Путешествие евреев из Египта в землю Ханаанскую

Много поразительных событий, – печальных и радостных, – передают нам священные бытописатели из жизни еврейского народа, но все эти события имеют здесь совершенно особенный смысл, чем в истории других известных нам культурных народов древнего и нового мира. Израиль занимал свое строго определенное положение среди прочих языческих государств и имел свою миссию, исполнением которой условливалось и его политическое могущество, – именно: он должен был хранить в чистоте и неповрежденности богооткровенную религию, усвоять ее во всей глубине и полноте и, по мере этого усвоения, сообщать свет боговедения тем народам, у которых была нередко настоящая тьма и в большинстве случаев лишь слабое мерцание лучей солнца истины. Поэтому и во всех обстоятельствах своей жизни, Израиль находил как подтверждение для своей веры в Иегову, Бога единого, так и побуждения к сознательному и всецелому ее восприятию, а потом и к распространению между окружающими язычниками. Такую же цель без сомнения имело и пребывание Евреев в Египте, так что, когда дальнейшее рабство могло повести их к результатам вредным для чистоты их веры, – сами поработители, которые ради личных интересов должны бы, по-видимому, удерживать у себя чуждый народ, понуждают их уходить из своей страны. Даже больше того: возвеселися Египет во исхождении их: яко нападе страх их на ня. (Пс. CIV, 38).

Путь, предлежавший освобожденному Израилю, не представлял удобств для такого множества людей, двинувшегося со своими пожитками и ведшего не мало скота. Во Второзаконии он называется пустынею великою и страшною, лишенною воды, – пустынею, где змеи, василиски и скорпионы (Вт. II, 7. VIII, 3. 15.). И позднейшие, сохранившиеся в народе Еврейском, воспоминания рисуют этот путь в непривлекательном виде. Пророк Иеремия от лица Евреев говорит: Господь вел нас по пустыне, по земле пустой и необитаемой, по земле сухой, по земле тени смертной, по которой никто не ходим, и где не обитал человек. (Иер. II, 6).

Где же и как шли Евреи после своего чудесного освобождения из тяжелого рабства египетского? Насколько благоприятным или неблагоприятным представляется указанный израильтянам путь по современным исследованиям? Вот вопросы, разрешение которых насколько интересны сами по себе, – ибо они касаются мест, событий и обстоятельств, освященных великими воспоминаниями, – настолько же и важны в виду того, что в зависимость от точных или неясных топографических показаний Библии нередко поставляется значение всего Ветхого Завета¹).

Время, предопределенное народу Божию для пребывания в чужой земле, кончилось, и Иегова мышцею высокою ведет его из Египта. Фараон, устрашенный казнями, дает отпуск Евреям на три дня для совершения религиозного празднества в пустыне по заповеди Божией, и Моисей, заранее зная о желательном для него исходе, вместе с предписанием о праздновании Пасхи, отдал, вероятно, приказ и о том, чтобы народ был готов навсегда оставить Египет (Исх. XII, 11). На другой день, понуждаемые своими притеснителями, Евреи быстро собираются в путь²). Движение начинается из Раамсеса, не особенно далеко от Цоана или Таниса, (Пс. LXXVII, 12), около Целузийского рукава Нила, где тогда была резиденция Фараона. Раамсес, вероятно, одно и тоже с древним Иерополисом, который находился на севере от „горького озера“³). Отсюда двинулись первые толпы Израильтян с Моисеем и Аароном во главе. На пути постепенно присоединялись к ним остальные Евреи, – и масса народа быстро увеличивалась подобно снежной лаве⁴), пока, наконец, не составила громадного полчища, разделенного на отряды и правильно организованного, ибо Бог вывел Израильтян по ополчениям (Исх. XII, 51). Дальнейшее шествие по всей вероятности направлялось к югу (Исх. XII, 37). Израильтяне пришли в Сокхос (Bessatin)⁵) и повернули потом на восток, имея в правой руке цепь гор, идущих почти до самого моря. Тут в Ефаме (Sandelhy)⁶) была вторая стоянка Евреев на пустынной, бесплодной и песчаной равнине (Исх. XIII, 20), пролегающей в указанном месте. Скоро этот путь был пройден, и Евреи, обогнув горы Atakah по долине Bede, на третий день достигли морского берега и расположились станом пред Пигахирофом, между Мигдолом и между морем, пред Ваал-Цефоном. (Исх. XIV, 2)⁷).

Библейский повествователь вовсе не упоминает о каком-либо ропоте Евреев во время движения их к Суэцкому заливу, но это нисколько не значит того, чтобы настоящий путь был особенно удобен. Крики ужаса и негодования, которые вырвались из груди Израиля в виду приближающегося войска Фараонова: разве нет гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыне? Что это ты сделал с нами, выведши нас из Египта? (Исх. XIV, II. Ср. Пс. CV, 7): – эти крики, очевидно, предполагают некоторое неудовольствие, накоплявшееся еще ранее. Оно уже существовало и смутно бродило в умах Евреев, но ждало особенного повода, чтобы обнаружиться во всей своей силе. И в самом деле, Бог не повел народ по дороге земли Филистимской, но обвел его дорогою пустынною (Исх. ХШ, 17 и 18). Местность сравнительно была необитаема и не представляла почти никаких удобств; пути сообщения – неблагоприятные для огромной массы народа с нелегким багажом, а запас жизненных средств не мог быть обилен, ибо Евреи ушли поспешно и должны были на дороге приготовлять себе лепешки из теста (Исх. XII, 39). Также печальна и неприглядна эта местность и в настоящее время, ибо она почти пустынна и лишена всякой растительности⁸). Тут „в пустыне ветер бушует, бедуин бунтует, скорпионы ползают с места на место, толстые ящерицы выглядывают из нор своих на проезжих“⁹). Ветер бывает иногда так силен, что препятствует ставить палатки¹⁰), и путешественник должен оставаться под открытым небом, подвергаясь действию страшного, истинно африканского, жара¹¹). Последнее обстоятельство особенно неблагоприятно, ибо к вечеру температура сначала не только не понижается, но еще увеличивается. Причина тому – горы, которые сильно накаляются во время дня и потому пред заходом солнца быстро испускают весь запас теплорода. Потом почти сейчас же наступает настоящая тьма, и дальнейшее движение становится невозможным. К этому нужно присоединить также и недостаток воды, что, конечно, не делало пути особенно удобным. Говорят, будто по отношению к современному Египту один генерал остроумно заметил, что Африку нужно покорять не мечем, а буравом; само собою понятно, что это обстоятельство еще в большей степени может быть приложено к царству Фараонов во времена Исхода Евреев. Но если так труден был путь от Раамсеса до Чермного моря, то спрашивается: почему же мы не слышим теперь ропота среди беглецов? Нам кажется, это объясняется следующими обстоятельствами. После долгого и позорного рабства, Израильтяне неожиданно сбросили оковы и почувствовали себя народом свободным и самостоятельным, – народом, которому предназначена великая будущность. Это сознание на первых порах значительно подавляло чувство недовольства при встрече с тяжелыми жизненными невзгодами и представляло все в розовом свете. Народ жил пока созерцательною жизнью и думал только о земле, текущей млеком и медом, не предполагая, конечно, что ни один из этих выходцев не вступит на священную почву. Кроме того, был также запас, достаточный для трехдневного перехода, и потому Израильтяне могли пока с терпением переносить трудности пути. Но без сомнения неудовольствие уже бродило, хотя и смутно. В это время Фараону возвещено было (Исх. XIV, 5) о движении Евреев, – и непостоянный в своих решениях деспот, как и все натуры подобного рода, тотчас же отправляется в погоню за отпущенным им народом. Ропот народа выходит теперь наружу, и слова укоризны сыплются в лицо великого вождя со всех сторон. Но Господь вывел народ не для того, чтобы погубить его, – и по Его мановению воды Чермного моря расступаются пред Израильтянами, открывая им свободный путь в безднах морских и приготовляя в тоже время могилу жестокому тирану и всему его войску.

Что касается самого места перехода, то его трудно и почти невозможно указать с определённостью. Все исследователи согласны в том, что Суэцкий залив Чермного моря ко времени исхода Евреев простирался гораздо дальше на север, но отсюда нелегко извлечь что-нибудь положительное для решения данного вопроса. Такой или иной ответ на него обыкновенно условливается раньше сделанными предположениями и именно тем направлением, которое указывается учеными движению Евреев от Раамсеса до Сокхофа. По нашему мнению, вернейшим нужно признать переход ниже Суэца, а никак не проводить его по суше выше этого города, что делают Еберс и издатели немецкой Библии 1882 года (см. карты). Предания Арабов, у которых остались некоторые воспоминания касательно чудесной переправы Евреев чрез Чермное море, чрезвычайно смутны и не редко противоречивы. Они указывают два места для перехода Израильтян: около "Аyún Músa и Hammàn Far‘ún; в согласии с последним стоит и Арабский манускрипт, открытый Seetzen‘ом, хотя море имеет здесь не менее 4 немецких миль в ширину¹²). В объяснение своего противоречия арабы приводят обыкновенно следующую фразу: „что далеко кажется нам, то близко для верховного Бога“¹³). Интересно здесь только сказание, которое связывается с Hammàn Far‘ún и касается исхода Евреев. Оно в общих чертах совершенно согласно с библейским повествованием и может представлять подтверждение истинности первого, хотя и нельзя вполне доказать, что настоящее сказание произошло независимо от христианского влияния. Арабы передают следующее. Когда владыка наш Моисей состязался с Фараоном и выводил сынов Израилевых из Египта, он был остановлен соленым морем. Тогда, по повелению Всемогущего, Моисей поднял свой жезл и ударил им по воде: она расступилась направо и налево, и сыны Израилевы обрели сухую дорогу на глубине моря. Фараон и его воины последовали за ними, но, когда они были уже на средине, Моисей опять поднял свой жезл и ударил по водам, говоря: „возвратись опять море в старое ложе!“ Вода покрыла Египтян, и сыны Израилевы увидели трупы своих врагов плавающими по волнам¹⁴).

С радостным и ободрительным сознанием, что Господь – крепость и слава избранного народа (Исх. XV, 2) и что десница Его сразила врагов (Исх. XV, 6) Израиля, двинулись Евреи к горе достояния Божия, – к горе, которую Иегова соделал жилищем своим во святилище (Исх. XV, 17). И повел Моисей, – говорит книга Исход, – Израильтян от Чермного моря, и они вступили в пустыню Сур и шли они три дня по пустыне, и не находили воды (Исх. XV, 12–23 и далее по 25 включ.). Куда же направились Евреи и где искать пустыню Сур? Если ранее Бог не повел Израильтян по дороге земли Филистимской, то тем менее возможно предположение, что Евреи держались теперь северного направления. На востоке путь преграждается кряжем гор er-Ráha и et Tih, за которыми тянется обширная песчаная равнина. Оставалось, следовательно, идти вдоль морского берега, а потому тут нужно полагать и пустыню Сур. Местность вполне соответствует этому названию. Насколько достигает взор наблюдателя, он не встречает ничего, кроме желтой равнины. Ни зеленая растительность, ни резвый и веселый гул птиц и других живых тварей не оживляют однообразного ландшафта. Только кости верблюдов, выветрившиеся до белизны снега, обозначают караванный путь, да горные возвышенности er-Ráha окаймляют песчаное море¹⁵). Естественно, что горы, – этот единственный предмет в данной местности, на котором можно остановиться своим вниманием, – привлекал в свое время также и взоры Израильтян и вот почему может быть они назвали эту полосу земли, прилегающую к Чермному морю, пустынею Сур, что с Еврейского языка значит, собственно, „стена“¹⁶).

Под палящими лучами солнца, не имея никакого убежища¹⁷), которое бы давало тень, Евреи но песчаной почве достигли источника, известного под именем Аюнь Муса ("Ayún Músa), т. е. ключа Моисеева¹⁸). Это красивый маленький оазис к пустынной равнине, и тут была вероятно первая стоянка Евреев по переходе их чрез Суэцкий залив Аюнь Муса – сравнительно очень плодородное место и может показаться раем после пустынного однообразия. Здесь растут в садах пальмы, тамариски и акации, а почва во многих местах покрыта обильною зеленью и овощными растениями, идущими на продажу в Каир. Ко всему этому нужно присоединить еще и то, что Аюнь Муса имеет несколько ключей с довольно чистою, хотя солоноватою и потому не особенно приятною на вкус водой. Немного далее к востоку показывают пруд с одною пальмою, приосеняющею его мутные воды¹⁹).

За Аюнь Муса подле берега Чермного моря расстилается опять такая же местность, какая лежит и до этого ключа. Пыль, песок, кремень да голые скалы в стороне вот общая картина дальнейшего пути, по которому следовали сыны Израилевы. К однообразию впечатлений присоединяется еще сильный жар, который иногда причиняет настоящую физическую боль. Неудивительно, что в Израильтянах возбудилось чувство недовольства против своего вождя. Правда, на дороге встречаются довольно широкие долины или вади (Wadi, Wady) в роде просторных речных русл, каковы Рейяне, Курдие, Ель-Ата, Суэр и Ярдан, но они лишены влаги и растительности, кроме попадающихся иногда иглистых кочек. Правда и то, что на склоне Ер-Рахийского хребта существует источник, Тасе-Судр (т. е. чаша или водоем Судрийский), а в вади Ярдан при море струится поток сладкой воды Абу-Суейра; но, во-первых, едва ли можно думать, чтобы эти небольшие источники были известны Евреям, а во вторых, Тасе-Судр содержит солоноватую, от обилия, заключающегося в почве натра, воду, которая скорее возбуждает, чем утоляет жажду. Тут три дня и пребывали Израильтяне²⁰). Потом они пришли в Мерру, и не могли пить воды в Мерре, ибо она была горька (Исх. XV, 23). Очевидно, этот источник не мог удовлетворить нужд истомленного жаждою народа. Но Бог указал Моисею одно дерево, которое сделало воду сладкою и годною для употребления (Исх. XV, 23–25). Как утверждают решительно все путешественники и ученые, здесь нужно разуметь источник Ain Hawwárah (Ховар) в вади Hamára в двух часах пути от долины Ель-Амẩра²¹). Источник этот имеет больше сажени в ширину и около 10 верш. в глубину; он окружен группою хилых фиников и иглистых кустарников, называемых Гаргад, которые в июле дают сочные красные ягоды, кисловатые на вкус. Вода "Ain Hawwárah иногда, хотя и чрезвычайно редко, бывает даже вкусна (Palmer). На все расспросы путешественников касательно средств, уничтожающих горечь источника, туземные Арабы обыкновенно отвечают полным незнанием, а исследователи не пришли ни к чему определенному, кроме чистых предположений. Некоторые из них (Burckhardt) и указывают, как на такое спасительное средство, на ягоды кустарника Gharkad (Peganum retusum), растущего по преимуществу в Wady Gharandêl, а другие (Lesseps) находят его в наших барбариссах. Но Peganum retusum находится в долине Gharandel, которая лежит гораздо ниже Hawwarah, и, при том, дает плоды только летом, а Евреи были здесь весною. Что же касается барбариссов, то, очевидно, они не могли производить чудесного действия пред народом Израильским, ибо еще никто не находил этих плодов на Синайском полуострове. Может возбуждать недоумение только то обстоятельство, что источник слишком мал и едва ли мог удовлетворить жажду огромных масс народа, который, конечно, запас еще не мало воды и на дальнейшее путешествие. Но нужно думать, что источник в прежнее время был гораздо обширнее и богаче влагою; по крайней мере следы высохших русл около Ain Hawwarah подтверждают это предположение. Замечено также, что в пустынных ключах, а, следовательно, и в указанном, вода быстро появляется вскоре после осушения бассейна и становится постепенно все приятнее и приятнее. И так: – и расстояние Ain Hawwarah от Аюнь Муса (три дня пути) и самое свойство воды-все это как нельзя более согласно с библейским повествованием. Впрочем, нет оснований утверждать, чтобы в самом названии источника содержалось указание на Мерру; точное исследование показывает, что перевод -„колодезь погибели“ – не верен, ибо слова Ain Hawwarah применяются Арабами к небольшим болотам или лужам, вода которых постепенно испаряется и оставляет негодный для употребления отстой.

