1946–1947

С течением времени Учебный комитет под руководством ставшего уже митрополитом Ленинградским и Новгородским Григория (Чукова) разработал план перехода на традиционную систему духовного образования. На ходатайство Патриарха было получено согласие Совета по делам Русской Православной Церкви при Совмине, и пастырско-богословские курсы, действовавшие в разных городах страны, были преобразованы в духовные семинарии с четырёхгодичным сроком обучения. Богословский институт разрешили преобразовать в духовную академию с тем же сроком обучения.

Так что к новому учебному году Московские духовные школы подошли в новом статусе. Вступительные экзамены сдавали более двухсот абитуриентов. В первый класс семинарии приняли 79 человек. Во второй – 9, в третий – 9. На первый курс академии зачислили трёх человек.

Наконец наступил самый важный, самый ответственный и радостный день в нашей жизни. 1 октября в Успенском академическом храме по случаю начала учебного года была совершена литургия, которую возглавил исполняющий обязанности ректора академии и семинарии преподаватель протоиерей Тихон Попов в сослужении инспектора профессора протоиерея Николая Чепурина⁶ и преподавателей в священном сане. Во время запричастного стиха отец Николай обратился к учащимся с приветствием и назиданием. В этом слове он указывал на сущность пастырского подвига, который состоит в том, чтобы все свои силы, всё своё существо принести в жертву Пастыреначальнику, волю Которого призван исполнить каждый христианин, а священнослужитель в особенности.

Это были напутственные слова, обращённые к нам, семинаристам первого призыва. В тот день, 1 октября 1946 года, после литургии был отслужен молебен по случаю начала учебного года. Все мы благодарили Бога за то, что Он удостоил нас стать учащимися, и усердно молились, чтобы Господь дал нам силы и помог в предстоящих трудах.

После богослужения в столовой объявили о распорядке дня на время учёбы: в 7 часов утра – подъём, в 7.30 – литургия, в 9.00 – завтрак. Начало занятий – в 10 часов, обед – в 14.30. После обеда – отдых до 17 часов. На вечернее богослужение, начинавшееся в 18 часов, ходили только те, кто хорошо пел. Затем до 20.45 – самостоятельные занятия. В 21.00 – ужин и вечерняя молитва, в 23 часа – отход ко сну.

Поначалу многие из новичков сразу не могли заснуть. Под общежитие была приспособлена подклеть Успенского храма. Посредине стояла кирпичная печка, возле неё – стол, на котором несколько чайников: воспитанники могли вскипятить себе чай. Всего в этом помещении поселилось 18 человек. Здесь же прислонёнными к стене стояли лыжи. Мысли наши были о свершившихся в жизни переменах, о предстоящих занятиях.

Вот и настал первый день учёбы. После подъёма все быстро оделись (тогда ещё форму не учредили, она появилась только в 1952 году, а пока каждый надевал своё) и отправились в храм на литургию, по окончании которой – в Лопухинский корпус на завтрак. Там же после уборки посуды проходили занятия некоторых классов. В этом году в семинарии было три первых класса: «А», «Б» и «В». В нашем 1 «В» учились В. Агриков (будущий лаврский старец архимандрит Тихон), Г. Белоус, Н. Воробьёв, Б. Егоровский, И. Павлов (теперь всем известный духовник архимандрит Кирилл), Ф. Полевич, В. Радугин, К. Соколов, Б. Цепенников и другие.

На первое занятие все собрались задолго до звонка. Но вот звенит звонок, и в аудитории появляется преподаватель Ветхого Завета – пожилой священник Димитрий Боголюбов⁷. Мы дружно встаём. Отец Димитрий запевает «Царю Небесный...», и присутствующие дружно подхватывают молитву. Прежде чем приступить к изложению предмета, отец Димитрий говорит о том, что каждый из нас должен стремиться быть добрым пастырем, хотя это и нелегко: «Если же кто-то не может справиться с трудностями, не уверен в своих силах, пусть идёт в другое место, например, в милицию: видели, какая у них хорошая форма?» (Тогда только что ввели новую милицейскую форму.) Часто он напоминал нам о скромности, о том, что мы не должны превозноситься и гордиться собой. «Видели вы рожь? – спрашивал он. – Полный колос всегда наклонен вниз, а пустой держится прямо. Так и люди: скромные – это полные колосья, а надменные – те, что стоят прямо». Он рассказывал о своей встрече с Иоанном Кронштадтским. Ему запомнилось, как отец Иоанн по-особому делал крестное знамение – выразительно и быстро. Отец Димитрий очень любил церковное пение и на каждом уроке предлагал спеть какое-либо песнопение. Часто он вспоминал разные случаи из своей миссионерской практики, так как был известным синодальным миссионером. Архиепископ Питирим в своих воспоминаниях говорит о нём как о большом знатоке русского раскола и сектантских движений в России, как об авторе нескольких статей по социологии религий Российской империи: «Имея большой опыт духовных бесед, он говорил прекрасным языком... Его уроки были непринуждённой беседой уже слабеющего старца, который более всего обращал внимание на атмосферу и характер взаимоотношений в классе. Нередко он прерывал свои объяснения или опрос учащихся тихим благоговейным пением молитв»⁸.

