Приложения к четвёртой части собственноручных записок Иосиф, Митрополита Литовского № 1. Список с отношения к обер-прокурору Св. Синода графу Протасову, от 7 марта 1844 года за № 443, касательно новых штатов для Виленских Св. Духова и Троицкого монастырей и переименоваия первого лаврою

В Вильне имеется два первоклассных монастыря; но как штат для них такой же, как и для других сего класса монастырей, тогда как содержание в Вильне гораздо дороже, иногда вдвое против других епархий, то, естественно, приглашение сюда хороших иноков всегда встретит непреоборимые затруднения, как показал совершенный неуспех недавнего вызова иноков в Литовскую епархию. С другой стороны, Виленский Святодухов монастырь, бывший центром противоборства пагубной для Православия Унии, устоявший в Православии при всех гонениях и превратностях и хранящий нетленные мощи трёх первых мучеников в Литве: Антония, Евстафия и Иоанна, – заслуживает, чтобы его не только поддержать, но и возвысить в тамошнем крае. Напротив, Виленский Святотроицкий монастырь, потерявший своё значение чрез принятие Унии и не имеющий ныне никакого влияния, может быть обращён к более полезному назначению, – тем паче, что огромные здания оного не могут быть заняты и в половине, хотя бы в них поместить полный штат первоклассного монастыря.

По сим причинам, для обеспечения Вильна хорошими иноками и возвышения здесь Православной иерархии, я полагаю весьма полезными следующие меры: 1) Виленский Святодухов первоклассный монастырь возвесть в звание лавры, с тем, чтобы священно-архимандритом оной был всегда местный преосвященный; 2) для лавры сей назначить новый штат, по прилагаемому при сем проекту; 3) Виленский архиерейский дом соединить в хозяйственном отношении с лаврою; 4) Виленский Святотроицкий монастырь обратить на помещение епархиальной семинарии, переводимой из Жировиц, с оставлением здесь только штата третьеклассного монастыря, коего настоятелем должен быть всегда ректор семинарии; 5) штатную сумму, остающуюся от перечисления Виленского Святотроицкого монастыря из первоклассного в третьеклассный, обратить на штат Виленской Святодуховой лавры, в соединении с прежнею её штатною суммою; и 6) при Виленском Святотроицком третьеклассном монастыре оставить из принадлежавших оному до сего домов: а) Прокшинский, б) Шарипинский, в) на монастырском дворе состоящий, и г) плац, Кособудзким арендуемый; а прочие все дома перечислить к лавре, на усиление средств её в предстоящем соединении с архиерейским домом.

В полном убеждении, что предположения сии соответствуют совершенно цели прочного основания в Вильне Православной иерархической власти, долгом поставляю просить покорнейше предстательства Вашего Сиятельства, чтобы они приведены были в действо: тем более, что для сего не требуются никакие новые от казны пожертвования.

Для устранения всяких недоумений, неизлишним считаю присовокупить следующие замечания: 1) Виленский Святотроицкий монастырь гораздо больше Жировицкого, а следовательно, в нём семинария и штат третьеклассного монастыря, с некоторою внутреннею переделкой зданий, поместятся весьма удобно; 2) Троицкий монастырь при семинарии останется в тени, да притом здания оного, за малым исключением, будут содержаться от семинарии, почему третьеклассный штат, для сего монастыря оставляемый, вместе с доходом от поименованных выше домов и плаца, составляющим по нынешним арендным контрактам 727 рублей 38 коп. сер., обеспечит безбедное его содержание; имея давно в виду нынешние предположения, я оставил в Святотроицком монастыре только четырёх воссоединённых иеромонахов и одного иеродиакона, так что со стороны иноческого общества не может быть никакого неудовольствия, ибо сим пяти инокам можно дать легко назначение, более нынешнего для них выгодное и лестное; 4) при составлении штата для лавры, я не столько имел в виду умножать прежнее число иноков (оно увеличено только восьмью человеками), сколько улучшить их содержание, дабы иметь достойных представителей Православного монашества, и в сей единственно цели положил жалованье наместнику наравне с второклассным, а казначею с третьеклассным настоятельским; 5) дома Троицкого монастыря, всего шесть, перечисляются к лавре преимущественно для поддержания архиерейского дома, так как для сего нет других средств – дома сии по контрактам должны вносить 3,224 руб. 70 коп. сер.; но, по чрезвычайному нынешнему упадку Вильна, все арендаторы просят сбавки вносимой ими аренды или отказываются от контрактов, так что доход этот окажется незначительным, тем более, что важная оного часть должна обращаться на поддержание этих же домов.

Эта сумма ровно покрывается прежнею штатною суммою Виленского Святодухова монастыря 3,185 р., и суммою 1,645 руб. сер., остающеюся от штатной суммы Виленского Святотроицкого монастыря, за перечислением оного из первого в третий класс.

Отношениями, от 1 июня 1841 и 28 июля 1842 годов, за №№ 751 и 934, просил я между прочим посредства Вашего Сиятельства, чтобы находящийся в трёх вёрстах от Вильна, упразднённый уже давно Римско-католический Тринопольский монастырь отдан был на загородный архиерейский дом, а принадлежащая к нему земля пахотная, под лесом и кустарниками, отведена была в число угодий архиерейского дома. Эта моя просьба не удовлетворена до сих пор, за происходящею перепиской о строениях того монастыря, назначенных в ведомство военного министерства, и об отпуске суммы для открытия фронта Виленского Николаевского собора, взамен уступаемых гражданскому ведомству зданий бывшего в Вильне анатомического театра: так что для Виленского архиерейского дома не отведено доныне никаких угодий, ни назначено штатных служителей. Не пользуясь сими выгодами по архиерейскому дому, я не имею штатных служителей и по состоящему в моём ведении Виленскому Свято-Троицкому монастырю; да и земли тридцать десятин отведено сему монастырю в прошлом году только в виде временной меры.

Как справедливость требует, чтобы мой архиерейский дом и монастырь воспользовались, подобно другим, угодьями, законом определёнными, и имея в виду предположение о соединении архиерейского Виленского дома с Виленскою Святодуховою лаврою, долгом поставляю просить покорнейше предстательства Вашего Сиятельства пред всемилостивейшим Государем, чтобы, в случае Высочайшего соизволения на сие последнее предположение, для Виленского архиерейского дома совокупно с лаврою, вместо земли, леса и штатных служителей, назначено было в возможной скорости, в окрестностях Вильна, по обоюдному соглашению епархиального начальства с начальством государственных имуществ, имение от полутораста до двухсот ревизских душ крестьян, и чтобы с тем вместе отведены были законом определённые рыбные ловли и мельница.

Просить о назначении постоянных крестьян вместо штатных служителей заставляет меня особенное положение тамошнего края. Имения казённые состоят здесь в аренде, и разумеется, интерес арендаторов требует не допускать назначения в штатные служители хороших людей. Наместник мой по Троицкому монастырю не согласился принять ни одного назначенного оному из бывшего монастырского имения Свиран штатного служителя, так как для сего избрали или ни к чему негодных, или негодяев. С другой стороны, крестьяне тамошней страны почти исключительно Римские Католики; и если выбор штатных служителей зависеть будет от арендаторов Римлян и чиновников, тоже по большей части сему исповеданию принадлежащих, под влиянием известного местного духа: то архиерейскому дому и лавре не только не ожидать исправной прислуги, но даже нельзя ручаться за безопасность ни лиц, ни заведений, – тогда как опасность эта устранится с крестьянами, находящимися в полной власти и под постоянным надзором духовенства.

Я вполне полагаюсь на милость правительства, что оно по мелким казённым расчётам не откажет выделить имение полезное, и тем обеспечить участь Виленского архиерейского дома и лавры. Эти заведения не могут полагаться на какие-либо сторонние доходы; а между тем по штатному положению на прокормление инока в лавре не имеется и трёх рублей серебром в месяц, да на этот счёт относится и прокормление служителей. Притом нельзя отказать в куске хлеба нищим, да и в постоянном прокормлении бедным иноверцам, приготовляющимся здесь часто к принятию Православной веры – и без пособия от угодий нельзя бы было удовлетворить сим потребностям, важным особенно в здешней иноверческой стране. Число двухсот душ крестьян, мною испрашиваемое в замен штатных служителей, не покажется преувеличенным, если сообразить, что из них только половина может быть рабочих; и как для одного архиерейского дома положено шестьдесят служителей, то на счёт лавры сорок человек остальных будет вовсе не много. В отношении количества земли, министерство государственных имуществ также не затруднится, если, оставя древнюю тридцатидесятинную пропорцию, обратится к Высочайшему повелению, объявленному Святейшему Синоду 4 июня 1835 года, по которому даже простым монастырям назначается от пятидесяти до ста пятидесяти десятин земли, да по особому закону такое ж количество леса – а следовательно, для лавры в соединении с архиерейским домом хотя бы и тысяча десятин не покажутся лишними.

Что касается Тринопольского монастыря и принадлежащей оному земли, предположенных для архиерейского дома, то всей земли здесь только около девяноста десятин, из коей пахотной до сорока десятин, а остальная под лесом, кустарниками и косогорами; следовательно, она вместе с монастырём Тринопольским может быть отдана на загородный архиерейский дом, независимо от испрашиваемого небольшого имения, – тем более, что имеется для сего в виду имение, в смежности с Тринопольскою землёю.

Семинария Литовской епархии, со времени основания оной в 1828 году, помещается в зданиях бывшего Жировицкого монастыря, вместе с преосвященным, с монашествующими, заменяющими кафедральный штат, с уездным, приходским и дьячковским училищами. Содержание семинарии лежало на имениях и капиталах, поступавших для сего от упразднённых, монастырей, с прибавлением впоследствии некоторых сумм от казны. Но из сего источника семинарское правление, кроме семинарии, содержит означенных выше монашествующих и кафедральный Жировицкий собор, а также уездное, приходское и дьячковское училища, а в них сорок казённокоштных учеников. При столь обширных потребностях, средства семинарии были очень недостаточны – и содержание учеников, особенно в помещении и одежде, равно кафедрального собора было весьма скудно; а средства эти теперь ещё недостаточнее, если, как мне неоднократно жаловалось правление семинарии в бытность мою в Жировицах, не все доходы от бывших в распоряжении оного имений отпускаются ныне из духовно-учебного управления.

Теперь, с перемещением в Вильно епархиального Литовского управления, предстоит переведение туда же и Литовской семинарии, с помещением оной в Виленском Святотроицком монастыре, по предположению, изъяснённому в отношении моём к Вашему Сиятельству, от вчерашнего числа за № 443.

Посему долгом поставляю просить покорнейше Ваше Сиятельство, чтобы для Литовской семинарии назначен был ныне же штат, со ста восьмьюдесятью казённокоштными воспитанниками и с окладами содержания выше против других семинарий.

Возвышенное это содержание необходимо, как потому, что в Вильне цены на все продовольственные продукты выше, нежели в местопребывании других епархиальных семинарий, так и потому, что здесь, в центре Римско-католического в России исповедания, нужно содержать семинарию на высшей противу других степени устройства и приличия. Число же ста восьмидесяти казённых воспитанников скорее недостаточно, нежели излишне, по местным обстоятельствам. Жировицы, по местожительству духовенства, были центральным пунктом: так что многие из оного, и по сподручности и по дешевизне содержания, могли воспитывать детей своих на собственном иждивении, – и потому число ста двадцати казённокоштных воспитанников было там достаточно. Но Вильно лежит совершенно вне круга Православного населения Литовской епархии, на три губернии простирающейся, так что самые населённые места отстоят от него к югу на триста и четыреста вёрст. Таким образом, едва ли который священник, и по отдалённости, и по господствующей в Вильне дороговизне, будет в состоянии содержать здесь детей своих без крайнего для себя отягощения. Да если бы даже это и было для них возможно, то сего допускать не следует, для охранения юных умов от вредного влияния со стороны тамошнего иноверного населения. С фундушем на сто восемьдесят учеников, при обширности помещения в Святотроицком монастыре, можно будет принимать в семинарию на полуказённое содержание и сыновей достаточнейших священников, так что обеспечено будет надёжным образом семинарское воспитание всего духовного юношества Литовской епархии.

С началом преобразования бывшей Греко-униатской церкви в России, то есть с 1828 года, учреждены Греко-униатские семинарии и духовные училища на тех же основаниях, как и Греко-российские. По неимению тогда других средств, сии последние училища основаны при богатейших монастырях и на счёт фундушей сих монастырей, с обязанностью содержать в каждом по двадцати воспитанников на монастырском же иждивении. Ныне в пределах Литовской епархии находятся уездные вместе с приходскими училища: 1) в Жировицах при епархиальной семинарии; 2) при Березвецком монастыре; 3) при Борунском монастыре; 4) при Супрасльском монастыре и 5) в городе Кобрине в зданиях упразднённого тамошнего монастыря. В каждом из сих пяти училищ содержится казённокоштных учеников по двадцати; да притом в дьячковском Жировицком училище тоже двадцать учеников, а всего сто двадцать казённокоштных учеников в низших училищах. После взятия в казённое ведомство духовных имений и капиталов, на содержание сих ста двадцати учеников отпускаются суммы из духовно-учебного управления безпосредственно, в количестве мне неизвестном.

Означенное выше учреждение духовных училищ по Литовской епархии вынуждено тогдашними обстоятельствами, и теперь имеет некоторые неудобства. Содержание по двадцати казённокоштных воспитанников при пяти училищах вовсе не экономно – и их необходимо соединить по Литовской епархии в два заведения, чем не только ограничатся расходы, но и обеспечится лучшее наблюдение за сими заведениями. С другой стороны, здания Кобринского училища и Супрасльского монастыря тесны, так что теперь в сем последнем монастыре нельзя поместить и половины иноков, положенных по штату; здания же Борунского монастыря, в половине недостроенные, а в половине запущенные по недостатку средств, требуют капитальной починки, – притом же Борунское училище находится только в пятидесяти вёрстах от города Вильна, где, в местопребывании епархиального начальства, необходимо учредить уездное и приходское духовные училища.

Посему, для постоянного устройства на будущее время учебной части по Литовской епархии, я нахожу нужным привести в действо следующие предположения: 1) по пространству епархии в трёх губерниях, оставить нынешнее число уездных и при них приходских духовных училищ, именно: а) в Березвецком монастыре, б) в Жировицах, в) в Кобрине, г) в Супрасльском монастыре, и д) в Вильне вместо Борун; 2) училища Березвецкое, Кобринское и Супрасльское, оставить для одних своекоштных учеников, для казённокоштных же учеников устроить бурсы только при училищах Виленском и Жировицком, и 3) в бурсах сих назначить двести пятьдесят казённокоштных воспитанников, то есть сто в Вильне, а сто пятьдесят в Жировицах.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство, чтобы для сих пяти уездных и приходских училищ и двух бурс назначены были штаты, с высшими для Вильна противу других окладами, так как этого требует и дороговизна здешнего содержания, и необходимость содержать училища и бурсу в лучшем устройстве и с бо́льшим приличием. При сем долгом поставляю просить покорнейше, чтобы особым к штату примечанием разрешено было епархиальному начальству в число ста человек, назначаемых для Виленской бурсы казённокоштных воспитанников, принимать до двадцати человек из детей бедных дворян и чиновников по их просьбе, в замен лежащей на Виленском Свято-Троицком монастыре обязанности содержать четырёх конвикторов. Об увольнении того монастыря от сей обязанности по причине поступления в казну имений, на коих лежало содержание тех конвикторов, я относился к Вашему Сиятельству, от 12 мая 1842 года за № 652, но до сих пор не получил разрешения; и полагаю, что было бы всего полезнее кончить это дело прописанным выше образом, тем более, что, в пребывание моё в Вильне, бедные дворяне и чиновники Римско-католического исповедания часто просили меня о принятии в духовные училища и в духовное ведомство детей и сирот своих.

Что касается числа двухсот пятидесяти казённокоштных воспитанников, испрашиваемого мною для двух бурс, я не думаю, чтобы Ваше Сиятельство считали оное преувеличенным. Духовенство Литовской епархии пользуется таким же содержанием, как и в других северо-западных епархиях; а между тем, оно подвержено более стеснению со стороны иноверцев, более лишено сторонних пособий, более несёт расходов, и по пространству своих приходов, разбросанных вообще между иноверным населением, и по пространству самой епархии в трёх губерниях, а тем самым – отдалённости епархиального начальства, к коему оно должно обращаться, и духовных училищ, в которые должно отправлять детей своих. Прежнее число ста казённокоштных воспитанников в уездных училищах Литовской епархии не было достаточно даже для помещения одних священнослужительских сирот: а потому весьма редкие из причётнических детей поступали в училища. Между тем, воспитание причётнических детей необходимо; иначе нынешний недостаток в дьячках по Литовской епархии продолжится навсегда, так что никакой не останется надежды завести по церквам правильное богослужение.

Помещение в Жировицах для училища уездного и приходского вместе с бурсою на сто пятьдесят человек, с перемещением в Вильно епархиального управления и семинарии, будет весьма достаточно, даже тогда, если в Жировицы переведён будет из Бытеня второклассный монастырь. В Вильне помещение тоже теперь весьма легко найти, при предположениях о тамошних заштатных Римско-католических монастырях; да едва ли не можно будет на год или два поместить временно училища и бурсу в самом Троицком монастыре, при первоначальном неполном комплекте учеников. Впрочем, долгом поставляю добавить, что, на случай неуспеха ходатайства моего об оставлении при Жировицком монастыре тамошнего небольшого имения, училища оттуда нужно будет вывести в другое место, хотя бы в Слоним, и по экономическим, и по нравственно-учебным уважениям.

С перечислением от Минской к Литовской епархии церквей Вилейского уезда, поступил в моё ведомство и находящейся здесь Мядзиольский первоклассный женский монастырь. Монастырь сей далеко недостаточен для помещения штатного числа инокинь, да притом требует издержек на важные починки, о которых мне уже представлено. Девять монахинь сей обители, оставшиеся ещё от Унии, неблагонадёжны, а пять Православных даже не знают писать: так что ни одной из них невозможно поручить какую-либо по монастырю должность, и я принуждён был оставить до времени в полной силе распоряжение преосвященного Минского, по которому управление Мядзиольским монастырём вверено духовнику оного священнику Крониковскому. По сим причинам, а также по положению, удалённому от всяких сообщений и мест, населённых Православными, сей важный монастырь, с одной стороны, не соответствует целям епархиального устройства, а с другой, не может иметь спасительного влияния на общество жизнью благочестивою.

Между тем, при предстоящем перемещении в город Вильно епархиального управления, в числе других учреждений, весьма важная настоит нужда и в хорошо устроенном женском монастыре: для доставления по временам, религиозного уединения благочестивым женщинам среди большого города; для помещения людей женского пола, требующих исправления по решениям консистории и гражданских мест; для наставления весьма часто прибегающих здесь женщин и девиц к святому крещению из евреев и магометан, а к присоединению из Римлян и других христианских исповеданий; наконец, для призрения и воспитания малолетних сиротствующих девиц духовного звания.

Для заведения в Вильне женского монастыря имеется теперь самый удобный случай – в предположенном к передаче в гражданское ведомство, но ещё не получившем никакого назначения, тамошнем упразднённом недавно миссионерском монастыре с церковью. Здания сего монастыря весьма просторны, так что не только достаточны будут для полного помещения женского монастыря, но в них можно будет учредить также училище для девиц духовного звания. Уединённое на краю города местоположение сего монастыря, с просторными при нём садами, весьма благоприятно для учреждения сих заведений.

Посему покорнейше прошу посредства Вашего Сиятельствам, чтобы означенный выше упразднённый миссионерский монастырь, с церковью и всеми оного принадлежностями, передан был в ведомство Православного духовенства, для переведения туда Мядзиольского женского первоклассного монастыря и учреждения училища для девиц духовного звания.

Что ж касается нынешнего Мядзиольского монастыря, то к церкви оного я предполагаю отделить половину нынешнего Мядзиольского прихода и к ней перевести один из двух штатных причтов, имеющихся при нынешней приходской Мядзиольской церкви, – чем доставится большое удобство как для прихожан, так и для духовенства. Самый монастырь обращён тоже будет на помещение причта; но я в нём полагаю оставить до времени ненадёжных девять монахинь, для устранения затруднения при образовании в Вильне женского монастыря.

От 7 марта сего года за № 443, относился я к Вашему Сиятельству о возведении Виленского Святодухова монастыря на высшее положение, с переименованием, если можно, лаврою. Между тем, нынешнее помещение того монастыря далеко не соответствует сказанному предположению. Для устранения сего недостатка представляется теперь самое удобное средство в зданиях упразднённого в настоящем году в Вильне монастыря кармелитов-босых. Они прилегают вполне к Святодухову монастырю и отделяются от него только невысокою стеною, и предположены к передаче в гражданское ведомство, которое в них не большую имеет нужду. Притом церковь упразднённая кармелитского монастыря с часовнею на Острой-Браме, оставленные в ведении Римско-католического духовенства, находятся в стороне от улицы и отсюда же имеют ходы, так что передача Православному духовенству монастырских зданий не сделает ни малейшего стеснения Римско-католическому местному населению.

По сим причинам долгом поставляю просить покорнейше посредства Вашего Сиятельства, чтобы помянутые выше здания упразднённого кармелитского монастыря, не получившие ещё никакого назначения, переданы были навсегда Виленскому Святодухову монастырю. Кроме доставления большего простора сему последнему монастырю, в помянутых зданиях можно будет, по всей вероятности, учредить предположенные в Вильне уездное и приходское духовные училища, для которых теперь ещё не имеется помещения.

От 21 февраля сего года за № 319, представлял я Св. Синоду об определении штатного причта к древней церкви святителя и чудотворца Николая, состоящей в г. Вильне на Замковой улице, как по необходимости составить при ней новый Православный приход, так из уважения к тому, что к церкви сей приписывается также восстановляемая ныне другая Виленская древняя церковь, Пятницкою называемая. Это представление моё удостоилось одобрения Св. Синода, и указом, от 11 апреля за № 2999, дано мне знать, что об оном положено иметь суждение по окончании дела о возведении в кафедральный собор Виленского Николаевского собора. Однакож о сем соборе, с новым для него штатом, последовал на моё имя указ, от 31 минувшего мая за № 5547; но о назначении штатного причта к помянутой выше Николаевской церкви не сделано никакого распоряжения. Между тем, в причте сем необходимая настоит надобность не только для означенных выше причин, но и, в особенности, для удобнейшего размещения в Вильне к местам духовенства, переводимая туда из Жировиц вместе с епархиальным управлением, а также состоявшего при Виленском Николаевском соборе, обращённом ныне в кафедральный.

С другой стороны, с переведением в Жировицы Бытенского монастыря, по отношению моему к Вашему Сиятельству от нынешнего числа за № 1405, церковь сего монастыря, числящая прихожан мужеска пола 2129, женска 2208, а всего 4337 душ, требует учреждения при ней нового сельского причта первого класса, на который потребуется штатное положение в пятьсот семьдесят шесть = 576 рублей серебром.

Чтобы не требовать особых со стороны правительства издержек на учреждение ныне же означенных необходимых двух причтов, долгом поставляю обратить внимание Вашего Сиятельства на следующий для сего источник.

По Высочайшему Его Императорского Величества соизволению, к Виленскому Николаевскому собору приписано было имение Давкшишки, принадлежавшее прежде к упразднённому, бывшему в Вильне, Униатскому женскому монастырю. Имение сие поступает в казённое ведомство по указу Св. Синода от 11 мая сего года за № 4586; и хотя я просил Ваше Сиятельство, отношением от 13 марта сего ж года за № 512, об оставлении дохода с сего имения за Виленеким кафедральным собором, означенным однакож указом повелено доход сей вносить в хозяйственное управление при Св. Синоде, – так что ныне сумма, по штату положенная на содержание кафедрального собора и архиерейских домов и церквей, гораздо меньше имевшейся одним тем собором, когда он не был кафедральным; Затем, если помянутый доход от имения Давкшишек не может быть уже возвращён Виленскому кафедральному собору, то, по крайней мере, справедливость требует, дабы он обращён был на потребности Виленской же епархии, весьма скудной материальными средствами.

Посему покорнейше прошу посредства Вашего Сиятельства, чтобы на счёт доходов от имения Давкшишек назначены были ныне же: 1) штат для сельского первоклассного причта к Бытенской по-монастырской приходской церкви, в 576 руб. сереб.; 2) штат для городской Виленской Николаевской церкви, соответственно рапортам моим Св. Синоду от 21 февраля сего года за № 317 и 319, в 730 руб. сереб.; 3) чтобы к сему последнему штату прибавлен был диакон, с жалованьем во 150 руб. сереб., так чтобы весь штат Николаевской церкви составлял сумму 880 руб. сереб., и 4) чтобы затем остающаяся сумма от дохода с имения Давкшишек назначена была по штату на содержание помянутой Николаевской и приписной к ней Пятницкой древних церквей.

К сему долгом считаю присовокупить: а) что диакон, прибавленный мною к штату Николаевской церкви, весьма здесь соответствен, и как при церкви городской, и как при двух памятниках древнего здесь Православия; б) что назначение особой суммы для содержания Николаевской и Пятницкой церквей необходимо, так как в иноверном городе Вильне других для сего средств ожидать невозможно, и в) что доход от имения Давкшишек, который, по указу Св. Синода от 11 мая за № 4586, должен быть вносим в хозяйственное управление, составляет по арендному контракту 2,200 руб. сереб.; но как из дохода сего вычтен будет десятый процент в пользу казны на расходы управления, то сумму сию до́лжно считать в 1,980 руб. сер., так что, за назначением штатов для церквей: Бытенской в 576, а Виленской Николаевской в 880 руб., а всего в 1,456 руб. сер., останется на содержание Николаевской и Пятницкой Виленских церквей только 524 рубля серебром.

Между бывшими Униатскими обителями в Литовском крае, монастырь Жировицкий был самый важнейший, по материальному устройству и средствам оного, в особенности же по находящейся в нём чудотворной иконе Божией Матери, почитаемой народом того края. В 1828 году монастырь сей, с его фундушами, обращён был на помещение епархиальной семинарии и духовных училищ; и правлением семинарии от общих училищных средств, в его ведении находящихся, содержалось здесь доныне только по нескольку монашествующих для богослужения, поддерживаемого в праздничные дни и духовенством, принадлежащим, к епархиальному управлению.

Ныне, епархиальное управление и самую семинарию предназначено перевести из Жировиц в Вильно; и засим важнейший в здешнем крае Жировицкий собор останется без богослужения, так как, с имеющимся уже в виду переведением семинарии и духовных училищ на штатное положение, нельзя будет семинарскому правлению отделить какие-либо средства на содержание по прежнему в Жировиках нескольких монашествующих.

Чтобы предупредить сие важное неудобство, без особых издержек со стороны правительства, покорнейше прошу посредства Вашего Сиятельства: 1) дабы, с выведением из Жировиц епархиального управления и семинарии, восстановить здесь по прежнему монастырь; 2) дабы для сего перевести сюда монашествующих и второклассный штат Бытенского монастыря, в четырнадцати только вёрстах от Жировиц находящегося; 3) дабы церковь Бытенского монастыря оставить приходскою для многочисленных прихожан, ныне к ней принадлежащих 4) дабы самые каменный здания того монастыря передать в военное ведомство, а если оному окажутся ненужными, то в частное владение за условленное в пользу Жировицкого монастыря вознаграждение.

К сему нужным считаю присовокупить, что существование Бытенского монастыря, в столь близком от Жировиц расстоянии, совершенно излишне, что о штатном положении для причта при церкви Бытенской представляется мною в особом к Вашему Сиятельству представлении, и что в Жировицах, по огромности зданий, имеется весьма достаточное помещение не только для переводимого туда монастыря, но и для духовных училищ с бурсою, предположенных здесь к оставлению на будущее время, по отношению моему к Вашему Сиятельству от 8 марта сего года за № 459.

С изданием новых штатов для кафедральных соборов по западным епархиям, предписано мне было указом Святейшего Синода, от 17 февраля 1842 года за № 1386, избрать по своему усмотрению достойнейших священнослужителей в кафедральный собор и представить о них на усмотрение Святейшего Синода с приложением послужных списков. По причинам, изложенным в рапорте моём от 22 августа того ж года за № 1104, назначены тогда на штатные места по кафедральному собору только протодиакон Иоанн Павлович и иподиакон Иван Каменецкий; определение ж прочих священнослужителей отложено до перемещения в г. Вильно епархиального управления и кафедрального собора. Ныне, по указу Святейшего Синода от 31 мая за № 5547, Виленский Николаевский собор переименован в кафедральный с новым для него штатом, и затем предстоит перемещение в Вильно самого епархиального управления.

Посему, для занятия штатных мест по Виленскому кафедральному собору, я нашёл совершенно достойными, по способностям, поведению и прежней службе, следующих священнослужителей: 1) на место кафедрального протоиерея, ректора Литовской семинарии настоятеля Ружанской церкви соборного протоиерея магистра Ипполита Гомолицкого; 2) на место ключаря, протоиерея бывшего Виленского Николаевского собора, что ныне кафедральный, Василия Попова; 3) на место первого священника, члена Литовской консистории и настоятеля Лысковской церкви протоиерея Виктора Гомолицкого; 4) на место второго священника, благочинного церквей но Виленскому и Трокскому уездам, состоявшего до ныне священником Виленского Николаевского собора, Василия Матусевича; и 5) на место диакона, тоже состоявшего до ныне диаконом при Николаевском соборе, Димитрия Смородского.

Препровождая при сем послужные списки сих пяти священнослужителей, покорнейше прошу посредства Вашего Сиятельства, чтобы они утверждены были Святейшим Синодом в назначенных мною для них новых должностях.

К сему долгом считаю присовокупить: а) что ректор семинарии сам просит об определении его протоиреем кафедрального собора, и об увольнении его от ректорской должности сделано мною особое представление; б) что протоиерей Виктор Гомолицкий тоже просил меня об определении его к собору кафедральному, из уважения, что он обязан пребывать в Вильне по званию члена консистории и затем не будет в состоянии управлять Лысковским приходом, отстоящим от Вильна в трёхстах вёрстах; в) что между протоиереями Ипполитом и Виктором Гомолицкими нет никакого родства; г) что, после ближайшего рассмотрения обстоятельств, долгом моим будет представить по принадлежности о вознаграждении помянутых выше протоиерея Василя Попова и священника Василия Матусевича за то количество жалованья, которое они будут получать менее против их жалованья по прежнему штату Виленского Николаевского собора; д) что для занятия прочих мест по кафедральному собору делаются мною ещё соображения о лицах достойных занять таковые, и в особенности одно священническое место оставлено до времени вакантным потому, что об оном просит один из членов консистории протоиерей Куцевич, между тем как остаётся ещё без назначения священник бывшего Николаевского собора Корсакевич – это обстоятельство разрешается весьма удобно, с назначением нового штатного причта к древней Виленской Николаевской церкви, о котором мною представлено.

Духовные и светские чиновники, коим предстоит перемещение в Вильно вместе с епархиальным управлением, имели в Жировицах или казённые квартиры, или нанимали их по весьма умеренной цене. В Вильне наём квартир обойдётся по крайней мере вдвойне противу Жировиц; и как самое содержание будет там для них несравненно дороже, то перемещение это, при тех же что и прежде средствах содержания, будет для них весьма тягостно.

Посему, находя и справедливым, и полезным обеспечить тех чиновников в Вильне хотя казённою квартирою и не желая подвергать начальство изысканию экстренных для сего средств, покорнейше прошу посредства Вашего Сиятельства, чтобы, для помещения кафедрального духовенства и чиновников консистории перечислены были к кафедральному в Вильне Николаевскому собору следующие дома, принадлежащие ныне Виленскому Святотроицкому монастырю: а) состоящий на Остробрамской улице, под № 247, Цырковским называемый; б) состоящий на той же улице, под № 322, называемый Кондратовичевским; и в) состоящий на той же улице, под № 242, называемый Прокшинским.

При сем долгом считаю пояснить: 1) что хотя три дома сии недостаточны для помещения всего кафедрального духовенства и консисторских чиновников, но для восполнения сего недостатка имеется небольшой флигель при самом соборе, а также ветхие здания бывшего Униатского в Вильне женского монастыря, назначенные к перестройке на тот же предмет; 2) что, по отношению моему к Вашему Сиятельству, от 7 марта сего года за № 443, о Виленских Святодуховом и Троицком монастырях, дома Цырковский и Кондратовичевский предназначены для первого, а Прокшинский для последнего из сих монастырей; и если предположения мои, изложенные в том отношении, удостоятся утверждения, то отчисление к собору помянутых трёх домов не будет тягостно для тех монастырей, – в противном же случае, мне необходимо будет войти впоследствии о вознаграждении Троицкого монастыря, так как оный в нынешнем положении без крайнего стеснения в своём содержании не может лишиться дохода от сих домов, выносящего по арендным контрактам с лишком на тысячу сто рублей серебром.

Из расписания штатного о жалованье, представленного мне недавно консисторией, усмотрел я, что по Литовской епархии не замещено ещё двести сорок штатных дьячковских мест. Между тем известно мне, что находится много священнических и причётнических детей, кои остаются за штатом потому только, что не подучили нужного образования для занятия штатного места. Желая, с одной стороны, охранить сих людей духовного ведомства от ожидающего их по законам обращения в податные состояния, а с другой, приготовить дьячков для занятия вакантных ныне мест, – предлагаю консистории: 1) предписать благочинным, чтобы они, в течение месяца с получения указа, представили ведомость о всех находящихся в их ведомстве священно и церковнослужительских детях свыше четырнадцати лет, не поступивших в училища и не занимающих штатных мест, с показанием о летах каждого, равно о знании или незнании грамоты; 2) всех из них, которые имеют не более двадцати пяти лет, определять на вакантные пономарские места и отправлять в монастыри или в приходские духовные училища для приобретения сведений, дьячку необходимых; 3) таким же образом поступать и с причётниками, имеющими более двадцати пяти лет, которые пожелают сами образоваться в дьячки; 4) пономарское жалованье отпускать со времени прибытия каждого по назначению в монастырь или в училище, но оное препровождать монастырскому или училищному начальству для надлежащего содержания тех пономарей во время учения; 5) назначаемых обучать чтению, чистописанию, арифметике, катихизису, церковному пению и уставу, в приходских училищах обыкновенным порядком, а в монастырях чрез назначенных для сего иеромонахов, которые, смотря по их усердию и успехам учеников, представляемы будут к особым награждениям; 6) срок учения назначить от полугода до двух лет, смотря по способностям и успехам, и оказавшихся на испытании успевшими определять на вакантные дьячковские места; неуспевших же, после двух лет, лишать предоставленных им пономарских мест и жалованья и о дальнейшей их участи чинить особое постановление; 7) исполнительные по сему моему распоряжению меры докладывать на моё утверждение, по мере поступления рапортов от благочинных, не ожидая их всех; 8) предварить благочинных, что они подвергнутся ответственности, в случае пропуска кого-нибудь по требующейся от них теперь ведомости.

На представлении его, от 29 июля за 378, с рапортом наместника Виленского Святодухова монастыря Никодима, в котором просит распоряжения о помещении в Свято-Троицком монастыре двадцати монахов из числа ожидаемых из России, так как в монастыре Дубовском не станет помещения для всех тридцати, – собственною его высокопреосвященства рукою записано: Если бы Ваше Преосвященство были убеждены (а убедиться кажется пора!), что я свои распоряжения обдумываю, то бы и себя и меня не утруждали представлениями, основанными на одних слухах. Ведь к вам не прибыл ещё ни один монах; откуда же опасение, что их навалит тридцать? Не назначено ещё и десяти, да и те, вероятно, будут приезжать порознь, время от времени, так что мы распорядимся с одними, пока прибудут другие. Ведь в указах, данных вашему наместнику, сказано, что эти монахи назначаются в Святодухов монастырь впредь до размещения в другие. А я вам говорил и о цели этого распоряжения. Нужно посмотреть, кто из них каков и к чему способен; а это в моё отсутствие всего вернее сделать можете вы. В Троицкий монастырь не назначал я их не из уважения к тамошним инокам, но к ним самим. Ведь каждый из них может оказаться таким постником, как наш архимандрит Фивейский – и вышел бы только соблазн. Видите, что вы напрасно беспокоитесь и представляете. Ваше дело вот в чём: как скоро прибудет который-нибудь из иеромонахов или иеродиаконов, присмотреться к нему хорошенько, каков он по характеру, по поведению, по образу мыслей и способностям, и затем уведомлять меня о ваших замечаниях, с мнением, куда и к чему кого можно употребить. Я для способных даже имею несколько казначейских вакансий в монастырях воссоединённых – но в монастыри сии назначать можно только нечуждающихся мясных кушаньев и вообще благоразумных. Таким образом, при скорости почтового между нами сообщения, не может быть накопления у вас монашествующих; да в случае нужды, вы тогда можете тоже получить разрешение поместить того или другого в Троицком монастыре – не иначе однакож, как нечуждающихся мясного. Экономически издержки Святодухова монастыря будем иметь в виду при назначении каждого из прибывших на постоянное жительство в монастыри.

В прежнее время многие священники Литовской епархии имели жён Латинского исповедания, по происхождению или по совращению. Из уважения к важным неудобствам, от сего происходящим, давно уже прекращено рукоположение и определение к местам священно и церковнослужителей, имеющих жён Латинского исповедания. Между тем, многие жёны прежних священников обратились из Латинства на лоно Православия; за всем тем, встречаются ещё по делам случаи местного соблазна от принадлежания к Римской вере жён некоторых Православных священников.

Желая устранить помянутый соблазн принятием соответственных мер, или же перемещением самых священнослужителей к другим местам, предлагаю консистории истребовать от местных благочинных и представить мне ведомость: какие именно священники Литовской епархии имеют жён Римско-католического вероисповедания, с показанием, которые из них родились в сем исповедании, а которые совратились из бывшей Унии, равно которые из них имеют дочерей в Латинской и кого именно, а которые в Православной вере.

При рассматривании в последнее время ведомостей о священно и церковнослужительских детях, ещё к местам не пристроенных, я нашёл большую часть из них получивших или весьма слабое учебное образование, или вовсе никакого, так что даже для определения их в дьячки нашлось необходимым разместить их по монастырям. Хотя многие из сих юношей не получили образования по недостатку средств, но многие также оставлены в сем несчастном состояли крайнею небрежностью своих родителей.

Принимая в уважение, что, при нынешнем обеспечении священно и церковнослужителей штатным, положением, небрежность по воспитанно их детей была бы непростительна, предлагаю консистории: 1) объявить чрез благочинных с подписками всем священно и церковнослужителям об обязанности их отдавать детей своих в духовные училища, с тем, что на казённое содержание в оных будут преимущественно принимаемы те дети, которые уже воспитывались с хорошими успехами на собственном содержании; 2) поручить тем же благочинным наблюдение за исполнением сей обязанности подведомым им духовенством, с тем, чтобы о всяком духовном, не отдающем в училища своего сына, достигшего десятилетнего возраста, доносили мне для подвержения виновных штрафам и другим понудительным мерам.

Указом, от 30 декабря прошлого года за №17,897, полученным мною в 27-й день истекшего января, Святейший Синод предписал мне представить ведомость, по приложенной форме, городским причтам Литовской епархии, с предположениями насчёт новых штатов. Ведомость сия, по распоряжению моему, доставлена ко мне в трёх тетрадях под буквами А, Б и В, и представляется при сем Святейшему Синоду. Но консистория, по моему отсутствию, не могла сообразиться насчёт предположений о будущих штатах городских причтов, и потому графы, назначенные по ведомости для сих предположений, остались праздными.

Засим, по смыслу указа Святейшего Синода, составил я проект новых штатов для городских причтов Литовской епархии, основанный на местных потребностях и обстоятельствах, лично мне известных; и предполагаемые сии штаты городскому духовенству в Виленской, Ковенской и Гродненской губерниях долгом поставляю представить при сем в особой тетради на благоусмотрение Святейшего Синода. Новыми штатами заменятся прежние штатные положения причтов, бывших уже по большей части в тех же местах; и я честь имею представить при сем особую ведомость сим причтам, с показанием числа лиц и суммы, отпускавшийся на них по прежним штатам. Сумма сия простиралась до одиннадцати тысяч трёхсот семидесяти двух = 11,372 рублей серебром; и как по новому штату требуется семнадцать тысяч сто десять = 17,110 руб. серебром, то для городских причтов Литовской епархии, состоящей в трёх губерниях, потребуется надбавки к прежней отпускавшейся для них сумме только пять тысяч семьсот тридцать восемь = 5,738 рублей серебром.

Для избежания каких-либо недоумений, долгом считаю изъяснить здесь следующие обстоятельства: 1) высшие оклады представляемого мною проекта штата городских причтов не превышают окладов, определённых для сих причтов Высочайше утверждёнными штатами от 20 июля 1840 года; 2) при составлении сих последних штатов, принимаемы были в уважение: местная дороговизна; необходимость иметь среди иноверцев отличнейших противу других месть священно и церковнослужителей; неимение по Лиговским городам, евреями обитаемым, зажиточных Православных прихожан; наконец, обширность приходов, часто простирающихся на целый уезд, а потому, по необходимости разъездов, требующих часто, вместо стороннего дохода, собственных издержек священнослужителей; 3) по сим уважениям, назначены мною высшие штаты и для прочих городских причтов Виленской губернии и двух губернии Гродненской, состоящих в таком точно положении, как причты, для коих учреждены штаты 20 июля 1840 года; 4) более благоприятные местные обстоятельства побудили меня положить в проекте штатов довольно уменьшенные оклады для городских причтов Гродненской губернии; 5) новые штаты положены мною только для причтов в губернских и уездных городах, за исключением заштатных городов Видз и Дрогичина – в первом оставлен прежний штат, по состоянию тамошнего причта уединённо среди раскольников и Римлян, а во втором увеличен штат, по уважению важной местности в виду Царства Польского, положения среди иноверцев величественной церкви, из Латинского костёла предположенной, и необходимости быть здешнему священнику благочинным; 6) для прочих заштатных городов, по ведомости консисторией показанных, я не нашёл никакой надобности составлять новые штаты и полагаю их оставить при прежних штатах сельских причтов; 7) во многих штатных причтах положен мною второй священник: частью потому, что там соединяются два прежние причта, частью по важности положения города, частью, что городские священники должны быть благочинными и занимать депутатские должности, а потому при их отлучках, за неимением другого священника, могло бы подвергаться остановке богослужение и совершение духовных треб для прихожан; 8) при составлении городских штатов, я не принимал в уважение малого числа прихожан в некоторых из сих городов: частью потому, что причты здесь, независимо от приходской надобности, предназначаются и для приличной репрезентации между иноверцами, частью же, что священнослужители тамошние обязаны к чиновному служению благочинных и духовных депутатов – да притом, за учреждением причтов в 1840 году по городам Виленской губернии, последовало всюду необыкновенное приращение Православных прихожан, какового приращения до́лжно ожидать, споспешествующу Всевышнему, и по другим местам, где учреждаются ныне причты; 9) причины, по коим учреждается причт при древней Николаевской церкви в Вильне, изложены мною в особом рапорте, от настоящего числа за № 319, представляемом Святейшему Синоду; 10) в проект новых штатов городских причтов не введён мною нынешний штат Виленского Николаевского собора, так как собор сей предназначен на кафедральный Литовской епархии и, при переведении из Жировиц епархиального управления, штатная сумма того собора потребуется на пополнение кафедрального штата и на учреждение особого причта при церкви Жировицкой или Бытенской.

В городе Вильне, на важнейшей Замковой улице, находится древняя церковь святителя и чудотворца Николая. Она в настоящем виде воссоздана знаменитым ревнителем Православия Константином Острожским, каменная, довольно просторная и изящная, хотя бедная украшением и закрыта частными домами. Церковь сия была приходскою Униатскою, и до упразднения в 1828 году бывшей Виленской митрополитальной епархии, настоятелями оной были обыкновенно члены тамошней консистории. С сего времени, по неимению средств для содержания при ней особого приходского священника, она вместе с приходом поступила в ведение Виленского Святотроицкого монастыря; а в 1841 году, по особым обстоятельствам, приписана она, с разрешения Св. Синода, по моему представлению, к Виленскому Николаевскому собору. Ныне собор сей предполагается обратить в кафедральный, и единственный в Вильне Православный приход, при нём находящийся, не имевший пять лет тому назад и двух тысяч прихожан, увеличился уже до четырёх тысяч, так что необходимо оный разделить на два прихода. С другой стороны, в ста саженях от сказанной Николаевской церкви находится маленькая древняя Пятницкая церковь, обновляемая ныне, как известно Св. Синоду – и необходимо обеспечить для неё богослужение по временам.

Засим я нахожу нужным: при Николаевской в Вильне церкви составить особый приход из части нынешнего прихода соборной Николаевской церкви, приписать восстановляемую ныне Пятницкую церковь; а потому и внёс я штат причта для сей церкви в представляемый мною Св. Синоду при рапорте от настоящего числа проект штата для городских причтов Литовской епархии, и покорнейше прошу об утверждении такового моего предположения, необходимого и для приходских надобностей, и для умножения числа делателей в столь важном пункте, как Вильно, при предстоящем перемещении сюда епархиального управления.

Святейший Правительствующий Синод, препроводив ко мне, при указе от 30 декабря прошлого года за № 17,897, новые штаты для городских и сельских причтов Лифляндской и Курляндской губерний, предписал мне представить предположения мои, насчёт новых штатов и для городских причтов Литовской епархии.

Исполнив указ сей рапортом моим, от нынешнего числа за № 317, долгом поставляю воспользоваться настоящим случаем для испрошения штатных причтов и для не имеющих ещё таковых пяти следующих сельских церквей Литовской епархии: 1) Виленской губернии, Трокского уезда в местечке Мерече; 2) Ковенской губернии, Новоалександровского уезда в селе Весолове; 3) той же губернии и уезда в селе Козачизне; 4) той же губернии, Шавельского уезда в селе Подубисах; и 5) той же губернии, Ковенского уезда в местечке Кейданах.

Меречская и Весоловская церкви были приходские Греко-униатские, но прихожане их, подобно как во многих других местах, где преобладало Римско-католическое духовенство, перешли постепенно в прежние времена в сие последнее исповедание, так что, наконец, при Меречской церкви числилось уже только шесть человек прихожан, а при Весоловской ни одного. Желая, чтобы церкви сии, памятники бывшего здесь Русского Православия, подобно многим другим, не подверглись истреблению, а равно имея в виду, что они могут быть полезны для Православных, разбросанных по разным местам, – я ходатайствовал в 1836 году о передаче оных в ведение образовавшейся тогда Полоцкой Православной епархии, что и последовало в том же году. Между тем, с перечислением в 1840 году древлеправославных церквей Виленской губернии к управляемой мною Литовской епархии, нашёл я, что церкви Весоловская и Меречская остались без употребления и приписаны к церквам Новоалександровской и Евейской, с обращением в пользу причтов сих последних церквей земель тем церквам принадлежащих, отдаваемых в аренду Весоловской за 33, а Меречской за 20 рублей серебром в год; каковое пособие для тех причтов ныне излишне, за введением их на хорошее штатное положение. Церковь Подубиская принадлежала бывшему тамошнему Греко-униатскому монастырю и, за упразднением оного, передана в ведение бывшего Полоцкого епархиального начальства, тогда же и по тем же причинам, как Меречская и Весоловская. При церкви Подубиской состоит ныне священник и дьячок, и на содержание их обращается часть дохода от имения сей церкви принадлежащего, в аренде находящегося, а другая часть отлагается в экономию для починки церкви и дома для причта, довольно обветшавших. Имение Подубиской церкви поступит ныне, вместе с другими духовными имениями, в казённое ведомство; а потому обеспечение причта Подубиской церкви штатным положением необходимо. Церковь Козачизнянская была монастырская Греко-униатского Гелиановского монастыря. С упразднением сего монастыря, имение оного причислено было к монастырю Борунскому, для содержания тамошнего духовного уездного училища; и пребывавший в сем имении иеромонах отправлял богослужение в той церкви по моему распоряжению, последовавшему по просьбе самих окрестных жителей и помещиков Римского исповедания, привыкших с давнего времени к сей церкви. Но, за поступлением уже в казённое ведомство сказанного имения, жительство здесь иеромонаха Борунского монастыря невозможно, а повременный приезд, за расстоянием Гелианова от Борун на полтораста вёрст, и затруднителен, и сопряжён с экстренными важными издержками. Церковь Кейданская, построенная одним русским генералом пятьдесят лет тому назад, считается ныне приписною к Ковенскому Александроневскому собору и, по недостатку ближайшего о ней попечения, довольно в худом находится положении.

Необходимость назначения церковных причтов к означенным пяти церквам основывается на следующих причинах: 1) Эти церкви суть памятники Руси и Православия в сих, ныне иноверных странах, и истреблять их было бы равно неприлично, как и вредно. 2) К церквам сим привыкли вообще окрестные иноверные жители; и судя по весьма частым обращениям к Православию в тех странах Римских Католиков, раскольников и евреев, учреждение причтов при церквах оных даст новое движение сему благодетельному направлению, тем более, что в окрестностях первых трёх – жители Русские, в недавнее время совращённые из Унии в Латинство. 3) Православные всей Ковенской и половины Виленской губернии, состоящие из чиновников, из военно-отставных, из инвалидных, таможенных, шоссейных и телеграфических команд, из обращённых из раскола, иноверия и иудейства, равно из переселённых сюда крестьян, – разбросаны на больших расстояниях от местопребывания священников, которых в иных уздах имеется только по одному: так что Православные сии лишённые возможности быть на богослужении, а часто даже получать удовлетворение в духовных требах, подвергаются по необходимости, если не искушению отпасть в иноверие и раскол, то по крайней мере религиозному охлаждению, а новообращённые лишаются возможности утвердиться в принятой ими Православной вере – неудобство это тягостно в особенности для крестьян, выведенных сюда из великороссийских губерний и расселённых по одному или несколько семейств, между иноверцами, по всем государственным имениям, и лишённых здесь пособий веры, которые имели на прежней своей родине. Я получал уже неоднократно жалобы Православных жителей, из окрестностей Мереча, Весолова, Козачизны и Кейдан, на неисправное удовлетворение их духовными требами, а первые просили формально об учреждении для них особого причта.

Кроме сих общих причин – Меречская церковь состоит на реке Немане, и здесь останавливались обыкновенно для праздника Светлого Христова Воскресения, исповеди и приобщения св. таин, отправляющиеся на судах по Неману многочисленные жители Гродненской и Волынской губерний, бывшие прежде Униатами, а ныне Православные, и теперь лишены этого утешения при дальнейшем следовании в страну иноверную; в Кейданах же нужен священник и для исполнения законоучительской должности при тамошнем дворянском уездном училище, каковую ныне исправляет светский учитель, давно уже просящий увольнения из духовного ведомства, к которому он принадлежит. 5) Меречская церковь находится в пятидесяти с лишком вёрстах от ближайших Православных церквей, Весоловская в тридцати пяти вёрстах, Козачизнянская в сорока вёрстах, Подубиская в двадцати вёрстах, а Кейданская занимает центральный пункт между четырьмя церквами в сорок или пятьдесят вёрст от каждой; следовательно, расстояние это вполне оправдывает учреждение здесь причтов.

В местах, предполагаемых для учреждения причтов, среди иноверцев, требуются отличнейшие священнослужители, и по характеру, и по образованию, а таковых иметь невозможно, если не обеспечить их приличным содержанием. Посему покорнейше прошу Св. Синод назначить для помянутых выше пяти церквей: Меречской, Весоловской, Козачизнянской, Подубиской и Кейданской, причты на том точно основании, на каком они определены по новым штатам для сельских церквей Лифляндской и Курляндской губерний, то есть: для священника назначить 240, дьячка 72, пономаря 60 и просвирни 40, – или для каждого причта по 412 рублей серебром.

Я не могу представить Св. Синоду статистических сведений о местопребывании и точном числе Православных людей, которые войдут в состав означенных предположенных к учреждению пяти новых приходов, так как собрание этих сведший, при нынешних в тех местах средствах епархиального начальства, весьма затруднительно и потребовало бы очень продолжительного времени: но полагаю, общие, изложенные выше причины совершенно достаточны для убеждения в необходимости испрашиваемой меры.

При предстоящем перемещении Литовского епархиального управления и кафедры в город Вильно, я не мог не обратить внимания на штат кафедральный. Оный положен во 2-м классе и сравнен с другими сего класса штатами, несмотря, что содержание в иных местах вдвое дороже, нежели в других. В Вильне действительно содержание весьма дорого, и по сподручности морской иностранной торговли и по акцизу, собираемому в сем городе за продовольственные припасы. С другой стороны, Православное духовенство, стесняясь иноверным здешним населением, не может иметь сторонних доходов. Не нужно упустить из виду, что по штату, Высочайше утверждённому в 6-й день июня 1836 года для Виленского Николаевского собора, протоиерей подучает ныне 500, священники по 400, диакон 250 рублей серебром, тогда как, с переименованием сего собора в кафедральный, будут получать только: протоиерей 350, ключарь 272, священники по 234, протодиакон 234, а диаконы и иподиаконы по 160 рублей серебром. Ненужно упускать из виду и того, что по штату, Высочайше утверждённому в 20-й день июля 1840 года, священники уездных городов Виленской и нынешней Ковенской губернии получают жалованья по 300 р. сер., то есть больше не только кафедральных священников, но и самого ключаря. Второклассный кафедральный Виленский штат окажется ещё скуднее, если сравнить оный с Высочайше утверждёнными в 18-й день декабря прошлого года штатами для причтов Лифляндской и Курляндской губерний, находящихся в равных совершенно обстоятельствах с губерниями Виленскою и Ковенскою – по сим штатам даже сельские священники получают по 240 и 250 руб. сер., то есть выше Виленских кафедральных священников. После сего естественно, что для Вильна, где столько нужно иметь способное и достойное Православное духовенство, не найдутся соответственные местной надобности священнослужители. Даже сельские священники Литовской епархии первых трёх классов не захотят быть кафедральными священниками, так как они при дешевизне сельского содержания, при церковной земле и доходах хотя небольших от прихода, не захотят променять жалованье своё 180 руб. на 234 р. кафедрального священника, без всяких сторонних пособий.

По сим важным причинам долгом поставляю просить покорнейше посредства Вашего Сиятельства, чтобы кафедральный штат Литовской епархии увеличен был священнослужительскими окладами противу штата, Высочайше утверждённого для Рижского кафедрального собора, или чтобы епархия Литовская возведена была из 2-го в 1-ы класс. Сею последнею мерою не только возвысились бы оклады архиерейского и кафедрального штатов, но осуществились бы древние местные воспоминания о пребывании здесь Русских Православных митрополитов и митрополитальной Униатской епархии, существовавшей в Вильне до 1828 года, – да притом господствующее исповедание стало бы в Вильне на высшую степень противу Римского духовенства, имеющего тоже второклассный епархиальный штат.

Для приведения в действо сего предположения не потребуются никакие экстренные от казны средства. По штатам 1 января 1842 года, Литовский архиерейский и кафедральный второклассный штат составляет десять тысяч = 10,000 рублей серебр., и для возвышения оного в первый класс потребуется только добавочных две тысячи рублей серебр.; между тем как нынешний штат Волынского Николаевского собора, долженствующий прекратиться с обращением сего собора в кафедральный, составляет две тысячи шестьсот пятьдесят = 2,650 рублей серебром, так что не только покроет требующееся число денег на возвышение тех штатов в первый класс, но ещё окажется в остатке шестьсот пятьдесят = 650 руб. сер. Сии остальные 650. руб., покорнейше прошу, чтобы причислены были к штатной кафедральной сумме по статье: на ремонт архиерейских домов и церквей, а также собора с ризницею. По нынешнему штату, на сии важные разнообразные предметы положено только 358 руб. сер., – тогда как на окраску только крыши огромного Виленского собора требуется за один раз до четырёхсот рублей серебром; а между тем, по принадлежности зажиточнейшего здешних стран населения к иноверным исповеданиям, нельзя ожидать никакого стороннего пособия на покрытие тех издержек.

Отношением от 13 сего ноября за № 12,669, Ваше Сиятельство требуете моего мнения, насчёт предположенных штатов для Виленской семинарии и пяти духовных училищ Литовской епархии.

Долгом поставляю уведомить Ваше Сиятельство, что я нахожу означенные штаты хотя и умеренными, но достаточными, за исключением следующих изменений или пополнений, по моему мнению, необходимых для штатов Виленских и Жировицких уездных с приходскими училищ: 1) Ректору или смотрителю назначить жалованья в первых 350, а в последних 300 руб. сер., с тем, чтобы они не были учителями – это даст им более веса и времени тщательно надзирать как за учебною частью, так и за общим устройством сих весьма значительных заведений, в коих число учеников на полном и половинном казённом содержании должно возрасти до полутораста человек в каждом. 2) По моему предположению, в Вильне не должно быть учеников своекоштных, а в Жировицах небольшое только число, за коими надзор по местным обстоятельствам весьма лёгок,– посему помощники инспектора будут здесь излишние; но зато, судя по огромности хозяйственной части, необходимы экономы, и я полагал бы, вместо предположенных для означенных двух училищ по штату помощников инспектора, назначить экономов с прибавочным жалованьем в Вильне по 100, а в Жировицах по 80 руб. сер. 3) По обширности сих двух заведений и важности штатных по ним сумм, простирающихся в одном с лишком на восемь, а в другом на шесть тысяч рублей серебром, необходимо, чтобы распоряжения по оным и отчётность в суммах обеспечены были коллегиальным управлением, то есть, чтобы в сих двух заведениях учредить правление из ректора, инспектора и эконома, – которые бы действовали по тем же правилам, как правления семинарий. 4) По этим же причинам нужно назначить в сии два училища секретарей и по одному письмоводителю для правления и эконома, с жалованьем по штату, секретарю прибавочного в Вильне по 80 руб., а в Жировицах по 60, письмоводителям же полного в Вильне по 80, в Жировицах по 60 рублей серебром. 5) Ученики низших училищ не могут довольствоваться одними учительскими уроками в классах – для них необходимо вне классов объяснить свои сомнения и протвердить уроки; кроме того, комнатный за ними надзор не может быть, по маловозрастию, вверяем старшим из них самих, как в семинариях. Чтобы обеспечить успех Виленских и Жировицких училищ, я полагаю необходимым назначать в них из учеников, кончивших курс семинарских наук, по шести человек в каждое, – которые бы были вместе старшими и репетиторами для казённых воспитанников, жили с ними в одних комнатах, имели стол от общей экономии училищной и получали опредёленное по штату жалованье в Вильне по 60, а в Жировицах по 45 рублей серебром каждый, всего по первому 360, по последнему 270 руб. сер. Сия последняя мера, кроме непосредственной пользы для каких-нибудь трёхсот казённокоштных учеников, принесёт ещё и ту выгоду, что в виду епархиального начальства будут постоянно находиться двенадцать лучших семинаристов. приобретающие опытность и способные при первой встретившейся надобности занять места учителей по пяти уездным и приходским, училищам, а равно более видные и требующие особых качеств священнические места.

Что касается прочих вопросов, Вашим Сиятельством предложенных, долгом считаю уведомить: во-первых, в дьячковском в Жировицах училище нет никакой уже надобности. Я принял более быстрые меры к образованию дьячков, именно: определил в последние месяцы более ста способных для сего, причётников на послушнические и пономарские вакансии и распределил их по монастырям на обучение, a приём в Жировицкое дьячковское училище прекратил, так что оно с нынешней осени может уже считаться закрытым. На будущее ж время образование причётников обеспечено будет достаточным числом казённокоштных воспитанников в приходских и уездных училищах. Во-вторых, я полагаю весьма полезным и нужным во всех отношениях, к наступающей осени 1845 года, перевести в Вильно из Жировиц епархиальную семинарию и учредить там же предположенные училища с общежитием, тем более, что оставление в Жировицах ещё на некоторое время семинарии, при учреждении здесь предположенных тоже училищ с многочисленным общежитием, было бы стеснительно. Эта мера не встретит никакого затруднения, если духовному ведомству переданы будут, по представлению моему, Виленские бывшие миссионерский и кармелитский монастыри, – чему тоже, по мнению моему, не может быть никакого препятствия. Тогда, пока приготовлено будет всё нужное для переведения в Вильно из Мядзиола женского монастыря, приисканием и вызовом соответствующих предназначению монахинь из других епархий: в миссионерском монастыре можно временно поместить семинарию, а в кармелитском учредятся училища, – так как монастыри сии до истекшей весны были обитаемы и с небольшими применениями могут быть к будущей осени подготовлены к временному их назначению под учебные заведения, тем более, что в заведениях сих в первые два года не может быть ещё полного комплекта учеников. В-третьих, по причинам, изъяснённым мною в отношении к вам от 8 марта за № 458, все ученики семинарии в Вильне предполагаются к помещению в семинарских зданиях на полном или половинном казённом содержании, а также со взносом от совершенно достаточных и полного оклада. Потому в зданиях сих нужно приготовить помещение для учеников 250 или даже 300; а затем я полагаю в Троицком монастыре поместить только одну семинарию, с отводом части оного под третьеклассный монастырь, тем более, что совмещение в Вильне в одних зданиях семинарии и духовных училищ с многочисленным общежитием в обоих произвело бы большую запутанность во многих отношениях. Планы Троицкого монастыря препровождены мною к Вашему Сиятельству при отношении от 10 сего ноября за № 2026, и мне необходимо ожидать на оное ответа для приступления к составлению планов и смет на переделку помянутых зданий под помещение семинарии, с третьеклассным монастырём или без оного, как будет разрешено. В-четвертых, для постоянного помещения уездного и приходского в Вильне училищ нужно тоже применить и здания кармелитского монастыря, тем более, что здания сии испрашиваются и для монастыря Святодухова; и потребуется ещё соображение, какие из зданий сих обоих монастырей отвести для училищ, а какие оставить для Святодухова монастыря. Соображения сии сделаются на месте, и соответственно таковым составятся планы и сметы для перестройки зданий, нужных училищам. В-пятых, необходимость переделки зданий для постоянного помещения семинарии и училищ вовсе не должна останавливать переведения в Вильно сих заведений. Я сказал уже выше, что во временном их помещении не будет затруднения. Для сего на первый раз доставит обильные средства огромный бывший миссионерский монастырь; да и самая переделка Троицкого и кармелитского монастырей, при постепенности исполнения, может совместиться с жительством в одних их частях при переделке других. Переведение сказанных заведений в Вильно к будущей осени не только не будет препятствием предполагаемым переделкам, но, напротив, облегчит таковое. К устройству тех зданий употребятся отчасти самые члены правлений; а присутствие в Вильне учебных заведений покажет лучше всего на месте потребности приспособления зданий для их помещения. В-шестых, засим, покорнейше прошу Ваше Сиятельство, чтобы предположенные для семинарии и училищ Литовской епархии штаты восприяли своё действие с 1 января наступающего 1845 года, или по крайней мере с началом будущего учебного года, то есть, с 1 сентября того ж 1845 года, с тем предостережением, чтобы, на случай замедления перевода в Вильно семинарии и училищ, жалованье учителями и прочими чиновниками получалось в количестве, прежними штатами определённом. От сего не произойдёт никакого вреда. Лишнее останется в экономии; и остаток этот, вместе с ныне имеющимся в наличности по Литовской семинарии остатком, будет весьма кстати обращён на покрытие издержек перевода в Вильно учебных заведений и приготовление для них временного помещения, так что, вероятно, не окажется для сего надобности в ассигновании особых сумм.

Вследствие отношения Вашего Сиятельства от 15 истекшего ноября за № 8470, долгом считаю сообщить, что самое удобнейшее время к перемещению в Вильно епархиального Литовского управления считаю я наступающую весну, то есть апрель и май месяцы. Ранее этого нельзя приступить к переселению: по неудобству зимнего времени для переезда духовенства и чиновников, обременённых малолетними семействами; по затруднительности обзавестись для них зимою квартирами и новым хозяйством; по необходимости приостановить переселением течение консисторских дел по крайней мере на месяц, тогда как в исходе и начале года дела эти требуют большей противу других месяцев деятельности, особенно по доставлению разнородных срочных ведомостей.

За всем тем, я прошу покорнейше Ваше Сиятельство об ускорении разрешением, насчёт перечисления к Виленскому кафедральному собору трёх домов, принадлежащих тамошнему Святотроицкому монастырю, для помещения в них кафедрального духовенства и чиновников консистории. Квартиры в сих домах заняты теперь частными жильцами по условию с монастырём, и до получения разрешения о новом их назначении не будет ни повода ни основания очистить их от теперешних жильцов. С другой стороны, по жёсткому в Вильне обыкновению, квартиры нанимаются или оставляются в два определённые срока, то есть 29 сентября и 23 апреля, и для отказа в квартире нужно предварить жильцов за шесть недель до одного из сих сроков. Таким образом, ранее 23 апреля дома сказанные не могут быть очищены от нынешних жильцов; а чтобы иметь основание отказать им в квартирах, нужно мне получить разрешение начальства, по крайней мере за два месяца до сего срока.

Виленскому Святотроицкому монастырю принадлежит многочисленная библиотека, богатая особенно богословскими сочинениями и изданиями Святых Отец. По предстоящему обращению Святотроицкого монастыря на помещение Литовской семинарии, покорнейше прошу посредства Вашего Сиятельства, чтобы разрешено было означенную библиотеку передать Литовской семинарии, а затем перевезти из Жировицкой библиотеки те только книги, которые по рассмотрению правления семинарии и моему утверждению окажутся нужны для укомплектования Виленской библиотеки, остальную же Жировицкую библиотеку оставить на месте для открываемых здесь уездного и приходского училищ с многочисленною бурсою. Опись библиотеки Виленского Троицкого монастыря, если окажется нужною, должна иметься в делах бывшей Белорусско-Литовской коллегии в общей ведомости о том монастыре.

По указу Св. Синода от 22 истекшего марта за № 2620, для помещения кафедрального духовенства и чиновников консистории перечислены от Троицкого монастыря к собору кафедральному дома Цырковский, Кондратовичевский и Прокшинский. Первый и последний из сих домов предписал я заблаговременно очистить от прежних жильцов к 23-му числу настоящего апреля месяца, Кондратовичевский же остаётся ещё по особым обстоятельствам занятым по найму сторонними жильцами.

Засим, по случаю переведения кафедрального и консисторского штатов Литовской епархии в город Вильно, назначаю я переводимым чиновникам квартиры: в доме Прокшинском а) кафедральному протоиерею Ипполиту Гомолицкому, во втором этаже комнаты, под № 2, 2, 2, 2 и 2, да шестую комнату, к ним прилежащую, под 3; б) секретарю титулярному советнику Павлу Митровскому, в третьем этаже комнаты, под № 5, 5, 5, 5 и 5; в) помощнику секретаря Ипполиту Корнилловичу, во втором этаже комнаты, под № 1, 1 и 1; г) протодиакону Иоанну Павловичу, в нижнем этаже комнаты, под № 2, 2, 2 и 2; д) столоначальнику Александру Захаревичу, в нижнем этаже комнаты, под № 1, 1 и 1; е) регистратору консистории Михаилу Карницкому, во втором этаже комнаты, под № 4 – остальные комнаты в нижнем и втором этаже, под № 3, 3 и 3, не получают ныне особого назначения впредь до детальнейшего моего усмотрения; в доме Цырковском а) вице-председателю консистории соборному протоиерею Плакиду Янковскому, в третьем этаже комнаты, под № 25, 26, 27, 28, 29 и 32; б) члену консистории протоиерею Виктору Гомолицкому, во втором этаже комнаты, под № 13, 14, 15, 16 и 17; в) соборному священнику Антонио Пщолке, в нижнем этаже комнаты, под № 1, 2 и 3 – остальные комнаты в нижнем, втором и третьем этаже, под № 4, 6, 7, 18, 19, 30 и 31, не получают ныне особого назначения впредь до дальнейшего моего усмотрения.

Прочим лицам бессемейным, переводимым из Жировиц в Вильно, назначается мною временное на месяц или два помещение в Троицком монастыре, как-то: председателю консистории протопресвитеру Антонию Тупальскому две кельи, члену консистории протоиерею Григорию Куцевичу одна келья, двум столоначальникам одна келья и четыре кельи остальным канцелярским чиновникам – впредь до нанятия ими всеми собственных квартир или усмотрения для них по возможности помещения в домах соборных.

Препровождая при сем планы сказанных выше трёх домов, на четырёх листах, где подробно указаны поименованные выше мною квартиры, равно пояснение к сим планам, и два рапорта архитектора епархиального, за № 62 и 64, при коих они ко мне представлены, предлагаю консистории сделать по сему моему распоряжению надлежащее исполнение.

Известно Вашему Преосвященству, что Виленский Святотроицкий монастырь предназначен на помещение епархиальной семинарии. Ныне разрешено Св. Синодом устроить в сем монастыре к осени для той семинарии временное помещение и ассигнована для сего потребная сумма, пока на капитальную перестройку зданий монастыря под постоянное помещение семинарии не составятся нужные планы и сметы, как Ваше Преосвященство усмотрите из прилагаемого при сем в списке отношения ко мне г-на синодального обер-прокурора от 6 сего апреля за № 3724.

Засим в состав комитета для временного устройства Виленского Святотроицкого монастыря под помещение семинарии назначаю я: Ваше Преосвященство, ректора семинарии архимандрита Евсевия, кафедрального протоиерея Ипполита Гомолицкого, игумена Арсения Хрулькевича и епархиального архитектора, и возлагаю на вас обязанность учредить таковой комитет и с возможною деятельностью заняться устройством зданий Троицкого монастыря, по указаниям, прописанным в означенном выше отношении ко мне графа Николая Александровича от 6 сего апреля.

Между тем нужным считаю сообщить Вашему Преосвященству: 1) что прежде всего и безотлагательно настоит надобность составить требующиеся сметы на предполагаемое устройство, дабы, в случае недостатка ассигнованной теперь суммы, можно заблаговременно испросить необходимое усиление оной; 2) что к наступающему учебному году семинаристов будет до двухсот человек, а потому и помещение должно быть приготовлено в Троицком монастыре на сие именно число к наступающей осени; 3) что необходимо прежде всего приняться с самой весны за каменные и штукатурные работы, требующие просушки, а следовательно, немогущие откладываться под осень; 4) что на устройство той части мебели, которая приобретётся для семинарии, не по временным только соображениям, но навсегда, как например, кухонной и столовой посуды, равно на такие помещения, которые останутся неприкосновенными при будущей капитальной переделке монастырских зданий, не нужно вовсе стесняться в экономических средствах, дабы по сей части не подвергать впоследствии казны вторичным напрасным издержкам; 5) что по моему распоряжению к исходу настоящего месяца прибудут в Вильно ректор семинарии и кафедральный протоиерей, назначенные для состава комитета, и первый из них доставит из правления семинарии четыре тысячи рублей серебром на предположенные по тому комитету работы; и 6) что вслед за сими духовными прибуду и я на жительство в город Вильно и не премину лично руководствовать действиями комитета, к скорейшему оных успеху.

