Филоксен Иерапольский: по поводу издания некоторых его сочинений

The discourses of Philoxenus bischop of Mabboch (485–519). Edited from syriac manuscripts of the sixth and seventh centuries in the Britisch Museum with an english translation by Wallis Budge. T. 1–2 ; voll. 2. London, 1894.

Известно, что из догматических движений, часто волновавших собой восточную половину древне-вселенской церкви, ни одно не имело столь продолжительной истории и не сопровождалось такими потрясениями для церкви и государства, как борьба с монофизитством. Зарождение монофизитской ереси и формулировка ее основных положений относятся еще к IV-му веку¹; завершение же общецерковной борьбы с нею принадлежит концу VII-гo века, когда последняя попытка византийских императоров привлечь монофизитов к церкви путем компромисса в учении о Лице Богочеловека, была осуждена VI-м вселенским собором (680 г.) и приверженцы монофизитства окончательно выделились из церкви. Это была борьба упорная, страстная, полная всевозможных треволнений и злоключений; религиозные мотивы в ней переплетались с интересами национальными и расчетами политическими; она низвергала с трона Константина Великого старые династии и возводила на него новые; были моменты, когда разрываемая религиозными распрями византийская империя готова была, по-видимому, навсегда распасться по своим составным частям. Каждая из спорящих сторон выставила в этой борьбе людей широкого образования, неистощимой энергии и непреклонных убеждений, – людей, нередко жертвовавших жизнью защищаемому ими учению. Для вселенской церкви борьба с монофизитством окончилась победой, но эта победа досталась ей дорого: целые области отделились от нее и образовали самостоятельные христианские общины, которые в лице коптов, яковитов, армян и маронитов и доселе продолжают существовать вне союза с церковью... Многие страницы из истории этой глубоко знаменательной борьбы остаются, однако-же, все-то еще не прочитанными. Конечно, лучшие сочинения, вышедшие из-под пера церковных писателей – противников монофизитства, официальные документы в роде актов соборных и императорских указов, хронография и труды исторического характера, рассказывающие нам о разных событиях, сопровождавших споры с монофизитами, – давно изданы и доступны для всех желающих. Но, будучи произведением одной только из борющихся сторон, все эти памятники имеют тот общий им недостаток, что они часто сообщают нам неполные, односторонне освещенные сведения касательно противной им стороны, передают известия, заимствованные из области слухов и никем непроверенные, и нередко по своим соображениям проходят молчанием явления крупной важности. Изучающий монофизитскую эпоху по этим источникам на каждом шагу чувствует необходимость в таких дополнениях и поправках, которые бы шли со стороны монофизитской, которые бы давали возможность выслушать показания о монофизитстве и его истории не с голоса его противников, а прямо из уст представителей. И такая возможность не отнята совершенно у современного историка. Дело в том, что до нашего времени дошло очень значительное число произведений, принадлежащих перу монофизитских писателей и заключающих в себе богатый церковно-исторический материал. Эти произведения сохранились на сирском и отчасти на армянском и коптском языках и пока все еще в рукописном виде рассеяны по библиотекам и музеям Западной Европы. Нет надобности разъяснять, какую важную услугу разработке истории монофизитской эпохи оказало бы издание этих произведений и перевод их с малоизвестных восточных языков на общедоступные; достаточно напомнить, что в ряду их мы встречаем обширные труды таких виднейших представителей монофизитства, как напр., Тимофей Элур, книги которого против Халкидонского собора еще в целом виде хранятся среди сирских рукописей Британского музея².

Счастливое исключение выпало недавно на долю того монофизитского писателя, имя которого поставлено в заголовке настоящей заметки. В 1894-м году Уоллис Бёдж, хранитель египетских и ассирийских древностей Британского музея и член разных ученых учреждений, выпустил в свет два тома, посвященные сочинениям Филоксена Иерапольского и отчасти восполняющие тот пробел в науке, какой соединялся с этим именем. Первый том издания Бёджа содержит в себе сирский текст бесед Филоксена о христианской жизни; второй, – который мы и будем иметь в виду в своей дальнейшей речи, – распадается на две части: а) введение (1–192 стр.), заключающее в себе сведения о жизни Филоксена, его сочинениях, состоянии рукописей и текст некоторых догматических его трудов, и б) английский перевод бесед Филоксена о христианской жизни.

