Глава 5. Власть и страдания: высшая христологическая реальность

Как мы видели в предыдущей главе, компоненты двух основных христологических концепций в Евангелии от Марка обнаруживают поразительную богословскую глубину и сильную антропологическую проблематику. Кроме того, к его замечательным христологическим достижениям можно отнести наличие, сосуществование, взаимосвязь и взаимозависимость идей о власти и страданиях Христа. На этом феномене стоит остановиться подробнее.

1. Для подхода Марка характерно то, что можно назвать синхронностью (греч. ταυτόχρονη θ́εα). Внимательный читатель второго Евангелия заметит, что в каждом важном моменте текста автор рассматривает Иисуса Христа как в свете христологии Власти, так и в свете христологии Страстей. На сей счёт текст не оставляет ни малейших сомнений. Безусловно, имеются различия в акцентах, в пропорциях, – в какой степени христологические линии представлены в том или ином отрывке, и всё же обе эти концепции присутствуют одновременно.

Этот подход Марка связан с тем, что евангелист видит во Христе одновременно Бога и человека. Описывая различные эпизоды земной жизни Христа, Марк постоянно старается не упускать из виду ни Его божественную, ни Его человеческую природу. Следует отметить, однако, что созданные евангелистом христологические образы – это, по преимуществу, именно образы, а не разработанные богословские идеи и концепции, каковыми они становятся лишь в процессе интерпретации.

Иисус ходит и действует, разговаривает и исцеляет; Он крестится и преображается; Его отвергают, предают и распинают. Эти действия, слова и страдания – череда фактов, которые открывают, описывают и изображают Иисуса как подлинно Бога и подлинно человека. У Марка всё начинается с образов божественной силы/власти и образов страданий, но постепенно из них создаётся единый Образ – Христос в Его божественной и человеческой природе. От первого стиха Евангелия до последнего Марк тесно переплетает проявления двух природ Христа в единую и неразрывную ткань.

Нет никаких перекосов в сторону какой-либо одной из двух христологических линий, никакого доминирования любой из них. Сила и власть не становятся лёгким торжеством, а Страсти не превращаются в безысходный пессимизм. Вместе с тем, евангелист не даёт объяснений относительно того, как именно сосуществуют эти христологические концепции, как именно Иисус может быть одновременно Богом и человеком. Марк просто описывает реальные и яркие проявления этих природ в событиях, словах и делах. Великое достижение Марка и отражённой в его Евангелии традиции состоит в том, что Христос одновременно показан могущественным Богом и страдающим человеком. Эти две христологические реальности сосуществуют во всей полноте и ясности от начала и до конца евангельского текста, давая о себе знать целым рядом зримых, ощутимых и непосредственных фактов.

2. Одновременность, о которой мы говорим, не исчерпывается сугубо повествовательными элементами и конкретными перикопами. Она носит столь фундаментальный характер, что определяет отбор, использование и функционирование основных христологических имён-титулов. Один из ярких примеров – титул «Сын Человеческий». В предыдущих главах у нас уже была возможность кратко остановиться на нём, но имеет смысл глубже проанализировать имеющиеся данные. Мы не собираемся сейчас углубляться во все аспекты проблемы, связанной с титулом «Сын Человеческий», – о ней написано бесчисленное количество экзегетических исследований. Мы рассмотрим лишь взаимосвязь этого титула с одновременностью (власть и страдания, божественная и человеческая природа Мессии).

Прежде чем переходить к конкретным отрывкам, заметим, что титулу «Сын Человеческий» изначально присуща определённая «одновременность»: слово «Человеческий» неизбежно напоминает о человеческой стороне Иисуса; связь же титула с такими ветхозаветными текстами как Дан 7:13 намекает на Его божественную, сверхъестественную природу. Сделав это общее замечание, мы теперь можем обратиться к конкретным текстам. Релевантных отрывков много, и их можно разбить на четыре категории.

