Крещение Руси и заветы св. князя Владимира русскому народу
Велико значение дня св. кн. Владимира для русских людей, как дня памяти славного Просветителя Руси и как дня воспоминания самого великого события в истории Руси – крещения всего русского народа, – точная дата которого, к сожалению, нам неизвестна.
День памяти Просветителя Руси св. равноапостольного великого князя Владимира – 15 июля по нашему православному календарю – в прежнее время, мы отмечаем это с глубоким прискорбием, весьма слабо праздновался у нас на русской земле, и только в 1888 году, когда совершалось празднование 900-летия крещения Руси, этот день был отнесен к числу так наз. «средних» праздников. Нигде, однако, этот день не прославлялся так, как это подобало бы ему, как день всенародного русского торжества. Только, попав заграницу, после того как нашу родину постигло страшное кровавое бедствие большевизма, русские люди в изгнании занялись переоценкой ценностей и вскоре многие из них поняли как слепы они были раньше и, в частности, как мало ценили они своих подлинных духовных вождей и национальных героев и гигантов духа. Поняли они, что величайшим сокровищем русского народа является св. Православная вера, которой русский народ обязан буквально всем, что было и есть у него лучшего, прекрасного и возвышенного; поняли они, что величайшим и славнейшим событием в история русского народа является Крещение Руси, а величайшим национальным героем и духовным вождем русского народа должен быть признан главный виновник этого события – св. равноапостольный великий князь Владимир. К сожалению, дата крещения Руси нам достоверно неизвестна, а потому в день блаженного успения св. кн. Владимира 15 июля мы упоминаем, как самого великого Просветителя нашего, так и величайшее событие просвещения нашего благодатью св. Крещения.
И вот все сознательно мыслящие и подлинно религиозно настроенные русские люди за рубежом поняли, что этот день не может быть для нас, русских, только «средним» праздником, каким он значится в Типиконе. Для всех нас, отдающих себе ясный отчет в том, какое подлинно великое, ни с чем несравнимое значение имеет для русского народа св. Православная вера, этот день, после единственного по своему значению всехристианского торжества св. Пасхи Господней, должен быть воистину «праздником праздников и торжеством из торжеств», как бы «второй Пасхой», после Пасхи общехристианской. И в самом деле в день св. Пасхи мы празднуем избавление всего человечества от вечной смерти и власти диавола, а в день св. кн. Владимира мы вспоминаем нашу национальную пасху – избавление от той же вечной смерти и власти диавола всего нашего родного русского народа. Этот день для нас и как бы «вторая Пятидесятница», ибо в этот день, как и в день св. Пятидесятницы, мы можем с особенным чувством и воодушевлением петь: «Видехом свет истинный, прияхом Духа небесного, обретохом веру истинную, Нераздельной Троице поклоняемся, та бо нас спасла есть!» Да и какой другой день ни возьми из прочих великих праздников, мы не можем не видеть, что спасительной благодати его мы приобщаемся не иначе, как чрез самый знаменательный для нас день 15 июля. Не будь этого дня, не были бы мы и христианами и не существовало бы для нас радости ни одного из великих христианских праздников. Поэтому для всех, кажется, должно быть ясно, что день этот должен быть для, нас, русских людей, днем великого праздника, днем светлого всенародного религиозно-национального торжества.
Все это теперь у нас заграницей, по-видимому, уже в достаточной мере сознано и поэтому в течение ряда лет день св. кн. Владимира почти повсюду празднуется весьма велелепно и торжественно под разными, правда, названиями, как-то: «День Русской Культуры», «День Русской Славы» и т.п. Начинается это наше великое национальное общерусское торжество, конечно, прежде всего Божественной литургией с соответствующей проповедью и молебным пением Просветителю Руси св. равноап. вел. кн. Владимиру, по возможности, с крестным ходом и освящением воды на реке, где есть река. В послеобеденные часы устраивается академическое собрание с одной или несколькими серьезными лекциями и докладами о значении великого дела св. Владимира, а вечером – более легкая программа в виде литературно-музыкальных выступлений и приличных развлечений в национальном духе для молодежи.
Конечно, главной темой празднования всегда должно быть воспоминание о том, как, каким образом и при каких обстоятельствах русский народ из народа языческого стал народом христианским, какие обязательства это на него наложило и как он эти обязательства на протяжении всей своей истории выполнял. Естественно поэтому, что в этот день мысль и чувство каждого религиозно и национально мыслящего и чувствующего русского человека более, чем когда-либо в другое время, обращается вглубь веков, к далекому прошлому нашей родины и перебирает в своей памяти все столь дорогие его сердцу исторические события, приведшие в конечном итоге к величайшему и славнейшему событию – крещению всего русского народа.
На наше счастие мы имеем ценнейший исторический документ, который сохранил для нас важнейшие и интереснейшие сведения о всех этих событиях, как и о самом крещении Руси. И сколько бы ни старалась опорочить этот документ наша поистине безумная либеральная критика, всегда старавшаяся оплевать и облить грязью все самое дорогое и святое для нас в нашей истории, он никогда не потеряет для нас своего значения, как дышащий безыскусственной, неподдельной простотой и правдой, самих по себе свидетельствующих об его несомненной подлинности. Это так наз. «Повесть временных лет» летописца Нестора, преподобного инока Киево-Печерской обители, к которому все мы, русские люди, должны питать чувство признательнейшей любви и глубокой благодарности за то, что он дал нам описание столь дорогих нашему сердцу событий древнейшего периода нашей истории.
