НЕДЕЛЯ О РАССЛАБЛЕННОМ

Была в Иерусалиме купальня, которая называлась по-еврейски Вифезда, т. е. Дом милосердия. Она была тем замечательна, что Ангел Господень по временам сходил в нее и возмущал воду: и тот больной, который входил в купальню первым после Ангела, выздоравливал тотчас, какова бы ни была его болезнь.

Однажды Иисус Христос был в Иерусалиме во время праздника Пасхи. Проходя мимо купальни, Он увидел около нее множество лежащих больных. Тут были хромые, слепые, иссохшие; всякий из них ждал минуты, когда Ангел возмутит воду, чтобы первому войти в нее. Между прочими больными был один, который тридцать восемь лет лежал в расслаблении. Спаситель увидел его, сжалился над ним и сказал ему: Хочешь ли быть здоров? Больной отвечал Ему: Хочу, Господи, но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода: когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня. Иисус сказал ему: Встань, возьми постель свою и ходи (ср.: Ин. 5, 6–8). Больной тотчас выздоровел, взял постель свою и пошел. Бывшие тут иудеи вознегодовали и сказали исцеленному, что не следует ему брать постели своей, ибо день был праздничный.

Но он отвечал им: Кто исцелил меня, Тот мне сказал: возьми постель свою и ходи (ср.: Ин. 5, 11).

«А кто Тот Человек?» – спросили они. Но он не знал; Иисус скрылся в народе.

Через некоторое время Иисус встретил этого человека в храме и сказал ему: Вот, ты теперь выздоровел; смотри же, не греши больше, чтобы с тобой не случилось чего хуже (ср.: Ин. 5, 12–14).

Вот о чем мы должны все стараться, когда Бог избавляет нас от болезни. Во время болезни мы часто просим помощи у Бога; а потом, когда выздоравливаем, не думаем о том, как бы угодить Ему; с возвращением наших сил мы забываем о молитве и возвращаемся к прежним грехам, вместо того чтобы исправиться и начать новую, более благочестивую жизнь.

Четвертая неделя после Пасхи называется Неделей о расслабленном, в память того чуда, о котором мы здесь рассказали. В эту неделю поется следующая песнь: «Душу мою, Господи, расслабленную всякими грехами и неправедными делами, воздвигни Божественною Твоею силою, как некогда Ты воздвиг расслабленного, чтобы и мне, спасенному Тобой, воспевать: слава, Христе, державе Твоей».

Слова Спасителя исцеленному при Овчей купели расслабленному: Вот, ты теперь здоров, смотри же, не греши, чтобы не случилось с тобою что-нибудь худшее (ср.: Ин. 5, 14), – ясно указывают на то, какая тесная связь существует между грехом и болезнями нашими. Страсти греховные – вот первая и главная причина наших болезней.

Если бы мы жили по-христиански, воздержанно, в умеренном труде, если бы мы побеждали в себе гнев, зависть, злобу и другие пороки, умаляющие дни человеческой жизни, то достигали бы безболезненной старости. Посему, православный христианин, если постигнет тебя болезнь, прежде всего ищи себе исцеления и помощи у единого Врача душ и телес. Призови Мя в день скорби твоея, и изму тя, говорит Сам Господь устами царя и пророка Давида (Пс. 49, 15).

И как удобно это для каждого из нас! Не выходя из дома, не сходя с постели, больной может призвать себе на помощь Господа, поведать Ему свои болезни, открыть Ему свои немощи. Не сомневайся, что ты будешь услышан; Врач Небесный всегда готов со Своей всесильной помощью, только ждет нашего призыва. Се, стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему (Апок. 3, 20), говорит Он. Господь всегда находится при дверех нашего сердца и ждет мгновения, когда мы вспомним о Нем, отверзем Ему наше сердце. Он, Премилосердый, невидимо и во всякое время исцеляет всех приходящих к Нему с твердой верой и искренним раскаянием в своих грехах.

С этой целью Спаситель наш Иисус Христос поставил пресвитеров, которым заповедал всегда принимать от Его имени приходящих к ним за душевным исцелением. Болит ли кто в вас, научает апостол Иаков, да призовет пресвитеры церковныя, и да молитву сотворят над ним... И молитва веры спасет болящаго (ср.: Иак. 5, 14–15).

Итак, если ты, верующий во Христа и его милосердие, страждешь в болезнях телесных, пригласи к себе священника, расскажи ему все грехи и, получив через него отпущение их, приобщись животворящих Христовых Тайн во исцеление души и тела. Сколько встречается в жизни случаев, когда после искреннего покаяния и принятия животворящего Тела и Крови Христовых выздоравливают больные, которым человеческое лекарство не могло дать исцеления в их тяжких страданиях!

Вот один из таких случаев, о котором поведал православный священник. В городе Брацлаве заболела горячкой супруга одного почтенного чиновника. Во время страданий, когда она приходила в себя, то часто спрашивала домашних: «Приглашали ли батюшку навестить и благословить меня?» Так прошло полмесяца; в это время священник при каждом богослужении молился о болящей. Врачи отказались от всякого лечения и приговорили ее к смерти.

И вот в церковь к священнику пришел слуга, присланный мужем больной, и попросил его поспешить в дом для напутствия Святыми Таинствами Покаяния и Причащения его хозяйки.

Явившись в дом, священник сначала попросил всех выйти из комнаты, а затем, выслушав искреннее раскаяние больной в ее прегрешениях, уже в присутствии всех, приобщил ее Святыми Тайнами. Вскоре после этого больная заснула, а проснувшись, сказала всем: «Мне легче, я не умру». Действительно, она стала быстро выздоравливать, так что через месяц в сопровождении всего семейства пришла в храм и здесь, упав на колени перед иконой Спасителя, проливала горячие слезы благодарности.

Правда, Господь не всегда чудодействует в исцелении наших телесных недугов, но может ли это удерживать нас от обращения на путь жизни и света? Если болезнь по воле Божией и не получит благоприятного исхода, то все же упование христианское дает твердость духа, облегчающую телесные страдания.

Итак, возлюбленный о Христе брат, берегись греха, как самого губительного яда для нашей жизни. В постигающих тебя болезнях ищи прежде всего врачевства духовного в покаянии и Святом Причащении.

