Часть 1, Глава 12Часть 1, Глава 14

I. Слова при посещении паств

Слово при обозрении епархии, сказанное в Святогорской сельской церкви 21 августа 1842 г.

Не без глубокой горести совершили бы мы ныне служение в этом храме; не без смущения и, может быть, не без слез начали бы настоящую беседу свою с вами, братие мои, если бы нам довелось священнодействовать и беседовать в этом храме не теперь, а в прежнее время. Ибо что видим мы здесь вокруг себя? Видим большей частью развалины, свидетельствующие о благочестии времен древних и об охлаждении в вере времен новых. Место, рукой Самого Творца преукрашенное и видимо выставленное на удивление всем зрящим, которое посему из всех подобных мест в краю нашем одно удостоилось носить в устах народа название святого; обитель благочестия, упредившая бытием своим едва не все прочие обители отечественные, со всей верностью отразившая в себе великотруженический образ жизни святых отшельников Киево-Печерских и перестоявшая все ужасы времен Батыя и Тамерлана; храм, куда целый юг древней России стекался славить имя Божие – и в часы счастья, и в годину искушений, в котором, идя на брань, проливали мольбы за Отечество и брали благословение благоверные князья российские и где, по окончании брани, находили для себя первое и ближайшее успокоение; пещеры, бывшие свидетелями подвигов самоотвержения самого высокого, увлажненные слезами святых тружеников и, без сомнения, кровью многих мучеников, – все это, оставленное без внимания, преданное запустению, отданное на попрание бессловесным!.. И в какое время? – Когда страна наша давно ограждена миром и благоденствием; когда домы наши непрестанно расширяются и едва не спорят в высоте с горами; когда отыскиваются, поддерживаются и хранятся со всеусердием, как святыни, всякого рода памятники древности!.. При таком положении сего святого места, среди этих развалин и запустения, духовному пастырю страны, пришедшему для посещения сих Святых гор, явно приличествовало бы не тихое и спокойное собеседование Иакова или Петра, а горький плач Иеремиин и громкое рыдание Иезекиилево...

Но, благодарение Творцу времен и Владыке мест, держащему в деснице Своей судьбы всех и всего! Не знаем в награду за что, но чувствуем, что нам суждено явиться здесь в то самое время, когда вместо выражения общей печали мы можем быть провозвестниками всеобщей радости.

Да, братие мои, нашлись, наконец, долго ожидавшиеся ревнители благочестия, явились души, которые по примеру великих восстановителей Иерусалима – Ездры и Неемии, пламенеют ревностью к вознаграждению этого святого места. Прольем теплые молитвы к Воссоздателю всяческих, да низпослет на преднамереваемое ими дело Свое всесозидающее благословение и подаст доброте их силу совершить все, что взошло и взойдет на сердце христолюбивое. А между тем, для собственного назидания, обратимся от внешнего ко внутреннему.

И для нашего ока нечистого тяжело видеть развалины дома Божия, запустение обители благочестия. Но это – развалины стен, воздвигаемых и сокрушаемых рукой человеческой, которым, по самому существу их, нельзя оставаться вечными. Как же тяжело должно быть для пречистого ока Божия, когда оно взирает на развалины храма нерукотворенного, вечного, находящегося в душах человеческих! – Между тем, сколько этих драгоценных развалин по земли! Говорю «драгоценных», ибо что значат все издержки и труды, употребляемые на сооружение зданий, в сравнении с тем, чего стоило для любви Божией основание и создание храма Своего в душах наших? Для этого надлежало Самому Сыну Божию сойти на землю, принять плоть нашу и положить за нас на Кресте душу Свою. После таких средств, при столь великих строителях как бы храму Божию не быть прочным и твердым в душе человеческой, не блистать всегда благолепием и святостью?