По бывшим предположениям о переводе епархиальной семинарии из Жировиц в город Вильно собраны много заблаговременно нужные подробные сведения об учениках, налицо в сем заведении находящихся, а также долженствующих в оное поступить с началом будущего учебного года из уездных духовных училищ. На основании сих сведений, назначены мною к наступающему учебному году в семинарию: на полное казённое содержание девяносто один = 91 учеников из сиротствующих, а также из детей многосемейных или бедного состояния священно и церковнослужителей; а на половинное казённое содержание девяносто восемь = 98 прочих учеников, так что, за исключением небольшого числа учеников, весьма слабо аттестуемых, все воспитанники семинарии поступят на полное или половинное казённое содержание. Это благодеяние для духовного юношества есть последствием новой милости правительства, облагодетельствовавшего Литовскую епархию новыми семинарским и училищными штатами, с назначением полных казённокоштных мест, по первому для ста пятидесяти, а по последним для двухсот учеников. С другой стороны, в доставлении сего благодеяния всем воспитанникам семинарии, с облегчением их родителей и родственников, имел я в виду необходимость, проистекающую из местных обстоятельств: поместить всех воспитанников Виленской семинарии в самых семинарских зданиях, не дозволяя жить в городе, и содержать их в более приличном виде противу других мест.

Засим, препровождая при сем две именные ведомости, мною подписанные, ученикам – одну назначенным на полное казённое содержание в Виленскую епархиальную семинарию, другую назначенным в ту же семинарию на половинное казённое содержание, – предлагаю правлению семинарии: 1) всех поименованных в сих ведомостях учеников принять, по моему о них назначению, в Виленскую семинарию с начала наступающего учебного года, то есть с 1-го числа будущего сентября месяца; 2) снабдить каждого из них особым на сие билетом, с прописанием, кто на какое принят содержание, и с означением срока, к которому должен явиться в Виленскую семинарию с предъявлением самого билета; 3) учеников, которые по круглому сиротству останутся в Жировицах и других духовных училищах, во время предстоящих каникулов доставить в Виленскую семинарию на счёт тех учебных заведений, в которых они теперь находятся; 4) положить правилом, чтобы никто из семинаристов в Вильне не мог проживать вне семинарских зданий, так как предположенная перестройка тех зданий доставит помещение в них всему юношеству Литовской епархии, предназначенному для семинарского образования; 5) постановить тоже непременным навсегда правилом, чтобы ученики, принимаемые на половинное казённое содержание, вместо обзаведения собственным платьем и другими потребностями, вносили в правление семинарии деньгами половину годового оклада по полугодно, то есть пятнадцать рублей серебром в начале сентября, а пятнадцать в начале марта месяца, так, чтобы все ученики семинарии, проживая в одном заведении, пользовались одними и теми же удобствами и одним форменным одеянием – сего требует приличное содержание семинарии в городе Вильне, да и взнос деньгами половинного содержания удобнее для самого духовенства, состоящего ныне на жаловании; 6) всё прописанное выше объявить посредством консистории всему духовенству Литовской епархии как для соблюдения учреждённых здесь правил, так и для доставления оным в семинарию Виленскую к назначенному сроку принятых в сие заведение учеников по выданным им от правления билетам.

Впрочем, при составлении прилагаемых при сем именных списков ученикам, принимаемым в Виленскую семинарию, я имел в виду засвидетельствования о сих учениках за прошлый год, то есть в половине учебного курса; посему предоставляю правлению семинарии: если, по предстоящим окончательным испытаниям, которые-либо из слабых прежде учеников окажутся успевшими, а другие, прежде хорошие, признаны будут по каким обстоятельствам недостойными поступить в семинарию, то представить к концу учебного года на моё утверждение о внесении первых дополнительным образом в составленные мною списки, и об исключении из сих списков последнего рода учеников.

Ещё в 5-й день истекшего марта месяца, предложил я консистории заняться приготовлением консисторских дел и архива для отправления в город Вильно к исходу сего апреля месяца. В то же время сделано мною распоряжение о приготовлении кафедральной ризницы, для такового ж отправления в Вильно.

Предлагаю консистории войти в условия с надёжными извозчиками о доставлении четырёх или пяти четыреконных брик для постоянной перевозки в Вильно означенных консисторских дел и архива, равно кафедральной ризницы и певчего архиерейского хора, так, чтобы первый транспорт мог быть отправлен в Фомино-воскресенье, то есть 22 сего апреля, и после безостановочно следовал транспорт за транспортом до окончательной перевозки. При торге и условиях должен находиться и эконом архиерейского дома архимандрит Антоний. Издержки на перевозку имеет консистория употребить из источника, разрешённого Св. Синодом в указе от 12 ноября 1844 года за № 13,388.

С тем вместе, поставляю в обязанность консистории распорядиться, чтобы все лица, составляющие консисторский и кафедральный штаты, переехали к своим должностям в город Вильно не позже 5-го числа наступающего мая месяца, за исключением двух чиновников, назначенных мною для надзора за транспортировкой консисторского архива. Консистория, прежде отправления сказанных лиц из Жировиц в Вильно, отпустит тем, которые того пожелают, половину пособия, назначенного для них упомянутым выше указом Св. Синода на проезд и обзаведение; остальное ж пособие выдаст им уже в Вильне.

Нужным считаю предварить Ваше Преосвященство о намерениях моих, по случаю предстоящего приезда моего в Вильно, дабы соответственно сему могли вы сделать надлежащие распоряжения. Я положил прибыть в город Вильно 8-го числа наступающего мая месяца к шести часам вечера, прямо к собору, где должно меня встретить всё Православное духовенство, с кратким молебном. После чего начнётся всенощная, в которой и я приму участие. День 9-й мая есть храмовый и вместе будет как бы первым торжественным преобразованием Николаевского собора в кафедральный. Пред литургией должен быть молебен святителю Николаю чудотворцу с водоосвящением. Литургию буду совершать я соборне, а после оной отслужу благодарственный молебен за здравие Государя Императора, толико облагодетельствовавшего в последнее время Литовскую епархию. Из церкви отправлюсь в мантии со служащим духовенством для освящения комнат, назначенных под присутствие и канцелярию консистории. Засим мне приятно будет угостить в архиерейских комнатах завтраком почётнейших Виленских обывателей и чиновников, которые сделают мне честь своим посещением. Открытие в Вильне кафедрального Православного собора и Православной консистории есть вместе и правительственное действе, и потому надеюсь, что в нашем празднике примет участие и гражданское начальство. По пути из Жировиц, я намерен посетить на два-три дня моих родителей в Лидском уезде. Попросите, Преосвященнейший, его высокопревосходительство Фёдор Яковлевича или г-на начальника губернии, дабы предписано было Лидскому исправнику озаботиться исправностью на почтовых станциях, дабы, в противном случае, я не опоздал к назначенному мною времени.

Долгом поставляю донести Св. Правит. Синоду, что к 9-му числу сего мая месяца переехали из местечка Жировиц в город Вильно все лица, составляющие штаты архиерейский, кафедральный и консисторский; что в сей день, храмовый Виленского Николаевского собора, собор сей торжественным богослужением открыт в новом звании кафедрального; что, после литургии и молебна, освящено мною лично и помещение, предназначенное временно в архиерейском доме для Литовской консистории; и что за сим с 9 мая Литовское епархиальное Православное управление находится уже открытым в городе Вильне.

Графу Протасову, 11 февраля 1845 года № 379 (конфиденциально).

Я истинно обрадован конфиденциальным отношением Вашего Сиятельства, от 24 минувшего января за № 535. По оному я могу уже вполне заключать, что все представления мои о мерах, необходимых для переселения в Вильно епархиального начальства, получат удовлетворение, за исключением переименования Виленского Святодухова монастыря лаврою. Но эта мера, сколь ни важна по нравственному впечатлению на местный дух, не принадлежит однакож к существенным. Теперь я жду остальных официальных предписаний, а между тем занимаюсь исполнительными соображениями. На днях вытребовал я в Жировицы преосвященного Платона, и он мне привёз планы миссионерского и кармелитского в Вильне монастырей. Помещение оказалось совершенно таково, как я имел прежде понятие по наглядке – и мне не зачем теперь ехать в Вильно до весны: в монастыри эти весьма удобно и без затруднения можно переместить к осени семинарию и училища, как предположено. Но вот что неприятно – преосвященный Платон сказал мне, что Фёдор Яковлевич получил уже Высочайшее повеление о предназначении сказанных монастырей; что он этим весьма недоволен и даже будто бросил на пол бумагу после прочтения оной; что он писал к Вашему Сиятельству об отмене сей меры; что, не получив удовлетворения, будто обратился к военному министру. Всё это мне показалось весьма странным. Фёдор Яковлевич ещё прошлою весною спрашивал меня: «скажите, действительно ли у вас есть какие предположения насчёт миссионерского и кармелитского монастырей, дабы я их не трогал?» Я ему откровенно высказал наши предположения и даже добавил, что мне дано слово передать их в духовное ведомство. Преосвященный Платон припоминал ему это же впоследствии. Теперь как же назвать поступки Фёдора Яковлевича? – едва ли добросовестными. Теперь, весьма многое с его стороны, что прежде приписывал я или незнанию, или каким пустым недоумениям, представляется мне систематическим противодействием, мне ли лично, или ходу Православных духовных дел. Происходит ли это от личного какого неудовольствия? Опутала ли его невидимыми сетями господствующая здесь партия, что не невозможно и для более зоркого человека? Надеется ли и желает он сам системою сею приобресть благосклонность той партии? – Всё почти равно. Бог с ним! – я, с моей стороны, ни в чём не чувствую себя виновным пред Фёдором Яковлевичем – напротив, старался быть даже ему полезным.

Но это сторона – а вот главное. По словам преосвященного Платона, гражданский губернатор предложил Фёдору Яковлевичу помещение для госпиталя на сто кроватей в закрытом доминиканском монастыре, да на сто в особом доме, принадлежавшем миссионерскому монастырю – ровно на то число, как предполагал он поместить в монастыре миссионерском –зачем же отстаивать сей монастырь для госпиталя?

С нынешнею почтою поступает к Вашему Сиятельству мой ответ насчёт приписания по-прежнему к Супрасльскому монастырю состоящего в Варшаве базилианского монастыря. Эта мера юридически совершенно справедлива и при условиях, мною предлагаемых, не может иметь решительно никаких вредных последствий; а между тем, она будет звеном, связывающим польских Униатов с Православною Церковью, и, с помощью Божиею, может принести спасительные плоды. Настоятелем Варшавских базилиан есть какой-то Калиновский, постриженец ещё Супрасльского монастыря – он три года тому назад принял в Варшаве архимандрита сего, последнего монастыря, хотя и осторожно, однакож весьма снисходительно, судя по новому впечатлению от свежего ещё тогда воссоединения Униатов в империи.

PS. Покорнейше прошу Ваше Сиятельство уведомить меня в двух строках о получении настоящей бумаги. Я слыхал, что в Виленском почтамте, по положению, вскрывают конверты; и если я там усижусь, то буду просить об увольнении от этой церемонии моих официальных бумаг.

PS. Если преосвященный Платон будет перемещён в Гродно, как о том носится слух по Вильну из С.-Петербурга, то покорнейше прошу, чтобы о празднике Светлого Воскресенья награждён он был орденом св. Анны I степени. Вы знаете, что у нас служба действующей армии – пр. Платон и заслуживает эту награду, и требует ободрения к новому его назначению.

Графу Протасову, 10 марта 1845 года № 612 (конфиденциально).

Я довольно обеспокоен секретным отношением Вашего Сиятельства, от 27 февраля, насчёт миссионерского в Вильне монастыря: не по самой важности этого обстоятельства – из особого моего отношения, под нынешним числом, вы изволите усмотреть, что оно вовсе не затруднит общих предположений, – но по замедлению в разрешении представлений моих, необходимых по случаю переведения в Вильно Литовского епархиального управления. Я надеялся, что разрешение сие получу не позже февраля месяца, так что было бы ещё довольно времени для исполнительных распоряжений: а между тем, и доныне я не имею разрешения по главным представлениям – ни о преобразовании Виленских Святодухова и Троицкого монастырей, ни о предназначении сего последнего под семинарию, ни о штатах для семинарии и училищ, ни об отдаче кармелитского монастыря под уездное и приходское духовные училища, с переведением епархиального управления необходимые, ни о предназначении трёх монастырских домов на помещение чиновников консисторского и кафедрального штата. Как все эти меры имеют связь между собою и со сделанными уже мероположениями, то я остаюсь в постоянном недоумении и не могу сделать верного шага. Если ожидаемые разрешения слишком замедлятся, то я не знаю, как мне Бог поможет справиться с исполнительными мерами. Плохой вождь, который бросается на предприятия, не обеспечив прежде для них успеха необходимыми мерами. Если, паче чаяния, разрешение моих представлений должно ещё замедлиться, то покорнейше прошу Ваше Сиятельство предварить меня о том и разрешить остаться ещё на год в Жировицах.

Я здесь не дремлю. Исполнительные меры на всякий случай у меня соображены – материалы для распоряжений собраны и приведены в порядок. Полагаясь на прежние отношения Вашего Сиятельства, я распорядился уже официально, чтобы консисторский и кафедральный штаты готовились к переезду в Вильно к исходу наступающего апреля месяца, и приготовили к тому ж времени для отправления консисторские дела с архивом, а также кафедральную ризницу. Я даже принял на себя ответственность, и предписал уже очистить от нынешних жильцов монастырские дома, предположенные для помещения консисторских и кафедральных чинов, хотя о том не получил ещё разрешения. Я расположил переселение наше в Вильно сделать сколько можно праздничным: прибыть ко всенощной накануне Николина дня, то есть 8 мая, и полными собором отпраздновать храмовый праздник и как бы открыть Виленский Николаевский собор в новом звании кафедрального, а вместе с тем открыть в Вильне и Православное епархиальное управление. Но теперь недоумеваю, не останется ли без исполнения это предположение. С одной стороны опасаюсь, что удовлетворение помянутых выше моих представлений или слишком замедлится, или останется втуне; а с другой, у нас здесь объявлен проезд чрез город Слоним Государя Императора в апреле или мае месяце. Если бы Его Величеству пришла мысль посмотреть наши Жировицы, то здесь нашёл бы одно расстройство, так что некому и не с чем было бы и встретить прилично Помазанника Божия.

Посему покорнейше прошу Ваше Сиятельство уведомить меня: не должно ли быть отменено предположенное мною переведение в Вильно епархиального управления в конце апреля и начале мая, и вместе с тем приспешить разрешением остальных представлений моих, к тому переселению необходимых. При всей затруднительности моего положения я не могу полагаться на искреннее содействие главного здешнего гражданского начальства: неужели я не должен его ожидать и со стороны начальства духовного?

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство, чтобы при нынешних распоряжениях название Литовской епархии, консистории, семинарии, не было отменено на Виленское. Кроме важности того названия для Православной Церкви по древним воспоминаниям, здесь ещё есть и практическая необходимость. В Вильне есть епархия, консистория, семинария, Виленские Римско-Католические – так что на всяком шагу могли бы встречаться недоумения, а иногда и распечатываться по неосмотрительности конверты, как это случается иногда в Минске.

Ректор семинарии из Киева ещё не прибыл – писали будто там получено предписание Вашего Сиятельства, но не получено синодального указа, и местный владыка не хотел делать нужных распоряжений.

Графу Протасову, 12 апреля 1845 года № 994 (конфиденциально).

От всего сердца благодарю Ваше Сиятельство за ускорение мер, требовавшихся к переведению епархиального управления в Вильно. Теперь я спокоен и уже сделал все распоряжения к нашему переселению, которое начнётся с 22 сего апреля. Лично намерен я отправиться из Жировиц в первых числах мая. Мне остаётся ещё ожидать разрешения касательно передачи кармелитского монастыря на училища, равно о сумме на предварительное устройство помещения для семинарии в Троицком монастыре – а устройство такового помещения для семинарии и училищ к осени будет весьма хлопотливо, если разрешение опоздает. Может быть, я и наскучил Вашему Сиятельству своею настойчивостью и частыми представлениями – надеюсь однакож и на вашу справедливость – единственным моим побуждением было и есть желание сослужить добрую службу.

Новый наш ректор архимандрит Евсевий поставлен уже в Жировицах вполне на той степени, на которой его видеть было желательно. Едва ли бы можно найти другого архимандрита из Великороссиян, столь соответственного здешним обстоятельствам. Не знаю, известен ли духовный сей лично Вашему Сиятельству – смею уверить, что он будет украшением Церкви, на каком бы месте ни был поставлен.

В Киевской академии оканчивает теперь курс наук первый из воссоединённых учеников, постриженный в монашество, Николай Труськовский. Его я имел постоянно в виду и даже приохотил к иночеству. Это отличнейший молодой человек, подающий прекраснейшие надежды, если Бог поможет ему пойти хорошим путём. Если в С.-Петербургской духовной академии окажется вакансия бакалавра, то для пользы службы прошу покорнейше Ваше Сиятельство об определении Труськовского на сие место. О просьбе сей он не знает, а может быть, и не желает, потому что его прочат (как слух носится) в инспектора Минской семинарии – но это было бы потерять человека с такими надеждами.

Я здесь в Жировицах занимаюсь в последние месяцы богослужением, более нежели когда-либо – стараюсь наломать по возможности воссоединённое духовенство, чтобы за него не стыдиться в Вильне.

Позвольте, Ваше Сиятельство, поздравить вас с радостным: Христос воскресе! и пожелать вам вся благая.

Имею честь быть.

Всемилостивейший Государь!

После стольких милостей, уже на меня излиянных, соблаговолили Вы, Благочестивейший Государь, ознаменовать милость свою новым знаком, в пожалование мне священного знамения креста для ношения на клобуке. Из глубины сердца моего приношу благодарение за это Высокомонаршее внимание к посильному моему служению. Но я в том убеждении, что благодарность до́лжно изъяснять скорее делами, нежели словами. Примите же, Всеавгустейший Монарх, чистосердечное уверение и вместе священный обет, что Вы, как было доныне, так и навсегда не будете иметь более меня преданного, более верного, более усердного слуги, в отеческих попечениях Ваших о благе Церкви и государства, и что в служении сем могут мне изменить силы, но не усердие и добрая воля.

Вашего Величества, Всепресветлейший Монарх! всеподданнейшей слуга и богомолец Иосиф, архиепископ Литовский.

29 апреля 1845 года.

М. Жировицы.

Графу Протасову, 29 апреля 1845 года № 1136 (конфиденциально).

Вашему Сиятельству известны уже предположения мои относительно переезда в Вильно – они остаются совершенно прежние, и я буду там непременно к 9 мая, разве бы случилось что экстренное.

Признаюсь Вашему Сиятельству, что меня весьма озаботила Высочайше возложенная на меня обязанность посетить нынешним летом епархии Могилёвскую, Минскую и Полоцкую. Наше переселение в Вильно и устройство там на жительстве всего ведомства требовали бы постоянного моего присутствия на месте. Впрочем, долг мой – исполнить добросовестно это поручение. У меня к 4 июня назначено посвящение обновлённой церкви Виленского Святодухова монастыря – следовательно, не могу раньше сего времени отправиться в Полоцк, Витебск, Могилёв и Минск. Оттуда мне необходимо поспеть в Жировицы к экзаменам по семинарии в конце курса и для окончательных распоряжений о переводе в Вильно семинарии и училищ. Таким образом, мне остаётся в предстоящую месячную бытность в Вильне уладить тамошние обстоятельства и обеспечить исполнение предлежащего материального устройства в моё отсутствие, а остальное предоставить переписке по почте в моем путешествии и возвращению в Вильно около 20 июля.

В нынешний день отправляю я новое отношение к Вашему Сиятельству, насчёт передачи в Православное ведомство Виленского кармелитского упразднённого монастыря и устройства в нём наших духовных училищ. Это устройство должно совершиться непременно к осени, так как заведение в Вильне уездного и приходского духовных училищ ещё нужнее к осени, нежели перевод семинарии. Посему убедительнейше прошу Ваше Сиятельство, чтобы я по сему предмету мог получить нужные разрешения безотлагательно. Если не получу их в мае, то есть прежде выезда для порученного мне осмотра трёх епархий, то и не знаю, как успею после справиться с устройством к осени сказанных училищ.

Министру внутренних дел Л. А. Перовскому, 10 мая 1845 года.

Лестное, по вашей благосклонной о мне памяти, письмо ваше получил я уже в Вильне на новоселье. Искреннейше благодарю за эту память и прошу покорнейше Ваше Высокопревосходительство о её продолжении.

И в моих правилах, и в моём характере есть не вмешиваться в чужие дела. Но, к сожалению, вижу, что с правилом этим я был бы в положении военного, который поставил бы себя недвижною мишенью, когда в него метят и стреляют со всех сторон. Посему, позвольте мне, Ваше Высокопревосходительство, выйти иногда из положения страдательного и в случаях несомненной нужды обращаться по временам к вам конфиденциально, в делах, исключительно подлежащих ведомству Вашего Высокопревосходительства.

В полной надежде на ваше благорасположение и снисходительность, имею честь быть.

Графу Протасову, 13 мая 1845 года № 1183 (конфиденциально).

Мне хотелось написать подробно Вашему Сиятельству о нашем переселении в Вильно. Но это было бы излишним; да и не всегда приятно описывать обстоятельства, не совсем чуждые нашей личности. Я только уверен, что сердце Вашего Сиятельства порадовалось бы, посмотрев здесь на многочисленное отличное духовенство наше, на благолепие и порядок богослужения, на отличный хор, на стечение народа – может быть, и столицы иному бы позавидовали. Впрочем, для общих сведений неизлишним считаю приложить при сем список со статьи, приготовленной, как мне известно, для газет. При сем же долгом поставляю препроводить список с моего отношения к Виленскому гражданскому губернатору о пожертвовании для бедных трёхсот рублей серебром, а также слово, сказанное мною после прибытия в Виленский собор. Слово это обдумано мною на досуге. Нужно было определить наше в Вильне положение. Нужно было связать прежнее с настоящим и будущим. Нужно было смягчить прежние отношения, без вредной однакож слабости. И я это сделал, или по крайней мере думаю, что сделал. Что касается слов, лично ко мне относящихся, то Ваше Сиятельство согласитесь, что они не хвастовство какое, а тяжкая ответственность, мною на себя принимаемая. – Да подаст мне Бог силы оправдать всё это в глазах людей, как я чувствую себя чистым пред собственною совестью!

Я не получил ещё синодального указа о посещении трёх епархий – а между тем, до предположенного мною туда выезда остаётся только три недели, и нужно бы поспешить распоряжениями.

Графу Протасову, 23 мая 1845 года № 1301 (конфиденциально).

Я уже привык (да иначе и быть не может) обращаться к Вашему Сиятельству в случаях сомнительных. Вот и теперь препровождаю к вам представление Св. Синоду об архимандрите Парфении. Недоумеваю, можно ли представлять к монастырю в другой епархии и следует ли просить о настоятельской должности для семидесятилетнего, впрочем, бодрого, старика. Если монастырь Выдубицкий может быть дан архимандриту Парфению, то Литовская епархия от этого не потеряет; в противном случае, покорнейше прошу, чтобы, из уважения к особенным заслугам сего духовного, назначен ему был пенсион в пятисот рублей серебром, и чтобы он оставлен был на жительство в Пожайском монастыре.

В сем последнем случае, долгом считаю изъяснить здесь следующее обстоятельство. Переведённый в Литовскую семинарию ректором архимандрит Выдубицкого монастыря Евсевий получал в Киеве жалованья: ректорского 171 руб. 60 к., профессорского 257 руб. 40 к., настоятельского 350 руб., да кроме того кружечного дохода по монастырю примерно 300 руб., экстренных доходов от погребений и тому подобных до 100 руб., из редакции Журнала Воскресного Чтения 150 руб., – а всего 1329 руб. сер. в год. Ныне предстоит ему получать жалованья: ректорского 400 руб., профессорского 400 руб., да настоятельского по Троицкому монастырю 225 руб., – а всего только 1025 руб. сер. И как кружечного дохода по сему монастырю, по прежним примерам, едва придётся шесть рублей на долю настоятеля, доходов экстренных здесь ему не предвидится, да по экономическим статьям едва ли может получать и сто рублей: то содержание архимандрита Евсевия уменьшится противу прежнего не менее двухсот рублей серебром. Между тем, содержание в Вильне гораздо дороже противу Киева; да и желательно, чтобы духовный сей имел средства содержать себя на более приличной степени, нежели в Киеве, как для ободрения его самого в нынешнем тягостном положении, так и по местным обстоятельствам города Вильна.

По сим уважениям покорнейше прошу Ваше Сиятельство, если Выдубицкий монастырь не отдан будет архимандриту Парфению, то чтобы оный оставлен был по-прежнему за ректором Литовской семинарии архимандритом Евсевием, на два года только, впредь до устройства монастыря его Виленского Троицкого. Я слыхал, что бывали примеры отдачи одному лицу двух монастырей, и настоящий экстренный случай очень извинит это. Разумеется, если настоящее предположение не исполнится, то долгом моим будет представить впоследствии о вознаграждении ректора Евсевия другим образом.

Графу Протасову, 5 июня 1845 года № 1465 (конфиденциально).

От нынешнего числа доношу я официально Св. Синоду о совершившемся во вчерашний день освящении Святодуховской церкви и монастыря в Вильне. Всё соединилось, чтобы празднество это совершилось со всем подобающим приличием, благоговением, великолепием, порядком. Может быть, Ваше Сиятельство пожелаете знать хотя несколько подробности. На этот случай прилагаю при сем изготовленную статью для местных газет и слово, произнесённое преосвященным Платоном. Оно произвело хороший эффект. Кажется, уже и здесь проходит смешная претензия: чтобы мы молчали, сидели сложа руки, когда неблагонамеренная здешняя партия мечется и трубит повсеместно, дабы сеять ложные понятия, ложные сведения – начинают верить, что нужно же и с нашей стороны сказать истину, открывать глаза вовлечённым в заблуждение. Впрочем надеюсь, что мы в сем отношении, как и прежде было, не выйдем из пределов необходимости.

Таким образом, праздновали мы теперь в Вильне: открытие кафедрального собора и епархиального управления; после служил я другой раз в соборе в день Вознесения Господня; после открыл временную церковь в архиерейском доме; после служил в день Сошествия Святаго Духа в церкви Троицкого монастыря; наконец, на другой день освятил церковь Святодухова монастыря и самый сей монастырь, в моё ведение поступивший, по случаю их обновления. Для четырёхнедельного моего в Вильне пребывания этого, кажется, довольно. Могу уверить Ваше Сиятельство, и вы можете быть совершенно в том покойны, что в это время мы здесь не можем себя ни в чём упрекнуть, и что с нашей стороны произошло всё прекраснейшим образом, что было нужно, что было возможно. Если бы и…, но об этом если бы лучше молчать – пока станет терпения.

Сегодня ввечеру отправляюсь я в Полоцк, куда прибуду к 10 июня. По пути назначил я собраться в нескольких местах духовенству Вилейского и Дисненского уездов, чтобы получше оному присмотреться и дать нужное направление. Ваше Сиятельство знаете, что эти уезды, по нескольку раз переходившие от одного к другому епархиальному начальству, довольно расстроены.

Работы по устройству к осени временного помещения для семинарии идут, слава Богу, успешно. В других отношениях устроились мы тоже в Вильне благополучно. Насчёт по-кармелитского монастыря и помещения в нём наших училищ оставил я нужные распоряжения, так как заняться этим непосредственно я не мог, по непередаче ещё тех зданий в духовное ведомство. Впрочем, я возвращусь в Вильно к концу июля, и будет ещё время устроить к осени помещение под училища.

Графу Протасову, 8 июня 1845 года № 1499 (конфиденциально).

Я не желал беспокоить Ваше Сиятельство некоторыми обстоятельствами, после прибытия в Вильно: теперь можно, а может быть, и нужно сказать неприятное, когда мы имели уже довольно приятного, чтобы смотреть хладнокровно на житейские дрязги.

Фёдор Яковлевич⁹ к моему приезду был не видим в кабинете, по случившемуся до того какому-то повреждению ноги; и как чрез два дня отправился в продолжительное путешествие, то и не обошлось без толков, тем более что он был в отсутствии во всю мою бытность в Вильне и возвратился только 3 июня пред моим выездом. Начальник жандармов граф Буксгевден, который играет здесь важную роль и, по доходившим до меня слухам, стращает меня какими-то похвалками, тоже не был ни на всенощной, ни на литургии, и уехал 10 мая из Вильна, не видавшись со мною. Притом же не могло не проникнуть в публику, что Фёдор Яковлевич на трикратные запросы губернатора отказал чиновникам быть в мундирах при нашем торжестве, хотя акт открытия в Вильне кафедрального собора и епархиального управления с консисторией, кажется, заслуживал бы этой почести, которая прежде оказываема мне была в Вильне лично. Всё это, кажется, ободрило польскую партию, которая ныне едва ли не более нас устранялась, как прежде; и Фёдор Яковлевич первый испытал от этого неприятность – епископ Цывинский отказался быть на обеде, который ему угодно было дать в мою честь в день моего выезда. Я замечал вообще, что Виленское чиноначалие едва ли ожидало (не говорю не желало) видеть меня в Вильне. Нечего скрывать: епархиальное Православное начальство, особенно пока привыкнут, для всех их здесь в тягость, а я, может быть, более кого-либо.

Не думайте однакож, Ваше Сиятельство, чтобы эти дрязги меня обеспокоили. Напротив, я никогда не был столько спокоен, столько хладнокровен, даже столько весел, как в нынешнее пребывание в Вильне. Вы можете легко этому поверить, если поставите себя на месте вождя, который видит планы свои развивающимися с полным успехом и давно приготовленные средства верно рассчитанными. Да притом Виленские соотношения для меня не неожиданны; а я вообще полагаюсь только на средства, зависящие вполне от моего распоряжения, остальными ж стараюсь пользоваться по обстоятельствам. Заметив холодность, я принял систему выжидания и некоторого устранения, а занялся устройством наших дел в Вильне, поглотивших всё моё время пребывания там. Я уверен был, что успех дела даст другое направление умам – и не ошибся – по возвращении в Вильно Фёдор Яковлевич старался поправить прежнее – хотя вообще поправить ошибки трудновато. Впрочем, я догадываюсь, что едва ли на этих господ не подействовало милостивое слово о мне Государя Императора в Бресте.

Ради Бога, не беспокойтесь этими пустяками – они почти необходимость здешнего положения. Разумеется жаль, что недостаёт полного единодушия по духовной и гражданской части – с этим в три года Вильну бы не узнали. Но и так, слава Богу, все идёт, по обстоятельствам, весьма хорошо – и в этом отношении прежние мои письма Ваше Сиятельство можете принимать в совершенно буквальном смысле. Бог помогает доброй воле – а в ней у меня нет недостатка. Я старался и буду стараться, чтобы как-нибудь поладить с Фёдором Яковлевичем, хотя в полном успехе почти отчаиваюсь. Если не ошибаюсь, он опасается, чтобы я его не уронил; а этим-то более всего пользуется известная партия и ничтожества, которыми он себя окружил и окружает.

В проезд мой чрез Молодечну и Вилейку, а также здесь в Березвече, я видел духовенство Вилейского и Дисненского уездов, менее прочего мне известное. Слава Богу, и здесь по обстоятельствам лучше, чем можно было ожидать. Жаль только, что здесь опасаются голода. Я старался дать хорошее направление Дисненскому духовенству, и для сего употребил средства, от меня зависевшие – прошу только Ваше Сиятельство не отказать в вашем посредстве, по прилагаемым при сем представлениям моим в Св. Синод, о награждении камилавкой одного протоиерея и единовременным пособием двух пострадавших священников.

Завтра утром отправляюсь в Полоцк.

Св. Синоду, 8 июля 1845 г. № 1661.

В 1843 году, после осмотра епархий Литовской, Могилёвской, Минской и Полоцкой, имел я честь донести Св. Синоду подробно о тогдашнем состоянии сих епархий, рапортом от 12 июня за № 833. Ныне, осмотрев вновь те же епархии, по Высочайшему повелению, объявленному мне в указе Св. Синода, от 4 мая сего года за № 4690, долгом поставляю, во исполнение того ж указа, представить сим новые сведения, которые будут только подтверждением и дополнением изъяснённых в помянутом выше рапорте моём от 12 июня 1843 года.

Благочестие вообще, и твёрдость в воспринятом Православии воссоединённого народа в особенности, более и более усиливаются. Людей неисповедавшихся по нерадению, во всех четырёх епархиях, за два последние года было едва сорок тысяч, так что на одну епархию не приходится их в год и по пяти тысяч. Прежняя привычка воссоединённого народа, обращаться к ближайшим Латинским церквам, час от часу ослабевает – и если это ещё во многих местах случается, то более по причинам, житейским, нежели религиозным. Например, праздник св. Антония, совершаемый с особенною торжественностью по монастырям нищенствующих иноков бернардинов, привлекает простолюдинов господствующим поверьем, что святой сей защищает лошадей от воров и уворованных возвращает. Но подобные привычки, слава Богу, весьма мало действуют на ослабление в Православных усердия к собственной церкви. Совращения в чуждую веру случаются ныне весьма редко; и если ещё епархиальные начальства обременены неприятными делами с ведомством других исповеданий, то они вообще относятся к совращениям прежнего времени, отстаиваемым с неблагоразумным упорством некоторыми менее понимающими пользу собственной церкви Римско-Католическими епархиальными начальствами.

Утверждая собственную паству в воспринятом недавно по большей части Православии, духовенство помянутых выше четырёх епархий действует спасительным образом и на иноверцев. Их в последние два года присоединилось к Православной Церкви: в епархии Литовской 1110, в Могилёвской 604, в Минской 1169 и в Полоцкой 287. Здесь считаю приятным долгом обратить внимание Святейшего Синода на благодетельные последствия закона, пекущегося о внутреннем спокойствии семейств, – закона обязывающего воспитывать в Православной вере детей, происходящих от смешанных браков. Всем очень памятны неприязненные толки о сем законе в западных губерниях, и между прочим предсказание, что после оного смешанные браки прекратятся. Между тем, слава Богу, со времени воссоединения Униатов к Православной Церкви, браков сих было: по епархии Литовской 1927, по Могилевской 301, по Минской 825, по Полоцкой 204. Да замечательно и постепенное увеличение тех браков по Литовской епархии за каждый год в следующей прогрессии: 7, 71, 162, 278, 482, и наконец в истекшем году 760. Это показывает, с одной стороны, спасительное сближение духом иноверцев с Православными, а с другой, удостоверяет, что народ более понимает пользу закона, нежели партии, увлекаемые иногда побуждениями, не совсем похвальными.

Сии утешительные явления в духовном мире по четырём епархиям не могут быть вполне применены к материальному положению тех епархий.

Обеспечение Православного духовенства церковными домами, обработка от прихожан священнической земли, наделение многих церквей недостающими противу законной пропорции угодьями, до сих пор не приведены в действо, находясь под рассмотрением уже два года. Как же по особому указу Святейшего Синода взимание за требы прекратилось, да притом часть церковных, земель, владеемых прежде исключительно священниками, отделена для других лиц, причты составляющих, то положение духовенства оказалось довольно стеснённым, тем более, что урожаи прошлого года были скудны, а в нынешнем году тоже не всюду надёжны. Справедливость требует, чтобы духовенство вознаграждено было в претерпенном им стеснении – и вознаграждение это удобнее всего сделать положением, чтобы определённые священникам выгоды от прихожан в обработке земли и других удобствах произведены им были не со времени определения в комитетах, этим делом занимающихся, но со времени прекращения взимания за духовные требы, как это и сделано по Минской епархии.

Два года тому назад, я имел счастье доносить о весьма важном противу прежнего улучшении храмов Божиих, как в наружном их виде, так и во внутреннем устройстве. Улучшение это подвигается вперёд и доныне, но не в такой степени, как желать до́лжно. Притом же это движение к лучшему было последствием мер экстренных со стороны правительства и тоже экстренных пожертвований Московских благотворителей; а для постоянного поддержания храмов Божиих в приличном благолепии нужно возбудить усердие самих прихожан. Между тем, народ здешний, по своей бедности и многим местным, прежде действовавшим причинам, отвык от доброхотных пожертвований в пользу церкви. Я считал бы весьма полезным и нужным, чтобы при совершении духовных треб, вместо прежнего взимания для причта, взималась по западным епархиям некоторая определённая сумма в пользу самой церкви. Если это взимание предоставлено будет церковному старосте и нескольким выборным старшинам; если распоряжение самою суммою на пользу церкви будет зависеть тоже не от самого причта; если действительно неимущие по предложению священника будут увольняемы от взноса положенной за требы суммы: то мера эта не встретит никакого неудобства и принесёт одну только пользу. Она приохотит чрез несколько лет самих прихожан к доброхотным подаяниям и затем может уже быть отменена.

Жалованье для сельского духовенства получается ныне из казначейств с большею противу прежнего исправностью. Меньше также имеется теперь поводов подозревать и благочинных в притеснении духовенства при раздаче жалованья. Долгом однакож считаю изъяснить тягостное положение благочинных. Они ныне обременены более прежнего делами, отчётности, затруднительным приёмом и раздачею жалованья, ответственностью и лишними расходами. Священники знают всё это и часто сами делают доброхотные пожертвования благочинным при получении жалованья. Чтобы, с одной стороны, сделать в этом отношении благочинных независимыми от священников, а с другой стороны, прекратить всякий предлог к вымогательствам, я нахожу необходимым или назначить благочинным особое жалованье, или же определить в их пользу два процента из жалованья всех подчинённых им священников и причётников, подобно как это сделано в пользу Римско-Католических благочинных, при недавнем издании штатов для сего ведомства.

Духовно-учебные заведения нашёл я в весьма удовлетворительном положении. Семинарии доставляют с излишеством кончивших курс учения воспитанников для замещения священнических мест, и я с удовольствием заметил, что преосвященные более прежнего отдают преимущество сим воспитанникам. Рукоположенных во священство из неучёных, в течение последних двух лет, было только по Полоцкой епархии 5, по Могилёвской 4, по Литовской же и Минской ни одного. Число учеников по уездным и приходским училищам есть: в Полоцкой епархии 320, в Минской 460, в Могилёвской 560, в Литовской 300. Это число для первых трёх епархий достаточно, но по Литовской епархии ещё не соответствует её потребностям. Оно не могло быть умножено доныне, по весьма большому пространству сей епархии и проистекающему от того затруднению родителей воспитывать детей в духовных училищах: теперь, с умножением по новым штатам казённокоштных учеников в сих училищах до двухсот, с Божиею помощью, усилится и число учеников в низших училищах вообще соответственно потребностям епархии.

Я не могу здесь промолчать утешительного явления, которого был теперь свидетелем в Литовской семинарии, образовавшейся, как известно, в недавнее время из местных элементов. В семинарии сей не введено ещё было правило делать при экзаменах задачи для письменного разрешения в классе без всяких пособий. Ныне сделан мною первый опыт в этом отношении, и я удивился приятнейшим образом отчётливости, ясности и вообще удовлетворительности письменных ответов, сделанных в классе в полтора часа, на мои задачи и под моим наблюдением, учениками не только богословского, но и философского отделения. Смею засвидетельствовать, что ныне Литовская семинария не уступит уже другим семинариям ни в каком отношении.

Ещё долгом считаю обратить внимание Св. Синода на общее преобразование воссоединённого духовенства. Оно во всех отношениях идёт вперёд к единообразию с духовенством древлеправославным, – единообразию необходимому для ближайшего слияния воссоединённого народа с Православною Церковью. Для сего довольно указать на один только предмет, – предмет бывший столько важным для воссоединённого духовенства, что оно положило его первым условием присоединения своего к Православной Церкви: я говорю о прежнем костюме сего духовенства. Ныне, воссоединённые священники отрастили бороды и облачились в рясы в числе: по Могилёвской епархии семи, по Полоцкой до пятидесяти, по Минской свыше шестидесяти, да по Литовской триста один, то есть бо́льшая половина священников сей епархии, в том числе 28 иноков. Смею уверить, что в отношении сем не было никаких усиленных побуждений со стороны епархиального начальства. Преобразование это в епархии Литовской происходит в течение уже трёх лет, не иначе, как по собственной просьбе желающих изменить прежний костюм и по личным моим разрешениям, соответственно местным обстоятельствам и качествам просящего, так что многим было отказываемо в удовлетворении просьб, или полагаем был отдалённый срок. Смею также уверить, что при сих с моей стороны предосторожностях не встретилось ни малейшего неудобства или неприятности ни в отношении к прихожанам, ни в отношении духовенства, при изменении сим последним прежнего костюма. Достойно замечания, что преобразование воссоединённого духовенства во всех отношениях идёт успешнее в тех епархиях, которыми управляют преосвященные из воссоединённых – и это неудивительно: сии последние более имеют знания места и лиц, более пользуются доверенностью со стороны воссоединённого духовенства.

Обратив внимание Св. Синода на общность прописанных выше выводов, представляющих сущность положения осмотренных мною епархий, я не нахожу нужным изъяснять здесь замеченные мною частности, – частности более или менее благоприятные или неблагоприятные, случающиеся по обыкновенному ходу дел человеческих. Я даже считал вредным вникать слишком в сии частности, дабы не ослабить влияния местных епархиальных начальств, на коих лежит и обязанность, и существенная возможность исправить частные упущения и недостатки. Я долгом своим только счёл сделанные в сем отношении мною замечания сообщить местным преосвященным, в полной надежде, что они воспользуются моими замечаниями и внушениями.

Графу Протасову, 8 июля 1845 года № 1662 (конфиденциально).

Долгом поставляю препроводить при сем к Вашему Сиятельству рапорт Св. Синоду, об исполнении порученного мне осмотра некоторых епархии. Кажется, в общих видах рапорт этот достаточен, входить же, в частности, было бы довольно деликатно. Ваше Сиятельство оцените всю затруднительность моего положения. если обратите внимание, с одной стороны, на щекотливость преосвященных, подвергнутых контролю равного им лица и по сану и по положению, а с другой, на опасение моё ослабить влияние епархиальных начальств ближайшим разбором их действий. По необходимости, я должен был соблюдать в последнем отношении особенную осторожность. Многое видел, но исправить старался только частными наедине замечаниями и указаниями преосвященным; иного же не желал видеть, или показывал, что не вижу.

Константин Степанович¹⁰ намекнул мне о предстоящей надобности в преосвященном Ковенском для одного важного места. Действительно, для места сего едва ли можно найти человека более соответственного. Между тем, я его предполагал для Гродна. С другой стороны, известные Вашему Сятельству причины требуют назначения другого места и преосвященному Михаилу; да притом пора бы умирить также разнородные элементы Полоцкой епархии, ещё не пришедшие в порядок от весьма неровного характера преосвященного Василия.

Если бы преосвященному Анатолию открылась приличная вакансия, то хорошо бы в Могилёв перевести преосвященного Василия. При твёрдом уже устройстве сей епархии, неровность его характера не могла бы вредить, а между тем, его здесь пребывание имело бы благодетельное влияние на слитие с общею массою воссоединённого здешнего духовенства, стоящая теперь как-то отдельно. Для Полоцкой епархии был бы тогда соответствен преосвященный Михаил. На место сего последнего я просил бы для себя убедительнейше в викарии ректора Минской семинарии архимандрита Геласия, с наименованием Гродненского и предоставлением в его ведение тамошнего второклассного Борисоглебского монастыря. На место ректорское в Минск будет хорош архимандрит Игнатий, настоятель сего последнего монастыря, взамен коего получил бы он монастырь Пинский, находящейся ныне в ведении архимандрита Геласия.

Для меня теперь главная забота по епархии Литовской, чтобы распространить и утвердить между духовенством правильное богослужение, заняться внутренним устройством церквей, завести общий порядок по отчётности и письменным сведениям. Для сего архимандрит Геласий вполне соответствен. Он трудолюбив, любит порядок, бескорыстен, усерден, знает вполне своё дело, да притом ознакомлен уже долгим пребыванием с краем западным. Замеченное было в нём прежде затруднение примениться к здешним обстоятельствам и потребностям ныне вполне прошло, да притом под моим ведением он не будет в состоянии выходить из пределов благоразумия. С другой стороны, воссоединённому архимандриту Игнатию открылся бы естественный ход к архиерейству назначением в Минские ректоры. Это – духовный веема хороший. Он образовал два уездные воссоединённые училища, был инспектором Литовской семинарии и в Гродно назначен настоятелем монастыря по местной потребности.

Извините, Ваше Сиятельство, это подробное изложение. Я люблю обдумывать всё с основательностью; но боюсь быть непонятым, пропустив какое обстоятельство. Если бы преосвященному Михаилу не открылась ещё теперь епархия, то было бы полезнее назначить его в Ковно, нежели в Гродно.

Вместе с сим отправляю я к Вашему Сиятельству две бумаги о назначении архимандрита Михаила Шелепина ректором Виленских духовных училищ и игумена Фавста Михневича смотрителем училищ Жировицких. Это тоже находится в связи с общими предположениями. Для обоих сих мест нет теперь других лиц вполне соответственных, и пока таковые найдутся, то помянутым двум духовным дан будет полезный ход для дел службы. В особенности мне хотелось бы расшевелить архимандрита Михаила, достойнейшего из всех воссоединённых поступить на архиерейское место. Он уволен от должности ректора Полоцкой семинарии, скорее по чужим сторонним видам, нежели по собственной вине и желанию, и теперь довольно обескуражен. Пробыв в Вильне при мне за делами, вероятно, он будет ещё в состоянии занять достойно пастырское место в Церкви Православной.

Неизлишним считаю присовокупить, что ректорское место в Виленских училищах я предлагал переведённому из Орла архимандриту Платону Фивейскому, со всеми облегчениями по состоянию его здоровья, со всеми обеспечениями против щекотливости самолюбия. Но он упрям по-прежнему, и думает, кажется, что благороднее обращаться за милостынею к женам, нежели содержать себя честною службою. Он прибыл из Киева с уверением преосвященного митрополита, что у нас нет монашества. Назначение в Вильно архимандрита Шелепина, высшего в иерархическом порядке и более заслуженного, покажет ему, что настоящие иноческие добродетели: смирение, самоотвержение, послушание, у нас, а не у них обретаются.

Записка, посланная министру внутренних дел Л. А. Перовскому 19 июля 1845 года.

Пора бы, кажется, уже утвердить точное понятие о западных губерниях: что масса здешнего народа, русского или литовского, находится в совершенно страдательном положении и скорее привержена русскому правительству, нежели неприязненна; что средний класс, считающийся польским, тоже равнодушен вообще к политическим теориям и отклоняется от Руси не столько духом, сколько недоверчивостью и тягостными оной последствиями; что, наконец, так называемая польская, или лучше сказать иностранная партия, в строгом смысле, состоит здесь из довольно ограниченного числа лиц, которых легко сосчитать. Но несчастье в том, что, по какому-то фатализму, сим-то именно лицам предоставлялось полное влияние на дела. Больно, но и смешно часто было видеть: как из сотни людей избирался для места тот именно единственный человек, который имел преднамерение вредить правительству; как человеку сему отдаваемы были в распоряжение материальные и нравственные способы для действования в духе польской партии; как уничтожалось или парализировалось всё лежащее сердцем к России.

Всё это применяется вполне и к духовенству Римско-Католическому. Оно массою находится в страдательном положении, и с половиною из него ныне же можно сделать, что хотеть. Но в каком духе назначалось управделе оным? Посмотрим на Виленскую епархию, по числу прихожан почти равную всем прочим Латинским епархиям, взятым вместе. Вильно есть центр, в котором живёт и действует польская партия. Под влиянием сей партии и в духе её образовался состав нынешнего тамошнего епархиального управления. Этот состав ожесточён последними преобразованиями, тягостнейшими в материальном смысле для Виленского духовенства, нежели для всех других епархий И между тем Виленское епархиальное начальство оставлено в прежнем составе, без малейшего изменения в членах оного, которое бы заставило опасаться каждого за свою участь. Да это совершенно то же, что взять крепость и оставить в ней прежний враждебный гарнизон.

Сохрани Бог, обвинять в сем главное управление, действующее с такою благонамеренностью! Кто не знает, как трудно найти людей, вполне соответственных видам правительства? Но, однакож, нужно взяться за преобразование Виленского епархиального начальства, и так уже, кажется, весьма много повредившего будущему хорошему направлению дел. Это бы ещё ничего, что оно отклоняет часто исполнение даваемых ему начальством предписаний – тут легко поправить или восполнить: но важнее, что оно гонит всё, что между подчинённым ему духовенством оказывает хотя тень благонамеренного образа мыслей или находится с Православным духовенством хотя в обыкновенных сношениях общежития, а заменяет людьми решительно неприязненными, так что, если это продолжится, то испорченного не поправить и чрез двадцать лет.

В Виленском епархиальном начальстве лица, обнаружившие себя более других в неприязненном образе действования, есть следующие:

1) Епископ Цывинский предал себя совершенно в руки польской партии, и тем более вреден, что, по его ограниченным способностям, он только почти материальное орудие, и даже совестно было бы подвергать его ответственности за противозаконный его действия.

2) Официал Бовкевич так маневрирует, что едва ли заслуживает положенного в нём доверия; да ему и трудно разделаться в прежних сношениях с польскою партией.

3) Вице-официал Маркевич – настоящая труба своей партии в городе Вильне. Он разносит по всем домам сплетни и внушения, весьма вредно действующие на массу тамошнего населения.

4) Благочинный над монастырями Гербурт есть то же в пределах епархии, что Маркевич в Вильне. Он всюду развозит неблагонамеренные вести и есть главным доносчиком пред епархиальным начальством на духовных умеренного образа мыслей, по своим ли замечаниям и видам, или по внушениям и требованиям неблагонамеренных помещиков. Кроме того, в Вильне оставлены:

5) Бывший пиарский провинциал, употребляемый Лопацинскою для религиозной связи польской партии; и

6) Бывший миссионерский провинциал, духовник Цывинского, дающий, по ныне существующему мнению, общее направление делам.

Из епископа Цывинского решительно уже ничего путного нельзя сделать, так что, если бы он и согласился быть орудием какого благонамеренного человека, то это не принесло бы уже теперь в Вильне никакой пользы, а было бы только правительству постоянными упрёком пред здешними жителями. При случившейся смерти епископа Пивницкого, весьма бы было благовидно назначить Цывинского управляющим Луцкою или Могилёвскою епархией, дабы обеспечить рукоположение священников для южных Латинских епархий. Тогда Виленскую епархию полезно вверить епископу Дмоховскому с тем, чтобы он отправил от себя из Петербурга для управления сею епархией прелата Жилинского.

Но сей последний духовный не управится здесь при нынешнем составе консистории. Нужно бы с тем вместе, и от имени епископа Дмоховского, устранить и пять упомянутых выше духовных. Бовкевичу можно дать место Жилинского в коллегии. Маркевича хорошо бы переменить местом с вице-официалом Луцкой консистории Ловецким. Гербурта переменить благочинническою должностью с Коссовским, в Могилёве ныне состоящим. Ловецкий и Коссовский, кроме замены неблагонадёжных, духовных в Вильне, были бы здесь полезны ещё и более здравыми понятиями, которые они уже приобрели в сношениях с епархиальными Православными начальствами, – понятиями совершенно ещё чуждыми для Латинского Виленского духовенства; да притом Коссовский, принадлежа бывшей Белостокской области, был бы полезен на случай перечисления тамошних Латинских костёлов к Виленской епархии. Впрочем, Маркевича едва ли бы ещё не было полезнее отправить, по прежнему предположению, в Москву на важное тамошнее настоятельское место.

К сему, весьма бы полезно было: ректора Минской семинарии, человека отличного, переменить местом с ректором Виленской семинарии. Повод для сего весьма естественный – в необходимости образования сей семинарии, замедленного епархиальным начальством.

Что касается провинциалов пиарского и миссионерского, то первого удобно преосвященному Дмоховскому устранить по прежнему о нём распоряжению, оставленному без исполнения за его болезнью; второго же, дачею ему отдалённого прихода взамен нынешнего (кажется Свентоянского) в Вильне, который, как первейший, хорошо бы отдать Жилинскому, Ловецкому или Коссовскому.

За приведением в действо в самом начале сих личных изменений, легко уже будет самому прелату Жилинскому обновить в мнениях или личностях другие места, имеющие влияние на действия епархиального начальства, если только епископ Дмоховский не подвергнется в Петербурге вредному влиянию, подобно покойному Павловскому.

Записка, посланная министру внутренних дел Л. А. Перовскому, 19 июля 1845 года.

В другой записке сказано, что Виленское епархиальное начальство преследует своих духовных, если они окажутся не то, что приверженными, но только благоразумными в своих отношениях с Православным духовенством. Об этом весьма частые имелись сведения; но поверять их точность было бы скорее вредным, нежели полезным. Здесь довольно указать один пример, поверенный несомненными сведениями.

Ксёндз Богатырович, настоятель пространнейшего Жолудского прихода в Лидском уезде, образованный, благоразумный, нашёл неблагоразумным сопротивляться Высочайшему повелению о возвращении на лоно Православия совращённых в Латинство бывших Униатов и в особенности не отстаивал дворовых людей помещика Секлюцкого, совращённых в Латинство. Одной поездки в Вильно сего помещика было довольно – и Богатырович удалён от прихода и другой уже год состоит викарным при Жирмунском костёле в Лидском уезде. Такой участи сего духовного, вероятно, ещё было поводом и то, что он явился к Литовскому архиепископу Иосифу в бытность его в сем уезде. После Богатыровича назначен в Жолудок настоятель, самый дерзкий в поступках против Православной Церкви, нарушающий её права и возмущающий спокойствие Православной паствы. Его примеру следуют уже другие ксёндзы Лидского уезда, и о их противозаконных действиях производятся дела.

И справедливо и во всех отношениях было бы полезно возвратить священника Богатыровича к настоятельскому месту при Жолудском костёле, действием высшей власти. Это имело бы влияние на усмирение фанатической ревности по Лидскому уезду, ободрило бы ксёндзов благонамеренных, заставило бы епархиальное начальство быть поосторожнее, а может быть, и более обращать внимания на Православное епархиальное начальство. Влияние Православных архиереев, по назначению и наградам некоторых Латинских духовных, имело в других епархиях благодетельные последствия: но по Литовской епархии ни одного не было подобного примера, и неудивительно, что духовенство Латинское чуждается Православных.

Вместе с Богатыровичем рекомендуется и настоятель Вержховицкого костёла в Брестском уезде Иосиф Малышевич, состоящий в весьма приличных сношениях с Православным духовенством. Он обучался в бывшей главной семинарии, между прочим, с преосвященным Михаилом и бывшим ректором Литовской семинарии Гомолицким, и, по их свидетельству, отличнейших способностей и образования. Его бы хорошо назначить членом консистории Виленской или наставником в тамошнюю семинарию.

Записка, посланная министру внутренних дел Л. А. Перовскому, 19 июля 1845 года.

Главным усилием польско-латинской партии, при нынешнем составе Виленского епархиального начальства, есть фанатизировать в своих видах народ. Для сего особенно употребляют теперь икону Остробрамской Божией Матери. Ежедневное стечение здесь народа теперь чрезвычайно усилилось противу прежнего; и по этому случаю каждый день распускают какую-либо весть, ненавистную для Православного духовенства, а в особенности возбуждают опасение насчёт намерения будто бы сего духовенства взять икону в своё ведомство.

Весьма полезно было бы прекратить это брожение. Очень хорошая мысль – перенести Остробрамскую икону в Свентоянский костёл. Для сего повод есть самый простой. По случаю богослужения в Остробрамской часовне, ежедневно на этой главной улице, чрез которую проходят два главные тракта, Московский и Волынско-польский, ставят рогатки и прекращают всякое сообщение, так что все экипажи должны возвращаться или объезжать по переулкам тесным, пропускающим с трудом две повозки. Для облегчения сообщений в Вильне уже разрушили шесть ворот подобных Остробрамским – почему же не уничтожить и последних?

Ещё благовиднее было бы перенести икону Остробрамскую, впредь до другого о ней распоряжения, в соседнюю церковь монастыря кармелитов древних правил. Г-н генерал-губернатор намерен представить, чтобы в церковь сию переведён был и Латинский приход, учреждённый ныне в церкви бывшей кармелитов-босых, что возле Острой-брамы, a сию последнюю церковь отдать Православному ведомству. Сия мера едва ли теперь не необходима. Церковь кармелитов-босых составляет во всю длину одну из стен зданий кармелитского монастыря, отданных теперь на помещение Православных духовных училищ, а вход в неё по одному тротуару, в десяти шагах от входа в сии училища, а в двадцати от входа в Святодухов Православный монастырь; и донынешние поступки Латинского тамошнего духовенства доказывают, что столь близкое соседство с Православными духовными заведениями невозможно. С другой стороны, церковь сия весьма бы пригодилась на устройство в ней тёплой церкви для Святодухова монастыря, не имеющего теперь таковой, да вместе была бы и церковью училищною.

Если бы прописанные предположения удостоились одобрения, то их стоило бы привести в исполнение при нынешнем епархиальном начальстве – частью, чтобы этим не сделать ненавистным нового состава того начальства, частью же для показания, что нынешние фанатические замашки влекут за собою вредные последствия для самих Римлян. Само собою разумеется, что мера эта требует благоразумного исполнения.

Есть, кажется, мысль, что Остробрамская икона на месте нынешнем может быть полезна для сближения обоих вероисповеданий, посредством совокупного в часовне богослужения обоих духовенств. Чтобы подобные богослужения могли осуществиться, нужно, чтобы прежде исчез религиозный фанатизм и последовало сближение духом – а этому-то именно препятствовать будет существование в нынешнем виде Остробрамской иконы.

Министру внутренних дел Л. А. Перовскому, 19 июля 1845 г. № 1828 (конфиденциально).

Ваше Высокопревосходительство ободрили меня обращаться к вам по делам, в случае нужды. В моём положении, я не могу знать общности дел Римско-Католического ведомства, не могу знать и существенных видов правительства, а потому и неблагоразумно было бы с моей стороны касаться общих вопросов по сему ведомству. Есть однако ж предметы, ближе мне известные, и которые я могу оценить вполне, по связи с делами управляемой мною епархии – о некоторых-то из сих предметов решился я препроводить при сем на усмотрение Вашего Высокопревосходительства три особые записки, с покорнейшею просьбою удовлетворить заключающимся в них предположениям, если они не противны общим вашим предположениям и соображениям. Смею уверить, что мыслями моими руководила не столько религиозная ревность, сколько намерение противодействовать местной политической партии и водворить мир между обоими исповеданиями, равно желательный в видах общественного порядка, как и в видах церкви.

Вместе с тем покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство помочь нам в деле совершенно ясном, но которое, как обыкновенно здесь бывает, запутывается мелочными обстоятельствами, часто нарочно подготовляемыми. В половине мая объявлено по Православному ведомству Высочайшее повеление о передаче оному зданий упразднённого кармелитского монастыря из городского ведомства, для помещения духовных училищ. Между тем оказалось, что эти здания находились в ведении Латинского духовенства, и едва 19 июня взялись за приём оных в городское ведомство. С другой стороны, здания эти повелено сдать нам без всякого ограничения; а между тем гражданское начальство утверждает, что, по прежнему распоряжению, часть сих зданий должна остаться для помещения Латинского духовенства, и намеревалось отвести для него или нижний этаж главного здания, или часть оного, прилежащую к входу в сие здание. Странно подумать: хотят в училищных Православных духовных заведениях, и как бы на страже оных, в таком городе как Вильно, поместить шесть Латинских священников с семнадцатью причётниками. Наконец, генерал-губернатор убедился в этой несообразности и, по новому моему отношению, намерен представить о том Вашему Высокопревосходительству, выведя, в виде временной меры, этих ксёндзов в по-монастырские дома. Но нам нужно к сентябрю устроить помещение в сказанных зданиях, и скорое разрешение необходимо. Если предположения об Острой-браме и прилежащей к ней церкви сбудутся, по особой записке – то не нужно будет заботиться о помещении ксёндзов, в толь большом количестве своевольно к ней определённых. Если ж всё останется по-прежнему, то, кажется, не будет ни тягостно, ни несправедливо отдать для сих ксёндзов который-либо из по-монастырских домов и оставить в покое Православные духовные училища. По-монастырских домов поступило в городское ведомство, не менее тридцати, и один из них по-кармелитский, по словам губернатора, принесёт ежегодно пользы городу на три тысячи рублей серебром.

Графу Протасову, 19 июля 1845 года № 1827 (конфиденциально).

Не любя вообще вмешиваться в чужие дела, я до сих пор не воспользовался снисходительным внушением г-на министра внутренних дел – писать к нему в случае нужды. Между тем, дела Римско-Католического духовенства слишком в здешней стране перепутаны с Православными, чтобы на них не обращать внимания. По сим-то делам решился я заготовить наконец три записки и отправить их при особом отношении к Льву Алексеевичу. Находя однакож нужным, чтобы мои замечания и предположения остались неизвестными, особенно в случае неодобрения оных, осмеливаюсь конверт на имя Льва Алексеевича препроводить к Вашему Сиятельству и просить покорнейше, чтобы оный передан был в собственные руки посредством Валерия Валерьевича или кого другого. В отношении моем коснулся я и дела о кармелитском монастыре, затрудняемого на месте разными мелочами. Поверите ли, Ваше Сиятельство, что в зданиях тех желают вместе с Православными духовными училищами поместить шесть Латинских ксёндзов с семнадцатью причётниками?!

Графу Протасову, 23 июля 1845 года № 1875 (конфиденциально).

Я сделал уже все распоряжения относительно перевода в Вильно Литовской семинарии, а также учреждения в Жировицах монастыря и духовных училищ, с распределением между ними Жировицких зданий. Если нужно ещё что будет сделать, то заверну сюда осенью. Теперь, хотя бы и хотелось отдохнуть в деревне недельку, но нужно спешить в Вильно. Там очень запутали дело о передаче на наши духовные училища зданий упразднённого кармелитского монастыря. Я не знаю уже, что и думать о Фёдоре Яковлевиче. Судя по тому, что мне пишет преосвященный Платон, он сделал Льву Алексеевичу представление, совершенно противное тому, что обещал на словах – и обещания сии как бы для того только сделаны, чтобы знать наши потребности и противодействовать им с большею благовидностью. Действительно, целое это дело ведено со стороны гражданской с очевидным намерением сделать нам вред и поссорить Православных с Римлянами в Вильне не только теперь, но и навсегда. Не только оставляют Латинских священников в зданиях, Высочайше нам назначенных, и стесняют необходимое помещение для училищ, но ещё берут от нас такую часть сих зданий, которая от выхода, и запирают всякое сообщение с городом, а велят делать выход в противоположную сторону, – выход, который бы, удалив сообщение с городом, требовал и общей переделки училищных зданий, тогда как училища должны открыться чрез пять недель. Притом, здания по-кармелитского монастыря предназначаются (как Вашему Сиятельству известно) не только для училищ, но и для Духова монастыря; а часть, отводимая, по предположению Фёдора Яковлевича, для Римских священников, отделила бы совершенно училища от Святодухова монастыря и сделала бы даже невозможным предположенный ход ученикам в церковь сего монастыря. Бог меня прости: а подобное представление к министру Фёдора Яковлевича могло быть сделано только под диктовку врагов Православия. Но по этому делу я писал к Вашему Сиятельству с последнею почтою. Ради Бога, поспешите исходатайствованием вывода Римского духовенства из зданий, предназначенных для Виленских Православных духовных училищ. Если это не последует по 1 сентября, то, к сраму правительства, к поруганию в Вильне Православных, к бесчестию Фёдора Яковлевича и его единомышленников, я училища с сотнею казённокоштных учеников помещу в архиерейском доме и в настоятельских комнатах Святодухова монастыря, а сам переселюсь в простую келью. Ваше Сиятельство знаете моё положение в здешней стране – и если меня Бог наделил большею противу других твёрдостью, бо́льшим терпением: то не нужно же полагать, что та и другое не имеют пределов.

Преосвященный Платон писал мне, что у той пани, которая два года тому назад взвела клевету, якобы в присутствии Минской консистории принуждали побоями её крестьян к принятию Православия, было теперь новое совещание, как бы прогнать меня из Вильны. Положили будто употребить средство, за которое у евангелиста Матвея V, 11 (Мф.5:11) назначается вечное блаженство, и поручили исполнить это той же пани. Если подобное совещание выпустили наружу, то, вероятно, с целью меня настращать – а я-то именно и еду столь скоро в Вильно, дабы показать, что столь же мало боюсь языков, как и чего другого. Жаль только, что всё это, по-видимому, имеет начало, а может быть, и ободрение в расположении и видах местных гражданских начальств. Для всякого понятно, что тут нет средины. Нужно или склонить сии начальства искренно мне содействовать и показать для всех пребывание моё в Вильне твёрдым и непреложным, или устранить меня от дел. От избытка сердца глаголют уста – позвольте ж, Ваше Сиятельство, напомнить, что Виленские затруднения слишком были известны заблаговременно, что я отклонял от себя эту чашу – и если важная эта мера спасительна в видах Церкви и общественной пользы, то справедливо и мне надеяться на защиту со стороны правительства.

Во время путешествия узнал я, что Римляне и поляки всюду разгласили, якобы Фёдор Яковлевич не был нарочно при открытии в Вильне Православного епархиального начальства, и болезнь его тогдашняя была выдумана.

Правящий должность Гродненского губернатора действительный статский советник Васьков определён сюда (как носятся слухи) из уважения к соученикам его, генералу Кавелину и Фёдору Яковлевичу. Сей последний намерен перевести его в Вильно. Это было бы очень некстати. Губернатор сей, быв два раза по несколько дней на ревизии в городе Слониме, в том числе и в дни воскресные, не был ни разу на богослужении ни в Жировицах, ни в Слонимской Православной церкви. Не нужно говорить, какие о том пошли толки. Неужели они думают этим выслужиться у здешней партии? – поверьте, что партия сия умеет пользоваться подобными русскими чиновниками, но самих их презирает.

После завтра я буду в Вильне – и Бог да поможет и сохранит меня.

Графу Протасову, 27 июля 1845 г. № 1901 (конфиденциально).

После отправления в понедельник конфиденциального к Вашему Сиятельству отношения за № 1875, я думал, не слишком ли резко в нём изъяснился. Вчерашний осмотр зданий по-кармелитского монастыря удостоверил меня в противном. В части сих зданий, которую местное гражданское начальство предполагает оставить для Православного ведомства, при самом стеснительном соображении и обращении на жилое помещение даже тесного коридора, едва выгадано помещение для девяноста двух учеников, тогда как по штату казённокоштных воспитанников положено сто человек, а предполагается содержать их, вместе с полуказёнными, до ста пятидесяти. Помещения для прислуги почти нет, и самому ректору архимандриту только можно отвести три тесные кельи, из коих одна передняя. Главный вход в здание отдан Римскому духовенству, а для училищ предоставлен самый стеснённый неопрятный вход чрез чёрные ворота. Теперь начаты наши работы по устройству сих зданий – но Римское духовенство занимает ещё прежнее в них помещение, а помещения, для него предположенного, мы касаться не можем, так что работы и в половине здания не могут производиться, и то с большим стеснением. Между тем, Фёдор Яковлевич, сделав свои предположения и представление господину министру, отправился в своё имение Лужского уезда по 20 августа – и теперь нет возможности принять какие бы то ни было местные меры к очистке здания от помещаемого в нём Римско-Католического духовенства.

Убедительнейше вновь прошу посредства Вашего Сиятельства, чтобы сделано было безотлагательно распоряжение о выведении Римского духовенства из зданий упразднённого кармелитского монастыря и передаче Православному духовному ведомству сих зданий вполне, соответственно последнему Высочайшему о них повелению. Без сего, не только ныне не могут в них поместиться духовные училища, но и впоследствии не может быть произведена перестройка сих зданий соответственно предназначению. Кроме того, если помянутое духовенство не будет выведено заблаговременно, то назначенного уже открытия духовных училищ в Вильне с 1 сентября невозможно совершить иначе, как переселиться мне в простую келью, а комнаты свои в архиерейском доме и настоятельские в Духовом монастыре отдать на помещение учеников.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство уведомить меня: могу ли я надеяться на удовлетворительное разрешение по настоящему делу, дабы соответственно сему сообразиться о последствиях. Что может быть, кажется, проще, яснее, настоящего дела – и по нему нужно столько хлопот! Всякий полицмейстер принял бы, и должен бы принять на свою ответственность уладить это дело в нашу пользу – а у нас главный начальник края, по пустым недоумениям или, лучше сказать, по нежеланию, не решился исполнить буквально в нашу пользу Высочайшее повеление, и тем не только препятствует открытию училищ по сделанным уже распоряжениям, но и произвёл неприятные коллизии между Православным и Римским духовенством. По сему легко можете судить, какую мы имели и имеем помощь от здешней гражданской власти. Мне и стыдно, и досадно занимать столько Ваше Сиятельство этим мелочным делом – но я вынужден необходимостью, и стыд должен падать не на меня. Если бы по министерству внутренних дел не решились относительно Римская духовенства при кармелитском костёле на меры, прежде мною предложенные, то лучше всего, до дальнейшего рассмотрения, назначить тому духовенству квартирные деньги, хотя бы на счёт Православного духовного ведомства, но не по нынешнему, своевольно определённому числу того духовенства, а по числу, штатом для церкви назначенному.

Если дело о помещении духовных училищ в столь неприятном положеии, то я могу Ваше Сиятельство обрадовать, что помещение для семинарии в Троицком монастыре почти уже вполне устроено. Это помещение, хотя оно временное, будет гораздо приличнее и удобнее того, какое семинария имела в Жировицах; и сверх ожидания, мы изворотились суммою четырёх тысяч рублей серебром, на этот предмет ассигнованной.

