Духовные и исторические творения архиепископа Василия

20 октября 1932 г.

Прошу Вас извинить меня за долгое молчание на Ваше письмо. Письмо Ваше очень серьёзно по содержанию, и мне хотелось ответить на него пообстоятельнее. А между тем, мне мешали мои занятия по послушанию и обстоятельства.

Очень Вас благодарю за присланную книжку Türmer и статей об Афоне. Записки, которые публикуются Barthel, несомненно, воображаемы и не принадлежат реальному миру. Убедиться в этом не трудно: там много фактически неверного в его описаниях монастырской жизни (например, он пишет, что в Ватопеде, где якобы живет этот немец-монах, братия ежедневно обедают в общей трапезе, что монастырем управляет игумен-отец; между тем, на самом деле в Ватопеде общей трапезой не пользуются и все едят отдельно в своих кельях; игумена там нет, монастырем управляет эпитропия, то есть комиссия из нескольких лиц. Также ошибка у В. о «сотне человек», которые живут в Ватопеде. Да и не только это, все описание в его записках есть фантазия, хотя и очень сочувственная к нашему Афону, но чуждая духу нашего монашества: религиозная основа нашей жизни у него почти совершенно исчезает; монахи из верующих христиан, живущих для Бога и вечности, превращаются не то в отвлеченных философов, не то в сторонников «простой жизни вдали от культуры». Вся внутренняя духовная жизнь православного монаха (борьба со страстями, чаяние молитвы, общение с Богом) – всё это у него не раскрыто. К сожалению, на Афоне нет ещё ни одного монаха родом из Зап. Европы. Главная причина тому – отчужденность и оторванность народов Запада от православия. А ведь Афон – это место, где нет духовности, кроме православной.

Очень сочувствую Вашему желанию побывать здесь и пожить подольше. Сейчас зима, и время не особенно удобное для путешествий. Лучше всего, если Вы приедете в апреле-мае или летом до октября. Для въезда на Афон необходимо особое разрешение Мин. иностранных дел. Это разрешение обычно дается на въезд не свыше 2 месяцев. Общая виза для въезда в Грецию – тоже нужна, но она не дает права приезда на Афон. Кинотская бумага тоже недостаточна, она может только облегчить хлопоты о визе, не более. Лучше всего, если Вы подадите прошение греческому консулу в Гамбурге (или в каком-нибудь другом городе в Германии) о выдаче разрешения на въезд на Афон. Укажите ему, что Вы художник и что желаете там писать картины. Скажите, что уже там были 3 года тому назад. Консул напишет в Афины в МИД, и вам через некоторое время, вероятно, пришлют визу. Можно ограничиться сейчас простой визой в Грецию (её, вероятно, дадут без затруднений), а по приезде в Афины, лично похлопотать о визе на Афон. Первый способ, однако, лучше. Не советую хлопотать о сроках больше чем на 2 месяца, ибо вы рискуете совсем не получить визу. Греч. правительство вообще неохотно дает разрешение на въезд на Афон больше положенного срока, тем более на постоянное жительство.

I.

Теперь по существу Вашего письма. Отвечаю на Ваши вопросы.

Мне было отрадно прочитать в нем многие взгляды о сущности религиозной жизни, весьма близкие к учению Св. Православной Церкви. Вы совершенно правильно указываете, что современное западное христианство почти совсем утратило истинный смысл религии, заменив всё её содержание нравственной проповедью. Я очень рад, что Вам удалось усмотреть этот основной порок западного христианства, его полное духовное оскудение, являющееся, как я убежден, следствием его отрыва от истинной Церкви, в коей сохраняется в неповрежденном виде учение Христово и вся полнота Божественной благодати. Ничто так не чуждо истине, как превращение всей нашей религиозной жизни в простую мораль, будь то личная или общественная. Вы больше правы, когда усматриваете в христианстве прежде всего познание Бога. Это верно и совершенно в духе Св. Православной Церкви. «Не приобретение той или иной добродетели, а познание Бога – вот суть нашей жизни», – пишет так один из аскетических писателей нашей Церкви, пр. Нил Синайский в 5 веке. Необходимо, однако, выяснить именно выражение «познание Бога», ибо оно, будучи правильно само по себе, недостаточно ясно и может повести к уклонениям от истины.

Познание Бога не должно быть понимаемо как интеллектуальный процесс; Бог выше всякого смысла и разума. Вот почему вместо употребляемого Вами выражения «познание» (выражение совершенно верное, совершенно правильное) лучше сказать, что сущность христианства – в общении человека с Богом. Это общение, прерванное падением Адама и восстановленное воплощением Сына Божия, истинного Бога и истинного человека, имеет много степеней – от первоначального прикосновения Божественной благодати к душе кающегося грешника, до единения, возрожденного Духом Святым человека с Богом, до обожествления человека и обращения его в «Бога по благодати» (не по существу, конечно). Мы веруем, что (Господь) Бог пришел на землю и принял на себя человеческое естество, дабы сделать нас причастниками Божеского естества. «Бог соделался человеком, дабы человек смог стать Богом», – учит один из великих богословов Прав. Церкви. Эти слова мы впервые читаем у святого Иринея («Господь наш по неизмеримой благости Своей сделался тем, что и мы, дабы нас сделать тем, что есть Он»), а затем и в трудах святителя Афанасия Великого («Он (Сын Божий) вочеловечился, чтобы мы обожились»), святителя Григория Богослова, святого Григория Нисского. А уж потом во все времена Отцы Церкви и православные богословы повторяли их из века в век. В общении с Богом, в воссоздании нашего падшего естества, в стяжании нетления и бессмертия, в единении с Богом в вечности – вот в чем «тайна христианства» и смысл нашего краткого земного существования. «Не те спасутся», – пишет преп. Симеон Новый Богослов (XI в.), – «кои постились, раздавали милостыню, молились, но те, кто сделались похожими на Христа. Стражники, стоящие у врат в Царство Небесное, пропустят в них только тех, кто окажется подобен Христу, новому Адаму; а кто окажется подобен Адаму (ветхому), не будет допущен в Царствие Небесное».

Но как достичь Богообщения с Богом? Наша Св. Церковь учит, что наши усилия здесь недостаточны, необходимо действие Божией благодати, силы Св. Духа. Эта Божественная мощь дается тем, прежде всего при условии веры в Бога, делающей нас участником в делах спасения человечества. Вера сама есть плод Св. Духа, и, дабы вера оказалась действенной, она должна быть истинной; ибо всякая ложь, всякое неверное мнение о Боге удаляет нам Бога, Который есть Истина, нарушает наше общение с ним. Мы верим, что наша Православная Церковь (как можно доказать и чисто исторически!) одна сохранила в неповрежденном виде догматическое учение христианства, и потому в ней только и возможно полное действие благодати.

Далее, общение с Богом есть любовь к Богу. А кто любит Бога, тот будет творить его заповеди. Это говорит сам Спаситель: «Аще кто любит меня, заповеди мои сохранит. И возлюблен будет от Отца Моего, и явлюся ему Сам, и обитель у него сотворим. «Не любящий мя, слова моего не соблюдет». Исполнение заповедей Божиих (их можно свести к двум – любовь к Богу всем существом человека и подобная же любовь к ближнему) есть по нашему учению не цель в себе (как у католиков и протестантов), но только средство приблизиться к Богу (выражение нашей сыновней к Нему любви). В этом смысле Православная Церковь вполне приемлет все заповеди Христовы и видит в них единственный путь к Богообщению и познанию Бога. Конечно, это познание не есть результат знания заповедей или как бы плата за их усердное исполнение, а нечто большее – это дар Божий. Но Бог дает нам этот дар только тогда, когда видит у нас произволение его получить, видит наше свободное, жаркое желание к нему приблизиться, он чувствует наше тепло и даже высший свет, исходящий от нашего нутра. Исполнение заповедей есть проявление этого желания, признак его искренности и силы. Равное значение имеют и аскетические подвиги: пост, борьба со страстями и так далее... Но не ими очищается человек и не этим стяжает благодать! Бог, видя в них проявление нашей воли к очищению от греховной скверны, благодатию своею очищает и просветляет нас. И тогда у нас обнаруживаются плоды (или зачатки) Св. Духа – радость, мир, долготерпение, кротость и прочее. Это и есть признаки, что человек вошел в общение с Богом и познал Его.