Удовлетворенные в своих физических нуждах и получившие новое доказательство Божественного покровительства Израильтяне отправились далее и пришли е Елим; там было двенадцать источников воды и семьдесят финиковых дерев, и расположились там станом при водах (Исх. XV, 27) Св. писатель умалчивает о характере пути, приведшего народ в Елим, но уже самое это молчание о каких либо волнениях среди Евреев дает некоторое основание предполагать, что они пользовались в данном случае большими или менышими удобствами. И действительно, местность от Ain Hawwarah быстро изменяется к лучшему, становится плодородною, обильна водою и даже по местам способна для посева хлеба, например в равнине Нукей-Ел-Фул, где растет ячмень. Такова же и первая из обширных вади Gharandel (Гарендель), которая была, вероятно, границею между Елимом и Ефамо-Сурскою пустыней, если не составляла всего места стоянки Евреев, упоминаемой в 27 ст. XV гл. книги Исход. Растительность отличается богатством и разнообразием; достаточно указать, что здесь в значительном количестве встречаются финики, акации, ягодный гаргад, пальмы, тамарикки и деревья, известные между арабами под именем Тарфа (Tarfah). Вода в данной местности не иссякает никогда и хотя немного солоновата, но довольно приятна. Долины и вади быстро следуют одна за другою; из них особенно обширны Гарендель, Усейт, Тайбе и Ен Насб. Правда, не все они отличаются одинаковыми жизненными удобствами и расстояния между некоторыми из них даже пустынны (например, между Атал и Тайбе); но так как плодородные места находятся не далеко одно от другого, то все эти небольшие затруднения устранялись сами собою. Плодородие этого округа и название некоторых местностей²²) дают ручательство за тождество его с библейским Елимом: в этом согласны все исследователи, расходясь между собою лишь в указании границ Елима. Одни (Ebers, Palmer, Gesenius, А. Л-н) – утверждают, что вади Gharandel есть настоящий Елим, а другие (Арх. Порфирий) – отводят для него все пространство между этою долиной и Wady Nasb. Нам кажется, что этот спор бесполезен и сам по себе не разрешим, ибо ни в Библии, ни в местных преданиях арабов нет каких-либо точных топографических данных касательно Елима. Нужно думать, что Израильтяне остановились в окрестностях Wady Gharandel отдельными группами на местах, удобных для народа и стад. И сам писатель книги Исход словами: и расположились там при водах, дает ясный намек на то, что не было одного общего сборного пункта, а указанием на 12 источников и 70 фиников хочет изобразить картину плодородия занятой евреями площади после голых равнин, где попадались лишь один-два ключа, да и то с водою негодной. В виду этого попытка некоторых отыскать точно и финики и количество источников и на этом строит известные топографические определения едва ли может быть названа даже остроумною²³). Важно только то, чтобы местность была удобна, а она такова и есть в окрестностях Wady Gharandel. Раннейшие же путешественники (XV стол.) рисуют нам эту часть прибрежной равнины еще более плодородною и богатою деревьями и растительностью. Они упоминают о неизвестном теперь кустарнике, который давал орехи, называвшиеся орехами Фараона. – Легенда, связываемая арабами с местностью Mangaz Hisan Abu Zena (т. е. прыжок лошади Abu Zena), подтверждает прежние известия; она заставляет догадываться, что некогда здесь разводимы были лошади, тогда как в настоящее время это положительно немыслимо²⁴).

Описывая местность древнего Елима, мы вовсе не желаем сказать этим, что Израильтянам жилось здесь вполне хорошо и привольно. Кроме общих неудобств, жара и песка, который иногда поднимается массами в небогатых растительностью лощинах, – жизненные средства местности не могли вполне удовлетворять огромному количеству народа, а некоторое чувство довольства должно было значительно ослабляться трудностями переходов.

За Елимом следует стоянка при Чермном море. Много проходов лежит теперь пред путешественником, но, кажется, выбор между ними должен склоняться в пользу Wady Taiyebeh. Долина Gharandel к морю загромождена скалами и утесами, а вади Useit в некоторых местах настолько тесна, что затрудняет движения даже небольших караванов и одиноких путников. Притом оба эти прохода привели бы к горе Hamman Far‘ún и заставили бы Израильтян идти кругом ее к долине Taiyebeh. Что касается находящихся здесь горячих ключей сернистого свойства, известных под именем „бань Фараоновых», с которыми арабы связывают воспоминания о переходе Евреев и о движении их отсюда к морю, то это объясняется неуместною услужливостью туземцев, стремящихся эксплуатировать излишнее иногда любопытство ученых путешественников. Самые ключи несомненно зависят от действия вулканических сил и служат целительными водами против различных болезней й по преимуществу ревматических. Естественно, поэтом), что невежественные арабы соединили библейские воспоминания с этим важным для них местом, тогда как евреи ни в каком случае не могли пройти здесь к морю²⁵). Другие долины, каковы напр. Shebeikeh и Ethal, совершенно непроходимы, а потому вади Taiyebeh есть единственная, по которой Израильтяне могли проникнуть на берег Суэцкого залива²⁶). В нижней части она открыта и довольно обширна, так что представляет удобное место для стана у Чермного моря (Числ. XXXIII, 10). Нам нет нужды говорить о трудностях этого пути евреев, когда известно, что даже небольшой группе путников бывает иногда очень не легко пробираться по узким и заваленным каменными глыбами долинам.

Пустыня Син (Исх. XVI гл. Числ. ХХХIII, 11), Дофка и Алуш (числ. XXXIII, 12–13), – местности, неизвестные с достаточною точностию, особенно две последние. Несомненно лишь одно, что дальнейший путь Израильтян проходил по узкой прибрежной полосе, значит, тут же должны находиться Дофка и Алуш, так как они означают во всяком случае не более, как два дневных перехода. Может быть, движение простиралось даже до равнины Каа, как думают Евальд и Архим. Порфирий²⁷). Последний полагает здесь стоянку Гофка, основываясь на созвучии данных слов, хотя чтение Рафика встречается только у LXХ-ти переводчиков, а название Еl Sáah означает, собственно, равнину²⁸). – В Исходе мы читаем снова о сильном возмущении народа в пустыне Син. О, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, кода мы сидели у котлов с мясом, кода мы ели хлеб досыта! Ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы все собрание это уморит голодом (Исх. XVI, 3): так вопияла неистовая толпа раздраженных евреев. Господь по молитве Моисея еще раз удовлетворяет чревоугодливым требованиям жестоковыйного народа и посылает ему перепелов и манну. Местность, начинающаяся от Wady Taiyebeh, вполне соответствует библейскому сказанию. Если в некоторых пунктах, например, в верховьях означенной долины, и попадаются клочки плодородной земли²⁹), то общее впечатление ландшафта настолько не утешительно, что Эберс находит возможным предположить, что путь от стана при море до Рефидима мог показаться Евреям дорогою, ведущей к смерти и погибели³⁰) – Окружающая равнина положительно пустынна; здесь не может быть и речи о какой бы то ни было растительности, а небольшие, изредка попадающиеся, ключи – такого свойства, что воды этих источников не вынесет ни один, даже и самый крепкий, желудок. Арабы совершенно избегают здешних прибрежных раввин, и никакое кочевое племя не заходит сюда для продолжительной стоянки, разве только мимоходом или по дороге в Суэц и оттуда. К числу неудобств предполагаемой нами пустыни Син, нужно еще отнести обилие москитов, мух и комаров, которые нападают на путников в таком количестве и так беспокоят людей и животных, что заставляют вспоминать казни Египетские. Не редки также явления сильного дождя и урагана, а они тем неприятнее, что застигнутый ими человек не имеет возможности укрыться в каком-нибудь безопасном и уютном месте³¹).

И двинулось все общество сынов Израилевых из пустыни Син в путь свой, по повелению Господню; и расположилось станом в Рефидиме. (Исх. XVII, 1). Св. бытописатель не обозначает точно ни направления, которому в данном случае следовали Евреи, ни самого места их стоянки. Во всяком случае, никак нельзя допустить вместе с Еберсом³²), что бы этот путь совпадал с теперешнею дорогой путешественников на Синай, т. е. чрез Wady Mukatteb (или Mokatteb), а не прямо в долину Фейран. Если и могло быть у Моисея желание найти своих соплеменников в медных Египетских рудниках в Maghâra,³³) то все-таки оно должно было устраняться опасностью встречи с сильным военным гарнизоном. Вернее всего, что вождь Израильский вел свой народ в долину Feiran, куда нужно отнести и стоянку Рефидим.

С этим лагерным пунктом связываются два печальные воспоминания: о новом ропоте Евреев по поводу недостатка воды и о. первом столкновении их с Амаликитянами, которых братья по крови и по духу держали в своих руках границы земли обетованной. Первое обстоятельство дает нам указания касательно пройденного Израильтянами пути от пустыни Син, обозначает характер местности, избранной Евреями для стоянки, и предлагает ключ к объяснению нападения Амаликитян на народ Божий. Ожесточение, обнаружившееся между Израильтянами в Рефидиме вследствие недостатка воды, дошло до таких крайних пределов, что угрожало опасностью для жизни Моисея (Исх. XVII, 4) и, может быть, только чудесное действие пророка предотвратило страшную катастрофу. Такая степень общего недовольства ясно говорит о трудности предшествовавшего перехода. По свидетельству кн. Второзакония, народ „устал и утомился“ (Втор. ΧΧV, 18). Дикие прибрежные равнины, узкие и крайне неудобные проходы в Wadу Feirán: – все это стояло в самом резком противоречии с представлением Евреев о земле, текущей млеком и медом, и послужило новым предлогом для „укоров Моисею“, а вместе с тем и новым преступлением со стороны жестоковыйного народа, собиравшего горящие уголья на свою голову. Во время движения он еще мог надеяться, что достигнет плодородного места, но долина Feiràn приняла на первых порах требовательных путников очень негостеприимно. Wady Feiran по своим природным богатствам резко делится на две половины: тогда как часть долины, прилегающая к горе Serbal, называется „красою Синая, Эдемом в пустыне“, – другая часть ее, хотя и довольно просторна, но лишена всякой растительности, поскольку почва состоит здесь исключительно из одних каменных пород. Что же, спрашивается, препятствовало Евреям двинуться далее к Serbal’y и воспользоваться свежею водой и обилием плодов, растущих при подошве этой горы? Нам кажется, ответа на этот вопрос нужно искать в дальнейшем рассказе Моисея о нападении Амаликитян. С одной стороны, – известно и общепринято, что Синайский полуостров не богат естественными дарами природы и потому кочевые народы возделывают каждый клочок плодородной земли, иногда владея даже одним пальмовым или финиковым деревом, а с другой стороны, – данный случай нападения врагов есть единственное явление в истории странствования Евреев, ибо мы не встречаем других примеров, чтобы обитатели полуострова когда-нибудь вступали во враждебные отношения с Израильтянами без всякого повода со стороны этих последних, как случилось в этот раз. В виду всех таких соображений представляется очень вероятным, что народ Еврейский был остановлен в своем поступательном движении отпором со стороны Амаликитян и отступил (Втор. XXV, 17 – 18), а враги в это время собирались с силами и ждали удобной минуты, что бы застать пришельцев врасплох. Положим, в бесплодной части Wady Feiran теперь нет старинных источников, но согласие данной местности с библейским описанием става в Рефидиме и некоторые предания Арабов подтверждают высказанное выше предположение, Почти на границе означенных нами частей долины Фейранской находится скала, называемая туземцами Hesy el Khattatin («возвышенные места»). Около нее все пустынно и печально и только множество маленьких куч известняковых камней привлекают к себе любопытство наблюдателя. Арабы объясняют следующим образом возникновение этих памятников. Здесь, говорят они, сыны Израилевы, получили чудесную воду от Всемогущего и потом расположились лагерем около источника. Не имея какого-нибудь определенного дела, они проводили скучное время в бросании камней: вот причина, почему появляются окружающие утес кучи. Легко отвергнуть всякое значение этого рассказа в виду некоторых странных его подробностей, но едва ли вероятна, что бы пустой вымысел мог сделать в глазах сынов пустыни священным место, ничем не ознаменованное. Каждый араб считает теперь своим непременным долгом бросить камень в общую кучу, надеясь снискать чрез это особенное благоволение великого пророка Моисея, шейха шейхов, как они иногда выражаются; а те из кочевников Синайских, которые имеют больных родственников или друзей, совершают бросание камней в долине Фейранской от имени этих лиц, считая такое действие самым лучшим медицинским средством против всевозможных недугов. Все это может указывать на какое-то сложное историческое событие, имевшее место именно здесь, и говорит за правдоподобие отождествления Feirana с Рефидимом.

Пока Израильтяне оставались тут в бесплодной каменистой равнине, Амаликитяне сделали нападение на вторгавшегося неприятеля и побили сзади всех ослабевших (Втор. ХХV, 18). Очевидно, враги народа Божия избрали момент очень удобный, ибо, не смотря на значительное неравенство сил, победа долго не склонялась ни на ту, ни на другую сторону, – и дело находилось в самом неопределенном положении. Можно думать, что крайне утомленные Израильтяне по своему обыкновению после крайнего возбуждения гнева и недовольства впали в совершенную апатию и не приняли должных военных предосторожностей. Но великий пророк, как и всегда, явился защитником своего народа, и его молитва решила сражение в пользу Израильтян. Из библейского рассказа видно, что Моисей во время битвы находился на горе, – и мы имеем право думать, что это был именно утес Hesy el Khattatin. Он высоко поднимается над равниною и господствует над всею окрестностью. Находясь там, Моисей мог заметить связь между молитвенным воздеянием своих рук и ходом битвы, и это обстоятельство служит между прочим опровержением мнения О. Порфирия и Раумера, которые относят Рефидим в Wady Sheikh, впадающую в долину еr-Ráhah, так как там трудно указать пункт, подобный утесу Hesy el Khattatin. Замечательно при этом, что около развалин древнего города Фейрана, лежащего в равнине Фейранской, найден камень, изображающий человека в сидячем положении с поднятыми руками. Положим, сам по себе этот памятник и не особенно важен, но в связи с другими обстоятельствами может наводить на мысль, что некогда именно Feiran был местом первого враждебного столкновения Израильтян с чужеземными народами³⁴).