. К первой категории относятся Мк 2:10 и 2:28. Эти отрывки указывают на прямую власть Мессии в двух очень важных вопросах: прощение грехов («Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи», 2:10) и нарушение субботы («Сын Человеческий есть господин и субботы», 2:28). Как мы уже видели при анализе соответствующих перикоп в первой главе нашей книги, в обоих случаях власть носит божественный характер. Мессия, как носитель этой власти, именуется «Сыном Человеческим». Следовательно, в этих двух случаях, которые обнаруживают божественную силу и власть Мессии, Он называется титулом, который так или иначе напоминает о Его человеческой ипостаси. Следует также отметить, что в Мк 2:10 и 2:28 власть возвещается в обстановке враждебной к Иисусу (в присутствии фарисеев и книжников), уже предвещающей Его Страсти. Значит, опять перед нами совершенное и одновременное сочетание христологии Власти и христологии Страстей. В этом-то контексте и используется титул «Сын Человеческий» – в декларации о божественном владычестве и божественных прерогативах Иисуса, но при этом – в атмосфере Его страданий. Тем самым именование «Сын Человеческий» становится одним из ключевых факторов, способствующих синхронности взгляда евангелиста.

(Б). Ко второй категории относятся знаменитые предсказания о Страстях Иисуса: Мк 8:31; 9:31 и 10:33–34. Анализ этих текстов и сопутствующего материала убеждает, что они, говоря о страдании Иисуса, тоже применяют к Нему титул «Сын Человеческий». Лексика, описывающая Страсти, красноречива и ярка: «пострадать», «быть отвержену», «быть убиту» (8:31); «предан», «убьют Его», «по убиении» (9:31); «предан будет», «осудят Его на смерть», «предадут Его язычникам», «поругаются над Ним», «оплюют Его», «убьют Его» (10:33–34). И претерпит всё это «Сын Человеческий». Здесь данное понятие в его человеческом аспекте абсолютно уместно, и хорошо вписывается в содержание перикоп о Страстях. Возникает ясная и убедительная картина страдающего и умирающего человека Иисуса.

В предсказаниях о Страстях далее идёт указание на воскресение: «в третий день воскреснет» (9:31 и 10:34); «в третий день воскреснуть» (8:31). Образ божественной власти ничуть не замутнен: наряду с человеческим унижением Христа мы снова видим указание на Его божественную природу. Имя Мессии в сверхъестественном Воскресении остаётся тем же самым: «Сын Человеческий», – имя, оттенки которого отлично передают божественную ипостась Иисуса. Таким образом, в Мк 8:31, 9:31 и 10:33–34 титул «Сын Человеческий» включён в мудрое и гармоничное переплетение двух фундаментальных христологических концепций Марка.

(В). К третьей категории относятся Мк 9:12; 10:45; 14:21 и 14:41. Здесь титул «Сын Человеческий» появляется в текстах, которые говорят большей частью о Страстях. Характерные формулировки: «Сын Человеческий идёт, как написано о Нём», «Сын Человеческий предаётся» (14:21); «Сын Человеческий предаётся» (14:41); «и Сыну Человеческому, как написано о нём, надлежит много пострадать и быть уничижену» (9:12); «Сын Человеческий... пришёл... отдать душу Свою» (10:45).

В этих случаях также используется титул «Сын Человеческий», как мы наблюдали и в стихах предыдущей категории (8:31, 9:31, 10:33–34), что замечательно и гармонично вписывается в контекст Страстей. При этом имплицитное сверхъестественное измерение титула не позволяет исчезнуть и образу власти. Более того, на этот образ намекают и соседние материалы. В частности, Мк 9:12 идёт всего лишь через три стиха после 9:9, в котором говорится о воскресении Сына Человеческого. В Мк 10:45 Иисус возвещает, что Сын Человеческий пришёл «отдать душу Свою для искупления многих». Эти слова решительно сводят Страсти к воле и решению Сына Человеческого, излучая Его божественное превосходство и величие. Это можно сказать и об отрывках Мк 14:21 и 14:41.

Следовательно, в четырёх высказываниях этой группы (Мк 9:12; 10:45; 14:21; 14:41) титул «Сын Человеческий» указывает одновременно на власть и страдания Иисуса. При этом он чётко соотносится как с основным смыслом отрывка (Страсти), так и с их контекстом – божественным величием и силой Христа.

