Глава первая. Время перед крестовыми походами

С древнейших времен народы Запада вечно враждовали с полудикими, хищными народами Востока. Западу всегда угрожала стихийная сила этих восточных племен, которая обыкновенно лавиной обрушивалась на него и одолевала численностью участников этих походов. В древнейшие времена нападения такого рода были ужасны, хотя нападающие хлопотали тогда больше всего о расширении и укреплении своих владений.

Но в Средние века (время от конца V века и до начала XVI века называется Средними веками, Средневековьем) чисто физическая сила окрепла еще более: у нее явилась нравственная идея. Магометане восстали против христиан и положили подчинить их себе и обратить в свою веру. Почти тысячу лет магометане угрожали низвержению креста, и только с 1683 года христиане, наконец, мало-помалу взяли перевес над врагами и вытеснили магометан из своих владений.

В период этой долгой борьбы христиане предпринимали крестовые походы против магометан, небывалые походы – по численности и неуклонности в преследовании своей цели. В крестовых походах ясно обрисовалась жажда освобождения от ига магометан вообще и освобождение древнехристианской области, где родился, жил и страдал Спаситель, где находился Гроб Господень, где каждая мелочь напоминала христианам основную идею их религии.

С самых первых времен христианства последователи Христа собирались у Гроба Господня для молитвы и богослужений. Христианство дало страшный толчок человечеству, после чего с каждым веком оно приобретало всё больше и больше значения и быстро распространялось по всему свету.

Со всех концов земли в Иерусалим направлялись толпы верующих паломников, которые знать не хотели ни трудности пути, ни опасностей в дороге. Они верили непоколебимо, что за их труды и усердие Бог охранит их или возьмет их к Себе для вечного блаженства.

А странствие в то время и точно тяжелое было. Много лихих людей пользовались беззащитностью паломников и отсутствием наказания за свои преступления, нападали на них и обижали несчастных.

Люди шли за поклонение Господнему гробу и пропадали бесследно целыми партиями; а между тем новые партии собирались уже в путь-дорогу.

Выходило что-то ужасное! Большинство осознавало, что оно идёт на верную гибель, и всё-таки жажда сложить своё горе, свои грехи у Гроба Господня неудержимо влекла верующего человека.

В IV веке духовные лица обратили на это внимание и старались всячески убеждать народ оставить эти страшные паломничества в Иерусалим, но ничто не помогало и никто не слушал уговоров.

Много перестрадала Палестина (земля Ханаанская, Обетованная, потом – Израильская) на своем веку. Выйдя из Египта под покровительством Моисея, евреи заняли эту страну, назвав ее Святою Землею.

Но недолго жили они здесь самостоятельно; за 950 лет до Р. Х. евреи подпадают влиянию ассирийцев, вавилонян, персов и, наконец, власти римлян, которые наименовали ее Иудеею и стали управлять страной при помощи особого римского наместника.

За всё это время евреи не раз делали отчаянные попытки освободиться от своих врагов, но всё кончалось для них одним горем и страданием. Главный город их, Иерусалим, и храмы его подвергались разорению, а жители – изгнанию в плен.

Во время римского владычества Иудеей и родился Спаситель. И Он видел, как страдал Его народ под тяжёлой властью римского правительства. Он знал, что они долго ещё будут страдать под чужой властью, которая будет всячески стеснять его проповедь.

После крестной смерти и воскресения Спасителя еще более шести веков Палестина несла на себе чуждый гнёт, когда в 614 году новая беда обрушилась на неё: полчища персов ворвались вглубь страны, уничтожая всё на своём пути огнем и мечом.

Но персов мужественно встретил и дал им отпор византийский (греческий) император Ираклий. Неустанная война длилась между христианами и неверными около 10 лет, но зато христиане, наконец, одолели насильников.

Великое ликование, редко торжество было в среде христиан того времени. Палестина как бы снова стала Обетованной землей. Похищенный варварами Крест Господень был отнят, и император, босой, в рубище, проходил по улицам Иерусалима, неся на плечах крест до Голгофы. Это шествие празднуется теперь у нас под именем Воздвижение Креста.

Но недолго продолжалась эта благодатное время, когда верующие могли в спокойствии и мире молиться Богу у Гроба Господня.

