«Исправь в себе прегрешения» (О педагогической системе о. М. Хераскова – В.Н. Коскина)

Следует отметить, активно занимаясь общественной работой, будучи священником, педагогическую Херасков считал главной, что видно из его публикаций, выступлений, переписки с Феофаном, прозванным позднее Затворником. Несомненно, дружба Михаила Ивановича с Феофаном, в миру Г.В.Говоровым, личностью поистине легендарной, сыграла далеко не последнюю роль в выработке им взглядов на образование и воспитание, жизнь в целом. Как известно, высоким чинам Георгий Васильевич предпочел затворничество: почти 30 лет, с 1866 по 1894 гг., он провел в Вышинской пустыни в трудах духовных и молитве (до этого был настоятелем посольской церкви в Иерусалиме, ректором Санкт-Петербургской духовной академии, епископом Владимирским и Суздальским). В затворничестве им была написана не одна сотня писем, адресованных тем, кто искал его совета. Отличали их особая сердечность и простота. Кроме того, благодаря его пребыванию в пустыни, увидел свет целый ряд глубоких богословских трудов, пронизанных любовью к людям и мудростью, достаточно назвать «Доб-ролюбие» в пяти томах. После смерти в дар потомкам он оставил обширную библиотеку... Подтверждением того, что Хераскова связывала с Феофаном самая нежная дружба, является их переписка, которая продолжалась чуть ли не до последних дней жизни Георгия Васильевича (Михаил Иванович на семь лет пережил его).

Целью своей педагогической деятельности Херасков считал воспитание нравственного человека (как известно, нравственность является одной из главных составляющих духовности). Цель эта четко обозначена во многих его работах, в том числе статье «Слово на дворянские выборы» (с этой речью, опубликованной во «Владимирских губернских...» и «...епархиальных ведомостях» Херасков выступил на собрании дворян в 1876 г.). Вот выдержки из нее: «Самые образованные и цивилизованные страны... гибнут от накопления людей, потерявших... нравственность», – и поясняет: Безнравственный (курс, мой – В.К.) «человек внесет вражду и ссору туда, где все до него было мирно и спокойно,., столкнет самолюбие и встревожит страсти, чтобы ими воспользоваться для своих выгод, его напускная честь не воспрепятствует ему ни пресмыкаться, ни льстить, где это ему нужно, его рука не дрогнет протянуться к чужой собственности, где это не видно, его фарисейский язык наплетет цветистых и горячих речей о долге и службе, где это может быть эффектно и выгодно. Одним словом, этот человек – воплощенная фальшь и гниль и, как зараза, портит все, к чему прикасается... У него единственный идол... – свое самолюбие и личное благоденствие».

Какие же нравственные качества Херасков считал наиважнейшими? Исходя из его статей, первостепенными, то есть жиз-ненно важными, он находил любовь к ближнему, правдивость, терпимость и терпеливость, уважение к старшим... – в общем, те, которые заложены в христианских заповедях. И, что особенно важно, сам он являлся замечательным носителем этих качеств, о чем можно судить по отзывам о нем современников, в частности, В.Валединского, священника Суздальского Рождественского собора, который хорошо знал Михаила Ивановича.

Обращает на себя внимание, что в некоторых вопросах, касающихся воспитания, М.И.Херасков решительно расходился с мнением известных ученых-просветителей, таких, как Руссо, Нимейер, Песталоцци, Базедов, Фребель и их последователи, которые считали, что заботой педагога должно быть целостное и стройное развитие в ученике того, чем наделила его природа. В противовес их утверждениям Херасков ни на минуту не сомневался, что «не все в природе человеческой подлежит раскрытию и уходу, много, напротив, надо в ней искоренять и подавлять».

В одном из выступлений он так комментирует этот свой вывод: «В человеческой природе... заложено много растлевающих и дурных начал, которые мешают людям идти... к истине и добру... Следует их... ослаблять и исторгать, и чем раньше, тем лучше, чтобы борьба с ними не оказалась опозданной и потому безуспешной». Если не делать этого, заключает Михаил Иванович, «вместо саморазвития может выйти саморастление». В более поздних статьях и выступлениях он еще не раз напомнит читателям и слушателям о «капитальной» ошибке западных мыслителей и о необходимости применения в некоторых случаях в воспитании строгих, «репрессивных» мер: «Если не исторгнуть злой корень, – скажет Херасков в «Слове в день тезоименитства... Императора Александра Александровича», 1881 г., – ... он всегда найдет возможность дать росток, проберется сквозь все преграды и на... глазах блюстителей общественной нравственности пышно расцветет и принесет плод по роду своему».

Думать так ему позволял анализ событий не только давно минувших дней, но и тех, что происходили в XIX веке, то есть почти на его глазах. Это – восстание декабристов, кружок Пет-рашевского, неоднократные покушения на Александра II и, наконец, его убийство, нечаевщина (не лишним будет заметить, что родился Нечаев во Владимирской губернии в семье священника), появление на исторической арене нигилистов и народовольцев, а также людей новой направленности – буржуазии. Во всех этих, на первый взгляд, разных событиях (явлениях), вернее, их творцах и вдохновителях, Херасков усматривал нечто общее, а именно – индивидуализм (выражался он в оторванности от народа́ родной культуры), вседозволенность, которые в результате развития у части людей личных, эгоистических желаний, поощряемых носителями новых подходов в воспитании, становились главными чертами. Пытаясь образумить публику, не понимающую столь очевидной истины, урезонить наиболее страстных поклонников новых теорий, Херасков рисует перспективу государств, где подобные подходы стали бы преобладающими. «Недалеко ушли бы общества... за этими... слепыми вождями... – предупреждает он, – гнилые и растленные поколения воспитались бы в школах у этих... педагогов. Весь род человеческий давно бы пришлось снова либо смыть с лица земли волнами, либо истребить огнем Содома и Гоморры».

Читая и анализируя работы Хераскова, делаешь вывод, что он был противником любых революций, какими бы соблазнительными красками не рисовалась их перспектива. Дело в том, что как аналитик, хорошо знающий историю, разбирающийся в психологии как отдельного человека, так и общества в целом, он понимал, что всякая революция зиждется на насилии, моральном или физическом (а чаще всего и то, и другое используются вместе), и в конечном счете на долгие годы, а иногда столетия, отбрасывает развитие общества. Так, восстание декабристов отодвинуло планируемые реформы, задуманные Александром I, на несколько десятилетий, разгул реакции после убийства Александра II тоже fie способствовал развитию страны... Надо заметить, в последнее время такой точки зрения придерживаются многие ученые, в частности, О.Платонов (см. его кн. «Русская цивилизация»), А.М.Мигранян (см. его статью «Роль насилия в процессе демократизации России» в сборнике «Освобождение духа»), А.И.Субетто (кн. «Социогенетика: системогенетика, общественный интеллект, образовательная генетика и мировое развитие»), М.К.Петров (кн. «Язык, знак, культура») и другие.

То, что Херасков был противником революций, не значит, что он был противником преобразований вообще, то есть не видел, в каком положении находится народ: крестьяне, изнуренные тяжелейшим трудом, рисуются им во многих статьях, например, таких, как «Слово на дворянские выборы», «Светская гуманность и христианская любовь», наставлениях воспитанницам епархиального училища... Необходимость реформ стала особенно очевидной после поражения России в Крымской войне. О том, что Херасков был за реформы, выступал против «застоя и окаменелости», можно судить и по оценке им личности Сперанского, выдающегося государственного деятеля, инициатора многих Российских преобразований, которому он посвящает очерк. Но, в отличие от революционеров, Херасков был сторонником реформ, проводимых постепенно и сверху, и, несомненно, с учетом родной культуры. Исход реформ, по его мнению, в немалой степени зависит от того, кто их возглавляет.

Чтобы результат был положительным, как он думал, возглавлять их обязательно должен человек высоконравственный, образованный, обладающий властью, хорошо знающий все слои общества, их сильные и слабые стороны, способный задействовать все рычаги управления, принимающий в преобразованиях самое живое участие. Эта его позиция хорошо просматривается в статье «Слово на дворянские выборы». «Великое дело разумный вождь или предводитель, – пишет он в ней, – ... (много -В.К.) развелось у нас людей, умеющих горячо и умно рассуждать обо всем и строить всевозможные планы,., охотников повелевать... и при этом во всем полагаться и опираться на подчиненные и низшие силы. Эту привычку меткая народная пословица зовет загребанием жара чужими руками, а... еще проще... – эта привычка известна у нас под именем барства... Эта слабость получила... такую широкую... национальную всеобщность, что давным-давно потеряла свой древний сословный характер... Барство... обозначает... практическую вялость, отсутствие служебной энергии и нежелание доходить до всего самолично, все досматривать своим глазом и работать своей головой и своими собственными руками... Недостатками этими... и замедляется... всякое движение вперед, всякий прогресс общественный... объясняется страшное количество злоупотреблений... Если (не изживем этого порока – В.К.), вечно будем топтаться на одном месте».

Особую роль в преобразовании страны он придавал образованию, людям работающим в этой системе.