Но помимо исполнения евангельских заповедей (а под ними нужно понимать не столько внешние действия, сколько внутреннее состояние сердца, откуда исходит истинность человека) и молитвы для восстановления падшего человека и воссоединения его с Богом, нужно ещё нечто большее, какое-то явное и непосредственное и даже реальное действие Божией благодати: это действие, эту помощь мы имеем в Таинствах Св. Церкви. Сначала Крещение, далее исповеди и особенно – Св. Евхаристия. Именно в ней мы становимся участниками Божественного естества, исцеляемся от всех немощей и пороков. Об этом определенно говорит сам Христос: «Аще не снесте плоти Сына человеческого, не пьете крове Его, живота не имате в себе» (Ин.6:53); «Ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем» (Ин.6:56). Этим, конечно, не уничтожается свобода человека, ибо само приобщение Св. Таинств только тогда оказывает свое спасительное действие на человека, если он приобщается их с должным душевным устроением, то есть главным образом и верою, и покаянием. Иначе мы недостойные «и суд себе ям и пию».

Все вышесказанное – и вера, и борьба со страстями, и аскетические подвиги, и молитва, и таинства – имеют одну конечную цель – стяжание благодати Духа Святого, внутреннее просветление и преображение Им человека. Достигнув такого благодатного состояния (а к нему должен стремиться всякий христианин), человек познает Бога, и ему откроется то, «что ухо не слышит, око не видит, и на сердце человека не всходило». Он снищет тогда по словам того же св. Апостола Павла, который, будучи восхищен, слышал «неизреченные глаголы, которые не лесть есть», а для сего «от души каяться, плакать и слезы лить, себя самого осуждая». Именно тогда, в этот высший момент мы достигаем истинного духовного, благодатного богословия. Не нужно только думать, чтобы это богословие совершенно уничтожило бы наши обычные верования о Боге (выраженные, например, в Св. Символе Веры). Этого не происходит, ибо сам Символ Веры (как и все догматическое учение Православной Церкви) есть благодать самого высшего, самого духовного, богооткровенного богословия, но в обычном греховном состоянии мы постигаем догматические истины Св. Церкви только отвлеченно, внешне, поверхностно или даже интеллектуально и бессодержательно. Тогда же они откроются нам в своей истинной содержательности и смысле, когда человек углубится в них. И чем больше совершенствуется он, тем больше осваивает их и погружается во всю глубину и ширину, осознает необъятный смысл божественных догматов. Хочу добавить, что никаких новых догматов, отличных от церковных, только их самих: догматы Церкви (и прежде всего Символ Веры) служат даже проверкой правильности духовной жизни человека и основой ея.

Этот процесс бесконечен, и человек, вступая на путь познания, каждый раз, казалось бы, достигнув «нечто», вдруг погружается в ещё большую неизвестность. Но радость велика!

Поэтому неправильно думать, что в христианстве есть какие-то тайны, где-то хранящиеся и из рода в род передающиеся, и что эти тайны отличные от обычного христианского учения. Этого нет и не может быть! Ибо Христом в Евангелии сказано, что Он ничему не учил тайно. Нет в христианстве тайны, подобной масонской или теософской, механически открываемой человеку при принятии его на «высшую степень посвящения». Тайна христианства иная – и не многие её знают: это тайна духовной жизни, просвещение человека благодатью Духа Святого, преображение грешного и падшего человека в благодатное богоподобное существо. Эту тайну можно познать только путем личного опыта, но передать её в совершенстве никому нельзя. Только некоторое представление о ней можно составить из аскетических творений Св. Отцов Православной Церкви, где указываются некоторые пути к её достижению.

Большинство православных в наше время, даже из духовенства, утратили, к сожалению, всякое представление об этой тайне духовной жизни, о смысле христианства и земном назначении человека. Этому удивляться не следует, ибо полноту Божественного учения могут вместить и промыслить немногие. Действительно, на этом пути «много званных, но мало избранных», – говорит Господь. В наше время упадка и всеобщего духовного оскудения таких людей становится все меньше и меньше. Не надо поэтому соблазняться, если среди встречающихся Вам православных (хотя бы даже и духовенства) Вы мало встретите лиц, разделяющих или хотя бы приблизительно понимающих всё то, о чем я Вам писал. Однако же никогда не забывайте, что истинное учение Св. Православной Церкви есть подлинное учение Христа. Вне Православной Церкви Вы не найдете его, как не найдете и средств на деле осуществить учение Христово. В этом я глубоко убежден.

Отвечая на Ваш вопрос, я не могу не коснуться и «делания» или, так называемой, «умной» молитвы. Тут я расхожусь со многими современными теоретиками. А потому считаю, что ещё более и непосредственно вступает человек в общение с Богом в молитве. Молитва есть подлинно духовная жизнь; по мере своего совершенствования человек всё более и более ощущает в ней потребность, пока молитвенное состояние не делается постоянным; согласно указанию апостола, необходимо непрестанно молиться. Нужно только помнить, что молитва может быть успешной и плодотворной, если они связана со всей жизнью человека, с его образом бытия и сообразно его мыслям, основанным на исполнении заповедей Христовых. Истинная молитва – это высшее искусство, тайна которого хранится в православном монашестве, а об ценности молитвы мы можем судить по плодам, то есть стяжанию благодати Св. Духа.

II.

Напрасно Бердяев кричит о необходимости наряду с любовью к Богу иметь любовь и к человеку. Ибо ведь и это не ново и всем известно. У Бердяева очень много связано с мещанским представлением о социальной помощи, на уровне сострадания «сегодня и сейчас». А завтра?

Современное человечество страдает погрешимостью как раз против первой части этой двуединой заповеди (любви к Богу). О любви к человеку напоминать нет надобности, она никак не оспаривается. А вот любовь к Богу всё более и более охлаждается, самоё понятие любви к Богу стало почти что чуждым «явлением» современного человека. Люди всё больше отдаляются и охлаждаются в любви «друг к другу», но при этом забывают, что над ними Господь, и прежде всего нужно любить Его. Вот в чем беда нашего времени. Как можно этого не видеть?

III.

Христианство ослабло не потому, что пренебрегло внешним строительством общества, а потому, что в нем оскудела внутренняя духовная жизнь – непосредственное общение души с Богом, внутренний духовный подвиг. Мы забыли заветы пр. Серафима: «стяжи мир, и вокруг тебя спасутся тысячи».

IV.

Нет ничего нелепее, как усматривать в аскетизме монофизитство. Тут Бердяев не замечает, что своим учением о «трагедии Божества» сам впадает в богословское монофизитство. Именно монофизитство учит, что Христос, хотя рожден из двух природ (естеств), но не в двух пребывает – это христологическая ересь, и Бердяев её повторяет и не замечает. Им же принадлежит учение о страданиях Божества, в отличии от православного учения о его бесстрастности. Самой Церковью была отвергнута монофизитская прибавка – «распныйся за ны, помилуй нас» («мерзкая…», как говорится в Четьи-Минеи).... «Аще и разорися Твой храм во время страсти, / но... Божество безстрастно пребысть (канон...)».

Монофизитство (в порядке нравственном) является полным отрицанием человеческой деятельности, свободных усилий человека, его личного человеческого борения и подвига, то есть всего того, в чем выражается высшая сущность аскетического подвига. Аскет – это активный борец за свое спасение (и за спасение всех!), напрягающий все свои человеческие силы на борьбу со злом, на стяжание Духа Святого. Слово «монофизитство» скорее применимо к протестантскому учению по спасению одной верой без какого-либо усилия и подвига со стороны самого человека.

Вот вкратце то, что я хотел Вам написать. Более подробно об этом было бы лучше поговорить лично. Ещё раз простите за промедление с ответом

м. В.

