№57, преосвященного Владимира, митрополита Московского, от 12 января 1906 года

Всем известно, что большая часть русских православных людей недовольны настоящим строем нашей Церкви. Причиной этого недовольства и неудовлетворенности сынов Церкви служит главным образом несоответствие существующего церковного строя его каноническим правилам. Поэтому, чтобы поставить русскую Церковь в надлежащее положение, необходимо провести в жизнь Церкви следующие начала общеканонического церковного строя.

В настоящее время нельзя не видеть шаткости в убеждениях по вопросу о веротерпимости. Думая избежать раздражения и смут, происходящих в обществе от так называемой ревности не по разуму, ныне нередко совсем забывают о ревности и впадают в другую крайность – в небрежение об истинной пользе нашей православной Церкви. «Теперь, – говорят, – время самой широкой веротерпимости и свободы совести. Каждый волен веровать и жить, как ему угодно, и никто не вправе стеснять свободу его совести». Но веротерпимость ли это? Нет! Выражения благовидные, но расположение духа, ими прикрываемое,– не христианское. Такая свобода, по выражению апостола Петра, есть «прикрытие зла» (1Петр.2:16). Оставляйте юношей без наставления, заблуждающих без вразумления, богохульных без обличения, святыню веры без охранения, Церковь без защиты от совращений, – вот чего требует такое понимание свободы. Если все действия, охраняющие святыню веры и божественного закона, почитать несправедливым посягательством на чужую свободу, то в таком случае надобно отказаться от всякой борьбы со злом и дать полный простор своеволию. Церковь наша хорошо, конечно, знает, какие средства должна употребить она в этом случае; она знает, что Господу нужны не порабощенные или купленные рабы, а свободные служители, что насилие, подкуп, хитрость, обман и лицемерие непозволительны проповедникам Евангелия, и что главное средство и оружие их в борьбе с ложными учениями – проповедь. Но что может быть противного духу христианства в том, если мы будем удалять алчных волков от Христова стада? Не почитается же противным чести и справедливости, когда родители, для охранения невинных детей, своей властью удаляют из семейств соблазнителей. Христианская веротерпимость обязывает чад Церкви относиться ко всем в духе мира и любви; но она не требует беззащитности от врагов, когда они с оружием в руках, как это случается сейчас, вторгаются в пределы Церкви, оскорбляют ее святыни, расхищают ее достояние. Тогда веротерпимость уступает место ревности, тогда чада Церкви становятся воинами Божиими, и Сам «Бог мира» является «Богом воинств и брани». Вот почему православная Церковь, как Церковь господствующая, национальная, будучи автономной во внутренней жизни, должна пользоваться не только исключительным правом миссионерства в России, но и преимущественным пред всеми другими исповеданиями правом на защиту и покровительство государственной власти во всем, что касается ее внешнего спокойствия и безопасности. И для государства вероисповедные интересы разноверного его населения отнюдь не должны быть безразличны.

Коллегиальное начало во внутреннем строе Церкви, введенное с 18 столетия в область церковного управления, как известно, не могло доселе сродниться с чувствами и воззрениями православной России. Причиной такой неудовлетворенности ее существующим строем церковного управления, как сказано выше, служит главным образом несоответствие его каноническим правилам. А потому этот строй должен быть заменен искони присущим церковной жизни началом соборности, состоящим во взаимодействии и живом общении всех членов церковного организма. С этой точки зрения русская церковная жизнь должна получить следующие формы.

Основную ячейку церковной жизни должен составлять приход. От его деятельности зависит жизнедеятельность и всего церковного организма, подобно тому, как от той или другой постановки жизни в семье зависит правильное или неправильное развитие и в жизни государства.

Но здесь мы должны отметить то печальное явление, что в настоящее время приходская жизнь у нас на Руси проявляется весьма слабо, а во многих местах ее и совсем нет. Здесь я разумею приходскую жизнь в больших городах. Там пастырь не знает даже, где пределы этих приходов и кто их прихожанин. В этом слове «прихожанин» выражается и вся сущность нынешних отношений пасомых к пастырям. Прихожанином считается только тот, кто приходит в церковь за какой-нибудь требой, и только тогда, когда приходит. А ушел он – вместе с тем перестал быть и прихожанином. Пошел в другую церковь, к другому священнику, – стал прихожанином другой церкви и другого священника. Не пошел, не ходит ни в какую церковь – перестал быть и чьим-либо прихожанином, а иногда перестал быть даже и христианином. Что может быть печальнее и гибельнее такого положения дела? Когда посмотришь на этот предмет с разных сторон, он всюду представляет собой только мрачные виды. Даже идея духовного пастырства потеряна у нас, потеряна до, такой степени, что в городах и уловить ее трудно. В селах дело обстоит, правда, несколько лучше: там есть еще приход, по крайней мере как территориальная единица; но и там он не составляет органического целого, одушевленного живым участием в нуждах церкви и клира; в нем нет дружной и совместной работы для своих религиозных и нравственных нужд: приход редко где содержит на свои общественные средства просветительные и благотворительные учреждения, в нем нет тесной сплоченности, да и юридически он не признается лицом, имеющим право на приобретение и владение имуществом. Вот почему вопрос об оживлении приходской жизни в духе Церкви есть один из самых важных вопросов в церковной реформе. Много может здесь сделать своим усердием и один добрый пастырь. Высокий, примерный, безупречный образ жизни пастыря, приветливое, доброжелательное обращение с прихожанами, частая воодушевленная проповедь и истовое, благоговейное совершение богослужений – все это не может не возбудить между прихожанами духа веры и благочестия. Но еще лучше пойдет дело, если вокруг своего пастыря и своего храма сгруппируется весь приход и составит такую тесно сплоченную общину, члены которой станут жить одной жизнью, одними общими интересами. А для этого необходимо, говорят, предоставить ей право контролировать и даже распоряжаться всем церковным достоянием, а не оставлять ее при одной только обязанности жертвовать; доселе лишаемая этих прав, община подозрительно и недоверчиво, говорят, относилась к тем учреждениям, которые поддерживаются церковными капиталами, не зная достоверно, насколько правильно расходуются жертвуемые ею деньги. Но при несомненной пользе, какой можно ожидать в деле оживления приходской жизни от привлечения к заведованию церковным хозяйством самих прихожан, здесь, по моему мнению, требуется и значительная осторожность. При этом легко может случиться, что все церковные средства пойдут на нужды прихода, а не на нужды самой церкви и необходимых церковных (например, духовно-учебных) учреждений. Уже и сейчас, когда только заговорили о привлечении прихожан к контролю над распоряжением церковными средствами, нам – архиереям – приходится получать протесты со стороны прихожан то против выдачи церковных денег на духовно-учебные заведения, то против постройки причтовых домов, хотя это делается на законном основании и с надлежащего разрешения. Да и с канонической точки зрения нет оснований на это. Церковные деньги и имущество суть священное достояние, которое по Апостольским правилам (см., например, 38-е и 41-е) подлежит власти и распоряжению епископа: «Епископ – гласит 38-е правило, – да имеет попечение о всех церковных вещах и оными да распоряжается, яко Богу назирающу». А в 41-м правиле говорится: «Повелеваем епископу имети власть над церковными имениями, аще бо драгоценныя человеческия души ему вверены быти должны: то кольми паче о деньгах заповедать должно, чтобы он всем распоряжался по своей власти». Св. Киприан Карфагенский ясно свидетельствует, что церковное имущество в его время имело характер церковного, а не общинного имущества, и что распоряжение им было предоставлено предстоятелю Церкви. Значит, совершенно согласно будет с церковными канонами, если и в настоящее время право распоряжаться собственно церковными суммами оставлено будет за причтом и старостой. Но, не посягая на этот чисто церковный капитал, приходская община может и должна иметь свои, отдельные от церкви, средства, собираемые на содержание на различные приходские учреждения, как например – школы, больницы, читальни и библиотеки, богадельни и проч. Вот этими-то средствами община и может по праву распоряжаться по своему усмотрению. Органами церковно-приходского самоуправления, в соответствии с общецерковным началом церковного самоуправления, могли бы служить общие церковно-приходские собрания, как орган распорядительный, и церковно-приходский совет, как орган исполнительный. Общие церковноприходские собрания могли бы избирать всех должностных лиц в приходе, ведать все имущественные дела общины, утверждать сметы, назначать сборы с прихожан, рассматривать и контролировать отчеты приходского хозяйства. Им даже могло бы быть предоставлено право ближайшего контроля не экономической только жизни прихода, но и внутренней, право, например, следить за правильностью постановки религиозно-нравственного воспитания детей и – в связи с этим – право избрания учителей и смены их в случае замеченного неблагоповедения и неблагонадежности.

С вопросом о приходской самодеятельности и о праве выбора учителей в тесной связи стоит и существенно важный вопрос о праве прихода избирать себе и кандидатов в должности священноцерковнослужителей, каковое право предусматривается и канонами (Феоф. Алекс, пр. 7-е).

