Усердный ревнитель просвещения

Митрополит Евгений Болховитинов – современник А.С. Пушкина, Н.М. Карамзина, друг Г.Р. Державина и Н.П. Румян­цева, человек высоких духовных и нравственных начал, «один из величайших собирателей, которые когда-либо существовали, рус­ский Миллер»¹. «Извлекая из забвения заброшенное и позабытое, он готовил все для того, чтобы облегчить впоследствии путь к изы­сканиям и созданию отечественной истории»².

В день празднования столетнего юбилея митрополита Ев­гения, в 1867 г., в стенах Академии наук И.И. Срезневский произнес слова, которые отражали отношение современников к его трудам: «В среде передовых людей науки неотъемлемое место принадле­жит и митрополиту Евгению: и его произведения нам необходимы, и его деятельность нами не может не быть глубоко чтима. Труды его, возбуждая внимание к древностям и старине, и представляя о временах прошедших множество любопытных данных и сообра­жений, достойны быть более известны»³.

Научную деятельность Болховитинова в XIX в. оценивали по-разному: одни видели в нём «усердного ревнителя просвеще­ния, превосходного литератора, учёнейшего сына православной Руси, принадлежавшего к числу первых учёных Европы»⁴, другие обвиняли митрополита в «отсутствии систематического взгляда на явления истории... передаче кучи фактов исторических, не соеди­нённых никакою общею мыслью»⁵. Но уже тогда было отмечено, что Евгений «искал больше пользы, чем собственной славы; мимо не прошёл ни одного ему доступного архива, ни монастырского, ни судейского без того, чтобы не осмотреть и не узнать содержание бумаг, относящихся до истории; перечитывал ветхие, едва понят­ные рукописи, старался пролить на них свет, извлекал из забвения»⁶.

Первой научной биографией Евгения можно считать не­большой очерк К.Н. Бестужева-Рюмина, помещенный в 1863 г. в Энциклопедическом словаре⁷, и только в связи с празднованием столетнего юбилея Болховитинова появились другие работы о нем⁸. Тогда же было высказано мнение о необходимости собрания и издания «Материалов для биографии» и переписки Евгения: «Не странное ли явление – человек, прослуживший литературе 50 лет, составивший 270 биографий духовных писателей и 450 биографий светских писателей, не дождался в 30 лет после своей кончины ни единой сколько-нибудь достойной или хоть сносной биографии!»⁹.

И.И. Срезневский считал, что необходимо издать труды Ев­гения, которые могли бы составить 8 больших томов: два тома – труды по древностям новгородским и псковским, три тома – труды по древностям киевским и южнорусским, один том – разные ис­следования по древностям, два тома – Словарь писателей с допол­нениями. Такое издание было бы полезно «как богатый сборник данных о предметах важных и любопытных, особенно если бы бы­ло снабжено научными примечаниями и толковым указателем»¹⁰.

Инициатором издания Евгеньевского сборника – первой подборки биографических материалов о митрополите Евгении, становится А.Д. Ивановский: в 1871 г. увидел свет первый выпуск сборника¹¹, но обширную программу издания не удалось довести до конца по ряду причин. А к концу XIX в. имя Болховитинова ока­залось почти забытым, и труды его, посвященные древностям рус­ской земли, были известны очень немногим. Так, в последних ис­следованиях по историографии Новгорода о нем упоминается лишь как об авторе «первой монографической публикации в историографии Новгорода»¹², и «страстном собирателе старины»¹³. Ар­хиерейский сан ученого отнюдь не способствовал росту его извест­ности в советское время, и Евгений оставался в числе «невостребо­ванных личностей» многие десятилетия.

Основная часть архива митрополита Евгения находится сейчас в Центральной научной библиотеке Киева, многие интерес­ные документы и материалы хранятся в архивах Москвы (РГАДА, ОПИ ГИМ, ОР РГБ), Санкт-Петербурга (РГИА, ОР РНБ, СПБ ФИРИ РАН), Воронежа, Вологды. Обширная переписка Болховитинова су­щественно дополняет представления о нём как учёном и человеке, показывает его литературные и исторические интересы, взгляды на жизнь. Круг его корреспондентов и друзей насчитывает около 90 имён. Большое значение для понимания личности Евгения как уче­ного играет его переписка с профессором Казанского университета Г.Н. Городчаниновым (140 писем): «В этих дружеских письмах от­крывается необыкновенный ум, изящный вкус, теплота души, неж­ность чувств, твердый и открытый характер преосвященного Евге­ния. В них виден дух его гораздо более, нежели в других его ученых произведениях»¹⁴. Научный интерес представляет переписка Евге­ния с академиками П.И. Кеппеном и Х.Д. Френом, профессорами Мо­сковского университета М.П. Погодиным и И.М. Снегирёвым, с по­этом Г.Р. Державиным и графом Н.П. Румянцевым – последний вы­ступал в качестве покровителя отечественной науки, собирал и из­давал летописи, акты, жития, литературные произведения, пись­менные и вещественные памятники, старопечатные книги, монеты и другие древности. Для Румянцева Болховитинов был незамени­мым советчиком и консультантом. Граф неоднократно обращался к нему как специалисту-нумизмату, знатоку древних икон и крестов, исследователю древних рукописей и книг. Ответы митрополита Ев­гения свидетельствуют о глубине, широте и многообразии его зна­ний в области славянских древностей.

Евфимий Алексеевич Болховитинов – сын священника во­ронежской Входоиерусалимской церкви, родился 18 декабря 1767 г. Образование получил в Воронежской семинарии и Московской ду­ховной академии, куда поступил в 1785 г., окончил философский и богословский классы, сверх того обучаясь греческому и французскому языкам. Это было время процветания Московской академии под покровительством митрополита Платона: значительно расши­ряется кругозор изучаемых наук, усиливается обучение греческому языку и литературе, вводится обучение европейским языкам и за­падная литература. Воспользовавшись разрешением ректора, Бол­ховитинов посещает лекции в Московском университете по всеоб­щей нравственной философии и политике, опытной физике и французскому красноречию. Там же он познакомился с Н.И. Нови­ковым и участвовал в просветительской деятельности новиковского кружка, занимаясь переводами иностранных книг и изучением исторических документов (этому много способствовало также зна­комство Болховитинова с историком Н.Н. Бантыш-Каменским – знатоком и любителем русской старины). Первые литературные опыты Евгения в студенческие годы в Москве – «столице русской литературы» – были не бесполезны и не безынтересны: перевод «Краткого описания жизней древних философов,... сочиненный г. Фенелоном»¹⁵, «Похвальное слово чему-нибудь...»¹⁶, «Парнасская история»¹⁷, «Удовольствие от способности воображения»¹⁸ и другие. Выбор книг говорит о стремлении будущего богослова к достаточно светским сочинениям.

