Христианство и буддизм

Одной из печальных особенностей нашего времени служит тот факт, что так называемое образованное общество, после недавнего еще преклонения пред материализмом и рационалистическими теориями, начало увлекаться противоположными системами, вроде спиритизма, гипнотизма и других. С одной стороны это явление вполне понятно, как очевидная реакция против материализма, обманувшего возлагавшиеся на него надежды, что он раскроет и объяснит все тайны бытия, и поэтому переставшего удовлетворять вечно неусыпную пытливость мысли; но с другой стороны оно и печально в том отношении, что показывает, насколько современное культурное общество расшатано в своем миросозерцании и насколько оно потеряло самую способность к здравому разумению истин духовной жизни. Здравый смысл говорит, что если оказались до плачевности неспособными удовлетворить высшим запросам духа те системы, которые еще недавно провозглашались всеобъемлющими и вполне достаточными (хотя достаточно было бы заглянуть в историю философии или умственного развития человечества, чтобы убедиться в наивности и ложности этого предположения), но ложность которых ясно доказывалась представителями христианской религии, то очевидно, права последняя и она только и может удовлетворить жаждущий истины ум. Между тем извращенный ум современного культурного общества не признает этого логического вывода, и с раздраженной нервностью или капризом, убедившись в неудаче своих надежд на оказавшуюся совершенно несостоятельною свою излюбленную систему миросозерцания, бросается в противоположную крайность, от материализма к крайнему спиритуализму, от неверия переходит к суеверию. Чем, в самом деле, объяснить тот странный факт, что люди, потерявшие здравую веру в христианство, подорванную в них рационалистическими теориями, с какой-то тоской стали искать истины вне христианства, и не веря его вполне историческим фактам, находящим себе оправдание в самой их сообразности с требованиями здравого логического мышления, стали веровать в какие-то фантастические бредни восточных браминов или буддийских лам, видя в них чуть не совпадение с последним словом научного знания и во всяком случае плоды чудесного, всеозаряющего умозрения? Ни для кого не тайна, что увлечение буддизмом, особенно в последнее время, принимает своего рода эпидемический характер, и если люди науки, сосредоточивая свое внимание на этой системе, стараются уяснить себе смысл этой религиозной системы, то другие, более руководясь смутными требованиями неудовлетворенного чувства, обращаются к ней как к панацее всех духовных томлений и бед: поэты прославляют буддизм как великую духовную систему, окружая ее основателя ореолом необычайного величия,¹ разные психопаты, потерявшие последнюю искру здравого смысла в религиозных сомнениях и блужданиях, открывают ему храмы в центрах христианского мира, как например, в Париже, а экзальтированные женщины, в роде пресловутой Блаватской, едут в самые дебри Индии и Тибета, чтобы там на месте преклоняться пред буддийскими «магатмами» и удивлять мир россказнями об их умопомрачительных чудесах.²

Раз является известная потребность, непременно являются поставщики требуемого материала, и нельзя не заметить, что в последнее время значительно стала всплывать в литературе тенденция – так или иначе сблизить христианство с буддизмом, поставить первое в причинную связь с последним. Эту тенденцию обнаружил еще Шопенгауэр, который в своих «Парерга и Паралипомена» выражал желание, чтобы библейские исследователи поближе познакомились с индийскими религиями с целью уяснить родство между христианством и буддизмом. Его последователи пошли дальше, желание своего учителя приняли за действительность, и такие исследователи, как Зейдель, Бродбек и другие, уже прямо старались выводить христианство из браманизма и буддизма. Эта мысль сделалась популярной в Германии и например, недавно некий Рюдт читал в Маннгейме лекцию в собрании женщин и девиц, в которой, уже нисколько не стесняясь, проповедовал, что христианство есть лишь отголосок буддизма и происхождение его нужно искать вовсе не в иудействе, как это делали доселе, а в учении Будды.³ Утверждение, конечно, смелое, и для того, чтобы оно имело какую-нибудь правдоподобность, нужно так или иначе подтвердить его какими-нибудь более или менее убедительными данными, и эту задачу взял на себя некий русский, Н. Нотович, который недавно издал в Париже на французском языке книгу, представляющую в своем роде одно из знамений нашего времени. Книга вышла под заглавием «Неизвестная жизнь Иисуса Христа»⁴ и имеет своей целью разгадать тот таинственный период в жизни Иисуса Христа, который всецело обойден молчанием со стороны евангелистов, именно период от первого посещения Им иерусалимского храма в 12-летнем возрасте до полной возмужалости, когда Он уже выступил открыто на общественное служение в качестве Мессии. Это такой действительно период, который неоднократно возбуждал любознательность исследователей, желавших так или иначе приподнять таинственную завесу, опущенную над ним евангелистами, но все старания конечно были напрасны, потому что того, что сокрыто Богом, не открыть человеку. Но г. Нотович очевидно держится иного взгляда и действительно издал книгу, которая вполне-де разъясняет загадку и делает вполне понятным то, что до него считалось непостижимым по своей таинственности. Одним словом, он доискался, как и где Иисус Христос провел таинственные годы до своего Крещения, и его книга имела необычайный успех, представляющий собою тоже знаменательный факт для характеристики нашего времени. Достаточно сказать, что она в течение нескольких месяцев выдержала до десяти изданий и переведена с французского на несколько иностранных языков!