Но, как ни хороша эта идея вообще, однако в настоящее время, до правильного развития церковно-приходской жизни и возвышения нравственнорелигиозного уровня нашего простого народа, давать приходской общине полное право на этот выбор едва ли целесообразно. Из наблюдений над приходской жизнью в древней Руси, у греков и у наших старообрядцев, можно убедиться, что выборное право ведет иногда к явным злоупотреблениям со стороны избирателей, а всегда – к понижению умственного и нравственного ценза избираемых. Еще так недавно, будучи экзархом Грузии, я имел возможность крепко убедиться в этом, наблюдая за выборами священников греками Карской области, приходы которой с их обычаями унаследованы нами, как известно, из Турции. Там до последнего времени священников избирал приход, и дело велось так. По освобождении вакансии созывается сход. Указав на цель собрания, старшина обращается с вопросом: «Кого желаете выбрать?» «Кто подешевле возьмет», – слышится единодушный ответ. Затем находят какого-нибудь еле грамотного, а иногда и с сомнительною репутацией бездомовника и спрашивают: «Хочешь быть у нас священником?» – «Желаю», – говорит. – «За 10 целковых можешь служить?» – «Согласен», – отвечает. Затем тут же составляют приговор и отправляют к архиерею на утверждение. Наше мнение на сей предмет таково. Пока епархиальное начальство будет располагать достаточным количеством кандидатов священства с богословским образованием, следует сохранить право избрания священнослужителей по преимуществу за ним. Говорю «по преимуществу» потому, что в православной Церкви всегда допускались епархиальной властью при замещении священноцерковнослужительских вакансий рекомендации своих кандидатов и со стороны прихожан, но при этом роль приходской общины была лишь вспомогательная, иначе сказать – участие в избрании было не столько правом, сколько обязанностью. «Если избрание прихожан согласно с достоинством избираемого, архиерей соглашается с избранием, а если не согласно, архиерей оказывает справедливость достоинству» (Филарет, митрополит Московский).

К благоустройству приходской жизни и к обязанностям прихожан относится и вопрос о содержании приходского духовенства. Существующий доселе способ содержания русского духовенства – разные подаяния деньгами (даже после совершения величайших таинств исповеди, св. причастия и др.), а в селах и разными припасами – есть явление устарелое и мало отвечающее духу нашего времени. Не говоря уже об унизительности этого способа получения вознаграждения, он служит причиной расстройства нормальных отношений между причтом и прихожанами. Страх перед ним заставляет иногда лучшие силы из оканчивающих духовную школу избегать служения Церкви в священническом сане. Вот почему духовенство наше (как городское, так и сельское) с таким пламенным желанием высказывается всегда о замене существующего ныне способа материального обеспечения другим, более соответствующим его высокому призванию и назначению. Это – получение определенного оклада жалованья из Государственного Казначейства через некоторую надбавку к городским и земских сборам с тех же прихожан, чему положило уже начало само Правительство (лет 12 тому назад, а также Высочайший манифест от 26 февраля 1903 г.), а за требоисправления необязательные (молебны, сорокоусты и другие молитвословия) получение вознаграждения также по установленным таксам, чем устранились бы взаимные пререкания. «Неправда, будто жалованье духовенству противно правилам Церкви, – писал по поводу возражений на этот счет Московский митрополит Филарет Константинопольской патриархии. – Господь повелел проповедующим благовестив от благовестил жити, т. е. повелел служителям Церкви получать на потребности временной жизни пособия вещественные или денежные от верующих порознь, от общества верующих, или от правительства» («Собрание мнений и отзывов его по делам православного Востока» 1853 г., с. 32). И прихожане вместо того, чтобы оплачивать труды причта по совершению требоисправлений в такое именно время, когда всякий расход для них особенно отяготителен, несомненно, лучше пожелают содержать духовенство путем постоянных, периодических взносов, как заявляют более благомыслящие из них. В таком случае церковно-причтовая земля в селах могла бы отойти в казну, так как нынешним даже сельским членам причта, при развитии школьного дела, самим заниматься земледельческими работами решительно некогда: довольно, если у каждого будет огород и сад.

Примечание. Все сказанное выше об устройстве церковно-приходских общин применимо только к тем сельским приходам, где они могут существовать, как постоянная территориальная единица. С устройством в таких местах церковно-приходской общины на началах самоуправления, как юридической единицы, ныне существующие церковно-приходские попечительства не должны уже иметь там места. Но в больших городах, где прихожане состоят большею частью из пришлого элемента, постоянно меняющего свое местопребывание (чиновники, фабричные рабочие и т. п.), эти попечительства, равно как и другие свободные и религиозно-нравственные союзы и братства, не только не излишни, но на учреждение и развитие их должно быть обращено самое серьезное внимание епархиальной власти и настоятелей церквей. Правда, сейчас эти попечительства, где они есть, функционируют очень слабо; но, при более деятельном и живом участии духовенства и мирян, они могли бы в деле оживления городской приходской жизни принести существенную пользу и в известной степени заменить собой приходскую общину. Лишь бы дана была им более твердая постановка, лишь бы поменьше бы в них всякого рода формализма и больше духа христианской общительности как между пастырями и паствой, так и между самими членами их. В состав этих попечительств могут входить все члены прихода (за исключением не достигших совершеннолетия, а также сектантов и обвиняемых в каких-либо тяжких преступлениях). Распорядительным органом сих учреждений служат общие собрания всех членов оных, а исполнительным – совет, в который входят в качестве непременных членов все члены причта, церковный староста и несколько членов, избираемых на определенный срок. Общее собрание созывается однажды или два раза в год, а совет – не менее раза в месяц для счета и поверки попечительских сумм и для обсуждения текущих дел. В конце же года он дает отчет о своей деятельности общему собранию.

По установившемуся в православно-восточной Церкви учению и церковной практике епархиальный епископ есть: 1) архипастырь словесного стада вверенного его управлению округа и 2) главный администратор поместной Церкви. Эти два положения должны быть исходным пунктом при рассмотрении отношений архиерея к делу епархиального управления.

Как высший пастырь, он должен заботиться о спасении вверенного ему христианского общества и потому входить с ним в более близкое, живое общение. Для поддержания этого общения епископу надлежит почасту проповедовать слово Божие, совершать служение по церквам не только соборным, но приходским – городским и сельским, обозревать приходы, наблюдать за духовно-учебными заведениями и за состоянием религиозного обучения во всех светских учебных заведениях, – нужно поддерживать связи с обществом и желательно, чтобы связи эти были со всей паствой без различий званий и состояний, возможно живее и плодотворнее, – разрешать затруднительные религиозно-нравственные вопросы, давать советы и наставления, разрешать недоумения, с которыми могут обращаться к нему и духовные и мирские лица, и т. п.

Это – главное и существенное служение епископа, как высшего пастыря, требующее значительного времени и напряжения духовно-нравственных сил. Но, вместе с сим, епископ не может устранить себя от исполнения и другой своей обязанности – быть высшим правителем Церкви.

Обстоятельства времени умножили производство дел по управлению церковному настолько, что отнимают у епархиального епископа наибольшую часть времени, превратив его из архипастыря в администратора и тем отстранив его от живого общения с вверенной ему паствою. Поэтому желательно: а) предоставить архиерею больше свободного времени для исполнения его главных архипастырских обязанностей, а для сего б) возможно больше облегчить для него исполнение обязанностей администраторских. То и другое может быть достигнуто при некотором изменении существующего строя епархиального управления.

Епископская власть, будучи центральным органом епархиального управления, ведает дела вверенной ему епархии через подчиненные органы: консистории, советы, благочинных и т. п. Установившийся порядок сношения епископа с этими органами управления исключительно через бумажное делопроизводство чужд живой естественной связи. Епископы лично не присутствуют при обсуждении и решении дел ни в консистории, ни в советах, ни в других учреждениях епархиальных, а просматривают доклады у себя на дому. Для сего к епископу восходит такая масса всевозможных докладов и дел важных и неважных, что ему приходится все свое время тратить на просмотр их в ущерб более существенных и важных своих обязанностей пастырских.

Кроме того, отношения существующих административных органов епархиального управления между собой и к епископской власти так поставлены, что они не облегчают друг друга, но часто еще более осложняют и затрудняют дело. В них безразлично смешиваются все области и отправления епархиального управления: следственные, судебные и административные и т. п., и ни один из них не имеет своей ответственности; так например: благочинный в своем округе есть администратор, судья и следователь и нравственный руководитель и т. п. Вследствие этого одно и то же дело без нужды проходит через несколько инстанций, каждая инстанция может решить его по-своему, а все эти решения могут быть кассированы епископом. Посему для более правильного и закономерного устройства всех функций епархиального управления было бы желательно следующее:

1) Чтобы епархиальный епископ мог лучше сосредоточить все свое внимание на делах важнейших, требуемых долгом высшего пастырского служения, – необходимо освободить его от множества мелочных дел и передать их в ведение низших административных органов. И эти низшие органы нужно поставить в такие отношения между собой и к архиерейской власти, чтобы они не были подчинены друг другу или подавляемы один другим, но все сосредоточивались бы около одной епископской власти и от нее получали бы компетенцию для самостоятельного действования каждого в своих пределах.

2) Дела епархиального управления распределить так, чтобы каждая инстанция самостоятельно и вместе с тем ответственно могла заведовать известным кругом дел, не допуская надобности одному и тому же делу проходить через несколько инстанцией с пересмотром, а иногда и перерешением в каждой из них.

3) Производство дел путем канцелярской переписки требует возможного сокращения и упрощения, что может быть достигнуто заменой, где это возможно, бумажного ведения дела устным и личным.

4) Чтобы епархиальное управление было действительно епархиальным, – необходимо поставить в надлежащие пределы значение и влияние светского элемента в Духовном Ведомстве; это может быть только тогда, когда светские чиновники (секретари, столоначальники и т. п.) как в определении на должность, так и при отправлении своих должностей, будут подчинены епархиальной администрации.

На основании сих соображений, состав епархиального управления может быть устроен таким образом.

