Студийский типик в связи с вопросом о реформе нашего богослужебного устава¹

В жизни Русской церкви издавна уже наблюдается расхождение её богослужебных устава и практики, состоящее в сокращении богослужения и изменении его порядка. Это печальное явление издавна также обсуждается у нас и в печати, и устно. Одни видят причину его главным образом, в человеческой лености и нерадении и настаивают на возможно строгом выполнении типика, другие, не отрицая факта понижения в современном обществе христианской ревности, считают основной причиной нарушений устава самый устав, рассчитанный собственно на монастырский обиход и предъявляющий требования, невыполнимые в мирских храмах, особенно в условиях современной жизни: в виду этого лица второй категории высказываются за реформу устава, в смысле или упрощения действующего ныне типика, или даже замены его другим. Обсуждение вопроса пока еще не пришло ни к практическому результату, ни даже к общему решению: большинство высказавшихся за истекающее десятилетие в печати голосов стоит за реформу устава. В суждениях и ревнителей устава, и сторонников его реформы, как обычно бывает, есть и верные суждения, есть и ошибки. Не совсем правилен взгляд на действующий ныне у нас устав, как на монастырский. По своему составу это – устав сводный: его богослужебные календарь и расписание чтений из Св. Писания взяты главным образом из устава константинопольского соборного храма, последования служб суточного круга, устав пения псалтири и порядок богослужения праздников и других особенных дней принадлежат иерусалимскому соборному храму св. Воскресения: богослужебные обычаи последнего заимствованы были сначала палестинскими обителями, а из Св. Земли вместе се уставами монашеского жития они перешли в монастыри Византии. Монахами в уставе сделаны были некоторые лишь переделки и дополнения, самые строгие из которых, например, хотя бы устав о всенощных бдениях, в наших мирских храмах исполняются весьма смягченно. Что же касается ревнителей устава, едва ли они будут отрицать тот факт, что в настоящее время у нас типик нигде в точности не исполняется. Т.н. обычное «уставное богослужение», если оно не допускает сокращений в своем составе, содержит в себе немало послаблений в способе совершения: где теперь у нас в строгом соответствии с правилами типика поются шестопсалмие и кафизмы? Последнее, по местам и лишь иногда, бывает у единоверцев и старообрядцев и то не в полном виде. Стремление соблюсти уставную полноту богослужения и сделать его менее тягостным для молящихся внесли в его отправление изобильный элемент чтения, что утомляет молящихся не менее, чем и продолжительность богослужения. Таким образом, действительное положение вещей с церковным уставом у нас оказывается следующее: имеется номинальная норма богослужения – типик, фактически являющаяся идеалом,– настоящая же норма определяется или обычаем, или же усмотрением совершителей богослужения, нередко по субъективным основаниям, или даже по случайным обстоятельствам, для произвола исполнителей богослужения не указано никакого предела, – признается должным приближаться к типику, но оказывается возможным почти бесконечно от него и удаляться. В прошлом нашего церковного устава имеется одна его версия, которая когда-то была широко распространена и долго держалась в практике и которая выдающимися византийскими монахами IX–X вв. считалась нормальной: по сообщению их современника, они признавали ее «лучшей и царственнейшей, так как она одинаково избегает и излишеств, и недостатков»². Эта версия – Студийский устав. При современном положении вопроса о типике у нас, Студийский устав, кроме его умеренности, заслуживает особенного внимания и по некоторым другим обстоятельствам. Он был выработан и употреблялся в монашеской среде, строй жизни которой близко подходит к мирской деловой жизни. Затем, данный устав весьма долго употреблялся в древней Русской церкви, некоторые следы его влияния можно замечать в нашем богослужении даже и до настоящего времени. Наконец, система богослужебных предписаний Студийского устава отличается простотой и стройностью, значительно выдвигающими его пред действующим ныне сложным уставом.

