Глава 11. Русская Православная Церковь после Декларации митрополита Сергия

Патриарх Сергий (в миру Иван Николаевич Страгородский) родился 11 Января 1867 года в г. Арзамасе в семье священника Алексеевского женского монастыря. Он рано лишился матери, скончавшейся от чахотки вскоре после рождения сына. Вместе с сестрой, бывшей на год старше его, он рос в монастыре на попечении бабушки. На восьмом году жизни Иван Николаевич Страгородский был отдан в приходское училище, а затем переведён в Арзамасское духовное училище. Потом, как это было обычно для детей духовенства, последовала учёба в Нижегородской Духовной Семинарии (которую он окончил в 1886 году по первому разряду). Дальше предстояло делать выбор, и юноша, решивший посвятить свою жизнь служению Богу и Его Церкви, уже по собственной воле отправился в Петербургскую Духовную Академию. В списке принятых он оказался на шестом месте. Дальше начались годы учёбы. Он был неизменным посетителем ежедневных Богослужений в академическом храме и, обладая приятным басом, принимал в них непосредственное участие. Большое влияние на всю его будущую жизнь оказала поездка в Валаамский монастырь, где вместе с товарищем по Академии он провёл каникулы при переходе на четвёртый курс. Живя по монастырскому уставу, неся послушание, он окончательно решил всецело посвятить себя служению Богу в иноческом чине, хотя разговоры об этом в кругу друзей он вёл и ранее. 30 Января 1890 года в день памяти Трёх Святителей Иван Страгородский был пострижен в монашество с именем Сергий в честь преподобного Сергия Валаамского. Вскоре последовало рукоположение в две первые степени священства. В этом же году иеромонах Сергий окончил Академию первым по списку со степенью кандидата Богословия за сочинение «Православное учение о вере и добрых делах», которое он писал под руководством профессора А.Л. Катанского. В этой ранней своей работе молодой богослов, полемизируя с католическим учением о «сверхдолжных» заслугах святых и протестантским об оправдании одной только верой, предпринял попытку выявить основанное на святоотеческой традиции Православное учение о спасении. Этому же будет посвящена и его магистерская диссертация, успешно защищенная им пять лет спустя в 1895 году и выдвинувшая его в ряд выдающихся Православных богословов нового времени.

Летом 1890 года иеромонах Сергий подал на имя Ректора Академии прошение, где выразил желание послужить в составе Японской Православной миссии. В Октябре того же года он был уже в Токио, где вскоре стал одним из ближайших помощников выдающегося Православного миссионера и просветителя Японии архиепископа Николая, который сам по себе составил целую эпоху в истории Православной Церкви.⁴⁰⁰

Святитель Николай строил Японскую Церковь, строжайше соблюдая принцип Соборности, являющийся одним из основных краеугольных камней Православного домостроительства. В этом отношении Японская Церковь в начале XX века являла редкий образец первохристианской древней общины, совершенно удивительный в это, уже равнодушное к вопросам веры, время. Безусловно, служение в такой Церкви составило добрый пастырский опыт для отца Сергия. Наряду с этим, лингвистические способности и редкое трудолюбие позволили ему в достаточно скором времени освоить японский язык. В Январе 1891 года Святитель Николай направил своего помощника в г. Киото, где имелась церковь и катехизатор, а осенью о. Сергий уже приступил к преподаванию догматического Богословия в Токийской Семинарии. С Декабря 1891 г. до весны 1892 г. о. Сергий был командирован на русский крейсер «Память Азова» вместо заболевшего судового священника. Зиму он провёл на корабле в Гонконге, где ознакомился с организацией инославной миссии на Дальнем Востоке. Затем в течении года он вновь исполнял свои пастырские обязанности в Киото, продолжая оглашать и крестить новых чад Церкви. Весной 1893 года он получил указ о переводе в Россию. Сначала его назначили исполняющим обязанности доцента по кафедре Священного Писания Ветхого Завета в С.-Петербургской Духовной Академии, а в Декабре того же года перевели на должность инспектора Московской Духовной Академии. Но уже в Сентябре 1894 года последовало его назначение настоятелем Русской посольской Церкви в Афинах с возведением в сан архимандрита. Два с лишним года провёл он в Греции, а затем его вновь направили в Японию, на сей раз уже помощником начальника Японской Православной миссии, где он прослужил до 1899 года. Потом последовало назначение на должность ректора С.-Петербургской Духовной Семинарии, а с Октября того же года он становится инспектором С.-Петербургской Духовной Академии. В Январе 1901 года указом Синода архимандрит Сергий был назначен ректором Академии. Тогда же последовало утверждение Синодального доклада о возведении его во епископа Ямбуржского, третьего викария С.-Петербургской епархии. 25 Февраля 1901 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялось его епископское посвящение. Чин хиротонии возглавил митрополит Петербургский Антоний (Вадковский). В своей речи при наречении, которая может служить своеобразным эпиграфом ко всему его последующему служению, будущий Патриарх, в частности, сказал:

«Внешняя обстановка епископского служения может быть весьма разнообразна. Епископы могут быть в почёте и богатстве, могут пользоваться обширными гражданскими правами и преимуществами, но могут быть и в полном бесправии, в нищете и даже в гонении. Всё это зависит от причин случайных и внешних, от государственного положения Христианства, от народных и общественных обычаев и тому подобного. С изменением этих внешних причин может изменяться и внешняя обстановка. Но само епископское служение в его сущности, в том настроении, какое требуется от епископа, всегда и всюду остаётся одним и тем же Апостольским служением – совершается ли оно в великом Царьграде или в ничтожном Сасиме. Оно есть «служение примирения», служение пастырское. Быть же пастырем – значит жить болезнью Церкви, нести Ее немощи с единственной целью; послужить спасению паствы, умереть, чтобы она была жива. Истинный пастырь постоянно, в ежедневном делании своём «полагает душу свою за овцы своя», отрекается от себя, от своих привычек и удобств, от своего самолюбия, готов пожертвовать самой жизнью и даже душой своей ради Церкви Христовой, ради духовного благополучия словесного стада».⁴⁰¹

«Деятельность епископа Сергия в течении шести лет пребывания его в Академии (с 6 Октября 1899 по 6 Октября 1905 года) была не только административной, но и научно-академической. Преподавая в Академии историю и разбор западных исповеданий, он, помимо лекций, не оставлял и своей научной работы, опубликовав в академических журналах ряд научных статей и давая свои отзывы о бывших на его рассмотрении учёных работах. Немало трудов положил о. Сергий и на улучшение учебной и научной работы Академии. В период его ректорства оживлённо работала Комиссия по описанию академических рукописей, поставлены были на должную высоту занятия по психологии и Русской литературе, улучшилась система каталогов академической библиотеки, упорядочилось хранение академического архива. Как знаток языков древних и новых, Преосвященный Сергий внёс много труда в исполнение учёных поручений Св. Синода, а в последние годы ректорства состоял председателем учреждённой Синодом Комиссии по старокатолическому и англиканскому вопросам». Таким образом, Преосвященный Сергий был одним из тех, кто оказался у истоков экуменического движения, полагая начало продолжающимся доныне Православно-старокатолическому и Православно-англиканскому диалогам. Впрочем, экуменическая направленность в то время представлялась в несколько ином, нежели ныне, свете. «Он принимал деятельное участие в различных учёных, просветительских и благотворительных обществах. Особенно следует отметить участие владыки Сергия в «Религиозно-философских собраниях», где он много способствовал сближению Православного духовенства со светской интеллигенцией».⁴⁰²

«По отзывам и воспоминаниям лиц, знавших епископа Сергия по Академии и как инспектора, и как ректора, он был добрым и справедливым начальником. Студенты встречали с его стороны чисто отеческое отношение. Всегда ровный, чуждый вспышек гнева или раздражения, своей ободряющей простотой и ласковым приветливым словом он благотворно действовал на студенческую молодёжь.

По субботам после ужина в его покоях собирались студенты и в домашней обстановке слушали очередной реферат кого-либо из своих товарищей. Темами для рефератов служили вопросы религиозно-философского характера, а также какие-либо новые явления в области современной художественной литературы. Такие рефераты обычно сопровождались прениями и обменом мнений. Эти собрания привлекали молодёжь всех курсов и имели большое образовательное и воспитательное значение. Чтобы не оказывать давления на ход обсуждения и высказывания своих гостей, о. Сергий не брал на себя роли председателя или руководителя собрания, выступая только в роли гостеприимного и приветливого хозяина.

Таким же обходительным, ласковым и доступным для студентов оставался епископ Сергий и будучи уже ректором Академии. Он воспитывал студенческую молодёжь не только словом, но и личным примером. В академическом храме ежедневно по вечерам совершались вечерня и утреня. Самым усердным участником этих Богослужений, – вспоминает В. Соловьёв, – неизменным чтецом и певцом на клиросе являлся о. Сергий в течении всего времени своего инспекторства и ректорства».⁴⁰³ Известно также, что будучи руководителем Духовной школы Преосвященный Сергий положил немало усилий, чтобы стилем своей жизни она соответствовала своему высокому предназначению. Поэтому первым делом он поспешил искоренить в Академии всякое кляузничество и наушничество, нередко бытовавшие и бытующее и поныне в учебных заведениях.

6 Октября 1905 года Императорским рескриптом был утверждён доклад Святейшего Синода «быти Преосвященному Ямбуржскому Сергию архиепископом Финляндским и Выборгским». На новом поприще Преосв. Сергий вновь проявил себя как деятельный миссионер и администратор. Он созывает епархиальные съезды, организует при Выборгском соборе Православную миссию, учреждает братство св. Георгия Победоносца, имевшего задачу укрепления Православия и противодействия панфинской протестантской пропаганде среди беломорских корел. Немало трудов было положено им для улучшения приходской жизни. По его инициативе в 1907 году при Синоде было создано особое совещание для выработки общего проекта организации приходов, председателем которого он же и был назначен. В своих архипастырских трудах он неизменно опирался на духовенство своей епархии, с которым всегда имел самые тёплые отношения. Также много внимания архиепископ Сергий уделял школьному делу в Православных приходах, непременно посещая школы при объездах епархии.

Много внимания уделял Преосвященный Сергий и общецерковным вопросам, будучи неизменным членом Предсоборных присутствия и совещания, возглавляя отделы, занимавшиеся выработкой программы соборных заседаний.