После долгого колебания (Исх. XVII, 12) успех сражения решительно склонился на сторону Израильтян, и Амаликитяне были разбиты. Насколько было не удобно положение Евреев ранее, настолько же и даже еще в большей степени благоприятно сделалась оно после победы над врагами. Пред ними открылся прекрасный оазис; вместо голой каменистой почвы они встретили зеленый луг, вместо унылой пустыни, лишенной всяких признаков растительности, – огромные рощи с пальмовыми, тамасковыми, финиковыми и другими деревьями, приосеняющими обильные потоки со свежею холодною водой. Тут, при подошве Serbal’a, они могли найти все, чего требовал их прихотливый вкус. Известно даже, что в окрестностях Feiran’а водятся теперь овцы и козы, так что Евреи имели случай насытиться и мясною пищей, которой не раз искали с такою жадностью. Восход Serbal представлял величественное зрелище, открывая взорам наблюдателя всю окружающую местность и, как конечную и ближайшую цель настоящего движения Евреев, – группу гор Febel Mùsa.

Израиль приближался к одному из величайших моментов своей жизни; для него наступало время стать в должное отношение к Иегове на основании ясно выраженных и точно формулированных требований. Теперь израильтяне двинулись из Рефидима, и пришли в пустыню Синайскую, и расположились там станом в пустыне; и расположился там Израиль станом против горы (Исх. XIX, 2). Много путей ведет от Feirán’a в Wady er-Ráhah и какой из них выбрать – это составляет вопрос, решение которого не так легко, как может показаться на первый взгляд. Затруднение усложняется главным образом тем обстоятельством, что указываемый нами Рефидим находится довольно далеко от Синая, а библейский рассказ требует уложить все это пространство в один дневной переход.

От самой Wady Feiran идет широкая и просторная долина es Sheikh (как показывает и самое значение ее названия – „главная“, „большая“³⁵), которая тянется почти правильным полукругом до самой подошвы группы гор Gebel Músa. Другие побочные долины слишком тесны, посему положительно можно сказать, что огромное множество Израильтян, в силу физических условий, должно было предпочесть им – Wady Sheikh. Так как между стоянкой в Рефидиме и прибытием к „горе Божией“, был, вероятно, один дневной переход, то обыкновенно предполагают, что в данном случае еврей шли с некоторою поспешностью и даже ночью, чтобы утром быть при Синае. Моисей же и Аарон со старейшинами народа держались более краткого пути чрез узкие вади и прибыли на место раньше на: рода. Последний по Wady es Sheikh дошёл до впадения ее в долину er-Ráhah при проходе Nagb Hawa и расположился там Израиль станом против горы (Исх. XIX, 2)³⁶). Но „к чему же,– спрашивает здесь Еберс³⁷), которому в интересах своей теории о тождестве Синая с Зepбаном важно представить настоящий путь особенно трудным, к чему такое напряжение сил, – напряжение, которое далеко превосходит собою поспешность, с какою Израильтяне убегали из Египта, когда фараон преследовал их по пятам?“ Нам кажется, ставить подобные вопросы, значит сомневаться в разумности движений Еврейских масс и представлять его бессмысленным блужданием без всякой определенной цели. Не предубежденный и несвязанный в своих исследованиях излюбленною гипотезой человек не может не согласиться с тою мыслью Пальмера, что „самая ближайшая цель сынов Израилевых по выходе их из Египта была гора законодательства, чтобы там получить Божественное откровение, которое имело сделать их из неимущих отечества беглецов избранным народом Божиим³⁸). В этом нас убеждают слова пророка, вождя Израильского, ибо он заверяет нас, что все общество сынов Израилевых двинулось из пустыни Син в путь свой, по повелению Божию. (Исх. XVII, 1). Вади же Sheikh очень удобна для движения больших масс, хотя и безводна, особенно в верхних своих частях, а потому нет ничего невероятного, что Евреи из Фейрана достигли Синая в продолжение одних суток. Арабы не редко совершают подобные же переходы и некоторые путешественники (Palmer) с успехом делали попытки подражать в этом отношении Израильтянам.

Можно думать, что Евреи в настоящий раз не испытывали особенных затруднений, кроме утомления, зависевшего от поспешности их движения. Но когда они достигли равнины er-Ráhah, условия быстро переменились, ибо контраст между обилием произведений природы в окрестностях Синая и бедностью их в верховьях Wady Sheikh отчасти напоминает стоянку в Рефидиме. Положим, и er-Ráhah не особенно плодородна и даже бедна растительностью в сравнении, например, с Фейраном, но впадающие в нее маленькие долины, а также пригорки отличаются значительным богатством естественных произведений. Разнообразие видов древесных пород превосходит, пожалуй, долину Фейранскую, а вода многочисленных источников – свежа, чиста и приятна; при том же. Ключи здесь встречаются очень часто и никогда не иссякают. Путешественники заявляют, что окрестности Синая-лучшее место на всем полуострове. Таковою именно и надлежало быть местности, где расположился Израиль станом против горы (Исх. XIX, 2). Кроме того, точное математическое измерение показывает, что одной равнины er-Ráhah достаточно для помещения двух миллионов человек, если считать по квадратному метру на каждое лицо; пространство это, конечно, должно было увеличиваться, ибо Израильтяне, без сомнения, разбивали свои палатки, как в прилегающих к ней небольших вади, так и по склонам находящихся здесь холмов.

Мы стоим теперь при подошве священной горы, с которой Сам Иегова возвестил законы Израилю. Но так ли это? Не ошибаемся ли мы и не принимаем ли простую каменную скалу за гору Божию? Не изобличает ли это нас в рутинерстве, когда мы не смеем ни на шаг отступить от традиции, закрепленной „монашеским суеверием“, как выражается Еберс. Этот исследователь Синайского полуострова и знаменитый египтолог прямо утверждает, что гора законодательства есть Seral, но не Gelel Músa, Гезений³⁹) колеблется в выборе между тою и другою, а Евальд выставляет еще новую опасную соперницу – Ummb shomar⁴⁰). Трудность решения этой топографической задачи увеличится еще более, если мы вспомним, что и сами защитники теории, отождествляющей Синай с Gelel Músa, не привели в точное соответствие библейского рассказа с теперешним положением последней из означенных гор. Воздерживаясь в данном месте от подробной полемики с Еберсом и др., мы постараемся по возможности объективно рассмотреть дело, потом уже само собою будет следовать, на чьей стороне правда и где находится гора Божия⁴¹).

Gelel Músa, к которой мы относим акт Ветхозаветного законодательства, не есть отдельно стоящая вершина: она окружена со всех сторон множеством других гор. Из всей этой группы обыкновенно выбирают Gelel Músa, и она исстари пользуется славою древнего Синая. Но спрашивается: соответствует ли эта гора тем данным, какие можно извлечь из библейского рассказа о годичном пребывании Евреев при горе Божией? – Во многих местах Библии и в особенности Втор. IV, 11. Исх. XIX, 17 и Евр. XII, 18 Синай представляется, если не совсем уединенною, то во всяком случае настолько изолированною горою, что вид ее, -окутанной клубами дыма, прорезываемыми яркими молниями,– производил потрясающее и вполне отчетливое впечатление на народ, который мог даже прикоснуться к подошве ее. Такова ли Gebel Músa? Ответ на первый раз должен быть отрицательным. Gebel Músa заслонена со стороны еr-Ràhah вершинами „Хоривской горы“ и даже не видна вполне с равнины. Некоторые исследователи (Palmer) находят возможным устранить эти неудобства таким образом. Gebel Músa спускается снизу террасами и не редко огромными и величественными пиками вдается в равнину er-Ráhah. Один из них Ras Sufsáfeh и мог быть тою вершиною, откуда была явлена слава Божия пред всем народом. Он высоко поднимается над долиною и открывает взорам все лежащее внизу поле. Верх его буквально висит над равниною, а ребра утеса спускаются так отвесно, что к ним вполне можно прикоснуться руками. Это именно и есть место, на которое восходил Моисей вместе со старейшинами и оттуда уже один поднялся, чтобы принять закон из рук Божиих. Мнение это очень вероятно, но и только. Согласиться с ним нельзя уже потому, что оно позволяет себе отождествлять отдельную вершину с целою „горой“, о чем так определенно говорится в библейском повествовании. Нам кажется, можно обойти и эту неточность (хотя и не большую) в толковании книги Исход, – и Пальмер, вероятно, вынужден был к такому предположению тем, что он не обратил должного внимания на другую равнину er-Ráhah на южной стороне группы Gebel Músa. Эта вади, так называемая Раха Ротебская, тянется от горного кряжа Ротеб с небольшим склонением к востоку, совершенно открыта, выше, равнины северной и гораздо ее плодороднее. Нужно думать, что здесь именно и происходило торжественное возвещение закона пред лицом всего народа. Библейский повествователь ясно дает понять, что Евреи пришли для слушания слов Божиих из другого, несколько удаленного от горы, места, где находился их постоянный стан. И пришел Моисей, – читаем мы в книге Исход, – и созвал старейшин народа, и вывел народ из стана в сретение Богу, и стали у подошвы горы (Исх. XIX, 7. 17). Здесь Синай открылся народу во всем своем величии; со страхом и трепетом внимали Израильтяне словам Иеговы, нисходившим с вершины Gebel Músa, окруженной грозными тучами. Весь народ видел громы и пламя, и звук трубный и гору дымящуюся; и, увидев то, (весь) народ отступил, и стал вдали. И сказали Моисею: „Говори ты с нами, и мы будем слушать; но что бы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть“ (Исх. XX, 18–19). “И Господь услышал слова (их) и сказал: возвратитесь в шатры свои“ (Втор. V, 28. 29). Получив это позволение народ отступил в свой лагерь, т. е. на прежнее место в северную долину er-Ráhah. – Не лишне будет заметить здесь, что было бы неумеренном увлечением предполагать будто Израильтяне в продолжении целого года стояли против южного склона Gebel Músa. Это место все-таки слишком тесно, чтобы на нем, могли поместиться палатки огромных масс народа, – Евреи были бы все время в виду Синая, а потому тогда не предстояло бы никакой нужды выводить их из стана или отсылать обратно в палатки⁴²).

В то время, как народ пребывал в лагере, Моисей удалился, на вершину горы для принятия закона. Евреи еще так недавно говорившие: все, что сказал Господь, исполним (Исх. XIX, 8)-скоро изменили своему обещанию. Это был народ, живший и действовавший часто по одному впечатлению; он не мог поставить свои религиозные воззрения в такую внутреннюю связь со всем своим существом, что бы не уклоняться от путей Божиих ни на право, ни на лево и потому падал на каждом шагу. Евреи забыли свое слово и томясь долгим отсутствием Моисея, предались непонятному на первый взгляд поклонению тельцу. Но вот пророк сходит с горы; он слышит крики ликующей толпы, но еще не видит стана, и звуки не совсем раздельны.– Если народ располагался на равнине, то, понятно, что путь, по которому сходил Моисей с горы, должен был лежать на склоне, прилегающем к вади er-Ráhah. В настоящее время существует пять тропинок на Синае и ближайшая из них к долине находится на северо-восточном конце горы при устье Wady ed-Deir; она называется Sikket shoéib (т. е. путь Иофора). Как раз против нее в отдаления поднимается над равниною холм, на котором будто бы был поставлен золотой телец для поклонения народа.

Таким образом теперешнее положение горы Gebel Músa и ее окрестностей вполне соответствует библейскому описанию горы законодательства и служит достаточным подтверждением общего предания, полагающего древний Синай именно в этом месте. Наша уверенность еще больше возвысится, когда мы примем во внимание арабские предания. На самой вершине горы проводники показывают небольшой грот, в котором по повелению Божию скрывался Моисей, ибо он не мог „выносить (видения) славы Всемогущего“. В конце Wady Lija находится shagg Músa “ расселина или трещина Моисея“, в некотором расстоянии от нее – Hajjar el Magarín; – две скалы по обеим сторонам прохода. Местное предание сообщает, что прежде они составляли одну массу, которая разделилась сама собою, чтобы дать дорогу сходящему с горы пророку. Не слышатся ли в этих сказаниях намека на библейские повествования, – в первом – о видении славы Божией Моисею (Исх. XXXIII, 18–28), а в последнем – о том, как он разбил скрижали при спуске с горы законодательства (Исх. XXXII, 19)?

В окрестностях Синая мы найдем не менее замечательные места. На одном утесе при устье Wady Sheikh есть выступ (el Wotigeh), на вершине которого стоит каменная глыба, напоминающая собою стул со стенкой. Она называется Mag’ad en Nebi Musa, т. e. седалищем пророка Моисея. Там же показывают гроб некоего Nebi Saleh, которому арабы оказывают большое уважение. Кто был этот пророк, – предания бедуинов не дают на это строго определенного ответа. Но из того, что Saleh обладал сверхъестественною силой; разделил, например, скалу и произвел оттуда верблюда – и что, не смотря на это знамение, народ однако же поднял возмущение против пророка, – можно с большею вероятностью заключать о связи этого предания с личностью еврейского законодателя. – Само собою понятно, что все эти сказания не могут иметь решающего голоса в вопросе о положении горы Синая, но все таки нельзя признать строго научным и того мнения, которое относится к ним слишком недоверчиво. Если в происхождении их и принимало большое участие христианское влияние, то оно должно было иметь как раз противоположное значение касательно отношения Арабов к Gebel Músa, где так много „неверных“.... Между тем известно, что на вершине Синая существует маленькая мечеть и правоверные чтут эту гору едва ли меньше христиан. Раз в год обязательно происходит здесь магометанское празднество. Арабы рано утром восходят на гору и приносят козу или овцу в жертву утренней звезде, пока она виднеется на горизонте (О. Порфирий), или же Моисею (Palmer). Если год был плодороден, тогда происходит здесь еще так называемый rikab, т. е. кавалькада. Предметом чествования является в данном случае Аарон. В жертву ему обыкновенно приносят верблюда, украшенного разноцветными лоскутками в арабском вкусе, – потом варят его и съедают⁴³).

В такой местности жил Израиль при вступлении в завет с Богом. Получив закон и устроив все, касавшееся богослужения, он должен был двинуться к своей заветной цели – обетованной земле, где ему предстояло вполне осуществить то, что было заповедано Богом при Синае. Поэтому отправились сыны израилевы от горы Господней на три дня пути, и остановилось облако в пустыне Фаран. (Числ. 12, 33). Но так как в другом месте эта пустыня указывается, как пункт, откуда отправлены были люди, что бы они высмотрели землю Ханаанскую (Числ. XIII, 2–3), то, очевидно, мы имеем в данном случае общее изображение пути между оставленною стоянкой и дальнейшим движением Израильтян. Первый же лагерь Евреев после Синая будет Киброт Гаттаава (Числ. XI, 34. XXXIII, 16), находящийся в трех дневных переходах (Числ. X, 33) от горы законодательства. Законоположительные книги Ветхого Завета ничего не говорят нам об этой части пути народа Божия, но нужно думать, что он был очень неблагоприятен и неудобен. Доказательством этому служат те печальные события, которые связываются с лагерем при Киброт-Гаттааве. Сначала обнаруживается общий ропот, хотя и открытый (Числ. XI, 1), но еще не определившийся и не избравший предмета, по поводу коего Израиль мог бы излить всю горечь, накопившуюся в его душе. Такое поведение Евреев было тем страннее и постыднее, что они так недавно были свидетелями особенных явлений славы и благоволения Иеговы к своему народу при Синае; поэтому Бог наказывает бунтовщиков огнем. Но мятеж скоро начинает принимать более грозные размеры; предмет недовольства найден; недостаток пищи становится главным мотивом восстания, которое открывается прежде всего „пришельцами“ среди народа, а потом распространяется и на остальных Евреев. Возмущение было так сильно, что Моисей даже сказал Господу: для чего Ты мучишь раба Твоею? (Числ. XI, 11). Бог снова удовлетворяет прихоти недовольных и посылает им множество перепелов. Жадный народ принимает эту пищу столь неумеренно, что в самом благодеянии находит наказание за свою похотливость. Мясо еще было в зубах их, и не было еще съедено, как гнев Господень возгорелся на народ, и поразил Господь народ весьма великою язвою. И нарекли имя месту сему. Киброт-Гаттаава, ибо там похоронили прихотливый народ. (Числ. XI, 33–34. Ср. Пс. LXX, 30. 31).