Незаметно проходит урок, хотя продолжается он два академических часа. Отец Димитрий первым запевает «Достойно есть...», все подхватывают и поют хором. Десять минут перемены кончаются быстро.

После звонка в класс заходит благообразный священник с широкой бородой. Это преподаватель церковного устава отец Константин Карчевский. Сразу задаёт тон на «Царю Небесный...»: си-соль, си-соль. Показалось, что мы спели не очень дружно. Ещё раз задаёт тон, поём во второй раз. Учебников по уставу тогда не было, и все приходилось записывать. Отец Константин был очень любвеобильным, благожелательным. Ко всем относился, как к своим детям. Он часто проведывал нас по вечерам, заходил в класс, а впоследствии стал нашим классным наставником.

Следующий урок – катехизис. Преподавал этот предмет проректор профессор Сергей Васильевич Савинский. Тогда он ещё не был в сане. Вид у него был очень строгий, аккуратный: тёмно-серый костюм, галстук, маленькая бородка – настоящий профессор. Он излагал материал пространно, во всех подробностях. Некоторые вопросы, которые он затрагивал на уроках, в катехизисе не были освещены, но он всегда требовал ответа на них. Мне до сих пор помнится, как он спрашивал нас о том, когда Богом было определено искупить род человеческий. Поднимает одного – тот не знает, спрашивает другого – и этот молчит. «Откройте Евангелие и найдите 1-е Послание апостола Петра, 1-ю главу, 18–20 стихи». И вот мы читаем: Зная, что не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною кровию Христа, как непорочного и чистого агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас. Много и других вопросов, не встречавшихся в катехизисе митрополита Филарета, задавал он нам. За один урок он опрашивал двух-трёх учащихся. Самой высокой оценкой у него было – четыре балла...

Итак, прошёл третий, последний урок. Все отправляются на трапезу. После обеда – отдых, а в 17 часов – самостоятельные занятия. В 18 часов – в Успенском академическом храме вечернее богослужение, в котором каждый день принимали участие десять человек, обладавших хорошими голосами. Впоследствии эти группы стали называть «десятками». Руководителями «десяток» были учащиеся старших классов. Среди них особенно запомнились Г. Шиманский, В. Продан, П. Деревянко, А. Каменяка...

Второй день занятий начался с истории христианской Церкви. Преподавал этот предмет Николай Иванович Муравьёв⁹. Среднего роста, плотного телосложения, в очках. Он был требовательным и любил порядок в классе. Если кто-то не знал, как следует урока, учитель поднимал очки и спрашивал: «А вы читали?..» Имелось в виду то, что задано.

Далее предстояла встреча с Владимиром Семёновичем Вертоградовым¹⁰. Вначале он преподавал русский язык, а впоследствии – Ветхий Завет. Если кто-либо слабо отвечал, интересовался, почему плохо выучен урок. Тогда семинарист, вспоминая почему-то преподавателя Муравьёва, который постоянно задавал вопрос: «А вы читали?», в своё оправдание говорил: «Я читал», на что Вертоградов замечал: «Это не роман, чтобы читать, уроки учить надо» ...

Церковному пению учил нас Иван Николаевич Аксёнов¹¹. Для многих это был самый любимый предмет. Аксёнов руководил также хором учащихся академии и семинарии. Нам нравилось и преподавание, и пение в хоре.

В первом классе мы изучали следующие предметы: Ветхий Завет, ветхозаветную библейскую историю, катехизис, церковный устав, историю христианской Церкви, историю древней Церкви, церковнославянский язык, русский язык, Конституцию СССР, церковное пение, славянское чтение. Всего одиннадцать дисциплин.