Еще более страшная после своей силе туча – магометанство налетела на Святую Землю, и снова начались упорные продолжительные войны, и снова Святая Земля покрылась кровью христиан и неверных…

Восток слабел со дня на день, разбитый, разделенный на части, истерзанный смутами и раздорами. Казалось, гибель его была неизбежна, и гибель эта была вовсе не так далеко. Но явился смелый, сильный человек – Магомет, и Восток воспрянул духом. Смелый план задумал он – создать новую религию, подчинить ей свой народы образовать новое, могущественное государство.

Энергичный, умный, обладавший богатой фантазией, – Магомет с детства был любим в среде простого народа. Он происходил из бедной семьи и был погонщиков верблюдов. Постоянно находился он в обществе простых людей, жил с ними одной жизнью, одними интересами; в конце концов он до тонкостей изучил вкусы, наклонности, потребности их; кроме того он наслушался множества сказаний, преданий и легенд народных из глубокой старины.

Двадцать три года обдумывал Магомет свою идею, и в то же время составлял свою священную книгу Коран, которая должна была лечь в основу его учения о Боге.

Он проповедовал о чистой нравственности, но наряду с этим старался обещанием грубых наград за исповедование веры от Бога подкупить в свою пользу простой народ.

Магомету шёл уже сороковой год, когда он начал проповедовать свое учение. И это новое учение пришлось его соплеменникам по сердцу. Они поняли сразу, что им надо было вести жизнь так, как того хотелось каждому из них. Беспечность, вера в неизбежность судьбы, войны за свою религию, – это так было просто исполнять, что не требовалось даже себя насиловать.

Учение Магомета приурочено к обыденной жизни и крайне понятно, так как в основе его заложены не отвлеченные понятия, а всё то, что человек видит, осязает и чувствует. Учение Магомета внушало ужасную мысль верующим: полное порабощение всего мира их религии.

Он говорил, что правоверный то есть магометанин, должен всячески, даже силой обращать в магометанство неверных, а противящихся этому учению убивать. За это в будущей райской жизни Магомет обещал завлекательную награду, то есть обещал дать каждому сытую обеспеченную жизнь богатого человека, роскошь, веселье и развлечения.

Эту награду магометане могли легко освоить, и она оказалась им крайне лестной, особенно для тех, кто наголодался да натерпелся разных лишений.

Понимаете ли вы, какую страшную силу дал Магомет своим последователям? Он как бы развязал им руки, – и магометане хорошо поняли свою силу. И с той поры в течение многих веков – они заставляли трепетать весь христианский мир…

Бодро поднялись одушевленные Магометом люди и лавиной устремились на Палестину. Они напали на Иерусалим, бешено разграбили его и настроили мечетей на месте храмов. Пока правил халиф Омар, палестинским христианам было еще ничего себе жить. Но умер Омар, – и настали для них тяжелые, беспросветные времена.

И все-таки паломники шли и шли ко Гробу Господнему, решаясь лучше подвергнуться смерти, нежели отказаться от поклонения Спасителю.

Им плохо приходилось в Святой Земле: их грабили, разоряли, преследовали мусульмане, желая насильно обратить их в магометанство. А те, кто упорствовали, подвергались пыткам, позору и смерти.

Несколько легче стало христианам в царствование мудрого халифа Гарунт-аль-Рашида; он установил строгий порядок в своих владениях; завел дружеские отношения с императором Карлом Великим, отчего и паломникам в Святой Земле стало немного легче. Для них были устроены странноприимные дома, была учреждена охрана иноземцев и их имуществ от разграбления; при домах были устроены сады, виноградники, обработанные поля, и на доходы с них да на пожертвования и существовали эти учреждения.

Частые посещения Святой Земли как-то сдружили и сроднили христиан Востока с христианами Запада. Нередко иерусалимские патриархи обращались к европейским христианам с просьбой помочь им, описывая бедность их церкви, указывая на то, что служители церкви нищенствуют, голодают по целым суткам. И Европа отзывалась на это охотно.