Сознай свой грех, пожалей о том, что ты своими пороками оскорбил Всеблагого Бога, дай обещание в сердце своем и перед духовником исправиться, и Господь простит твой грех. С прощением же грехов Господь может даровать тебе и выздоровление.

Святитель Филарет, митрополит Московский

Обрете его Иисус в церкви и рече ему:

се, здрав еси: ктому не согрешай, да

не горше ти что будет.

Ин. 5, 14.

Это сказано было некоему человеку во Иерусалиме, близ Овчей купели, в расслаблении тридцать восемь лет тщетно ждавшему излечения водой, которую однажды в год для одного больного делало целебной прикосновение ангельской силы, доколе, наконец, не явился Владыка времен, стихий и Ангелов и, не требуя ни времени, ни воды, ни Ангела, исцелил расслабленного словом: востани, возьми одр твой и ходи (Ин. 5, 8). Исцелитель не все успел закончить, потому что, убегая славы, поспешил скрыться в народе. Через несколько дней, вероятно в праздник, исцеленный пришел в храм, может быть, чтобы благодарить Бога за свое выздоровление. Тогда Исцелитель вновь нашел его и, как прежде в слове подал ему врачевство целительное, так и теперь в слове подает врачевство предохранительное: се, здрав еси: ктому не согрешай, да не горше ти что будет (Ин. 5, 14).

Если бы мы услышали, как искусный врач излеченному им больному говорит, например: «Не употребляй впредь такой или такой пиши», – что бы мы подумали? Конечно, мы бы подумали: видно, излеченный прежде употреблял эту пишу; она, видно, была и причиной болезни; видно, врач предвидит, что и опять она причинит болезнь, если излеченный не перестанет употреблять ее. Подобно сему, что должны мы подумать, слыша слово Господне исцеленному: се, здрав еси: ктому не согрешай, да не горше ти что будет (Ин. 5, 14)? Видно, исцеленный прежде согрешал; видно, согрешения были причиной его болезни; видно, провидит Божественный Врач, что возобновляемые грехи возобновят зло в еще большей силе.

Здесь можно спросить: участь ли только одного человека представляется в Евангельском повествовании о расслабленном, или с тем вместе открывается общий закон суда над грехом, частично впечатленный в природе, частично приводимый в действие Провидением, хотя и не всегда очевидно, не всегда скоро, не всегда одинаково по видам, степеням и обстоятельствам греха? Кто может измерить глубину, исследовать пути Божиих судеб? Кто решится каждого больного признать осужденным и всякую болезнь вывеской виновности? Страдал и праведный Иов болезнью, и притом весьма тяжкой. Но нельзя не признать и того, будто на одного иерусалимского грешника только направлена была строгость суда за грехи юности, заключившая его на тридцать восемь лет в узы болезни и за возможные грехи старости угрожавшая ему еще более тяжким жребием.

След подобного суда виден в судьбе другого расслабленного, исцеляя которого Господь сказал: отпущаются тебе греси твои (Мк. 2, 5). Очевидно, что, подобно глубоко мудрствующему врачу, Он исцелял от болезни, действуя на причины болезни. Не об этом ли говорит и слово апостольское: грех в мир вниде, и грехом смерть (Рим. 5, 12) – оброцы греха смерть? Ибо что есть болезнь как не отрасль древа смерти, или ограниченный, неполный прием зелия смерти? Следовательно, вместе со смертью и болезнь пришла по дороге, проложенной грехом; а потому очень естественно, если она и ныне приходит тою же дорогою.

Во времена святителя Иоанна Златоустого много лет подвизался в глубокой пустыне преподобный Иеракс. Однажды бесы пришли к нему видимым образом и сказали: «Старец! ты проживешь еще полсотни лет; возможно ли терпеть так долго в этой безлюдной пустыне? Иди отсюда!» Старец им на это отвечал: «Очень жаль, что так мало остается жить мне на свете; а я было запасся терпением еще на двести лет». При этих словах Иеракса бесы исчезли... Это значит, что святой подвижник решился терпеть все скорби, все лишения пустынной жизни до конца. Видно, твердо помнил он слова Спасителя: в терпении вашем стяжите души ваша (ср.: Лк. 21, 19). Претерпевый же до конца, той спасен будет (Мф. 10, 22).

Вот что рассказывал пресвитер Кроний Палладию Еленопольскому об одном подвижнике, по имени Евлогий. «Этот Евлогий был человек очень образованный; приняв монашество, он, по слабости здоровья, не решился вступить в общежитие, но не считал себя способным и к уединенному подвижничеству. Раз увидел он на торжище увечного, у которого не было ни рук, ни ног; подойдя к нему, он помолился так: «Господи! во имя Твое я возьму этого несчастного и буду покоить его до самой смерти, чтобы ради него спастися и мне. Помоги мне, Господи, послужить ему!» После сего Евлогий привел осла, посадил на него бедняка и привез в свое жилище.

Пятнадцать лет Евлогий ухаживал за ним, как за отцом родным; он сам омывал его, сам натирал маслом, носил его на руках, берег и покоил, как только умел. Но, видно, нужно было еще больше испытать терпение подвижника, и вот враг всякого добра научил увечного поносить и всячески ругать своего благодетеля. Напрасно Евлогий его успокаивал, напрасно говорил ему: «Скажи мне, друг мой, чем я огорчил тебя? я исправлюсь!» Увечный не хотел и слушать его и требовал, чтобы Евлогий опять отнес его на торжище, где его взял. «Не могу выносить твоей коварной ласки, – говорил несчастный, – противна мне эта голодная жизнь, я хочу мяса!» Евлогий тотчас достал ему мяса, но увечный не успокоился: «Скучно мне жить с тобою, хочу видеть много людей». Евлогий кротко отвечал ему: «Я сейчас приведу к тебе сколько хочешь братии». «О, я несчастный! – закричал увечный, – я не могу и на тебя-то смотреть, а ты хочешь привести сюда таких же тунеядцев, как ты! Не хочу, не хочу – хочу на торжище!» Тогда Евлогий обратился к соседним подвижникам за советом, что ему делать с увечным. Те отвечали ему: «Великий (так звали они преподобного Антония) еще жив, – поди к нему, и что он тебе скажет, то и сделай: через него Бог будет говорить тебе».