Итак, с каждым днём мы знакомились всё с новыми и новыми преподавателями и друг с другом. Конечно, мы были разными, особенно чувствовалась разница в возрасте. Много было «молодёжи» 1928 и 1929 годов рождения, как например А. Гудков, А. Кунгуров, А. Сахненко, К. Соколов, Б. Цепенников. Были «пожилые», например, А. Бобков (1904 года рождения), И. Ефимов (1895), А. Матвеев (1894), Г. Смирягин (1895). Были и те, кто только что вернулся с фронта, и даже бывший сотрудник милиции.

В основном общались старшие со старшими, а младшие с младшими. Постепенно стали сближаться, невзирая на возраст, и даже хорошо, что в классе были те, кто постарше. Своим примером, своей строгостью они удерживали молодёжь от шалостей, и это благоприятно сказывалось на учёбе.

Постепенно мы присмотрелись не только друг к другу, но и к старшеклассникам. В то время среди учащихся старших курсов заметно выделялись Константин Нечаев (будущий митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, а тогда – иподиакон Патриарха Алексия I). Высокий, стройный, с внушительными усами, всегда в приличном костюме, он больше был похож на преподавателя, чем на студента. Из-за иподиаконства ему разрешалось пропускать занятия, но когда он появлялся, то сразу привлекал внимание. Он обладал безупречной дикцией, что нельзя было не заметить, когда он произносил молитвы, а впоследствии – когда давал возгласы за богослужением. Нечаева часто можно было видеть с Антонием Мельниковым (будущим митрополитом Ленинградским и Ладожским). Чем-то они походили друг на друга, к тому же сближало их иподиаконство: Антоний тоже был при Патриархе. Запомнился Сергей Петров (будущий митрополит Одесский и Херсонский). Он был иеродиаконом и часто служил. Среди учащихся его можно было отличить по длинным пышным волосам.

Поначалу возникали кое-какие проблемы по части обустройства, питания. В то время хлеб распределяли строго по карточкам. И в академии, и в семинарии учащихся кормили (в том числе по продовольственным карточкам самих учащихся), но хлеб каждый получал сам. Карточки выдавали только тем, кто имел прописку. У меня с этим возникли трудности: из-за отсутствия справки с места работы меня долго не прописывали. Приходилось ходить на Усачёвский рынок и покупать хлеб по рыночной цене у частников (40 рублей за буханку). Бывали случаи, когда студенты теряли карточки или по каким-то иным причинам не могли их получить вовремя. Тогда приходилось питаться одной картошкой. Конечно, если бы они обратились к своим товарищам, то те обязательно поделились бы с ними последним куском, но из-за деликатности никто никому не говорил о своих трудностях.

Каждый новый день привносил много нового и интересного в жизнь семинаристов. Особое отношение было к богослужению в Успенском академическом храме. Всенощное бдение накануне праздников и воскресных дней так же, как и вседневная вечерняя служба, начиналось в 18 часов. Ранняя праздничная литургия, в которой участвовали по очереди группы из десяти человек, они же пели и вседневные вечерние богослужения, начиналась в 7 часов утра. Иногда на ранней литургии вместе со студентами пел и хор из прихожан. Часто богослужение возглавлял исполняющий обязанности ректора протоиерей Тихон Попов. Впоследствии он потерял зрение и, совершая богослужение, возгласы и тексты из Евангелия произносил наизусть.

Многие москвичи знали о существовании духовной школы в стенах Новодевичьего монастыря и с интересом посещали службы. Некоторые, бывая на кладбище или в музее Смоленского собора, старались зайти в Успенский храм. Поэтому на каждое богослужение собиралось довольно много народа. В основном это были люди верующие, но приходили и просто любопытствующие, появлялось и заметно много представителей интеллигенции. Такое стечение богомольцев побуждало учащихся ещё усерднее возносить молитвы к Богу, давало силы, укрепляло веру...

С назначением протоиерея Николая Чепурина ректором жизнь школы стала меняться. Новый ректор часто заходил в классы и спальни, интересовался бытом, спрашивал о самочувствии учащихся. Его можно было видеть в столовой и на наших вечерних молитвах. Отец Николай часто возглавлял богослужения и всегда произносил содержательные проповеди. Когда он служил или проповедовал, на его глазах выступали слезы. Рассказывали, что он, подобно апостолу Петру, считал себя отрёкшимся от Христа и очень переживал, что, будучи священником, долгое время (с 1930 до 1946 года) не служил, а занимался гражданской работой.