Ближайшими к епархиальному епископу и высшими органами управления им епархией должны быть: а) духовная консистория и б) епископский совет. Каждый из этих органов, находясь в полной независимости один от другого, действует каждый в своей области самостоятельно, концентрируясь в епископской власти.

Духовная консистория представляет из себя присутственное место с административно-судебным характером; поэтому она должна ведать дела епархии только административно-судебные. Этот общий характер учреждения указывает, что и самое делопроизводство в ней, для более правильного, ускоренного и упрощенного течения, должно быть подразделено на два ряда, административное и судебное. Из той и другой области ведению консистории должны подлежать только важнейшие дела, которые восходят до архиерейского рассмотрения и стоят вне компетенции низших органов управления, какая будет дана сим последним епархиальной властью. Таковы, например, дела о замещении церковных должностей, об открытии новых приходов, построении церквей, судные дела, касающиеся преступлений по должности или по церковному имуществу, заведование имуществом церквей, монастырей, распространение неправых учений в епархии, преступления против веры и церковного благочиния, сношения епархиальной власти с высшими церковными и гражданскими учреждениями и т. п.

Административная часть делопроизводства с наибольшим сокращением бумажного ведения может происходить своим обычным порядком. Судебной же, применительно к существующему порядку гражданского судопроизводства, желательно придать гласный характер. Имея в виду, что в настоящее время делопроизводство консистории слишком обременено изысканием необходимых справок, разных дополнительных сведений, за которыми самой консистории приходится обращаться не только к низшим органам епархиального управления, но и сноситься с другими общественными или правительственными учреждениями, что эта работа, увеличивая бумажное производство, значительно затягивает самое решение дел, – постановить непременным условием (как это делается в общих судебных установлениях гражданского ведомства), чтобы проситель или истец, а равно и ответчик, сами собирали и представляли в консисторию необходимые для решения дела данные, на основании которых консистория могла бы делать и свои постановления. Это условие, значительно облегчив канцелярское делопроизводство, ускорит течение самых дел, а также может влиять и на сокращение оных, отнимая охоту возбуждать и вести дела по побуждениям эгоистическим, из-за любви к кляузам, тяжбам и т. п. Гласный суд должен происходить в консистории под председательством епархиального епископа, который для сего раза два или три в неделю является в присутствие консистории. Докладывает присутствию член, производящий дело, с необходимыми справками; допрос подсудимых делает председательствующий епископ. Присутствующие члены предлагают свои мнения, которым предоставляется в этом случае полная свобода. Если епархиальный епископ не может в определенный день присутствовать в консистории, то он может поручить председательство и решение известного рода дел своему викарию, где таковой имеется, или старейшему члену. Компетенция решения дел в обоих случаях имеет одинаковую силу с решением епископа. Дела же более важные, не требующие спешного решения, могут откладываться до личного председательства епископа.

Желательно присутствие епархиального епископа, хотя бы по временам, и при рассмотрении дел административных.

Присутствие епископа в консистории не может служить унижением епископской власти, а напротив, поставит ее в более близкие и правильные отношения к ближайшим органам епархиального управления, придаст постановлениям консисторским и решениям епископа наибольшую твердость и авторитет, устранит множество излишней переписки между консисторией и архиереем, а также значительно сократит для епископа количество деловых приемов, личных объяснений и рассмотрений дел на дому, предоставляя ему более времени на исполнение других дел его высокого пастырского служения.

Члены консистории как из белого духовенства, так и монашествующих, должны быть выбираемы и утверждаемы в своих должностях самим епархиальным епископом. Полезно было бы, если бы половина членов белого духовенства назначалась самим епископом, а другая избиралась духовенством на епархиальных съездах. Секретари и другие чиновники консистории должны избираться самой консисторией и утверждаться епархиальным епископом.

Секретарями могут быть не одни светские чиновники, но и лица в священном сане, имеющие общее юридическое и богословско-каноническое образование.

Весь механизм делопроизводства консистории должен быть определен уставом консисторий.

В каждой епархии существуют разного рода епархиально-административные, просветительные и т. п. учреждения – с советами и правлениями учебно-воспитательными, миссионерскими, братскими, свечных заводов, епархиальных съездов, эмеритальных и других вспомогательных касс и т. п. Подобные учреждения могут возникать вновь еще и еще. Все они объединяются в лице епархиального епископа, и потому дела от них поступают на рассмотрение епископа, ложась тяжелым бременем на его время и силы.

При разнообразии и обособленности всех вышеизложенных учреждений, одному епископу крайне затруднительно входить в обстоятельное рассмотрение всех дел, поступающих к нему, и руководить самой жизнедеятельностью этих учреждений.

Поэтому желательно объединить рассмотрение этих дел в особом учреждении при епархиальном архиерее, с наименованием его «епископским советом».

Так как при обсуждении дел, поступающих в епископский совет, могут встретиться вопросы, касающиеся компетенции консистории или соприкасающиеся с приходской жизнью, то в епископский совет должны входить: один член консистории и два лица из приходского духовенства по избранию епископа. При рассмотрении дел, касающихся уездных самостоятельных учреждений в епископском совете могут присутствовать председатели этих учреждений.

Совет происходит под председательством одного из старейших членов из состава совета по выбору самого совета. Обязанности секретаря совета исполняет особое избранное советом лицо, носящее духовный сан, с вознаграждением по усмотрению епископа.

В епископский совет поступают все дела по всем существующим и вновь возникающим епархиальным учреждениям, решение которых стоит вне ведения духовной консистории.

Дела докладывает в совете представитель того учреждения, от которого поступает дело. По обсуждении все сделанные и мотивированные постановления в собрании совета вносятся делопроизводителем в журнал, который по подписании членами совета и представляется епископу на утверждение, после которого постановление приводится в исполнение обычной рассылкой дел по месту назначения с пометкой секретаря об утверждении постановления епископской властью.

Епископский совет собирается по мере надобности, но не менее одного раза в неделю.

Учреждение епископского совета, не изменяя существа дела и характера отношений епископской власти к существующим епархиальным учреждениям, значительно облегчает его и в то же время не потребует особых значительных затрат на содержание его.

Епископский совет, кроме рассмотрения восходящих к архиерею дел, может быть полезным совещательным органом для епархиального архиерея по различным вопросам, возбуждаемым течением как епархиальной, так и общественной жизни.

Организация или установление такого действенного епархиального органа епископской власти, который бы объединял в своем ведении всю область епархиального управления, – представляется затруднительною, так как разнообразие и обособленность действующих в епархии учреждений и делопроизводство по ним должны сами собою разъединить и самый орган.

Важнейшим и живым органом общения епархиального епископа со своей паствой могут служить епархиальные съезды.

Настоящее положение этого органа далеко не соответствует тому значению, какое он должен и может иметь преимущественно в современный период ожидаемых реформ в церковной и государственной жизни. Главные недостатки существующего правопорядка епархиальных съездов следующие:

а) случайность, в зависимости от личной воли местного епископа;

б) исключительно сословный характер: собираются одни священники или только благочинные;

в) исключительно хозяйственный характер: содержание духовно-учебных заведений, учреждение коммерческих предприятий (свечных заводов, эмеритальных касс и т. п.).

Поэтому желательно:

1) Чтобы епархиальные съезды не были явлением случайным в епархии, но непременно собирались бы однажды в год в более удобное и свободное для духовенства время. В особенных случаях, как при выборах должностных лиц в учебных заведениях или членов консистории, епископ может созывать экстренные съезды.

2) Съезд должен состоять из избранных от благочиннического округа депутатов (по два или по три от округа), которыми могут быть не одни священники, но и диаконы; кроме того, небесполезно на съездах присутствовать также и мирянам, избранным из числа почетных прихожан на благочиннических собраниях. Все депутаты должны быть снабжены от благочиннических собраний уполномочиями.

3) Необходимо за некоторое времени до открытия съезда оповещать о предметах занятий на оном и тех вопросах, которые подлежат обсуждению.

Вопросы эти предварительно должны быть обстоятельно рассмотрены, обсуждены и приведены к определенному выводу или решению на благочиннических собраниях, с каковым материалом депутаты и должны являться на общий епархиальный съезд.

При учреждении ежегодных съездов предметы занятий будущего съезда и частные вопросы, подлежащие предварительной разработке, могут быть намечаемы на самых съездах.

4) Желательно, чтобы на съездах председательствовал сам епископ. Присутствие епископа на съезде даст ему возможность ближе, лицом к лицу, ознакомиться с нуждами и потребностями паствы, выраженными прямо живым обменом мыслей, – услышать советы и мнения лучших людей из вверенной паствы, которыми епископ может воспользоваться в трудном и ответственном деле управления Церковью; да и самому епископу, находящемуся среди представителей целой епархии из клира и мирян, представляется благоприятное время, чтобы высказать свои архипастырские недоумения, советы, просьбы, распоряжения или тому подобное, что подскажет ему его отеческое, преданное своему высокому служению сердце.

Опасаться за искренность и свободу мнений – нет оснований.

Известный такт епископа, сознание высоты общего дела, для которого собираются депутаты, предоставление присутствующим полной свободы для выражений личного мнения по всякому предложенному вопросу без опасения какой-либо ответственности, привычка видеть в лице епископа не начальника только, но архипастыря, с отеческой любовью и открытой душой относящегося ко вверенной ему пастве, – все это, возбудив взаимное доверие, вполне обеспечит желательную откровенность в обмене мнений всех членов съезда.

5) Что касается существа дел, подлежащих ведению съездов, то желательно расширить круг этих дел, не ограничивая его только одними хозяйственными и экономическими вопросами, но простирая заботу их на все пастырское делание.