Но приходит в душу грех с полчищем страстей, – и все превращает11. Мирное служение Богу – мыслями, чувствами и деяниями, верой, любовью и упованием, прекращается; вместо его начинают слышаться дикие вопли страстей, буйные порывы гнева, ненависти и сладострастия, то есть начинается служение сатане... Вслед за этим, по духу разрушения, неотлучному от духа разврата, все во внутреннем храме души слабеет и клонится к падению. Ум приходит в развалины: светлые и чистые понятия о Боге и Его святом законе, о вечности и воздаянии за добро и зло, о истине, правде и благолепии тускнут, покрываются пылью, выходят, так сказать, из своих мест и теряют силу поддерживать человека. Сердце приходит в развалины: нет более стройности чувств, нет согласия во внутренних движениях, нет воодушевления на добро, нет любви чистой, «николиже» отпадающей (1Кор. 13:8). Самая совесть приходит в развалины: от нее остаются токмо слабые, и то не всегда слышимые внушения добра и отвращения от зла.

Прийдя в развалины12, и храм душевный, подобно храмам чувственным, становится виталищем ночных птиц и гадов нечистых, – я разумею мрачные плотские помыслы и душетленные пожелания греховные. Мало того; как среди развалин, в дремучем лесу нередко избирают себе пристанище люди, отверженные обществом – тати и душегубцы, так между развалинами храма душевного – всегдашнее, любимое жилище духов злобы поднебесной...

Судя посему, как бы бедному грешнику не чувствовать своего ужасного положения? Но он не чувствует этого, не видит своих внутренних развалин, почитает себя целым и безопасным, радуется даже нередко своему блаженному, как он думает, состоянию! До того грех и страсти ослепляют грешника, портят его мысли и суждения, извращают его ум и сердце! Эти духовные развалины кажутся нередко и для других прелестными, подобно развалинам вещественным, потому что они также покрыты мохом, увиты павиликой, испещрены цветами, – то есть потому, что в развращенном человеке остаются следы модного образования, проблески вкуса мирского, цветы воображения, остроумие, бездушная уветливость и любезность плотская.

Посему-то, братие, первое правило человека, не отрекшегося от своего спасения, – никогда не доверять своей наружной честности, своим, так называемым на языке мира, прекрасным качествам. Пусть удивляется и любуется ими мир, а мы должны смотреть на них испытующим оком совести. Почему? Потому, что все это может быть ни что иное, как одни жалкие развалины внутреннего храма души, приобретшие некий вид красоты и занимательности от самой давности своего разрушения.

Как же, вопросит кто-либо, узнать, что храм души нашей цел и благоустроен? – Так же, как узнают это в отношении к храмам наружным: сравнением состояния и вида их с чертежом, по которому они строены. «Чертеж» внутреннего храма – в Евангелии и совести нашей, потому с ними должно как можно чаще справляться о своем душевном состоянии тому, кто не хочет быть подобен развалинам. Вместе с этим, прилежно да помним, что в нас, доколе остаемся на земле, все еще нет целого и полного храма души в том совершенстве, какое он должен иметь по намерению Небесного Архитектона.

Во всю жизнь нашу должен он воссозидаться и благоустраиваться; вершину же и крест на нем ставит один ангел смерти... Наш долг потому смотреть ежедневно, не прекращается ли духовная работа, нет ли отступлений от плана, надлежащие ли употребляются материалы, с усердием ли и прочностью происходит дело, – то есть не оставляется ли нами когда-либо попечение о душе нашей и усовершение себя в делах благих? на вере ли в Господа Иисуса и всеискупляющем Кресте Его зиждем мы свое спасение? скрепляется ли зиждимое терпением и самоотвержением, украшается ли любовью и милосердием, возвышается ли от всепревосходящего смирения? Вот о чем должны мы прилагать попечение, а не думать, что внутренний храм наш уже кончен и нам остается только праздновать его освящение. Нет, это великое празднество совершится не здесь, а там, если даст Господь, в светлых обителях Отца Небесного. Аминь.

* * *

11

Разрушает – Ред.

12

Разрушившись – Ред.

Комментарии для сайта Cackle