Святая Гора Афон издревле (с 9–10 веков) представляла собою всеправославное монашеское государство. Несмотря на внешнюю политическую зависимость от соседней с Афоном светской власти (Византии, Болгарии в 13 в. при царе Иване Асене, Сербии в 14 веке при Стефане Душане, Турции в период 1430–1912) и на церковную юрисдикцию над ними Вселенского Константинопольского Патриархата, во внутренней своей жизни (духовной, административной, хозяйственной) Св. Гора всегда пользовалась правами полного самоуправления. Издревле её населяли православные монахи всевозможных православных народностей: греки, болгары, русские, сербы, грузины, румыны и прочие... Все православные свободно приезжали во Св. Гору, посещали её в качестве паломников, желающие поступали в её монастыри и становились святогорскими монахами. Для принятия в число монахов не требовалось ничего другого, кроме исповедания православной веры и согласия самого монастыря, принимавшего послушника в свое братство. Св. Гора всегда рассматривалась как общее отечество живших в ней православных монахов, и никому не приходило в голову присваивать её исключительно той или иной национальности. Верховной властью на Афоне обладали его ставропригиальные господственные монастыри, игумены и представители коих собирались по временам вместе и составляли высшее правящее собрание Св. Горы, причем, однако, во внутренней жизни каждый монастырь сохранял своё самоуправление и свои особенности. Число господствующих монастырей часто менялось в течение веков, и лишь в 16 веке установилось их теперешнее число – ДВАДЦАТЬ.

Национальный состав братств этих монастырей тоже нередко менялся: были периоды (14 и 16 века), когда около половины всех монастырей было населено славянами и грузинами, в другие моменты увеличивалось число греческих обителей. В последнее время из общего числа 20 монастырей – 17 греческих, 1 болгарский (Зограф), 1 русский (Пантелеимонов) и 1 сербский. Имеются на Афоне в большом количестве и румынские монахи, но собственным монастырем они не обладают и потому не представлены в высшем святогорском собрании (Св. КИНОТ). Автономные права Афона и весь его монашеский строй были издревле закреплены рядом хрисовулов (печатей) византийских императоров, болгарских и сербских царей, румынских господарей, фирманами (указами) турецких султанов, Патриаршими сигиллиями, наконец, уставами, выработанными самими афонскими монахами. Международное признание святогорская монашеская община получила в статье 62 Берлинского договора 1878 года: «Монахи Афона, какова бы ни была страна их происхождения, будут сохранены в своих прежних владениях и будут пользоваться без всякого исключения полным равенством прав и преимуществ». Эта 62 статья должна рассматриваться как основной акт, определяющий собой все современное юридическое положение Афона. И нужно отметить, что турецкая власть тщательно соблюдала эту статью Берлинского договора, ни в чем не нарушала автономных прав Афона и проявляла полное беспристрастие и справедливость по отношению к разным национальностям, живущим в ней. Естественно, что в этот период Св. Гора процветала и развивалась.

Таково было положение Афона при турках. Оно закончилось в 1912 г., когда Афонский полуостров был оккупирован греческими войсками. Уже тогда Русский монастырь предвидел опасные последствия возможного присоединения Афона к Греции (как по отношению ко всей Св. Горе, так, особенно, для её национальных меньшинств) и потому отказался подписать петицию, поданную в 1913 году греческими монастырями греческому королю, в которой они заявляли о своём желании войти в состав греческого государства. На Лондонской конференции послов (1913 г.) три славянских монастыря Афона проводили мысль об интернационализации Афона и о совместном покровительстве над ним всех православных государств. Это решение по тогдашним условиям было, конечно, наилучшим. К сожалению, однако, наступившая мировая война не дала осуществиться этой мысли, и после того как вопрос о принадлежности Афона оставался долгое время открытым (1913–1920), версальские законодатели признали Афон принадлежавшим Греции, что вытекает из статьи 13 Севрского договора 1920 года, возлагавшей на Грецию обязательства по отношению к национальным меньшинствам Афона: «Греция обязуется признать и сохранять традиционные права и свободы, коими пользуются негреческие монашеские общины Св. Горы согласно со статьей 62 Берлинского договора от 1878 г.» После перехода Афона к Греции положение Афона было более подробно определено: 1) Уставом (Катастатикос Хартис) 1924 года; 2) законодательным декретом 1926, коим греческое Правительство утвердило Кат. Хар.; 3) ст. 109 – III Греческой Конституции 1927 г.; 4) разными распоряжениями Мин. иностранных дел и других властей. Относительно всех этих актов можно прежде всего отметить, что 3 (три) декрета, статьи конституции и министерские распоряжения издавались без всякого участия Афона, а Кат. Хар., хотя и была принята собранием представителей 20 монастырей, Русский монастырь голосовал, однако, на этом собрании против него и не подписал его. Правда, впоследствии, в 1940 г., при исключительных обстоятельствах, под давлением греческого правительства, он был вынужден признать обязательность его выполнения, как фактически существующего закона, но никогда, однако, не отказался от своего отрицательного отношения к нему и не подписал его. Подобное отрицательное отношение к Кат. Хар. имел всегда и болгарский монастырь Зограф, отчасти и сербский монастырь Хилендар. Как бы то ни было, юридическая сила, изданных за время греческой власти законов, зависит от того, насколько они согласуются с международными обязательствами Греции, вытекающими из статьи 13 Севрского и статьи 62 Берлинского договоров (в частности, с правами национальных меньшинств). Еще наиболее важно, насколько сами греческие власти исполняли изданные ими законы, в каком духе они их толковали и каково было их общее отношение к Святой Горе и её греческим монастырям. Рассмотрим и эти вопросы.

Само собой очевидно, что поскольку афонское монашество пополняется путем прихода новых людей со стороны, основной предпосылкой самого его существования является свободный доступ на Афон лиц, желающих стать монахами. И вот как раз в этом самом жизненном пункте греческое правительство вопреки ст. 62 Берлинского договора о равенстве национальностей систематически делало различие между греками и негреками. В то время как для греческих подданных доступ на Афон был совершенно свободен, для лиц негреческой национальности он был фактически прекращен. Недопущение негреков совершалось путем порядка «перетолкования» существующих законов и издания специальных ограничений для иностранцев. Нужно сказать, что Кат. Хартия, хотя и не говорит подробно о приеме новых послушников, упоминает всего лишь о двух условиях, необходимых для принятия в их число: 1) достижение 18 летнего возраста (статья 93); 2) не быть еретиком или схизматиком (ст. 5), т. е., исповедовать православную веру. По отношению к греческим подданным ничего другого не требовалось, и, поскольку имелось согласие монастыря, греки свободно в него поступали без какого бы то разрешения от правительства или другой власти.

Для негреческих подданных требовалось, согласно специальному распоряжению Министерства иностранных дел: 1) разрешение Кинота, Вселенского Патриарха, Министерства иностранных дел (последнее практически никогда не давалось); 2) особая подписка о признании греческого подданства (вопреки ст. 109 Конституции, где говорится, что все афонские монахи приобретают греческое подданство с момента зачисления их в монастырские братства без всяких других формальностей. Тот же смысл имеет и ст. 6 Кат. Хартиса; 3) подписка о признании Кат. Хартиса; 4) подписка о признании Вселенского Патриарха. Далее, греческое правительство, произвольно толкуя ст. 5 Кат. Х., где говорится о запрещении поселения на Афоне схизматиков, не давало вообще разрешения болгарам. Неправильность такого толкования очевидна из того, что схизмой (с греческой точки зрения) является разрыв со Вселенским Патриархатом, между тем как Зографский монастырь находится в юрисдикции Вселенского Патриархата и в канонических с ним отношениях, так что всякий болгарин, поступающий в Зограф, тем самым признает Вселенского Патриарха и отрекается от схизмы. Во всяком случае, при турках болгары свободно поступали в Зограф из Болгарии. Хотя схизма и тогда существовала. Что дело тут не в «схизме», а не в нежелании допускать болгар вообще, ясно из того, что греч. правительство всячески препятствовало поступать в Зограф болгарам-греческим подданным (из районов Флораны и Серреса и друг.), хотя они, как известно, не являются «схизматиками».

С этой целью греческая полиция не допускала уроженцев этих местностей жить в Зографе даже в качестве рабочих. Избивала их и изгоняла с Афона прежде, нежели они успевали стать послушниками (а в греческих монастырях им разрешали работать свободно, ибо там не было опасности, что они пойдут поступать в монахи). Столь же произвольно толкуя ту же статью 5 о запрещении поселения еретиков.