Где же была эта стоянка Евреев? Из Писания можно извлечь следующие данные для топографического определения лагеря при Киброт Гаттааве. Во-первых, он находился в трех днях пути от Синая (Числ. X, 33); во-вторых, он был расположен ближе к морю, а не в средине полуострова (Числ. XI, 22. 31); в-третьих, Евреи оставили там многих из своих едино племенников, пораженных язвою, так что и самое место было названо гробами прихоти (Числ. XI, 34) и наконец, в четвергах, народ отправился отсюда в пустыню Фаран (Числ X, 12.-XIII, 1). Всем этим условиям вполне удовлетворяет местность, известная между Арабами под именем Erweis el-Ebeirig к северо-востоку от Синая. Удаленная приблизительно на три дня пути от Gebel Músa, она прилегает ближе к Акабайскому заливу и с этой стороны вполне подходит к двум первым данным, извлеченным нами из библейского рассказа. Но что всего более говорит за тождество Erweis el-Ebeirig в Киброт-Гаттаавой, – так это памятники, которые нельзя не назвать замечательнейшими на всем полуострове. При водоразделе в Wady el Hebeibeh почва быстро повышается и при этом образуется довольно значительный холм, который собственно и носит название el-Ebeirig. Края его усеяны камнями на большом протяжении, а в средине на самом возвышенном пункте находится огромная куча с пирамидальным обелиском на верху. По местам в кругу цепи камней нередко встречаются загородки, что может означать лагерь более влиятельных лиц. Не мало также камней в виде очагов, употребляемых нынешними жителями Синая; по раскопкам оказалось под ними множество углей. Самые же камни, рассеянные кругом в таком громадном количестве, суть ничто иное, как надгробные памятники, ибо они, по всем соображениям, размещены здесь искусственно, рукою человека. Это предположение тем вероятнее, что оно вполне оправдывается похоронными обычаями теперешних кочевых Арабов. Все указанные обстоятельства в связи с удобством местности заставляют думать, что здесь был некогда огромный лагерь, пораженный какою-нибудь сильною язвой. Остается решить: что это был за народ и когда он проходил в данной местности? Все туземцы и почти в одних и тех же словах отвечают на это, что памятники в Erweis el-Ebeirig суть „остатки великого каравана пилигримов (или странствующего каравана: Hajj-Karawanen), которые много столетий тому назад разбили здесь свои палатки по дороге к Ain Hudherah (местность, лежащая еще дальше на север), потом затерялись в пустыне Tíh и об них больше ничего не слышно“. Название Hajj-Karawan обыкновенно употребляется магометанами для обозначения их ежегодных религиозных путешествий в Мекку. Не разумеются ли здесь правоверные мослемимы? Но такое предположение не согласно ни с глубокою древностью упоминаемого Арабами народа, ни с действительным пилигримским путем, который никак не может проходить в данной области. В виду таких затруднений мы можем остановиться лишь на том толковании, по которому слово Hajj обязано своим происхождением Еврейскому hag. В книге Исход (X, 9) этим именем обозначается праздник Господу, который был предлогом для отшествия Израильтян в пустыню. Если высказанное нами предположение не лишено вероятия, то мы будем иметь достаточное основание перефразировать рассказ арабов о Hajj – караване таким образом: это были люди, которые шли по данному месту много лет тому назад для совершения праздника Богу, т. е. Erweis el-Ebeirig был стоянкой Евреев.

Кроме того, Арабы передают, что караван этот потерял свою дорогу (tahu). Название пустыни et Tih (пустыня странствования) происходит от глагола tahu, а так как Евреи держались пути в направлении к Tíh, то это является новым доказательством в пользу торжества. Erweis el-Ebeirig с стоянкой Израильтян в Киброт-Гаттааве.

Таким образом, означенное место вполне удовлетворяет всем данным, которыми в Св. Писании определяется положение первого лагеря народа Божия после Синая.

Но этим дело не кончается. В книге Исход мы читаем, что знамя мятежа при гробах прихоти было поднято пришельцами, между Израильтянами (Чис. XI, 4), а это, по объяснению многих комментаторов, означает простой народ и, вероятно, чуждый Евреям по крови, так что может указывать на то множество разноплеменных людей (Исх. XII, 38), которые пристали к Израильскому лагерю в Египте. Замечательно, что в недалеком расстоянии от Erweis el-Ebeihig находится Wady, называемая бедуинами по растущему в ней растению (Tahma) Tahmeh.Арабские лексикографы уверяют нас, что слово Tahmeh означает простой народ и преимущественно в состоянии возмущения. Не имеет ли это связи с обстоятельством, описываемым в XI главе книги Числ, в особенности, когда мы знаем, что зачинщиками мятежа были разноплеменные или чернь в среде избранного народа Божия?

Итак Евреи стояли в Erweis el-Ebeirig. Это место нельзя назвать богатым естественными произведениями. Правда, вода и особенно в дождливые периоды собирается здесь в большом количестве, но растительная и животная жизнь не отличается ни обилием, ни разнообразием. Такая стоянка, естественно, не могла удовлетворять прихотливым требованиям Еврея и без того уже недовольного пройденным путем. От Синая Израильтяне, вероятно, шли по Wady Sheikh, Abu Suweirah и Wady Saal. Из всех этих долин только первая была удобна для движения огромных масс народа: она широка и открыта, имеет источники, тамарисковые и другие деревья в нижних своих частях (к Gebel Músa), остальные же вади чрезвычайно тесны и лишены почти всякой растительности⁴⁴).

„От Киброm-Гатта двинулся народ в Асироф и остановился в Асирофе (Числ. XI, 34. XXXIII, 17). В расстоянии одного дня пути от Ehweis el Eheihig находится Ain Hudheihah, – место, которое на основании сходства в орфографии его названия с Асирофом, Хацерофом обыкновенно и принимается за эту последнюю стоянку. В Библии нет никаких точных топографических определений Асирофа и потому положение его указывается только гипотетически⁴⁵).

После сего,– продолжает св. повествователь, – народ двинулся из Асирофа, и остановился в пустыне Фаран (Числ. XIII, 1). Так как далее следует рассказ о посольстве соглядатаев в землю обетованную, то, очевидно, данная стоянка будет совпадать с Кадесом (Числ. XXXIII, 36), откуда собственно отправились двенадцать представителей народа еврейского для обозрения принадлежащей ему de jure земли. Путь же собственно до Кадеса малоизвестен. Книга Числ (XXXIII, 18–37) представляет перечень двадцати мест до стана в Кадесе включительно⁴⁶), но где они находятся? – это остается пока загадкой. Можно с большею или меньшею определенностью указать лишь на Харад и Тахаф (Числ XXXIII, 24. 26) и в параллель им Aracieh и Elehi. Gebel Aradeh есть довольно высокая гора, у подошвы которой проходит большая долина el-Ain; а не далеко от них тянется красивая Wady Elehi,возвышающаяся больше, чем на 1000 футов над уровнем моря. Ецион-Гавер (Числ XXXIII, 35), предпоследняя стоянка Евреев до Кадеса, по общему согласию почти всех исследователей, был на конце Эланитского залива⁴⁷). Принимая в соображение эти краткие данные, мы, кажется, не ошибемся, если скажем, что путь Израильтян от Асирофа лежал подле означенного залива в северном направлении и потому все, относящиеся к этому времени местности Числ XXXIII, 18–32, будут находиться в этой именно части полуострова, хотя ни одна из них не может быть определена с должною уверенностью. Библия проходит молчанием эту часть пути и не сообщает никаких событий из жизни народа Божия, но это, как кажется, вовсе не значит, чтобы положение Израильтян за это время было благоприятно. Правда, современный путешественник не может испытывать здесь особенных стеснений, но он находится совершенно в других условиях и никак не идет в параллель с Евреями. Дело в том, что Израильтяне проходили не ровною береговою полосой, а в некотором отдалении от залива, где местность очень холмиста, прорезывается множеством долин и иногда довольно просторных. Понятно, какие трудности должны были переносить огромные массы народа – то поднимаясь на высокие плоскогорья, то спускаясь в низменные Wady, где они не всегда находили достаточный простор и должны быть тянуться длинною лентой. Не легкий багаж, множество скота, жены и дети, вовсе не привычные к утомительному путешествию, – это такие препятствия, которые делали движение чрезвычайно медленным и затруднительным, и в этом, может быть, причина, что на такой сравнительно необширной полосе земли указывается так много стоянок. Местность бедна растительностью и лесом даже для Синайского полуострова; а недостаток воды очень чувствителен. Дождь здесь – очень редкое явление и, когда бывает, превращается иногда в настоящий ливень, который приносит почти столько же неудобств, сколько и выгод. На основании всех этих соображений можно почти с несомненностью утверждать, что путь Израильтян от Асирофа до Ецион-Гавера был далеко не блестящий и если Св. бытописатель не упоминает о каких-либо заявлениях неудовольствия со стороны Евреев, то лишь потому, что с ними не связывалось никаких особенных воспоминаний в роде дарования манны в пустыне Син (Исх. Х VI), или же потому, что в данное время не выдвигались особенно важные лица в роде Аарона и Мариями, роптавших на Моисея за жену Ефиоплянку при Асирофе (Числ XII, 1–15).

Во Второзаконии, где Моисей приводит пред сонмом сынов Израилевых все, пережитые ими со времени исхода Евреев из Египта, события, – указывается одиннадцать дней пути от Хорива, по дороге от юры Сеир до Кадес Варни. (Вт. I, 2). За отнесением 7-ми дневных переходов между Киброт-Гаттаавой и Ецион-Гавером, – остальные стоянки будут следующие: Rasa, Contellet Garaiyeh, Lussan и Ain Gadis. Некоторым основанием для такого распределения нам могут служить здесь певтингеровы таблицы, в которых Rasa указывается между Arabah и Gypsaria, т. е. теперишними развалинами, известными под именем Contellet Saraiyeh. онинаходятся на северо-запад от Акабайского залива в юго-восточном углу обширной пустынной равнины et Tih. Значит, от Ецион-Гавера Израильтяне двинулись не прямо к северу, а повернули не много на запад, имея в виду с этой стороны пройти в центр обетованной земли. Отступив на окраины et Tih, они потянулись вглубь пустыни и достигли Contellet Garaiyeh, где, вероятно, некогда был укрепленный форт. В настоящее время местность не может быть названа особенно плодородною, но множество деревянных поделок около развалин свидетельствуют, что прежде данная страна была и более плодородна, и более лесиста. Отсюда путь идет вдоль по Wady Garaiyeh, широкой и ровной долине, где встречаются очень значительные стада верблюдов, впрочем, не редко страждущие от недостатка воды; далее на северо-запад путешественник вступает в Wady Lussan. Довольно многочисленные развалины, плотины, ряды камней по склонам гор, предназначавшиеся для правильного распределения дождевой воды по террасам с садами, пастбищами и нивами-вот все, что осталось от прежнего величия этой страны. Не удивительно, что здесь был соединительный пункт различных (римских) дорог, одна из которых шла на Arabah. Отсюда – прямой путь к Кадесу или Ain Gadis. Но теперь возникает вопрос: куда мы отнесем пустыню Фаран? Из библейского рассказа видно, что Фарад – одно и то же с Кадесом, ибо отсюда были отправлены соглядатаи для обозрения Палестины (ср. напр. Числ. XIII и Втор. I, 19–24). А из указания 86 ст. XXXIII главы книги Числ с несомненностью следует, что Кадес – Варии тождествен с пустынею Син, которая также, упоминается, как стоянка Евреев после Ециоп – Гавера. Златит, Фаран, Кадес и Син суть названия одной местности и если разделались между собою, то во всяком случае лежали друг подле друга. Согласно нашему определению пути Евреев от Arabah пустыня Сив будет находиться в юго-восточном углу et Tih между Акабайским заливом и началом Wady Garaiyeh, Фаран же будет совпадать с самою южною частью горного плато на северо-восток от Contellet Garaiyeh и именно с тою частью, которая населена теперь арабским племенем Azazimeh и известна, как Gebel Magrâh. Св. повествователь называет эту полосу земли пустынею великою и страшною (Втор. I, 19), а путешественники свидетельствуют, что она положительно бесплодна. Правда, они ограничивают этот строгий приговор предположением, что здесь были в свое время жители, как показывают каменные кучи и nawamis или хижины из камней, но это ограничение относится собственно к окраинам пустыни Син, каковы Wady el Arisch, прорезывающая et Tih с юга на север, Wady Garaiyeh и др. В общем же вид пустыни очень печален. et Tih есть возвышенное плато, почва которого состоит преимущественно из известняка. Равнина не представляет ничего, кроме сухой, бесформенной и безжизненной пустыни, а монотонность ландшафта нарушается лишь небольшими возвышениями, составляющими иногда отдельные группы. Воды почти совсем нет; источники,-и то не в особенно большом количестве, – попадаются только в различных долинах. Сохраняемая в ямах вода представляет какую-то мутную жидкость, которая вовсе не поддается фильтрованию. Почва в большинстве случаев тверда, иногда покрыта кремнем и не способна для культивации. Встречающиеся кустарники не дают никаких плодов и почти всегда остаются без листвы; только в дождливое время появляется небогатая зелень, которая так же скоро гибнет, как и возникает. Часть El Tih, отождествляемая нами с пустынею Син, не составляет счастливого исключения из общей бедности и скудости этой обширной равнины и потому вполне может быть обозначена эпитетом „страшной“.

Из Wady Lussán Евреи проникли в долину Gadis, пролегающую между горными высотами, которые окаймляют ее с запада и востока. На севере от нее, при устье Wady Gadis под утесами и берет свое, начало источник ’Ain Gadis, а далее к ’Arabah тянется громадная равнина и горная возвышенность Gebel Magráh. В данной местности существуют собственно три источника, известные под одним именем, но водою богат только один; в период дождей он выходит из берегов и разливается далеко по равнине, а во время засухи представляет маленький ручеек. Географическое положение всех этих мест приблизительно определяется 31°34» северной широты и 40° 41» восточной долготы. Это и есть древний Кадес; тождество их уже достаточно предполагается предыдущим рассказом, но может быть подтверждено также и важностью этого пункта в стратегическом отношении. Когда при Хориве Господь приказал Израильтянам: полно вам жить на горе сей·, обратитесь, отправьтесь в путь, и пойдите на гору Аморреев и ко всем соседям их, в землю Ханаанскую(Втор. I, 6–7), они двинулись от означенного пункта и дошли до Кадес-Варни; там Моисей говорил Евреям: вы пришли к горе Аморрейской, которую Господь, Бог наш, дает нам (Втор. I, 20). Отмечая направление пути Евреев от ’Arabah, Св. летописец показывает в то же время и важность этой последней стоянки народа от Синая: достигнув Кадеса, Израильтяне стояли уже на рубеже Палестины. Пред ними расстилались вдали текущие млеком и медом равнины, и среднее пространство было занято густым населением Аморреев и другими враждебными пришельцам ханаанитскими племенами. Если бы не трусость Евреев и их непростительное забвение всемогущества Божия, они скоро бы прорвались сквозь цепь неприятельских народов на границах Палестины и тогда прямым путем прошли бы в сердце предназначенной им земли.