Человек очень наблюдательный, Херасков не мог не заметить появления на исторической арене новой силы – буржуазии, несущей некоторые положительные изменения: именно благодаря ей, ручной труд стал постепенно вытесняться машинами, что в свою очередь вело к его облегчению, улучшению быта избранных (и прежде всего своего) слоев общества, стимулировало развитие интеллекта. Но он видел также, что осуществляется это за счет разорения большинства крестьян, в поисках заработка попадающих в кабалу, худшую, чем прежде. И опять-таки истоки новой, более изощренной формы угнетения он находил в проявлении эгоизма, порожденного неправильными подходами в воспитании, поощрении педагогами в своих воспитанниках свободного поведения. «Разве ныне не проповедуют законность всего, к чему стремят человека его природные инстинкты, – с горечью восклицает он в одном из выступлений, реагируя на происходящее, – все человеческие отношения не сводят к узкому и эгоистическому принципу личного блага, а все неустройства общественные и даже преступления не оправдывают ... борьбой индивидумов за личное существование?». И продолжает: «Прогресс общественный не в том состоит, что нам легче делается жить на свете, что у нас больше становится средств... Нет... при обычной нашей слабости душевной это может даже послужить нашей погибели, – а в том, если мы идем вперед в деле нравственного самосовершенствования как себя, так и ближних своих». суеверий, где правосудие сидело бы праздно за отсутствием грабежей, убийств, злостных посягательств на правительство и власть и всяких других потребств?» Дело в том, что, задавая его, Херасков заведомо знал – нет там такой страны, ибо свобода в высшем понимании этого слова возможна только в высоконравственном обществе, где долг преобладает над низменными желаниями. Истинная свобода – «это свободная воля, ищущая добра и правды», – скажет Михаил Иванович при погребении Преосвященного Августина.

Новоявленные же теоретики, доводящие свободу до абсолютизма, совершенно забывали о нравственности, важнейшем элементе общественного жизнеустройства. А без нее свобода, особенно если она попадает в руки людей с развитыми эгоистит ческими наклонностями, выливается во вседозволенность и произвол. «Если определить свободу только как способ и возможность делать то, что хочется, – на одной из встреч говорит Михаил Иванович, апеллируя к семинаристам, – то можно назвать свободным и горького пьяницу... несущего последний грош в кабак... и богатого лентяя и неуча, и... любодея, влекомого постыдной страстью, и... злостного завистника... вонзающего оружие в противника». А ведь нередко именно в такую свободу выливалось поведение воспитанников, чьи педагоги являлись проводниками западных теорий.

Естественно, особенно падкими на эти теории оказались далеко не лучшие представители правящих классов: дворянства, буржуазии, постоянно увеличивающегося класса чиновников, -в общем, те, кому они были выгодны, так как служили прикрытием их низких, эгоистических поступков.

Херасков кардинально расходился с представителями новых теорий и во взглядах на свободу. В «Слове...», написанном ко дню тезоименитства императора Александра Александровича, наиболее рьяным поборникам полной свободы он не случайно задает вопрос, могут ли они назвать страну на западе, в которой пропагандируется полная свобода, «где бы на ночь не закрывали домов, где не было бы бедности и нищеты, невежества.

Осуждая всех, чьи действия не соответствовали нравственным нормам, и особенно часто дворян и буржуазию (в силу привилегированного положения их эгоизм имел более выраженную форму), Херасков показывает, к чему может привести их индивидуализм. «Равнодушие, – пишет он в одной из статей, – убивает самых усердных... Недостаток внимания выводит из терпения самую бескорыстную честность. Утрата ожидаемых выгод заносит злобу и зависть в самые... миролюбивые души». То есть он обвиняет всех, чьи дела не соответствуют нравственным нормам, в провоцировании в обиженных недовольства, создании конфликтных ситуаций и, если эти явления становятся массовыми, революций. И опять-таки истоки этих общественных катаклизмов он видит в неправильном воспитании, вернее воспитателях нового типа, которые своими теориями открывают людям лазейку, оправдывающую их эгоистическое, безнравственное поведение. Именно они, по мнению Михаила Ивановича, являются распространителями того зла, от которого, как от ядовитого корня, вырастает бесчисленное множество гнусных отпрысков – таких, к примеру, как эгоизм и самолюбие. «Доколе не будет вырвано это зло в людях, дотоле будет и застой, и рабство, и нищета, и слезы, и стоны», – уверяет он. Упорное насаждение носителями новых теорий своих воззрений (а они, если судить по публикациям, быстро завоевывали все большее пространство, и, что особенно страшно, педагогическое) давало Хераскову право заподозрить их в злонамеренности. «Сколько было непризнанных просветителей народа, -говорит он, выступая в начале 1885 учебного года перед семинаристами, желая оградить их от дурного влияния, – скрытых и лукавых подходов, чтобы сеять на народной почве плевельные семена малоценного обучения». Именно в воспитателях нового типа, которые нередко поддерживали западные теории не из убеждений, а лишь потому, что имели от этого какую-то личную выгоду, Херасков усматривал и корни антипатриотизма, особенно отмечаемого в высших, «образованных» кругах. «Глумясь над всем родным... – пишет он в статье «Слово в день тезоименитства... императора Александра Александровича», – горячо и нежно радеют они о всяких иноплеменных интересах, а свою родную страну готовы поделить на части и употребить их на удовлетворение каких-то исторических долгов, измышляемых разными притязателями и завистниками нашей русской силы и величия...» «Если бы поклонение всяким иностранным авторитетам не простиралось до попрания здравого смысла и... забвения вековечных истин нравственности, – восклицает он в другом выступлении, – много всякой ученой изгари бесследно и безвредно исчезло бы в нашем воздухе и не туманило бы голов нашему юношеству».

К сожалению, в отличие от Хераскова, многие его современники, хотя и разделяли его точку зрения, но, не обладая его умом и прозорливостью, не усматривали в новых теориях и их носителях той опасности, какую видел он. Для же людей, «захваченных новшествами», Херасков, естественно, был злейшим врагом, мешающим им в осуществлении эгоистических замыслов, которые незаметно для них самих становились их неотъемлемой частью, а потому они делали все возможное, чтобы убрать его и ему подобных со своего пути. И в конечном счете им это удается – в 1888 году, в расцвете творческих сил, Херасков будет вынужден оставить педагогическую деятельность и из Владимира переехать в «захолустный» тогда Суздаль, где у него не будет возможности столь активно противостоять оппонентам. Та же участь постигнет и наиболее талантливых его единомышленников и других ученых, носителей высокой нравственности. В их числе окажутся П.Юркевич, К.Ушинский и многие другие. То есть западные теории одержали верх.

Очень точную оценку этой победе даст сам Херасков в статье «Светская гуманность и христианская любовь», напечатанной в 1872 году, – за 16 лет до вынужденного ухода. Вот как он охарактеризует в ней своих противников, проводников «новых» идей: «Затронутые и взволнованные страсти нынешних эгоистических людей не знают себе пределов и границ. Они жгут, как огонь, умерщвляют, как яд... Постыдные инстинкты мести и злобы... приняли... более утонченную и... цивилизованную форму. Устная клевета, печатный позор, рассчитанное презрение, зложелательная надменность в обращении и, если можно, – наличие власти под видом законности, и есть тысячи подобных недостойных мер,, которыми не побрезгует воспользоваться нынешний цивилизованный человек для поражения своего врага. Он возмутит ваше семейное благополучие... очернит ваше доброе имя, он испортит вашу службу... потрясет ваше нравственное существо, он сгубит вас медленным, но убийственным способом».

Понятно и то, почему у педагогов нового типа все больше становилось поклонников – ведь, выражаясь языком Михаила Ивановича, идти в гору (то есть поступать в соответствии с высокими нравственными нормами, требующими усилий, чему Херасков в обязательном порядке следовал сам и постоянно добивался не только от воспитанников, но и от всех окружающих, независимо от чина и ранга) гораздо труднее, чем катиться вниз. Но до того, как оппонентам удастся убрать Хераскова, он еще многое успеет сделать

Чтобы спасти Отечество от нравственного разложения, остановить набирающий силу процесс, Херасков отдает все свои силы, талант и знания на противостояние надвигающемуся бедствию: создает такую систему воспитания, результатом которой стал бы человек добролюбивый и добродеятельный, неприемлющий зла и насилия, способный противостоять им своими делами и поступками.

По всей видимости, немаловажную роль в разработке этой системы сыграл «Курс общей педагогики» П.Д.Юркевича, профессора Московского университета, замечательного философа и педагога, чьи положения Херасков разовьет и наполнит конкретным содержанием (учебник Юркевича вышел в Москве в 1869 году). Думать так заставляет анализ упомянутой монографии Юркевича и педагогической деятельности Михаила Ивановича. Толчком для такого анализа послужило упоминание самим Херасковым имени Юркевича в одной из своих программных статей – «О религии, как главном руководительном начале воспитания», – где он назовет его «глубоким педагогом».

Несомненно то, что Херасков работал в самых авторитетных учебных заведениях Владимира, а точнее губернии (мужской гимназии, женском епархиальном училище, духовной семинарии), занимающих также важное место в системе образовательных учреждений и играл в их жизни далеко не последнюю роль (в женском епархиальном училище помимо того, что он преподавал в нем, Херасков был еще и инспектором, в гимназии он являлся не только законоучителем, но одновременно воспитателем пансиона, священником при пансионской церкви, а в семинарии, как мы знаем, на протяжении десяти лет – ректором) в немалой степени способствовало реализации его замыслов.

Прежде чем характеризовать педагогическую систему Хераскова, уясним, что же представляет собой любая система, в том числе и педагогическая. Так, современный психолог и педагог А. Бронюс дает ей такое определение: «Система – это совокупность элементов, взаимосвязанных между собой таким образом, что возникает определенная целостность». Из трудов ведущих ученых, работающих в области образования, следует, что важнейшими компонентами педагогической системы являются:

– учитель;

– учащиеся;

– цели, поставленные педагогом;

– содержание, на которое он опирается в своей деятельности при реализации поставленных целей;

– формы, методы и средства;

– результат.

