БЕСЕДА в неделю крестопоклонную

«Един же от обешеную злодею хуляше Его, глаголя: аще Ты еси Христос, спаси себе и наю. Отвещав же другий прещаще ему, глаголя: ни ли ты боишися Бога, яко в том же осужден еси; и мы убо в правду: достойная бо по делом наю восприемлева: сей же ни единого зла сотвори. И глаголаше Иucycoвü помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии си. И рече ему Иисус: аминь глаголю тебе, днесь со Мною будеши в раи (Лук. 23, 39 – 43).»

Из всех примеров покаяния, представленных для нашего наставления в Священном Писании, требует нашего особенного внимания покаяние разбойника, получившего от Церкви имя благоразумного. В этом событии, по свидетельству Св. Евангелиста Луки, есть такие черты, которых мы не встречаем в других подобных повествованиях.

Прежде всего мы видим здесь величайшего грешника, – разбойника, т. е. грабителя и душегубца. И этого грешника Господь помиловал, чтобы убедить нас, что нет греха, которого не простил бы Бог истинно кающемуся, и нет глубины зла, из которой не извлек бы Искупитель наш погибающего человека.

Далее здесь видим нечто удивительное в самом выражении, каким Господь изрек прощение этому разбойнику.

Обыкновенно Иисус Христос, прощая грешников, говорил, как например, бывшему тридцать восемь лет в расслаблении: „вот ты теперь выздоровел, не греши же, чтобы не случилось с тобой чего хуже» (Иоан. 5, 14), или как жене грешнице: „иди, и впредь не греши» (Иоан, 8, 11). В этих выражениях мы видим, что Иисус Христос, прощая грешников, указывал им на их обязанность впредь хранить себя от грехов, т. е. поставлял их на путь спасения, которого они должны были достигать добродетельною жизнью, как сказано одному из десяти исцеленных от проказы: „вера твоя спасла тебя» (Лук. 17, 19). Но благоразумному разбойнику, пригвожденному ко кресту, уже близкому к смерти и, следовательно, не имевшему времени для доброй жизни, прямо говорит: „истинно говорю тебе, ныне же со Мною будешь в раю». Между тем, мы знаем из учения Христа Спасителя, что жизнь в раю требует праведности, или свободно приобретенной человеком в земной жизни готовности и способности к чисто духовной и святой деятельности в раю, так как никто нечистый не может войти туда. Это указал нам Господь в притче о званных на царскую вечерю. Увидев человека, одетого не в брачную одежду, царь говорит ему: „друг! как ты вошел сюда без брачной одежды» (Матф. 22, 11 – 13)? Посему должно думать, что благоразумный разбойник раньше имел задатки, или зачатки добродетелей, которые мог завершить на кресте высоким подвигом покаяния, окончательно пересоздавшим его и сделавшим способным к райской жизни. Какие же это задатки могли быть в душегубце?

Все это вместе располагает нас к размышлению об этом великом подвижнике покаяния.

Кто был этот разбойник? Евангелие ничего не сообщает о нем, кроме немногих слов прочитанных нами. Он не назван по имени, не видно какого он происхождения, как он сделался разбойником, за что именно был взят и осужден. Но для той цели, которую имело Слово Божие, т. е. для нашего назидания, в словах Евангелия есть все, что нам нужно. Из слов, сказанных им на кресте, мы можем составить полный и ясный духовный его образ. Он был еврей; это видно из того, что он имел понятие об обетованном Израилю Мессии и Его царстве: в ответ на слово другого распятого разбойника: аще Ты еси Христос, он не отвергает мысли, что это Христос, а Самому Христу говорит о царствии Его. Как он попал в шайку разбойников об этом не трудно догадаться по известным в истории всех веков рассказам о разбойниках. Может быть, сиротство и бедность, недостаток воспитания и надзора в ранней молодости, дурные примеры товарищей и потом грехи молодости, страсть к плотским наслаждениям, при легкости добывать для них средства вместо труда грабежом и убийством, – все это, в той или другой совокупности обстоятельств, могло увлечь его в разбой, как увлекает многих и ныне на наших глазах. Если ныне в странах образованных, при устройстве правительств и судов, не прекращается разбойничество, то для него был полный простор в древности, при недостатке общественного благоустройства. Гористая Палестина, перерезанная долинами и глубокими ущельями, была особенно удобна для выжидания путешественников, внезапного нападения на них и укрывательства грабителей в горах. Иисус Христос в притче о человеке впадшем в разбойники указал, конечно, особенно известную разбоями дорогу по гористой и пустынной местности от Иерусалима до Иерихона. Долго ли занимался разбойник своим печальным ремеслом, в каком возрасте он был пойман и осужден на казнь, неизвестно; но очевидно, что он скрывался от преследования властей и взят силою.

