Прощание Московской Духовной Семинарии с преподавателем ее, священником Михаилом Соболевым

Некогда один ветхозаветный богодухновенный мудрец изрек известное вам, возлюбленные братие, премудрое изречение: всему время и время всякой вещи под небесем (Ек.3:1). По определению Божию настало время и мне оставить эту школу, в которой я прослужил в должности учителя 22 года. Почтительно благодарю Ваше Высокопреподобие, досточтимого начальника сей школы, хотя недавно сюда пришедшего, но уже принявшего вместе с ней в любовь свою и меня на рубеже моего служения здесь, и разрешившего мне ныне в сем св. храме вознести ко Господу благодарственные молитвы, не только за Его великие милости ко мне, но особенно за Его благоволение и щедроты по отношению к этой, дорогой всем нам, школе, которую Он по милости Своей ведет от силы в силу, от славы в славу и о всех вас, братие, святого храма сего. Приношу сердечную признательность и вам, любезные сослу­живцы, за вашу любовь, сочувствие и нравственную поддержку, которыми я от всех вас пользовался и при служении моем, и в радости, и в горе. Свидетельствую душевную мою при­знательность также и вам, дорогие воспитанники сей школы, за ваши всегда благородное, всегда почтительное отношение ко мне, бывшему вашему учителю. Эта школа по справедливости может быть названа школой любви не по назначению своему только, но и по действительному состоянию. Здесь все, как высшие, так и низшие связаны между собой союзом любви, сим благовествующе всем мир. При таком взаимном отношении не легкий труд учителя значительно облегчался и не казался особенно тяжелым. Дай Бог, чтобы эта любы здесь николиже отпадала (1Кор.13:8). Об этом всегдашнем пребывании здесь духа любви, вместе с благодарением, вознесем, братие, сердечные молитвы к Источнику любви, Отцу светов, от Которого исходит всякое даяние благо и всяк дар совершен. Я же особенно буду молиться и о том, чтобы и по выходе из этой дорогой школы, мне остаться с ней и со всеми вами связанным этим желанным союзом любви. Аминь.

Ваше Высокопреподобие и любезнейшие сослуживцы!

От души благодарю вас, что вашей любовью и я, по окончании 25-летнего служения, вышедший из этой школы, сопричислен (Деян.1:26) к лицам, которых вы с честью провожаете из сего вертограда учения и напутствуете св. иконой, и я с любовью, и благодарностью принимаю это чествование, не как чем-либо заслуженное мною, а как свидетельство вашего высокого благородства и корпоративного единодушия, издавна господствующего в этой школе.