Из схемы, хотя она и условна, видно, что целостность и ин-тегративность всему процессу придает четко поставленная педагогом цель. Цементирующим же началом функционирующего единства всех отмеченных в ней компонентов является совместная деятельность преподавателя и ученика – единство, множественность, разнотипность, разнокачественность их связей, образующих целостную систему и придающих ей упорядоченность и организованность, без чего она как таковая вообще лишена способности функционировать. То есть процесс воспитания рассматривается как деятельность учителя и ученика и в нем четко просматриваются: анализ педагогом исходной ситуации, определение и поста новка цели; планирование работы, отбор содержания, форм, методов, средств достижения цели; исполнение обучающих и учебных операций, организация воспитательной работы учителя и учеников (организация и самоорганизация учащихся при применении нового учебного материала до оптимального его уровня в данных условиях); – организация обратной связи, оценка результатов обучения, под готовка и работа учащихся вне школы. Такова структура процесса воспитания в его теоретической представленности. Далее мы проследим, как все это конкретно реализуется Херасковым, – то есть все перечисленные компоненты используются им и образуют единую, целостную систему.

Главная цель Хераскова-педагога -воспитание нравственного человека

Итак, главной целью педагогической деятельности Хераскова, как мы уже знаем, являлось воспитание нравственного человека. Условиями для ее реализации должны были стать: понимание и приятие этой цели обществом, той средой, в которой педагог жил и работал, доступ воспитателя к тем, кто нуждался в воспитании, прежде всего учащимся.

Надо сказать, в середине и конце XIX в. проблемы воспитания волновали Российское общество. Особенно серьезно ими занимались учреждения духовного ведомства. Об этом, в частности, свидетельствует «Циркуляр», изданный Священным Синодом в 1887 г. Постоянно обсуждались они и во Владимирской губернии (см., в частности, «Владимирские епархиальные ведомости» за 1872 год, номера 8, 9, 11, 12, 13, 16, 18, 19, 20, 21, 22...) и Михаил Иванович принимал в этих обсуждениях самое активное участие. В одной из своих статей он так характеризует существующее образование: «До сих пор учебная система... воспитания направлена... к скорейшему много-знанию, а не развитию и укреплению молодых умов... Так не добывается мудрость и истинная ученость». В других статьях, о них речь пойдет ниже, он предложит конкретные пути исправления ситуации.

И лучшей частью общества его идеи были услышаны и поддержаны. Подтверждением этого является избрание из трех кандидатур именно Михаила Ивановича на должность ректора духовной семинарии. Следует отметить, что два других кандидата, баллотирующихся на эту должность, тоже были людьми широко образованными и авторитетными. Не лишним также будет сказать, что Владимирская семинария с момента ее основания считалась одним из важных образовательных и воспитательных центров России, кузницей надежных и основательных кадров, достаточно вспомнить Михаила Сперанского. Поэтому в сложный момент, момент выбора государством пути развития – как известно, к середине XIX в. в России сложилось два направления – западники и славянофилы – лучшими людьми России, переживающими за ее судьбу (в основном это были представители второго направления), на семинарию возлагались особые надежды. Не случайно для обсуждения и утверждения кандидатуры на должность ректора были приглашены представители очень известных и авторитетных образовательных учреждений Санкт-Петербурга, Новгорода, Пскова, Нижнего Новгорода...

Что же Херасков конкретно делает, чтобы воплотить свои замыслы в жизнь? Во-первых, разрабатывает специальные программы, с помощью которых можно было воздействовать не только на ум, но и на волю и чувства детей, то есть способствовать развитию их ду ховности, пишет под эти программы учебники и сам работает по ним, подавая тем самым пример другим. В семинарии наставникам вменяется в обязанность составление в начале учебного года тематических планов воспитательной работы на целый год. При этом, как видно из документов, акцент делается именно на нравственное воспитание. Требования, предъявляемые к проведению воспитательных часов, очень высокие: как следует из тех же документов, они должны были строиться «с учетом возраста воспитанников, степени их развития, умственной подготовки, запаса знаний», а также быть понятными, облеченными в приемлемую форму.

Во-вторых, имея доступ в большинство учебных заведений (по приезду во Владимир Михаил Иванович как личность неординарная и при этом очень доброжелательная и тактичная, быстро завоевывает любовь и уважение горожан), он использует для реализации своей цели каждый удобный момент: выпускные вечера, праздники, юбилеи, которые в них проводятся и на которые его приглашают в качестве почетного гостя и просят выступить.

Кроме того, на протяжении десяти лет (1878 – 1888) будучи ректором духовной семинарии и с момента основания по 1878 г. инспектором женского епархиального училища, Михаил Иванович, несомненно, не в малой степени влиял на кадровый состав этих заведений. В основном педагоги в них были людьми высоконравственными, широко образованными, любящими детей, большинство из них в прошлом сами выпускники этих заведений, куда после получения специального образования и практики они возвращались, но уже в новом статусе. Естественно, педагоги эти хорошо представляли поле своей деятельности и задачи, поставленные перед ними. Назовем лишь некоторых из них.

Александр Ильич СЕРВИЦКИЙ после Владимирской семинарии окончил Петербургскую духовную академию. Преподавал в семинарии психологию и философию, одновременно был редактором «Епархиальных ведомостей». Н.Малицкий, автор «Истории духовной семинарии», писал о нем: «Он не только муж сильный в науке мудрости, но и мудрец в жизни».

Павел Алексеевич БЕЛОЯРОВ после семинарии Московскую духовную академию, имел степень кандидата. В семинарии преподавал всеобщую историю, иностранный язык. Некоторое время преподавал также в женском епархиальном училище. В обращении с учащимися был прост и добр, обладал необыкновенным юмором, был прекрасным оратором. Как рассказывали о нем современники, от плохих оценок больше страдал сам, чем те, кому их ставил.

Ксенофонт Федорович НАДЕЖДИН после семинарии закончил Петербургскую духовную академию. В семинарии преподавал церковно-библейскую, всеобщую и гражданскую историю, был наставником. В 1875 году к 125-летию семинарии описал ее историю (издана во Владимире отдельной книгой). Семинаристы очень любили его.

Митрофан Иванович АЛЯКРИНСКИЙ. Тоже выпускник семинарии, впоследствии доктор медицинских наук, преподавал в семинарии медицину, был врачом в семинарской больнице, много сделал для нее, хотя в последнее время и не работал там.

Можно называть и многих других.

Наиважнейшее место в педагогической системе Хераскова занимало содержание, то есть тот исходный материал, на который он опирался, осуществляя свою воспитательную деятельность. Надо сказать, на этот счет мнение у Хераскова было однозначным: в противовес западникам, делающим акцент на науку, он считал, что фундаментом для воспитания должна быть религия, а если конкретнее – документы, на которых она зиждется, – Священное Писание и Предание. О том, что Херасков неотступно следует этому своему убеждению, видно из названий учебников, написанных им: «Послания Апостольские и Апокалипсис», «Обзор исторических книг Ветхого Завета» и др., а также заголовков его программных статей: «О религии, как главном руководительном начале воспитания», «Мудрость человеческая в противоборстве с мудростью божественной», «Светская гуманность и христианская любовь», «О значении христианской обрядности и о важности ревностного соблюдения уставов церкви»... Вот что он пишет по этому поводу в этих статьях: «Лучшим средством для воспитания понятий о добре и зле может быть религия и вера Христова... Только основанное на религии образование является истинно гуманистическим»; «Евангельские правила столь высоки, столь чисты и истинно гуманны в сравнении со светскими и житейскими правилами внешнего благополучия»; «Не выдумать... лучшей формы для выражения... чувств, волнующих вашу душу, чем какие предлагает вам церковь...; не сочинить... лучших правил для жизни, чем богомудрые уставы церковные: потому что над составлением их трудились люди, глубоко изучавшие человеческую природу... ее потребности нравственные, – люди, сами стоявшие на высокой ступени нравственного совершенства...»

Опираясь на свой немалый опыт и знания, Херасков делает вывод: только с помощью религии можно остановить в человеке чрезмерное стремление «к роскоши и сластолюбию... породивших множество искусственных потребностей и... крайнее несоответствие между потребностями и средствами жизни», эгоистические помыслы. Сравнивая верующего человека с неверующим (а последних, как известно, с каждым днем становилось все больше) по их мировоззренческим установкам, он пишет: «Нынешний (то есть неверующий – В.К.) гуманный человек похож на фосфорную спичку, готовую при первом жестком прикосновении вспыхнуть, обжечь и надымить... Благодушно перенесть... обиду, смиренно сознаться в своей ошибке, когда ее указывают со стороны, для сохранения мира поступиться несколько собственными правами, – считается признаком слабости душевной, тупости или даже низости и неблагородства. Это ли высокая гуманность, которую заповедует Евангелие?»