Благодаря преподобному Нестору мы узнаем, что великое событие Крещения Руси, которое принято относить к 988 году по Р.X., исподволь и постепенно подготовлялось целым рядом предшествующих знаменательных событий. Первый, кто духом Божественного прозрения провидел расцвет Христовой веры на нашей родине и благословил его, был никто иной, как один из двенадцати ближайших учеников Христовых – св. Апостол Андрей Первозванный, которого недаром поэтому, еще издавна, русский народ почитает своим особенным молитвенником и покровителем. Как гласит древнее предание, закончив свою проповедническую миссию по берегам Черного моря, он углубился в пределы нынешней русской земли, поднявшись вверх по течению Днепра. Здесь св. Апостол остановился на тех самых холмах, на которых впоследствии построен был Киев, и тут изрек сопровождавшим его ученикам замечательное пророчество: «Видите ли горы сии? Смотрите, ибо на сих горах возсияет благодать Божия, имать град велик быти и церкви многи Бог воздвигнути имать». Сказав это, Апостол, взойдя на горы, благословил их, помолился и на той из них, где позже был построен Киев, водрузил крест.
Наш выдающийся церковный историк Е.Е. Голубинский, отличавшийся безудержным скептицизмом1, доходящим до крайнего болезненно-пристрастного огульно-отрицательного отношения ко всему древнему периоду нашей отечественной истории, не только подвергает сомнению, но даже прямо и категорически отвергает достоверность этого пребывания св. Апостола Андрея в пределах будущей русской земли. При желании можно, конечно, все оспаривать, но если бы проф. Е.Е. Голубинский, попав вместе с русскими беженцами заграницу в Болгарию, после первой мировой войны, походил по окрестностям г. Варны на берегу Черного моря, то, быть может, не решился бы так упорно и категорически отвергать достоверность этого летописного сказания. В 17 километрах от Варны, вблизи морского побережья, имеются катакомбы, сохранившиеся от первого века христианской веры, а неподалеку от них – большая пещера, в которой находится икона св. Апостола Андрея Первозванного с возженной перед ней лампадой. По преданию, свято хранящемуся у местных жителей, в этой пещере останавливался св. Апостол, когда шел проповедовать в Россию.
Первые сведения о частных обращениях насельников русской земли ко Христу являются уже в первой четверти IV-го века, но это были только отдельные случаи. По несомненному же голосу истории первое массовое обращение руссов ко Христу произошло в середине ІХ-го столетия (867 г.) при Киевских князьях Аскольде и Дире, о чем повествует нам и целый ряд греческих источников. Тогда впервые были заложены прочные основы для распространения христианства на Руси, причем построены были и храмы, хотя главная масса русских славян еще продолжала оставаться во тьме язычества.
В 866 году двое из сподвижников Рюрика Аскольд и Дир, овладевшие Киевом и начавшие княжить в нем, предприняли набег на Царьград. Со своей многочисленной дружиной на 200 ладьях они подступили к самому Царьграду, заставив трепетать сердца его жителей. Тогдашний император Михаил III и Патриарх Фотий со множеством народа обратились со слезной мольбой к Богу о спасении столицы от диких варваров. По совершении всенощного бдения во Влахернском храме они вынесли хранившуюся там ризу Богоматери торжественным крестным ходом на берег Босфора и погрузили ее в воды залива.
Спокойное до того море вдруг разразилось страшной бурей, которая разбила и потопила ладьи руссов. Многие из них погибли, а оставшиеся в живых немедленно обратились в бегство, находясь под сильным впечатлением поразившего их гнева Божия. Это событие было поводом массового обращения руссов ко Христу.
«Руссы, – писал тогда святейший патриарх Фотий, – преложили нечестивое языческое суеверие на чистую и неблазненную христианскую веру, и, приняв епископа и учителя, ведут себя, как послушные дети и друзья» и далее говорит, что они приняли епископа и христианские обряды2. Действительно, в Киев, вскоре после этого события, прибыл греческий епископ с проповедью о Христе, о нем так повествует император Константин: когда епископ прибыл в столицу руссов, государь руссов собрал совет (вече). Тут было множество народа; сам государь председательствовал с боярами и старейшинами, которые, по давней привычке к язычеству, более других были привержены к язычеству. Стали рассуждать о вере своей и христианской, и, пригласив архипастыря, спросили: чему он хочет учить их? Епископ раскрыл Евангелие и стал говорить им о Спасителе и Его чудесах, говорил и о разных чудесах совершенных Богом в ветхом завете. Руссы слушая проповедника, сказали: «Если и мы не увидим чего-нибудь подобного тому, что случилось с тремя отроками в пещи, мы не хотим верить». «Служитель Божий не поколебался, он смело отвечал им: мы ничтожны перед Богом, но скажите, чего хотите вы?» Они просили, чтобы брошена была в огонь книга Евангелия, и обещались обратиться к христианскому Богу, если она останется невредимой. Тогда Епископ воззвал: «Господи! прослави Имя Твое пред сим народом», – и положил книгу в огонь. Прошло несколько времени: огонь истребил материал, а Евангелие осталось целым; сохранились даже ленты, которыми оно было связано. Видя это, грубые люди, пораженные чудом, начали креститься»3.
Это было в 867 году. По-видимому, тогда крестились и князья. По крайней мере на могиле одного из них, Аскольда, впоследствии была воздвигнута церковь во имя св. Николая, что дает основание предполагать, что он был крещен с именем Николая.
При князе Олеге в числе подведомых константинопольскому патриарху епархий уже числилась особая русская епархия.
В княжение Игоря, как это видно из текста договора руссов с греками, руссы оффициально делились на тех, «которые приняли крещение» и на «некрещенных», причем крещенные утверждали этот договор присягой в соборной церкви св. пророка Илии в Киеве. То, что в Киеве тогда уже существовал «соборный» храм заставляет предполагать о существовании и других храмов. Следовательно, христиан было уже значительное число.
