Патрологические труды профессора московской духовной академии Ивана Васильевича Попова

(к трехсотлетию Московской Духовной Академии (1685–1985))

В наше время, когда во всём христианском мире возрастает интерес к изучению святых отцов Церкви, важно взглянуть и на пройденный путь в области Патрологии, вспомнить то, что сделано нашими предшественниками – усердными тружениками науки и подвижниками благочестия. К этому понуждает и славный юбилей нашей духовной школы. Творческий метод обращения к историческому прошлому, несомненно, поможет правильнее понять учение и жизнь святых отцов, снова и снова увидеть в них верное мерило к богословствованию, к восстановлению и утверждению себя самого в полноте православной церковности, а это поставит на путь молитвы, духовной жизни, приведёт к возвращению потерянного рая.

В нашем отечественном богословии принципы изучения творений святых отцов даны были вскоре после выделения Патрологии, или как её поначалу называли «Патристика», в отдельную самостоятельную науку – дисциплину (в систему предметов Духовной Семинарии она введена в 1839 г. под названием «Историко-богословское учение об отцах Церкви»¹⁵⁴, в Духовной Академии – в 1841 г.)¹⁵⁵. Вопреки появив шейся сразу же тенденции уделять в учении святых отцов основное внимание догме и этим самым ограничивать широту их богословия, архиепископ Черниговский Филарет (Гумилевский), в прошлом инспектор (1833–1835) и ректор (1835–1841) Московской Духовной Академии, во введении к своему трёхтомному труду «Историческое учение об отцах Церкви» (впервые опубликован в 1859 г.) со всей решительностью и определённостью заявил: «Поставлять догматическое учение отцов такой же особой частью Патристики, каково исследование сочинений или жизни – значит не понимать своего предмета.

Отцы Церкви столько же заботились для Церкви о чистоте веры, сколько и о благочестии, предлагая последнее иногда в наставлениях истории, – а для веры благочестия ревностно занимались объяснением Священного Писания. Потому та Патристика, которая обращает исключительное внимание на догматическое учение отцов, теряя из вида и толкования Писания, и наставления в благочестии, извращает собой понятие об отцах Церкви, выставляет их не в их точном виде. С другой стороны, после обзора содержания догматических сочинений предлагать отдельно догматическое учение Отца – значит или то, что уличают сами себя в неверном показании содержания сочинений, или повторяют одно и то же наперекор правильному рассуждению о деле... Пусть по важности предмета догматическое учение займёт собой внимание более, чем какой-нибудь предмет исторический; но оно не должно исключать собой другие предметы отеческих сочинений или занимать столько же места, сколько жизнь отца Церкви».

И дальше: «Патристика должна признавать то или другое сочинение за собственность отца Церкви не иначе, как утверждаясь на прочных основаниях. Суд о подлинности и целости древних сочинений принадлежит преимущественно археологической критике. Но и Патристика изменила бы характер истории, если бы всё известное под именем того или другого отца, без всякой проверки, выдавала за его сочинение»¹⁵⁶.

Эти принципы усвоил, в основном, и профессор Иван Васильевич Попов (1867–1938), окончивший в 1892 г. Московскую Духовную Академию, а с 1893 г. занимавший в ней кафедру Патристики (с 1910 г. Патрологии)¹⁵⁷. Если им и были внесены изменения, то они лишь улучшили положение. В частности, во избежание повторений, чего опасался архиепископ Филарет, профессор И. В. Попов в кратчайшей форме передаёт содержание творений, а иногда просто их перечисляет, но затем под отдельной рубрикой – «Учение», уделяет должное внимание богословию отца. Последнее у него преобладает над материалом житийным, который предполагается известным читателю. В курсе его лекций по Патрологии биографические сведения о святых отцах даются минимальные, служащие только для того, чтобы изучающий их понял, когда и по каким поводам были написаны те или иные творения. В монографиях же – жития представляются более обстоятельно.

Профессор И.В. Попов был человеком больших дарований и исключительного трудолюбия. В своих патрологических трудах он умело сочетал богословский и философский анализы с исторической демонстрацией. Истина святоотеческой веры им воспринимается и показуется как истина разума или как разум истины. Творения святых отцов для него были всегда живым выражением внутренней жизни Церкви, свидетельством её неоскудевающей духовности в различных условиях исторического бытия и развития. Он намеревался представить историю Церкви в «лицах» святых отцов – в плане единого Предания Церкви, положить основы к построению своего рода исторического богословия. Показателем труда этого рода служат сохранившиеся и опубликованные в «Богословских Трудах» две работы: «Святой Иларий, епископ Пиктавийский»¹⁵⁸ и «Святой Амфилохий, епископ Иконийский»¹⁵⁹. Короче, профессор И.В. Попов был незаурядным богословом, патрологом и нет нужды много говорить о нём – его труды лучше всяких слов свидетельствуют о нём.

К восстановлению их в памяти я и перехожу. Думаю, что необходимо коснуться только метода моей работы.