Интересно, что ставя религию во главу воспитания, Херасков ничуть не принижает роли науки, в чем совершенно необоснованно упрекали религиозных мыслителей, к коим он относил и себя, материалисты-западники. Поэтому он считает своим долгом выступить с ответным словом на этот счет. Так в своей речи по поводу открытия во Владимире водопровода он говорит: «Она (церковь – В.К.) всегда готова сочувствовать и содействовать истинно полезному нововведению и усовершенствованию, где бы оно ни происходило... Прискорбно встречать людей (а ныне они умножились), которые в ожесточенной и бессмысленной злобе против церкви... не имея сказать прямо против нее что-нибудь заслуживающее внимания, прибегают к хитрым уловкам или клеветам... Если они полагают, что... церковь отрицает нравственное значение гражданства... в обществе, то... они слепствуют и юродствуют». Эта же мысль пронизывает и многие другие его работы. В противовес клеветникам он, напротив, очень часто акцентирует внимание читателей и слушателей на громадном значении науки и образования в развитии общества. Приведу лишь несколько выдержек из его статей на этот счет: (Должна быть – В.К.) «создана и расширена... здоровая и основательная наука... чтобы как можно меньше выходило из... школ полуобразованных и недоученных людей»; «Изобретать для этого меры и средства – ...первая и ответственная задача... правительства... На нас же (педагогах и ученых -В.К.) лежит священная обязанность помогать ему поставить... образование на серьезную и здоровую... стезю, неуклонно идти к предполагаемой цели, несмотря ни на какие враждебные противодействия, крики и вопли людей неблагонамеренных и самолюбивых или же... заблуждающихся на счет истинных мер к преуспеянию нашего отечественного просвещения»; «Невежество и непроглядная темнота народных масс... лежит тяжелым укором на образованных и лучших классах общества».

Доказательством того, что Херасков был за науку, всячески приветствовал ее и делал все возможное, чтобы обладателями истинных знаний стали широкие слои населения, свидетельствует и его выступление перед жителями села Доброе при открытии там новой школы. «Будь образованней и грамотней русские люди, – говорит он собравшимся на открытие, – может быть, в несколько раз была бы Русь православная богаче и не стали бы... (мы – В.К.)... повторять избитую поговорку, что все де от Бога». О том, что он действенно заботился о народной грамотности, свидетельствуют такие факты: во многом благодаря ему во Владимире начинает работать воскресная школа, в 1865 году открывается женское епархиальное училище, в котором учатся девочки-сироты со всей губернии, в основном дочки лиц духовного звания (в то время в России таких училищ насчитывалось единицы), под него строится красивое, хорошо оборудованное здание – в годы советской власти здание совнархоза. В течение целого года в епархиальном училище, поскольку в городской казне не было денег, Херасков «безмездно» преподает и на протяжении нескольких лет также «безмездно» курирует его. Инструкции, касающиеся работы училища, разработанные Херасковым, использовались впоследствии многими училищами такого типа всей страны.

Но! При всем этом он многократно и громогласно заявляет, что сама по себе наука нравственным человека не делает. Поэтому несмотря на уважение к ней, будучи энциклопедически образован, нравственные качества (доброту, скромность, трудолюбие...) Херасков всегда ставит выше простой суммы знаний. И здесь он действительно кардинально расходится с оппонентами. «Основная и самая горькая ошибка (некоторых политиков и теоретиков – В.К.)... – говорит он в «Слове в день тезоименитства... Александра Александровича», – будто бы просвещение есть коренная мера против людской безнравственности... (Но – В.К.) добродетель и нравственность иногда стоят совершенно в обратном отношении к умственной развитости и знаниям». «Голая наука без руководства религии (а религию он никогда не отделял от духовности – В.К.), – предупреждает он в статье «О религии, как главном руководительном начале воспитания», – может быть обоюдоострым оружием... оказавшись в руках человека безнравственного... принести весьма гнилые и ядовитые плоды». «Наука... не принесет вам внутреннего покоя, не поведет вас к счастью, а скорее может сбить с толку и даже сгубить, если вы не вынесете... внутреннего и сердечного светоча», – говорит он, наставляя гимназистов.

Это, кстати, многие мыслители понимали задолго до Хераскова. Так, к примеру, древнеегипетские жрецы и члены ордена пифагорейцев были убеждены, что в тайны наук надо посвящать только достойных и порядочных людей, а немецкий композитор конца XVIII начала XIX вв. К.Вебер считал, что «самая худшая из всех дикостей – цивилизованная дикость». События XX столетия – Хиросима, Нагасаки, Чернобыль... – как нельзя лучше продемонстрировали, сколь правы они были. Не случайно Михаил Иванович с развитием интеллекта с самого начала преподавательской деятельности старался одновременно развивать в учениках их «сердечную» (т. е. духовную) сторону, что опять-таки, как он считал, без опоры на Бога сделать чрезвычайно трудно. «С помощью Бога, – как бы продолжает он свои рассуждения, – можно достичь многого... Нельзя только не выразить сожаления насчет той легкомысленности и заносчивой тупости, с какой смотрят иногда на эти средства и, как нарочно, порой стараются обходить их». Именно из-за отсутствия в душе Бога (высшего идеала – В.К.), по мнению Хераскова, из учебных заведений стали выходить «безликие существа», не имеющие стержня в мировоззрении -«куда ветер подует, туда и они устремляют свою философию». Завершая свои рассуждения о важности религии в воспитании, он заключает: (Вера – В.К.) «поддерживает и утешает, освобождает от легкомыслия, тоскливой беспредметной хандры, нравственной вялости, (не случайно – В.К.) все истинно ученые мужи всегда были глубоко религиозными людьми...» Напротив, неверующими, считал он, как правило, бывают люди самонадеянные, презрительно относящиеся ко всему духовному, «кичащиеся своими познаниями при действительной незрелости и даже умственном убожестве». Особенно страшно, утверждает Херасков в статье «Мудрость человеческая в противоборстве с мудростью божественной*, если сердца таких людей «засорены греховными пристрастиями и похотями».

Кстати, аналогичного взгляда на религию в воспитании придерживались такие известные в России педагоги как Сарачин-ский, П.Д.Юркевич, К.Д.Ушинский. В конце XIX – начале XX веков немало было ученых и педагогов, которые считали, что религия способствует воспитанию нравственности, «сохранению души». На Западе это В.Лай, Рейн. Но в конечном счете они были оттеснены сторонниками утилитаризма и прагматизма, так как гуманистические принципы, которые несла с собой религия, противоречили социальному заказу буржуазии, набирающей силу. Ей нужны были люди, умеющие извлекать выгоду из всего и любыми способами, даже если это требовало нарушения нравственных норм и правил.

Истоки антирелигиозных настроений и непонимание важности религии в воспитании Херасков усматривает прежде всего в неумении многих политических деятелей и ученых, от которых в немалой степени зависело обустройство страны, мыслить аналитически, видеть мир во всей его целостности, что опять-таки, по его мнению, являлось результатом неправильного обучения детей и юношества в учебных заведениях, а также «безрелигиозном» воспитании в семье. Одной из важных причин он считал также не соответствующее должному поведение некоторых представителей духовенства, особенно высшего, которые говорят одно, а делают другое, не всегда грамотно и умело отстаивают свои взгляды, порой используют в своей практике явно антигуманные методы и средства.

Как известно, в XIX веке в России уже сложилась категория людей, которые активно выступали против религии, особенно православия. И здесь, как думал Херасков, опять-таки не обошлось без влияния Запада. Дело в том, что на Западе буржуазные отношения складываются и заявляют о себе раньше, чем в России. Ни для кого не было секретом и то, что для некоторых западных стран Россия с ее богатейшими ресурсами являлась лакомым кусочком, на который они претендовали. Но завладеть им было непросто – при всей своей кажущейся неповоротливости она обладала такой внутренней силой, о которую разбивали копья многие с виду преуспевающие государства. И истоки этой силы, несомненно, таились в величайшей духовности основных слоев, населяющих ее, что очень хорошо показал в своем романе «Война и мир» Л.Н.Толстой. И, безусловно, главными носителями и воспитателями духовности в огромной стране было духовенство – в редкой российской деревне до 1917 г. не было храма. Благородными делами – как известно, до 1917 года и даже позднее церковь вела большую благотворительную и просветительскую работу) – духовенство завоевало всенародную любовь и признание. Не удивительно поэтому, что за время существования христианства вера с ее нравственными нормами для русского человека стала важнейшей составляющей его мировоззрения, а значит и культуры в целом.

Не лишним также будет заметить: наставниками и просветителями священнослужителей до, 1917 г., а до XVIII века особенно, воспринимали не только люди низших сословий, но и высокопоставленные лица: князья, бояре, позднее цари. Не случайно многие знатные лица из представителей духовного звания сознательно и добровольно выбирали себе духовников, которые были им с момента избрания первыми советчиками во всех важных делах. Им они в обязательном порядке исповедовались. Благотворное влияние духовников на высокопоставленных лиц, в том числе и правителей, общеизвестно. Яркий тому пример – влияние Сергия Радонежского на Дмитрия Донского. О том, что к вере, а значит и духовенству как главному ее носителю, русский народ, особенно крестьяне, относился с особой трогательностью и почтением, свидетельствует множество документов, громадное количество пожертвований в пользу церкви и ее служителей, причем не только от лиц высших сословий, но и крестьян, а также религиозные обряды и обычаи, в городах и деревнях провинции сохранившиеся вплоть до сегодняшнего дня, невзирая на их осмеяние и всяческие преследования за их соблюдение. Это, кстати, показали и исследования, выявляющие отношение Россиян к религии после того, как «железный занавес» был снят: так, 64% опрошенных (проводился опрос в 1993 году) усматривали в религии пользу, а 17% посчитали, что только с ее помощью можно найти объединяющие весь народ социальные идеи. Интересны также результаты исследований, касающихся вопросов религии, проводившиеся в более поздние годы: из них, в частности, видно, что после того, как отношение властей к вопросам религии стало лояльным, ряды верующих постоянно увеличиваются.