Первым ярким провозвестником всеобщего крещения русских была блаженная великая княгиня Ольга. В восторженно-умиленных тонах повествует о ней летописец, преклоняясь перед ее мудростью. По его образному выражению, она была для русской земли «звездою утреннею, предваряющею солнце, зарею утра, предвещающею свет дневный; она сияла, как полная луна в ночи, блистая между неверными, как жемчужина». Одаренная светлым, проницательным умом и видя непорочную жизнь христиан, она пленилась евангельской истиной и, по преданию, сама отправилась в Константинополь в 957 году, где и приняла св. крещение от Патриарха Полиевкта, причем сам император Константин Багрянородный был ее восприемником. Патриарх благословил блаженную Ольгу крестом, который принесла она в Киев, и предрек ей славу в потомстве. Ольга поднесла Патриарху в знак любви к св. вере золотое блюдо с изображением Спасителя на драгоценном камне. Несомненно, что тогда же приняли св. крещение и многие из ее свиты. Вернувшись в Киев, она усердно занялась проповедью Христовой веры, о чем свидетельствует и Степенная книга: «Многие, дивясь о глаголах ея (Ольги), ихже николиже прежде слышаша, любезно принимали из уст ея Слово Божие – и крестились». За это, как и за ее высокую христианскую настроенность, Церковь причислила блаженную кн. Ольгу к лику святых и ежегодно празднует ее память 11 июля.
Так исподволь, шаг за шагом, были подготовлены твердые основы для обращения ко Христу всего русского народа, что произошло, наконец, в 988 году при внуке св. Ольги – св. равноапостольном великом кн. Владимире.
Солнце, которому, по словам летописца, предтекла, как утренняя заря, Ольга, был св. равноапостольный великий князь Владимир. Чем был для Римской Империи Император Константин Великий, тем суждено было стать для Руси св. князю Владимиру, ибо им было совершено великое дело обращения ко Христу всего русского народа. Необыкновенно поучительно для нас самое его житие. Оно ярко свидетельствует о том, какую необычайную возрождающую силу имеет христианское учение, как оно, принятое искренне всем сердцем и воплощенное в жизнь, способно вполне переродить человеческую душу. Владимир до крещения и Владимир после крещения – это как бы два совершенно разных человека. Мрачный, жестокий, подозрительный, грубый, сластолюбивый варвар – он после крещения становится ласковым, приветливым, любвеобильным и милостивым князем, – истинным отцом своих подданных. «Владимир – Красное Солнышко» – таким прозвищем характеризуют его письменные памятники второго периода его жизни.
Первые годы своего правления Владимир занят был кровавыми войнами и жил, как самый нечистый язычник. Одержав победу над своими братьями, с которыми он вел борьбу за власть, он сделался единодержавным правителем Киевского княжества. Однако, совесть не давала ему покоя, и он думал усыпить ее тем, что ставил на берегах Днепра и Волхова новые кумиры, украшая их золотом и серебром и закалая перед ними обильные жертвы. Дошло однажды дело и до человеческой жертвы, что, по-видимому, и явилось поворотным пунктом в настроении Владимира и заставило его помышлять о перемене веры.
После победы над ятвягами решено было возблагодарить богов человеческой жертвой. Жребий пал на прекрасного юношу – христианина именем Иоанн. Отец его Феодор не хотел отдавать сына в жертву идолам. Рассвирепевшая толпа ворвалась в их жилище и с оружием в руках стала требовать от отца выдачи сына. Отец, стоя с сыном в сенях дома, на возвышении, спокойно отвечал: «Если боги ваши суть точно боги, то пусть они пошлют одного из среды себя, чтобы взять сына моего, – а вы чего требуете?..» Раздраженные язычники подсекли сени дома, и под развалинами его погибли и отец и сын. Память этих первых на Руси мучеников за Христа Феодора и Иоанна празднуется ежегодно 12 июля.
Этот случай возбудил у Владимира большую душевную тревогу и сомнения в истинности языческой веры. Душа его томилась, искала света и мира, – а память говорила еще о великой Ольге, «мудрейшей всех человек», о ее Боге, о Боге греческих христиан.
По свидетельству летописца, к князю стали являться, прослышав о его душевных сомнениях, представители соседних с Русью народов с предложениями принять их веру. Так, прежде всего пришли волжские болгары, исповедывавшие магометанство, и начали расхваливать свою веру. Владимиру не понравилось, однако, в магометанстве обрезание и запрещение пить вино. Пришли латинские миссионеры от римского папы и стали говорить о величии невидимого Бога и ничтожестве идолов, но славный князь, наслышавшись уже о властолюбивой политике пап, не дал им много говорить, а сразу же отослал их от себя со словами: «Идите, откуда пришли: отцы наши не принимали веры от папы». Затем явились хозарские жиды, которые сказали, что они веруют во единого истинного Бога. Владимир, слушая их, внезапно спросил: «А где ваше отечество?» – «В Иерусалиме, отвечали они, – но Бог, за грехи отцов наших, лишил нас отечества и рассеял по всей земле». – «Как же вы учите других, – возразил Владимир, – будучи сами отвержены Богом; если бы Бог любил вас и закон ваш, вы не были бы расточены по чужим землям; ужели того же вы и нам хотите?» – Такими остроумными ответами Владимир ярко обнаружил свою врожденную мудрость и светлый, проницательный ум, – качества, оправдывавшие его избрание Божественным Провидением, как совершителя великого дела обращения ко Христу всего русского народа.