Греч. правительство с 1928 года совершенно прекратило поступление в Русский монастырь послушников из Подкарпатской Руси (тогда Чехословакия, теперь Венгрия) на основании того, что некоторые из них в детстве были униатами. Даже русские эмигранты, непрерывно прожившие в Греции около 15–20 лет, не имели возможности получить разрешение, чтобы стать афонскими монахами. Почти такие же ограничения делались и по отношению к православным паломникам негрекам. Для посещения Афона недостаточно было общегреческой визы, необходимо было особое разрешение Мин. иностранных дел, которое давалось очень нелегко, так что гора Афон стала славиться как самое труднодоступное место во всей Европе в смысле получения визы. В результате всех этих запретительных мероприятий число негреческих монахов на Афоне катастрофически упало за период 1920–1941 гг. Так в Зографе оно уменьшилось за это время с 200 до 70, а в Руссике с 600 до 270. Средний возрастной уровень монахов в Руссике сейчас около 65 лет, лишь моложе 50 лет насчитывается несколько десятков. Самому молодому монаху 35. Всему этому не приходится удивляться, ибо за весь период 1920–41 гг. греческое правительство дало разрешение на поступление в Русский монастырь всего 1 человеку, столько же в Зограф. Сравнительно немногие монахи болгарской и русской национальности, поступившие в эти монастыри, или принадлежат к лицам греческого подданства (македонцы), или же поступили до 1928 г., когда контроль греческой полиции не был ещё так строго организован. А между тем, лиц, желавших поступить в монахи (из Болгарии, из русской эмиграции, из православного населения Подкарпатской Руси), было сравнительно много. Не довольствуясь недопущением русских на Афон, греческое правительство упорно пыталось навязывать Русскому монастырю лиц греческой национальности, что, при отсутствии поступления русских, грозило полной денационализацией русского монастыря. Такая политика недопущения на Афон монахов негреков, упорно и систематически проводимая афонским Мин. иностр. дел (вопреки его словесным заверениям в противоположном), не может быть иначе объяснена, как решением положить конец самому существованию на Афоне негреческих монастырей и вообще национальных меньшинств. Во всяком случае, она является вопиющим нарушением ст. 62 Берлинского договора о полном и всеобщем равенстве национальностей во Св. Горе.

Зограф и Руссик неоднократно протестовали против такого попрания их жизненных прав (напр., письмо Руссика в Св. Кинот за № 85 от 2–04–1940 г.). Об этом писались жалобы и в Лигу Наций (жалоба Руссика от 24–01–1932), однако Версальская Европа не оказалась способной или не пожелала положить конец этой вопиющей несправедливости.

Вопреки ст. 62 Берлинского договора («монахи Афона сохранят свои прежние владения») и ст. 181 Кат. Хар. («Все недвижимое имущество Св. монастырей является абсолютно неотчуждаемым») греческое правительство конфисковало в 1924–27 гг. все святогорские земельные владения, находившиеся вне пределов Св. Горы. Впоследствии, в 1932–34 гг афонские монастыри были вынуждены согласиться на оценку этих отчужденных земель, в основу которой должен был быть положен реальный доход, получавшийся монастырями с этих владений до момента их реквизиции. Этот доход должен был быть уплачиваем монастырями в качестве вечной арендной платы (ежегодно) На деле, однако, большинство метохов было оценено значительно ниже их действительной стоимости. Дальнейшее падение драхмы ещё больше уменьшило реальную величину ежегодно оплачиваемых греческим правительством денежных сумм за отнятые метохи. В настоящее время греч. правительство совершенно прекратило платежи.

В силу ст. 3–5 Зак. декрета греч. правительство учредило с 1926 г. на Афоне должность политического губернатора, назначаемого Мин. иностранных дел. Права губернатора, согласно с вышеуказанными статьями, заключались, главным образом, «в наблюдении за исполнением Кат. Хар.» с правом «обращать внимание Св. Кинота на его нарушение со стороны монашеских властей Афона». Фактически, однако, его деятельность проявлялась в мелочном вмешательстве во внутренние дела монастырей, вызвавшем возмущение всех афонских монахов без различия национальностей. Можно без преувеличения сказать, что за весь период 1926–41 гг., на Афоне не было ни одного хорошего губернатора, не вызвавшего бы своим действиями резкого конфликта с Кинотом или монастырями.

Для характеристики действий афонских губернаторов укажем на следующие примеры:

A) в 1931 г. Хадживасилиу насильственно вернул при содействии отряда вооруженной полиции в монастырь Руссика монаха Паисия Ипсиланти, изгнанного из него по постановлению монастырского Собора за дурное поведение. Причиной вмешательства губернатора было только то, что Паисий был грек по национальности. Что за тип был этот Паисий, видно из того, что он вскоре после того ушел из монастыря и был осужден судом в Афинах за торговлю наркотиками.

B) в 1934 году по приказанию губернатора Нулиса был до смерти избит полицией один иеродиакон Иверского монастыря. Нужно отметить, что в турецкое время должность политического губернатора на Афоне не существовала. На Афоне был только начальник полиции, обязанности которого ограничивались одним лишь охранением безопасности и поддержанием порядка.

Статья 36 Зак. Дек. предписывает доносить Вселенскому Патриарху о всякой перемене, происшедшей в личном составе монастырских властей (вследствие смерти, отставки и т. д) Хотя такое сообщение и носит чисто формальный характер, все же в нем заключается опасность ограничения прав монастырей на свободное избрание ими самими желательных для них должностных лиц. Во всяком случае, при турках и до 1926 года такого порядка (донесения Патриарху) не существовало.

Статья 9 Кат. Хар., хотя и признает, что монастыри являются самоуправляющимися, однако ограничивают их права в пользу Св. Кинота, ибо признает за последними право одобрять внутренние уставы монастырей, причем подчеркивается, что «внутренний устав монастыря не должен противоречить статьям Кат. Хар.» (Катастатикос Хартис). Этим самым ограничивается право монастырей на своеобразие своего внутреннего устройства и дается повод афонским губернаторам к непрестанным вмешательствам во внутреннюю жизнь монастырей.

Статья 3 Кат. Хар. совершенно запрещает всякое увеличение или уменьшение числа господствующих св. монастырей и изменение их взаимного иерархического порядка, утверждая при этом, что теперешний их порядок и число существовало «от века». Утверждение это фактически неверно, ибо и число монастырей, и их иерархическое взаимоотношение часто изменялось на протяжении многовековой афонской истории. Цель, преследуемая статьей 3, состоит, очевидно, в том, чтобы навсегда закрепить современное положение, в силу которого из 20 господствующих монастырей 17 принадлежат грекам. Подобный характер носит и содержащееся в той же статье запрещение о превращении скитов в монастыри. Во всяком случае, запрещение по изменению числа монастырей и их взаимоотношений впервые сформулированы в Кат. Хартис.

Некоторую опасность представляют собою и статьи 40 и 42 из Зак. Дек., обязывающие Св. Гору выработать особые законы о лесном хозяйстве и о библиотеках. Эти законы, утверждаемые правительством, могут послужить поводом к правительственному вмешательству.

Таково было в кратких чертах фактическое и юридическое положение Афона в период греческой власти. Опыт этих 22 лет побуждает нас высказать следующие пожелания, полезные, как мы думаем, не только для национальных меньшинств Св. Горы, но и для всего Афона в целом.

1) Статья 62 Берл. договора

В основе святогорского строя должна быть положена ст. 62 Берлинского договора. Все, что в изданных при греках законах и распоряжениях (Кат. Хар., Зак. Декр. и т. д.) не соответствует духу этой статьи, должно быть отклонено или переработано применительно к её содержанию.

2) Подтверждение прав Афона

Основные принципы святогорского строя – автономия, равенство национальностей, свободный доступ для всех православных без различия и деления на национальности и подданства в качестве поклонников (паломников) или для поступления в монахи – должны получить подтверждение и конкретное раскрытие в каком-нибудь новом законодательном Акте об Афоне, ибо в существующих законах (Кат. Хар.) они недостаточно развиты. И поскольку Двойное Собрание Св. Горы высказало их в общих чертах в своем обращении к канцлеру Хитлеру от 13/26 августа 1941 г., было бы желательно, чтобы в ответ на него (или в какой-нибудь иной форме) они были бы положительно и конкретно подтверждены.

3) Свободный доступ

В частности, относительно приезда на Афон и поступления в монастырские братства должен быть восстановлен старый порядок (существовавший до греков), когда для этого не требовалось никакого другого разрешения, кроме согласия самого монастыря (фактически так происходит и сейчас в греческих монастырях). Контроль светской власти должен быть ограничен одним недопущением преступных элементов.