После Гарунд-аль-Рашида у самих мусульман пошли распри, войны междоусобные, и мусульмане ослабели совершенно. Вот тут то греки (византийцы), было, и ободрились: несколько удачных побед византийского императора Иоанна Цимисхия над мусульманами совсем оживили христиан. Да умер Цимисхий, и вскоре после того мусульмане снова стали теснить христиан в яростном безумии, доходившем до фанатизма².

Горькие времена настали для христиан, горше прежнего. Мусульмане не только мучили христиан, а нарочно оскорбляли их религиозное чувство: запрещали службы, торжественные церемонии, церкви, например, обращали в конюшни.

Отправился в Иерусалим папа Сильвестр II, – и ужас объял его при виде бедствия христиан. Его письмо к европейским христианам впервые сразу возмутило всех, и повсюду только и стали говорить что об этом.

Возмущенный этими вестями, собрался морской флот из Генуи, Пизы, но доплыл он только до Сирии и оттуда стал грозить сарацинам, да только еще хуже этим сделал.

Сарацины их не испугались, только еще строже стали следить за иерусалимскими христианами, еще яростнее стали мучить и притеснять их.

Стали грабить сарацины и Иерусалим, опустошая храмы; волей-неволей христианам приходилось бежать тайком.

А на Западе слухи об этом страшно терзали всех, и все со слезами на глазах передавали это друг другу.

Шел конец X века, – и какое мрачное, какое тревожное было это время! Охватило как-то сразу всех людей смешанное чувство страха и озабоченности. Свои дела у каждого на задний план отошли; все только об одном думали, что гневается Бог на всех, насылает беду за бедой, готовит миру свой страшный суд.

В Европе, между тем, всякие мелочи, всякие небесные явления и бедствия на земле примечали и приписывали это гневу Божию. На небе появлялись неведомые кометы, метеоры; падал каменный дождь… Бедствие шло за бедствием, и никто ничем иным не хотел объяснить все это. Тем более дорогим и нужным становился Святой город, тем более находилось людей, которые шли на поклонение Гробу Господню, готовые на верную смерть.

Эти странствия обращались уже в какую-то привычку, потребность. Бросает человек все дома, берет посох в руки и отправляется в путь. На него все смотрят как на священную личность, провожают и встречают с редкой торжественностью; в чужих краях ему все дома гостеприимно открыты. Иногда целый отряд паломников отправлялся в Иерусалим, словно целое войско.

К тому же суд отсылал в Святую Землю много народа за совершенные

преступления; там несчастные должны были каяться и вымаливать себе у Бога прощение.

В 1054 году епископ Литберт стал во главе трех тысяч паломников, чтобы идти в Палестину на помощь страдающим братьям-христианам. Этот отряд назывался в то время «войском Божиим». Да не дошло это войско до цели. По дороге напали на него неведомые варвары и многих побили; другие же умерли голодной смертью, так и не дойдя до Святой Земли.

Шел XI век, и тут новая сила поднялась против христиан, – поднялась дико воинственная масса турецких племен.

Племена эти жили по берегам Каспийского и Аральского морей. Собрал их, сплотил вместе умный и храбрый вождь Сельджук; по его имени и турки получили прозвище сельджуков. Приняли они магометанство и напали на Багдад и на мусульман, а потом прошли и полонили всю Малую Азию, разбили и войска византийского императора Романа Диогена. Теперь новые владыки утвердились на Востоке, и это были новые притеснители христиан.

Дело становилось все ужаснее и ужаснее. Только тут европейцы–христиане сознали, что так дела оставить нельзя, что надо единодушно восстать на защиту христианства. И в то же время Византийская империя обратилась к Европе за помощью.

А в то время в Риме был папой (первосвященник церкви) Григорий VII, – умный, дальновидный человек.

Сумел он подчинить своей власти не только духовенство, а и государей, рыцарей и весь народ. Думал он всем миром управлять. Но он был главою западных христиан, а Византия – восточных христиан. Обе церкви были разделены, каждая по-своему управлялась, каждая по-своему устраивала свои духовные дела.

Сразу понял Григорий, что настало серьезное время, когда надо помочь Византии, защитить ее от турок, а потом в награду за помощь и потребовать, чтобы восточные христиане признали власть Римской церкви и соединилась с ней.