Переводческая деятельность его продолжается и по окон­чании академического курса. Болховитинов преподаёт в воронеж­ской семинарии, создаёт свой литературный кружок, куда входят образованные воронежцы: Д.П. Бутурлин, П.И. Литке, В.И. Маке­донец. Продолжая исторические исследования, к 1792 г. он вчерне закончил работу над I и II частями «Российской истории», но на окончательную обработку труда не хватало документов, знаний и времени. Отказавшийся от слишком широких планов написания полной российской истории, Евфимий Алексеевич задается более скромной и реальной целью – изучение тех исторических древно­стей, которые уцелели в его родном Воронеже, собирает и записы­вает местные предания старины. Результатом его работы было «Полное описание жизни святителя Тихона Задонского»¹⁹ и «Ис­торическое, географическое и экономическое описание Воронеж­ской губернии»²⁰, а также «Рассуждения о том, что алтарные ук­рашения Российской церкви сходны с древними восточными»²¹.

В 1800 г., внезапно лишившись семьи: жены и троих детей, Болховитинов решает посвятить свою жизнь церковному служе­нию и науке, и по рекомендации, полученной от Н.Н. Бантыш-Каменского, уезжает в Петербург. Автор работы о ранних годах жизни митрополита Евгения (Болховитинова) Е. Шмурло писал: «Супружество Болховитинова не было ни счастливо, ни продолжи­тельно: трое детей один за другим скончались в августе 1799 г., за детьми последовала и мать их. Тридцатидвухлетний Болховитинов снова остался одиноким. Эта потеря глубоко потрясла его. Он по­терял все, что имел, к чему успел привязаться сердцем»²².

В столице он оказался втянутым в сферу более разнообраз­ных жизненных отношений, служебной, практической и ученой деятельности. Он был назначен префектом духовной академии, преподавателем философии и высшего красноречия, а впоследст­вии, читал лекции по богословию и истории. Не замедлило и по­стрижение: сам Евфимий Алексеевич не ожидал, что так мало придется пробыть «бельцом». Он подыскивал разные поводы, что­бы оттянуть «уход от мира», но 9 марта «монахи как пауки в утре­ню» опутали его в черную рясу, мантию и клобук, и Евфимий Бол­ховитинов навсегда превратился в Евгения. Уже через три дня его облекли в архимандритское звание и назначили ему в управление Зеленецкий третьеклассный монастырь, затерявшийся в лесной и болотистой глуши между Петербургом и Тихвином, где «лет десять уже не бывали настоятели, да за болотами туда и ездить нельзя было иначе как зимою». Звание Зеленецкого архимандрита было только титулом, и Евгений ни разу не успел посетить своего мона­стыря, но заинтересовался серьезно его древней историей и пору­чил собрать своим подчиненным сведения об обители. Так появи­лась в бумагах Зеленецкого архимандрита тетрадь под заглавием: «Историческое известие о Троицком Зеленецком монастыре». Впо­следствии этот текст почти целиком вошел в IV том «Истории Рос­сийской иерархии»²³. Занимаясь академическими делами, являясь членом консистории, исправляя богослужение и читая проповеди в храмах Петербурга, будучи членом Благотворительного общества, он все-таки не оставлял ученых занятий, жалуясь лишь иногда в письмах к Македонцу на отсутствие свободного времени, недосы­пание и хроническую усталость. Было даже желание вырваться из Петербурга «куда-нибудь в тихое и спокойное место и сесть за кни­ги, которых здесь и читать-то некогда»²⁴.

Огромную роль в судьбе Евгения сыграл глава Петербург­ской епархии митрополит Амвросий (Подобедов). Человек ученый и даровитый, он был близок ко двору и в то же время активно уча­ствовал в церковных учебных реформах конца 90-х гг., показав особенное внимание к успехам «богословской учености»²⁵: именно Амвросий отметил и оценил знания нового префекта и не ошибся в нем, давая очень серьезные и ответственные задания, с которыми молодой архимандрит справлялся блестяще. Евгению было пору­чено составить записку «О незаконности и неосновательности пап­ской власти в Церкви Христовой» в связи с проектом иезуита Гру­бера о соединении православной русской церкви с латинской. Про­ект Грубера был отвергнут, что вызвало недовольство некоторой части общества. В 1803 г. начальство поручило Евгению обличение и увещевание секты духоборов в с. Чудово, что побудило его к на­писанию «Исследования исповедания духоборческой секты», вы­звавшее одобрение и владыки Амвросия, и Святейшего Синода.

В Петербурге у Болховитинова появилась великолепная возможность работы в Академической библиотеке, где имелись многочисленные рукописи и книги, из которых Евгений делал вы­писки, составлял описания наиболее ценных и интересных экзем­пляров, определял даже время происхождения некоторых рукописей. О прекрасном знакомстве с фондом библиотеки Духовной ака­демии свидетельствуют некоторые замечания в письмах к В.Г. Анастасевичу²⁶. В трудах Болховитинова также встречаются указания на разные рукописи лаврской библиотеки.

Результаты своих ученых изысканий Евгений вносил в учебный курс истории, которую преподавал. Он значительно уве­личил объем курса по русской церковной истории, он давал своим ученикам темы для сочинений, подбирал источники. Под его руко­водством студентами академии были написаны такие сочинения как: «Исторические исследования о соборах Российской церкви», «Рассуждения о начале, важности и знаменовании церковных об­лачений», «Исторические рассуждения о чинах Греческой церкви» и др.²⁷ Такого рода работы по русской церковной истории впервые были введены в практику духовных учебных заведений.

Во время пребывания в Петербурге, Болховитинов пригото­вил и ещё одно интересное историческое сочинение, вышедшее в 1802 г. – «Историческое изображение Грузии в политическом, церковном и учебном её состоянии»²⁸. В основе труда были сведе­ния, полученные от образованных людей Грузии, в том числе пре­освященного Варлаама, а также – материалов архива иностранных дел. В 1803 г. Евгений издал «Церковный календарь или полный месяцеслов»²⁹, и мысль о составлении полных исторически досто­верных святцев не оставила его и впоследствии. Тогда же было на­писано «Исследование об обращении славян в христианскую веру» (осталось в рукописи)³⁰ Болховитинов также участвует в издании «Географического словаря» Щекатова и Максимовича: 59 статей в 7 томах, бесспорно, принадлежат Евгению (о славянских племенах и кочевниках, о первых славянских городах и др.) Он участвует в праздновании 100-летия основания Петербурга и других столичных торжествах и церемониях, сообщая интересные подробности в письмах другу В. Македонцу.

