Высокопреосвященный Феогност, митрополит Киевский и Галицкий, как учитель христианской жизни

«Там нет истинной любви, где нет смирения; там нет терпеливого сострадания к людям, где нет подвига внутренней борьбы со своими недостатками и страстями; там не может быть утешения страдальцам, где нет покорного несения собственного креста, и только там возможно служение общественной пользе, где есть благоговейное преклонение пред собственным нравственным долгом». – Так говорил при гробе почившего киевского владыки митрополита Феогноста преосв. волынский Антоний.

Светлыми чертами изображает преосвященный оратор «чистую и целомудренную душу» святителя киевского Феогноста и представляет его нравственный образ, как воплощение христианской любви к ближним, строгости к себе, смиренномудрия и самоотвержения. С такою характеристикою усопшего владыки Феогноста согласится всякий, кто лично обращался с ним и близко знакомился с его привлекательною личностью. Печать искренней, сердечной, чистой, христианской любви к людям лежала даже на внешнем образе покойного архипастыря. Добрая ласкающая улыбка никогда, кажется, не сходила с кроткого, незлобивого лица владыки и неотразимо влекла к нему. В этом открытом, ободряющем взгляде, обращенном на собеседника, и в приветливых словах, какими владыка умел дарить всякого, явственно чувствовалось, что предстоишь не строгому начальнику, взыскивающему с подчиненного за неисполнение обязанностей и за нарушение предписаний закона, но доброму отцу, который любовью устраняет в детях повод к лености и небрежности и побуждает их исполнять долг свой не за гнев, но за совесть. Великая сила любви жила в этом немощном, слабом старце и заставляла его тело быть послушным орудием бодрого духа. Благо пасомыг прежде всего: вот правило житейской мудрости святителя Феогноста, и владыка достигал его с неумолимою к себе строгостью. Можно сказать, что он вечно работать и в этой работе никогда не знал для себя отдыха. Даже в Киеве, куда он прибыл изможденным долголетними архипастырскими трудами, он не дозволял себе покоя. Да по свойству своей деятельной натуры, привыкшей к труду, он и не мог дать себе покоя. Его постоянно мучили заботы об епархиальных делах, и он работал над ними без конца, не обращая внимания на частые приступы смертельной уже болезни. Так любил свое архипастырское дело святитель Феогност, так всецело он был предан ему, и так близко было его доброму сердцу попечение о благе пасомых.

Горячая любовь к людям, без сомнения, составляла природное качество души почившего владыки Феогноста. Всегда, насколько известно, в дни ли юности, в лета ли зрелого возраста, или на склоне жизни; – он был в этом отношении одинаков. Но той полноты и чистоты христианской любви к людям, какими отличался приснопамятный святитель, он, без сомнения, достиг не сразу, а постепенно, путем трудной работы над собою, над нравственным усовершенствованием своего духа. Свидетельством духовной жизни, которою так широко жил владыка Феогност, служат, между прочим, его слова и поучения, говоренные им с церковной кафедры, где со всею подробностью владыка представляет слушателям внутренний мир души, борющейся с грехом и этою тяжелою борьбою достигающей своего усовершенствования и спасения. Вчитываясь в назидательные страницы духовной жизни, начертанные владыкою, видишь, как глубоко покоились в его сердце истины христианской веры, как горячо было у него желание осуществить в жизни нравственный христианский идеал, как больно отзывалось в его душе чувство и сознание греховности и виновности пред Богом, и как тверда была вера в небесную помощь, которая подается христианину, лишь только он начинает жить по заповедям Христа. Искренность и особенная задушевность тона, которыми дышат проповеди высокопр. Феогноста, а также удивительная простота и общедоступность при изложении возвышенного христианского учения, – свидетельство того, что проповедник сам глубоко проникся учением Христа и сжился с ним, – властно подчиняют себе слушателя и заставляют его внимательно взглянуть на себя, углубиться в свою душу, определить её греховные язвы и позаботиться об их уврачевании.

В настоящем случае мы предложим вниманию читателей основные пункты проповеди в Бозе почившего владыки митрополита Феогноста и тем почтим память чистого сердцем архипастыря, весь век неустанно трудившегося для св. православной Церкви¹.