(Г). К четвёртой категории относятся отрывки Мк 8:38; 13:26 и 14:62 – одно из самых значимых и характерных использований титула «Сын Человеческий». В Мк 8:38 ученики получают предупреждение: кто «постыдится» Христа и Его слов в настоящем, «того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами». Финальный образ Иисуса Христа – это образ эсхатологической власти, суда и величия, нарисованный с большой чёткостью и лаконизмом. Однако имя явившегося в божественной славе – «Сын Человеческий», что сразу напоминает о человеческой ипостаси этого божественного Судьи. Более того, Мк 8:38 – последнее в череде высказываний, говорящих о страдании и начинающихся со значимого заявления: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за Мною» (8:34). Очевидно, что в Мк 8:38, вкупе со своим более широким контекстом (8:34–38), евангелист повествует одновременно о власти и страданиях, причём в этом повествовании суіцественную роль играет титул «Сын Человеческий».

Мк 13:26 входит в пространную эсхатологическую речь Иисуса, занимающую 13-ю главу Евангелия от Марка: «Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою». В своём непосредственном контексте (13:24–27) этот отрывок решительно возвещает христологию Власти. Ожидается радикальная трансформация природного и духовного миров, когда всемогущий эсхатологический Господь явится, чтобы собрать «избранных своих от четырёх ветров, от края земли до края неба». Этот высший эсхатологический Господь, который полагает конец истории и запечатывает её, снова назван «Сыном Человеческим». Тем самым, евангелист напоминает читателю о человеческой стороне небесного Господа и о Его Страстях. Указания на Страсти содержатся также в перикопах, которые предшествуют Мк 13:24–27. Соответственно, в Мк 13:26 они появляются не впервые, но неизменно сопутствуют христологической концепции Власти. Опять-таки перед нами одновременностъ, которую создаёт в том числе и титул «Сын Человеческий».

Пожалуй, наиболее значимый текст в этой категории – Мк 14:62. В кульминационный момент суда над Ним Иисус отвечает на вопрос первосвященника («Ты ли Христос?») следующими словами: «Я. И вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Текст носит эсхатологический характер и указывает на абсолютную божественную власть и владычество. Когда же Христос говорит о том, что Он воссядет «одесную силы» и придёт во славе, это равносильно утверждению о собственной божественности.

Это торжественное речение мы слышим в момент унизительного для Иисуса суда, который закончится смертным приговором. Образ абсолютной божественной власти в её эсхатологической реализации открывается именно в ходе грязных, оскорбительных и унизительных судебных процедур. Такая ситуация типична для сочетания у Марка элементов христологии Власти и христологии Страстей, указаний на божественную и человеческую природу Христа. И неслучайно христологический титул в этом очень важном случае – «Сын Человеческий». Он связывает страдания и смертный приговор с сиянием эсхатологической власти, способствует параллельному указанию на проявления божественной и человеческой природ во Христе.

Наличие титула «Сын Человеческий» в рассмотренных отрывках, на наш взгляд, показывает христологическую значимость и функцию, которую этот титул имеет для Марка и для традиции, на которую опирался евангелист. Этот титул используется не только в текстах, которые являют нам величие сверхъестественной власти Христовой, но и в отрывках, которые выражают глубину Его человеческих страданий, а также в текстах, которые совмещают эти линии. Быть может, это связано с тем, что титул «Сын Человеческий» лингвистически и концептуально напоминает как о божественной стороне Христа, так и о человеческой Его стороне. Перед нами удивительный по богатству смыслов титул, несущий в себе и христологию Страстей, и христологию Власти. Этот титул и открывает, и скрывает; он может содержать в себе и христологический максимум, и христологический минимум. Очень возможно, что Марк и его традиция использовали этот термин в вышеупомянутых важных отрывках именно потому, что он параллельно способен отражать обе христологические реальности, – феномен очень характерный для христологического мышления Марка.

Анализ ещё одного ключевого христологического титула в Евангелии от Марка подтверждает сделанные выводы. Это титул «Сын Божий». Здесь также необходимо отметить, что в своей базовой форме, а также в своих вариациях он прямо или косвенно указывает на божественную власть, божественную ипостась, богосыновство Христа. Однако и здесь мы имеем дело с параллельным, одновременным присутствием другой линии, как это типично для Марка. Остановимся на этих текстах подробнее.