Кто такой Филоксен Иерапольский и какое значение имеет он в истории монофизитства?

Филоксен первоначально называвшийся Аксенайя или, короче, Ксенай, родился в третьей четверти V-го столетия, в местечке Тагал на границе с Персией³. О его родителях, воспитании и первых годах жизни ничего неизвестно. Неизвестно также и то, почему он сделался монофизитом и кто был учителем его в этой области. Когда Ксенай должен был озаботиться о своем образовании, в восточных областях византийской империи давно уже шла горячая борьба религиозных партий, и главнейшие города этих областей, как Антиохия и Едесса, служили очагами, откуда религиозная полемика расходилась по всей империи. В Едессе Ксенай был еще сравнительно в раннюю пору своей жизни, и здесь, вероятно, приобрел ту ученость и тот литературный лоск, памятником которых остались его сочинения. Человек выдающейся энергии, искусный диалектик, ловко владевший словом, ревностный писатель и практический делец, Ксенай был прямой находкой для сирской монофизитской партии. Он скоро сумел показать себя опасным противником несторианства и, как беспокойный человек, был выслан на некоторое время из антиохийского округа Каландионом, патриархом антиохийским (481–485). В 485-м году на антиохийской кафедре Каландиона сменил монофизит Петр Белильщик (Гнафевс), и для Ксеная, на которого Петр Белильщик смотрел, как на своего единомышленника, открылось новое, широкое поприще деятельности. Названным монофизитским патриархом он был рукоположен в епископы в Иераполь (Мабуг по восточному названию) и переменил свое первоначальное имя Ксеная на Филоксена. – Момент, когда Филоксен сделался Иерапольским епископом, в истории монофизитства был очень важен; монофизитство переживало в это время критические минуты. Его выдающиеся главы, Петр Монг в Александрии и Петр Белильщик в Антиохии лишили себя доверия среди значительной части своих прежних приверженцев; они подписали энотикон Зенона, представлявший собой попытку примирить противников Халкидонского собора с его защитниками, и этою податливостью вызвали подозрения в партии строгих монофизитов. Монофизитство начало терять свое единство и распадаться на части, и это распадение особенно заметно стало давать себя чувствовать, когда в 491-м году императорский престол занял Анастасий. Заветной мечтой Анастасия было примирить монофизитство с православием, положить конец спорам, раздиравшим империю; для осуществления этой мечты он готов был пожертвовать не только Халкидонским, но и каким угодно собором. Свои старания Анастасий направил к тому, чтобы положения высказанные в энотиконе Зенона, сделать общеобязательными и господствующими в империи, но его политическая ревность, в применении к делам веры, не имела успеха. Патриарх константинопольский Македоний, поставленный им на место изгнанного Евфимия, оказался противником его политики и примкнул к сторонникам Халкидонского собора; оба Петра – Монг и Белильщик умерли; занявший антиохийскую кафедру в 498-м году Флавиан II, подобно Македонию, также склонялся к защитникам Халкидонского вероопределения. Монофизиты, таким образом, остались без руководителей, потеряли главные кафедры, и их разделение пошло так далеко, что монофизиты египетские прекратили было общение с монофизитами восточными ⁴. При таких-то обстоятельствах и выступил на сцену Филоксен Иерапольский. Он сделался ревностным помощником императора Анастасия, вновь соединил распавшиеся силы монофизитства, открыл борьбу против Халкидонского собора и достиг того, что к концу правления Анастасия монофизитство едва было не заняло господствующего положения в византийской империи.