«По его мысли Собор должен заниматься принципиальными и главными вопросами, не входя в детали и в мелочи, для которых созыв Собора не обязателен. Кардинальными вопросами, которыми должен был, по мысли архиепископа Сергия, заняться Поместный Собор, являются: организация центрального управления, устройство приходской жизни. Архиепископ Сергий подробнее останавливается на вопросе о Священном Синоде, который правит Русской Церковью не сам от себя, а лишь по полномочию Самой Церкви. Поэтому компетенция Синода в делах законодательных не простирается дальше издания лишь разъяснительных постановлений к существующим Церковным законам. Синод не имеет права решать по своей инициативе вопросы канонические и вероучительные, которые подлежат ведению Собора, в пределах компетенции Поместных Соборов». Архиепископ Сергий выступил как сторонник восстановления Патриаршества. «Председатель Собора по его мысли носит титул: «Архиепископ Московский и всея России Патриарх». «Патриарх наш, – писал архиепископ Сергий, – не будет ни папой, ни даже Патриархом в византийском смысле этого слова: он будет лишь председателем Синода. По отношению к другим епископам он будет лишь первым между равными и поэтому пользуется обычными нравственными правами старшего брата: правом братских советов, предостережений или увещеваний, если найдёт это необходимым. Он привлекает виновного епископа к суду Священного Синода».⁴⁰⁴ Труды Предсоборного присутствия составили четыре тома «Журналов и протоколов заседаний Предсоборного присутствия» (общих собраний и шести его отделов) (С.-Пб. 1907).

Указом от 6 Мая 1911 года архиепископу Сергию было повелено быть членом Св. Синода с сохранением за ним Финляндской кафедры. В Августе 1911 года архиепископ Сергий стал председателем учреждённого при Синоде особого совещания по вопросам внутренней и внешней миссии. Кроме того он являлся председателем совещания по исправлению церковно-богослужебных книг. В 1912 году при Св. Синоде составлено было постоянное предсоборное совещание, председателем которого был избран архиепископ Финляндский Сергий.

За свои труды, особенно по ограждению православного населения Финляндии от внешних, чуждых Православию влияний и выполнение ответственных поручений Св. Синода, архиепископ Сергий был награждён бриллиантовым крестом для ношения на клобуке. 9 Ноября 1913 года архиепископа Сергия назначили председателем учебного комитета при Св. Синоде, а вскоре же он стал и председателем миссионерского совета при Св. Синоде. 6 Мая архиепископ Сергий был награждён орденом Св. Александра Невского.⁴⁰⁵ Такова была бурная и головокружительная карьера Владыки Сергия Страгородского...

Когда Временное правительство 14 Апреля 1917 года распустило дореволюционный состав Синода, то единственным его прежним членом, оставшимся на летнюю сессию, оказался архиепископ Сергий, вопреки прежним своим торжественным заверениям в том, что никогда не будет сотрудничать с новым составом Синода.⁴⁰⁶ Это вызвало упрёки со стороны некоторых его собратьев архиереев в отсутствии солидарности, однако, преосвященный Сергий полагал, что в переломный для Русской Церкви момент он должен своими знаниями, опытом и энергией послужить Ее созиданию.

29 Апреля он подписывает послание Синода к Церкви о мероприятиях в связи с предстоящим созывом Всероссийского Поместного Собора. В дальнейшем он принял участие в работе Предсоборного совета, занимавшегося непосредственной подготовкой Собора.

Когда же по епархиям начались выборы правящих архиереев, то на Владимирскую кафедру «свободным голосованием клира и мирян » был избран Архиепископ Сергий. Синодальный указ о его назначении Архиепископом Владимирским и Шуйским последовал 10 Августа.⁴⁰⁷

На Поместном Соборе 1917–1918 гг. Преосвященный Сергий принимал деятельное участие в обсуждении его решений. Кроме того, он руководил работой отдела «Церковный суд» в качестве его председателя. 28 Ноября 1917 года Преосвященный Сергий был возведён в сан митрополита, а вскоре избран постоянным членом Священного Синода. В 1918–1921 гг. он являлся одним из ближайших сотрудников Патриарха Тихона. В этот период митрополит Сергий часто бывал в Москве, где занимался подготовкой дел, подлежавших рассмотрению органами Высшего управления Русской Церкви.

Владимирская епархия, одна из древних и высоких в Русской Церкви, была в то время обширной по территории и многочисленной по количеству верующих. Кроме Владимира в неё входили такие крупные промышленные города как Иваново-Вознесенск, Шуя, Ковров, Переяславль-Залесский, Александров и др. Поэтому для более успешного управления епархией митрополит Сергий разделил её на митрополичий округ и пять викариатств с правами полусамостоятельных епархий. В течении пяти лет управлял митрополит Сергий Владимирской епархией. Это были годы перестройки всего уклада жизни в нашей стране. По долгу своей пастырской совести он стремился всячески возгревать в народе веру Христову и преданность св. Церкви. В своих окружных письмах Епархиальному Совету, викариям и благочинным он неоднократно обращал внимание на необходимость усиления проповеднической и просветительской деятельности приходского духовенства, в частности, на организацию при храмах преподавания Закона Божьего детям, что допускалось Декретом Совнаркома об отделении Церкви от государства и школы от Церкви.⁴⁰⁸ Хотя деятельность митрополита Владимирского формально не противоречила советским законам, большевиков не устраивала активная церковная жизнь епархии.

В начале 1922 года митрополит Сергий оказался высланным в Нижний Новгород. Но и оттуда он продолжал следить за положением дел в своей епархии. Начавшаяся кампания по изъятию церковных ценностей в ряде мест епархии проходила особенно болезненно. В крупных рабочих центрах – Иваново-Вознесенске и Шуе кощунственные действия при изъятии священных предметов приводили к беспорядкам. В связи со сложившейся ситуацией находившийся в Нижнем Новгороде митрополит Сергий обратился 21 Марта 1922 года к клиру и пастве Владимирской епархии с воззванием. Ещё ранее Патриарх Тихон в своём послании имел целью «выяснить взгляд Церкви» на ту позицию, которую заняли власти в отношении сбора средств и жертвования приходами драгоценных церковных украшений в связи с голодом в Поволжье. Теперь митрополит Сергий своим воззванием к пастве стремился найти выход уже в сложившемся положении, когда приведение в действие Декрета об изъятии церковных ценностей развернулось в полной мере по всей стране и привело к трагическим событиям и многочисленным политическим процессам над верующими. Упоминая в духе Патриаршего послания о необходимости сохранения благоговения перед святыней, митрополит Сергий в то же время писал верующим епархии о недопустимости насильственных мер к их защите, как несоответствующих духу Евангелия: «Всякое действие, совершаемое со враждой, с раздражением, – вызывает и против себя раздражение. А где обе стороны раздражены, там трудно от них ожидать взаимной уступчивости и умеренности в требованиях. Не случилось бы и с нами, что и те церковные вещи, которые, при ином нашем поведении, можно было бы сохранить для нашего храма, теперь, при взаимном раздражении, будут от нас взяты...». Далее он призвал приходские советы искать соглашения с органами власти о возможности замены священных предметов (главным образом, евхаристических сосудов), подлежащих изъятию, соответствующими металлами и драгоценностями, собранными верующими через добровольные пожертвования своих личных вещей. В то же время митрополит Сергий продолжал в данном воззвании призывать верующих к широкой благотворительности и щедрой жертве на голодающих.⁴⁰⁹ Следует заметить, что и в других епархиях, в том числе в Москве, приходские советы и собрания с благословения епархиальных архиереев пытались действовать подобным образом, однако, даже и при более спокойном проведении кампании по изъятию церковных ценностей на местах достигнуть указанного соглашения удавалось далеко не всегда.

Но вскоре митрополит Сергий совершил серьёзную ошибку. Узнав об аресте Патриарха Тихона и передаче им полномочий своему временному Заместителю, он 16 Июня 1922 года одним из первых признал самочинное Высшее Церковное Управление (т.н. «меморандум трёх»). Такую позицию, занятую Преосвященным Сергием, можно пытаться до некоторой степени объяснить боязнью утраты «центра», что, как он, вероятно, полагал, может плохо сказаться на Церковной организации в столь критической для Неё ситуации. Правда, постановление Высшей Церковной власти от 20 Ноября 1920 г. (№ 362), так же как последовавшее через два дня после «меморандума трёх» послание Заместителя Патриарха митрополита Ярославского Агафангела предполагали другую перспективу выживания – административную децентрализацию при сохранении свободного соборного сознания Церкви. Впрочем, нужно заметить, что обновленцы действовали обманом, говоря о передаче им власти «резолюцией Святейшего Патриарха», чем первоначально увлекли и некоторое число честных представителей духовенства. Что же касается митрополита Сергия, то как полагает Преосвященный Мануил, он своими действиями стремился оградить Владимирскую епархию от различных внешних треволнений. Во всяком случае, он оставался на строго Православных позициях в отношениях вероучения и норм Церковной жизни, и обновленческих беззаконий в своей епархии старался не допускать.⁴¹⁰ Правда, совершенно противоположные сообщения мы встречаем в напечатанной отдельно брошюре митрополита Донского Митрофана (Симашкевича) «Правда о Временном Высшем Церковном Совете и Нижегородском митрополите Сергии (Страгородском)».⁴¹¹ Во Владимирской епархии плевелы обновленчества стали давать свои всходы. Очень скоро митрополиту Сергию пришлось убедиться в ошибочности своего поступка. Прибыв 23 Октября 1922 года на пленарное заседание ВЦУ, он сделал следующее заявление: «Я решительно протестую против тех постановлений съезда «Живой Церкви», которые приняты в отмену основных требований Церковной дисциплины, а тем более вероучения. Некоторые из этих постановлений являются для меня недопустимыми безусловно; некоторые – превышающими компетенцию нашего Поместного Собора; а некоторые – неприемлемыми для этого Собора.

К первому разряду отношу снятие отлучения с графа Льва Толстого (другими словами с толстовства), отрицавшего Божество Иисуса Христа, Его рождение от Девы, воскресение плоти и др. Всё это содержится в Символе Веры...». Далее он перечислил каноны вселенской Церкви, попранные обновленцами, введшими второбрачие клира, допущение вступать в брак епископам и священникам после рукоположения, а также постановление женатых епископов. «Так как нарушение указанных правил, – писал он далее, – влечёт за собой безусловное запрещение и даже извержение из сана, а сознательно участвующий в священнослужении с запрещенными или изверженными, или разрешающий такое священнослужение подпадает тому же, то:

1. Нарушителям не могу и не буду давать разрешение священнодействовать в пределах моей епархии.