Евлогий обласкал увечного, положил его в лодку и отправился с ним к Антонию Великому. Поздно вечером они туда прибыли; великий старец принимал тогда всех приходящих. И вот он воззвал: «Евлогий, Евлогий, Евлогий!» А Евлогий думал, что старец зовет не его, а другого кого-нибудь, и потому не отвечал. «Тебе говорю, Евлогий, который пришел сюда из Александрии», – сказал ему старец. Тогда Евлогий подошел к преподобному Антонию. «Зачем ты пришел сюда?» – спросил старец. «Кто открыл тебе мое имя, – ответил Евлогий, – Тот откроет и дело мое». «Знаю, зачем ты пришел, – говорит Великий Антоний, – но все же расскажи свое дело, чтобы слышала братия». Евлогий рассказал все по порядку и просил наставления. Тогда великий старец строгим голосом говорит ему: «Евлогий! Ты хочешь бросить его, но Сотворивший его не бросит его; ты бросишь его, а Бог воздвигнет лучшего, чем ты, и поднимет его». В глубоком молчании слушал покорный Евлогий. А старец между тем обращается к увечному и громко говорит: «Ты, грешный, недостойный ни земли, ни неба! Перестанешь ли восставать на Бога и раздражать брата? Или не знаешь, что тебе служит Сам Христос? Как же ты смеешь говорить против Христа? Разве брат служит тебе не ради Христа?»

Потом старец обратился к обоим вместе: «Перестаньте, дети, ссориться, идите с миром домой; не разлучайтесь друг с другом; Бог уже посылает за вами... Сатана видит, что вы оба при конце подвига, скоро оба вы получите венцы от Христа: ты за него, а он за тебя, – вот почему он и навел на вас это искушение. Идите же с Богом; если Ангел придет за вами, и не найдет вас обоих вместе, – вы оба лишитесь венцов».

Нет нужды сказывать, что они помирились всем сердцем, вернулись в свою келью, и не прошло сорока дней, как оба, один за другим, отошли ко Господу... «Я сам был переводчиком в беседе Антония с Евлогием и увечным, – заключает свой рассказ пресвитер Кроний, – ибо Антоний не знал по-гречески, а Евлогий и увечный не понимали языка египетского».

Как поучителен этот рассказ! «Терпи до конца!» – говорит он и мне, и тебе, мой возлюбленный брат о Христе! Может быть, тебя одолела нищета безысходная, может быть, ты век свой скитаешься бесприютным сиротой по чужим углам? Терпишь и голод, и холод, и всякие болезни? И тогда не горюй, не ропщи на свою долю горькую: слышишь? Господь Сам зовет к Себе всех труждающихся и обремененных, обещая им упокоение. Он насытит всех алчущих, утешит плачущих, – верь же слову Его неложному, бодро неси крест твой и терпи до конца. До конца – дотоле, пока Господу угодно будет держать тебя под крестом, до конца ли дней жизни твоей, или только до конца тех мрачных, скорбных дней, за которыми настанут для тебя ясные дни радости. Милостив Господь! По мере смирения Он подаст тебе терпение, по мере терпения подаст и утешение, по мере утешения возгорится любовь к Богу, по мере любви воссияет в твоем сердце радость о Дусе Святе. А тогда, понятно, и всем скорбям конец!..

По множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою (ср.: Пс. 93, 19), говорит царственный страдалец, пророк Давид. Он говориг вообще о болезнях сердечных, о скорбях, но истину его слов чаще всего испытывают на себе те великие терпеливцы, которые с благодарностью к Богу переносят тяжкие телесные страдания. Вспомним нашего киевского чудотворца Пимена Многоболезненного: двадцать лет лежал он на одре болезни; других исцелял от болезней, а себе не только не просил исцеления, а постоянно Бога благодарил за свою болезнь: видно, утешения небесные действительно столь увеселяли его душу, что он забывал о болезни своей и видел в ней особенную к себе милость Божию. «Матушка! – говорил один сын своей многолетней страдалице-матери, – ужели ты не скорбишь, не скучаешь, когда проводишь долгие летние дни, пока мы все работаем в поле?» «Нет, сынок, – отвечала она, – зачем скорбеть? Воля Божия!.. Да и грешно скорбеть: сколько милостей Божиих видела я на своем веку! Вот пришло время и поболеть за грехи мои; лежу я и воспоминаю свои грехи, каюсь в них пред Господом Богом и благодарю Его милосердие, что не погубил Он меня с беззакониями моими, а вот отечески наказует: разве это не милость Божия? Слава Ему Милосердому!» Так смиренно верующий страдалец находит в глубине своего Богу преданного сердца великое благодатное утешение и живет радостью при мысли, что за терпение свое он помилован будет от Бога в Будущей Жизни.

Вот что рассказывает известный Святогорец в своих прекрасных письмах об одном схимнике, о. Панкратии, который много лет страдал ранами на ногах.

«Отец Панкратии, в мире Парамон, был из крепостных. В детстве жестокая госпожа заставляла его ходить босиком в глубокую осень, когда снег и лед уже покрывали землю, отчего ноги его стали сильно болеть. Бедный отрок не вытерпел: он тайно убежал от своей барыни и во что бы то ни стало решился уйти за Дунай, и действительно ушел и несколько времени оставался в услужении у русских, тоже перебежавших за границу. Он подружился с одним малороссом, который почему-то покончил жизнь самоубийством. Чувствительный Панкратий был сильно тронут и поражен потерей сердечного друга и, видя, как суетна мирская жизнь, бросил ее и удалился на Святую Гору. Здесь, в Русике, нашел он желаемое спокойствие духа, несмотря на то что нога его уже сгнивала от ран, которые были следствием жестокой простуды в детстве. Впрочем, как ни ужасны были страдания отца Панкратия, он радовался духом и часто даже говорил мне: «Поверь, что я согласен сгнить всем телом, только молюсь Богу, чтобы избавил меня от сердечных страданий, потому что они невыносимы». Говорил я ему: «Смотрю я на тебя иногда и жалею: ты бываешь временами сам не свой от внутренних волнений!» «Ох, – отвечал он, – если сердце заболит – бедовое дело, это – адское мучение! А мои раны, будь их вдесятеро больше, – пустошь: я не нарадуюсь моей болезни, потому что, по мере страданий, утешает меня Бог. Чем тяжелее моей ноге, чем мучительнее боль, тем мне веселее, оттого что надежда райского блаженства покоит меня, надежда царствовать на небесах всегда со мною. А на небесах ведь очень хорошо», – с улыбкой иногда восклицал Панкратий.