Наконец, после всех явился к Владимиру ученый греческий монах, философ, как их называли. В пространной речи он показал князю несправедливость всех других вер и изложил ему по Библии всю историю Божественного промышления о людях, начиная от сотворения мира и кончая Страшным Судом, – причем в заключение показал князю картину Страшного Суда. Владимир, смотря на картину, глубоко вздохнул и сказал: «Добро сим одесную и горе сим ошуюю». – «Если и ты желаешь стать с праведниками, то крестись», – заметил ему проповедник. «Пожду еще мало», – отвечал на это мудрый князь.
Так как Владимир помышлял о перемене веры не для одного себя, но для всего своего народа, то ему, конечно, важно было, чтобы в выборе новой веры принимали участие лучшие представители народа. Поэтому, отпустив греческого проповедника с богатыми дарами, он в 987 году собрал совет бояр и объявил им о предложениях бывших у него проповедников. – «Каждый хвалит свою веру, – сказали бояре, – у тебя много людей умных: пошли испытать, чья вера лучше». Тогда Владимир, последовав этому совету бояр, отправил «десять мужей добрых и смышленных», дабы они на местах ознакомились с разными верами. Послы эти побывали у волжских болгар, затем у немцев, исповедывавших латинскую веру, и, наконец прибыли в Царьград, где попали в великолепный собор св. Софии, в котором сам патриарх совершал торжественную службу. Великолепие храма, участие всего духовенства с патриархом во главе, стройное, глубоко-молитвенное пение, как бы отрешавшее молящихся от земли, величие и простота всей службы привели послов в священный восторг и растрогали до глубины души.
Возвратившись домой, они дали отрицательные отзывы о богослужении магометан и немцев и с восторженным умилением рассказывали о богослужении греков. – «Когда пришли мы к грекам, – говорили они, – нас ввели туда, где они служат Богу своему, и мы не знали, на небе ли мы находимся или на земле: забыть этой красоты мы не можем, ибо всякий человек, вкусив сладкого, отвращается от горького, так и мы «не имамы зде быти», не хотим оставаться в прежней языческой вере». – Тогда и бояре со старцами заметили князю: – Если бы не хорош был закон греческий, тo не приняла бы его бабка твоя Ольга, мудрейшая всех человек». – «Так мы примем крещение, но где? – спросил Владимир, – Где ти любо»... Ответили бояре, предоставляя этим ответом самому князю осуществление уже принятого всем народом в лице его лучших представителей решения о принятии св. Христовой веры от греков.
Воинственный князь, хотя и решившийся уже принять христианскую веру, без особого воздействия благодати Божией, конечно, не мог еще настолько смириться в душе, чтобы обратиться к грекам со смиренной просьбой о крещении и о наставлении всего своего народа в новой вере. К тому же врожденная мудрость его и проницательный государственный ум подсказывали ему, что небезопасно просто просить об этом греков. Примеры тогдашней исторической действительности показывали, что народ, принявший от другого народа христианскую веру, весьма часто попадал не только в духовную от него зависимость, но и политическую и даже терял совсем свою государственную самостоятельность. Этого, конечно, не хотел Владимир для своего народа. И вот, боясь вслед за духовным и политического подчинения русского народа грекам, он решил завоевать новую веру силою оружия. Этим и объясняется все то, что последовало за решением Владимира и бояр о принятии св. крещения и что, на первый взгляд, кажется многим странным и непонятным и даже противным подлинно-христианскому настроению духа.
Владимир решил дать понять грекам, что, приняв от них св. веру, он не намерен тем не менее подчинить им свое государство и хочет разговаривать с ними, как равный с равными. И вот он пошел на них войной, осадив греческий город Херсонес (по-славянски, Корсунь) в Тавриде, причем дал обет креститься, если город будет им взят. Овладев городом, чтобы еще более смирить греков, он потребовал от императоров-соправителей Василия и Константина руку их сестры царевны Анны. Императоры ответили, что они согласны выдать за него свою сестру, но при условии, что он примет крещение, так как их сестра не может выйти замуж за язычника. – «Я давно испытал и полюбил закон греческий», – ответил на это Владимир.
Перед самым прибытием царевны Анны со священниками, которые должны были его крестить, а затем бракосочетать, с Владимиром произошло чудесное событие, в котором сокрыт глубокий духовный смысл. По особому попущению Божию, он был поражен тяжкой глазной болезнью и совершенно ослеп. Слепота – недуг, при котором человек особенно остро ощущает свою беспомощность, свое ничтожество и естественно смиряется. Поэтому Господь, желая сделать гордого князя подлинным рабом Своим, и послал ему временно это тяжкое испытание, дабы перед самым приятием великого христианского таинства крещения научить его важнейшей христианской добродетели смирения, точно так же, как Он сделал это в свое время с гордым гонителем христианства Савлом, преднаметив его своим избранным сосудом к обращению язычников. Как некогда Савл, так и Владимир в этом состоянии познал свою духовную немощь, свое бессилие и ничтожество и с чувством уже глубокого смирения приготовлялся к принятию великого таинства. И над ним совершилось великое чудо, которое явилось символом его духовного прозрения и перерождения. Едва только корсунский епископ, совершавший крещение, возложил руку на выходящего из купели Владимира, нареченного Василием, как он мгновенно прозрел и радостно воскликнул: «Вот теперь-то впервые я узрел Бога истинного!» Многие из дружины его, пораженные чудом, тут же крестились, а затем совершено было бракосочетание князя с царевной Анной.