Кроме того, страна около Ain Gadis и теперь еще сравнительно плодородна; некоторые наблюдения путешественников показывают, что в прежнее время она имела больше растительности и обильнее была снабжена водою. Окрестности же справедливо считаются одними из лучших на полуострове; недалеко от Ain Qadis в Wady Muweileh и Biyar Mayin встречается не мало источников и обширные тамарисковые и другие рощи⁴⁸).

Из Кадеса по просьбе сынов Израилевых (Втор. I, 22) и с соизволения Иеговы (Числ. XIII, 1–3) Моисей отправляет двенадцать представителей народа обозреть землю Ханаанскую, говоря: пойдите в эту южную страну, и взойдите на горy. Они пошли и высмотрели земли от пустыни Син даже до Рехова, близ Емафа. (Числ. XIII, 18.22). Упоминание местности, уже пройденной Израильтянами, показывает, что соглядатаи направились сначала не на север или запад, а на юго-восток. Враждебные Ханаанитские племена, которые смотрели очень подозрительно даже на обыкновенных путешественников, идущих с юга, конечно, хорошо знали о придвигающейся грозной силе и приготовились к энергическому отпору. При таких обстоятельствах идти прямо на север значило непременно попасть в руки неприятеля, и потому, следуя повелению своего вождя, соглядатаи поднимаются на возвышенность Gebel Magráh, прорезывают горы ’Agágimeh по средине и спускаются в равнину или пустыню Син. Отсюда по Wady Ghamr они обогнули горный кряж с восточной его стороны и затем проникли в глубь Палестины. Самым крайним пределом рекогносцировки соглядатаев поставляется Рехоф, близ Емафа (Числ. XIII, 22); значит, они проходили до северных границ Палестины, т. е. до равнин Целе-Сирии и на обратном пути чрев Хеврон (Числ. XIII, 23) исследовали южные страны обетованной земли. И пришли к долине Есхол, и срезали там виноградную ветвь с одною кистью ягод, и понесли ее на шесте двое; взяли также гранатовых яблоков и смок. (Числ. XIII, 24). Отнесение некоторыми экзегетами этой последней долины к Хеврону едва ли может быть признано состоятельным. Широкая полоса земли между южными пределами Палестины и ’Ain Gadis чрезвычайно плодородна, и потому упоминание бытописателя о словах, а равно и изумление Израильтян при виде виноградной ветви – были бы просто непонятны. Нужно думать, что от Хеврона соглядатаи двинулись прямо к ’Ain Gadis через южную (по отношению к Палестине) страну и обозрели ее, что они могли сделать теперь, не возбуждая особенных подозрений между ханаанитянами. Уже приближаясь к стоянке Евреев; недалеко от нее, они срезали виноградную ветвь; поэтому и долина Есхол всего вероятнее, будет совпадать с теперешней Wady Hanein: она находится на севере от местности Gadis; развалины крепости и форта достаточно говорят о населенности этой области в давнее время, а террасы и различные приспособления для орошения садов и нив на протяжении целых миль вполне оправдывают настоящее ее имя – Hanein, что значит „долина садов“.

Вести, принесенные соглядатаями, были не одинаковы: с одной стороны Израильтяне слышали: в земле той подлинно течет молоко и мед, и вот плоды ее, а с другой те же свидетели заверяли: земля, которую проходили мы для осмотра, есть земля, поядающая живущих на ней, и весь народ, который видели мы среди ее, люди великорослые (Числ. XIII, 28. 38). Находясь под влиянием таких, диаметрально противоположных, сообщений, Еврея не сумели победить своего малодушия. Общий ропот, крики недовольных и плачь оробевших огласили стан Израильский. Очевидно, настоящее поколение было еще не в состоянии выполнить великую религиозную миссию в недрах земли обетованной и потому должны были погибнуть в пустыне. Когда раздалось грозное слово Иеговы, Израильтяне сознали свою ошибку и, не смотря на запрещение Моисея, хотели проникнуть в Палестину. Они дерзнули подняться на вершину горы Аморрейской; ковчег же завета Господня и Моисей не оставляли стана. И сошли Амаликитяне и Хананеи, живущие на горе той, и разбили их и тали их до Хормы (Числ ХIV, 44–45). Последнее название в книге Судей заменяется именем Цефаф. Там мы имеем такой рассказ. И пошел Иуда с Симеоном, братом своим, и поразили Хананеев, живущих в Цефафе, и предали ею заклятию м от того называется город сей: Хорма. (Судей I, 17). На север от ’Ain Gadis в Wady Magráh es Sebaita лежат развалины, известные между Арабами как Sebaita. Это название звучит очень сходно с Еврейским Цефафом и заставляет предполагать, что здесь именно и находился город Хорма. Еще далее к границам Палестины открыты – развалины укрепленного форта El Meshrifeh; возвышенное положение места и следы крепости, как кажется, указывают на тожество его с горою Аморреев. Арабы передают, что некогда была здесь война между народом El Meshrifeh и народом Sebaita, причем последний, превосходивший численностью и благосостоянием, одержал победу. Не служит ли это отголоском того происшествия, которое случилось во времена Моисея?

Расстояние Sebaita от ’Ain Gadis (около 20 нем. миль) и названия некоторых местностей, напр. Dheigat eiАmerin и Ras Amir, напоминающие древних Аморреев, также подтверждают предположение, что в свое время эта местность была сценою сражения Израильтян с Ханаанитскими народами. Не нужно опускать из внимания и важности означенного пункта для Евреев, потому что исход борьбы с иноплеменниками решал в данном случае вопрос: идти ли им в Палестину, или погибнуть в бесплодных пустынях et Tih? И если бы Израильтяне овладели страною на севере от Ain Gadis, тогда для них были-бы совершенно открыты две дороги в землю обетованную: одна на запад чрез Rupeideh u Khalasah, а другая чрез горы Dheigat el Amirin и Wady Marreh. Естественно, поэтому, что как Израильтяне усиливались пробиться сквозь цепь враждебных им ханаанитских племен, так и последние употребляли все старания, чтобы отбросить назад наступающие полчища Евреев и не дать им в руки ключа Палестина⁴⁹).

С того времени, как Израиль своим крайним малодушием сам закрыл себе вход в землю обетованную, лишился покровительства Божия и потому уже не мог насильственно проникнуть в Палестину (Втор. I, 41–46), – с этого времени начинается история собственно „странствования“ Евреев по пустыне в отличие от истории путешествия их к Синаю для получения закона и оттуда в Кадес-Варни, чтобы с этого пункта начать свои завоевательные действия для получения обещанного наследия. Грехи и преступления Евреев могли быть искуплены только смертью: введение неспособного и жестоковыйного народа было-бы не вполне согласно с целями Божественного Мироправителя, предназначавшего сделать Израиля хранителем и распространителем истинных религиозных понятий. Но где и как жили Евреи в продолжение почти 37 лет (Ср. Втор. II, 14)? Это недостаточно известно. Св. повествователь проходит молчанием этот огромный период времени. Вступивший в путь невестою, как святыня Господня и начаток плодов Иеговы (Иер. II, 2–8), Израиль при испытании (Втор. VIII, 2) оказался недостойным столь высокой чести. Осужденный на гибель народ спустился теперь до степени простой бедуинской орды, сделался номадом. Историк не считает нужным рассказывать подробно жизнь этого обреченного на смерть поколения; повествование об его движениях не соответствовало бы задачам св. летописца и потому оно опущено. Единственное, что мы знаем за все 37 лет, есть рассказ о недовольстве и возмущениях Евреев против своего вождя. Восстание партии Корея, смерть Мариами и обстоятельства во время: изведения воды из скалы достаточно показывают насколько пала энергия Израиля. Высказывается даже мнение (Fries), что Евреи после грозного приговора Иеговы при Кадес-Варни вовсе не уходили оттуда, а расположились тут поселением. Что же касается упоминаемых в Ветхом завете передвижений в среде Израильтян, то будто бы вовсе не касается всего народа. Переменяли места собственно Моисей и Аарон с ковчегом завета и членами колена Левиина сначала в направлении от севера к югу до Ецион-Гавера, а потом обpaтно в Кадес, где и было вторичное собрание Израильтян для окончательного вступления в Палестину⁵⁰). Мнение это едва ли имеет за собою какие-либо особенные достоинства, потому что не может быть оправдано Писанием. – Указанные в книге Числ ХХXIII, (30–35) стоанки всех Евреев обыкновенно полагаются между Ециоп-Гавером и Кадесом, как будто они лежали на пути народа Израильского от Акабайского залива к северу. Но сопоставление Мозера, (Втор. X, 6), который одно с Масерофом (Числ. XXX, 30–31), как показывает тождество названия ближайшей к ним стоянки Бенеяакан (Числ. ХХХIII, 31–32, Втор. X, 6), – сопоставление этого Мозера с горою Ор, где умер Аарон, ясно говорит, что все эти местности лежали между Кадесом и Ецион Гавером к югу. Естественно поэтому предположить, что стоянки Числ ХХХIII, 30–35 находились в пустыне, которая к Черному морю (Вт. II, 1), когда Израильтяне были отброшены до Хормы и принуждены были подчиниться повелению Божию. Если так, то две следующие местности от Ецион-Гавера на Кадес чрез пустыню Син (Числ. XXXIII, 36) будут указывать на обратное движение Евреев к северу для решительного вступления в землю обетованную⁵¹). Этим как нельзя более опровергается предположение Фриза и в то-же время определяется положение Израильтян в течение их 37-летнего странствования. Евреи, как кажется, должны были снова вступить на пройденный уже ранее путь. Сначала они пробыли много времени в Кадесе, а потом обратилась к Черному морю и долго ходили вокруг горы Сеир (Втор. I, 46.-II, 1). Нельзя признать вполне решенным вопрос о положении последнего пункта. В писании гора Сеир представляется входящею в состав владений сынов Исава (Втор. II, 8). Основываясь на этом некоторые ученые (Palmer) отожествляют ее с южною частью гор Arabah, известною под именем Es Sherah⁵²), но другие – с большей вероятностью включают Сюда и северную половину ’Arabah,-Dschebal или Gabaiene древних⁵³), так как, будто бы, владения Едомитян кончались у южного берега Мертвого моря. Но нам кажется, что область Сеира нужно расширить еще больше. По свидетельству многих путешественников, название Seir или Serr встречается и в горных возвышенностях на границах пустыни et Tih, а это показывает, что царство Едома и владения Аморреев простирались в глубь этого пустынного плато⁵⁴). Сеир в таком случае будет обнимать собою часть теперешних гор ’Agágimeh и весь горный кряж от Мертвого моря до северной оконечности Акабайского залива.

После отступления от Кадеса пустыня в юго-восточном углу et Tih оставалась единственным местом, где Евреи могли быть более или менее безопасны. Вся горная область’Arabah была в руках Едомитян и частью Аморреев, дорога чрез Газу и землю Филистимскую была положительно преграждена, а переход чрез Wady el ’Arisch, прорезывающую et Tih по средине, привел бы Евреев в Египетские владения. Поэтому они отправились к югу и юго-западу от гор ’Agagimeh или собственно в Bádiet et Tih. Как можно видеть из предшествующего описания Фарана или Син, эта местность вполне соответствует своему названию „пустыни странствования“. Растительность очень небогата и появляется только в дождливое время года. Постоянных источников нет, а дождевая вода сохраняется“ в ямах, воспринимает много посторонних элементов и становится неродною для употребления. Впрочем, справедливость требует сказать, что страна эта могла быть и плодороднее во времена Моисея, да и теперь еще питает довольно большое бедуинское племя. Многочисленные же стада скота представляли обильную пищу Евреям, посему нет ничего невероятного, что они могли жить здесь столь долго. Не нужно забывать при этом и еще одного важного обстоятельства. Упоминание Библии, что народ Израильский ходил вокруг горы Сеир много времени (Втор. II, 1) и точное определение ее положения показывают, что Евреи не располагались надолго в пустыне „поселением“, а меняли места, держась по преимуществу окраин. Эти передвижения, конечно, условливались внешними причинами, как-то обилием пищи и воды в известной местности, и физическими потребностями народа. Окружающие племена не имели поводов действовать враждебно против Израильтян, поскольку эти последние не обнаруживали никаких наступательных действий и не вредили их интересам. По крайней мере, такое именно положение занимает теперь правительство Египта, Сирии и Аравии по отношению к бродячим бедуинским племенам.

Многих затрудняет, а некоторых даже положительно соблазняет этот период жизни народа Израильского. Критики ultra-рационалистической школы находят невозможным и не представимым, что бы Евреи такое долгое время занимались только тем, что разбивали вечером палатки, которые утром затем снова снимались, и целых 37 лет ходили на пространстве нескольких сот миль. Отсюда делается потом общий вывод о недостоверности и сагальном характере Св. Писания в целом его составе. „Но, – говорит Пальмер, – нет ничего странного и необыкновенного в таком легком приспособлении Евреев к образу жизни бедуинов. Это был собственно поворот ко временам патриархальным, т. е. к старым номадным привычкам, – следование по стопам своего праотца Авраама, шейха шейхов“⁵⁵).

Так жили Израильтяне в пустыне в продолжения 37 лет; дряхлело и вымирало старое поколение, нарождалось, росло и мужало новое потомство, не причастное грехам своих отцов. Наконец преступление было искуплено; настали светлые времена для сынов Израиля. Полно вам ходить вокруг этой горы, – сказал им Господь при Сеире, – обратитесь к северу (Втор. II, 3). Послушные повелению Божию, Израильтяне снова собрались в Кадесе (Числ. ХХХIII, 36),-и отсюда именно начинается их славное, победное шествие. Впрочем, они еще не имели теперь открытой дороги. Путь чрез пустыню Tíh и горы ’Azazimeh был, как мы знаем, совершенно закрыт для них; а северная масть Wady al ’Arabah (Shor) почти отвесно падает в Мертвое море; проникнуть отсюда на восточный его берег можно только чрез узкие и трудные ущелья, которые легко удержать в своих руках даже и небольшой горсти врагов. Им оставалось теперь только одно:-пробраться на восток гор Едомских чрез Wady Dhalal или T’lah, чтобы идти потом к берегам Иордана. В долине Dhalah находится в настояще время ветвь пути Hajjв Аравию, но дорога в древности пролегала вероятно в Wady T’lah. Развалины стен и зданий указывают, что прежде эта местность была населена, и заставляют думать, что здесь некогда проходил торговый тракт; плодородие страны и удобство ее положения еще более подтверждают это предположение⁵⁶). Но путь этот насколько был важен для евреев, настолько же труден и опасен. Им преграждал дорогу сильный народ – Едомитяне. Владения их простирались от Мертвого моря почти до самого конца Акабайского залива и даже заходили далее на запад; они состояли большею· частью из горных возвышенностей, а равно склонов и равнин на восточной их стороне. По отзывам путешественников, эта местность чрезвычайно плодородна, но прежде она была одною из самых прекрасных стран. Хотя в настоящее время здесь запустение, однако, и теперь еще ясно, что это было действительно обитание Исава от тука земли и от росы небесной свыше (Быт. XXVII, 39). В Wadv Músa находятся развалины древней столицы Едома, называвшейся по-еврейски Села или скала (4Цар. XIV, 7), а по-гречески равнозначащим первому именем Петр,⁵⁷).