«Как же ты знаешь это?» – спросил я его однажды. «Прости меня, – отвечал он, – на твой вопрос мне бы не следовало отвечать тебе откровенно, но мне жаль тебя, когда ты страдаешь душой, и мне хочется доставить тебе хотя малое утешение своим рассказом. Ты видал, как я временем мучаюсь; ох, недаром я вьюсь змеей на моей койке: мне бывает больно, тяжело больно, невыносимо! Зато что со мной бывает после, это знает вот оно только, – таинственно заметил отец Панкратий, приложив руку к сердцу. – Ты помнишь, как я однажды, не вынося боли, метался на моей постельке, и даже что-то похожее на ропот вырвалось из моих уст. Наконец, боль притихла, я успокоился; вы разошлись от меня по своим кельям, и я, уложив мою ногу, сладко задремал. Не помню, долго ли я спал или дремал, только мне виделось, и Бог весть к чему... Я и теперь, как только вспомню про то видение, чувствую на сердце неизъяснимое, райское удовольствие и рад бы вечно болеть, только бы повторилось еще, хоть раз в моей жизни, это незабвенное для меня видение: так мне было хорошо тогда!» «Что же ты видел?» – спросил я отца Панкратия. «Помню, – отвечал он, – когда я задремал, подходит ко мне отрок удивительной, ангельской красоты и спрашивает: «Тебе больно, отец Панкратий?» «Теперь ничего, – отвечал я, – слава Богу». «Терпи, – говорит отрок, – ты скоро будешь свободен, потому что тебя купил Господин, и очень-очень дорого»... «Как? – говорю, – я опять куплен?» «Да, куплен, – отвечал с улыбкой отрок, – за тебя дорого заплачено, и Господин твой требует тебя к Себе. Не хочешь ли пойти со мной?» Я согласился. Мы шли по каким-то слишком опасным местам; огромные псы злобно бросались на меня, готовые растерзать; но одно слово отрока – и они вихрем неслись от нас.

Наконец, мы вышли на пространное, чистое и светлое поле, которому не было, кажется, и конца. «Теперь тебе нечего бояться, – сказал мне отрок, – иди к Господину, Который, видишь, сидит вдали». Я посмотрел и действительно увидел трех Человек, рядом сидевших. Удивляясь красоте места, радостно шел я вперед; неизвестные мне люди в чудном одеянии встречали и обнимали меня; множество прекрасных девиц, в белом, царственном убранстве, скромно приветствовали меня и молча указывали вдаль, где сидели три Незнакомца. Когда я приблизился к сидевшим, двое из Них встали и отошли в сторону, а Третий ожидал меня. В тихой радости и в каком-то трепете я приблизился к Нему. «Нравится ли тебе здесь?» – спросил меня Незнакомец. Я взглянул на лицо Его: оно было светло; царственное величие отличало моего нового Господина от людей обыкновенных. Молча упал я в ноги к Нему, поцеловал их; на ногах были насквозь пробитые раны. После того я почтительно сложил на груди моей руки и просил позволения прижать к моим грешным устам и десницу Его. Не говоря ни слова, Он подал ее мне. На руках Его были такие же глубокие раны. Несколько раз облобызал я десницу Незнакомца и в тихой, невыразимой радости смотрел на Него.

Черты лица моего нового Господина были удивительно хороши; они дышали кротостью и состраданием, улыбка любви, привета была на устах Его; взор выражал невозмутимое спокойствие сердца Его. «Я откупил тебя у госпожи твоей, – стал говорить мне Незнакомец, – теперь ты навсегда уже Мой. Мне жаль было видеть твои страдания; твой детский вопль доходил до Меня, когда ты жаловался Мне на госпожу свою, томившую тебя голодом и холодом, и вот ты теперь свободен навсегда. За твои страдания вот что Я готовлю тебе!»

И дивный Незнакомец указал мне на отдаление: там было очень светло; красивые сады, в полном своем расцвете, рисовались там, и великолепный дом блестел под райской тенью. «Это твое, – продолжал Незнакомец, – только не совсем еще готово: потерпи. Когда наступит пора твоего покоя, Я возьму тебя к Себе; а теперь побудь здесь, посмотри на красоты места твоего, потерпи до времени: претерпевый же до конца, той спасен будет! (Мф. 10,22)». «Господи! – воскликнул я вне себя от радости, – я не стою такой милости!» И я бросился Ему в ноги, облобызал их, но когда поднялся, передо мной никого и ничего не было.

Я проснулся. Раздался стук в доску по нашей обители: ударяли к утрене. Я встал тихонько на молитву. Мне было очень легко, а что я чувствовал, что было у меня на сердце – это моя тайна. Тысячи лет страданий отдал бы я за повторение подобного видения. Так оно было хорошо!»

Благословлял Бога в скорбях своих великий ветхозаветный страдалец праведный Иов, но и он, как человек, по временам жаловался на свои несносные страдания, и он проклинал день своего рождения (см.: Иов. 3, 2) и сожалел, зачем не умер он в утробе матери (см.: Иов. 3, 11–12). Почто дан есть сущим в горести свет, говорил он, и сущим в болезнех живот? Иже желают смерти и не получают, ищущи якоже сокровища (Иов. 3, 20–21)... А вот страдать и в самих страданиях забывать о них, терпеть нестерпимые муки, и среди этих мук прославлять Господа, воспоминая Его неизреченные милости, явленные всему роду человеческому, быть рассекаемым на части, и при этом думать только о дивных делах Божиих, – такое непостижимое для ума человеческого мужество могли проявить только Христовы мученики, в которых столь славно являла себя сила Христова. Вот одно из многих сказаний о таком мужестве мучеников.