Чем разнообразнее становилась литературная деятельность учёного наставника духовной академии, тем чаще соприкасался он с вопросами исторического прошлого, и тем сильнее была потреб­ность в предварительном сборе материала и его систематизации. Готовых библиографических описаний, справочных изданий, хро­нологических таблиц в распоряжении ученых начала XIX в. еще не было, и Болховитинов оказался в числе первых русских собирате­лей славянских древностей. Петербургские его труды стали важ­нейшим звеном в ряду последующих исследований: церковно­-исторических, археологических, филологических и пр.

Покровительство графа Бутурлина открыло для Евгения не только доступ в высшие круги петербургского общества, но позво­лило пользоваться уже в то время богатейшей библиотекой графа. Четырехлетнее пребывание в Петербурге ввело Евгения в новый круг общения. Из местного провинциального историографа он превратился в русского ученого.

В 1804 г. Евгений назначен епископом Старорусским и ви­карием Новгородским, и четырёхлетнее пребывание в Новгороде становится важнейшим этапом в его научной деятельности. К серь­езной научной работе здесь располагала сама обстановка: спокой­ная, неторопливая, размеренная жизнь провинциального города, обладавшего богатейшей историей и хранившего ее свидетельства на каждом шагу. В письме к Г.Н. Городчанинову Евгений не мог сдержать своей радости: «Теперь душа на месте. Новгород мне са­мыми своими сединами и меланхолической унылостью нравиться. Я часто со вздохами взираю на место Ярославлева двора, на руины Княжого дому, на щебень Марфиных палат, на месте коих, кажет­ся, никто со времен смерти ее не осмеливался еще ставить своего жилья. А Софийский собор – палладиум древних новгородцев! Он много видел около себя происшествий, славных и позорных, радо­стных и плачевных. Он все их пережил, был увешиваем трофеями и омываем слезами. Такой старец достоин низкого поклона от вся­кого мимоходящего. И он у меня перед окнами. Я часто разверты­ваю, глядя на него, новгородскую летопись, писанную точным ста­ринным языком новгородцев, возобновляю в сердце моем при ори­гинальных ее фразах оригинальные их чувствования и сам себе кажутся существующим за несколько веков пред сим»³¹.

В письме к воронежскому другу В. Македонцу он замечает: «Вместо увеселений служу я в соборе каждое воскресенье и всегда с проповедью. Новгородцы ко мне ласковы. Весной выеду в прекрасный свой Хутынь, который как слон возвышается над новго­родскими окрестностями. Содержание мое здесь довольно, ибо около 2400 рублей предел всего. Судите ж, можно ли мне желать своей епархии, из коих редкая принесет такое довольство, а прият­ностей (кроме разве самовластья) несравненно меньше»³². Очень точно подмечает Евгений и настроение местного общества: «Нов­городцы любят архиерейское служение и проповедывание, а тем самым обязывают меня к оному. К здешним боярам я редко выез­жаю, ибо все они разбились на несогласные партии и друг друга едят, а бедного губернатора оклеветали, и он на нынешней неделе едет в Петербург, как видно с тем, чтобы к нам никогда не возвра­щаться. Здесь, в Новгороде в прошлые 7 лет сменилось уже 8 гу­бернаторов. Нельзя сказать, чтобы все они были худы. Такие пар­тии здесь между купцами»³³.

Переезд в Новгород совпадает с тем временем, когда лич­ность Евгения как человека и писателя, ученого и исследователя окончательно сложилась и получила вполне определенную окра­ску. 36 лет – возраст возмужалости, зрелости, когда умственный и нравственный облик человека уже очерчены и определены во всей своей полноте. На рубеже между Петербургом и Новгородом Евге­ний уже являлся таким, каким знает его впоследствии история.

Болховитинова в Новгороде не могли не заинтересовать ме­стные древности и, прежде всего, библиотека Софийского собора, богатая драгоценными древними рукописями, многие из которых тогда ещё не были известны учёным. Разбирая эти рукописи, Евге­ний делал списки со многих грамот и рукописных книг и собирал обширный материал для своих последующих трудов. Значительно позже, в письме к академику Кеппену, собиравшемуся в 1821 г. ос­матривать монастырские библиотеки, Евгений сообщал: «В Новго­роде, под кровлею Софийского собора вы найдете необозримую кучу гниющих бумаг. Не знаю, достанет ли у вас терпения разби­раться с ними»³⁴.

В 1820 г. на вопрос графа Н.П. Румянцева о новгородских архивах Евгений отвечал: «Об архивских бумагах, великою кучею лежащих в Софийском соборе, доношу, что они находятся при вхо­де по лестнице вверх и чулане близ библиотеки верхней. Бумаги сии в свитках и листах, большей частью епархиальные, но туда же брошены и многие статьи губернские, коим места не нашлось в прежних присутственных местах. Разве не выкинута уже в реку или в печи вся сия куча? Я, приехавши в Новгород в 1804 г., нашел и архиерейского дому старую архиву, разбросанную по двору, и кое-что выбрал»³⁵.

О серьезности и основательности сбора викарием Евгением материалов о новгородских древностях и святынях свидетельствует история одной интересной рукописи, хранящейся в архиве Обще­ства истории и древностей российских в ОР ГРБ. Это опись новго­родского Софийского собора, составленная протоиереем Никифо­ром в 1808 г. под руководством Евгения, выправленная его рукой и обнаруженная среди книг и рукописей Софийской библиотеки ар­химандритом Макарием (Миролюбовым) – продолжателем изуче­ния новгородских древностей, в 1854 г. В предисловии к ней Мака­рий замечает, что «сочинение сие не отличается критическими на­блюдениями и исследованиями, зато отличается достаточной пол­нотой собранных сведений не только о новгородском Софийском соборе, но и новгородской епархии»³⁶. В десяти главах описания с исчерпывающей полнотой раскрываются страницы истории глав­ной новгородской святыни, ее украшений, богатств, захоронений, находящихся в ней, крестных ходов и праздников и всех епархи­альных архиереев новгородских «с показанием древнего обряда, как их выбирали и поставляли»³⁷. В приложении даны 11 грамот, относящихся к истории Софийского собора. Сведения, собранные автором рукописи и отредактированные Евгением, послужили важным источником для многих последующих описаний новго­родских святынь. Только в начале XX века этот текст был опубли­кован в трудах XV археологического съезда³⁸.