Министру внутренних дел Л. А. Перовскому, 31 июля 1845 года (не отправлено).

Мне сказали, якобы правящий должность Виленского гражданского губернатора действительный статский советник Жеребцов просит о перемещении его в другую губернию. Если это сведение справедливо, и просьба его будет удовлетворена, то осмеливаюсь просить покорнейше, не оказалось ли бы возможным назначить по-прежнему в Вильно Минского губернатора Семенова. Главная беда в здешнем крае – недостаток русских чиновников, знакомых с местным, духом и обстоятельствами: а действительный статский советник Семенов, при его известном усердии, знает край здешний и в особенности Вильно.

Графу Протасову, 11 августа 1845 года № 2058 (конфиденциально).

Благодарю и ещё благодарю Ваше Сиятельство за окончательное распоряжение о передаче в наше ведомство всех зданий по-кармелитского монастыря. Это дело, неважное в сущности, столько связано было со здешним нашим положением, столько останавливало ход наших дел, столько их путало и парализировало, что может счесться весьма важною победою. Губернатором сделано уже распоряжение о передаче зданий и очистке их от Римского духовенства – не знаю, как оно скоро будет исполнено, но это делу уже не помешает. Работы пойдут, и уже идут быстрее, и мы беспрепятственно откроем училища в назначенное время. Ещё важнее, что местные гражданские начальства будут теперь, вероятно, повнимательнее к нашим справедливым требованиям, да и Римское духовенство оставит, может быть, охоту бороться с нами без толку – преосвященный Цывинский заезжал ко мне третьего дня, в совершенно другом духе, чем прежде.

Я две недели уже хозяйничаю в Вильне с последнего приезда – слава Богу, по нашей части все идёт хорошо. Члены правления семинарии прибыли в Вильно, и оно уже здесь открыто и действует. Ректор и инспектор училищ тоже прибыли. Все своё дело делают усердно.

Я служил в 1-й день августа, и в первый раз в Вильне совершил крестный ход для освящения воды на реку Вилию. Ход был весьма блистателен и многолюден. Много толковали в нашу пользу о сильном громе при погружении мною в воду святого креста и повторении такового при окроплении народа святою водою.

В 6 августа, то есть в день Преображения Господня, я служил в церкви Духова монастыря и, по случаю перевода братии в новые кельи, угощал обедом в новой трапезе братию обоих монастырей и старшее духовенство.

Михаилу, епископу Брестскому, 23 августа 1845 года.

Если бы я не знал, что вы теперь скучаете до смерти – то, может быть, имел бы право сердиться за одно выражение в последнем вашем письме. У меня ваши родственники в опал!?... и потому что ваши?.. Дал бы Бог, чтобы для меня и моих родственников был кто таким именно, каким был я всегда для вас и для ваших родственников. Может быть, я в сем именно только случае отступал и не раз от правил долга и строгой справедливости, в угоду вам и им. Но теперь вижу, что этого недовольно – нечего делать – надобно видно и к вам применить общую пословицу: не всем же угодить. Скучно. Извините. Простите и – прощайте.

К. С. Сербиновичу, 25 августа 1845 года.

После сорокасемилетней кочующей жизни, пора и мне обзавестись своим домиком да садиком. Вот почему и отправил я ныне отношение к графу Николаю Александровичу о наделении наконец угодьями Литовского архиерейского дома вместе с Духовым монастырём. Здесь я даже пока меньше прошу, нежели следует по закону; и это дело так ясно, что только нужно дать предписание о сдаче в наше ведомство требуемых земель. Прошу вас, Константин Степанович, чтобы это дело возъимело поспешный ход, и чтобы распоряжение сделано было в таком именно смысле, как я представил – иначе, при всяком недоумении, нас здесь готовы обижать. Особенно оставьте в стороне дело о Тринопольском монастыре. Оно может идти отдельно, перепиской с военным министром. Незачем ожиданием последствий сей переписки останавливать передачу нам самих Тринопольских и Болтунских земель.

Я в Вильне живу да поживаю, да дело делаю. Тяжеле́нько – но ведь всё так в начале. Впрочем, я убеждён, что если ещё к чему-нибудь могу быть полезен, то только на нынешнем месте, и считаю оное неотъемлемою моею собственностью, приобретённою не так-то дёшево. Это меня утешает – авось придёт время, когда буду наслаждаться здесь плодами трудов, забот и, что греха таить, преследований – придёт время, когда мне будет приятнее посмотреть назад, нежели теперь вперёд.

Ксёндзы все ещё живут в наших кармелитских зданиях – гражданская власть смотрит на это как бы не на своё дело. Впрочем, будет же этому конец – а мы распорядимся с открытием училищ, как сможем.

Графу Протасову, 9 сентября 1845 года № 2356 (конфиденциально).

Надеюсь, Ваше Сиятельство будете не менее меня обрадованы окончательным уже поселением в Вильне Православного духовного ведомства. Оно как бы довершилось открытием здесь сегодня епархиальной семинарии и духовных училищ уездного и приходского. Порядок и обстоятельства сего открытия Ваше Сиятельство усмотреть изволите из прилагаемой при сем статьи, приготовленной для газет. При случае сем, я нашёл приличным сказать несколько слов к воспитанникам. Слово это имею честь приложить при сем – не взыщите, это может быть моё завещание. 8 сентября сопряжено с важнейшими в Вильне дейтвиями по Православному ведомству. В праздник сей освящён Николаевский собор из Казимировского костёла. В этот же день рукоположены здесь преосвященные Михаил и Платон. По тому отчасти поводу назначил я сей день и для открытия наших учебных заведений.

Вместе с сим отправляется от меня представление о награждении некоторых лиц, трудившихся по устройству помещения для семинарии и училищ. Покорнейше прошу Ваше Сиятельство о благосклонном удовлетворении оного теперь же. Это имело бы хорошие последствия. Поверьте, что минувшие у нас четыре месяца стоят порядочной кампании – мы здесь, как бы на Кавказе, ходили не раз на приступ, хотя и не материально. Впрочем, в представлении моём ничего нет лишнего – рекомендуемые мною лица и по обыкновенному ходу их службы представлены были бы к тем же наградам в исходе настоящего года. Один только ректор семинарии представляется несколько экстренно – но его во всех отношениях стоит поощрить – вы знаете, чего он лишился чрез перемещение из Киева, и прибыл к нам для трудов, о которых в других епархиях и понятия не имеют.

Римские священники с причтом вынеслись из наших училищных зданий только за два дня до открытия училищ, и-то после отношения моего к Фёдору Яковлевичу, которое вы получили с последнею почтою. Спасибо ему – он приказал тогда же сломать небольшую ограду пред костёлом кармелитов и нашими училищами, так что, с открытием здесь публичной площадки, вход в училища сделался свободен. Ограда эта не сломана ещё сегодня вполне – и ректор училищ со всем своим ведомством и с крестным ходом прошёл сюда как бы чрез пролом, следуя в училища после богослужений в Троицкой церкви. На днях узнал я почти наверно, будто Римское духовенство не очищало по-кармелитских зданий по внушению и обнадёживанию здешнего жандармского генерала Буксгевдена. Этим только и можно объяснить дерзкое неисполнение оным Высочайшего повеления и впоследствии определительного предписания г-на министра внутренних дел. Но после этого, чего нам ожидать здесь от гражданских властей! – и не справедливо ли я догадывался прежде, что власти сии действуют против нас, некоторым образом, заодно с польско-католическою здешнею партией? – Бог с ними!

Назначение в Виленских духовных училищах пятнадцати штатных мест для детей светского звания оказалось весьма благодетельно. Вмиг явилось шестьдесят кандидатов, и то, за малым исключением, из здешних дворян Латинского исповедания. Забавно и утешительно было видеть, как некоторые матери, чтобы расположить меня в свою пользу, заставляли детей своих, малюток, читать Отче наш и верую на русском языке. Жаль, что нет больше мест – я одного мальчика принял на свой счёт. Жаль также, что у нас теперь дороговизна. Пуд муки для наших учебных заведений обошёлся по подряду в девяносто четыре копейки серебром. Я велел условиться только на три месяца – авось не подешевеет ли – но не обещают.

Фёдор Яковлевич присутствовал при всём богослужении со всеми военными и гражданскими чиновниками в полной форме. Кстати для них, в этот день случилось рождение Николая Александровича.

Слава Боту! Не поверите, Ваше Сиятельство, как я счастлив сегодня – у меня не обошлось без слёз, и я этого не стыжусь. Если бы мне пришло завтра умереть – с радостью сказал бы я: ныне отпущаеши раба твоего, владыко – Церковь Православная стала в Вильне твёрдою и очень твёрдою ногою!

К. С. Сербиновичу, 25 сентября 1845 года № 2555.

Позвольте препроводить при сем по десяти печатных экземпляров двух моих слов и попросить вас покорнейше о сообщении их по одному экземпляру тем же лицам, которым благоволили вы сообщить весною прежнее моё слово. Прошу не слишком критиковать, не слишком бранить – я писал, как считал нужным по строгой совести.

Я послал к вам из Вильна письмо, от 25 августа. В ответе на оное не было нужды; но мне хотелось бы знать, получили ль вы его – дабы быть уверенным в верности пересылки частных моих писем посредством здешнего почтамта.

Графу Протасову, 25 сентября 1845 года № 2556 (конфиденциально).

И по долгу, и в знак уважения, препровождаю к Вашему Сиятельству по 25 печатных экземпляров слова, сказанного мною при открытии в Вильне семинарии, а также слова, говорённого в 1842 году при открытии Брестского кадетского корпуса, – прося покорнейше по одному экземпляру оных передать членам Св. Синода. Последнее слово напечатано в Виленском Вестнике с польским переводом только в минувшем июне месяце, и не без повода. Может быть, и вам сказали во время оно, что это слово резко – я был вовсе другого мнения, и оно теперь оправдаюсь – вот что о нём говорят поляки-католики, за исключением, разумеется, отъявленных партизанов: если, бы так проповедовали наши ксёндзы, не было бы мятежа 1830 года.

Я, слава Богу, теперь покоен. Главное уже сделано – мы обселись и утвердились. Третьего дни я осматривал окончательную отделку помещения для училищ в бывшем кармелитском монастыре – слава Богу, мои сто десять мальчиков поместились на первый раз хорошо.

Фёдор Яковлевич, тоже слава Богу, кажется, обращается к нам лучше. Жаль, что прежнее сомнительное его к нам положение довольно повредило и ему и нам. Но что ж делать – время поправит, и может быть самое зло обратится на пользу.

В первых числах октября намерен я отправиться на одну или две недели в Жировицы. Нужно дать хорошее направление и тамошним училищам, при первоначальном их новом устройстве. Да притом, и окончательные распоряжения о переведении в Жировицы Бытенского монастыря требуют личного моего присутствия. С возвращением в Вильно займусь хлопотливыми соображениями с архитектором насчёт предстоящих перестроек по семинарским и училищным зданиям для постоянного уже навсегда помещения. Это дело, при других занятиях, займёт меня целую наступающую зиму – а для приведения оного к исполнению, вероятно, потребуется трёх или четырёх лет, если, разумеется, не откажете нам в средствах. С возвращением из Жировиц, отправлю преосвященного Платона в Пожайск и Ковно – пусть обживается в своём уделе. Это необходимо, чтобы его там не считали титулярным, и чтобы иерархическая Православная власть утвердилась и в той стране. Впрочем, там нужно заняться несколько и материальным устройством.

В Вильне нам не сделать, кажется, шагу без затруднения. Я получил отношение Вашего Сиятельства о последовавшем Высочайшем повелении, о сдаче на загородный мой дом Тринопольского упразднённого монастыря. Но о самой земле при том монастыре только сделано отношение к министру государственных имуществ. Между тем, князь Витгенштейн старается для себя об этой земле, и будто бы его супруга писала даже о том к Государыне Императрице. Им эта земля выгодна, по сопредельности с имением княгини Витгенштейн верками; да притом, как до меня дошли слухи, их о том просили поляки-римляне, опасающиеся моего соседства для близлежащего Кальварийского монастыря и часовен, по Тринопольской земле разбросанных, к которым около Сошествия Св. Духа бывают их крестные ходы. Если однакож Тринопольские земли отданы будут Витгенштейну, то уже самый Тринопольский монастырь, Высочайше нам назначенный, совершенно для нас будет не нужен. Не правда ли, что мы не можем сделать здесь шагу, чтобы не встретиться с затруднениями со стороны Римлян. Если Ваше Сиятельство не поможете, то в этом деле наделают столько путаницы, что я многие годы не дождусь ни угодий, ни загородного дома.

Графу Протасову, 31 сентября 1845 года № 2617 (секретно и конфиденциально).

Не поверите, Ваше Сиятельство, как мне не хотелось писать настоящего письма – но я думал несколько дней, и вышло, что был бы виноват, если бы не написал.

Вы знаете, что я слишком свыкся с угрозами, чтобы на них обращать какое-либо внимание. Мне угрожали пороховым взрывом при посвящении в 1840 году Николаевского собора. В меня бросили тросточкой или, как хотели назвать, стрелой, во время служения в Ковне при открытии губернии. Меня предостерегала губернаторша во время служения при открытии в нынешнем году Виленского кафедрального собора о слышанных ею в церкви угрозах. После этого, не извинительно ли мне не обращать внимания на бывшие часто подобного рода менее официальные вести и предостережения. Таким образом, я равнодушен и к настоящему случаю.

По необходимости для меня в движении, я в хорошие дни обыкновенно выезжаю за город на прогулку с преосвященным Платоном или другим духовным. В 10-й день сего сентября, за полчаса пред выездом, мне доложил эконом дома, что столоначальник Виленского земского суда Иосиф Пейкерт явился с предостережением, будто меня намереваются подстеречь и убить. Я велел сказать ему, что он может обратиться: в полицию, если действительно имеет подобного рода сведения – а сам отправился на прогулку. Но Пейкерт был настойчив – он являлся после с тем же к моему письмоводителю, добиваясь личного у меня особого представления, а наконец вошёл с прилагаемою при сем в копии запиской, переданною мне чрез преосвященного Платона.

Входить в сношения с людьми подобного рода было бы для меня неблаговидно. Между другими дурными последствиями, это было бы поощрением к тысяче подобных доносов. Но утаением письменного доноса я не желал подвергать себя ответственности. Потому передал я оный в подлиннике лично Фёдору Яковлевичу, сказав впрочем, что, по моему мнению, донос этот едва ли заслуживает доверия, а скорее сделан с целью выслужиться и получить какое награждение, и что равно вредно было бы давать сему происшествию гласность, как и подвергать доносчика строгой ответственности. Я обратил только внимание Фёдора Яковлевича на то, что о доносе Пейкерта 10 сентября сказано было на другой же день преосвященным Платоном конфиденциально губернатору, а сим Фёдору Яковлевичу, – следовательно, было время расспросить собственного их чиновника по толь резкому делу и приказать ему молчать в случае неосновательности доноса. Между тем, Пейкерт не только не удержан, но чрез две недели решился на донос письменный. Признаюсь, мне пришла грешная мысль, что он, напротив, поощрён кем-либо с особыми видами. Замечательно, что Пейкерт говорил: будто человека, подговаривавшего к убийству, видел он у преосвященного Цывинского или у Бовкевича, и будто обоих тех людей видел он после в каком-то доме; но потребованная им полицейская помощь дана ему чрез три четверти часа, и он их уже не застал.

Повторяю – этому доносу я не верю. Но вот что важно. Все подобные вести, предостережения, доносы, предполагают или желание, или возможность подобного покушения, в местном расположении духа – и я должен признаться, что решительная неблагонамеренность во всех действиях Виленского Римско-Католического епархиального начальства может весьма способствовать подобному убеждению. К несчастью, личный состав сего начальства не тронуть, хотя он неблагонадёжнее других Римско-Католических епархиальных начальств, и Виленская епархия важнее во всех отношениях противу других епархий. Я об этом препроводил посредством Вашего Сиятельства записку к Льву Алексеевичу и признаюсь, с нетерпением ожидаю каких бы то ни было преобразований по этой части. Для избежания излишнего шума, бесполезных ссор и переписок, я вообще стараюсь не заводить дел о противозаконных поступках Римского духовенства. Но это, кажется, вместо благодарности, только их делает более дерзкими. Довольно указать на два новых факта.

Минувшим летом ксёндзы, собравшиеся на праздник, остригли волосы прибывшему к ним в гости давнишнему их знакомому Православному престарелому священнику Гречихе. Что бы сказали иностранцы, если бы им напечатать в газетах этот дерзкий позорный факт против господствующего вероисповедания, вместо выдумываемых ими постоянно известий о мнимых преследованиях против Римского духовенства. Это дело известно Вашему Сиятельству из донесения секретаря консистории, и оно пущено по порядку чрез губернское правление. Я догадываюсь и верю, что старик Гречиха, отрешённый прежде уже от прихода в монастырь, был пьян – вероятно, были пьяны и ксёндзы – но это не уменьшает ни вины сих последних, ни позора самого происшествия, слишком поразившего Православное духовенство. Происшествие это случилось у ксёндза, состоящего при Жолудском костёле – а этот ксёндз назначен епархиальным начальством вместо удалённого оным, по проискам польской партии, достойного и благонамеренного ксёндза Богатыровича, о возвращении коего к Жолудскому приходу просил я Льва Алексеевича особою запиской, посредством Вашего Сиятельства переданною – и я весьма желал бы видеть успех сей моей просьбы.

Другой факт замечательный усмотреть изволите из прилагаемого при сем в подлиннике письма преосвященного Михаила. Не знаю, кто более виноват в этой суматохе – гражданское ли, или духовное Римское начальство. Но очевидна система сего последнего исполнять правительственные распоряжения самым злонамеренным образом и с преступною целью возмущать народ. Это точное повторение происшествий с Виленским кармелитским монастырём. Предписывается по Высочайшему повелению закрыть два монастыря – а они приступают к этому чрез несколько месяцев. Предписывается здания взять в гражданское ведомство – а они делают соблазнительно дерзкую фарсу, и ключи от зданий отдают после Римскому ж духовенству. Смешно, смешно пред людьми: грешно перед Богом! – а однакож это делается у нас сплошь, да рядом.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство сообщить о том его высокопревосходительству Льву Алексеевичу, если можно лично – я уверен, что это не останется без пользы для дела, при известной благонамеренности сего достойного министра.

Обо мне лично прошу не беспокоиться. Вы, господа военные, считаете счастьем пасть на поле чести – почему же и мне не желать счастья умереть на добром подвиге? Притом же, для меня тысячи смертей менее больны, чем быть предметом недоброжелательства со стороны русских Православных, может быть, самих архипастырей – а судя по прежнему, мало ли чего должен я ожидать в будущем.

2 октября. Настоящая бумага дожидалась почтового дня. Мне сказал губернатор, что Пейкерт стоит твёрдо в своём доносе. Впрочем, он оказался недобропорядочного поведения, и я ещё более прежнего не верю. Жаль только, что этому делу дают больше гласности и официальности, чем следовало бы.

Копия записки столоначальника Пейкерта, от 27 сентября 1845 года, о покушении на жизнь его высокопреосвященства.

Его Высокопреосвященству Господину Литовскому Православному архиепископу кавалеру орденов Иосифу.

Нижеподписавшегося Записка.

10 сего сентября в 5-ть часов после обеда, возвращаясь я домой из канцелярии своей уездного суда по улице Субоч зашёл для своей надобности в дом б. губернского предводителя дворянства Жабы и, находясь за воротами незамеченным, услышал разговор 2-х мущин весьма интересный, это заставило меня продлить бытность мою в полном разузнании так обстоятельств, как равно заметить приметы сих людей: тут услышал, что один из них увещевал, подстрекал и уговаривал другого с обещанием 500 награды и вручения ему паспорта для следования за границу с тем, дабы тайно при удобном случае вонзить кинжалом, в кого? узнайте в Высокопреосвященнейшую особу Вашу, – в том переход людей, стук дверей, а также мой шорох, удалил их на переулок Св. Казимира, я последовал за ними и около задних ворот дома Вашего Высокопреосвященства увидел тех 2-х осмотрел быстро их приметы и был намерен при казармах закричать караул для захвачения; – но они остановились, я желая не спускать из глаз, возвратился назад всматриваясь как тотчас высший ростом, приступив ко мне, отозвался «чего желаю, для чего всматриваюсь и тут схватив за грудь, толкнул со всей силы и когда я ударился об стену облился кровью, обдёр из кожи правую руку уронил шляпу и закричал караул – высший вынул из деревянной палки треугольный кинжал и в минуту по совету низшего уходить, помчались бегом – я тотчас довёл о сем до сведения Вашего Высокопреосвященства, секретно розыскиваю, два раза заметил но завсегда вечером, знаю приметы, имею след, но только встречаю крайнюю безотлагательную надобность для отыскания сих убийцев в открытом листе о содействии городской и земской полиции и ограждения впредь личности Вашего Высокопреосвященства и моей, а также примерного законного виновников наказания – в чём ожидаю благосклонной Вашего Высокопреосвященства резолюции (На подлинной подписано): Состоящий в должности столоначальника Виленского уездного суда Иосиф Пейкерт.

С подлинною верно: в должности письмоводителя Гр....

Графу Протасову, 1 ноября 1845 г. № 2810 (конфиденциально).

Не взыщите, Ваше Сиятельство, что вместо хлопотливого лета я теперь сделал себе в Жировицах каникулы на две-три недели. Каникулы – потому что занятий действительных оказалось у меня здесь весьма немного. Училища, слава Богу, устроились хорошо, и потребовалось только некоторое направление к твёрдому будущему. Монастырь Бытенский переведён тоже в назначенное время в Жировицы. Как для одного, так и для другого заведения определённое мною помещение оказалось равно достаточным, как и удобным. Могу повторить: слава Богу, за настоящее, а будущее в руце Его.

В Вильно; возвращусь я не позже 10 ноября и займусь уже постоянно соображениями насчёт окончательного материального там устройства всех частей нашего ведомства. Остальное будет зависеть по большей части от главного управления Римско-католическими делами. Не знаю, что у них, после бытности в Вильне Валерия Валерьевича, окажется возможным и своевременным сделать по составу здешнего их епархиального управления – знаю только, что тут давно уже более нужно делать, нежели говорить. Впрочем, я сказал Валерию Валерьевичу, что Австрийцев всегда разбивали, с их системою действовать на слабешие пункты – хороший вождь обращает свои силы на центр – а Вильно есть центр польского католицизма.

Какие бы однакож ни были предпринимаемы меры по тому ведомству, я час от часу более убеждаюсь, что без подчинения оного одному и тому же главному начальству с ведомством Православным меры сии в исполнении весьма будут затруднительны и не принесут всей ожидаемой пользы. В необходимости и своевременности ныне соединения обоих ведомств я столько убеждён, что осмеливаюсь даже просить Ваше Сиятельство повергнуть сие обстоятельство, если можно, на Высочайшее усмотрение Благочестивейшего Государя. Здесь даже не нужно иметь в виду обращения Римлян к Православной Церкви. Довольно, что это искоренит взаимное отчуждение между двумя ведомствами, введёт спасительное веротерпение и облегчит во всех отношениях ход общих дел. Когда ныне всякая мелочь производит пустые распри, возбуждает страсти, порождает тяжбы: тогда самые важнейшие дела могли бы устраиваться по-домашнему, без всякого шума. Довольно вспомнить дела Униатские – они шли прекрасно, и однакож едва не расстроились от несообразности действий двух главных начальств, и пошли ровно к благой цели только соединением их под одно начальство. Скажут, что теперь два главные начальства идут рука об руку – так, но всё же здесь два начальства, два ниже нисходящие и довольно перепутанные ведомства, и не в природе вещей, чтобы они действовали как одно – доказательств искать бы не долго.

Графу Протасову, 18 ноября 1845 г. № 2980 (конфиденциально).

Я уже привык, да это и необходимо, уведомлять Ваше Сиятельство о мелочных даже наших Виленских обстоятельствах – без сего, при здешней разладице, они обыкновенно доходили бы к вам в превратном виде.

Вам известно: о неблагонадёжном нынешнем составе здешнего Римско-Католического епархиального начальства, о неблагонамеренных его действиях вообще, об усилиях фанатизировать народ в особенности. Для сей последней цели употребляют здесь преимущественно богослужение пред Остробрамскою иконою Божией Матери. Его весьма усилили в настоящем году, а ещё более в истекшую неделю, празднуемую ежегодно. Преосвященный Цывинский служил в начале и конце недели, и служение сопровождалось музыкою и двусмысленными проповедями. Стечение народа всякое утро и вечер было необыкновенное, так что улица наполнена была на пространстве каких двухсот сажень.

Чтобы хотя несколько парализировать внушения Римско-Католического духовенства, я разрешил ректору семинарии, дабы семинаристы, при следовании на прогулку чрез Острую-браму, пропели пред иконою Божией Матери Под Твою милость прибегаем, Богородице Дево. Это совершилось вчера, со всем подобающим приличием и благоговением, – разумеется, в то время, когда не было никакого Римско-Католического богослужения. Надеюсь, что этот акт веротерпимости и религиозного дружелюбия с нашей стороны заслужит справедливую похвалу образованнейшего класса и подействует благодетельным образом на массу, озадачив самое их духовенство. Я хотел было напечатать в местных газетах прилагаемую при сем статью, но после раздумал. Лучше себя не связывать, дабы впоследствии поступить, как окажется полезнейшим по обстоятельствам. Прошу Ваше Сиятельство быть покойным; я позволю по временам петь эту молитву только тогда, если буду вполне уверен в пользе этой меры и в отсутствии всяких неудобств.

Я завёл у себя правильную раздачу по субботам посильной милостыни многочисленным, в нынешнее трудное время, здешним нищим. Вчера на первый раз собралось их более полутораста. Да поможет мне Бог! Дал бы Он, чтобы я имел более надежды на искреннее участие здешних властей. Я ещё не участвую здесь ни в каких благотворительных заведениях и даже боюсь требовать – при теперешних недоумениях меня могут поставить в фальшивое положение, из которого после трудно и выйти. – Правда, и забыл – я посещал в начале октября оба здешние детские приюта – пожертвовал для них сто рублей серебром, одарил детей гостинцами, назначил в оные для безмездного преподавания Закона Божия почётнейших протоиереев, а для пения лучших певчих, и, как хвалилась губернаторша, вывел её из затруднения в содержании сих заведений – по моему примеру, начали жертвовать обильно и другие.

Во всю прошедшую неделю, пред Остробрамскою иконою Божией Матери совершалось по ежегодному обыкновению торжественное богослужение. В один из сих дней, то есть в 17 ноября, мы были свидетелями умилительного происшествия. В два часа пополудни, все воспитанники Виленской Православной семинарии проходили по обыкновению стройно попарно на прогулку по Остро-брамской улице. Они остановились по обеим сторонам улицы и торжественным хором все вообще пропели прекрасную молитву: Под Твою милость прибегаем, Богородице Дево – давно, давно уже слышанную на русском языке пред сею священною, некогда русскою иконою.

Мы узнали впоследствии, что воспитанники Православной семинарии обязаны на будущее время петь гимн Божией Матери Под Твою милость, когда только будут проходить все вместе на прогулку чрез Острую-браму. Честь и слава Православному духовенству, не обращающему внимания на мелочные местные недоумия и предрассудки и возносящему вместе с Римскими Католиками тёплые молитвы пред священною иконою, чтимою всенародно в городе Вильне – и да усердные сии общие молитвы призовут благословение Божие на богоспасаемый наш град.

Записка, данная Буксгевдену 30 ноября 1845 года.

В Вильне был один только женский Униатский монастырь, но оный упразднён, подобно многим другим Униатским обителям. В сем монастыре находилось только четыре монахини, именно: настоятельница Дамаскина Вышинская, монахиня Стефания Маньковская, монахиня Ирина Малентиновичевна и монахиня Иозефа Здановичевна. Они все переведены в другие незакрытые монастыри, как то: Вышинская и Маньковская в Полонский женский монастырь Волынской губернии, а Малентиновичевна и Здановичевна в женский же Вольнянский монастырь Новогрудского уезда, что ныне Минской губернии. Монастыри сии перечислены – Полонский к епархии Волынской, а Вольнянский к епархии Минской, первый в 1841, а последний в 1843 годах. До того времени все помянутые четыре монахини здравствовали и благоденствовали; но что с ними сделалось после, епархиальному Литовскому начальству неизвестно.

Графу Протасову, 6 декабря 1845 года № 3204 (конфиденциально).

Из рапорта моего Св. Синоду от нынешнего дня Ваше Сиятельство знаете, что мы в Вильне имели новое торжество, то есть освящение приходской каменной церкви святителя Николая чудотворца, построенной знаменитым Константином Острожским ещё в 1514 году. Торжество это соединилось с царским днём и совершилось весьма прилично. Присутствовало всё чиноначалие, не только здешнее, но и прибывшее к празднику из других губерний, как то, губернаторы и губернские предводители дворянства. Все были у меня из церкви на завтраке, и всё обошлось хорошо. Кажется, у нас час от часу более идёт на лад. Бог даст, что в два-три года Православное епархиальное начальство обживётся здесь лучше, нежели бывало в иных местах чрез десять лет. При посвящении церкви сказал я несколько слов; и если Ваше Сиятельство полюбопытствуете, то найдёте их при сем. Пусть нас ругают, клевещут – а мы, с Божиею помощью, будем делать своё. Может быть напечатаем и в газетах статью об этом торжестве. Подобные статьи, мне это известно, весьма парализируют в здешней стране действия польской партии и ослабляют её влияние, хотя, может быть, и раздражают главных руководителей. Знаете ли, что у поляков здешних губерний наше Вильно слывёт уже столицею Православия?

Графу Протасову, 21 января 1846 года № 232 (конфиденциально).

В нынешний день отправлено мною к Вашему Сиятельству особое официальное отношение с планами и сметами на устройство загородного архиерейского дома в Тринопольском монастыре. Боюсь, чтобы нужная для сего сумма не показалась вам велика. Но изложенные мною причины, кажется, вполне уважительны; и я надеюсь, что Ваше Сиятельство не поскупитесь для доброго дела. Это будет не просто загородный архиерейский дом, а, даст Бог, один из центров сближения и соединения со здешними иноверцами. От находящихся на Тринопольских будущих архиерейских землях каплиц, построенных в воспоминание священных мест страстей Господних, и от бывающих здесь крестных ходов, на которые стекается народ из Вильна и отдалённых окрестных мест, я многого ожидаю в будущем. Кроме того, и сумма-то относительно невелика. По сметам, изготовленным прежде, требовалось на устройство архиерейского дома в Троицком монастыре до восьмидесяти тысяч рублей серебром – я выгадал купить дом готовый только за двадцать две тысячи; а монастырь остался в прибыли для отличного помещения епархиальной семинарии. Посему, я чистою совестью могу просить Ваше Сиятельство не только об отпуске ныне требующейся суммы на загородный дом, но ещё и после попрошу некоторой суммы на необходимые перестройки по городскому архиерейскому дому. Если выйдет затруднение в суммах синодальных, то расход этот можно, кажется, обратить вполне на капиталы воссоединённого духовенства, остающиеся теперь без назначения. Надеюсь, что средства, требующиеся для приличного обзаведения в Вильне Православного епархиального ведомства, не покажутся начальству излишними – и если Ваше Сиятельство посетите меня со временем в Тринополе, полюбуетесь прелестнейшим местоположением и отличными фруктами, которых надеюсь дождаться от деревьев, насаждённых собственными руками: то тогда скажете, что издержки были не напрасны и, вероятно, не найдётся другого загородного архиерейского дома приятнее Виленского.

Ваше Сиятельство не осудите и личного моего удовольствия, ожидаемого от удовлетворительного разрешения настоящего дела. Для меня движение и сельский воздух необходимы для здоровья телесного и душевного; и надеюсь, что занятия в Тринополе, во всю остальную жизнь мою, будут приятнейшим образом облегчать и услаждать труды служения, как бы уже слившегося во мне с природою.

Ваше Сиятельство окажете мне вдвойне милость, если прикажете ускорить настоящим делом, чтобы мне не потерять наступающего лета. Я столько уверен в вашем расположении, что даже велел подрядить уже некоторые материалы, доставка коих требуется весеннею водою по реке Вилии. Что касается самих предположений и исполнения оных, то Ваше Сиятельство можете быть покойны. Я в этом, как и в чём другом, довольно знаю толку – и как сам руководил архитектора в соображениях, так сам лично буду надзирать за исполнением. Если можно, я даже просил бы, чтобы для избежания проволочки и мелочных затруднений планы и сметы не были отправляемы на рассмотрение в комиссию проектов и смет. Церковь и монастырь, в сущности, остаются в прежнем положении без капитальных переделок, и незначительные внутренние переделки в монастырском здании не стоят, чтобы утруждать комиссию особым обсуждением проектов, зависящих более от местного усмотрения, нежели от общих теоретических положений.

Графу Протасову, 5 февраля 1846 года № 373 (конфиденциально).

Не поверите, Ваше Сиятельство, как Вильно утомительно при нынешних обстоятельствах. Чтобы стряхнуть возобновляющиеся некоторые геморроидальные симптомы, чтобы отдохнуть, освежиться несколько и затем стоять здесь по-прежнему твёрдо, бесстрастно: я решился отправиться ныне в Жировицы. Там пробуду масляную и первую неделю поста для говенья. Этим я избегну Виленской масленицы, продолжающейся и в первые дни нашего поста, а также устранюсь на нынешний год от известного богослужения в неделю Православия – оно теперь было бы некстати – а полезнее ли, чем вреднее, будет в следующем году, покажут обстоятельства. Кроме того, в Жировицах предстоит мне разрешить лично некоторые возникшие недоумения по тамошним училищам и монастырю, в новом их, положении.

Известно Св. Синоду, что сумма, отпущенная на устроение иконостаса в церкви Виленского Святодухова монастыря, растрачена бывшим настоятелем сего монастыря архимандритом Платоном Рудзинским, находящимся ныне за сие под судом. Для восполнения сего недостатка открыта была подписка на месте, и выдана книга для собирания доброхотных подаяний. На сумму, поступившую из сего источника, с восполнением в значительной части от монастыря, тщанием бывшего настоятеля сей обители нынешнего преосвященного Платона, викария Литовской епархии, устроен новый приличный иконостас, с переделкой внутреннею и самого алтаря. Засим церковь Святодухова монастыря, таким образом обновлённая, освящена мною торжественно в нынешний 4-й день июня, то есть во второй день праздника Сошествия Св. Духа, вместе с самым монастырём, тоже окончательно уже обновлённым на сумму, отпущенную Святейшим Синодом с Высочайшего Его Императорского Величества соизволения.

Долгом поставляю донести о сем Святейшему Правительствующему Синоду.

При нынешней дороговизне на первые потребности жизни, в городе Вильне находится весьма много людей, нуждающихся в пособии. Желая открытие в Вильне кафедрального Православного собора и епархиального Православного управления соединить с добрым богоугодным делом, я назначил для нуждающихся в пособии Виленских граждан, без различия их вероисповедания, сто пятьдесят рублей серебром от кафедрального Николаевского собора и сто пятьдесят из собственных моих сумм. По новому однакож моему и подчинённого мне духовенства пребыванию в Вильне, я не столько знаю местные обстоятельства, чтобы мог безпосредственно сделать это пособие: и потому, препровождая к вам, Николай Арсеньевич, означенные триста рублей серебром, покорнейше прошу употребить их по назначению посредством лиц благонадёжных.

Церковь Виленского Святодухова монастыря и самый сей монастырь, после обновления их, освящены мною в нынешний день. Желая сие священное торжество соединить с добрым делом, я назначил для нуждающихся в пособии Виленских граждан, без различия их вероисповедания, сто пятьдесят рублей от Святодухова монастыря и сто пятьдесят из собственных моих сумм. По новому однакож моему и подчинённого мне духовенства пребыванию в Вильне, я не столько знаю местные обстоятельства, чтобы мог безпосредственно сделать это пособие: и потому, препровождая к вам, Николай Арсеньевич, означенные триста рублей серебром, покорнейше прошу употребить их по назначению посредством лиц благонадёжных.

Открытие семинарии и духовных Православных училищ в Вильне назначается в 8-й день сентября, то есть в праздник Рождества Пресвятой Богородицы. В начале 11-го часа собираются ученики семинарии и училищ в церковь Святогроицкого монастыря и здесь на указанных местах ожидают прибытия высокопреосвященнейшего архиепископа, который в 10¹/₂ часов начнёт божественную литургию и после оной произнесёт слово, а за ним совершит молебен, положенный при начатии учения. После молебна отправляется архипастырь, предшествующу духовенству, певчему хору и всем воспитанникам семинарии, для окропления зданий семинарских священною водою. В то же время ректор духовных училищ архимандрит Михаил с назначенным духовенством, а также с предшествующими всеми учениками духовных училищ, отправляется крестным ходом в здания сих училищ и освящает оные по чину. Ученики семинарии и училищ идут попарно, в сопровождении своих наставников по назначению. По предвидимой тесноте в Святотроицкой церкви, ректор семинарии сносится благовременно с полицмейстером насчёт соблюдения нужного порядка.

Долгом поставляю донести Св. Синоду, что временное помещение для Литовской семинарии в Волынском Святотроицком монастыре окончено совершенно; что затем семинария сия открыта в Вильне в нынешний, 8-й день сентября; что всех семинаристов на полном и половинном казённом содержании поступило в оную 188; что в тот же день открыты в Вильне и духовные училища уездное и приходское; что в сии училища принято уже 105 воспитанников на полном и половинном казённом воспитании; что помещение для сих училищ в упразднённом кармелитском монастыре, замедленное очисткой сего здания от людей стороннего ведомства, ныне приводится к окончанию.

Отношением от 9 минувшего ноября за № 1779, Ваше Высокопревосходительство требовали удовлетворения секретного отношения вашего, от 7 августа прошлого года за № 1344, касательно несоответствующих местной потребности священника Леонпольской церкви Пастерницкого и тамошнего благочинного протоиерея Стукалича. Я не мог отвечать в своё время Вашему Высокопревосходительству на сие последнее отношение, потому что оно, по неизвестным мне причинам, получено мною чрез Слонимскую почтовую контору только в 27-й день минувшего ноября, то есть три недели после вторичного вашего отношения.

Между тем, не преставая следить за ходом Леонпольского дела и по собранным сведениям удостоверившись о ненадёжности не только определённого туда Минским епархиальным начальством священника, но и самого дьячка, – я назначил к церкви Леонпольской ещё в 7-й день августа священника Алоизия Юревича, столь ревностно здесь прежде подвизавшегося, и дьячка Александра Михневича, а в 17-й день сентября рукоположил туда диакона Леонтия Любинского; и надеюсь, что причт сей окажется по возможности соответственным местной потребности.

Независимо однакож от сведений, касающихся подчинённого мне духовенства, я собирал из разнородных источников также сведения о других местных обстоятельствах, касающихся упорствующих в совращении Православных прихожан Леонпольской, Узмионской и других соседних церквей. Из сведений сих оказывается, что упорство совращённых происходит не столько от собственной их воли и личного предубеждения, сколько от опасения своих помещиков, действующих, как известно, всеми силами на удержание их в противозаконном совращении. Опасения сии происходят от распространённой на месте уверенности, что помещики Лопацинские и Мирские, проживающие в Вильне, прямо или косвенно, имеют средства дать оборот делу какой захотят и поддержать Римско-католическое духовенство, действующее под их руководством.

Имеет ли достаточные основания уверенность сия, – каждый убедится из следующих обстоятельств. Римские священники, совратившие в 1842 году Леонпольских прихожан и преподававшие им духовные требы, не подвержены должному взысканию, хотя по законам совращение из Православия есть преступление уголовное, и преподавание духовных треб Православным считается совращением. И когда безнаказанность сия должна была ободрить совратителей к новым усилиям, тогда – становой пристав Яцковский, участвовавший в деле возвращения на лоно Православия в 1841 году Леонпольских прихожан, удалён от должности; Дисненский земский исправник Риттер, по гласу местного Православного духовенства, оказывающий оному законную защиту, лишён места; самый священник Юревич, усердствовавший помянутому возвращению тех прихожан на лоно Православия и пожалованный за сие Высочайше скуфьёй, признан гражданскими чиновниками несоответственным месту и, по непостижимому для меня снисхождению, сменен Минским епархиальным начальством, тогда как дьячок Леонпольской церкви, Латинского исповедания, и состоявший на особом содержании помещиков Лопацинских, не тронут с места и уже мною оттуда удалён, как сказано выше. Какие бы ни были поводы или предлоги удаления сказанных лиц, но, по общему местному мнению, оно последовало за то, что лица сии действовали в противность видам помещиков Лопацинских и Мирских, усиливающихся удержать крестьян своих в противозаконном совращении.

Возразят, что имение Леонполь и Узмионы подвержены, по распоряжению Вашего Высокопревосходительства, казённой администрации. Но администрация сия, по полученным мною сведениям, существует только именем. Арендный владелец Леонполя, при котором последовало совращение, проживает и теперь вблизи сего имения, посещает его постоянно и делает все по оному распоряжения. Владелец Узмион Мирский, хотя и живёт по вашему приказанию в Вильне, но имением заведывает живущая по соседству дочь его, графиня Огинская, и посылает к нему с обозами крестьян как бы на увещание. Прежний казённый администратор, коллежский асессор Ребуш, вами самими признан неоправдавшим положенной в нём доверенности; а назначенный на его место отставной полковник Тризна, как мне донесено, вместо чтобы заниматься порученным ему местным надзором, проживает по нескольку недель на угощении Витебской губернии в имении самих помещиков Лопацинских. Сколь мало надёжны эти казённые администраторы, довольно обратить внимание на следующее. Ваше Высокопревосходительство сообщаете мне их донесения о ненадёжности и недеятельности Православных священников: но донесли ли они вам, кто из Римского духовенства действует ныне на совращённых прихожан и удовлетворяет их духовными требами, хотя сие казалось бы главною целью их надзора. Между тем, по сведениям, мною полученным, совращённые Православные прихожане поддерживаются в совращении и удовлетворяются духовными требами преимущественно: Друйскими монахами бернардинами, Забяльскими монахами доминиканцами, в Дризенском уезде состоящими, а в особенности одним из них Оссолимским, проживающим в дворе Болине помещика Шатурского, преимущественно же и почти открыто ксёндзом Миорского костёла Чапулевичем.

Быв предварён о намерении Вашего Высокопревосходительства посетить Жировицы в двукратный ваш проезд чрез г. Слоним, я желал прописанные выше обстоятельства сообщить и разъяснить вам словесно: когда же это посещение не сбылось, вынужденным нахожусь сообщить оные письменно, на ваше усмотрение, приложив в списке одно из донесений, поступивших ко мне конфиденциально, по настоящему предмету.

Из первоначального дела и отношения моего к бывшему Виленскому гражданскому губернатору, от 22 августа 1843 года за № 1546, Вашему Высокопревосходительству известно: как легко возвратились на лоно Православия Леонпольские прихожане в 1841 году в числе более двух тысяч, когда устранено было влияние тамошних помещиков и Римского духовенства командированным вами чиновником, нынешним Ковенским вице-губернатором Мельниковым. Неужели после того можно думать, что нынешнее упорство тех прихожан в новом их отступничестве действительно происходит от них самих?

По мнению моему, для благополучного окончания настоящего дела прежде всего необходимо оградить вполне совращённых прихожан от наущений Римского духовенства и лести дворовых начальств, равно обезопасить местных Православных священников и самих гражданских чиновников против происков действующих совокупно местных владельцев и Римского духовенства. Благие внушения Православных священников тогда только могут принести желаемые плоды, если Римские священники, столь своевольно здесь поступавшие, вместо прежней безнаказанности, подвергнутся всей строгости законов; если к волнуемым имениям назначен будет способный и надёжный чиновник, или администратор, который не только устранил бы вмешательство Римского духовенства и местных владельцев, но и внушил бы крестьянам безопасность против мщения сих последних; если, наконец, владельцы эти будут лишены всякой надежды на успех противозаконных их намерений и происков, порождённых непросвещённым фанатизмом, решительным внушением им, что имения их останутся в надёжной казённой администрации, пока совращённые крестьяне их не обратятся вполне на путь своего долга, как истинные сыны Православной Церкви.

Вследствие секретного отношения моего к Вашему Сиятельству, от 30 января сего года за № 158, долгом считаю уведомить, что поколебленные было в принятом Православии прихожане Леонпольской церкви и даже смежной с нею Узмионской церкви оставили прежнее упорство, исповедовались и приобщились св. таинам по чину Православной Церкви в начале истекающей Четыредесятницы и, по-видимому, намерены уже твёрдо оставаться в принятой ими прародительской Православной вере. Сие приятное происшествие было последствием бытности на месте Виленского гражданского губернатора Жеребцова и устранения им мерами гражданскими внешнего влияния на сказанных прихожан со стороны Римско-католического духовенства и помещиков. Если это влияние обуздано будет ещё на некоторое время, то надеюсь, что сказанные прихожане останутся уже непоколебимы в Православии. Впрочем, я сообщил Виленскому губернатору чрез преосвященного Платона мысль, чтобы по крайней мере ещё год не отменяема была казённая администрация, учреждённая в имениях Леонполе и Узмионах.

Получив в 3-й день сего декабря конфиденциальное письмо Вашего Сиятельства, от 22 минувшего ноября за № 8281, препровождаю при сем пояснения по девяти пунктам, при том письме приложенных, присовокупив ещё от себя три пункта, которые мне показались нужными для полного опровержения бесстыдноложных сведений, напечатанных в двух номерах иностранных газет, ко мне вами препровождённых.

Я предписал ныне же местному благочинному донести мне: живёт и на месте бывшая настоятельница Мядзиольского монастыря Параскевия Левшецкая, отпущенная мною в прошлом году с сестрою на жительство к родственнице, помещице Вилейского уезда. По намёку в газетах на Мядзиолъский монастырь, который десять лет тому назад состоял в Минске, и на письмо Минской настоятельницы, я полагаю, что если польская партия вывезла действительно за границу для особенной цели какую-либо бывшую базилианскую настоятельницу, то скорее всего помянутую Левшецкую. О полученном донесении я не премину уведомить Ваше Сиятельство.

1) Сколько, хотя примерно, было базилианских монахинь и послушниц в монастырях Литовской епархии во время воссоединения?

Женских монастырей по Литовской епархии в 1839 году считалось шесть, именно: 1) в городе губернском Вильне, 2) в губернском городе Гродне, 3) в деревне Вольна, Гродненской губернии Новогрудского уезда, 4) в уездном городе Пинске, Минской губернии, 5) в деревне Мядзиолы, той же губернии Вилейского уезда, и 6) в местечке Полонном, Волынской губернии Новоград-Волынского уезда. В сих монастырях состояло тогда налицо монахинь: в Виленском 4, в Гродненском 2, в Вольнянском 5, в Пинском 8, в Мядзиольском 10, в Полонском 3, а всего 32 монахини, да сверх того три послушницы, и это число почти оставалось постоянным с 1833 года.

2) Сколько ныне находится налицо монахинь в Литовской епархии, и сколько между ними воссоединённых?

Из помянутых шести монастырей – Виленский, подобно многим другим монастырям, закрыт в 1840 году, и монахини оного переведены тогда же: настоятельница Дамаскина Вышинская и монахиня Стефания Маньковская в Полонский, монахини же Ирина Малентиновичевна и Иозефа Здановичевна в Вольнянский монастырь. Монастыри Пинский и Мядзиольский в том же 1840 году, при новом распределении епархий, перечислены к епархии Минской, а в 1841 году и монастырь Полонский перечислен к Волынской епархии. Но в 1843 году, при новом разграничении некоторых губерний, монастырь Вольнянский отошёл к Минской епархии, а возвращён к Литовской епархии монастырь Мядзиольский.

Таким образом, в Литовской епархии остались ныне два женские монастыря: Гродненский и Мядзиольский.

Монастырь Гродненский был столь беден, что едва в нём могли содержаться прежние две монахини. Но, с доставлением оному средств нового штатного положения, оказалось возможным пополнить недостаток здесь монашествующих. Для сего выписаны, с разрешения Св. Синода, в 1842 году из Могилёвской епархии игуменья Афанасия и десять монахинь, так что ныне монастырь Гродненский находится в полном устройстве и уважении у местной публики; монахинь же всех имеет 13, да пять послушниц. При сем новом устройстве прежние две воссоединённые монахини определены мной к важнейшим должностям, именно: Люцина Заблоцкая к должности казначеи, а Ирина Кржевская к должности ризничей. Но должности сии показались для них тягостными по незнанию порядка; а потому они от них и уволены по собственному желанию, – вслед же за тем, сделано для них и ещё другое снисхождение по их просьбе, то есть, дозволено им мною проживать у достаточных их родственников, где они и ныне находятся. Дозволение это ограничено определённым сроком; но я намерен сроки эти продолжать постепенно, если того пожелают сказанные монахини.

Монастырь Мядзиольский поступил к Литовской епархии от Минской в 1843 году, в расстроенном положении. Настоятельница Параскевия Левшецкая и почти все прежние монахини не пожелали присоединиться к Православной Церкви, потому она и устранена преосвященным Минским от таковой должности; управление ж монастырём поручено тем же преосвященным состоящему при монастырской церкви священнику Крониковскому. В сей же монастырь переведено преосвященным Минским четыре древлеправославное монахини; но они, по престарелым летам и безграмотности, не могли исправлять и не исправляют никаких должностей. В таком положении монастырь Мядзиольский остаётся и ныне, до предстоящего переведения его в город Вильно, как донесено мною Святейшему Синоду рапортом от 21 августа 1844 года за № 1402. Теперь числится здесь: 10 монахинь воссоединённых, 4 монахини древлеправославных, да 4 послушницы. Но из воссоединённых монахинь шесть, именно: Параскевия Левшецкая, сестра её Дария Левшецкая, Евсевия Рачкевичева, Мелания Соболевская, Макрина Лоскотовская и Антонина Лесневская, уволены мною в прошлом 1844 году, по их желанно и просьбам их родственников, на жительство к сим последним, состоящим в Вилейском, Минском, Игуменском и Борисовском уездах и находящимся в весьма достаточном состоянии, сроком каждая на два года – но я предположил сроки эти продолжать постепенно, если этого пожелают те монахини и позволят обстоятельства.

Здесь нужно прибавить, что Мядзиолький монастырь находится среди Римско-католического населения, между помещиками исключительно поляками того ж исповедания; что на десять воссоединённых монахинь находилось здесь только четыре дряхлых древлеправославных монахинь; что затем скорее могли быть притесняемы сии последние, нежели первые; что не было ко мне никаких жалоб на притеснения воссоединённым монахиням ни от них самих, ни от их родственников – польских Римско-католических помещиков; и что не удовлетворена мною одна только просьба тех монахинь, чтобы им доставляем был кофей, так как эта роскошь далеко превышает средства монастыря.

3) Кто были настоятельницами женских монастырей Литовской епархии во время воссоединения и где они ныне находятся?

Настоятельницами в означенное время были: в Виленском монастыре Дамаскина Вышинская, в Мядзиольском Параскева Левшецкая, в Вольнянском Регина Пешковская, в Пинском Екатерина Коревянка, в Полонском Елена Черниховская, в Гродненском же, за смертью прежде того настоятельницы Анны Бойковны, управляла временно монастырём монахиня Лукина Заблоцкая. Вышинская, как сказано выше, переведена в Полонский монастырь, к Волынской епархии перечисленный, и мне неизвестно, находится ли она там теперь или нет, равно неизвестно, жива ли ещё настоятельница того монастыря Черняховская, бывшая уже и прежде дряхлою. Пешковская и Коревянка остались по-прежнему настоятельницами Вольнянского и Пинского монастырей; но они состоят в ведении Минского епархиального начальства, и я о них верного сведения не имею. Левшецкая и Заблоцкая, как сказано выше, проживают у своих родственников.

4) Была ли настоятельницею так называемая Мечиславская или Меери Ханская, в каком монастыре и где ныне находится?

Таких названий настоятельницы не бывало, не только в Литовской, но и, сколько мне известно, в бывшей Белорусской епархии.

5) Не были ли в базилианских монастырях монахинями Вавнецка, Конавска, Полгавнацка, и если были, то где ныне находятся?

Подобного названия монахинь не бывало, как видно из прилагаемого при сем именного списка двадцати пяти воссоединённым монахиням Мядзиольского, Гродненского, Вольнянского, Полонского монастырей. Подобного списка монахиням Пинского монастыря в делах Литовской консистории не отыскалось, так как они переданы в консисторию Минскую.

6) Не было ли какой-либо монахини, покинувшей монашество и бежавшей за границу?

По Литовской епархии не было никакого донесения о бежавших из монастыря монахинях; разве, может быть, переслана за границу с особыми видами известной партии которая-нибудь из поименованных выше восьми монахинь, отпущенных мною на жительство к родным.

7) Каким примерно содержанием пользуются бывшие Униатские монахини и каким настоятельницы?

И те и другие пользуются жалованьем, по штату положенным, за исключением монахинь Мядзиольского монастыря, неприсоединившихся к Православной Церкви, которые по моему распоряжению получают жалованье послушническое, так как они не пожелали нести никаких трудов ни по монастырю, ни по церкви, а живут совершенно праздно. Впрочем, это даже послушническое жалованье выше того, которое они получали при Унии – так как тогда они получали только пятнадцать, ныне же получают двадцать рублей серебром. Что ж касается содержания пищею и помещением, то все монахини пользуются одними общими выгодами.

8) Были ли Униатские монахини переведены в древлеправославное монастыри и в какие именно?

Ни одна монахиня воссоединённая не была по Литовской епархии переводима в древлеправославное монастыри, так как здесь подобных женских монастырей и не имеется. Случалось ли это в других епархиях, мне неизвестно.

9) Были ли в базилианских монастырях монахи Бержинский, Жилинский, Зеленич и Занецкий и где они теперь?

Из ста девяноста четырёх монашествующих, бывших в Литовской епархии до воссоединения, ни одного подобного монаха не бывало. Достойно замечания легкомыслие или бесстыдство выдумщиков за границею вестей о России. Из девяти имён, приведённых в газетной статье, ни одного нет действительного. Они вымышлены также, как и самые факты. Неужели сии клеветники считают европейскую публику столь легковерною и готовою положиться на слова всякого бездельника, что даже не потрудились для благовидности приискать какое-либо название, действительно существующее?!

10) Правда ли, что сказано в 268-м номере газеты «Le Sieècle»: будто монахинь базилианок было 240, будто 120 из них отправлены были в Сибирь по Смоленской дороге, и половина из них погибла!

В обеих бывших Униатских епархиях, Литовской и Белорусской, даже в 1835 году было всего монахинь только 61, как видно из отчёта за сей год министра внутренних дел. В 1839 году, то есть после воссоединения, было их 55, как видно из отчёта за сей год синодального обер-прокурора. Естественно, что не могло из них быть отправлено в Сибирь 120; и можно заверить европейскую публику, что ни одна из бывших Униатских монахинь не только не была отправляема никогда в Сибирь, но даже ни одна не была выведена из пределов бывших Униатских епархий.

11) Правда ли, как утверждают в том же номере газеты «Le Siècle»: будто 346 монахов базилиан и священников отправлено за один раз в Сибирь и половина из них умерла в пути?

Всех Униатских монахов в обеих епархиях в 1835 году было 309, а в 1839 году уменьшилось до 265, как это видно из тех же отчётов. Уменьшение это произошло от довольно значительного числа монахов, воспользовавшихся дозволением правительства, прежде данным, и выбывшими в Римско-католическое монашество. Следовательно, и не могло их быть отправлено, ещё за один раз, в Сибирь 346. Можем уверить тоже европейскую публику, что ни один базилианский монах не был отправляем в Сибирь. Вся предосторожность правительства, при общем единодушном воссоединении с Православною Церковью бывшего Униатского народа, в числе слишком полутора миллиона с двумя тысячами священников и тремястами монашествующими, состояла единственно в устранении до пятнадцати монахов и священников в соседние великороссийские губернии и в помещении двадцати других в губернском городе Курске. Здесь они имели настоятеля из среды их же самих, помещались в весьма удобном доме и продовольствовались избыточнее, нежели на прежних их местах. При первой оказавшейся возможности, то есть в 1842 году, они отпущены обратно по большей части в западные губернии и живут здесь мирно, обеспеченные содержанием, не неся никаких обязанностей.

12) Правда ли, что пишут об архиепископе Литовском Иосифе Семашко в той же газете «Le Siècle», в помянутом № 268, а также в предшествовавшем № 263?

Его называют бесчеловечным мучителем – а он именно всегда благодарит Господа, что помог ему на поприще весьма трудном поступать со всем христианским человеколюбием. Он уверен, что при столь трудных обстоятельствах, в каких находилась Литовская епархия в двенадцатилетнее его управление, гораздо менее пострадало подведомых ему лиц отрешением, сменою, или даже обыкновенными взысканиями, нежели случилось за такое ж время в какой бы то ни было другой епархии, в обыкновенных обстоятельствах находящейся.

Его считают замучившим истязаниями множество монахинь – а он столько счастлив, что в двенадцатилетнее управление епархией из 35 монахинь умерли только 3, и-то долго до воссоединения; со времени же воссоединения в шесть лет из 12 воссоединённых монахинь его епархии не умерла ни одна. Он даже снисхождение к ним простёр так далеко, что уволил две трети из них из монастырей к достаточным родственникам их, по большей части помещикам полякам римским-католикам; чего бы он верно не сделал, если бы опасался справедливого упрёка своему с ними обращению, но, напротив, запрятал бы их от всех взоров.

Ему приписывают личное негодование к монахиням, со времени когда он был у них духовником (aumônier) в Ковенском монастыре; – но ни в Ковне, ни во всей Ковенской губернии, никогда не было женского монастыря, и Семашко не только не был духовником в сем выдуманном монастыре, но и ни в каком другом; а, после двухлетней службы в бывшей Луцкой консистории Волынской губернии, служил постоянно в главной коллегии в С.-Петербурге.

На него взводят небылицу, якобы он удручал монахинь постройкой архиерейского для себя дома – а он в шестнадцатилетнее своё архиерейство даже не имел дома. Он, по апостольскому обыкновению, вёл жизнь странническую и, приезжая из С.-Петербурга ежегодно в свою епархию, прежде на семь, а ныне на три губернии простирающуюся, довольствовался всегда помещением в двух или трёх монастырских кельях. Уже в 1843 году куплен для него от правительства в Вильне готовый архиерейский дом у губернского предводителя дворянства графа Мостовского, в котором доныне ещё не делано никаких переделок – и жители Вильна чрезвычайно бы удивились, если бы им сказали, что для постройки этого дома употреблены были монахини.

Его желают опорочить даже милостями Государя Императора (которыми он, разумеется, не может не гордиться) и называют: наделённым от Государя неограниченною властью и обсыпанным золотом – а он в правах и власти не отличен ни малейше от всех других русских архиереев, и даже по местным обстоятельствам едва ли противу них не более стеснён. Что ж касается приписываемого ему богатства, то здесь скорее до́лжно отдать справедливость его скромности. С возведения в епископство в 1829 году, он постоянно пользовался ограниченным содержанием. В 1839 году он получил пенсии 1,700 руб. сер. (6,000 руб. асс.), то есть менее отрешённого недавно Римского Подляского епископа, получившего пенсии в 3,000 руб. сер., и втрое менее Униатских епископов, удалённых от управления епархиями при императрице Екатерине (6,000 руб. по тогдашнему курсу). Все получаемые ныне архиепископом Семашко оклады не простираются и до девяти тысяч рублей серебром, что для иностранцев не покажется избыточным – а не худо добавить, что из трёх предместников его, Семашки, бывших Униатских епархиальных преосвященных, только один Луцкий епископ Мартусевич имел содержание несколько ограниченнее; другие же два, Иоанн Красовский и Иосафат Булгак, пользовались содержанием, гораздо его обильнейшим.

Именной список монахиням базилианским, состоявшим в 1839 году по монастырям Литовской епархии:

К сему же относящийся список с отношения к обер-прокурору Св. Синода графу Протасову, от 24 декабря 1845 года за № 3382.

В дополнение к конфиденциальному отношению моему, от 6 сего декабря за № 3192, долгом поставляю уведомить Ваше Сиятельство, что, по донесению местного Вилейского благочинного от 19 сего декабря, бывшая настоятельница Мядзиольского монастыря Параскевия Левшецкая с её сестрою находятся и ныне в Вилейском уезде у своей сестры тамошней помещицы, и что мною получено также донесение от архимандрита Гродненского монастыря Игнатия, что исправлявшая там некоторое время должность настоятельницы Лукина Заблоцкая тоже находится у своих родственников, придерживаясь строго Православной веры. Сей последней монахине я продлил вновь на два года дозволение проживать у родственников.

Из представленных в консисторию Литовскую архимандритом Супрасльского монастыря Никодимом документов явствует:

Во-первых. Из записи митрополита Кишки, от 11 июля 1721 года, что митрополит сей записал Супрасльскому монастырю 130,000 злотых польских собственных своих денег, с обязанностью содержать от монастыря при Варшавской митрополичьей резиденции двух иеромонахов и одного монаха, а также кончить постройкою здания Супрасльского монастыря. Об оставлении сей суммы навсегда за монастырём Супрасльским подтверждено тем же митрополитом особою ещё записью, от 25 августа 1722 года.

Во-вторых. Из записи митрополита Гребницкого, от 5 сентября 1761 года, что митрополит сей уступил Супрасльскому монастырю часть места, к митрополитальному в Варшаве подворью принадлежащую, с обязанностью построить на сем месте от монастыря особую церковь и помещение для иноков, содержавшихся монастырём при митрополичьей резиденции по силе предыдущей записи.

В-третьих. Из записи митрополита Смогоржевского, от 30 января 1781 года, что митрополит сей на постройку упомянутой церкви и помещения для иноков жертвовал от себя Супрасльскому монастырю половину суммы, архитектором исчисленной, и затем строения сии приписал безвозвратно тому ж Супрасльскому монастырю.

В-четвёртых. Из свидетельства, выданного 21 мая 1830 года покойным епископом Львом Яворовским, настоятелем Супрасльского монастыря, что помянутая выше сумма 130,000 злотых уменьшена впоследствии решением присутственных мест до 46,000 злотых, и что монастырь Супрасльский процентом от суммы сей предоставил пользоваться монахам базилианам, в Варшаве от монастыря содержавшимся.

Всё это ясно показывает, что нынешний Варшавский базилианский монастырь был всегда приписным монастыря Супрасльского, отсюда получал иноков и самое для них содержание, и сумма 46,000 злотых принадлежала тоже Супрасльскому монастырю. Архимандрит Никодим удостоверяет, что предместник его по Супрасльскому монастырю, епископ Яворовский, отпускал из доходов сего монастыря на содержание Варшавской обители ежегодно по 300 талеров не только до 1807 года, но и впоследствии, когда монастырь Супрасльский поступил вместе с Белостокскою областью в пределы Российской империи; обитель же Варшавская осталась в пределах образовавшегося тогда герцогства Варшавского; и уже впоследствии, вместо сей ежегодной уплаты, епископ Яворовский предоставил Варшавской обители пользоваться процентами от помянутой суммы 46,000 злотых, как видно из вышеуказанного свидетельства его от 21 мая 1830 года. Таким образом, до времени сего свидетельства, явствует принадлежность Варшавской базилианской обители к Супрасльскому монастырю; и как архимандрит Никодим Марциновский, рапортом от 6 марта 1840 года, возобновил дело о восстановлении прежней зависимости той обители от Супрасльского монастыря: то было бы совершенно несправедливо подвергать дело сие последствиям закона о миновавшей будто бы десятилетней давности, тем более, что закон сей, касающейся личной собственности, вовсе не может относиться к нескольким монахам, права личной собственности не имеющим.

Уведомляя о сем Ваше Сиятельство, вследствие отношения вашего от 24 минувшего января за № 322, и возвращая приложенный при нём отзыв Председательствующего в Правительственной комиссии внутренних и духовных дел Царства Польского, долгом считаю присовокупить, что, по моему мнению, справедливость требует, дабы по точной силе записей и начальственных распоряжений восстановить прежнюю зависимость и принадлежность от Супрасльского монастыря находящейся в Варшаве приписной обители с церковью и принадлежащею к ней суммою 46,000 злотых. Предлагаемое управлением Царства Польского препятствие сему, в потребности той обители и церкви для Варшавских Униатов, весьма легко устранить, дозволив нынешним тамошним базилианам жить по-прежнему в обители и служить в церкви на три года, пока не построят для Униатов собственной церкви. Если для сего не отыщутся вскоре средства, то можно будет в своё время срок этот продолжить ещё на три года. Между тем, об экономических средствах содержания Варшавской приписной обители с церковью следует предоставить условиться начальнику оной с архимандритом Супрасльского монастыря, который взаимное по сему предмету условие должен представить на утверждение Литовского епархиального начальства.

Отношением от 5 сего сентября за № 4017, Ваше Сиятельство требуете моего мнения по отзыву к вам тайного советника Стороженко относительно принадлежности Варшавским базилианам тамошнего дома и церкви, а равно суммы 46,000 злотых, на том основании, что сумма сия записана за ними, базилианами, по гипотеке 1821 года, а дом и церковь ещё по гипотеке 1798 года; а следовательно, по первому предмету прошла почти двойная, а по последнему почти четвертая земская давность.

Какое-либо отдельное урочище записано по гипотеке принадлежащим к особой мызе и находится во временном владении какого управителя. Между тем, эта мыза принадлежит к большому имению, имеющему особого владельца: неужели можно сказать, что таковое урочище принадлежит к мызе и к управителю оной, а не к имению и владельцу?

Удостоверено документами, что Варшавская базилианская обитель с её собственностью и жившими в ней иноками есть принадлежностью Супрасльского, тоже бывшего базилианского монастыря: неужели после сего можно утверждать, что означенная собственность принадлежит базилианам Варшавским, а не Супрасльскому монастырю, единственно потому, что при местной переписи сказанные базилиане не упомянули о главном владельце, Супрасльском монастыре? Таким образом всякий арендатор или управитель имения мог бы легко присвоить имение, принадлежащее настоящему владельцу, в отсутствии находящемуся.

Возвращая при сем отзыв к Вашему Сиятельству тайного советника Стороженко, имею честь быть.

Несчастное вековое положение бывшего Униатского духовенства довело до того, что во многих священнических семействах жёны и их дети забыли даже самонужнейшие молитвы на славянском языке, а тем самым сделались не в состоянии понимать собственное богослужение. Я не мог не скорбеть постоянно о сем недостатке, пагубном для духовного блага вверенной мне паствы: но другие более важные занятия и не довольно подвинутое преобразование самого духовенства не дозволяли мне до сих пор принять решительные меры для искоренения сего зла. Ныне, находя, что приспело уже время обратить полное внимание на означенное обстоятельство, предлагаю консистории: 1) предписать всему духовенству Литовской епархии, чтобы оно в течение одного года обучило самонужнейшим молитвам на славянском языке всех священно и церковнослужительских детей обоего пола, имеющих свыше семи лет, и на будущее время заботилось, чтобы дети такового возраста знали непременно сказанные молитвы; 2) возложить на обязанность благочинных, чтобы они, при всяком осмотре подведомых им церквей, обращали внимание и на то, знают ли священно и церковнослужительские дети помянутые молитвы на славянском языке, и о нерадивых доносили мне для должного взыскания; 3) воспретить отныне сочетать браком священно и церковнослужительских дочерей, если они не знают тех же молитв на славянском языке, и священников, которые бы решились повенчать брак в противность сего правила, подвергать строжайшему взысканию; 4) поставить в обязанность благочинным, чтобы чрез год с получения настоящего предписания донесли консистории, кто из лиц обоего пола, принадлежащих священно и церковнослужительским семействам свыше семилетнего возраста, не знает нужнейших молитв на славянском языке. Я вполне надеюсь, что жёны и вдовы священно и церковнослужительские, остающиеся доныне в пагубном незнании молитв собственной Православной Церкви, за исключением разве слабоумных, постараются изучить в возможной скорости молитвы сии и дать в сем отношении похвальный пример собственным их детям и семействам.

Благодать Божия сохраняет и приумножает истинную церковь Христову; и пастыри оной не себе, а Всевышнему Промыслу должны приписывать обращение иноверцев на лоно Православной Церкви. За всем тем, обращение сие не может не указывать на умственные или нравственные достоинства пастырей, снискавшие уважение и доверенность к ним иноверцев; и духовное начальство не должно упускать из виду священнослужителей, под ведомством коих происходило присоединение иноверцев.

Посему предлагаю консистории предписать по принадлежности, чтобы в ежегодных клировых ведомостях о каждом священнике показываемо было число всех иноверцев, присоединённых им к Православной Церкви, с самого начала их служения по день составления клировой ведомости. Впрочем, при обращении внимания на священника, отличившегося благими успехами в сем отношении, показания клировой ведомости должны быть поверяемы в консистории с подлинными делами.

Г-н министр внутренних дел, сообщив г-ну синодальному обер-прокурору представление Римско-католической духовной коллегии о возникших по некоторым приходам недоразумениях при разборе бывших Униатов на основании Высочайшего повеления от 17 апреля 1842 года, присовокупляет: что он предложил со своей стороны означенной коллегии предписать кому следует, чтобы разбор прихожан в тех приходах, где возникли недоразумения, поручен был местным деканам или благочинным, под личною их ответственностью за дальнейшую медленность в исполнении Высочайшей воли. Выписку из означенного выше представления Римско-Католической коллегии препровождая ко мне, при секретном отношении от 28 минувшего февраля за № 1492, граф Николай Александрович требует возложить также с моей стороны на ответственность благочинных скорейшее окончание сего дела.