Но Владимир искал лучшей веры не для одного себя, а для всего своего народа. Испытав на самом себе в момент крещения всю силу и величие веры христианской, он несомненно с еще большей ревностью возгорелся желанием скорее просветить светом Христовой веры весь свой народ. И вот, возвратившись в Киев, он прежде всего окрестил 12 своих сыновей, а затем решительно приступил к истреблению идолов и оглашению народа христианской проповедью. Приехавшие с Владимиром священники обходили улицы Киева и наставляли народ в истинах новой веры, знакомой уже многим киевлянам.
После этого Владимир назначил определенный день, в который все жители Киева должны были собраться на реку для принятия крещения. Киевляне с радостью спешили исполнить волю своего любимого князя, рассуждая при этом так: «Если бы новая вера не была лучшей, то князь и бояре не приняли бы ее». Необозримые толпы людей, старцы и юноши, матери с детьми явились на берег реки. Вскоре явился и сам князь, сопутствуемый собором священников. По данному знаку все эти массы народа вошли в реку: одни по шею, другие по перси, взрослые держали на руках младенцев, а священники, стоя на берегу, читали молитвы, совершая над ними великое таинство.
В эти священные минуты, как говорит благочестивый летописец, поистине радовались небо и земля толикому множеству спасаемых. Радовались крестившиеся, радовались крестившие, но более всех возрадовался духом главный виновник этого торжества – св. князь Владимир. Возведши очи к небу, он со умилением воззвал к Богу:
«Боже великий, сотворивый небо и землю! призри на новые люди сия и даждь им, Господи, уведети Тебе, истинного Бога, якоже уведеша страны хрестьянския…» Вот он первый завет, первостепенной важности завет для каждого, решающегося начать христианскую жизнь, для каждого, желающего жить христианской жизнью, быть подлинным христианином – завет Боговедения, завет Богопознания.
Богопознание, по учению Слова Божия и святых отцев, есть первая и основная задача жизни истинного христианина. Чтобы быть христианином, необходимо прежде всего веровать в Бога, надеяться на Бога и любить Бога. Но нельзя веровать в того, надеяться на того и любить того, кого не знаешь. Отсюда сама собой вытекает для каждого христианина насущнейшая необходимость Богопознания. Следовательно, все, что говорит нам о Боге или открывает нам Бога, должно быть для нас предметом самого тщательного и прилежного изучения. О Боге красноречиво говорит окружающая нас дивная природа, всем своим гармоничным и целесообразным, премудрым устройством, о Боге выразительно свидетельствуют нам глубины нашего собственного человеческого духа, если мы добросовестно стремимся к подлинному самопознанию, но полнее всего и яснее всего, конечно, открывает нам Бога само Его Божественное Слово – Священное Писание, ибо в нем «от Святаго Духа просвещаеми глаголаша святии Божии человецы» (2Пет.1:21), а также и Священное Предание, хранимое Церковью в постановлениях соборных, богослужебных книгах и творениях общепризнанных святых отцев и описаниях жизни прославленных Церковью святых угодников Божиих. Все это и должно быть предметом нашего самого внимательного и старательного изучения в течение всей нашей жизни.
Но как понимать это «Богопознание»? Разве можем мы, земные ограниченные твари, в полном смысле этого слова «познать Бога» и проникнуть во все тайны Божеского Существа, изучить и постигнуть самое Существо Божие со всеми Его свойствами? И не дерзость ли это будет с нашей стороны?
Конечно, с христианской точки зрения, отнюдь не о таком Богопознании идет у нас речь. Мы должны стремиться к Богопознанию лишь в той мере, в какой Сам Бог благоволил людям открыть Себя и в какой это необходимо для нашего спасения, ибо только такое Богопознание входит в планы Самого Бога, «желающего всем человеком спастися и в познание истины прийти». Все, что сверх этого, конечно, есть дерзость, недопустимая для истинного христианина, порождение гордого пытливого ума, приведшего наших прародителей к грехопадению и потере райского блаженства. Мы должны стремиться познать Бога настолько и поскольку это необходимо для нашего спасения, нашего духовного возрождения и вступления в общение с Богом. Всякое другое стремление к Богопознанию, гностическое или рационалистическое стремление проникнуть в тайны Самого Божеского Существа, своим слабым ограниченным умом дерзать проанализировать все Божеские свойства, как сами по себе, так и в отношении Бога к миру и человеку, с христианской точки зрения, конечно, предосудительно и не только не спасительно, но наоборот губительно для души, ибо как можем мы, «прах и пепел» (Быт.18:27), осмеливаться открывать в Боге то, чего Он Сам не благоволил нам открыть. Вот почему Церковь наша осудила и теперь осуждает все, как древние, так и новые гностические системы и самопроизвольное мудрствование об истинах веры, не основанное на Слове Божием и авторитете Святых Отцев.
Как исполнял русский народ этот первый завет своего великого Просветителя?