Но был ли он закоснелым злодеем, без совести, стыда и сострадания, каких бывает много, каким оказался другой разбойник, распятый вместе с ним и со Христом? Нет. Известно, что и в разбойниках бывают добрые свойства, как то: храбрость, верность данному слову, жалость к беззащитным и беспомощным, а иногда даже благотворительность к бедным, хотя из награбленного имущества; так как человек и в самом глубоком развращении, пока жив, сохраняет более или менее естественные человеческие свойства и не становится дьяволом. Но благоразумный разбойник и в мрачное время своей преступной деятельности сохранил в душе своей высшие свойства, чем те, которые указаны нами в обыкновенных разбойниках. Он имел в душе неизвестное закоснелому злодею чувство страха Божия. Когда неразумный разбойник злословил Иисуса Христа, он „унимал его», по словам евангелиста, говоря: “или ты не боишься Бога, когда осужден на то же”? т.е. все мы вместе, висящие на крестах, страдаем и в тебе нет жалости к Участнику тех же страданий и тебе не стыдно и не грешно укорять Его! Но говоря это, он обнаружил и другое прекрасное чувство справедливости, сознание своих преступлений и благоговение к Страдальцу невинному, прибавив: „и мы осуждены справедливо, достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал».

Могли ли эти чувства мгновенно, во время распятия, возникнуть в душе благоразумного разбойника, или они раньше, еще во время самой преступной его жизни, были в его сердце? Конечно, вернее последнее. Другой разбойник не обнаружил в себе ничего подобного; напротив, он повторил хулы и насмешки озлобленных иудеев, которые говорили: „других спасал, пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий» (Лук. 23, 35). Как же могли совместиться в душе одного и того же человека такие противоположные чувства, как страх Божий и справедливость вместе с жестокостью и страстными волнениями, свойственными убийце и грабителю? Во-первых, мы не знаем, продолжал ли этот разбойник свои преступные действия до самого взятия его под стражу, или взят за прежние, уже оставленные им преступления, в которых он раскаивался; но несомненно, что душа его страдала в самом продолжении его преступной жизни. И это бывает со многими грешниками, особенно порабощенными сильным страстям, от которых и при желании отрешиться не находят в себе достаточно для этого силы, так сказать: плачут, да грешат. Бывает и так, что, запутавшись в связях с развращенными людьми преступники, склонные к раскаянию, не могут освободиться от них. Относительно благоразумного разбойника вероятно последнее. Он знал, какая казнь ему угрожает, он ожидал ее, и когда она его постигла, он принял ее с твердостью и честным сознанием своих преступлений, как наказание правды Божией: „мы достойное по делам нашим приняли». Итак, задолго до казни в глубине души его скрывалось сердечное отвращение от греха, скорбь о виновности пред Богом и готовности на казнь для искупления грехов и удовлетворения правосудию Божию. Эти глубокие добрые чувствования и проявились со всею силою во время крестных его страданий.