Положение сего дела столь ясно, довершение оного столь облегчено и упрощено определительным назначением срока 1798 года, с которого совращённые в Римско-католический обряд Униаты должны возвратиться на лоно Православной Церкви: что замедление в исполнении Высочайшего повеления по сему предмету от 17 апреля 1842 года необходимо приписать недостатку доброй воли и изворотам, происходящим скорее от недобросовестности, нежели от благоразумной ревности. Я не нахожу нужным защищать в сем отношении Православное духовенство – могли и с его стороны происходить какие-либо затруднения и проволочки: однакож, главное затруднение произошло со стороны духовенства Римско-католического. Здесь довольно обратить внимание на два обстоятельства. Первое. Римско-католические священники оспаривают по большей части возвращение на лоно Православной Церкви рождённых от людей, совращённых из Унии, детей, крещённых уже в Латинском исповедании; и неудивительно, что в сем отношении встречают затруднение со стороны священников Православных: так как с допущением сего правила исполнение Высочайшей води о возвращении совращённых было бы совершенно обманчивым, поскольку сами совращённые в течение сорока пяти лет или перемёрли, или преставятся в непродолжительном времени, и никакой не было бы действительной для Церкви пользы в настаивании о их возвращении. Второе. Почти вообще, где совершён уже разбор бывших Униатов, соответственно Высочайшему повелению от 17 апреля 1842 года, сообщённые по 4-му пункту того повеления списки Римско-католическим прихожанам, с отметкой, кто из них обязан возвратиться к Православной Церкви, взяты обратно Римско-католическими священниками: так что по ведомству Православному не имеется ни следа, ни документа о долженствующих возвратиться на лоно Православной Церкви, и сделанный по Высочайшей воле разбор прихожанам оказывается бесполезным и напрасным; и хотя Литовская консистория относилась неоднократно в Виленскую Римско-католическую консисторию о предписании, чтобы с тех списков сообщены были Православному духовенству другие экземпляры, но получила отказ под предлогом, что таковых других экземпляров Римско-католическое духовенство по Высочайшему повелению выдавать не обязано.

Засим, передавая в консисторию вышеупомянутую выписку из донесения Римско-католической духовной коллегии, препровождённую ко мне г-м синодальным обер-прокурором, предлагаю оной: 1) возложить на ответственность благочинных скорейшее исполнение Высочайшего повеления от 17 апреля 1842 года о разборе перешедших к Римской Церкви Униатов, соответственно посланным им, благочинным, из консистории указам от 23 июля того ж года; 2) вменить им, благочинным, в обязанность, при исполнении сего дела поступать в отношении к Римскому духовенству с кротостью и дружелюбием, сообразуясь во всех отношениях с секретным предложением моим, от 17 июля 1842 года за № 790, которое известно им из особых указов консистории от 23 того ж июля; 3) предписать тем же благочинным, чтобы по всем приходам, где разбор уже состоялся, или будет довершён, из сообщаемых по 4-му пункту Высочайшего повеления полных списков Римско-католических прихожан, с отметкой, кто из них должен быть возвращён на лоно Православной Церкви, составили они две копии и одну из них передали для хранения в Православную местную церковь, а другую представили в консисторию; а для избежания всяких отговорок со стороны Римского духовенства в составлении сих копий употребили бы писцов из подведомых им священников или причётников; 4) поставить долгом тем же благочинным, чтобы, в случае несогласия между Православным и Римско-католическим духовенством насчёт следуемости возврата к Православию некоторых лиц, лицам сим делаем был Православным священником особый именной список и представляем был ими, благочинными, в консисторию на особое суждение, так чтобы от сих несогласий не было никакой остановки окончательному довершению разбирательства, назначенного по Высочайшему повелению от 17 апреля 1842 года; 5) вменить в обязанность тем же благочинным, до совершенного окончания по их ведомству сказанного разбирательства, доносить ежемесячно о ходе сего дела; 6) потребовать от Виленского и Свенцянского благочинных объяснения, действительно ли они удерживают столь долгое время без всяких последствий сообщённые им Римско-католическим духовенством списки прихожанам, как изъяснено в прилагаемом донесении Римско-католической коллегии, и в случае справедливости изъяснённого, не оставить их без взыскания; в особенности же обратить внимание на показание того ж донесения, будто священник Евейской церкви Тиминский миропомазывает по своему произволу встречающихся ему людей; 7) отнестись от моего имени к управляющему Виленской Римско-католической епархией Дельконенскому епископу преосвященному Цывинскому, дабы благоволил сделать со своей стороны подведомому духовенству внушение, как относительно добросовестного миролюбивого окончания разбора прихожанам, долженствующим возвратиться на лоно Православной церкви, по силе Высочайшего повеления от 17 апреля 1842 года, так и о сообщении требующихся для Православного ведомства списков, в 4-м пункте того повеления означенных.

Получив секретное отношение Вашего Сиятельства, от 28 минувшего февраля за № 1492, касательно окончательного разбора перешедших в Латинство бывших Униатов, соответственно Высочайшему повелению от 17 апреля 1842 года, я сделал по оному ныне же распоряжение, прилагаемое при сем в списке на ваше усмотрение. Распоряжение сие, по моему мнению, вполне соответственно обстоятельствам дела; но в нём, как не могущем быть негласным, многие обстоятельства пропущены, а другие смягчены в духе требующегося миролюбия: и я нахожу необходимым здесь разъяснить это дело в настоящем оного виде.

Римско-Католическое духовенство и в начале, и в течение сего дела, так оное направляло, чтобы Высочайшее повеление от 17 апреля, о возвращении на лоно Православия совращённых в Латинство Униатов, осталось без действия. Прежде всего, оно ослабило силу сего повеления испрошенным, как уверяет Виленская консистория, покойным митрополитом Павловским изменением оного в том смысле, чтобы Латинские священники не были обязаны отмечать по спискам людей, подлежащих возвращению к Православию. Этим самым уже дело, вместо обоюдного разбора, обратилось в одностороннее только требование со стороны Православного духовенства и скорее сделалось разбирательством судебным, нежели миролюбивым. Притом же, помянутое изменение не объявлено Православному духовному начальству, и естественно от сего должны произойти недоумения между священниками обоих исповеданий, при самом разборе прихожан. Далее – при разборе Римские священники, шаг за шагом, отстаивают подлежащих возвращению своих прихожан; они даже вообще прекословят возвращению детей совращённых Униатов, которые крещены в Латинстве, так что, по их указаниям, возвращение отторженных на лоно Православной Церкви ограничилось бы разве небольшим числом бесполезных, отживающих свой век людей. Наконец, не довольствуясь и сим, оно и самый сделанный в некоторых местах добросовестный разбор делает недействительным, отказываясь сообщить Православному духовенству списки, по которым отмечены долженствующие возвратиться на лоно Православной Церкви. Ваше Сиятельство, надеюсь, согласитесь со мною, что подобное исполнение Высочайшего повеления есть действительно не исполнение, а насмешка над оным.

Удивительно ли после сего, что Православное духовенство затрудняется, а иногда и отклоняет окончательное разбирательство прихожан, долженствующих возвратиться в его ведомство. Однакож священников, обнаруживших в сем отношении скорее похвальную ревность, нежели предосудительное противодействие, в котором их обвиняет Римско-Католическое духовное начальство, довольно мало, как видно из самого донесения Римско-Католической коллегии, препровождённого ко мне Вашим Сиятельством. Напротив, я имею повод думать, что многие Православные священники поступили слишком миролюбиво и с пренебрежением своего долга, при сделках о предписанном им разборе – частью по неопытности и неумению, частью по общему ещё местному преобладанию Римских Католиков. Я, с моей стороны, должен был наблюдать за этим делом почти страдательно и предоставить оное обыкновенному местному ходу, выжидая удобного случая дать оному полезное направление. Я особенно надеялся, что изменится настоящий состав Виленского Римско-католического епархиального начальства. Оно не только не удовлетворяет, но даже и понимать не хочет отношений Литовской консистории и преосвященного викария, сделанных для опыта с моего ведома. Оно вообще преследует Латинских священников, оказывающих по местным обстоятельствам дух миролюбия к Православному духовенству, и двух из них, сколько мне известно, даже лишило настоятельских мест за оказанное ими беспристрастие при разборе прихожан по означенному выше Высочайшему повелению.

После сего, я не надеюсь ожидаемой пользы и от нынешнего моего распоряжения, при сем в списке препровождаемого, сколь оно ни удовлетворительно и способно устранить всякие затруднения. Потому считаю нужным просить покорнейше посредства Вашего Сиятельства, не окажется ли возможным со стороны г-на министра внутренних дел внушить конфиденциальным образом преосвященному Цывинскому о добросовестном удовлетворении поступающего к нему от меня отношения по означенному моему предложению, данному консистории – иначе, дело это останется по прежнему запутанным и нерешённым.

На указе Св. Синода, от 17 марта за № 2119, о распределении церковной земли между членами причтов, – собственною его высокопреосвященства рукою записано: Передавая указ сей в консисторию для точного исполнения, предлагаю оной: 1) из принадлежащей ныне приходским церквам земли выделить причётникам, по штату положенным, земли огородной, пахотной и сенокосной, всего – просвирням по три, пономарям по шести, дьячкам по восьми, а диаконам по десяти десятин, остальные ж земли оставить во владении священников; 2) наделение сие возложить на местных благочинных с двумя достойнейшими священниками по их выбору, в числе коих должен быть местный духовник, и предписать им, благочинным, совершить сие дело в возможной скорости, донося консистории помесячно о своих действиях; 3) при означенном наделении землями причётников, совершенная математическая точность не требуется, так как я надеюсь вполне, что благочинные и священники, по любви христианской и иерейской совести, не пожелают обидеть бедных причётников ничтожным клочком земли – почему благочинные таковое наделение землёю должны произвести без землемеров, руководствуясь тем, что одна десятина земли соответствует полутора моргам известной всюду меры – впрочем, где окажется местное удобство, то можно пригласить и землемера; 4) поставить в обязанность благочинным выделяемую землю немедленно передавать во владение причётников по принадлежности, где они находятся в наличности; где же причётнические места вакантны, там выделяемые земли до замещения вакансий оставлять в пользовании священников по прежнему, со внесением ими за сие в церковный доход справедливого вознаграждения, по соглашению с благочинным; 5) чтобы не стеснять в хозяйственном отношении ни священников, ни причётников, то предоставить сим последним, право оставлять в ведении священников выделенные им земли за справедливое вознаграждение деньгами или хозяйственными продуктами, по взаимному соглашению, утверждённому благочинным; 6) как за сим все земли, за которые при некоторых церквах положен вычет из штатного жалованья, остаются в пользовании священников: то предписать благочинным, чтобы при раздаче штатного жалованья отныне вычет сей делали уже из одного священнического жалованья, штатное ж жалованье прочим причётникам производили вполне; 7) вменить в обязанность благочинным, чтобы, при наделении причётников землёю, наблюдали строгую справедливость относительно доброты и местоположения таковой земли; где же выделяемая земля окажется худого качества, и при церкви имеются земли свыше узаконенной пропорции, за которую вычета из штатного жалованья не положено, то представляли бы на усмотрение консистории о выделении причётникам земли и свыше количества, показанного в первом пункте; 8) по истечении года донести от моего имени Св. Синоду как о положении дела, так и о могущих встретиться затруднениях при исполнении настоящего указа.

Указом от 6 минувшего марта за № 1618, Св. Синод требует моего мнения: не встретится ли по местным обстоятельствам какого-либо препятствия, чтобы на будущее время содержание причтам церквей, как по прежним положениям, так и по новым штатам, назначаемо было к отпуску из уездных казначейств под расписки самих причтов.

По указу сему будет от меня официальный рапорт Св. Синоду из консистории; но настоящий предмет имеет свою сторону довольно деликатную, чтобы её прилично разъяснить в официальной бумаге, и я решился сообщить мнение своё Вашему Сиятельству конфиденциально.

Получение жалованья духовенством чрез благочинных или непосредственно из казначейств может быть обнаруживаемо под видом неудобства личного, вреда по службе, или же интересных злоупотреблений того или другого способа.

По разным духовным нуждам, духовенство собирается иногда по нескольку раз в назначенное благочинным место. Сроки такового собирания обыкновенно назначаются и для раздачи штатного жалованья благочинными, так что священники, получая жалованье, исправляют в то же время и другие надобности по духовной части. Притом, по ограниченному пространству благочиний, и поездки сии для духовенства не обременительны, – тогда как обращаться за получением жалованья в уездные города стоило бы большей части священников проезда от пятидесяти до ста вёрст. Следовательно, удобнее им получать жалованье чрез благочинных.

Но эти проезды всех священников в уездные города три раза в году за получением жалованья из казначейства имели бы весьма вредные последствия по службе. Самая отлучка на несколько дней всех священников от порученных им приходов влекла бы уже за собою множество предосудительных происшествий по приходам. Но важнее то, что священники, будучи независимы в сем отношении от благочинных, всякую отлучку могли бы прикрывать поездкой за жалованьем, а неблагонадёжные и нарочно так распоряжались бы сими поездками, чтобы уклоняться от лежащих на них обязанностей и избегать как поручений духовного начальства, так и дел, которым бывают прикосновенны. Естественно, от сего произошло бы расстройство дисциплины и запутанность в общем ходе епархиальных дел.

Если принять в уважение, что благочинные, при раздаче жалованья духовенству, могут простирать к нему непозволительные требования, то не нужно упускать из виду, что благочинные недобросовестные и без раздачи жалованья имеют возможность требовать таких же подачек при исполнении других лежащих на них обязанностей, – так что получение жалованья духовенством непосредственно из казначейства, не уволив оного от подобных издержек (допустив, что они иногда случаются), подвергнет оное издержкам, по всей вероятности, вдвое и трое тягостнейшим. Я не говорю, что стоит же дорого проезд каждого священника три раза в год в уездный город, весьма часто за пятьдесят и даже сто вёрст. Но, к несчастью, и казначейства, особенно уездных городов, не везде могут похвалиться порядком. Если, как случается, станут удерживать священников по нескольку дней, за неисправностью или по умышленным манёврам, то многие из них должны будут переносить жертвы весьма чувствительные, судя по скудным третным окладам. В этом отношении даже благочинные (как мне частно известно) не могут быть свободны при получении жалованья из казначейств – что ж одинокие священники, часто не знающие даже кому и как пожаловаться.

Словом, по моему мнению, предоставление духовенству получать жалованье непосредственно из казначейств, а не чрез благочинных, было бы вредно во всех отношениях. Из правила сего можно бы разве исключить несколько причтов Ковенской губернии, где только двое благочинных на всю губернию, и следовательно, тягостно получать от них жалованье тем причтам, которые оное получать могли бы на местожительстве своём из уездных казначейств.

К крайнему удивлению моему получил я ныне, при отношении Вашего Сиятельства от 26 июня за № 4372, список с отношения графа Орлова, по которому начальник 4-го округа корпуса жандармов Буксгевден обвиняет священника Юревича в совращении в Латинство Леонпольских прихожан и требует высылки его в губернии великороссийские.

Из отношений моих от 26 августа 1843 и 20 января настоящего годов, за № 1549 и 158, Вашему Сиятельству известны обстоятельства сего дела. Вам известно, что священник Юревич в 1841 году способствовал возвращению на лоно Православия более двух тысяч Леонпольских прихожан, остававшихся в Латинстве около сорока лет, и за сие награждён всемилостивейше скуфьёй; что он впоследствии, по проискам врагов Православия, устранён был Минским епархиальным начальством от Леонпольского прихода, а заменён священником Пастерницким, соответственно видам Латинян; что сего последнего я сменил в 1844 году и возвратил по прежнему в Леонполь священника Юревича, так что он ныне вновь участвовал в благополучном обращении к Православию Леонпольских прихожан.

Мне действительно было известно, что, по наущению желавших сбыть с рук священника Юревича, некоторые прихожане обвиняли его в деланных им внушениях не принимать Православия, и что гражданское начальство вдалось в этот обман: но, по словам нынешнего Виленского гражданского губернатора, производившего в марте месяце на месте строгое расследование, помянутые внушения относятся ещё ко временам Унии, то есть времени, предшествовавшему 1839 год.

Я уверен, что каждый благородный человек с негодованием узнает об этой небрежности или недобросовестности графа Буксгевдена. Я ещё более удивился, что генерал сей защищает действительных виновников Леонпольского возмущения и даже самого арендатора Корженевского, обличённого пред губернатором всеми крестьянами в подстрекательстве к совращению и поддерживании их в упорстве. Это мне напоминает ограниченность или недобросовестность одного губернатора. который ходатайствовал в 1840 году об удовлетворении просьбы помещиков Дисненского уезда заменить священников воссоединённых древлеправославными – до сих пор наверно по Дисненскому уезду у нас не осталось бы и третьей части Православных прихожан.

Если бы я также был лёгок на обвинения, как граф Буксгевден, то возмущение Леонпольских прихожан давно обратил бы совершенно на его ведомство. Действительно, при оказавшемся колебании сих прихожан, жандармский штаб-офицер из Минска Ломачевский, прибыв на место, обнадёжил, что будет новое расследование, которые из присоединившихся к Православной Церкви были прежде Латинянами, а которые Униатами, – и легкомысленное это обнадёжение ободрило ревнителей Латинства к возмущению Леонпольских прихожан.

Впрочем, при нынешнем случае, долгом считаю сказать, что подобные настоящей несообразности часто случаются от какой-то уклончивости гражданских начальств действовать по делам, касающимся Православного ведомства, совокупно с духовным начальством – и желательно было бы, чтобы об этом сделано было внушение по принадлежности. У нас и самые благонамеренные чиновники легко вдадутся в обман, по их здесь новости и незнанию местных обстоятельств: что ж сказать о таких, которые действуют по видам собственным или господствующей партии.

Неоднократно замечал я между монашествующими холодность и нерачение к богослужению, хотя это главное их призвание и обязанность, – обязанность весьма лёгкая, при недостатке других занятий. Желая завести в сем отношении спасительный порядок, я назначаю для всех монастырей Литовской епархии следующие правила: 1) уставщик, или другой из рачительнейших иноков по назначению настоятеля, должен записывать в особую тетрадь, данную от настоятеля, каждого из братий, не бывшего или опоздавшего к какому бы то ни было богослужению; 2) со всякого инока или послушника, не прибывшего к началу богослужения, то есть к благословению, вычитать из жалованья по десяти копеек серебром, с опоздавших до половины богослужения вычитать по двадцати копеек серебром, а с небывших вовсе на богослужении: вычитать по тридцати копеек серебром; 3) от такового штрафа увольняются только занятые по распоряжению начальника монастыря другими послушаниями, а также больные, действительно признанные таковыми сим же начальником или лекарем; 4) штрафные, таким образом вычитаемые из жалованья деньги вносятся в одной половине в кружку братскую, а в другой половине в кружку церковную; 5) те из иноков или послушников, которые в течение одного месяца опоздали или не были у богослужения десять раз, по нерадению ли или по болезни, не получают ничего за этот месяц из братской кружки.

Предлагаю консистории предписать о надлежащем объявлении и строгом исполнении сих правил по всем монастырям Литовкой епархии.

В наступающем июне месяце положил я посетить некоторую часть епархии и при сем случае служить в каждом благочинии, – именно: 1) в Дзикушской церкви второго числа; 2) в Скидельской церкви четвёртого числа; 3) в Гродненской соборной церкви пятого числа; 4) в церкви Гродненского женского монастыря шестого числа; 5) в церкви Супрасльского монастыря девятого числа; 6) в Белостоке десятого числа; 7) в Бельской соборной церкви двенадцатого числа; 8) в Клещелях тринадцатого числа; 9) в Высоком-Литовском четырнадцатого числа; 10) в Каменецкой церкви шестнадцатого числа; 11) в Бресте Литовском семнадцатого числа; 12) в Мокранской церкви Влодавского благочиния девятнадцатого числа; 13) в Дывинской церкви двадцатого; 14) в Кобринской училищной церкви двадцать третьего числа; 15) в Пружанской церкви двадцать четвёртого числа; 16) в Шерешевской церкви двадцать пятого числа; 17) в церкви Селецкой двадцать девятого числа; 18) в церкви Ружанской тридцатого числа июня и 19) в Жировицкой церкви первого числа июля месяца.

Предлагаю консистории дать о сем знать всем благочинным и настоятелям монастырей в означенных выше местах, предписав первым из них, чтобы каждый накануне назначенного мною для служения дня созвал всех подведомственных ему священников, диаконов и штатных причётников: Лидского благочиния в Дзикушки, Скидельского в Скидель, Гродненского в Гродно, Сокольского в Супрасль, Белостокского в Белосток, Бельского в Бельск, Дрогичинского в Клещели, Высоколитовского в Высоколитовск, Каменецкого в Каменец, Брестского в Брест, Влодавского в Мокраны, Полеского в Дывин, Кобринского в Кобрин, Пружанского в Пружаны, Селецкого в Сельцы, Коссовского в Ружану и Слонимского в Жировицы.

С тем вместе консистория вменит в обязанность тем же благочинным: 1) сообразиться заблаговременно о тех священнослужителях и причётниках, которые могут быть употреблены для архиерейского служения, и наставить их по сему предмету посредством духовных, которые знают таковое служение; 2) снестись с местными земскими исправниками как насчёт помещения для меня и всей моей свиты, так и о заготовлении лошадей для беспрепятственных в назначенное время переездов; 3) сообразиться с теми ж исправниками, чтобы окрестный народ не был препятствуем присутствовать в назначенный день на архиерейском служении, толь для него редком и спасительном.

Консистория предпишет также Белостокскому строительному комитету к десятому числу июня приготовить всё нужное для посвящения новопостроенной тамошней церкви и для архиерейского в ней служения.

По случаю предстоящего архипастырского осмотра, долгом считаю предварить ваше высокопреподобие: 1) что в архиерейской свите кроме архимандрита и письмоводителя будут находиться протодиакон с диаконом и двумя псаломщиками, а также регент с двенадцатью певчими; 2) что почтовых лошадей по трём особым подорожным потребуется под карету его высокопреосвященства шесть, да под три брички десять лошадей, но если лошади будут послабее, или случится дорога потяжелее, особенно просёлочная, то нужно заготовить лошадей не менее двадцати; 3) что, кроме кареты и трёх бричек, будет следовать фургон с ризницею на шести собственных архиерейских лошадях, и потому при назначении помещения для свиты по местам служения нужно иметь в виду и помещение для означенных лошадей; 4) что из местного духовенства потребуются для архиерейского богослужения три, а в просторнейших церквах и пять священников, один или два диакона, а также четыре или пять причётников для чтения и церковной прислуги; 5) что время для представления высокопреосвященнейшему посетителей и всего духовенства, а также для принятия просителей, будет назначаемо по обстоятельствам места и по особому на каждый раз архипастырскому разрешению; 6) что фургон с ризницею, а также три брички со свитою, после каждого служения, будут сейчас отправляемы к месту следующего служения; высокопреосвященнейший же в своём экипаже будет отправляться позже, а иногда на другой день, так чтобы только поспеть ко времени служения; 7) что о содействии благочинным со стороны земских исправников при настоящем случае последовало ныне же отношение к г-ну начальнику губернии; 8) что его высокопреосвященство изволил возложить на меня обязанность испытывать во время нынешнего осмотра всех дьячков в знаниях, должности их необходимых, и отмечать о достоинстве каждого из них; а потому именной список дьячкам каждого благочиния должен быть мне сообщён при самом моём прибытии на место служения, и дьячки представлены для испытания; 9) что служение архиерейское в сельских церквах будет начинаться в 10 часов, в городских же в половине одиннадцатого часа, заутреня ж ввечеру или поутру, как где обыкновение; 10) что для священников, диаконов и причётников, избранных для служения архиерейского из местного духовенства, должны быть собраны от местных церквей и священные облачения, сколько возможно под одну форму, а также ковры или сукно для подстилания пред престол и на амвон среди церкви.

При сем прошу ваше высокопреподобие избрать кого-либо из подведомых вам священнослужителей или причётников, надёжного и знающего местность, чрез которого вся архиерейская свита могла бы на свои деньги приобретать для себя продовольствие столом и корм для шести лошадей.

Графу Протасову, 16 марта 1846 года № 675 (конфиденциально).

Печально, весьма печально положение здешней страны. Надежда на подвоз хлеба обманула всех, с пропавшим необыкновенно рано зимним путём. Четверть ржи доходит вновь до неслыханной здесь цены девяти рублей серебром. Я долгом счёл предписать по всем церквам молитвословие о ниспослании свыше благословения на будущий урожай. Долгом считаю просить покорнейше Ваше Сиятельство о снисходительном удовлетворении представлений, сделанных в начале сего года, об экстренном пособии по случаю голода для чиновников консистории, а также для Литовской семинарии и Виленских духовных училищ. Кроме этой скудости, по Литовской епархии, слава Богу, всё в порядке. В порядке – потому что смущение, производимое постоянными вестями о моём перемещении, не может иметь столько силы, чтобы колебать делами. Духовенство этим вестям не верит. Оно знает, что моё перемещение может быть полезно только партии неприязненной России, и не может подумать, чтобы правительство могло действовать в угодность этой партии. Впрочем, и самая нелепость предположения: якобы меня назначают в одну из Великороссийских епархий, способствует успокоению Православной паствы.

Что касается меня, я столь мало верю этим вестям, что решаюсь вновь беспокоить Ваше Сиятельство о деле, лично меня интересующем. Я понять не могу, почему министерство государственных имуществ не разрешает до сих пор передачи для моего архиерейского дома земель, принадлежавших Тринопольскому монастырю. Этого я истолковать не могу иначе, как интригами, о которых я писал к Вашему Сиятельству собственноручно в 25-й день сентября истекшего года, за № 2556. К передаче земель никакого нет препятствия; дело на месте вполне очищено; прежний арендатор сих земель отказался от контракта, а за тем они остаются без обработки; весна требует уже заняться этою обработкой, иначе весь хозяйственный год потерян – а между тем земель не дают как не дают. На прошлой неделе я писал вновь официально к Вашему Сиятельству по сему делу, и покорнейше прошу о вашем по оному посредстве. Здесь уже идёт не об одних землях, но более ещё о том, чтобы духовному Православному ведомству не быть в здешней стране посмешищем для иноверцев. Тринопольский монастырь с церковью сдан уже духовному ведомству на загородный архиерейский дом. Для устройства сего дома назначено уже милостиво отпустить важные суммы, и о том дан мне указ из Св. Синода. Что ж, если по известным интригам земли, окружающие монастырь, переданы будут кому другому, а не архиерейскому дому – тогда необходимо будет отказаться и от Тринопольского монастыря, не смотря, что оный сдан уже нам по Высочайшему повелению Государя Императора.

Надеюсь, что Ваше Сиятельство не допустите осрамить нас столько пред здешним иноверчеством, и с полною надеждою буду ожидать удовлетворительного разрешения.

P. S. Мне сказали, что последняя Петербургская почта пропала в пути – её здесь не получено. Долгом считаю предварить о том Ваше Сиятельство на случай, если с сею почтою отправлено ко мне что нужное.

Графу Протасову, 9 апреля 1846 года.

Слава Богу, я теперь могу уже вполне радостным сердцем поздравить Ваше Сиятельство с праздником Светлого Христова Воскресения и пожелать вам всех благ! Мы совершили в Вильне в первый раз собором назидательные и величественные богослужения нашей Церкви Страстной и Светлой седмицы, и совершили так, что не позавидуем и любой древлеправославной кафедре. А с каким усердием, с какою радостью участвовали в них столь быстро умножившиеся здесь Православные! с каким участием смотрели на них весьма многие из здешних иноверцев! Об одном только ещё многие скорбели и тяготились – когда мы важнейшие богослужения совершали в кафедральном соборе, в домовой генерал-губернаторской церкви шло особое богослужение, на котором должны были присутствовать чиновники по повесткам. Но это отделение от народа высшего чиновного круга, в здешней стране особенно вредное, надеюсь, прекратится с будущим годом.

Ещё раз поздравляю Ваше Сиятельство, имея честь быть – PS. Не получив ещё удовлетворения насчёт передачи архиерейскому дому земель упразднённого Тринопольского монастыря и претерпевая по этому случаю важное стеснение, долгом поставляю вновь и здесь просить Ваше Сиятельство о благосклонном вашем посредстве к скорейшему удовлетворению сего справедливого и законного требования, к чему давно уже нет никаких препятствий, кроме разве сторонних происков.

Ивану Григорьевичу Сенявину, 13 апреля 1846 г.

С особенным участием и признательностью получил я письмо ваше, от 2 апреля, и приложенные при нём тысячу рублей серебром для раки Виленским святым мученикам. Деньги сии переданы мною ныне же в Виленекий Святодухов монастырь, для обращения в своё время по вашему назначению, а с тем вместе сделано распоряжение, чтобы о лицах вашего семейства, значащихся в приложенном при письме вашем списке, делаемо было поминовение у гроба святых мучеников. Завтра церковь празднует память сих угодников Божиих, и я, с истинным душевным наслаждением, совершу лично, первый, этот священный долг поминовения.

Графу Протасову, 11 мая 1846 года № 1297 (конфиденциально).

Кончился уже год пребывания в Вильне Православного епархиального начальства; и я нужным считаю изложить настоящее здесь наше положение. Оно слишком экстренно, чтобы скромничать или проходить многое снисходительным молчанием.

Положение собственное, так сказать внутреннее, Православного ведомства, благодарение Всевышнему, не может быть лучше, как Вашему Сиятельству небезызвестно по самому ходу дел. Переселение в Вильно, хотя при весьма важных затруднениях, совершилось своевременно, вполне правильно, как по двум многолюдным учебным заведениям, так и многочисленным штатам архиерейскому, консисторскому и кафедральному; и помещение для них, по большей части временное, устроено удобно. Несмотря на то, что переведение в Вильно епархиального начальства тягостно почти для всего духовенства, начальство это не потеряло ни малейше ни доверенности к нему, ни своего влияния, ни деятельности по управлению. Положение в Вильне Православного духовенства превзошло даже мои ожидания. Не смотря на самое сильное, тайное и явное противодействие Латинского епархиального начальства и господствующей здесь польской партии, духовенство это, отлично подобранное по поведению и образованию, успело уже истребить во многом господствовавшие между здешнею публикою предубеждения против Православных и час от часу снискивает более уважения. Ни одно сколько-нибудь заметное предосудительное происшествие во весь год не помрачило его достоинства. С другой стороны, я лично в течение года не испытал ни одного неприятного случая от здешнего столь разнородного населения. Час от часу народ более со мною свыкается, час от часу более оказывает действительной почтительности – много, много, если в толпе встретится иногда более других наэлектризованный фанатизмом, что отворотит голову в сторону и не снимет шляпы. Это одно уже показывает, что здешняя польско-латинская партия не так сильна, как думают, и что напрасно за нею так заботливо ухаживают.

Но если внутреннее, так сказать нравственное, положение в Вильне, Православного духовного ведомства есть как нельзя лучше, то этого не можно сказать о внешних отношениях сего ведомства. Если бы я был лицом сторонним, если бы равнодушен был к делам общественным, то начертил бы вам здесь целый ряд истинно комических сцен – так много у нас непростительных ошибок, несообразностей, недобросовестных или близоруких поступков. Кто однакож видит влияние подобного положения вещей на общественные дела, тому не до шуток – сердце часто стеснится глубокою грустью.

Вот отчего главная беда! Из пяти или шести здешних главных, более или менее от себя независимых военных и гражданских начальников, нет ни одного, который бы шёл за одно с другим – каждый имеет особые виды и по ним располагает свои действия. Легко угадать, что должно происходить в низшем служебном кругу – первое дело стоять за свою партию, а уже последнее быть чиновником. Эта дисгармония, этот недостаток единства, бывшие уже здесь от нескольких лет, ещё более усилились прибытием в Вильно командующего корпусом генерал-лейтенанта Куприянова. Он ставит себя выше генерал-губернатора; и откровенно жаловался, будто я его обидел, посадив прошлою осенью на обеде по правую у себя руку, не его, а Фёдора Яковлевича. Соперничество это проявляется на всяком шагу. Чтобы не стоять ниже генерал-губернатора, чтобы не подходить после него к кресту, он устроил у себя домовую церковь и, к общему соблазну, никогда не бывает в соборе, даже в дни высокоторжественные, тогда как в дни эти бывали в соборе его предместники, католик Крейц и лютеранин Ридигер. Чтобы оценить прочие внешние их отношения, довольно привести один случай. Ваше Сиятельство помните верно, что в прошлом году управляющий здешнею Римско-Католическою епархией викарный епископ Цывинский отказал Фёдору Яковлевичу быть у него на обеде вместе со мною. Сей последний признал благоразумнейшим не приглашать уже Цывинского к бывшему у него обеду в 17 минувшего апреля. Что ж делает генерал Куприянов? – чрез несколько дней даёт обед, приглашает Цывинского со многими гостями и при разноске кушаньев даёт сему викарному епископу предпочтение пред генерал-губернатором! Слава Богу, что у него стало ещё такту, дабы не позвать меня.

Эта разладица всего решительно чиноначалия наделала бы вреда и во внутренних областях России: что ж в здешней стране! Разумеется, каждый старается приобресть расположение публики (польской). Для этого готовы на всякие средства, упекаются на всякие происки, подкапывают, чернят друг друга – и, унижая собственно себя, унижают с тем вместе вес и достоинство правительства. Вот почему здешняя польская партия, слабая сама по себе, но хорошо сплочённая, столько ещё имеет силы! Вот почему люди, решительно неблагонамеренные, имеют здесь вес и находят на всяком шагу покровительство и поддержание!

Каково же должно быть моё положение в этом хаосе раздора? Прежде всего пробовали завлечь меня в ту или другую котерию, сделать поборником того или другого лица. Напрасно объяснял я им, что быть орудием какой бы то ни было партии противно и моему характеру, и достоинству носимого мною пастырского сана. Напрасно говорил всякому, что долг мой примирять всех, а не поддерживать вражду. Напрасно старался я поправить зло внушениями в этом смысле наедине. Они этого не могут или не хотят понять – и разумеется, по общему клику партии: кто не за меня, тот против меня, – смотрят недовольным оком, а другие даже явно выдают себя моими недоброжелателями и поддерживают прежде уже заведённую здесь систему выслуживаться на мой счёт у польско-католической партии.

Правда, эта холодность ко мне здешнего чиноначалия имеет ещё и другие основания. Вам не может быть неизвестно, какое впечатление, какое торжество, произвели между поляками-католиками вести о недоброжелательстве и отвержении якобы меня самим Православным духовным начальством и Церковью. Этому поверили два года тому назад, а отчасти и теперь верят здешние власти. С другой стороны, у нас несколько уже лет твердят о воле правительства ласкать, задабривать поляков; и, хотя гласность этой системы производит совершенно противные следствия, всякий однакож заставляется ею, в своих личных видах. К сему, бытность в Риме Государя Императора произвела самые нелепые толки, возбудила самые преувеличенные надежды здешней польско-католической партии. В надеждах этих утверждается она ещё изменением или остановкой, в последние два года, прежней системы по управлению Римско-Католического ведомства. Всюду здесь видят самых ненадёжных духовных у кормила правления; видят безнаказанность их явных противозаконных действий: и как им не ободряться!

Неудивительно после сего, что польско-католическая партия в Вильне подняла голову более прежнего. Неудивительно и то, что нет теперь здесь ни одного высшего чиновника, на которого искреннее содействие (отчасти и на правила) мог бы я вполне полагаться.

Впрочем, прошу Ваше Сиятельство не принимать настоящей бумаги за какую-либо жалобу. Я всё это давно предвидел и знал, чтобы мог жаловаться малодушно. Но нельзя же мне и молчать. Как-то больно столько на себе переносить, и чтобы о том не знал ни один человек. Да притом не нужно же предоставлять, чтобы о делах наших, о нашем здесь положении, судили по близоруким или недобросовестным сведениям. Я принял теперь со своей стороны систему устранения и буду оную соблюдать, пока не изменятся нынешние отношения здешнего чиноначалия и Римско-Католического епархиального управления, которые вынуждают необходимо таковое устранение. Притом же в Вильне теперь не столько нужна по нашей части предприимчивость, как стойкость – а у меня её, слава Богу, довольно: Православное ж ведомство на толь твёрдой стало уже здесь ноге, что пойдёт вперёд собственною тяжестью, не смотря на какие бы то ни было препятствия. Жаль только, что эти успехи могли бы быть теперь очень быстры и важны, при общем единодушии. Жаль и того, что и десятой части умственного своего труда не обращаю я здесь на действительное служение пользам Церкви – остальной теряется на предосторожности, чтобы охранить её и себя от враждебных сетей, чтобы не дать себя скомпрометировать даже тем, от которых должен бы ожидать поддержания.

После Духова дня отправлюсь я для осмотра церквей, с полною свитою и хором певчих. Это будет первый по Литовской епархии торжественный архиерейский осмотр церквей. Для него сделаны уже все распоряжения по духовной и гражданской части. Пройду в нынешнем году по юго-западной части епархии, то есть по границе Царства Польского, начиная от Гродна до Волынской губернии. Архиерейское служение назначено в девятнадцати местах, в которых будет собрано к дню служения и духовенство местных семнадцати благочиний. Кроме того, поручил я осмотр церквей по восьми благочиниям преосвященным викарным Михаилу и Платону. По одному пути и в одно со мною время, командируется и ректор семинарии для осмотра духовных училищ. Он умножит число архимандритов, для благолепного двукратного служения в Гродне, а в особенности для посвящения в городе Белостоке новопостроенной церкви.

Графу Протасову, 24 мая 1846 года.

Препровождаемое вместе с сим конфиденциальное отношение писано в годовщину переселения нашего в Вильно и пролежало до ныне – так мне не хотелось его отправлять. Беда, что я не люблю личностей – а без них, может быть, не всё будет ясно в этой бумаге. Впрочем надеюсь, что для Вашего Сиятельства она будет ясна – а мне и нужно только, чтобы хотя вы знали о действительном моём здесь положении. Однакож прошу об оном не беспокоиться; оно совершенно в порядке вещей – нужно переждать, да переломать… хотя бы терпением, если не последует чего подействительнее. Я бы только просил, чтобы по проискам, касающимся меня или моего ведомства, не был я оставляем в неведении.

Покорнейше благодарю Ваше Сиятельство за особенную внимательность к моим нуждам по делу Тринопольскому. Благодаря этой милости, я уже занялся устройством помещения для себя в Тринополе, хотя ещё не сданы мне земли, ни ассигнована сумма, предположенная для устройства зданий Тринопольских. Отпустил заимообразно на этот предмет свои деньги; а за то надеюсь насладиться сельским уединением в последнюю часть лета и осень.

После благодарности, позвольте, Ваше Сиятельство, пожаловаться за моего ректора Евсевия. Он переведён сюда по моему ходатайству: из высшей семинарии на низшую; из второклассного монастыря в третьеклассный; из высшего содержания на скуднейшее; из дешёвого в дорогое и из покойного в беспокойное место. Мне совестно за этого отличного человека; а между тем, ни одно из моих о нём представлений не получило удовлетворения. Я просил оставить за ним прежний монастырь; когда это не состоялось, просил о назначении его благочинным; просил и о награждении его орденом св. Владимира 3-й степени. Но до сих пор нет ничего – и это тем чувствительнее, что сим последним орденом награждён его подчинённый, ректор Виленских училищ архимандрит Михаил.

Для осмотра епархии отправляюсь я в 28-й или 29-й день сего мая.

К. С. Сербиновичу, 24 мая 1846 года.

Получив ваше письмо от 25 апреля, получив официальное отношение графа Николая Александровича от 30 того ж апреля, о передаче в духовное наше ведомство земель, Тринопольскому монастырю принадлежавших, обеспеченный в сем отношении, – я приступил немедленно к устройству здесь для себя летнего помещения, так, чтобы мог, хотя по возвращении из осмотра епархии, насладиться сельским пребыванием и покоем. Деньги заимообразно на это устройство дал свои, в ожидании окончательного отпуска денег, назначенных Св. Синодом. Впрочем, мне несколько совестно, (хотя и тем бо́льшую чувствую благодарность), что начальство, по своей ко мне благосклонности, даже вознаграждает средствами духовного ведомства Тринопольские угодья, отводимые архиерейскому дому и монастырю. Ведь министерство государственных имуществ обязано это дать по закону безмездно. Я, с своей стороны, не буду к ним столь великодушен; буду настаивать да настаивать, пока не отдадут всего, что следует по закону. Да и стоят ли они деликатности. Вот месяц с вашего уведомления, а до сих пор в Виленской палате государственных имуществ нет предписания о передаче нам Тринопольских земель – и я всё строюсь да работаю на чужой земле. То-то будет славно, если ещё нашли какую увёртку или повод к отказу – и стыда про́пасть, и жаль будет издержанных мною напрасно тысячи рублей серебром. После Духова дня, то есть 28 или 29 сего мая, отправляюсь, на пять шесть недель, для торжественного осмотра епархии. Жаль, что Тринопольское дело будет меня беспокоить в этом пути – авось, не получу ли окончательно об этом разрешения, с остающимися ещё до выезда двумя почтами.

Графу Протасову, 6 июля 1846 года № 1896 (конфиденциально).

И ещё Бог благословил меня совершить один добрый подвиг. Действительно благословил! В тридцать дней я служил двадцать раз, на восемнадцати особых местах, разделённых между собою расстоянием шестисот или семисот вёрст. В это же время я видел отдельно духовенство семнадцати благочиний, призывая оное к себе даже по два и по три раза. И всё совершилось в назначенные сроки, без малейшего неприятного случая или расстройства. Да будет благодарение Всевышнему.

Как я и предполагал, этот первый торжественный осмотр епархии сделал всюду чрезвычайно спасительное впечатление. Отличный певчий хор, совершенно приличная свита, собрание на каждом месте многочисленного духовенства, торжественное великолепное архиерейское служение – всё это ещё в первый раз только видели в здешней стране, – и видели с восторгом. Стечение народа всюду было необыкновенное, так что по большей части третья только оного часть вмещалась в церквах, остальной же толпился кругом церкви. Между тем, в этой, так сказать, давке нигде не встретилось ни малейшего беспорядка. Всюду народ, толпясь с жаждою принять архипастырское благословение, соблюдал однакож самую почтительную осторожность. Сцену, которая открылась в городе Белостоке после освящения тамошней церкви, разве только можно видеть в великороссийских епархиях. Здесь народ почти на половину был Римско-Католического и Протестантского исповедания, а между тем, никто не мог бы требовать большего благоговения – при получении личного среди церкви благословения, когда на стороне думали, что меня задавят, меня однакож толпящиеся кругом щадили, как нельзя более.

Кроме необходимо спасительного впечатления на массы воссоединённого к Православию народа, нынешний мой проезд был также полезен в отношении иноверцев. Чем дальше от Вильна, тем менее находил я предубеждений. Всюду было на богослужении множество Римских Католиков; и если они пришли с одним любопытством, то могу уверить, что находились на нём с полным религиозным благоговением. Меня всюду принимали, просили к себе, потчивали обедами и, сколько мне известно, удивлялись, что нашли вовсе не таким, как им меня описывали.

Спасибо Гродненскому губернатору – он сделал по моему отношению всё, что с его стороны требовалось для успеха настоящего моего путешествия. Я намерен был просить официально об обращении Высочайшего Его Императорского Величества внимания на его благонамеренную распорядительность; но оставил это намерение из опасения, чтобы не обвинили меня во вмешательстве не в свои дела.

Не менее спасительное, как на народ и иноверцев, настоящий мой объезд имел влияние и в прямых видах епархиального управления. В семнадцати разных местах я видел лично духовенство семнадцати благочиний, то есть две трети духовенства Литовской епархии. От него получил я довольно местных сведений, дал оному нужные наставления, похвалял и ободрял достойных, исправлял по возможности недостатки и недостаточествующих. Сверх того, я поручал бывшему при мне архимандриту испытывать дьячков в сведениях, для них необходимых; и как о том объявлено было заблаговременно, то мера сия принесла весьма большую пользу по этой части, слабейшей противу других в управляемой мною епархии.

Не поверите, Ваше Сиятельство, с каким душевным наслаждением совершил я настоящий осмотр епархии. Другой видел бы только одни недостатки; я же знаю прошедшее и по необходимости радовался необыкновенным по всем частям успехам. Всё идёт, слава Богу, быстрым шагом вперёд к лучшему; и если мне Бог даст прожить ещё каких десять лет, то Литовская епархия не уступит никакой другой достоинством духовенства во всех отношениях.

В нескольких благочиниях я нашёл уже всех священников в полной форме, Православному духовенству свойственной; а в прочих только по нескольку из них в прежнем униатском костюме, прятавшихся за другими: так они чувствуют своё неблагообразие. Это преображение воссоединённого духовенства, важное по приличию и сближению с древлеправославным духовенством, сделало хорошее впечатление и на самый воссоединённый народ, даже в тех местах, где по смешению с иноверцами менее всего ожидать этого следовало. Народу приятно, что видит своих пастырей в приличном особом костюме, различающем их от людей других состояний.

Кроме сделанных уже многочисленных с моей стороны распоряжений, бывших последствием настоящего осмотра епархии, я готовлю ещё и другие более общие. По порядку и в своё время, я донесу официально обо всём Св. Синоду; теперь же не вытерпел, чтобы не поделиться с Вашим Сиятельством удовольствием, оставшимся у меня после осмотра. Ваше Сиятельство не можете не понимать, какие узы связывают меня с Литовскою епархией. Знать прежнее её положение; двигать её вперёд по благому пути; следить за успехом всякой меры, всякого движения; ожидать благих последствий труда и распорядительности; иметь надежду насладиться некогда полным успехом и опочить в преклонных летах на месте поприща, оставляющего на всяком шагу столько отрадных воспоминаний: вот единственное желание и единственная моя мечта, после того как меня минула надежда устраниться от дел после совершившегося воссоединения. А заботы, а местные неприязни, а борьба? – Я старый и опытный здесь рубака; борьба меня не устрашает – надеюсь выйти из неё победителем, ко благу церкви и государства – только бы в меня не стреляли свои, и то ещё иногда сзади, исподтишка.

Ваше Сиятельство видите, что я возвращаюсь в Вильно в хорошем расположении духа. Пробуду в Жировицах с 1 по 8 июля. Ещё не успел пожить здесь праздно по-деревенски – так много нашёл консисторских и других дел. Даст Бог, вознагражу себя сельскими занятиями в Тринополе; за участие в коем ещё раз благодарю Ваше Сиятельство.

Я ездил всюду с молитвою об урожае – и Бог услышал её! Путешествие моё сопровождалось благодатными дождями, весьма вовремя подоспевшими. Они поправили хлеба́ и рассеяли бывшие опасения. Теперь самые осторожные предсказывают двойной урожай противу прошлого года. Слава Богу, и наша страна повеселеет.

К. С. Сербиновичу, 6 июля 1846 года.

От всего сердца благодарю Ваше Превосходительство, и за ваши хлопоты по Тринопольскому делу, и за уведомление об окончании оного. Без сего сведения, я решился было прожить в Жировицах какой месяц – теперь же едва успел обделать накопившиеся здесь за время путешествия дела, и уже послезавтра отправлюсь в Вильно. Может быть, и вы, и другие, назовут ребячеством удовольствие, с которым принимаюсь я за Тринопольское хозяйство. Напрасно. Неужели думаете, что не наскучит каждому проходить всю жизнь одно поприще, где на всяком шагу видишь недоброжелательство, зависть, порицание, даже от тех, которые бы, кажется, должны похвалить? Я любил всегда деревню и природу, для здоровья мне необходимо движение; да притом надеюсь, что наконец не станут меня ругать хотя за сельские занятия и не будут завидовать, когда я буду мечтать, что посаженные мною деревья доставят мне наслаждение до поздней старости и разрастутся столетними ветвями, для прохлады и успокоения будущих поколений! Пожалуй скажут: и это честолюбие, и это властолюбие – тогда не знаю, что уже мне я делать – разве бежать туда, где Всеведущий Судья отдаст, надеюсь, справедливость и моим делам, и моим намерениям. – Не знаю, как я зашёл так далеко от Тринополя – когда теперь мне нужны не эти пустые рассуждения, а обещанное вами сведение об окончательном разрешении насчёт утверждения сметы и планов Тринопольских, а также отпуска назначенных на этот предмет сумм. Будем дожидаться добрых вестей от графа Клейнмихеля – а там работать в Тринополе, сколько станет времени – это полезно и для души, и для тела.

Академику Хруцкому, 22 августа 1846 года.

По милости Государя и Св. Синода, устраиваю я загородный архиерейский дом в прелестнейшем местоположении под Вильном. Возле дома будет церковь, и я желал бы её отделать как можно изящнее – вы знаете, что я люблю живопись. В иконостасе по плану назначено быть 28 образам: четыре шириною шесть, вышиною восемь вершков; два шириною шесть, вышиною пятнадцать вершков; четыре шириною один аршин, вышиною аршин и четырнадцать вершков; два шириною аршин и шесть вершков, вышиною аршин четырнадцать вершков; один шириною одиннадцать вершков, длиною аршин восемь вершков; шесть круглых, диаметром в одиннадцать вершков; один шириною аршин с четвертью, вышиною два аршина пять вершков; четыре шириною тринадцать вершков, вышиною аршин десять вершков; два шириною аршин, вышиною аршин десять вершков; один шириною полтора, вышиною два аршина; один шириною полтора, вышиною два аршина. Некоторые образа могут быть прямо церковного стиля; но бо́льшую часть я желал бы иметь копии или подражания знаменитейших картин. К сожалению, по смете на написание икон мы можем употребить по самой большей мере только тысячу рублей серебром. Вот почему я весьма затруднялся писать вам об этом. Наконец подумал: авось пожелаете вы принести жертву храму Божию, авось вас Бог наградит в Вильне другим образом – и решился просить вас, не украсите ли вы своею кистью моего маленького храма? – Если вы согласитесь, то напишите мне, на каких условиях и где хотите писать? Если в Вильне, то будете иметь у меня собственно квартиру и стол без всякой претензии – найдутся здесь для образцов гравюры, а может быть, и картины. Признаюсь, я очень желал бы вас видеть; но вы лучше знаете ваши обстоятельства. Прошу об ответе.

Графу Протасову, 5 сентября 1846 года № 2515 (конфиденциально).

Если бы Ваше Сиятельство сомневались о наших Виленских тягостях, то вот вам ещё доказательство! В течение года, я потерял двух отличнейших духовных: кафедрального протоиерея Ипполита Гомолицкого, умершего в мае месяце, и вице-председателя консистории Плакида Янковского, потерявшего здоровье, кажется, невозвратно. Я не хотел принимать на свою совесть почти верной смерти в Вильне сего последнего и отпустил его с семейством в деревню, впредь до разрешения Св. Синодом прилагаемого при сем рапорта. Покорнейше прошу Ваше Сиятельство, чтобы сей рапорт принят был и удовлетворён благосклонно – в нём ничего нет лишнего. Долгом считаю также возобновить просьбу мою о разрешении представления моего, в минувшем мае месяце последовавшего, касательно пенсии для пяти малолетних сирот, оставшихся после кафедрального протоиерея Гомолицкого.

Моё положение в Вильне Вашему Сиятельству известно. Я держусь принятой системы – это, кажется, ведёт к лучшему, и уверен, что время изменит всё к совершенно лучшему. Между тем, Тринопольские задания, благодаря вам, позволяют мне забывать многое.

Графу Протасову, 2 января 1847 года № 6.

Приятнейшим долгом считаю поздравить Ваше Сиятельство с новым годом и пожелать вам всех благ – лично и по служению Церкви Православной.

Я, по случаю весьма мучительного нарыва на ноге, должен был пролежать целую неделю и не мог служить в минувшие праздники; но меня выручили сугубо прибывшие на это время оба преосвященные викарии. В день Богоявления Господня надеюсь уже сам совершать всё священнодействие.

Нелишним считаю предварить Ваше Сиятельство о имеющейся теперь в виду у нас довольно выгодной сделке для духовного ведомства. Для помещения в Вильне архиерея куплен дом графа Мостовского. Впоследствии обстоятельства изменились, именно: архиерею назначен Виленский Святодухов монастырь и соединён в экономическом отношении с архиерейским домом. Посему раздельное существование архиерейского дома и монастыря довольно представляет затруднений. С другой стороны, дом Мостовского, чтобы быть вполне ответственным своему новому назначению, нуждается в значительной перестройке, особенно в устройстве крестовой церкви, что потребовало бы весьма важных особых сумм.

Мне предлагают уступить дом Мостовского на дом губернаторский; и, если согласятся на моё предложение, возвратить духовному ведомству всю сполна сумму (двадцать две тысячи руб. сер.), за него заплаченную, то я представлю это дело на усмотрение и разрешение начальства.

За двадцать две тысячи рублей серебром можно во всех отношениях и удобнее и приличнее устроить полное помещение для архиерейского дома в Духовом монастыре у гроба святых Виленских мучеников.

Графу Протасову, 1 марта 1847 года № 609 (конфиденциально).

Статский советник Каневский был у нас в Вильне, да и теперь, кажется, ещё находится у генерала Куприянова. Он передал мне письмо Вашего Сиятельства, от 14 истекшего февраля за № 1163, и некоторые сведения по вашему поручению. В числе сидений сих, кажется, не было ничего, что не имелось бы у меня в виду и прежде. Это несчастье, что о наших делах судят да рядят, смотря издали, или по сведениям людей поверхностных, а иногда неблагонамеренных. Будьте уверены, Ваше Сиятельство, что здесь скорее имеем мы право упрекать другие ведомства, а не они нас. Стараемся найтись в претрудных обстоятельствах, сколько можно осторожнее, благоразумнее – остальное в воле Божией. Следовательно, и полно о том толковать на этот раз.

Но вот что спешнее. Из сообщённых мне Каневским писем преосвященного Минского видно, что он вновь унывает. Унывать в нашем положении небезъизвинительно; весьма однакож желательно, чтобы он оставил намерение выйти на покой, при нынешних повсеместных здесь толках о торжестве Римлян. Не знаю, на сколько успеет растолковать ему это Каневский; на всякий однакож случай долгом считаю предварить Ваше Сиятельство, что мысль (не знаю, Каневскою ли она или высшая) заместить преосвященного Антония преосвященным Платоном очень неблаговидна. Предпочесть его преосвященному Михаилу, старшему четырьмя годами по архиерейству и его рукополагавшему, было бы в здешней стране столь резко, что дало бы решительный вес и так, к несчастью, разглашаемым от Римлян и поляков толкам, будто Униаты нашли в Православной Церкви не мать, а мачеху. Кроме того, назначение это преосвященного Платона поощрило бы у нас к дальнейшим проискам людей, принадлежащих той человеколюбивой, великодушной, великомудрой, отлично-Православной партии, которая с самого воссоединения не престаёт толковать о ссылке воссоединённого духовенства и замещении оного древлеправославным. Будет ли это полезно для Православной или для Римской Церкви, какое дело этой партии – были бы только места для всякого великороссийского сброду.

Если бы преосвященный Минский уволен был на покой, то смею думать, лучше всего было бы: заместить его преосвященным Могилёвским, а сего преосвященным Полоцким, а сего преосвященным Михаилом. Тогда преосвященного Платона следовало бы перевести в Гродно, где много предстоит дела, и имеется уже в виду приобресть отличный дом для помещения архиерейского. Впрочем, если бы о преосвященном Михаиле имелись у начальства другие виды, то в Полоцк можно бы определять и преосвященного Платона. Это было бы не столько резко – так как Полоцкая епархия вдали и ниже по классу. В случае однакож взятия от нас преосвященного Платона, я принуждён был бы просить на его место или преосвященного Елпидифора, или ректора моей семинарии Евсевия.

Графу Протасову, 17 марта 1847 года № 788 (конфиденциально).

После того, что ст. сов. Каневский передал мне от вашего имени, насчёт дел у нас иноверно-польских, Вашему Сиятельству, может быть, покажется странным получить отправляемые вместе с сим отношения мои к вам, за №№ 718, 723, 726, 752, 755, 765, 767, 786, 787. Но вы не удивитесь, если прочтёте сии бумаги. Я взял некоторые только из производящихся у нас дел, так сказать, на выдержку: а кажется, и их достаточно для удостоверения, что мы молчим, выжидаем. Может быть, Ваше Сиятельство теперь скажете, что это молчание, это выжидание, едва ли было не излишне; может быть, прямой долг мой велел бы давно греметь во всеуслышание об этих вопиющих злоупотреблениях – однакож я молчал, и даже теперь дела эти облёк я в форму негласную секрета и конфиденциальности.

Правительство или те, которые действуют его именем, приучат наконец здешнюю польско-римскую партию к мысли, что она всё может сделать криком. На нас клевещут, и нам молчать! нас притесняют, и мы же притеснители! нас обижают всякими противозакониями, и нам терпеть да молчать! – и страданиям здесь верных слуг Церкви Православной и России, может быть, поверят разве тогда, когда увидят их трупы бездыханные!

Но я забываюсь. Теперь неделя страданий нашего Спасителя и Искупителя – да простит им Господь; не ведят бо, что творят! Не теперь обвинять виновных в запутанности здешних дел – и дай Бог, чтобы мне не пришлось быть никогда обвинителем!

Значащиеся в помянутых выше отношениях моих дела пустил я в ход, чтобы показать хотя отчасти начальству, что в неприязни, в неблагоразумии, виновно здесь не Православное епархиальное начальство, чтобы дать тем делам самый благоприятный оборот и чтобы помочь несколько бедному прелату Жилинскому, которого бросили как бы на произвол судьбы в епархию Виленскую, расстроенную допущенными чрез несколько лет явными противозакониями. Если все прежние дела предать забвению, то он не будет в состоянии завести порядка: ему постоянно будут. указывать на то, что допускалось до него; теперь же, пущенные мною чрез генерал-губернатора дела дадут Жилинскому крепкую опору для искоренения злоупотреблений, – разумеется, если Фёдор Яковлевич даст этим делам нужный оборот. Притом же, здесь, более нежели где-либо, молчание, снисхождение, считают слабостью, боязнью, и как бы дозволением пускаться на более резкие противозакония – я убедился уже в том не кратким опытом.

Поздравляю Ваше Сиятельство с наступающим праздником Светлого Христова Воскресения, имея честь быть.

PS. По важности содержания помянутых выше отношений моих, вместе с сим препровождённых, покорнейше прошу Ваше Сиятельство уведомить меня о получении оных.

Графу Протасову, 12 апреля 1847 года № 1015.

Получив отношения Вашего Сиятельства, от 4 сего апреля за № 2494 и 1495, о всемилостивейшем возведении меня в звание члена Св. Синода, покорнейше прошу вас, Милостивый Государь, быть истолкователем пред Благочестивейшим Государем глубочайшей моей благодарности и верноподданнической преданности за сей новый знак Высокомонаршего ко мне внимания и милости, равно за оставление меня при управлении Литовскою епархией, по устройству которой столько ещё предстоит забот и трудов, что едва ли и для них достаточны будут час от часу ослабевающие с летами физические мои силы.

Примите уверение в искренней признательности моей, совершенном почтении и преданности, с которыми имею честь быть.

К. С. Сербиновичу, 15 апреля 1847 года.

Благодарю Ваше Превосходительство за память и за приветствие с новою Монаршею милостью. Вчера, в день святых Виленских мучеников, я первый раз служил в новом звании. Признаюсь, меня как-то постоянно занимала одна мысль, одно желание: почить здесь под сенью сих угодников Божиих – и я просил собравшихся тогда ко мне Православных похоронить меня, когда Бог призовёт, у священных стоп их.

Дай вам Бог здравствовать и любезной супруге вашей! С любовью и уважением имею честь быть.

Графу Протасову, 15 декабря 1847 года № 3680 (конфиденциально).

Обязанным себя считаю подтвердить показание преосвященного Минского, что он действительно в течение свыше пятнадцати лет намеревался и старался устранить себя от дел на покой. Может быть, он удерживаем был от сего одним моим влиянием и убеждениями. Два с половиною года мне неизвестны вовсе обстоятельства, ни личные преосвященного Антония, ни управляемой им Минской епархии; а потому и не могу полагать наверно о необходимости и своевременности увольнения его ныне на покой. Судя однакож по письмам его, преосвященного, сообщённому мне прошлою зимою г. Кунцевским и приложенному ныне при конфиденциальном отношении Вашего Сиятельства, от 9 сего декабря за № 8732, кажется, расстройство зашло уже так далеко, что едва ли не необходимо удовлетворить его просьбу. Желательно только, чтобы это увольнение на покой не имело вида устранения, и чтобы на его место назначен был преосвященный из воссоединённых – иначе, мера эта ободрит неприязненную для Православия в западных губерниях партию и подвергнет здешние дела ещё большей запутанности.

Уведомляя Ваше Сиятельство о сем моём мнении и возвращая препровождённое ко мне письмо преосвященного Минского, имею честь быть.

Графу Протасову, 8 января 1848 года № 52 (конфиденциально).

Не без затруднения приходится мне удовлетворить требование Вашего Сиятельства, от 30 истекшего декабря за № 9345, о доставлении соображений насчёт замещения архиерейских кафедр, могущих открыться с увольнением преосвященного Минского. Подобные меры состоят обыкновенно в связи с общими делами Церкви и особенными видами правительства; и соображения мои, основанные на тесном кругу сведений по одной Литовской епархии, могут быть поверхностны. Посему, в письме моём от 15 минувшего декабря, ограничился я одним желанием, чтобы преосвященный Минский заменён был архиереем из воссоединённых. Если мысль эта заслужит уважение начальства, то для могущей открыться в Минске вакансии есть только два кандидата: то есть, преосвященный Полоцкий Василий и викарий Литовской епархии Михаил. По важности Минской епархии в иерархическом порядке, на это место первое право имеет преосвященный Василий, и в таком случае преосвященный Михаил должен бы поступить в Витебск. Но, кажется, менее будет затруднительно и стеснительно назначить в Минск преосвященного Михаила. Что касается замещения викариатства после сего преосвященного, то это можно отложить до дальнейших соображений, так как в викариатстве сем нет большой надобности, до открытия возможности поместить его в Гродне.

Впрочем, я не нахожу никакого затруднения в приведении в действо и прежнего моего предположения: чтобы в Минск перевести преосвященного Анатолия, в Могилёв преосвященного Василия, а в Витебск преосвященного Михаила. Повторяю однакож, что при настоящих моих сведениях я не могу ручаться безусловно за пользу прописанного моего мнения. В особенности покорнейше прошу Ваше Сиятельство обратить внимание на предстоящее новое образование Римско-католического ведомства в России, если оно известно вам в подробности. Может быть, дела примут такой оборот (а чего не болтают!), что нас здесь растопчут, отдадут на посмешище. Тогда, разумеется, не думать о замещении новых кафедр воссоединёнными архиереями – их не удержать и на прежних.

Графу Протасову, 29 января 1848 года № 300 (конфиденциально).

Вследствие отношения Вашего Сиятельства, от 22 сего января, долгом считаю уведомить, что, по моему мнению, из воссоединённого духовенства три только теперь есть возможных кандидата к архиерейскому сану: ректор Виленских училищ настоятель Березвецкого монастыря благочинный архимандрит Михаил Шелепин, настоятель Гродненского монастыря благочинный архимандрит Игнатий Желязовский и ректор Полоцкой семинарии архимандрит Филарет Малишевский. Первый из них, к сожалению, весьма слаб силами и ненадёжен здоровьем, а потому, сколько мне давно известно, решительно не желает архиерейского сана. Из двух последних преимущество должно бы, по моему мнению, остаться за архимандритом Игнатием Желязовским, как по старшинству лет, так и по заслугам. Кроме того, Желязовского можно непосредственно назначить в Гродно, оставив за ним управляемый им теперь Борисоглебский монастырь, к тесному помещению коего он уже привык; да и по знанию местных обстоятельств и по прочим качествам, он был бы на сем месте полезнее других. Послужные списки означенных духовных есть в синодальной канцелярии.

Консистории Литовской, 22 февраля 1848 года № 573.

Девять уже минуло лет как совершилось столь мирно, столь единодушно, благое дело воссоединения Униатов к Православной Церкви. Многие из виновников сего дела кончили уже земное поприще и, наверно, получили венец доброго подвига. Все мы за ними последуем скорее или позже; и мало ли из нас желали бы приблизить это время, чтобы стать уже пред судом единого праведного и нелицеприятного Судии. Это время придёт. Но неужели мы ничем не обязаны памяти добрых подвижников оных и в сей временной жизни? Неужели не обязаны мы сохранять память их подвига, в назидание и ободрение усердных сынов Православной Церкви?

Руководимый сими чувствами, в духовном моём завещании, между другими вкладами и назначениями, завещал я шестою статьёй особую сумму: на молитвы и поминовение о всех подвизавшихся в благом деле воссоединения Униатов с Православною Церковью. Для сего избран мною Виленский Святодухов монастырь, столь твёрдо устоявший в Православии. Избрана мною церковь, где покоятся нетленные мощи первых христианских мучеников в Литве, Антония, Иоанна и Евстафия, и где завещал я похоронить бренное тело моё. Избрана суббота первой недели Четыредесятницы, когда церковь приносит преимущественно молитвы за усопших. Избрано мною предпразднество недели Православия, в которую состоялся толь знаменательно акт о воссоединении Униатов к Православной Церкви.

Думая, что добрым делом медлить нет надобности, положил я привести ныне же в действо означенную статью моего духовного завещания; и потому, препровождая при сем 3,000 рублей серебром, предлагаю консистории: деньги эти обратить в неприкосновенный капитал и внести оный в Виленский приказ общественного призрения на имя Виленского Святодухова первоклассного монастыря, и затем возложить на обязанность сего монастыря: 1) из процентов от такового капитала сорок рублей серебром обращать на постоянное поддерживание теплением лампады у гроба святых Виленских мучеников, Антония, Иоанна и Евстафия; 2) другие сорок рублей распределять пополам в церковную и братскую кружки сказанного монастыря; 3) служить ежегодно литургию и панихиду у гроба святых мучеников, в субботу первой недели Четыредесятницы. за упокой душ всех подвизавшихся в благом деле воссоединения Униатов с Православною Церковью; 4) остальные сорок рублей процента раздавать в тот же день субботний нищим, без различая вероисповеданий. да молитва страждущих соединится с молитвою церкви!

Графу Протасову, 29 февраля 1848 года № 640 (конфиденциально).

И стыдно, и смешно вам признаться, что более уже года во мне поселилась какая-то уверенность в скорой моей смерти. Предчувствие ли это, или желание – Бог весть. Может быть, по этому расположению духа, меня вдвойне радует доброе дело, которое совершить ещё сподобил меня Господь. Сегодня, в неделю Православия, совершил я в первый раз в Вильне священное последование, положенное в сей день Православною Церковью для утверждения в истинной вере, вверенного ей Богом словесного стада. В прилагаемом при сем слове старался я смягчить, что могло быть тягостного в этом служении для иноверцев. Я обратил более внимания на недостатки Литовской Православной паствы – и очень пора. С этим служением совокупил я давно уже преднамеренное мною пожертвование, о котором Ваше Сиятельство усмотрите из прилагаемого при сем в списке предложения, консистории данного.

Если Бог поможет, всё это не только ныне подействует на утверждение в здешней стране Православия, но отзовётся благодетельным образом и в будущих поколениях – преемники мои премного меня поблагодарят. Если бы это ныне ободрило лишь и возвысило духом воссоединённое священство: и, то теперь важно. Разумеется, те, которые здесь думают только о польской партии, желали бы нас видеть безмолвными, недвижными. Они, пожалуй, не прочь, чтобы мы отреклись и от веры Православной и от России – а тогда польская партия действительно осталась бы довольною! Если бы для скрепления и развития элементов, сродных России, обратили здесь хотя половину средств, употребляемых для поверхностного задобрения, а тем самым для поддержания партии, ей неприязненной: было бы во сто крат полезнее для государства – готовящиеся на политическом горизонте бури укажут это наверно.

К богослужению я вызвал в Вильно обоих преосвященных викариев, и мы служили вместе литургию и последование о Православии с подобающею торжественностью. Церковь, разумеется, была полна, и всё, слава Богу, совершилось в отличном порядке и к сердечному удовольствию – не хуже, как бы в Петербурге или Москве.

Я всё, по-прежнему, одинок в Вильне. Жаль, что между публикою час от часу более утверждается мнение о нерасположении ко мне Фёдора Яковлевича, так что уже находятся приятели, предостерегающие меня, будто он недоброжелательствует мне не менее графа Буксгевдена. Но Бог с ними всеми! К счастью или к несчастью, я давно уже сделался равнодушным к толкам и осуждениям, к неприязни и интригам. Делаю, что велит долг и совесть – а будет, что Бог даст!

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство уведомить меня о получении настоящей бумаги.

Графу Протасову, 3 апреля 1848 года № 1113.

Всё помышляя о будущем, я напечатал несколько слов моих, чтобы оставить их на память небольшому кругу друзей и знакомых. Примите, Ваше Сиятельство, экземпляр этих слов, на память и в знак моего уважения и признательности; а другие шестнадцать экземпляров прошу покорнейше передать, по сделанным на них собственноручным моим написаниям. Прилагаю ещё десять экземпляров без надписаний, в той мысли, что, может быть, Ваше Сиятельство захотите дать ещё кому полюбопытствовать.

Поздравляя вас от всего сердца с наступающим праздником Светлого Христова Воскресения и желая вам от Бога всяческих благ, имею честь быть.

Графу Протасову, 23 мая 1848 года № 1685.

Вашему Сиятельству уже известно, что возложенное на меня посвящение нового викария Литовской епархии совершилось в 20-й день сего мая, то есть в праздник Вознесения Господня. Слава Богу, всё пошло прекрасно – кажется, ещё лучше противу прежних посвящений. Военное и гражданское начальство поусердствовало. Стечение народа чрезвычайное, в том числе и из высших сословий Римско-Католического исповедания. Все мы безразлично разделили братскую трапезу в день посвящения у меня, а сегодня у Фёдора Яковлевича. По-видимому, теперешнее празднество оживит к лучшему здешние обстоятельства. Преосвященный Игнатий, кажется, полюбился всем – он не с высокими способностями, но имеет качества истинно святительские. Он уже годится и для древлеправославной епархии. Чрез две недели отправлю его в Гродно и Брест посмотреть церкви и дать посмотреть на себя. Но к осени думаю вызвать его в Вильно, чтобы попривык к административной части. Между тем, буду утруждать Ваше Сиятельство насчёт устройства архиерейского помещения в Гродне. Я тоже полагаю, в первых числах июня, отправиться на нисколько дней в Жировицы, по тамошним училищным делам.

Графу Протасову, 1 июня 1848 года.

