Глава XXXVI

1. И было в четырнадцатый год царя Езекии, пошел Сеннахерим, царь Ассирийский, против всех укрепленных городов Иудеи и взял их.

2. И послал царь Ассирийский из Лахиса в Иерусалим к царю Езекии Рабсака с большим войском; и он остановился у водопровода верхнего пруда на дороге поля белильничьего.

Заметим, что слова: „в четырнадцатый год царя Езекии“ нет вовсе в 32-й главе 2Пар. По мнению же комментаторов Исаии профессоров Спб. дух. Акад.¹¹⁸⁸ дата о „четырнадцатом годе“ стояла в начале 38-й главы (о болезни Езекии); когда же свитки двух отдельных событий были перестановлены, то это указание с болезни перенесено было на поход Сеннахерима; таким образом произошло хронологическое недоразумение. Если же признать это предположение правильным, то библейские указания совпадают с Ассирийскими памятниками. Напомним, что 14-й год Езекии, по исчислению Ассириологов, совпадает с концем царствования Саргона, и что именно в это время горячий Вавилонский патриот Меродах-Баладан поднял успешно знамя восстания и временно утвердился на престоле Вавилона. Ассирия была ослаблена, и прошло несколько лет, пока Сеннахерим после отца своего успел подавить восстание и заставил бежать Меродаха-Баладана сначала в Бет-Иакин, его родовое наследие, а потом в Сузиану¹¹⁸⁹. В который же год произошло нашествие на Иудею Сеннахерима, шедшего в Египет, определить точно нельзя: но большая часть Ассириологов относит его к концу царствования Езекии, около 700 года до Р. Хр.¹¹⁹⁰.

После уже взятия всех укрепленных городов Иудеи, царь Ассирии идет на Лахис и Ливну по пути в Египет повидимому взяв с Езекии ту дань, о которой упомянуто в 4Цар. 18:14–16 и в Ассирийских памятниках. Но осадив Лахис и потом Ливну, он находит опасным оставлять в тылу своей армии сильную крепость Иерусалим, и вопреки договору, посылает к этому городу Рабсака. Мы говорили уже в общем вступлении (гл. III), что отряд Рабсака, хотя и значительный (только относительно), не имел целью осаду города; притом и указано, что отряд останавливается в одном месте: „около пруда белильничьего“. Он служил только охраною лицу, посланному не для военных действий, а для переговоров и угроз в будущем¹¹⁹¹.

Очевидно, что главною целью похода Сеннахерима был Египет, где династии Ассирийского происхождения могли быть уничтожены совершенно нараставшим опять могуществом второй Ефиопской династии¹¹⁹². Пославши Рабсака от Лахиса, Сеннахерим двигается вперед на Ливну¹¹⁹³ (наст. гл. ст. 8) и далее к Египту на встречу Тиргаке (ст. 9), фараону жреческой династии, шедшему усиленными маршами на встречу Сеннахериму, чтобы не дать ему утвердиться в Дельте. А поход на Египет, для поддержания в Дельте Ассирийских династий и во всем Египте своего влияния, задуман еще отцом Сеннахерима, Саргоном, как видно из Ис. 20:1. Из Египетских же памятников видно, что последние Рамзесы XX династии были в родстве с царями Ассирии, и что Ассирия деятельно вмешалась в дела Египта, после того как Рамзесы были изгнаны первой жреческой (XXI дин.) династией в великий Оазис; а несколько позже, Ассирийский по происхождению царь Бубаста, Шишанк,-царствует в Египте (XXII дин.). С этой минуты Ассирия считала Египет своим достоянием, и все усилия ее были направлены к тому, чтобы не потерять в Египте своего влияния, опиравшагося на единоплеменных Ассирии династиях Дельты¹¹⁹⁴. Мы остановились на этих подробностях, чтобы ясно выставить политическое положение дел, которое указывает, что не Иерусалим был главною целью движения Сеннахерима, а вековая политика Ассирии в Египте. Идя же против Тиргака, он считает Иерусалим легкою добычею, и посылает Рабсака с войском, чтобы страхом склонить его к сдаче без боя.