В чем же суть дела и в чем разгадка этого необычайного успеха книги какого-то дотоле совершенно неизвестного русского Нотовича?⁵ Разгадка весьма простая и, к несчастью, далеко не лестная для нашего времени. Дело в следующем.

Названный Н. Нотович, очевидно, не зная, где приклонить свою буйную голову, истомленную всевозможными неудачами в разных смелых предприятиях, отправился в далекий и малодоступный Тибет и, добравшись туда, по несчастью сломал ногу и был принят на излечение в один из буддийских монастырей (именно в монастырь Гимис близ Leh), где за ним и ухаживали добрые ламы. Во время этого невольного заключения в монастыре (так он именно сам рассказывает в предисловии к своей книге историю своего открытия), он имел возможность хорошо познакомиться с мировоззрением и жизнью лам или магатм, научился немного тибетскому языку и получил возможность рыться даже в монастырской библиотеке. Каково же было его изумление, когда он нашел там среди других рукописей один тибетский манускрипт, который имел заглавие: “Жизнь святого Иссы, лучшего среди сынов человеческих”. Когда один из более сблизившихся с ним лам читал и пояснял ему эту историю, то Нотович не мог не придти к убеждению, что это не что иное, как индийское сказание об Иисусе Христе и притом касается такого именно периода в Его жизни, который доселе оставался под покровом неизвестности. Манускрипт начинается кратким изложением истории иудеев от плена египетского до рождения Иссы (т.е. Иисуса), после чего следует жизнеописание последнего. По этому жизнеописанию, Исса был сын бедных, но благочестивых родителей, посланный и избранный Богом «восстановить, впавших в грех и помочь страждущим». Уже в отрочестве Он начал проповедовать покаяние, и в 13 лет пользовался большой известностью и славой. В это время Он женился и бежал в Индию, где стал отвергать касты. Своей проповедью Он убедил народ отвергнуть своих идолов. Жрецы усиливались возбудить против Него народ, но усилия были напрасны, и они сами должны были бежать. Из Индии Исса отправился в Персию, но там жрецы запретили народу слушать его. Маги добились изгнания его из своей страны, вследствие чего Он возвратился оттуда в Палестину, когда ему было уже 29 лет. Тут Он своей проповедью возбудил подозрение римского правительства, увидевшего в нем опасного агитатора, и прокуратор Пилат пытался убедить священников и старейшин предать его смерти. Потерпев в этом неудачу, он сам при помощи ложных свидетелей добился осуждения его на смерть. Исса был распят и погребен, но на третий день распространилась молва, что гроб его опустел и “высочайший Судия послал своих ангелов, чтобы они принесли на небо смертные останки святого, в котором часть божественного Духа обитала на земле“. Затем последователи Его распространили проповедь о Нем по всей земле. Вперемежку с этим рассказом рассеяны разные изречения, имеющие очевидно своею целью показать, что учение этого Иссы в нравственном, богословском и историческом отношении находится в тесной связи с христианством.