Сюда могут быть представляемы на обсуждение вопросы, касающиеся духовно-просветительных нужд приходов, устройства библиотек, религиознонравственных чтений, бесед, изыскания способов и средств для самообразования самого духовенства, не только священников, но и низших членов клира, устройства просветительных и благотворительных учреждений, способов воздействия на паству, особенно там, где распространяются в народе неправильные учения, или тому подобное.

Порядок рассмотрения подлежащих обсуждению съездов предметов может определяться самими съездами, подразделяясь на несколько отделений или комиссий, смотря по характеру самых дел.

• 2) Все вопросы, мнения и постановления, обсуждаемые на епархиальных съездах, должны быть записываемы, а некоторые с разрешения епископа и публикуемы в местном епархиальном органе, так чтобы все это представляло отчетную хронику епархиальной жизни и давало материал для проверки течения ее высшей церковной властью.

В каждом благочинническом округе целесообразно учреждение благо чиннических советов, которые должны состоять из благочинного (он же и председатель) и двух членов, избираемых на благочиннических собраниях из священников округа и утверждаемых епархиальной властью.

Благочиннические советы созываются благочинными по мере надобности. Предметами, подлежащими рассмотрению благочиннических советов, могут быть:

1) Рекомендование лиц, заслуживающих, по мнению совета, особого внимания епархиального начальства при представлении к наградам.

2) Указание священнослужителей, которым нужно предоставить составление и произнесение катехизических поучений в известном году.

3) Составление и выдача засвидетельствований о семейном положении и материальных средствах ищущих казенного содержания воспитанников и воспитанниц местных духовно-учебных заведений.

4) Рассмотрение и решение споров и неудовольствий между членами причта, возникающих из-за раздела приходских доходов, пользования церковной землей и церковными усадебными строениями.

5) Рассмотрение жалоб на кого-либо из духовных лиц, в которых они обвиняются: или а) в небрежном исполнении своих обязанностей, например в опущении богослужения, молебнов, спешном чтении и пении при богослужениях, неправильном исполнении треб церковных, своевольных отлучках, или

б) в нарушении благочиния и порядка во время совершения треб в домах прихожан, или в) в уклонении от правил благоповедения, например в склонении к нетрезвости, ссорам, сквернословию, пляске и игре в карты на пирах, в знакомстве и дружбе с людьми зазорного поведения и т. п.

Благочиннический совет может употребить против виновных следующие меры взыскания: замечание, выговор и денежное взыскание в пользу попечительства о бедных духовного звания от одного до пяти рублей; эти взыскания не вносятся в формулярные списки, а записываются благочинными в особую тетрадь. В случае повторения оштрафованными лицами одних и тех же поступков– после троекратного штрафа о них доносится епархиальному начальству с объяснением принятых к исправлению виновных мер.

Кроме сего, нельзя не признать желательным введение иерейского суда чести или совести на благочиннических съездах. Есть пороки, которые не могут быть предметом разбирательств в обычном судопроизводстве; такие пороки делают клирика нетерпимым среди пастырей. Среди пастырей может оказаться человек, служащий соблазном для округа; обыкновенно, такие люди спокойно носят рясу, служа соблазном для пасомых. Формального суда такие люди не боятся, а между тем они приносят страшный вред Церкви. В этом случае с большим успехом может быть применен суд братский, чуждый формального производства и рассчитанный исключительно на то, чтобы заронить жгучую искру в совесть виновного и возбудить в нем чувство раскаяния.

В настоящее время благочинные значительно уклонились от своего назначения, указанного инструкцией. Благочинные чрезмерно обременены механическим исполнением внешних дел, например, получением указов консистории и деланием по ним справок и посылкой их обратно, собиранием книг и отчетов всякого рода и отправкой их по назначению, расписанием крестных ходов и наблюдением за исполнением их, счетами всякого рода денежных сборов по церквам, записыванием их и отправкой по назначению и т. п.

Желательно:

1) Освободить благочинного от исполнения непроизводительных для его должности работ по вышеуказанным статьям, поручив эти дела помощнику благочинного, избранному самим духовенством благочиннического округа и утвержденному епархиальной властью.

2) Благочинный должен быть избираем всеми членами причта и церковными старостами благочиннического округа и утверждаем в своей должности на известный (трехлетний) срок епархиальной властью.

3) Главное внимание благочинного должно быть обращено на устроение церковно-приходской жизни. Как лицо, близко стоящее к самому духовенству и мирянам и облеченное особым доверием избравших его собратий, благочинный может и должен быть ближайшим руководителем их в исполнении ими своих прямых обязанностей. Он же, как приходский священник, имеет возможность входить и в нужды подведомых ему приходских жителей и таким образом устроять и утверждать взаимообщение пастырей с пасомыми, священников и других членов причта с прихожанами.

4) Желательно, да и самым делом требуется, чтобы объезды и обозрения церквей и приходов были более или менее продолжительны, давая возможность благочинному ознакомиться со всеми сторонами церковно-приходской жизни; поэтому было бы полезно, чтобы при этом обозрении присутствовали не одни члены причта с церковными старостами, но и выборные от прихожан, которые бы также и непосредственно могли свидетельствовать или заявлять благочинному о своих духовных нуждах. При этих же обозрениях благочинный может входить в рассмотрение и возникающих недоумений или жалоб как между самими членами причта, так и между причтами и прихожанами, предупреждая, таким образом, могущую возникнуть вражду в самом ее возникновении и тем избавляя высшие инстанции от тяжебного делопроизводства.

5) Отношение благочинного к подведомым ему священникам и другим членам причта должны быть чужды начальнического тона, а отличаться братским взаимообщением, чтобы каждый член причта, относясь с доверием к нему, мог откровенно и безбоязненно высказывать ему свои и духовные и материальные нужды, ожидая от благочинного доброго совета и указания.

Что же касается вопроса о реформе духовно-учебных заведений, то в ответ на этот вопрос прилагается подлинная записка ректора и инспектора Московской семинарии:

«За последние годы сравнительно прежде спокойная и нормальная жизнь наших духовных семинарий во многих из них нередко нарушалась и в настоящую пору нарушается разными массовыми беспорядками, принимавшими иногда характер дикого разрушения всего, что попадалось под руку и что можно было повредить и испортить. Такие волнения, сопровождающиеся даже прекращением на время учебных занятий, в последнее время захватывают все больший и больший район и выражаются все в большей и большей степени произвола и насилия. В немногих уже семинариях идет еще жизнь более или менее нормально, не прерываемая огульными беспорядками со стороны воспитанников; но и в них в настоящее поистине ужасное время ни на один час нельзя положиться за спокойствие будущего дня. Постоянная забота и внутренняя тревога о завтрашнем дне, если сегодня было покойно, ни на одну минуту не покидает начальства и постоянно тяжелым камнем лежит у него на сердце. При таком ненормальном и тревожном положении дела у каждого не безучастно относящегося к интересам духовных заведений невольно возникает вопрос: где корень и в чем причина переживаемых беспорядков и волнений в наших семинариях? Обусловливается ли это исключительно неудачным выбором и назначением административных лиц, мало подготовленных к трудной педагогической деятельности и недостаточно знакомых с внутренним бытом воспитанников семинарий или же, может быть, причина массового неудовольствия и брожения кроется в общем учебно-воспитательном строе наших духовно-учебных заведений, за последнее время, быть может, мало отвечающих тем целям, для которых они существуют, и тем новым запросам, которые самою жизнью все настойчивее и настойчивее предъявляются к служителям Церкви?

По беспристрастному наблюдению и близкому знакомству с жизнью и настроением воспитанников семинарии, во всех и бывших и – без сомнения – еще имеющих быть беспорядках в духовных заведениях причина таких грустных явлений – не в одном начальстве, не в одном его неумении вести педагогическое дело надлежащим образом. Не будем, конечно, отрицать и того факта, что ректор и инспектор не всегда бывают на высоте своего положения, не всегда отвечают высоким требованиям, предъявляемым к ним, как руководителям юношества в науке и жизни, и потому готовы охотно согласиться, что иногда и в их индивидуальных дефектах лежит причина распущенности заведения, переходящей потом в открытое безобразие. Очень может быть, что и со стороны лиц администрации допускается иногда бестактность – особенно в состоянии потери духовного равновесия способная возбудить воспитанников и послужить затем поводом к крупным недоразумениям. Все это возможно и бывает на самом деле; тем не менее, не везде и не всегда происхождение беспорядков можно объяснить отрицательными только качествами административных лиц. Нормальная жизнь заведений сменялась беспорядками часто и там, где начальство – не новички в педагогическом деле, а всю жизнь отдали воспитанию юношества и среди него приобрели достаточный авторитет и уважение. По опыту знаем, что, если воспитанники до поры до времени и не проявляют открыто своих чувств недовольства существующим строем жизни заведений – с одной стороны – по страху пред мерами взысканий, а с другой, может быть, по нежеланию нарушать лучшие традиции, связанные с заведением, тем не менее, за исключением меньшинства, в своей душе они вполне согласны с теми из своих товарищей, которые открыто заявляют протест против существующего строя, в какой бы нелегальной форме он ни проявлялся. Между ними идет оживленный обмен мыслями в форме обращений и воззваний от одной семинарии к другой, сообща вырабатываются ими желательные для них проекты изменений в курсе семинарского образования и воспитания и проч. и проч. Это обстоятельство характерно указывает на то, что дух недовольства повсеместно живет в наших заведениях и, при наличности каких-либо поводов – в характере ли лиц администрации, или в каких-либо местных условиях жизни, это чувство всегда готово громко заявить о себе в самой нелегальной форме. Иногда же и без всякого внешнего повода воспитанники подают от себя петиции о желательной в непродолжительном времени реформе духовных заведений, поголовно прекращают занятия, разъезжаясь по домам впредь до удовлетворения их просьб. Все это – очень печальные страницы в летописях жизни духовно-учебных заведений, и потому является настоятельная нужда серьезнее заняться вопросом об обучении и воспитании в духовных семинариях, вникнуть во внутренний мир и настроение питомцев, разобраться во всех по возможности условиях жизни и применительно к этому произвести некоторые перемены в постановке образовательного и воспитательного дела в семинариях, но с непременным условием сохранения за ними типа духовно-учебных заведений с прежней главной задачей и целью приготовления к высокому пастырскому служению в Церкви Христовой.