Я предполагал было отправиться на несколько дней в Жировицы, но докучливое состояние здоровья попрепятствовало. Лекаря советуют, как и прежде советовали, попользоваться, по крайней мере месяц, минеральными водами или другим чем-либо равносильным. Я на это решился и завтра переселяюсь в Тринополь на постоянное житье и для лечения – авось не поможет ли Бог стряхнуть давящей меня какой-то общей тяготы. Притом же нужно мне иметь поближе надзор за работами в Тринополе, при окончательной уже по всем частям отделки. Если бы я был уверен, что новое помещение моё окончу, по преднамерению, к 25 сего июня: как бы я просил Ваше Сиятельство пожаловать ко мне на новоселье! Но, может быть, попрепятствует и холера. Тогда, разумеется, моё место в Вильне, а не в Тринополе – и если Бог даст пожить, то новоселье отпраздную вместе с посвящением церкви, которой отделка поспеет разве к осени.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство о благосклонном разрешении отправляемых вместе с сим трёх моих отношений касательно преосвященного Игнатия.

Графф Протасову, 29 июня 1848 года № 2056.

У нас, в Вильне и в некоторых местах Виленской губернии, открывается холера. Не знаем, ограничится ли она ещё некоторыми отдельными случаями, или возьмёт обыкновенный свой ход. В нынешний день помолились мы все в храме Виленского Святодухова монастыря и отслужили положенное на случай язвы молебствие. Я счёл долгом своим ободрить и укрепить дух здешней Православной паствы двумя распоряжениями, при сем в списке прилагаемыми. Более точных и подробных распоряжений делать невозможно, по неизвестности, когда, в какой степени, какие местности будут постигнуты холерою. Но, в сущности, кажется, довольно.

У меня, в Тринополе, не праздновалось новоселья в 25-й день сего июня, как я предполагал. Не поспели работами – да и не спешили, потому что Фёдор Яковлевич желал непременно этот день праздновать столом у себя.

Теперь не знаю, когда буду праздновать новоселье, то есть, когда позволит холера. Может быть скоро, может быть отложу до 22 августа – а может быть придётся и кому другому праздновать его вместо меня. Я не жалею, что приготовил всё для других – за то может быть и мне достанется хотя малейшая обитель в горних селениях!

Графу Протасову, 23 июля 1848 года № 2265.

Холера в Вильне усиливается. Сегодня переселился я из Тринополя в Вильно – делить с паствою добрую и злую участь. Впрочем, по Православному духовному ведомству ещё, слава Богу, никто не умер.

Графу Протасову, 13 августа 1848 года.

В Вильне холера, слава Богу, начала ослабевать и движется уже к исходу. Пробыв три недели в городе в самый разгар болезни, я вчера переселился вновь в Тринополь. У нас не было остановки ни по ходу дел, ни в богослужении – и замечательно, что болезнь начала слабеть с 1 августа, в который совершили мы обыкновенный торжественный крестный ход для освящения воды на реке Вилии. Благодарение Богу, по духовному Православному ведомству в Вильне не было ещё ни одной жертвы от холеры, хотя это ведомство и в нынешнее каникулярное время заключает более двухсот человек – как то Бог помилует дальше! Впрочем, первоначальными симптомами холеры страдала едва не половина этого числа – вероятно, скорая помощь многих спасала от дальнейшего развития болезни.

Теперь я займусь Тринополем с прежнею деятельностью – авось не даст ли Бог посвятить здесь церковь хотя к исходу сентября! В прошлые три недели многое в Тринополе шло вяло – и я не могу праздновать в сем августе месяце даже новоселья в новом моём Тринопольском жилье.

Графу Протасову, 15 ноября 1848 года № 3298 (конфиденциально).

Вследствие конфиденциального отзыва Вашего Сиятельства от 9 сего ноября, долгом поставляю уведомить вас, Милостивый Государь, что, по моему мнению, самый достойный и местным обстоятельствам соответственный кандидат для занятия вакантной кафедры епископа Ковенского, викария Литовской епархии, есть ректор Литовской семинарии архимандрит Евсевий. Если он удостоится архиерейского сана, то покорнейше прошу, чтобы ректором Литовской семинарии назначен был духовный, знакомый уже с западным краем, именно: ректор Полоцкой семинарии Филарет или ректор Минской семинарии Геласий. При сем, не признаете ли, Ваше Сиятельство, полезным определить ректором или инспектором в которую-либо семинарию профессора Литовской семинарии иеромонаха Павла – по продолжению службы, он достоин быть ректором, и разве для навыка к делам управления ему полезно было бы пробыть некоторое время инспектором.

Графу Протасову, 15 декабря 1848 года № 3625 (конфиденциально).

Я получил секретное письмо от двух членов Могилёвской консистории из воссоединённого духовенства касательно испытываемых будто бы ими и этим духовенством неприятностей и тягостей. Первою моею мыслью было уничтожить сие письмо, как ненадлежаще обращённое. Обдумав однакож более зрело, я нашёл, что едва ли не было бы противно долгу службы сокрыть это обстоятельство, касающееся всего воссоединённого духовенства Могилёвской епархии. Посему, препровождая означенное письмо на усмотрение Вашего Сиятельства, имею честь быть.

Графу Протасову, 17 декабря 1848 года № 3636 (конфиденциально).

Долгом считаю для сведения Вашего Сиятельства препроводить при сем список с секретного отношения моего от нынешнего числа к местному генерал-губернатору.

Тяжело звание воссоединённого! – я испытываю это чрез десять лет. Если со мною поступали столь неблагородно, столь непрямодушно: то, чего ожидать бедному простому духовенству, поставленному между русскими древлеправославными и поляками Римлянами и незнающему, более ли опасаться предубеждений и недальновидности первых, или происков и враждебного расположения последних. Кажется, Православные пастыри и Православные чиновники могли бы менее требовать и более выжидать от воссоединённого ведомства, даже тогда, если бы к тому не побуждали несчастные обстоятельства Запада, сопредельного со здешним краем. Добрый строитель, и созидая, и разрушая здание, избегает лишней поспешности – иначе здание может обрушиться на собственную его главу. Не поверите, как меня часто мучит непреодолимое желание уклониться от ответственности за будущее, приготовляемое прозорливостью слепцов.

Графу Протасову, 1 января 1849 года № 3.

В нынешний день нового года совершим мы, слава Богу, со всем подобающим приличием посвящение нового Ковенского епископа, и о том донесено мною по порядку Св. Синоду. Жаль, что преосвященному Могилёвскому предписано прибыть в Вильно немедленно. Иначе, я промедлил бы ещё посвящение на две недели, чтобы парализировать несколько приготовляемую здесь к 9 сего января громкую демонстрацию, по случаю прибытия в Вильно нового Римско-католического епископа. По церемониалу, на этот случай сделанному, его встретят в загородной церкви и будут вести крестным ходом к главной среди города церкви св. Иоанна, а оттуда уже в кафедральный собор Латинский. Впрочем, я толковал об этом с Фёдором Яковлевичем, и он совершенно согласен, что эта демонстрация излишняя и может быть вредною для самого преосвященного Жилинского. Он обещал послать вперёд надёжного чиновника сказать Жилинскому, что архиепископу Православному при переселении в Вильно не делали никаких встреч, кроме при входе в кафедральный собор, что теперь преосвященный Петербургский избежал всяких встреч, и что не признает ли и он прибыть прямо в свой кафедральный собор, вместо того, чтобы крестным ходом по церквам морозить свою паству в январские морозы. Не знаю, исполнит ли это Фёдор Яковлевич и с каким успехом.

Поздравляю Ваше Сиятельство с новым годом, и желаю вам от всего сердца всяческих благ от Господа Бога!

Записка епископу Евсевию, 29 марта 1849 года.

В неделю Ваий иеромонах Павел был назначен к архиерейскому служению в кафедральном соборе – и не только отказался от такового служения, но даже предвосхитил своевольно служение в Троицкой монастырской церкви у другого иеромонаха, лично мною для сего назначенного.

Находя нужным подвергнуть иеромонаха Павла взысканию за это своевольство и явное ослушание, произведшее соблазн между его духовною собратией, а с другой стороны, напомнить ему обеты смирения и послушания, толь недавно ещё им произнесённые, – запрещаю ему всякое священнодействие в наступающие страстной четверток и в первый день Святой Пасхи.

Объявите о сем, преосвященнейший, иеромонаху Павлу и управляющему монастырём; завтра же дайте прочесть настоящее распоряжение моё обоим архимандритам, а также кафедральному протоиерею и ключарю, так как гласный соблазн требует гласности и в исправлении.

Графу Протасову, 31 марта 1849 года № 886 (собственноручное).

У нас давно уже толкуют о предстоящем приезде в Вильно Государя Императора, в мае месяце; да и бывший здесь чиновник Вашего Сиятельства сказал мне это. Я не намерен приготовляться, чтобы, как говорят, показать товар лицом – предстанем светлому взору Царя, каковы мы есть, как нам Бог помог устроиться в Вильне в короткое ещё время нашего здесь пребывания, и будем надеяться более на его милостивое снисхождение, нежели на наши старания. Однакож я нахожусь в затруднении. Я не имел ещё никогда счастья встречать Государя Императора – и даже встречи воспрещены духовенству, без предварительного указания. С другой стороны, здешние гражданские начальства, кажется, довольно будут заняты собою, чтобы заботиться по моей части. Посему покорнейше прошу Ваше Сиятельство снабдить меня на этот случай нужными указаниями, если найдёте это возможным.

Вчера, в домовой моей церкви, присоединилась к Православной Церкви супруга здешнего генерал-губернатора Амалия Николаевна Миркович.

В Тринополе занимаются уже окончательною окраской внутри. Не знаю, как скоро поможет мне Бог освятить тамошнюю церковь. По всей вероятности, этого нельзя будет совершить прежде 1 мая.

Поздравляю Баше Сиятельство с наступающим праздником Светлого Христова Воскресения и желаю вам от всей души всяческих благ у Господа Бога, имея честь быть.

Графу Протасову, 8 апреля 1849 года № 910 (в собственные руки).

Вчера получил я отношение здешнего генерал-губернатора об объявленном ему г-м главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями Высочайшем повелении Государя Императора, в 3-й день минувшего марта последовавшем: «осмотреть здание миссионерского монастыря в Вильне и удостовериться, возможно ли приспособить его для помещения института благородных девиц, и ежели по осмотре оно окажется для сего удобным, то составить проект и представить Его Величеству»: За сим Фёдор Яковлевич требует моего распоряжения, чтобы технические чиновники Виленской строительной комиссии допущены были к осмотру означенных по-миссионерских зданий и к составлению требуемых планов.

Удовлетворив ныне же означенное требование Фёдора Яковлевича, долгом считаю обратить внимание Вашего Сиятельства на нижеследующее.

Здания упразднённого в Вильне миссионерского монастыря с церковью отданы Православному духовному ведомству ещё со времени переведения в сей город Литовского епархиального управления, в 1845 году. В зданиях сих положено поместить: 1-е единственный по Виленской и Ковенской губерниях Православный женский монастырь, состоящий ныне без всякой пользы в глуши, в недостаточном Мядзиольском помещении; 2-е предположенное при сем монастыре училище для девиц духовного звания, необходимое к окончательному перерождению воссоединённого духовенства; 3-е духовные Виленские училища, приходские и уездные, с бурсою для ста пятидесяти казённокоштных воспитанников. Половина по-миссионерского монастыря назначена для первых двух заведений, а другая половина для двух последних.

Теперь это здание хотят взять под институт благородных девиц. В отношении ко мне Фёдор Яковлевич не упоминает, по чьему представлению возникло это предположение; но в Вильне гласно твердят, что о сем он сам старался. Впрочем, может быть, ничто более настоящего предположения не обнаруживает постоянного в здешней стране нерасположения гражданского управления к Православному духовному ведомству. В Вильне двенадцать штатных и заштатных Римско-католических монастырей – есть огромные здания бывшего здесь университета, а также академий медицинской и духовной, Бог знает, как и кем занимаемые (в одном из них, говорят, происходили сходбища открытого на прошлой неделе заговора) – есть и другие здания, оставляемые напрасно без поддержания – и вместо всего этого бросились на единственное здание, выпрошенное с трудом для помещения четырёх заведений, необходимых Православному епархиальному ведомству.

Но здесь идёт дело не об одном вреде сему ведомству – к обиде постарались прибавить гласное посрамление. Известно Вашему Сиятельству, что, по уведомлению г-на военного министра, по-миссионерский монастырь должен был поступить в Православное духовное ведомство ещё в конце 1846 года. Здешние начальства замедлили на два года передачу оного. Если бы в сие время постарались об обращении тех зданий на институт благородных девиц, ещё не было бы такого стыда. Но как бы нарочно выжидали формальной сдачи монастыря в Православное ведомство в исходе минувшего 1848 года; как бы нарочно ожидали гласных указов Св. Синода о составлении планов и смет для предстоящего помещения в нём Православных заведений; как бы нарочно выжидали командировки для сего главным Православным начальством особого архитектора и окончательного изготовления планов и смет, теперь уже готовых. Кто знает здешнюю страну, тот оценит, сколько это обстоятельство произведёт здесь шуму и торжества в партии, недоброжелательной России и Церкви Православной.

Если в деле сем здешние гражданские начальства действовали, как часто бывает, под влиянием означенной враждебной партии – это для меня понятно. Но если они полагали действовать в духе правительства, то, право, не стоило переселять в Вильно Православного епархиального начальства, чтобы оное подвергать постоянно неприятностям и притеснениям. Мы здесь не можем добиться, что нам следует по закону: и переносим это с ангельским терпением – зачем же нас подвергать ещё явным обидам и посрамлению.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство все прописанные обстоятельства повергнуть благосклонному воззрению Всемилостивейшего Государя и испросить Высочайшее Его Величества соизволение на оставление по-миссионерского монастыря по-прежнему в Православном духовном ведомстве, для предположенных там заведений, равно на ограждение того ведомства Высокомонаршею волею от видимого нерасположения здешних властей.

Что касается учреждения в Вильне института благородных девиц, то не только для одного, но и для четырёх, можно здесь легко найти помещения и без по-миссионерского монастыря.

Графу Протасову, 29 апреля 1849 года № 1136.

Отношением от 17 истекшего марта за № 1664, Ваше Сиятельство предварили меня о воспоследовавшем Высочайшем Его Императорского Величества повелении: отправиться мне наступающим летом для обозрения Могилёвской, Минской и Полоцкой епархий, обратив внимание на состояние в оных духовенства, на отношения его к пастве, на положение духовно-учебных заведений и вообще на всё то, что окажется достойным внимания относительно благоустройства епархий и духовного блага паств. В 19-й день сего апреля, получил я о сем же указное предписание из Святейшего Синода. Но указ сей есть секретный, и в нём сказано, что по сему предмету посланы указы тоже секретные преосвященным Могилёвскому, Минскому и Полоцкому.

Мне неизвестно, каким образом производится секретный осмотр епархий и учебных духовных заведений; а посему, для избежания ответственности и вредных недоумений, покорнейше прошу Ваше Сиятельство почтить меня уведомлением, какой предписан порядок для подобных секретных осмотров.

Сверх сего, по случаю осмотра сказанных трёх епархий в 1843 и 1845 годах, мне назначаемы были особые средства, и я покорнейше прошу разрешения Вашего Сиятельства: имею ли право и теперь вытребовать из казначейства прогоны по предстоящему мне путешествию.

Графу Протасову, 29 апреля 1849 года № 1137.

Со времени посвящения во епископа архимандрита Евсевия, Литовская семинария остаётся без ректора. Между тем, по местным обстоятельствам вообще, а тем более в настоящее время, весьма затруднительно сказанному заведению быть без начальника, особенно при нынешнем стеснении моём недостатком в Вильне высшего духовенства – в течение трёх лет, я потерял здесь: протопресвитера Антония Тупальского, и кафедральных протоиереев Ипполита Гомолицкого и Василия Попова.

Я просил Ваше Сиятельство о назначении в семинарию Литовскую ректора Полоцкой или Минской семинарии, потому единственно, что они знакомы со здешним краем и что другие ректоры мне неизвестны. Между тем, здесь разнёсся слух, из письма преосвященного Платона, будто ректором Литовской семинарии определён будет профессор оной иеромонах Павел (Доброхотов). Долгом считаю предварить Ваше Сиятельство, что назначение это не было бы полезно. Одно уже обстоятельство, что наставники здешней семинарии были Доброхотову товарищами в течение двенадцати лет, делало бы положение его затруднительным. Но главное затруднение: что духовный сей один только год во священстве и ещё не приобрёл церковно-духовного настроения, необходимого в ректоре новообразованной Литовской семинарии, более нежели в какой-либо другой. Смею уверить, что иеромонаху Павлу Доброхотову необходимо прослужить по крайней мере три года в хорошо образованной древлеправославной епархии, чтобы он впоследствии мог быть вполне полезен Церкви.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство, чтобы в Литовскую семинарию был назначен ректор в возможной скорости из числа духовных, подобных прежнему ректору, ныне преосвященному Евсевию, – дабы он мог соответствовать вполне местным потребностям, быть мне действительным помощником, а впоследствии занимать с пользою в западном крае высшую иерархическую степень.

Записка полковнику гренадерского Цесаревича полка Штакельбергу, 30 апреля 1849 года.

Прикажите, господин полковник, принять от меня для солдат вашего полка шестьдесят пудов говядины и шестьдесят гарнцев водки, дабы подкрепили силы завтра перед походом.

Мне известно много хорошего о добрых этих христолюбивых воинах. – Да благословит их Господь в путь, на службу Царю и Отечеству!

Графу Протасову, 16 мая 1849 года № 1401 (конфиденциально).

Я нахожусь теперь в довольно затруднительном положении. Мне предстоит настоящим летом осмотреть три епархии с духовно-учебными заведениями. Но, с другой стороны, по общему гласу, ожидается прибытие в Вильно Государя Императора; а до того времени отлучаться мне отсюда было бы, кажется, непростительно – да и Фёдор Яковлевич сказал мне на днях, что такова мысль и Вашего Сиятельства. Между тем, время прибытия Государя Императора никому неизвестно; и если оно не воспоследует прежде трёх недель, то мне уже не успеть прежде каникулов совершить предположенный осмотр. В таком случае, я положил осмотр этот совершить осенью, то есть в сентябре и октябре, после открытия вновь учебных заведений.

О сем моём предположении долгом поставляю предварить Ваше Сиятельство, имея честь быть.

Государю Императору, 23 мая 1849 года.

Благочестивейший Самодержавнеший Государь!

Новым знаком милости, новым словом Высокомонаршего внимания, удостоили Вы, Всемилостивейший Государь, посильное моё служение Церкви и Отечеству. Да наградит Вас Бог за эту милость и за это внимание! Возблагодарить за них достойно я не в состоянии; но всё моё желание, всё старание, будут обращены на то, чтобы остаток сил своих посвятить на служение Вам, Благочестивеший Государь, и возлюбленной Вами России.

Вашего Величества, Всемилостивейший Государь! верноподданный Иосиф, арх. Литовский.

Графу Протасову, 23 мая 1849 года № 1495 (конфиденциально).

Неожиданно для меня и для всех, мне принесли до обедни в Троицын день алмазные знаки ордена св. Александра Невского, и я в этот и в Духов день служил уже украшенный. Ещё благодарю Ваше Сиятельство.

В следующее воскресенье, то есть 29 сего мая, положил я освятить Тринопольскую церковь и отпраздновать там новоселье. Разные препятствия не дозволили прежде кончить там неконченное.

О прибытии Государя Императора в Вильно всё нет ничего верного. Притом же здесь ожидают проезда Высочайших особ, с движением сюда гвардейских войск. По всей вероятности, мне придётся отложить посещение Могилёвской, Минской и Полоцкой епархий до сентября и октября, как я писал к Вашему Сиятельству от 16 сего мая. К сему меня побуждает и то, что теперь, при нынешних политических обстоятельствах и при раскрывающемся час от часу в большем объёме местном заговоре, кажется, было бы неблагоразумно оставлять мне свою епархию, прилежащую в трёх губерниях к пределам Пруссии и Польши – осмотр же других епархий всё равно совершить, теперь или чрез три месяца. Число политических преступников уже не вмещается в бывшем доминиканском монастыре – сорок из них помещены вчера в нашем по-миссионерском монастыре, который согласился я по нужде отдать для этой цели на шесть месяцев – и едва ли не придётся здешним начальствам искать ещё более помещения.

Графу Протасову, 5 июня 1849 года № 1639.

Немножко от утомления, немножко от простуды, я был нездоров целую неделю, и потому только теперь уведомляю Ваше Сиятельство о посвящении Тринопольской церкви. Оно происходило в прошлое воскресенье, то есть 29 мая; и мы постарались, чтобы и священнодействие, и моё новоселье, сделали хорошее впечатление. Позвольте, Ваше Сиятельство, приложить статью об этом нашей местной газеты – может быть, полюбопытствуете прочесть.

Три года я ожидал этого дня, три года с признательностью вспоминал о доставивших мне Тринопольскую местность и средства её украсить, а теперь как-то грустно. Подумаешь иногда, что придётся с нею расстаться; подумаешь, что едва ли найдётся мне преемник, который бы имел и вкус, и желание поддержать всё мною устроенное! Каюсь – эта мысль неприлична отшельнику. Поживём как можно и пока можно – благодаря Бога!

И действительно, я засел в Тринополе. По нынешним обстоятельствам, мне предлагали военную команду – я поблагодарил, но не принял. По-прежнему живу одинок и прогуливаюсь одинок. Есть Провидение! – и я никогда не боялся смерти, Фёдор Яковлевич уверил меня, что, на случай приезда Государя Императора и Высочайших особ, он будет о том знать непременно за два или три дня и меня предуведомит – посему спокойно ожидаю, тем более, что Ваше Сиятельство разделяете предположение моё отложить до осени возложенный на меня осмотр трёх соседних епархий.

Список с особой статьи, помещённой в 42 № Виленского Вестника 3 июня 1849.

Знающие прекрасные окрестности города Вильна, наверно, не раз восхищались прелестным местоположением Тринополя. Это – небольшая площадка около восьми десятин земли, окаймлённая с одной стороны рекою Вилией, а с других амфитеатром гор, покрытых лесом, и перерезанная речкою Кедроном, прорывшею для себя сквозь горы глубокое русло. Тут лежит бывший тринитарский монастырь, упразднённый с 1834 года и не получивший никакого назначения. Проезжие соболезновали о разрушавшемся час от часу более этом здании и о неприличном употреблении оного, вместе с опустевшею церковью, к самым обыкновенным хозяйственным потребностям.

Пленясь местностью, здешний Православный архипастырь, высокопреосвященнейший Иосиф, испросил её под загородный архиерейский дом три года тому назад. С того времени рука деятельного хозяина привела в движение всю эту местность; но мы в течение двух лет могли только видеть издали огромные массы материалов и труд многочисленного народа. Наконец из хаоса разрушения возникло одно стройное целое, рождённое мыслью и вкусом зиждителя.

Бесплодные пески покрылись зеленью, плодовыми деревьями и рощицами. Всюду проложены удобные, изящные дорожки; раскинуты цветники и клумбы. Высокий берег Вилии укреплён на большом пространстве в виде террасы огромною каменною стеною. Поток Кедрский, задержанный гигантскими каменными плотинами, украшает местность прудами. Тесные кельи верхнего этажа монастырского здания превратились в прекрасное просторное помещение архипастырское, а нижний этаж отделан на прочие хозяйственные помещения. Просторный двор окружён новыми службами. Церковь превратилась в светлую изящную ротонду.

Заботливый архипастырь не забыл и о пользе общественной. На проезжей дороге, вместо ветхого деревянного мостика, сооружён самый прочный каменный, и сверх того построен другой деревянный. Устроена большая правильная площадь, обсаженная тополями, и самая дорога, опасная прежде для проезжих и покрываемая разливами Вилии, поднята на значительную вышину, расширена и выровнена на большом пространстве. Знатоки удивляются, что так много сделано на сумму до 24 тысяч рублей серебром, пожалованную на этот предмет от Высокомонарших щедрот.

В прошлое воскресенье, то есть 29 мая, новоустроенный храм освящён был самим строителем, высокопреосвященнейшим Иосифом. При богослужении находилась вся почётнейшая публика города Вильна и затем приглашена была радушным хозяином, ради новоселья, к обильному столу, за которым пито было за здравие Государя Императора и Августейшего Дома, а после за здравие хозяина и всех посетителей. Независимо от сего на дворе угощаемы были войска, бывшие в этот день на параде, и мастеровые с рабочими, участвовавшие в Тринопольских сооружениях, всего более двухсот человек. Не забыты и нищие, которых благочестивый хозяин наделил обильно милостынею, тоже до двухсот человек.

После стола гости прогуливались по саду и осматривали вновь церковь и комнаты. Все отдавали справедливость удобству, прочности и изяществу в постройках, а особенно восхищались многочисленными живописными произведениями в церкви и в комнатах, воспроизведёнными по большей части искусною кистью академика Хруцкого по замечательнейшим творениям славнейших артистов. Наконец, в пять часов все разъехались, столько же довольные радушием хозяина, сколько и мыслью, что запустевшие Тринопольские здания и местность обновлены ко славе Всевышнего и составят на будущее время одно из лучших украшений окрестностей города Вильна.

Записка полковнику Ридигеру, 9 июля 1849 года.

Я узнал, что полк ваш на днях выступает в дальнейший поход. Прошу вас, господин полковник, приказать принять от меня для добрых воинов оного шестьдесят пудов говядины и шестьдесят гарнцев водки. Пусть подкрепят силы перед походом, и да благословит их Господь на службу Царю и Отечеству.

Записка командиру Преображенского полка генералу Катенину, 11 августа 1849 года.

Я узнал сию только минуту, что добрые преображенцы оставляют завтра город Вильно. Мне на всю жизнь приятно будет вспоминать, что они вместе со мною толь неленостно молились в новоустроенных здесь Православных храмах.

Примите, генерал, от меня на память препровождаемую при сем книжечку с собственноручною моею надписью, а прочие десять передайте г-м офицерам вашего полка – им, надеюсь, приятно будет узнать из них кое что о стране, которую теперь посетили.

Прикажите, генерал, на прилагаемые при сем 150 руб. сер. попотчивать от меня рядовых вашего полка на пути в Ошмяну доброю чаркой вина – пусть выпьют на здоровье за Царя и Русь святую.

Да благословит Господь вас и вашу избранную дружину – да будет она всегда достойна особенного внимания Царя Православного!

Графу Протасову, 5 сентября 1849 года № 2750 (конфиденциально).

Нужным считаю препроводить при сем к Вашему Сиятельству список с ответного отношения моего к митрополиту Римско-Католических церквей Дмоховскому. Излишне говорить, что для нападения на Православное духовенство постарались избрать дела, в которых более всего были уверены – а между тем видите, что оказывается. Я нашёл необходимым дать сильный отпор в самом начале, не только для отклонения на будущее время несправедливых требований и обвинений, но и потому что здесь подозреваю неблагонамеренность. Избрали для раздражительной переписки самый разгар революционного мятежа на пределах России и не довольствовались кругом Могилёвской епархии, но по обоим делам, как мне известно, сообщили епископу самой сильной Римско-Католической Виленской епархии Жилинскому, до которого эти дела вовсе не относятся – как бы для возбуждения к противодействию и лишним надеждам. Если бы я знал, что полезно будет сообщить министерству внутренних дел прилагаемое отношение, то просил бы о том Ваше Сиятельство. Во всяком случае, прошу не оставить без осведомления Св. Синод – дабы знали, в каком мы здесь положении. При ободрительном направлении, которое в последние годы получили Римско-католические дела в России, Православному ведомству остаётся только защищаться.

Записка командиру Семёновского полка генералу Гильденштубе, 11 сентября 1849 года.

Я отправляюсь в путешествие и не буду уже иметь удовольствие видеть добрых Семёновцев и вместе с ними молиться в новоустроенных Виленских Православных храмах. Да благословит же Господь избранную сию дружину на службу отличающему её Царю Православному!

Прикажите, генерал, на прилагаемые при сем 150 руб. сер. попотчивать от меня рядовых этого вашего полка доброю чаркой вина – пусть выпьют на здоровье за успех русского оружия, о торжестве которого над мятежными Венграми благодарили мы все Господа Бога в нынешний день.

Примите и вы, генерал, от меня на память маленькую при сем препровождаемую книжечку с собственноручною моею надписью, а прочие десять передайте г-м офицерам вашего полка – пусть примут этот дар не по его важности, а по доброму сердечному к ним расположению дарителя.

Я благодарил, лично г-д офицеров роты Его Светлости за сделанное им пожертвование в пользу приходской церкви в селе Лоске –прошу вас, генерал, поблагодарить их ещё раз от меня за это доброе дело.

Записка полковнику казацкого полка Ульянову, 11 сентября 1849 года.

Отправляясь в путь, с возвратом в Вильно я, верно, не застану уже добрых ваших молодцов казаков, несколько месяцев покоивших этот город своею бдительностью. Да благословит их Господь, и на службе царской, и в их семьях на Дону благословенном.

Прикажите, г-н полковник, на прилагаемые при сем 100 руб. сер. попотчивать их от меня доброю чаркой вина – пусть выпьют на здоровье за успех русского оружия, о торжестве которого над мятежными Венграми благодарили мы все Господа Бога в нынешний день.

Примите, полковник, на память маленькую при сем прилагаемую книжицу с собственноручною моею надписью, а другие четыре передайте г-м офицерам вашего полка. Вы, может быть, забыли об услуге, которую мне предлагали ещё в мае месяце – если я её не принял, то она не менее осталась и в моей памяти, и в моём сердце.

К. С. Сербиновичу, 26 сентября 1849 года.

Для вас Полоцк дороже других западных мест, и я был бы виноват перед вами, если бы не написал несколько слов о тамошней Спасо-Евфросиниевской обители. Она, слава Богу, в порядке; но ещё не всё уладилось по прежним личным отношениям. Сестра Евфросиния не явилась с другими монахинями в комнаты игуменьи, в мою там бытность с преосвященным Василием, и я нашёл нужным послать за нею и при всех сказать, что не к ней преосвященные, а она к ним должна явиться с почтением. Это обстоятельство подтвердило рассказанные мне прежде некоторые черты резкого отклонения её от игуменьи, производящего раздор и расстройство в обществе. Я сказал им, кажется, всё, что был должен, между прочим и то, что место сестры Евфросинии есть возле настоятельницы и что она напрасно отклонила должность казначеи. Кажется, мои наставления остались не бесплодны для умной головы – я узнал, что в тот же день сестра Евфросиния примирилась с игуменьею. Преосвященный Василий назначил её казначеею – и Бог даст, что это полезно будет и для общества, и для обители.

Я всегда думал, как вы знаете, что устройство Спасо-Евфросиниевской обмели лучше всего было вверить игуменье древлеправославной. Но теперь устранение нынешней игуменьи было бы весьма вредно. После вывода отсюда всех инокинь ненадёжных, смена Щепановской, пользующейся прекрасною репутацией, была бы только поводом ненавистных толков, что её выперли, как воссоединённую. Если бы, сохрани Бог, раздор и от ныне не прекратился, то я советовал бы сестре Евфросинии перепроситься временно в другой благоустроенный, например, Спасо-Бородинский монастырь. Через год или два, она вышла бы без натяжек прекрасною игуменьею в Полоцк или Вильно.

Я проехал Полоцк и Витебск, а завтра буду в Могилёве. Что-то мне нездоровится – постоянно жжёт под ложечкой – отбиваюсь диетой да содовыми порошками. Бог знает, стоило ли меня посылать в другие епархии в нынешнем моём положении – пользы принесу не много, а без неприятностей не обойдётся.

Минской губернаторше Семеновой, 9 октября 1849 года.

Вчера получил я уведомление орденского капитула о поступлении моём в комплект для получения пенсиона по ордену св. Александра Невского.

Желая поделиться с нуждающимися этим улучшением моего состояния, препровождаю при сем сто рублей серебром в пользу детских приютов в городе Минске, пользующихся матерним вашим попечительством.

Графу Протасову, 22 ноября 1849 года (конфиденциально).

Около двух недель у нас, в Вильне, разглашают об обращении Вашего Сиятельства к другому назначению. В моём отдельном положении, я не могу оценить, на сколько справедливы эти вести: но вы знаете, что я не могу быть равнодушен при подобной перемене. Нерасположение или предубеждение против меня Русских-Православных, законная и справедливая вражда иноверцев, – давно мне указывают, чего мне ожидать в будущем, ранее или позже. Вы знаете, что я три раза просился на покой – и если остаюсь доныне на самом трудном и скользком посту, если отстаиваю ещё Православную крепость среди враждебного стана: то это в убеждении, что вы знаете вполне ход дел, местные обстоятельства и особенное моё служение, и было бы слишком неблагородно, чтобы вы меня не поддерживали. С переменою обер-прокурора Св. Синода, я остался бы одиноким и чуждым в Православной епархии. При первом случае, при первом предлоге, на меня нападут беспощадно со всех сторон.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство уведомить меня, справедлива ли весть о переводе вашем с настоящего места служения – думаю, что имею некоторое право на удовлетворение сей просьбы, если оно только возможно. При этой перемене мне необходимо проситься об окончательном увольнении меня от дел – и надеюсь, что вы поможете мне кончить моё поприще с честью, не ожидая в будущем посрамления для меня, ненужного, а может быть, и вредного для самой Церкви Православной. Уповаю в сем на милость Государя Императора, которой столько лестных доказательств удостоился я получить с чувством глубочайшей благодарности и верноподданнической преданности.

Св. Синоду, 30 декабря 1849 года № 4161.

Указом Св. Синода, от 31 марта сего года за № 2271, предписано мне: отправиться в наступающее лето для обозрения Могилёвской, Минской и Полоцкой епархий, обратив внимание на состояние в оных духовенства, на отношения его к пастве, на положение духовно-учебных заведений и вообще на всё то, что признано будет мною достойным внимания относительно благоустройства епархий и духовного блага паств.

При военных действиях и усиленном движении войск, мне нельзя было, по особым обстоятельствам здешнего края, оставлять летом Литовскую епархию, сопредельную на протяжении трёх губерний королевствам Прусскому и Польскому. Притом же отлучаться из Вильна не дозволяло мне ожидание, действительно сбывшееся, посещения Высочайших особ. Посему, возложенную на меня обязанность обзора епархии Могилёвской, Минской и Полоцкой, совершил я по необходимости уже осенью, в минувших сентябре и октябре месяцах.

Обязанность сию я понимал в том же смысле, как при подобных поручениях 1843 и 1845 годов, то есть удовлетворением заботливости правительства о положении воссоединённой паствы в тех епархиях – и потому настоящей рапорт будет как бы дополнением донесений моих Св. Синоду, от 12 июня 1843 и 8 июля 1845 годов. Как прежде, я нахожу излишним обременять Св. Синод подробностями и частными обстоятельствами; как прежде, обстоятельства сии были и теперь предметом личных моих объяснений с местными преосвященными и получили желаемое направление; как прежде, ограничиваюсь я и ныне только изложением общих выводов, разъясняющих существенное положение осмотренных мною епархий, не исключая и Литовской.

Нет, кажется, уже надобности говорить о твёрдости и прочности воссоединения Униатов к Православной Церкви – десятилетий опыт лучше всяких доказательств; а смешение в одни паствы прежних и новых чад Церкви должно уверить самого неверующего. Естественные шероховатости обоих элементов час от часу изглаживаются между пастырями, а чрез них и между паствами. Сему весьма много способствовало принятие духовенством воссоединённым костюма, свойственного вообще духовенству Православной Церкви. Всех священнослужителей из белого и монашествующего воссоединённого духовенства, не отрастивших ещё бороды, имеется по четырём епархиям только 206, то есть едва десятая часть противу первоначального числа того духовенства; да и из сих 206 священнослужителей 96 оставили прежний костюм и облачились в форменные рясы, хотя и бреют ещё бороды. Если случаются ещё иногда недоумения и попрёки между прежними и новыми чадами Православной Церкви, то они проистекают не от существенных начал церковного единения, но от личных соотношений и случайностей, и могут быть всегда прекращаемы или даже предупреждаемы благоразумием местного духовного начальства.

Труды духовенства благословлял Господь постоянно присоединением к Православной Церкви иноверцев – их было за четыре последние года по четырём епархиям всего 7213. Однакож число присоединений в последний, 1848 год, уменьшилось почти третью против прежних лет, и это уменьшение приписывается новому положению и направлению Римско-католического духовного ведомства в России. Направление это, благодаря Бога, ещё не имело важного обратного влияния на воссоединённый народ. Оный несмотря на частные покушения, твёрд вообще в благочестии, послушании церковном и исполнении обязанностей веры. Не исповедавшихся по нерадению было всего за четыре года, по четырём епархиям, только 70977 и меньше всего в последнем году (13,321), так что на каждую епархию в год приходится едва по четыре тысячи пятисот нерадивых.

Благодарение Всевышнему за всё это! После сего, можно переносить с долготерпением и упованием на Господа, если преуспеяние воссоединённой паствы не столь быстро подвигается вперёд в тех отношениях, по которым к наставлениям и убеждениям духовенства требуется некоторое содействие власти. Известно Св. Синоду, что непосредственная власть над Православным народом в западных епархиях находится почти исключительно в руках помещиков чуждого для Православной Церкви верования и языка, а местная правительственная власть исполняется тоже по большей части чиновниками, чуждыми Православной Церкви. Напрасно там ожидать благолепия храмов Божиих, где народ Православный при всей своей бедности ещё стеснён по, большей части в своих пожертвованиях помещиками или их управителями. Напрасно там рвение водворить в народе большее и большее усердие к общественной молитве в храмах Божиих, к вящшему изучению истин веры и нравственности христианской, где владельцы не подают в сем примера, а часто не без удовольствия смотрят на пустоту храмов Православных, и в работах и повинностях имеют возможность и предлог препятствовать усердию духовенства. Напрасно там надеяться на успешное искоренение прежних обыкновений и навыков, где народ, привязанный обыкновенно к старине, найдёт в сем скорее поощрение своих владельцев, нежели содействие духовенству.

А местные правительственные власти могут ли в подобных случаях способствовать действиям духовенства, когда не могут исполнить определённых распоряжений правительства по материальной части. Этому примером – дело об обзаведении причтов церковными домами. О сем издано положение ещё в 1842 году, и впоследствии неоднократно было подтверждаемо об ускорении исполнения; между тем, в течение семи лет, построено или приобретено готовых домов, в четырёх епархиях, для священнослужителей 625, а для причётников 754, тогда как остаётся ещё построить или приобресть священнослужительских 1337, а причётнических 3423 – так что если это дело пойдёт нынешним порядком, то причты будут обеспечены церковными домами разве через двадцать четыре года от ныне. Успех в семь отношении самый больший замечается по епархии Минской, а самый меньший по Литовской, где противодействующие элементы на пространстве трёх губерний сильнее, нежели где-либо. Почти столько же слабый, хотя и не столь определительный успех виден и в обеспечении священников обработкой земли и другими угодьями, вместо взимания ими за требы от прихожан. Хотя проекты о сем местными комитетами за малым исключением уже составлены; но они, по большей части, или вовсе не приведены в действие, или затрудняются в исполнении.

Если я обратил здесь внимание на сей материальный предмет, то это не столько в видах благосостояния духовенства, хотя и весьма стеснённого, сколько по влиянию оного на самое единение духом Православных паств с их пастырями. Действительно, удовлетворение обязанностями по сказанному предмету, особенно при первоначальном обзаведении, не бестягостно; и эту тягость систематические недоброжелатели Православной Церкви в здешней стране стараются при всяком случае обращать в ненавистное орудие против духовенства оной. Если не привести дела сего к правильному ходу и к скорому окончанию, то продолжительное действие неблагонамеренных внушений может ослабить самый союз любви между пастырями и их паствами. В подобном случае лучше отказаться и от церковных домов, и от обработки земли, а оставить духовенство на прежнем основании, нежели давать сильным в здешней стране иноверцам орудие вредить на всяком шагу Православной Церкви.

Но я убеждён, что при благоразумной настойчивости постройка церковных домов может быть скоро кончена; а за тем обработка для священника ничтожной десятидесятинной пролорции земли не будет уже тягостна для прихожан, при безмездном исправлении им духовных треб. По объяснениям моим с духовными и гражданскими властями, главное затруднение в постройке церковных домов происходит от небрежения в сем отношении по казённым имениям, которое поощряет к подобному небрежению и частных владельцев, тем более, что весьма многие приходы составлены вместе из казённых и помещичьих крестьян. Следовательно, от правительства зависит дать этому делу быстрое движение. К сожалению, от казённого управления истекает и затруднение по обработке прихожанами священнической земли и, разумеется, ободрение к тому же по владельческим имениям. Недавно г-н министр государственных имуществ предписал, чтобы священники удовлетворяемы были в сем отношении не со времени правительственного о сем положения, не со времени, когда священники перестали взимать за исправление духовных треб, но со времени составления местными комитетами проектов насчёт таковой обработки – так что одним почерком пера священники лишены за несколько лет справедливого и законного возмездия за исправление духовных треб.

Может быть, Св. Синод найдёт возможным дать этому делу должное движение и направление к облегчению участи духовенства западных епархий, а тем самым к доставлению оному возможности действовать с большею силою на преуспеяние воссоединённых паств, среди иноверия лежащих.

Впрочем, Совершивый столь благополучно благодатью своею воссоединение к Православной Церкви полутора миллиона бывших Униатов не оставит покровом своим новой этой паствы. Время и попечения правительства не могут не подействовать на окончательное перерождение оной. Между тем, образуется по семинариям новое поколение священнослужителей не только в духе, но и в формах Православной Греко-Российской Церкви, так что со времени воссоединения почти половина священнослужительских мест занята уже лицами, образованными в сем духе и рукоположенными на лоне Православной Церкви. Ещё десять лет, и едва останутся следы прежней Унии.

С удовольствием могу засвидетельствовать об удовлетворительном состоянии семинарии, как Литовской, так Полоцкой, Могилёвской и Минской, а также духовных училищ, которые мне теперь посетить оказалось возможным, то есть: Виленских, Полоцких, Витебских, Оршанских, Могилёвских и Минских. И по учебному, и по нравственному воспитанию, они соответствуют вообще предположенной для них цели, образовать добрых служителей Православной Церкви. Материальные училищные средства во всех четырёх епархиях, благодарение попечениям правительства, вполне уже достаточны доставить нужное число сих служителей – и епархиальные начальства будут виновны, если спасительная цель сия не будет достигнута.

Графу Протасову, 30 декабря 1849 г. № 4162 (конфиденциально).

Позвольте, Ваше Сиятельство, как прежде в сомнительных случаях, так и теперь, препроводить при сем в ваши руки рапорт Св. Синоду о порученном мне осмотре соседних епархий. Может быть в нём что лишнее, может быть чего недостаёт – и вы лучше всего можете судить, сдать ли его по принадлежности или оставить без дальнейшего хода.

Истекающий год был для меня очень тягостен. Всё что представлялось моим глазам, как бы в фантасмагории, всё что делало на них осязательные впечатления, убеждало меня в сильной реакции на пользу Римско-католической Церкви и польской партии. В моём отдельном положении я не мог оценить: насколько реакция сия относилась к видам правительства, а насколько к духу партии; насколько была она в пределах, для неё предписанных, а насколько переходила сии пределы, по обыкновенному увлечению действующих. В этих сомнениях, поставил я себя в совершенно страдательном положении, тем более мучительном, что я должен был совершенно закрыться в самом себе, не зная, кого считать другом, а кого врагом.

С этими тягостными впечатлениями совершил я порученный мне осмотр трёх епархий. Разумеется, я не старался доискиваться мелочных недостатков, гоняться за улучшениями, требующими ещё будущности и которые сделает самая эта будущность. Мне лежало на сердце ободрить и укрепить духом Православное стадо, дабы оно могло быть покойнее и твёрже при всяких случайностях. Посему проехал я путь свой, менее строгим ревизором, как добрым гостем, давним знакомым и сотрудником. Я припоминал собранному нарочно по некоторым местам духовенству добрые подвиги воссоединения, десять лет тому назад свершившегося, поздравлял их с весьма важными преобразовательными успехами в сие короткое время, радовался с ними о всём добром и ободрял к терпеливому ожиданию, чего ещё недостаёт. Надеюсь, что действия мои в этом духе принесли более пользы, нежели принесли бы действия строгого ревизора.

После сего Ваше Сиятельство не удивитесь, если в моём рапорте не найдётся громких фраз об искоренении недостатков и Униатских заблуждений, о коренных по сему ведомству преобразованиях. Нечего грешить перед Богом – нужно Его благодарить! Всё прекрасно основано, всё твёрдо, всё идёт вперёд. Нужно только выжидать, и всё придёт само собою – излишнею поспешностью можно скорее повредить, нежели пособить, особенно при нынешнем направлении по Римско-католическому духовному ведомству в России. Да впрочем, пора бы, кажется, и порицателям воссоединённых напомнить, что они ставят себя в смешную позицию тех, которые охуждали бы победителя, приобрётшего целую провинцию, потому единственно, что там носят не такие шапки и лапти, как в Смоленской губернии, и говорят другим языком или диалектом.

Примите здесь, Ваше Сиятельство, от меня поздравление с наступающим новым годом и пожелание вам от Господа Бога всяческих благ!

Известно Вашему Сиятельству, что по Высочайшему Его Императорского Величества повелению на загородный дом Виленских архиереев передан в духовное Православное ведомство Тринопольский, бывший Римско-католический монастырь, в нескольких вёрстах от города Вильна находящийся. Монастырь сей закрыт одиннадцать лет тому назад и с того времени состоял с церковью в ведении гражданского начальства, без всякого поддержания: так что всё решительно подверглось разорению, и остались только прочны одни монастырские и церковные каменные стены со сводами, благодаря не совершенно ещё обветшавшей гонтовой крыше.

Для устройства сих зданий соответственно их предназначению, составлены по личным моим указаниям епархиальным архитектором планы и сметы, которые имею честь препроводить при сем – планы на трёх особых листах, сметы в трёх особых тетрадях, а также пояснительную записку и справочные цены.

По означенным сметам требуется всего 24,245 р. 72 коп. сер. Но в сем числе на устройство собственно архиерейского загородного дома выходит только 9,729 руб. 8 коп. серебром. Остальное требуется на устройство бывшей монастырской церкви и укрепление местности, на которой стоит церковь и монастырь, подмываемой с одной стороны рекою Вилией, а с другой потоком Кедрон: на первое 6,703 р. 56 коп., а на последнее с некоторыми службами 7,813 руб. 8 коп. серебром.

Церковь Тринопольскую, красивую по внутренней архитектуре и фронту, нельзя оставить без поддержания, как потому, что она в связи с прочими монастырскими зданиями, так и потому, что церковь для архиерейского дома, хотя и загородного, не безнужна. Притом на Тринопольской земле, поступающей на угодья к архиерейскому дому, построено множество каменных часовен, напоминающих места страдания Спасителя и принадлежавших к сей церкви до упразднения Тринопольского монастыря. У часовен сих происходит и ныне по-прежнему в определённые времена торжественные Римско-католические крестные ходы, на которые стекается множество народа из отдалённых мест; и было бы равно неприлично, как и вредно, предавать запустению уважаемую сим народом церковь, перешедшую в ведение Православного духовенства.

Что касается укрепления местности, то без сего напрасно предпринимать и поддержание самого монастыря с церковью. Река Вилия с одной, а поток Кедрон с другой стороны, подмывают эту местность; и предположенное по плану построение каменной стены вместо прежней развалившейся, а также небольшое отстранение русла Кедрона от стен монастырских, отстранят навсегда угрожающую зданиям опасность. Для укрепления берега с обеих сторон потребуется весьма много земли, и выемкой сей земли тут же по соседству формируются без всяких издержек два пруда, которые будут украшением загородного архиерейского дома.

Изъяснив всё сие, долгом поставляю просить покорнейше посредства Вашего Сиятельства, чтобы означенные мои предположения были утверждены, и чтобы исчисленная по смете сумма, всего 24,245 руб. 72 коп. сер., отпущена была в ведение епархиального начальства в возможной скорости, так как здания Тринопольские находятся в таком положении, что дальнейшая проволочка в их поддержании будет иметь решительное вредное влияние на прочность сих зданий и потребует бо́льших издержек, нежели ныне исчислены по смете.

При сем долгом поставляю просить разрешения, чтобы предположенные по настоящему представлению работы производились экономическим порядком, так как это будет полезнее, по самому роду сих работ и по личному моему ближайшему за оными надзору, сверх обыкновенного строительного комитета.

Ещё в 18-й день ноября прошлого года, имел я честь уведомить Ваше Сиятельство, что Виленская палата государственных имуществ сделала представление второму департаменту государственных имуществ: о неимении никаких препятствий к передаче в число угодий Виленского архиерейского дома земель, принадлежавших Тринопольскому упразднённому Римско-католическому монастырю. На таковое однакож представление палата никакого разрешения доныне не получила. Между тем, для устройства загородного архиерейского дома и церкви в Тринопольском монастыре, переданном для сего в ведение Православного духовенства, составлены уже планы и сметы и с нынешнею почтою представляются Вашему Сиятельству. Как монастырь сей состоит среди земель, прежде оному принадлежавших и ныне испрашиваемых мною в число угодий архиерейского дома, то и необходимо иметь полное уверение в передаче сих земель духовному ведомству. С другой стороны, Виленский архиерейский дом, четыре уже года, то есть со взятия духовных имений, не наделён никакими угодьями; и если Тринопольские земли не будут переданы тому дому ныне же, то есть прежде начатия предстоящих весенних полевых работ: то дом сей ещё целый год лишён будет угодий, каковыми пользуются все архиерейские дома; да сверх того и мне невозможно будет устроить даже временного загородного к будущему лету пребывания в Тринопольском монастыре, если земли оного останутся в чужом владении.

По всем сим причинам, осмеливаюсь вновь утруждать Ваше Сиятельство покорнейшею просьбою о посредстве вашем, чтобы земли, принадлежавшие Тринопольскому монастырю, переданы были безотлагательно в число угодий Виленского Православного архиерейского дома.

Правление семинарии докладывало мне, что многие из учеников, отпущенные по домам на минувшие праздники, не доставлены обратно в семинарию к определённому сроку.

Заметив уже и прежде подобную небрежность многих родителей или родных к успехам их детей и родственников и желая прекратить этот беспорядок, я назначаю за всякого семинариста и воспитанника духовных училищ Литовской епархии, за каждый день просрочки, штраф в двадцать пять копеек серебром в пользу попечительства о бедных, с тех, которые не доставили к назначенному сроку взятых ими учеников из семинарии или из духовных училищ, разве бы они представили совершенно удовлетворительные причины такового замедления.

Предложив ныне же правлению семинарии, чтобы оно сообщало на будущее время в консисторию о всех учениках, которые не прибудут к назначенному сроку, и о числе просроченных дней, поставляю оной в обязанность чинить исполнение по означенному выше положению, а для предостережения о том всего духовенства, дать оному ныне же циркулярное предписание.

На представлении его от 30 марта, о том, что в Киевской и других епархиях накануне недели Ваий совершаются крестные ходы из одной церкви в другую, где преимущественно участвуют воспитанники местных духовных заведений, – собственною его высокопреосвященства рукою записано: обыкновение прекрасно, и его следует ввести в Вильне навсегда. Крестный ход починать из кафедрального собора после малой вечерни и, зайдя в Святодуховскую церковь помолиться святым Виленским угодникам, отправиться оттуда в Троицкую церковь, где и совершить всенощную.

Секретным и конфиденциальным отношением, от 28 истекшего августа за № 6468, Ваше Сиятельство требуете моего мнения насчёт предположенного во II-м отделении собственной Его Императорского Величества канцелярии изменения 74-й статьи X тома свода законов: «Браки лиц Православного исповедания с лицами Римско-католического, совершённые одними Римско-католическими священниками, почитаются недействительными, доколе тот же брак не обвенчан Православным священником».

За основание изменения сей статья полагают: будто она противна общему церковному праву и что наша церковь признает действительными браки, которые освящены духовными не православного исповедания; а за побуждение: что по сей статье могут пострадать дети, происшедшие от браков венчанных Римскими священниками, по недостатку Православных.

Означенная статья не только не противна, как утверждают, общему церковному праву, но совершенно согласна с постановлениями Римской церкви, коими руководствуется бо́льшая половина христиан. По закону сей церкви, браки, совершённые не собственным приходским священником или без его ведома, признаются недействительными. Посему подобный закон и в Церкви Православной не может считаться ни неосновательным, ни несправедливым – он необходим для верного обеспечения участи семейств. Другое – браки супругов иноверных, приходящих на лоно иной Церкви – они были законны при их заключении и таковыми признаются как Православною, так Римскою церковью.

Что касается повода изменения статьи, именно: пострадания детей, рождённых от браков, венчанных Римскими священниками, по недостатку Православных священников, то подобные случаи столь ныне могут быть редки, что на них едва ли и стоит обращать внимание. После четырнадцатилетнего существования закона, незнание оного уже неизвинительно, а священники Православные за границею не столь редки, чтобы их нельзя было употребить для венчания или скорого подтверждения брака.

Закон приобретает твёрдость и как бы освящается временем. Потому не было бы благоразумно по столь слабым основаниям и побуждениям изменять означенную выше 74-ю статью свода законов, вошедшую давно уже во всеобщую известность и употребление и основанную на общих началах церковного права и на пользах государства политических и религиозных. Если уже необходимо обеспечить участь детей, рождённых от браков совершённых за границею, то, вместо заменения 74-й статьи двумя новыми статьями и особым к ним примечанием, довольно бы к той статье сделать одно лишь следующее примечание: «Если освящение таковых браков венчанием чрез Православного священника не могло быть вскоре довершено за неимением такового священника, особенно за границею, или по другим особенной важности препятствиям, и родятся до того дети; то замедление таковое подвергается судебному разбирательству и после оного о законности детей подвергается на усмотрение Его Императорского Величества, дети ж во всяком случае принадлежат Церкви Православной».

По случаю конфиденциального моего отношения, от 6 апреля 1845 года за № 922, Ваше Сиятельство от 12 сего октября требуете моего заключения насчёт проекта правил, составленного в хозяйственном управлении при Св. Синоде, об отпуске из уездных казначейств сумм, определённых на содержание причтов церквей.

Вследствие сего долгом поставляю уведомить Ваше Сиятельство, что препровождённые при отношении вашем правила вовсе не устраняют неудобств и затруднений, изложенных в помянутом выше отношении моём от 6 апреля 1845 года, а напротив, открывают новые весьма важные затруднения.

По правилам сим положено препровождать из консистории в уездные казначейства чрез казённые палаты прежде истечения каждого полугода расписания, для производства причтам жалованья, а остатки от некомплекта причтов и другие требовать из казначейства. Но некомплект в причтах, посредством смерти, перемещений и по другим поводам, происходит не полугодно, а почти ежедневно. Донесения о смерти лиц, составляющих причты, поступают обыкновенно в консисторию чрез несколько недель, так что по расписаниям консистории ежечасно будут назначаться к отпуску из казначейств суммы, которые должны быть в остатке. От сего потребуется постоянная запутанная переписка консистории с казёнными палатами и казначействами, а также с местным духовенством: чего до ныне не было, так как благочинные выдавали жалованье только действительно наличным членам причтов, им вполне известным, а остальное отправляли в консисторию.

С другой стороны, раздача причтам печатных бланков для получения жалованья и сведение об их употреблении, а иногда затрате, принесёт консистории и благочинным более затруднения, нежели до ныне раздача самого жалованья сими последними. Притом нужно иметь в виду неопытность пли неумение причтов, – от чего должны происходить постоянные ошибки в доверенностях и расписках на бланках, а следовательно, новые затруднения казначействам, благочинным и консисториям. Прибавим, что консистории производили поверку по одним отчётам, благочинными представляемым; теперь же будут принуждены поверять множество отдельных бланков перепутанных, а часто и сомнительных.

Можно сказать без всякого преувеличения, что, со введением нового порядка производства причтам жалованья, делопроизводство увеличится в таком размере, что потребуется в консисториях учреждение нового стола, да и благочинные едва ли будут в состоянии нести умножившуюся уже и так служебную переписку.

Всё это говорит за прежний порядок производства причтам жалованья, то есть чрез благочинных. Но рассуждения мои основываются на обстоятельствах вверенной мне епархии, вполне мне известных. При составлении препровождённых ко мне правил, могли быть принимаемы в уважение обстоятельства других епархий, мне неизвестные. Почему я и считаю неуместным входить в дальнейшие рассуждения насчёт означенных правил.

По указу Святейшего Правительствующего Синода, от 8 апреля 1844 года за № 2973, для помещения в Вильне Православного архиерея приобретён дом у графа Мостовского с мебелью за двадцать две тысячи рублей серебром. Дом этот, коль ни отличен, однакож требует важных переделок, соответственно новому своему назначению, и самое устройство необходимой здесь домовой церкви принудило бы к таковым переделкам; а переделки эти с устройством церкви потребовали бы важных особых сумм. С другой стороны, по указу Св. Синода от 22 марта 1845 года за № 2620, назначен я священно-архимандритом Виленского Святодухова первоклассного монастыря, и с сим монастырём соединён в хозяйственном отношении Виленский архиерейский дом. Это соединение архиерейского дома с Виленским Святодуховым монастырём подало мне мысль, что и самое помещение Виленского архиерея в Святодуховом монастыре было бы и удобнее, и экономнее, и приличнее, нежели в доме совершенно отдельном. Посему я и не входил до сих пор с представлением об отпуске новой суммы на перестройку дома графа Мостовского на архиерейский дом.

В таком положении дела, начальник Виленской губернии, озабочиваясь приобретением дома для постоянного помещения в Вильне губернатора с его канцелярией, обратился ко мне в истекшем декабре месяце, не найду ли я возможным уступить для этой цели занимаемый мною ныне дом, купленный у графа Мостовского. Я отвечал ему, что, по моим соображениям, это возможно; и обещал представить о том на рассмотрение и разрешение начальства, если получу удостоверение, что гражданское начальство возвратит духовному всю сполна сумму двадцать две тысячи рублей серебр., заплаченную за означенный дом с мебелью. Ныне действительный статский советник Бегичев уведомляет меня, что по означенному предмету вошёл он с представлением к г-ну местному генерал-губернатору и получил от него уведомление, что со своей стороны вошёл о том в сношение с г-м министром внутренних дел от 12 сего января месяца.

Для избежания всякого недоумения и запутанности по сему предмету, долгом поставляю о прописанном выше довести до сведения Вашего Сиятельства и присовокупить, что, по моему мнению, занимаемый мною ныне дом, купленный у графа Мостовского, с поступившею с ним мебелью может быть уступлен гражданскому ведомству, если заплаченная за него сумма двадцать две тысячи рублей серебром возвращена будет сполна, с тем, чтобы сумма сия обращена была на устройство архиерейского дома в Виленском Святодуховом первоклассном монастыре, по имеющим быть представленными от меня планам и сметам.

Устройство дома архиерейского при монастыре сократит по обеим частям экономические расходы, устранит затруднения в ежечасных хозяйственных сношениях обоих ведомств, ныне отдельно помещённых, облегчит устройство взаимной церковной и хозяйственной свиты и прислуги, отстранит необходимость требования новой важной суммы для перестройки дома, купленного у графа Мостовского. Притом же самое помещение архиерейского дома при монастыре вообще прилично, а в Вильне весьма важно и знаменательно по тому обстоятельству, что здесь в церкви Святодухова монастыря почивают мощи святых Виленских мучеников: Антония, Иоанна и Евстафия.

Что касается помещения моего, до полного устройства при монастыре архиерейского дома, об этом не следует беспокоиться. По милости начальства, на лето устраивается для меня загородный Тринопольский дом, а зимою буду проживать в настоятельских комнатах, имеющихся уже в Духовом монастыре. Да притом, если в сем отношении и будет некоторое стеснение, то этим временным неудобством нужно пренебречь для устройства в Вильне архиерейского дома навсегда, во всех отношениях приличного и удобного.

Преосвященный Платон, викарий Литовской епархии, после осмотра по моему поручению церквей Свенцянского уезда, донёс мне о следующем обстоятельстве, о которою узнал от священника Ганутской церкви Корнилловича, что, по уничтожении Латинского костёла в Гануте, секретарь Виленской Римско-католической консистории Стефановский приказал вырыть ночью из могил тела детей своих, погребённые на Ганутском кладбище, перенёс их к своему двору, находящемуся от Гануты в трёх вёрстах, и, закопавши их здесь в землю, водрузил над могилою большой крест, повесил колокол и поставил на столбе резную статую Спасителя, равно, что колокол сей и статуя перевезены из упразднённого в Вильне миссионерского монастыря, будто с моего дозволения.

Опасаясь, чтобы сведения сии, полученные преосвященным Платоном проездом, не оказались неосновательными, я поручал благочинному разузнать о них на месте без всякой огласки. Он подтвердил всё это, с тою только разницею, будто тела приказала вырыть жена Стефановского, а им самим привезены колокол и статуя, что одно и то же. Благочинный Барановский присовокупляет, что в подтверждение сказанного происшествия имеются свидетели.

Долг службы не позволяет мне умолчать о сем противозаконном, святотатственном поступке Стефановского, тем более, что он чиновник и по званию секретаря консистории должен наблюдать за исполнением законов, а не нарушать оные. Посему, сообщая о том на благоусмотрение Вашего Высокопревосходительства, долгом считаю обратить внимание ваше на то, что здесь употреблено ложно имя моё для отклонения донесения со стороны подведомого мне духовенства, равно на неудовлетворённое вами отношение моё, от 5 апреля прошлого, года за № 912, о возвращении вынутого мраморного пола из предназначенного Православному ведомству бывшего миссионерского костёла: тогда как ныне оказывается, что достояние сего костёла, именно колокол и резная статуя, перевезены в частное имение секретаря консистории и обращены как бы для освящения святотатственного его поступка.

Лидский благочинный протоиерей Сампсон Бренн, рапортом от 9 августа прошлого 1846 года, донёс Литовской консистории, что бухгалтер Лидского уездного казначейства Пётр Власьев Образцов, коему от роду 27 лет, сын покойного начальника Лидской инвалидной команды, Православного исповедания, изменил от малолетства прародительскому исповеданию и поныне состоит в Римско-католическом, и хотя им, протоиереем, увещеваем был к возврату в Православие, но от сего отказался. В следствие сего консистория требовала чрез Виленскую казённую палату от Образцова объяснения с нужными доказательствами: какого вероисповедания были его родители, где и кем он крещён, по какому случаю и когда именно переменил своё вероисповедание. В присланном палатою объяснении Образцова сказано, что перед кончиною его родителей, отца прапорщика Власия и Марианы Образцовых, оставивших его малолетним, обучаем, он был ими исповедовать веру Римско-католическую, и последние слова умирающего его отца и матери были, чтобы он твёрдо исполнял и сохранял сию веру, принятую со святым крещением. К объяснению Образцов приложил выданную ему Лидским Римско-католическим священником на простой бумаге метрическую выпись о крещении его в 1819 году тамошним Латинским священником.

Затем консистория требовала от Образцова, тоже чрез казённую палату, сведение, какого вероисповедания были его родители, и когда он ответил, что Римско-католического: то требовала метрики о рождении и крещении, а также бракосочетании тех родителей, или обстоятельного пояснения о времени и месте крещения и бракосочетания их. В присланном показании Образцова сказано: 1) что мать его, как ему известно из словесного предания, родилась в городе Лиде и крещена в тамошнем Римско-католическом костёле, но в котором году – не знает; 2) где рождён и крещён его отец, тоже не знает; и едва ли знал о том сам покойный его отец, ибо, по его словам, оставлен он был малолетним сиротою, не зная ни родителей, ни родственников, пребывал в разных местах и впоследствии, состоя в военной службе, сочетался браком, но где – ему неизвестно; 3) что, оставшись по смерти родителей в малолетстве, воспитывался в городе Лиде (у бывших там пиаров) в Римско-католическом законе, на счёт пожалованного ему всемилостивейше сиротного пенсиона.

Консистория Литовская, видя уклончивость Образцова в доставлении положительных указаний по настоящему предмету и даже явную неосновательность показания его, будто отец его Власий Образцов исповедовал Римскую веру, когда имя и самое название доказывают, что он был Русский Православный, положила: для открытия истины и предания виновных суду, отнестись в губернское правление о произведении формального следствия при духовном депутате.

По-видимому, русский офицер по службе, Русский по имени и фамилии, Власий Образцов не мог быть Римско-католической веры, и сын его не мог быть крещён в сей вере, а если был крещён, то противозаконно. Посему я не могу не одобрить означенного постановления консистории, тем более, что это совращение русского древлеправославного чиновника, оставленное без всяких последствий, необходимо уверит всех о равнодушии к Православной вере здешних гражданских начальств и ободрит иноверцев ещё к большей предприимчивости против Православной Церкви, и так уже по Лидскому уезду, более нежели в других местах, замечаемой. Желая однакож оказать возможное снисхождение по настоящему делу и отклонить тяжкую законную ответственность, которую оно, вероятно, навлечёт на многие частные и должностные лица, долгом считаю обратиться к Вашему Высокопревосходительству и просить покорнейше: не благоугодно ли вам будет вызвать Образцова в Вильно и чрез благонамеренного чиновника внушить ему обратиться к Православной прародительской вере, для прекращения настоящего дела.

До получения ответа на сие моё отношение, я приказал приостановиться приведением в действо означенного выше постановления Литовской консистории.

В исходе 1845 года дошло до моего сведения, что священническая вдова Розалия Марциновская, быв просвирнею Вилейского уезда при Радошковской церкви и пользуясь жалованьем по сей должности, проживала несколько месяцев в городе Вильне. Когда это сведение подтвердилось, то Марциновская отрешена мною от должности, а благочинный, допустивший таковое злоупотребление, подвергнут взысканию.

Между тем, по поводу означенного дела раскрылось, что у Розалии Марциновской пять дочерей: София 28 лет в замужестве за дворянином Скоробогатым, писарем Волколатского казённого староства; Плацида 30 лет в замужестве за дворянином Григоровичем, жительствующим в г. Минске; Юлия 27 лет в замужестве за Корецким, правителем канцелярии Вашего Высокопревосходительства; Люция, девица 15 лет, состоит при сестре своей Корецкой, и Антонина, девица 35 лет, просвирнею при церкви Роговской. По донесению бывшего настоятеля Виленской Николаевской приходской церкви протоиерея Янковского, жена г-на Корецкого и сестра её Люция показали, что они состоят в Римско-католической вере от рождения, следуя матери их Розалии, которая будто всегда принадлежала и ныне принадлежит сему вероисповеданию.

Но по делу оказывается противное. Вдовствующая священница Розалия Марциновская присоединилась к Православной Церкви в 1842 году и получила затем от преосвященного Минского место просвирни; а об исповеди и причащении её по чину Православной церкви за 1842 и 1843 год есть письменные доказательства. Плацида Григоровичева, как уведомляет Минская консистория, состоит постоянно в Православной вере с дочерьми Викториею и Михалиною. Антонина Марциновская принадлежит также Православному исповеданию и поступила на место матери просвирнею к церкви Радошковской. София Скоробогатова, Юлия Корецкая и сестра её Люция крещены и миропомазаны и записаны по метрическим книгам при Радошковской, бывшей Униатской, ныне Православной церкви; и, по показанию местного духовенства, только Скоробогатова находилась с детства и доныне в Римской вере, Юлия ж Корецкая и сестра её Люция приняли сию веру, находясь в Вильне при родственнике их Марциновском, бывшем редакторе Виленского Вестника.

На сих основаниях консистория Литовская, ещё в 9-й день декабря прошлого 1846 года, положила дело сие подвергнуть всем формам законного судопроизводства и необходимыми последствиям оного; и я не могу не утвердить этого положения.

Но, с другой стороны, я не мог не обратить внимания на то обстоятельство, что к сему делу прикосновен первый чиновник при вашей особе, главный производитель дел правитель канцелярии коллежский советник Корецкий. Здесь идёт дело не только о совращении из бывшей Унии жены его Юлии и проживающей у него сестры её Люции, но и о новом отступничестве от Православия его тёщи Розалии Марциновской, так как действительно нет полных доказательств о бытии её у исповеди и св. причащения по чину Православной церкви со времени переселения её из Радошкович в Вильно, и показание её дочерей об её отступничестве, может быть, подтвердится. Ваше Высокопревосходительство не можете не видеть, коль неблагоприятное впечатление произведёт лишняя огласка сих обстоятельств.

Посему долгом считаю обратиться к Вашему Высокопревосходительству с просьбою, не благоугодно ли будет вам внушить коллежскому советнику Корецкому, чтобы он, как Православный и как чиновник, постарался это щекотливое в его семействе дело привести домашним образом к должному удовлетворению закона; и о последствиях меня уведомить. До получения сего уведомления я приказал приостановиться делом, производящимся по настоящему предмету в консистории.

Преосвященный Михаил, викарий Литовской епархии, после порученного ему мною осмотра церквей некоторых благочиний, донёс мне, что по многим помещичьим дворам содержатся Римско-католические священники, особенно из монашествующих, как например: Кобринского уезда иеромонах кармелитского ордена Домбровский в Ляховичах, иеромонах доминиканского ордена Кошко в Песках, иеромонах пиарского ордена Ленартович в Мереговщизне и т. д., и что иеромонахи сии самым неблагонамеренным образом действуют ко вреду Православия, проповедями, внушениями и влиянием их на помещиков.

По предложению моему о сем ещё в декабре минувшего года, консистория вошла в надлежащие отношения по этому предмету; и иеромонах Кошко, высланный из Вильна несколько лет тому назад по распоряжению правительственному за злонамеренные проповеди и приютившийся во дворе г-на Виленского губернского предводителя дворянства Пусловского, сколько мне известно, обращён уже в монастырь соответственно его монашескому званию.

Но частная эта мера едва ли достаточна. Означенные выше злоупотребления допускаются не по одним четырём благочиниям, осмотренным преосвященным Михаилом, но и по другим местам Литовской епархии. Об этом я сам получал неоднократно жалобы при осмотре прошлым летом епархии; об этом есть и дела в консистории. По сведениям сим, некоторые Римско-католические священники проживают в дворах помещичьих, по данным противозаконно дозволениям прежде управлявшим Виленскою Римско-католическою епархией, другие по своевольному дозволению монастырских настоятелей. Между тем, Римско-католические приписные и дворовые каплицы, при которых могут проживать особые священники, определены поимённо главным Римско-католическим духовным начальством, то есть Римско-католическою коллегией; и наблюдение, чтобы сверх определённых коллегией каплиц не назначались особые священники, весьма удобоисполнимо.