Служение наше здесь, как и везде, есть служение Богу. Правда, голос народа, говорит наша пословица, есть голос Божий и с этой стороны, ваша, высказанная сейчас чрез любезнейшего Николая Петровича, оценка моей деятельности, могла бы доставить мне, окончившему здесь 25-летнее служение, успокоение и отраду. Но ведь голос ваш может быть: 1) голосом снисходительности и любви, и 2) по ограничен­ности человеческой не полным судьей. Более строгим судьей служит наша совесть, но и она иногда, может быть, если не совсем сожженной, то, по крайней мере, значительна обгоревшей. Что если и такая совесть укажет человеку, что и доброта его часто была излишней и вредной, и служение его было более за гнев, чем за совесть (Рим.13:5). Но какова эта деятельность пред очами всевидящего и правосудного Бога, вручившего мне это служение? С этой точки не много ли будет сказать о себе изреченное Спасителем: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко рабы неключимы есмы, яко еже должны были быхом сотво­рити, сотворихом (Лк.17:10). Конечно, слово Божие грешно не любит (Ин.12:43) и к науке об этом Божественном слове грешно относиться невнимательно и не благоговейно. Но, чтобы и достойно преподавать ее, нужно помазание (Ис.61:1), нужно быть тростью книжника скорописца (Псл.44:2); а к сему кто доволен (2Кор.2:16)? Глаголы живота вечного (Ин.6:68) невольно влекут к себе душу каждого человека, по существу своему стремящегося к вечности и мне, которому провидением вверено было истолкование этих божественных глаголов и поэтому, по необходимости, приходилось часто соприкасаться с этим чарующим божественным пламенем, нельзя было не увлекаться, не воспламеняться, подобно тем даже не веровавшим иудеям, которые увлекаясь приходили слушать пророка, как певца сладкогласного благосличного (Иез.33:32), или той, которая в увлечении от этих глаголов воскликнула Виновнику их: блаженно чрево, носившее Тя (Лк.11:27). Но высота и необъятность этих глаголов сама уже говорит, что и совершенное истолкование их выше ограниченного разума человека, и большее или меньшее, проникновение в их смысл есть дар Духа Божия (1Кор.13:2), и слишком мало остается для человека, чтобы вменять ему в заслугу. Итак, благодатию Божьей есмь, еже есмь (1Кор.15:10), но еще не тща ли бысть во мне эта благодать! Так все восхваление ваше не должно ли быть отнесено ко Господу, просвещавшему меня, как и всякого человека, грядущего в мир (Ин.1:9). Одно могу сказать с спокойной совестью, как несомненное, что желание относиться к службе добросовестно – это всегда было во мне, было и старание по возможности осуще­ствить это желание, но, может быть, это и не всегда удава­лось, или по немощи моей, или по недостаточному вниманию и необдуманности, – и это стремление питалось и поддерживалось окружающей средой. В одном из псалмов сказано: со избранным избран будеши и со строптивым развратишися (Пс.17:26–27). В этой среде, где каждый рев­ностно относится к своему служению, невольно и сам, бы­вало, воодушевляешься и как то стыдно было отставать от общего течения. В этой ученой среде можно было и многому научиться, и не только научиться, но и воспитаться для жизни. Почти каждую перемену между уроками, здесь, в учительской комнате, происходят ученые прения или рассуждения, из которых, и не принимая участия, а только слушая, можно было многому научиться, многое принять к сведению и руковод­ству. В часы недоумений, каждый с охотой готов делиться своим знанием. Здесь все живут, как бы одной жизнью и название – семинарская семья – не пустое, близко и с любовью интересуются, и сочувствуют жизни и обстоятельствам другого. И я не меньше других пользовался этой братской расположенностью, в недоуменных случаях от каждого получал любезное разрешение и разъяснение, видел и к себе во всем сочувствие, особенно в великом моем горе (смерти жены), что было не малым облегчением и утешением для меня; за все это приношу всем вам, друзья мои, сердечную благодарность. Не отсюда ли исходили и мои соответственные отношения к вам, о чем вы сейчас говорили: к друзьям можно ли было относиться иначе? И кая мне бла­годать, если я любил любящих меня, ибо и грешницы такожде творят (Лк.6:32). Невольно, как бы являлось желание жить со всеми дружно, никого не оскорблять, ни на кого не сердиться, всем благожелать, хотя, может быть слу­чайно и пришлось кого обидеть, в чем прошу у всех извинения и милостивого забвения.

Теперь, расставаясь с этой дорогой школой, в которой из 25 лет я прослужил 22 года и с вами, друзья мои, при­ношу всем и бывшим, и настоящим начальникам, и сослуживцам, самую глубокую, самую сердечную признательность за все добро, сделанное вами для меня. Большее и лучшее воздаст вам всеведущий Мздовоздаятель, обетовавший и за малую чашу студены воды, поданную нуждающемуся, не оставит без награды (Mф.10:42). Я же, чтобы не оскорблять вашей любви, которая стыдлива, не буду открывать покрывала ее. От души желаю, чтобы и по отшествии моем отсюда, духовное общение наше не прерывалось и на все последующее время, и чтобы св. Николай, покровитель небесный сего училища, как был, всегда и остался бы связующим звеном между нами, порукой чего, да послужит св. икона сия Спа­сителя нашего – объединителя всех, от вашей любви мне дарованная в благословение. Да, жаль, очень жаль расставаться с этой школой и со всеми вами, с которыми так сроднилась душа; но ведь вы слишком хорошо знаете, что всему время и время всякой вещи под небесем (Ек.3:1).