Евреи, конечно, могли надеяться на успех в борьбе даже с сильным народом Едомитянами. При переменившихся счастливых для Израильтян обстоятельствах такой ход дед не представлял ничего невероятного, но Господь запретил Евреям „начинать войну с сынами Исава“ (Втор. II, 5), и потому Моисей отправляет посольство к царю Едомскому с просьбою позволить им пройти чрез его землю. Ответ получается отрицательный, и тогда Израиль пошел в сторону от Едома (Числ. XX, 14–21).

К этому же времени относится и дальнейший рассказ о смерти Аарона. Отправив послов к царю Едомскому, Евреи двинулись из Кадеса и пришли к горе Ор, у пределов земли Едомской (Числ. XX, 22–23). Здесь умирает Аарон и достоинство его переходит к Елеазару. Обыкновенно этою горою признается Gebel Harùn. Она находится не далеко от Петры и достигает высоты почти 4 тыс. футов над уровнем моря. Это положительно самый выдающийся пункт во всей окрестности. Gebel Harùn господствует над всеми окружающими возвышенностями, которые составляли западную границу земли Едомской, и вполне отвечает своему названию hahar (с определен. членом hal-har), как гора по преимуществу. На вершине ее Арабы показывают гроб Аарона и приносят ему жертвы, а магометане совершают даже религиозные путешествия на эту гору. Место считается настолько священным, что всякое покушение путешественника проникнуть на вершину Gebel Harùn без позволения Арабов может грозить смельчакам опасностью для жизни⁵⁸).

Ханаанский царь Арада, живущий к югу, услышав, что Израиль идет дорогою от Афарима, вступил в сражение с Израильтянами, и несколько из них взял в плен (Числ. XXI, 1). Где и при каких обстоятельствах произошло что событие? Ответ на этот вопрос настолько труден, что некоторые экзегеты, чтобы избегнуть топографических трудностей, понимают слово atarim в переносном смысле, как соглядатай, или же наставляют его в связь с Арабским athár, которое означает небольшую дорожку, тропинку. Само собою понятно, что тогда все действие переносится совершенно в другую местность и путь Израильтян получает иное направление. – Дело в том, что Арад находится очень далеко от горы Ор и даже гораздо севернее Ain Gadis против Мертвого моря („живущий к югу“, т. е. от Палестины, а не от Кадеса)⁵⁹) Местность эта известна теперь под именем Tell ’Aràd; но памятников осталось здесь слишком мало, что бы можно было с полною уверенностью судить о характере страны и границах прежнего Ханаанского царства. Небольшой холм и довольно значительные по величине развалины: – вот все, что находит здесь современный путешественник⁶⁰) – Как бы то ни было, область Aràd вовсе не соприкасается с пределами горы Ор и потому столкновение ханаанитского царя с Израильтянами в ’Arabah было решительно не возможно. Исход теперь только один и именно: предположить, что Евреи были на границах Tell ’Aràd и здесь имели кончившуюся для них несчастливо схватку с войсками тамошнего владетеля. Положение рассказа об этом событии между повествованием о смерти Аарона (Числ. XX, 29) и отшествием Израильтян к Чермному морю (Числ. XXI, 4) действительно наводит на мысль, что здесь разумеется отдельный эпизод, и вовсе не указывается направление пути Евреев и не говорится о сражении в равнине ’Arabah. Очень естественно предположить, что во время 30-ти дневного пребывания при горе Ор некоторые отряды Израильтян снова двинулись на север с целью проникнуть отсюда в Палестину. Отказ Едомитян пропустить Евреев чрез свои земли вынуждал их к длинному и трудному обходу около гор ’Аrabah; между тем дорога чрез „южную страну“ была, так близка и удобна.

Попытка Евреев не удалась⁶¹) и потому они отправились путем Чермного моря, что бы миновать землю Едома (Числ. XXI, 4). Обстоятельства скоро показали, что Израильтяне действительно имели основание избегать этого направления и предпочитать ему движение на север. Негостеприимно встретила пустыня путников; ропот и недовольство снова поднялись против Моисея. Молитва пророка спасла народ от справедливого наказания: когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив. (Числ. XXI, 9)⁶²). И действительно Wadyel Ἀrabah, и вообще не особенно плодородная, в южных своих частях становится настоящею пустыней. Насколько обидны растительностью и водою горы Едомитян, настолько же лишена их равнина Ἀrabah и в особенности к Акабайскому заливу.

По этой пустынной местности Израильтяне спускались к югу и обогнули горы по Wady Ithm, на несколько часов севернее Ецион-Гавера, чтобы идти против Моава. Что путь был действительно таков, доказательство этому представляет Втор. II, 8: и шли мы мимо братьев наших, сынов Исавовых, живущих на Сеире, путем равнины, от Елафа (Ἀkabah) и Ецион-Гавера (Wady Ghadyán и), и поворотили, и шли к пустыне Моава. Так как уже ранее Израильтяне получили от Едомитян отказ на свои мирные предложения, то понятно, что и теперь они не могли идти близко к горам ’Arabah и потому держались восточных границ царства сынов Исавовых. В этом случае путь их, вероятно, совпадал с теперешнею дорогою пилигримов (Darbei Hajj) из Мекки в Дамаск. Здесь Израильтяне прошли Салмон, Пунон, Овоф и чрез Ийе-Аварим (или Ийм-Аварим) достигли долины Заред (Числ. XXI, 11–12. XXXIII, 41–42. Втор. II, 13–14). Пока еще не выяснено вполне положение всех обозначенных здесь стоянок, но и без этого направление пути Евреев – ясно. Ийе-Аварим достаточно ясно указывает нам цель движения и местность, по которой проходили сыны Израилевы. Он, по определению Бытописателя, лежит в пустыне, что против Моава, к восходу солнца (Числ. XXI, 11). Значит, Евреи шли теперь около границ Едома (Судей XI, 18) и достигли долины Заред. Это есть или Geil Garah или же Wady ’Ain Feranji, не много выше первой. Самое название Sared означает пастбище (луг) и потому совпадает по смыслу с Арабским Sufsafeh, небольшою долиной, соединяющею обе названные Wady. Здесь Израильтяне стояли уже в виду Моава. Это царство простиралось почти на 50 миль в длину и на 20 в ширину, обнимая собою полосу земли на восточном берегу Мертвого моря и даже часть области Shorу Иордана против Иерихона. По Wadу Mojib царство это делилось на две части: северная, доходящая до гор Галаада, известна под именем El Belga (или Bevla), а южная называется по развалинам одного города – Kereu. Этот последний был расположен при долине того же имени и хотя состоит теперь из нескольких невзрачных хижин, однако же в древнее время был столицею Моавитского повелителя. Наблюдения показывают, что земля прежде была очень плодородна и возделывалось тщательно. Глаз путешественника повсюду встречает следы пастбищ и хлебных полей. Развалины городов и деревень, разрушенные стены, когда-то окружавшие сады и виноградники, остатки древних дорог: – все это вызывает в нашем воображении картину благосостояния Моавитского царства, по населенности и той кипучей деятельности, которая имела здесь место несколько тысяч лет тому назад⁶³).

Остановившись на границах Моава, Израильтяне и к нему отправляли посольство, но получили тот же отрицательный ответ, как и от Едомитян (Судей XI, 17). В виду этого Израиль принужден был миновать землю Моавитскую; и, пришедши к восточному пределу земли Моавитской, расположился станом за Арноном; но не входил в пределе Моавитские, ибо Арнон есть предел Моава (Судей XI, 18. Ср. Втор. II, 9). За Арном признают теперь долину Mojib,которая прежде разделяла царство Моавитское. В этой Wady путешественник найдет все, что необходимо ему после великого перехода по пустынным местностями под палящим зноем. Тут течет ясный искристый ручеек между рядами разнообразных дерев: прохлада и вода-вот благодатные дары, которыми не часто могли пользоваться Евреи на своем пути из Египта⁶⁴).

До сих пор за исключением схватки с царем Арада Израильтянам во время этого победного шествия не приходилось вступать в открытую борьбу с окружающими народами. Едом после своего неласкового приема однако же не обнаруживал никаких враждебных намерений, а Моав не имел пока повода к войне, поскольку Израильтяне не входили в пределы Моавитские (Судей XI, 18). Теперь положение дел изменялось к худшему. Область на север от Арнона находилась в руках Амореев, которые были врагами Евреев и некогда гнали их до Хормы (Числ. XIV, 45). Но Израиль был уже не тот, и шествие его получило как раз обратный характер: прежде это была толпа неимущих отечества странников, убегавших от своих притеснителей, теперь он стал благословенным народом Божиим, которому обещаны победа, слава и господство. Евреи перешли Арнон и уверенно двинулись на север чрез различные города и местечки, которые подробно указываются в Числ, XXI 14 –19 и XXXIII, 45–46, пока наконец не остановились на горах Аваримских против Нево (Числ. XXXIII, 47). Так как Дивон-Гад (Числ. XXXIII, 45–46) почти с несомненностью относится к развалинам Dhibàh, где найден знаменитый камень Моавитского царя Меши⁶⁵), то ясно, что народ Израильский двигается по равнине теперешней Bekla, во владениях Аморрейских. Израильтяне очевидно имели в виду проникнуть на север по Wady Hesbàn, откуда они думали спуститься к берегам Иордана. Название Hesbaii очень созвучно с Есевоном (Евр. Хешбон: Числ. XXI, 26), городом Сигона Аморрейского, и потому весьма вероятно, что в эту именно долину намеревались пройти Евреи, когда они отправились из Вамофа к вершине горы Фазги (Числ. XXI, 20). Но здесь встретилось неожиданное затруднение. Вместо ответа на просьбу о пропуске, Сигон, царь Аморрейский, собирает свой народ и выступает против Израильтян. Гордый владыка в данном случае не верно рассчитал. Прошли уже времена, когда какие-нибудь Амалекитяне обращали Евреев в бегство. Иегова был среди своего народа, – и Израиль поразил Сигона мечем (Числ. XXI, 24). Предание удержало некоторое воспоминание об этом царе Аморрейском в названии Shihàn. Это – развалины древнего города к югу от WadyMojib. они расположены на вершине довольно высокого холма и показывают еще следы прежних жилищ и укреплений⁶⁶). – Ко времени путешествия Евреев Сихон после своих славных побед над Моавитским царем (Числ. XXI, 26), жил вероятно на севере Моава в Гесбоне (Hesbon), Здесь он проиграл сражение в битве при Иааце и потерял все свои владения от Арнона до Иавока и горной возвышенности Галаада, где была граница владений Аммонитян, и от Иордана до пустыни (Числ. XXI, 24, Втор. II, 36. Судей XI, 22). Одинаковой участи с Сигоном подвергся и Ог, царь Васанский. Израильтяне поразили его и сынов его и весь народ его, и овладели землею его (Числ. XXI, 35). Таким образом в руках Евреев была теперь огромная полоса земли от Арнона до горы Ермона, весь Галаад и весь Васан до Салхи и Едреи (Втор. III, 8. 10), т, е. область теперешней Беклы (Bekla или Belga) от верховьев Wady Lerka до Wady Mojib. Этими завоеваниями Израиль открыл себе путь чрез долину Hesban,и народ двинулся к горам Аваримским, подошел с востока к вершинам Нево и расположился станом у Иордана от Беф-Иешимофа до Аве-Ситтима на равнинах Моавских (Числ. XXXIII, 47–49). Очевидно, Сигон отнял у прежнего царя Моавитского (Числ. XXI, 26) только прибрежную к Мертвому морю полосу, а вся область на севере около Иордана находилась во власти Валака, сына Сепфорова (Числ. XXII, 2), в состав подданных которого, как видно, входили и Мадианитяне (Числ. XXII, 4. 7). Этот уже ясно видел, что внешняя, военная сила не может удержать Израиля, который все поедал вокруг, как вол поедает траву (Числ. XXII, 4), и решился прибегнуть к пророческому проклятию чрез Валаама, сына Веорова, жившего за Евфратом. Но уста пророка против его воли изрекали одни благословения сонмам Израильским и предвещали неминуемую гибель всем врагам народа Божия. Валак мог только соблазнить Евреев на идолопоклонство и преступную связь с Моавитянками, но это послужило лишь к очищению народа от негодных его членов.

Скоро наказание постигло и Мадианитян. Финеес с 12 тысячами отборного войска по повелению Божию отправляется против Мадиама, убивает пять царей и возвращается с богатою добычей (Числ. XXXI. Сp. XXV, 16–18). Где происходила сражение и вообще где жил Мадиам? – это недостаточно известно. Предание же относит его к обширным развалинам el Midá yen; там была когда-то станция Darb el Hajj между Дамаском и Меккой, в трех днях пути от последнего города⁶⁷),

Приближалось время исполнения клятвы, которою клялся Господь Аврааму, Исааку и Иакову и говорил: семени твоему дам эту землю (Втор. XXXIV, 4). Но вместе с этим кончалась и миссия Моисея: он должен был умереть вне пределов Палестины, за свой грех в Мериве (Числ. XX, 10. 12. 13. Втор. III, 26. Пс. LXXX, 8. СV, 32. 33). Престарелый вождь народа Божия поднялся на гору Нево, на вершину Фазги, бросил оттуда прощальный взгляд на обетованную землю и здесь умер. Эта гора лежит против самого северного конца Мертвого моря; с вершины ее открывается вид на большую часть Палестины. Вдали высятся горы земли обетованной, под ногами извивается светлою лентой Иордан, а влево блестят голубые воды Мертвого моря: – вот картина которую созерцал Моисей пред своею кончиной⁶⁸).

Новый вождь народа Еврейского вступил в управление в самые счастливые времена: ему предстояли в будущем не пустыня, странствование, нужда и ропот Израиля, а победа, слава и земля обетованная, текущая млеком и медом. Иисус Навин с равнин Ситтима (Числ. XXV, 1) ведет Евреев к берегам Иордана. Когда Иегова был со своим народом, стихии не могут держать его: воды Иордана расступаются пред Израильтянами, – и они в первый раз вступают на священную почву давно желанной земли на равнинах Иерихонских. Кончились времена бедствий и унижений для народа Еврейского; наступила пора сбросить позор-

ное ярмо рабства Египетского. Здесь при Галгале сделал Иисус каменные ножи и обрезал сынов Израилевых (Иис. Нав. V, 3), а Господь сказал ему: ныне Я снял с вас посрамление Египетское (Иис. Нав. V, 9). Скоро манна перестала падать (Иис. Нав. V, 11 –12); Евреи сделались теперь самостоятельным народом, имеющим славную будущность.

Так странствовал Израиль сорок лет в пустыне и степи печальной и дикой, но Иегова ограждал его, смотрел за ним, хранил его как зеницу ока своего. Как орел вызывает гнездо свое, носится над птенцами своими, распростирает крылья свои, берет их и носит их на перьях своих: так Господь один водил его (Втор. XXXII, 10–12). Умудренный опытом народ лучше своих отцов мог исполнить великое призвание хранения и распространения Богооткровенной религиозной идеи монотеизма. С одной стороны, – история прошлого показывала ему, как Господь смирял Евреев за их непокорность и религиозно-нравственную неустойчивость, а с другой стороны, – та же история свидетельствовала о великих благодеяниях, которыми Иегова не оставлял даже жестоковыйных предков его. С такою хорошею подготовкой и с крепкою верой во Всесильного не страшны были для Израиля гордые своею силой враги его; ибо настало время основать истинное царство священников (Исх. XIX, 6), когда Евреи должны были быть святыми не по одному только незаконному притязанию, как было при восстании партии Корея (Числ. XVI, 3), но и по самому делу, по своей твердости в преданиях своих славных праотцев, покорности голосу пророков и по своему просветительному влиянию среди окружающих языческих народов.