То, что Русь, Россия сильна своей верой, давно поняли наши завистники и недоброжелатели, а потому единственный путь уничтожения России как государства они видели в истреблении духовенства в прямом и переносном смысле. И наиболее яростные враги России, обуреваемые эгоистическими планами, осуществили свою черную работу. Как это делалось, замечательно показал в своей монографии «Русская цивилизация» О.Платонов (вышла книга в 1995 году, в Москве).

Подтверждением того, что Херасков сто лет назад понял то, что многие только еще начинают понимать, свидетельствуют многие его статьи, в частности, «Слово в день тезоименитства Благословеннейшего Государя Императора Александра Александровича». Статья написана в 1881 г., то есть за семь лет до вынужденного ухода Михаила Ивановича с педагогического поприща. Вот что он пишет в ней: «Среди горячих споров о разных системах образования... всего неохотнее занимаются религиозными вопросами... Многочисленные кружки создают широкую книжную область... чтобы затушить и последние религиозные искры... Окольными путями и самыми тонкими учеными приемами проводится и внушается мысль, что религия есть нечто даже мешающее умственной зрелости людей, что она есть такая область, где все держится на темном и безотчетном чувстве, которое есть источник суеверий и предрассудков... В самых образованных европейских странах воздвигается гонение на религию... И с каким умилением иные наши мыслители, желающие обновления русской земли, смотрят на гражданские порядки этих европейских стран, и какие похвалы им расточают... Наши домашние просветители предлагают иногда такого рода проекты, чтобы служители религии мало чем возвышались над темной и серой средой народной и по своему образованию, и по своим привычкам, и по своему строю жизни».

Поскольку религия мыслилась Херасковым как основа для воспитания духовности, одно из важных мест в его воспитательной системе занимали религиозные обряды – посты, исповеди, причащения... Контролировать их соблюдение Хераскову и его единомышленникам помогало то, что за всеми учебными заведениями, в которых он работал, были закреплены храмы, а в двух из них (при женском епархиальном училище и том, что находился при пансионе) Херасков был священником. О том, каково назначение обрядов, в чем их суть и как их совершать, он не раз пояснял своим воспитанникам в беседах.

Опираясь на религию, черпая в ее главных документах идеи для воспитания, Херасков не был утопистом: идеи эти корнями уходили в реальную жизнь, а жизнь он знал не понаслышке, поскольку сам происходил из семьи простого сельского священника. Как известно, в XIX в. материальное положение священнослужителей, а низшего ранга (то есть тех, на кого возлагались наиболее важные и сложные задачи – просвещение и наставление на путь истины крестьян, самой безграмотной и до октябрьского переворота многочисленной части России) было очень тяжелым. Чтобы выжить, они наряду с основной работой как простые неграмотные мужики обрабатывали землю или занимались каким-то другим тяжелым физическим трудом, что лишало их возможности больше общаться с прихожанами, повышать свою квалификацию. Ярким примером того, что жилось священникам в прошлом столетии очень тяжело, является заметка, появившаяся на страницах «Владимирских епархиальных ведомостей» в конце 70-х гг., где сообщается, что прихожане села Окшово Меленковского уезда, чтобы не дать умереть с голоду священнику своего прихода, которого они очень ценили, постановили с каждого тягла собирать по 1/2 меры ржи и отдавать ему. В конце заметки автор призывает прихожан других уездов последовать примеру меленковцев, ибо там положение церковнослужителей ничуть не лучше. Надо сказать, по окончании семинарии по знаниям ее воспитанники ничуть не уступали, а скорее превосходили представителей учебных заведений для высших сословий, тогда как те устраивались куда лучше (согласно документам программа духовной семинарии содержала в себе помимо специальных предметов полный курс классической гимназии с присоединением к нему психологии, начальной и краткой истории философии, медицины, давала также знания по сельскому хозяйству). Естественно, это1 в немалой степени способствовало оттоку семинаристов в другие сферы. К примеру, многие из них, как известно, поступали в высшие учебные заведения, причем нередко светские.

Понимая громадную роль священнослужителей в приобщении народа к подлинным культурным ценностям, Херасков делал все, что было в его силах, чтобы остановить этот отток. Так, одной из задач женского епархиального училища являлось – подготовить жен, подруг, помощниц будущим наставникам и просветителям народа, поскольку и те и другие были преимущественно из деревень. Помимо того, что в училище девушки получали общее образование, они учились чисто хозяйским делам: шить, готовить, вязать... И это действительно способствовало некоторому «закреплению кадров на местах», хотя в целом, безусловно, проблемы не решало, так как для этого требовались меры, предпринимаемые на правительственном уровне, о чем Херасков не раз писал в своих статьях и говорил в речах.

О том, что Херасков был реалистом, твердо стоял на ногах, обладал громадным жизненным опытом, свидетельствуют и его наставления воспитанницам, выпускницам училища. Приведу лишь отрывки из этих наставлений: (По окончании – В.К.) «вас ждут целые толпы бедных крестьянских детей, коснеющих во тьме невежества, для которых вы можете быть, если захотите, благотворными светочами...»; «Не задавайтесь слишком многим, не рвитесь наделать как можно больше и как можно скорее всего доброго и полезного, о чем вы, может быть, теперь мечтаете... Неудача может ослабить вашу деятельность, огорчить... и унизить в собственных глазах, ибо никак нельзя переделать всего, о чем мы мечтаем... Начните с малого – отыщите двух-трех девочек или мальчиков... усадите их за азбуку... Вот вам и школа образовалась, и начали вы благородную службу человечеству...»; «Скромно трудясь над делом народного образования, вы можете гораздо больше пользы и добра принести народу, чем иной высокопоставленный и гораздо больше образованный человек». С аналогичными речами-наставлениями Херасков выступал и перед выпускниками гимназии и семинарии.

Из опубликованных материалов (а об этом сегодня мы можем судить именно по ним) видно, что любимым методом, то есть важным элементом его воспитательной системы, являлся метод убеждения. Но прежде чем продемонстрировать, как мастерски Михаил Иванович им пользовался, следует уяснить, что же это за метод такой и каковы его отличительные особенности. Как видно из учебников «Педагогики», в частности, под редакцией П.И.Пидкасистого, «метод убеждения – это путь воздействия на знания школьника для разъяснения фактов и явлений общественной и личной жизни». Далее этот же ученый, как бы расшифровывая свою мысль, сообщает, что метод этот служит для формирования взглядов, которые в сознании школьника раньше не имелись (или не были закреплены), а также для актуализации этих знаний. Как известно, требования, предъявляемые к данному методу, достаточно высоки. Так, согласно им, информация, преподносимая школьникам, должна быть:

– научной (то есть объективной);

– связанной с практикой;

– убедительной, доступной, яркой по форме изложения, ограниченной во времени.

Негласными правилами для тех, кто чаще чем другими пользуется именно этим методом, является также следующее:

– не допускать гипертрофии воздействия на сознание воспитанников, преувеличивающего их реальные возможности и не учитывающего их личного опыта;

– избегать неумеренного морализирования, иначе информация будет иметь обратный эффект.

Исходя из того, что главной целью Хераскова было воспитание человека нравственного, его разъяснения касались чаще всего именно этой сферы. Основной формой, обеспечивающей взаимодействие учителя и ученика, как правило, является диалог. Одним из вариантов диалога, который достаточно активно педагогами используется и сегодня, является такая его форма, когда учитель выступает в роли говорящего, а ученик – слушающего, но участие ученика подразумевается, подтверждением чего, как правило, является реакция детей на то, что они слышат – мимика, вставляемые ими фразы, возгласы... Именно этот тип диалога, судя по публикациям, особенно часто использовался Херасковым. Таких диалогов-бесед им было проведено немало (многие из них напечатаны в «Епархиальных ведомостях», а в 1886 г. часть их вошла в его сборник «Слова, поучения и речи». Назову лишь некоторые из них: «Против табакокурения», «О карточной игре», «О приличии и вежливости», О выборе жизненного пути (беседа проведена с семинаристами в 1883 г.) и другие.

Как правило, относительно пассивная роль воспитанников в этих беседах продиктована не тем, что Херасков по праву старшего лишает их возможности высказаться, а тем, что они в данный момент не обладают достаточной информацией по затрагиваемой теме, чтобы принять в ней более активное участие, но отрывочные сведения у них имеются. Основанием для такого предположения является «признание» Хераскова в одном из выступлений, что воспитанники нередко приходят к нему для «интимных»- разговоров. Именно неполные, отрывочные сведения, как правило, и служили причиной их неправильных действий. То есть поводом для проведения Херасковым, выражаясь современным языком, воспитательных мероприятий являлось противоречие между примитивными представлениями учащихся о сущности предмета или явления и истинными знаниями о них. Носителем истинных знаний, как мы поняли, и был педагог, что делало проводимые мероприятия важными и нужными.

А теперь, после экскурса в теорию, на примере одной из перечисленных выше бесед – «Против табакокурения», проведенной с семинаристами в 1878 г., то есть тогда, когда Херасков был не только преподавателем, но и ректором, – проследим, как он конкретно пользуется методом убеждения, насколько выполняет все требования, предъявляемые к нему.