Среди его новгородских открытий особое место занимает «древнейшая из подлинных княжеских грамот русских»³⁹ – Мстиславова грамота Юрьеву монастырю 1130 г., случайно обнаружен­ная в «куче гнилых архивских юрьевского монастыря бумагах»⁴⁰. Впервые текст этой грамоты опубликовал академик Н.Я. Озерецковский, которому Болховитинов показал её во время путешествия по новгородской губернии, а уже в 1818 г. появляется исторический разбор документа с примечаниями, сделанными Евгением⁴¹. Тогда еще было очень мало таких источниковедческих исследований, и публикацию Болховитинова можно считать явлением замечатель­ным «и по внимательности к разным вопросам, возбуждаемым грамотою, и по тщательности ответов на них, и в палеографиче­ском отношении, указывая как надобно издавать памятники древ­него письма и вглядываться в особенности их написания»⁴². В на­чале статьи перечислялись древнейшие письменные памятники и определялось место среди них Мстиславовой грамоты, сохранив­шейся в пергаменном подлиннике. За текстом грамоты следовало определение ее времени, объяснение неясных выражений текста и объяснение происхождения некоторых слов. Евгений делал экс­курс в область древнерусской палеографии, объясняя особенности правописания, подчерков, знаков при буквах и т.д. Здесь же было помещено хронологическое описание 22 русских великокняжеских и царских печатей.

Живя в Новгороде, он устраивал даже археологические рас­копки, о которых нам известно из его письма к графу Н.П. Румянце­ву: «В 1807 г. при починке соборной церкви Юрьева монастыря, ос­нованного ещё в XII веке, я велел окопать всю церковь для канала и отрыл при самих стенах в два и три ряда сплошь множество камен­ных гробов, составленных из шести больших плит и все полные зем­ли с голыми костями, а больше ничего. Чрез сие только получил я понятие о древних гробах, и, конечно, лучших и почтеннейших нов­городских гражданах, судя по огромности и гладкости плит»⁴³. С именем Евгения связано и первое в исторической литературе заме­чание о глубине культурного слоя в Новгороде: «В самом городе она очевидно приметна, и на торговой стороне по набережным местам, инде аршин 8-м или 9-ть должно копать до материка»⁴⁴.

В 1807 г. Евгением были написаны, а в 1808 г. изданы «Ис­торические разговоры о древностях Великого Новгорода» – первое серьёзное исследование, посвящённое важнейшим проблемам нов­городской истории. Труд этот стал замечательным явлением в рус­ской исторической науке XIX в., а многие вопросы, поднятые тогда учёными, не потеряли своей актуальности и сегодня. Ставя задачу показать прошлое величие Новгорода, автор избрал форму переда­чи исторического материала в виде бесед нескольких лиц, излагав­ших много фактических сведений и высказывавших иногда проти­воположные мнения. Один из собеседников в «Разговорах» – сам автор – «руководитель юношества в области далекого прошлого».

В письме к Македонцу Евгений так отозвался о своем труде: «Книга сия, для новгородцев написанная шутя в ребяческих разго­ворах... Пусть новгородцы памятуют, что Евгений, бывший у них, не оставил без внимания их древнюю славу, которую сами они за­были и почти ничего ныне не знают»⁴⁵.

Первый разговор «о многолюдстве древнего Новгорода» за­трагивал вопросы населения, площади города, деления на концы и пятины. Автор, выступающий от имени второго собеседника, ука­зывает в самом начале «разговора»; что ясные следы «жилья мож­но найти на пространстве вдоль по Волхову, от монастыря Юрьева и Городища до самого почти монастыря Хутыня и коло всего озера Ильменя»⁴⁶. С Рюриковым городищем он связывает основание только «замка (ибо для города место сие тесно), от которого после вниз по Волхову стал населяться город»⁴⁷.

Евгений показывает прекрасное знание Несторовой лето­писи и трудов В.Н. Татищева и критически оценивает их, не рискуя, впрочем, дать исчерпывающее объяснение происхождения назва­ния Новый город. Приводя данные описи 1623 г. о численности на­селения Новгорода, он делает вывод о том, что в городе было «око­ло 4000 дворов и до 20 тысяч жителей»⁴⁸. Сообщая сведения о строительстве Кремля (Детинца), Евгения отмечает и крайне пла­чевное его состояние в начале XIX в.: «стена сия опять ныне разваливается»⁴⁹. Довольно четко представляет автор и административ­но-территориальное деление древнего Новгорода, систему управ­ления и др.

Второй разговор – «о древнем богопочитании славян нов­городских, о их обращении в христианскую веру и о новгородской иерархии», начинается с рассказа о язычестве славянском и осо­бенностях языческих обрядов в Новгороде. Приводя разные лето­писные известия о крещении новгородцев, Евгений отмечает осо­бое значение Софийского собора как древнейшей новгородской святыни: «Во всей России ни одна церковь столь долго в целости не сохранилась»⁵⁰. Автор называет и другие древнейшие новгород­ские храмы и монастыри. С большим значением говорит Болхови­тинов и о преимуществах новгородской епархии, в которой «преж­де всех Российских епархий учреждена была в половине XII века архиепископия, и с тех пор архиепископ Новгородский при Всерос­сийском митрополите между Российскими архиереями занимал степень первого места, а другое преимущество, что выбор архиепи­скопов зависел не от митрополита, ни от князей, но от самих нов­городских граждан»⁵¹.

И, наконец, третий разговор – «О возвышении и упадке Великого Новгорода», где автор касается вопросов новгородской вольности, особенностей новгородского веча, отношения Новгоро­да с князьями, власти посадников. Евгений показывает хорошую осведомленность в вопросах торговли древнего Новгорода, отно­шений с Ганзой, денежной системы Северной Руси. Имеющиеся у него образцы древних новгородских монет описаны с завидной точностью.

Ценность издания усугублялась приложениями, в которых были помещены извлечения из старых документов: I – о древних улицах Новгорода (по Нарядной описи 1623 г.) – древние названия улиц и топографическая привязка к Новгороду начала XIX в. (по концам). II – о древних монастырях и церквях новгородских, в са­мом городе и около него находящихся (перечислены 54 монастыря и 208 храмов), III – о пятинах новгородских: по старым «изгонным» книгам XVII в. дается подробная роспись селений новгород­ских пятин с указанием расстояний между ними (358 погостов, 13 волосток, 5 слободок, 11 городов).