Итак, вот в чем суть этого сенсационного издания. Это, очевидно, целое открытие, и притом открытие необычайного исторического факта. Таким образом – дотоле подозреваемая лишь причинная связь христианства с буддизмом находит себе здесь документальное подтверждение, и потому- то падкая на все необычайное, современная читающая публика и набросилась с нервной жадностью на эту сенсационную новинку, как подтверждающую и удовлетворяющую ее жажду искать разъяснения всех вопросов религиозной жизни в недрах таинственного востока. И при виде этого увлечения невольно возникает вопрос: неужели мы живем в конце XIX века, – того века, который еще недавно ставил на своем знамени девиз самого трезвого, критического отношения ко всем историческим явлениям, который во имя такого девиза подверг беспощадной критике даже священнейшие документы христианства, доказавшие свою историческую правдивость почти двухтысячелетней давностью всеобщего признания, который даже в значительной степени отверг и эти документы, как недостоверные и порешил верить только в факты, точно засвидетельствованные «комиссией ученых специалистов?» Увы, да, в этом именно веке, и в самом конце его, и тут невольно напрашивается известное положение, что крайности сходятся, так как неверие вполне побраталось с суеверием, и притом с суеверием, достойным самого темного средневековья. Ведь в действительности, книга г. Нотовича есть не что иное, как литературный фарс, рассчитанный именно на легковерие современного общества, и фарс тем более непозволительный, что он касается священнейшей области, в которую нельзя вторгаться с неумытыми руками. К счастью, нашлись критики, которые достойным образом оценили эту книгу, и к ним принадлежит знаменитый ориенталист и знаток индийской литературы Макс Мюллер,⁶ хотя уже самый факт, что для изобличения этой проделки потребовался такой колосс индоведения, сам по себе наводит на грустные думы. Но обратимся к разбору самой книги.

По утверждению Нотовича,⁷ найденный им манускрипт вполне доказывает, что: Христос был в Индии, изучал там языки санскритский и палийский, читал веды и буддийский канон и затем уже, проникшись воззрениями буддизма, возвратился в Палестину, где и основал новую религию. Самый рассказ о его жизни и деятельности мог быть записан в Индии любознательными ламами со слов каких-нибудь иудейских купцов, которым пришлось быть в Индии по торговым делам вскоре после распятия галилейского Учителя. Рукопись написана на языке пали, священном языке южного буддизма; впоследствии она перенесена была из Индии в Непал и Махаду около 200 по Р.Х., а из Непала в Тибет, где она и сохранялась тщательно в Лассе, столице тибетского буддизма. Так как язык пали был непонятен туземцам, то рукопись переведена была на местный тибетский язык, и тибетские переводы ее находятся, по заявлению Нотовича, в нескольких буддийских монастырях, и между прочим в монастыре Гимис, где ему посчастливилось найти один экземпляр ее. Во всем этом пока нет еще ничего невероятного. Языком Махады или вернее Магады, как и южного буддизма вообще, был несомненно пали, и буддизм проник в Тибет чрез Непал. Но уже прямо оказывается чем-то деланным и неправдоподобным уверение, что иудейские купцы, прибывшие в Индию вскоре после распятия, знали не только о том, что случилось с Христом в Палестине, но и о том, что случилось с Иисусом или Иссой в то время, когда он в течение пятнадцати лет жил в Индии среди браминов и буддистов, изучая их священные языки и их священные книги. Другая несообразность заключается в том, что иудейским купцам, прибывшим по торговым делам в Индию, посчастливилось встретиться с теми именно лицами, которые знавали Иссу, когда он изучал санскрит и пали и написанные на них священника книги. Говорить это – значит упускать из вида, что Индия очень большая страна и в ней меньше чем где-нибудь правдоподобны такие совпадения. Затем еще страннее кажется факт, как те лица, которым Исса известен был как простой любознательный иудей, изучавший индийскую мудрость, могли сразу признать, что это была именно та самая личность, которая предана была смерти при Понтии Пилате. Даже самое имя его было не одно и тоже. В Индии он носил будто бы имя Иссы, весьма похожее на арабское имя Исал Масих, Иисус Мессия, между тем как, по какой-то странности, имя Понтия Пилата осталось неизменным при переходе с еврейского языка на язык пали и с пали на тибетский язык. Нужно помнить при этом, что эта часть Тибета была потом обращена в ислам.