В древний период своей истории, а частично и до самого последнего времени, не считая нашей интеллигенции, которая со времен Императора Петра I, в большинстве своем, воспитывалась в чуждом Православию западном духе, русский народ старался исполнять этот святой завет самым тщательным образом. Любимым чтением русских людей, пока не внедрилась на русской земле отрава западного вольнодумства и безбожия, были книги Священного Писания, а из них, в особенности Псалтирь и Евангелие, которые многие знали наизусть, святоотеческие творения и жития святых, а в храмах за продолжительными, уставными службами, они назидались глубоко поучительными богослужебными песнопениями, впрочем не только в храмах, а зачастую и у себя в домах, представлявших собою нередко подлинные «малые церкви», где глава семьи был как бы настоятелем, игуменом, а члены семьи – братией. Даже грамоте малые дети обучались по богослужебным книгам – Часослову и Псалтири. Так продолжалось во многих благочестивых крестьянских и казачьих семьях почти до самого последнего времени перед революцией. Только интеллигенция наша, а еще больше полуинтеллигенция, расплодившаяся у нас со времени петровских реформ, после того, как через прорубленное Петром I «окно в Европу» ворвался к нам зловонный смрад безбожных материалистических учений Запада, стала за последние два века все больше и больше отступать от этого великого завета своего Просветителя, и вот – плоды теперь налицо: страшная кровавая большевистская революция со всеми ее ужасами и ныне – угроза всему миру от страшного апокалиптического чудовища, грозящего все поглотить и уничтожить, вследствии того, что русский народ перестал быть хранителем подлинно-христианского православного благочестия, и стал навозом для удобрения Бого- и человеконенавистнической теории марксо-коммунизма и орудием для ее осуществления во всем мире. Отречение русского народа от первого завета своего великого Просветителя – завета Богопознания – как мы это теперь наглядно видим, привело к тому, что ныне весь мир находится как бы на краю пропасти, зияющей поглотить его. И, конечно, без покаяния всего русского народа в целом в грехе богоотступничества и без обращения его к Богу, не может быть спасения человечеству, и тогда неизбежен конец века сего, как это совершенно очевидно явствует из раскрытых нам Самим Господом признаков близости конца мира и Его второго пришествия (Мф. 24:3–39; Мк. 13:4–37; Лк. 21:7–36).
Посмотрим теперь, каков второй завет, оставленный нам св. кн. Владимиром?
«...и утверди в них веру праву и несовратну...» Что это, как не завет хранить твердо и нерушимо свою Православную веру, которую св. Владимир с такой предусмотрительностью и тщательностью выбрал из целого ряда других вер? И как действительно долго и самоотверженно осуществлял русский народ в своей жизни этот священный завет! Ведь в сущности вся история русского народа – это в главном и основном, конечно, непрерывная борьба «за веру Православную, за дом Пресвятыя Богородицы». Дороже всего для русского человека всегда была чистота его исповедания, чистота его св. Православной веры, за которую он жизнь свою был готов отдать. «Православие» и «русскость» это понятия, сделавшиеся как бы неотделимыми одно от другого, как бы синонимы.
Сколько ни было со стороны римских пап попыток подчинить себе русский народ, попыток, неизменно и настойчиво повторявшихся чуть ли ни при каждом великом князе и государе с самыми льстивыми обещаниями и предложениями, они всегда решительно отметались. «Мы знаем истинное учение Церкви, – так, например, отвечал в 1251 г. папе Иннокентию IV св. благоверный князь Александр Невский, – а вашего не приемлем», – в ответ на приглашение его вступить под сень римского престола, взамен чего обещалась ему помощь против татар – крестовый поход для освобождения русского народа от татарского ига, – предложение, казалось бы, столь соблазнительное после пережитых от татарского нашествия бедствий и тяжкого гнета татарской неволи.
Достойно примечания, что на русской земле долгое время не появлялось никаких ересей и сект вплоть до второй половины XIV века, когда возникла весьма кратковременная ересь стригольников, и второй половины XV века, когда явилась уже более опасная ересь жидовствующих, занесенная к нам из-за границы евреем Схарией. И все позднейшие еретические учения и секты заносились к нам неизменно с Запада. На русской почве, в собственном смысле, никогда не зарождалось никаких лжеучений вплоть до возникновения так называемого «раскола» в XVII веке, но это уже совсем особое явление. Этот «раскол» возник именно на почве исключительной любви и преданности к Православной вере, которой, как казалось последователям раскола, угрожала опасность извращения. Раскольники, как это ни звучит парадоксально, откололись от св. Православной Церкви во имя чистоты Православия, ревнуя о чистоте и неповрежденности св. Православной веры, хотя они были неправы в своей чрезмерной привязанности к букве, к испорченным текстам и обрядам, заключавшим в себе нередко вполне еретические мысли, благодаря своей «простоте и невежеству» (как охарактеризовал сущность раскола великий московский собор 1666–1667 г.), однако, по существу, ими руководило доброе чувство, доброе стремление – спасти русский народ от все более и более вторгавшихся в его жизнь глубоко противных и враждебных духу св. Православия западно-европейских новшеств. И, конечно, как показала вся дальнейшая история русского народа вплоть до наших трагических дней, безусловно правы были эти раскольники, восставая резко против тех реформ Петра І-го, которые были направлены к искоренению русского православного быта и вековых традиций и установлений Православной Церкви, тех поистине губительных, как это ясно стало теперь, его мероприятий, которые потрясли самые основы подлинно-православного благочестия и этим самым подготовили почву для торжества безбожного материалистического учения марксо-коммунизма на нашей несчастной, сбитой с ее прямого исторического пути, родине.
И в дальнейшем все лжеучения и так называемые «секты» возникали на русской земле почти исключительно под влиянием нездоровых мистических идей западного сектантства, а некоторые и полностью транспортировались с Запада, благодаря приезжавшим в Россию западным сектантским проповедникам, ревностно старавшимся о насаждении у нас сектантства.
Но необходимо отметить, что до самого последнего времени русский народ все же в значительной массе своей оставался верен св. Православию и даже, при самых неблагоприятных условиях, боролся за чистоту св. Православной веры. Достаточно вспомнить, как была принята у нас народом так наз. «живая церковь», а затем «обновленчество», которые сами собой постепенно ликвидировались. А сектантство имело успех и распространение исключительно среди тех русских людей, которые, в силу особых условий своей жизни, не получили с детства прочных основ правильного воспитания и образования в православном духе, лиц, не знавших Православия. В частности, главным образом, по этой именно причине сектантство особенно распространилось в годы большевизма.