2. Женатые епископы, впредь до решения дела на предстоящем Соборе, не будут мной признаваться в их сане, а равно и рукоположенные ими.

3. Сам я вынужден буду прекратить Церковное общение как с нарушителями этих правил, так и с теми, кто будет разрешать такие нарушения».⁴¹²

Последнее означало фактический разрыв с обновленцами. Оценивая это действие митрополита Сергия, архиепископ Сергий (Ларин) пишет: «Шаг этот для тех времен (имеется в виду политическая поддержка, которой пользовались обновленцы, и репрессирование их противников – состт.), безусловно, исповеднический, свидетельствующий о мужестве, возбуждённом твёрдой верой в незыблемость святого Православия».⁴¹³

В «соборе», созванном обновленцами в Апреле-Мае 1923 г., митрополит Сергий участия не принял, поскольку находился в заключении.⁴¹⁴ И как только представилась возможность, 27 Августа того же года он принёс в Донском монастыре в Москве перед лицом Церкви покаяние Патриарху Тихону. Тогда же он получил назначение на Нижегородскую кафедру вместо оставшегося в обновленчестве архиепископа Евдокима (Мещерского). Он включился в активную деятельность по изысканию возможности созыва Поместного Собора для неотложного решения вопросов церковной жизни и устройства в новых условиях. Им составляются проекты соборной программы, он ведет деятельную переписку с другими архиереями. Как видный учёный-богослов и церковно-общественный деятель он продолжает пользоваться авторитетом среди собратьев епископов, клириков и верующего народа. В Апреле 1925 г. митрополит Сергий в числе других 60-ти архиереев участвует в погребении Патриарха Тихона. В произнесённом им тогда слове он особенно подчеркнул добродетели почившего – его доброту и снисхождение к ближним.

Вступивший в управление Русской Церковью митрополит Крутицкий Пётр в своём завещании от 5 Декабря 1925 г. на случай кончины среди возможных своих преемников назвал и его имя.

6 Декабря 1925 г. митрополит Пётр написал распоряжение о своих временных заместителях на случай ареста. Первым среди них стояло имя митрополита Сергия.⁴¹⁵ 10 Декабря Патриарший Местоблюститель был арестован, а 14 Декабря на имя викария Московской епархии епископа Гавриила пришло письмо из Нижнего Новгорода, в котором митрополит Сергий просил уведомить архиереев о его вступлении в исполнение обязанностей Местоблюстителя по поручению митрополита Петра.

Однако положение в Русской Церкви в это время ещё более осложнилось. Власти не дали митрополиту Сергию разрешения на выезд в Москву. Между тем, по плану, разработанному ОГПУ, группа из 9 архиереев (впоследствии к ним присоединилось ещё несколько человек) во главе с архиепископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским), в их числе был также взявший на себя управление Московской епархией епископ Можайский Борис (Рукин), без воли Патриаршего Местоблюстителя, его Заместителя и остальных епископов образовала 22 Декабря т.н. Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС), который вскоре получил официальное признание со стороны государственных органов.⁴¹⁶ Таким образом, в Русской Церкви появилась опасность нового раскола. Митрополит Сергий, не имея возможности в это время приехать в Москву, приступил к исполнению своих обязанностей из Нижнего Новгорода.

14 Января 1926 г. он отправил послание на имя архиепископа Григория с протестом против создания самочинного ВВЦС и угрозой предать его участников Церковному суду. В ответном письме архиепископ Григорий пытался предложить митрополиту Сергию компромисс, утверждая, что «коллективная ответственность» за Церковь лучше единоличной и предлагая последнему принять участие в ВВЦС. Однако, сознавая пагубность для Церковного общества такого компромисса, митрополит Сергий ответил категорическим отказом, и 29 Января известил архиепископа Григория и единомысленных с ним епископов о предании их Церковному суду.

Но григориане решили не сдаваться. С разрешения властей они 1 Февраля посетили в тюрьме митрополита Петра и, введя в заблуждение последнего, добились резолюции об отстранении митрополита Сергия от заместительства якобы «ввиду невозможности управлять Церковью». Временное же управление передавалось коллегии из архиепископов Владимирского Николая, Томского Димитрия и Екатеринбургского Григория.⁴¹⁷ При этом необходимо отметить, что григориане вновь пошли на подлог, скрыв от Местоблюстителя факт действительной невозможности для первых двух иерархов приступить к своим обязанностям. Впрочем, митрополит Сергий отказался подчиниться этой резолюции, сославшись на ее условность и на неосведомлённость митрополита Петра о состоянии текущих Церковных дел.

Между тем иерархи и клирики, а также Церковные общины начали выражать митрополиту Сергию свою поддержку в его борьбе с григорианами. Некоторые из деятелей ВВЦС также стали осознавать ошибочность своей позиции и приносить покаяние Заместителю Патриаршего Местоблюстителя. Первым ещё в Феврале 1926 г. это сделал епископ Переяславский Дамиан (Воскресенский), оказавшийся фактическим преемником митрополита Сергия по управлению Владимирской епархией. Этот процесс продолжался и далее. Григориане делали попытки склонить к сотрудничеству с ними иерархов, пользовавшихся авторитетом в церковном обществе. Так, в Апреле 1926 г. архиепископ Иларион (Троицкий) был переведён из Соловков в ярославскую тюрьму, где сотрудники ГПУ пытались склонить его к признанию ВВЦС, однако эти усилия оказались тщетными, и Преосвященный Иларион был вновь отправлен на Соловки.⁴¹⁸

ВВЦС не получил сколько-нибудь широкого церковного признания. Григориане оказались перед лицом полного провала. Пытаясь спасти своё положение, они на совещании, проходившем в занятом ими помещении в Донском монастыре 11–13 Мая 1927 г. (в это время как раз подготавливалась легализация Церковного управления, возглавляемого митрополитом Сергием), приняли программу своего второго съезда, намеченного на Ноябрь, и разослали во все епархии приглашения принять Епископам-"староцерковникам» с представителями от клира и мирян участие в этом мероприятии, которому они надеялись придать авторитет Поместного Собора. На этот призыв Церковь ответила молчанием. А в некоторых епархиях архиереи выступили с обращением к пастве не поддаваться посулам похитителей церковной власти. Съезд получился довольно малочисленный. С 1928 г. их движение резко сошло на нет и, продолжая агонизировать ещё около десятилетия, практически не оказывало влияния на ход Церковной жизни.⁴¹⁹

В Апреле 1926 г. из пермской тюрьмы был выпущен митрополит Агафангел, который обратился 5/18 Апреля с посланием о вступлении в права Местоблюстителя на основании Патриаршего завещания.⁴²⁰ Митрополит Пётр, находясь под следствием, письмами к главному претенденту на Местоблюстительство митрополиту Агафангелу от 7/20 и 10/23 снял с себя обязанности первоиерарха:

«Я, Пётр, митрополит Московский, находясь в заключении передаю этим документом права Патриаршего Местоблюстительства Вашему Высокопреосвященству, а от митрополита Сергия права ... я отнимаю,, с тем, чтобы он, митрополит Сергий, выдал немедленно советской власти свой письменный отказ от прав Патриаршего Местоблюстителя. Для сей цели прошу советскую власть предъявить митрополиту Сергию все стенографические документы о передаче митрополиту Сергию мною прав Патриаршего Местоблюстителя только на определённое время, а не навсегда. Прошу Ваше Высокопреосвященство милостивого государя приехать в Москву и занять мою квартиру в Сокольниках».⁴²¹

9/22 Мая 1926 года митрополит Пётр письменно приветствовал вступление митрополита Агафангела в должность Патриаршего Местоблюстителя:

«(...) С любовью и благожелательностью приветствую это Ваше вступление. (...) О настоящем моём решении благоволите сообщить митрополиту Сергию. С разрешения властей я сообщил своему келейнику Григорию Лихоманову о предоставлении Вашему Высокопреосвященству в моей квартире нижнего этажа, верхние же две комнаты я оставляю за собой. Вашего Высокопреосвященства милостивого Архипастыря и Государя покорнейший слуга – Патриарший Местоблюститель митрополит Пётр. 22 Мая 1926 г. г.Москва».

Митрополит Сергий сообщил митрополиту Агафангелу, что он обменялся письмами с митрополитом Петром, и, по его словам, сообщённым позднее прибывшему в Москву митрополиту Елевферию⁴²², получил от митрополита Петра ответ, что лично с него, митрополита Сергия, митрополит Пётр должности своего заместительства как (теперь уже) одного из претендентов на Местоблюстительство, не снимает.⁴²³ На этом основании между митрополитами Агафангелом и Сергием завязалась переписка, в которой митрополит Агафангел, в частности писал митрополиту Сергию:

«5/18 Мая после всестороннего обсуждения вопроса о моих правах Вы при свидетелях определённо изъявили согласие передать мне права, дела, управление, обещаясь известить иерархов об этой передаче; всё это зафиксировано стенограммой; результаты мной сообщены многим; сделаны некоторые предварительные распоряжения. Теперь Вы, к удивлению моему, отказываетесь от передачи и тем готовите новую смуту. Вынужден буду сделать решительный шаг, опубликовав через особое послание результаты нашего соглашения и Ваш последующий отказ. Всякую ответственность за последствия с себя снимаю. Митрополит Агафангел»⁴²⁴.