„Пруд белильничий“, около которого останавливается отряд Рабсака, лежал (как мы уже говорили) на запад от Иерусалима, т. е. на дороге, по которой шел отряд с приморской полосы. Это тот пруд, который ныне называется Биркет-ел-Мамилла¹¹⁹⁵.

3. И вышел к нему Елиаким, сын Хелкиин, начальник дворца, и Севна писец, и Иоах, сын Асафов, дееписатель.

У пруда белильничья, к которому подошел Рабсак, некогда Исаия указывал Ахазу на суетность его политических планов и на „пчелу Ассирийскую“ (Ис. 7:18), которая усядется в разоренной стране, но с которой Ахаз, не смотря на предупреждение, – заключил гибельный для Иудеи союз. Мы видели еще в XXII главе (и следующих), что Исаия восставал и против союза с Египтом¹¹⁹⁶. Этот пророк, умудряемый Богом, был вместе с тем и дальновидным государственным мужем: он ясно понимал, что гористая Иудея, легко обороняемая, не может вступить в какие бы то ни было союзы, так как вся сила ее в уповании на Бога и свое, Богом благословенное, оружие. Обратим внимание на упоминание о „дееписателе“, на которого возлагалось записывать повеления царя и важнейшие события¹¹⁹⁷. На встречу Рабсаку очевидно Езекия высылает ближайших слуг своих и в числе их скорописца, долженствовавшего записать точно все, что скажет посланный Ассирийского царя. Заметим, что речь Рабсака записана повидимому дословно. Это высокого интереса документ, передающий с поразительною точностию слова тонкого Ассирийского дипломата, говорившего около 2700 лет до нашего времени.

Перед нами картина такого содержания: город заперт; перед нами западная стена Иерусалима, на стенах толпы воинов и вооруженного народа. Рабсак от пруда приближается к стене; его встречает за городскими воротами Елиаким, сопровождаемый Севной и Иоахом. Рабсак нарочно подходит ближе к стене, чтобы народ слышал речь его (см. ниже ст. 11–12).

Речь Рабсака:

4. И сказал им Рабсак: скажите Езекии: так говорит царь великий, царь Ассирийский: что это за упование, на которое ты уповаешь?

5. Я думаю, что это одни пустые слова, а для войны нужны совет и сила: итак на кого ты уповаешь, что отложился от меня?

6. Вот, ты думаешь опереться на Египет, на эту трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет тому в руку и проколет ее! Таков фараон, царь Египетский, для всех уповающих на него.

Рабсак в речи своей более всего нападает на ту сильную партию Иерусалима, которая считала своим спасением заключение союза с Египтом. Мы видели выше, как настойчиво против этой мысли боролся пророк Исаия. Может быть, что в то время, когда Сеннахерим брал укрепленные города Иудеи, Иерусалим, решившийся защищаться, посылал депутацию к Тиргаку, и Сеннахерим у Лахиса узнал об этом и поэтому послал Рабсака с угрозами и требованием сдачи города.

Рабсак называет своего властелина: „царь великий“; это совершенно верный перевод титула Ассирийских царей, известного нам по памятникам: „сарру рабу“¹¹⁹⁸.

Сравнение Египта с надломленною или расколотою тростию необычайно метко. Верхний (южный) Египет с Фивами оставался под влиянием жреческой Ефиопской династии, перенесшей однако свою столицу выше Ассуанских порогов; но Дельта и весьма часто даже северная часть среднего Египта, враждовали против фараонов жреческой династии, и местные царьки Дельты тяготели к Ассирии и были с нею в родственных связях¹¹⁹⁹. Очевидно, что именно на это положение дел намекает Рабсак, говоря о Египте, как о надломленной трости¹²⁰⁰. С этой точки зрения Ассирийский дипломат был совершенно прав, указывая на безрассудство Иудейской политики, пытавшейся опереться на расшатанный престол фараонов. Но он не понимал, в чем сила Израиля.