Духовные семинарии, просуществовавшие уже не одну сотню лет и за это почтенное время выпустившие из своих стен немалое количество глубоко образованных серьезных мужей, с честью послуживших своему отечеству на разных видных местах церковной и общественной жизни, имеют все исторические основания для продолжения своего существования. Для своих церковных нужд и потребностей Церковь не может обойтись без своих церковных школ, как вообще и государство для своих целей не может не иметь разных профессиональных школ. Поэтому духовные семинарии, по нашему мнению, должны сохранить свое существование с главной задачей – умственного и нравственного приготовления юношества к духовному званию. Нам, конечно, могут возразить, что духовные заведения существуют, они есть, но только не достигают тех целей, для которых существуют, и потому не лучше ли их совсем упразднить и заменить чем-либо новым, более полезным для дела? При рассуждениях по этому вопросу не бесполезно руководиться мудрым изречением покойного митрополита Филарета, что нужно всегда помнить старое и с осторожностью вводить новое. До настоящего времени наши духовные школы имели своею задачею не только приготовить достойных лиц для прохождения пастырского служения в Церкви Божией, но и вообще предоставить возможность детям Духовного Ведомства получать образование при льготных условиях жизни. Таким образом, и общеобразовательная цель, и главная специальная цель приготовления к пастырству – до сего времени как бы объединялись в наших духовных заведениях, и потому в желательной мере не достигалось ни то, ни другое, и в особенности последнее. Опыт последних лет наглядно убеждает в той печальной действительности, что, по окончании курса в семинарии, лучшие из воспитанников с каждым годом все настойчивее и настойчивее стремятся в высшие светские школы, забывая и о духовной академии и о пастырском служении, к которому, по-видимому, подготовлял весь курс семинарского образования. По нашему мнению, теперь наступила неотложная потребность, не откладывая дела на далекое будущее, теперь же серьезно заняться пересмотром существующего устава духовных семинарий и, может быть, во многом изменить его применительно к новым запросам жизни, предъявляемым к пастырям Церкви.

Если теперь в большинстве случаев лучшие воспитанники семинарий не только не остаются в епархиях на церковной службе, но даже и высшей духовной школе, академии, предпочитают светские заведения, поступления в которые домогаются всякими способами, то, думается, ввиду такого явления было бы весьма благовременно и полезно в курсе семинарского образования сделать перерыв, т. е. известным классом, например 4-м, закончить в семинариях курс общеобразовательный, с предоставлением с успехом окончившим этот класс прав поступления в светские высшие школы наравне с окончившими курс наук в светских среднеучебных заведениях. Ведь дети духовенства, как сословия трудящегося на благо Церкви и отечества, имеют неотъемлемое право на образование наравне с детьми других сословий государства, но далеко не все из них будут потом гореть искренним желанием и расположенностью принять на себя нелегкое бремя пастырского служения в Церкви Христовой, далеко не все в состоянии будут осуществить задачу истинно священнической жизни – быть светом мира и солью земли. А без внутреннего расположения и влечения не будет доброго пастыря, душу свою полагающего за овцы своя, а будет наемник, заботящийся о собственном благополучии. Вот почему и казалось бы полезным разъединить курс семинарского образования, предоставив желающим из окончивших курс 4-го класса семинарий право свободного выхода для поступления в высшие светские школы по своему усмотрению, а два последних богословских класса, 5-й и 6-й, предоставить тем, кто сознательно поприщем дальнейшей своей деятельности изберет для себя пастырское служение и кто не вправе будет говорить потом, что ему в силу необходимости пришлось принять на себя священное звание. Возможное опасение, что при такой постановке учебного дела в духовных школах все лучшие воспитанники уйдут на сторону и не останется тогда подготовленных лиц к пастырскому служению, нам представляется напрасным. Уставом духовных семинарий 1867 года до 1879 года было предоставлено право воспитанникам семинарий из 4-го класса поступать в университет по проверочному экзамену, но ведь немногие тогда пользовались этим правом, а большинство оканчивало полный курс семинарского образования и оставалось в епархии на разных должностях пастырского служения. Так же точно будет и в настоящее время, если курс семинарского образования будет разъединен 4-м классом. А если бы на самом деле из духовных школ – особенно в первое время – и оказался значительный отлив на сторону, то этому горю, кажется, легко пособить, если только в специально-богословские классы открыть свободный доступ а) лицам, окончившим курс в светских среднеучебных заведениях, имеющим расположенность к духовному званию, и б) тем из послуживших в диаконском сане, которые возымели бы желание прослушать курс богословских наук для лучшего приготовления к пастырской деятельности. При таком порядке в количественном отношении контингент достойных лиц для пастырского служения нисколько не умалился бы, а в нравственном отношении он в большей степени соответствовал бы духовным качествам истинных служителей Церкви.

Для достижения вышеозначенных целей, нам думается, необходимо, с одной стороны, расширить программы некоторых общеобразовательных предметов, а с другой – в курс богословских классов ввести некоторые новые предметы, полезные в широкой пастырской деятельности. По нашему мнению, следовало бы расширить программу гражданской истории, математики до соответствия их с программами светских средних школ (гимназий); в историю русской литературы ввести обозрение произведений писателей позднейшего времени, которыми так зачитывается общество, считая их выразителями идеалов переживаемого времени. Если бы при этом получилась слишком широкая программа, трудно выполнимая в продолжение учебного года, то без особого ущерба делу скорее можно было бы сократить и даже выпустить некоторых из древних писателей, утративших интерес для запросов современной жизни, чем оставить юношество без критического знакомства с теми воззрениями современных писателей, которые теперь модны и которыми импонирует и щеголяет читающая публика. Будущему служителю алтаря не бесполезно знать, какими взглядами живет общество и в чем их несостоятельность, так как всякий пастырь добрый, вращаясь среди своей паствы, неизбежно столкнется с людьми, увлекающимися или Горьким, или Чеховым, или Короленко, или Потапенко, или кем-либо другим, и всякому вопрошающему он должен быть готов дать ответ для наставления, назидания или решения какого-либо недоумения. Словом, по самому своему положению служитель Церкви должен стоять в курсе течения жизни, чтобы вовремя предохранить своих пасомых от увлечения новомодными учениями во вред христианским истинам. Поэтому весьма полезно наперед быть осведомленным с характером литературных произведений последнего времени.

Далее: так как миновал уже период увлечения классицизмом, то в 5-м и 6-м классах без всякого ущерба учебному делу полезно было бы совсем уничтожить уроки по древним языкам, а в первых четырех – сократить их число и взамен их назначить уроки по немецкому и французскому языкам, изучение которых сделать в семинариях общеобязательным, а не только для желающих, как обстоит дело теперь. Знание новых языков в настоящее время решительно необходимо не только ввиду дальнейшего образования некоторых из воспитанников в высших светских школах или духовной академии, но и вообще полезно в широкой деятельности пастыря при возможности сношений его с людьми разного положения и разных исповеданий. Желательно было бы, далее, ввести в курс общеобразовательных предметов хотя бы сравнительно краткое изучение естественных наук. Нет необходимости доказывать ту истину, что знание природы может служить источником глубокого размышления и назидания; это понятно само собой, так как в ней (природе) ясно открываются премудрость и благость Творца вселенной. По собственному опыту знаем, что заметным пробелом в общем, можно сказать, солидном умственном развитии воспитанников семинарий является незнакомство с естественными науками. Ведь не столько сами естественные науки, сколько их незнание может оказывать в настоящее время очень вредное влияние на религиозные устои учащегося юношества, не исключая и духовного. Бороться с этим злом недостаточно путем одного строгого запрета знакомства с воззрениями каких-либо крайних представителей наук естественных, но гораздо целесообразнее наперед разъяснить воспитанникам основные положения естествознания, его научные аксиомы, чтобы в школе они основательно уразумели, какие положения в естествознании следует принимать за бесспорные истины, какие нужно считать за правдоподобные гипотезы и какие – только за поспешные, недостаточно обоснованные выводы. Умение разобраться во всем этом являлось бы лишним подспорьем в деле научной обоснованности христианских истин и в целях их апологетики от разных возражений со стороны естественных наук. Помимо всего этого, знакомство с естественными науками могло бы иметь и непосредственное практическое значение в жизни и деятельности пастырей Христовой Церкви. Великая книга откровения в природе предоставит им неисчерпаемый источник и для собственного назидания и для назидания паствы. О великих отцах Церкви мы знаем, что они любили в природе, в устроении мира показывать премудрость, и всемогущество Творца. Между тем в своих понятиях о природе наши пастыри очень немногим возвышаются над своей паствой, немногие в состоянии объяснить законы жизни растений, явление падающих звезд, строение солнечной системы и проч. Конечно, священник прежде всего должен быть пастырем духовным; но не повредит его духовному пастырству, если он будет человеком просвещенным и в области естествознания. Другим пробелом в курсе семинарского образования, также очень чувствительным, является отсутствие знакомства с гражданским правом. Кончающие курс семинарских наук кандидаты священства в этой области не имеют сведений, безусловно необходимых для всякого гражданина. Они незнакомы ни с законами о воинской повинности, ни с правами и обязанностями всякого члена государства, ни вообще со строем государственной жизни; а это незнание в жизни отражается печальными последствиями. Поставленный учить и просвещать других, священник не только не может быть отцом и руководителем паствы, дать совет по разным юридическим вопросам, но и сам нередко оказывается в беспомощном положении. Вот по каким соображениям и желательно было бы в старших классах семинарии ввести краткий курс гражданского права и тем пополнить существенный дефект семинарского образования. Введение этого нового предмета не увеличило бы в общем количества предметов в богословских классах, если бы уроки по древним языкам были упразднены в них и если бы обличительное богословие перестало быть отдельным, самостоятельным предметом и органически слилось бы с предметом догматического богословия, как это и было до устава духовных семинарий 1884 г. Изучение западных исповеданий с успехом может быть достигаемо одновременно с изучением догматического богословия и церковной истории. Что касается гомилетики, то постановка этого предмета в духовных семинариях должна быть существенно изменена. Те несложные сведения по теории церковного красноречия, которые извлекаются из учебника Фаворова, могли бы быть сообщены в несколько уроков, а затем свои проповеднические способности воспитанники семинарии должны развивать и упражнять в составлении проповедей и поучений на всевозможные разнообразные темы. Параллельно со своими домашними работами, они должны знакомиться с историей проповедничества и с лучшими духовными витиями русской Церкви, чтобы этот исторический обзор проповедничества на Руси с очевидностью показал им, как учили народ лучшие пастыри Церкви, какие темы избирались ими для поучений, что и как говорили они народу в разных случаях его радостной и скорбной жизни. Знакомство со всем этим установит правильный взгляд воспитанников семинарии – будущих кандидатов священства – на великую важность и значение проповеднической деятельности в жизни доброго пастыря Церкви.