***

Мы носим звание христиан, поучает святитель Феогност. Это звание соединено с весьма высокими правами и преимуществами. Христиане суть члены св. Церкви. Ко всем её священнодействиям и таинствам открыт им доступ. Над ними всегда простерт покров сильных и действенных молитв св. Церкви. Этого мало. Христиане суть чада Бога Сына, храмы Бога Духа Святого. Все дары Божественной благодати, вся силы, яже к животу и благочестию (2Пет.1:3), готовы излиться на них (Нед. по Воздв.). Но несмотря на высокие права и преимущества, которыми владеет христианин, он здесь, на земле, только странник и пришелец. Здесь, на земле, он не имеет пребывающего града. Для него готовится иной град – на небе, в Царствие Христовом, где он будет блаженствовать вместе с Христом, наградившим его высоким званием христианина. Это блаженное будущее, ожидающее последователя Христа, определяя цель его кратковременной жизни на земле, дает ей смысл подготовления к жизни вечной на небе. «На земле мы живем только на короткое время», именно, живем для того только, «чтобы приготовить, воспитать себя для вечно блаженной жизни, чтобы приобрести право на наследование царствия небесного» (При освящ. ц. в с. Тучков, с. 88). Спасение – вот предмет всех помыслов и деяний христианина. Но заботясь о своем спасении, христианин не отвергает н действительной жизни, как она течет, управляемая незримою рукою Промысла Божия. Христианин не презирает её, не гнушается ею и не считаем препятствием для приобретения иной жизни, в Царстве небесном. Напротив, ею христианин благоразумно пользуется для того, чтобы чрез нее сделать свое спасение. «Обратим благоговейный взор на сонм угодников Божиих – многочисленный, как звезды небесные» поучает владыка. «Между ними есть цари, князья, вельможи, военачальники, отцы и матери семейств. Из званий и состояний их видно, что у них во время земной жизни было весьма много житейских занятий. А, однако ж, эти занятия не мешали им совершать разные подвиги благочестия и угождать Господу... В сонме угодников мы имеем целое облако свидетелей того, что житейские дела не могут препятствовать делу спасения. Царствие божие внутри нас есть (Лк.17:21), говорит Господь. Святилище, в котором благодатью Божию и нашею свободою совершается наше спасение, есть душа наша. Существенные условия нашего спасения главные, так сказать, столпы здания спасения, это – внутренний христианские добродетели: вера, любовь к Богу и ближним, страх Божий, чистота сердца, смирение, кротость, терпение. Без этих внутренних добродетелей внешние подвиги благочестия не могут иметь надлежащей цели и значения. Кто же может утверждать, чтобы дела, требуемые нашим званием и состоянием, мешали нам иметь веру, быть исполненными любви к Богу и ближним, богобоязненными, смиренными, кроткими, чистыми по сердцу? Как житейские дела не мешают нам мыслить, чувствовать и желать, так они не могут препятствовать нам питать и сохранять в душе благочестивые христианский расположения» (Нед, св. Праотцев, с. 45–46).

Итак, в душе христианина совершается спасение. Душу он должен уготовать в храм св. Духа, ее он должен представить на суд бессмертному Царю, который определит её участь в загробной жизни, сообразно с её достоинством. Поэтому, на усовершенствование души христианин должен прежде всего обратить свое внимание. Над этим надо подумать всем нам раньше, чем составлять проекты улучшения и переустройства форм общественной и частной жизни, каковыми проектами так богато наше время. «Прежде, чем рассуждать об улучшениях в жизни общественной и частной, всем следует,» внушает владыка Феогност, «подумать об улучшении самих себя, об улучшении нравственной своей жизни» (Нед. вс. св. с. 78). Высока будет наша нравственность, хорошо потечет и наша внешняя жизнь...

Внимательный взгляд па человеческую душу показывает присутствие в ней качеств и свойств как добрых, так и дурных. Те и другие составляют её естественное содержание. Конечно, усовершенствование души и приготовление её для царства Божия должно состоять в искоренении дурного и развитии доброго. Первое требование в деле самоусовершенствования и необходимое условие, обеспечивающее его успех, – это внимание к себе, к своей духовной жизни. Как, однако, часто мы страдаем отсутствием внимания к себе и бываем рассеяны там, где особенно требуется внимательность. Мы вообще редко принимаемся за труд самоиспытания, а когда принимаемся, то не легко составляем беспристрастный взгляд на себя. В самом деле, каких усилий, какой борьбы с успокаивающим голосом самолюбия, стоит человеку определение своего нравственного состояния и признание своей греховности. «Привязанные к миру, постоянно развлекаемые впечатлениями его, преданные всецело заботам и делам житейским, мы не вникаем в самих себя, не и не наблюдаем за нашими мыслями, словами и делами, не сознаем отступление от закона Божия и грехопадений наших. Самолюбие наше обыкновенно шепчет нам, что мы не хуже других людей, и силится разными способами извинить, оправдать наши греховные дела» (Нед. пред просвещ, с. 53). Между тем, надо непременно познать грех, чтобы уметь освободиться от него.

