Рим – Константинополь – Москва

Содержание

Введение

В данной книге выдающегося богослова и историка Церкви протопресвитера Иоанна Мейендорфа собран ряд его статей, посвященных различным историческим и богословским вопросам взаимоотношений между Восточной и Западной ветвями христианства. В статьях обсуждаются важные аспекты расхождений, возникавших между двумя частями христианского мира, дается оценка попыткам преодолеть раскол между православными и католиками. Рассматриваются также проблемы, связанные с падением Византии и возрастанием роли России как державы, играющей роль центра мирового Православия.

Введение

В настоящей книге собраны статьи, посвященные различным историческим и богословским вопросам, возникавшим в течение столетий между Востоком и Западом. Первое и четвертое исследования печатаются впервые. Другие публиковались в разных изданиях. В них обсуждаются некоторые аспекты расхождений между двумя частями христианского мира, дается оценка некоторым попыткам исцелить раскол. Кроме этого, в них также рассматриваются проблемы, связанные с падением Византии и возрастанием роли России как основного центра православной миссии и мысли.

Подходящий к концу XX век был свидетелем, может быть, наиболее значительной попытки экклезиологического сближения – постановлений Второго Ватиканского собора. Собор этот частично следовал тому «возврату к [святоотеческим] источникам» и «литургическому движению», который после второй мировой войны восстановил в европейском (особенно французском и немецком) римо-католичестве престиж восточно-христианского богословия. Документы собора хотя и не разрешают всех проблем, все же вновь утверждают экклезиологию, основанную на местной евхаристической общине, богословие епископата, основанное на соборности, понятие мирян как «народа Божия». Все это было общей почвой для диалога с православной Церковью. Собор попытался также обратиться к «современному» миру с тем, что папа Иоанн XXIII назвал aggiornamento. Некоторые из его установок были интерпретированы как принятие предпосылок секуляризма. Эта интерпретация развязала подспудные силы, ранее осужденные как «модернизм». Во многих западных странах эти силы были очень активны и соответствовали подобным же секулярным течениям в протестантстве. Сближение с православием, что, несомненно, было одной из основных мотиваций собора, потонуло в своего рода триумфализме «модернизма», в котором Церковь теряла самую свою сущность. Это, в свою очередь, привело к значительному ослаблению римо-католичества, в особенности в индустриальном западном обществе Европы и Америки.

При развитии этих драматических процессов для большинства западных христиан православная Церковь представлялась далекой и неприемлемой. Ее богословское свидетельство было слишком слабым, чтобы быть услышанным. Лишь немногие специалисты знали о существовании православной альтернативы западным течениям. Это отсутствие православного свидетельства было фактически столь же трагично, как и во времена Реформации XVI-XVII веков, когда оно могло бы помочь преодолеть разделение между Римом и протестантством. В те времена православие было отделено от Запада турецким владычеством на Балканах и Ближнем Востоке. В наш XX век подобную же роль сыграл «железный занавес». В православных Церквах Восточной Европы, в особенности в Русской Церкви, интеллектуальные и духовные центры были уничтожены, духовная элита физически обезглавлена, богословие задушено отсутствием публикаций и критики. Тысячи и тысячи истинных мучеников за веру свидетельствовали о силе христианства. Но многие ли на благополучном Западе уделяли внимание их свидетельству? После Второго Ватиканского собора, конечно, существовала дипломатически поддерживаемая знаменательная связь между Римом и вселенской патриархией Константинополя. В это время состоялся такой впечатляющий акт, как «снятие анафем» в 1965 г. Взаимные визиты подчеркивали тот экуменически важный факт, что Рим признал своего рода «равный ему центр», существующий вне общения с ним. Однако все, что из этого логически вытекало, не обсуждалось по существу.

При папе Иоанне Павле II римо-католичество активно восстанавливает структуры власти и дисциплины, ослабевшие при двух предыдущих папах. Это делается медленно, но верно во имя хорошо известного принципа «Петрова» авторитета. Будущее покажет, восстановит ли Римская Церковь в полноте ту монолитность, которая была ей присуща до Второго Ватиканского собора, или же это окажется невозможным. Тем временем экклезиологические различия между Востоком и Западом остаются четко очерченными.

С падением коммунистической империи внезапно и совершенно неожиданно возникло новое положение. После семи десятилетий преследований на огромных территориях, где православная Церковь господствовала столетиями, религиозная свобода представляет собой самую заметную нравственную и духовную победу веры со времени принятия христианства Римской империей в IV веке. Этой новой свободой воспользовались также крупные римо-католические и протестантские общины.

Казалось бы, теперь наступило время, когда все христиане могли бы – в той мере, в какой это им позволяют различия между ними, – сотрудничать в осуществлении единой задачи миссии и евангелизации. Однако мы видим лишь новое и острое противостояние между Римом и православием в формах, которые ничуть не изменились с XVII века.