Святого Иакова Персиянина режут на части, ему отрезали большой перст на правой руке. Мученик возводит очи на небо и говорит: «Господи Боже, Великий в крепости, перстом Твоим изгоняющий бесов (см.: Лк. 11, 20), приими сей перст, за Тебя наущением бесовским урезанный, как ветвь виноградной лозы: ибо и у лозы обрезают ветви, чтобы она больше приносила плода». Мучитель отрезает второй перст, а Иаков молится: «Приими, Господи, и вторую ветвь от лозы, которую насадила десница Твоя!»... Ему отрезают третий перст, а он говорит: «Освободившись от трех искушений в мире, от похоти плоти, похоти очес и гордости житейской, благословляю Отца и Сына и Святаго Духа и с тремя отроками прославляю Тебя, Господи!» Отрезают четвертый перст, а он молится: «Приемлющий хваление от четырех животных (см.: Апок. 14, 3), приими страдание четвертого перста моего за святое имя Твое!» Отрезают перст пятый, и Иаков говорит: «Исполнилась радость моя, как радость пяти мудрых дев!» (см.: Мф. 25, 2).

Мучители уговаривают его пожалеть себя, но страдалец отвечает им: «Когда пастухи стригут овец, то разве оставляют у них одну сторону неостриженной? Я – овца Христова стада: обрезайте, как волну <шерсть>, все члены мои!» – и снова стал молитвенно беседовать с Богом. И вот ему отрезают первый перст на левой руке, а он говорит: «Благодарю Тебя, Господи, что сподобил меня шестой перст принести Тебе, простершему за меня в шестой день и час Свои пречистые руки на Кресте!» Отрезают еще перст, а он славит Бога: «Как устами седмижды днем с Давидом прославлял я судьбы Твои, Господи, так теперь седьмые перстами, за Тебя отрезанными, прославляю Твою милость, на мне являемую!» Режут еще перст, и он вещает: «Ты Сам, Господи, принял в осьмый день обрезание по Закону, а я претерпеваю за Тебя отрезание осьмого перста: не лиши меня лицезрения пресветлого лица Твоего!» Отрезают следующий перст, а мученик молится: «Ты, о, Христе мой, в девятый час предал Дух Свой Богу Отцу на Кресте, а я в болезни урезания девятого перста благодарю Тебя, что сподобил меня лишиться членов моих за имя Твое!» Когда же отрезали десятый перст, он воскликнул: «В девятострунной псалтири прославляю Тебя, Боже мой, сподобившего меня претерпеть отрезание всех перстов на обеих руках моих, за десятину Завета Твоего, на двух скрижалях написанного!»

Снова уговаривают его мучители, и снова он отвергает все их увещания, обещания и угрозы. Ему начинают отрезать персты на ногах, и он с тем же спокойствием прославляет Господа при отрезании каждого перста. Так, при отнятии первого он говорит: «Слава Тебе, Христе Боже; у Тебя пронзены были не руки только, но и ноги; сподоби меня стать сею десною ногою хотя в числе последних одесную Тебя!» При отнятии второго перста он молится: «Удвоилась на мне милость Твоя, Господи, ибо Ты избавляешь меня от смерти второй» (см.: Апок. 20, 14). Отрезают и бросают пред ним третий перст, а мученик с улыбкою вещает: «Иди во имя Троицы и ты, третий перст, к дружине твоей: как зерно пшеничное, в землю брошенное, и ты мног плод принесешь в день общего Воскресения!» Отрезают перст четвертый, а святый утешает себя: «Векую прискорбна еси, душе моя, и векую смущавши мя? Уповай на Бога, силою четвероконечного Креста, спасающего мя (внимайте, неразумные ревнители восьмиконечного Креста, что говорит мученик Христов!), и я прославляю Его, от четырех стихий создавшего меня!» Отрезают перст пятый, мученик говорит: «Славлю Тебя, Господи, пять язв на Кресте претерпевшего, что удостоиваешь Ты меня части верных рабов, пять талант умноживших!» Ему отрезают мизинец левой ноги, а он говорит: «Мужайся, малый перст шестый; Бог, сотворивший в шестый день тебя малого с большими, равно и воскресит тебя с этими большими!» Отрезают седьмой перст, и мученик обращается к мучителям со словами: «Разоряйте сию ветхую храмину, под которую укрывается седмиглавый змий. Создатель, в седьмой день почивший от дел Своих, уготовал мне храмину нерукотворенную, вечную на небесах!» Отрезают восьмой перст, а Иаков рассуждает: «Тот, Кто сохранил в ковчеге Ноевом восемь душ, спасет и меня, хотя и проливаете вы мою кровь, как воду». Отрезают девятый перст, и он молится: «Укрепи меня в терпении, Боже истинный, как укрепил Ты во благодати Твоей девять чинов Ангельских во время искушения!» Отрезают последний перст на ноге, а он восклицает: «Вот, я принес в жертву Тебе, Христе Иисусе, совершенный Боже и совершенный Человече, две десятины перстов моих!»

Тогда отсекают ему всю стопу правой ноги, а он говорит: «Да станет нога моя в Царствии Небесном на правоте!» Отсекают затем стопу левой ноги, а он, взирая на небо, молится: «Услыши мя, Господи, сотвори со мною знамение во благо, избави меня от стояния ошуюю Тебе!» Отсекают правую руку, и он восклицает: «Милость Твою, Господи, вовек воспою: Ты сам исполняешь на мне слово Твое: аще десная твоя рука соблазняет тя, отсецы ю и верзи от себе!» Отсекают левую руку, а он молится: «Не мертвые восхвалят тебя, Господи, не те, которые сходят во ад, держась пути шуяго, а мы, живые, благословим Тебя отныне и до века».

Отсекают правое плечо, Он говорит: «Тот, кто возложил на плечо Свое овцу погибшую, поставит и меня одесную Себя со овцами Своими». Отсекают левое плечо, и он говорит: «Господь, Его же власть на раме Его (см.: Ис. 9, 6), не попустит меня уклониться ко власти темной на страну шуюю». Стали отрезать ему ноги до колен, тогда страдалец болезненно возопил: «Господи Боже мой, не в лыстех мужеских благоволящий, но благоволящий в боящихся Тебе (см.: Пс. 146, 10–11), помоги мне, рабу Твоему, ибо меня сокрушают болезни смертные!» Мучители на это заметили ему: «Вот, мы говорили тебе, что болезни тяжкие ждут тебя, а ты не верил нам». Страдалец отвечал им: «Я для того и возопил в болезни моей, чтобы вы знали, что я человек, плотью обложенный, и что, следовательно, только один Бог укрепляет меня! Но Он же и облечет меня в новую плоть, которой не могут коснуться никакие ваши орудия мучительские!» И непобедимый воин Христов стал прославлять Господа Серафимовой песнью: «Свят, Свят, Свят еси, Боже Вседержителю», – взывал он, лежа на земле, и призывал милость Божию, да укрепит его до конца.