Деятельно начал собирать он войско для этого похода на Восток. Целый год (1074) в посланиях созывал он верующих людей на это дело, и собралось вокруг него войско до 50.000 человек. Сначала он сам хотел стать во главе их, но в это время помешали другие дела Церкви. Так и не удался этот поход.

Несколько лет прошло, и беда от притеснений турок все росла да росла. А вместе с тем среди рыцарей и юношей-христиан в Европе росло неприязненное чувство против мусульман.

Шел 1095-й год. В Риме в это время был папой Урбан II, который твердо решил идти на помощь Византии. Да и пора было. Император Алексей отчаянно умолял папу оказать ему поддержку. И папа Урбан II решил исполнить его просьбу. Он задумал начать дело именно с этого, а затем, ослабив силу турок, идти на освобождение Палестины. Он хорошо видел настроение народа, но только не был уверен в нем, – поднимутся ли все на самом деле так единодушно, как говорят. Да и сам он сомневался в себе,–

может ли он всецело овладеть умом и волей народа. Надо испытать это на деле. Тут совершенно неожиданно представился ему случай подготовить почву к крестовым походам, испытать дух и настроение народа.

«Гневается Бог, надо умилостивить его…» – думали в то время люди. И совесть мучила, и они задумывались о своей жизни. За что гневается на них Бог? Так ли они живут, как велит Евангелие? Нет, далеко не так…

И тогда смертельный страх нападал на человека, и он приходил в совершенное отчаяние. Он бросал все – и семью, и добро свое, и покой, – удалялся в пустыню, держал пост и всячески изнурял себя. «Бог-де увидит, что я мучаю себя для него, и смилостивится над нами…» И много таких людей-отшельников образовалось в то время.

Жил – был в то время такой же отшельник Петр Пустынник, из Пикардии³ родом. Человек сильной воли, строгий, воздержанный, весь преданный религии. Раньше он и на войне бывал, и в миру, и в церквах служил, да все ему было не по себе, все его совесть мучила.

И поступил он тогда в один суровый, строгий монастырь. Жил уединенно, все думая о Боге, молясь за людей по целым ночам и истязая себя тем, что голодал и бил себя веревкой по обнаженным плечам.

Ярко сказывалось на этом человеке общее тревожное настроение, страх перед Богом за недостойную жизнь.

Отправился и он как-то на поклонение Гробу Господню, да не удалось ему попасть в Иерусалим. А между тем воочию увидел он общее разорение страны, страдания христиан на Востоке, вымогательства турок, которые оскорбляли христиан, да и его не оставили в покое.

И исполнилось сердце его гневом, и тогда же решил он принять на себя роль защитника правды.

«Господи! Ради имени Твоего, ради страдальцев буду убеждать дома всех скорей и скорей снять иго неверных!» – искренне повторял он сам про себя, и слезы градом лились из его глаз, и в бессильном отчаянии ломал он руки.

Вот каким вернулся он в Европу, в Рим. Весь горел он от нетерпения; проповеди его были один вопль, – болезненный, страдальческий вопль, – и когда он добрался до папы Урбана II и бросился к ногам его с пламенной речью и искренними слезами, сам папа поддался влиянию силы возмущенного, исстрадавшегося сердца. И понял папа, что Петр Пустынник при своей увлекающейся, пылкой натуре, при своем знании простого народа, среди которого он жил, сумеет вдохновить толпу. И точно, не ошибся он в нем.

С этого началось движение римских христиан, вспыхнуло общее негодование открыто и единодушно.

Худой, изможденный всяческими лишениями, с лихорадочно горящими глазами, в рубище, босой, загорелый от южного солнца, – сильное впечатление производил Петр Амиенский уже одним своим видом на толпу.

Сидя на осле, перекочевывал он всюду из селения в селение, с Распятием в руках, с обнаженной головой. И всюду его встречали с восторгом. Он объехал всю Францию и соседние государства.

Когда начинал он говорить со слезами на глазах, прерывающимся от рыданий голосом, страстно, убежденно, – никто не мог устоять перед ним. Люди опускались на колени, падали ниц, целовали край его рубища.