(A). В двух случаях титул «Сын Божий» является прямым исповеданием божественной силы и владычества Иисуса. В Мк 3:11 «духи нечистые, когда видели Его, падали пред Ним и кричали: Ты Сын Божий». Аналогично, в Мк 5:6–7 гадаринский бесноватый, «увидев Иисуса издалека, прибежал и поклонился Ему, и, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего?». В этих отрывках признание божественной власти кристально ясно; более того, его сопровождают и подтверждают ощутимые доказательства, удивительные исцеления и экзордизмы (3:9–10 и 5:8–13). Неслучайно, однако, признание божественной власти Иисуса исходит от нечистых духов, то есть Его заклятых врагов, погубить которых и пришел Мессия. Этот факт содержит определённое унижение для Иисуса, – вспомним особенно ужасное обвинение, что Он «изгоняет бесов силою бесовского князя» (3:22; ср. 3:29–30). Следовательно, в Мк 3:11 и 5:7 христологический титул «Сын Божий», указывающий на власть и божественность Иисуса, находится также в контексте, который отражает и другую христологическую сторону – Его унижения и страдания.

(Б). Одну из вариаций данного христологического титула используют и люди – враги Иисуса. В Мк 14:61 первосвященник спрашивает: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?». Этот весьма значимый христологический титул санкционирован в ответе Иисуса («Я»), атакже в последующем уникальном христологическом утверждении о власти и владычестве (14:62). Интонация первосвященника, однако, нескрываемо враждебна и саркастична, и немедленно следует смертный приговор Иисусу. Соответственно, акцентирована и тема Страстей. В Мк 14:61–62 христологический образ власти (титул «Сын Благословенного» и ответ Христа) сосуществует с образом Страстей (интонация первосвященника и смертный приговор).

(В). Фундаментальную значимость для данной темы имеет исповедание сотника при Голгофе: «Истинно человек сей был Сын Божий» (15:39). Как показал выше наш анализ этой фразы, она явно подразумевает божественность Иисуса. Отметим, однако, следующее. Во-первых, исповедание содержит слова «человек сей», указывающие на человеческую природу Иисуса. Во-вторых, исповедание идёт после того, как распятый Иисус «испустил дух» (15:39), то есть послетого как страдания закончились самым трагическим образом, смертью. Соответственно, в Мк 15:39 титул «Сын Божий», этот явный атрибут высокой христологии, появляется в ходе описания Страстей и способствует одновременному взгляду на две природы Иисуса.

(Г). В двух других значимых событиях – крещение и преображение Иисуса – использован близкий титул, который также нельзя обойти вниманием. Бог Отец называет Иисуса своим «возлюбленным Сыном». Это высказывание появляется дважды: один раз как обращение непосредственно к Иисусу («Ты Сын Мой возлюбленный», 1:11), и другой раз как слова об Иисусе («сей есть Сын Мой возлюбленный; его слушайте», 9:7). Здесь перед нами христология Власти в ее особенно развитой форме. Титулу «Сын Божий» предпослано эмфатическое «Ты есть» (или «сей есть»), причём это слова самого Бога, да ещё в контексте беспримерных сцен теофании во время крещения (1:9–11) и Преображения Иисуса (9:2–8). Значение данного титула для концепции власти и богосыновства Иисуса очевидно. При этом краткая перикопа о крещении начинается с информации, что Иисус «крестился от Иоанна в Иордане» (1:9). Выше мы уже показали, что для Иисуса это ситуация унизительная: подчинение человеческим обстоятельствам. Это можно сказать и о сцене искушения в пустыне сразу после крещения (1:12–13) и даже о теофаническом Преображении. За декларацией богосыновства Иисуса следует фраза: «И, внезапно посмотрев вокруг, никого более с собою не видели, кроме одного Иисуса» (9:8). Сверхъестественный свет Преображения исчезает, как исчезают и Моисей с Илией, и ученики опять оказываются в своих повседневных отношениях с Иисусом. Более того, Преображение идёт после ряда текстов, делающих сильный упор на христологию Страстей (8:31–38). Таким образом, в рассказах о Крещении и Преображении основные речения о богосыновстве и власти обрамлены материалами, раскрывающими человеческую ипостась, человеческие страдания Христа. И в Мк 1:11, и в Мк 9:7 высокий христологический титул «Сын Мой возлюбленный» содержит две христологические линии, возвещая о божественной и человеческой природе Сына Божия. Общий вывод относительно использования у Марка титула «Сын Божий» (и его вариаций) аналогичен тем, что мы сделали из использования титула «Сын Человеческий». Титул «Сын Божий» очень важен. Он играет огромную роль в отрывках, имеющих ключевое христологическое значение. Он создаёт или укрепляет образ божественной власти и божественной ипостаси Мессии на том же визуальном уровне, что и образ Его страданий и человеческой ипостаси, подсказываемый другими аспектами текста.

