представлениями о Его деятельном присутствии в мире. Согласно Минуцию, природа Бога духовна: Он есть Ум, Разум и Дух (mens, ratio et spiritus, 19)¹¹⁸. Как абсолютный Дух, Бог не имеет ни начала, ни конца; Он бесконечен и безграничен (infinitus, immensus). Бог обладает вечным бытием (perpetuitas, 18); Он самодостаточен и не нуждается в мире: «Еще прежде создания мира Бог Сам для Себя был миром» (ibid.)¹¹⁹. Бог невидим (nес videri potest), ибо Он ярче зрения (visu clarior est, ibid.). Если солнце, когда мы на него долго смотрим, притупляет наш взор, то тем более Сам Творец солнца и Источник Света недоступен зрению (32)¹²⁰. Так же, как и наша душа, Бог невидим для телесных очей (oculis carnalibus, ibid.)¹²¹. Он неосязаем (nес comprehendi potest), ибо Он тоньше осязания (tactu purior est, 18). Бог неоценим (inaestimabilis), ибо Он выше чувств (sensibus major est, ibid.)¹²². Наше познание неспособно в полноте вместить все Величие Божие (magnitudo Dei), ибо во всей полноте Бог известен только Самому Себе (soli sibi, tantus quantus est, notus, ibid.). Поэтому Минуций Феликс полагает, что мы только тогда достойно оцениваем Бога, когда признаем Его неоценимым; и кто полагает, что он знает Величие Божие, тот умаляет его, а кто не хочет умалять, тот не знает его (ibid.)¹²³. Следует устранить в познании Бога все Его имена, ибо все они неадекватны в отношении Того, Кто абсолютно прост и един; только тогда можно увидеть Славу Божию (ibid.)¹²⁴. Из всех имен Божиих Богу в собственном смысле подходит только одно имя – «Бог» (Deus, ibid.)¹²⁵.

Хотя в апологии Минуция Феликса отсутствует триадология, однако несколько прикровенных указаний на Св. Троицу все-таки встречаются. Так, Минуций Феликс говорит, что Бог все сущее приводит в бытие Своим Словом (verbo jubet), упорядочивает Своим Разумом (ratione dispensat) и совершает Своей Силой (virtute consummat, ibid.). Первые два определения – Слово и Разум – могут указывать на Сына Божия¹²⁶, третье – Сила – на Св. Дух, а Сам Бог, имеющий Их – это Бог Отец¹²⁷. Кроме того, Минуций Феликс говорит, что христиане считают Христа Богом (Deum credi, 28). Наконец, в апологии встречается более ясное указание на Св. Дух, когда Минуций Феликс говорит, что Фалес Милетский считал воду началом вещей, а Бога – Духом (mentem), Который все образовал из воды. «Мысль о воде и Духе (aquae et spiritus ratio), – говорит он, – слишком возвышенная, чтобы могла быть изобретена человеком; она передана от Бога» (19; ср. Быт.1:2).

Будучи трансцендентным миру, Бог в то же время является Его Творцом (opifex, 17; auctor, 32), Родителем (parens omnium, parens universitatis, 18 ,19), Господом (dominus, 18) и Управите… их ниспала с небесной чистоты в тину земных страстей, лишилась чистоты своей сущности (simplicitatem substantiae suae), развратилась, осквернила себя пороками и отделилась от Бога (alienati a Deo, ibid.). Это – лживые духи (spiritus insinceri, vagi), демоны (daemones, ibid.)¹²⁸. По мнению Минуция Феликса, от них произошли на земле все виды зла – как нравственного(пороки), так и природного (болезни, уродства, катаклизмы,26–27). Для того, чтобы отвратить людей от Бога, демоны изобрели ложные религии (pravae religiones) и возбудили гонения на христиан (ibid.)

Также был сотворен, образован и одушевлен Богом (a Deo factus, formatus, animatus, 17; 34). Он есть образ Божий (Dei simulacrum, 32) и отличается от животных тем, что одарен словом и разумом (sermo et ratio, 17; 32). Даже внешнее, телесное строение человека (forma nostra) – прямая осанка (status rigidus) и устремленный вверх взор (vultus erectus, suspectus in caelum) – указывают на его высшее достоинство и небесное призвание (17)¹²⁹. Дух человека обладает свободой (mens libera) и в своих действиях не зависит от судьбы (fatum, sors fortunae, 36). По мнению Минуция Феликса, судьба есть ни что иное, как определение Божие о каждом человеке (de unoquoque nostrum Deus fatum est), ведь «Бог может предвидеть будущее (praescire materiam) и сообразно с заслугами и свойствами каждого (pro meritis et qualitatibus singulorum) определяет его судьбу» (ibid.)¹³⁰. Он судит не знатность (dignitas) и происхождение (genitura), а действия человека (actus hominis, ibid.). Душа человека продолжает жить и после смерти тела, однако она не переселяется в другие человеческие тела, тем более в тела животных, но ожидает воскресения своего собственного тела (34).