Таким образом, уже при первом прикосновении критики обнаруживается несколько странностей и несообразностей в найденной Нотовичем рукописи. Но еще страннее та несообразность, что вопреки уверению Нотовича, будто экземпляры этой рукописи в тибетском переводе сохраняются во многих тибетских монастырях, доселе никто из исследователей тибетской литературы никогда не встречал нигде ни малейшего на нее указания. Если бы г. Нотович лучше знаком был с буддийской литературой Тибета и Китая, то он никогда не позволил бы себе допустить утверждение, что открытая им жизнь Иссы хорошо известна в тибетской литературе, хотя и читалась только учеными буддистами. Европейские ученые ориенталисты имеют под руками превосходные каталоги рукописей и книг буддистов Тибета и Китая. Полный каталог канона священных буддийских книг («Трипитака») на китайском языке переведен на английский язык учеником Макса Мюллера достопочт. Буныо Нанджьо (Rev. Bunyiu Nanjio М.А.) и издан известной кларендонской книгопечатней в 1883 году. В нем содержится не менее 1,662 названий. Тибетский каталог есть в своем роде замечательное произведение, и он издан был в XX томе Asiatic Researches Козьмой Кöрöзи, знаменитым венгерским путешественником, который много лет провел в монастырях Тибета и известен как выдающийся знаток тибетской литературы. Недавно он был вновь издан Феером в Annales du Musée Guimet. Этот каталог не ограничивается одними священными книгами, а содержит в себе и все, что только есть замечательного в старой, классической литературе Тибета. Вся эта литература распадается на два собрания, известные под названием Кунджур и Танджур. Кунджур состоит из 108 больших томов, распадающихся на семь отделов,⁸ а Танджур состоит из 225 томов. Разница по содержанию между ними та, что Кунджур содержит в себе преимущественно священные книги, именно слово Будды, а в Танджуре содержатся книги, относящиеся к грамматике, философии и проч., которые, хотя тоже считаются составной частью канона, но не признаются священными. Таким образом, открытая Нотовичем рукопись непременно должна была значиться в одном из этих собраний, если не в Канджуре, то в Танджуре, а между тем ее не значится ни в том, ни в другом и остается заключить, одно: или г. Нотович сделал открытие, которое должно устыдить всех ученых ориенталистов нашего времени, или же он совершил подлог, который тем постыднее, что касается священнейшей области знания.

Макс Мюллер, нисколько не останавливаясь на первой половине альтернативы, как совершенно нелепой и невозможной, готов склониться тем самым ко второй; но желая обнаружить всевозможное снисхождение, он склонен думать, что сам Нотович сделался жертвою обмана со стороны хитрых магатм, уже не раз обнаруживавших наклонность подшучивать над «западными варварами», вторгавшимися со своим непрошенным любопытством в заповедные области их религиозного знания, как это и было, например, даже с такими исследователями, как лейтенант Вильфорд и Жаколльо, не говоря уже о Блаватской, которая совершенно ослеплена была проделками хитрых магатм. «Приятнее думать, – говорит знаменитый ориенталист, – что буддийские монахи по временам могут быть шутниками, чем то, что г. Нотович – плут».⁹ Но действительность кажется скорее склоняется в пользу последнего предположения. На это указывает прежде всего то обстоятельство, что г. Нотович принял все меры к тому, чтобы сделать из своей рукописи нечто действительно необычайное и издание ее выставить как своего рода подвиг самоотречения. Так, он сообщает, что римско-католический кардинал Ротелли, узнав о содержании рукописи, предлагал ему большую сумму денег за то, чтобы он не издавал ее, из опасения, что обнародование ее подорвет в народе веру во Христа, а Ренан будто бы не прочь был издать ее от своего имени, чтобы прославиться этим открытием. Равным образом и миссионеры (из моравских братьев), пребывающие в тибетском городе Лех, причиняли ему всевозможные препятствия к успеху его предприятия и старались истребить все следы подобных документов. Все это до крайности неправдоподобно и отзывается явным сочинительством, рассчитанным притом на самую грубую сенсацию среди легковерной, хотя и так называемой интеллигентной толпы. Минуя Ренана, в отношении которого только, быть может, эти россказни и имеют некоторое правдоподобие, хотя нужно и о нем сказать, что он вовсе не был таким мелочным честолюбцем, как хочет выставить его Нотович, сообщение касательно других соприкосновенных лиц уже явно грешит против всякой вероятности, и в отношении кардинала Ротелли римско-католическая печать единодушно опровергает эту выдумку. Да и к чему было кардиналу идти на приписываемую ему сделку с Нотовичем? Если бы повествование об Иссе было исторически достоверным, то это устранило бы немало затруднений. Оно во всяком случае показало бы неопровержимым образом, что евангельский Иисус был действительною личностью, а не мифом, как думают некоторые рационалисты. Приписываемое ему в тибетском документе учение во многом сходно с евангельским учением, и если есть различие, если особенно в первом почти совсем отсутствует чудесный элемент, то кардинал римско-католической церкви мог спокойно выставить против этого документа такое предание, которое утверждено двухтысячелетним существованием церкви Христовой и во всяком случае вполне правоспособно оказать противовес такому, еще никем не признанному, тибетскому документу. Еще невероятнее то, что г. Нотович говорит о миссионерах из моравских братьев. Нотович дает понять, что эти миссионеры не пользуются доверием населения в Лехе и что буддийские монахи ни за что не хотели показать им рукописи, содержащей жизнь Иссы. Это опять странно: почему же именно нет? Если Исса одно и тоже с Иисусом Христом, то и буддийские монахи и моравские миссионеры могли бы отсюда увидеть, что они веруют в одного и того же учителя, что весьма важно для взаимосближения. Но чем дальше, тем больше несообразностей и противоречий. «Как объяснить, пишет г. Нотович, что эти миссионеры сами не захватили тех документов, копии с которых я видел в Гимисском монастыре?» Но как они могли это сделать, когда, по словам самого же Нотовича, тибетские магатмы никогда не показывали им этих манускриптов! Нотович идет еще дальше. «Это просто мое предположение, – говорит он, – но если оно верно, то миссионерами похищены только копии, а подлинники остались в Лассе... В конце настоящего года я намерен отправиться в Тибет с целью отыскать подлинники документов, имеющих отношение к жизни Иисуса Христа. Надеюсь, что это предприятие удастся мне, несмотря на противодействие миссионеров, к которым я, тем не менее, никогда не перестану питать глубочайшего уважения». Тут все до крайности запутано и самопротиворечиво. В одно и то же время уличать миссионеров в таком гнусном деле, как похищение и истребление таких важных исторических документов, как жизнеописание Иисуса Христа, и питать к ним глубочайшее уважение, может только само воплощенное недоразумение, путающееся в неразрешимых противоречиях самоизмышленной лжи.