Митрополит Амвросий очень высоко оценил эту работу новгородского викария, заметив, что «она содержит в себе всю древность Новгорода. Все было забыто, или, по крайней мере, рас­сеяно, а Евгений собрал в одну кучу прекурьезную и прелюбопыт­ную», а в письме к Болховитинову он замечал: «О Новгороде вы написали, как будто с начала его сами живете доселе. Благодарю от глубины сердца»⁵².

С 1805 г. Евгений начинает печатать на страницах журнала «Друг просвещения», издаваемого графом Д.И. Хвостовым, свои «Записки для российской литературной истории», которую он, по его собственным словам, «любит по преимуществу». Это новый опыт исторического словаря о российских писателях – труд едва ли не всей жизни Болховитинова. «История писателей – есть су­щественная часть литературы, а не знать своих соотечественников есть собственный стыд наш», – замечал он в предисловии к своему словарю⁵³.

За два года было напечатано около 300 статей (10 букв). С прекращением журнала Евгений не оставляет работы над слова­рем и в конце 1812 г. отправляет в Московское общество истории и древностей Российских огромный фолиант в 1110 листов для рас­смотрения и напечатания. Словарь пролежал безрезультатно в об­ществе до 1818 г., пока Евгению не пришла мысль отделить писа­телей духовного чина от светских и напечатать биографии первых особым изданием, которое удалось осуществить впервые в 1818 г., а повторно, с добавлениями и исправлениями автора, в 1827 г.⁵⁴ М. Погодин писал тогда: «Нет нужды говорить много о пользе и долге необходимости, слишком очевидной, подобных словарей в литературе... Кроме общей пользы он имеет еще одно свое особли­вое достоинство: в нем находится множество новых материалов и множество указаний на новые материалы истории русской поли­тической, церковной, литературной»⁵⁵.

Другая же часть труда Евгения – «Словарь светских писа­телей» издан был уже после смерти автора, в 1845 г., благодаря М. Погодину без каких-либо добавлений к первоначальному вари­анту. «С появлением «Словаря» Евгения, – писал академик М.И. Сухомлинов, – началось в наших университетах систематиче­ское преподавание истории русской литературы. В своем «Словаре русских писателей» Евгений дал превосходный для своего времени образец и научного исследования и литературной критики и вме­сте с тем картину всей русской литературы»⁵⁶.

Именно работа над «Словарем российских писателей» спо­собствовала личному знакомству и многолетней дружбе Евгения с Г.Р. Державиным. Посредником их сближения был граф Д.И. Хво­стов: он послал ученому викарию рекомендательное письмо к Державину, которого оно должно было предупредить о новом зна­комстве. После посещения Званки, где Державин проводил летние месяцы, Болховитинов писал 22 августа 1805 г. графу: «Я ездил к Гавриле Романовичу и препроводил с отменным удовольствием время, целые сутки. Начитался, наговорился и получил еще наде­жды впредь пользоваться знакомством нашего Горация... Почтен­ный пиит на сих днях обещал посетить меня в Хутыни» (летняя ре­зиденция новгородских викариев – Хутынский монастырь нахо­дилась на расстоянии около 60 верст по Волхову от имения Державиных)⁵⁷.

Со своей стороны и епископ Евгений произвел на Г.Р. Дер­жавина самое приятное впечатление. Поэт был польщен его жела­нием, поспешил доставить ему свою биографию и в конце августа лично отдал визит. 30 сентября Болховитинов писал графу Дм. Хвостову: «Я убедил Гавриилу Романовича (который был у ме­ня в Хутыни 24 августа и ночевал), чтобы он написал хоть краткую поэму о Новгороде, и он обещал это использовать в Петербурге, где он теперь уже находится»⁵⁸.

В последующие годы поэт посвятил новгородскому вика­рию несколько стихотворений, из которых самое замечательное – «Жизнь Званская», написанное в 1807 г., когда Евгений снова по­сетил гостеприимного поэта. Первое известное нам письмо Евге­ния к Державину относится к осени 1806 г. Оно было написано из Новгорода в Петербург. В нем и в последующих письмах, Болхови­тинов является наставником поэта в истории и литературе⁵⁹.

В 1807 г. Г.Р. Державин начал работу над новым большим стихотворным трудом – посланием к Великой княгине Екатерине Павловне «О покровительстве отечественному слову», которое на­меревался написать в форме дидактической поэмы, изображаю­щей значение слова, поэзии и покровительства над ними со сторо­ны сильных. Приступив к историческому изучению предмета, Гав­риил Романович обратился за помощью к Евгению, и тот составил для него две записки: одну об ученых и их покровителях в Европе и Аравии, а другую – «О русских меценатах от Владимира Святого до боярина Ртищева». Кроме того, он указал поэту на Исторический словарь, изданный в русском переводе в Москве в конце XVIII и начале XIX вв.⁶⁰ В 1809 г. поэт посылает Евгению в рукописи свою новую трагедию «Евпраксия», сюжет которой был заимствован из истории Рязанского княжества при нашествии Батыя. Замечания Евгения на это произведение весьма любопытны⁶¹. Переписка не прекращалась до самой смерти Державина.

В Новгороде осуществлялась работа Евгения по составле­нию большого труда по истории русской церкви под руководством митрополита Амвросия – «История российской иерархии». Учи­тывая все имеющиеся данные, И.И. Срезневский считал, что Бол­ховитинов был не столько составителем, сколько главным редакто­ром и автором многих статей. В одном из писем к Анастасевичу, Евгений замечал: «Весьма вы одолжили меня сообщением ваших замечаний на неисправности и ошибки «Истории Российской ие­рархии», ведь я в издании ее половиной участвовал, да и я начал собирать материалы, а издание только пополнить поручил отцу Амвросию»⁶². Это же подтверждается в переписке с гр. Н. Румянце­вым, гр. Хвостовым, проф. И. Снегиревым. В письме к последнему Евгений говорил: «Часть «Истории Российской иерархии» я уже отпечатал и скоро к вам пришлю, но от продолжения отказываюсь. Слишком трудная работа, да и нужнее нам только 1-я часть»⁶³. В 1807 г. вышел в свет первый том «Истории»⁶⁴.

Во вторую часть, по плану Болховитинова, предполагалось включить «Всеобщее хронологическое обозрение начала распро­странения российских монастырей и степеней их в разнообразное время», поместить описание трех российских лавр, а потом «азбуч­ным» порядком – описание всех российских монастырей. Но вто­рой том вышел только в 1810 г. и для него Евгений приготовил об­ширное «Введение в историю монастырей Греко-Российской церк­ви» и подробное «Описание Пекинского монастыря». Вероятно, ему же принадлежит и «Описание Соловецкого монастыря». По­следующие четыре тома были выпущены в 1811–15 гг.⁶⁵ Евгением было сделано также описание всех вологодских и воронежских мо­настырей и «Всеобщее хронологическое обозрение учреждения и распространения российских духовных училищ».