Сообразуясь с требованиями полемики против языческой религии и культа, Минуций Феликс в своем учении делает сильный акцент на духовной стороне христианского богослужения¹³¹.Он говорит, что Бог не нуждается в материальных жертвоприношениях, храмах и изображениях¹³². Бога следует почитать в глубине нашего духа, посвящать Ему наше сердце (32)¹³³. По его мнению, угодная Богу жертва (litabilis hostia) – это добрая душа (bonus animus), чистые помыслы (pura mens) и незапятнанная совесть (sincera sententia, ibid.). Кто сохраняет невинность, тот молится Господу (Domino supplicat), кто поступает справедливо, тот приносит жертву Богу (Deo libat), кто удерживается от обмана, тот умилостивляет Его (propitiat Deum), кто помогает ближнему в опасности, тот приносит Ему самую лучшую жертву (optimam victimam). «Таковы наши жертвоприношения (haec nostra sacrificia), – говорит Минуций Феликс, –таковы посвящения Богу (Dei sacra); и у нас благочестивее (religiosior) тот, кто справедливее» (justior, ibid.).

Опровергая клевету язычников, Минуций Феликс яркими красками изображает нравственную высоту современных ему христиан, чистоту и простоту их жизни (31; 36; 37; 38). Христиане отличаются скромностью (modestia), терпением (patientia), невинностью (innocentia) и целомудрием (pudicitia,31; 36). Многие из них навсегда сохраняют девство (virginitas perpetua), а если для рождения детей (cupiditate procreandi) вступают в брак, то строго соблюдают единобрачие (unius matrimonium, 31; 35; 36). Они относятся друг к другу со взаимной любовью и называют друг друга «братьями» (fratres) как дети единого Бога Отца (unius Dei parentis homines), как сообщники веры (consortes fidei) и сонаследники упования (spei cohaeredes, 31). «Собрания (convivia) наши¹³⁴, – говорит Минуций Феликс, – отличаются не только целомудрием, но и трезвенностью; на них мы не предаемся пресыщению яствами, не услаждаемся вином; веселость мы умеряем строгостью, целомудренной речью и еще более целомудренными движениями тела» (ibid.). Христиане считают грехом не только совершение преступления (scelera admissa), но и сам преступный помысел (et cogitare peccare est, 35). Бедность для них является не позором, а славой (gloria), поскольку от роскоши дух расслабляется, а от умеренности (frugalitate) укрепляется; скорее бедным следует считать того, кто, имея многое, домогается еще большего. А христиане «богаты в Боге» (Deo dives), т. е. духовно богаты (36). Несчастия для христиан являются школой добродетели (disciplina virtutis), ибо ими человек испытывается, как золото огнем (ibid.). Бог попускает человеку впадать в разные тесные обстоятельства для того, чтобы его проверить и испытать (explorat et examinat, 36–37). Согласно Минуцию Феликсу, христианин – это «воин Божий» (Dei miles), сражающийся со своими пороками и искушениями, готовый идти на смерть ради своей веры. «Какое прекрасное зрелище (spectaculum) для Бога, – восклицает Минуций Феликс, – когда христианин борется со скорбью, когда он твердо стоит против угроз, пыток и казней, когда смеется над страхом смерти и не боится палача, когда он сохраняет свою свободу перед царями и владыками и преклоняется только перед Богом, Которому он принадлежит; когда он, как торжествующий победитель (triumphator et victor), смеется даже над тем, кто приговорил его к казни!» (37). Проводя жизнь в скромности, христиане уповают на милосердие Божие, воодушевляются верой в Его Величие и надеждой на воскресение и будущее блаженство (spem futurae felicitatis, ibid.).