Наконец, мучители отрезали честную главу его, и он предал дух свой Богу. Как свеча, догорал он пред Богом, как фимиам кадильный, восходили к Богу его славословия, и доныне ощущается это дивное благоухание молитв его, и теперь без умиления сердечного нельзя читать рассказ о его страданиях, и по прочтении невольно восклицаешь с царственным пророком: «Дивен, воистину дивен Бог во святых Своих!..»

Авва Феона и авва Феодор, пишет блаженный Иоанн Мосх, рассказывали нам: «При патриархе Павле в Александрии осталась сиротой после смерти родителей, очень богатых людей, одна девица. Она не была крещена³. Однажды выйдя в сад, оставленный ей родителями, она увидела неизвестного человека, собиравшегося удавиться. Быстро подбежав к нему, девица спросила:

– Что ты делаешь, добрый человек?

– А тебе какое дело? Уйди! Я в большом горе...

– Скажи мне всю правду. Я, может быть, помогу тебе.

– Я много должен; мои заимодавцы сильно теснят меня, и я предпочел скорее умереть, чем вести такую горькую жизнь.

– Прошу тебя... вот возьми все, что у меня есть, и отдай... только не губи себя.

Тот с благодарностью согласился на это и уплатил долги.

Между тем девица оказалась в стесненном положении. И немудрено: осталась без родителей, позаботиться о ней было некому. Придя в крайнюю бедность, она начала вести распутную жизнь.

А те, которые знали ее родителей, говорили: «Кто знает суды Божий, как и для чего попускается душе падать!»

Девица не понесла такой жизни: заболела и – неожиданно опомнилась. В сокрушении духа она просила соседей: «Ради Господа, сжальтесь над душой моей и поговорите с епископом, чтобы мне стать христианкой». Но все отвернулись от нее с презрением.

«Кто пожелает быть восприемником такой распутной женщины?» – говорили о ней.

И была она в большой скорби.

Когда она совсем пала духом при таких обстоятельствах, явился ей Ангел Господень в виде того человека, которому некогда оказала она милость.

– Что с тобой? – спросил ее Ангел.

– Я желаю сделаться христианкой, и, увы, никто не хочет сказать обо мне.

– Вправду ли ты желаешь?

– Да, и прошу и тебя об этом.

– Не падай духом! Я приведу кого-нибудь, и тебя примут в лоно Церкви.

Ангел приводит еще двух Ангелов, и они относят ее в церковь. Потом, приняв вид известных сановников при особе наместника, приглашают клириков, в обязанности которых было крестить новообращенных. Клирики спрашивают сановников:

– Ручается ли ваша любовь за нее?

– Да! – отвечают они.

Клирики совершили все, что следует по чину над готовящимися ко крещению, и окрестили ее во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Потом облекли ее в одежды новокрещеных. Ангелы перенесли ее в дом, куда она вернулась в белых одеждах. И, положив ее, стали невидимы.

Соседи, увидав ее в белых одеждах, спрашивали:

– Кто окрестил тебя?

– Кто-то пришел, – отвечала она, – отнесли меня в церковь, сказали клирикам, и они окрестили меня.

– Да кто же именно? Какие клирики?

Об этом она ничего не могла сказать. Доложили епископу; тот призвал клириков, приставленных к крещению.

– Вы ли окрестили ту женщину? – спросил он.

Те не отреклись, подтвердили и сказали, что были приглашены для того таким-то и таким-то из сановников при правителе. Епископ посылает за указанными лицами и спрашивает у них, точно ли они поручились за девицу?

– Ничего мы не знаем, – отвечали те. – Не знаем и тех, кто сделал это.

Тогда епископ понял, что это дело Божие. Пригласив новокрещеную, он спросил:

– Скажи мне, дщерь моя, что сделала ты доброго?

– Я – блудница и бедная... Что же доброго могла я сделать?

– Так-таки и не знаешь за собой ни одного доброго поступка?

– Нет... вот разве это... однажды я увидала неизвестного мне человека, собиравшегося удавиться: его сильно теснили заимодавцы. И, отдав ему все мое состояние, я избавила его от беды...

И, сказав это, она почила в Господе, получив отпущение своих вольных и невольных прегрешений.

Епископ прославил Господа: Праведен еси, Господи, и правы суды Твои! (ср.: Пс. 118, 137).

В наше грешное время нередко приходится слышать такое мудрование: «Ныне нет чудес, Ангелы не приходят с неба поучать людей, как в древние времена». Правда ли это? Господь наш Иисус Христос вчера и днесь Тойже, и во веки...(Евр. 13, 8). Для того чтобы иметь общение с Ангелами, нужно иметь и свойства ангельские, нужно иметь чистоту сердца и детски-ангельскую простоту веры. Где есть то и другое, там возможно и видение Ангелов. Вот что рассказывал в Бозе почивший московский святитель, митрополит Иннокентий, о том времени, когда он проповедовал веру Христову на Алеутских островах.

«В апреле 1825 года, в Великий пост, отправился я в первый раз на остров Акун к алеутам. Подъезжая к острову, я увидел, что они все стояли на берегу нарядные, как в торжественный праздник, и когда я вышел на берег, они радостно бросились ко мне. Я спросил их, почему они такие нарядные? Они отвечали: «Потому что мы знали, что ты выехал и сегодня должен быть у нас. И мы на радостях вышли на берег, чтобы встретить тебя». – «Кто же вам сказал, что я буду у вас сегодня, и почему вы меня узнали, что я именно отец Иоанн?» – «Наш шаман, Иван Смиренников, сказал нам об этом и описал нам твою наружность так, как теперь видим тебя».

Это обстоятельство чрезвычайно меня удивило, но я все это оставил без внимания и стал готовить их к говению. Явился ко мне этот шаман и изъявил желание говеть, он ходил очень аккуратно, и я все-таки не обращал на него особенного внимания и, приобщив его Святых Тайн, отпустил... И что же? К моему удивлению, он после причастия отправился к своему тоену (старшине) и высказал ему неудовольствие на меня за то, что я не спросил его на исповеди, почему алеуты называют его шаманом, так как ему крайне неприятно, что его так зовут и что он вовсе не шаман.