В сборе материалов большое содействие оказывал Н.Н. Бантыш-Каменский. Оканчивая издание «Истории Российской иерархии», Евгений сознавал, что в ней много недостатков, неполноты, ошибок, которых трудно было избежать при первом опыте такого рода, и, завершив первое издание, Болховитинов за­думал начать новое, дополненное и расширенное собранными за это время сведениями. В 1827 г. появился первый том второго из­дания со многими поправками и дополнениями, но продолжения не последовало⁶⁶. Для своего времени труд Евгения был замеча­тельным явлением в русской исторической науке, началом созда­ния истории русской церкви. Особую ценность представляет об­ширный материал первоисточников, сопровождавший все шесть томов издания.

Другой его труд – «История Славяно-русской церкви от на­чала оной до настоящего времени» сохранился в трёх рукописных вариантах и автором не был закончен⁶⁷. Первый вариант – это крат­кая история Славяно-русской церкви, она перерабатывается, допол­няется и исправляется, затем уже на втором варианте рукой Евгения делаются новые замечания и дополнения, в частности, в связи с вы­ходом «Истории» Н.М. Карамзина. Основная часть работы была сде­лана в 1810–12 гг. Возможно, Болховитинова подтолкнуло к этой ра­боте появление труда митрополита Платона по истории русской церкви,⁶⁸ который, по мнению Евгения, был не историей, а летопи­сью со многими парадоксами, недочетами, неточностями.

Пытаясь избегнуть этих недостатков, Евгений делит свой труд на шесть глав, из которых каждая с «подбором единообраз­ных материй» на периоды и эпохи, характеризующиеся различным иерархическим административным устройство церкви. Как всегда, автор широко пользовался летописями (Несторовой, Никоновской, Иоакимовской, Новгородскими), Степенной книгой, «Историей» Татищева, церковными уставами Владимира и Ярослава, Русской правдой и всем, что было издано к этому времени или имелось у самого Болховитинова в качестве рукописей и копий. Даже в та­ком, незаконченном варианте, «История Славяно-русской церкви» несомненно, полезна для разработки русской истории и истории церкви в особенности.

Митрополит Евгений был избран членом многих обществ: в 1806 г. по предложению Г.Р. Державина – членом Российской Академии, что однако, не вызвало большого восторга у самого Евге­ния. В письме к Г. Городчанинову он замечал: «Сим титлом я не льщусь, потому что в Академии сей всякая всячина набита в член­ство, даже и такие, которые отроду никогда не писывали ничего русского»⁶⁹. Наибольшее значение для его исторической учёной деятельности, конечно, имело участие в работе Московского обще­ства истории и древностей Российских (ОИДР), созданного в 1804 г. В 1811 г. Болховитинов стал членом–соревнователем общества, и сразу же прислал ему в дар 48 разных российских монет и меда­лей с кратким их описанием. Связи с обществом Евгений не пре­рывал до конца жизни, делая вклады вещественными памятника­ми древности, рукописями, собственными сочинениями, которые печатались в трудах и записках общества.

В 1815 г. Евгений был избран в члены Казанского общества любителей отечественной словесности при университете (предсе­дателем его был проф. Г. Городчанинов), предлагал обществу глу­боко продуманную программу изучения местного края и подарил татарские и казанские грамоты⁷⁰.

В своей дальнейшей служебной и учебной деятельности Ев­гений продолжал изучение славянских древностей, расширяя круг связей в учёном мире. С 1808 по 1813 гг. он возглавлял Вологод­скую епархию и своеобразный вологодский край – «северная Ук­раина, не побеждённая ещё развратом больших дорог»⁷¹, чрезвы­чайно заинтересовал Болховитинова. 25 мая 1808 г. он писал В. Македонцу: «На сих днях хочу уехать в Тотьму и далее в Устюг, а буде погода споспешна, то и еще далее до Яренска, Устьсысольска и проч. и проч. Весь вояж мой будет водой»⁷². Это намерение Евге­ний осуществил, путешествуя целое лето по вологодской земле. Уже в сентябре он писал тому же Македонцу: «Целое лето я к вам не писал, потому что все лето я проездил по восточным полуазиятским краям своей епархии. Тысячи две верст объехал по рекам, а сот пять сухим путем. Доезжал почти до Печоры и проехал всю Зы­рянскую землю, в которой и по-русски, кроме попов, мало кто знает»⁷³. Во время всего путешествия Евгений фиксировал остатки старины и древности, записывал местные исторические преданияи сказания. Были собраны материалы для обширных статей о древностях и старине вологодского края.

В 1809 г. он совершил путешествие по разным монастырям вблизи Вологды. Были осмотрены все хранилища древностей, ме­стные архивы и библиотеки и в его архиерейский дом везли со всех концов епархии «целые воза старинных архивских бумаг»⁷⁴.

На основании собранных материалов были подготовлены: «Исторические сведения о Вологодской епархии и о пермских и ус­тюжских преосвященных (числом 42) архиереях» и «Описание мо­настырей Вологодской епархии ныне находящихся и прежде быв­ших (числом 88)». Они объединялись в сборник «Собрание разных известий о Вологодской епархии и губернии, составленное в 1811 г.», но сам Евгений называл этот труд «Историей Вологодской епархии». Это был первый опыт разработки истории местного края, дополненный также «Краткими сведениями об угодниках Божиих о Вологодской епархии, издревле почитаемых» (сведения о 73 угодниках) и статьей «О древностях Вологодских и зырянских»⁷⁵. Остается сожалеть, что только малая часть этих трудов бы­ла напечатана в конце XIX в. на страницах «Вологодских епархи­альных ведомостей», а основная часть находится в рукописях.⁷⁶

В 1813 г. Евгений был назначен в Калугу и по дороге заехал в Москву, не пропустив возможности провести некоторые разыскания в древлехранилищах, о чем сообщал в письме к Анастасевичу, отме­чая много любопытного, особенно в рукописях «архива иностранной коллегии»⁷⁷. В Калуге (1813–16 гг.) он занимался в основном епархи­альными делами, продолжая работу над своим «Словарём», «Исто­рией Российской епархии» и «Историей Славяно-русской церкви».