Грех – такое ужасное зло, больше которого нет ничего в мире. «В грехе заключается начало всех бедствий, тяготеющих над человечеством. От него родились болезни. Через него смерть во вся человеки вниде (Рим.3:12). Он удаляет нас от Господа, лишает нас Его благодати и милостей, подвергаем нас гневу Божию, вечному осуждению, вечной мучительнейшей смерти» (Нед. сыроп., с. 13). «Грех – это постоянный и неотступный врать наш. Он постоянно находится при нас, каждую минуту старается победить, пленить нас, и сделать своими покорными рабами» (Нед. в. п. с. 21). Есть, однако, люди, которые не обращают никакого внимания на свое греховное состояние, бесстрашно предаются грехам и коснеют в нить. Это люди или чуждые св. веры, насажденной земле Иисусом Христом и хранимой св. Церковью, или холодные к ней. «Добрый, верующий, ревнующий о своем спасении христианин, очевидно, не может и не должен относиться так к грехам своим». Подобно апостолу Павлу, каждый, чтобы достойно носить звание христианина, должен искоренять и умертвлять в себе все греховные помышления, чувствования, желания, привязанности, похоти и страсти (Нед. по Воздв., с. 28). Правда, христианин, вследствие своей поврежденной грехом природы, не может не согрешать; но он должен очищать себя от соделанных грехов сознанием их и искренним сокрушением. «На пути спасения, от искушения и соблазнов, христианин падает, но он должен немедленно восставать от своего падения, т. е. напрягать свои силы – силы веры, разума и воли, укрепляемые благодатью, чтобы избегать грехов и вместо них украшать себя» (Нед. пред Просв., с. 50).

Какие же главные причины неуспеха в борьбе с грехом? – Наша рассеянность, наша склонность извинять себя и наше самолюбие: вот главные причины, оставляя нас погрязать в «Мы живем больше вне самих себя, нежели в себе, т. е. постоянно занимаемся предметами и делами, вне души нашей находящимися, – думаем то о средствах жизни, то о делах службы, то о хозяйстве, то о делах ближних, то об удовольствиях и развлечениях. Во внутрений же мир наш, в душу нашу, мы почти не заглядываем, не пересматриваем, не обсуживаем её мыслей, чувств, желаний и расположений, даже и не наблюдаем за ними» (Нед. по Воздв. с. 28). Есть среди нас и такие, даже, по-видимому, усердные к вере христиане, которые «поставляют все дело преуспеянья в христианстве только в том, чтобы исполнять более общие и внешние требования христианства, например: ходить в церковь по воскресным и праздничным дням, молиться дома утром и вечером и не делать каких либо явных тяжких грехов, а между тем нисколько не заботятся о чистоте своей души, питают в себе нечистые мысли, чувства, желания и привязанности и свободно предаются своим греховным наклонностям. Есть ныне, и не мало – таких людей, которые замечая в себе какие-либо добрые природные свойства, напр., мягкость сердца, скромность, трудолюбие, – услаждаются ими и считают себя далеко лучшими, чем другие, хотя бы они нисколько не трудились над развитием своих добрых природных свойств и, хотя бы в глубине их души скрывались нечистые, греховные привязанности, похоти и страсти. Все подобные люди не могут быть признаны истинными и достойными христианами». (Нед. по Воздв., с. 26–27). Истинный христианин должен как можно чаще углубляться в себя и немедленно, как только заметит, подавлять и искоренять в себе все, что привходит в душу, или возникает в ней, нечистого и греховного, должен «искоренять как собственным твердым произволением, так и мечем слова Божия и вещаний святой веры нашей». В противном случае, душа его покроется терниями грехов, сквозь которые уже не проникнут в нее «лучи солнца правды – Христа Бога нашего», и «тьма греховная более и более станет ослеплять ее». «Тогда греховные желания и расположения наши станут казаться нам естественными и законными, заповеди же Божии, напр., о смирении, о самоотвержении, будут представляться нам неудобоисполнимыми, даже странными. Тогда мы всем существом нашим погрузимся в чувственность, так что небесное и духовное как бы не будет и существовать для нас” (с. 29).

Труднее всего человеку бороться с самолюбием. Полученное в наследие от падшего прародителя самолюбие так глубоко вкоренилось в человеческую природу, что много и долго нужно работать человеку над собою, чтобы освободиться от самолюбия и стать выше его влечений. А какое несчастие приносит самолюбие и самому человеку, и окружающим его. Раздражаясь от разных причин, оно возбуждает в человеке гнев, ненависть, злобу и мстительность. «Увлекаемые раздраженным самолюбием и возбуждаемыми им страстями, люди весьма часто наносят друг другу оскорбления и обиды. И никакие преимущества, никакие достоинства, заслуги не могут предохранить людей от оскорблений и обид со стороны ближних» (Нед. сыроп., с. 13). Вся человеческая жизнь что такое, как не море, постоянно волнуемое взаимными оскорблениями и обидами людей?! И победа над собою, над своим самолюбием и страстями труднее, чем победа над внешними врагами. «Были на земле такие люди, которые быстро побеждали громадные неприятельские армии и которые, однако ж, не могли овладеть собственными страстями, а были покорными их рабами». Какая же высокая честь должна принадлежать тем, кто сумел победить в себе греховное самолюбие и научился прощать наносимые ему обиды! Какое величие духа у них! Кого, как не их, надо назвать великодушными!