Тоен, конечно, передал мне неудовольствие Смиренникова, и я тотчас же послал за ним для объяснения. Когда посланные отправились, то Смиренников шел им навстречу со следующими словами: «Я знаю, что меня зовет священник, отец Иоанн, и я иду к нему». Я стал подробно расспрашивать его о жизни, и на мой вопрос, грамотен ли он, Иван ответил, что хотя и неграмотен, но Евангелие и молитвы знает. Тогда я просил его объяснить, почему он знает меня, так что даже описал своим собратьям мою наружность, и откуда узнал, что я в известный день должен явиться к ним и что буду учить их молиться? Старик отвечал, что ему все это сказали двое его товарищей. «А кто же эти двое, твои товарищи?» – спросил я его. «Белые люди, – отвечал старик, – они, кроме того, сказали мне, что ты, в недалеком будущем, отправишь свою семью берегом, а сам поедешь водою к великому человеку и будешь говорить с ним». «Где же эти твои товарищи, белые люди, и что это за люди?» – спросил я его. – «Они живут здесь недалеко, в горах, и приходят ко мне каждый день». – «Когда же явились к тебе эти белые люди в первый раз?» Он отвечал, что вскоре по крещении его иеромонахом Макарием явился ему прежде один, а потом и два духа, не видимые никем другим, в образе человеков, белых лицом, в одеяниях белых и, по описанию его, подобных стихарям, обложенным розовыми лентами, и сказали ему, что они посланы от Бога наставлять, научать и хранить его.

И в продолжение тридцати лет они, почти каждодневно, являлись ему днем или к вечеру, но не ночью. А являясь, во-первых, наставляли и научали его всему христианскому богословию и таинствам христианской веры; во-вторых, подавали ему самому и, по прошению его, другим, впрочем, весьма редко, помощь в болезнях и при крайнем недостатке пищи. Но, в рассуждении помощи другим, они всегда отвечали на прошение его тем, что они спросят у Бога, и если благоволит Он, то исполнят; в-третьих, иногда сказывали ему происходящее в других местах и, весьма редко, будущее; но всегда с тем, если то угодно Богу открыть, и уверяли, что они не своею силою все это делают, но силой Бога Всемогущего.

И хотя их учение есть учение Православной Церкви, но я, зная, что и бесы веруют и трепещут, усомнился, не хитрая ли и тончайшая это сеть искони лукавого, и спросил его, как они учат молиться, себе или Богу, и как учат жить с другими. Он отвечал, что они учат молиться духом и сердцем, и иногда молятся с ним весьма долго, и учат исполнять, словом, все чистые христианские добродетели (кои он подробно мне рассказал), а более всего советуют наблюдать верность и чистоту. Как в супружестве, так и вне супружества (и это, может быть, потому, что здешние жители более всего склонны к этому). Сверх того, учили его и другим внешним добродетелям и обрядам: как изображать крест на теле, не начинать никакого дела, не благое ловясь, не есть рано поутру, не жить вместе многим семействам, не есть вскоре убитой рыбы и зверя еще теплого; а некоторых птиц и животнорастений морских совсем не употреблять в пищу, и многому другому.

После этого спросил я его, являлись ли они ему ныне, после исповеди и причастия, и велели ли слушать меня? Он отвечал, что являлись как после исповеди, так и после причастия и говорили, чтоб он никому не сказывал исповеданных грехов своих и чтоб после причастия вскоре не ел жирного, и чтоб слушал учения моего, но не слушал промышленных, т. е. русских, здесь живущих; и даже сегодня на пути явились ему и сказали, для чего я зову его, и чтоб он все рассказал и ничего бы не боялся, потому что ему ничего худого не будет.

Потом я спросил его: когда они являются ему и что он чувствует – радость или печаль? Он сказал, что в то только время, когда он сделает что-нибудь худое, то, увидя их, чувствует угрызение совести своей, а в другое время не чувствует никакого страха; и так как его многие почитают за шамана, то он, не желая таковым быть почитаем, неоднократно говорил им, чтоб они отошли от него и не являлись ему; они отвечали, что они не диаволы и им не велено оставлять его, и на вопрос его, почему они не являются другим, они отвечали ему, что им так велено.

Дабы удостовериться, точно ли являются ему пестуны его, я спросил его: «Могу ли я видеть и говорить с ними?» Он отвечал, что не знает, а спросит у них; и действительно, через час приходит и говорит, что они сказали на то: «И что он хочет еще знать от нас? Ужели он еще почитает нас диаволами? Хорошо, пусть видит и говорит с нами, если хочет»; и еще сказали нечто в одобрение мое; но я, дабы не сочтено было за тщеславие со стороны моей, умолчу о сем. Тогда что-то необъяснимое произошло во мне, какой-то страх напал на меня, и полное смирение. «Что, ежели в самом деле, – подумал я, – увижу их, этих Ангелов, и они подтвердят сказанное стариком? и как же я пойду к ним? Ведь я же – человек грешный, следовательно, и недостойный говорить с ними, и это было бы с моей стороны гордостью и самонадеянностью, если бы я решился идти к ним; и, наконец, свиданием моим с Ангелами я, может быть, превознесся бы своею верою или возмечтал бы много о себе...»

И я, как недостойный, решился не ходить к ним, – сделав предварительно, по этому случаю, приличное наставление как Ивану Смиренникову, так и его собратьям алеутам, чтобы они более не называли Смиренникова шаманом». Так заканчивает святитель свой рассказ.

Я, нижеподписавшаяся, жена священника Калужской губернии, Мещовского уезда, села Неходова, Ирина Афанасьева Смирнова, 53-х лет, страдала около 25-ти тяжкой головной болью и другими телесными недугами, и особенно болью в животе. Болезни мои всегда сопровождались истерическими припадками и кончались рвотою. От тяжких страданий я нажила себе еще новую болезнь – порок сердца, как определили врачи. От этой болезни, по заключению врачей, особенно нашего земского – Николая Ивановича Орлова – я должна была умереть, так сказать, преждевременно и неожиданно.