Из документов известно, что еще до того, как Херасков стал ректором, в семинарии существовало правило – всем преподавателям записывать нарушения, совершаемые учащимися. Затем к педсоветам эти замечания суммировались, анализировались и впоследствии работа воспитателей строилась с учетом этих замечаний. Исходя из протоколов педагогических собраний, в тот учебный год, когда Херасков вступил в новую должность, случаи курения составляли достаточно большой процент нарушений. Из этого следует, что тема беседы была подсказана Михаилу Ивановичу самой жизнью.

При анализе ее обращает на себя внимание то, что обозначая тему, Херасков не торопится сделать вывод, уличить своих питомцев, показать им всю непристойность их поведения. Напротив, он как бы временно становится их единомышленником, занимая их позицию. Его фраза, обрисовывающая курильщика: «Какая удивительная независимость, какая полная свобода от земных привычек!» – произносится им с искренним восхищени ем. Он как бы любуется «героями». Но восхищение это ненастоящее.

Неназойливо, шаг за шагом, опираясь на широкий спектр объективных данных, Херасков разочаровывает своих подопечных, подводя их к правильной оценке своего поступка. Какие же аргументы он приводит при этом, чем оперирует?

Первый аргумент, самый простой и очевидный, – курение придает человеку неряшливый вид: у него «желтеют зубы» и он становится невольным носителем «табачного зловония». Тут, в общем-то, все ясно и в особых доводах аргумент не нуждается, поэтому при изложении его Херасков предельно краток. Второй аргумент, который выставляет Херасков, тоже не требует особых пояснений. Но здесь кое-какие научные факты воспитатель уже использует – курение вредит здоровью, не случайно обычно оно сопровождается «тошнотой, головокружением, помутнением взгляда, бледностью». Из-за курения, по свидетельству ученых, (Херасков не забывает сказать и об этом) притупляются вкус, зрение, сообразительность... Третий аргумент – курение требует значительных средств, а учитывая, что большинство семей семинаристов испытывает денежные затруднения (при этом Михаил Иванович уже приводит конкретные цифры: 200 человек из всех обучающихся в семинарии, а их всего 500, в результате нищенского положения находятся на полном обеспечении, и таких могло бы быть значительно больше, но «многим просившим вспоможения отказано, потому что исчерпаны, истощены источники»). То есть, делает вывод воспитатель, курение – преступление не только по отношению к себе, но и по отношению к родителям.

Но и этим аргументом Херасков не ограничивается. Он приводит четвертый: курение – это нарушение правил семинарии, а правила – он специально акцентирует на этом внимание – главный рычаг, от которого зависит успешное и целенаправленное движение любого учреждения, особенно учебного. Самое страшное, – поясняет Херасков, педагог и ректор, – курильщики, хотя в сравнении со всеми учениками их меньшинство, накладывают негативный отпечаток на все учебное заведение, ибо каждый из них – и хороший, и плохой – является его представителем. То есть, поясняет он, «преследуя проступки и уклонения от правил, преподаватели оберегают честь своего учебного заведения».

И наконец (проследите, как умело и последовательно оценка поступка из личной сферы переводится воспитателем в сферу общественную, тем самым усиливая его значимость), Херасков приводит последний аргумент, напрочь лишающий семинариста права совершать его, – какой пример они, будущие священники, подадут прихожанам, требуя от них соблюдения правил и сами не выполняя их? Завершая беседу, педагог возвращается к своей первоначальной оценке. Но теперь уже и самим детям она кажется абсурдной: за показными атрибутами «взрослости» и «храбрости» они усматривают легкомыслие и вред, который курение приносит не только им самим, но и тем, кто живет рядом с ними – однокурсникам, родителям, педагогам. По окончании разговора детьми наверняка по-особому воспринимались и слова, взятые из Священного Писания – «Все мне позволено, но не все полезно», – произнесенные Херасковым в самом начале в качестве эпиграфа.

Анализируя эту достаточно короткую беседу (судя по количеству напечатанных страниц, она занимает не более 15 минут), мы воочию убеждаемся, как умело Херасков может направить мысль учащихся в том направлении, какого требует общество. Замечательно, что педагог не называет фамилий нарушителей, хотя, нет сомнения, он их знал, тем самым как бы предоставляя им возможность по-новому взглянуть на себя, взвесить и оценить все «за» и «против». Талант Хераскова-воспитателя проявляется и в том, что ему с помощью простых, понятных примеров удается переубедить детей, без лишнего назидания сделать своими единомышленниками. Замечательно и то, что беседа проводится в храме (умелый выбор средств): ведь для семинаристов, мыслящих себя священниками, храм являлся символом чистоты и святости духовной. И это, несомненно, усиливало действие беседы, ибо с религиозной точки зрения отравление организма, умышленное сокращение жизни рассматривается как грех.

И еще на одно обстоятельство при анализе этой беседы хотелось бы обратить внимание: здесь достаточно ярко проявляется правило, которое в любом деле Херасков считал для себя главным – глубокое, всестороннее проникновение в суть проблемы, постижение ее прежде всего самим, а уже после этого донесение до других и разъяснение. Только рассматривая предмет или явление в их целостности, по мнению Хераскова, можно постичь истину. «Чем цельнее... сила и чем менее раздроблена она по разносторонним направлениям, тем больше и богаче полезными результатами бывают проявления этой силы», – совершенно обоснованно считает он.

Столь же логичны и убедительны были и другие его беседы, о чем можно судить не только знакомясь с ними непосредственно, но и по отзывам его современников. Вот что они писали и говорили, оценивая этот вид его деятельности: «Мастер живой беседы», «Прекрасный истолкователь переживаемых моментов», «Мастер живого слова» (А.В.Смирнов); «Самая хорошая проповедь (беседа – В.К.) та, которая сама складывается и выливается. Это у вас есть», – Феофан Затворник. Очень живо описал эту форму общения Михаила Ивановича с детьми его воспитанник, впоследствии преподаватель женского епархиального училища А.Преображенский. Вот как он рассказывает об этом в своей статье, вышедшей в 1901 году, сразу после смерти Михаила Ивановича: «Многие занятия (в училище Херасковым – В.К.) проводились в виде бесед, к участию в которых наставник приглашал и самих воспитанниц, чтобы дать место... мысли последних. В беседах поднимались разные... вопросы, путем рассмотрения которых уяснялись... истины. Наконец, указывалось практическое применение (их – В.К ) к жизни с целью дать доброе и благочестивое направление воле воспитанниц... При (этом – В.К.) талантливый наставник достигал двоякой цели: с одной стороны, так уроки усвоялись воспитанницами... сознательно и разумно, а с другой – они влияли... на нравственное настроение слушательниц».

Форма беседы преобладала у Хераскова также и в общении с подчиненными в то время, когда он был инспектором в женском епархиальном училище, ректором семинарии... О том, что это было именно так, мы опять-таки узнаем от А.Преображенского. Вот что он пишет о том периоде, когда Михаил Иванович являлся заведующим учебной частью в женском духовном училище: (При нем – В.К.) «педагогические собрания превратились в в интересные беседы и совещания, с которых преподаватели выносили много нового и полезного».

Не менее важное место в воспитательной системе Михаила Ивановича занимал также метод упражнения, как бы вытекающий из .метода убеждения. Цель его, как пишет в одной из своих статей Херасков, «соразмерной... практикой сообщить энергию и крепость его (ученика – В.К.) умственным силам». То есть, как педагог с большим опытом, он понимал – чтобы поступать в соответствии с требованиями, предъявляемыми обществом, одних знаний недостаточно: нужны железная воля, выдержка, способность противостоять трудностям, которые ежечасно, а иногда ежеминутно преподносит жизнь. Поэтому буквально с первых дней преподавательской деятельности Херасков настраивает детей на укрепление воли. «Жизнь человеческая, -говорит он гимназистам, – ... переплетена из разных обязанностей. На каждом шагу приходится сталкиваться с долгом, разными правилами... Каждое требует усилия воли, а значит своего рода подвига... Свобода в том... чтобы разумно и сознательно выбрать одно и определенное, – предлагается лучшее при всей возможности поступать по-всячески, то есть избирать... и худшее, не согласное с требованиями рассудка». «Чем больше свободы, – разъясняет он им же, – (тем важнее быть – В.К.) строже к себе... Мы должны научить вас подчиняться требованиям долга, выработать способность стеснить свою лень, низшие инстинкты, дать простор деятельности духовной».

Как же конкретно реализуются эти задачи Херасковым?

Во-первых, с помощью контроля за выполнением домашних заданий, поручений, правил внутреннего распорядка, соблюдением учениками нравственных норм во взаимоотношениях друг с другом, учителями. Знаменательно, что именно при нем в 1880 году, то есть, когда Михаил Иванович был не только педагогом, но и ректором, в семинарии издаются «Правила поведения», а 1884 году вводится устав. Вот как он объясняет свою требовательность семинаристам: «Небрежное и неряшливое отношение к исполнению дисциплины, школьных правил, ленивое отношение к изучению уроков и вообще беззаботность... вырабатывает впоследствии людей небрежных, ленивых, беззаботных... (поэтому – В.К.) жизнь может застать вас неподготовленными, слабыми, неспособными на подвиги добродетелей... и увлечь своим грязным мутным потоком далеко от святых целей». Большую роль в тренировке воли Михаил Иванович придавал постам. Именно поэтому он требовал обязательного их соблюдения, если, конечно, не было для их невыполнения уважительных причин.

Во-вторых, в тех учебных заведениях, где работал Михаил Иванович, жизнь строилась так, что непременной обязанностью старших была забота о младших, помощь им во всех делах -выполнении уроков, приобретении навыков общения... То есть в ходе учебы дети не только получали теоретические знания, но и применяли их на практике. Особенно ярко это проявлялось в жизни женского епархиального училища, организатором и куратором которого Херасков являлся.