Наряду с самолюбием стоит самомнение. Оно причиняет громадный вред человеку тем, что или задерживает его духовное развитие, или направляет его в ложную сторону. Однако, не все, даже образованные воспитатели молодого поколения сознают вред от самомнения! «Ныне, между правилами житейской мудрости, внушают, что человеку надо сознавать свое достоинство, надобно уважать себя, надобно иметь благородную гордость». Но как это несправедливо, и как пагубно для веры и благочестия. Правил житейской мудрости, пожалуй, полезно держаться в житейском быту, при достижении самолюбивых и честолюбивых целей, – истинный же христианин раз навсегда должен осудить и отвергнуть эти недостойные его цели... Особенно часто люди прельщаются своим умом... Конечно, ум – великая сила души. Он – светильник наш. Но не надо забывать, что ум наш поврежден грехом и что он слаб и ограничен. Он достигает более или менее твердых и несомненных познаний не иначе, как путем долгого предварительного образования, путем утомительных размышлений, соображений и изысканий. Прельщение умом в предметах веры, там, где человеку преимущественно надо пленять себя в послушание веры, как произведению Ума высочайшего и всесовершеннейшего, и учений Церкви, которая есть столп и утверждение истины, ведет к тому, что люди гордые умом и своими знаниями, начинают рассуждать об истинах христианской Веры не по учению Христа и не по разуму Церкви, хранительницы Христова учения, а по собственным соображениям и убеждениям. От этого они впадают в заблуждения, составляют странные и превратные взгляды на религию и распространять их. Нет никакого сомнения, что громадное большинство нынешних вольнодумцев «возникло и образовалось именно под влиянием самомнения, надменности своими познаниями, преувеличенного понятия о своих убеждениях. Сам Господь, по непреложному Его слову (Мф.11:25), от таких людей, которые считают себя премудрыми и разумными и гордятся своим умом и познаниями, скрывает свою премудрость, т. е. откровение о Нем, о делах Его и об отношениях Его к миру, и дарует силу уразумевать эту премудрость младенцам, т. е. тем, которые, сознавая ограниченность и слабость своего ума, послушны учению Иисуса Христа и Его Церкви, как, младенцы послушны бывают своим родителям» (Нед. 19 по Пятид., с. 40). Чтобы вести борьбу с грехами, овладевшими душой, и одерживать победу в этой борьбе, христианину необходимо прибегать к некоторым особенным подвигам, каковы: усиленная молитва, бодрствование над помыслами и желаниями, пост, уклонение от суетных удовольствий и увлечений. Кто восстаёт против необходимости и спасительности этих подвигов, пусть вспомнит о воинах, которые во время войны с неприятелем всегда должны бывают терпеть разные лишения и нести особенные, чрезвычайные труды (3 нед. в. п, с. 21–22). Как без них нельзя победить неприятеля, так без подвигов религиозных нельзя победить греха, гнездящегося в человеческой душе.

Одновременно с препобеждением в себе греха, христианин утверждается в богоугодной жизни и неуклонном следование заповедям Христовым. В основе христианских добродетелей лежать вера и любовь к Богу, как к Творцу, Искупителю и Промыслителю вселенной, сопровождающийся другими, находящимися в связи с ними добродетелями: самоотвержением, смирением и любовью к ближним.

Христианская вера, поучает святитель Феогност, есть величайшее для нас сокровище, и мы должны дорожить ею больше всего на свете. Мы должны употреблять все, зависящие от нас меры к тому, чтобы усвоить ее своему духу, который она способна переродить, сделать чистым и святым, и дать чрез то ему право на наследие Царства небесного. Пусть любовь к Господу проникает и одушевляет все наши мысли, чувства и желания. Святая печать теплой любви к Господу пусть лежит на наших делах. Наоборот, все, что противно учению Христа, пусть не находит места в нашей душе. «Вещания, внушения и правила св. веры, преподанной нам Иисусом Христом, должны более и более проникать в наши убеждения, в наши расположения, в наши действия и в наши отношения к ближним. Надобно, чтобы мы, как веруем, так располагали себя, так поступали и жили. Тогда, и только тогда, мы будем иметь истинную веру, которая оправдывает и спасает человека, и которою Сам Христос вселяется в сердца наши. Только тогда вера в нас будет живою, действенною силою жизни и перестанет состоять в одном холодном и мертвом знании о и Его заповедях» (Нед. по Воздв. с. 29). Если у нас, в сердце не будет гореть пламени истинной любви к Господу, тогда даже и добрые наши дела «не будут иметь надлежащей цены в очах Божиих, потому что они будут совершаемы нами не для Господа, не ради Его славы, а для нас самих, дли удовлетворения нашему самолюбию, хотя, быть может, и весьма тонкому» (там же, с. 30). Постараемся же, призывает владыка, глубже принять своим духом спасительное учение Христово и сердцем увериться в его истинности и божественности, дабы тем тверже и ревностнее следовать в жизни истинам, правилам и внушениям Христовой Веры (Нед. вс. св. с. 76).