4) Недопущение греческого губернатора

Опыт показал, что должность политического губернатора (по крайней мере, поскольку её исполняет грек) не приносит ничего, кроме вреда всей Св. Горе, и её национальному меньшинству в особенности. Поэтому в будущем желательно эту должность совершенно упразднить и вернуться к порядку вещей, существовавшему при турках, когда на Афоне находился только начальник полиции. Во всяком случае, следует избегать, чтобы на должность губернатора вновь был назначен грек, зависящий от греческого Министерства иностранных дел, ибо тогда неизбежно вернется весь прежний порядок с его неправдами. Чтобы избежать этого, желательно безотлагательное назначение на Афон германского представителя (в качестве временной меры).

5) Вопрос о независимости Афона (протекторат)

Следует обсудить вопрос, насколько является нежелательным заменить в будущем режим автономии строем независимого монашеского государства, не входящего в состав какого-либо другого, но находящегося под протекторатом одного или нескольких государств (последнее было бы необходимо, ибо Афон собственными силами не в состоянии разрешить целый ряд вопросов – валюты, организации полиции, почты и проч.).

6) Метохи

В силу статьи 62 Берлинского договора («сохранение прежних владений монахов») монастырские метохи или должны быть возвращены, или за них должна быть возобновлена уплата аренды, соответствующей их прежнему реальному доходу (то есть должно быть принято во внимание происходящее со времени их оценки падение драхмы). Естественно, что плата за метохи должна быть уплачиваема теми правительствами, на территории которых эти метохи сейчас находятся.

7) Беспошлинный ввоз

С византийских времён афонские монахи пользуются правом ввозить предметы первой необходимости из-за границы (в определённом количестве) без уплаты пошлины. Это право подтверждено ст. 62 Берлинского договора («сохранение прежних прав и преимуществ») и ст. 2 Закон. Дек. 1926 г. Это право, жизненно необходимое для существования монастырей, должно быть сохранено.

Как известно, русские монахи стали появляться и жить на Афоне ещё в начале 11-го века, вскоре после крещения Руси (напр., пр. Антоний Печерский, о пребывании коего на Афоне упоминает древний русский летописец от 1051 г.) И хотя мы не можем в точности установить дату основания или перехода в русские руки обителей во Св. Горе, всё же несомненно, что уже в первой половине 12-го века (вероятно, и ранее) русские обладали на Афоне небольшим монастыриком «Богородица Ксилургу» (в настоящее время принадлежащий Рус. Пантелеимоновскому монастырю скит с болгарскими монахами), а в 1169 году монахам «русского племени» в лице «игумена русских» Лаврентия особым торжественным постановлением общего собрания игуменов Св. Горы был передан на вечные времена монастырь Св. Пантелеимона (подлинный Акт этого постановления хранится в архиве монастыря). С тех пор и до наших дней русское монашество на Афоне не прерывалось. Были в его многовековой истории периоды расцвета и упадка, умножения и оскудения, сам монастырь Св. Пантелеимона переходил на некоторое время в руки сербов (в 14-ом веке) или даже греков (в 1735–1839 гг.), окончательно русские вернули себе монастырь в 1875 г., при активной поддержке Русского Посольства в Константинополе после тяжкой борьбы с греческими шовинистами.

Возникали, однако, вместо него другие русские обители (Ильинский скит в 1757 г., Андреевский скит в 1849 г., многочисленные русские кельи, особенно после 1830 г.)

Как общее правило, когда связь с русским народом, Церковью и государством не нарушалась, русские святогорские обители процветали; когда же эта связь ослабевала (из-за войн, неблагоприятных обстоятельств и т. д.), русские обители оскудевали.

Всё же, непрерывное существование русского монашества на Афоне, свидетельствуемое многочисленными историческими данными, представляет собой неоспоримый исторический факт... Возникает вопрос, каково было подданство этих русских святогорских монахов, каково было их юридическое отношение к местной гражданской власти (византийской до 1430 г., турецкий период 1430–1912 гг. и греческой – с этого времени и до наших дней), с одной стороны, и к русской государственной власти – с другой? Как смотрело на них местное святогорское законодательство, международное право и русская государственная власть? Постараемся вкратце и с возможной объективностью ответить на эти вопросы.

У нас нет определённых данных для установления подданства монахов, выходцев из чужих стран и поселившихся во Св. Горе, уже с 10 века образовавшей собою особую самоуправляющуюся монашескую область, в период вхождения её в пределы Византийской империи. Ни в одном из императорских хрисовулов или другом каком-нибудь Акте Византийского государства, относящихся к Афону и сохранившихся в столь большом числе в его монастырях, этот вопрос о подданстве монахов-иностранцев не затрагивается. Древнейшие общеафонские уставы (так называемый «Трагос» 972 года, режим самоуправления исходно базируется на положениях первого Устава Святой Горы Афон, утверждённого Хрисовулом Императора Иоанна Цимисхия, и Устав имп. Константина Мономаха 1045 г.), как и последующие уставы византийского периода, составленные афонскими монастырями и в силу утверждения их императорской властью имевшие значение закона, не определяют подданства святогорских монахов. Во всяком случае, несомненно, что в этот период негреческие (т. е. славянские и грузинские) монастыри Афона имели тесную связь с народами и правительствами стран, откуда происходили их монахи, получали от них моральную и материальную поддержку и вообще рассматривались всеми как национальное достояние своих народов (например, Русский монастырь Св. Пантелеимона московские цари называли «наш монастырь», русские великие князья именуются его «защитниками и ктиторами» и т. д.).

Умолчание о подданстве святогорских монахов истолковывается некоторыми как неупоминание о само собой разумеющемся факте, но такое утверждение представляется нам недоказанным; вернее, что подобного рода юридические вопросы о подданстве были чужды сознанию тогдашних людей, которые удовлетворялись мыслью, что на Св. Горе под верховным покровительством Византийского императора живут на началах автономии православные монахи разных национальностей и стран происхождения, и не считали нужным входить в юридический анализ их отношений к Византийской государственной власти. Параллельно с этим всеми признавалась особая связь монастырей той или иной национальности с родиной их монахов и с её правительствами, право последних на покровительство и поддержку «своих» монастырей без того, чтобы эти особые отношения мыслились бы находящимися в противоречии с отношениями к верховной власти Византии и без более точного определения соотношения тех и других.

Несомненно также, что никому в Древней Руси не пришло бы в голову рассматривать русских святогорцев (в случае их возвращения или просто посещения ими Родины) как каких-то «иностранных подданных».

В 1430 г. султан Мурад завоевал Салоники (за 23 года до взятия Константинополя турками), афонские монастыри (неизвестно, был ли в их числе и Русский) решили немедленно послать к султану делегацию в Салоники с изъявлением покорности и просьбы признать автономные права и монашеский строй Афона. Просьба эта была удовлетворена. Некоторые толкуют этот шаг как признание монахами «турецкого подданства». Думаем, что это натяжка. Смысл этого шага более общий – искание покровительства и выражение лояльности. Как бы то ни было, и в турецкую эпоху продолжались особые тесные отношения между монастырями, населенными монахами из стран, не входивших в состав Турецкой империи, с народами и правительствами этих стран. До 19 в., ввиду покорения турками большинства православных государств, речь могла идти только о России и, отчасти, Грузии. В 19 в. к ним присоединяется, образовавшееся тогда независимое Греческое королевство и Ионические острова, вошедшие в состав Британской империи (1807–1862).

Официальные документы до второй половины 19-го века (афонские уставы, Патриаршие сигиллии, султанские фирманы и другие правительственные распоряжения относительно Афона) по-прежнему не касаются вопроса о подданстве святогорских монахов. Но факты повседневной жизни определенно указывают, что, по крайней мере, в сознании афонских монахов и при попустительстве турецких властей существовало определенное различие между монахами турецкого и не турецкого подданства.

Так монахи греческого Кутлумушского монастыря близ Кареи, населенного выходцами из Ионических островов, считали себя английскими подданными, пользовались официальной поддержкой Английского Посольства, и, когда, например, в 1860 г. в монастыре возникли разногласия в связи с выборами игумена, монастырь вывесил английский флаг и через Английское Посольство добился посылки на Афон салоникского губернатора Хузни-Паши, который и разрешил вопрос в желательном для монастыря смысле. Турецкие власти не подумали оспаривать право монастыря Кутлумуша поднять английский флаг. Также и монахи, происходившие из Греческого королевства, считали себя эллинскими подданными, обращались к защите греческих консулов и вообще противопоставляли себя (и монастыри, где они жили) греческим монахам – турецко-подданным.