Но прежде чем говорить об этой деятельности Филоксена, мы должны рассмотреть одно известие, касающееся его личности, которое передает Феодор Чтец⁵. По рассказу этого историка, вскоре после поставления Филоксена на Иерапольскую кафедру, его город посетили епископы из Персии и, ознакомившись с новым Иерапольским епископом, обвинили его в том, что он беглый раб и никогда не был крещен, и, как таковой, но может считаться законным предстоятелем церкви. Когда это обвинение сообщено было Петру Белильщику, то последний будто бы ответил: «довольно с него и рукоположения». Любопытно, что этот рассказ повторяют Феофан, Кедрин, Никифор и др.; несомненно же, однако, что историк должен смотреть на него, как на басню, пущенную в ход противниками Филоксена. Действительно ли Филоксен был раб по происхождению или его родители принадлежали к классу колонов, живших на земле какого-нибудь перса или византийца аристократа и плативших особыми повинностями за право пользования ею, – это вопрос неважный, но нет никакой возможности предполагать, чтобы в V-м веке на византийском востоке мог сделаться епископом человек, не получивший крещения, мог входить в близкие сношения с другими епископами и вообще играть видную роль в церковных делах своего времени. И мы имеем ясное свидетельство самого Филоксена о том, что он был крещен и высоко ценил это таинство; в письме к императору Зенону он говорит: «я крещен во имя Того, Кто был мертвым, и исповедую, что в крещении я облекся в Того, во имя и смерть Коего я крестился»; также и в сочинении о Троице и воплощении он пишет: «ныне и всегда мы держим, храним и никоим образом не разрушаем ни знамения веры, ни печати крещения». Итак, сообщаемое Феодором сведение ложно; но оно не лишено значения, как намек на то, что уже с первых времен своего епископства в Иераполисе Филоксен встретил оппозицию себе и должен был начать борьбу. Впрочем, пока антиохийскую кафедру занимали явные монофизиты – Петр Белильщик и преемник его Палладий, – Филоксен жил спокойно; по крайней мере о нем ничего неизвестно за этот период жизни. Совсем иначе он повел себя, когда патриархом Антиохии сделался упомянутый нами Флавиан, склонявшийся к признанию Халкидонского собора. Филоксен сразу же заявил себя непримиримым врагом этого патриарха, опутал его сетью своих происков и не оставил его в покое, пока но добился низложения. Сначала он укорял Флавиана в тайном несторианстве, но когда Флавиан анафемствовал Нестория и его сочинения, Филоксен потребовал от него, чтобы вместе с Несторием он подверг анафеме Диодора⁶, Феодора Мопсуестского, Феодорита Кирского и других лиц, которых монофизиты считали учителями или учениками Нестория. «Если ты, – говорил Филоксен, – не анафемствуешь всех этих защитников Несториева учения, то ты сам несторианин, хотя бы ты тысячу раз и анафемствовал Нестория и его учение». Борьба с Флавианом выдвинула Филоксена на первый план и сосредоточила на нем надежды монофизитской партии; монофизиты увидали в нем новую опору, и епископы Сирии и Палестины, «благоприятели Диоскора и Евтихия», один за другим стали присоединяться к нему, чтобы вместе с ним действовать против Флавиана. Надеясь успокоить волнения умов в своем округе, Флавиан подписал требуемое осуждение Диоскора и др. и грамоту об этом послал к императору, которому его противники успели внушить подозрения на счет его убеждений. Но партия Филоксена не удовольствовалась и этой уступкой Флавиана; она потребовала теперь, чтобы Флавиан прямо осудил Халкидонский собор и тех, кто признает две природы во Христе. Весьма характерно это постепенное возрастание требований, предъявляемых к Флавиану; начавши с Нестория, осужденного всею церковью, Филоксен дошел до Халкидонского собора, то есть, потребовал от Флавиана ни больше, ни меньше, как прямого перехода в монофизитство. Это показывает, что монофизиты вновь почувствовали свою силу, считали себя господами положения. И действительно к этому времени Филоксену удалось привлечь на свою сторону императора Анастасия, который даже пригласил его к себе, в Византию. Правда, успеха в столичном городе, имевшем во главе