Воспринятое в глубину души христианское учение перерождает человека. Оно обуздывает греховные и пагубные стремления его природы и сообщает нормальное течение всей духовной жизни человека, заставляя его располагать собою сообразно с указаниями благой и всесовершенной воли Божией. Говорят, что руководство в жизни учением Христовым стесняет свободу человека, так как препятствует делать человеку то, что он сам хотел бы и заставляет исполнять то, к чему он не чувствует влечения. Но когда так говорят, очевидно, смешивают свободу с произволом. Быть свободным не значит делать все, что вздумается, не подчиняясь никаким авторитетам. Бог – существо свободное. А в чем состоит свобода Божия? – в том, что «Господь в Своих стремлениях и действиях не зависит ни от какого и принуждения внешнего или внутреннего, и все стремления и действия Его, не зависящие ни от какого и принуждения внешнего или внутреннего бесконечно святы и праведны». Сообразно с этим, и свобода человеческая должна иметь задачею, чтобы человек стремился в жизни к одному доброму, святому и праведному, стремился не по какому-нибудь принуждению, – будь то принуждение внешнее, стороннее, не зависящее от человека, или внутреннее, в виде его страстей и дурных привычек, – но по глубокому и искреннему сознанию превосходства добра пред злом и по любви к добру, а главным образом по любви к источнику добра Богу. Как христиане, мы действительно обязываемся следовать указаниям, внушениям и заповедям Божиим. Но это и естественно. Вспомним, что мы – существа ограниченные, падшие и поврежденные грехом. Мы не можем сами, без указаний свыше, точно определить: елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста (Флп.4:8), и если бы мы остались без руководства в своей духовной жизни, то более избирали бы, по естественным влечениям своего сердца греховное и преступное, чем святое и праведное. Таким образом, проследование воле Божией отнюдь не стесняет свободы человека, но дает ей надлежащее направление. «Добрый, верующий христианин», говорить владыка Феогност, «исполняет заповеди Божии не по какому-либо принужденно, а именно потому, что он разумно и глубоко сознает превосходство и спасительность заповедей Божиих и преисполнен крепкой и спасительной любви к давшему заповеди Господу» (Нед. о блудн. сыне, с. 3–4).

Усвоенное сердцем учение Христово пленяет ум человека в послушание веры. Если вообще познание истины дается человеку с большим трудом, a тяжкий путь отыскания истины учит человека скромности и ведет к признанию ограниченности и слабости его ума, то понятно, когда человеческий ум вступает в священную область истин веры Христовой, он прежде всего должен помнить, что со страхом и трепетом следует ему вступать сюда. Ведь не человек открыл миру истины веры. «Сам великого совета Ангел, Сам воплощенный Господь возвестил нам истины и правила веры, исповедуемой нами, и запечатлел их Своею кровью, пролитою Им среди невыразимых страданий за наши грехи. Сам бесконечный и всесовершенный Дух Истины – Утешитель благий раскрыл их нам чрез апостолов и раскрывает чрез св. Церковь, утверждая их знамениями и чудесами. Удобно ли и уместно ли уму человеческому, ограниченному, слабому и поврежденному грехом взиматься на разум Божий и по своим началам, соображениям и убеждениям, которые весьма часто бывают неверны, судить об истинах и правилах веры – этих произведениях ума Божественного?» (В день памяти св. муч. Авраамия, с. 69–70). Учение св. Церкви – вот руководство для человеческого ума в его стремлениях постигнуть истины Христовой веры. Оно дает человеку возможность приблизить их к своему пониманию настолько, на сколько это возможно.