Как известно, свое наименованное Студийский устав получил от константинопольского монастыря, построенного в V в. патрицием Студием для монахов т.н. «Неусыпающих». Но с Студиевой обителью Студийский устав связан лишь, как с местом своего применения: основы устава положены были славным поборником иконопочитания св. Феодором Студитом, который с частью своей братии в 798 г., по предложению патр. Тарасия и импер. Ирины, перешел из своего вифинского монастыря Саккудиона в запустевшую к тому времени Студиеву обитель. Исторические свидетельства представляют установителем студийских богослужебных обычаев одного лишь св. Феодора, но последний начал монашескую жизнь под руководством своего дяди, св. Платона, монаха одного из олимпских монастырей, а потом бывшего постоянным наставником и советником св. Феодора и некоторое время даже игуменом в Саккудионе: весьма возможно, что в выработке студийского богослужебного уклада немалая роль принадлежала и св. Платону. Заветы св. Феодора относительно богослужения хранились в Студийской обители твердо, но с течением времени не оставались без дополнений, разъяснений и изменений. Постепенно Студийский монастырь переходил к более и более строгой практике и в ХIV в., по-видимому, принял уже т.н. иерусалимский устав. Сам св. Феодор не изложил письменно установленных при нем богослужебных порядков. Это сделано было уже после него и первоначально в кратком «Начертании порядка Студийской обители», дошедшем до нас в трех разновременных редакциях³. Древние типики говорят и о полном студийском уставе, списки которого или не сохранились, или пока не найдены. Зато до нас дошло в древнерусском переводе полное изложение Студийского типика, сделанное константинопольским патриархом ХI в. из студийских иноков Алексием для созданного им близ столицы Византии Успенского монастыря. Русский перевод сделан был по поручению преп. Феодосия для Киево-Печерского монастыря. Правда, в русской науке существует мнение, не признающее Алексиева устава студийским и считающее его компиляцией, составленной патриархом на основании многих источников, главным образом. устава великой константинопольской церкви, и лишь отчасти, между прочим, также при помощи и студийского типика ⁴. Но такой взгляд совершенно противоречит Алексиеву уставу, который в заглавиях и предисловиях четырех своих частей ясно и решительно заявляет, что он излагает предание св. Феодора, а в главе об избрании игумена, из опасения нарушения заветов св. отца, даже заповедует не допускать в начальники монастыря иноков из других обителей, и обязует вновь избранного игумена давать патриарху едва ли не письменное обещание соблюдать предания св. Феодора, изложенные редактором устава. В основном содержании Алексиев устав совпадает с краткими изложениями студийских обычаев: наблюдающиеся между ними различия объясняются частью влиянием времени и изменениями в студийской практике, частью назначением устава; но, указывая в своем типике особенности богослужения Успенской обители, его редактор не опускает студийской практики, а только оговаривает ее.