православного патриарха, он не имел; его прибытие сюда вызвало такое волнение, что император нашел нужным тайком удалить его из столицы; но уже один его вызов в Византии являлся для Флавиана знаком, не обещающим ничего хорошего. Вскоре же Флавиану приказано было подписаться под примирительной грамотой Зенона; созвавши собор из подчиненных ему епископов, Флавиан издал на этот раз документ, в котором, принимая три первых вселенских собора, осуждал Диодора и Феодора, о Халкидонском же соборе добавлял, что соглашаясь с ним в осуждении Нестория и Евтихия, он не одобряет всецело его вероопределения. Но с точки зрения строгого монофизитства и такой документ был неудовлетворителен; собора Халкидонского он прямо и решительно не отвергал. Поэтому, Филоксен снова обвинил Флавиана в несторианстве и, при содействии епископов Исаврии, составил свой собор, на котором предал проклятию Халкидонский собор, послание папы Льва 1-го и ого единомышленников, потребовав, чтобы под определениями его собора подписались Флавиан и Македоний. Из Сирии притязания монофизитской партии перешли таким образом в Византию. Император одобрил действия Филоксена, и когда оба патриарха отказались принять грамоту, изданную его собором, Филоксен объявил их отлученными от церкви. Дело Флавиана после этого было проиграно, и его низложение и удаление из Антиохии оставалось только вопросом времени. Окончательный удар Флавиану нанесен был в 512 году; по повелению императора в этом году составился в Сидоне собор из 80-ти епископов Сирии и Палестины для определения веры. Это был собор монофизитский; своею целью он поставлял «совершенное уничтожение Халкидонского собора» и во главе своей имел Филоксена и Сотириха Кесарийского, назначенных в руководители соборных заседаний императорскою властью. Впрочем, самый собор, не смотря на свои широкие намерения, окончился ничем; поведение его членов было таково, что Анастасий должен был командировать особого чиновника для немедленного его распущения, за то он дал Филоксену новые основания для обвинения Флавиана в двоедушии. Флавиан был изгнан из Антиохии и на его место назначен Север, успевший уже ранее заявить себя ревностным монофизитом. Филоксену пришлось сыграть незавидную роль и при самом изгнании Флавиана из Антиохии; непосредственным поводом к нему послужил бунт против Флавиана разных пришлых монахов, которые явились в Антиохию по наущению Филоксена и, как подозревали современники, были ими подкуплены. – Борьба с Флавианом окончилась, таким образом, полной победой Филоксена, и эта победа для Сирии была вместе с тем победой монофизитства над православием. Самая видная и важная кафедра Сирии опять досталась монофизитству; подобно Флавиану, по проискам Филоксена были изгнаны и другие епископы антиохийского округа, ему неугодные; император открыто стоял на его стороне, и монофизитство готовилось, по-видимому, сделаться господствующим исповеданием в империи. Позднее, на конце своей жизни, подводя итоги своей деятельности, Филоксен не без основания утверждал, что все монахи от Антиохии до границ Персии держались его исповедания, что Едесса была вполне монофизитской и что к монофизитству склонялась также и Палестина. – Но это торжество Филоксена на самом деле оказалось непрочным и преждевременным. В 517-м году умер Анастасий, покровитель Филоксена и монофизитства; на византийский престол вступил теперь Иустин, «царь благочестивый, пламенный ревнитель православной веры (Феофан)», и ход церковных событий круто повернулся в противоположную сторону. В следующем же году Иустин потребовал от предстоятелей церквей признания определений Халкидонского собора, и 54 епископа, отказавшиеся сделать это, отправлены были в ссылку. В число их попал и Филоксен; первоначально его отправили в Филиппополь во Фракию, но так как он и в ссылке не прекращал своей монофизитской пропаганды, то через три года его перевели в Гангры в Нафлагонию. Здесь его поместили при одной гостинице, в каморке, устроенной над кухней, заперли дверь и через отверстие в полу дали свободный проход дыму в каморку. Филоксен задохся. Это случилось, вероятно, в 523-м году.