Благоразумный разбойник, очевидно, раньше знал Иисуса Христа; иначе он не мог бы с такою уверенностью говорить о Нем не за настоящее, а за прошедшее время: „Он ничего худого не сделал», не мог бы и с таким участием отнестись к неизвестному ему человеку. Иисус Христос в течении трех с половиною лет ходил с проповедью о царствии Божием по всей Иудее, Галилее и Самарии и даже за пределами Палестины, в странах Тирских и Сидонских, везде поучая народ, исцеляя недуги и творя бесчисленные чудеса; Его видели и слышали о Нем не только в городах, но и в самых глухих местечках. Разбойники, обыкновенно знающие все, что делается в их стране, и знали о Нем, и могли видеть и слышать Его, скрываясь в несметных толпах народа, всегда Его сопровождавших. Можно это думать и о о благоразумном разбойнике. Иначе откуда он мог знать, что Иисус Христос делал только добро, и соединять с Его именем понятие о Мессии и Его царстве. Простой народ, принимавший откровенным сердцем Его спасительное учение и судивший об Его делах непредубежденным умом, а не как книжники и фарисеи, постоянно спрашивал: не Он ли ожидаемый Мессия – Христос? (Мф. 12; 23). И не только иудеи, но даже самаряне прямо признавали Его за Мессию (Иоан. 4, 29 – 42). Α некоторые, получившие от Него благодеяния, как Марфа, сестра Лазаря, с совершенною верою и ясным разумением исповедывали Его Мессией: „Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (Иоан. 11, 27). Эти мысли и благоразумный разбойник, не имевший сношения с начальниками иудейскими и не зараженный их предрассудками, мог разделять с народом, а тем более искать утешения страждущей душе в спасительном учении и благотворениях Иисуса Христа. Но как объяснить его истинное и высокое разумение царства Мессии? Тою же непосредственною народною верою, которая не спрашивала, как фарисеи, по какому праву Ты делаешь то или другое, и „кто Тебе дал власть сию?» (Мат. 21; 23), а убеждаемый Его учением и делами шел за Ним с покорностью и уверенностью, что Он откроет Свое царство, когда Ему это будет угодно. Эта вера и созрела в душе благоразумного разбойника на кресте и завершилась его молитвою, единственною в истории церкви: помяни мя, Господи, во царствии Твоем, и беспримерною наградою: днесь со Мною будеши в раи.