При выполнении намеченного строя учебного дела в духовных семинариях, по нашему мнению, всякий будущий кандидат священства вступит в жизнь человеком образованным, с запасом знаний живых, полезных ему на каждом шагу его деятельности. Настоящие же семинарии, хотя бесспорно дают удовлетворительное богословское образование, между тем в области общеобразовательных предметов мало дают воспитанникам живых знаний, полезных для их будущей широкой деятельности. До сих пор наши семинарии большею частью знакомили своих питомцев лишь с теми идеями и течениями умственной и нравственной общественной жизни, которые отжили свое время и стали уже достоянием истории, а о новых веяниях, новых идеях ничего не говорится, так что воспитанники сами на стороне разными способами знакомятся с ними, к сожалению – далеко не всегда при правильном освещении и понимании дела. Оттого-то общий уровень развития кончающих семинарский курс оказывался недостаточно высоким.

Не без крупных недостатков обстоит и дело воспитания в наших духовных семинариях; и в этой области необходимо произвести реформу многих сторон воспитательного дела. По существующему порядку в духовных семинариях воспитанием непосредственно ведает о. духовник семинарии и инспектор со своими помощниками. Но они поставлены в такие условия, при которых немыслима правильная и желательная постановка воспитательного дела. Вся деятельность о. духовника семинарии исчерпывается одним служением в семинарском храме в воскресные и праздничные дни и исповедью воспитанников на первой неделе Великого поста, да и то далеко не всех, так как многие говеют и приобщаются Святых Таин вместе с родителями в своих приходских храмах; никакого другого отношения к семинарии в действительности о. духовник не имеет. Жизнь воспитанников идет сама собой, без всякого с его стороны влияния на ее строй и характер. Никаких рассуждений с ними по разным знаменательным случаям жизни он не ведет и никогда не знает паче внутренних дум, мыслей и чувств. Правда, он присутствует на общих утренних и вечерних молитвах, полагает начало молитв и делает отпуст, но этим и ограничивается вообще его участие в воспитании юношей – будущих служителей алтаря; о каком-нибудь ближайшем, живом отношении к делу воспитания, о какой-нибудь реальной, видимой пользе в поведении учеников от нравственного воздействия на них о. духовника, по нашему глубокому убеждению, не может быть и речи. Остается инспектор со своими помощниками, как главный руководитель и ответственное лицо в воспитании учеников семинарии. С целью нравственного воздействия и влияния на них он обязан непосредственно входить во все подробности жизни воспитанников; ему нужно быть человеком, знающим душевные особенности каждого воспитанника, чтобы иметь возможность благотворно влиять на склад его умственных и нравственных сил и всегда вовремя приходить к нему на помощь. Само собою понятно, что такие отношения со стороны инспектора к каждому из питомцев в отдельности – это идеальные отношения, к которым нужно стремиться всеми силами, но вполне осуществить их невозможно, особенно в многочисленных семинариях. Немыслимо близко знать настроение каждого воспитанника, если их до 600 и более в заведении; физически невозможно заглянуть в душу каждого из них, чтобы быть «всем вся», вовремя придти на помощь их наболевшей душе, облегчить и рассеять их внутренние недоумения и сомнения. Вот почему, при настоящем положении дела, все требования, предъявляемые к обязанностям инспектора, главным образом сводятся к наблюдению за внешним благоповедением воспитанников: за исправным посещением ими уроков, молитв и служб церковных, за их успехами в занятиях, вообще – за внешней их корректностью; а что иногда скрывается за внешней благопристойностью воспитанников в их умах и сердцах, – это большей частью неведомо инспектору, и лишь случайно их дух и настроение выражаются иногда в каких-либо странных и непонятных поступках. При настоящем строе семинарской жизни, когда, помимо прямых обязанностей по надзору за воспитанниками, инспектор постоянно отвлекается на сторону то распорядительными собраниями, то другими разного рода хозяйственными заботами, по нашему глубокому убеждению, немаловажная заслуга с его стороны заключается уже в том, если он, проникнутый желанием всегда добросовестно относиться к исполнению своих обязанностей, при всех случаях сохранит спокойствие и равновесие духа в отношениях к воспитанникам, в состоянии авторитетно беседовать с ними для поддержания порядка по разным злободневным вопросам и вообще всей своей деятельностью не лишит себя доверия со стороны питомцев.

Ближайшими сотрудниками инспектора в деле воспитания являются его помощники. Но трудность их положения красноречиво свидетельствует тем фактом, что с этой должности бегут все, кому представляется возможность уйти; явилась даже необходимость принудительно установить двухлетний срок службы на должности помощника инспектора. Ему, как и инспектору, некогда входить в тесное общение с каждым из учеников. В день очередного дежурства по семинарии все время у помощника инспектора уходит на выполнение обязанностей для поддержания порядка в заведении; ему по классам надо проверить учеников – все ли явились они на уроки; ему необходимо заглянуть то в один, то в другой класс, чтобы остановить поющих и шумящих перед приходом наставников, и во время уроков ему нередко приходится заглянуть в потаенные уголки, где иногда позволяют себе воспитанники безмятежно проводить время в приятных разговорах, самовольно уклоняясь от того или другого предмета; к нему часто обращаются сами воспитанники за разными справками и проч. и проч. Так весь день незаметно проходит у него в погоне лишь за исполнением неотложных обязанностей для поддержания порядка в поведении воспитанников. Говоря короче, до сих пор семинария не знала воспитания в собственном смысле слова, а знала лишь одну дисциплину. Ее воспитатели стремились не столько к нравственному развитию воспитанников, сколько к установлению в их поведении внешнего порядка и благопристойности; а душевное их настроение, их непрестанная внутренняя работа над нарождающимися новыми запросами и сомнениями, словом – все, что составляет самую суть воспитания, над чем следовало бы сосредоточить все внимание, – все это большей частью остается в тени, на втором плане. Вследствие этого и неизбежно то печальное явление, что, при всей, по- видимому, добросовестности воспитателей в исполнении своих обязанностей, на самом деле настроение воспитанников и их поведение далеко не соответствуют самой цели существования духовно-учебных заведений.

Нам думается, что, для более нормальной постановки дела воспитания в духовных семинариях, прежде всего следовало бы освободить инспектора семинарии от многосложных занятий по хозяйственной части, чтобы дать ему возможность ближе стать к своим питомцам, жить с ними одною жизнью и все время посвящать разумному надзору за их умственным и нравственным развитием. Далее, всех воспитанников заведения следовало бы разделить по возрастам или по классам, разделить так, чтобы младшего возраста воспитанники, по возможности, не имели общения со старшими и прежде времени не научались бы от них знакомству с худой стороной человеческой жизни. Затем, вместо одновременного надзора трех-четырех лиц за порядком заведения, нам кажется, было бы несравненно целесообразнее и педагогичнее – для каждого возраста или класса иметь одного постоянного воспитателя, который бы знал воспитанников только своего класса, с ними одними проводил время в продолжение всего учебного года, с ними переходил в следующий класс и так руководил бы ими до окончания курса, а затем снова вступал бы в младший класс. При таком порядке каждый воспитатель, коротко зная своих питомцев, всегда имел бы полную возможность следить не только за внешнею благопристойностью в поведении учеников, но и за внутренним настроением их мысли и сердца. Но, если бы и при таком порядке дело воспитания стояло невысоко, то причина такого грустного явления, по нашему мнению, заключалась бы тогда или в неспособности к трудному педагогическому делу самого воспитателя, или же в его преступном нерадении о порученном ему важном деле.