Значение Филоксена в истории монофизитства отнюдь не определяется одною его общественною и церковною деятельностью; еще более он известен, как плодовитый писатель, обладавший хорошим образованием и прекрасным стилем. Даже строгий Ассеман признал Филоксена изящнейшим из сирских писателей, и отзывы современных ученых вполне подтверждают это суждение Ассемана. Райт (Wright), считающийся одним из лучших знатоков сирской литературы в Европе, прямо называет Филоксена «ученым и изящным писателем»; Нольдекс также видит в нем «образцового сирского стилиста, владеющего языком с полной свободой». – Число трудов Филоксена очень велико; Бёдж насчитал 80-т названий его отдельных произведений, при чем некоторые из них представляют собой очень внушительные по объему трактаты. Однако, до издания Беджа, из всей этой литературной производительности Филоксена в печати были известны только те отрывки, какие счел нужным сообщить Ассеман в его классическом труде «Bibliotheca orientalis», и несколько писем, напечатанных во Франции аббатом Мартеном и в Англии Frothingham'ом. Этого, конечно, было недостаточно для того, чтобы дать ясное понятие о Филоксене, как писателе. Поэтому издание Бёджа, взявшее на себя задачу познакомить науку с сочинениями Филоксена, является солидным в нее вкладом и заслуживает полной признательности. Правда, в вышедших двух томах мы далеко еще не имеем законченного собрания сочинений Филоксена и не знаем, намерен ли Бедж продолжать свое издание: но и в этих двух томах, предлагая читателю общий очерк деятельности Филоксена, перечисляя его труды и сообщая некоторые из них в подлиннике и переводе, Бедж дает нам возможность составить более отчетливое представление о Филоксене, как писателе, и в достаточной мере знакомит с его литературными стремлениями. На основании перечня Беджа, сочинения Филоксена могут быть разделены на четыре класса: а) библейско-экзегетические и литургические; б) догматико-полемические, в) нравоучительные и г) письма к разным лицам. Из первого класса трудов Филоксена мы отметим, как наиболее замечательный, его буквальный перевод Св. Писания Ветхого и Нового Завета на сирский язык; составлен он был с помощью хорепископа Поликарпа и окончен около 508-го года. У современников этот труд Филоксена вызвал собой удивление; Моисей Ангел, известный, как переводчик сочинений Кирилла Александрийского на сирский язык, называет его самым выдающимся делом своей эпохи. Из существующих в настоящее время монофизитских общин переводом Филоксена пользуются яковиты. В церковно-историческом же отношении главное значение должно быть признано за сочинениями догматико-полемического характера. Этот класс произведений Филоксена особенно многочисленный; их насчитывается до 23-х названий, исключая писем, часто имеющих своим предметом также вопросы веры. И это понятно; вопросы догматические были самыми жгучими вопросами времени; они руководили всею деятельностью Филоксена, им он пожертвовал и своею жизнью; неудивительно, поэтому, что и в своих сочинениях он чаще всего обращается именно к этим вопросам, в них, в этих сочинениях, он является не столько теоретиком богословом, желающим разъяснить предмет веры в интересах отвлеченных, научных, сколько публицистом, имеющим в виду злобу дня, практиком, берущимся за перо в целях своей партии. Отсюда в его догматических трактатах самое широкое место отводится полемике с противными ему учениями; слово «против» читается уже в самом заглавии многих сочинений этого рода; в них мы встречаемся с той же энергичной, далекой от всяких уступок и компромиссов борьбой, какую вел Филоксен и в жизни; только здесь эта борьба направляется не против лиц, а против системы, против учения. Для изучения эпохи Филоксена, для характеристики ее главнейших течений в области догматики эти сочинения имеют первостепенную важность. К сожалению, Бёдж успел издать и перевести лишь очень немногие из них, а именно: а) сочинение или, скорее, записка о различных ересях (стр. 106; пер. 65); б) двенадцать глав против тех, кто принимает две природы и одно лицо во Христе (стр. 104; пер. 36); в) двадцать глав против несториан (стр. 123; пер. 38); г) семь глав против Нестория, Диодора Тарсийского, Феодора Мопсуесткого и тех, кто, удерживая учение о двух природах, принимает согласительное послание и двенадцать глав Кирилла (стр. 120; пер. 37); д) десять глав против тех, кои разделяют Господа нашего после нераздельного Его единения (стр. 100); с) исповедание веры в десяти отделах, направленных против собора Халкидонского (стр. 98; пер. 33) и ж) ответ, какой должен давать каждый верующий на вопрос о вере его (стр. 96; пер. 31). Самые важные трактаты Филоксена «о том, что один из Св. Троицы воплотился и пострадал за нас», и «о Троице и воплощении» остались и после издания Беджа по прежнему недоступными для общего пользования; относительно первого из названных сейчас трактатов Бёдж намеревался было дать некоторые из него извлечения, но по недостатку времени отказался от своего намерения. Впрочем, и то, что издано Бёджем и перечислено нами, хорошо обрисовывает догматическую точку зрения Филоксена и его положение в спорящих партиях своего времени. Оно показывает нам в лице Филоксена упорного и последовательного монофизита, непримиримого противника Халкидонского собора. В сущности все изданные Бёджем догматические сочинения идут против этого