Ещё в большей степени все это относится к Русскому монастырю. Так, например, на богослужениях поминалось в нём издревле имя русского императора, а не турецкого султана, как в других афонских монастырях. Такое же значение (признания себя русскими подданными) имели и портреты русских царей в приемных залах монастыря (опять-таки без возражений со стороны турецких властей). Так продолжалось до второй половины 19-го века, когда в связи с реформами в Турции, стремлением к более точному юридическому определению церковных и национальных отношений и, что важнее, в связи с усиливающимися антирусскими настроениями шовинистических и греческих правящих кругов Турции, опасавшихся «панславизма» и вообще увеличения «русского влияния», турецкое законодательство занялось вопросом о подданстве афонских монахов-иностранцев. Впервые это было сделано в так называемом Канонизме (то есть Уставе) святогорских монастырей, находящихся в юрисдикции Константинопольской Патриархии, изданном Вселенской Патриархией в 1877 г. Статья 8 этого Канонизма гласит: «всякое лицо, происходящее их стран Оттоманской империи или из-за границы и желающее жить в качестве монаха в каком-либо из монастырей Афона, обязательно явится к губернатору и предъявит ему свой паспорт; а иностранцы, как пользующиеся исключительною льготою согласно со ст. 4 закона Оттоманского государства, обязаны принять оттоманское подданство» (ст. 4 закона о подданстве устанавливает, что в некоторых случаях турецкое подданство может быть дано немедленно, а не по истечении срока 5 лет). Ст. 10 (того же Канонизма) предписывает сверх того, что «иностранные монахи, приезжающие во Св. Гору с целью пребывания в её монастырях, и частные лица, прибывающие туда с той же целью», «подают губернатору и Афонскому Киноту письменное заявление, в коем заявляют, что отказываются от первоначального своего подданства и, как имеющие пребывать на Афоне, записываются в число турецких подданных, и что отныне они будут подчиняться законам и постановлениям Оттоманского государства».

Нужно, однако, заметить, что Канонизм 1877 г., в нарушение вековых прав Св. Горы, был составлен Патриархией без участия афонских монастырей в его выработке и потому был единодушно отвергнут ими и никогда не был введен в жизнь. В частности, и все его постановления о турецком подданстве, о письменном отказе от первоначального подданства и т. д. никогда не применялись на практике за все время турецкой власти. Никогда русские монахи не делали подобных, и никогда турецкие власти их к этому не принуждали... Взамен отвергнутого Афоном Канонизма 1877 г. греческое большинство афонских монастырей выработало новый так называемый Общий Канонизм, утвержденный в 1912 г. Вселенской Патриархией. В этом законе опускались все предписания Канонизма 1877 г. о письменном отказе от прежнего подданства и признании нового (слишком уж явно противоречили они афонской жизни), турецкое подданство все же устанавливалось в следующей смягченной форме: ст. 174 – «Все живущие во Св. Горе монахи и приезжающие туда с целью монашества, какой бы национальности они ни были, считаются подданными Оттоманской империи». Здесь мы должны опять подчеркнуть, что Рус. монастырь Св. Пантелеимона решительно отказался признать и подписать Канонизм 1912 г., и это главным образом из-за его ст. 174, устанавливавшей турецкое подданство.

Россия, как единственное могущественное православное государство, не раз выступала в турецкую эпоху на защиту Св. Горы и православных христиан в Турции и стремилась обеспечить их права рядом международных договоров. Так, еще при Екатерине II в силу Кучук-Кайнарджийского мира (1774) за Россией было официально признано право покровительства и защиты православия в Турции. Договор в Адрианополе (1829) и Парижский трактат 1856 г. вновь подтвердили это традиционное право России. Не ограничиваясь этим, Россия после победоносного окончания Русско-турецкой войны 1877–78 поставила специально вопрос об Афоне и постаралась обеспечить права и интересы живущих там русских монахов и русских обителей. Так, в ст. 22 Сан-Стефанского договора от 19 февр. 1878 г. между Россией и Турцией постановляется: «Монахи Афона русского происхождения сохранят все свои прежние владения и преимущества и будут пользоваться в трех принадлежащих им монастырях и в зависимых от них обителях теми правами и преимуществами, какие обеспечены другим религиозным учреждениям и монастырям Афона». И хотя вопрос о подданстве и не разрешается прямо этой статьей, за Русским Посольством и консулами в Турции признается право покровительства и защиты проживающих в Турции русских духовных лиц: «Право официального покровительства признано за Имперским Посольством и русскими консулами в Турции как по отношению к вышесказанным лицам, так и по отношению к их владениям, религиозным, благотворительным и иным учреждениям во св. местах и в других местах» (ст. 22).

Это двухстороннее соглашение между Россией и Турцией в Сан-Стефано встретило противодействие Западных держав и было, как известно, заменено Берлинским трактатом от 13 июля 1878 г. В нём постановления С.-Стефанского договора об Афоне, относящиеся к русским монахам и дающие особые права России на покровительство, были заменены другими, более общего характера, без выделения русских. Ст. 62: «Право официального покровительства признано за дипломатическими и консульскими агентами держав в Турции... Духовенство, паломники и монахи всех национальностей, путешествующие в Европейской или Азиатской Турции, будут пользоваться одинаковыми правами, преимуществами и привилегиями... Монахи Афона, какова бы ни была страна их происхождения, сохранят свои прежние владения и преимущества и будут пользоваться без всякого исключения полным равенством прав и преимуществ».

Таким образом, и в этом международном трактате вопрос о подданстве не получил определённого решения, в то время как право официального покровительства было ещё раз подтверждено.

Практика турецкого времени показывает, однако, что, не смотря на определения турецких законов, русские монахи Афона продолжали считаться, как в сознании турецких властей, так и в их собственном сознании, русскими подданными. Так смотрели на них и русские власти. Приведём несколько характерных фактов.

1) В Русско-японскую войну 1904–05 гг. Русское Консульство мобилизовало и отправило в Россию, в армию, без какого-либо противодействия турецких властей послушников и рясофорных (т. е. не дававших ещё монашеского обета) монахов русских обителей Афона, подлежащих по русским законам призыву в случае мобилизации. Подобная мера была бы, очевидно, немыслима и вызвала бы репрессии турецких властей, если бы русские афонские монахи были бы турецкими подданными. По окончании войны мобилизованные монахи вернулись обратно на Афон.

2) Афонские русские монахи в случае поездок их в Россию ехали обыкновенно до Константинополя по турецким проездным документам. В Константинополе Русское Посольство выдавало им русские паспорта, где они именовались русскими подданными. С этими паспортами они с ведома турецких властей садились на пароходы и отправлялись в Россию, где и проживали в качестве русских подданных. При возвращении обратно они ехали до Константинополя опять-таки с русскими паспортами и только там получали турецкие документы на проезд на Афон.

3) Русские обители на Афоне и тогда отправляли обратно в Россию монахов недостойного поведения, или почему-либо не подходящих для монашеской жизни на Афоне. Таких лиц обыкновенно сдавали (иногда даже против их воли), с ведома и при содействии турецкой полиции, на проходящие русские пароходы. Подобные факты были бы абсолютно немыслимы, если бы дело шло о турецких подданных.

15 ноября 1912 года Греческая армия во время происходившей тогда Первой балканской войны оккупировала Афон. Почти одновременно с ней отряд Болгарской армии занял находящийся в северной части Афонского полуострова болгарский монастырь Зограф. Этими событиями был положен конец пятисотлетнему (500 лет) владычеству турок. Дальнейшая судьба Афона определилась, однако, не сразу. Оставляя подробности, отметим лишь наиболее важные события. Ещё до оккупации Афона Греческой армией, как только началась война, русское правительство заявило, что не признаёт никакого решения относительно Афона, которое было бы вынесено без участия России. Но и сами Балканские страны (Греция, Сербия, Болгария, Черногория), сознавая свою некомпетентность и неспособность к решению этого вопроса, передали по статье Лондонского договора от 17/30 мая 1913 года (т. е. мира, заключенного между вышеуказанными странами и Турцией по окончании Первой балканской войны) «заботам» шести Великих держав «определение участи Афонского полуострова».