Благодарю вас, господа, за доброе слово, сопровождаемое дорогим даром. Юности свойственно увлечение и потому преувеличение, и сказанное вами о мне преувеличено. Но это преувеличение свидетельствует о вашем добром настроении и юношеской способности, и малое доброе высоко ценить, и большее дурное забывать. Моя деятельность была исполнением долга. К своей службе, я конечно, как и все здесь, старался относиться со вниманием и усердием, следил за развитием науки, и все добытые познания заботился, сколько воз­можно, удобопонятнее передать вам. Но Божия никто же весть, точию Дух Божий (1Кор.2:11). Ветхозаветное учение может быть объясняемо настолько, насколько изъяснено оно в Новом Завете. Это то богодухновенное объяснение, я и передавал вам, сам не мудрствуя лукаво, а что не объяснено здесь (в Нов. З.) восполнял свято-отеческими толкованиями. Объяснения мои всегда слушались вами внима­тельно и с любовью; скажу более: видимо вы понимали, что это учение не мое, а пославшего мя и потому относились к нему с благоговением, и с охотой стремились к изучению божественных писаний; многие записывали мои объяснения и после, почти буквально, повторяли их. Иные после уроков обра­щались ко мне с вопросами недоумения своего и мне приятно было видеть это серьезное отношение к делу, это юношеское увлечение, а более всего – это благоговейное отношение к слову Божию. Многие, готовясь отвечать, ограждали себя крестным знаменем. И это делает вам большую честь. Ни­когда не стыдитесь креста и Распятый на нем не посты­дится признать вас Своими пред Отцом Небесным (Лк.9:26). – Что касается моих отношений к вам, то я, счи­тая вас уже не детьми, старался в большинстве случаев, действовать на вас не строгими мерами, а убеждением и с благодарностью могу отметить, что большинство из вас понимало это и ценило. Конечно, бывали и злоупотребления, но они выходили, как мне казалось, не из укоренившегося дурного начала, а просто от рассеянности и юношеского увлечения. Во всяком случае, отношения ваши ко мне всегда были в высшей степени благородны и почтительны, и я ни от кого из вас, за все курсы, не только не слыхал грубого слова, но не видел никогда и не ласкового взгляда. И это делает вам честь, и с моей стороны, невольно вызывает благодар­ность. Ибо это служит великой нравственной поддержкой для учителя, возбуждая и его самого к гуманным отношениям. По немощи человеческой и мне приходилось иногда раздражаться при дурных ответах, или при рассеянности вашей, и может быть пришлось сказать кому-либо резкое, обид­ное слово в раздражении; прошу, простить и забыть. У меня же не осталось, да кажется и не было никогда, ни к кому из вас злобного чувства, и я с чувством успокоения и мира расстаюсь с вами. И дай Бог, чтобы слово Божие, которому мы с вами учились, всегда было руководством всей вашей жизни, чтобы вдохновенные гимны псалмопевцев вдох­новляли и ваши юные сердца к всегдашнему восхвалению Господа, чтобы пророческие грозные речи и исполнившиеся уже прещения удерживали вас от всего дурного, и устремляли взор ваш к тому светоносному будущему – небесному Иерусалиму, о котором вещали пророки. Это будет лучшей на­градой для делателя на ниве Божией – видеть, что посеянные им семена, возращающу Господу, приносят добрые плоды, ово тридесят, ово шестьдесят, а ово даже сто (Мк.13:23).

Свящ. М. Соболев

Ваше Высокоблагословение, многоуважаемый Михаил Иванович!

На меня, моими сослуживцами, возложено поручение сказать Вам прощальное слово по случаю Вашего выхода из Моск. семинарии. Поручение это, как нельзя лучше, отвечает и моему собственному желанию. Я с Вами, многоуважаемый Михаил Иванович, вот уже четырнадцать лет читаю один и тот же предмет в семинарии и мне, действительно, выпадало на долю не мало случаев узнать черты Вашего высокого харак­тера. Но что я должен говорить? Выразить ли мне радость, которая возбуждается во всех нас, когда мы видим, что наш почтенный сослуживец, с помощью Божией, достиг того предельного срока службы, после которого он может отдохнуть от своих тяжелых педагогических трудов, пользуясь заслуженной пенсией? Или должен я высказать ту скорбь, какую чувствует каждый из нас, представляя себе, что мы уже не будем видеть Вас по прежнему в нашей сборной и находить удовольствие в беседе с Вами? Оба чувства – и радость и скорбь – сменяются в нас одно другим, и тоже, вероятно, замечаете и Вы в своей душе. Но, принимая во внимание Ваше всегдашнее расположение к нашей преподавательской семье, а также и то, что Вы находитесь уже в таком возрасте, когда симпатии, раз установившиеся, не меняются – будут ли эти симпатии к делу или к людям, – мы, кажется, не ошибемся, если скажем, что чувство грусти в Вашей душе должно в настоящие момент доми­нировать над чувством радости. И вот в тон Вашим чувствам, мы позволим себе высказать наше искреннее сожаление о том, что из нашего духовного вертограда берется такой непостыдный деятель, служение которого было весьма полезно самому вертограду и личность которого была особенно приятна его со-работникам.