В 1816 г. Евгений был назначен архиепископом Пскова и всей Лифляндии и Курляндии и занимал эту кафедру до 1822 г. Шесть лет пребывания в Пскове ознаменовались новыми изыска­ниями в архивах, библиотеках, осмотром памятников старины, мо­настырей, остатков древней Изборской крепости. В 1821 г. Евгений издал пять тетрадей о разных монастырях земли Псковской (Пско­во-Печерском, Снетогорском, Крыпецком, Святогорском Успен­ском, Иоанно-Предтеченском и Никандровой пустыни)⁷⁸. До 1822 г. были подготовлены: 1) свод Псковских летописей, где к од­ному списку прибавлялись разночтения из двух других, приписки из летописей, записок и т.п.; 2) список грамот Псковских и других нужных для истории Пскова; 3) летопись древнего княжеского го­рода Изборска.⁷⁹ Тогда же он приступил к составлению «Истории княжества Псковского», не ограничиваясь русскими летописными источниками, но привлекая Лифляндские хроники, книги Лифляндские, Эстляндские и Курляндские. Есть сведения об использо­вании Евгением в этой работе немецких источников. Помог в по­лучении необходимых книг и документов граф Н.П. Румянцев: он, например, снабдил Болховитинова ценными материалами из Кеннигсбергского архива, выписками из Польского гербовника и др. Вчерне «История» была завершена уже в 1818 г., но Евгений оття­гивал завершение работы, и она была издана только в 1831 г., в Киеве⁸⁰.

В первой части предлагалась общая история княжества Псковского и г. Пскова; во второй – сведения о псковских князьях, наместниках, посадниках, губернских начальниках; в третьей – ис­тория псковской церковной иерархии; в четвертой – сокращенная Псковская летопись о всех подробных происшествиях. Строгий критик мог уличить Евгения в отсутствии «частных ссылок на ис­торические источники, дипломатически верных списков с грамот и надписей»⁸¹, но для исследователей псковского края его сочинения было «сборником данных в историческом отношении проверен­ных, и вместе как свод сближений и соображений отрывочных показаний, внушающий к себе тем более уважения, чем подробнее приходится входить в рассмотрение вопросов, в нем затронутых»⁸².

В письме к графу Н.П. Румянцеву Евгений замечал: «С са­мого приезда моего во Псков я занялся собиранием местных мона­стырских грамот и других известий, сверх собранных уже из печат­ных летописных надписей и изданных в 4-х частях с 1790 по 1794 гг. Николаем Ильинским под названием «Историческое опи­сание города Пскова и его древних пригородов». Но доселе не оты­скал я ещё ни одной грамоты старее времён царя Ивана Василье­вича и отца его Василия Ивановича, да и сии грамоты касаются только до вотчинных монастырей...»⁸³

В рукописях митрополита Евгения сохранилось также крат­кое жизнеописание псковского князя Всеволода-Гавриила⁸⁴.

Последние 15 лет жизни и деятельности Евгения прошли в Киеве, где он также не оставлял своих исторических исследований, принимая самое деятельное участие в раскопках фундамента Деся­тинной церкви, Золотых ворот, церкви св. Ирины на крепостном валу. Он мечтал осуществить археологическое исследование всей древней киевской земли, но, не видя скорой реальной возможно­сти для этого, хотел, по крайней мере, восстановить план древнего Киева, его ближайших окрестностей и вёл поиски в архивах и на местах. Были собраны сведения об урочищах Киевской земли. Все полученные материалы направлялись в ОИДР и сохранялись в ар­хиве общества.

Внимание Евгения привлекала также древняя Киевская София, он занялся сбором материала для её описания. Н.П. Румян­цев содействовал ему в этой работе. Описание Софийского собора было вчерне закончено к концу 1823 г., и в начале 1824 г. Евгений приступил к описанию киевской епархии. В 1825 г. они вышли од­ной книгой под названием «Описание Киево-Софийского собора и киевской иерархии с присовокуплением разных грамот и выписок, объединяющих оное, также планов и фасадов Константинополь­ской и Софийской церкви и Ярославова надгробия»⁸⁵. Шесть пер­вых глав – историческое описание Софийского собора – было за­мечательным явлением в исторической науке первой четверти XIX в. – первый опыт историко-археологического описания русского храма. Очень важны и указания на источники – грамоты и акты, относящиеся к истории киевской Софии. В 1826 г. было из­дано новое сочинение Евгения – «Описание Киево-Печерской лавры с присовокуплением разных грамот и выписок, объединяю­щих оное, также планов лавры и обеих пещер»⁸⁶.

Митрополит Евгений не был в стороне от важных церков­ных и политических событий своего времени: с его именем связа­ны некоторые страницы истории Российского библейского общест­ва, благотворительности, духовного образования. В конце 1824 г. его вызвали из Киева в Петербург, и более года он занимался в Св. Синоде делами церковного управления, хотя и тяготился столь длительным пребыванием в столице. 14 декабря 1825 г. он вместе с митрополитом Петербургским Серафимом выезжал на Сенатскую площадь и призывал восставших прекратить выступление.

По своим способностям и призванию, он не был оратором, и его проповедническое слово не являлось «огнем и силой, пора­жающей и подчиняющей себе умы и сердца слушателей» – это было ясное слово, «носившее в себе духовный свет и сообщавшее его простым и ученым людям, приходившим в церковь»⁸⁷. Первое печатное издание его проповедей в 4-х частях появилось в 1834 г. – в него вошло 150 слов и проповедей, сказанных в Воронеже, Пе­тербурге, Новгороде, Калуге, Пскове, Киеве⁸⁸.

Умер митрополит Евгений в Киеве 23 февраля 1837 г. В сво­ем завещании он писал: «... Об имении моем, которое состоит бо­лее в книгах, нежели в вещах или деньгах, завещаю следующее:

1. Указанные книги отдать в Консисторию управляемой мной епар­хии; 2. Все рукописные книги, переплетенные в дипломы, данные мне от учебных обществ, отдать в библиотеку Софийского собора, а высочайшие рескрипты в Архиерейскую ризницу, где и рескрипты данные предместником моим, хранятся; 3. Из книг печатных, коих нет в Семинарии, отдать в оную, а кои есть в ней, те в библиотеку Киево-Софийского собора, для соборян; 4. Все ландкарты, атласы, эстампы в академическую библиотеку; 5. Все письменные бумаги, записки непереплетенные отдать наследникам моим. Грешное мое тело прошу погрести в Сретенском приделе Киево-Софийского собора, за правым клиросом, в стене».⁸⁹ Завещание Евгения было полностью выполнено.