7. А если скажешь мне: „на Господа Бога нашего мы уповаем“, то на того ли, которого высоты и жертвенники отменил Езекия и сказал Иуде и Иерусалиму: „пред сим только жертвенником поклоняйтесь“?

Язычник Рабсак превосходно знает все внутренния дела царства и пользуется тем неудовольствием, которое было возбуждено распоряжением Езекии, упомянутым в 4 Царств ХVIII, 4 (ср. 2Пар. 31:1). Мы имели случай говорить, что до построения Соломонова храма жертвы, приносимые на высотах Иегове, не считались преступными (ср. 3Цар. 3:2), но с построением храма они не могли быть допущенными и на основании слов Втор. 12:13–14¹²⁰¹, и потому еще, что жертвенный обряд, совершаемый без участия священников и не „на том месте, которое избрал Господь“, в большей части случаев приводил к идолопоклонству. Езекия в реформах, предпринятых в начале своего царствования, настаивает на том, чтобы народ всей Иудеи и даже всей Палестины, как это видно из приглашений его на пасху всех колен, приходил в Иерусалим поклоняться единому Богу, заключившему с народом, происшедшим от Иакова, завет Свой. Рабсак, может быть, намеренно, но вернее по непониманию смысла повеления Езекии смотрит на это, как на деспотический акт, имеющий целью усилить значение престольного града и даже усилить его доходы. Он весьма коварно спрашивает вслух народа, сидящего на стене: „не тот ли бог тебя защитит, которого ты недавно обидел?“ Мы увидим еще ниже, что Рабсак считает Бога Израилева таким же национальным божеством, как те божества, статуи которых уносили Ассирияне из покоренных ими местностей. Полагая, что он подкапывает основания упорства Иудеев, Рабсак приближается к главной своей цели.

8. Итак вступи в союз с господином моим, царем Ассирийским; я дам тебе две тысячи коней; можешь ли достать себе всадников на них?

9. И как ты хочешь заставить отступить вождя, одного из малейших рабов господина моего, надеясь на Египет, ради колесниц и коней.

10. Да разве я без воли Господней пошел на землю сию, чтобы разорить ее? Господь сказал мне: пойди на землю сию и разори ее.

Рабсак, под мягким выражением „союза“, предлагает Езекии,-в лице его посланных,-подчиниться царю Ассирии и стать его вассалом, что обязывало Езекию не только допустить Ассирийские войска в Иерусалим, но еще присоединить свои войска к войскам Сеннахерима и идти с ним на Египет. Но мы увидим ниже в ст. 16–17, что Рабсак и не думает скрывать того, что этот так называемый „союз“ кончится полным порабощением страны и народа, который будет выселен огромными массами из страны своей на дальний восток, как это было сделано с царством Израильским и Самариею (4Цар. 17:23–24).

Из стихов 8–9 видно, что Рабсак не без иронии¹²⁰², выставляя на вид, что Иудеи ищут союза с Египтом, ради колесниц и коней, которых у них нет¹²⁰³ – предлагает Езекии, – от имени царя своего, теперь же дать им две тысячи коней, если они найдут у себя всадников для них. Очевидно, что это предложение насмешливое, так как гористая Иудея, обладая превосходной пехотой, совершенно повидимому не имела умеющих ездить верхом или управлять колесницами¹²⁰⁴.

Ст. 9 в начале представляет фразу, не совершенно ясную, которую Кей (Speaker’s Comm.), перефразирует так: „как можешь ты отклонить предложение, делаемое малейшим из рабов господина моего“? Последнее выражение есть обычная формула востока, когда слуга царя говорит о себе.