Ваша ревность к делу своего высокого педагогического служения заслуживает удивления, особенно, если принять во внимание все обстоятельства, при каких Вы проходили свое служение. Давно уже Вы несете на себе при исправлении должности наставника семинарии и тяжелое бремя забот, лежащее на Вас, как на приходском священнике и однако, эта двойная работа не заставляла Вас ослабевать в своей ревности к обеим сторонам своего служения. Затем, на Вашу долю выпало не мало забот и огорчений по случаю продолжительной болезни покойной супруги Вашей, но эти заботы не заставили Вас быть сколько-нибудь неаккуратным в отношении к семинарии. Часто, вероятно, Вам хотелось бы остаться дома близ тяжко больной супруги или отдохнуть, собраться с силами после великих домашних хлопот. Но Вы помнили, что в семинарии Вас ждет Ваша аудитория и ехали на службу. Знаем мы, что и сами Вы, нередко, прихварывали, и зная это, отдаем еще большую дань удивления Вашей ревности к делу своего педагогического служения. Когда Вы шли в класс с явными знаками простуды, с кашлем и зубной болью, то мы припоминали слова, сказанные св. ап. Павлом о себе и его сотрудниках: «мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служи­тели Божии – в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах» (2Кор.6:3–4).

Что касается собственно Ваших отношений к нам, сослуживцам Вашим, то о них мы не можем вспомнить без чувства искренней признательности. И в этом случае, огля­дываясь на прошедшую свою жизнь с нами, Вы опять можете с полным правом повторить о себе то, что говорил некогда ап. Павел Коринфянам: «Вместите нас. Мы никого не обидели, никому не повредили, ни от кого не искали корысти. Мы утешались утешением вашим» (2Кор.7:12–13). В самом деле, мы видели в Вас всегда искренне доброжелательного товарища, сочувствовавшего нашим горестям и радостям. Мы видели Вас всегда при всяких горестных и радостных обстоятельствах, совершавшихся в нашем преподавательском кружке, хотя Вы и не жили в стенах семинарии. Не говоря никогда ни слова о своих собственных заслугах и достоинствах, Вы умели находить и ценить достоинства Ваших сослуживцев, и никогда не позволяли себе обсуждать поступки со-товарища, не сказали ни о ком никакого слова, которое равнялось бы осуждению. В этом случае, Вы свято исполняли завет древнего мудреца, который столько лет сами изъясняли своим слушателям: «не будь мудрецом в глазах твоих» (Пр.3:7); «скудоумный (человек) высказывает презрение к ближнему своему, а разумный молчит» (Пр.11:12). «Ваша мудрость была всегда чиста, мирна, скромна» (Иак.3:17). Когда случались какие-либо перемены в нашей жизни или слыша­лись тревожные слухи о готовящихся переменах, Вы отно­сились к ним спокойно, как истинный мудрец. В этом случае Вашему уму, конечно, предносилось великое наставление Екклесиаста: «не говори: отчего это прежние дни были лучше нынешних? Потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом» (Ек.7:10). Это спокойствие Ваше часто умиряющим образом действовало и на нас, и мы сами спокойнее относились к разного рода тревожным вестям, со­знавая, что все эти тревоги не иное что, как «суета и напрасное томление духа, что все это было уже в веках, бывших прежде нас» (Ек.1:14–10). Правда, Вы не прочь были поделиться с нами своими мыслями по поводу разных, касавшихся Вас и нас обстоятельств, но слово Ваше было всегда обдуманно, растворено солью и потому, доставляло благодать слышавшим (Еф.4:29). Притом Вы говорили с нами всегда прямо и открыто, да Вам и не нужно было что-либо скрывать, потому что мысли и чувства Ваши, как в этом мы уверены, были всегда добрые. В общих преподавательских занятиях наших на экзаменах, мы всегда пленялись Вашей особенной деликатностью и Вашим светлым настроением, какое не покидало Вас и в эти тя­желые для преподавателя часы. Наконец, когда нам приходилось бывать у Вас в доме, мы видели в Вашем лице доброго и ласкового хозяина, всячески заботившегося о том, чтобы сделать приятное для своих гостей.