И вся толпа словно гипнотизировалась им. Люди забывали все, – и дом, и семью, и работу, – и буквально бежали за ним следом, чтобы только уловить каждое его слово…

Почему поддавался так общему настроению народ? К этому привело общее тяжелое настроение, постоянные думы о смерти, о Боге, потом частые войны, неурядицы, голод. Все это объяснялось гневом Божиим, и казалось так, что стоит начать крестовый поход против сарацин, – и это сразу смягчит гнев Божий и Бог сжалится над ними и вернет им Свою милость…

В одну зиму Петр Амиенский собрал огромную толпу своих последователей, которая вся была настроена крайне фанатично, хотя тут были и мужчины, и женщины, и дети всех возрастов.

Между тем папа Урбан II созвал собор в Пиаченце⁴ для решения вопроса об этих походах. Огромная толпа собралась на этот собор. Здесь заседали свыше двухсот архиепископов и епископов, четыре тысячи священников и монахов и до тридцати тысяч рыцарей и простого народа.

Много было прений, много нашлось ужасающих свидетельств того, что творят мусульмане на Востоке, но ничего точного на этом соборе не было решено.

Тогда был объявлен в Клермоне, во французской провинции Оверни, новый собор, который собрался на Клермонской площади, покрытой несметной толпой народа, и здесь снова был поднят вопрос о том, что делать и как быть с произволом турок в Святой Земле.

Явился и Петр Пустынник на совет такой же возбужденный, энергичный, непреклонный, а с ним и его многочисленные последователи, которые тоже прониклись глубокой идеей его проповедей.

И снова заговорил он прерывающимся от слез голосом о том, что видел в Святой Земле, какое горе царит там.

Как сверхъестественное видение стояла его фигура пред тысячами глаз на видном месте. Каждое слово его, каждое движение руки ловилось с жадностью. Энтузиазм небывалый охватывал слушателей всецело. А когда он смолк и начал речь папа Урбан II, – порыв дошел до всеобщего увлечения.

«Наследие Христово, – говорил папа, – опозорено, порабощено; верные сыны Божии подвергнуты гонениям и насилию; Европе угрожают даже нечестивые мусульмане!.. Каждый пусть отвергнет себя и возьмет на себя Крест Христов!..» И папа страстно призывал народ на помощь попираемой истине, служить Богу живому…

Весь народ рыдал вокруг его престола; на призыв его к рыцарям единогласно, пламенно толпа восторженными криками давала согласие… И словно гром несся над всем Клермоном крик, вырванный из чистого сердца народа:

«Так хочет Бог!.. Бог того хочет!…»

И снова, и снова перекатывались эти возгласы из многочисленной груди народа и не умолкали долго.

Давно сдерживаемая сила нашла себе русло, выход, и теперь ее удержать было невозможно. Это была стихийная пробудившаяся сила; то была не толпа, не один человек, это было единое человечество.

Торжественно объехал папа Урбан II многие провинции Франции, Руан, Анжер, Тур, Ним. А за ним валом валил народ, толпы которого с каждым шагом все росли и росли.

После Клермонского собора всю зиму шли деятельные приготовления к предстоящему походу. В крестоносцы шли охотно ввиду особых привилегий. Им отпускались грехи, Церковь принимала под свое покровительство их семьи и имущество крестоносцев; с них снимали подати, налоги, частные долги на время похода.

Теперь стремление завоевать Святую Землю стало единственным интересом у всех. Рабочие, ремесленники, пахари охладели к работе; землю продавали задешево, имущество тоже; даже преступные люди, скрывавшиеся до сих пор от правосудия, – и те сходились в города вымаливали оказать им счастье участвовать в крестовом походе и получить красный крест на правое плечо, что было отличительным знаком всякого крестоносца.

Прошла зима, и с первыми весенними днями 1096 года еще сильнее разгорелось благочестивое стремление крестоносцев. Все дороги, все пути и путинки были усеяны толпами народа; всюду слышались крики: «Бог так хочет!.. С нами Бог!"… А звуки труб, грохот литавр, пение псалмов покрывали эти крики.

Рыцари порешили между собою отправляться в поход каждый со своим отрядом в разное время, разными путями, но только чтобы потом соединится всем вместе уже в Константинополе.

Правильно организованное войско еще не поднималось; но народу ждать не хотелось, и тогда прежде всех тронулись в путь многочисленные ополчения.