Хорошо запомнилось возглавляемое им богослужение и проповедь, которую он произнёс в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Храм был переполнен молящимися, чувствовалось радостное волнение, а пение катавасии «Христос раждается...» напоминало о грядущем Рождестве.

В этот же день стало известно, что, в связи с десятилетием сталинской конституции, академию посетит Патриарх Алексий. Что касается гражданских праздников, то администрация духовных школ, как и вся Русская Православная Церковь, строго придерживалась того правила, что все люди – и церковные, и светские – являются равноправными гражданами и должны соблюдать установленные в стране законы и порядки. 5 декабря к 19 часам вся школа собралась в Лопухинском корпусе. Часть учащихся выстроилась вдоль лестницы, ведущей на второй этаж здания, где находился актовый зал. Остальные разместились в зале. Раздался звон монастырских колоколов. В сопровождении ректора протоиерея Николая Чепурина, недавно назначенного инспектором профессора С.В. Савинского и других лиц появился Святейший Патриарх. Все встали, обратив свой взор на первосвятителя. Хор спел задостойник Введения. Патриарх Алексий прошёл на своё место и благословил присутствующих. После пения «Ис полла эти, деспота» хор исполнил государственный гимн. Торжественное собрание открыл ректор. С докладом выступил член Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР С.К. Белышев. Надо сказать, что Совет этот был не только наблюдательным органом, следившим за всем, что происходило в духовных школах, но, кроме того, оттуда поступали указания, что должно делать, а чего делать не следует. Без особого распоряжения свыше невозможно было что-либо предпринять. Даже уполномоченный по Московской области имел право (и пользовался им) давать разные указания. После доклада состоялся концерт из произведений Направника, Бетховена в исполнении хора учащихся под управлением И.Н. Аксёнова. Несколько музыкальных произведений исполнил на фисгармонии Н.А. Ведерников, сын нашего преподавателя А.В. Ведерникова. Это посещение школы Святейшим надолго осталось в памяти учащихся...

Незаметно наступили рождественские каникулы. Большинство учащихся осталось в Москве в стенах духовной семинарии. Утром и вечером на каникулах совершалось богослужение в академическом храме, а остальное время было свободным. Администрация школы устраивала экскурсии в Исторический музей, в музей Ленина, Мавзолей, Третьяковскую галерею. Ездили мы и в Центральный парк культуры и отдыха. Во время каникул можно было посмотреть документальные фильмы: «Собор Русской Православной Церкви» и «Суд народов». Надо сказать, что каникулярное время – это единственная возможность сделать какие-то покупки, почитать что-то художественное. Ведь в течение семестра выходных почти не бывает: церковные праздники и воскресные дни заполнены богослужением.

Новый, 1947 год наступил без каких-либо торжеств. Нас несколько человек 31 декабря вечером ездили в Елоховский собор на новогодний молебен. Все остались очень довольны. Во-первых, видели Святейшего, а во-вторых, слушали замечательное пение патриаршего хора.

В конце Рождественского поста, а надо сказать, что посты в течение года, равно как среда и пятница, в семинарии соблюдались неукоснительно, все учащиеся исповедовались и причащались святых Христовых тайн.

Наступил праздник Рождества Христова. Все присутствовали в храме на всенощном бдении. Начинается чтение великого повечерия. Хор стройно поёт «С нами Бог». Как только пропели это песнопение, на клирос подают записку: «Спойте, пожалуйста, ещё раз «С нами Бог»». Конечно, никто не дерзнул прервать богослужение, чтобы исполнить просьбу молящихся, но в конце всенощной хор спел «С нами Бог» во второй раз, как говорится, на бис. Воодушевлённо молились за Божественной литургией, благодарили Господа за то, что Он даровал нам такую радость – встретить праздник Рождества Христова в стенах духовной школы.