Говорить ли, достоуважаемый Михаил Иванович, о Вашем истинно-гуманном отношении к ученикам? Но об этом, без сомнения, скажут они сами. Мы же с стороны засвидетельствуем, что Вы здесь были настоящим служителем слова жизни, хотя и преподавали Ветхий Завет, который ап. Павел называет служением смертоносным буквам, служением осуждения (2Кор.3:7:9). Когда Вам, как члену педагогического правления, приходилось решать судьбу ученика, Вы всегда склонялись к милостивому решению. Милостиво и снисходительно Вы, по должности преподавателя, относились и к тем, на кого Господь наводил дух усыпления и для кого всякое пророчество было, что слова в запечатанной книге (Ис.29:10–11).

Не нам говорить и о пастырском служении Вашем, ибо это служение, конечно, в свое время будет достойно оценено Вашими пасомыми, которые недавно поступили под Ваше ду­ховное водительство, как было оно оценено и Вашей прежней паствой. Скажем только словами пророка, что Вы, действительно, принадлежите к тем пастырям по сердцу Божию, которые пасут народ со знанием и благоразумием (Ис.3:15).

Итак, достоуважаемый Михаил Иванович, Вы, конечно, теперь не сочтете только словом вежливости наше заявление о том, что мы лишаемся в Вас доброго и любимого сослуживца. Вы поверите, конечно, нашей искренности, когда мы будем просить Вас о том, чтобы Вы не изменяли к нам своего дружеского расположения, которое для нас очень дорого. И мы смеем надеяться, что Вы не променяете старых дру­зей на новых, потому что далеко не незнакомый Вам мудрец говорит: «не оставляй старого друга, ибо новый не может сравниться с ним: друг новый – тоже, что вино новое; только когда оно сделается старым, с удовольствием будешь пить его» (Сир.9:12–13). Для закрепления же нашей дружбы и в напутствие Вам примите от нас эту святую икону, – Того Мессии – Спасителя, Чудного, Советника, Бога крепкого и Князя мира (Ис.9:6), к Которому Вы обращали умы и сердца своих воспитанников, изъясняя им ветхозаветные пророчества о Нем. Молясь пред этой святой иконой, вспоминайте и нас в своих молитвах, чтобы Го­сподь послал и нам силы с такой же честью совершить трудный путь педагогического служения, с какой прошли его, с Божией помощью, Вы!

Н. Розанов

Дорогой и любимый наставник!

Мы собрались сюда, чтобы проститься с Вами. Позвольте в эти минуты сделать немногое – доступное нам, – посильно выразить наши чувства признательности, любви и благодарности к Вам за то незабвенное время, когда мы имели счастье быть Вашими учениками и под Вашим руководством изучать Слово Божие, время, когда создалась, возросла и окрепла между нами тесная духовная связь.

В самом деле, Ваши уроки, которые теперь невольно воспоминаются нами, были лучшим временем в нашей учебной жизни и имели для нас, как образовательное, так и воспитательное значение. Они научили нас с любовью относиться к изучению Слова Божия и указали, что знать Св. Писание так, чтобы правильно и ясно понимать его, вещь не легкая, что надо глубоко вдумываться в каждое слово и выражение, чтобы найти их истинный смысл и значение. Видя Ваши неутомимые труды и заботы о нас, мы все, более и более, проникались благодарностью, уважением и полным доверием к Вашему авторитетному слову. И, благодарение Богу, нам пришлось под Вашим руководством изучить Словеса Божия, вверенные древнему Израилю, понять смысл писаний пророческих и уразуметь внутреннюю сторону жизни израильского народа. Мы всегда будем помнить о той простоте, ясности и доступности, с какой Вы излагали и изъясняли нам самые трудные места Св. Писания. Особенно же было для нас ценно то, что Вы обращали преимущественное внимание не на внешние события в истории Израиля времен пророков, не на букву Писания, но на тот животворный дух, который его проникает. И мы поняли, что такое изучение Св. Писания, как нельзя более, подходит к нуждам и потребностям нашего времени, когда многим из Ваших учеников, в качестве пастырей, придется бороться с этим иссушающим душу и сердце буквенным, эгоистическим направлением.