Повторимся: титулы «Сын Человеческий» и «Сын Божий» интересуют нас здесь не сами по себе. Вследствие их колоссальной значимости для Марка мы изучали их отношение к христологическому подходу, который мы назвали «одновременностью». Одновременность – исключительно важный метод в этом Евангелии. Марк сплетает в единое и неразрывное целое образ Иисуса как Сына Божьего и Бога с образом Иисуса как человека униженного, страдающего и распятого.

Совмещение христологических концепций власти и страдания во многом определило форму конкретных перикоп и функцию христологических титулов в Евангелии от Марка. То же совмещение существенно повлияло на композицию и архитектуру текста. Этой темы мы уже касались на предыдущих страницах, сейчас подведем некоторые итоги.

Большинство комментаторов выделяют в Евангелии от Марка три части: 1:1–8:26; 8:27–10:52; 11:1–16:20. Некоторые детали этой трактовки можно оспорить, но в целом она выглядит осмысленной и приемлемой. Анализируя в предыдущих главах текст Марка, мы предполагали именно такую композицию. Какие же закономерности можно наблюдать в трёх основных частях Евангелия?

В первой части (Мк 1:1–8:26), повествующей о проповеди Христа в Галилее и окрестностях, христологическая концепция власти существенно более выражена, чем концепция Страстей. Мы видим самые разные проявления божественной власти и божественной ипостаси Мессии, тогда как материал Его речений содержит регулярные намеки на предстоящие страдания. Во второй части (Мк 8:27–10:52), где приведены основные христологические высказывания и события, связанные с путешествием Иисуса и учеников из Галилеи в Иерусалим, две главные христологические линии уравновешены. В третьей части (Мк 11:1–16:20), посвящённой событиям Страстной недели, приоритет отдаётся христологической реальности Страстей. Повествование уделяет особое внимание Страстям, но отмечаются и проявления божественной силы.

Традиция, на которую опирался Марк, содержала множество текстов, описывающих деятельность Христа до Его последнего входа в Иерусалим. Эти повествования несли сильный отпечаток христологии Власти, что и сказалось на 1:1–8:26. Эта же традиция содержала и основной материал рассказов о Страстях, заканчивающихся распятием. Здесь уже задавала тон христология Страстей (см. особенно 11:1–16:20). Таким образом, в двух основных разделах (1:1–8:26 и 11:1–16:20) евангелист сохранил христологические эмфазы своих источников: власть и страдания. Паратаксис и последовательность этих разделов, однако, сразу выводит формат «власть и страдания» на более высокий уровень, – как свойство общей и базовой структуры Евангелия от Марка.

Этот же формат доминирует и в обоих основных разделах, вплоть до составляющих их индивидуальных перикоп – очень небольших участков текста. Пожалуй, здесь наибольшее достижение Марка. Соблюдя христологические эмфазы 1:1–8:26 и 11:1–16:20, он включил в каждый из этих разделов и противоположный христологический аспект. Таким образом, формат «власть и страдания» зримо действует как на микроуровне, так и на уровне повествования в целом.