Стих 10-й представляет собою довольно загадочную фразу. Произносит ли Рабсак заведомо ложь от имени царя своего? или же в этом признании воли Всевышнего скрывается отголосок древнейших верований, не умиравших никогда в душе человека¹²⁰⁵ – трудно решить. В главе X пророк Исаия указывает на гордость и самонадеянность Ассура (ст. 7, 13–14), который типически представляет сатану (гл. XIV). И здесь слова его суть отголосок отца лжи, в которых постоянно и намеренно смешивается истина с ложью¹²⁰⁶. Что Ассур был „жезл гнева Господня“ (Ис. 10:5), в том нельзя было сомневаться Израилю; но Ассирийский царь этого не знал и не хотел знать по гордости своей (Ис. 10:13); и так произнося неведомую ему истину, он в сердце своем лгал, что и доказывается последующею частью речи Рабсака, в которой Иегова, Бог Вседержитель, кощунственно приравнивается к ложным богам взятых Сеннахеримом городов (ниже ст. 18 и 20).

11. И сказал Елиаким и Севна и Иоах Рабсаку: говори рабам твоим по-арамейски, потому что мы понимаем, а не говори с нами по-иудейски, в слух народа, который на стене.

Из этого стиха мы видим, что. древнейший культурный мир был знаком с несколькими языками, необходимыми для обмена мыслей в международных отношениях. Очевидно во-первых, что Рабсак говорил по крайней мере на трех языках: на своем родном Ассирийском, которым начертаны Ассирийские летописи и надписи; на Арамейском, на котором, по указанию Смитта, Менана и других, чаще всего писались в Ассирии частные сделки и разного рода условия; и наконец на древне-Еврейском, на котором Рабсак говорит речь свою. С другой стороны Елиаким и сопровождавшие его книжники (грамотные) знали, кроме своего еврейского, еще язык Арамейский, которого масса народа Иудейского не понимала¹²⁰⁷. Почти наверное можно предположить, что часть народа, тяготевшая к Египту, знала и Египетский язык, а многие знали также язык Финикийский, близко схожий с Еврейским.

Поэтому-то, возвращаясь к заметке нашей на главу XXXIII, 19, о народе „с языком странным и глухою непонятною речью“, мы настаиваем, на том, что ни один из упомянутых выше языков не может подойти под это определение, и поэтому пророк под именем „языка непонятного“ должен был разуметь те приклеивающие наречия, которые принято называть языками анарийскими, и которыми говорили протомидяне, аккады и другия туземные племена, которых считают родственными с финнотюркскими и другими бродячими племенами великой Азии¹²⁰⁸. Мы говорили по поводу главы XXXIII, что большая часть воинов Ассирийской армии должна была набираться из этих побежденных Семитами племен.

Возвращаясь к стиху 11-му, мы не можем не заметить, что попытка Елиакима и его товарищей – остановить речь Рабсака, понятную народу и явно направленную к тому, чтобы возмутить народ против Езекии, очень наивна; она доказывала опытному дипломату, что он коснулся больного места, и как бы поощрила его говорить еще смелее; поэтому он немедленно же пользуется слабым протестом Елиакима, чтобы еще сильнее действовать на народ. Заметим еще, что Елиаким с товарищами своими называет себя „рабами Рабсака“.

12. И сказал Рабсак: разве только к господину твоему и к тебе послал меня господин мой сказать слова сии? Нет, также и к людям, которые сидят на стене, чтобы есть помет свой и пить мочу свою с вами.

Последние слова очевидно направлены к тому, чтобы возмутить народ против царя Езекии, указывая народу на лишения и бедствия, которым он будет подвергаться во время осады вследствие действий царя и его советников¹²⁰⁹. Словами своими Рабсак доказывает, что переговоры с царем прерваны и что они и не имели серьёзного значения. Рабсак послан с целью поднять жителей Иерусалима против царя их.

13. И встал Рабсак и возгласил громким голосом по-иудейски, и сказал: слушайте слово царя великого, царя Ассирийского!

14. Так говорит царь: пусть не обольщает вас Езекия, ибо он не может спасти вас;

15. И пусть не обнадеживает вас Езекия Господом, говоря: „спасет нас Господь; не будет город сей отдан в руки царя Ассирийского“.