Пленяя ум человека в послушание веры, Христово учение требует также от человека подчинение его порочной и самолюбивой воли – всесовершенной и святой воли Божией. Воспитанная в послушании воле Божией, воля человеческая научается сама свободно избирать благое и предпочитать его лукавому. Аще кто хочет ко мне ити, говорит Христос Спаситель, да отвержется себе. Заповедь о самоотвержении – первая, с соблюдения которой начинается правильное воспитание человеческой воли. Напрасно думать, что эта заповедь противна нашей природе, и как будто искажает ее. Нет, она не только не противна нашей природе, но даже «существенно требуется настоящим состоянием нашей природы. После того, как первый человек согрешил, и грех его перешел ко всем нам потомкам его, природа наша, так сказать, раздвоилась, разделилась на части. С одной стороны, осталось в нас добро, именно: сохранились в уме нашем порывы к небу и Богу, в нашем сердце – жажда благ духовных – небесных, и в нашей воле – стремление к добродетелям. С другой стороны, воцарившаяся в нас наклонность ко греху привнесла в нас нечистые мысли, чувствования и желания, пристрастие земному и чувственному, греховные расположения, похоти и страсти. Что же? Ужели можно предоставлять всем этим плевелам свободно расти на ниве нашей души и заглушать оставшиеся в ней семена добра? Ужели можно попускать, чтобы зло, привзошедши в нашу добрую природу и совершенно чуждое богоподобному нашему духу, усиливалось и возрастало в нас? Нет, собственная совесть наша всегда скажет нам, что наш священный долг искоренять в себе всякое зло. Нельзя отвергать, что оставлять без удовлетворения чувственные расположения, похоти и страсти тяжело бывает для нас, – напротив, удовлетворение им приятно для нашей чувственной природы, – что вообще грех имеет временную сладость. Но что это за сладость? – Это сладость яда, который, принесши нам минутное удовольствие, медленно, но сильно отравляет нашу душу и приближает ее к смерти духовной. Чтобы мы ни на минуту не колебались искоренением в себе всего нечистого и греховного, Господь предложил нам заповедь о самоотвержении. Эта заповедь прежде всего и требует от нас, чтобы мы старались подавлять и искоренять в себе нечистые мысли: чувствования и желания, пристрастие к чувственному и земному, греховные расположения, похоти и страсти» (3 нед. в. поста, с. 20–21).

Отвергаясь себя, христианин должен заботиться о том, чтобы его подвиг самоотвержения был разумен. А между тем некоторые простирают подвиг самоотвержения до того, что не щадят своего здоровья и чуждаются всех житейских радостей. Они забывают, что здоровье – драгоценнейший дар Божий, и что в чистых житейских радостях нет ничего предосудительного. Не изнурение здоровья и не отреченье от радостей житейских требует заповедь Христа. «В ней дело идет совсем о другом, именно: о торжестве в нас духа над плотью, добра над злом. Она направлена к тому, чтобы очищать душу нашу от всего греховного и дать Возможность укореняться и возрастать в нас всякому добру» (Там же, с. 23). Великие духовные плоды зреют в душе христианина, научившегося отвергать себя по заповеди Христа Спасителя. Душа христианина становится тогда плодоносною духовною нивою, на которой, как выражается владыка Феогност, могут удобно возрастать семена благочестия. «Семя слова Божия производит плод сторицею (Лк.8:8). Плоды духовные – смирение, кротость, терпение, великодушие бывают непременными спутниками самоотвержения. Никто из людей столько не способен бывает на разные подвиги и жертвы во славу Божию и благо ближних, как христианин, отвергающий самого себя. В нем теряет свою силу самолюбие, и господствует крепкая, как смерть, любовь. Воодушевляемый ею, он не остановится ни пред каким подвигом, ни пред какою жертвою во славу Божию и благо ближних» (Там же, с. 23–24).

Ни об одной, кажется, христианской добродетели не любил так много и так убедительно говорить в Бозе почивший святитель Феогност, как о христианском смирении. В нем он видел одно из главнейших условий духовного преуспения христианина и наглядное свидетельство усвоенной им спасительной Христовой веры. Горячо восстаёт владыка Феогност против самолюбия, гордости и тщеславия, которыми так заражен, в большей или меньшей степени, каждый из нас. Эти пороки, по взгляду владыки, наиболее препятствуют духовному развитию человека и удаляют его от спасения. Напротив, смирение приближает нас к Христу, ведет к укреплению в нашей душе всех других христианских добродетелей и привлекает к нам милость и благоволение Божие. В смирении человека – истинный дух Веры Христовой. «Питать самолюбие», поучает владыка Феогност, «гордиться и тщеславиться своими силами и достоинствами – значит располагать себя и поступать вопреки духу веры Христовой, которая требует от нас смирения и заповедует нам по внутренним свойствам и расположениям быть подобными кротким, простосердечным младенцам. Начальник нашей веры и совершитель Иисус Христос, себе умалив, зрак раба приим, послушлив быв до смерти, смерти же крестныя (Флп.2:7–8), прежде других своих благочестивых последователей ублажает нищих духом (Мф.5:3), т. е. смиренных, глубоко сознающих бедность, недостатки и немощи своего духа, и научает, что если мы не будем отличаться кротостью и смирением, то не удостоимся царствия небесного (Мф.4:3) и (Нед. 19 по Пятид. в ц. Владим. д. семип.).