После этого послания митрополит Сергий всячески уклонялся от личных встреч и бесед с митрополитом Агафангелом. Затем, 31 Мая (13 Июня) 1926 года митрополит Сергий (Страгородский) направил письмо митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому), где назвал незаконным и неканоничным его право на Местоблюстительство Патриаршего Престола. Хотя кандидатура Агафангела была избрана покойным Патриархом Тихоном как первенствующая по отношению к Петру и Кириллу и по выходе из заключения он списался с митрополитом Петром и с его благословения принял его преемство, Сергий представил дело так, будто претензии митрополита Ярославского являются делом его собственных интриг и стремления к власти. «Вы объявили себя Местоблюстителем при живом законном Местоблюстителе, то есть совершили деяние, влекущее за собой даже лишение сана..., – писал Сергий, – ... Я испрашивал мнения архиереев, – можно ли в случае Вашего неподчинения ограничить подсудную меру только временным устранением Вас от управления епархией или необходимо запретить в священнослужении». Письмо заканчивалось откровенно лицемерными словами: «В надежде на скорый и утешительный Ваш ответ, остаюсь с братской о Христе любовью и совершенным почтением Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугой и богомольцем. За Патриаршего Местоблюстителя Сергий, митрополит Нижегородский».⁴²⁵ Видя, что подобная борьба послужит дальнейшему ослаблению Церкви, митрополит Агафангел отказался от своих прав «ради мира Церковного».⁴²⁶

Тогда же митрополит Сергий смог направить митрополиту Петру письмо с разъяснением своих действий против ВВЦС. В ответном письме последний поддержал действия своего Заместителя и аннулировал ВВЦС.⁴²⁷

10 Июня митрополит Сергий подаёт заявление в НКВД с просьбой о легализации церковного управления с приложением проекта обращения к всероссийской пастве.⁴²⁸ В этом проекте, наряду с заверением в лояльности Церковного управления и подведомственного ему духовенства советскому правительству в гражданской области, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя отметил следующий момент, являющийся ясным отражением Церковного сознания: «Мы не можем обойти молчанием противоречия, существующие между нами, Православными, и коммунистами, управляющими Союзом. Их целью является борьба против Бога и Его Царствия в сердце народа, в то время как мы усматриваем смысл и цель нашего существования в исповедании веры в Бога и в распространении и укреплении этой веры в сердцах людей. Не обещая примирения того, что непримиримо, и не пытаясь приспособить нашу веру к коммунизму, мы с религиозной точки зрения остаёмся теми, кем мы являемся: членами традиционной Церкви. Прогресс Церкви мы понимаем не приспособлении Её к «современным требованиям», не в ампутации Ее идеалов, не в изменении Ее правил и учения, но в успехе наших действий, стремящихся вновь зажечь и сохранить в чистоте в сердцах наших верующих при нынешних условиях жизни Церкви и при нынешних обстоятельствах тот же огонь веры и любви Божьей, а также научить верующих и в зените материального прогресса верно понимать смысл жизни, несмотря на обстоятельства».⁴²⁹

Тогда эта просьба не была удовлетворена. А 30 Ноября 1926 года митрополит Сергий был арестован и переправлен в Москву. В это время его последовательно замещали: митрополит Иосиф (Петровых), назначенный в Августе 1926 г. по просьбам верующих на Ленинградскую кафедру (указан как один из Заместителей Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Петром в его распоряжении от 9 Декабря 1925 г.), а затем архиепископ Углический Серафим (Самойлович) – от 29 Декабря 1926 г. по 11 Мая 1927 г.⁴³⁰

Выше уже отмечалось, что в Сентябре 1926 г. митрополит Сергий обратился к Русским зарубежным иерархам с советом войти со своими общинами в состав Поместных Православных Церквей или же, если таковых не было, образовать самоуправляющиеся епархии. Безусловно, для беженцев из России, для людей, не сомневавшихся, что их бегство по сути есть лишь временное отступление для накопления сил и для нового, более решительного и победного удара по захватившим страну врагам, то есть большевикам, подобный призыв был лишь в лучшем случае поводом для горькой улыбки. Но с одной стороны, политические выступления некоторых Русских зарубежных Церковных деятелей болезненно отражались на Церковном управлении, находившемся в СССР, и было сочтено целесообразным оградить себя от «неожиданностей из-за границы». А с другой стороны, уроки недавнего прошлого также не прошли даром; между тем перспективы канонического Церковного управления, действовавшего на советской территории, были ещё неясны. «...Такое отдельное существование, – указывал митрополит Сергий, – скорее предохранит от взаимных недоразумений и распрей, чем старание удержать и подчинить всех искусственно созданному центру».⁴³¹ Любопытно, что высокопреосвященный Сергий, высказываясь здесь о вреде централизма, вместе с тем пытался подчинить Зарубежную Церковь своему же центру, находящемуся и того далее...

Но в конце Марта 1927 г. митрополит Сергий был, наконец, выпущен из заключения. Через месяц он получил возможность принять от архиепископа Серафима Церковное управление.

13 Мая 1927 г. в Москве митрополит Сергий собрал совещание, на котором присутствовало еще 6 приглашенных им архиереев, чьё участие в Церковном управлении представлялось ему «возможным и полезным». Из них был образован Синод при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя, полномочия которого проистекали из полномочий последнего.⁴³² К работе в Синоде был также приглашён и находившийся тогда в Ташкенте митрополит Новгородский Арсений, который, впрочем, в Москву не прибыл. В дальнейшем митрополит Сергий старался привлекать к работе в Синоде большое число иерархов. Во всяком случае, как видно из «Журнала Московской Патриархии», издававшегося в 1931–35 гг. Синод состоял из 12 архиереев, являвшихся его членами путём приглашения, т.е. числа достаточного, в соответствии с Церковными канонами (Апост. 74; Карф. 12), для произведения Церковного суда над одним епископом.

20 Мая митрополитом Сергием была получена справка Административного отдела НКВД с разрешением деятельности организованного при нем Синода «впредь до утверждения» последнего. А 27 Мая им был разослан епархиальным Архиереям указ Синода о необходимости подать заявления в местные органы власти о регистрации их самих и состоящих при них епархиальных советов, кои им предписывалось образовать «временно путём приглашения».

Наконец 29 Июля 1927 г. митрополит Сергий и Временный при нём Синод предприняли ответственный шаг, опубликовав Послание к пастырям и пастве, в котором с наибольшей решительностью заявляли о своей лояльности предержащей власти. В отличии от прошлогоднего проекта, в настоящем послании уже не подчёркивался непримиримый идеологический антагонизм между Церковью и правящей коммунистической партией. Правда, в нём отмечалось, «что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом...». Это послание явилось для митрополита Сергия программным документом в его трудах по нормализации отношения государства к Церкви, с тем, чтобы Она получила нормальные внешние условия для осуществления Своей миссии. Оно же на долгие десятилетия стало камнем преткновения для тысяч Православных верующих, нанеся Церкви рану тяжёлую, едва ли не смертельную...

Вопрос о modus vivendi Церкви при советском режиме серьёзно волновал тогда Русское Церковное общество. Его голос также нашёл своё выражение в обращении Православных епископов, находившихся в ссылке на Соловецких островах (их число превышало тогда два десятка), к Правительству СССР, составленном за два месяца до декларации митрополита Сергия. В этом обращении Русские епископы (нужно заметить, что в его составлении и обсуждении принимали также участие клирики и миряне), среди которых был уже известный нам Преосвященный Иларион, со всей ясностью заявили свои принципы. На основании их Русская Церковь надеялась получить право легального существования в СССР в соответствии с Декретом Совнаркома об отделении Церкви от государства.

«Несмотря на основной закон Советской Конституции, обеспечивающий верующим свободу совести, религиозных объединений и проповеди, – гласила Памятная записка Соловецких епископов, представленная на усмотрение правительства – Православная Российская Церковь до сих пор испытывает весьма существенные стеснения в своей деятельности и религиозной жизни. Она не получает разрешения открыть правильно действующие органы центрального и епархиального управления, не может перенести свою деятельность в ее исторический центр – Москву. Ее епископы или вовсе не допускаются в свои епархии, или, допущенные туда, бывают вынуждаемы отказаться от выполнения самых существенных обязанностей своего служения – проповеди в Церкви, посещения общин, признающих их духовный авторитет, иногда даже посвящения. Местоблюститель Патриаршего Престола и около половины Православных епископов томятся в тюрьмах, в ссылках или на принудительных работах. Не отрицая действительности этих фактов, правительственные органы объясняют их политическими причинами, обвиняя Православный епископат и клир в контрреволюционной деятельности и тайных замыслах, направленных к свержению советской власти и восстановлению старого порядка...

...При создавшемся положении Церковь желала бы полного и последовательного проведения в жизнь закона об отделении Церкви от государства.

К сожалению, действительность далеко не отвечает этому желанию. Правительство, как в своём законодательстве, так и в порядке управления, не остается нейтральным по отношению к вере и неверию, но совершенно определенно становится на сторону атеизма, употребляя все средства государственного воздействия к его насаждению, развитию и распространению, в противовес всем религиям. Церковь, на которую её вероучением возлагается религиозный долг проповеди Евангелия всем, в том числе и детям верующих, лишена по закону права выполнить этот долг по отношению к лицам, не достигшим 18-ти летнего возраста, между тем в школах и организациях молодежи, детям самого раннего возраста и подросткам усиленно внушаются принципы атеизма со всеми логическими выводами из них. Основной закон даёт гражданам право веровать во что угодно, но он сталкивается с законом, лишающим религиозное общество права Юридического лица и связанного с ним права обладания какой бы то ни было собственностью, даже предметами, не представляющими никакой материальной ценности, но дорогими и священными для верующего исключительно по своему религиозному значению. В целях пропаганды противорелигиозной, по силе этого закона, у Церкви отобраны и помещены в музеи почитаемые Ею останки святых.

В порядке управления Правительство принимает все меры к подавлению религии: оно пользуется всеми поводами к закрытию церквей и обращению их в места публичных зрелищ и упразднению монастырей, не смотря на введение в них трудового начала, подвергает служителей Церкви всевозможным стеснениям в житейском быту, не допускает лиц верующих к преподаванию в школах, запрещает выдачу из общественных библиотек книг религиозного содержания и даже только идеалистического направления и устами самых крупных государственных деятелей неоднократно заявляло, что та ограничительная свобода, которой Церковь ещё пользуется, есть временная мера и уступка вековым религиозным навыкам народа.

Из всех религий, испытывающих на себе всю тяжесть перечисленных стеснений, в наиболее стесненном положении находится Православная Церковь, к которой принадлежит огромное большинство Русского населения, составляющего подавляющее большинство и в государстве. Её положение отягчается ещё тем обстоятельством, что отколовшаяся от неё часть духовенства, образовавшая из себя обновленческую схизму, стала как бы государственной Церковью, которой Советская власть, вопреки ею же изданным законам, оказывает покровительство в ущерб Церкви Православной. В официальном акте Правительство заявило, что единственно законным представителем Православной Церкви в пределах СССР оно признаёт обновленческий Синод...

...Православная Церковь не может, по примеру обновленцев, засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользовалась бы столь полной свободой. Она не скажет вслух всему миру этой позорной лжи, которая может быть внушена только их лицемерием, или сервилизмом или полным равнодушием к судьбам религии, заслуживающим безграничного осуждения в ее служителях. Напротив, по всей справедливости Она должна заявить, что не может признать справедливым и приветствовать ни законов, ограничивающих Её в исполнении своих религиозных обязанностей, ни административных мероприятий, во много раз увеличивающих тяжесть этих законов, ни покровительства, оказываемого в ущерб Ей обновленческому расколу. Своё собственное отношение к государственной власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, Она никого не призывает к оружию и политической борьбе, Она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но Она желает сохранить в полной мере Свою духовную свободу и независимость, предоставленные Ей Конституцией и не может стать слугой государства...