Указанный нами, согласно Раумеру, путь, между Раамсесом и Чермным морем нельзя назвать еще не оспоримым, ибо не мало компетентных ученых и путешественников проводят его совершенно иначе. Естественно, мы не можем обойти молчанием противоположных нам мнений, не рискуя показаться голословными и не имеющими за себя никаких твердых данных. – В числе новейших гипотез о движении Евреев к Чермному морю особенно выдается своим видимым правдоподобием мнение Георга Еберса, которое еще ранее высказывалось В. Гезением⁶⁹).

Еберс полагает Раамсес почти в центре земли Гесем, около Mashúta, в wady Tamilât⁷⁰). Отправившись отсюда, Израильтяне держались прямо восточного направления и прошли между озерами – Timsah, (на юге) и Ballah (на севере), где находится стоянка Сокхоф⁷¹). Отсюда, следуя избранному пути, Евреи достигли Ефама, находившегося на линии укреплений. Но здесь они встретили сильный Египетский гарнизон, Бог не повел народ по дороге земли Филистимской (Исх. XIII, 17)⁷²), и Евреи повернули на юго-запад, а стража известила об этом Фараона. Дорога пролегала между горькими озерами и горами Gebelu Ahmet Taher⁷³). Тут Израильтяне расположились станом пред Пи-Гахирофом (нынешний Ἀgrud), между морем и Мигдолом, который лежал на севере от Суэцкого залива на той же линии укреплений, – там, где теперь находится персидский монумент⁷⁴). – пред Ваал-Цефоном, т. е. горами Atakah⁷⁵).

Как ни остроумно это мнение, мы не можем признать его истинным по следующим причинам.

Во-первых: Еберс думает, что слова (Исх. XIII, 17) относятся к пути Евреев только от Ефана до Чермного моря, между тем из контекста речи видно, что здесь определяется вообще направление движения народа Израильского, начиная от исходного пункта, от Раамсеса. Указанное место книги Исход читается так: когда фараон отпустил народ, Бог не повел его по дороге земли Филистимской, потому что она близка; ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, увидев войну, и не возвратился в Египет. Так как путь, которым Иегова не довел Израильтян, есть путь северо-восточный, то естественно рождается здесь предположение, что Евреи пошли в направлении противоположном оставленному пути и именно в юго-восточном.

Во-вторых: В дальнейшем 18 стихе XIII гл. книги Исход говорится, что обвел Бог народ дорогою пустынною к Чермному морю. Указание это чрезвычайно важно и ни как не согласно с мнением Еберса. Слово обвел (по слов. обведе) дает представление о пути, идущем около какого-нибудь предмета, препятствующего прямому движению; при чем препятствующий предмет является имеющим силу во все время движения. Это последнее предположение, как нам кажется, с несомненностью вытекает из подлинного библейского текста. В Еврейской Библии слово обвел выражается чрез глагол jasseb, который происходит от Корня sabab и именно от усиленной его основы heseb⁷⁶). А так как в данном случае стоит аорист 2-й или impertectum, означающий действие продолжающееся, но еще не оконченное, то и форма jasseb придает такой смысл словам Исх: XIII, 18: и обводил Бог народ свой чрез Сокхоф и Евам около, например, гор, пока Евреи не остановились пред Пи-Гахиротом. Само собою понятно, что такое толкование решительно опровергает Еберса, который проводит путь по равнине вдали от гор, и подтверждает мнение Раумера.

В-третьих: Путь, указываемый Еберсом, пролегает чрез места более или менее населенные и известные Евреям, в особенности же Моисею, а потому и фараон не мог бы предположить, что Евреи заблудились в земле сей, заперла их пустыня (Исх. XIV, 3). Местность от Раамсеса до линии укреплений никак не может быть названа пустыней, а пространство между Ефамом Еберса и Суэцким заливом – не настолько обширно, что бы тут можно было заблудиться.

В-четвертых: Когда войска фараоновы стали приближаться к Евреям, находившимся при Чермном море, последние проявили крайнее малодушие и сильно поносили Моисея (Исх. ХIV, 10–12). Не должен ли был обнаружиться этот ропот еще гораздо ранее, когда Моисей повел Израильтян с севера к морю или вернее на западный его берег? Ибо очевидно, что в данном случае не могло быть никакого пути на Синайский полуостров, и Евреи, конечно, не рассчитывали ранее на всесильное содействие Иеговы, и самое чудо представляется в Библии неожиданным как для Моисея, так и для народа. При предположении же Раумера для Израильтян все-таки оставалась возможность обогнуть горы Atakahи пройти к Синаю по берегу Суэцкого залива.

В заключение нужно еще заметить, что мнение Еберса отнюдь не основывается на каках-нибудь документальных, так сказать, данных, а исключительно на правдоподобии и известном понимании библейского рассказа, каковое прямо условливает собою значение первого. Но как скоро доказано, что Еберс дает неестественную постановку сказаниям Исхода и библейские места, которые относятся ко всему пути Евреев от Раамсеса до Чермного моря, применяет к отдельным лагерным стоянкам, то и вся его гипотеза падает сама собою.

Издатели немецкой Библии 1882 года указывают лагерные точки приблизительно так же, как и Еберс, хотя и не с такою точностью и определенностью. Совершенно иначе поступает архим. Порфирий. Его путь, если можно так выразиться, заключается в пути, указываемым Раумером. По нему, Раамсес находился около Пелузийского рукава Нила⁷⁷) и был сборным пунктом всех Израильских отрядов, приходивших сюда из разных мест Гесема в строго организованном порядке. Из Раамсеса Евреи направились к юго-востоку и остановились в Сокхофе; этот пункт полагается около вади Тамила⁷⁸), гораздо севернее места, указываемою Раумером. Ееам находился будто бы около Реджум-Ель-Хаил⁷⁹); путь к нему от Сокхофа идет почти прямо в южном направлении. Дальнейшее движение привело Евреев к морю, где они и расположились станом выше гор Атага⁸⁰), которые и соответствуют библейскому Ваал Цефону⁸¹).

Оба последние мнения близко подходят к предположению Еберса и потому должны подвергнуться той же участи, как и это последнее. Только касательно о. Порфирия нужно заметить еще, что едва ли может быть признана правильной его догадка о Раамсесе, как сборном пункте всех Евреев. Это потребовало бы слишком много времени, затрудняло бы без нужды движение по стране и вело бы к нелепому предположению, что некоторые Израильские станы приходили из своих мест жительства в Раамсес и потом опять возвращались к оставленным поселениям. В виду этого, кажется, правдоподобнее будет понимать под Раамсесом, как сборным пунктом всех Евреев, не какой-нибудь отдельный город, а весь Гесем, γῇ Ῥαμίσση, и представлять движение Евреев так, как изображают его Раумер⁸²) и Еберс⁸³).

Опровергнув мнения, противоположные принятому нами определению пути народа Божия до Чермного моря, мы тем самым в некоторой степени уже подтверждаем его или, по крайней мере, сделаем очень правдоподобным.

Определение Рефидима и Синая составляют одну из самых затруднительных задач библейской топографии, но нельзя похвалиться, чтобы путь и до этих мест был определен с достаточною точностью. В книге Числ (XXXIII, 12–17) между пустынею Син и Рефидимом указываются две стоянки: Дофка (по славян. Рафàка) и Алуш. Пальмер, как мы видели, не старается отыскать географических пунктов, соответствующих этим стоянкам⁸⁴), а архимандрит Порфирий делает такого рода предположения. По нему Рафàка находится на обширной пустынной равнине Ел-Kàa (el Ga’ah)на берегу Суэцкого залива⁸⁵), а Алус есть высочайшая гора Зербах⁸⁶). Все соображения в пользу первого предположения основываются исключительно на созвучии данных слов и потому остаются одними только догадками. Несколько значительнее доводы касательно стоянки Апуш (по славян. Алус). Архимандрит Порфирий говорит: „слова, Зерб, Зарб – придаточные, как напр. в названиях Зарбут-ел-Хàдем, Зарб-ут Оммар. Без этого придатка коренное название Зербала будет Ал или с Еврейским окончанием Алус, что по-Арабски и Еврейски значит высота“⁸⁷). Но из того, что некоторые слова – сложные, нисколько не следует, чтобы такого же этимологического состава были и другие названия, начинающиеся одинаковыми слогами. Значение же Зербала – высота – вовсе нельзя признать неоспоримым, и многие авторитеты представляют совершенно другое толкование. Одни из них в составе слова Serbàl (Ser-Ba’ál)думают видеть указание на культ Ваала, а другие находят намеки даже на служение Индийскому Шиве; но, вероятнее всего, название Serbàl значит собственно „рубашка“. Это слово употребляется Арабскими писателями, любящими везде метафоры и аллегории, для высоких холмов, на которых собирается вода во время дождя. Когда она катится в равнины по уступам, то напоминает собою покров или рубашку⁸⁸). Обилие влаги около Serbàl’a служит достаточным ручательством истинности такого понимания, а вместе с тем становится мало вероятною и гипотеза архим, Порфирия, касательно стоянки Алуш.

Но пункт особенно важный в вопросе о положении Синая и в тоже время наиболее спорный есть Рефидим. Высказанное нами (согласно Пальмеру и Еберсу) мнение относит его в Feìràn, но Раумер⁸⁹) и архим. Порфирий находят более сообразным с истиною искать его в Wady Sheikh. “В долине Шейх, – говорит последний, – Амаликитяне напали на задний полк Израильтян, стороживший ущелья Рутайбе и Хау, и были разбиты Иисусом Навином“⁹⁰). Но эта догадка оказывается совершенно неправдоподобною, когда мы встречаемся с таким категорическим заявлением, что „для сражения Израильтян с Амаликитянами Wady Sheikh совершенно неудобна“⁹¹). Что же касается холма, находящегося в не особенно далеком расстоянии от Синая и называемого Макáд Сеидна Муса⁹²), то еще сомнительно, что бы это название непременно означало „седалище досточтимого Моисея“. Еберс приводит свидетельства многих ученых (например Davison’a, Tischendorf’a и др.), которые заменяют этот длинный титул „седалищем Магомета“; сам же Еберс, по-видимому, находит в нем связь с историей Авраама, приносящего в жертву своего сына Исаака⁹³).

Витая в области одних только предположений, архим. Порфирий неизбежно запутывается в противоречиях, когда, например, полагает, что около развалин Фарана в долине Feiràn, при потоке, Моисей создал алтарь Господу после победы над Амаликитянами, одержанной в соседнем Рефидиме⁹⁴); между тем из библейского рассказа видно, что это было сделано на поле сражения и тотчас же по окончании его (Исх. XVII, 15), а никак не в другом месте и не по прошествии известного промежутка времени. Выходит, как будто и сам архим. Порфирий признает Feiràn за одно с Рефидимом. Иногда же он, по-видимому, оказывается склонным отожествлять долину Фейранскую с Фараном, к которому двинулись Израильтяне от горы Синая (Числ. X, 12)⁹⁵). Спрашивается теперь, что же такое Wady Feiran: Алуш, Рефидим или Фаран? У архим. Порфирия мы не находим точного ответа на эти вопросы, которых он еще и сам не решил себе с достаточною ясностью. Что касается относительной дальности Feiràn’a от горы Синая, то мы уже говорили, что это не может быть основательным препятствием к признанию этой долины сценою сражения Израильтян с Амаликитянами, а потому и близость Wady Sheikh к горе законодательства⁹⁶) никак нельзя считать за окончательный довод в пользу тожества ее с Рефидимом.

Выше мы упоминали, что Пальмер отказывается точно начертить путь Израильтян из пустыни Син до стоянки в Рефидиме. Гораздо большею обстоятельностью отличается в этом отношении Еберс. По нему этот путь совпадал с настоящею дорогой путешественников на Синай, т. е., через Wady Mokatteb (или Mukatteb). От Чермного моря Евреи отправились к Дофке, каковую стоянку нужно искать в восточном направлении от Суэцкого залива Wady Maghâra (по Египетскому произношению Tmafk’a), где прежде были медные рудники и откуда добытые сокровища отправлялись в Египет чрез гавань при Râs Abu Selimeh⁹⁷). Моисей при этом имел в виду близость означенного пути к Синаю и, вероятно, ожидал встретить там своих единоверцев, думая присоединять их к остальным массам народа. Может быть, он имел в виду также запастись в Wady Maghâra водою и хлебом, которых, конечно, было немало в огромном поселении⁹⁸).

Но, во-первых, неизвестно положительно, что бы было много Евреев в рудниках⁹⁹), а если и были, то разве какие-нибудь преступники, а, во-вторых, представляется в высшей степени сомнительным, что бы в голове Моисея могли роиться те планы и соображения, которые навязывает ему Еберс. Вообще же, судьба всех предположений ученого египтолога находится в полной зависимости от решения вопроса о том, как велась разработка металлов и других горных богатств в Египетском государстве. Некоторые найденные на месте памятники дают следующее понятие об этом предмете. В качестве рудокопов употреблялись почти исключительно преступники или военнопленные; на месте разработки составлялось временное поселение, а для надзора за порядком становились туда значительные военные силы. Одна из открытых в Wady Mokatteb таблиц касается Har-ur-ra, т. е. главного надзирателя за ходом работ, который прибыл в Wady Maghâraв месяце Phamenoth, в правление не названного по имени фараона, вероятно, из 12 династии. Составитель надписи так характеризует деятельность заведующего рудниками от лица этого последнего: „когда я прибыл в эту страну под покровительством гениев правителя, я с ревностью начал работы. Пришли также и войска и расположились повсюду, так что никто не мог убежать отсюда). Из других же памятников, найденных в окрестностях Sarabet el Khadim и Wady Igne, с очевидностью следует, что означенные рудники ко времени Исхода Евреев из Египта находились в периоде самой энергической разработки. Поэтому „в высшей степени невероятно, что бы Моисей, который был воспитан во всей мудрости Египетской и знал до подробностей политическую систему Египта, – повел израильтян прямо на неприятеля, от которого они только что убежали. И в Св. Писании после рассказа о погибели фараона и его войска вовсе не упоминается о каком-нибудь новом столкновении Евреев с прежними притеснителями: ясное дело, что Израильтяне могли идти по дороге, которая неизбежно привела бы их к большему военному поселению“¹⁰⁰).

Дальнейший путь народа Божия от стоянки Дофка Еберс обозначает так. Алуш находился при конце Wadу Mokatteb, а Рефидим в долине Feirán около скал Chettatin, так что сражение Израильтян с Амаликитянами происходило в западной части Фейрана (не особенно далеко от Serbâl’a), где вовсе нет водных источников¹⁰¹). Такое определение в главном своем пункте (Рефидим) вполне согласно с мнением Пальмера, а в остальном не противоречит ему, но в последующем обозначении оба исследователя совершенно расходятся между собою. Последняя стоянка Евреев пред Синаем была по Еберсу при соединении Wady Sheikh с долиною Feiràn;отсюда-то именно и вывел Моисей народ к горе Божией¹⁰²), т. е. к Serbäl’y. Еберс так горячо отстаивает свою гипотезу о месте законодательства, что создает из этого особый „Синайско-Зербальский вопрос“ и посвящает разрешению его целую обширную главу¹⁰³). Но несмотря на это, мы не можем сказать, чтобы доводы Еберса в пользу своей теории сформировались вполне определенно, и потому разрешение спора представляется крайне затруднительным. Вот некоторые из его аргументов.