Собравшаяся вслед за тем в Лондоне конференция послов Великих держав определила в своем заседании от 11 августа 1913 г., что «Афон будет иметь независимую и нейтральную автономию. Совет (Кинот) состоящий из представителей 20 монастырей, между которыми разделены все земли Афонского полуострова, будет продолжать заведовать администрацией согласно с вековым обычаем Св. Горы. Этот Совет будет располагать полицейской силой для поддержания порядка и общественной безопасности... Правительственные религиозные общины всех держав будут иметь право арендовать эти земли, дабы поселять на них своих монахов. Новоприбывающие должны будут получать от одного из 20 монастырей, собственников всех земель Афона, документы и обычаем установленные договоры, на основании коих признаются их обители... согласно с местными древними обычаями». Далее, по предложению России, на том же заседании обсуждался вопрос об установлении покровительства и гарантии православных государств по отношению «к независимой и нейтральной автономии Афона», но полного соглашения здесь достигнуто не было. Во всяком случае, в силу решения Лондонской конференции Афон не передавался Греции (хотя бы и на началах самоуправления), но превращался в особую автономную область международного характера (так называемая «интернационализация Афона» по принятой у греков терминологии). Решение Лондонской конференции было официально сообщено греч. правительству в ноябре 1913 г. и принято им без возражений. Наступившая вскоре Первая мировая война помешала, однако, проведению в жизнь постановления конференции.

Параллельно с вышеуказанными международными событиями на самом Афоне греческими монастырями предпринимались определенные шаги против «интернационализации» Афона и в пользу передачи его Греции (в целях закрепления при помощи греческой государственной власти господствующего на нём положения греческой национальности и дабы помешать свободному развитию на нём русского монашества). Русский монастырь Св. Пантелеимона, в сознании своего долга перед Россией сохранить в русских руках вековое достояние русского народа, не принимал участия в этих действиях. Так Рус. монастырь отказался подписать, так называемое, Священное постановление монастырей от 3 октября 1913 г., где выражалась благодарность греческому королю Константину за «освобождение» Св. Горы, Греция признавалась преемницей Турецкой империи в своих правах по отношению к Афону, опровергалась «интернационализация» и за одной лишь Грецией признавалось право на политическое покровительство Св. Горе. Это Священное постановление было послано с особой делегацией Св. Кинота в Афины для вручения королю и правительству Греции.

Характерно, что король, прочитав постановление, сразу же обратил внимание на отсутствие на нём подписи Русского монастыря (этот факт отмечен в протоколе заседания Св. Кинота от 28 окт. 1913 г.). Впрочем, после принятия греч. правительством постановления Лондонской конференции, примирился с ним и Кинот, и даже составил и принял проект (в 1918 г.) нового афонского Устава, известного под названием «Основной Канонизм». Основные черты лондонского решения нашли себе место в этом Канонизме.

Например: ст. 1 – «Св. Гора Афон... образует автономное, нейтральное и независимое государство»; ст. 4 – «Св. Кинот, образуемый из представителей 20 монастырей... обладает всей правительственной властью в автономном государстве»; ст. 5 – «Устанавливается самостоятельное святогорское подданство. Им пользуются: 1) монахи, законно записанные в монастырях, 2) послушники, также записанные законно... Все вышеуказанные лица сохраняют святогорское подданство и пользуются им, поскольку пребывают во Св. Горе. При отъезде из неё они возвращаются в подданство, коим они обладали до своего прибытия во Св. Гору. Временно или по служебным обязанностям вновь выезжающие приобретают святогорское подданство по своему возвращению во св. обитель...»; ст.6 – «Постоянное пребывание во Св. Горе разрешается только лицам святогорского подданства»...

Эти любопытные постановления о «святогорском подданстве» не содержатся прямо в Лондонском постановлении, которое, как и все подобные международные акты, игнорируют вопрос о подданстве святогорских монахов и являются как бы «комментарием» Св. Кинота на Лондонское постановление об «интернационализации» Св. Горы. Как бы то ни было, если только основываться на жизненных фактах, и в этот переходный период русские монахи Афона на самом деле продолжали оставаться русскими подданными.

Вот эти факты: 1) Русское Консульство в Салониках продолжало выдавать русским монахам до 1917 года паспорта на поездки по Греции и за границу; 2) многочисленные русские послушники и рясофорные монахи были мобилизованы рус. правительством на войну 1914–1918 гг.; 3) когда в 1913 г. среди русских афонских монахов возникли беспорядки на религиозной почве (движение, известное под именем «имябожества»), около 800 русских монахов были насильственно удалены в Россию по решению Рус. Посольства в целях восстановления спокойствия и сохранения русской обителей от развала. При удалении этих монахов была применена вооруженная сила отряда Русской армии. Всё это было бы немыслимо, если бы русские монахи не были русскими подданными.

Вопрос о международном положении Афона был разрешен после Первой мировой войны без участия России. Воспользовавшись временною слабостью и отсутствием Советского Союза, Западные державы отдали его Греции, но, дабы не вступать в явное противоречие с постановлением Лондонской конференции 1913 г., они не вынесли открытого решения о передаче его Греции, а косвенно признали за ней верховные права на Афон в ст. 13 Севрского договора от 10 авг. 1920 г., следующего содержания: «Греция обязуется признать и сохранять традиционные права и свободы, коими пользуются негреческие общины Афона, согласно с предложениями ст. 62 Берлинского договора от 13 мая 1878 г.».

Хотя эта статья и не говорит прямо о принадлежности Афона Греции, но поскольку она возлагает на неё обязательства по отношению к живущим на нём национальным меньшинствам, логически вытекает, что составители Севрского договора признают за ней верховные права по отношению к Афону. Что касается вопроса о подданстве, то на него опять-таки нет определённого ответа в новом договоре. Можно утверждать, что поскольку по нему Греция взяла на себя обязательство признавать и сохранять все традиционные права негреческих монахов, а к числу этих прав относится и сохранение своего первоначального подданства русскими монахами (как фактически было в турецкую эпоху), то и при греческом режиме русские монахи должны иметь право сохранять своё подданство.

Такова точка зрения монастыря Св. Пантелеимона, выраженная им в письме в Св. Кинот за № 204 от 18 июля 1928 года. Но не такова точка зрения греков: признание за Грецией верховных прав над Афоном они поняли, как обязательство всех негреческих монахов Афона признать греческое подданство, тем более, что по их представлению и в турецкое время все монахи Афона были местными, т. е. турецкими подданными.

Новое положение вещей, создавшееся в силу Севрского договора 1920 г., греки поспешили закрепить в желательном для них смысле рядом законодательных актов и распоряжений. Прежде всего, взамен Общего Канонизма 1912 г. и, не введённого в жизнь Основного Канонизма 1918 г., греческие монастыри приняли на собрании 10 мая 1924 г. новый Канонизм (точнее, Уставная грамота), утвержденный в 1925 г. Вселенским Патриархом и ратифицированный греческим правительством особым Законодательным декретом от 10 сент. 1926 г. Этот Канонизм имеет сейчас в Греции силу государственного закона.

Ст. 6 этого Канонизма так постановляет по вопросу о подданстве: «Все живущие во Св. Горе монахи, какой бы национальности они ни были, считаются приобретшими греческое подданство». Вслед за тем в Конституцию Греции в 1927 г. были помещены ст. 109–112, подтверждающие права Греции на Афон и греческое подданство его монахов. «Полуостров Афонский... составляющий область Св. Горы, является, согласно с его древним особым строем, самоуправляющейся частью Греческого государства, верховные права коего над ним остаются неприкосновенными... Все монашествующие в нем приобретают греческое подданство, одновременно с принятием их в число послушников или монахов без всякой другой формальности». Эти статьи Конституции сохранились в силе и поныне, несмотря на замену Конституции (1927 г.) в 1937 г. Конституцией 1911 г. (включены в неё). Наконец, идя ещё далее, и в прямом противоречии со ст. 109 Конституции, согласно с коей приобретение греческого подданства для монашествующих на Афоне происходит без всяких формальностей (как автоматическое следствие принятия их в братства монастырей), греч. Министерство иностранных дел (в административном ведении которого находится Афон) своим распоряжением от сентября 1939 г. постановило, что всякий иностранец, желающий стать монахом на Афоне, должен дать предварительную подписку, что он признаёт Канонизм 1924–1926 гг. и, в частности, пункт о греческом подданстве.