Необходимо однакож обратить внимание на то, что Виленская Римско-католическая епархия совмещается в пяти губерниях; и наблюдение нынешнего начальника епархии, при всей его благонамеренности и деятельности, не может быть вполне успешно тем более, что после вредного направления, данного духовенству при прежнем начальнике епархии, ещё не скоро можно ввести между оным должный порядок.

Посему долгом поставляю просить покорнейше Ваше Высокопревосходительство: не найдёте ли возможным и полезным вытребовать от управляющего Виленскою Римско-католическою епархией прелата Жилинского именной список приписным и дворовым каплицам, при которых разрешено Римско-католическою духовною коллегией состоять особым священникам, и список сей передать по-уездно земским полициям, с тем, чтобы сверх епархиального начальства и сии полиции наблюдали за точным исполнением распоряжения главного Римско-католического духовного начальства.

В дополнение к отношению моему от 24 октября минувшего года за № 3109, нужным считаю уведомить Ваше Сиятельство, что в Вильне, слава Богу, эпидемической холеры ещё не имеется; но, по обнаруживающимся частым случаям рвоты и поноса между воспитанниками духовных училищ и другими людьми духовного ведомства, распорядился я, чтобы по семинарии Литовской и Виленским духовным училищам: 1) ученики были облегчены в уроках, сокращением каждого получасом, так что они между уроками могут освежаться; 2) чтобы отменены были для учеников все слишком неудобоваримые блюда; и 3) чтобы ученикам даваем был завтрак из тёплой жидкой кашицы, гречневых, ячных или овсяных круп, что удобнее и привычкам здешнего юношества соответственнее, нежели чай. Со времени сих распоряжений, то есть более недели, не было, слава Богу, ни одного случая так называемой холерины.

Из прежнего моего отношения известны Вашему Сиятельству облегчения, которые сделаны мною ученикам семинарии и училищ духовных, из уважения к состоянию общественного здоровья. За всем тем, болезни по Литовской семинарии усилились необыкновенно, так что с весны доныне большая часть учеников одержимы были разного рода недугами. По уважению к сему и к весьма вероятному близкому появлению здесь холеры, я нашёл весьма вредными для учеников усиленные занятия для приготовления к экзаменам, и потому предложил ныне же правлению семинарии распорядиться, чтобы по семинарии и Виленским духовным училищам до конца настоящего учебного года продолжалось по прежнему обыкновенное прохождение уроков, и чтобы экзаменов и приготовления к ним не было, отложив это до благоприятнейшего времени в наступающем году, да притом распустить учеников по домам с пятым числом июля месяца.

Уведомляя Ваше Сиятельство о сем моём распоряжении, имею честь быть.

По заверению местного генерал-губернатора, в три последние недели в городе Вильне не было ни одного холерного случая; и засим, по взаимному с ним соглашению, отслужен мною, в нынешний 21-й день ноября, благодарственный Господу Богу молебен за избавление от сей губительной язвы.

Благодарение Всевышнему, новоустроенная в Вильне Православная паства пощажена на этот раз милостью Божиею. В Вильне считается лиц духовного Православного ведомства: по консистории 40, по кафедральному собору и приходской Николаевской церкви 71, по архиерейскому дому и по монастырям Святодухову и Святотроицкому 43, по штату семинарскому и духовных училищ 61, да учеников семинарии и училищ 290 – всего же 505. Из этого числа померли от холеры только один канцелярский служитель и дитя соборного диакона.

Уведомляя о сем Ваше Сиятельство, имею честь быть.

Всевышнему Промыслу за грехи наши угодно посетить нас язвою, могущею призвать внезапно всякого от сей временной к вечной жизни. Жизнь и смерть в руце Божией. Одна и другая равно дар Промыслителя всяческих. Да и христианам ли опасаться кончины, соединённой с надеждою вечного блаженства? Но чтобы надежда эта нас не обманула, нужно быть готовым каждому встретить смерть с чистою совестью, дабы предстать чистым по возможности на суд Всевышнего. Посему спасительно духовенству очистить благовременно совесть свою исповедью и святым причащением и внушить это же своим паствам. Исполнив долг сей и принеся об избавлении от бедствия тёплые молитвы Всеблагому Отцу, будем все ожидать спокойно участи, которой угодно будет ему сподобить нас, детей своих.

Предлагаю консистории дать о сем знать чрез благочинных и начальников монастырей всему подведомому духовенству, поставив оному священным долгом внушать своим паствам: обращение к Боту тёплою верою, исправление образа жизни, полную преданность воле Провидения, ниспосылающего на нас и бедствия не без благой цели, и покорность распоряжениям правительства, строгое исполнение которых предупредит или прекратит бедствие.

До времени воссоединения Униатов к Православной Церкви, тела покойников сего исповедания хоронились на Римско-католических кладбищах, где не имелось собственных; и взаимно, тела Римских Католиков хоронились на кладбищах Униатских. Это продолжалось, а отчасти продолжается и после воссоединения, где Римско-католические священники не делают затруднения по духу фанатизма или злонамеренности. В противном случае происходят неприятные распри, порождающие переписку между духовными и гражданскими начальствами. Подобный случай был поводом и бумаги, приложенной при отношении Вашего Сиятельства от 4 минувшего декабря за № 8618. Ксёндз Следзяновского костёла в Бельском уезде Лисецкий, приличившйся уже в совращении Православных и находящийся под следствием, запер на ключ кладбища перед приносом к оным тела Православного покойника и сам скрылся, так что Православный народ нашёлся в необходимости разломать ограду.

На этот предмет смотрят различно сами епархиальные Римско-католические начальства. Могилёвская консистория по означенному выше делу отвечала, что она не находит себя вправе предписывать о дозволении хоронить тела Православных на Римско-католических кладбищах. Но Виленская консистория, по отношению консистории Литовской, предписала беспрекословно в июле месяце прошлого года о дозволении хоронить Православные тела на Римско-католических кладбищах в г. Свенцянах, пока не откроются там кладбища Православные.

Для избежания неприятных столкновений желательно, чтобы Православные обеспечены были собственными кладбищами и не находились в необходимости прибегать к кладбищам Римско-католическим. Но это едва ли возможно вполне совершить. Многие Православные приходы простираются на весьма большие пространства, иногда на целый уезд, и Православные приведены были бы в крайнее затруднение, если бы им пришлось доставлять тела своих покойников на одни кладбища, расстоянием в десять, двадцать и до пятидесяти вёрст.

Посему я полагал бы самым полезнейшим: 1) чтобы предписано было местным гражданским начальствам от министерства внутренних дел о безотлагательном устройстве Православных кладбищ, где таковых ещё не имеется; 2) чтобы предписано было от Синода и от Римско-католической коллегии, по крайней мере в пределах Литовской епархии, о взаимном дозволении хоронить тела покойников Православных на кладбищах Римско-католических и покойников Римских Католиков на кладбищах Православных, где не имеется вблизи собственных кладбищ.

Уведомляя Ваше Сиятельство о сем моём мнении, имею честь быть.

При составлении штатов для Православных церквей принимаемо было единственно в уважение число прихожан, к церквам принадлежащих, так что имеющие от ста до двухсот душ вошли в седьмой и шестой класс, с жалованьем для священников по сто и сто двадцать руб. серебр. Между тем, по особым обстоятельствам Литовской епархии, от многих священников шестиклассных и семиклассных приходов требуется более способностей, более трудов, более забот, более ответственности, более издержек, нежели в иных приходах первых классов с многочисленными прихожанами, где священники получают по сту восьмидесяти рублей серебром. В таком положении находятся преимущественно девятнадцать приходов, поименованные в прилагаемой при сем ведомости, с показанием числа прихожан, расстояния от ближайших церквей и штатного священнического жалованья.

Сии девятнадцать церквей находятся вне пределов, где оканчивается сплошное русское Православное население, со стороны Царства Польского и Самогитии. Прихожане сих церквей разбросаны на больших пространствах между Римскими Католиками, и удовлетворять их духовными требами требуется от священника более труда, более забот, нежели по приходам с населением сосредоточенным. Это же пространство приходов требует от священника более издержек для сообщения с прихожанами, с благочинным и с почтовыми конторами. С другой стороны, разъединение прихожан Православных между иноверцами требует в священнике более способностей, чтобы оградить от вредного влияния свою паству, более ответственности за её целость, более попечения о душевном благе каждого прихожанина. Притом, положенное обеспечение священников от прихожан помещением и обработкой земли в означенных девятнадцати приходах почти невозможно, по малому числу прихожан и поселению их на больших пространствах. Да и повинность сия производит в тех местах весьма вредное впечатление, так как Римское население не несёт этой тягостной повинности в отношении своих священников. По таковым причинам, желающих поступить на означенные священнические места нет никаких кандидатов, а тем более соответственных местным потребностям – и я по необходимости должен властно назначать туда священников, с прискорбием для себя и с крайним обременением для них.

Из уважения к прописанным обстоятельствам покорнейше прошу посредства Вашего Сиятельства, чтобы священникам прописанных в приложенной ведомости церквей назначено было экстренное пособие, при церквах шестого класса по восьмидесяти, а седьмого по сту рублей серебром: но с тем вместе обязать священников сих не требовать уже ничего от своих прихожан за обработку земли. Эта обработка в Литовской епархии, судя по местности, оценена от пятидесяти до шестидесяти рублей серебром, и Ваше Сиятельство признаете, что действительное пособие тем священникам не столько значительно количеством, сколько важно влиянием на прихожан.

Надеюсь, что начальство не откажет в этой необходимой по местным обстоятельствам сумме, простирающейся до 1660 рублей серебром. Она вполне вознаградится не только бо́льшим попечением о Православной пастве и влиянием Православного духовенства, в тех местах весьма важными, но и действительным приращением самой Православной паствы. Со времени назначения городских штатных причтов по Ковенской губернии, по моему представлению 1840 года, число тамошних Православных удвоилось и утроилось.

Ведомость церквам Литовской епархии, коих священникам необходимо экстренное пособие.

Хотя некоторые из показанных церквей отстоят от соседних менее десяти вёрст, но приходы их простираются в противную сторону, где уже нет других церквей.

Отношением от 13 мая сего года за № 1464, Ваше Высокопревосходительство сообщили на моё усмотрение о полученном вами донесении начальника Гродненской губернии: «что, по доходящим до него сведениям, крестьяне по тракту от Гродна до Бреста напитаны вольным духом, и это происходит, как говорят, от некоторых бывших священников Униатов, состоящих в тесной дружбе с Римско-католическими ксёндзами, и что священники эти, находясь здесь с давних времён и впоследствии возвратясь к Православию, рассказывают, что это сделано ими будто по принуждению».

Гражданскому начальству известно более, нежели кому-либо, что Униатское духовенство в здешней стране возвратилось на лоно Православной Церкви не по принуждению, а добровольно; следовательно, один этот извет должен бы, кажется, был сделать начальника Гродненской губернии осторожным и недоверчивым к внушениям столь общим, столь голословным насчёт воссоединённого духовенства. Одно разве новое прибытие генерал-лейтенанта Ховена в здешнюю страну и незнание ещё элементов оной могут оправдывать несколько его поспешность.

Не имея по моим делам никаких положительных сведений, могущих разъяснить означенное выше донесение Гродненского губернатора, я не делал по оному никаких распоряжений, тем более, что и преосвященный Игнатий, викарий Литовской епархии, обозревавший истекшим летом церкви, именно по тракту от Гродна до Бреста, не заметил ничего прописываемого генералом Ховеном.

Засим покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство уведомить меня, получили ль вы от генерала Ховена с мая месяца более положительные и определительные сведения насчёт воссоединённых священников, по тракту от Гродна до Бреста, и какие именно, дабы я о священниках сих мог принять меры, соответственные лежащим на мне обязанностям.

Между тем, покорнейше прошу вас, Фёдор Яковлевич, внушать при удобных случаях подведомому вам чиноначалию, чтобы оно воздерживалось от общих внушений и донесений, обидных для воссоединённого духовенства. Внушения эти по большей части происходят от здешней неприязненной России партии, и русские чиновники, по своей новости и недальновидности, легко вдаются в обман. Вы знаете, что недавно ещё Римско-католический помещик напечатал обидную для Православного духовенства статью в официальной правительственной газете, то есть Гродненских губернских ведомостях, и я должен был обратить на это внимание Вашего Высокопревосходительства.

Если кто-нибудь из подчинённого мне духовенства забудет долг свой, я не пощажу никого – прошу только уведомлять положительно. Но воссоединённое духовенство вообще добровольным присоединением к Православной Церкви доказало явно пред целым светом свою преданность России и правительству – и обижать его недоверчивостью и оскорбительными предположениями было бы равно несправедливо, как и неблагоразумно. Если что может поколебать слабых, несведущих, то именно несправедливость к ним со стороны начальства, от которого они должны ожидать защиты и покровительства.

При посещениях Супрасльского монастыря, я несколько раз видел хранящийся в ризнице его, посох святого Стефана Пермского, как можно заключить из резной надписи. Он деревянный, но весь обложен костью, покрытою самою мелкою резьбою. Он не полусгнивший, как пишет Далматов, но многие костяные частицы опали и пропали. Неизвестно вовсе, когда и каким образом достался этот посох Супрасльскому монастырю – я полагаю, что это случилось после тяжких смут при Самозванцах, когда весьма многое разграблено в России и вывезено в Польшу.

Для ближайшего усмотрения и оценения этой древности я поставляю ныне же в обязанность преосвященному Игнатию, викарию моему, чтобы он вытребовал её из Супрасльского монастыря и представил прямо от себя Св. Синоду в надлежащей сохранности.

Что касается уступки сказанного посоха Пермскому кафедральному собору, то об этом мне докладывал словесно преосвященный Игнатий, в бытность его в Вильне. Я сказал, что это можно сделать; а насчёт требуемого монастырём вознаграждения добавил, что и это не будет лишним, не столько в виде вознаграждения, сколько взаимного пожертвования – но какое именно потребуется монастырём вознаграждение, мне было неизвестно.

Донося о сем всём Св. Синоду, в следствие указа от 27 истекшего мая за № 4817, долгом поставляю присовокупить, что я не нахожу никакого препятствия к передаче сказанного посоха Пермскому кафедральному собору, если на это будет воля Св. Синода. Но с другой стороны, я нахожу справедливым и требование Супрасльского монастыря о вознаграждении оного. Этот посох, не как святыня, а как артистическая национальная древность, имеет сама по себе большую ценность. Богатая ж Пермская паства, надеюсь, не найдёт для себя тягостным пособить стеснённому в средствах содержания Супрасльскому монастырю, состоящему среди иноверного населения. Его ризница весьма скудна, а огромные здания нуждаются в ремонте.

Я имел честь получить два отношения Вашего Высокопреосвященства, в которых обвиняются действия Литовской консистории, притеснительные якобы для подведомых вам мест и лиц Римско-католического ведомства. В первом от 14 минувшего июня, указываете вы на требование оной консистории в консисторию Могилёвскую, об учинении нового разбора о жителях деревни Сморклиц, потому единственно, что прежний разбор подписан не тем Православным священником, которого указывает Литовская консистория, и требуете, чтобы подобные притязания устранены были мною на будущее время. Во втором от 9 мая, требуете устранить притеснения, делаемые якобы Православным благочинным Барановским, прихожанину Клещелевского костёла Игнатию Радованскому, с целью возвратить его на лоно Православной церкви, так как, по сделанному уже разбору местных прихожан, принадлежать он должен Римско-католическому вероисповеданию.

По первому предмету из дел консистории Литовской видно: в пределах Острожанского Римско-католического прихода находится двадцать три деревни, из коих три только – Острожаны, Стадники и Брики, числятся в Православном Дрогичинском приходе, остальные двадцать деревень, в том числе и деревня Сморклицы, состоят в кругу Гродзиского Православного прихода. Между тем, разбор прихожан Острожанского костёла подписан одним только священником Дрогичинской церкви, от священника ж Гродзиской церкви такового не требовано. Засим, я не понимаю, каким образом этот разбор Могилёвская Римско-католическая консистория могла положить конченным, и почему Литовское Православное епархиальное начальство должно согласоваться с этим положением. Подобное согласие было бы доказательством или беззащитности Православного духовного ведомства в отношении ведомства Римско-католического, или же совершенной беззаботности оного о целости своей паствы. Одно и другое было бы недостойно как правительства, так и обоих духовных начальств.

Что касается совращенца Игнатия Радованского, то он считался в числе причётников Коснянской церкви; а Ваше Высокопреосвященство знаете, что причётники суть лица духовного звания, и скажите: могли ли бы вы терпеть в своём духовенстве людей, принадлежащих другому вероисповеданию? Кроме того, этот Радованский не только крещён, но даже миропомазан священником Коснянской церкви в 1821 году, как удостоверяет метрическая запись той церкви; да и священник сей церкви, спрошенный ныне, изъявил сомнение в том, якобы Радованский находится в списке прихожан Клещелевского костёла, подписанном им во время бывшего разбора тамошних прихожан. По сим причинам и предписано было епархиальным начальством местному духовенству склонить Радованского мерами увещания к возвращению на лоно прародительской церкви. Что ж касается делаемых якобы ему притеснений, с указанием на заключение его в зданиях упразднённого францисканского монастыря, то, по объяснению благочинного, это сущая клевета, в благодарность за отвод ему во время увещания помещения в сказанных зданиях, вместо жидовской корчмы, в которой он без того проживать бы был должен.

Засим я полагаю: по первому предмету, чтобы консистория Могилёвская возвратила на место список прихожан Острожанского костёла для подписания оного священником Гродзиской церкви, как подписан уже священником церкви Дрогичинской, и тогда только считала бы конченным разбор прихожан того костёла; – по второму предмету, чтобы в консисторию Литовскую прислан был список прихожан Клещелевского костёла, составленный при разборе, и если в нём записан Игнатий Радованский, то будет он тогда оставлен уже безвозвратно в Римско-католическом исповедании – из духовного ж ведомства он уже исключён. Предположения эти столь законны и умеренны, что Ваше Высокопреосвященство, надеюсь, отдадите им полную справедливость и сделаете со своей стороны соответственные распоряжения к исполнению оных, с уведомлением меня о таковых.

При сем случае неизлишним считаю обратить внимание Вашего Высокопреосвященства на следующее обстоятельство: оба ваши отношения ко мне написаны с такою положительностью о противозаконных якобы действиях Православного духовенства, что нельзя не полагать о полной уверенности вашей в справедливости обвинений, поступивших от подчинённого вам духовенства. Между тем, видите сами, как мало они основательны – виновны сами обвинители. К несчастью, подобные обвинения слишком часто мною замечаются; и они, могу вас уверить, происходят не столько от пастырской ревности, сколько от влияния местного вредного духа, которого многие Римско-католические священники делаются орудиями с сознанием или без сознания. От сего то производились и производятся столь часто дела против тех священников о совращении и преподавании духовных треб лицам Православного ведомства, равно о других противозаконных поступках в отношении сего ведомства. Довольно указать на один пример. В консистории Литовской производится дело о нескольких лицах Антолептского Православного прихода в Новоалександровском уезде, совращённых в Римско-католическое исповедание – и в деле сем обнаружено, что совращение это одобрено и утверждено Вашим Высокопреосвященством посредством миропомазания тех лиц во время посещения вами оных мест в 1847 году. Если священники вашего ведомства осмелились и сумели ввести своего главного начальника в действие, к уголовным преступлениям относящееся, то на что не дерзнут они, когда действия их не имеют такой гласности и закрываются местным покровительством.

Сохрани Господи, чтобы я обвинял здесь всех Римско-католических священников! Но потому именно, что из них не так-то многие следуют дурному влиянию и руководствуются вредными правилами, до́лжно бы их устранить и заменить людьми добросовестными, жаждущими взаимного церковного мира. Надеюсь, что Ваше Высокопреосвященство, взысканные милостью и доверенностью правительства, примете с братскою любовью мои слова необходимой откровенности и обратите внимание на подчинённое вам духовенство, преимущественно бывшей Белостокской области, к собственной вашей Могилёвской епархии принадлежащее, для отклонения оного на будущее время от противозаконных действий и напрасных обвинений относительно Православного духовенства. С моей стороны, будьте уверены, что я стараюсь всеми мерами удерживать подчинённое мне духовенство от поступков противозаконных и даже неприязненных против духовенства Римско-католического, и даже враждебные и незаконные действия сего последнего духовенства прикрываю постоянно снисхождением и долготерпением – иначе вы и правительство забросаны были бы без числа справедливыми на него жалобами со стороны Литовского епархиального начальства.

Исполняя Высочайшее Его Императорского Величества повеление, об осмотре епархий Могилёвской, Минской и Полоцкой, я намерен прибыть в Полоцк 18, а в Витебск 23 сего сентября. Мне желательно было бы видеть некоторое число приходского, особенно воссоединённого духовенства; и потому покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство распорядиться, чтобы на другой день после моего приезда, как в Полоцке, так и в Витебске, собралось окрестное духовенство не далее однакож как за пятьдесят вёрст. Прикажите также, Высокопреосвященнейший, чтобы к моему приезду заготовлены были, за подписанием членов консистории и правления семинарии по принадлежности, особые ведомости по предметам, на обороте сего показанным.

Ведомости, требующиеся от консистории и семинарских правлений.

1) Сколько было учеников, кончивших курс наук в семинарии с 1845 по 1849 год, особо за каждый год.

2) Сколько за то же время рукоположено священников из учеников, кончивших курс наук в семинарии, а сколько из некончивших, особо за каждый год.

3) Сколько было за то же время в каждом году не исповедавшихся по нерадению.

4) Сколько было за то же время в каждом году присоединившихся к Православной Церкви из Римлян, а сколько из других исповеданий.

5) Сколько было за то же время в каждом году смешанных браков с лицами Римско-католического исповедания, а сколько с лицами других исповеданий.

6) Сколько воссоединённых священников и монашествующих отрастили уже бороды и облачились в костюм, свойственный Православному духовенству, а сколько ещё остаётся в прежнем костюме воссоединённого духовенства.

В бытность мою на прошлой неделе в Полоцке, я нашёл здания тамошней семинарии в крайней опасности. Они покрылись повсеместно трещинами новыми, или прежними, значительно увеличившимися. Для отклонения опасности, по настоятельному представлению преосвященного Василия, ассигнована некоторая сумма на производящуюся ныне сломку сводов верхнего этажа по двум коридорам и некоторым комнатам. Но это, отклонив безпосредственную опасность падения сих сводов, едва ли не ослабило ещё более самого здания, частью от сотрясения, производимого сломкой, частью уничтожением связи хотя слабой между стенами, которую составляли промежутками эти своды. Дай Бог, чтобы здание простояло некоторое время. Я не поручился бы и за один год. Случайное усиленное действие вод осенью или весною может легко способствовать нечаянному разрушению сих зданий. Починка оных, по моему мнению, стоила бы более, нежели возведение новых, потому что её нужно производить с самых фундаментов, осевших от постоянного действия вод реки Двины и Полоты, в угловом слиянии которых на значительном возвышении находятся эти здания, да притом эта же причина необходимо действовала бы и впоследствии на новые здания.

Впрочем, после имеющихся уже предположений высшего начальства, нечего думать о капитальной починке или отстройке зданий в Полоцке для семинарии. Преосвященный Василий сообщал мне рапорт свой Св. Синоду, от 4 февраля настоящего года, относительно перевода семинарии из Полоцка в Витебск. В рапорте сем изъяснён указ Св. Синода от 20 октября 1844 года, дающий знать епархиальному начальству, что решено окончательно передать на этот предмет здания бывшего в Витебске базилианского монастыря, занимаемые ныне отчасти соборным духовенством, отчасти губернскими присутственными местами – после отстройки помещения для сих мест.

Здания сии совершенно соответственны для семинарии, и по вместительности, и по местности, и по сопредельности к лучшему в Витебске собору – и я, как по долгу службы, так и для отклонения от себя ответственности, покорнейше прошу Ваше Сиятельство, чтобы по означенному рапорту преосвященного Василия, от 4 февраля сего года, воспоследовало как можно скорее разрешение и действие.

Затруднение состоит только в том, что губернские начальства, в течение пяти лет, и не думали об отстройке помещения для присутственных мест и теперь могли бы затруднять предположение духовного начальства. Местный генерал-губернатор предлагал, преосвященному Василию, а после и мне, купить частный дом, прилежащий к дому Витебских духовных училищ, и в обоих сих домах поместить семинарию. Но это помещение, состоящее из одного только этажа и низких подвалов, способных только для служб, и в половину недостаточно для семинарии, вмещающей ныне в своих зданиях более полутораста воспитанников; да и местность сих домов лицом на две публичные улицы, из коих одна, С.-Петербургское шоссе, вовсе неудобна и даже вредна для нравственного образования. Вообще приобресть или нанять дом в Витебске для толь огромного заведения, какова семинария, вовсе невозможно. Тогда как нанять помещения для губернских присутственных мест каждому отдельно и возможно, и удобно. В Вильне подобные места помещаются по большей части тоже в частных наёмных домах, сам даже гражданский губернатор. Засим для безотлагательного разрешения настоящего дела остаётся только, чтобы высшее начальство вменило в обязанность местному: о найме помещения в Витебске для губернских присутственных мест и очистке зданий, принадлежащих духовному ведомству, необходимых для помещения семинарии.

Впрочем, генерал-губернатор князь Голицын, при последнем моём с ним свидании, изъявил готовность способствовать сему делу, тем более что несколько строящихся новых частных домов в Витебске могут быть по найму приспособлены для помещения присутственных мест.

Возымев намерение, вместо нынешнего тесного и неудобного хода в склеп, где почивают мощи Виленских святых мучеников, сделать ход удобный и приличный хранящейся там святыне, я заказал мастеру Салямону сделать к сему входу на мой счёт железную решётку и таковые ж двери, со всеми принадлежностями для их постановки, за сумму 363 рубля 69 копеек серебром. Сверх того, положено Салямону особо 20 рублей серебром за двадцать резных украшений к столбикам, в которых укреплена будет решётка. За сию работу уплачено мною уже мастеру Салямону 358 рублей 69 копеек серебром, а остальные 25 рублей серебром будут ему мною заплачены после окончательной постановки на место решётки и дверей.

Засим поставляю в обязанность Святодухову монастырю, означенные решётки и двери с их принадлежностями принять в своё ведение и затем заняться устройством нового входа в под-алтарный склеп по предположенному плану, на счёт монастыря.

При сем препровождается в поддоннике обязательство мастера Салямона, на котором значатся собственноручные его расписки в полученных от меня деньгах.

При сем нужным считаю дать знать монастырю, что значащийся по плану над входными дверьми образ св. мучеников с рамою принял заказать на свой счёт и доставить в будущем августе месяце г-н тайный советник Иван Григорьевич Сенявин.

По долгу христианскому памятуя о смерти, положил я, при случае устройства ныне под-алтарного склепа в Святодуховской монастырской церкви, где почивают мощи святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, устроить для себя гроб под ракой сих священномучеников и для него заказал на литейном Бертовом заводе в С.-Петербурге памятную чугунную доску с приличною надписью. Эта доска доставлена будет в скором времени в город Вильно.

Засим поставляю в обязанность монастырю, при продолжающихся ныне работах в под-алтарном склепе, устроить для меня гроб под ракой святых Виленских мучеников, по данным мною указаниям архитектору, и на гробе сем положить сказанную выше памятную чугунную доску – да лучшая надежда христиан, блаженное упокоение, предстоит всегда памяти и взорам нашим грешным!

Пятьсот уже миную лет как пострадали за веру Христову в городе Вильне первые Литовские мученики: Антоний, Иоанн и Евстафий. Церковь Православная празднует их память в 14-й день апреля, и под сим же днём помещены их жития в Четьи-Минеи. Нетленные мощи сих угодников Божиих сохранились в под-алтарном склепе церкви Виленского Святодухова монастыря и были освидетельствованы Святейшим Синодом в 1826 году, посредством преосвященных Минского Анатолия и Черниговского Лаврентия. Между тем, к мощам сим оказывали и оказывают большое благоговение не только Православные, но и Римляне, не только местные жители, но и отдалённые, прибегая к ним в чаянии получить облегчение в скорбях и немощах.

Вход в под-алтарный склеп, где почивают мощи святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, находился доныне пред самыми царскими вратами, так что затруднялось самое богослужение; да притом оный был весьма неудобен для спуска, по крутизне лестницы. Желая устранить это неудобство, я отчасти собственными, а отчасти монастырскими средствами, соорудил в склеп, прошлым летом, новый удобный и благовидный вход, подальше от царских врат, и самый склеп устроил поприличнее, как донесено мною Св. Синоду, от 10 сего октября за № 9858, и как значится на прилагаемом при сем плане под № 1.

Эта святыня, сохранившаяся как бы чудом, заслуживает полного внимания Православной Церкви. Может быть, в бедственные прошлые времена, из стольких бывших в Вильне церквей один только Святодухов монастырь устоял непоколебимо в Православии потому единственно, что самым делом основан на святых мучениках. С другой стороны, это есть видимая точка соединения здешней страны с общею Православною Церковью, и напоминовение всякому русскому сердцу, что эта страна издревле не чужда России и Православию.

Глубоко чувствуя эти обстоятельства, благоговея к святыне, Богом нам сохранённой, я предположил под-алтарный склеп или пещеру, где почивают мощи святых мучеников Антония, Иоанна и Евстафия обратить в церковь, устройством иконостаса по приложенному здесь проекту под № 2, и церковь эту посвятить имени сих угодников Божиих. Я знаю, сколь здешние Православные признательны за облегчение им входа в склеп святых мучеников; устройство здесь церкви удовлетворит вполне их благочестивые желания.

Засим покорнейше прошу разрешения Св. Правительствующего Синода на устройство иконостаса и алтаря по приложенному плану, а тем самым на обращение под-алтарного склепа в церковь во имя святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия.

Что касается средств на устройство церкви, то таковые имеются в сумме, пожертвованной на сей предмет почётным гражданином города Иркутска Ефимом Кузнецовым.

Св. Синоду, 7 марта 1850 года № 772.

При новом образовании Литовской епархии, среди чуждых неприязненных элементов, при переведении епархиального начальства в город Вильно, для устройства всего и поддержания устроенного в должном порядке нужны были особенные усилия не только в начальнике епархии, но и в его сотрудниках. Бог благословил меня достойными сотрудниками. К числу самых полезных, самых способных и ревностных, принадлежит кафедральный Виленский протоиерей Виктор Гомолицкий. Кроме должности протоиерейской и члена консистории, на него возлагались и возлагаются разные сторонние обязанности, по местным обстоятельствам весьма тягостные. Обязанности сии пояснены в прилагаемом при сем послужном списке протоиерея Гомолицкого, и он их исполнял и исполняет безмездно к пользе службы, с полным самоотвержением и даже заметною потерею здоровья.

Из уважения к сему, долгом поставляю просить покорнейше предстательства Святейшего Правительствующего Синода о награждении кафедрального протоиерея Виктора Гомолицкого орденом св. Анны второй степени, для поощрения его к дальнейшему усердному служению на здешнем трудном поприще.

Графу Протасову, 7 марта 1850 года № 773 (конфиденциально).

Позвольте, Ваше Сиятельство, препроводить при сем на ваши руки рапорт Св. Синоду и просить покорнейше вашего посредства, чтобы представляемому не отказано было в испрашиваемом мною награждении.

Вам больше нежели кому известно наше положение. В постоянной борьбе и со своими, и с чужими, мы должны переносить более, нежели где-либо. Многое меня не досягает, а падает на безпосредственных исполнителей – и едва ли кто из них более вытерпел кафедрального протоиерея Виктора Гомолицкого. Он с полным усердием и самоотвержением исполняет все возлагаемые на него должности и поручения, так что даже физические его силы пострадали. Если бы он не был моим зятем, я давно бы просил о его поощрении. Пять лет я не представлял его к награде, особенно потому, что к низшим степеням орденским до́лжно представлять чрез капитул, а там не могут быть ни оценены, ни даже показаны здешние заслуги. Посему, кажется, просьба моя о награждении его орденом св. Анны 2-й степени не преувеличена. Два года тому, Ваше Сиятельство сделали сие по моей просьбе для моего наместника архимандрита Антония; не откажите ж в этом и для кафедрального протоиерея Гомолицкого, гораздо более сие заслуживавшего. Уважьте, Ваше Сиятельство, и то, что я в Вильне теперь не имею вовсе отличённых орденами из белого духовенства, чтобы поставить в уровень с Римским духовенством. В течение четырёх лет я потерял здесь красу своего духовенства, блестевших орденами, протопресвитера Тупальского и кафедральных протоиереев Ипполита Гомолицкого и Василия Попова.

Графу Протасову, 15 апреля 1850 года № 1245.

Вероятно Ваше Сиятельство слыхали про заведение Александрино, устроенное в окрестностях Вильна супругою бывшего здешнего генерал-губернатора Мариею Николаевною Миркович. Заведение это, прекрасное по первоначальной его цели, при устройстве и дальнейшем развитии такими сопровождалось несообразностями, что я считал вредным принимать в нём какое-либо участие, и даже ни разу не посетил оного, из опасения одобрить в глазах публики своим, присутствием то, что считал неодобрительным. Когда Мария Николаевна, по неизвестным мне причинам, просила меня письменно о принятии того заведения под своё покровительство, я решительно отказал ей в этом, официальным ответом от 6 сентября прошлого года за № 2752, прилагаемым при сем в списке.

Между тем, узнал я ныне случайно об отношении г-на министра внутренних дел к здешнему генерал-губернатору, переданном начальнику губернии, в котором сказано: якобы Мария Николаевна Миркович представила Её Величеству Государыне Императрице, что я согласен и желаю принять под своё покровительство заведение Александрино.

Сколь ни привык я на трудном, моём поприще к выдумкам и клевете, к недобросовестным речам и поступкам, но никогда не мог подумать, чтобы осмелились столь бессовестно, в противность официального моего письма, взводить на меня небылицы, и пред кем же! пред Царственными Особами.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство о сем обстоятельстве довести до сведения Государыни Императрицы, а также уведомить г-на министра внутренних дел. Надеюсь, что в просьбе сей нет ничего неприличного. Я терпелив, равнодушен к интригам; но самый сан мой требует, чтобы блюсти его достоинство. А как можно отвратить частные ненавистные посягательства, если пропускать без внимания явную официальную ложь? – это завлекло бы и, кажется, завлекает здесь многих слишком далеко.

Записка И. Г. Бибикову, посланная 18 апреля вместе со списком предыдущего письма.

Надеюсь, что вы не осудите, Илья Гаврилович простой моей к вам доверенности, прочтёте прилагаемое при сем писание и, при случае, не откажетесь пристыдить несправедливые толки.

Записка генералу Девитту, в Светлое Воскресенье.

Не откажите, Павел Яковлевич передать прилагаемые при сем сто пятьдесят рублей серебром на красные яйца состоящим ныне в Вильне для караулов добрым вашим гренадерам. Кроме добра, я об них ничего не знаю – и мне приятно будет, если благочестивые сии воины, столь усердно молившиеся со мною вместе, вспомнят о моём благословении и при красном яичке.

Записка Илье Гавриловичу Бибикову, 22 мая 1850 года.

Вы обещали предуведомить меня, если Государю Императору или Государю Цесаревичу благородно будет посетить какие-либо Православные церкви и заведения, или же дать какие приказания по духовной части, равно и о том, когда удостоюсь приёма. Возобновляю мою о сем к вам просьбу – нельзя ли поручить это особому расторопному чиновнику? Вы знаете, что мне было бы больнее, нежели кому-либо, если бы по моей части не была исполнена и малейшая воля обожаемого мною Благочестивейшего Государя.

Платону, архиепископу Рижскому, 22 мая 1850 года № 1590.

Охотно и очень охотно исполняю желание ваше, отправляя при сем образ св. Виленских мучеников. Жаль, что нет у нас теперь Хруцкого, велел бы написать что лучшее. Да благословит Бог и вас, и новоучреждённую Рижскую паству. Сердце радуется, когда видишь, что Православная Церковь утвердилась наконец и на этом пункте на незыблемых основаниях. Слава Богу! слава Царю Православному! Поздравляю вас и с личною честью, и с добрым успехом – помоги вам Бог упрочить да устроить учреждённое, а если можно и расширить.

Вчера гостил у меня граф Николай Александрович. Наговорил много утешительного. Мне приятно было узнать, что вы-таки немножко признательны Вильне... а-то, по толкам ваших здешних приятелей, я подумал было и Бог знает что. Хоть и попривык, а всё-таки грустно.

Желаю вам всякого добра – не забывайте и о нас грешных, если можете и хотите.

По-прежнему ваш Иосиф.

Записка генералу Девитту, 30 августа 1850 года.

Примите, Павел Яковлевич, прилагаемую при сем книжечку на память. Пусть она напомнит вам иногда обо мне, как останутся навсегда в памяти моей и здешних жителей честное и благородное поведение оставляющих ныне здешнюю страну добрых войск ваших.

Прочие десять книжек прошу раздать тем из ваших офицеров, которыми они могут принести удовольствие.

А икона св. Виленских мучеников – достойной вашей супруге.

Записка генералу Муравьёву, 10 сентября 1850 года.

Примите, Николай Николаевич, прилагаемую при сем книжечку на память и в знак моего к вам уважения. Благочестивое, честное и благородное поведение войск командуемого вами корпуса останутся незабвенны в здешней стране. Да благословит же их Господь на возвратном пути и в дальнейшем служении Царю и Отечеству.

Прилагаемые при сем пятнадцать книжечек прошу раздать тем из ваших офицеров, которым могут они принести удовольствие.

А. И. Войцеховичу, 3 октября 1850 года за № 3128.

В 1836 году сгорел деревянный дом в м. Жировицах, где помещалась Литовская консистория, и вместе с ним погибли от огня весь справочный архив и новейшие дела, не сданные ещё в особый архив, бывший при соборе. Хотя многие из сих дел восстановлены или пополнены сведениями и копиями, вытребованными тогда же от благочинных, но многие также остались потерянными, особенно те, которые состояли в распоряжениях высшего начальства, то есть бывшей Белорусско-Литовской коллегии. Между тем, сии последние дела весьма важны, по бывшим в предшествовавшие десять лет многоразличным коренным преобразованиям по Литовской епархии. Когда я находился членом, а после председателем сказанной коллегии, мне легко было справляться лично со сведениями, необходимыми по управлению Литовской епархии; но ныне часто без сведений сих нахожусь в затруднении по самым серьёзным делам.

Посему покорнейше прошу вас, Алексей Иванович, прислать мне на несколько недель протоколы бывшей Белорусско-Литовской коллегии за 1827 и следующие годы по 1836 включительно, то есть за десять лет, для сделания необходимых мне по делам Литовской епархии списков или выписок. Списки сии и выписки сделаны будут под личным моим ведением, и я принимаю на себя ответственность за целостное возвращение в синодальную канцелярию сказанных протоколов.

Платону, архиепископу Рижскому, 5 октября 1850 года.

Мне прислано, вероятно, как и вам, объявление на получение в Риге первого тома Древностей, изданного Северными Антиквариями. Прошу Ваше Преосвященство вытребовать это сочинение из показанной на объявлении конторы и мне прислать таковое, а самое объявление оставить в конторе с моею подписью в получении сочинения.

Извините, что я вам отказал в увольнении Первенцева – и, разумеется, ожидайте напредь отказа в отпуске людей, нужных Литовской епархии. Вы знаете, что она нуждается в них не менее вашей – вам же дана, и справедливо, целая Псковская епархия, чтобы вам можно было устроить епархию Рижскую. У вас довольно лакомых мест – если позволю, то к вам обратится отсюда всё, что побит посвоевольничать или полениться. С того времени, как один преосвященный произвёл с первого разу, даже не видя, в протоиереи одного известного вам священника, которого давно следовало бы прогнать из Литовской епархии – всё, что любит выпросить, а не заслужить, обратило взоры на Одессу да на Ригу. Вот причина, по которой просились к вам от меня иные, а не какой-то близкий мне человек, который лишает их моего расположения. Я удивляюсь, как вы могли поверить такой небылице. Вы были столько лет при мне и, кажется, должны бы знать, что у меня, слава Богу, не бывало никогда фаворитов – чего ж мне ожидать от тех, которые меня знают менее вас! – Вот видите: откровенность за откровенность – извините.

PS. Кстати о Тринополе – он уже хорош, и преемники мои, кажется, возблагодарят меня некогда – если только воссоединённый заслуживает признательности и может сделать что доброе.

Графу Протасову, 26 октября 1850 года № 3351 (конфиденциально).

В бытность в Вильне, в под-алтарном склепе церкви Свято-Духова монастыря, где почивают мощи святых Виленских мучеников, Ваше Сиятельство обещали мне своё посредство в разрешении устроить в сем склепе церковь. Посему, долгом поставляю препроводить при сем в ваши руки рапорт мой по сему предмету Св. Синоду, от настоящего числа, и просить покорнейше, чтобы по оному последовало удовлетворительное разрешение.

В бытность мою в С.-Петербурге я справлялся с делом, имеющимся в Св. Синоде, об открытии мощей святых Виленских мучеников – это открытие решено, но отложено до дальнейшего времени. Если бы сверх чаяния нашлись причины, затрудняющие Св. Синод дать официальное разрешение на мой рапорт, то не угодно ли предоставить это собственному моему усмотрению и ответственности.

Ваше Сиятельство не узнали бы теперь помянутого склепа. В минувшее лето я сделал в оный весьма удобный и красивый вход и самый склеп отделал более изящно и вместительно. Теперь весьма умножилось число прибегающих к святым мощам, и устройство церкви ожидается с особенным участием.

Я не сомневаюсь, что Ваше Сиятельство вполне разделяете со мною мнение о важности прославления сей Виленской святыни, по влиянию на общий союз русской Православной Церкви. К тому, признаюсь грешный, есть здесь несколько и собственной моей личности – в склепе, под ракой святых мучеников, в глуби земли, я велел сделать для себя гроб и прикрыть оный чугунною памятною плитою. Судит ли мне Бог почить в сем гробе или нет: всё же утешительно для меня устроить сию местность подобающим образом.

Только прошу Ваше Сиятельство не отсылать этого дела в главное управление путей сообщения. Здесь не идёт о постройке или даже устройстве церкви, но только о сделании маленького иконостаса. По одному взгляду на план, вы увидите, как красив этот иконостасик и как соответствен местности – а там какой-нибудь низший делец готов всё перепортить, – несмотря уже на проволочку времени. Мне же хотелось бы устроить эту церковь к 14-му апреля наступающего года, то есть к празднику святых Виленских мучеников.

И. Г. Сенявину, 26 октября 1850 года.

Хотя я не получил ещё пожертвованного вами Виленскому Свято-Духову монастырю образа наших святых Виленских мучеников, но уверен совершенно, что оный во всех отношениях достоин и жертвователя, и столичных артистов. Приношу от всего сердца Вашему Превосходительству благодарность за ваше усердное приношение церкви святой.

Между тем, и я здесь не дремал. Минувшим летом сделал новый удобный и красивый вход в склеп, где почивают мощи святых мучеников, и самый этот склеп устроил поприличнее. Теперь остаётся только поставить ваш образ над дверьми в пещеру. Если посетите наше Вильно, надеюсь, будете иметь полное душевное утешение. Дал бы мне Бог осуществить ещё живейшее моё желание: в самом склепе устроить церковь во имя св. мучеников, Антония, Иоанна и Евстафия!

Да благословит Бог вас и семейство ваше!

Графу Протасову, 6 ноября 1850 года № 3461 (конфиденциально).

Ещё в марте месяце сего года, священник Владимирского уезда Волынской губернии Даниил Левицкий, из воссоединённых, некогда воспитанник Литовской семинарии, просил моего посредства к защите его от несправедливых тяжких притеснений. Сколь ни справедливы были, по-видимому, его жалобы, я не считал себя вправе мешаться в это дело, ко мне не принадлежащее, и оставил без всяких последствий его письмо. Между тем, ныне я получил от Левицкого новое письмо, с новыми жалобами на притеснения, ему делаемые, в котором во всякой строке является вопль отчаяния.

После сего я считал бы себя виновным пред Богом, если бы оставил без внимания сии два письма – и потому долгом считаю препроводить оные при сем в подлиннике к Вашему Сиятельству и покорнейше вас просить: не окажется ли возможным по просьбе священника Левицкого, поданной, как он пишет, в Св. Синод, поступить так, чтобы начальства Волынской епархии более обращали внимания на защиту воссоединённого духовенства и от помещиков, и от древлеправославных.

Я не могу подумать, чтобы преосвященный Волынский не понимал, что польские Римско-католические помещики, сами ли по себе или по подстрекательству других, необходимо злобствуют против воссоединённых священников, исторгших у Польши и у Римской Церкви полтора миллиона русского народа, и что по крайней мере первое поколение сих священников заслуживает внимания и покровительства.

Извините, Ваше Сиятельство, что я вас затрудняю этим дедом – но письма Левицкого носят все признаки истины. И ежели ему столь тяжело, способному, по-видимому, защищаться – что же другим священникам!

Генерал-губернатору Бибикову, 12 ноября 1850 года.

Инспектор Литовской семинарии Кандидов четырнадцать лет служил под моим начальством в должности профессора, в том числе семь лет инспектором. Он был всегда отличен, как наставник и как инспектор, был честен в поведении и рачителен в исполнении своих обязанностей. Он желает перейти на службу по учебной части, подведомой Вашему Превосходительству; и мне приятно, по просьбе его, сказать это вполне им заслуженное посвидетельствование и поручить его благосклонному вниманию вашему.

Виленскому Человеколюбивому Обществу, 20 ноября 1850 года № 3637.

Мне известно, сколько страждущих и неимущих в городе Вильне нуждаются в сторонней помощи и благотворительности. Желая почтить добрым делом настоящий день, которым оканчивается двадцать пятый год со времени восшествия на всероссийский престол ныне царствующего Государя Николая Павловича, препровождаю при сем в Виленское Человеколюбивое Общество 1000 рублей серебром и прошу оное внести сей капитал на вечные времена в государственный заёмный банк, а проценты с оного употреблять для вспомоществования страждущим и неимущим – да тёплые их молитвы Всевышнему продлят на многие годы драгоценную жизнь Государя Императора, ко благу вверенных ему Богом народов!

Графу Протасову, 20 ноября 1850 года № 3638 (конфиденциально).

Не осудите, Ваше Сиятельство, что я сообщаю вам на обороте сего письмо моё к Виленскому Человеколюбивому Обществу, с пожертвованием на пользу бедных. Как доброе дело – это должно бы остаться между Богом и моею совестью. Как благодарность к Государю – это только частичка, отделённая на доброе дело от его благодеяний, на меня излаянных – нечем хвалиться..., Твоя от Твоих. Но здесь есть мысль не неслужебная, и она, кажется, не должна быть вам неизвестна, на всякий случай. В Человеколюбивом Виленском Обществе почти исключительно числятся люди, с предубеждениями против России и Православной Церкви. Приношение от Православного преосвященного не может не удивить их самым благоприятным образом – и моя жертва, кроме христианского вспоможения бедным, кроме памяти нынешнего дня, может подействовать и на смягчение сердец неприязненных.

И. Г. Сенявину, 26 ноября 1850 года.

Мы получили наконец на сих днях образ св. Виленских мучеников, вместе с рамою, в совершенной сохранности. Благодарим, благодарим, от всего сердца; и да наградит вас Господь за вашу жертву! Теперь-то наши убогие угодники Божии принарядились на славу. Действительно, и живопись, и резная рама чудесны – на них бы загляделись и в столицах, а что ж у нас, на провинции. Ещё раз приношу вам благодарность от себя и от всех Православных здешней страны.

Не осудите меня, если я сообщу здесь ещё одну мысль или просьбу, как хотите – а Ваше Превосходительство поступите, как вам Бог внушит. Усердие ваше к нашим святым угодникам, в их числе и к вашему патрону, не ново. Три года тому назад, вы пожертвовали 1000 рублей серебром на раку для них. Впоследствии на сей предмет поступила такая ж сумма от сенатора Семёнова. Но мы не могли ещё употребить сих денег, не имея возможности снестись лично с мастеровыми и артистами и сообразиться с ценами. Не примете ли, Иван Григорьевич, на себя труда подумать об этом деле в досужные для вас минуты. Мы бы вам передали находящиеся теперь в банке, означенные две тысячи рублей серебром с процентами; а вы, при местных средствах, употребили бы их с большею пользою, нежели мы сможем и сумеем. При вашем добром усердии, легко бы нашлись и другие благочестивые люди, которые бы помогли, в случае недостатка средств на этот предмет.

На всякий случай, не излишним считаю пояснить, что скромная деревянная рака, в которой ныне почивают Виленские угодники Божии, длиною в верху 2 арш. 10 вершков, а шириною 2 арш. 3¹/₂ вершка. Судя по средствам, желательно бы иметь раку бронзовую – а как её седлать, у вас лучше обдумают, нежели у нас. Мне думается, что её лучше бы сделать складную, так чтобы три отдельные раки составляли одну раку, и чтобы покрышка удобно открывалась и вполне, и по частям.

Ещё раз простите, что я вас утруждаю. Сделаете, как вам Бог внушит. Если не поможете делом, то хотя советом.

Графу Протасову, 2 февраля 1851 года № 265.

В 9-й день истекшего января, повредил я себе случайно ногу в колене, довольно болезненным вывихом, и должен был пролежать около десяти дней. Почувствовав облегчение, я отправился в Жировицы посмотреть тамошний монастырь и многолюдные духовные училища, которых не видал два года. По пути посетил я своих стариков родителей и возвратился в Вильно в 31-й день января. Сегодня служил я уже торжественно по случаю церковного праздника и молебствия об обручении великой княжны Екатерины Михайловны. Слава Богу, не осталось никаких вредных последствий от моего небольшого болезненного приключения.

Уведомляя о сем Ваше Сиятельство, имею честь быть.

И. Г. Сенявину, 28 февраля 1851 года № 611.

Я имел честь получить письмо Вашего Превосходительства, от 9 сего февраля, с приложенным планом и сметою на сооружение бронзовой раки для мощей святых Виленских мучеников, в чём вы благоволили принять толь деятельное участие.

Я думаю, что рака вся должна быть вызолочена, ценою по показанию мастера в 2680 рублей серебром, так как смесь серебра и позолоты была бы у нас затруднительна при необходимой по временам очистке. Самый корпус раки мне показался красив и изящен – но крыша выходит не ладна. Кажется, нужно оставить мысль сделать её складною. Лучше сделать целиком на всю раку, с приделкой по бокам по две ручки, так, чтобы крыша могла сниматься совершенно в случае надобности. Крыша эта будет красивее, если её поднять несколько над ракой и разделить не на четыре, но на три продольные части, соответствующие трём телам мучеников. Каждый отдел пусть будет кругом крепкий бронзовый (едва ли внутри не нужно его укрепить железом), по средине же да будет по два стекла в каждом. По два стекла предполагаю потому, что красивее может округлиться бронза, и стёкла поменьше легко могут замениться и на партикуляре. Мысль эту о крыше я старался изобразить, хотя и не вполне, на прилагаемом при сем рисунке моего архитектора – она не имеет ещё той вышины, какой желал бы я, да и ручки должны быть ниже,

Сверх того, я желал бы, чтобы на главной стороне раки, то есть против голов мучеников, вырезаны были три венца, поддерживаемые ангелами, а в венцах написаны имена св. мучеников как показано на том же прилагаемом мною рисунке. Желал бы также, чтобы среди украшений по прочим трём сторонам раки сделаны были по три блестящие звезды.

Впрочем, в применении этих изменений к целому, я полагаюсь совершенно на вас, Иван Григорьевич, и на избранного вами художника.

Не знаю, будет ли дороже или дешевле рака с этими изменениями и с заменою стеклом некоторой части бронзы – но во всяком случае разница в цене должна быть невелика. Ещё раз, предоставляю совершенно Вашему Превосходительству распорядиться этим делом по вашему усмотрению. Если ж признаете нужным какие формальности со стороны мастера или епархиального начальства, то прошу меня о том уведомить. Буду также ожидать вашего уведомления насчёт времени, когда отправить к вам билеты на сумму, предназначенную для постройки раки.

Пещерная церковь во имя св. Виленских мучеников устраивается у нас деятельно, и, если Бог поможет, надеюсь её освятить в 14-й день наступающего апреля. Даст ли мне Бог переложить мощи святые в изготовляемую вами раку?

План и смету, присланные вами, при сем возвращаю.

Имею честь быть.

PS. Если признаете нужною формальность, то есть контракт монастыря с мастером, то благоволите распорядиться, чтобы проект такового был заготовлен сим последним, и чтобы с проектом прислан был полный окончательный рисунок раки, дабы я мог формально утвердить тот и другой. Но повторяю – что я рад буду, если Ваше Превосходительство примите это дело вполне на себя – тогда и формальности с нашей стороны не нужны.

Графу Протасову, 10 апреля 1851 года № 1105 (конфиденциально).

В следствие конфиденциального отношения Вашего Сиятельства от 31 истекшего марта, долгом поставляю уведомить, что из духовных лиц мне известных, для занятия открывшейся вакансии Ковенского епископа, викария Литовской епархии, я считаю более соответственным нынешнего ректора Литовской семинарии архимандрита Филарета (Малишевского).

Графу Протасову, 14 апреля 1851 года № 1120.

Спешу поделиться с Вашим Сиятельством душевным удовольствием, которое испытал я в нынешний день. Пещерная церковь во имя святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, поспела вовремя, и я сподобился освятить её в сей 14-й день апреля, то есть в праздник святых мучеников. Церковь вышла прекрасная, и всё совершилось, кажется, к общему удовольствию Виленского Православного стада. Признаюсь, в последние четыре месяца мне бы тяжеле́нько было умереть, не довершив этого благого дела – а дело это, в видах Православной Церкви, нахожу я столько полезным, что считал бы заслужившимся у неё даже тогда, если бы ничего больше не сделал для неё в Вильне. Я говорил после освящения приличное случаю слово, которое долгом поставляю при сем приложить.

Благодарю Ваше Сиятельство за посредство в разрешении совершить это дело. Теперь в Вильне крепкое прибежище на земле для всех Православных, а в земле отрадный приют и для меня грешного.

И. Ф. Паскевичу, князю Варшавскому, 23 апреля 1851 года.

Светлейший Князь!

Западный край империи всегда на глазах у Вашей Светлости, и вы не можете быть равнодушны к происшествиям, у нас случающимся. Как одно из них, долгом поставляю принести Вашей Светлости маленькую книжечку, при сем прилагаемую. Примите её, Светлейший, не как сочинение, по как факт и как добрую весть о нашей стране. Если сей случай употребил я и для того, чтобы возобновить у вас память прежней вашей ко мне благосклонности: то не осудите, Светлейший, этого желания в искреннейшем и постоянном ценителе вашего славного имени, ваших славных дел и величайших заслуг ваших пред отечеством.

С глубочайшим высокопочитанием и преданностью, имею честь быть.

Графу Протасову, 23 апреля 1851 года.

Препроводил я уже к Вашему Сиятельству в рукописи слово, произнесённое мною в 14-й день сего апреля при освящении пещерной церкви святых Виленских мучеников. Теперь напечатал оное в некотором количестве экземпляров, собственно, для себя, чтобы дарить тех, кому оно может быть приятно или полезно. В печати прибавлено несколько примечаний, для пояснения некоторых мест.

Примите, Ваше Сиятельство, прилагаемый при сем экземпляр, не как сочинение, но как добрую весть о нашей стране и как знак моего к вам уважения и преданности.

Препровождаю особо ещё 30 экземпляров сего слова и прошу Ваше Сиятельство передать по одному вашим директорам и синодальным членам, кроме высокопреосвященного Никанора, которому переслал я оное при особом письме. Остальные экземпляры, может быть, Ваше Сиятельство, найдёте приятным раздать другим лицам по вашему усмотрению.

Если не будет противно правилам приличия, то прошу Ваше Сиятельство представить экземпляр этого слова Государю Цесаревичу, как личному благодетелю Виленского Свято-Духова монастыря.

Государю Цесаревичу, 26 июля 1851 года.

Ваше Императорское Высочество, Государь Цесаревич!

Зять мой, протоиерей Виленского кафедрального собора Виктор Гомолицкий, имея несколько человек детей, желает старшего своего сына, десятилетнего Флора, посвятить военной службе и, для избежания неудобств воспитания в западных губерниях, видеть его определённым в кадетский корпус. Просьбу о сем намерен я был повергнуть на милостивое усмотрение Вашего Высочества, когда прошлыми летом удостоился лично благосклонного Вашего внимания в Вильне: но молодые в это время лета моего племянника от сего меня удержали.

Ныне осмеливаюсь прибегнуть к милости Вашего Высочества и просить всепокорнейше о принятии означенного моего племянника Флора Гомолицкого во второй кадетский корпус.

Удостойте милостивого внимания просьбу сию преданнейшего и усерднейшего слуги и богомольца Вашего Императорского Высочества и проч.

Генерал-адъютанту Якову Ивановичу Ростовцову, 26 июля 1851 года № 2454.

По предстательству вашему, семь лет тому назад, помещён во втором кадетском корпусе племянник мой Августин Семашко. Ныне осмелился я просить Государя Цесаревича о принятии в тот же корпус другого моего племянника Флора Гомолицкого, сына протоиерея Виленского кафедрального собора. Просьбу о сем к Государю Цесаревичу имею честь препроводить к вам, Милостивейший Государь, и покорнейше прошу о благосклонном вашем посредстве к удовлетворению оной. Я столько полагаюсь на благорасположение ваше, что решился отправить ныне же Флора Гомолицкого в С.-Петербург к родному моему брату, служащему по министерству внутренних дел в департаменте иностранных исповеданий, коллежскому советнику Михаилу Cемашке, который и представит его, если потребуете. Между тем долгом считаю приложить при сем требуемые для помещения в кадетский корпус бумаги, как то: свидетельства, метрическое и о здоровье и привитии оспы, а также послужной список протоиерея Виктора Гомолицкого и свидетельство о дворянстве.

Графу Протасову, 21 августа 1851 года № 2725 (секретно и конфиденциально).

Долгом поставляю препроводить при сем список с отношения моего к местному генерал-губернатору, касательно строений, предлагаемых им для духовных Православных заведений, вместо по-миссионерского монастыря, взятого на институт благородных девиц. Строения эти в толь запутанных состоят обстоятельствах, что передача их крайнему подверглась бы затруднению и дала бы повод к нескончаемым спорам и делам, которые приостановили бы на весьма отдалённое время устройство помещений, необходимых в Вильне для Православного ведомства.

Я узнал частно, что от графа Клейнмихеля последовало предписание Виленской строительной комиссии представить планы двух монастырей, францисканского и монахинь бенедиктинок, предназначающихся для помещения, в первом, уездных и приходских духовных наших училищ, а во втором первоклассного женского монастыря и училища для девиц духовного звания. Не знаю, каким порядком и кем именно указано это назначение; но оно весьма соответственно означенной выше потребности Православного ведомства. Между тем, мне известно, что принимаются сильные старания об охранении сказанных двух монастырей для Римско-католического ведомства – и старания эти происходят с той же стороны, которая содействовала взятию от Православных по-миссионерского монастыря, к весьма ощутительному материальному и нравственному вреду в Вильне для Церкви Православной.

О всех сих обстоятельствах долгом считаю уведомить Ваше Сиятельство, в той надежде и с такою просьбою, что если дело сие производится по соглашению с вами, то вы не откажетесь принять участие в охранении интереса Православной Церкви.

Я опасаюсь, чтобы предположение графа Клейнмихеля не осталось втуне, наделав только напрасно вредного шуму. Старающиеся уронить оное надеются на то, что в предписании, данном строительной комиссии, францисканский монастырь назван заштатным, тогда как он есть штатный первоклассный. В сем случае очень легко монахов францисканов перевести с их штатом в который-либо из Римско-католических заштатных монастырей, вместо того, чтобы заведения Православные оттеснять в самые неблаговидные и невыгодные местности.

Н. Н. Муравьёву, командиру гренадерского корпуса, 7 октября 1851 года.

Родной мой племянник, Самсон Семашко, кончивший ныне науки в среднем отделении Литовской семинарии, изъявлял постоянно и ныне изъявляет желание поступить в военную службу. Не находя нужным препятствовать этому намерению, я желал бы однакож, чтобы служба его началась не в западных губерниях, но среди коренного русского населения. Потому, препровождая вместе с сим просьбу Самсона Семашки с шестью приложениями, покорнейше прошу Ваше Превосходительство удовлетворить оную, если к тому не окажется особых препятствий.

При просьбе не приложено свидетельства об увольнении Самсона Семашки из духовного ведомства; но таковое представлено будет, как скоро получено будет сведение о беспрепятственном его приёме в военную службу.

В ожидании благосклонного ответа, имею честь быть с особенным уважением и преданностью.

Графу Протасову, 20 октября 1851 года № 3475 (конфиденциально).

Бытность Вашего Сиятельства в Вильне, прошлый год, должна была убедить меня в хороших отношениях ваших к Илье Гавриловичу, а следовательно, обнадёжить о добром с его стороны участии в делах Православной Церкви. Хотя я вскоре увидел, что действия Ильи Гавриловича имеют совершенно другой характер, и что некоторые мои попытки поправить дело не только не принесли пользы, но даже были употреблены во зло: за всем тем, из уважения к вам, Николай Александрович, я более уже полутора года воздерживался от явной борьбы; и теперь, когда дальнейшее с моей стороны молчание было бы преступно, я отправляю при сем в ваши руки шесть рапортов Св. Синоду и одно конфиденциальное отношение, за №№ 3400, 3403, 3434, 3436, 8449, 3455 и 3462. Они несколько компрометируют Илью Гавриловича, и я предоставляю Вашему Сиятельству дать сим бумагам такой ход, какой признаете полезнейшим для службы.

Эти бумаги относятся только к некоторым делам, но и они, кажется, достаточно убеждают, что нельзя вовсе полагаться на пособие со стороны Ильи Гавриловича, действующего скорее на расстройство, нежели на упрочение дел Православных. Илья Гаврилович избрал лёгкий путь: хотя, по евангельскому слову, лёгкий путь не есть лучший. Ему хочется заслужить любовь и доверенность сильной, богатой, польской партии, по примру всех приезжающих сюда, чтобы удобно и приятно пожить, а не послужить с пользою. Жаль, что Илья Гаврилович не хочет видеть, что для него не всё то полезно и прилично, что полезно и прилично для его секретарей и адъютантов, что едва ли он может заслужить любовь и доверенность партии, которая и существует только жизнью, неприязненною Русским и России, и что, даже в случае возможности этого, Илье Гавриловичу, брату Димитрия Гавриловича, до́лжно для сего вдвойне предательствовать противу службы, нежели кому другому.

Как бы то ни было, Илья Гаврилович отдался сказанной партии и окружил себя людьми, действующими в её пользу. Он увидел, что самый верный способ понравиться сей партии есть действовать или по крайней мере прикидываться действующим против Православных; а чтобы поддержать за собою славу и ревностного Православного, он, подобно многим у нас Великороссам, покровительствует нескольким древлеправославным попам и порицает воссоединённое ведомство. Жалкое, смешное фиглярство, достойное какого-нибудь мелочного полицейского, а не высокого государственного сановника.

Достойна сожаления и приманка, на которой держат здесь теперь Илью Гавриловича, подобно другим Великороссам. Их успели уверить, что здесь в особенности любят и уважают Великороссиян – и они тому поверили. Никому не придёт на мысль, на чём основывается это мнимое предпочтение. В трёх губерниях не найдётся и сотни чиновников из Великороссиян. Некоторых из них задобрить лестью, других деньгами, а всех обмануть, как здесь новых, гораздо легче, нежели всю массу здешних Русских Православных, нежели духовенство воссоединённое, которое, приведя свою паству на лоно Православной Церкви, честью и совестью обязано пещись об утверждении оной в единении и в охранении против вражды и посягательства преобладающих в здешней стране иноверцев.

Извините, Николай Александрович, некоторые резкие выражения – я слишком долго терплю, чтобы не иметь права высказать правду наотрез. Притом же я пишу только для вас; а вы обязаны ответственностью по нашим делам столько же, как я, если не более. Вы имеете возможность и средства помочь им; я же должен по большей части только терпеть безмолвно, когда меня топчут и предают в жертву партии, неприязненной России и Церкви Православной! Я знаю давно, что мне не ожидать другой участи – но всё же больно.

Всеподданнейшая просьба, от 30 октября 1851 года.

Благочестивейший, Самодержавнейший Государь!

По Промыслу Всевышнего и по милости Вашего Величества, удостоился я быть орудием благого дела воссоединения Униатов к Церкви Православной. Никогда не ослеплялся я насчёт своей будущности. Я знал, что подвергнусь постоянному недоброжелательству и проискам поляков и Римлян. Знал и то, что, по особым обстоятельствам воссоединённого ведомства, не вполне известным, а следовательно, и не вполне оценённым Русскими древлеправославными, не могу и с их стороны иметь полной доверенности, а следовательно, искреннего сочувствия и расположения. В сем убеждении, я при самом воссоединении просьбою, прилагаемою у сего в списке, всеподданнейше просил Ваше Величество уволить меня от дел, когда моё в них участие сделается ненужным. Эта последняя оговорка была естественна – я полагал, что служба моя была ещё тогда необходима, по крайней мере на три года, для утверждения только что совершившегося дела воссоединения.

Когда это дело упрочено вполне, я обращался, прилагаемыми тоже при сем в копиях отношениями к графу Николаю Александровичу Протасову, от 18 декабря 1842 и 26 февраля 1843 годов, об испрошении у Вашего Величества милостивого удовлетворения вышепомянутой просьбы. Но не получил ни удовлетворения, ни ответа.

Засим мне оставалось отправиться в Литовскую епархию и основать жилище в местности, где всегда господствовала самая деятельная-неприязненность к Церкви Православной и к самой России, и где, следовательно, я должен был подвергаться, более нежели где-либо, вражде и интриге. Меня несколько поддерживала уверенность, кажется, не неоправданная, что я более кого другого мог принести здесь пользы и государству, и Церкви Православной. В глубине сердца я даже питал надежду, что город Вильно, бывший некогда поприщем отторжения стольких миллионов от Русской народности и от единения с Церковью Православною, будет орудием и обратного справедливого очистительного движения.

Эта надежда час от часу ослабевала, час от часу более отказывалась поддерживать дух мой в постоянной борьбе, тем более тягостной, что для пользы же службы должен был я скрывать в глубине сердца и всю её силу, и весь её объём. Я вижу совершающуюся постепенно реакцию к поддержанию и усилению в здешней стране партии и элементов, неприязненных России и Православию. Вижу, если не мысль правительства, то по крайней мере мысль и направление лиц, действующих в сем смысле его именем. Вижу также постоянное направление дел и обстоятельств к тому, чтобы уронить дело воссоединения и посрамить делателей на его пользу, а может быть, их примером отклонить навсегда попытки действовать на пользу России и Православия.

Я здесь не истец – никого не обвиняю: но поверьте, Ваше Величество, моему убеждению, поверьте чувству преданного вам верного слуги, непривыкшего на пути служения останавливаться какими-нибудь мелочными препятствиями. Мне необходимо сойти с поприща службы, чтобы не доставить удовольствия врагам России и Православия видеть меня посрамлённым и поруганным самими ж Русскими и Православными, самим правительством. Притом же с летами и силы мои ослабевают, становясь неспособными не только для борьбы с партиями, но и для обыкновенной служебной деятельности – а Ваше Величество, слава Богу, имеете довольно достойных пастырей, которые для блага России будут трудиться на моём месте, с большею доверенностью правительства и Церкви Православной.

Засим, всеподданнейше прошу Ваше Величество удовлетворить давнишнее моё желание, давнишнюю мою просьбу: уволить меня совершенно от дел, дозволить жить частно по моему усмотрению и обеспечить меня приличным содержанием.

Ваше Величество снизойдёте к желанию моему жить частно. Я не привык к обычаям, нравам и самим постам; не привык к заученным фразам и движениям, которые приобретаются только из детства: и, по необходимости, покажусь странным среди древлеправославного населения, а тем более среди иноков – а мне, более нежели кому, было бы больно сделаться предметом попрёков и недоброжелательства со стороны чад Православной Церкви, которой посвящал я себя всю жизнь душою и телом. О приличном же содержании прошу потому, что желал бы иметь средства делать добро, тем более что у меня многочисленная родня, из которой иные даже пострадали по недоброжелательству ко мне польской партии.

Всемилостивейший Государь! Тридцать один год прослужил я со времени поступления членом в консисторию, двадцать девять лет – со вступления в бывшее главное управление Униатов, Греко-Униатскую коллегию; двадцать два года уже архиерействую, в том числе двенадцать в недрах Православной Церкви. Бо́льшую половину этой многотрудной тридцатилетней службы Ваше Величество воинам своим сочли бы вдвойне, за настоящие кампании.

Отпустите ж меня милостиво, отпустите честно! – а Бог даст Вашему Величеству и Вашему Дому побольше слуг столько же усердных, столько верных, столько преданных, как был всегда Вашего Императорского Величества верноподданный Иосиф, архиепископ Литовский.

Графу Протасову, 30 октября 1851 года № 3587 (в собственные руки).

Мне жаль, что я пустил в ход бумаги, отправленные при отношении к Вашему Сиятельству, от 20 сего октября за № 3475. Пусть бы это пало на моего преемника – ему бы, может быть, более поверили. Моя же участь давно решена самим ходом дел, самою силою обстоятельств, если не системою правительственною.

Я обижал бы Ваше Сиятельство, если бы полагал, что вы не понимаете ни моего положения, ни обстоятельств, изложенных во всеподданнейшей просьбе, при сем препровождаемой. Вы не подумаете также, будто в отставке я ожидаю особенного счастья. Напротив, я знаю, что до конца жизни мне придётся пострадать за доброе дело, которое Бог дал мне совершить. Но на покое я могу страдать лично: тогда как ныне лежит на мне ответственность и за то, чего я не могу сделать, и за то, что сделать мне препятствуют именно те, которые должны бы помогать. На меня тяготят не только партии, но и лица правительственные, которые, не понимая наших дел, часто порицают то, что бы должны похвалить, и хвалят, что бы следовало осуждать.

Будьте уверены, что мне бы легче умереть (и сколько молил я о сем Господа!), чем прибегать к настоящей просьбе. Не знаю, на что меня Бог хранит! Но неужели мне дать себя растоптать безмолвно? Неужели ожидать, пока меня предадут на посрамление сами Русские Православные? Неужели мне ожидать, пока довершится беззаконная сделка на мой счёт с врагами Православия?