Минуций Феликс подробно останавливается на учении о конце мира, воскресении мертвых, последнем Суде и наказании грешников. То, что наступит конец мира, он доказывает известным философским положением: все, что имело начало, придет к концу, и все, что возникло, уничтожится (34)¹³⁵. Об этом учили и философы, такие как Платон, Эпикур, стоики. Вместе с последними Минуций Феликс говорит о конечном «воспламенении мира» (incendium mundi, έκπύρωσις, ibid.)¹³⁶. После этого произойдет всеобщее воскресение тел (resurrectio futura, renascendi, reparari), в доказательство чего Минуций Феликс приводит несколько аргументов. Во-первых, он указывает на всемогущество Божие: Бог, создавший человека вначале, может и воссоздать его заново (denuo reformari); ведь гораздо труднее дать начало тому, что не существовало, чем возобновить то, что существовало (ibid.). Во-вторых, когда наше тело разрушается, оно становится невидимым для нас, но не для Бога; всеведущий Бог сохраняет его элементы (ibid.). Наконец, в-третьих, мы встречаем примеры воскресения повсюду в природе: за закатом следует восход, за зимой – весна, когда распускаются деревья и цветы, и т. д. Как деревья зимой скрывают свою жизненную силу под обманчивым видом мертвенности, так и тело в этой жизни ожидает своей весны (corporis ver), то есть своего воскресения (ibid.)¹³⁷. Минуций Феликс использует и евангельский образ семени: семя не возродится, если прежде не сгниет (ibid., ср. Ин 12:24). За всеобщим воскресением настанет справедливый Суд Божий (Dei judicium justum), после которого те, кто познал истинного Бога и жил добродетельно, будут блаженствовать, а те, кто не познал Его и предавался порокам, будут подвергнуты бесконечным мучениям (tormenta, 34–35; 38). Огонь, которым будут производиться наказания грешников (poenale incendium), Минуций Феликс, подобно Гераклиту и стоикам¹³⁸, называет «разумным огнем» (sapiens ignis), то есть одушевленным и наделенным разумом. Этот огонь, не как обыкновенный огонь, сжигает тела грешников до конца, но одновременно и сжигает, и возобновляет телесные члены (membra urit et reficit, carpit et nutrit), питаясь их неистощимыми мучениями (35)¹³⁹. Пример подобного явления Минуций Феликс видит в вулканах, которые своим огнем раскаляют почву, не разрушая ее (ibid.)¹⁴⁰.

Минуций Феликс пользуется различными аргументами для опровержения разнообразной нелепой клеветы, возводимой в то время язычниками на христиан, вроде той, что христиане поклоняются чудовищам, устраивают «Фиестовы вечери» (то есть занимаются людоедством) и «Эдиповы смешения» (то есть предаются кровосмешению, ibid., 9; 28–31). Во-первых, он обращает внимание, что язычники судят о том, чего сами не знают и не исследовали (28)¹⁴². Во-вторых, он апеллирует к здравому смыслу: если бы христиане действительно совершали те преступления, в которых их обвиняют, то их следовало заставить признаться в них. Однако на самом деле выходит совсем наоборот: вместо того, чтобы заставить христиан сознаться в преступлениях, их заставляют отказываться от имени христиан, как будто, отказавшись от этого имени, они могут загладить этим свои преступления(ibid.)¹⁴³. В-третьих, Минуций Феликс говорит, что язычники приписывают христианам те пороки и злодеяния, которые свойственны им самим (28–31)¹⁴⁴. В целом, по мнению Минуция Феликса, все эти нелепые обвинения, да и сами гонения на христиан суть изобретение демонов, которые пытаются таким образом помешать распространению истинной религии, кладущей конец их собственному почитанию (27–28).

Для объяснения происхождения языческого политеизма Минуций Феликс использует, главным образом, две теории. Во-первых, еще языческий автор IV в. до P. X. Эвгемер указывал, что языческие боги суть люди, обожествленные за свои добродетели и благодеяния (20–21). Языческие поэты, в свою очередь, приписали этим обожествленным людям множество нелепых и безнравственных черт, несовместимых с истинным понятием о Боге (21–22); а скульпторы и художники воплотили все это в своих бездушных творениях (23–24). Во-вторых, языческие боги суть демоны, населяющие языческие святилища, прорицалища и идолов (26–27). Сами демоны признаются в этом, когда христиане заклинают и изгоняют их именем единого истинного Бога (adjurati per Deum verum et solum, 27).

Минуций Феликс в латинской богословской письменности положил начало и антииудейской полемике. Он говорит, что когда иудеи чисто и благоговейно чтили Бога, Которого чтут и христиане, когда они повиновались Его спасительным повелениям, тогда они размножились, стали многочисленным и богатым народом. Однако когда они предались нечестию, оставили Бога и уклонились от Его учения, тогда Бог оставил их и предал в руки врагов (a Deo, ut disciplinae transfugas, deditos), а свою милость и заботу перенес на христиан (33).