Через три дня, то есть 10 января, через воспитателя получаю повестку в 42-е отделение милиции. Прихожу, спрашиваю, по какому поводу вызвали. Ничего толком не объяснив, говорят: «Подождёшь до завтра, тогда узнаешь». Меня отвели в особую комнату (отобрав при этом все колющие предметы – карандаш, ручку, сняв ремень), в которой уже находилось несколько человек. Мы познакомились и стали ждать своей участи. С началом рабочего дня нас начали вызывать по очереди. Наконец вызвали меня и поручили девушке-конвоиру, с которой мы вышли из отделения милиции и, пройдя довольно большое расстояние, остановились у здания с вывеской: «Прокуратура». Там меня расспрашивали, почему я оставил работу без уважительной причины, и потребовали справку с места учёбы. Быстро съездив в семинарию, я привёз её прокурору. Тот посмотрел бумагу и почему-то сказал: «Это липовая справка». Я очень обрадовался такому отзыву, так как всегда считал липу хорошим, добротным деревом. Меня тогда в конце концов отпустили, всё как-то утряслось, и больше в милицию не вызывали.

Шли дни, мы постепенно привыкали к нашим наставникам, испытывали чувство признательности к нашим воспитателям и педагогам за их самоотверженный труд, за их заботу, сердечность по отношению к нам – их подопечным. Кроме замечательных человеческих качеств, они обладали и высокой квалификацией как специалисты – каждый в своей области знаний, что и подтвердила аттестационная комиссия. Образованная в январе 1947 года Святейшим Синодом, она утвердила в профессорском звании преподавателей академии – протоиереев Тихона Попова, Вениамина Платонова, Димитрия Боголюбова, а также С.В. Савинского и И.Н. Шабатина; в звании доцента – преподавателей: архимандрита Вениамина (Милова), впоследствии епископа, священника Александра Ветелева, а также В.С. Вертоградова, Η.П. Доктусова, Н.И. Муравьёва, А.В. Ведерникова и А.И. Георгиевского.

И после каникул отец ректор продолжал посещать классы, беседовать со студентами. Однажды он сообщил отрадное для всех нас известие. Оказалось, что образован специальный фонд, благодаря которому можно будет увеличить стипендии учащимся. Этот фонд был создан настоятелями московских храмов и некоторыми правящими епископами, добровольно выделившими на это средства. До сего времени учащиеся семинарии получали стипендию от Патриархии в сумме 260 рублей в месяц, а студенты академии – 280 рублей. Согласно новому правилу для учащихся 1-го и 2-го классов семинарии была установлена стипендия в размере 400 рублей (эта сумма включала и основную патриаршую стипендию). Для учеников 3-го и 4-го классов – в размере 400–500 рублей, для студентов академии – 700 рублей. Часть этих денег высчитывалась на питание. Во время каникул, если студент уезжал и не питался в столовой, эти вычеты отменялись.

Надо сказать, что и на повышенные стипендии купить что-либо из одежды было не так-то просто. Обычный костюм стоил около двух тысяч, пальто – две с половиной. Нужны были и другие вещи личного обихода, а также тетрадки, ручки. Многие учащиеся старались купить книги, иконы. В особых случаях администрация академии нуждающимся студентам оказывала помощь в приобретении некоторых вещей из одежды.

В подтверждение того, что многие семинаристы испытывали материальную нужду, расскажу о таком курьёзном случае. Один воспитанник послал епископу своей родной епархии телеграмму следующего содержания: «Прошу выслать сто рублей» – и подписался: «Смиренный Алексий». Получив телеграмму, епископ подумал, что Патриарх Алексий напоминает о деньгах в специальный фонд для академии, но удивился, почему указана такая малая сумма. Обсудив ситуацию с секретарём и другими лицами, он наконец догадался, что из их мест в семинарии учится студент по имени Алексий. Таким образом недоразумение разрешилось.

Во втором полугодии к каждому курсу и классу был прикреплён курсовой руководитель и классный наставник: к 1 «А» – В.А. Сретенский, к 1 «Б» – В.С. Вертоградов, к 1 «В» – отец Константин Карчевский, ко 2-му классу – А.И. Георгиевский, к 3-му – Н.И. Муравьёв, к 4-му – отец Александр Ветелев, к I и II курсам – Η.П. Доктусов.

С февраля 1946 года все студенты стали произносить проповеди за литургией в воскресные и праздничные дни.

Помню, как потрясло нас скорбное известие о внезапной кончине нашего ректора протоиерея Николая Чепурина. 7 февраля, в пятницу, три удара колокола Новодевичьего монастыря оповестили о горестной утрате.