Занятый исключительно судьбою драгоценнейшего для меня общественного дела, я не искал ни в партиях, ни в лицах, обеспечения будущей моей личной участи. Я всегда думал, что во всяком случае имею полное право прибегнуть прямо к царской милости, посредством Вашего Сиятельства. В сем убеждении, обращаюсь к вам, граф Николай Александрович, прося покорнейше вашего предстательства к Государю Императору об удовлетворении всеподданнейшей моей просьбы.

При сем осмеливаюсь изложить подробно мои желания, которые в той просьбе излагать было бы долго, а может быть, и не совсем прилично.

Во-первых. Я желал бы, чтобы мне оставлено было всё нынешнее моё содержание, или по крайней мере не было слишком уменьшаемо. Государь Император столь часто оказывает подобную милость слугам своим, что и я питаю о сем надежду. Притом моё положение столь эксцепционально, что милость эта никому не может быть примером и никого не удивит. В своих личных потребностях я могу очень ограничиться: но я теперь не моту так скрыться от всех взоров, как мог бы и желал двенадцать лет тому назад. – Желательно, чтобы я был в состоянии делать добро и прилично стоять в лице людей враждующих и мне и Церкви Православной.

Во-вторых. Я просил бы, чтобы мне пожаловано было 25,000 рублей серебром, на покупку в мою собственность дома с садом или небольшого имения. Эту сумму можно бы заимствовать по всей справедливости из общего капитала воссоединённого духовенства – он составился и возрос моим старанием и заботливостью. Не пожалейте для меня этой жертвы. Униатские иерархи, мои предшественники, оставляли по большей части имения своей фамилии – пусть бы и после меня осталась кому хотя маленькая память. Притом нужно же мне где-нибудь поместиться – а я испытал, что ближайшее созерцание природы, сельские занятия, соединённые с движением и чистым воздухом, всегда имели благодетельное влияние на моё здоровье и на успокоение духа в тревожных обстоятельствах моей жизни. Я имел большое искушение просить об оставлении за мною Тринополя – но за что ж стеснять моего преемника – да и жилье это, может быть, слишком пышно для покойного – и буду ли в состоянии содержать его прилично, если буду отпущен скудно?

В-третьих. Я просил бы, чтобы в новом моём доме дозволено мне было устроить небольшую церковь собственно для себя. Это – необходимость, и, кажется, не должно быть затруднения.

В-четвертых. Я просил бы, чтобы, по моему востребованию и избранию, командированы были постоянно в моё распоряжение один иеромонах, один иеродиакон и два послушника из Виленского Святодухова монастыря. Монастырь сей моими стараниями получил такое устройство и такие средства; что не должен тяготиться этою маленькою жертвою.

В-пятых. Я просил бы, чтобы мне для прислуги отпускаемо было по востребованию до восьми штатных служителей архиерейского дома. Для него положено шестьдесят штатных служителей, в которых он никогда не будет вполне нуждаться. Это – маленькое для меня удобство и не несправедливо: я первый обзавёл в Вильне архиерейский дом и составил для него и Духова монастыря с большим трудом штат служителей, превышающий теперь сорок человек.

В-шестых. Я просил бы, чтобы до устройства нового дома дозволено мне было помещаться в настоятельских кельях Виленского Свято-Духова монастыря, если не удастся мне найти помещение по найму.

Не удивляйтесь, Ваше Сиятельство, что я не устраняюсь от Вильны. Мне не предстоит лучшего выбора. Да притом здесь для меня готов и гроб, под мощами святых Виленских мучеников – и, кажется, есть в природе человека, что ему дорого то место, где он страдал за правду и для доброго дела.

Извините, Ваше Сиятельство, что я вас озабочиваю своею участью. Кажется, я имею некоторое право прибегнуть и к вашей личности, и к вашему государственному положению. К сему, это едва ли не последняя моя просьба – не откажите ж сделать мне честное погребение. В полной надежде на милость Государя Императора и ваше предстательство, я совершенно уверен, что получу всё испрашиваемое – и остаюсь в спокойном ожидании удовлетворения моей просьбы.

Графу Протасову, 4 ноября 1851 года № 3671 (конфиденциально).

От меня отправлены к Вашему Сиятельству конверты с конфиденциальными отношениями: первый, от 21 августа за № 2725, о зданиях, предполагаемых взамен по-миссионерского монастыря; второй, от 20 октября за № 3475, с препровождением шести рапортов Св. Синоду, по разным делам и особого к вам отношения, за №№ 3400, 3403, 3434, 3436, 3449, 3455, 3462; третий, от 30 сего ж октября за № 3587, с препровождаемою при нём всеподданнейшею просьбою и приложениями. Последние два конверта были отданы на почту заблаговременно в 20-й и 30-й день, так что должны быть в те ж дни отправлены в С.-Петербург.

По особым местным обстоятельствам, мне необходимо знать: получены ли Вашим Сиятельством означенные три конверта с десятью официальными бумагами; и потому покорнейше прошу вас, Николай Александрович, уведомить меня о сем. Если сии бумаги пропали, то мне необходимо дать им возможную гласность – и да судит Бог, между мною и моими недоброжелателями.

Графу Протасову, 4 ноября 1851 года № 3672.

Древняя в Вильне Свято-Троицкая монастырская, ныне семинарская церковь, построенная знаменитым ревнителем Православия князем Острожским и хранящая древнюю икону Пресвятой Богородицы, привезённую сюда Еленою, дочерью великого князя Иоанна III (в ней и Ваше Сиятельство, прошлый год, молились с нами не без удовольствия на всенощной), имела долгое время вид довольно неблагообразный и иконостас в роде ширм, весьма неприличных. Нынешним летом, церковь сия вполне обновлена внутренним устройством и украшена иконостасом, отличным по живописи и по отделке. Всё это, при особенной сообразительности и бережливости, стоило с небольшим три тысячи рублей серебром, заимствованных из экономической суммы, происшедшей преимущественно из денег, внесённых в прошлые годы своекоштными учениками семинарии за их содержание. В нынешний день, сподобился я освятить торжественно сию обновлённую церковь – и достойно замечания, что освящение это случилось именно в тот день, когда у вас в С.-Петербурге возложением паллия довершается утверждение и торжество Римских Католиков в России и особенно в пределах бедной Литовской воссоединённой паствы. Как ни скудно это утешение, но всё же утешение, тем более что тут, кажется, последнее моё пастырское действие на пользу и ко славе Православной Церкви – и я спешу поделиться им с Вашим Сиятельством, имея честь быть.

К. С. Сербиновичу, 26 ноября 1851 года.

По случаю предстоящего решения в Св. Синоде дела по просьбе купца Попова, о расторжении брака его с оставшеюся в расколе бывшею его сожительницею, Ваше Превосходительство уведомляете меня, что с явным признанием недействительности брака дети, от него рождённые, лишаются права детей законных, а потому спрашиваете меня, имел ли проситель в виду эти последствия и принял ли меры к обеспечению участи детей своих.

Обстоятельство сие объявлено было купцу Попову посредством одного из членов консистории. Но дело сего рода у нас первое, и ни мы, ни Попов от законоведов не могли узнать, что значит, и каким образом можно в сем случае обеспечить участь детей его. Он записал в гильдию вместе с собою обоих сыновей и дочь и думает, что этим обеспечил уже их относительно имущества; но боится также, чтобы детей его при разводном решении не назвали незаконнорождёнными, и в подобном случае желает лучше не получить развода, если нельзя избежать этого официального пятна для детей его. Он, бедный, плачет, и стоит поберечь чувства родительские.

Уведомляя о сем, желаю вам всяческих благ с вашим малюткой, который вам доставляет столько утешения.

Графу Протасову, 16 декабря 1851 года № 4214 (конфиденциально).

По случаю всеподданнейшей просьбы моей, Ваше Сиятельство спрашиваете меня конфиденциально, от 12 минувшего ноября, какие именно обстоятельства заставляют меня желать сойти с настоящего поприща, – независимо от обстоятельств, изложенных в донесениях моих Святейшему Синоду, препровождённых к вам при отношении от 20 минувшего октября.

Не удивляйтесь, Ваше Сиятельство, что я столь долго медлил ответом. Мне было бы крайне больно, а может быть, и неприлично всё высказывать или пересказывать – да и что же мог я сказать для вас нового?

Вы знаете, в каких отношениях состоит воссоединённое ведомство к Римско-католической и польской партии, в особенности по Литовской епархии, где партия сия по преимуществу может считаться господствующею. Вы знаете, в каком положении отправился я в Литовскую епархию и в каких обстоятельствах переселился с горстью своих подчинённых в самый центр могущества этой партии, Вильно. Вы знаете, какую постоянную борьбу выдерживал я здесь и выходил из неё цел, только стойкостью характера и благоразумием. Вы не можете не знать, сколько нынешнее обновление Римской иерархии в России, по конкордату и по административному устройству, возвысило дух и силу Римской партии и придавило воссоединённое ведомство. Вы не можете также не знать, что польская партия, подавленная на приступе Варшавы, опозоренная в мятежах Франции, Германии, Италии, уничтоженная русскими штыками в Венгрии, давно уже решилась искать временного приюта в лицемерной религиозности, под покровом своего духовенства, ей принадлежащего, и что сильное и самостоятельное это устройство иерархии есть истинное торжество сей партии, предавая влиянию оной два с половиною миллиона Римских Католиков в России, тогда как между ними едва ли наберётся пятьдесят тысяч настоящих Поляков – разумеется, я не считаю поляками Русских и Литовцев, которых, подобно мне, выучили некогда говорить по-польски в польских училищах, устроенных было самим русским правительством. Вы не можете не знать, что это сосредоточение видов обеих партий, а следовательно, усиление их, обессиливает по необходимости ведомство Православное вообще, а воссоединённое в особенности. Вы не можете не знать, что всё это, облечённое благовидными толками и громкою молвой, вводит в недоумение и местные здешние начальства, незнающие наконец, за кого они должны стоять.

Ваше Сиятельство не можете не видеть, что по воссоединённому ведомству ничьё устранение для Римляно-польской партии не столько желательно, как моё, и что даже вне сей партии найдётся довольно ей в сем сочувствующих – иным кажусь стеснителен, а другим стою на пути. Вы не можете также не видеть, в каком тягостном положении поставило меня и пред Православными и пред иноверцами торжество Римской иерархии и в её устройстве, и в повышении её начальника. Для Вашего Сиятельства должно быть ясно: почему я желаю освободиться от этого тягостного, шаткого положения, колеблемого со всех сторон. Несколько уже лет чувствую, что буду низвержен интригою, если не успею выпроситься на покой, и что, может быть, вскоре пронесётся радостная между врагами Православия молва, что меня сослали, как пронеслась семь лет тому назад, что меня сами Православные прогнали, как собаку. Пощадите же меня и не требуйте лишних объяснений, неприятных и для меня, и для начальства.

Притом же, я сказал во всеподданнейшей просьбе, что никого не обвиняю, и просил увольнения на покой, единственно как милости и внимания к небезызвестной свыше тридцатилетней службе. Если удостоюсь сей милости, по смыслу отзыва моего к Вашему Сиятельству от 30 октября за № 3587, сочту себя счастливым кончить моё многотрудное поприще, давно уже совершённое. Если ж получу отказ и должен буду, воин святой Церкви, подобно воину бранному, стоять на трудном и опасном посту, несмотря ни на какие последствия: то не будет ли малодушно, не будет ли неблагородно, обвинять тех или других в таких делах и последствиях, которые, может быть, происходят необходимо из самого моего положения, из самих элементов, среди которых проходить должно моё поприще.

Прошу Ваше Сиятельство принять благодушно сие писание и ещё раз извинить меня, что столько затрудняю вас собою. Знаю, что должен более других помнить слова ежедневной молитвы: да будет воля Твоя! – но какой же человек, прошедший подобное моему поприще, с таким чистым рвением, с таким самоотвержением, не содрогнётся при виде, что его хотят растоптать и в нём посрамить светлое дело, которому он посвятил всю жизнь свою.

Примите уверение в искреннем к вам уважении и преданности имеющего честь быть.

Графу Протасову, 12 января 1852 года № 98 (конфиденциально).

Доверие Государя Императора для меня драгоценно, и священна воля его, объявленная мне в конфиденциальном отношении Вашего Сиятельства, от 5 сего января за № 59 – следовательно, она будет исполнена.

Не скрою однакож пред вами, граф Николай Александрович, моего сожаления о неудовлетворении просьбы моей. Бог видит, что я давно считал поприще моё конченным, а теперь находил самое удобное время и случай: для правительства меня отпустить, а для меня выйти на покой. Признаюсь даже, что последние два или три года самая служебная моя деятельность была соразмерена с сею надеждою и с сею целью. Не знаю, как то мне Бог поможет на дальнейшем, так сказать, уже новом поприще служения, при уверенности, что мне до гробовой доски предстоит борьба и с личными, и с общественными затруднениями. Правда, что меня должно ободрять милостивое внимание и доверие Благочестивейшего Государя! – но кто же кроме вас знает меня настолько, чтобы принимать во мне искреннее личное участие – а на пятьдесят четвёртом году уже и не время, и не так-то прилично выслуживаться, да пробиваться на новом пути. Упование на Бога и на помазанника Его!

Самсону Семашке, 22 марта 1852 года.

Я рад, что ты хорошо показался корпусному командиру. Он ко мне писал об этом, и я вижу в том его к тебе участие. Старайся ж оправдать и это благосклонное внимание и это доброе мнение. Николай Николаевич желает, чтобы ты, для избежания шалостей, праздным молодым людям свойственных, и для приготовления себя к отличному служению на воинском поприще, занимался сколь возможно больше чтением и изучением языков. Между тем, я узнал, что ты оставил книги свои в Вильне. Нужно, чтобы ты написал, дабы тебе прислали те из них, которые для тебя окажутся нужны. Я, со своей стороны, посылаю тебе довольно порядочную книгу, которую изучить вполне станет на многие годы. Помни, что комментарии Цезаря были всегда любимым чтением величайших полководцев. Эти комментарии, равно Саллюстий и два другие сочинения, в одном и том же томе находящиеся, имеют латинский текст и французский перевод. Если займёшься ими хорошо, то кроме сведений, для тебя весьма важных, утвердишься в латинском и французском языках, без которых не можешь служить успешно. Если притом воспользуешься нынешнею местностью и займёшься языком немецким, то приготовишься вполне к дальнейшей карьере. Другие обыкновенные книги ты найдёшь всюду, если только не поленишься попросить да читать. Книги, необходимые для изучения воинского дела, нужно, чтобы ты приобрёл в собственность, узнав прежде от знающих, каковы именно эти книги – в них теперь, кажется, нет недостатка, при благодетельном попечении военно-учебного управления. Дабы ты мог обзавестись несколько в сем и в других отношениях, посылаю тебе при сем пятьдесят рублей серебром. Других пособий не ожидай, как я тебе уже сказал. Ты получил деньги на путь; получил сто рублей серебром на нынешний год; получишь тоже сто рублей на наступающий 1853 год; получишь ещё сто пятьдесят рублей серебром на обзаведение при производстве в офицеры. Этого слишком довольно. Другие поступают без пособия и выслуживаются на казённом пайке и амуниции. Я даже буду недоволен, если ты будешь обращаться за пособиями к родным, как нищий. Ты знаешь, что они не богаты, и требуют сами, по крайней мере многие, пособия от меня. Если не приучишься теперь сам к тесной солдатской жизни, не будешь впоследствии порядочным офицером, не будешь в состоянии примениться и сочувствовать своим подчинённым.

Ты видишь из этого собственноручного письмеца, сколь искреннее участие принимаю я в твоей будущности. Не пренебреги ж моими советами – молись Богу – помни страх Господень – и будешь хорошим человеком и полезным слугой отечества. Не забывай в особенности избегать дурных связей – иначе, вместо честного человека, просвещённого офицера, прослывёшь гулякой, картёжником, негодяем. О, не дай Бог услышать мне о том!

Государю Императору, 4 апреля 1852 года.

Благочестивейший Самодержавнейший Государь!

По милости Вашего Величества, возведён я в сан митрополита, сверх заслуг и достоинств моих. Из глубины сердца приношу вам, Благочестивейший Государь, благодарение за сию милость и за постоянное благоволение, которого Вы меня удостаивали. Да наградит Вас Господь за это милостивое внимание и да венчает Он светлым венцом все начинания Ваши, ко славе Царственного Дома и ко благу любезной Вам России и Церкви Православной. Мне же остаётся молить Господа, да даст Он мне силы, чтобы и дальнейшим служением оправдать милости ко мне и доверие Ваше, Благочестивейший Государь!

Вашего Величества Всемилостивейший Государь! верноподданный Иосиф, митрополит Литовский.

Графу Протасову, 4 апреля 1852 года № 1182.

И для меня, и для Вильна неожиданно, а может быть, и против ожидания, возведён я в сан митрополита и таким же нечаянным образом получил знаки сего сана посредством генерала Куцинского, на четвёртый день после пожалования. Благодарю ещё раз Ваше Сиятельство и за ваше внимание, и за вашу заботливость.

В праздники я несколько простудился, и при получении белого клобука во мне начало обнаруживаться что-то грипповидное. Надеюсь однакож, что врачебные средства прекратят дальнейшее развитие болезни, и я, по своему преднамерению, отслужу завтра, в субботу утром, преважно литургию и молебен в пещерной церкви при мощах святых Виленских мучеников; после же завтра буду служить в первый раз торжественно в сане митрополита.

Против прежнего обыкновения, Высочайшей рескрипт прислан мне в особом конверте за кабинетною печатью. Посему и письмо моё благодарственное к Государю Императору отправлено в особом конверте. Если однакож это не соответственно правилам, то прошу покорнейше Ваше Сиятельство распечатать письмо и представить оное Государю Императору без конверта.

По здешним сведениям, к половине мая месяца, предстоит в городе Вилкомире Высочайший смотр кавалерийской дивизии. По существующим правилам, нам запрещено делать встречи Государю Императору без предварительного разрешения; а здесь и самое место избрано, кажется, преимущественно для одного воинского смотра. Между тем, после новой милости, естественно для меня желать принести лично благодарность Всемилостивейшему Государю. Посему покорнейше прошу Ваше Сиятельство уведомить меня, если можно: следует ли мне к означенному времени отправиться в Вилкомир, или же довольствоваться нынешним письменным благодарением, личное же отложить до удобнейшего случая.

Графу Протасову, 15 апреля 1852 года № 1302.

Вчерашний день ознаменовался утешительным происшествием и для меня, и для всех Православных жителей города Вильна. На доброхотные приношения, собранные от местных и иногородних жителей, устроена в С.-Петербурге прекрасная бронзовая позолоченная рака для мощей святых Виленских мучеников, Антония, Иоанна и Евстафия. Рака эта поспела к 14-му апреля, в который празднуется их память, и мы сподобились в сей день переложить святые мощи в новую раку. Вы бы позавидовали и нашему прекрасному богослужению, и благоговейному усердию собравшегося к торжеству весьма многочисленного народа. Кажется, эта наша святыня, этот древний памятник Православия, с Божиею помощью, будет вполне соответствовать своему назначению – оградить и утвердить в здешней стране единую истинную Православную Церковь.

Спешу поделиться с Вашим Сиятельством сею доброю вестью и приложить список слова, произнесённого мною при сем торжестве, которое служит некоторым дополнением слова, произнесённого мною в тот же день в прошлом году при освящении пещерной церкви во имя наших святых мучеников.

Филарету, митрополиту Московскому, 16 апреля 1852 года.

От всей души благодарю Ваше Высокопреосвященство за благосклонное приветствие и за добрую о мне память. Утешительно и ободрительно поставленному как бы на страже, на краю Россию и Церкви Православной, получать привет любви из самого сердца той и другой, и ещё от такого архипастыря.

Примите ж от меня искреннюю признательность за эту память и за этот привет и напутствуйте меня тёплою молитвою пред Господом на дальнейшее в новом сане служение Церкви святой.

Графу Протасову, 26 апреля 1852 года № 1432.

Позвольте, Ваше Сиятельство, препроводить к вам при сем напечатанное последнее моё слово, при переложении в новую раку мощей святых Виленских мучеников, и ещё двадцать экземпляров оного в особом конверте для раздачи но вашему усмотрению.

Если не найдёте неприличным, то прошу Ваше Сиятельство означенное слово вместе со словом, сказанным в прошлом году при освящении пещерной церкви во имя святых Виленских мучеников, представить Государю Императору и Государю Цесаревичу. Эти слова имеют между собою тесную связь, и я их поместил в особых конвертах, при сем прилагаемых. По Промыслу Всевышнего, освящение пещерной церкви, и как бы открытие мощей святых Виленских мучеников, совершилось в двадцатипятилетие нынешнего царствования – и сердцу Благочестивейшего Государя, может быть, будет утешительно это новое знамение благодати Божией, венчающей все начинания его добрым, святым концом.

Не обвиняйте меня в пустом самолюбии и похвальбе о каких-нибудь пустых проповедях. Вы знаете, что я скуп на них, и несколько слов напечатаны для тесного мне знакомого круга только потому, что они есть проявление несомненными фактами духовной жизни в воссоединённой Литовской пастве, утвердившейся уже по благости Господней в воспринятом Православии – а это и занимательно и утешительно для каждого доброго сына Церкви и отечества. Притом же цель моих слов, и в особенности двух последних, была: утвердить и возвысить воссоединённую паству, скрепить её с общею Православною Церковью чистым, высоким, святым чувством будущей жизни, в здешнем и вечном мире – и для меня извинительно желать, чтобы мне отдали справедливость люди с высшим умом и сердцем, потому что мне её не ожидать от людей, понимающих только важность мелких полицейских или жалких макиавелических мер.

Митрополитам, 26 апреля 1852 года.

В прошлом году в 14-й день апреля, удостоились мы освятить в Вильне новый храм, во имя святых Виленских мучеников, Антония, Иоанна и Евстафия; а в настоящем году в тот же день сподобились во храме сем переложить святые мощи наших мучеников из убогой деревянной в прекрасную бронзовую позолоченную раку.

Позвольте, Высокопреосвященнейший Владыко, поделиться с вами этою радостью новой Православной паствы и представить вам на память слово, произнесённое при сем случае, вместе с прежними моими восьмью словами. Прошу также по одному экземпляру сих девяти слов передать в библиотеки обеих ваших семинарий и духовной академии.

Не как литературное произведение, препровождаю я эти слова, но как проявление духовной жизни, как добрую весть о воскресшем и утвердившемся уже, Бoжиeю милостью, в Литовском крае древнем Православии. Я желал бы душевно, чтобы все края Руси Православной сроднились с ново-восстановленною Литовскою паствою, и чтобы паства сия занимала не одно только место по списку Православных епархий, но была с целою Православною Церковью в теснейшем духовном и молитвенном общении.

Поручая себя и мою паству благосклонному расположению и молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть, с глубочайшим, почтением и совершенною преданностью.

Прочим преосвященным, с небольшими только изменениями, 29 апреля 1852 года.

Прошу Ваше Высокопреосвященство принять от меня девять слов, при сем прилагаемых, не как литературное произведение, но как добрую весть о воскресшем и утвердившемся уже, Божиею милостью, в Литовском крае древнем Православии. Другой экземпляр этих слов прошу передать в библиотеку Орловской семинарии. Я желал бы душевно, чтобы все края Руси Православной сроднились с ново-восстановленною Литовскою паствою, и чтобы паства сия занимала не одно только место по списку Православных епархий, но была с целою Православною Церковью в теснейшем духовном и молитвенном общении. Вашему Высокопреосвященству в особенности не чужда Литовская страна, и надеюсь, вы более других примете к сердцу добрые о ней вести.

Поручая себя молитвам вашим и братской любви, имею честь быть с совершенным почтением и преданностью, Вашего Высокопреосвященства сослужитель о Господе.

Государю Цесаревичу, 1 мая 1852 года.

Ваше Императорское Высочество, Государь Цесаревич!

Удручённая горестью и недугами, вдова заслуженного генерал-лейтенанта Квитницкого, в заботливости не столько о своей, как о детей своих участи, просила предстательства моего за неё пред Вашим Высочеством. Простите богомольцу Вашему, Государь Цесаревич, что осмеливаюсь прибегнуть к Вам с просьбою. Но положение страдалицы Квитницкой известно мне уже несколько лет, а сердобольное чувство Вашего Высочества известно целому свету. Облегчите, Ваше Высочество, во сколько укажет Вам благость царственного сердца, участь генеральши Квитницкой, как матери и как вдовы доброго слуги царского – а Господь наградит доброе дело в неизреченной своей благости, молитвами всеусерднейшего и всепреданнейшего Вашего Императорского Высочества богомольца Иосифа, митрополита Литовского.

К. С. Сербиновичу, 2 мая 1852 года № 1617.

Очень жаль, что слово моё, упомянутое в письме вашем от 24 апреля, поспешило печатью. Иначе я воспользовался бы охотно и с признательностью вашими замечаниями. Впрочем, не большая беда. Слово напечатано не для публики, а собственно, для меня, в небольшом числе экземпляров, и разослано мною на память единственно лицам Православного исповедания.

На будущее однакож время буду ещё осторожнее прежнего – хотя иногда и побаиваюсь, чтобы моя осторожность не заменилась боязливостью, которая у нас была бы весьма вредна. Впрочем, это едва ли не последнее моё слово. По непривычке, я их пишу с большим трудом, а следовательно, неохотно. Я думал, что после напечатанных в 1848 году семи слов не буду ничего более говорить; но как-то показалось неприличным не сказать ничего при столь важных случаях, как освящение пещерной церкви и переложение мощей, да ещё и над своим гробом. Скажите ж вместе со мною: вечная память и de mortuis aut bene aut nihil.

Из Северной Пчелы – 2 мая 1852.

Недавно город Вильно был свидетелем умилительного церковного торжества. Святые мощи первомучеников Литовских, Антония, Иоанна и Евстафия, в 14-й день апреля переложены из прежней ветхой раки в новую, бронзовую, благолепно вызолоченную.

Сие священное событие напомнило тамошнему краю время водворения в нём христианства, первыми семенами которого была неповинная кровь сих святых мучеников, подобно как и в Киеве кровь двух Варягов, и почти во всех странах кровь первых безбоязненных исповедников евангельской истины упрочивала её насаждение в сердцах народа. За пятьсот лет пред сим, когда ещё вся Литва коснела во мраке язычества, Православная вера уже проникала туда путём сердечного убеждения. Хотя же великие князья Литовские женились на русских Православных княжнах и выдавали дочерей своих за князей русских, однако же, уступая суеверию жрецов и народа, чаще всего не терпели, чтобы кто-либо из природных Литовцев принимал крещение. Но трое из придворных Ольгерда первые не устрашились (в 1347 году) положить жизнь свою за исповедание Святой Троицы, и вскоре потом (в 1364 году) Православная Восточная Церковь причислила их к лику святых (при Константинопольском патриархе Филофее и при св. Алексии, митрополите Киевском и всея Руси), установив праздновать блаженную память их в 14-й день апреля. С тех пор стало распространяться христианство по всему тамошнему краю ревностью восточных проповедников веры, за коими последовали западные; но Православие процветало в нём преимущественно, и в XVI столетии в одном городе Вильне было более тридцати Православных церквей, и там же имели пребывание своё некоторые из Православных митрополитов Киева и Литвы. Нетленные же мощи первых святых мучеников Виленских – предмет постоянного благоговейного чествования верных, даже издалека притекавших к ним в скорбях и немощах своих, сохранились до нашего времени невредимо и совершенно открыто в склепе под алтарём церкви Святодухова монастыря, которая и сооружена была (как гласит предание) на самом месте их страдальческой кончины.

Здесь, в прошлом 1851 году, с разрешения Святейшего Синода, устроена благолепная пещерная церковь и освящена в 14-й день апреля, во имя сих же святых мучеников, Антония, Иоанна и Евстафия. Теперь, ровно чрез год, в тот же самый день последовало упомянутое переложение честных мощей их в новую раку. Оно сопровождалось торжественным архиерейским служением высокопреосвященного митрополита Литовского Иосифа, молебствием и крестным ходом со святыми мощами, при весьма многочисленном собрании народа, преисполненного чувств духовной радости.

Как пещерная церковь, так и новая рака устроены на счёт доброхотных приношений, собранных от местных и иногородних ревнителей Православия, заботливостью высокопреосвященного митрополита Иосифа, который в сей же церкви пожелал избрать место и для своего некогда упокоения. Но, помышляя о неизбежном для всех пределе жизни, он соединил с тем и христианское попечение о временном и вечном благе ближних. С сею целью пожертвован им Виленскому Святодухову монастырю неприкосновенный капитал в три тысячи рублей серебром, с тем, чтобы проценты с него разделяемы были на три равные части, и обращались: на неугасимую лампаду у гроба святых мучеников, на монастырскую братию, совершающую здесь богослужение, и на раздачу нищим без различия вероисповеданий, и сверх того с тем, чтобы каждый год, в субботу первой седмицы великого поста, у мощей святых мучеников совершаема была торжественная литургия с панихидою за всех участников в спасительном деле воссоединения Униатов с Православною Церковью. И уже три года происходит в назначенный день сие умилительное заупокойное служение и раздаётся милостыня нищим, стекающимся во множестве на монастырский двор.

В. В. Скрипицыну, 6 мая 1852 года.

Виленский Евангелическо-Лютеранский пастор, Владимир Эверт, служит в сей должности десять уже лет, да прежде того, после окончания в университете наук, был семь лет инспектором уездных училищ в Курляндии. Он просил моего ходатайства о награждении его наперсным крестом, полагая, что непосредственное его начальство по отдалённости не может его знать, а следовательно, и принимать в нём верное участие.

Пастор Эверт известен мне уже семь лет – это отличный человек и отлично себя ведёт в отношении Православной Церкви. Он заслуживает просимого отличия более, нежели некоторые здешние духовные вашего ведомства, получившие оное – и я рад был бы, если бы он удостоился такового отличия.

Я намерен был писать о сем прямо к графу Льву Алексеевичу; но вспомнил, что не знаю правил, у вас существующих, и могу просить неисполнимого. Итак, если моя просьба может быть удовлетворена, то доложите о ней Его Сиятельству, или уведомьте меня, могу ли я о том написать к нему безпосредственно.

Графу Протасову, 11 мая 1852 года № 1755 (конфиденциально).

Конфиденциальным письмом от 7 минувшего апреля, Ваше Сиятельство спрашиваете меня: своевременно ли будет перемещение в Киев протоиерея Виленской Благовещенской церкви Дмитрия Костенича, к которому уже привыкли здесь его прихожане, воинские чины, и имеется ли в настоящее время в виду заслуженный и благонадёжный полковой священник к определению на его место.

Мне известно, что протоиерей Костенич, ещё квартируя с полком в Вильне, старался об определении его к устраивавшейся тогда военной Благовещенской церкви, и, после такового определения, его же старанием воспоследовало столь неприличное и неправильное перечисление к его ведомству более двух тысяч прихожан Никольской церкви, без сношения с епархиальным начальством и в противность распоряжению Св. Синода, отменённое постановлением Синода, Высочайше утверждённым в 4-й день января сего года. Засим протоиерею Костеничу, скомпрометировавшему себя таким образом, неприятно оставаться в городе Вильне, и это главная причина просьбы его о переведении в город Киев. Что ж касается привычки к нему, Костеничу, в Вильне воинских чинов: то она не могла ещё установиться, так как чины сии подчинены были ему едва несколько месяцев. Напротив, чины эти связаны долговременною привычкою с Никольскою церковью и с почтенным, из древлеправославного духовенства, протоиереем оной Михаилом Корсакевичем, которому они были подчинены, как духовному отцу, семь лет и которому подчинены и теперь, в следствие означенного выше Высочайше утверждённого постановления Св. Синода. Могу уверить Ваше Сиятельство, что кроткого и почтенного протоиерея Корсакевича любят и уважают все его прихожане, и что местное распоряжение в пользу Костенича произошло только по участию некоторых его личных покровителей.

За всем темь, я ни малейше не противен оставлению протоиерея Дмитрия Костенича в Вильне при Благовещенской церкви и совершенно разделяю в сем отношении мысль Вашего Сиятельства, особенно если к сей церкви не имеется ныне по военному ведомству соответственного заслуженного духовного, для занятия его места.

Но может быть, по смыслу письма Вашего Сиятельства от 7 апреля и указа Святейшего Синода от того ж числа за № 2104, оставление в Вильне протоиерея Костенича предполагает возвращение в его ведомство воинских команд, подчинённых было ему приказом г-на генерал-губернатора и возвращённых по прежнему к Никольской церкви в следствие означенного выше постановления Святейшего Синода, утверждённого Высочайше в 4-й день января. Если такова мысль и предположение начальства, то покорнейше прошу Ваше Сиятельство уведомить меня о том, и долгом моим будет исполнить правительственную волю.

Обязанностью однакож своею считаю не скрывать здесь, что столь скорое и частое изменение распоряжений, основанных на синодальных указах и высочайших повелениях, по одному и тому же делу, произведёт здесь весьма вредное впечатление; что беспорядки, прописанные мною в рапорте Святейшему Синоду, от 18 октября прошлого года за № 3449, и в конфиденциальном отношении к Вашему Сиятельству, от 19 того ж октября за № 3462, не только не прекратятся, но паче усилятся; что это изменение дало бы новый повод к интригам и своевольству, и что за тем весьма желательно оставить хотя на некоторое время настоящее распределение Виленских прихожан, основанное на сказанном выше синодальном постановлении, Высочайше утверждённом в 4-й день января, и тем самым дать время успокоиться умам, свыкшимся уже с этим распоряжением.

Если ж по каким особым причинам нужно теперь же перечислить вновь местные военные команды от Николаевской к Благовещенской церкви: то не окажется ли возможным, чтобы о надобности сей меры отнёсся ко мне прямо г-н генерал-губернатор, как следовало ему отнестись и первоначально, а не самому делать распределение Виленских прихожан. Тогда я или сделал бы это в таком размере и форме, что не произошло бы ни соблазна, ни беспорядка; или убедил бы его оставить своё намерение, возникшее по стороннему влиянию, так что он при первом со мною разговоре не помнил даже о сем распоряжении и должен был справляться, что действительно подписал о том брагу.

Препровождаемый при отношении к Вашему Сиятельству, от настоящего числа за № 1753, список с отношения моего к Илье Гавриловичу представляет дело в совершенной ясности. Если он не захочет довольствоваться этим положением, пожелает подчинения протоиерею Костеничу воинских гарнизонных команд и о том мне напишет или даже скажет словесно: то я постараюсь сделать это удовлетворительным образом и для него, и для духовного ведомства, без личных неудовольствий и без общего соблазна.

Записка, посланная из Тринополя в Вильно, 1 августа 1852 года, по случаю приближавшейся холеры. (Оставлена без действия по получении других сведений).

На случай, если Господу Богу угодно будет посетить нас губительною язвою, столь внезапно призывающею от жизни к смерти, нам до́лжно быть готовыми встретить её, как следует истинным христианам. Всё духовенство да очистит безотлагательно свою совесть исповедью и приобщением святых таин и внушит исполнение сей обязанности своим прихожанам. Тогда, спокойным сердцем и с полною преданностью воле Провидения, будем ожидать жизни или смерти, зная, что та и другая есть равно дар Всеблагого Творца и Зиждителя всего сущего.

В 14-й день апреля, в праздник св. мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, богослужение начнётся в обыкновенное время. Архиерей облачится в большой Святодуховской церкви, а затем сойдёт с духовенством в пещерную церковь для освящения оной. Мощи, потребные для нового престола, положатся на большом престоле, и за ними в своё время отправится всё духовенство наверх. С прочтением последней молитвы и по ней малой ектении и возгласа, – архиерей восходит с духовенством в большую церковь, становится на облачальное место, и здесь уже читается сугубая ектения и оканчивается весь чин освящения. После сего, в большой же церкви начинается литургия и продолжается до малого входа. Тут духовенство нисходит в новопосвящённую церковь святых мучеников и продолжает литургию до Буди имя Господне. В сие время весь клир и народ восходят обратно в большую церковь. Архиерей произнесёт слово, и окончится по порядку литургия. Для избежания тесноты и беспорядка во время посвящения и литургии, в пещерную церковь не может быть допущено более шестидесяти человек светского звания, и о том следует условиться с полицией. По сей же причине, в пещерную церковь войдут только восемь избранных певчих, а на другой клирос шесть семинаристов, – прочие должны стоять на клиросах в большой церкви наверху.

Прибавление. Прочие Православные, которым по тесноте нельзя войти в пещерную церковь, пусть не скорбят. Им с таким же удовольствием, и ещё с бо́льшим удобством, можно присутствовать богослужению в большой церкви. Некоторые и значительные части (как выше показано) будут совершаться в большой Духовской церкви, да и прочее богослужение будет в ней слышно из церкви пещерной.

Получив письмо Вашего Превосходительства от 14 сего марта, долгом считаю благодарить вас за ваше усердие и готовность принять на себя устройство бронзовой чеканной позолоченной раки для мощей святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия. Предоставляю совершенно вам, Иван Григорьевич, распорядиться по этому предмету по вашему усмотрению и войти с мастером в решительные условия на основаниях, в письме вашем изъяснённых. Если недостающая сумма четыреста рублей серебром не восполнится вашими стараниями, то прошу меня уведомить в своё время, и долгом моим будет пополнить этот недостаток, если не сторонними пожертвованиями, то хотя бы и собственными средствами.

С сим вместе я предложил Литовской консистории: представить Вашему Превосходительству два билета банка на сумму две тысячи рублей серебром, предназначенные для устройства раки, и отнестись по принадлежности, чтобы по сим билетам выданы были по востребованию вашему как самые суммы, так и причитающиеся на них проценты.

Да благословит Господь ваш труд, а меня сподобит пожить ещё, чтобы переложить святые мощи в новую раку, изготовляемую вашим усердием и вашими пожертвованиями.

Как скоро узнал я из публичных ведомостей о смерти почтенного брата Вашего Превосходительства, намерением моим было обратиться к вам, по взятому покойником на себя труду об устройстве раки для мощей святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия. Вы меня предупредили письмом своим по сему предмету от 19 сего июня. Из него усмотрел я, как усердно заботился о деле сем покойный Иван Григорьевич и в каком отличном порядке оное оставил. Да упокоит его Господь в неизреченной своей благости.

Вместо принятия от Вашего Превосходительства контракта, заключённого с мастером Андреевым, и оставшихся после Ивана Григорьевича денег 1563 руб. 56 коп. серебром, – позвольте просить вас покорнейше, не примете ли на себя довершить труд, начатый покойником, так, чтобы устраиваемая рака была кончена и доставлена в Виленский Святодухов монастырь под вашим попечением. Если вы на сие согласитесь, то я, по бывшему у нас с покойником предположению, отправлю к Вашему Превосходительству недостающие ещё по контракту 636 рублей 44 коп. серебром. Если же найдёте невозможным принять на себя этот труд, то я соображусь о принятии от вас денег и контракта по вашему желанию. В обоих случаях я буду предварительно ожидать вашего ответа.

По случаю совершившегося освящения пещерной церкви во имя святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, неизлишним считается известить Виленскую Православную паству, что для мощей сих угодников Божиих заказана уже рака бронзовая, чеканная, позлащённая. Она будет стоить 3200 рублей серебром, и ещё оказывается некоторый недостаток в покрытии сей суммы.

Местный архипастырь, желая доставить спасительное удовольствие Виленской Православной пастве, в деле столь близком её сердцу, приглашает принять в нём участие посильным приношением. Он просит не забывать, что грош убогого столь же приятен Богу, как обильная жертва тех, кому Господь послал более достатка. Желательно, чтобы все Виленские Православные приняли участие в сем благом деле и выразили таким образом единодушную признательность к Господу Богу за дарованную им святыню.

Для принятия приношений от подписавшихся на сем листе назначается казначей Святодухова монастыря иеромонах Антоний.

Отправленное вами на первой неделе поста пожертвование в пользу древних Богоявленской и Николаевской Виленских церквей получили мы на минувшей страстной седмице. Обильные жертвы ваши на добрые дела слишком гласны и давно нам известны. Да благословит Господь все начинания ваши и наградит за память вашу о нуждах Православной Церкви и на другом конце великого Русского Царства!

Но мы недоумеваем в употреблении пожертвованных вами десяти тысяч рублей серебром. Богоявленской церкви в Вильне нет, и о восстановлении оной не было никаких предположений. По-видимому, у вас были сведения неточные. Зато есть у нас пещера, под престолом древней монастырской Святодуховской церкви, в которой почивают мощи первых пострадавших в Литве за Христа святых мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, и которую предполагаем обратить в пещерную церковь. Есть у нас великолепный кафедральный собор, весьма скуден ещё иконами и украшениями. Есть упоминаемая вами древняя Николаевская церковь, хотя уже обновлённая, но требующая ещё важных средств для окончательного устройства. Есть стены древней Пятницкой небольшой церкви, которые предполагаем обратить к какому-либо богоугодному назначению. Есть и другие бесчисленные потребности, при восстановлении ныне Православного епархиального управления в престольном некогда городе Вильне, где долгое время проживали Киевские Православные митрополиты.

Не позволите ли, Евфимий Андреевич, пожертвованную вами сумму распределить, по моему усмотрению, на означенные четыре предмета, соответственно местной потребности. Я сделаю это как можно лучше, ко славе Всевышнего и к пользе Церкви Православной; и имя ваше будет поминаемо на вечные времена не в двух, а в четырёх храмах Божиих.

Буду ожидать вашего согласия на мои предположения, а между тем, да будет благословение Господне на вас и на всём доме вашем! Желает вам от всего сердца – ваш богомолец.

На письме почётного гражданина Ефима Кузнецова, от 11 июня, с уведомлением, что пожертвованную им на Виленские церкви сумму 10,000 рублей серебром предоставляет в полное распоряжение его высокопреосвященства, – собственною его высокопреосвященства рукою записано: Виды начальства на восстановление древней Пятницкой церкви изменились; посему обращался я к почётному гражданину Евфимию Андреевичу Кузнецову, о согласии его на употребление пожертвованной им суммы на предметы, более соответственные настоящим потребностям Церкви Православной в городе Вильне. Получив настоящее письмо, которым Евфимий Андреевич вполне соглашается с моими предположениями, предлагаю консистории: 1) из суммы десять тысяч рублей серебром, им пожертвованной, отделить полторы тысячи руб. сер. на производящуюся ныне отделку в Виленском Святодуховом монастыре под-алтарного склепа, где почивают мощи св. Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, и устройство в нём особой церкви, когда это будет разрешено; 2) другие полторы тысячи руб. сер. обратить на предположенное устройство в церкви Виленского Святотроицкого монастыря особого придела во имя Иоанна Богослова; 3) две тысячи руб. сер. из той же суммы употребить на украшение Виленского Николаевского кафедрального собора; 4) две тысячи пятьсот руб. сер. той же суммы обратить на отделку стен древней Пятницкой церкви к особому назначению, по имеющемуся у меня предположению; 5) остальные две тысячи пятьсот руб. сер. предназначить на открытие фасада Виленской приходской Николаевской церкви; 6) сумы, назначенные кафедральному собору и обоим Виленским монастырям, передать ныне же сим заведениям для употребления по предположению, остальные ж две суммы, впредь до окончательных соображений, внести в банк под особые билеты; 7) распорядиться об отслужении ныне же в кафедральном соборе, в обоих монастырях и в Николаевской приходской церкви, молебствия о здравии жертвователя и ниспослании ему всяческих благ, равно о внесении его имени в синодики сказанных храмов Божиих, для поминовения на вечные времена его и сродников его при жизни и после блаженной кончины; 8) донести о сем Святейшему Правительствующему Синоду и уведомить жертвователя почётного гражданина Кузнецова.

Во исполнение указа Святейшего Синода, от 19 истекшего февраля за № 1188, долгом поставляю донести, что прописанные в сем указе основания, предположенные г-м министром государственных имуществ, для направления и заведывания на будущее время приходскими училищами в казённых селениях, я нахожу соответственными предположенной цели. На основаниях сих духовное начальство будет в состоянии действовать свободно к должному успеху тех заведений и принять на себя за сие ответственность вместо того, что прежде, по уставу 1828 года и распоряжению г-на министра государственных имуществ 1843 года, главное влияние по сказанным училищам предоставлялось местным управлениям государственных имуществ и народного просвещения, а духовному начальству оставались стеснительные и запутанные соотношения и ответственность.

С принятием однакож приходских училищ в казённых селениях в полное заведывание духовного начальства, я полагаю необходимым, чтобы для сих училищ, равно и других приходских сельских, в ведении духовенства состоящих, составлены были особые подробные правила на общих основаниях, предложенных г-м министром государственных имуществ. Иначе до́лжно бы прибегать во всяком случае к училищному уставу 1828 года и правилам министерства государственных имуществ 1843 года; а они вовсе несоответственны настоящему направлению сего предмета и были бы поводом запутанности и сбивчивости на всяком шагу. При составлении новых сих подробных правил до́лжно, по моему мнению, не упустить из вида следующие два предмета. Во-первых. Не нужно стеснять епархиальные начальства в ближайшем надзоре за приходскими училищами и предоставить им назначать для сего не одних благочинных. Сии чиновники, по многочисленным, особенно в нынешнее время, занятиям, а часто по их прежнему образованию, могут быть несоответственны сему предназначению: тогда как для надзора за сельскими училищами могут быть соответственнее другие духовные, между прочим ректора и смотрители близлежащих семинарий и духовных училищ. Во-вторых. Нужно определить соотношения к сельским приходским училищам иноверного духовенства в тех местах, где население Православное смешано с населением других исповеданий, чтобы отклонить заблаговременно местные недоумения и пререкания. Уже существует правило, что Закон Божий в приходских училищах преподаётся безмездно местными священниками, обязанными по долгу пастырей пещись в сем отношении о своих прихожанах. Это правило, применённое по приходским училищам к духовенству иноверному, обеспечит вполне законную веротерпимость и неприкосновенность совести. Другие учебные предметы, самая священная история, как это и ныне бывает, должны зависеть от наставников, определяемых тем начальством, в ведении которого состоят училища. Предоставление сторонним духовным ведомствам большего влияния по сим училищам было бы постоянным поводом к разным неустройствам, вредным для успеха сих училищ, не столько по поводу иноверчества, сколько по отдельным народностям, смешанным часто на одном пункте из нескольких элементов, не только в западных губерниях, но и в других местах империи.

Во исполнение указа Св. Синода от 30 истекшего сентября за № 10223, долгом поставляю донести, что, по правилам Римско-католической церкви, соблюдавшимся и Униатами, упоминаемые в том указе два брака считаются законными и действительными. В Римской Церкви родство, происходящее от рождения, есть препятствием к браку до известной степени между всеми лицами, происходящими от одного корня. Но в родстве от брака, супружество воспрещается только между одним из супругов и родственниками другого; брак же между родными одного супруга и родственниками другого допускается. Само название сих двух родственных отношений в Римской Церкви не одинаково. Союз, происходящий от рождения, называется: родство, consanguinitas, pokrewieństwo; союз же, происходящий от брака, называется: свойство, affinitas, powinowactwo.

Отношением от 28 истекшего февраля за № 2783, Ваше Сиятельство требуете моего мнения по проекту министерства государственных имуществ: отводить желающим священникам особые участки казённых земель, для распространения здравых понятий о сельском хозяйстве.

По этому проекту, участки земли будут отдаваемы священникам на сроки, с обязанностью завести на них хозяйство по назначенному плану, под наблюдением чиновников ведомства государственных имуществ, с ежегодным взносом положенного за землю оброка и возвратом пособия, выдаваемого на первоначальное хозяйственное обзаведение. Это в полном смысле фермы, и священники будут фермерами. Известно каждому, знающему сколько-нибудь сельское хозяйство, каких требуется неусыпных попечений и забот, чтобы оно приносило ожидаемые плоды. Если принять в уважение материальную и нравственную ответственность священников по этим фермам, то они должны будут обратить на сии заведения главное попечение. Между тем, прямые обязанности священников по вверенным им приходам, заботливость и преподавание наук по приходским училищам, должности благочинных, духовных депутатов и другие по духовному ведомству, поглощают обыкновенно всё их время и не оставит им довольно досуга, чтобы его посвятить ферме. Такими образом, обязанности священника и ответственного арендатора (фермера), по моему мнению, вовсе несовместны. Самое дозволение начальства священникам быть арендаторами даст им, некоторым образом, законный повод уклоняться от прямых по их сану обязанностей. С другой же стороны, исключительное посвящение священников сельскому хозяйству, подвержение их постоянному контролю чиновников министерства государственных имуществ и взысканиям за неисправность арендных платежей, по необходимости, уронит священников в глазах их паствы.

Все сии обстоятельства, по мнению моему, заслуживают уважения, тем более что виды министерства государственных имуществ: распространить здравые понятия о сельском хозяйстве, посредством священников, оному обучавшихся, достигнуты будут и без найма священниками особых казённых ферм. Каждый священник имеет в собственном распоряжении от десяти до двадцати пяти, а иногда и более десятин церковной земли; следовательно, имеет возможность и средства вести рациональное хозяйство, без хлопотливых и унизительных стеснений и без уклонения от прямых своих пастырских обязанностей – была бы только охота и время.

Если ж проект министерства государственных имуществ должен осуществиться: то, разумеется, изменения духовно-учебного управления в правилах, на сей предмет предположенных, не безосновательны. Другие правила для сего я нахожу излишними, так как, по мнению моему, никакие правила не могут устранить неудобств, долженствующих возникнуть из самой сущности проекта.

Уведомляя о сем моём мнении, имею честь быть.

На журнале его, от 28 февраля, с пятью статьями, из которых по пятой статье положено дать строжайший выговор надзирателям Виленских духовных училищ Чернекевичу, Лечицкому, Орловскому и Будзиловичу, за их неаккуратность и нерадение по должности, – собственною его высокопреосвященства рукою записано: Утверждается. Но постановление правления в пятой статье сего журнала я нахожу слишком снисходительным. За изъяснённые в той статье беспорядки и нерадение надзиратели Виленских училищ заслуживают не напоминание, а строгое взыскание. Если допустить подобные упущения, то надзиратели будут для училищ не полезными наставниками, а вредными тунеядцами – вредными по соблазну, который они произведут между юношеством. В особенности непростительны сим надзирателям холодность и небрежение к святой молитве. Какая надежда, что они в священстве будут рачительны к общественному богослужению, будут скоры к духовной помощи своим прихожанам по первому призванию среди ночи, когда ныне ленятся явиться к общей молитве в самом заведении, в нескольких шагах. Какая надежда, что они подадут священный пример своим прихожанам, когда ныне не стыдятся предаваться леностному сну в то самое время, когда вверенные их попечению малютки приносят Господу Богу ангельские молитвы. Посему предлагаю правлению семинарии, кроме распоряжений, значащихся по пятой статье сего журнала, сделать ещё следующее: 1) в воздаяние хотя малое справедливости, из жалованья сказанных четырёх надзирателей, вовсе ими незаслуженного, взыскать по пяти рублей серебром и сии двадцать рублей отправить в пользу Попечительства о бедных духовного звания; 2) на счёт сих же надзирателей четыре свечи, каждую в полтину серебром, поставить в семинарской церкви пред местным образом Пресвятой Богородицы, да небесная сия Владычица прежнюю их холодность и небрежение загладит пред Господом Богом святыми своими молитвами и предстательством; 3) разыскать, где и каким образом провели те ж надзиратели ночь, в которую не находились в заведении, и о том сделать особое постановление; 4) распорядиться, чтобы каждый надзиратель списал для себя копию инструкции, для них предписанной; 5) напомнить им, надзирателям, что от их поведения и рачительности в нынешней должности зависеть будет совершенно дальнейшее их назначение, и первый из них, за которым будет обнаружено прежнее нерадение, определён будет послушником в строгий монастырь; 6) в случае, если сказанные четыре надзирателя окажутся вовсе несоответственными сей должности по неспособности или дурному поведению, представить мне на их места достойных кандидатов из семинаристов, не кончивших ещё учения; 7) справиться, как ведут себя надзиратели Жировицких училищ, и принять меры, чтобы и там не возникли подобные упущения, как в Виленских.

В 6-й день марта 1845 года за № 572, дано мною консистории предложение касательно того, чтобы все лица, принадлежащие к священно и церковнослужительским семействам, обучены были молитвам на славянском языке. Между тем, при осмотре церквей в настоящем году, открылись случаи, что не знали сих молитв даже некоторые причётники, занимающие штатные пономарские места.

Посему предлагаю консистории возобновить духовенству означенное выше распоряжение моё от 6 марта 1845 года и с тем вместе потребовать от благочинных сведения: 1) все ли уже лица, принадлежащие к священно и церковнослужительским семействам, знают исправно молитвы на славянском языке, а если не все, то кто именно ещё не знает и по каким причинам; 2) в которых приходах самые прихожане знают молитвы на славянском языке, а в которых по-прежнему на языке польском; 3) в сих последних приходах, которые священники обучают своих прихожан молитвам на славянском языке и во сколько в сем успели, а которые оказались небрежными.

За получением таковых сведений, консистория донесёт мне о них с своим мнением – а между тем, ныне же даст знать благочинным, что они будут подвержены строгой ответственности, если требуемые от них ныне сведения окажутся не верны.

При осмотре в прошлое лето церквей преосвященными Игнатием и Евсевием, а также вами, о. кафедральный протоиерей, открылось несколько примеров небрежности или недобросовестности священников в том, что дети, рождённые от смешанных с лицами Римско-католического исповедания браков, крещались священниками сего последнего ведомства и записывались в метрические их книги. Уличённый в толь важной измене своему долгу Православный священник подвержен самой строгой ответственности. Между тем, пастырская заботливость возлагает на меня обязанность знать: нет ли по моему ведомству и других священников, не верных своему долгу в этом же смысле.

Посему поставляю вам в обязанность, отец благочинный, при первом посещении подведомых вам церквей, поверить тщательно,. по официальным актам, все ли дети, рождённые от смешанных браков, крещены и миропомазаны по чину Православной церкви, с записанием их по принадлежности в Православные метрические книги, и все ли они воспитываются в правилах нашей церкви. Если найдёте где-либо сему противное, то имеете донести мне о том обстоятельно, без всякого замедления, с присовокуплением своего мнения: произошёл ли таковой случай от неведения и недоумения со стороны Православного священника, или же по его нерадению и злоумышленности. К сему предваряю вас, отец благочинный, что, в случае небрежного исполнения вами настоящего поручения, ответственность падёт на вас самих.

Духовно-учебное управление в особой записке изъяснило предположения свои о составлении церковно-исторического и статистического описания епархий, в виде пособия для изучения истории Российской Церкви. Сии предположения одобрены Св. Синодом, и за тем постановлено им: препроводить означенную записку ко всем епархиальным преосвященным, поручив им озаботиться собранием всех нужных для сего дела сведений и затем составлением по ним церковно-исторического и статистического описания каждой епархии в порядке, предположенном в сказанной записке; при чём предоставить преосвященным, труды по собранию и составлению означенных сведений по епархиям возложить на кого-либо из наставников местных академий и семинарий, или из лиц епархиального ведомства, известных им по своим способностям и особенно по любви к историческим исследованиям, – с обнадежением, что труды их не будут оставлены от высшего начальства без должного вознаграждения; об успехе же занятия сим делом доносить по окончании каждого года.

О таковом определении Св. Синода г-н синодальный обер-прокурор сообщил мне для зависящего распоряжения.

К совершению сего дела я нахожу более других соответственным вас, отец архимандрит, и по личным качествам, и по вашему положению. Как ректор семинарии и член консистории, вы легче других можете иметь доступ к местным историческим материалам, а в подчинённых ваших найдёте необходимых сотрудников.

Что касается плана для руководства в сем предприятии, то таковой не может быть ныне верно составлен. Едва ли в которой-либо русской епархии происходило такое множество самых разнородных событий, как в пределах нынешней Литовской епархии, и едва ли которая из них подвергалась таким превратностям. В первых веках христианства на Руси, тут соприкасались епархии Владимирская и Туровская. Далее, в смутные времена ига Татарского и господства Литвы, здесь было пребывание Киевских митрополитов, в Вильне и Новогрудке. С возникшею Унией тут была главная опора оной и все элементы раздоров. Тут была так называемая митрополитальная Униатская епархия и епархия Брестская, в соприкосновении с Православными епархиями – прежде Могилёвскою, а после Минскою. Тут, наконец, более нежели где-либо, обнаруживались и имели успех усилия Римского духовенства на совращение и перерождение русского народа.

При столь запутанных и разнородных соотношениях, прежде всего необходимо собрать материалы из столь же разнородных источников: русских, польских, латинских, печатных и письменных, а также из местных архивов епархиального и других ведомств. Тогда уже, судя по обилию или скудости материалов, по их внутреннему достоинству, можно будет указать план для составления систематического описания Литовской епархии.

Посему, прилагая при сем печатный экземпляр сказанной выше записки, составленной в духовно-учебном управлении, поставляю вам в обязанность, отец ректор: 1) заняться с возможною рачительностью собранием сказанных выше материалов по статьям и предметам, указанным в записке; 2) употреблять в помощь для сего как наставников семинарии и училищ, так и других лиц духовного ведомства, могущих принести пользу в сем отношении; 3) вместе с собиранием материалов, заниматься отдельною обработкой оных по особым предметам, так чтобы они в своё время были уже готовы для поступления в общее описание епархии; 4) в случае надобности в моём содействии для истребования материалов или назначения сотрудников, докладывать мне о том каждый раз; 5) об успехе этого дела и положении оного доносить мне официально всякую треть, но кроме того докладывать как можно чаще при встречающихся новых обстоятельствах, для получения необходимых наставлений и указаний.

Прежде из отношения г-на правящего должность синодального обер-прокурора, а ныне из указа Святейшего Синода, осведомился я о Высочайшем повелении Государя Императора, последовавшем по ходатайству Вашего Превосходительства, после бывшего со мною соглашения, насчёт обращения зданий упразднённого Виленского миссионерского монастыря для помещения института благородных девиц.

Вследствие означенного синодального указа, вменил я ныне же в обязанность Литовской консистории распорядиться о передаче сказанных зданий миссионерского монастыря тому лицу, коему это поручено будет от Вашего Превосходительства.

Уведомляя о сем вас, Милостивый Государь, для надлежащих с вашей стороны распоряжений, нужным считаю обратиться к вам насчёт необходимого по сему делу восполнения.

При бывших между вами и мною объяснениях и соглашении, насчёт необходимости поместить Виленский институт благородных девиц в зданиях упразднённого Виленского миссионерского монастыря, я уведомил вас, Илья Гаврилович, что в зданиях сих предположено поместить: 1) женский первоклассный Православный монастырь; 2) училище для девиц духовного звания, числом по крайней мере на шестьдесят девиц; 3) уездное и приходское духовные училища на полтораста казённокоштных воспитанников; и что планы и сметы на перестройку по-миссионерских зданий, соответственно сим предположениям, поступили уже на рассмотрение высшего начальства. Ваше Превосходительство обещали мне: для помещения сих необходимых Православному епархиальному ведомству заведений приискать по возможности соответственное в Вильне помещение, вместо по-миссионерских зданий, отходящих под Виленский институт благородных девиц.

Засим покорнейше прошу Ваше Превосходительство уведомить меня: имеются ли у вас в виду и какие именно здания, для помещения помянутых выше заведений, необходимых в Вильне Православному духовному ведомству, дабы я мог сделать о том соответственные соображения и представления. Данное вами слово и звание сына Православной Церкви обнадёживают меня, что вы озаботитесь без лишней проволочки удовлетворением означенных потребностей сей Церкви, в справедливое возмездие за отходящие из её ведомства по-миссионерские здания. И так уже несколько лет потребности сии Литовской епархии не восполнены, единственно по затруднениям, представлявшимся со стороны гражданских начальств.

Ещё в 8-й день декабря 1846 года воспоследовало Высочайшее повеление Его Императорского Величества о возвращении на лоно Православной Церкви совращённых в Римско-католический обряд 64 человек крестьян Гродненской губернии Волковыского уезда деревень Новоселок, Мочульной и Подрося. По силе Высочайшего повеления, те из помянутых людей, которые возвратятся добровольно на лоно Православия, должны быть оставлены без всякого преследования, а несоглашающиеся должны быть подвержены духовному Православному суду. По воле Государя и Римско-католическое духовенство, совратившее тех людей и преподавшее им духовные требы, освобождено от взыскания, если те люди обратятся добровольно к Православию: в противном случае, духовенство это должно быть преследуемо следствием и судом.

Консистория Литовская относилась неоднократно в консисторию Виленскую Римско-католическую, чтобы помянутые выше люди, Высочайшею волею признанные принадлежащими к Церкви Православной, исключены были из Римско-католического духовного ведомства, и чтобы духовенство сего ведомства не преподавало им духовных треб. Консистория Виленская не только отказалась исключить те лица из своего ведомства, но даже уведомила, что не может воспретить своему духовенству преподавать им духовные требы на основании каких-то распоряжений предместников Вашего Преосвященства, епископов Клонгевича и Цывинского. Таким образом, духовенство Римско-католическое преподаёт сказанным людям все духовные требы, не исключая и брака; и ободряемые сим, равно внушениями того духовенства, они упорствуют в неисполнении Высочайшей воли, за исключением одиннадцати человек, возвратившихся в самом начале на лоно Православной Церкви. Находя невозможным исполнить Высочайшую волю при подобных обстоятельствах, консистория Литовская представляет о том на моё усмотрение.

Подробности этого дела Ваше Преосвященство увидите из прилагаемого при сем в списке только-что упомянутого представления ко мне Литовской консистории, и не можете не согласиться, что вся ответственность за неисполнение Высочайшей воли по сему делу падает на местное Римско-католическое духовенство и епархиальное оного начальство. Люди, понимающие долг свой и обязанности к Государю, едва ли бы поверили, что консистория Виленская осмеливается удерживать в своём ведомстве людей, признанных Высочайшею волею принадлежащими Православной Церкви, и что она разрешает своему духовенству преподавать сим людям и ныне духовные требы, когда духовенство это подвержено суду за преподавание таковых треб во время, предшествовавшее Высочайшей воле.

Засим покорнейше прошу Ваше Преосвященство, не признаете ли нужным распорядиться, чтобы подведомое вам духовенство, а тем более консистория, не осмеливались действовать вопреки Высочайшей воле, как по настоящему, так и по другим делам; а также принять меры, соответственные обстоятельствам настоящего дела, к добросовестному содействию со стороны Римско-католического духовенства в исполнении Высочайшей воли по сему делу.

Надеюсь, что Ваше Преосвященство не пощадите духовных, которые возмущают противозаконно взаимные отношения паств близорукими своими мнениями и поступками, свойственными скорее каким-нибудь изуверам, нежели добрым и благоразумным пастырям Церкви Христовой. Впрочем, я ныне же заметил Литовской моей консистории, что она не должна была выжидать три года распоряжений Римско-католического духовного начальства по сему делу, а обратиться к мерам, Высочайшею волею указанным, то есть к следствию и уголовному суду над виновными Римско-католическими священниками и к размещению по монастырям для надлежащего увещания ослеплённых сими священниками крестьян; а также вменил оной в обязанность поступить такими образом безотлагательно, если меры, которые будут приняты Вашим Преосвященством, не принесут ожидаемых последствий.

Покорнейше прошу Ваше Преосвященство уведомить меня о таковых с вашей стороны мерах, дабы я мог сделать соответственные распоряжения.

Сто пятьдесят лет эти священные знамёна, данные обновителем царства русского Петром Великим, и в мире, и на поле брани водили доблестную вашу дружину, Христолюбивые воины. Ныне удостоились вы обновления сих знамён достойным преемником Великого. Да ведут же они вас по-прежнему на вечные времена путём чести и правды, в духе мужества и кротости, в духе терпения и повиновения властям, в духе страха Господня и неколебимой верности Благочестивейшему Государю и преемникам его – да, служа верою и правдою царям Православным, ими же возвеличена Россия и Церковь святая, будете всегда достойны священного имени Христолюбивых воинов, которыми она почтила вас в матерних своих молитвах – и да торжественная клятва, которую вы теперь произнесёте, не посрамит вас ни в сей временной, ни в будущей вечной жизни!

Благочестивейший Самодержавнейший Государь!

Церковь Православная первого Русского Самодержца встречает ныне чрез Православного святителя в сем некогда престольном граде. Она Тебе обязана, Благочестивейший Государь, сим вожделенным событием и всем, что для неё сделано в здешней стране. Да благословит же Господь, благодарными её молитвами, все начинания Твои, Помазанник Божий – и да Подвигший ревность Твою к утверждению и распространению Православия в благословляющем Тебя, народе Твоём поможет Тебе попрать дух неправды и безверия, обуявший народы чуждые, чающие ныне от Тебя спасения. Нам же, служителям Церкви Православной, сподобившимся встретить Тебя в сем граде, столь долго для неё чуждом, прости великодушно: если в чём не успели или не возмогли ещё оправдать ожиданий Твоих, Благочестивейший Государь!

***

1850 года 25 мая, встречал я Государя Императора и Государя Наследника в кафедральном соборе; на паперти при встрече сказал я Государю: «Приветствую Ваше Величество именем новой Православной паствы, попечением Вашим устроенной» – при поднесении ж образа Спасителя сказал: «Иисус Христос, Спаситель наш, да спасёт Вас от всех бед и напастей и поможет Вам во всех начинаниях Ваших». Когда подвёл Государя к семинаристам, на его вопрос о них, сказал: – «добрая молодёжь и надёжная».

Кажется, я никогда не имел столько душевного удовольствия, как ныне от милостивого воззрения Государя и Цесаревича.

***

Приветствие, сказанное 14 июля 1849 года при входе Государя Цесаревича в Виленский кафедральный собор.

В первый раз город Вильно, некогда престольный, встречает Ваше Высочество в недрах своих. В первый раз также, учреждённая и утверждённая здесь ревностью и попечением великого Вашего Родителя, Православная паства встречает в лице Вашем Особу Благословенного Царственного Дома, которому Всевышний вручил жребий России. Будьте же благосклонны, добрый первородный сын царёв, и к сему граду, и к новоустроенной в нём Православной пастве. Передайте Благочестивейшему Государю её благодарность за его о ней попечения и простите благосклонно, если в чём найдёте нас ещё неуспевшими.

1) От Филарета, митрополита Московскою. Москва, 12 апреля 1846 г.

Преосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь.

Простим вся воскресением. Под защитою сего церковного слова приветствую Ваше Высокопреосвященство радостью воскресения Христова, с искренним желанием да будет она у Вас исполнена и многоплодна: а себе прошу от Вас прощения в молчании, правда, что, не извинительно, долгом.

Ваши слова, всегда достопримечательные, читал я с жаждою; и молил Бога, да вспомоществует Вам распространять дух Руси и Православия в краю, в котором он имеет наследственное право быть в силе и пространстве.

Позвольте мне на Ваши слова ответствовать моими, хотя не для того, чтобы утомлять Вас долгим чтением, по крайней мере ради памяти о мне.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Филарет М. Московский.

2) От Филарета, митрополита Московского. Москва, 29 апреля 1850 г.

Преосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь!

Простим вся воскресением. Сие церковное слово посылаю к Вам впереди себя. Когда оное примете: тогда и меня примете, не рано приветствующего Вас радостью воскресения Христова, и прежде сего в долгом молчании виновного. Господь да изрекает выну духу Вашему Свою радость и Свой мир: а Вы изреките мне прощение, к миру моему.

Поручение Ваше относительно препровождённых Вами ко мне слов Ваших в своё время исполнено в точности.

Позвольте мне при сем представить Вам экземпляр моих слов, и другой для библиотеки Вашей Семинарии.

Прося молитв Ваших, с совершенным почтением и яже о Господе любовию есмь и пребуду Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Филарет М. Московский.

3) От графа Л. А. Перовского. 1 мая 1851 г.

Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Государь и Архипастырь!

Получив при почтеннейшем письме Вашего Высокопреосвященства экземпляр произнесённой вами речи, считаю долгом принести вам, милостивый государь, изъявление искреннейшей моей благодарности за внимание ваше.

Поручая себя архипастырским молитвам вашим, имею честь быть с совершенным почтением и преданностью Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою

Граф Л. Перовский.

4) От Анатолия, епископа Могилёвского и Мстиславского. Могилёв на Днепре, 2 мая 1851 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостнвейший Архипастырь и Отец!

Да! по истине до́лжно сказать, что прошедый небеса Первосвященник и Пастыреначальник даровал Вашему Высокопреосвященству благодать быть Отцем Иерархов, или, как в древности выражались, Отцем Отцев! Ибо слышу, что в Вильне снова имеет совершиться хиротония Епископа; а хиротонисанный в исходе 1849 года, говорят, переселяется на свой хлеб! Слава Богу! слава и Вам, Благомилостивейший Архипастырь! Позвольте же мне быть и именоваться хотя послушником Вашего Высокопреосвященства!

Приношу Вам, Высокопреосвященнейший Владыко, всенижайшую душевную благодарность за экземпляр слова, произнесённого в 14-й день истекшего апреля месяца! другой экземпляр, того же слова я немедленно передал ректору здешней семинарии архимандриту Серафиму!

Меня другой уже год томит болезнь постоянно усиливающаяся, которой доктора, при всех консилиумах, разгадать не могут!

В чувстве душевного высокопочитания и всецелой преданности пребываю Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец! Вашего Высокопреосвященства всенижайшим слугою

Анатолий, Епископ Могилёвский и Мстиславский.

5) От Василия, архиепископа Полоцкого и Витебского. Витебск, 2 мая 1851 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь!

От всей души и сердца приношу Вашему Высокопреосвященству искреннейшую благодарность за ваше внимание и любовь ко мне, в залог коих я получаю от Вас, Милостивый Архипастырь, вместо красного яичка, прекрасное Словечко, произнесённое Вами в достопамятный 14-й день прошлого апреля.

По справедливости можно сказать, что обитатели той страны древнего достояния Православной Церкви и Отечества, читая это слово: иноверцы всегда могут многому научиться и вразумляться, – а обратившиеся к вере отцов своих и составившие по прежнему одно великое тело святой Руси найдут чему порадоваться.