Хочется верить, что судьба и ученые труды этого человека будут изучаться и по достоинству будут оценены потомками, ведь сам митрополит Евгений в одном из своих сочинений очень точно заметил: «Недостаточно образованы те, которые не знают своего родного, не следует пренебрегать малым, без которого великое не может быть совершенно».

Использованные источники и литература

Архивы:

1. ГИМ ОПИ: ф.17, ф.450.

2. ГРБ ОР: ф.8, ф.505, ф.219, ф.380, ф.Пог/П. , ф.Пог/Ш, ф.203,

ф.205, ф.255, ф.Полт., ф.912, ф,226, ф.М.2249, ф.172. ф.Чиж.

3. ГПБ ОР: ф.542,ф.588.

4. ЦНБ АНУ ОР: ф.312.

Письма:

1. Письма м. Евгения к Анастасевичу // Русский Архив. 1889. №

5. С. 21–84; № 6. С. 161–236; № 7. С. 321–380; Древняя и Новая Россия. 1880, № 10. С. 336–364; № 12. С. 641–640; 1881. № 2. С. 288–317.

2. Письма митрополита Евгения к В.И. Македонцу // Русский ар­хив. 1870. №№ 4–5.

3. Письма гл. Евгения к проф.Г.Н.Городчанинову // ЖМНП. 1857, Т. ХСІV (94). Отд. VII. С.1–23.

4. Письма м. Евгения к Другу из Новгорода // Московитянин, 1848. Т. VIII. С.171–174.

5. Письма м. Евгения к Н.Н. Мурзакевичу // Киев. Епархиальные ведомости. 1868. № 10. С.377–392.

6. Письма м.Евгения к его превосходительству г-ну председателю общества // Тр. и лет. ОИДР. М., 1837. Ч.ѴШ, С.235–236.

7. Письма м. Евгения к И.М. Снегиреву // Старина Русской земли. СПб., 1871. С.107–136.

8. Письма м. Евгения к гр. Хвостову // Сб. статей, читанных в от­делении русского языка и словесности Имп. АН. СПб., 1868. Т.Ѵ. Вып.1. С.95–216.

9. Переписка м. Евгения с гос.канцлером гр. Н.П. Румянцевым. Вып.1. Воронеж, 1868; Вып. II. Воронеж, 1885; Вып. III, Воро­неж, 1872.

Труды митрополита Евгения:

1. Замечания на грамоту Великого князя Мстислава Володими- ровича и сына его Всеволода Мстиславича // Вестник Европы. 1818. №15, 16, 20.

2. История княжества Псковского с присовокуплением плана г.Пскова. Ч. 1–3. Киев, 1831.

3. Историческое изображение Грузии в политическом, церков­ном и учебном ее состоянии. СПб., 1802.

4. О древностях вологодских и зырянских // Вестник Европы. 1813. Ч. 71, №17. С. 27.

5. Описание Киевософийского собора и киевской иерархии с присовокуплением разных грамот и выписок, объясняющих оное, также планов и фасадов Константинопольской церкви и Ярославова надгробия. Киев, 1825.

6. Описание Киевопечерской лавры с присовокуплением разных грамот и выписок, объясняющих оное, также планов лавры и обеих пещер. Киев, 1826.

7. Полное описание жизни преосвященного Тихона // СПб., 1796.

1. Словарь исторический о бывших в России писателях Духовно­го чина. Ч. 1–2. СПб. 1818;то же, изд. 2-е. СПб., 1827.

8. Словарь русских светских писателей, писавших в России. Т. 1. М., 1845.

Литература:

1. Бычков А. Ф. О словарях русских писателей митр. Евгения. СПб., 1868.

2. Грот Я. К. Переписка с Г.Р.Державиным // Сб. статей II-го отд. АН. Т. V. Вып.1. С. 765–216.

3. Голицын Н. С. Евгений Болховитинов, митрополит Киевский // Русская старина. 1880. Т.29.

4. Данский А. Очерк жизни и ученых трудов Евгения, митр. Ки­евского и Галицкого // Воронежский литературный сборник. Вып.І. Воронеж, 1861. С.225–245.

5. Жервэ Н. Н. У истоков изучения новгородских древностей – митрополит Евгений и его труды // Новгород и новгородская земля. Сборник материалов научной конференции в Новгоро­де в январе 1992 г. Новгород, 1993.

6. Жервэ Н. Н. Русский Миллер// Вестник Псковского вольного университета. Т.1. 1994. С.104–117.

7. Ивановский А. Евгеньевский сборник. Материалы для био­графии митр. Евгения. Вып. І. СПб., 1871.

8. Ивановский А. Митрополит Киевский и Галицкий Евгении. СПб., 1872.

9. Карпов С. М. Евгений Болховитинов как митрополит Киев­ский. Киев, 1914.

10. Кожемякин А. В. Е.А.Болховитинов // Очерки литературной жизни Воронежского края. Воронеж, 1970. С. 21–36.

11. Лекишвили С. С. Евгений Болховитинов и вопросы древнегру­зинской культуры и истории // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1983. Л., 1985. С.27–38.

12. Малышевский И. И. Деятельность м.Евгения в звании предсе­дателя конференции КДА // Труды КДА. 1867. №12. С. 567–650.

13. Никольский П. В. М. Евгений и его заслуги в истории Воро­нежского края // Воронежская старина. Воронеж, 1912. Вып. ХІ. С. 276–290.

14. Николаевский П. Ученые труды преосв. Евгения Болховити­нова, м. Киевского по предмету русской церковной истории // Христианское Чтение. 1872. №7. С. 375–430.

15. Певницкий В. Проповеднические труды покойного м. Киевского Евгения // Труды КДА. 1867. №9. С. 522–579, №10. С.3–51.

16. ПогоДин М. О словарях м. Евгения // Московский вестник. 1827. №18. С.187–192.

17. Пономарев С. И. Материалы для биографии митрополита Ев­гения // Труды КДА. 1867. № 8. С. 293–353.

18. Полетаев Н. И. Труды Евгения Болховитинова по истории русской церкви. Казань, 1889.

19. Сперанский Д. Ученая деятельность Евгения Болховитинова, м. Киевского // РВ. 1885. №4. С. 517–581; №5. С. 161–200, № 6. С. 644–705.

20. Сперанский Д. Опыт митрополита Евгения по составлению полной истории русской церкви // Странник. 1887, №6–7. С. 266–285.

21. Тихонравов Н. С. Киевский митрополит Е. Болховитинов // РВ. 1869. № 5. С.1–38.

22. Шмурло Е. Митрополит Евгений как ученый. Ранние годы жизни. СПб., 1888.