Здесь нельзя не вспомнить, как этот священный завет верности св. Православию трогательно хранился в течение ряда столетий среди русского народа, насильственно отторгнутого от России, в так наз. Прикарпатской Руси, где, несмотря на страшный вековой гнет и преследования поработителей, светоч св. Православия был с благоговейной любовию донесен народом до наших дней и где понятия «православие» и «русскость» лучшими сынами этого народа рассматривались, как однозначащие.
И до настоящего времени подлинно-русские люди, не утратившие своего национального чувства и любви к своей родине и своему народу, чутки к вопросу о чистоте св. Православия. Они органически не переносят, ибо души их не приемлют, никаких «новых» веяний и идей, пропагандируемых разными новаторами и модернистами, пытающимися, как они иногда выражаются, внести «новую», «живую» струю в якобы омертвевшее или устаревшее древле-отеческое учение св. Православной Церкви. Души таких преданных св. Православию русских людей сразу чувствуют фальшивые нотки в этой модернистической пропаганде, даже если они, по недостатку богословского образования, бывают не в состоянии сразу определить и указать, в чем именно заключается их ложь.
Православие всегда было душой русского народа. Св. Православной вере обязан русский народ всем, что есть у него подлинно великого, возвышенного и святого. А потому только тщательное исполнение второго завета св. князя Владимира о верности св. Православию способно возродить русский народ, а через него и все человечество. Нынешнее русское рассеяние несомненно возлагает на русских людей, находящихся за рубежом своей родины, великую миссию ознакомления с Православием всех инославных и иноверных народов. В этом оправдание и смысл нашего пребывания заграницей. Но для выполнения такой важной и ответственной миссии мы сами должны стать строгими ревнителями подлинного Православия без тени какого бы то ни было еретического мудрования или модернизма. И к этому зовет нас теперь через даль веков наш великий Просветитель и духовный вождь св. равноапостольный князь Владимир.
Каков же третий завет нашего Просветителя?
Он выражен в его молитве за себя о даровании ему победы над бесплотным врагом, конечно, всю злобу свою пытавшимся излить на него за его великое дело отторжения целого народа из его сатанинской области тьмы: «...и мне помози, Господи, на супротивного врага, да надеяся на Тя и на Твою державу, побежю козни его».
Здесь заключается священный завет неустанной борьбы с врагом Божиим и врагом человеческого спасения – диаволом (и, конечно, – с его исчадиями и верными слугами и приспешниками) вплоть до окончательной победы над ним, при помощи Божией. Важно отметить слова: «надеяся на Тя и на Твою державу». Они исключают, в полном согласии со Словом Божиим и святоотеческими наставлениями об этой борьбе, или так наз. «невидимой брани», всякое самонадеяние, всякую самоуверенность. Мы должны неустанно бороться с врагом нашего спасения, но победить в этой борьбе мы сами, своими собственными силами не можем: побеждает лишь наша надежда на Бога и на Его державу. Это мы всегда должны помнить, как и то, что всякое самонадеяние в этой «брани» всегда посрамляется и карается неминуемым поражением нашим и торжеством врага.
Нужно ли говорить о том, как глубоко воспринял православный русский народ этот великий завет своего Просветителя и Началовождя в этой священной борьбе с диавольским злом!
Уже одно то, как популярен стал идеал аскетического христианства в среде русского народа, вскоре же после принятия им св. крещения, необыкновенный расцвет монашества, давшую Вселенской Церкви подвижников, подобных великим христианским аскетам и отцам древности, ярко свидетельствует о том, что русский народ твердо усвоил себе правильные начала и методы «невидимой брани». Но эту борьбу с «супротивным врагом» и происходящими от него всеми видами зла русский народ перенес и в сферу общественной и государственной жизни. Православный русский человек до самого последнего времени всегда был непримирим ко злу, а, если и случалось ему падать, поддаваясь обольщениям этого зла, то он умел поражать всех необычайной силой и глубиной своего искреннего покаянного чувства. «Умев согрешить, русский человек подлинно умел и покаяться». И в этом была особенность и величие нашего православного русского духа.
Непримиримая борьба со злом во всех его видах и проявлениях – вот лозунг, типичный для православного русского человека на протяжении всей его почти тысячелетней истории. Во имя этой борьбы со злом за правду Божию велись у нас и все войны – сначала: за веру православную, за дом «Пресвятыя Богородицы», позже: «за веру, царя и отечество». Вспомним замечательную речь св. благоверного великого князя Александра Невского, обращенную к его малочисленной дружине перед битвой со словами: «Братия, нас немного, а враг силен, но не в силе Бог, а в правде... Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог!»
Глубоко чужда была русскому человеку всякая идея какого бы то ни было компромисса со злом. Он всегда чувствовал душой своей ее фальшь и неправославность и горячо восставал против нее. Вспомним хотя бы, как решительно отверг наш страстотерпец св. благоверный черниговский князь Михаил уговоры бояр исполнить требования жрецов ради сохранения своей жизни, нужной его подданным, с обещанием даже взять епитимью на себя за его грех; вспомним, как пожертвовал собой великий московский святитель Филипп, не желавший примириться с опричниной Грозного царя; вспомним, какую подлинно самоотверженную стойкость и твердость в борьбе за веру и родину проявил священномученик Гермоген, Патриарх Всероссийский, не шедший ни на какие компромиссы с поляками, уже засевшими в Кремле, хотя он и находился в их власти. А как мужественно оборонялась Троицко-Сергиевская Лавра, ставшая на время из иноческой обители как бы военной крепостью! Все это – примеры, весьма поучительные для нас, для нашего шаткого времени, времени малодушия и всяческих компромиссов со злом, даже со стороны лиц, прямо не угрожаемых со стороны этого зла!