Умеренный характер Студийского устава объясняется, с одной стороны, сравнительной простотой богослужения в эпоху образования этого типика, и с другой – особенностями личности св. Феодора и строя жизни в его монастырях. По аскетическим воззрениям св. Феодор быль приверженцем «царского пути»: в подвижничестве он выше и впереди всего ставил нравственное совершенствование, к излишеству во внешних подвигах он относился отрицательно из опасения, чтобы они не обратились в самоцель и предмет тщеславия. Отсюда и предпочтение у св. Феодора наиболее умеренной формы подвижничества – в общежитии. Разнообразие физических сил и выносливости почти всегда многочисленной у св. Феодора братии, несомненно, принимались им, как внимательным и чутким руководителем, в расчет при определении богослужебной нормы для своих монастырей. Затем, общежитие у св. Феодора было особенного характера, трудовое: св. отец не отказывался принимать пожертвования, но главные средства к жизни монахи его добывали своими руками,– в загородных филиальных монастырях Студийской обители велось сельское хозяйство, а монахи столичного монастыря, кроме возделывания окружавшей его земли, занимались всякими ремеслами и мастерствами, начиная от самых грубых и кончая наиболее тонкими, например, работами по дорогим металлам, или перепиской книг. Труд в монашеском общежитии, по воззрению св. Феодора, не печальная необходимость и не только средство против праздности, даже не просто послушание для духовного упражнения монаха, но подвиг ради братьев, не меньший, чем молитва. А что физический труд в Студийской обители был серьезным, видно из того, что св. Феодор весьма часто уподобляет жизнь своих монахов подвигу мученическому. Соединить с нелегким трудовым подвигом еще возможно строгое молитвенное правило значило бы возложить на студийских иноков бремя неудобоносимое. Всеми указанными обстоятельствами и объясняется умеренность Студийского устава. Эта умеренность достигается в нем благодаря следующим его особенностям. Во-первых, в Студийском уставе, по сравнению с нашим типиком, проще круг и последования суточных служб: его памятники еще не знают нашей полунощницы, так как настоящая древняя полунощная служба дана уже в утреннем шестопсалмии. По древнейшим изложениям Студийского устава, утреня должна начинаться, по-видимому, прямо, с шестопсалмия,– стоящие предпоследними в действующем часослове моления за царя, нужно думать. появились в византийских монастырях, основанных императорами; устав патриарх. Алексия предпосылает шестопсалмию просто один 6-ой псалом. Последования утрени и вечерни в Студийском уставе не изменяются так разнообразно, как это наблюдается в нашем уставе, соответственно с величиной праздника: за исключением особенных служб, они всегда сохраняют простую форму, принятую в наших так называемых праздниках с «Бог Господь»:"утреня в Студийском уставе, по настоящему иерусалимскому его порядку, после великого славословия имеет стиховны. Наиболее крупное отличие в составе утрени воскресных дней и великих праздников от простодневной в Студийском уставе – степенны антифоны и чтение евангелия. Наконец, как известно, Студийский устав не имеет рядовых всенощных бдений. О келейном монашеском правиле древнейшие записи устава не говорят: в более поздних для него указываются последование ночных часов, печатающееся в наших богослужебной псалтири и каноннике под именем чина 12 псалмов, а также 17 кф. в полночь. Вторая особенность, смягчающая Студийский устав сравнительно с так называемым иерусалимским, это – сокращение количества и объема служб суточного круга в праздничные дни и периоды. В нашем уставе замечается нечто подобное во дни 50-цы до Вознесения, когда утреня начинается прямо шестопсалмием. Студийский устав, как было указано, кроме состава, сокращает также и количество служб во все церковные праздничные дни, т. е., по нашей терминологии, начиная с памяти святых, «поемых на 6». Таким образом, можно с некоторым правом сказать, что в противоположность так называемому иерусалимскому уставу, увеличивающему богослужение в праздничные дни, Студийский его сокращает: это сокращение несколько возмещалось, конечно, более торжественным исполнением праздничного богослужения, например, преобладанием пения. Наибольшее сокращение суточного богослужения в Студийском уставе, подобно нашему, полагается в Пасху; увеличение объема и количества службы в послепасхальные дни Студийский устав проводит с замечательною постепенностью в течение продолжительного периода, без резких переходов. Во дни Пасхи, по Студийскому уставу, служатся лишь вечерня и утреня в обычной пасхальной норме (на утрени великое славословие не опускается), и еще в трапезе вместо повечерия поется трисвятое и «Господи помилуй» 12 раз: позднее к этому прибавлено было «Христос воскресе». Только уже Алексиев устав указывает последование часов и повечерия на Пасху, но в значительно более кратком виде, сравнительно с принятымь теперь, а именно: «Христос воскресе» 3-жды, «Да веселятся небесная», «Аще и во гробе», богородичен, трисвятое по «Отче наш» и «Господи помилуй» 12 (20) раз. Пасхальное число суточных служб, именно, 3 кроме литургии, т. е. утреню, вечерню и повечерие, Студийский устав оставляет до недели «Всех святых» и за этот период постепенно повышает лишь объем и состав служб. Так, в неделю Антипасхи восстановляются – на вечерни предначинательный псалом, а на утрени шестопсалмие, повечерие служится от «С нами Бог»: стихословия псалтири не бывает,– младшие памятники устава отменяют в этот день даже евангелие на утрени. Служба понедельника Фоминой седмицы особенно примечательна в Студийском уставе, потому что она там берется нормой богослужения для всех праздников: по сравнению с предшествующим днем, здесь начинается рядовое стихословие псалтири, на утрени полагаются степенны антифоны и евангелие, – повечерие накануне поется, конечно, от «С нами Бог», и часов, как было сказано, не бывает. Так в общем, по Студийскому уставу, должна совершаться служба в обычные воскресные и почти во все церковные праздничные дни, т.е., по нашей мерке, начиная се тех дней, когда уставом полагается петь «Бог Господь»: по Алексиеву уставу, часы не отлагаются в праздничные дни, приключающиеся лишь в посты – святых Апостолов, Рождественский и, конечно, 40-цы. Накануне Рождества Христова, Богоявления, великих пятка и субботы повечерие сокращается до пасхальной нормы, т. е., сводится к пению трисвятого в трапезе. С вечера Фомина понедельника восстанавливается полное великое повечерие накануне будничных дней. Часы же, по Студийскому уставу, начинают служить лишь после недели Всех Святых. Третья особенность, делающая Студийский устав умеренным, это – меньшее количество полагающихся в нем переменных частей богослужения, именно, кафизм и песнопений. В течение летнего периода богослужения, т.е., от Фомина понедельника до 14 сентября, Студийский уставь на утрени полагает всего лишь одну кафизму, а для зимнего периода две: большее количество кафизм, 3–4, в Студийском уставе назначается лишь для 40-цы. Затем, древние памятники данного устава не знают ни праздничного полиелея, ни даже, по-видимому, 17 кф. на воскресной утрени: «Блажени непорочнии» там составляют принадлежность, сверх обычной рядовой кафизмы, субботней утрени. Далее, Студийский устав освобождает от стихословия псалтири, ве-чернего и утреннего, вторые дни великих праздников Гос-подних и Богородичных. В посты Апостольский и Рожде-ственский Студийский устав увеличивает пение псалтири, по-лагая его на часах: младшие памятники устава освобождают от кафизмы – в Апостольский пост 1-й час, а в Рожде-ственский, кроме того, еще и 9-й час: случающаяся празд-ничная память в названные посты отменяет стихословие псалтири на часах. Далее, обычное число стихир на «Гос-поди воззвах» в Студийском уставе – 6: такое число сти-хов ставится Алексиевым уставом, например, даже в навечериях Рождества Христова и Богоявления. Древнейшим студийским обычаем, по-видимому, было не превышать в указанных стихирах для воскресных и Господних праздни-ков числа 9. Для канонов превышение числа 12 стихов в Студийском уставе является исключением: в летнее время число стихов на канонах сокращалось.