собора, хотят опровергнуть его вероопределение. Самым решительным образом свое отношение к Халкидонскому собору Филоксен выражает в десяти анафематизмах, направленных против него. Вот некоторые из них: «1) мы анафематствуем собор Халкидонский за то, что он анафематствовал истинный собор 318-ти отцов; 4) мы анафематствуем собор Халкидонский за то, что он анафематствовал Нестория, хотя (на самом деле) согласился с ним и его учением; 5) мы анафематствуем собор Халкидонский за то, что он принял нечестивого Льва Римского и анафематствовал Диоскора, исповедника православной веры; 6) мы анафематствуем собор Халкидонский за то, что он признал Иву и Феодорита православными; 8) мы анафематствуем собор Халкидонский за то, что он в одном Господе Иисусе Христе, единородном Сыне Божием, различал природы, принадлежности, действия, небесные и земные качества и Божественные и человеческие свойства и рассматривал Его в двойстве, и ввел четверицу, и послужил простому человеку... и согласился с Несторием, который проклят и предан погибели». Последний из этих анафематизмов заключает в себе центральное обвинение Филоксена и всей монофизитской партии против Халкидонского собора. Халкидонский собор, признавши две природы во Христе, повторил учение Нестория – вот мысль, проникающая полемику Филоксена. С полною уверенностью в истине он рассказывает в своих сочинениях ходившую в то время среди монофизитов басню о том, что документы, на которых опиралась деятельность Халкидонского собора, – деяния Константинопольского собора 448 г. и послание папы Льва I-го, – были предъявляемы Несторию и вызвали его одобрение, что сам Несторий был приглашаем на Халкидонский собор и в ответ на приглашение издал грамоту, в которой признавал учение Флавиана и Льва своим учением. «Что это сказанное мной, – добавляет Филоксен, – заимствовано не из области только слухов, а действительно произошло, об этом я узнал от того лица, кто был послан к вызываемому (т. е. Несторию)⁷». Филоксену этот рассказ казался тем более вероятным, что в его убеждениях признание двух природ во Христе равнялось признанию двух лиц в Нем. Филоксен отожествлял понятия лица и природы, как и все другие учителя монофизитства, и в этом тезисе стоял под влиянием философии Аристотеля. В двадцати маленьких главах против несториан он повторяет положения, заимствованные из метафизики Аристотеля, в качестве неподлежащих сомнению истин и на них построяет свои возражения против учения о двух природах во Христе. «Как можешь ты ожидать, – пишет здесь Филоксен, – чтобы я принял твое выражение «одно лицо», когда ты говоришь о двух природах, которые движутся каждая со своими индивидуальными качествами, свойствами и действиями? ибо как может быть там одно лицо, где две природы?.. Нет природы без лица, и нет лица без природы; посему, если даны две природы, то должны быть два лица и два сына, так как если лицо одно, то и природа одна, так же, как одно и лицо». – Обвиняя Халкидонский собор в несторианстве, Филоксен, как мы видели, анафематствует его и за то, что он признал Иву и Феодорита православными. Имя Неcтория в его сочинениях вообще встречается рядом с именами Диодора, Феодора Мопсуетского, Феодорита и Ивы, которых он считает явными несторианами. Знаменитые споры о трех главах, поднятые указом Юстиниана, не были таким образом неожиданностью; почва для них, очевидно, подготовлялась ранее, в эпоху споров о Халкидонском соборе. В этом отношении любопытно замечание, присоединенное Филоксеном к его семи главам против Нестория, Диодора, Феодора и др.: «если некоторые, – говорит он, – пользуясь коварною хитростью еретиков, скажут, что нельзя анафематствовать таких мужей, которые умерли при исполнении епископского служения, то касательно Диодора, Феодора и Феодорита отвечаю так: если нет поминовения этих мужей в их церквах, если имена их изглажены из божественной книги, в которой вписаны имена апостолов, пророков, мучеников, православных епископов и во главе их имя Св. Девы Марии, то почему мы не может анафематствовать их». В этой же связи следует упомянуть и его «семь глав против тех, кои говорят, что должно быть проклинаемо худое в учении еретиков, но не сами еретики и не все их yчeниe». Основные позиции, занятые противниками в спорах о трех главах, были намечены уже при жизни Филоксена. – Собственная точка зрения Филоксена на спорный вопрос времени прямо противоположна учению Нестория. Известно, что к началу VI-гo века монофизитство распалось на два течения: одно из них, сближавшееся с православием, утверждало, что человечество Христа, воспринятое им в единство Своей Божественной природы и лица, но пременилось в своих свойствах и законах, так что человеческие действия Христа и страдания относятся не непосредственно к Божеству Христа, но к Его плоти. Другое же строго-монофизитское течение стремилось возвысить человечество Христа над всеми земными ограничениями и потребностями; оно признавало тело Христа нетленным, по существу недоступным для человеческих слабостей и страданий, и учило, что оно только добровольно подчинялось человеческим потребностям; отсюда и крестные страдания эта партия прямо относила к Божеству Христа. Филоксен стоял в рядах этой последней партии; поэтому, часто встречающееся в сочинениях его положение: «один из Св. Троицы воплотился и пострадал за нас» было формулой его учения, символом его исповедания.