Накануне вечером многие видели его совершающим прогулку по монастырским дорожкам, а утром тело отца Николая нашли бездыханным. Говорили, что он скончался от кровоизлияния в мозг. На следующий день утром, в 7 часов, гроб с телом почившего отца ректора был перенесён в академический храм, установили круглосуточное дежурство. Отпевание состоялось в воскресенье. Для учащихся этот день оказался очень тяжёлым, так как совпал с выборами. К 6 часам утра все направились на избирательный участок для голосования. Это делалось неукоснительно всеми – и преподавателями, и студентами. После каждый должен был явиться к воспитателю и доложить, что проголосовал. Тогда с этим было строго. В 8 часов нас покормили завтраком, а к 10 часам все собрались на литургию, которую возглавил митрополит Крутицкий (с 25 марта 1947 года и Коломенский) Николай (Ярушевич). К концу литургии прибыл Патриарх Алексий. Перед началом отпевания он обратился с кратким словом к присутствующим. После службы многие из воспитанников захотели поехать на кладбище, чтобы проводить своего ректора, но администрация не разрешила, так как было очень холодно.

После кончины протоиерея Николая резолюцией Святейшего Патриарха Алексия исполняющим обязанности ректора академии и семинарии был назначен профессор С.В. Савинский. В этой должности он состоял девять месяцев...

Постепенно подошли мы к Великому посту. Богослужение совершалось строго по уставу, без пропусков, утром оно продолжалось с 7.30 до 13 часов. Руководство уставом было поручено учащимся 4-го класса семинарии – строгому иеромонаху Савватию (Левицкому) и Гермогену Шиманскому. Кормили нас в эти дни очень просто, без рыбы и без масла, но вкусно. Вторник первой недели Великого поста совпал с тезоименитством Патриарха Алексия. Все были очень удивлены и обрадованы тем, что Патриарх Алексий в этот день прибыл в академический храм и на повечерии читал Великий канон Андрея Критского.

Несмотря на напряжение и усталость, первая неделя Великого поста прошла с пользой для души и тела, все исповедались и причастились святых Христовых тайн.

Первые недели этого поста запомнились тем, что в день торжества Православия, на поздней литургии, проповедь говорил преподаватель Н.И. Муравьёв. До сих пор многие полагали, что проповедь может произносить только священник, а Муравьёв не был в сане. И в следующее воскресенье проповедь говорил преподаватель не в сане – И.Н. Шабатин. И в Крестопоклонную неделю – преподаватель А.И. Георгиевский. После этого никто уже не удивлялся такому порядку вещей, с вниманием и интересом слушали своих наставников не только в классах, но и в храмах.

Строго по уставу провели мы святые дни Страстной седмицы и с воодушевлением и большой радостью встретили Светлое Христово Воскресение. Пасха в 1947 году была ранняя (13 апреля). Далее нас отпустили на каникулы.

Вскоре после каникул мы узнали, что 30 апреля академию посетит Патриарх Алексий по случаю гражданского праздника 1 Мая. Как уже говорилось, к гражданским праздникам в духовных школах относились очень серьёзно, ответственно. Несомненно, это было связано с нежеланием конфликтовать с властями. Как и в День Конституции, к 19 часам всё было приготовлено к встрече Святейшего. Учащиеся выстроились по обе стороны лестницы, что вызвало улыбку высокого гостя: «О, да вы как солдаты!» Актовый зал не мог вместить всех, воспитанники теснились в коридоре. После доклада о Первомае состоялся концерт академического хора.

9 мая духовные школы совершили паломническую поездку в Троице-Сергиеву Лавру. В день отъезда, после подъёма в 5.30, все поспешили на Ярославский вокзал и электричкой отправились в Загорск... Ещё издали показалась высокая лаврская колокольня, а потом и лаврские соборы. Многих охватило особое чувство, когда мы вошли в Святые врата обители: когда-то по этой земле ступал преподобный Сергий, здесь за несколько столетий побывали сотни тысяч верующих, жаждущих поклониться великому Божию угоднику, приложиться к его честным мощам, принести к его стопам свои радости и невзгоды, испросить у него благословение и помощи...

Мы прибыли к началу поздней литургии. Пели хоры: лаврский и наш студенческий. После службы был совершён молебен преподобному Сергию. Проповедь произнёс преподаватель священник Димитрий Боголюбов.

Когда богослужение закончилось, мы приложились к святым мощам игумена земли Русской, а затем осмотрели достопримечательности Лавры.

Перед отъездом в Москву мы пообедали в местной столовой. Семинаристы вели себя настолько чинно, что директор заявил нашим воспитателям, что он впервые видит у себя таких «культурных людей».