Будучи умеренным, Студийский богослужебный распоря-док в то же время не быль легким: он скорее был по-сильным. При сокращенности своего состава, Студийское бо-гослужение совершалось все-таки довольно продолжительно, вследствие преобладания, по древнему обычаю, в его испол-нении пения: пелись псалмы, кафизмы с «алиллуйа», для коего св. Феодором составлено было 72 напева (по 9 на глас), в праздничные дни элемент пения в Студийском богослу-жении увеличивался. Наиболее продолжительной службой была утреня, продолжавшаяся в иные дни до 5.30 – 6 ч., велико-постные часы с преждеосвященной литургией требовали для себя у студитов 4 ч., служба каждого часа со стихословием псалтири занимала 1 ч. Начало утрени св. Феодором поло-жено было, согласно, по-видимому, практик великой константи-нопольской церкви, для будничных дней – на полуночь, для праздников – несколько раньше. Для того, чтобы сделать про-должительность ночной службы равной в течение всего года и чтобы не сокращать часов отдыха братии, записи Студий-ского устава указывают точно начало утрени в 7 ч. ночи, для праздников в 5, устав патр. Алексия в будничные дни 40-цы предписывает даже начинать утреню в 3.30 ч.⁵.

Возможноств утомления длинной службой и нелегким физическим трудом Студийский устав предупреждает разрешением инокам отдыхать после утрени до рассвета, а также после обеда около 1.5 – 2 ч. Братиям, трудившимся вне монастыря, особенно в поле, дозволялось, по-видимому, второстепенные церковные последования совершать на месте работы и в облегченном виде,– часы, например, без кафизм. Вообще достаточно продолжительное, студийское богослужение по сравнению с иерусалимским значительно легче: в 40-цу их нормы почти совпадают, в будничные дни постов Апостольского и Рождественского Студийское богослужение даже несколько обширнее так называемого иерусалимского, но в остальном, особенно в праздничном последовании, иерусалимская норма несравненно превышает студийскую.

Относительно наиболее крупных особенностей Студийского устава остается невыясненным, придуманы ли они его творцом, или же взяты им из других уставов. В студийской отмене часов думают видеть влияние типика в. константинопольской церкви, что едва ли вероятно. Сокращение богослужения в некоторые праздники отчасти допускается и иерусалимским уставом. В конце IV в. в Иерусалиме в праздничные дни, когда совершалась литургия, часы не отправлялись. По сообщению Кассиана, палестинские монахи по воскресеньям часы также опускали, потому что их последование возмещалось литургией ⁶. Объясняется этот обычай тем, что службы суточного круга, за исключением литургии, образовались из часов домашней молитвы христиан: раньше всех из них перешли в церковные последования молитвы при начале и конце дня, образовавшие обязательные для всех службы утрени и вечерни, часы обратились в церковные службы позднее, общеобязательное значение они получали в древности во дни 40-цы. Быть может, студийское опущение часов в праздники является отголоском указанного старинного христианского обычая, подобно тому, как и другие уставы в известные дни предписывают совершать часы и иные второстепенные службы в притворе или даже в келлиях⁷.