Я же, искренно признательный за Ваш привет и драгоценный подарок, почитаю приятнейшим долгом приветствовать Ваше Высокопреосвященство великою радостью, Вашею же и нашею, по случаю преуспеяния и торжества Православной Церкви – матери нашей, в Вашей стране. Господь да споспешествует Вам присно в просвещении светом истины от востока – обратившихся братий наших ко тьме запада, обновляя и укрепляя Ваши силы, и оживляя Вас новою душевною и сердечною радостью сколь возможно чаще и постояннее среди многотрудных подвигов Архипастырского служения ко благу Церкви и Отечества.

Порадуйтеся ещё и моей радости! Я здесь, при помощи Божией, недавно приобрёл святой Церкви новых чад из закоснелых в своём заблуждении раскольников беспоповцев более четырёхсот обоего пола душ, двух наставников и одного заступавшего место наставника, из коих первого, Артемона Анкудинова, бывшего 35 лет наставником, Динабургского мещанина, я уже и рукоположил, по старопечатному чиноположению, во иеромонаха на священническое место к новоустрояемой в г. Динабурге из молитвенного раскольнического дома единоверческой церкви, другого, Якубштатского мещанина Филиппа Петрова, надеюсь вскоре рукоположить во иеродиакона к той же церкви, а третьего во священника в Невельский уезд.

Поручая себя молитвам Вашим пред угодниками Божиими – Антонием, Иоанном и Евстафием, в новом храме, во имя их устроенном и освящённом Вами, да и я, многогрешный, сподоблюсь быть соучастником душевного утешения Вашего, имею честь пребыть навсегда с чувствами глубокого уважения и совершенной преданности Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою

Василий архиепископ Полоцкий и Витебский.

6) От Алексея Семенова. Москва, 3 мая 1851 г.

Ваше Высокопреосвященство Милостивый Государь!

С душевной признательностью получил я письмо ваше от 24-го апреля, которым изволили почтить меня, и приношу Вашему Высокопреосвященству искреннюю благодарность за присланную книжку, заключающую слово, произнесённое вами по освящении пещерной церкви. С сердечной радостью прочёл я это слово; красноречиво и убедительно в нём изображено, сколь сильно вера Православная скрепляет все племена Русского народа и соединяет их общим усердием к святым памятникам, покрывающим обширное пространство нашего отечества. – Вильна, вмещая в себе святыню Православия, мощи святых мучеников, чрез то самое драгоценна уже всему Русскому народу; она заключает в себе звено, неразрывное в общем составе святой Руси. – Весьма желательно, чтоб эти чувства проникли и в сердца иноверных братий наших г. Вильны. – В сем случае, мы можем положиться на Всевышний Промысл, уже весьма многое чрез вас совершивший для успехов Православия и скрепления западных племён Русского народа с восточными.

Жена моя и дети покорнейше благодарят Вас за память, а я, поручая себя обще с ними молитвам вашим и испрашивая вашего Архипастырского благословения, с чувством совершенного почтения и искренней преданности имею честь пребыть навсегда Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Алексей Семенов.

7) От графа Владимира Фёдоровича Адлерберга. 4 мая 1851 г.

Ваше Высокопреосвященство Милостивый Государь и Архипастырь.

Получив препровождённое при письме Вашего Высокопреосвященства от 23-го минувшего апреля слово, произнесённое Вами 14-го того же апреля, по освящении пещерной церкви в Виленском Святодуховом монастыре, приношу Вам усерднейшую благодарность за доставление сего сочинения и Вашу обо мне память.

Поручая себя святым молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорнейшими слугою

Граф Владимир Адлерберг.

8) От Ф. Я. Мирковича. С.-Петербург, 4 мая 1851 г.

Ваше Высокопреосвященство Милостивый Государь.

Благосклонною Вашею памятью обо мне и присылкою прекрасного и замечательного слова, произнесённого Вами 14 истекшего апреля, Вы изволили несказанно меня обрадовать и утешить. – Удостойте принять, Высокопреосвященный Владыко, искреннейшую, сердечную мою благодарность за внимание Ваше, и с тем вместе почтительное моё уверение, что, по чувству глубокого моего к Вам и подвигам Вашим уважения, сохранение мне доброй вашей памяти я ценю чрезвычайно высоко.

С душевным уважением и сердечною преданностью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства Милостивый Государь покорнейшим слугою

Ф. Миркович.

9) От В. Д. Олсуфьева, за № 1153. С.-Петербург, 7 мая 1851 г.

Преосвященнейший Владыко!

Граф Н. А. Протасов доставил ко мне экземпляр слова, произнесённого Вами в 14-й день апреля сего года, по освящении в Святодуховом монастыре. пещерной церкви во имя св. мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, для поднесения его, согласно желанно Вашему, Государю Цесаревичу. – Его Императорское Высочество, приняв оный благосклонно, повелеть мне соизволил благодарить Ваше Преосвященство.

Исполняя таковую волю Государя Наследника и поручая себя святым молитвам Вашим, имею честь быть с глубочайшим почтением Вашего Преосвященства покорнейшим слугою

В. Олсуфьев.

10) От графа Д. Н. Блудова. 10 мая 1851 г.

Высокопреосвященнейший Владыко Милостивейший Государь и Архипастырь.

Я имел честь получить письмо Вашего Высокопреосвященства от 23-го апреля и с величайшим удовольствием, могу сказать с наслаждением, читал приложенную к оному речь Вашу. Дозвольте мне принести Вам, Милостивейший Архипастырь, изъявление моей искренней благодарности за Вашу обо мне память и за присылку сего нового прекрасного произведения Вашего, которое я принял не только как достойную Вас замечательную речь, не только как добрую, по словам Вашего Высокопреосвященства, весть о Вашей стороне, но и как утешительное предзнаменование, я чуть не сказал пророчество, о будущей судьбе нашей святой Руси во всех её частях и краях.

Поручая себя святым молитвам Вашим и испрашивая Вашего Архипастырского благословения, имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою

Граф Д. Блудов.

PS. Дочь моя Антонина также испрашивает Вашего благословения и вместе со мною благодарит Вас за Вашу прекрасную речь, которую она читала и перечитывала с восхищением.

11) От Николая Муравьёва. Новгород, 15 мая 1851 г.

Ваше Высокопреосвященство Милостивый Архипастырь!

Примите благодарение моё за присланную Вами занимательную книжечку, которую я прочитал с особенным удовольствием, как по содержанию её, так и потому что она свидетельствует о лестной для меня памяти Вашей.

Справедливо Вы изволите думать, что я не забыл Вильны – и надеюсь не забыть. Поверьте, что, оставляя город Ваш, я неоднократно сожалел, что лишён буду приятной и поучительной беседы Вашей, которую всегда умел ценить.

С чувствами глубочайшего почтения и совершенной преданности имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорным слугою

Николай Муравьёв.

P. S. Поручение Вашего Высокопреосвященства к господину Девитту я исполнил, передав ему другую книжечку.

12) От Филарета, митрополита Московского. 28 мая 1851 г.

Преосвященнейший Владыко, Досточтимый о Господе Брат!

С особенным утешением получил я Ваше о мне воспоминание, и маленькую, как говорите, книжку, не мало, как я нахожу, в себе заключающую. Ваши церковные слова обыкновенно и поучительны, и достопамятны: таково и читанное мною теперь. Господь да поможет Вам и впредь благовествовать силою многою, к распространению Православия.

С праздником пресвятой Троицы поздравляю Вас: ибо в сие время нашло меня письмо Ваше в Лавре.

С совершенным почтением и любовью о Господе пребываю Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Филарет М. Московский.

13) От Мих. Ник. Муравьёва. С.-Петербург, 31 мая 1851 г.

Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Государь!

Вам угодно было вспомнить о бывшем некогда слабом сотруднике вашем на поприще распространения Православия в стране Литовской. Труды мои были легки, ибо всё зиждилось и устраивалось Промыслом Божиим, избравшим Ваше Высокопреосвященство орудием великого дела сего.

Премного благодарю вас за добрую обо мне память и доставление печатанного экземпляра произнесённого вами слова, при открытии мощей в Свято-Духовском монастыре. От всей души радуюсь, что возлелеянное и насаждённое вами величавое древо, при видимой Божией благодати, глубоко пустило благотворные корни свои, в стране, в которой за несколько ещё десятков тому лет едва видимы были следы древнего Православия оной.

Экземпляр столь замечательного произнесённого вами слова я почёл долгом повергнуть на просвещённое воззрение Августейшего председателя нашего Географического Общества, Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича, истинного поборника всего Русского и Православного.

Ваше Высокопреосвященство изволили уже конечно получить за сим рескрипт Его Высочества с препровождением диплома на избрание вас в почётные члены Императорского Русского Географического Общества. Радуюсь, что судьбе угодно было вновь предоставить мне приятный случай разделять, на сем мирном учёном поприще, обще с вами труды на пользу отечества. Всё, что Вашему Высокопреосвященству угодно будет доставить Обществу, в отношении описания и раскрытия всегда весьма полезных и любопытных сведений, о положении древней Руси в западном крае, будет принято с особою благодарностью; мы вполне уверены, что вы не оставите нас своим, в сем деле, содействием.

Пользуюсь сим случаем, чтобы удостоверить Ваше Высокопреосвященство в чувстве глубокого моего к вам уважения и преданности.

Михаил Муравьёв.

PS. Один экземпляр передал я согласно поручению вашему Андрею Николаевичу.

14) От Филарета, митрополита Киевского. (Уединение). 4 июня 1851 г.

Высокопреосвященнейший Владыко! Милостивый Архипастырь!

Два экземпляра назидательного поучения Вашего Высокопреосвященства имел я удовольствие получить при любезном мне письме вашем. Приношу искреннейшую благодарность за милостивую память о моём недостоинстве. Я поручил напечатать оное в журнале Воскресного Чтения, издаваемом при Киевской духовной академии. Примите и от меня несколько экземпляров скудного моего, и может быть последнего по старости моей слова.

Поручая себя святым молитвам вашим, с искреннейшим почитанием и братскою во Христе Иисусе, надежде нашей, любовию есмь и пребуду Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Филарет Митрополит Киевский.

15) От Филарета, митрополита Киевского. (Уединение). 29 марта 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко! Милостивый Архипастырь!

Почтеннейшее писание ваше и при нём благочестивые и назидательные поучения Вашего Высокопреосвященства имел я удовольствие получить. Приношу вам искреннейшую благодарность за милостивую память о моём недостоинстве. Примите от сердца моего, любящего вас любовию Христовою, искреннейшее приветствие с новою монаршею к вам милостью. Пастырские подвиги ваши о благоустройстве возвращённой к Православной Церкви паствы достойно награждаются благочестивейшим царём отечества нашего святой России. Да наградит их и царь небесный Господь и Бог наш Иисус Христос в царствии своём небесном.

Поручая себя святительским молитвам вашим, с искреннейшим почитанием и братскою во Христе Иисусе, надежде нашей, любовию есмь и пребуду Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Филарет Митрополит Киевский.

16) От Платона, архиепископа Рижского. Рига, 3 апреля 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь, Отец и Благодетель мой!

Лишь только я взял перо, чтобы поздравить Ваше Высокопреосвященство с светлым праздником Воскресения Христова, как получил письмо из С.-Петербурга, от нашего генерал-губернатора князя Суворова, в котором он уведомляет меня, между прочим, о том, что Вы, Милостивейший Архипастырь, возведены в сан Виленского митрополита. И так в сугубой радости честь имею поздравить Вас с сугубым торжеством. Красуйся, ликуй и радуйся, добрый служитель царя небесного и земного! Да воскреснет Бог – и расточатся враги Православной его церкви, а праведницы да возвеселятся!..

Я в такой радости, – в таком экстазисе, что, право, ни о чём более не могу писать. Разве сообщить Вам то, если ещё не изволите знать, что кроме Вашего Высокопреосвященства получили награды ещё следующие архипастыри:

Казанский – Александра Невского с алмазами,

Иркутский – Александра Невского без алмазов,

Донской и Кавказский – Владимира 2-й степени,

Викарии: С.-Петербургский, Новгородский, Московский и Воронежский – Св. Анны 1-й степени.

Граф Протасов – Александра Невского.

Поручая себя святительским молитвам Вашим и прося о продолжении ко мне Архипастырской Вашей благосклонности, с чувствами глубочайшего уважения и сыновней преданности честь и долг имею всегда быть Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою,

Платон архиепископ Рижский.

17) От Филарета, митрополита Московского. Москва, 5 апреля 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый архипастырь!

Приимите от меня целование радости и любви во Господе: Христос воскресе! Радость о Нём да будет силою Вашею, и да поможет Он Вам распространять свет вечного востока в сумраке запада и свышний мир между непозавшими мира.

С утешением узнал я, что заслугам, оказанным Вами Православной Церкви, дано новое высокое свидетельство; с радостью поздравляю Вас с милостью Божьею и царскою.

С совершенным почтением и любовью о Господе имею честь пребыть Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Филарет М. Московский.

18) От графа Л. А. Перовского, 8 мая 1852 г. за № 1192.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь.

Принося искреннюю мою благодарность за сообщение замечательного слова, произнесённого Вами 14 минувшего апреля, покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство принять столь же искреннее поздравление моё с возведением Вас в высокий сан митрополита.

Пользуюсь сим случаем, чтобы поручить себя молитвам Вашим и повторить уверение в совершенном моём почтении и преданности, с коими имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою

Граф Л. Перовский.

19) От Алексея Семенова и ело жены. Москва, 8 мая 1852 г.

Ваше Высокопреосвященство Милостивый Государь!

Позвольте, Высокопреосвященнейший Владыко, удовлетворяя душевному чувству к вам преданности, изъяснить хотя на письме искреннее поздравление с возведением вас в сан митрополита и вместе присоединить чувствительную благодарность за присланное слово, говорённое при торжественном переложении мощей св. Виленских мучеников. Вам, – восстановителю Православия в западной России, – святительский сан митрополита есть справедливое воздаяние Государя высоким заслугам вашим отечеству. Я и жена с радостью прочитали Высочайший рескрипт на имя ваше и радость эту, несомненно, разделяют все Русские, любящие отечество. Молим Всевышнего, да сохранит Он вас на полезном вашем поприще на многие годы, для блага настоящего и будущих поколений соотечественников, которые с благодарностью вычитывать будут подвиги ваши, совершённые и начертанные уже на скрижалях истории.

Прося покорнейше о сохранении вашего к нам благосклонного расположения и испрашивая для всей семьи архипастырского вашего благословения, – с чувством совершенного почтения и преданности имею честь быть навсегда Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Алексей Семенов.

Ваше Высокопреосвященство Милостивый Государь.

Северная пчела 96 № несказанно нас утешила; давно искали мы тех строк, которые бы помирили нас с справедливостью; наконец, увидя их, душа невольно встрепенулась от радости, и чтобы радость эта была совершенна, позвольте попросить вас, Высокопреосвященнейший, принять наше искреннее поздравление, и в то же время повторить вам, что ни отдалённость, ни время не изгладят из памяти те радостные часы, которые мы проводили вместе, и так утешительно пользовались милостивым вашим расположением.

Господь одарил многих памятью ума, на мою долю этого таланта не досталось, что весьма чувствительно для света, в котором судьба меня поставила; но взамен этого недостатка Господь мне дал память сердца такую живую, что на неё смело можно положиться; она измены не понимает, и старости не чувствует; с нею мне жизнь так мила, с нею я счастлива 26 лет в семейной жизни. – Простите, Высокопреосвященный, что, отдалившись от цели письма, я позволила себе (по обыкновению) излить полноту души моей. – Митрополит Литовский не нуждается в моей памяти, я это знаю; но знаю твёрдо и то, что милостивое расположение он не легко от людей отнимает, и что снисходительность его к нам была всегда велика.

Повторяя уверение в чувствах совершенного к вам уважения, и прося покорно в молитве вашей не забывать нас, имею честь пребыть навсегда, Высокопреосвященнейший Владыко, преданная вам душою

Д. Семенова.

За память вашу в письме, тотчас полученном, примите, Высокопреосвященный, мою искреннюю благодарность.

20) От Григория, архиепископа Казанского. 9 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко Милостивый Архипастырь!

Весьма благодарен за доставленные мне слова Вашего Высокопреосвященства. Все они очень важный памятник для Православия.

Взаимно покорнейше прошу принять в дар экземпляр сказанных мною слов и бесед, другой же экземпляр – передать в семинарию Вашего Высокопреосвященства.

С истинным высокопочитанием и совершенною преданностью честь имею быть Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Григорий архиепископ Казанский.

21) От графа Д. Н. Блудова, 10 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко Милостивый Государь и Архипастырь.

Поспешаю изъявить Вашему Высокопреосвященству искреннюю благодарность мою за новый знак Вашей памяти обо мне и за доставленный мне экземпляр Вашего последнего прекрасного слова. Я несколько времени ласкал себя надеждою, что буду иметь честь лично благодарить Ваше Высокопреосвященство и при сем, также лицом к лицу, поздравить Вас с получением от Государя Императора и церкви вполне заслуженного Вами высокого, первого в нашей Православной Российской иерархии звания, ибо теперь, отправляясь по Высочайшей воле за границу для поправления – будто бы – расстроенного здоровья моего, хотел заехать в Вильно для свидания с Вами. К сожалению, я должен отказаться от сей мысли, принуждённый ехать в Германию другим путём.

Дозвольте ж мне, Высокопреосвященнейший Владыко, хотя сим кратким и не весьма складным, – от нездоровья и недостатка времени, – письмом, пожелать, чтоб Провидение, которое так видимо благословляет труды и подвиги Ваши на пользу веры и отечества, продолжало поддерживать Ваши силы и ревность и споспешествовать Вам во всех Ваших действиях.

Испрашивая Архипастырского Вашего благословения, имею честь быть с совершенным почтением и преданностью Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою

Граф Д. Блудов.

22) От Арсения, архиепископа Варшавского, Варшава, 11 мая 1852 г.

Ваше Святейшество Высокомилостивый Архипастырь!

За сообщение мне доброй Вашей вести, в которой и литература получила свой нескудный участок славы, а Православная Всероссийская Церковь приобрела для себя новое и богатое украшение, приношу Вашему Святейшеству мою чувствительнейшую благодарность, и вместе с сим усерднейше приветствую Вас, Досточтимый Архипастырь, с новым саном, как достойным выражением высоких достоинств и подвигов Ваших. Надеюсь, что история с своей стороны не поскупится к сему прибавить несколько прекрасных страниц в Вашей биографии, а, что всего важнее, сам Господь Бог не забудет верно труда любви Вашей к святой Его церкви. Говорю так потому, что действительно более и ближе других вижу и ценю всю огромную тяжесть и важность труда Вами подъятого и, при помощи Божией, благоуспешно совершённого.

Поручая себя с паствою святительским молитвам и благорасположению Вашему, с истинным высокопочитанием и совершенною преданностью имею честь быть Вашего Святейшества нижайшим послушником

Арсений А. Варшавский.

PS. Другой экземпляр слов Ваших, согласно с Вашим назначением, я передал в библиотеку Волынской семинарии.

23) От Василия, архиепископа Полоцкого и Витебского. Витебск, 13 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейшй Владыко Милостивый Архипастырь!

Приношу Вашему Высокопреосвященству искреннейшую благодарность мою за Вашу память о моём недостоинстве, явленную в подарении меня драгоценными памятниками Ваших подвигов в Литве. Каким быстрым успехом увенчались они, быв предприняты среди величайших препятствий! Говорить о сем без удивления нельзя! А есть чему порадоваться. Пусть враги Православной Церкви, приявшей нас под освежающую тень свою, – церкви чудно восторжествовавшей в краю Литовском – стране древнего её достояния, уразумеют, что это дело есть дело Бога, который устроил его Вашею деятельностью, который творил Своё Всемогущество в Вашей человеческой слабости. И торжество наше вообще, и возвышение Ваше, да не огорчает, а вразумляет всех заблуждающих, и многих во свете учения сей чудной Церкви ходящих, одушевляя их любовью к нам. Поистине, мы не заслуживаем ненависти или зависти их, творя волю Божию, в слабости своей.

Чудный в действиях своих, руководствуемый Виленскими мучениками Антонием, Иоанном и Евстафием – архипастырь! Торжествуй всегда над человеческими усилиями противодействия! Своим учением, при содействии святых угодников, пострадавших за веру Православную, разгони остающиеся ещё тёмные облака, которыми невежество силится затмить истину.

С чувствами глубочайшего уважения, преданности и братской любви имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою

Василий Архиепископ Полоцкий и Витебский.

24) От Платона, архиепископа Рижского. Мыза Эйхенберг, 14 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь, Отец и Благодетель!

Примите, Ваше Высокопреосвященство, искреннейшую мою благодарность за прекрасные Ваши слова, которые Вы, Милостивейший Архипастырь, благоволили прислать мне при любезном для меня письме Вашем от 29 числа прошедшего апреля. Три экземпляра сих слов я передал, по назначению Вашему, в библиотеки Рижской и Псковской семинарии и о. архимандриту Павлу.

Выраженное в письме Вашем религиозно-патриотическое желание, чтобы все края Руси Православной сроднились с ново-восстановленною Литовскою паствою, и чтобы паства сия занимала не одно только место по списку Православных епархий, но была с целою Православною Церковью в теснейшем духовном и молитвенном общении, – желание это, благодаря Бога и Ваше, доблестнейший Архипастырь, неусыпное попечение возрастить и утвердить во вверенной Вам епархии Русский дух и веру Православную, уже сбывается, и, конечно, не умедлит вполне осуществиться: ибо мне известно, что все истинные чада св. Руси и Церкви Православной, которые имели счастье видеть Ваше Высокопреосвященство и сколько-нибудь знают Ваши действия и побуждения к оным, – все искренно сочувствуют Вам и принимают живое участие в положении обновившейся Православием Литовской епархии. Что касается, собственно, до меня, то Вы, Милостивейший Архипастырь, совершенно справедливо изволите предполагать, что я более других приму к сердцу добрые вести о ней. Служба в сей епархии, под мудрым руководством и отеческим покровительством Вашего Высокопреосвященства, навсегда останется для меня незабвенно-приятною, и, если бы можно было, то я готов опять переселиться в неё, дабы упокоиться от настоящего многотрудного служения моего под тенью тех сосенок, которые мы сажали на горе Тринопольской.

В нашем краю ничего нет нового, кроме некоторых предположений к обращению раскольников на путь истины. Устройство епархии моей помаленьку подвигается вперёд; между прочим предполагается построить семинарию и основать мужеский монастырь в 7-ми вёрстах от Риги, на прекрасной моей мызе Эйхенберг (дубовая гора). Теперь я занимаюсь измерением местности сего монастыря и составлением для него плана. Пожелайте, Высокопреосвященнейший Владыко, чтобы Господь помог мне устроить всё, хотя в четверть так, как Вы совершаете дела свои.

В конце сего месяца, или в начале будущего, я полагаю отправиться во Псков, где мне очень нужно быть по расстройству консистории и по возникшему в раскольниках желанно оставить своё заблуждение. Зло и добро в сем мире перемешаны!

Поручая себя Святительским Вашим молитвам и прося продолжить ко мне Вашу Архипастырскую благосклонность, с чувствами истинного высокопочитания и сыновней преданности, честь и долг имею всегда быть Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою,

Платон Архиепископ Рижский.

Покорнейше прошу передать моё почтение Вашей сестрице и благословение всем детям её.

25) От Христофора, епископа Ревельского, викария С.-Петербургского. С.-Петербург, 17 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Благомилостивейший Архипастырь и Отец!

Совершив при помощи Божией весьма важное дело в пользу не только нашей отечественной, а и вселенской Православной Церкви чрез апостольский подвиг Ваш, Высокопреосвященнейший Владыко, Вы продолжаете с того времени доселе постоянно и неутомимо довершать и утверждать на прочном и незыблемом основании восстановленное Вами древнее Православие в родной для Руси Литве. Увенчать болезни и труды Ваши может достойно один только Бог, во славу коего Ваше Высокопреосвященство, подобно апостолам Христовым, подвизались и подвизаетесь доселе. Принимая оные близко к нежному сердцу своему, мудрый, добрый и благочестивейший Государь наш видимо желает отдать справедливость заслуге пред целою Европою. Православное отечество наше (разумея под сим большинство смотрящих на восстановленное в Литве Православие не Костромскими и Орловскими¹¹ очами, или точнее не очами отпавших от единения с Православною Кафолическою Церковью христиан Римского обряда и Лютеранской секты) взирает с трепетным восторгом на успехи богоугодного дела, какими благословляет оное сам Бог. Любвеобильному желанию Вашему, чтобы все края Руси Православной сроднились с Православною паствою Литовскою и пребывали в теснейшем с нею духовном и молитвенном общении, сочувствуют не токмо здешние пастыри, а и мирские благомыслящие люди. Отрадно было и для моего сердца недавно увидеть, что Ваше Высокопреосвященство, в духе св. отцев церкви преломляя и раздробляя в благопотребное время хлеб животный в насыщение верных сынов Православной паствы Вашей, соизволили, по вниманию Вашему, паче же от преизбытка любви Вашей, доставить случай и мне соутешитися в вас верою общею (или единою), вашею же и нашею (Рим.1:12) в присланных девяти печатных словах Ваших. Другой экземпляр оных, по воле Вашего Высокопреосвященства, передан чрез меня начальству здешней духовной семинарии для внесения в библиотеку оной. Приятным долгом поставляю принесть Вам, благомилостивейший Архипастырь, мою глубочайшую благодарность за память и лестное внимание Ваше к моему недостоинству.

Испрашивая Архипастырского благословения Вашего, честь имею пребыть с истинным и особенным уважением и с таковою же преданностью Вашего Высокопреосвященства, Благомилостивейшего Архипастыря и Отца всепокорнейшим послушником

Христофор епископ Ревельский, викарий С.-Петербургский.

26) От Евгения, архиепископа Ярославского. Ярославль, 19 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь.

Девять поучений Вашего Высокопреосвященства в двух экземплярах, при почтенном письме вашем от 29-го апреля, имел честь и удовольствие 16-го сего мая получить, и другой их экземпляр передал в библиотеку Ярославской семинарии по назначению вашему. Примите, Ваше Высокопреосвященство, мою усерднейшую благодарность за столь приятный дар. Доселе услаждался я вашими апостольскими подвигами, а отселе буду наслаждаться и посланиями вашими истинно апостольскими.

С отличным почитанием честь имею быть Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою

Евгений архиепископ Ярославский.

27) От Иннокентия, архиепископа Херсонского. Одесса, 21 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко! Милостивейший Архипастырь!

Благоволите принять искреннейшую благодарность за ваше братолюбное памятование о мне и за присылку прекрасных произведений пастырского пера вашего. Кроме литературного достоинства их, коего никакая критика не в состоянии отвергнуть, они драгоценны уже тем, что составляют памятник события, исполнившего радости всю Церковь Православную. Это не собрание слов, а можно сказать, одно надгробное слово над Униею, которое суждено было свыше произнести вам, а не кому-либо другому. Благодарение Господу, подавшему вам разум и силы произвести дело столь великое и столь благотворное! Память ваша будет благословенна у самого позднего потомства.

Умилительно прекрасна мысль ваша возлечь на вечное успокоение под мощами св. мучеников Виленских: они, без сомнения, с любовью осенят молитвами своими того, который воскресил, в отечестве их веру Православную и почтил память их так великолепно.

Но, боголюбивый архипастырь, не спешите вон из нашего здешнего мира. – После стольких треволнений понятно желание войти в пристань, но пребывание ваше с нами много паче полезно для тех, коим вы, как Моисей, послужили при исходе из Египта и порабощения Римского.

Предая себя молитвам вашим и отеческой любви о Христе, с сыновним уважением и сердечною преданностью, остаётся и пребудет навсегда Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Иннокентий архиепископ Херсонский.

28) От Илиодора, архиепископа Курского. 22 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь!

С искренним порадованием братолюбного сердца приветствую Ваше Высокопреосвященство с возведением в сан митрополита. Достойно и праведно Ваше имя, звание и деяния тесно сопряжены с воспоминанием о восстановлении Православия в древнем достоянии Св. Руси. Желание Ваше о внутреннем соединении Литовской паствы с другими, при благословении Божием и молитвах Церкви Православной, без сомнения, увенчается благим успехом. Дух веры и любви устроит и укрепит священный, вожделенный союз сей.

Поучения Ваши, столь назидательные по воспоминаниям и столь близкие к потребностям края, приняты с благодарением. – Один экземпляр отослан в семинарскую библиотеку. Примите в залог общения Курской паствы с Литовскою два экземпляра моих поучений и один из них благоволите передать в семинарскую библиотеку.

Да поможет Пастыреначальник Господь Иисус и в новом звании проходить Архипастырское служение с тою честью и пользою, какою доселе ознаменованы жизнь и служение Ваше, к славе и отраде Православной Церкви,– о сем молю Его благость, а вместе поручаю себя св. молитвам Вашим, имею честь быть Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и сослужителя о Господе покорнейший слуга

Илиодор архиепископ Курский.

29) От Смарагда, архиепископа Орловского. Орёл, 28 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Отец и Архипастырь!

Сколько неожиданно, столько ж безмерно утешен был я, получив автограф Вашего Высокопреосвященства (от 29 прошедшего апреля), с подписанием Вашего бессмертного имени и с приложением девяти слов Ваших.

Нижайше благодарю Вас, Благостнейший Архипастырь, за сии драгоценные знаки памятования Вашего о нас, убогих, и искреннейше желаю и молю Господа, да Литовская паства, возвеличенная столь славными подвигами и учреждениями знаменитого Архипастыря своего, вместе с ним, вечно прославляется между Всероссийскими паствами, как семейство, происшедшее от великого родоначальника, обыкновенно уважается в позднейшем потомстве. И может ли кто, в таковом всегдашнем прославлении имени Вашего и памятовании неразлучно соединённой с ним паствы Вашей, – сомневаться? – «Stabit perpetua memoria facti!» Как Ваше Высокопреосвященство смиренною любовью своею подали мне благоприятный случай писать к Вам сии строки, то я, надеясь на Ваше снисхождение, не нахожу ещё поздним, всеусерднейше поздравить Вас, Святейший Владыко, с возведением Вас на крайний, в Российской Церкви, степень – митрополита. Достойно воистину и праведно, и лепо, чтоб такие подвиги, какими Вы запечатлели безмерное бытие своё на земли, вознаграждены были таким высоким отличием – в Церкви и Отечестве!

Препоручая себя и впредь Вашему благоволению, и взаимно уверяя Ваше Высокопреосвященство в моём неизменном к особе Вашей уважении и памятовании Вас, в признательном сердце и недостойных молитвах моих, с глубочайшим высокопочитанием к живейшею преданностью, долгом поставляю пребыть Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Отца и Архипастыря, нижайшим слугою

Смарагд, Архиепископ Орловский.

Другой экземпляр слов Ваших, по. Вашему назначению, сдал я в библиотеку здешней семинарии.

30) От Гавриила, архиепископа Рязанского. 31 мая 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Достопочтеннейший о Господе Брат!

Радуясь душевно приветствую Ваше Высокопреосвященство с благопризрением Всемилостивейшего Монарха на великие заслуги, оказанные Вами Церкви Православной и отечеству, и с возведением Вас на высшую степень иерархическую, в сан митрополита. Благословен Господь, тако о Вас благоизволивый! Вы, как избранное орудие Его, при содействии благодати Его, возвратили в недра Церкви Православной тысячи чад её, отожжённых от неё насилием, коварством и злобою изуверного Запада. Имя Ваше пребудет здесь благословенно в роды родов, а там награда, обещанная исповедникам. Мне частью известно, сколько претерпели Вы злословий и клевет от Римлян, сколько положили трудов и подвигов равноапостольных в святом деле воссоединения Унии с Церковью Православно-Кафолическою. Мзда Ваша многа на небеси.

Приношу Вам душевную благодарность за девять слов, изречённых Вами от сердца, снедаемого святою ревностью по дому Божию и братии о Господе; они утверждение для воссоединённых и воссоединяемых с Православными и вразумление для отпадших в отцах и праотцах от Православия в Латинство. Во время своё они принесут плод благословенный; сеяй о благословении о благословении и пожнет.

Радостно слышать, что в пастве Вашей и сопредельных с нею утвердилось Православие, которое там века за два с половиною процветало и господствовало в продолжение шести веков. Да поможет Вам Господь совершенно утвердить немощное и колеблющееся, восстановить изверженное, сотворить вся по желанно сердца Вашего во славу Его единого ко благу Церкви и Отечества.

Поручая себя святым молитвам Вашим, с душевною преданностью и любовью о Господе есмь и долг имею всегда пребыть Вашего Высокопреосвященства усердный слуга

Гавриил Архиепископ Рязанский.

31) От Гавриила, архиепископа Тверского. Тверь, 13 июня 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко Милостивейший Архипастырь!

Драгоценное письмо Вашего Высокопреосвященства, с приложением к оному поучительных ваших слов, имел я честь получить; и с признательностью уведомляя вас о том, прошу извинить меня за медленный мой отзыв, потому что я был в отлучке из Твери для обыкновенного паствы обозрения.

Глаголы Твои дух суть и живот; а цель их: да приидет Царствие Божие. Если бы не это: не совершили бы вы великого дела утверждения, в крае Литовском, древнего, восклонившегося, Православия; и не взошли бы на толикую высоту, чтобы свет Твой сиял паче полудня.

За преодолжительный дар поучительных слов примите, владыко святый, всеусердную мою благодарность, а с возведением вас в сан митрополита сердечное поздравление; и пребудьте ко мне милостивы: чего прося, есмь и пребуду Вашего Высокопреосвященства преданнейший слуга и почитатель

Гавриил, архиепископ Тверской.

32) От Амвросия. епископа Пензенского. Пенза, 14 июня 1852 г.

Ваше Высокопреосвященство Милостивейший Архипастырь и Отец!

Получа от Вашего Высокопреосвященства при вашем письме, исполненном любовью братскою, девять слов, вами произнесённых в вашей пастве, громко возвещающих о возобновлении и утверждении древнего Православия в Литовском крае, я душевно порадовался, что отторженные мечом и огнём члены истинной Христовой Церкви опять присоединились по великой благодати Божией к таинственному телу Христову. Я, переместясь в 1831 году в Почаевскую Лавру в звании епископа Волынского, положил небольшое начало воссоединения чрез присоединение сперва детей Униатских, коим потом последовали матери, а наконец и отцы, а вас Господь Бог избрал орудием воссоединения целого огромного края. История будет вас прославлять, как равно-апостоли достойно и праведно, и заблудшие будут благодарить вас и на том свете за спасение своё, которого они не могли б получить, оставаясь вне Православной Церкви.

Сии чувствования обязывают меня благодарить вас искреннейше за ваш дорогой подарок. Радуясь случаю засвидетельствовать вам высокое моё уважение и братскую любовь, имею честь быть с сими чувствованиями неизменно навсегда к вам, Милостивый Архипастырь и Отец, Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга,

Амвросий, епископ Пензенский.

33) От Филарета, митрополита Московского. Москва, 26 июня 1852 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь!

Сорадуюсь, что Господь споспешествует Вам обновлять и укреплять священные памятники Православия в стране, где оно сияло, угасало, и вновь светит, имея Вас деятельным световозжигателем.

С благодарностью получил я, и с возобновлённою занимательностью прочитал Ваши поучения, новое, с прежними.

И поручение Ваше передать экземпляры оных преосвященному Викарию, Академии и Семинариям тотчас исполнил.

Желание Ваше, чтобы восстановленная Литовская паства была в теснейшем духовном и молитвенном общении со всею Православною церковью, сколько имеет права на взаимность, столько, надеюсь, и пользуется ею. Каждый, кому дорого Православие, и кто хорошо знает Ваши для него подвиги, высоко ценит их, и сердечно и молитвенно желает Вашей пастве возрастания и преспеяния.

Моля Господа, да отверзает Вам в распространении Православия дверь велику и пространну там, где и сопротивнии мнози, и прося молитв Ваших о моей немощи, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Филарет, митрополит Московский.

34) От Филарета, митрополита Московского. Москва, 18 апреля 1853 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Возлюбленный о Господе Брат!

Простираю к вам объятия и глас радости: Христос воскресе! И не думаю, что не достигну. Ибо мы в Нём едино есмы, по Его намерению, по вере и благодати служения. Любовь его разделит нам радость. Желаю Вам радости совершенной и неотъемлемой. Надеюсь и прошу Вашей молитвы, да не скудна будет и моя радость. Господь да сохраняет Вас в крепости, и да продолжит распространять Вами свет Православия.

С совершенным к Вам почтением и любовью о Господе есмь и пребуду Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Филарет, митрополит Московский.

Поручение Ваше исполнено. Слово Кафолического Православия напечатано. Редакционный Комитет, чрез который сие сделано, потому что у него делалось под руками, на сих днях препроводит к Вашему Высокопреосвященству печатные экземпляры чрез транспорт: ибо так полагают удобнее и дешевле.

35) От графа Н. А. Протасова. С.-Петербург, 20 мая 1854 г.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь.

Получив от Вашего Высокопреосвященства, в исполнение просьбы моей, портрет ваш, который я давно желал иметь у себя, приятным долгом почитаю принести вам, Милостивый Архипастырь, душевную мою благодарность за доставление мне таким образом возможности украсить мой кабинет изображением иерарха, столь достойно вписавшего имя своё в летопись отечественной Церкви незабвенным подвигом приведения в её лоно древних чад её.

С душевным почтением и искреннейшею преданностью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства Милостивого Архипастыря покорнейшим слугою

Граф Н. Протасов.

36) От генерал-адъютанта Сергея Павловича Сумарокова. 18 мая 1855 г.

Ваше Высокопреосвященство.

Почтительно благодарю Вас за присылку двух речей Ваших в двадцати экземплярах, для раздачи их в полки вверенного мне корпуса, я поспешу исполнить Высокопастырское Ваше поручение. Речи эти не могут не возбудить сочувствия; они уже сами за себя ручаются в этом, как глубокой истиной и теплотой своей, так и силою слога; и зная напредь мнения гг. офицеров и расположение их ко всему истинно хорошему, – я заранее приношу Вам за них глубокую признательность.

Покорнейше прося не забывать меня в святых молитвах Ваших, с отличным почтением имею честь быть Вашего Высокопреосвященства всепокорнейший и усерднейший слуга

Сергий Сумароков.

Быв на прошлой неделе в Жировицах, – при испытаниях в тамошних училищах, я нашёл в весьма неудовлетворительном положении низший класс приходского училища, так что едва один ученик только довольно хорошо читал. Учитель этого класса получил от меня строгий выговор, и вместе с тем вменено мною в обязанность смотрителю училищ: усилить меры к восполнению открывшегося неуспеха, посредством надзирателей, и если учитель окажется по-прежнему небрежным к своей должности, то чрез месяц представить об его увольнении.

Предлагаю правлению семинарии донести мне в своё время: как исполнено будет означенное моё распоряжение, и какие окажутся к концу учебного года успехи по низшему классу приходского Жировицкого училища. С тем вместе правление семинарии имеет обратить внимание и на успехи учения по высшему приходскому классу Виленских училищ, которые оказались в последние экзамены неудовлетворительными.

В последнюю бытность мою в Жировицах обратил я внимание на важное неудобство, состоящее в том, что надзиратели тамошних духовных училищ принимают, по собственному усмотрению, для надзора и наставления, учеников, живущих в местечке вне училищного корпуса.

Развлекаясь таким образом, они не в состоянии удовлетворить вполне ни прямой своей обязанности к ученикам, живущим в заведении, ни добровольно принимаемой в отношении учеников, живущих в местечке. Сверх того, надзор за сторонними учениками бывает часто предлогом для надзирателей к разным отлучкам, не оправдываемым их обязанностями.

Для устранения сих неудобств, нахожу я необходимым постановить на будущее непременным правилом по Жировицким училищам: 1) чтобы надзор за учениками, живущими вне заведения, предоставляем был преимущественно учителям, могущим употреблять удобнее для сего время, остающееся от определённых уроков; 2) если ж окажется надобность употребить для сего кого из надзирателей, то это должно происходить не иначе, как по усмотрению и назначению смотрителя училищ; 3) во всяком случае, для этой надобности может быть отделён один и не более двух надзирателей; 4) надзиратели таковые, как пользующиеся вознаграждением от своекоштных учеников, живущих вне заведения, должны жить с ними в местечке и не иметь от училищ ни стола, ни квартиры.

Замечая с некоторого времени упадок Виленского архиерейского певчего хора, поручал я преосвященному Евсевию призвать сей хор и вникнуть в причины этого упадка. Преосвященный Ковенский доложил мне, что регент Успенский не явился к нему вместе с хором, извиняясь болезнью после какой-то бывшей накануне пирушки; певчие же были испытываемы и расспрашиваемы по нужным обстоятельствам, в присутствии отца ректора семинарии и кафедрального протоиерея. По этому испытанию и расспросам оказалось, что действительно многие певчие весьма мало успели, сравнительно со временем, чрез которое состоят в хоре, и что это произошло от лености и нерадения регента, который весьма мало занимался обучением певчих, особенно в настоящем учебном году.

Недоумевая ещё, происходит ли нынешний упадок певчего хора единственно от лености и нерадения регента Успенского, или же от его неспособности, – так как прежнее хорошее состояние того хора можно отнести к двукратно выписанным из других епархий двадцати четырём отличным и совершенно приготовленным певчим, – предлагаю правлению семинарии дать регенту Успенскому строгий выговор за его нерачительность, внушив ему: быть более усердным в исполнении возложенных на него обязанностей, иначе лишён будет он которой-либо из его должностей, учительской и регентской, или же обеих.

В прошлом и настоящем месяце посетил я случайно все классы Литовской семинарии и не застал в них в оба раза ни одного учителя, хотя времени, назначенного для уроков, прошло уже от двадцати до тридцати минут.

Это нерадение учителей обнаруживает непохвальное с их стороны небрежение к исполнению своих обязанностей, а вместе и слабое за ними смотрение семинарского начальства.

Поставляя сие на вид правлению семинарии, предлагаю оному иметь строгий надзор за точным исполнением учителями лежащих на них обязанностей, которых пренебрежение навлекает на них ответственность пред Богом и пред людьми. Правление объявит о сем всем учителям и возьмёт от них подписки, что на будущее время станут они аккуратно являться в классы к назначенным часам для уроков. Отец ректор и г-н инспектор обязаны строго за сим наблюдать и доносить мне о нерадивых.

После испытаний, произведённых в текущем декабре месяце в низшем отделении семинарии, оказалось весьма много малоуспешных учеников, так что двадцать с лишком из них поступили в третий разряд.

Предлагаю правлению семинарии вникнуть тщательно в обстоятельство это и представить мне своё заключение: не от того ли произошёл означенный неуспех, что помянутые ученики были недостаточно приготовлены в училищах и недостойно освидетельствованы способными к переводу в семинарию и если сие окажется справедливым, то какие именно училища виновны в сей небрежности или недобросовестности.

С сим вместе, в видах спасительного предостережения и побуждения, поставляю правлению семинарии в обязанность, десять последних по списку учеников низшего отделения лишить казённого содержания, считая с 1 января наступающего 1852 года.

В настоящую бытность мою в Жировицах испытывал я причётников, приготовляемых при тамошнем монастыре к дьячковской должности. Почти все они оказались слабы в чтении, хотя многие из них обучаются уже от двух до пяти лет. Этому нельзя удивляться потому, что единственный их наставник иеромонах Николай Юрковский, занятый должностями по монастырю и приходу, не может посвящать нужного времени для наставления сказанных причётников.

Посему нашёл я возможным и полезным образование в дьячки причётников, назначаемых в Жировицкий монастырь, возложить на тамошние духовные училища, которые имеют для сего полные средства в общих уроках по училищу и в особых посредством училищных надзирателей, и за сим предлагаю консистории: отнестись в правление семинарии, чтобы означенные причётники по учебной части приняты были в ведение Жировицких духовных училищ, чтобы часы для уроков тех причётников определены были по взаимному соглашению смотрителя училищ и управляющего монастырём, дабы не было помехи ежедневному практическому их упражнению в монастырском богослужении и других занятиях, и чтобы о причётниках, приготовленных в дьячки, доносимо было правлению семинарии в каждое время, независимо от училищного курса для сообщения консистории.

На письме его, от 17 января, в котором, изъясняя стеснительное своё положение, просит дать ему в займы 1000 руб. для обзаведения домом и землёю, – собственною его высокопреосвященства рукою записано: Всё глупо и недобросовестно. Если вы во всех своих уверениях столь же правдивы, как относительно содержания арестантов, с которыми бесстыдно сравниваете свою семью, то неудивительно, что не получаете и не получите никакого удовлетворения. Откуда вы взяли, что на прокормление арестантов выдаётся в день по 39 коп. серебром? По закону, для чиновников и священнослужителей в аресте выдаётся в сутки на прокормление только по 7¹/₂ коп. серебром. У нас 250 рублей жалованья есть из лучших окладов, и оным довольствуются многие, более вас достойные священники. И вы будете довольны, если не захотите барствовать, а жить, как подобает доброму, скромному пастырю Церкви Христовой. Вы как-то вдались в непотребное письмоводство. Если бы вы это время посвятили на труд хозяйский, был бы хлеб; если бы обратили его на службу, было бы благоволение и милость начальства. Заслуги, а не собственная похвальба, обращают внимание начальства. Старайтесь, чтобы настоящее отеческое, хотя и строгое напоминовение помогло вам исправить и образ мыслей, и образ действий. Вам, кажется, объявлено из консистории, что вы не имеете права обращаться к начальству ни частными письмами, ни рапортами, а должны по делам входить к благочинному. Этого требует и порядок службы, и подчинённость ваша благочинному. Да и вам было бы лучше, если бы вы исполнили это предписание. Опытный благочинный наставил бы вашу молодую неопытность и не допустил бы вас писать глупостей и портить собственные ваши дела. Помните же это – к тому же не согрешай!

Во исполнение указа Святейшего Синода, от 13 марта сего года за № 1638, долгом поставляю представить следующие правила, которые, по мнению моему, надлежало бы принять для производства пособий заслуженным сельским священникам, увольняемым за штат по старости и болезням.

1) Священникам, не имевшим по службе особенных отличных действий, но служившим честно и беспорочно, назначать по смерть четвертую долю штатного оклада по последнему их месту служения.

2) Священникам, исправлявшим не менее пятнадцати лет низшие должности, как то: духовников, вице-благочинных, депутатов следственных и в уездных присутственных местах; а также священникам, подвинувшим расстроенный приход на высшую степень духовного образования, умножившим оный обращением иноверцев, приведшим приходскую церковь в отличное положение постройкой, украшением, обогащением ризницею и церковными книгами, – производить по смерть третью долю штатного жалованья по последнему их месту служения.

3) Священникам, исправлявшим, тоже не менее пятнадцати лет, должность благочинных или депутатов в губернских присутственных местах, назначать половину того ж штатного оклада.

4) Священникам, бывшим не менее пятнадцати лет членами консистории, назначать две трети последнего их священнического или протоиерейского жалованья.

5) Предоставить преосвященным епархиальным, в случае экстренных заслуг священников, в 3-м и 4-м пункте означенных, представлять их и к полному окладу жалованья при увольнении за штат.

6) Если священник получит пенсию по училищному ведомству, то пособие из сумм духовных назначать ему меньшее по соразмерности, –иначе вышло бы затруднение в употреблении способнейших людей к высшим должностям епархиального управления.

7) Вдовам священников или протоиереев назначать половину оклада, который следовал бы их мужьям при увольнении за штат.

8) Призрение сирот священнических оставить по-прежнему на отчёте Попечительства о бедных духовного звания, ибо чрезвычайная, так сказать ежедневная, изменчивость в сем отношении и разнообразие местных средств призрения не могут быть подведены удобно под определённые правила. Для удовлетворения однакож надобностей по сему пункту следовало бы усилить средства попечительств, по обстоятельствам каждой епархии, из капитала, предназначенного на пособия сельскому духовенству.

Представляя настоящий проект правил на усмотрение Святейшего Синода, долгом поставляю просить покорнейше, чтобы предполагаемое пособие для сельских священников распространено было вполне и на священников городских Литовской епархии. Городские жители здешнего края почти исключительно иноверцы, и городские Православные приходы весьма скудны. Хотя оклады жалованья городских священников выше, но они лишены дохода от церковной земли, и городское содержание несравненно обходится дороже. Мне весьма часто подаются просьбы о назначении сельских священнических мест вместо городских. Между тем, по городам, особенно в здешней стране, требуются самые отличные священнослужители; да притом на городских священников возлагаются преимущественно и разные епархиальные должности: благочинных, духовных депутатов и другие. Если городские священники лишатся надежды получать пособия, предполагаемые для священников сельских, то епархиальное начальство будет в невозможности замещать хорошими священниками городские места по Литовской епархии.

В городе Вильне имеется воспитательный дом под названием: «Иисус Младенец», в ведении Попечительного Совета здешних заведений Общественного Призрения. По закону, поступающие здесь новорождённые дети крещаются по чину Православной Церкви; а между тем, ближайший надзор по сему заведению и по имеющемуся при нём училищу вверен монахиням Римско-католического исповедания, сёстрам милосердия, и в самом заведении имеется, для них Римско-католическая церковь.

Ещё в 1845 году, бывший мой викарий, преосвященный Платон, представлял мне донесение протоиерея Виленского Николаевского собора Василия Попова, о вредном влиянии помянутых монахинь на Православное юношество означенного воспитательного заведения и о необходимости устранить их отсюда, а церковь их обратить в Православную. Заботы переселения тогда в Вильно епархиального управления и духовно-учебных заведений, равно утверждение их здесь на прочном основании, – не дозволили мне заняться означенным делом с должным вниманием.

Впоследствии я неоднократно имел неблагоприятные сведения о заведении «Иисус Младенец»; а в 1849 году кафедральный протоиерей Виктор Гомолицкий вошёл о сем официальным рапортом и особо пояснил: 1) что в сем заведении имелось тогда воспитанников Православного исповедания 414, а Римского 161; 2) что из сих воспитанников в училище, при заведении состоящее, в число сорока штатных мест принято Православных только 12, а остальные Римские Католики; и 3) что монахинь при заведении по штату назначено десять, с жалованьем каждой по сто рублей серебром, и на убылые места назначаются из других монастырей новые монахини Римско-католическим епархиальным начальством.

В начале текущего года консистория Литовская вновь представляла на моё усмотрение важные неудобства по означенному воспитательному дому и между прочим пояснила: 1) что в оном питомцев Православного исповедания имеется ныне 426; 2) что из них в училище при заведении состоит только 13; и что епархиальное начальство не имеет возможности знать, куда обращаются все сии воспитанники, а тем более воспитывать и утверждать их в Православной вере, которой принадлежат они по св. крещению.

К тому кафедральный протоиерей, и в прошлом и в настоящем году, по донесению законоучителя в сказанном училище при воспитательном доме соборного священника Андрея Кургановича, представлял мне, что учеников Православного исповедания весьма затруднительно утвердить в Законе Божием, и даже обучить молитвам на русском языке, так как монахини заставляют их читать молитвы на языке польском, и что один из учеников, Голубцов, даже решительно отказался было учиться молитвам на русском языке и изъявлял желание быть Римского исповедания, ссылаясь на какие-то сны.

Сколь ни заслуживали внимания означенные представления, по уважению однакож некоторых правительственных и местных обстоятельств, равно для избежания напрасных пререканий, я надеялся, что долготерпение с моей стороны будет небесполезно, и выжидал дальнейших последствий. Притом же, бывали попечители Виленского воспитательного дома, принадлежащие Православному исповеданию, смотритель оного был тоже сего исповедания, – можно было иметь некоторую надежду. Ныне здешнее начальство столько угодливо к видам иноверцев, что и попечителя, и смотрителя назначило из Римских Католиков – и я уже не имею никакой надежды на охранение Православных воспитанников сказанного заведения. С лишком четыреста юных чад Православной Церкви, умножающихся ежегодно новою сотнею, преданы совершенно на произвол иноверцев, к стыду моему – их пастыря, к стыду Православной Церкви!

Здесь необходимо обратить внимание на следующие обстоятельства: Во-первых – каждого должно удивить, что в Виленском воспитательном доме только четвёртая с небольшим часть питомцев Римско-католического исповедания; а между тем, Православные имеют там влияние только посредством одного священника, преподающего Закон Божий тринадцати младенцам, – тогда как Римляне имеют в своих руках всё управление заведением, пекутся об нём посредством десяти своих монахинь и содержат внутри заведения свою церковь и своё богослужение. Во-вторых – по правилам воспитательного дома, младенцы до семилетнего возраста отдаются на воспитание по деревням. Между тем, по уезду Виленскому и даже на дальнее расстояние по уездам соседним, почти не имеется Православного населения; и таким образом младенцы сии сосут, так сказать, с молоком воспитательниц и чувства и понятия, чуждые Православной Церкви. Потому Православное начальство должно бы иметь как можно больше возможности и средств к попечению о сих младенцах, а не быть отстраняемым от сего нарочно. В-третьих – при подобном управлении воспитательным домом, не может быть относительно младенцев Православного исповедания не только религиозного, но даже обыкновенного житейского беспристрастия. Из вышепоказанных чисел видно, что в этом доме с небольшим только четвёртая часть младенцев Римско-католического вероисповедания, – а между тем в училище при заведении поступает из них почти три четверти питомцев, по штату положенных; Православным же предоставляется с небольшим четвёртая только часть. В-четвёртых –подобного беспристрастия не может быть и в других отношениях. Младенцы воспитательного дома, по достижении некоторого возраста, отдаются на попечение или в услужение желающим взять их к себе, а мальчики между прочим и в кантонисты. Здесь зависит совершенно от произвола иноверцев, поставить питомцев Православного исповедания в такое положение, что они по необходимости должны будут подвергнуться отступничеству или по крайней мере охладеть к Православию, – тогда как духовное начальство и знать о том не будет.

По всем сим уважениям, в охранение Православного юношества, зависящего от Виленского воспитательного дома под названием «Иисус Младенец», покорнейше прошу посредства и ходатайства Святейшего Правительствующего Синода: во-первых, чтобы в Попечительный Совет заведений Общественного Призрения в г. Вильне, состоящий под председательством гражданского губернатора, был определён по моему усмотрению один член из Православного местного духовенства; во-вторых, чтобы попечитель и смотритель воспитательного дома определяемы были всегда из лиц Православного вероисповедания; в-третьих, чтобы Римско-католические монахини выведены были из заведения в другие Римско-католические монастыри; в-четвёртых, чтобы на место сих монахинь и на жалованье, ими получаемое, определяемы были для надзора за детьми добрые вдовы или пожилые девицы, с утверждения попечительного совета, не различая вероисповеданий, но в преобладающем числе из женщин Православного вероисповедания; в-пятых, чтобы Римско-католическая церковь или часовня, состоящая внутри заведения, была или закрыта, или обращена в Православную, по преимущественному числу младенцев сего исповедания и необходимости преподавать им духовные требы.

На сие представление долгом моим будет ожидать в резолюцию указа.

Указом Святейшего Правительствующего Синода, от 23 июня 1836 года за № 7537, последовавшим на имя тогдашнего Полоцкого преосвященного Смарагда, предписано: переданный в Православное ведомство костёл Казимира в Вильне обратить в соборную Грекороссийскую церковь, приписав в приход её всех Православных жителей, постоянно и временно в Вильне пребывающих. На основании такового указа, после устройства Николаевского собора (что ныне кафедральный), принадлежали к нему приходом с 1842 года Виленский гарнизонный батальон и инвалидная команда.

Впоследствии по указу Святейшего Синода, от 27 сентября 1844 г., учреждён в Вильне другой приход при древней Николаевской церкви, построенной знаменитым Константином Острожским, и при ней учреждён штатный причт из двух священников и диакона. К приходу сему по местному положению отчислен от кафедрального собора означенный гарнизонный батальон и инвалидная команда, и принадлежали к оному постоянно до настоящего времени.

Кроме того, по указу Святейшего Синода, от 30 ноября 1840 года за № 15895, причислены к Виленскому Николаевскому собору ближайшие посты Варшавской телеграфической линии.

Ныне поступило в консисторию Литовскую донесение от причта сказанной Николаевской приходской церкви, что, по предложению г-на Виленского военного губернатора, Виленскому коменданту, приказом, от 16 истекшего сентября за № 259, повелено, дабы все воинские чины, составляющие Виленский гарнизон Православного исповедания, обращались за христианскими требами к протоиерею Димитрию Костеничу, определённому к Благовещенской церкви, устроенной для войск, в Вильне квартирующих, что на сем основании протоиерей Костенич истребовал от всех начальствующих именные списки подчинённых им команд, и что с того времени все чины сказанных команд Виленского гарнизона, именно: батальон внутренней стражи, артиллерийский гарнизон, инвалидная команда, военно-рабочая рота, инженерная команда, телеграфическая линия, провиантское комисионерство, а также конно-заводские и дворовые люди начальствующих над ними, всего более 2200 лиц обоего пола, принадлежавшие к Николаевской церкви, относятся ныне к протоиерею Костеничу.

Помянутая выше Благовещенская церковь обновлена в последнее время, освящена мною весною нынешнего года, предназначена Высочайше для квартирующих в Вильне войск, и в ней отправляли богослужение полковые священники, когда находились в Вильне, а не при командах, расположенных по деревням, в другое ж время служили в ней иеромонахи Святодухова монастыря соответственно Высочайшей воле. Впоследствии, указом Святейшего Синода, от 13 июня сего года, дано мне знать, что, по ходатайству Виленского военного губернатора, Государь Император Высочайше повелеть соизволил, к означенной Благовещенской церкви определить одного священника с двумя причётниками и сторожем, и причту сему, впредь до возможности обратить эту церковь в приходскую, производить жалованье из государственного казначейства, между прочим, священнику 300 руб. сер. в год. Засим на сие священническое место определён протоиерей Костенич. По каким же причинам и на каком основами последовал помянутый выше приказ от 16 истекшего сентября, коим отчислено к Благовещенской церкви более 2200 обоего пола прихожан Николаевской церкви, о сем мне вовсе неизвестно, так как о сем распоряжении г-н генерал губернатор не счёл даже приличным уведомить меня, ни предварительно, ни последовательно.

Засим долгом поставляю изъяснить Святейшему Синоду следующе: квартирующих в городе Вильне войск бывает обыкновенно два батальона; если к ним причислить помянутые выше команды, постоянно в Вильне пребывающие, числом более 2200 человек, то при Благовещенской церкви считалось бы более четырёх тысяч прихожан, – тогда как в церкви сей можно с удобностью поместить едва около ста человек. Таким образом, воинские чины будут стеснены относительно богослужения, а прочие великолепные Православные в Вильне церкви останутся пусты. С другой стороны, при Никольской приходской церкви, после отчисления воинских команд, останется только 283 обоего пола прихожан, и когда два состоящие здесь священника будут удовлетворять сие маленькое стадо, – один протоиерей Костенич обременён будет преподаванием духовных треб с лишком для четырёх тысяч человек, то есть в тридцать раз более, нежели приходится на одного священника Никольской церкви. Соответственно ли это доброму церковному строительству и самому здравому смыслу?

Кроме того, в деле сем упущен не только обыкновенный порядок, но и самые правила приличия. Отчисление более двух тысяч прихожан из епархиального ведомства последовало не только без согласия, но даже и без ведома сего начальства. Какое ж возникнет мнение между Православным и преобладающим в здешней стране иноверным духовенством, насчёт власти и прав епархиальных Православных начальств вообще и Литовского в особенности. Притом, дело это имеет весь вид мелочной интриги, – и не подаст ли оно в посмеяние Православного духовенства пред иноверцами, готовыми здесь видеть борьбу жадных попов о доходах. И не произойдёт ли, при шатких обстоятельствах здешней епархии, вредного мнения, что интригою каждого Римского ксёндза, каждого богатого помещика, каждого продажного чиновника, можно расстраивать по произволу здешние паствы.

Все эти обстоятельства представляя на благоусмотрение Святейшего Синода, долгом поставляю просить посредства и распоряжения его: дабы означенный выше приказ, от 16 минувшего сентября, оставлен был без всяких последствий, чтобы исчисленные выше воинские команды, постоянно в Вильне пребывающие, считались по-прежнему приходом при Виленской Николаевской церкви, и чтобы, в случае надобности увеличить или составить протоиерею Костеничу особый приход, военное и гражданское начальство вошло в сношение с начальством епархиальным, насчёт справедливого и благоразумного распределения сказанных команд, так, чтобы приходская Николаевская церковь в Вильне не осталась, к общему соблазну, без прихожан.

Благочинный Виленских военных церквей, протоиерей Смирницкий, вошёл ко мне с рапортом, от настоящего 6 ноября, в котором прописывает, что, по предложению г-на Виленского генерал-губернатора, основанному на Высочайшей воле, ещё от 15 сентября сего года, комендант города Вильна сделал распоряжение, дабы все воинские чины Православного исповедания, составляющее Виленский гарнизон, для исполнения христианских треб, обращались впредь к протоиерею Виленской Благовещенской церкви Костеничу; а за тем он, Смирницкий, просит об объявлении об этом Виленскому епархиальному духовенству.

По рапорту сему, я велел ныне же консистории объявить протоиерею Смирницкому, что если бы действительно последовало упоминаемое им Высочайшее повеление и если бы оно относилось к епархиальному ведомству, то о сем был бы я уведомлён г-м генерал-губернатором или г-м комендантом.

Долгом поставляю донести о сем Св. Синоду, в дополнение к рапорту моему, от 18 минувшего октября за № 3449.

С подчинением моему ведомству древлеправославного духовенства в городе Вильне, я нашёл оное вовсе не таким, как до́лжно было ожидать по важности сего места, а в особенности оно привыкло к своевольству. Нет нужды вникать: происходило ли это от отдельного положения сего духовенства и отдалённости надзора епархиальных начальств, прежде Минского, а после Полоцкого, – или от других причин. Что от меня зависело, приведено постепенно в порядок; осталось только было затруднение в одном не моего ведомства священнике Феодоре Смирницком, состоящем при военно-походной церкви, находящейся в доме здешнего генерал-губернатора. Он постоянно вмешивался в преподавание духовных треб Православным, зависящим от епархиального ведомства.

По уважению, что для многих угоден именно такой священник, как Смирницкий, и что это стороннее исправление духовных треб приносит ему доход, я не желал слишком стеснять ни сего священника, ни прибегающих к нему. Но я внушал ему неоднократно и лично, чтобы он уведомлял кого следует о преподаваемых им требах и представлял о том записки для внесения в метрические и другие ведомости при соответственных приходских церквах. Этому снисходительному внушению Смирницкий вовсе не следовал, и постоянные были жалобы на его вмешательство и невозможность вести правильно и своевременно метрические книги, а также исповедные и другие ведомости. О сем сообщал я словесно нынешнему генерал-губернатору Илье Гавриловичу Бибикову и получил от него уверение, что он прекратит это своевольство помянутого священника, от него непосредственно зависящего. Но в непродолжительное после сего время, Смирницкий крестил вновь одного незаконно и двух законнорождённых младенцев, в имении князя Витгенштейна Верках, и крещению сему прикосновенно семейство Ильи Гавриловича.

Примеру Смирницкого следовал и священник Виленской госпитальной церкви Соколов, тоже подлежащий военному ведомству. Он, между прочим, повенчал два довольно неприличные тайные браки учителям здешнего благородного института и здешней гимназии. О сих браках приходское духовенство узнало только случайно и вытребовало запись для внесения в метрические книги.

Но Соколов поставил в затруднение епархиальное начальство ещё и тем, что не взял от повенчанных им женщин, принадлежащих Римскому исповеданию, требуемых законом предварительно подписок на воспитание детей в Православном вероисповедании.

Не знаю, виновен ли я в шестилетнем долготерпении и снисхождении к сим беспорядкам, не смотря на неоднократные представления местного благочинного и самой консистории. Но я думал, что это можно искоренить частными внушениями и ожидал их последствий; да и не желал гласно обнаруживать язвы Православной Церкви на глазах господствующего здесь иноверия. Наконец я убедился, что внушения мои бесполезны, и что беспорядок принимает час от часу бо́льшие размеры. Священник Смирницкий произведён в протоиерея и определён местным благочинным; назначен третий ещё местный священник военного ведомствами уже не частным своевольством, а официально генерал-губернатором, без ведома епархиального начальства, исторгнуто из епархиального ведомства до двух тысяч прихожан и подчинено сему последнему священнику, – как видно из поступающего ныне от меня в Св. Синод рапорта за № 3449. После сего, меня уже не удивит никакое самоуправство со стороны тех, от которых должен бы я ожидать содействия к водворению порядка.

Но на этот предмет нужно смотреть ещё и с другой стороны. Мы стараемся завести порядок в пастве воссоединённой и указываем на паствы древлеправославные. Какие ж последствия произойдут от моих внушений, когда древлеправославные именно священники дают первый пример беспорядка и самоуправства, а гражданские власти, хвалящиеся, что они древлеправославные и Велико-россияне, способствуют этому беспорядку. Час от часу распространяется между воссоединённым духовенством мнение, что древлеправославные в здешней стране осуждают это духовенство именно потому, что оно не желает или не умеет потворствовать частным их противозакониям и самоуправству, подобно священникам древлеправославным. Здесь, наконец, не удивляются, что между великороссийским населением столь господствующа наклонность к расколам, когда видят в самих начальствующих Велико-россах потворство и поощрение любимым своим попам против иерархической власти, – и едва ли Православная Церковь выиграет этим в мнении духовенства, к ней присоединившегося, и в мнении господствующих в здешней стране иноверцев. Да притом, каково положение епархиального начальства, которое, находясь в постоянной борьбе с всемогущими в здешней стране иноверцами, должно ещё бороться с своевольными и недальновидными действиями враждующих древлеправославных.

Изложив сии обстоятельства, долгом поставляю просить покорнейше посредства Вашего Сиятельства: 1) чтобы строжайше воспрещено было состоящим в Вильне священникам военного ведомства преподавать какие-либо духовные требы лицам, принадлежащим епархиальному ведомству, без предварительного дозволения сего ведомства; 2) чтобы вышеупомянутый рапорт мой, за № 3449, был Св. Синодом разрешён удовлетворительно; 3) чтобы положено было определительно на мере, кому именно должны преподавать духовные требы, по силе своих обязанностей, священники церквей Виленских военного ведомства, военно-походной, госпитальной и Благовещенской, – иначе не будет конца беспорядкам и своевольству.

В ожидании благосклонного удовлетворения и уведомления, имею честь быть.

Преосвященнейший Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь.

Отношение Вашего Преосвященства, от 30 октября за № 3587, и препровождённые при оном бумаги прочёл я с душевным огорчением, будучи глубоко убеждён, что оставление Вами поприща службы было бы вредно для всей Православной Церкви и отечества.

Зная, что я должен понимать Ваше положение, Вы, Милостивый Государь и Архипастырь, могли и быть уверены во всегдашней готовности моей содействовать Вам по мере сил моих, коль скоро мне известно, в чём содействие нужно; и если бы можно было ранее знать о затруднениях, изъяснённых в шести донесениях Ваших Святейшему Синоду и в конфиденциальном ко мне отношении от 20 октября, бо́льшая часть их была бы конечно уже устранена высшею властно.

Как же, по представлении об оных Святейшему Синоду, нет основания предполагать, что повод к нынешней всеподданнейшей просьбе Вашей заключался только в сих предметах, по которым, как могу надеяться, должно в скором времени последовать и удовлетворительное разрешение: то, чтобы мне иметь возможность войти со всеподданнейшим докладом по столь важному делу, я должен быть в полной известности, какие именно обстоятельства, кроме вышеупомянутых, разумеются под именем той реакция, которая лишает Вас надежды успешно преодолевать встречаемые затруднения и даже заставляет желать сойти с настоящего поприща; и потому в обязанности нахожусь покорнейше просить Вас, Милостивый Государь и Архипастырь, изложить обстоятельства сии с возможною подробностью.

Но между тем я немоту расстаться с мыслью, что Ваше Преосвященство, как ревностнейший поборник Православия, по разрешении сих недоумений не захотите оставить святого дела его, Вам самим драгоценного, войдя также я во все неминуемо-вредные последствия оставления его, а с другой стороны конечно согласитесь, что постоянные доказательства Монаршего к Вам доверия служат лучшим ответом на порицания людей, или недоброжелательствующих Православию, или не могущих оценить отношений Ваших к Православной Церкви.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Преосвященства покорнейшими слугою

Граф Протасов.

Конфиденциальное отношение обер-прокурора Св. Синода, от 12 ноября 1851 г. за № 7861, с уведомлением о получении им некоторых отношений его высокопреосвященства.

Преосвященнейший Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь.

На конфиденциальное письмо Вашего Преосвященства, от 4 сего ноября за № 3671, имею честь ответствовать, что все упоминаемые в оном конфиденциальные отношения Ваши мною в своё время получены, и во-первых: по отношению, от 21 августа за № 2725, о зданиях, предполагаемых взамен по-миссионерского монастыря, я тогда же, согласно желанию Вашему, обратился с ходатайством к г-ну главноуправляющему путями сообщения и публичными зданиями, а потом все по сему предмету соображения ваши сообщил и г-ну министру внутренних дел, но ещё, не имея от них отзыва, не мог о том и Вас, Милостивый Государь и Архипастырь, уведомить; во-вторых: о получении при отношении Вашем, от 20 октября за № 3475, шести донесений Святейшему Синоду и особого конфиденциального ко мне отношения, и о внесении оных мною в Святейший Синод, послано от меня Вашему Преосвященству уведомление, от 8 сего ноября за № 7677, и в-третьих: на отношение Ваше, от 30 октября за 3587, с препровождением всеподданнейшей просьбы и приложением к ней, ответствую вместе с сим особым письмом за № 7860.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Преосвященства покорнейшим слугою

Граф Протасов.

Преосвященнейший Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь.

В последствие конфиденциального отношения Вашего Преосвященства, от 16 декабря за № 4214, я имел счастье повергать на Высочайшее усмотрение, в подлиннике, всеподданнейшее прошение Ваше, от 30 октября об увольнении Вас на покой.

Государь Император Высочайше повелеть мне соизволил объявить Вам волю свою, чтобы Вы, как истинный верноподданный, приверженность коего давно Его Величеству известна, оставались на том месте, которое Его Императорским Величеством указано Вам для пользы святой Церкви, отечества и воссоединённого духовенства, и к сему изволил присовокупить, что Вы должны быть совершенно убеждены во всегдашнем к Вам Монаршем доверии.

Исполняя сию Высочайшую волю, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Преосвященства покорнейшим слугою

Граф Протасов.