В этом мы убедимся при размышлении о поведении разбойника во время распятия, которое можем назвать крестным подвигом. Известно, что распятие на кресте было одною из самых страшных и мучительных казней. При подобных страданиях люди обнаруживают различно свое внутреннее мучительное состояние: одни – в стенаниях и воплях доходят до лишения сознания, другие, как более сильные характерами, – в ожесточении и озлоблении изрыгают хулы и проклятия, как видим в словах неразумного разбойника, иные, наконец, души мужественные и верующие, в сознании своей вины, просят прощения в преступлениях у зрителей казни, выражают страх посмертной участи и находят облегчение в молитвенных обращениях к Богу. Последнее расположение духа в высшей степени обнаружилось в поведении благоразумного разбойника на кресте. Можно думать, что подведенный к кресту для пригвождения на нем и смертной казни, он с изумлением увидел, что вместе с ним и товарищем его по разбойничеству приведен для той же казни и невинный Иисус. Его внимание было возбуждено, его взор был обращен с жалостью и состраданием к кроткому, светлому лицу Иисуса, грядущего принести Свою спасительную жертву для искупления мира. Пригвоздили распинаемых ко крестам; кресты подняли, и с высоты их открылось несметное множество народа, волнующегося, шумящего, с ненавистью и злобою обращенною особенно к распинаемому царю Иудейскому. Из той толпы понеслись громкие насмешливые возгласы: „э! разрушающий храм и в три дня созидающий! Спаси Себя Самого, и сойди со креста» (Марк. 15, 29 – 30). „Других спасал, а Себя Самого не может спасти. Если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога, пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын» (Матф. 27, 42 – 43). И это вопил тот народ, которому Он оказал сколько благодеяний, который недавно возглашал Ему: осанна Сыну Давидову (Мат. 21,9)! Жалость к невинному Страдальцу превозмогала в душе благоразумная разбойника его собственные страдания. Притом ему слышны были и слова Иисуса, произносимые в смертельной скорби: „Боже Мой! Боже Мой! почто ты Меня оставил? (Марк. 15, 34), и слова прощения врагам и распинателям: „Отче, прости им; ибо они не знают, что делают» (Лук. 23, 34). На все это благоразумный разбойник отвечал безмолвным состраданием; но когда и закоренелый злодей начал злословить и говорить Иисусу: „если Ты Христос, спаси Себя и нас», он в негодовании возгласил: „или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же! И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим принимаем; а Он ничего худого не сделал». И если римский сотник и стражи, видев все происходившее, говорили: „воистину Он был Сын Божий» (Мат. 27, 54), то верующий иудей, член ветхозаветной церкви, с терпением переносивший заслуженное наказание, кающийся в грехах своих и видевший в Лице Иисуса Христа надежду своего спасения и, без сомнения, незримо подкрепляемый Его благодатью, мог ли не убедиться, что Иисус есть Сын Божий и истинный Царь Израилев? Выше всех учителей иудейских и даже самых апостолов, до просвещения их Святым Духом, благоразумный разбойник уразумел истинное царство Христово. Апостолы говорят Господу по Его воскресении: „не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян. 1, 6); но благоразумный разбойник видел, что Иисус умирает, что Он не возвратится уже к жизни для царствования на земле, и между тем верит в Его Царство. Какое же разумеет он царство, к которому обращается мыслью и словом? Небесное, вечное, свойственное Сыну Божию. И веруя в это царство, в сознании грехов своих, он не смеет просить в нем себе личного участия, а в глубочайшем смирении только просит Господа, чтобы Он вспомнил там о нем: „помяни меня, Господи, когда приидешь в царствие Твое». И получил в ответ: „ныне же будешь со Мною в раю».

Святая Церковь в своих песнопениях и молитвословиях напоминает нам эту молитву благоразумного разбойника для возбуждения в грешниках надежды на бесконечное милосердие Божие и для спасения преступников от отчаяния. Но она вместе с тем указывает и на подвиг покаяния этого первого праведника, вошедшего со Христом в Его небесное царство. При мысли о покаянии его, мы преимущественно обращаемся к последним дням нашей жизни, к предсмертным страданиям и опасности вечного осуждения за грехи наши. Но наше спасение несомненно, если принесем покаяние, по примеру благоразумного разбойника. Чему же можем мы научиться из его примера? Не надеяться на произнесение только нескольких холодных и торопливых слов о грехах наших пред духовником, как часто ныне делается умирающими, а на сердечный вопль ко Христу о спасении от опасности вечной погибели; не возвращаться помыслами к оставляемым на земле предметам наших плотских привязанностей, а устремлять ум и сердце к жизни вечной; не произносить и жалоб от обдержащих нас предсмертных болезнях, а с мужеством и бодростью терпеть заслуженные нами страдания, сознавая, что по делам нашим восприемлем; не проливать слез при вечной разлуке с близкими нашему сердцу, а оставляя их всеблагому Промыслу Божию, устремляться всеми силами духа нашего к Единому бессмертному Сроднику нашему по естеству человеческому и неизменному Другу (Ииан. 15, 15), по любви Его к нам – Господу Иисусу Христу: помяни мя, Господи, во царствии Твоем.

Итак, мы должны „совершенно уповать» (1Петр. 1, 13) на прощение всех грехов наших при последнем покаянии, но и во всю жизнь нашупостоянно приготовляться к этому покаянию. Аминь.