Появившись на Руси в ХI в., Студийский уставе не только распространился по её монастырям, но и весьма скоро принят был, с некоторыми изменениями, в русских соборных и вообще мирских храмах. Проникший на Русь в XIV в. иерусалимский устав к ХV в. вытеснил своего предшественника, но при этом сам потерпел значительные изменения: в живой богослужебной практике иерусалимский богослужебный порядок на Руси быль в значительной мере приспособлен к старым студийским обычаям. В точности иерусалимский устав, по-видимому, исполнялся мало не только в русских соборных церквах, но даже и в монастырях. Вместо обычного иерусалимского бдения в последних большею частью совершался ряд ночных служб – вечерня, повечерие и полуночница с канонами, затем утреня и первый час. Иногда в этот ряд вставлялись еще молебен за творящих милостыню и чтение. Но такие бдения служились лишь в особенные дни, обычно же по прежнему укладу с соблюдением студийских времени и продолжительности служб совершались вечерня и утреня со многими студийскими особенностями в порядке, составе и исполнении богослужения⁸). В уставах других обителей, а также соборных церквей, студийское расписание богослужебного времени держалось еще тверже: в ХVII в. в соборах не особенно часто служат «всенощные бдения» строго по иерусалимскому чину, но которые начинаются в 12–1 ч. ночи, как студийские утрени. В значительной мере сохранялась и студийская продолжительность утрени: 5–4 чч. для праздников и 4–3 чч. в будни. Всенощные бдения с соблюдением иерусалимских чина и времени, т.е., обычного уставного вида, появились в Московском Успенском соборе, кажется, не ранее патр. Никона, б.м., под восточным или киевским влиянием, и первоначально они совершались очень редко⁹. Редакторы действующего ныне у нас устава 1682 г. после отдела о всенощном бдении нашли нужным вставить особую (7-ю) главу для малых обителей и соборных и приходских храмов, «идеже всенощныя не бывает». Студийское расписание богослужебного времени с некоторыми изменениями и доселе держится в практике Московского Успенского собора. До недавнего сравнительно времени, в значительно смягченном виде оно наблюдалось и в приходских церквях, особенно сельских, но теперь его все более и более разрушает обычай отправлять утреннюю службу с вечера. В некоторых из наших и восточных монастырей, где строго, хотя, быть может, и не совсем точно, соблюдается церковный устав и держится трудовой уклад жизни, богослужение с количественной стороны от студийской нормы особенно еще не отступило.

Живучестью студийских традиций в истории русского богослужения прекрасно подтверждается справедливость той высокой оценки, какую дали Студийскому уставу византийские подвижники IХ–Х вв., назвав его «царственнейшим и лучшим». Конечно, в условиях современной мирской жизни соблюсти его предписания во всей точности, всегда и всюду, невозможно, но ведь и данный устав – норма монашеского, а не мирского богослужения: пример св. Феодора, стремившегося в своем уставе согласить палестинскую богослужебную норму с трудовым строем своего общежития, показывает, что на деловую жизнь нельзя смотреть просто, как на досадную помеху, препятствующую выполнить букву типика. С историко-литургической точки зрения, принятый в Студийском уставе способ сокращения богослужения представляется наиболее верным. Современный нам типик, или, точнее, обычное наше понимание его, значительно изменили подлинное соотношение церковных служб и отдельных их элементов. С исторической точки зрения главными и старейшими службами, кроме, конечно, литургии, являются утреня и вечерня: наш типик в своих разбросанных и неполных замечаниях об отправлении некоторых служб в притворе и келлиях сохранил память о старинном различении служб по их значению. В состав последований наших служб входят элементы различной служебной важности: там есть части основные и древнейшие – псалмы, содержащиеся в часослове, чтения из Св. Писания и молитвы, совершаемые священнослужителями, т.е. ектении и молитвы служебника,– затем имеются части дополнительные – стихословие псалтири и, наконец, элементы вспомогательные – песнопения, образовавшиеся из кратких припевов, коими когда-то сопровождалось пение основных псалмов. В нашей современной практике сознание сравнительного значения перечисленных частей перепуталось и смешалось: получился такой строй богослужения, в котором конструктивные части во многих случаях заменены орнаментальными или даже почти совсем устранены. В Студийском уставе, благодаря, б. м., его архаичности, лучше сохранилось и сравнительное значение церковных служб, и более правильное соотношение между их элементами.

И. Карабинов