Значительную часть литературного наследства после Филоксена составляют также его нравоучительные сочинения. Назначены они большею частью к монахам, с которыми Филоксен, как монофизит, имел самые тесные связи, и проникнуты духом аскетизма. Издание Бёджа главным образом и посвящено одному из таких сочинений Филоксена, – «беседам о христианской жизни», составленным в руководство монашествующим между 485 – 500 гг. Это – очень объемистое сочинение; в английском переводе Бёджа оно занимает 597 страниц. Его содержание достаточно явствует из тех предметов, которые оно обсуждает в своих тринадцати отделах; это – вера, простота, страх Божий, бедность, чревоугодие, воздержание, любодеяние. Сирский текст этого сочинения издан Бёджем на основании 19-ти рукописей его, сохранившихся в нитрийской коллекции Британского музея. Некоторые из этих рукописей обладают очень почтенною древностью: так одна (С) принадлежит VI-му веку, две (D и Е) – VI-му или VII-му веку, одна (А) – седьмому или восьмому и т. д. Английский перевод, по заявлению Беджа, сделан им по возможности буквально, слова же, внесенные переводчиком для пояснения подлинника, отмечены особыми знаками. Издавая в свет это сочинение, Бёдж преследовал цели не церковно-исторические, а филологические, цели изучения сирского языка и сирской литературы; в этих видах переводу сочинения Филоксена о христианской жизни он предпослал еще перевод беседы более старшего сирского писателя Афраата (337–345) о вере, чтобы дать читателю возможность сравнить стиль обоих писателей и составить суждение об успехах, достигнутых сирским литературным языком в лице Филоксена.

Филоксен не принадлежит к числу тех исторических деятелей, которые с возвышенностью целей соединяют благородство действий и своею личностью приковывают к себе симпатии историка. Против частной жизни Филоксена, правда, его противники не представили никаких обвинений, а это верный знак, что и повода к таким обвинениям не было; составленные им нравоучительные сочинения, обнаруживающие в нем знание и опытность в деле самоусовершенствования, дают основание полагать, что и сам Филоксен склонялся к подвижнической жизни. Но как общественный деятель, Филоксен не любил разбирать средств и не прочь был низменными путями добираться к своей цели. Человек энергичный, созданный для борьбы и волнений, не пренебрегающий ничем, чтобы добить своего противника, он своими поступками заплатил дань своему бурному времени. Его борьба с Флавианом навсегда останется черным пятном на страницах его биографии. Строго осуждающему его историку Филоксен мог бы сказать только одно: «и со мной поступали также». Как все люди, стоящие во главе одной из спорящих партий, Филоксен вызвал непримиримую ненависть у одних и почтительное уважение у других. Феофан называет его «нечестивым Ксенаем» и говорит о нем, как о «слуге сатаны»; Евагрий самое имя его толкует в смысле «чуждый Бога». И как ожесточенный противник православия, Филоксен в достаточной мере заслужил эти эпитеты. Но за то тем выше ставят его монофизитские писатели. Его насильственная смерть окружила его в глазах последователей ореолом мученичества; яковиты причислили его к лику святых, и память его чтут три раза в год. Его сочинения тщательно изучались писателями его секты, и цитаты из них в сирских рукописях Британского музея идут рядом с выдержками из Кирилла Александрийского, Златоуста, Ефрема Сирина и др. Изучающий эпоху монофизитскую с признательностью воспользуется изданием Беджа, знакомящим с личностью Филоксена, хотя и выскажет сожаление, что и на этот раз изданы пока еще не все догматические сочинения этого писателя и не письма его, которые, судя по выдержкам Ассемана, содержат в себе не мало любопытного церковно-исторического материала.