Представляемая записка сводится к следующим положениям:

1) Исходя из того положения, что ряды пастырей Церкви должны пополняться только людьми, расположенными к этому высокому званию и проникнутыми истинно христианским настроением, необходимо разомкнуть духовную школу и дать свободный выход из нее всем, кто не может или не хочет посвятить себя на служение Церкви. В этих видах программа первых четырех классов семинарии, и теперь уже имеющая общеобразовательный характер, должна быть еще более расширена в этом направлении с тем, чтобы по окончании 4-го класса воспитанники семинарии могли беспрепятственно поступать в высшие светские учебные заведения.

2) 5-й и 6-й классы должны служить специальной подготовкой будущих пастырей, причем, для восполнения убыли от уходящих по окончании 4-х классов воспитанников, в них открывается доступ для не получивших полного образования о. диаконов и окончивших курс в средних светских или церковно-учительских школах.

3) Впрочем, и в первые четыре года учения духовная школа не должна терять свои характерные особенности, вытекающие из ее основной задачи. Она всегда должна иметь в виду только одну цель – приготовление достойных служителей Церкви и в этом духе и направлении вести все дело учения и воспитания с первого года до последнего.

4) В частности, в учебной части желательно было бы видеть следующие изменения и дополнения: а) число уроков по древним языкам должно быть сокращено; б) введено в программу изучение новых языков, естествоведения, законоведения и новейшей русской и иностранной литературы; в) изучению гомилетики, литургики и церковного пения должен быть придан по преимуществу практический характер; г) Священное Писание должно быть изучаемо в полном объеме и непременно прямо по тексту, с постоянным сличением перевода с подлинником.

5) Для лучшей организации воспитательного дела было бы целесообразно: а) разделить всех воспитанников по возрастам (младший – первые два класса, средний – 3-й и 4-й и старший – 5-й и 6-й), изолировать каждый из них от других и подчинить своему особенному режиму; б) создать институт специальных классных воспитателей, из которых каждый вел бы вверенный ему класс в течение всего курса; в) освободить инспектора от обязательного участия в распорядительных собраниях правления; г) преподавание богословских предметов поручать лицам, носящим священный сан; д) в специальных классах весь внутренний порядок жизни построить на строго церковных началах; е) в целях поддержания постоянной связи между школой и духовенством, увеличить число членов правления от духовенства, привлечь их к более деятельному участию в нравственном воспитании учащихся и возложить на них заведование хозяйственной частью в семинарии.

В соответствие соборной организации приходской общины и епархиального управления, на началах соборности должно быть преобразовано и высшее наше церковное управление. Высшая власть в Церкви, по каноническим правилам, должна принадлежать не лицу и не коллегии, как у нас сейчас, а собору епископов. Древнейшую форму соборного управления составляют, как известно из истории, провинциальные митрополичьи соборы, которые имели весьма важное значение. На них решались вопросы об учреждении новых епископских кафедр (1Всел.Соб. 4-е, 6-е), избрания и рукоположения епископов; на них производился суд над епископами по жалобам на них со стороны подчиненных (4Всел.9-е; Карф.11-е, 28-е, 37-е). На этих же соборах избираемы были сонмом епископов и сами митрополиты (Сард.6-е), из которых каждый признавался главой области, так что без него не позволялось совершать ничего важного, но зато и он в делах, касающихся целой области, не имел права ничего решать единолично, но всегда с согласия всех областных епископов (Апост.34-е, 74-е; Антиох.9-е, 14-е).

В церковных интересах, особенно при устройстве епархиального управления на соборных началах, восстановление соборного митрополичьего управления так же было бы полезно и необходимо и у нас, как необходимо оно было в древнехристианской Церкви, необходимо потому, что оно могло бы послужить к объединению общими церковными интересами разрозненных и не знающих друг друга епископов и таким образом оживило бы церковную жизнь, которая стала бы направляться не циркулярами Св. Синода, часто неприложимыми ко многим епархиям, а постановлениями окружных соборов, вытекающими из действительных нужд данного округа.

Что касается функций митрополичьего собора, то, по смыслу канонов, он должен прежде всего ведать делом избрания епископов. В настоящее время в практике нашей Церкви укоренился обычай частого передвижения епископов с одной кафедры на другую. Обычай этот совершенно противоречит духу церковной дисциплины, по которой епархиальный архиерей с поступлением на <кафедру> вступает в духовный, нерасторжимый союз со своей паствой. Перемещение епископов из одной епархии в другую запрещается и церковными канонами (Апост.14-е; Антиох.21-е; Сард.1-е) и действующим уставом Константинопольского экзархата. Такими и подобными правилами Церковь хотела оберечь ту нравственную связь, какую должен иметь епископ со своею паствою. Связь же эта утверждалась преимущественно на том, что епископами епархий являлись достойнейшие избранники самих же епархий, пользовавшиеся глубоким уважением и любовью своих паств еще до вступления на кафедры. Весьма желательно поэтому, чтобы этот древний порядок, имеющий столь глубокое нравственно-религиозное значение для жизни Церкви, восстановлен был и у нас. Ибо при том только условии возможно рассчитывать на вполне удачный выбор, если он будет производим епископами в самой вдовствующей епархии и при участии представителей ее клира и мирян и – по возможности – из членов местной же Церкви. Далее: соборы эти должны служить второй судебной инстанцией для клириков и мирян в их пререканиях со своим епископом. Не должны быть этим соборам чужды и находящиеся в округе духовные школы до академий включительно. Впрочем, относительно того, какие дела должны подлежать ведению областного собора, это лучше выяснится на предполагаемом Поместном Всероссийском Соборе. Так как означенные соборы будут не постоянным учреждением, а будут созываться, может быть, однажды в год и то на короткое время, то Св. Синод всегда будет иметь возможность передавать на решение этих соборов все дела, какие сам заблагорассудит. Постоянному же ведению митрополичьих соборов должны подлежать все те дела, для коих, по принятым теперь воззрениям, не достаточно компетенции одного епархиального епископа. Сюда, например, могут быть отнесены: утверждение в должностях настоятелей и настоятельниц монастырей, начальников и начальниц духовно-учебных заведений, членов консистории, епархиальных наблюдателей, миссионеров, лишение сана клириков по приговорам епархиальных начальств и проч.

На основании исторических, географических, этнографических и вероисповедных условий, по нашему мнению, можно бы разделить русскую Церковь на следующие округа: С.-Петербургский с прилегающими к Петербургу епархиями Новгородской, Псковской, Рижской, Финляндской, Олонецкой, Вологодской и Архангельской; Московский с епархиями: Московской, Тверской, Смоленской, Калужской, Тульской, Рязанской, Владимирской, Нижегородской, Костромской и Ярославской; Виленский⁷⁶ с епархиями: Виленской, Ковенской, Витебской, Могилевской, Минской и Гродненской; Киевский с епархиями: Киевской, Подольской, Волынской, Черниговской, Полтавской, Варшавской, Херсонской, Кишиневской и Таврической; Харьковский с епархиями: Харьковской, Донской, Екатеринославской, Воронежской, Тамбовской, Пензенской, Курской, Орловской, Владикавказской и Ставропольской; Казанский с епархиями: Казанской, Пермской, Вятской, Симбирской, Оренбургской, Уфимской, Саратовской, Самарской, Уральской (предполагаемой), если открытие таковой состоится; Иркутский, в который должна войти вся Сибирь, и Грузинский экзархат. Митрополиту Грузинского экзархата (коему могло бы быть дано древнее название католикоса), ввиду исключительных местных обстоятельств, можно бы, кажется, предоставить права самостоятельного административного управления, но с зависимостью от высшего русского церковного управления в том, чтобы действия его не расходились с общецерковными канонами и правилами православно-российской Церкви, и с изъятием из его ведения губерний не с грузинским населением, каковые могли бы войти в состав особого округа – Астраханского.

В настоящее время много споров слышится из-за того, нужен или не нужен русской Церкви «патриарх», т. е. спорят из-за титула первосвятителя русской Церкви. Одни говорят, что это наименование нужно, с одной стороны, для возвышения престижа русской Церкви среди других восточных Церквей, а с другой стороны – как оппозиция старообрядцам, имеющим, будто бы, намерение учредить у себя патриаршество; другие же говорят, что русская Церковь ничего через это не выиграет, если только не проиграет, так как, говорят, после патриарха Никона осталось в обществе тяжелое, неизгладимое впечатление. Но то не важно, как будет называться первосвятитель русской Церкви. Оживления и пользы Церкви нужно ожидать не от титула, а от начала соборности, которое реформой должно быть проведено по всем стадиям церковной жизни. Основной и неизменный тип канонического строя церковного управления состоит в органическом сочетании соборного и единоличного начала. Недостатки нынешнего порядка управления русской Церковью, которые так сильно дают себя чувствовать всем, не только близко стоящим к кормилу этого управления, а и тем, которые издали следят за ходом церковных дел, зависят главным образом от отсутствия в нем одного ответственного лица. Состав членов в нынешнем Св. Синоде часто меняется; новый состав мало посвящен бывает в дела, интересовавшие прежний состав. Отсюда – недостаток последовательности в управлении, недостаток энергии в действиях членов, так как каждый чувствует себя гостем, недостаток ответственности за разные упущения и слабость управления. Этих недостатков можно бы избегать при сочетании соборного и единоличного начала в управлении. Вот почему митрополичьи округа должны объединяться под властью избранного собором первосвятителя русской Церкви, будет ли он называться первенствующим митрополитом или патриархом, кафедра которого должна быть, по общему правилу, в столице империи. Первосвятитель этот должен пользоваться всеми правами, предоставленными правилами предстоятелям поместных Церквей. Он есть глава всех епископов русской Церкви; имя его поминается во всех церквах при богослужении. Он председательствует от лица Церкви перед Государем и во всех высших учреждениях государства, но управляет Церковью не единолично (лично ему принадлежит только право надзора за соблюдением канонов и исполнением законов Церкви в епархиях), а посредством постоянного Синода, который должен быть учреждением соборным, т.е. состоящим из архипастырей, избранных Церковью, а не коллегиальным (т. е. состоящим из членов, административно назначаемых). Такому Синоду и должна принадлежать вся высшая – и административная и судебная – власть Церкви. Но вся полнота церковного законодательства по всем частям церковной жизни (в согласии, конечно, с вселенским православием) должна принадлежать Поместному Всероссийскому Собору.