Важный раздел Евангелия – Мк 8:27–10:52 – идеально вписывается в вышеуказанную схему. Как мы уже неоднократно замечали, здесь христологические эмфазы чередуются. Власть и Страсти, божественная и человеческая природа Христа поочередно выступают на первый план, с равной долей внимания к обеим сторонам. В результате переход от раздела с акцентом на власть (1:1–8:26) к разделу с акцентом на страдания (11:1–16:20) происходит через промежуточный раздел (8:27–10:52), где обе линии представлены равномерно. Переход сделан мастерски. Гармонизация трёх основных разделов Евангелия от Марка в христологическом формате «Власть и Страсти» совершенна как на макроуровне, так и на микроуровне.

Раздел Мк 8:27–0:52, находящийся чётко в центре евангельской истории, замечательно отражает приверженность Марка и его источников христологическому единству «власти и страданий», равному вниманию к божественной и человеческой природе Иисуса. Текст Мк 8:27–10:52 неразрывно связывает Мк 1:1–8:26 с Мк 11:1–1:20. Он интерпретирует их и в то же время становится вместе с ними богодухновенным текстом, который и в своих общих очертаниях, и на уровне конкретных перикоп одновременно возвещает как сверхъестественное владычество, так и горестные страдания Богочеловека Иисуса.

Три основных раздела (Мк 1:1–8:26; 8:27–10:52; 11:1–16:20) содержат и другие значимые христологические аспекты, связанные с мессианской властью и мессианскими страданиям; они соотносятся с важными сферами человеческой жизни. Остановимся на них вкратце.

. В Мк 1:1–8:26 евангелист делает упор на христологию Власти. Речь в этом разделе идёт только о земной проповеди Иисуса. Здесь, ещё до Креста и Воскресения, Мессия предстаёт в ряде последовательных событий как Тот, Кто обладает божественной силой и властью. Он уже имеет ту самую божественную власть, которую будет иметь после Воскресения, Вознесения и восшествия одесную Отца (ср. древние христологические исповедания веры: Еф 1:20–23; Флп 2:6–11; Евр 1:3–4). Целые восемь глав, то есть половина Евангелия, посвящены этой божественной ипостаси Иисуса. Его земная жизнь возвещает о Его божественной власти, которая раскрывается во всей полноте после Воскресения. Соответственно, мы видим неразрывную взаимосвязь и полное христологическое единство событий до и после Его Воскресения. Неизмеримое значение этого единства очевидно. Не менее очевиден и сильный упор на уникальное значение земной жизни Христа. Мк 1:1–8:26 – важнейшая корректива для всех богословских тенденций, которые недооценивают роль «земного» Иисуса истории.

Содержание мессианской власти в Мк 1:1–8:26 связано с целым рядом серьезных христологических проблем, причём евангелист показывает освобождение и избавление человечества. Такая божественная власть многообразна и беспрепятственна в своих проявлениях; она осязаема и в деятельности Иисуса. Её описание не только подчёркивает единство божественной власти Иисуса до и после Воскресения, – оно показывает проявления этой власти в материальном мире, которые идут навстречу человеку в его глубоких и актуальных нуждах (ср. выше анализ в 4-й главе нашей книги). Христология Власти прямо и органично связана с Человеком, пребывающим в узах смерти, тем самым обретая и антропологическую значимость. Один из ключевых аспектов власти Иисуса – освобождение и искупление человечества. На каждом шагу христология Власти становится христологией избавления людей, – избавления от таких страшных врагов как болезнь, грех, ложь, дьявол и смерть.

Мк 1:1–8:26 содержит и другую важную сторону христологической преемственности. Она связана с мессианскими страданиями. С самого начала деятельности Иисуса над Ним нависает тень предстоящих Страстей. Страсти Христовы – это далеко не только события Страстной недели: они охватывают всю земную жизнь Иисуса. Подобно тому как христология Власти органично и неразрывно связывает периоды до и после Воскресения, христология Страстей связывает Его проповедь и Распятие. Голгофа – не внезапная и неожиданная концовка: её предвосхищают страдания на каждом шагу пути Иисуса. Правильное понимание христологии Марка в 1:1–8:26 невозможно без понимания роли мессианских страданий.