...Представляя настоящую памятную записку на усмотрение Правительства, Российская Церковь ещё раз считает возможным отметить, что Она с совершенной искренностью изложила перед Советской властью как затруднения, мешающие установлению взаимно благожелательных отношений между Церковью и государством, так и те средства, которыми они могли бы быть устранены. Глубоко уверенная в том, что прочное и доверчивое отношение может быть основано только на совершенной справедливости, Она изложила открыто, без всяких умолчаний и обоюдностей, что Она может обещать Советской власти, в чём не может отступить от своих принципов и чего Она ожидает от Правительства СССР».⁴³³

Послание Соловецких епископов было отправлено митрополиту Сергию в Нижний Новгород через священника, получившего тогда освобождение. Несколько дней спустя оно было изъято у митрополита Сергия при обыске. На допросе он показал, что ещё не успел достаточно ознакомиться с посланием.

Обращение Соловецких епископов также содержало указание на лояльность Церкви к советскому государству, но тон этих заверений был принципиально иным, чем в Декларации митрополита Сергия. Признавая необходимость, а главное – неизбежность гражданского подчинения властям, они решительно протестовали против бесцеремонного вмешательства властей во внутренние дела Церкви, запрета на миссионерскую деятельность и религиозное воспитание детей, твердо выражая свою позицию, что в этой области компромиссов со стороны Церкви быть не может. Декларация митрополита Сергия, хотя и признавала религиозные гонения в СССР, призывала к миру не государство, а верующих. В этом содержится принципиальное различие между двумя документами и кроется причина, почему похожие по содержанию обращения воспринимались современниками и продолжают восприниматься до сих пор, как документы почти антагонистические.

Текст знаменитой Декларации гласит следующее:

Божьей милостью Смиренный Сергий, митрополит Нижегородский, заместитель Патриаршего Местоблюстителя и временный патриарший Священный Синод – преосвященным архипастырям, боголюбивым пастырям, честному иночеству и всем верным чадам Святой Всероссийской Православной Церкви «о Господе радоваться».

Одной из забот почившего Святейшего отца нашего Патриарха Тихона перед его кончиной было поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к Советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования. Умирая, Святейший говорил: «Нужно бы пожить ещё годика три». И, конечно, если бы неожиданная кончина не прекратила его святительских трудов, он довел бы дело до конца. К сожалению, разные обстоятельства, а главным образом выступления зарубежных врагов Советского государства, среди которых были не только рядовые верующие нашей Церкви, но и водители их, возбуждая справедливое недоверие Правительства к церковным деятелям вообще, мешали усилиям Святейшего, и ему не суждено было при жизни видеть своих усилий увенчанными успехами. Ныне жребий быть временным заместителем Первосвятителя нашей Церкви опять пал на меня, недостойного митрополита Сергия, а вместе со жребием пал на меня и долг продолжать дело почившего и всемерно стремиться к мирному строению наших церковных дел. Усилия мои в этом направлении, разделяемые со мной и Православными архипастырями, как будто не остаются бесплодными: с учреждением при мне временного патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и уверенность в возможности мирной жизни и деятельности нашей в пределах закона. Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений, выступления наших зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах. Всё это нарушает мирное течение жизни, созидая атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений. Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги Её интересы, кто желает вывести Её на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и Правительством.

Засвидетельствовать то и является первой целью настоящего (моего и синодального) послания. Затем извещаем вас, что в Мае текущего года, по моему приглашению и с разрешения власти, организовался временный при заместителе патриарший Священный Синод в составе нижеподписавшихся (отсутствуют преосвященный Новгородский митрополит Арсений, ещё не прибывший, и Костромской архиепископ Севастиан, по болезни). Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью увенчалось успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноничество, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление, а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т.д. Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающейся таким образом в положении нашей Православной Церкви, её духовенства, всех церковных деятелей и учреждений... Вознесём же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о Святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и Советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам Православного населения, а вместе с тем заверим Правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия.

Приступив, с благословения Божьего, к нашей синодальной работе, мы ясно сознаём всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому⁴³⁴, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь Православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза «не только из страха, но и по совести», как учил нас апостол (Рим.13:5). И мы надеемся, что с помощью Божьей, при нашем общем содействии и поддержке эта задача будет нами разрешена. Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это – недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Учреждение советской власти многим представлялось недоразумением, случайным и потому недолговечным. Забывали люди, что случайностей для христианина нет, и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божья, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять «знамений времени», и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с Православием. Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах и в делах и навлекавшее подозрение советской власти, тормозило и усилия Святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с Советским правительством. Недаром ведь апостол внушает нам, что «тихо и безмятежно жить» по своему благочестию мы можем, лишь повинуясь законной власти (1Тим.2:2), или должны уйти из общества. Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, со всей Её организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти. Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры, или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и Православная жизнь остаются незыблемы.

Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношениям между Правительством и Церковью, как известно, заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (5 Мая-23 Апреля 1922 года). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное Церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. Думаем, что размежевавшись так, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной.

Не менее важной своей задачей мы считаем и приготовление к созыву и самый созыв нашего второго Поместного Собора, который изберет нам уже не временное, а постоянное центральное церковное управление, а также вынесет решение и о всех «похитителях власти» церковной, раздирающих хитон Христов. Порядок и время созыва, предметы занятий Собора и прочие подробности будут выработаны потом. Теперь же мы выразим лишь наши твёрдые убеждения, что наш будущий Собор, разрешив многие наболевшие вопросы нашей внутренней Церковной жизни, в то же время своим соборным разумом и голосом даст окончательное одобрение и предпринятому нами делу установления правильных отношений Церкви к Советскому правительству.

В заключение усердно просим вас всех, преосвященные архипастыри, пастыри, братие и сестры, помогите нам каждый в своём чину вашим сочувствием к делу Божьему, вашей преданностью и послушанием к делу Божьему, вашей преданностью и послушанием Святой Церкви, в особенности же вашими за нас молитвами ко Господу, да даст Он нам успешно и богоугодно совершить возложенное на нас дело к славе Его Святого Имени, к пользе Святой Нашей Православной Церкви и к нашему общему спасению. Благодать Господа Нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святого Духа буди со всеми вами. Аминь.

За Патриаршего Местоблюстителя – СЕРГИЙ, митрополит Нижегородский.

Члены Временного Патриаршего Священного Cинoдa:

СЕРАФИМ, митрополит Тверской;

СИЛЬВЕСТР, архиепископ Вологодский;

АЛЕКСИЙ, архиепископ Хутынский, управляющий Новгородской епархией,

АНАТОЛИЙ, архиепископ Самарский;

ПАВЕЛ, архиепископ Вятский;

ФИЛИПП, архиепископ Звенигородский, управляющий Московской епархией; КОНСТАНТИН, епископ Сумский, управляющий Харьковской епархией;

М.П. СЕРГИЙ, епископ Серпуховской, управляющий делами.

16/29 Июля 1927 года. Москва.⁴³⁵

Пожалуй, в XX веке ни один документ Русской Православной Церкви не сыграл столь роковую и противоречивую роль в истории Церкви и всей России. И поныне Декларация митрополита Сергия вызывает многочисленные споры и резко противоположные суждения. Причина этой полемики понятна и выходит за рамки чисто научных интересов: раскол, происшедший почти 70 лет назад, не прёодолён до сих пор, хотя и исчезла причина, вызвавшая его. В 1927 г. Русская Православная Церковь разделилась на три ветви. Церковь Московской Патриархии, Зарубежную и Катакомбную (не считая более мелких расколов). Первая из них признала советскую власть и ее право вмешиваться во внутренние дела Церкви, две другие сделать это отказались. Но если для Русской эмиграции выбор этот был закономерен и фактически совершён задолго до появления Декларации, то верующим, жившим в СССР, заявление митрополита Сергия открывало эпоху новых тяжелейших испытаний. Безусловно, подлинные инициаторы выступления намеренно придали ему оттенок провокации. Отныне никто из верующих уже не мог пассивно выражать своё неприятие советской власти. Теперь от каждого требовалось чёткое действие: либо капитулировать перед гонителями Церкви, либо отказаться подчиниться Декларации, что означало открытое выступление против коммунистов. Между тем, заявление призывало не просто к гражданской лояльности (что дословно переводится как «верноподданность», в отличии от «толерантности», то есть «терпимости»), но к отождествлению интересов Церкви и государства. Особенно много протестов вызвала фраза о том, что радости и успехи Советского Союза – «наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». Хотя позднее митрополит Сергий и объяснял, что он подразумевал называя «советский союз» «нашей гражданской родиной», всё же народ в основной своей массе не понял подобной уловки, тем более что Декларация была написана в просоветском духе. Поскольку одной из задач советской власти было уничтожение Церкви и вообще религии, слова об общих радостях звучали абсурдно. Разумеется, верующие не могли радоваться циничным кощунствам, массовому закрытию храмов, истреблению священнослужителей и мирян, истреблению крестьянства и носителей культуры, истреблению цвета нации... Но особенная трагичность Декларации митрополита Сергия заключается в принципиальном отказе от подвига мученичества и исповедничества, без которых немыслимо свидетельствование истины. Тем самым митрополит Сергий взял за основу не упование на Божие провидение, а чисто человеческий подход к решению церковных проблем.