Вопрос о соборах в настоящее время получает особенное значение, а потому требует всестороннего освещения. Все даже частные вопросы, касающиеся того, как происходило дело на древних соборах, не лишены интереса. Вот почему прежде чем дать ответ на вопрос о составе предстоящего Собора русской Церкви, далеко нелишне, особенно ввиду горячих о сем споров в текущей прессе, представить хотя бы краткую историко-каноническую о сем справку.

Принимали ли участие на соборах, кроме епископов, клир и миряне? Отрицать это участие на древних соборах нет оснований.

О первом в истории Церкви – апостольском соборе известно из книги Деяний Апостольских (15 гл.), что здесь были не одни апостолы и пресвитеры (ст. 6), но вся Церковь (22), вся братия (23). Кроме приведенных в этой книге речей апостолов Петра и Иакова, кроме упоминания о речах Павла и Варнавы, упоминается о долгом рассуждении (7), в коем, надобно полагать, участвовали и другие верующие, так как послание собор отправляет от лица «апостолов, пресвитеров и братии» (23).

Из 2 века по поводу монтанизма известно, что Апполинарий, епископ Иерапольский (161–180 гг.), один из жарких противников монтанизма, в своем послании, как сообщает это епископ Серапион Антиохийский (конец 2 века), объявил об осуждении монтанизма «всем братством всего мира». Надобно думать, что соборы состояли из епископов и общины христианской.

Из 2 же века по поводу празднования Пасхи известно, что Галликанские соборы, бывшие при Иринее, состояли не из одних епископов. Послание о состоявшемся при нем соборе является как послание Галльской общины, существует и другое послание по тому же поводу, исходящее от имени братьев, коими управлял Ириней в Галлии.

Из 3 века относительно собора в Бастре Аравийской около 244 года, по поводу лжеучения ее епископа Берилла, Евсевий (6, 33) говорит: «Письменные рассуждения Берилла и бывшего собора, а также предложенные Оригеном Бериллу вопросы и происходившие пред его, Берилла, общиною состязания, сохраняются доселе». Отсюда видно, что собор состоял не только из епископов, но и из пресвитеров и общины. Что на этом соборе принадлежало слово и пресвитерам, показывает пример Оригена.

Из 3 века известно также, что по вопросу о павших св. Киприан созвал собор в Карфагене, чтобы обсудить и разрешить это дело с епископами, пресвитерами, диаконами, исповедниками и в присутствии мирян (30, 5; 55, 4–6).

Собор в Риме в 3 веке против Новациана, по сообщению Евсевия (6, 4), состоял из 60 епископов и большого числа пресвитеров и диаконов. Председательствовал на сем соборе Корнилий, и дело о павших разрешено было соседними епископами, пресвитерами, диаконами и всей оставшейся верною общиной.

На Антиохийских соборах (264–269 гг.) против Павла Самосатского, по сообщению Евсевия, присутствовало много епископов вместе со своими пресвитерами и диаконами (7, 28). На последнем соборе Павел был обвинен и смещен, причем победе православия особенно содействовал Антиохийский пресвитер Мельхион (7, 29–30). Окружное послание исходит от имени собравшихся епископов и пресвитеров (причем поименован Мельхион), диаконов и «Божьей общины». Последние слова показывают, что присутствовали и верные Антиохийской общины и принимали участие в соборе.

Из вышеприведенных примеров, хотя таковых можно бы и еще привести немало, видно, что древнейшие соборы не были соборами одних только епископов, но требовали присутствия и общины с клиром во главе.

В последующее течение истории мы видим на соборах епископов с пресвитерами и некоторыми диаконами, видим еще иногда или императора, или представителей их (например императорский чиновник Кондиан на 3 Вселенском Соборе), наблюдающих за ходом дел собора, а народ – присутствующим только в качестве зрителей. Такой порядок произошел вследствие того, что с объявлением христианства в Греко-Римской империи господствующей религией государственная власть как бы заменила волю народную. Император является носителем государственных, общественных и религиозных прав народа. Так, уже Константин Великий объявил себя епископом внешних дел Церкви («Жизнь Конст.» 4, 24). Он созывает Арльский и Никейский соборы, участвует в никейских спорах, убеждает, хвалит или порицает, чем оказывает влияние на исход прений. Он считает себя вправе поступать так, невзирая на то, что в это время он не был еще христианином, так как не принял еще крещения (Евс. «Жизнь Конст.» 3, 13). С другой стороны, и клир заменял волю народную; от разных епархий были представителями их епископы с пресвитерами. Другой формы представительства от народа не было выработано. Если из мирян кто-либо и присутствовал, то по преимуществу насельники той епархии, где был собор. Хотя голос народный иногда проявлялся очень решительно и отвергал иногда постановления собора, несмотря на большое количество присутствовавших епископов, но это было со стороны народа злоупотреблением и проявлением мятежнического настроения. Таков был, например, Разбойничий собор 449 г.

Таким образом, нельзя сомневаться в том, что на церковных соборах присутствовали и принимали участие в обсуждении вопросов, кроме епископов, пресвитеры, клир и миряне; но нельзя с достоверностью сказать, имели ли они право решающего голоса. Даже из примера апостольского собора, который послал в Антиохию грамоту от имени «апостолов, пресвитеров и братии» (Деян.15:23), нельзя убедиться, было ли это упоминание о братии перечислением полномочных членов собора, или только ссылкою на одобрение народа, присутствовавшего на соборе. Поэтому, останавливаясь на 64-м прав. 16 Вселенского Собора, с большой достоверностью можно сказать, что, кроме епископов, присутствовавшие на соборах имели право только совещательного голоса.

Сообразно с тем, каковы были по своему составу древнейшие поместные соборы, таковыми должны быть они и в настоящее время. Решающее значение должно принадлежать епископам, как преемникам апостольской власти; но в отношении совещания и обсуждения вопросов, по коим требуется постановление Собора, он должен быть общецерковным, т. е. при участии клира и мирян. Если бы Собор состоял из одних только епископов, то такая постановка дела была бы слишком односторонней и, при современных условиях жизни православного русского народа, едва ли удовлетворила бы его. При сильном движении всех классов русского общества к самоуправлению, устранение клира и мирян от участия на Соборе могло бы быть понято, как выражение клерикализма, и возбудить среди мирян чувство недовольства и недоверия к постановлениям Собора. Да и в интересах наиболее практического решения Важнейших вопросов веры и нравственности приходской жизни и общественной деятельности духовенства, представляется необходимым участие на Соборе как лиц белого и черного духовенства, так и благонадежнейших и преданных Церкви мирян. Опасаться того, что на Соборе могут оказаться духовные и светские декаденты, люди с неправославными убеждениями, которые будут домогаться того, о чем они пишут в газетах и журналах, восставая против православия, нет достаточных оснований, так как на Собор будут приглашаться люди более благомыслящие, да если бы и дозволил себе кто-либо показать себя вольнодумцем, последователем, например, Тюбингенской и Ричлианской школы, то это, конечно, не нанесло бы никакого удара церковному самосознанию, хорошо знакомому с такого рода лжеучениями, и показало бы только, что он хотя и от нас, но не с нами.

Итак, наше мнение на этот счет таково. Чтобы избежать упреков в клерикализме, следует на Собор допустить, конечно – по выбору, и мирян. Иначе Собор в глазах общества останется духовной коллегией, делом Духовного Ведомства, как теперь смотрят на Синод. Порядок Собора при этом мог бы быть такой. Как только определено будет время созыва Собора, об этом объявить во всеобщее сведение. Тогда могли бы на имя первенствующего митрополита поступать от разных обществ и отдельных лиц заявления и мнения о тех вопросах первостепенной важности, которые требуют соборного обсуждения и разрешения. Не следует игнорировать и благонамеренную прессу с такого рода заявлениями. Все подобные заявления могли бы сослужить хорошую службу при выработке более полной программы вопросов, подлежащих обсуждению на Соборе, и, может быть, восполнили бы те пробелы, какие окажутся в отзывах преосвященных. А для приведения всех этих разнообразных мнений по вопросам, какие будут признаны подлежащими рассмотрению Собора, в порядок и для выработки программы докладов на Соборе – могла бы быть учреждена комиссия из архиереев, протоиереев и профессоров богословской науки. Последние, конечно, должны участвовать с правом совещательного голоса и на Соборе, подобно тому, как участвовал Ориген на соборе в Бастре и как участвуют на светском суде эксперты.