(Б). В Мк 8:27–10:52 христологические концепции и взаимосвязи аналогичны тем, которые были присущи Мк 1:1­8:26. Проявления божественной силы и высших прерогатив «земного» Иисуса следуют форме и содержанию, которые мы наблюдали в первом из основных разделов Евангелия. Образ власти Христовой до и после Воскресения – всё такой же, как и связь христологии Власти с избавлением человечества от пагубы и плена грехов. Сходные наблюдения можно сделать и относительно христологической концепции Страстей в Мк 8:27–10:52 в сравнении с Мк 1:1–8:26.

Как мы уже неоднократно подчеркивали, Мк 8:27–10:52 уделяет больше места христологии Страстей, чем первый раздел Евангелия. Кроме того, здесь евангелист останавливается и на значении Страстей для учеников Христа. Взаимосвязь между этими двумя важными уровнями проводится через продуманную композицию Мк 8:27–10:52, которую нельзя обойти вниманием. Три важнейших отрывка данного раздела, то есть предсказания о Страстях (8:31; 9:31; 10:33­–34), расположены в стратегически важных местах и постоянно напоминают о неизбежности конца Мессии. Каждому предсказанию сопутствует эпизод, показывающий неспособность учеников понимать Иисуса; они пытаются возражать против избранного Им жертвенного пути (8:32–33; 9:32–34; 10:35–37). В каждом из трех случаев за этим эпизодом следует учение Христа, прямо или косвенно увязывающее Страсти с их значением для учеников. Христос прямо и открыто говорит о предстоящих ученикам кресте и смерти (8:34–38), увечьях (9:43–50) и необходимости принести в жертву свою жизнь (10:38–45). Здесь мы видим очень важный шаг. Страдания, смерть и жертва – это факторы не только христологические, но и антропологические. Подлинные ученики Иисуса идут за Ним по крестному пути. В самом центре своего Евангелия Марк поместил высказывания Христа, которые, наряду с Его собственными Страстями (и в свете этих Страстей), навеки санкционируют страдания учеников как высшее и неотъемлемое выражение подлинности и истины. Христология Страстей дает высший и абсолютный критерий для всех тех, кто хочет следовать за Сыном Божьим.

(В). Как мы уже неоднократно отмечали, христологические аспекты Страстей достигают высшего выражения в последнем из основных разделов Евангелия (Мк 11:1–16:20). Непонимание учеников превращается в бегство, отречение и предательство; вражда религиозных вождей выливается в насилие, клевету и смертный приговор; общая обстановка нависающей угрозы сменяется телесными муками, жестокими пытками, неизмеримыми эмоциональными и духовными тяготами Иисуса. Сбываются пророчества о Страстях: Иисус распят, казнен и погребен.

Деловой, почти жестокий язык Мк 11:1–16:20 (особенно в гл. 14–15) передаёт реальность Страстей: тяжелейшие и многообразные муки, лютая смерть Иисуса. Эта картина не оставляет места романтическим стилизациям и докетическим христологическим выдумкам, присущим позднее гностическим системам. Здесь христология Страстей на чисто теоретическом уровне навеки полагает неодолимый и незыблемый заслон перед любым докетизмом, а на уровне практическом даёт Церкви подлинный и вечный критерий христологического реализма.

В то же время жестокая реальность Страстей в полной мере раскрывает человеческую ипостась Иисуса. В Мк 14–15 христология Страстей возвещает о человечестве Иисуса, и пренебречь этой вестью – значит ранить Евангелие в самое сердце.

Это не только христология как таковая: здесь затрагивается и сфера антропологии. Христос зовет всех, кто хочет следовать за Ним, взять крест свой, включающий тяготы, жертвы и смерти (8:34–38; 10:38–45). После Страстей, после Распятия, смысл этих слов и глубина возможной жертвы становятся ясными. Но после того как Иисус, совершенный Человек, испытал страдания в их предельной, смертной форме, – крест каждого уже не тот, каким он был до Христа. Отныне народ Христов может взглянуть на самые тяжелые испытания, на саму смерть, в новом свете, – в свете страданий самого Христа.

Однако здесь совершенно новую и удивительную ноту вносит христология Власти, возвещающая о Воскресении Христовом. В Мк 11:1–16:20, особенно под конец 16-й главы, Воскресение знаменует победу над человеческими страданиями, безысходностью и смертью. Христология Власти как христология освобождения вручает свой величайший дар: избавление от смерти, от уз тления, бед, бесовских сил и дьявола. С Воскресением Сына Божьего (и теми безграничными возможностями, которые оно открывает) не только христология Власти достигает своей кульминации, но и антропология. Антропологические перспективы христологии Власти беспредельны – ведь отныне человек получает в дар вечную жизнь и подлинную свободу.