Многие из известных и авторитетных архиереев, ради единства Церковного, несмотря на очевидный подрыв Церкви изнутри, подрыв, идущий на пользу богоборческой власти и явно ущемляющий жизненные интересы Церкви, тем не менее всё-таки призывали к посещению храмов, находящихся в ведении официального церковного управления – так называемых «сергианцев». Ярким примером «обоснованности» такой позиции является послание от 9/22 Мая 1955 года достойнейшего пастыря – преосвященного Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского, где он, стремясь к примирению, пишет следующее: «Сам Христос Спаситель с 12-летняго возраста и до последнего года жизни в великие праздники приходил в храм Иерусалимский, а в прочие праздники посещал синагоги иудейские, ибо и в храме и в синагоге возносились молитвы Богу истинному. И святые Апостолы в течении многих десятилетий после дня Святой Пятидесятницы, когда завершено было устроение Церкви Христовой, с новым Христианским Богослужением, с новой Христианской жертвой Тела и Крови Христовых, продолжали участвовать в ветхозаветном богослужении, совершавшемся ветхозаветными священниками».⁴³⁶ Что ж, действительно, Апостолы и в самом деле посещали по субботам синагоги Но, к сожалению, владыка Афанасий упустил из виду тот факт, что и храм, и синагоги после раздрания завесы в Святая Святых, символизировавшего прекращение и отмену Ветхого Завета вместе с отвержением иудейской религии и народа еврейского как народа Богоизбранного, – окончательно и навсегда, – посещали не для Богослужений (на это во всём Евангелии нет ни одного указания), но именно для проповеди о Христе Спасителе, чтобы обратить к Истине бывших единоверцев, но никак не для участия в их богослужениях, которые в истинном смысле этого слова уже никак не могли называться Богослужениями...

Таким образом, вопрос о каноничности получившей преобладание сергианской Церкви оставался весьма и весьма открытым. Другое дело, что Господь весьма милосерд к немощам человеческим и даёт нам благодать, не взирая даже и на еретические заблуждения. В связи с этим мы можем вспомнить всем нам известную историю из жития некоего странника во времена Древней Церкви, – когда службы велись ещё не по установленному чину и тексту, но импровизировались предстоящим священником, – когда он, придя в некий храм, увидел, что священнику во время Литургии сослужит Ангел Господень. Молясь на этом Богослужении, странник неожиданно услышал очевидную ересь в молитвах, возглашаемых иереем. И, когда после Литургии странник вопросил Ангела, которого ему дано было лицезреть воочию: «Как же ты можешь сослужить ему, еретичествующу?», то Ангел ответил: «Исправлять ереси дело человеческое, а я сослужу ему потому, что он искренне творит службу и совершает таинство Божье».

В Августе 1927 года высшее церковное управление в лице митрополита Сергия и Временного Патриаршего Синода при нём, в изъятие из существовавших тогда узаконений, получило окончательное утверждение властей.⁴³⁷ (Согласно Инструкции ВЦИК от 28.07.1922 г. (Известия, 1922, 3 Августа), Церковное управление могло быть зарегистрировано лишь как исполнительный орган Всероссийского съезда религиозного общества. На этом основании в 1924 году получило отказ в официальном признании временное Церковное управление (Синод), бывшее под председательством Патриарха Тихона и имевшее целью созыв Собора. После очередного компромисса соборные устремления Русской Церкви так и не нашли своего осуществления. Между тем, Церковный организм поджидали новые болезни...

31 Августа 1927 года Временный Патриарший Синод принял постановление о переводе митрополита Ленинградского Иосифа на Одесскую кафедру.⁴³⁸ (Позднее, отвечая профессору-протоиерею В. Верюжскому, митрополит Сергий писал, что противоречащие канонам перемещения епископов даже без согласия на то епархии и самих перемещаемых есть явление временное, вызванное обстоятельствами внешнего порядка.»... Принимая во внимание чрезвычайность положения, – писал он далее, – и те усилия многих разорвать Церковное тело⁴³⁹ тем или иным путем, и епископ и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного».⁴⁴⁰

Однако митрополит Иосиф, которому властями так и не было разрешено вернуться в Ленинград из Ростова Великого, куда он выехал для передачи дел и прощания с прежней паствой ещё в Сентябре 1926 года, отказался подчиниться этому решению, объявляя его неканоничным, принятым под влиянием посторонних факторов, а потому пагубно сказавшимся на церковной организации. Большинство Ленинградской епархии поддержало тогда своего правящего архиерея. 12 Декабря 1927 года группа ленинградцев во главе с видными профессорами Богословия и епископом Гдовским Димитрием составила делегацию в защиту митрополита Иосифа и встретилась с митрополитом Сергием. Митрополит Сергий, пытаясь защитить свою позицию, от одних вопросов уклонялся, на другие отвечал невпопад. В итоге из его уст вырвалась совершенно недопустимая для иерарха и авторитетного Богослова – каким считался митрополит Сергий – фраза о том, что он действует так потому, что «спасает Церковь». На это члены делегации вполне резонно ответили, что никто, в том числе и высший иерарх не спасает Церковь, ибо Она не нуждается в спасении – но сам через Неё спасается. Митрополит Сергий с поправкой согласился, однако, позиций своих не уступил ни в чём. Разбирая уже в 1995 году это событие в своей книге «Стояние в Вере»⁴⁴¹, митрополит Иоанн (Снычев), приводя этот факт, тем не менее в неграмотности и поверхностности обвиняет именно авторов Обращения к митрополиту Сергию. Дело представляется неверным, и вот почему: митрополит Иоанн считает, что в силу Божественности иерархии священноначалие не может идти в разрез с учением Христа. Пожалуй, точка зрения действительно полемична... Однако, митрополит Иоанн считал точку зрения митрополита Иосифа «узко-национальным пониманием христианства»⁴⁴², тогда как речь идёт о конкретной стране, которую должна окормлять конкретная Церковь – в Иерусалиме – Иерусалимская, в Греции – Греческая, на Руси – Русская. При всём глубоком уважении к трудам покойного владыки в деле возрождения национального самосознания России, необходимо указать, что недоговорённость и непоследовательность суждений автора в попытке защитить официальную позицию церковной иерархии и искусственно устранить проблемы, к сожалению, не достигают желанных результатов, зачастую оставляя читателя с недоуменными вопросами. Так, в книге митрополита Иоанна на с.102 автор вновь повторяет суждение о том, что долг архипастыря спасти Церковь от уничтожения, а на с.103 он заявляет о прочном основании законности советской власти... Далее, если в послании соловецких иерархов мы читаем: «...мы не можем принять и одобрить послания в его целом...», то на с.106 мы самым неожиданным образом узнаём, что, оказывается, на самом-то деле «соловецкий епископат» согласился с его общей политикой «в принципе». О сложности ситуации того времени в наш век приходится только догадываться. По воспоминаниям очевидицы того времени монахини Сергии (Клименко, 1893–1994), подвизавшейся в последние годы в Пюхтицком женском монастыре, в те дни она спросила о происходившем на ее глазах церковном расколе своего духовника: надо ли подчиняться сергианской церкви. Старец, после долгого и напряжённого молчания – от силы душевного напряжения в его руках порвались чётки – сказал: «Да, нужно, – не следует идти в раскол».⁴⁴³ Это был правильный и положительный ответ – но чётки оказались порваны...

Между тем недовольство линией митрополита Сергия не ограничилось одним Ленинградом. Так, в Октябре 1927 г. выразил недовольство Декларацией от 29 Июля и другими действиями митрополита Сергия и отделился от него, введя самоуправление в Воткинской и частично в Вятской епархии, епископ Глазовский Виктор (Островидов).⁴⁴⁴ В Декабре акт об отделении от митрополита Сергия подписали викарии Ленинградской епархии: епископ Гдовский Димитрий (Любимов) и епископ Нарвский Сергий (Дружинин). Ещё ранее в ряде ленинградских приходов имя Заместителя Патриаршего Местоблюстителя перестало поминаться за богослужениями.⁴⁴⁵ В некоторых церковных кругах создалось впечатление, что своими действиями, в частности, принятием принципа регистрации Церковных управлений, общин и отдельных священнослужителей в государственных органах, перемещением архиереев и т.д. Митрополит Сергий и Синод при нём нарушили важнейшие определения Собора 1917–18 г.г. и превысили свои полномочия, принимая принципиальные решения по вопросам Церковной жизни без соборного на этот счет соизволения, а потому образуемый ими церковный центр лишился своей каноничности. Тут кое-кто вспомнил о Патриаршем постановлении от 1920 г. о самостоятельном управлении церковных округов и епархий в случае отсутствия канонического церковного центра, что и привело к ряду отделений от митрополита Сергия. В Январе 1928 года отделился управляющий Воронежской епархией епископ Козловский Алексей (Буй) с паствой, затем епископ Серпуховской Алексий (Готовцев).⁴⁴⁶ 6 Февраля о своём отделении от митрополита Сергия с отказом признания за возглавляемым им Синодом прав высшего Церковного управления объявила Ярославская епархия в лице митрополита Агафангела и четырех его викариев. К ним же присоединился и митрополит Иосиф. В дальнейшем у них нашлись сторонники и в других местах, как среди епископов, так и среди приходского духовенства и мирян. Позднее в оппозицию к митрополиту Сергию и его Синоду встал митрополит Казанский Кирилл. Особенно смущали Преосвященного Кирилла прещения, налагаемые на отошедших от митрополита Сергия иерархов и клириков, которые, как он утверждал, не могли приспособиться к новому курсу церковного управления вопреки своей совести. Выход из положения он видел в отказе от этих мер и в поиске решения церковных проблем путем нахождения общего согласия при сохранении внутренней свободы Русской Церкви. В связи с этим в 1929–1930 гг. у него была переписка с митрополитом Сергием. В результате, в 1930 г. насчитывалось до 37 архиереев⁴⁴⁷, отказавшихся от административного подчинения митрополиту Сергию.⁴⁴⁸ Правда, следует заметить, что некоторые из них находились в это время на покое или в ссылке и непосредственного отношения к Церковному управлению не имели. Другие, хотя и немногие, в дальнейшем принесли покаяние и принимали назначения от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя.

В отношении отделившихся митрополит Сергий и Синод при нём принимали как меры увещания (послание Синода к единению от 31 Декабря 1927 г., а также многочисленные письма к отделившимся епископам), так и меры прещения в случае ослушания, выражавшиеся в увольнении на покой в № 76 от 11.04.1928 г. «О нестроениях в Ленинградской, Ярославской, Вятской и Воронежской епархиях» и др.).

Следует, однако, отметить, что большинство иерархов (в т.ч. и многие ссыльные) в этот трудный для Русской Церкви период всё же поддержало митрополита Сергия, полагая, что размежевания могут пагубно отразиться на Церковной жизни.