Перед собой я поставил цель насколько возможно полнее передать содержание трудов выдающегося патролога, чтобы, с одной стороны, обнаружить тематику в её разработке и развитии, а с другой – помочь самому читателю ещё раз вспомнить профессора И.В. Попова как человека, отличавшегося «кристальной честностью и высокой религиозно-нравственной настроенностью». Для достижения поставленной цели я увидел лучшую возможность в изложении каждого труда профессора И.В. Попова в отдельности. Изложение всех их в привычных для нас системах внесло бы больше субъективизма, чего мне хотелось избежать. Соответственно задуманной цели сформулирована и тема моей статьи. Не рассматриваются мной лишь те две монографии, которые были упомянуты выше. Поскольку они были опубликованы в «Богословских Трудах», считаю, что они читателям этих сборников хорошо известны.

Хотелось бы надеяться, что избранный мной метод изучения патрологических трудов профессора И.В. Попова приведёт к желанной цели, а это принесёт автору утешение.

Данный опыт представляет собой пробную лекцию, прочитанную И.В. Поповым в 1893 г. по собственному выбору при вступлении на кафедру Патрологии.

Тертуллиан – сын карфагенского сотника, получил хорошее светское образование; в язычестве испил до дна чашу удовольствий. В его характере выделяются: практичность и реализм римлянина, соединённые с суровостью и страстностью. Его реалистическая натура выступила против гностицизма – он показывал разногласия гностических систем и их шаткость. Чему верил, тому был предан всей душой.

Писал Тертуллиан необыкновенно живо. В его сочинениях (апологетических, полемико-догматических и нравоучительных) обнаруживаются знания истории, археологии, медицины, римского права, философии, поэзии. Реалистическая окраска заметна на всех его воззрениях – гносеологических, догматических и нравственных.

В противоположность платоникам, противопоставлявшим познание рациональное и чувственное, Тертуллиан отстаивал права чувства в познании. Он не доверял утончённым диалектическим приёмам философии и искал простые, для всех доступные признаки истины.

Находил он их в свидетельстве души. Вещую силу он видел также в сновидениях и экстазе. Базисом религиозного познания он признавал авторитет Церкви (прескрипция) и буквально понимаемое Священное Писание. Если возникает какое-либо новое учение, то для проверки его истинности нужно только проверить, не противоречит ли оно исконным верованиям.

К числу особенностей богословских воззрений Тертуллиана относится его учение о телесности Бога, ангелов и человеческой души. Благодать Божия тоже подобна материальной силе: если её много в одном месте, то в другом недостаёт. По вопросу о происхождении душ он держится традиционализма. Эсхатологические представления переплетаются с хилиазмом – история человечества завершится тысячелетним царством Христа на земле.

В нравственной области Тертуллиан стремится подробно регламентировать всю жизнь человека – говорит об обстановке христианских домов, о дозволенном для христианина платье, об украшениях женщин, настаивает, чтобы девушки покрывали головы за богослужением, порицает ношение париков, обуви с каблуками, торговлю с другими народами.

На всех сочинениях Тертуллиана (далее – Т.) лежит отблеск страха вечного осуждения: «Где нет страха, там нет и причины исправляться» (Т.). Тертуллиан с нетерпением ждёт наступления времени мучения грешников и язычников – жестоких врагов исповедуемой им религии.

Здесь встречаемся с полной противоположностью учению преподобного Исаака Сирина, который свидетельствует: «От упоения любовью к Богу сердце человека возгорается о птицах, о животных, о демонах, о всех вообще тварях, без различия добрых и злых»!¹⁶¹

Характер Тертуллиана чётко обнаруживается в его апологетике. Здесь он выступает как судебный адвокат, отмечающий несоблюдение юридических норм при суде над христианами и защищающий их от обвинений. В доказательствах он отдаёт предпочтение факту перед диалектикой и отвлечённым рассуждением.

Формальные особенности сочинений Тертуллиана отличаются преувеличением и утрировкой как теоретических, так и нравственных воззрений, ригоризмом в морали. «Всё, что не принято в ковчег, не должно быть в Церкви» (Т.). Почти в каждом ремесле он находит языческие элементы. Его ригоризм проявился не только в чрезвычайно строгой требовательности, но и в отсутствии снисходительности к немощам других. Это всё и привело его к монтанизму. Страстность Тертуллиана показывает даже способ построения сочинений: приёмы полемики, характер апологии, манера приводить цитаты. Он старается во чтобы то ни стало добиться согласия противника. Вся его апологетика вращается вокруг одной темы: «Сначала выньте бревно из своего глаза, а потом уже беритесь за то, чтобы вынуть соломинку из глаза соседа. Исправьте свои нравы, прежде чем свирепствовать против нравов христиан. Узнайте, наконец, самих себя, и вы сделаетесь строже к себе» (Т.).

Сочинения Тертуллиана пользовались на Западе большой популярностью. Святой Киприан Карфагенский, находившийся в литературной зависимости от них, называл Тертуллиана своим учителем.