В Мк 11:1–16:20 христология Страстей заявляет о себе в полную мощь, говоря о человеческой ипостаси Иисуса. Под конец данного раздела достигает пика и христология Власти: она говорит о божественной ипостаси Иисуса. В чудном и величественном свете Воскресения раскрывается Христос, Сын Божий и Бог. Это главное христологическое исповедание – истинность божественности Иисуса – было и остается основой для веры в Него.

Акцент на христологической реальности власти и страданий Иисуса, который мы видели на каждой странице Евангелия от Марка, возможно, связан и с двумя проблемами в жизни Церкви, которые имел в виду евангелист.

Во-первых, это опасность искажения истинной веры в Иисуса Христа. Очень может быть, что перед церковными общинами, для которых Марк писал свое Евангелие, стояли серьёзные проблемы подлинности и полноты христологической веры. Соответственно, «Евангелие Иисуса Христа, Сына Божьего» (Мк 1:1) открывает и проповедует единую истинную христологическую веру, для которой равно важны и власть, и страдания Христовы.

Во-вторых, имели место гонения и вообще проявления враждебности к Христу и Его народу. Скорее всего, с подобными ситуациями Марк был знаком не понаслышке (см. выше анализ релевантных отрывков текста). Быть может, отчасти поэтому евангелист делает столь сильный упор на христоло- гическую реальность страданий и власти Иисуса. Для церков- ных общин, к которым Марк обращается, страдания Иисуса Христа – главный и высший ориентир во время гонений и бедствий, а Его власть – гарантия окончательной победы и преодоления зла в любой форме.

Название данной главы («Власть и страдания: высшая христологическая реальность») основано наанализе, который мы проделали и в предыдущей, и в этой главе. Евангелист дает нам яркие образы божественной власти Иисуса и Его человеческих страданий – божественной и человеческой ипостаси Христа. Эти образы удивительны по многообразию комбинаций, акцентов и взаимосвязей, и их сопровождают прямые или прикровенные богословские комментарии. Сам по себе факт, что Марку удалось осветить власть и страдания, божественность и человечность Иисуса, достаточно велик. Однако достижение Марка выглядит ещё более удивительным с учетом того, что эти два аспекта у него сплетены в единое и неразрывное целое. Евангелист не делает попыток объяснить сосуществование высшей власти и ужасных страданий, а просто и ясно описывает события. Марк рисует образ Христа как Бога и Человека, абсолютного Владыку жизни и смерти, – но умершего на кресте. Иисус – Сын Божий, единородный и возлюбленный в свете Преображения, но Он же – презираемый и униженный плотник в своём собственном городе Назарете. От начала и до конца в Евангелии от Марка эти христологические стороны сохраняют свою целостность. Ни одна из этих сторон не затмевает, не поглощает и не умаляет другую. В данном вопросе евангелист сохранил уникальную синхронность подхода, присущую христологии древнейшего предания. Колоссальная значимость этого достижения яснее проявилась в последующие века, когда самые разные ереси пытались исказить и уничтожить целостность картины, неразрывность и единство двух основных христологических аспектов, умаляя либо божественную, либо человеческую ипостась Христа.

Марк показывает высшую христологическую реальность сосуществования и неразрывной взаимосвязи между двумя природами Христа. Это очень важно для теоретических вопросов христологии, а также для того, как люди понимают свою веру в Иисуса Христа. Евангелие от Марка не оставляет места для ментальности торжества и победы, которая акцентирует внимание только на христологии Власти, но пренебрегает Страстями. С другой стороны, Евангелие не позволяет нам односторонне сосредоточиться на христологии Страстей и Креста, забывая о власти Христовой. Одновременное внимание к подлинно божественной и подлинно человеческой ипостасям Иисуса, к сосуществованию власти и страдания, есть великая весть Марка. Здесь единственный и подлинный критерий всякой христологии.