Наконец и этого мало. Издавая свой документ, как будто добытый в отдаленном Тибете, г. Нотович упустил из вида, что Тибет даже со своей таинственной Лассой теперь уже не настолько недоступен, чтобы нельзя было произвести поверки того, что там делалось или делается в данное время. В Лехе находится, кроме моравских миссионеров, несколько английских миссионеров, несколько дам миссионерш и доктор. Все это такие лица, к которым можно обратиться за проверкой данного факта. И что же оказывается? Да просто, что никакого русского «джентльмена» никто из них никогда не видел в Лехе или около его, ни в каком монастыре не лежал русский господин со сломанной ногой и местный доктор никому не вправлял сломанной ноги. Конечно, возможно и здесь предположение, что г. Нотович тщательно скрывал свое русское происхождение и свою сломанную ногу вылечил сам, при помощи сердобольных магатм, – но тем не менее крайне поразителен тот факт, что все-таки никто из местных жителей – как европейцев, так и туземцев, – не слыхали ничего подобного. А когда слух об издании в Париже какой-то новооткрытой жизни Христа достиг до Тибета, то это естественно возбудило и там живой интерес, но вовсе не в пользу г. Нотовича, как это можно судить из следующего письма одной английской леди из Леха от 29 июля сего года к Максу Мюллеру. “Вчера, – пишет эта дама, – мы были в большом Гимисском монастыре, самом большом из здешних буддийских монастырей, – в нем 800 лам. Слышали ли вы об одном русском, который никак не мог добиться впущения в этот монастырь, но наконец сломал себе ногу за стенами его и был впущен в него? Целью его было списать буддийскую жизнь Христа, находящуюся здесь. По его словам, он успел в этом и затем издал ее на французском языке. Во всем этом рассказе нет ни единого слова правды! Тут не было никакого русского. За последние пятнадцать лет никто не поступал в этот монастырь со сломанной ногой! Тут совсем нет никакой «Жизни Христа»! Теперь мне стало ясно, что те лица, которые разглашают в Англии, будто они проживали в буддийских монастырях в Тибете и постигли там тайны эзотерического буддизма, просто обманщики. Все эти монастыри самые грязные места. Ламы самые грязные люди среди своего грязного народа. Они ужасно невежественны и просто идолопоклонники.“¹⁰

После такого свидетельства едва ли остается что-нибудь прибавлять еще по рассматриваемому вопросу. Очевидно вся эта “неизвестная жизнь Христа“ со всеми сопровождавшими ее открытие обстоятельствами, есть дерзкая и гнусная выдумка, которая тем омерзительнее, что именно коснулась столь священной для всякого христианина области.¹¹ И в параллель этой дерзкой и гнусной выдумке может быть поставлено только то постыдное легковерие, с которым интеллигентное общество, еще недавно увлекавшееся блеском критического остроумия Штраусов и Ренанов, упражнявшихся над изобличением “мифического элемента“ в Евангелиях, сделалось жертвой самого грубого обмана первого проходимца! Поистине – это одно из знамений нашего времени, и знамение весьма печальное...