Много я лечилась у разных врачей, бывала и в Москве, но главной заботой у меня было – молить Господа Бога и Его Пречистую Матерь о помиловании, а святых угодников Его о заступлении и подании помощи мне, тяжко страждущей. Хотя о болезни своей я и не говорила, как следует, ни мужу, ни детям, чтобы не пугать их и не огорчать, а между тем мой неистовый иногда крик, кувырканье по постели яснее слов говорили о страданиях моих и повергали не только своих, но и чужих в грусть и тоску и невольно исторгали из глаз слезы. Наконец, и для меня взошла отрадная и незабвенная заря!

Узнав, что 9 сентября 1896 года будет открытие мощей святителя Феодосия (Углицкого) Черниговского чудотворца, я, несмотря ни на какие препятствия, напутствуемая одним только благословением своего мужа, не сказав даже родным своим, отправилась в неведомую для меня страну искать помощи себе у новоявленного чудотворца, святителя Феодосия.

Первое мое опасение – как я поеду, одинокая, больная? – угодник Божий Феодосии, которому усердно молилась я, устранил тем, что на первой же станции железной дороги послал мне добрую и благочестивую монахиню Селафиилу: с ней я, как с родной сестрой, самой близкой и сердечной, в страшной тесноте и духоте от множества набившегося по вагонам народа, благополучно добралась до Чернигова накануне открытия мощей, еще до всенощной, где угодник Божий, как я верую, указал мне хорошую и покойную квартиру, недалеко от собора.

Из-за множества народа и страшной тесноты я, по слабости своей, на четвертый день только удостоилась приблизиться к цельбоносной раке и облобызать нетленное тело святителя и чудотворца Феодосия. Как я молилась в тот час, как я просила о спасении меня, грешной, – это знает только сердцеведец Бог и Его угодник Феодосии. На другой день я тоже была в соборе, слушала Литургию и молебен и удостоилась еще приложиться к мощам святителя, а на шестой день, со спутницею своею, на пароходе отправилась в Киев для поклонения святыням киевским.

От утомления я уснула, и – о чудо! Вижу я, как наяву, ко мне, недостойной грешнице, подошел святитель Божий Феодосии, в архиерейском облачении, и, сказав: «У тебя болит сердце», – своей святой рукой положил мне на грудь щепотку соли на самое больное место и удалился. Когда святитель Феодосии спрашивал меня о болезни сердца, я, по его просьбе, раскрыла грудь. Моя спутница, заметив это и не зная причины моего поступка, но видя, что я это делаю при всех, подошла ко мне, стала закрывать грудь и случайно разбудила. С того момента, как святитель Феодосии положил мне на грудь соль, я не чувствую никакой боли в сердце, никаких неприятных ощущений, и сердце мое стало биться по-прежнему, как и в былое время, когда я была совсем здорова.

Побывав в Киеве у всех святых мест, я с сильною головною болью, простившись с монахиней Селафиилой, отправилась обратно домой в вагоне 2-го класса. Уснув дорогой на диванчике, я вторично удостоилась видения святителя Феодосия в блестящем святительском облачении, в митре и с посохом в руке, – он, Чудотворец, подошел ко мне, положил святительскую свою руку на одну сторону моей головы, со словами: «Боль головы пройдет», – благословил меня и удалился. В ту же минуту, вижу я, как наяву, из этой части головы через нос потекла ручьем кровь, сначала испорченная, а потом чистая, и долго текла, затем стала течь вода; проснулась я и чувствую, что мне стало намного легче.

Поблагодарив Бога и Его дивного угодника Феодосия, я рассказала ехавшим со мною о своем видении и исцелении. Другая половина головы исцелилась по приезде домой: распухла щека и во рту образовался большой нарыв, который через несколько дней прорвался, и осталась большая рана, но и она, будучи помазана маслом, привезенным от мощей святителя Феодосия из Чернигова, скоро зажила. Теперь и в этой половине головы не чувствуется никакой боли и здоровье полностью вернулось ко мне.

Приписывая свое исцеление всецело чудодейственной силе святителя Феодосия, я, по совету и благословению милостивого архипастыря своего, епископа Калужского Макария, которому в бытность его в селе нашем, в июне месяце сего 1897 года, сообщено было о моем исцелении, решилась поведать всему миру, что дивен Бог во святых Своих, что угодникам Своим Он дает по благости и правосудию Своему чудодейственную силу исцелять недуги и болезни с верою и любовью притекающих к ним и просящих у них помощи и заступления.

Слава Тебе, Боже, благодеющему нам, милующему нас и в лице угодников Своих подающему скорую помощь тем страдальцам, у которых надежда на помощь людскую, после многих испытаний, оказывается безнадежною!

Для подтверждения того, что я действительно выздоровела и об исцелении своем святителем Христовым Феодосием говорю сущую правду, по чистой христианской совести, прилагаю удостоверение земского врача, постоянно в последнее время лечившего меня – Николая Ивановича Орлова.

Жена священника Ирина Смирнова.

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Сим по долгу службы и присяги удостоверяю, что жена священника Мещовского уезда, села Неходова, Ирина Афанасьева Смирнова несколько лет страдала органическим пороком сердца (уШшп огашсшп соппз): сильное сердцебиение, одышка, вместо тона шум и перебои. Вследствие вышеозначенного страдания нередко появлялись у ней припадки грудной жабы: чувство страха, стеснения в груди, недостаток воздуха и немое сильное сердцебиение и одышка. От вышеописанной болезни я и другие врачи лечили больную и помогали ей, но вполне излечить это страдание, по крайней мере, в настоящее время, наука бессильна, и больная в скором времени должна была неизбежно умереть.

Когда 20 июля текущего года меня пригласили вновь и просили приехать как можно скорее, я думал, что повторилась та же самая болезнь. По осмотру больной оказалось, что она больна другою болезнью: воспалением желудка и кишок. При исследовании сердца, к великому удивлению моему, оказалось, что оно вполне нормально: тоны его чисты, шума нет, пульс правильный, перебоев нет.

Откровенно говоря, я себе не поверил и на следующий день, когда с другим врачом еще раз навестил больную, которой стало много лучше, мною и им снова произведено было подробное исследование сердца, и мы оба вполне убедились, что оно совершенно нормально.

1897 года июня 26-го дня.

Врач Мещовского земства,

Зубовского врачебного пункта,

коллежский асессор Н. И. Орлов.