Это паломничество положило начало традиции индивидуальных поездок учащихся в Лавру в последующие годы.

15 мая начались экзамены. На некоторых из них присутствовали Патриарх Алексий, владыки Григорий (Чуков) и Николай (Ярушевич). А 13 июня магистерскую диссертацию защищал доцент В.С. Вертоградов. Тема работы – «Православная Церковь в Галиции в древнейший русский период». Рецензировали её профессор С.В. Савинский и доцент Н.И. Муравьёв. Это был первый случай, когда мы, семинаристы, присутствовали на таком мероприятии. В начале его секретарь Совета академии огласил биографию соискателя. Затем диссертант подробно рассказал о своей работе. После этого слово взяли рецензенты. Для нас, не искушённых в научных дискуссиях, слышать такую безудержную критику в адрес диссертанта было удивительно. Нам даже жалко стало В.С. Вертоградова. Ему указывали на ошибки, казалось, что при таком раскладе защититься вряд ли удастся. В конце соискатель сумел ответить на некоторые критические замечания. А дальше избрали комиссию из двух так называемых наставников, они раздали голосующим бюллетени, где было обозначено две позиции: «да» и «нет». После подсчёта голосов оказалось, что большинство поддержало присуждение В.С. Вертоградову учёной степени магистра богословия. После продолжительных аплодисментов последовали тёплые, сердечные поздравления.

17 июня 1947 года состоялся выпускной акт. Это был первый выпуск после возрождения семинарии. Божественную литургию, а затем благодарственный молебен совершил Патриарх Алексий.

Семинарию окончили 18 человек, из них 5 – по первому разряду и 13 человек – по второму разряду. Следует пояснить, что по старой традиции успехи учащихся духовных школ подразделяются на разряды: а) 1-й разряд первой категории, когда в аттестате больше «пятёрок», чем «четвёрок», или все «пятёрки»; б) 1-й разряд второй категории, когда больше «четвёрок», чем «пятёрок»; в) 2-й разряд присваивается тогда, когда есть хотя бы одна «тройка» по успеваемости, независимо от остальных оценок.

Благодарственное слово от выпускников произнёс А.А. Резухин. Затем Святейший каждому вручил Новый Завет, на титульном листе которого была сделана следующая надпись: «Окончившему курс Московской духовной семинарии (фамилия, имя, отчество) дана эта святая книга как оружие божественной правды, побеждающей мир».

Слава Богу, окончен первый класс семинарии. А первыми выпускниками воссозданной духовной школы стали: Василий Богуш, Сергей Борздыка, Алексей Буевский, Павел Голубцов, Андрей Грудьев, Петр Деревянко, Димитрий Дудко, Василий Изюмский, Пётр Кожевников, иеромонах Савватий (Левицкий), Константин Нечаев, Николай Павлов, Василий Петровых, Алексей Резухин, Сергей Рыбенков, Николай Стасюк, Василий Студенов, Гермоген Шиманский.

Из числа окончивших семинарию в 1947 году в академию поступили девять человек.

* * *

На летние каникулы все разъехались по домам. В своём родном селе каждый праздник и воскресенье ходил я в храм, пел на клиросе, читал шестопсалмие, часы, Апостол. Много было дел по хозяйству: помогал маме в уборке урожая (отец умер в 1944 году), заготовлял на зиму дрова, сено. Ходил в гости к своим знакомым. Все они были довольны, что я учусь на священника.

Однажды со мной произошёл такой случай. Сушил я сено в пяти километрах от дома: ворошил, сгребал в копны. Продолжалось так до самого вечера. Вдруг подходят ко мне пять человек с автоматами. Догадываюсь, что это бандеровцы. Спросили, не колхозное ли сено (они не признавали ни колхозов, ни колхозников). Сказал, что я из села, что сено наше собственное. Поинтересовались, есть ли поблизости воинская часть. Я ничего не знал, объяснил, что недавно приехал из Москвы. «Как из Москвы?» – удивились бойцы. Сказал, что учусь в семинарии. После этих слов они смягчились и заметили: «Какой лицемер Сталин: семинарию открыл». Оставив меня в покое, они ушли. Потом на обратном пути мы опять встретились. Бандеровцы боялись наткнуться на русских солдат, поэтому послали меня вперёд, а сами остались выжидать... Больше я их не видел.