В прошлом были виноваты, конечно, обе стороны. Но и происходящая теперь, часто грубая, борьба за каждый храм или кусок земли, восстанавливающая христиан против христиан, истинно демонична, и не только потому, что этим посрамляется христианская вера перед неверующими, но также и потому, что это не имеет никакого реального духовного или богословского содержания. Так же как в противоборстве между католиками и протестантами в Ирландии, сербами и хорватами в Югославии, религия здесь служит прикрытием националистических и политических идеологий.

Несмотря на крах экуменических мечтаний, который иллюстрирует эти события, долг богословов состоит в том, чтобы оставаться экуменическими в своем богословии и пролагать путь к тому времени, когда подлинные вопросы смогут снова обсуждаться sine иrае¹. К счастью, мы здесь, на Западе, обладаем всеми возможностями для такой работы, бесстрастной и серьезной.

Для того чтобы сделать диалог возможным, наши католические братья и сестры должны признать, что православие является подлинным историческим и богословским вызовом, относящимся не только к сохранению «восточного» обряда и фольклора, но и к истинному пониманию христианской веры. Православные же, со своей стороны, должны превозмочь свои оборонительные позиции, созданные давнишней подозрительностью и отрицательным историческим опытом столкновений с римо-католическим авторитаризмом, и встать на истинно «кафолическую» (соборную) позицию, твердо придерживаясь того, в чем они видят Истину. Эта «соборность» предполагает любовь, миссию, свидетельство на Западе и принятие всего, что в западном христианстве действительно подлинно и хорошо. Православным нужно было бы признать, что римо-католическая Церковь, несмотря на свои крайне печальные «империалистические» тенденции, при помощи самой системы своего управления (которую мы, православные, отвергаем), является, тем не менее, в настоящее время наиболее мощным организмом, возвещающим христианство в мире.

Все это делает серьезный диалог богословски и нравственно обязательным. Он должен быть основан не на релятивизме, а на взаимном уважении и правдивой информации. Единство христиан, может быть, и не будет достигнуто до последнего дня, но христианская эсхатология не должна оправдывать безразличие и пассивность. Она есть суд над теми, кто не ищет единства в Истине, о которых Господь молился перед Своими страданиями.

С другой стороны, диалог не может сводиться только к обсуждению отдельных догматических различий – filioque, догмата о непорочном зачатии Богоматери или же о папском примате. Эти основные различия могут быть преодолены, только если будет найдено общее понимание того, что делает человека христианином, – учения о спасении.

Некоторые из публикуемых ниже исследований являются попыткой обсуждения тех проблем, которые появлялись в восточной традиции – начиная с Византии и заканчивая Россией и современным богословием. Знаменательно то, что в православной Церкви никогда не было такого периода, когда богословы совершенно теряли бы из виду христианский Запад. С XVI по XIX век явление, названное о. Г. Флоровским «западным пленением», отражало утрату большинством православных богословов своих собственных святоотеческих корней. Очень часто их богословствование сводилось лишь к слабому участию в западных спорах между Реформацией и Контрреформацией. Этот период богословского упадка объясняется в значительной степени теми историческими условиями, в которых православный Восток остался без школ, без литературы и без возможностей развивать независимую мысль. Вера сохранялась благодаря строгой приверженности к богослужению, обучению через литургические песнопения и восприятию монашеского благочестия и практики духовной жизни. Даже в наше время, когда произошло богословское возрождение, православные богословы, освободившись от механической зависимости от Запада, тем не менее продолжают богословствовать с общим учетом западного христианства: они по существу никогда не прекращали диалога. Этого, к сожалению, нельзя сказать о Западе, успех и самоудовлетворенность которого не всегда оставляли возможности для «памятования» о восточных корнях христианской веры. Восточные Отцы издавались (и до сих пор издаются), переводятся и изучаются специалистами, но с ними редко считаются великие творческие умы Западного христианства.

Итак, диалог между Востоком и Западом следует продолжать на всех уровнях богословской мысли «интегрально», целостно. Конечно, его результат в руках Божиих, но и Он все же призывает нас к свободному усилию для осуществления Его воли о христианском единстве.

Я хочу также добавить, что категории «Востока» и «Запада» в наше время относятся только к тому историческому разветвлению, которое произошло в средние века. Теперь они имеют очень незначительное географическое и культурное значение. Как я уже сказал, Россия, особенно после XX века, стала частью Европы, и происходившие в ней богословские процессы вполне учитывали западные методологические категории. С другой стороны, изучение восточных Отцов принесло плоды на Западе. И православные учебные заведения и общины сейчас нормально входят в состав христианского общества как в Европе, так и в Америке.

Поэтому суть дела заключается не в сохранении культурных категорий, сформировавшихся в далеком прошлом, а в истинной «соборности» христианского благовестия для современного мира.