16. Не слушайте Езекии, ибо так говорит царь Ассирийский: примиритесь со мною, и выйдите ко мне, и пусть каждый ест плоды виноградной лозы своей и смоковницы своей, и пусть каждый пьет воду из своего колодезя,

17. доколе я не приду, и не возьму вас в землю такую же, как и ваша земля, в землю хлеба и вина, в землю плодов и виноградников.

Прежде всего заметим, что в ст. 15 упоминается священное имя Иеговы, и Ассирияне знают, что Иегова есть Бог Израиля, на Которого уповает Езекия. Мы думаем также, что Сеннахериму и Рабсаку известны пророчества, произнесенные Исаиею о том, что Иерусалим не будет взят и что Ассур падет¹²¹⁰. Нам кажется, что речь Рабсака прямо направлена к тому, чтобы потрясти веру в эти пророчества, ибо он понимает, что пока нравственное оружие-вера в помощь Божию,-сильно, до той поры ему не удастся возмутить народ и убедить его в безполезности защищать город, а взятие Иерусалима осадою и приступом будет стоить громадных жертв. Поэтому он убеждает народ „выходить к нему“, т. е. отворить ворота и впустить его с войском. От имени царя Ассирийского он предлагает не царю Иудейскому, а народу „примириться“ с царем Ассирийским¹²¹¹. Заметим, что Ассирияне так уверены в успехе своих угроз, что не скрывают будущего насильственного переселения из родной страны в далекие земли народа Иудейского. Рабсак прямо начертывает план переселения: народ должен покойно жить на своих земельных участках и пользоваться плодами земли¹²¹², но между тем готовиться к переселению. Из Ассирийских памятников мы знакомы с этими переселениями народов, которые составляли основание политики Ассирии, желавшей прочно основаться в известной стране. Мы видим между прочим повозки в роде нынешних арб, в которых сидят женщины и дети, между тем как мужчины гонят домашний скот¹²¹³. Очевидно, что перед нами не случайные пленные, а именно такое подготовленное переселение, о котором говорит Рабсак. Кажется Рабсак сам чувствует, как мало утешительного в этом будущем и возвращается к угрозе. В стихе 15 он уже говорил о том, что Господь т. е. Иегова не спасет города, и что пророчество о том, что город будет спасен, ложно. Но теперь он приступает к другой серии доказательств: он богохульно ставит Иегову на ряду с ложными божествами других городов:

18. Итак да не обольщает вас Езекия, говоря: „Господь спасет нас“. Спасли ли боги народов, каждый свою землю, от руки царя Ассирийского?

19. Где боги Емафа и Арпада? Где боги Сепарваима? Спасли ли они Самарию от руки моей?

20. Который из всех богов земель сих спас землю свою от руки моей? Так неужели спасет Господь Иерусалим от руки моей?

По-видимому, Рабсак вызывает народ на спор, на ответ ему, что было бы для него выгоднее, чем гробовое молчание, которым встречена была его речь. Он хочет доказать, что Иегова- Бог Израиля есть только бог национальный, и делает от этого посылку, что Иерусалим должен пасть потому же перед Ассирийским царем, почему пали другие города, у которых были также свои боги хранители. Знал ли он существенное различие от культа многобожия-культа Израиля, которому было сказано: „слушай Израиль, Господь, Бог наш, Господь един есть“ (Втор. 6:4), или не знал, – но это знал Рабсак наверное, что многие из Израиля привержены к богам языческим, к тому культу, к которому он сам принадлежал, и он обращает речь свою к своим тайным единомышленникам, стараясь приравнять почитание Иеговы культу языческих божеств. А в этом культе, в Ассирии в особенности существовало верование, что сила побеждающего царства зависит от силы богов их, которые одолевают богов побежденных¹²¹⁴. Он приводит в пример побежденных городов и их побежденных богов взятие и разорение Емафа, Арпада, Сепарваима и Самарии.

Емаф, или по Еврейски Хамат, в Ассирийской транскрипции Менана (см. Annales des rois d’Assyrië Inscript. de Sargon; p. 205) Кхамат, лежал на p. Оронте. В надписи Саргона говорится о насильственном переселении жителей этого города.