С внешней стороны Русская Церковная жизнь в указанный период характеризуется следующими моментами. Как только возглавляемое митрополитом Сергием Церковное управление получило в Августе 1927 года официальную регистрацию в органах власти, оно стало получать признание со стороны восточных Патриархов. Впрочем, Константинопольский и Иерусалимский Патриархаты продолжали поддерживать отношения с обновленцами, призывая митрополита Сергия к примирению с последними. Он же, естественно, посчитал такое отношение к Русской Церкви неприемлемым. Поэтому он счел невозможным участие Её в работе Всеправославного предсоборного совещания, намеченного на лето 1932 года на Афоне. В письме представителю Вселенского Патриарха в СССР архимандриту Василию Димопуло он писал по этому поводу: «Нашу Церковь Его Святейшеству угодно рассматривать как неорганизованную Церковную массу, не имеющую канонического возглавления... В лучшем случае наши депутаты могут оказаться в положении каких-то просителей, а в худшем – даже ответчиков или обвиняемых. Ни то, ни другое не представляется для нас приемлемым...».⁴⁴⁹ Поспешность греков в диалоге с англиканами в связи с вопросом о возможном воссоединении также вызвала возражение с его стороны, что обусловило отказ Московской Патриархии от участия в Догматической комиссии, собравшейся в Лондоне в том же году.⁴⁵⁰

Осложнялось положение с Русскими зарубежными епархиями. Ещё в Сентябре 1926 г. митрополит Сергий советовал зарубежным иерархиям войти в состав Поместных Православных Церквей или образовать самоуправляющиеся общины-епархии. Когда же возглавляемый им Синод получил официальное признание, то 1 Июля 1927 года он принял Постановление № 95 с требованием зарубежному Русскому духовенству прислать в Патриархию письменное обязательство в лояльности Советскому государству, что означало отказ от политической деятельности, направленной против него. Те, кто к 15 Сентября того же года не подаст такое заявление или впоследствии нарушит данное обещание, должны считаться уволенными из клира, подведомственного Московской Патриархии с лишением права выполнять свои функции.⁴⁵¹ Такую подписку прислали и тем самым сохранили административные отношения с Патриархией: управляющий приходами в Западной Европе митрополит Евлогий (член масонской ложи – см. «Луч света». Джорданвилль. 1970. С.335), архиепископ Литовский Елевферий, архиепископ Японский Сергий и находящийся в Китае епископ (быв. Камчатский) Нестор.⁴⁵²

Однако, во время Великого поста 1930 г. митрополит Евлогий по приглашению архиепископа Кентерберийского прибыл на неделю в Лондон, где принял участие в экуменической молитве о Русской Церкви. Хотя по его собственному признанию, он нигде не выступал с политическими речами, а само мероприятие носило лишь духовно-нравственный характер, его поездка была расценена в Москве как политическая демонстрация. 10 Июня того же года Синод принял постановление об его увольнении от управления русскими приходами в Западной Европе.⁴⁵³ Впрочем, митрополит Евлогий ещё в 1927 году предусматривал возможность для своей епархии автономного бытия или же вхождения в состав другой Поместной Церкви в случае признания Синодом в Москве неудовлетворительности формы и содержания его обещания.⁴⁵⁴ Он отказался по известным причинам подчиниться постановлению Синода и, сославшись на Патриаршее постановление от 20 Ноября 1920 года, прервал административные отношения с Патриархией.⁴⁵⁵ Как и при размежевании с Русской Православной Церковью (зарубежной), так и теперь подавляющее большинство его клира и паствы (русские приходы во Франции, Чехословакии, частично Германии, Брюсселе, Нидерландах) поддержали своего митрополита. Собственно Церковное сознание епархии во многом и определило поведение Преосвященного Евлогия. В Феврале 1931 года он вошёл в юрисдикцию Вселенского Патриарха в качестве его экзарха для русских приходов в Западной Европе с сохранением за ними внутреннего самоуправления. Это привело к новому обострению отношений между митрополитом Сергием и Константинопольским Патриархатом. Тогда же Синод в Москве принял меры прещения против митрополита Евлогия и преданного ему духовенства⁴⁵⁶, которые, впрочем, уже не достигали цели.

Меры прещения со стороны митрополита Сергия и Временного Синода были в дальнейшем предприняты и в отношении других Русских церковных групп за рубежом. 16 Августа 1933 года было принято постановление об окончательном упразднении автономии Северо-Американской епархии с запрещением митрополита Платона и подведомственного ему духовенства. В качестве временного экзарха Московской Патриархии в Марте 1933 г. в Америку был командирован находившийся в Париже архиепископ Вениамин (Федченков).⁴⁵⁷ Этот конфликт нашел своё разрешение лишь в 1970 году с дарованием Московской Патриархией автокефалии Русскому митрополичьему округу в Америке.

В 1933 году митрополит Сергий вступил в переписку с Сербским Патриархом Варнавой с целью посредничества последнего в конфликте РПЦ(з) с Московской Патриархией. Русским эмигрантам предлагалось войти в состав Поместных Церквей (Сербской, Болгарской и др.), поскольку их центр и многие приходы находились на территории, входящей в их юрисдикцию.⁴⁵⁸ Однако отклика на этот призыв не последовало. Тогда 22 Июня 1934 года митрополитом Сергием и Синодом при нём были запрещены в священнослужении с последующим преданием соборному суду епископы и клирики, образовавшие Русскую Православную Церковь за границей (карловчане).⁴⁵⁹ Так был спровоцирован раскол Русской Православной Церкви на зарубежную Церковь и на находящуюся в подсоветской России.

Само же положение Церковного управления в пределах СССР было таково, что в период до 1937 года митрополит Сергий мог регулярно проводить сессии Синода, принимавшего решения по вопросам текущей Церковной жизни. С 1931 и до середины 1935 года ему удавалось издавать «Журнал Московской Патриархии», где публиковались протоколы заседаний Синода, его постановления, послания Заместителя Местоблюстителя.

Следует отметить, что хотя до Декабря 1936 года во всех Русских храмах возносилось имя Патриаршего Местоблюстителя митр. Петра, однако с 1930 г. митр. Сергий, из-за пребывания Владыки Петра в отдалённой ссылке, в контактах с ним не состоял. Даже о Декларации митр. Сергия Преосвященным Пётр узнал из газет. Из двух последних писем, отправленных им митр. Сергию в конце 1929 г. и в начале 1930 г. становится ясна его позиция по отношению к церковной политике митрополита Сергия. Митр. Пётр, также как и почти все старейшие иерархи Русской Церкви, считал, что созданием Временного Синода митр. Сергий перешёл границы доверенной ему церковной власти, так как он поставлен «быть охранителем только текущего порядка». «Каких-либо учредительных прав я Вам не предоставлял», – пишет ему Владыка Пётр. Более того, в планы осуществления столь ответственного шага, он даже не потрудился посвятить своего непосредственного главу, каким являлся для него митрополит Пётр, вовсе не отказывавшийся от Местоблюстительства. Кстати, в ссылке ему разрешено было иметь переписку, но Владыка Сергий даже письменно не известил его о намерении создать Синод: «Очень скорблю – пишет ему митр. Пётр, – что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью... Раз поступают письма от других, то несомненно дошло бы и Ваше». (Акты... С.681, 692)

Сам же митр. Сергий объяснял свои действия следующим образом: «По документальным нашим данным, Заместитель облечён патриаршей властью в том же объёме, как и заменяемый им Местоблюститель. <...> За распоряжения своего Заместителя Местоблюститель ни в коей мере не может быть ответственным, и потому нельзя ожидать или требовать, чтобы Местоблюститель вмешивался в управление и своими распоряжениями исправлял ошибки Заместителя. Такое вмешательство повело бы только к ещё большему расстройству Церковных дел и к анархии, как и всякое двоевластие. Как самостоятельный правитель, Заместитель сам и отвечает за своё правление перед Поместным Собором. Конечно, порядок вещей, когда Церковь управляется Заместителем, нельзя признать нормальным. Такой порядок может быть терпим лишь в качестве веры временной и переходной. То же самое можно сказать и об управлении при Местоблюстительстве... Наш архипастырский долг думать о скорейшем созвании Поместного собора, который... привел бы управление нашей Церковью в нормальный порядок».⁴⁶⁰

27 Апреля 1934 г. Патриарший Синод при поддержке некоторых других архиереев (всего 21 чел.), учитывая, что митрополит Сергий является фактически первоиерархом Русской Церкви, присвоил ему титул Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского с правом ношения двух панагий.⁴⁶¹ А 27 Декабря 1936 г. в связи с официальным объявлением о кончине митрополита Петра (11.09.1936 г.) Синодом был принят акт о передаче прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола Православной Российской Церкви к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя Блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию. В действительности митрополит Пётр был расстрелян 10 Октября 1937 г. в Верхнеуральской тюрьме⁴⁶², о чём сохранилась справка: «Постановление тройки УНКВД по Челябинской области от 2 Октября 1937 г. о расстреле Полянского Петра Фёдоровича, он же митрополит Крутицкий, приведено в исполнение 10 Октября 1937 г. в 16 часов. Начальник 3 отд. УГБ НКВД по 4/о, лейтенант государственной безопасности Подобедов».⁴⁶³ В звании Местоблюстителя Патриаршего престола Блаженнейший Сергий оставался до Сентября 1943 г.

Что же касается самого течения Церковной жизни в нашей стране в данное время, то 8 Марта 1929 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли Постановление о религиозных объединениях, которое с некоторыми изменениями несколько десятилетий являлось основной составной частью Советского законодательства о культах. Вскоре аналогичные постановления были приняты и в других союзных республиках.

Согласно данным, изложенным митрополитом Сергием в интервью иностранным корреспондентам и опубликованным в газете «Известия» (1930, № 49), к началу 1930 г. в каноническом подчинении Патриархии было около 30 тыс. приходов со значительно большим числом священнослужителей и 163 епископа, не считая пребывающих на покое. Это интервью вызвало определенное смущение как у нас в стране, так и за рубежом в связи с отрицанием митрополитом Сергием – вопреки очевидным фактам – дискриминации в отношении Церкви в СССР, а также преследования Ее представителей. Эти действия, по-видимому, мыслились митрополитом Сергием как компромисс Московской Патриархии во имя нормализации отношений государства и Церкви. На следующий день после указанного интервью (19 Февраля 1930 г.) митрополит Сергий направил председателю Культкомиссии ВЦИК П.Г. Смидовичу Памятную записку о нуждах Православной патриаршей Церкви в СССР, состоявшую из 21 пункта и содержавшую требования создания условий со стороны государства для нормализации Церковной жизни, положения духовенства и приходских общин.⁴⁶⁴

Несмотря на то, что управление Русской Православной Церкви получило официальное признание, подведомственное ему духовенство, включая иерархию и клир, продолжало ещё многие годы оставаться ограниченным в своих гражданских правах. Будучи т.н. «лишенцами», оно не только не имело избирательных прав или, например, права пользоваться государственными библиотеками, но и было лишено также продовольственных карточек, по которым в нашей стране тогда распределялись продукты питания.