Интересно, что зная все методы, Херасков сравнительно редко пользовался методом поощрения и наказания. Такой вывод я сделала, опираясь на его публикации, а также отзывы о его педагогической деятельности коллег. Скорее всего объясняется это тем, что он был человеком верующим, а согласно религиозному учению похвала, одно из основных средств метода поощрения, развивает гордыню, которая в свою очередь является благоприятной почвой для таких недугов, как зазнайство, тщеславие, черствость, – в общем, того, что для человека православного считается страшнейшим грехом. Несправедливое же наказание, по мнению Хераскова, может убить в человеке «спокойствие... лишить простора деятельности, может быть, не лишенной пользы и доброго значения». Жизнь, правда, невзирая на все «профилактические» меры, хотя и в крайних случаях, заставляла Михаила Ивановича и его единомышленников прибегать к самым строгим, «репрессивным» мерам – отчислению, о чем говорят документы (см., в частности, «Владимирские епархиальные ведомости» за 1879 г., № 14, с. 353). Но при этом совершенно ясно – прежде чем наказать кого-то Херасков и его коллеги всегда давали оступившемуся возможность осознать и исправить свою ошибку. Наверняка, избирая тот или иной метод, Михаил Иванович взвешивал все «за» и «против» и останавливался на том их них, который по его расчетам мог дать лучший результат.

Как известно, важную роль при использовании любого метода играют средства. Нынешние педагоги-теоретики, такие, как В.И.Журавлев и П.И.Пидкасистый, к средствам воспитания относят все, что «преднамеренно включено в воспитательный процесс: предметы среды, жизненные ситуации» и т. д. Так, средствами воспитания они считают художественную литературу, театр, всевозможные выставки... – в общем, любой объект материальной или духовной культуры, если он задействован педагогом для осуществления им своих воспитательных задач.

Одним из важных средств, которым Херасков владел в совершенстве, безусловно, являлась его речь, очень образная, эмоциональная, насыщенная пословицами, поговорками, сравнениями и метафорами. Как вспоминает его воспитанник А.Преображенский, благодаря его таланту перерабатывать в голове сложнейшую информацию и излагать затем простым, понятным языком, самые трудные темы хорошо усваивались его учениками: ответы их, как правило, были четкими и толковыми. Многие выражения Михаила Ивановича, такие, как «человек не ангел», «сильнейший двигатель деятельности – привычка», «время – лучший и драгоценнейший капитал», после его выступлений становились ходовыми.

Очень обогащали и придавали его речи особую философичность выдержки из Священного Писания и Предания. Например: «Не криви душой, не теряй мир и спокойствие совести», «Не вей себе всякими ветрами и не ходи всяким путем» и т. д. Несмотря на достаточно сложные мысли, Херасков практически не пользуется иностранными словами, хотя многие языки, как мы выяснили, знал в совершенстве. Но от этого его речи (статьи) только выигрывают. В общении с воспитанниками привлекает и то, что он, будучи энциклопедически образованным человеком, никогда не кичится своими знаниями. Но, если разговор заходит о греховности, он непременно причисляет себя к этому разряду людей, хотя из множества документов, где дается ему оценка как ученому, общественному деятелю, педагогу или просто человеку, нет ни одного отрицательного отзыва. Так, выступая с речью, произнесенной по поводу преждевременной смерти А.И.Розанова, Херасков говорит: «Все МЫ походим на хлопотливых торгашей, гоняющихся за мелочами жизни и оставляющих в пренебрежении самое главное и существенное, что собственно и дает цену нашему пребыванию на земле».

К любимым средствам, которыми Херасков активно пользовался, можно отнести иконы, интерьер храма, хоровое пение, жития святых, – в общем все, что по его мнению, способствовало развитию и закреплению добрых чувств, или, как он сам выражался, «размягчению сердца». Но для того, чтобы воспитанник правильно реагировал на эти средства, надо было научить его понимать их сущность, сделать созерцание красоты (а красота и доброта, как считал Херасков, понятия взаимосвязанные и неразделимые) и, как итог, ее творение их потребностью. И он постоянно развивает у них эту потребность. Так, обязательным для гимназистов, семинаристов и воспитанниц училища было слушание церковного пения, участие в церковных обрядах. Вот что он говорит гимназистам перед первым выходом в храм: «Стойте с благоговением... прислушивайтесь к священным песням и молитвам, усвояйте... их чувством и умом... Ничего грубого, грязного и безнравственнного».

Важным средством воспитания Херасков считал также молитву. «Если горечь жизни слишком болезненно будет ощущаться в сердце вашем и кругом... не будет у вас ни поддержки, ни утешения, ни отрады... найдите утешение в молитве. Молитва вас успокоит, даст... силы и вдохновит вас на все высокое и прекрасное», – советует он воспитанницам училища. Кстати, современными психологами и психоаналитиками доказано, что молитва, если, конечно, искренне верить, действительно оказывает успокоительное действие, давая молящемуся надежду на успешное завершение самого трудного дела. Как уверяют они, она как бы служит мостиком над бездной, которая нередко возникает в жизни человека в результате непредвиденных, неподдающихся ему событий.

Большое значение Херасков-педагог придавал самовоспитанию учащихся. Как практик с немалым опытом, он понимал: если воспитанник не хочет принимать знания, предлагаемые ему, и добровольно преобразовывать себя, любые усилия учителя, как бы талантлив он ни был, бесполезны. Не случайно главное назначение воспитателя Херасков видел не столько в том, чтобы тот «начинял» ученика разной информацией, даже очень важной и полезной, как пирог начинкой, а в том, чтобы он прежде всего пробудил в воспитаннике желание быть лучше, совершенней. Только тогда нужная информация окажется востребованной. В этом плане мысль, вложенную Херасковым в уста Симона, первого епископа Владимирского и Суздальского, -«Исправь в себе прегрешение – и победишь всю силу вражью» -можно считать ключевой.

Выступая перед семинаристами, Михаил Иванович так комментирует этот свой тезис: «При всех, самых усердных... наблюдениях за вами, нам .(педагогам – В.К.) приходится действовать... со стороны и наугад, ибо чужая душа потемки... оттого всегда возможны ошибки... Это значит: до тех пор, пока вы сами не приметесь за внутреннюю работу над собой и, изучив свои наклонности, не будете останавливать дурных проявлений своего характера и в то же время практиковаться во всем добром... – до тех пор все наши труды и заботы о вас не будут прочны и надежны... и жизнь может застать вас неприготовленными... и неспособными на труды и подвиги добродетели». Огромную роль в самовоспитании Херасков придавал исповеди с покаянием. Ценность этого обряда, по мнению Михаила Ивановича, заключается в том, что он заставляет человека отвлечься от суеты и заняться «исключительно душой», очищением засоренных в ней мест и обновлением спасительных сил. Не случайно он требует от семинаристов обязательного выполнения этого обряда и настаивает на самом серьезном к нему отношении.

Беседуя с семинаристами об общественной значимости и необходимости нравственного поведения, Херасков пытается убедить их, что любой, самый незначительный поступок сознательно или бессознательно оценивается другими. Это необязательно проявляется в словах. Даже чаще оценка отражается в ответном поведении человека, с которым приходится общаться, поэтому нужно вести себя достойно всегда, ибо, как считает Херасков, «среди целомудренных и невинных – неудобно нескромное и срамное слово. Среди занятливых и трудолюбивых – невесело и неловко ленивцу. Среди честных – ... постыдно посягательство на чужую собственность. Среди скромных – невозможно буйство».

Из изложенного становится ясно и то, почему большую роль в закреплении хороших привычек, воспитании воли Михаил Иванович придавал примеру, подаваемому другими. С этой целью он достаточно часто отправляет своих воспитанников к чтению литературы, где бы они могли отыскать достойные образцы для подражания, и сам постоянно находит таковые, чтобы познакомить с ними учеников. Преимущественно примеры эти заимствованы из Священного Писания: Христос, Богородица... На них, их деяния Херасков постоянно ссылается, о них рассказывает детям. Вот как объясняет такое предпочтение он сам: человек грешен, в нем сложно найти образец, а без Бога (высшего идеала) «где им (юношам – В.К.) взять силы и огня, вдохновляющих... на жертвы для добра, где взять чистоты, непорочности сердца, глубины мысли, трезвенности?»

Хотя и реже, но и среди людей Херасков находит таких, которые достойны подражания. Надо сказать, к отбору этих «образцов» педагог относится очень тщательно. К числу их Херасков относит Симона, первого епископа Владимирского и Суздальского (ему он посвящает большой очерк-исследование); А.Я.Невского, Д.М.Пожарского, М.М.Сперанского... О последнем Херасков хоть и пишет сравнительно небольшую статью, но в ней ему удается показать главные достоинства выдающегося государственного деятеля, некогда воспитанника Владимирской духовной семинарии, – железную волю, чрезвычайное трудолюбие, скромность, которые и «сделали» его великим, позволили подняться на столь высокий пьедестал, способствовали всеобщему признанию. Интересно, что большинство лиц, используемых Херасковым в качестве примера, так или иначе связаны с землей Владимирской, сердцем России. Несложно также заметить, что при описании их жизни проявляется глубокое знание Херасковым истории (как правило, изображаются они на широком историческом фоне), любовь к Отечеству, что, безусловно, повышает их воспитательную роль.