Арпад лежал близь Емафа, что можно заключить из того, что он и пророком Исаией, и у Иеремии (Иер. 49:23) упомянут вместе с Емафом. Комментарий на Исаию Спб. Дух. Ак., указывая, что Хамат вероятно соответствует нынешнему городу Хама, лежащему на половине пути течения Оронта от Баальбека (в Целе Сирии) до устья его, говорит между прочим об Арпаде, что этот последний город лежал на том месте, где ныне существуют развалины, носящие имя Тель-Арфада¹²¹⁵, Сепарваим, по указанию того же комментария и других авторов¹²¹⁶, один из древнейших городов мира, в котором якобы, по допотному сказанию, записанному у Бероза¹²¹⁷, сокрыты были Ноем-Ксисутрусом¹²¹⁸ еще до потопа записи о допотопном мире. Одна половина этого города (имя его имеет форму двойственного числа), отделенная от другой каналом Агаде, или Аккад, как читал покойный Джордж Смитт, – была посвящена солнцу, Шамашу, божеству мужеского рода; а другая половина города посвящена была женской форме солнца, под именем Аннунит¹²¹⁹. Поэтому и Бероз и некоторые другие писатели называли Сеперваим Гелиополисом. Сепар или Сиппара, Ассир. Циппар, превращается, как указывает Сэр Генрих Роулинсон (X прил. к I кн. Геродота), постепенно в Сивра и позже в Сура. Ныне живущие в Вавилонии Арабы называют реку Евфрат Сура. Сэр Генрих Роулинсон упоминает еще, что близь развалин древнего двойного города Сиппары лежало позднейшее поселение с несколько измененным именем древнего города; комментарий же Спб. Дух. Акад. указывает, что развалины, носящие имя Сифейра, лежат ныне на берегу одного канала, проведенного из Евфрата.

Возвращаясь к речи Рабсака, мы видели, что он вызывал на ответ или спор жителей Иерусалима, но....

21. Но они молчали и не отвечали ему ни слова, потому что от царя было приказание: не отвечайте ему.

Это молчание народа очень торжественно; оно настолько было знаменательно, и значение его настолько было понятно посланному Ассирии, что он не продолжал далее ни своей речи, ни переговоров.... „и возвратился Рабсак“.... (Ис. 37:8). Зловещее молчание означало, что в случае осады, город будет защищаться до последней крайности. – Во время исхода, когда Израильтяне находились в безвыходном положении, между колесницами приближающагося фараона и Чермным морем, Господь приказал сказать народу: „Господь будет поборать за вас, а вы будьте спокойны“¹²²⁰. Один Господь знает те пути, которыми Он спасет тех, кого хочет спасти. Так и в то время, когда Рабсак, а позже в письме своем Сеннахерим произносили хулы на Вечного и хвалились своею силою, кто мог знать, что армия погибнет в одну ночь? Вера знала только одно: „Господь будет поборать за вас, а вы будьте спокойны“. Народ по приказанию царя молчит, соединенный в эту минуту одною общею мыслию с царем и одною верою в помощь Всевышнего. Другого рода протест против хулы совершают действием посланные царя.

22. И пришел Елиаким, сын Хелкиин, начальник дворца, и Севна писец, и Иоах, сын Асафов, дееписатель, к Езекии в разодранных одеждах и пересказали ему слова Рабсака.

Если не вся эта глава, то уже наверное этот стих выписан буквально из подлинной ежедневной записи царей Иудейских. Приведенные в 22 стихе оффициальные титулы лиц свидетельствуют, что мы имеем дело с подлинным документом. Перед царя можно было приходить лишь в праздничной одежде; разодранная одежда знаменовала бедствие и горе: в данном случае, слышавший хулу, чтобы не быть причастным этому преступлению, раздирает одежды свои в знак того, что горе и отчаяние безсилия овладели им, – так как он сам не может отомстить за слышанную им хулу на имя Бога своего.