Русский монастырь Св. Пантелеимона, представители коего участвовали на Собрании 10 мая 1924 г., голосовал там против Канонизма и отказался его подписать. С тех пор Пантелеимоновский монастырь вел долгую и упорную борьбу против него.

Главная причина непринятия им нового Канонизма – это ст. 6 о греческом подданстве. Когда в 1926 г. Канонизм был утвержден правительством и статья о греческом подданстве подтверждена Конституцией, натиск греческих властей, как духовных, так и светских, на монастырь стал особенно сильным. Монастырю много раз ставились ультиматумы о немедленном подписании Канонизма, делались угрозы о высылке монахов с Афона и т. д. Но монастырь, опираясь на единодушное нежелание всей братии принять греческое подданство, отвергал эти требования. Нужно заметить, что и греческое правительство, опасаясь создания шума по афонскому вопросу в связи с международными обязательствами Греции по ст. 13 Севрского договора и неполной бесспорностью прав Греции на Афон, не приводило своих угроз в исполнение и избегало применения против монастыря явного насилия. Особого напряжения борьба достигла в 1928 г., когда при заполнении бланков народной переписи, происходившей тогда в Греции, Пантелеимоновский монастырь в рубрике о подданстве написал для своих монахов «подданный Русского государства». Кинот в своих письмах от 13 мая (№ 180) и 5 августа (№ 326) 1928 г. потребовал от монастыря немедленного признания греческого подданства и подписания Канонизма 1924–26 гг.

То же самое под угрозой репрессий потребовал и губернатор Афона в своем письме за № 197 от 25/08/1928 г. На эти требования монастырь ответил решительным и мотивированным отказом (письмо за № 204/18/07/1928 и за №... /1928 г.). Ответа на последнее письмо не последовало, и вопрос на время заглох.

В 1931 г. он возобновился с новой силой.

На этот раз греческое правительство, не желая открыто выступать на сцену, выдвинуло против нас требования, помимо Кинота и Вселенского Патриарха, который в своем письме в Пантелеим. монастырь за № 1847 от 17 августа 1931 г., пересланном через Св. Кинот, потребовал от него безоговорочного признания и подписи Канонизма «как одобренного Церковью», так и признания греческого подданства. Последнее требование, как имеющее чисто политический характер, было особенно неуместно со стороны Вселенского Патриарха. Положение создалось очень серьезное, но всё же Пантел. монастырь не пошёл на подпись Канонизма!

Относительно подданства он ответил Вс. Патриарху, что не может понять, как возник вопрос о письменном признании его со стороны монастыря, раз в силу Конституции Греции, это подданство даётся без всяких формальностей, в силу простого факта проживания на Афоне в качестве монаха. Вопрос о подписи Канонизма монастырь в своем ответе обошел, указав только на права монастыря, вытекающие из ст. 13 Севрского договора (письмо Вс. Патриарху за №… от ... сент. 1931 г.) На это осторожное и несколько уклончивое письмо ответа не последовало. Вопрос опять возобновился в 1940 г., по смерти игумена монастыря архимандрита Мисаила.

На этот раз греческие власти (т. е. Кинот, Патриарх, Правительство) официально заявили, что не утвердят избранного братией нового игумена архимандрита Иустина, если монастырь предварительно не признает безоговорочно и не подпишет Канонизма.

Учитывая всю серьезность положения в обстановке террористической фашистской диктатуры [Джона] Метакса, монастырь решил пойти на некоторые уступки в целях утверждения нового игумена, но так, чтобы избежать всё же самой подписи Канонизма.

В своем письме в Св. Кинот за № 24 от 10 марта 1940 г. монастырь писал, что голосовал в свое время против Канонизма как несогласный с его содержанием. Так поступать он имел право (ибо голосования свободны), и никто не может от него требовать, чтобы он теперь переменил свое мнение, подписавшись под Канонизмом на протоколе заседания 10 мая 1924 г. (ибо отказ в подписи имел характер голосования против). Но сейчас, когда Канонизм утвержден правительством и Патриархией, нельзя оспаривать, что он имеет характер закона, обязательного для всех, и монастырь будет его исполнять и с ним сообразовываться.

После этого вынужденного обстоятельствами полупризнания Канонизма, как фактически существующего порядка, которому нельзя не подчиняться, правительство Метакса предписало Киноту удовлетвориться им и утвердить нового игумена. Так же поступил и Вселенский Патриарх.

Подводя итоги вышесказанному, мы можем сделать следующие краткие выводы:

1) Древнее византийское и турецкое законодательство не знало вопроса о подданстве афонских монахов. Не существует никаких древних актов, в силу коих монахи-иностранцы были бы обязаны отказаться от своего подданства и принимать подданство византийское или турецкое.

2) С точки зрения новейших турецких законов (Канонизм 1877 г., Общий канонизм 1912 г.) все афонские монахи являлись турецкими подданными. В переходный период (1912–1920), когда предлагалось превратить Афон в нейтральную автономную область (решение Лондонской конференции от 11 авг. 1913 г.) афонский Кинот выработал закон об установлении особого святогорского подданства (основной Канонизм 1918 г.). После присоединения Афона к Греции (1920) греческие законы устанавливают греческое подданство для всех монахов Афона независимо от национальности (Канонизм 1924–26 гг., Конституция 1927 г.) Ни один из вышеуказанных законодательных актов, как турецкий, так и греческого периода, не был признан или подписан Рус. Пант. монастырем. Только в 1940 г., в особо трудных обстоятельствах Пантелеимоновский монастырь вынужден был признать создавшееся на Афоне положение, не подписав, однако, самого Канонизма.

3) Международные акты относительно Афона (ст. 22 Сан-Стефанского договора 19 февр. 1878 г., ст. 62 Берлинского договора 13 июля 1878 г., ст. 5 Лондонского договора 30 мая 1913 г., постановление Лондонской конференции послов 11 авг. 1913 г., ст. 13 Севрского договора 10 авг. 1920 г., то же в Лозанском договоре 1924 г.) не определяют вопроса о подданстве афонских монахов. Они признают существование на Афоне монахов разных национальностей, сохранение за ними их прежних прав и владений, равенство национальностей, право держав в лице их дипломатических представителей на покровительство и защиту монахов их национальностей (в турецкий период), обязательства Греции по отношению к негреческим обителям (в греческий период).

4) Множество фактов с несомненностью свидетельствуют, что вопреки законам новейшего времени русские монахи с ведома и согласия турецких властей фактически продолжали оставаться и считаться русскими подданными (мобилизации их в Русскую армию, поездки с русскими паспортами, принудительная отправка в Россию, поминовение русской верховной власти и проч.). Только в последние годы греческим властям удалось изменить этот порядок вещей (снабжение монахов греческими визами на жительство и паспортами греческих подданных для поездок за границу). Однако Русский Пантелеимоновский монастырь никогда не отрекался от русского подданства и не переставал сознавать себя русским. Тем более, что в силу обще-афонского постановления 1169 г. он на вечные времена дан русским монахам. Другой вопрос, насколько целесообразно и возможно возобновлять в данный момент вопрос о русском подданстве. Инициатива здесь, во всяком случае, не может принадлежать монастырю.

3/16 августа 1946 г.

О подданстве афонских монахов: ст. 109 Конституции Греции – «Все монашествующие в ней (во Св. Горе) приобретают греческое подданство со времени принятия их в число послушников или монахов без всякой иной формальности».

Ст. 6 (Кат. Хартии) – «Все живущие на Афоне монахи любой национальности считаются приобретшими греческое подданство». О значении документов, выдаваемых монастырями (декрет, утверждающий Канонизм) – «Документы, и в частности доверенности, составленные Св. Кинотом или монастырскими властями, свидетельствованные Св. Эпистасией, имеют полную силу официальных документов перед всеми властями Государства».

Таким образом, на основании ст. 109 Конституции Греции (эта статья сохраняет силу до сего времени, несмотря на отмену самой Конституции 1927 г., где она прописана) и ст. 6 Канонизма (Кат. Харт) о. Кронид, как принятый в число афонских монахов постриженный на Афоне, где он прожил много лет, является греческим подданным. Нужно при этом заметить, что греческое подданство не утрачивается.