Такое Ваше преподавание, увлекательное и идейное, должно было иметь и имело большое нравственно-воспитательное значение. Указывая смысл пророческих писаний, раскрывая перед нами ту нравственную высоту, которой достигали великие пророки Израиля, истолковывая уровень их нравственных понятий, Вы, несомненно, глубоко влияли и на выработку наших характеров, и наших воззрений. Строгое и неуклонное следование пророков Израиля завета Иеговы, давало нам примеры стойкости в вере и твердости духа; их великодушие и кротость – примеры гуманности и доброты. С искренней благодарностью припоминаем теперь и будем припоминать всегда, как незаметно для нас Вы влагали в наши души доброе семя.

Однако, мы сказали бы не все, если бы указали только на то влияние, какое оказывало на нас Ваше преподавание. Высоко­гуманный и христианско-любвеобильный пастырь и учитель, Вы одним своим внешним видом затрагивали у нас в душе самые лучшие стороны и тем самым, развивали их. Когда мы видели Вас, Ваше лицо, исполненное кротости и любви, то невольно покорялись какому то обаятельному действию. И как то само собой происходило, что в душе зарождались новые чувства, более возвышенные и чистые, чем были раньше; в уме появлялись мысли более благородные и идейные. Эти добрые зачатки возрастали и крепли под влиянием Ваших отношений к нам. А эти отношения, – было ли то на уроках или при других обстоятельствах, – всегда отличались сердечностью, соединенной с заботой о нашем духовно-нравственном развитии. Мы понимали это, – и потому старались уловить каждое Ваше слово, чтобы следовать Вашим советам и наставлениям. И вот за все это, мы успели всем сердцем полюбить Вас благодарной любовью преданных учеников. Оттого то нам так тяжело и грустно расставаться с Вами, оттого так много здесь печальных лиц и подавленных вздохов. Но при этой грустной разлуке с Вами, мы, хоть отчасти, умеряем свою печаль твердой надеждой на то, что тесная духовная связь, установившаяся между нами, никогда не разорвется и не ослабнет.

А теперь позвольте принести Вам, как видимое выражение нашей любви и преданности, этот посильный вещественный дар, Св. Библию, к объяснению и истолкованию которой Вы приложили столько труда и усилий.

Николай Знаменский VI-II

У меня сохранилось представление о Вас, достоуважаемый о. Михаил Иванович, как о преподавателе постоянно усердном к своему делу, сочувственно добром для воспитанников и в тоже время, разумно и правдиво строгим в своих требованиях от них; затем, как о сослуживце и вместе, подчиненном всегда благодушном, спокойном и тактично сдержанным, с которым легко было обсудить всякий факт, всякий случай из учебной практики. Между прочим, у Вас было в обычае, без особенного побуждения или напоминания, представлять мне на просмотр ученические сочинения и вот иногда, мне приходилось, – уверившись по разным другим письменным опытам известного ученика, что он излишне пользуется чужой сторонней помощью в этом отношении, – приходилось, говорю, указывать Вам, что такое то сочинение его и по Вашему предмету не стоит такого высокого балла, и последний надобно понизить. В подобных случаях, Вы всегда соглашались со мной без какого-либо капризного самолюбия или ревности за свою учитель­скую непогрешимость, и тогда мы сообща с Вами (как и с другими преподавателями класса) старались вразумить и направить к более самостоятельному труду юного сочинителя.

Чрез некоторое время, по выходе моем из Московской семинарии, мне пришлось сделаться, хотя и не добровольным, преемником Вашим по Кудринскому Покровскому приходу. Здесь я нашел по церкви во всем добрый порядок, Вами установленный; у членов причта благоговейную и честную исполнительность по службе, у прихожан усердие к богослужению и слушанию поучений, и заботливую любовь к благолепию храма Божия, Вами воспитанную. Все это много облегчало и утешало меня в моем особенном, хорошо известном семинарским друзьям моим, положении.

Итак, от души благодарю Вас за то и другое – за семинарию и приход Кудринский и желаю Вам, так рано лишившемуся дорогой спутницы жизни, Свышней благодатной помощи, утешения и подкрепления, чтобы остаться Вам навсегда, по возможности, таким же благодушным, трудолюбивым и симпатичным для всех.

28 сентября 1897 года.

Юбиляр от души благодарил бывшего своего начальника за его доброе слово и гуманное отношение его к подчиненным, которыми отличалось его управление семинарией.