Забвение русскими людьми этого третьего священного завета св. равноапостольного князя Владимира началось с тех же злосчастных петровских реформ – резания бород, заведения так наз. «ассамблей» с легкомысленным времяпрепровождением на них, а затем – и проникновения с Запада идей сентиментального «розового» христианства, проповедывавшего в духе протестантизма легкость спасения без всяких подвигов борьбы с бесплотным врагом, ненужность христианской аскетики и чрезмерно любвеобильное отношение ко всему, не исключая даже антихристианства, той мнимой христианской «любви», которая превышала любовь Христову, и была готова идти на любой компромисс со всяким видом зла. На этой именно почве «прелестного», извращенного христианства и выросло толстовское учение «о непротивлении злу», подготовившее почву к торжеству подлинно–сатанинского зла на нашей родине. И теперь, к глубокому прискорбию, приходится отметить, что это же самое толстовское непротивление злу проповедуется до сих пор во многих, даже некоторых церковных кругах нашего зарубежья, под благовидным лозунгом «невмешательства церкви в политику», как будто борьба с явно-сатанинским злом есть предосудительное для верующего церковно-настроенного христианина занятие политикой?! Что же? Неужели и св. благоверн. князь Александр Невский, и преп. Сергий Радонежский и великие святители московские Петр, Алексей, Иона и Филипп, и священномученик Патриарх Гермоген были «политиканами»? Да и вся история нашей Русской Православной Церкви, неразрывно связанная с историей Российского Государства, разве не свидетельствует самым красноречивым образом о том, что для русского православного человека непримиримая и бескомпромиссная борьба со злом во всех видах его проявления, как в личной, так и общественной и государственной жизни, есть священный долг, завещанный русскому человеку его святыми предками – угодниками Божиими в земле Российской просиявшими, – а не предосудительное занятие политикой?! Такие чрезмерно «любвеобильные христиане и враги политики» должны были бы, по всей справедливости, пересмотреть свое отношение к святым угодникам Божиим, в земле Российстей просиявшим, и последовательно отречься от них и от всего великого прошлого нашей родины, вдохновленного и порожденного благодатным воздействием и руководством этих духовных Светил Русской Православной Церкви, никогда не отмежевавшейся от общественной и государственной жизни своего народа, но бывшей его подлинной душой и совестью.
Итак, если мы желаем быть верными третьему завету нашего великого Просветителя и всему великому прошлому нашей родины, олицетворенному в святых угодниках Божьих, в земле Российской просиявших, для нас возможен один единственный путь – путь бескомпромиссной непримиримости с сатанинским злом, исключающий, конечно, мнимо-христианское лобзание с антихристом, ибо «кое общение свету ко тьме, кое же согласие Xристови с велиаром, или кая часть верну с неверным» (2Кор.6:14–15). И это путь, конечно, подлинно-христианский, подлинно-церковный, как основанный на Слове Божием и примере многочисленных угодников Божиих, прославленных Церковью, именно за этот путь!
Вот, сколь глубока и содержательна замечательная, хотя столь краткая и несложная по внешности и форме, Самим Богом вдохновенная, молитва нашего Крестителя и Просветителя св. равноапостольного великого князя Владимира, которую произнес он в великий и священный момент крещения русского народа! Эту молитву надлежало бы знать наизусть каждому православному русскому человеку, а вытекающие из нее заветы глубоко запечатлеть в своем сердце и сделать их программой своей жизни, как личной, так общественной и государственной.
Великое наше несчастье в том, что русский народ не устоял в верности этим великим заветам, поддался обольщениям вражиим, свернул с своего прямого законного исторического пути и – результатом этого явились великие бедствия, потрясения, пережитые нами, а теперь даже угроза гибели всему человечеству. Поэтому для спасения, как русского народа, так и всего человечества, надо оставить всякую политику, в том числе и лукавую политику непротивления злу, и начертать на знамени своем единственно эти три великих лозунга, завещанных нам нашим Просветителем: Богопознание, верность св. Православию и непримиримая борьба с сатанинским злом при всецелом уповании лишь на помощь Божию, которая тогда не замедлит явиться.
* * *
Вотъ как, напр., характеризует эту его просто-таки болезненную черту другой выдающийся и авторитетный ученый проф. H. Н. Глубоковский: «Почтенный историк исходил из слишком крайнего недоверия ко всяким историческим источникам и, впадая иногда в мелочную придирчивость, пропускал без необходимой оценки весьма крупное... Человеческую возможность ошибаться Е. Е. Голубинский прямо обратил в фактическую потенциальность лгать, обязательно соприсущую всем историческим материалам. Этот безбрежный скептицизм грозил подрывом всякой исторической достоверности и колебал самое научное бытие, поскольку во имя абсолютной, и потому эмпирически не существующей несомненности фактической он заранее уничтожал всякую относительную реальность и оказывался не в силах заменить или обеспечить за недостаточностью фактической бесспорности, которой собственно никогда и нигде не бывает в здешнем мире... Его критический молот был не просто внушительно-тяжелый, но и неразборчиво грубый, бивший на своем пути направо и налево все попадавшееся прямо на-смерть.» («Русская Богословская наука в ея историческом развитии.» Варшава 1928 г.).
Нарочно приводим эти слова авторитетного ученого для острастки и вразумления чрезмерных поклонников исторического метода проф. E. Е. Голубинского и его труда «История Русской Церкви» каких и теперь еще не мало.
посланіе Фотія – Stritt. Memor. pop. 2, 957
Константинъ Багрянородный. cDe administr. imp. с. 29