Бывает, что в качестве примера в своих беседах (статьях) Херасков использует людей явно отрицательных. Причем обычно выбирает тех из них, которые так научились скрывать свое гнилое нутро, что требуется большое искусство, чтобы увидеть и понять его. И опять-таки, как и в беседе «Против табакокурения», Херасков, сам в совершенстве владея этим мастерством, пытается передать свой опыт ученикам, заставляя их вслед за собой анализировать поступки живущих рядом с ними людей (см. его статьи «Светская гуманность и христианская любовь», «Слово на дворянские выборы» и др.). Относится к таким людям Херасков однозначно плохо, что ярко проявляется в его интонации, складе речи, которые просматриваются даже в напечатанных работах. Вот как он, например, описывает «цвет» дворянской аристократии: «Степень поклона, сила рукопожатия, приветливость взгляда – строго соизмеряются (у них – В.К.) со степенью положения, какое занимает человек...» (Они – В.К.) «размышляют о просвещенной любви... к братьям, коснеющим во тьме безграмотности, – а между тем продолжают кидать сотни и тысячи на свои только удовольствия и притом весьма и весьма неблаговидного свойства, а на ближнего махают рукою». Думаю, обращение педагога к таким образцам не менее важно, чем к положительным, ибо, как он справедливо считает, «зла в мире ничуть не меньше добра» и нужно уметь его отличать, чтобы не оказаться в числе его носителей.

Совершенно по-иному, с какой-то трогательной любовью рисует Херасков простых русских женщин, нередко огрубленных тяжелым повседневным трудом и нечеловеческими условиями жизни. «Нашим бедным женщинам приходится просто задыхаться в душной и зловонной атмосфере грубости и невежества... – говорит он, выступая перед воспитанницами епархиального училища, – но зато в их добром и теплом сердце сколько чистоты, честности и скромности, сколько выносливой, предусмотрительной и несокрушимой добродетели!» «Вот бы вам потрудиться перенять (эти качества, – В.К.)», – советует он девушкам.

Безусловно, в совершенстве овладеть всеми методами и приемами Хераскову помогал не только личный опыт, но и великолепное знание достижений лучших педагогов. Как сообщает его ученик А.Преображенский, при преподавании педагогики он постоянно опирался на труды как русских, так и зарубежных педагогов-практиков В.И.Водовозова, К.Д.Ушинского, НА.Корфа и других.

Трудолюбие Михаила Ивановича, блестящие способности, великолепные знания, любовь к детям, конечно же, давали желаемые результаты.

Владимир XIX века, как большинство российских городов, был небольшим городком с патриархальным укладом – согласно документам в 1877 г. численность его составляла чуть более 18 тысяч – поэтому не только детей, но и их родителей Херасков хорошо знал, представлял уровень воспитанности тех и других, их возможности, что, безусловно, тоже способствовало успешной работе.

Говоря о результатах, можно привести такие факты. Многие воспитанники семинарии (основное место работы Хераскова, ей он отдал 20 лет), учившиеся и окончившие ее в то время, когда он преподавал там, повторили его путь: стали педагогами-учеными, целиком посвятившими себя проблемам образования и воспитания. О них также следует сказать несколько слов.

ГЕОРГИЕВСКИЙ Василий Тимофеевич. Закончил семинарию в 1881 г., откуда был направлен в Киевскую духовную академию. Имел немало трудов. Был членом учебного комитета и училищного совета при Св. Синоде. Принимал активное участие в организации иконописных школ в селах Мстера, Палех, Холуй.

ТИХОНРАВОВ Федор Павлович. Закончил семинарию в 1868 г., после нее Московскую духовную академию. Написал немало статей, затрагивающих проблемы нравственности. Был инспектором народных училищ в Харьковской губернии, Ростове на Дону.

ЛЕБЕДЕВ Алексей Сергеевич. Окончил в 1872 г. семинарию, затем духовную академию в Санкт-Петербурге, работал при ней приват-доцентом. Имел степень магистра богословия, много печатался.

При желании список можно продолжать.

Некоторые из его выпускников впоследствии прославились как общественные деятели, отдавшие себя, свой труд на благо Отечества.

Это, к примеру, Иван Владимирович ЦВЕТАЕВ, доктор римской словесности, экстраординарный профессор, преподавал в Варшавском, Киевском и Московском университетах, в последнем не только преподавал, но и был заведующим кафедрой теории изящных искусств; сотрудник, а затем директор Румянцевского музея в Москве, основатель и первый директор Музея изящных искусств (ныне музей изобразительных искусств им. Пушкина), инициатор сбора частных пожертвований на приобретение коллекций и строительства здания музея; автор многочисленных трудов по античной философии, искусству, культурной и общественной жизни древних народов.

Александр Васильевич СМИРНОВ. После семинарии учился в Варшавском университете, закончил Московский университет (медицинский факультет). Посвятил себя служению родной земле: был активным членом Владимирской губернской ученой архивной комиссии, заведующим библиотекой и историческим архивом, принимал деятельное участие в издании Владимирских губернских ведомостей, автор многих публикаций и литературных трудов, один из лучших биографов М.И.Хераскова и других известных деятелей губернии. При жизни передал Владимирской Архивной комиссии большую личную библиотеку.

Василий Иванович АЛЬБИЦКИЙ. После семинарии в 1870 г. поступил в Санкт-Петербургский технологический институт, защитил кандидатскую диссертацию. Долгое время был профессором. Прославился как ученый-физик. Но самым ярким подтверждением состоятельности Хераскова в качестве педагога, несомненно, является то, что десятки воспитанников семинарии становились священниками (ведь именно на них он возлагал самые большие надежды в воплощении своих идей в жизнь), которые несмотря на сложности в материальном плане, моральные издержки (клевету и всяческие козни со стороны людей завистливых и злобных, физические перегрузки) оставались верными избранной профессии и до конца жизни несли людям добро и свет. Назовем имена лишь некоторых из них.

Николай Петрович ЧИХАЧЕВ закончил семинарию в 1864 г., долгое время работал священником в Палехе. Хотя сам был многодетным и далеко небогатым человеком, осуществлял опекунство над шестью сиротами. Благодаря ему в Палехе была открыта церковно-приходская школа для девочек, которая первоначально располагалась в его доме. Он же добивается открытия школы в большом, но глухом селе Смертино, бесплатной столовой для сирых и убогих; прикладывает массу усилий для открытия при церкви в Палехе библиотеки. По окончании школ многих способных учеников пристраивает в иконописные мастерские. Всячески способствует известности Палехских иконописцев и икон не только в России, но и за рубежом. Многие замечательные иконы были подарены им Владимирской семинарии.

Федор Васильевич КАЗАНСКИЙ закончил семинарию в 1882 году. Священник погоста Ильинское-Телешево Шуйского уезда. В 1894 г. организует в приходе общество трезвости (пьянство на Руси и тогда было почти национальным бедствием). На своих собраниях – а буквально за год число его членов увеличилось с 10-ти до 33-ти – они под его руководством обсуждали текущие дела, занимались чтением нравственных книг. Известно также, что Федор Васильевич был активным членом-корреспо-дентом Тенишевского бюро, собрал ценнейший материал по культуре своего края.

БОБРОВ Алексей Александрович закончил семинарию в 1866 г., был священником в Гавриловском Посаде Суздальского уезда. Автор многих статей духовно-нравственного содержания. В 1877 г. на личные средства организовал продажу книг для народа.

Подтверждением того, что Херасков был Педагогом с большой буквы, является и то, что судьбы воспитанников интересовали его даже после того, как они покидали учебное заведение, о чем свидетельствуют его переписка с Феофаном Затворником, беседы с семинаристами. Доказательством того, что Херасков как педагог был очень талантлив, безусловно, являются отзывы о нем современников, тоже преимущественно людей незаурядных. Вот как, например, оценивали его работу как педагога и администратора в 1884 году его коллеги по семинарии: «25 лет... непрерывной, напряженной административно-педагогической работы... – это такой тяжелый труд, который в состоянии надломить самую могучую натуру. Если вообще всякий труд ценим и оплачиваем с точки зрения его существенной пользы, то тем более выше должны быть ценимы труды на пользу воспитания духовного юношества. Воспитательная деятельность... на пространстве нескольких поколений – это... подвиг... Направлять волю массы к добру гораздо труднее, чем... теоретически рассуждать об этом предмете».

Доказательством его педагогического таланта несомненно являются и награды, которых он был удостоен «за труды на пользу юношества»: набедренник, скуфья, камилавка, золотой наперсный крест, сан протоиерея, ордена – святой Анны II и III степени, святого Владимира IV степени. Не лишним будет заметить, что награды тогда давались очень скупо, а людям духовного звания особенно.

Сегодня к выводам, к которым Михаил Иванович пришел более ста лет назад (что любую реформу надо начинать с человека, воспитания в нем духовности), пришли и приходят многие признанные во всем мире ученые: Д.С.Лихачев, Н.Д.Никанд-ров, В.И.Мурашов и другие. Думается, что в столь тяжелое для нашего государства время, когда газеты, журналы, радио и телевидение пишут и говорят о творящейся в стране безнравс-твенности, воспитательная система Хераскова может помочь исправлению ситуации: содержание, методы, средства и приемы, применяемые им, вполне могут быть использованы при решении воспитательных задач в наши дни. По-прежнему актуальны и проблемы, поднятые им. К тому же сама личность Хераскова – педагога и общественного деятеля – очень нравственная и цельная, чрезвычайно творческая и сильная, должна быть интересна современникам.