Сила Божия в немощи совершается. Это значит, что благодать Божия, укрепляющая и утверждающая нас в истинном добре, может быть ниспослана нам лишь при условии смиренного признания наших немощей и искреннего сознания в том, что собственными силами, без помощи Божией, мы не можем сотворить ни одного доброго дела, угодного Богу. Смирение – начальная добродетель христианская. Она настолько важна, что без неё немыслимо представить истинного христианина. Христианин непременно должен быть смирен сердцем. Если в нем нет смирения, то это значить, что он еще не начал, как должно, работать над усовершенствованием своего духа и далек от спасения. Он начнет эту трудную работу самоусовершенствования тогда, когда всею душою почувствует нищету собственного духа, признает свои недостатки и убедится, что то добро, которое он до сих пор делал, имело подкладною нежелание угодить Богу, а удовлетворить своему весьма тонкому самолюбию.

Призывая всех к смирению пред Бором, святитель Феогност особенно обращает свою проповедь о смирении к воспитанникам духовно-учебных заведений, будущим пастырям церкви и носителям нравственного христианского идеала. «Если кому», говорит он, «то вам, возлюбленные чада о Господе, духовные юноши, надобно избегать самомнения и питать в себе глубокое сознание ваших немощей, слабостей и недостатков, и для этого, как можно чаще, вникать в себя, испытывать себя при свете закона Божия и вашей совести. Ваше призвание быть пастырями Церкви. Как пастыреначальник наш Иисус Христос был кроток и смирен сердцем, так и служители Его, все пастыри Церкви должны отличаться смирением. Смирение есть самое существенное и необходимое свойство всякого истинного и доброго пастыря церкви. Между тем, эта высокая христианская добродетель, как и все другие добродетели, не рождается в душе вдруг, а приобретается постепенно, мало по малу. Нужно долго человеку наблюдать за расположениями своими, обуздывать свои стремления и умерять свои желания, чтобы воспитать смирение в своей душе, получившей в наследие от прародителей наклонность гордости. Старайтесь же теперь, во время нашего воспитания, приобретать смирение, научайтесь ему искренним и глубоким сознанием слабостей, немощей и недостатков ваших. Что посеете теперь, во время юности, то пожнете в лета мужества. Сейте же теперь в душе вашей семена смирения, чтобы эти семена в зрелом вашем возрасте, когда Бог удостоит вас быть пастырями церкви, возросли в благодатное древо добродетели» (Нед. 19 по Пятид. в ц. Влад. д. сем. с. 98–99).

Положение православной церкви в настоящие дни таково, что руководителям её членов – пастырям нужно обладать особенным величием христианского духа. Почти накануне своей кончины, вот что говорил святитель Феогност новохиротонисанному епископу Чигиринскому Платону при вручении ему архипастырского жезла: «Ты видишь, как распространяется теперь неверие, как растлеваются и расхищаются православные души, и как умножается число врагов Божиих. Надо нам действовать, боголюбезный епископ. Надо нам не щадить себя для спасения многих. Надо нам неверие побеждать верою, ересь вразумлять правомыслием, злобу уничтожать добросердечием» … В устах владыки Феогноста добросердечие не означает того поверхностного «чувства любви к ближним», о котором теперь так много всюду говорят, но указывает на то глубокое, деятельное чувство христианского братолюбия, которое, по выражению владыки, «питается» смирением и терпением христианским (Нед. мясопуст., с. 11).