Антирелигиозная кампания в это время не ослабевала, а наоборот – обретала ещё больший размах. Если по данным «Известий» (от 22 Марта 1929 г.) в 1928 г. было закрыто 433 Православных храма, то в дальнейшем их число постоянно увеличивалось. Период т.н. «культа личности» тяжко сказался на Русской Церкви. Так, в течение 1927–1937 гг. было арестовано подавляющее большинство представителей епископата и клира. К началу Великой Отечественной войны многие из них оказались расстрелянными или скончались в местах заключения. Немало было репрессировано и активных мирян, главным образом членов приходских советов. К 1939 г. в стране осталось лишь 4 правящих епископа и несколько сотен приходов, порой 2–3 на целую область, а то и ни одного. Управление ими тогда централизовалось в Московской Патриархии. Некоторое число епископов числилось на покое или же в должности настоятелей храмов. Для характеристики духовного состояния верующего народа в нашей стране в данный период обратимся к советской печати того времени. Вот что писал в 1938 году журнал «Антирелигиозник» (№ 7): «Верующие трудящиеся исполняют время от времени те или иные религиозные обряды, удовлетворяют свои религиозные потребности. Они не принимают непосредственного участия в так называемой «церковной жизни». С такими верующими мы совместно идем к одной общей цели, боремся за одно и то же – за полное торжество коммунизма... Другое дело – церковники, члены двадцаток. Они не только выполняют обряды, но частенько нарушают советские законы, ведут религиозную пропаганду, организуют незаконные сборы на Церковь». Конечно, оценка весьма тенденциозна, но и она наглядно показывает, что «вырвать Бога из сердца народа» всё же не удалось. Это особенно ярко подтвердилось результатами переписи 1937 года, включавшей вопрос о вероисповедании. Из ответивших на него 45,1% заявили о своей вере в Бога.⁴⁶⁵ Очень многие в обстановке террора, когда людей порой арестовывали за одно лишь хранение Библии, уклонились от ответа.

Начавшаяся Вторая Мировая война изменила карту Европы. В 1939 г. произошло включение в состав СССР Бессарабии, Западной Украины и Западной Белоруссии, а в 1940 году – Прибалтики. На всей этой территории проживало несколько миллионов только Православного населения и имелось множество приходов и десятки монастырей. К концу 1940 г. митрополит Сергий приступил к устройству церковных дел в этих областях. В Бессарабию был отправлен с назначением на Кишинёвскую кафедру епископ Алексей (Сергеев). Временным экзархом Западной Украины и Белоруссии был назначен архиепископ Николай (Ярошевич). В это время в Вильнюсе скончался митрополит Литовский Елевферий (31.12.1940). На его кафедру был назначен архиепископ Сергий (Воскресенский), ещё ранее командированный экзархом в Прибалтику. В его задачу входила ликвидация Латвийской и Эстонской «схизмы». К началу 1941 г. соглашения были достигнуты, и Латвийская, а позже Эстонская Православные Церкви вошли в административно-каноническое подчинение Московской Патриархии на правах епархий.

1930-е годы оказались самыми тяжелыми и безысходными в истории Русской Православной Церкви XX столетия. Казалось, не будет конца разгулу циничного безбожия, никогда не придет возмездие жестоким гонителям. «Безбожные пятилетки», объявленные с конца 1920-х годов, имели целью полностью покончить с религией в СССР, что достигалось, как прямыми репрессиями, так и навязываемой всеми средствами атеистической пропаганды. К 1940 г. число членов Союза воинствующих безбожников достигло 3 миллионов человек, число ячеек – 96 тысяч. Тяжелый духовный гнёт ощущали не только верующие, но и все, кто не желал слепо следовать новой «коммунистической религии». Об этом свидетельствует анонимное письмо советских писателей, опубликованное за рубежом в конце 1920-х годов:

К вам, писатели мира, обращены наши слова. Чем объяснить, что вы, прозорливцы, проникающие в глубины души человеческой, в душу эпох и народов, проходите мимо нас, Русских, обреченных грызть цепи страшной тюрьмы, воздвигнутой слову? Почему вы, воспитанные на творениях также и наших гениев слова, молчите, когда в великой стране идет удушение великой литературы в её зрелых плодах и её зародышах? Или вы не знаете о нашей тюрьме для слова – о коммунистической цензуре во вторую четверть XX века, о цензуре «социалистического» государства? Боимся, что это так. Но почему же писатели, посетившие Россию – господа Дюгамель, Дюртен и другие – почему они, вернувшись домой, ничего не сообщает о ней? Или их не интересовало положение печати в России. Или они смотрели и не видели, видели и не поняли? Нам больно от мысли, что звон казенных бокалов с казенным шампанским, которым угощали в России иностранных писателей, заглушил лязг цепей, надетых на нашу литературу и весь Русский народ! Послушайте, узнайте!

Идеализм, огромное течение русской художественной литературы, считается государственным преступлением. Наши классики этого направления изъемлются из всех общедоступных библиотек. Их участь разделяют работы историков и философов, отвергавших материалистические взгляды. Набегами особых инструкторов из общих библиотек и книжных магазинов конфискуются вся дореволюционная детская литература и все произведения народного эпоса. Современные писатели, заподозренные в идеализме, лишены не только возможности, но и всякой надежды на возможность издать свои произведения. Сами они, как враги и разрушители современного общественного строя, изгоняются со всех служб и лишаются всякого заработка. Это первая стена тюрьмы, за которую засажено свободное слово. За ней идет вторая. Всякая рукопись, идущая в типографию, должна быть предварительно представлена в двух экземплярах в цензуру. Окончательно отпечатанная, она идет туда снова – для второго чтения и проверки. Бывали случаи, когда отдельные фразы, одно слово и даже одна буква в слове (заглавная буква в слове «Бог»), пропущенные цензором, автором, издателем и корректором, вели при второй цензуре к безжалостной конфискации всего издания...

...Мы знаем; кроме сочувствия, кроме моральной поддержки принципам и деталям свободы, кроме морального осуждения жесточайшей из деспотии, Вы ничем не можете помочь ни нам, ни нашему народу. Большего, однако, мы и не ждём. С тем большим напряжением мы хотим от вас возможного: с энергией, всюду, всегда срывайте перед общественным сознанием мира истинную лицемерную маску с того страшного лика, который являет коммунистическая власть в России. Мы сами бессильны сделать это; единственное наше оружие – перо – выбито из наших рук, воздух, которым мы дышим – литература – отнят от нас, мы сами – в тюрьме.

Ваш голос нужен не только нам и России. Подумайте и о самих себе: с дьявольской энергией, во всей своей величине, видимой только нами, ваши народы толкаются на тот же путь ужасов и крови, на который в роковую минуту своей истории 10 лет тому назад был столкнут наш народ, надорванный войной и политикой дореволюционной власти. Мы познали этот путь на Голгофу народов и предупреждаем вас о нём...».⁴⁶⁶

Казалось, гонениям не будет конца, но не успела завершиться «безбожная пятилетка», как великие потрясения и связанные с ними события Церковной жизни показали недавним воинствующим атеистам, что «Бог поругаем не бывает». Собственно говоря, интересы большевиков в отношении Церкви, ярко выраженные в приведённой выше Декларации митрополита Сергия, вряд ли могли быть осуществлены, если бы не нашлось их пособников внутри Самой Церкви, у которых черты властолюбия взяли верх над соображениями нравственности. Интриги внутрицерковные соединились с внешними, политическими. «Среди противников митрополита Сергия было множество замечательных мучеников и исповедников, епископов, монахов, священников, таких как митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский), митрополит Крутицкий Пётр (Полянский), митрополит Петроградский Иосиф (Петровых), архиепископ Волоколамский Феодор (Поздеевский) с братией Данилова монастыря, архиепископ Воронежский Пётр (Зверев), архиепископ Угличский Серафим (Самойлович), епископ Глуховский Дамаскин (Цедрик), епископ Серпуховский Арсений (Жадановский), епископ Дмитровский Серафим (Звездинский), епископ Ковровский Афанасий (Сахаров), старец Оптиной пустыни иеросхимонах Нектарий, Зосимовский старец иеросхимонах Алексий-Затворник, тянувший жребий на Патриаршество св. Патриарху Тихону, священники Сергий Мечев, Владимир Амбарцумов, Михаил Шик, Сергий Никитин (будущий епископ Стефан) и многие-многие другие. Большинство из них погибло в ссылках, лагерях или были расстреляны. В том же духе стояния за Истину до смерти подвизались многие мученики и исповедники, не отделившиеся от митрополита Сергия. Митрополит Серафим (Чичагов)⁴⁶⁷, митрополит Анатолий (Грисюк), знаменитый архиепископ Иларион (Троицкий), архиепископ Ювеналий (Масловский), исповедник архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) и множество монахов, священников, отдавших свои жизни за Христову Церковь. Несомненно, что тех и других соединил их мученический подвиг. «Канонические» же прещения митрополита Сергия (Страгородского) и его Синода никем всерьёз не воспринимались ни в то, ни в последующее время в силу неканоничности положения самого митрополита Сергия, церковная власть которого, в связи с экстремальными обстоятельствами времени, опиралась не на канонические определения, а на фактическое принятие его достаточно большой частью РПЦ. Характерно, что Святейший Патриарх Алексий 1-й не усумнился совершить панихиду на могиле митрополита Антония (Храповицкого), запрещённого митрополитом Сергием, принять в евхаристическое общение без требования покаяния епископа Афанасия (Сахарова), бывшего в оппозиции к митрополиту Сергию. Подобно этому принимались потом в общение многие отошедшие от митрополита Сергия, также признавались совершённые ими в разделении таинства. Немногие оставшиеся в живых «непоминающие» священники в послевоенное время обычно доживали свой век в безвестности, совершая тайно литургию и окормляя втайне своих немногих чад. Они не устраивали организованную оппозицию, не вели раскольнической деятельности. В послевоенное время они, как правило, благословляли своих духовных чад посещать Патриаршие храмы и причащаться в них. Целый ряд таких старцев в недрах церковных стали известны благодатными дарами и святым устроением души. Исторический опыт однозначно свидетельствует, что со временем Церковь умеет воздать должное мученичеству и исповедничеству своих подвижников веры, покрыть любовью многие неизбежные споры и разделения, а иногда и ошибки».⁴⁶⁸