Высока цена христианского смирения в очах Божьих, и не тому ли направлены все действия спасительного Промысла Божия по отношению к людям, чтобы научить их смирению? Вот Господь посещает нас скорбями и несчастьями. Тяжело терпеть эти скорби, а особенно тяжело «во дни бедствий сознавать себя оставленными милосердием Божием. Но тогда-то», говорит владыка Феогност, «человек и может ясно понять всю свою слабость, все свое бессилие, тогда-то он и может глубоко смириться и крепко-крепко задуматься о необходимости исправления» (Нед. 17 по Пятид., с. 33). Что можно усмотреть в жизни каждого, как не проявления то милующей, то смиряющей человека десницы Божией? Посмотрите, приглашает владыка, на дни нашей жизни. Как они разнообразны и не похожи друг на друга! «Один день приносит нам радость, другой – печаль. В одно время нам легко бывает исполнять дело нашего звания, в другое – тяжело. Подобные перемены могут быть замечаемы и в духовной жизни христиан. Иногда христианина преизобильно посещает благодать Божия. Тогда с особенною силою воспламеняются в нем любовь к Богу и ревность о спасении. При осенении божественной благодати и под влиянием любви к Богу и ревности о спасении, подвиги благочестия бывают для него не только легкими, но и сладостными. Но бывают времена, когда благодать по непостижимым для нас целям, как бы оставляет христианина и предоставляет его самому себе. Тогда он испытывает всю тяжесть борьбы с грехом, чувствует трудность подвигов благочестия, внутренний мир оставляет его, вместо него тяжкое томление снедает сердце его» (Нед. о Фоме, с. 65). Если в дни милостивого посещения Божия мы благодарным сердцем хвалим и славословим Его святое имя, то что делать в эти несчастные дни грозного посещения Божия, когда Господь начинает смирять нас? – не переставай и тогда, внушает христианину святитель Феогност, питать в себе благочестивое расположение, продолжай верою и любовью стремиться к Господу и, для благоугождения Ему, не останавливайся ни пред какими подвигами благочестия, как бы трудны они ни были (там же, с. 65–66). В эти дни, когда благодать Божия оставляет христианина его собственным, ничтожным силам, он должен особенно усердно взывать ко Господу о помиловании и просить Бога о возвращении Его милости к нему, грешному человеку. «Молись, христианин, Господу с Верою, надеждою и любовью, когда Он, по-видимому, даже не внимает твоей молитве и отказывает тебе в Своем милосердии, сознавай глубоко, что ты недостоин милостей и что Господь справедливо отказывает тебе в них; но в то же время», как жена Хананеянка, «с дерзновением приступай ко Господу, молись Ему неотступно и твердо веруй, что неотступная твоя молитва, наконец, будет услышана Господом и Он ниспошлет тебе блага, необходимые для тебя»². Блажен тот христианин, который не забывает Бога в тяжелые для себя дни. «Он – не видя верует, т. е. он стремится к Богу верою и любовью, хотя и не видит силы обитающей в нем и помогающей ему» (Нед. о Фоме, с. 66).

Завершение христианских добродетелей, по учению владыки Феогноста, есть любовь к ближним. Все признают великое значение этой добродетели в отношениях людей и, кажется, нет ничего легче, как любить себе подобных. Но легкость добродетели любви – только кажущаяся. То не служит доказательством присутствия в нас истинной христианской любви, когда мы так хорошо иногда рассуждаем о ней и со словами любви обращаемся к ближним. Любовь на словах не имеет цены пред Господом, и не её требует от нас Господь. Он требует от нас той любви, которая выражается в христиански добрых делах, совершаемых без всяких корыстных целей, во исполнение лишь заповеди Божией. Эта любовь рождается от веры в Бога, Который есть Сам Любовь и податель любви в сердце человеку. Она одушевляется Божественною любовью, а питается в человеке его самоотвержением, смирением и терпением. Ясно, что любовь к ближним, этот «первый и главный плод веры Христовой», зреет в душе христианина постепенно, находясь в связи с общим его нравственным усовершенствованием, и тем угоднее становится Богу, чем нравственно выше поднимается человек. Не удивительно отсюда, что, как говорится в евангелие, на последнем страшном суть делам любви к ближним небесный и Божественный Судия окажет предпочтение сравнительно со всеми другими добродетелями, обратить на них преимущественное внимание и по ним будет судить нас (В нед. мясоп., с.10–11) …

Итак, в борьбе с грехом и в трудных подвигах самоусовершенствования проходит вся жизнь христианина. На земле у него нет пребывающего града, так как здесь он только странник и временный пришлец. Его настоящее жительство на небе. К небу обращены все его чаянья и надежды. Там, разгадка цели земной жизни человека, и там награда всех его земных трудов. Что же ожидает в небесном царстве доброго христианина? – Там его ожидает такая вечно блаженная радость жизни в союзе с Христом, которую теперь лишь в самой незначительной степени мы можешь предощутить. Как сильно радуются дети, когда увидят родителей после долгой разлуки с ними, так, но в несравненно большей степени, возрадуются, когда «узрят Господа и Спасителя нашего, люди, благочестиво жившие на земле, прилеплявшиеся к Нему верою и любовью, алкавшие и жаждавшие правды Его, благопокорно несшие спасительное иго Его» и не будет конца их радости и восторгу (В нед. мясоп., с. 7–8) ...

***

Вот проповедь, с которою обращается к своим духовным чадам в Бозе почивший святитель киевский Феогност. Указывая в «спасении» последнюю цель человеческой жизни, он призывает нас к упорной борьбе с грехом и к укреплению в добродетелях самоотвержения, смирения, любви. Эта святая проповедь тем драгоценнее для нас, что ею владыка Феогност сам руководился целую жизнь и в своем образе представил полное воплощение тех добродетелей, о которых учил. Его слово оказалось нераздельным от его жизни.

Да упокоит Господь чистую, смиренную, кроткую, любящую душу святителя Феогноста в блаженном и небесном царстве, к которому его душа всегда так пламенно стремилась, и да помилует Господь молитвами праведного святителя всех духовных чад его!