В книге Числ (ХХХIII, 14. 15) ближайшею стоянкой Евреев после Рефидима представляется пустыня Синайская, а по рассказу Исхода (XIX, 1–2) она упоминается даже ранее Рефидима¹⁰⁴). Очевидно, все означенные местности находились в недалеком расстоянии одна от другой, так что сражение Израильтян с Амаликитянами происходило уже в самой пустыне Синайской, которая расстилалась до и после Рефидима. В Х VI главе книги Исход мы читаем: и пришло все общество сынов Израилевых в пустыню Син, что между Елимом и между Синаем (ст. 1). Из этого указания Библии вывод может быть только один и именно тот, что гора законодательства прилегала к пустыне Син или к той береговой равнине, на которой произошло чудесное напитание Евреев перепелами и дана была манна. Этому требованию вполне удовлетворяет Serbâl и только одна эта гора, а никак не Gebel Músa¹⁰⁵). Кроме того, и самое слово Синай по Евальду „вполне может означать гору пустыни Син“¹⁰⁶), как это следует и из текста Свящ. Писания¹⁰⁷).

В библейском рассказе Синай представляется горою величественною, одинокою или, по крайней мере, изолированною; вид его во время законодательства производил потрясающее впечатление на собравшихся при подошве Синая Евреев. Gebel Músa не есть отдельная горная вершина, а находится среди группы других гор, тесно связанных с нею. Она не может производить резкого и цельного впечатления на зрителя, – и пальма первенства в споре о величественности внешнего вида означенных гор без всякого сомнения принадлежит Serbál’y¹⁰⁸). Уединенность ее не препятствует, как думают некоторые, отожествлению Serbál’a с древним Синаем, потому что Хорив вовсе не отдельная от Синая гора, а одно с ним, т. е. это два названия одного и того же предмета. Так в 3Цар. VIII, 9 и во 2 Паралип. V, 10 – говорится, что скрижали Завета были положены в ковчег на Хориве, по Псал. СV, 19 золотой телец был слит также при Хориве, а между тем как в Пятикнижии, так и в других книгах Ветхого Завета, например у Неемии, IX, 13, законодательство и все связанные с ним события до отправления Евреев в пустыню Фаран приурочиваются к Синаю. Ясно и неоспоримо, что Синай и Хорив относятся к одной и той же горе, каковою и может быть только Serbâl¹⁰⁹).

Нельзя не сознаться, что доводы Еберса довольно основательны; но они покоятся на произвольном толковании библейского рассказа и потому никак не должны иметь решающего значения в „Синайско-Зербальском вопросе“. Так, первое положение Еберса, будто бы доказывающее, что Рефидим находился на самой пустыне Синайской или что гора законодательства лежала подле стоянки Израильтян, где происходило их сражение с Амаликитянами, – это положение основывается лишь на буквальном понимании 1 стиха XIX гл. книги Исход, где Писатель дает общее изображение пути Евреев от Чермного моря и обозначает пределы, в которых помещаются все, описываемые дальше, события. Со второго же стиха Моисей более подробно указывает станции Израильтян по дороге к Синаю и упоминает еще одну стоянку Рефидим, что согласно и с повествованием книги Числ (гл. ХХХIII), где подробно исчисляются все лагерные пункты Евреев из Египта в землю обетованную. Что такое общее изображение вовсе не исключительный случай, – доказательством этому служит, например, книга Второзакония. Здесь о движении Израильтян от Синая сказано только, что одиннадцать дней пути от Хорива, по дороге от горы Сеир до Кадес-Варни (Вт. I, 2), между тем как в книге Числ (ХХХIII, 15–37) в указанных пределах упоминается 22 стоянки Евреев. Точно также, в X гл. 12 ст. кн. Числ после Синая упоминается прямо пустыня Фаран, из которой были отправлены соглядатаи для обозрения Палестины (Числ. XIII, 3). А так как, по свидетельству Второзакония, это последнее событие имело место в Кадесе (Вт. I, 19 и 22), то, по-видимому, все эти местности должны были находиться друг подле друга, если только не относились к одному географическому пункту. Но сколько неверно это предположение, столько же гипотетично и неосновательно и разбираемое нами мнение Еберса.

Определение Син между стоянкой в Елиме и Синаем (Исх. ХVI, 1) хочет только обозначить, что эта пустыня находилась на дороге к горе законодательства, как цели движения Израильтян после перехода их чрез Чермное море (Исх. XV, 17), но отсюда вовсе не следует прямо и логически, чтобы Синай должен был стоять в непосредственном соприкосновении с Сином. Только человек с предзанятым взглядом, связанный в своих суждениях своею излюбленною гипотезой, может усматривать здесь тесную топографическую связь между горою Божией и последнею стоянкой Евреев пред Рефидимом, (если не считать Дофки и Алуш). Поэтому мнение Евадьда остается одним предположением („вполне может означать“...), как и вся теория Еберса.

Что касается отожествления различными ветхозаветными писателями Синая с Хоривом, то эти указания, кажется, скорее наводят на мысль о близости означенных мест между собою, почему и известные события могут связываться как с тем, так и с другим. В противном случае было бы положительно не понятно такое смешение названий, которое вносило бы ненужную путаницу в библейскую топографию. При том же, сколько известно, везде, где идет речь собственно о законодательстве (например у Неемии IX, 13), – везде указывается гора Синай, и это ясно показывает отдельность ее от Хорива.

Только один аргумент в цепи доказательств Еберса может быть признан вполне неоспоримым. Мы разумеем величественность Serbâl’a. И сами защитники предположения о Gelel Músa, как истинной горе законодательства, сознаются в этом, когда заверяют нас, что, „издали Зербал по своим смелым контурам и особности справедливо считается самою величественною и выдающеюся горою на полуострове“¹¹⁰). Но мы в праве противопоставить этим описаниям свидетельства путешественников, умевших разобраться в своих впечатлениях при виде Синая. Один из них заявляет: „если станут сравнивать общий вид Gebel Músa и Gebel Serbâl, то и самый неверующий должен будет убедиться, как много более первая гора соответствует выставленным в Библии условиям“¹¹¹), а другой представляет такую картину Синая, когда рассматривают его с южной Рахи: „с этой стороны Синай дивно величествен. Отдельно поднятый к небу, как пирамида, и ничем незаслоненный, он казался мне достойным подножием Иеговы. Угловые окраины его и другие линии спускаются с верху к низу, словно окаменелые преломления молний. Как эти преломления, так и разные трещины и смуглый цвет его в некоторых местах живо напоминал мне громы, молнии, курения дыма и сотрясения гор, коими сопровождалось дарование Десятисловия Израильскому народу“¹¹²).

Не маловажны также и топографические трудности, с которыми должен бороться Еберс, строго держась своей: гипотезы. Хотя Wady Feiran довольно широка и просторна, но она может открывать наблюдателю Serbal во всем его величии только отдельному путнику, имеющему возможность близко подойти к горе. Не то было с Израильтянами. Принужденные“ расположиться в виде цепи вдоль по равнине, они едва ли могли бы созерцать Serbal вполне и ясно видеть дым и потрясения скал (Исх. XIX, 17), ибо Feiran проходит не подле самого Serbal’a.К этому присоединяется еще недостаточность места для нескольких миллионов (по крайней мере, свыше двух: Числ II гл.) людей. Во избежание всех этих неудобств одни исследователи полагают, что лагерь Израильтян был в Wady ‘Aleyat, которая идет около горы с восточной ее стороны. Но эта долина так завалена огромными каменными глыбами и так размыта и изрыта горними потоками, что в ней едва можно найти место, достаточное для 2–3 палаток. С запада подле Serbal’a тянется другая долина ‘Ajeleh, которая и соединяется с первою. Думают, что пространство между этими вади и было станом Евреев при Синае. Настоящее предположение есть ничто иное, как „последнее убежище в критических обстоятельствах“, ибо обе равнины разделяются каменными выступами в виде стены, а почва крайне неудобна для продолжительной, длившейся почти целый год, стоянки¹¹³).

Не в пользу Еберсовой теории говорит и то обстоятельство, что около Serbal’a и на нем нет почти никаких памятников, с которыми связывалось бы воспоминание о библейских событиях. Каменные остатки в форме башен на вершине горы обыкновенно считаются за приспособления для сигнальных маяков; на них по ночам зажигался огонь для освещения дороги, что и подтверждается точными исследованиями над сохранившимися памятниками. Подобные башни встречаются во многих местах полуострова и в древности, кажется, рассеяны были по всей дороге из Сирии в Египет.

Затем Арабы не оказывают Зербалу никакого особенного уважения и считают его наравне со всеми другими горами, за исключением Gebel Músaи Gedel Harún (Ор), которые полагаются в чине священных. Только на возвышенности Moneijah, в Wady ‘Aleyat Арабы совершают празднества в честь Моисея, прося благоволения и защиты на свой добрый народ, но на горе Serbàl ничего подобного не бывает¹¹⁴). Положим, Еберс и объясняет это отсутствие арабских местных традиций постоянным пренебрежением к Serbàl’y на счет Gebel Músa¹¹⁵), что условливалось сильным давлением со стороны „монашеских суеверий“, но это все таки не доказывает его тожества с Синаем. К тому же в основе данного замечания Еберса лежит совершенно южная мысль, будто исключительное предпочтение со стороны различных путешественников одного места другому служило и служит источником арабских преданий, – мысль, которою он хочет, ослабить общепринятое мнение о Синае, имеющее за собою между прочим не мало памятников и связанных с ними местных саг. Но Еберс забывает здесь то, что высказываемый им довод – обоюдный и мог бы быть применен к туземным рассказам о Serbàl’e, если бы они существовали.

В заключение нам остается сказать только, что „монашеское предание“ о горе законодательства все-таки правдоподобнее собственной теории Еберса, хотя и не может быть доказано с совершенною научною несомненностью.

При Синае был вполне организован обрядово-хромовый культ Ветхозаветного богослужения и устроена скиния из дерева ситтим. Но замечательно, что при всем обилии растительности в окрестностях Gebel Músa там, кажется, вовсе не встречается акаций – ситтим. Из рассказа же Бытописателя видно, что действительно строительный материал брался не из растущих при Синае дерев, а принимался от тех, у кого было дерево ситтим (Исх. XXXV, 24.-ХХV, 5). В сочинениях путешественников и исследователей, касающихся этого предмета, упоминается только, что это – синайская акация, дает мало тени и имеет длинные колючие терны или шипы¹¹⁶. Вот как описывает это дерево В. Гезений в своем Еврейско-Халдейском словаре: “sittim, sittah – акация, Египетский терн, spina Aegyptiaca древних (Mimosa níotícaLinn.), большое ветвистое дерево в Египте и Аравии, кора которого усажена крепкими шипами и приносит черноватые стручки, откуда и самое его название, означающее собственно стручковый терн. Это единственное на Синайском полуострове дерево, ствол которого можно употреблять на постройки. Оно особенно годится для этого, так как очень твердо и не скоро поддается порче. Сверх этого, оно чрезвычайно легко, почему годится также для перевозки, а для палаток особенно пригодно. Из ствола ситтима добывается аравийская камедь (Gummi). Когда это дерево стареется оно делается черно почти как эбеновое“¹¹⁷).

Путь от Синая до Кадеса и отсюда в землю обетованную составляет предмет самого горячего спора между учеными, и едва ли можно найти двух из них, которые бы, – хотя в существенных пунктах, – вполне сходились между собою. Мы не будем, да и не считаем важным для существа дела, входить в подробное рассмотрение всех частностей, касающихся определения различных лагерных пунктов, а заметим только, что разности в детальном раскрытии большей части теорий существенно условливаются определением местности Кадеса. На эту стоянку, следовательно, и должно быть обращено наше главное внимание в видах установления более точной топографии, рассматриваемой нами части пути Евреев из Египта в Палестину.

Отнесение Кадеса к ’Ain Gadis началось со времени исследования и описания этой местности английским путешественником д-ром Ровландом и нашло в среде ученых как многочисленных защитников (Seetzen, Tuch, Fries, Palmer), так и ярых противников в лице Робинзона, Раумера и других¹¹⁸). Принимая мнения Пальмера и отожествляя ’Ain Gadis с древним Кадесом, мы естественно должны считаться с теми сильными возражениями, которые Раумер направляет против гипотезы Ровланда¹¹⁹). Правда, последний полагал ’Ain Gadis гораздо выше на север от нашего Кадеса у Ain el Gudeirat, но этим сила возражений Раумера нимало не ослабляется, если ’Ain Gadis Пальмера находится на несколько миль южнее.

Раумер открывает свою полемику ссылкой на Божественное повеление (Исх. ХIII, 17), по которому Израильтяне будто бы должны были избегать всяких столкновений с Филистимлянами, а между тем, находясь около ’Ain Gadis, они неизбежно должны были войти в соприкосновение с этим народом. Но в книге Исход мы читаем собственно только то, что когда фараон отпустил народ, Бог не повел его по дороге земли Филистимской, потому что она близка (Исх. ХIII, 17). Следует ли отсюда, что для Израильтян даже и в позднейшее время, когда они при совершенно других изменившихся обстоятельствах двинулись от Синая, был запрещен путь в направлении к Вирсаве¹²⁰), на границах области Филистимской? Ясно обозначенный в XIII, 17 Исхода мотив: чтобы не раскаялся народ, у видев войну, и не возвратился в Египет, совершенно понятен там, на пределах Египта, где северная береговая дорога подле Средиземного моря при первых же шагах, по получении свободы, привело бы Евреев во враждебное столкновение с Филистимлянами; – но этот мотив не мог уже иметь никакого места в то время, когда Израильтяне, привыкшие к войне и победе (Исх. XVII, 8–16) и вступившие на Синае в завет с Богом, вышли на борьбу с Ханаанитскими народами. Но даже полагая, что Филистимляне преимущественно пред всеми врагами были страшны для Евреев (чего из XIII, 17 Исхода вовсе не следует), даже и тогда при движении Израильтян по западной дороге в Хеврон столкновение их с Филистимлянами было, можно сказать, необходимо, если не в северных, тогда совершенно занятых Аморреями, странах, то по крайней мере на юге от Кадеса. Мы не будем в подтверждение этого положения приводить здесь обстоятельных доводов из Св. Писания, например, Иис. Нав. X, 41; Числ XIV, 25 и 1Цар. XXVII, 8, а сошлемся только на карту самого же Раумера, где между нашим Кадесом и областью Филистимскою помещаются у него Амаликитяне.

Гораздо более важно второе возражение, которое варьируется потом и под цифрою 4-ю. Здесь Раумер напоминает, что библейский Кадес лежал на границах Едома, а согласно гипотезе Ровланда он должен быть удален отсюда на 9–10 немец. миль; при этом само собой подразумевается, что западною границей Едома несомненно была горная цепь ’Arabah¹²¹). Но это последнее предположение, по которому будто бы необходимо отнести Кадес гораздо дальше на восток, само составляет следствие высказанного Раумером мнения о положении, Кадеса и в тоже время является условливающим такое или иное топографическое определение стоянки Евреев, откуда они хотели в первый раз проникнуть в Палестину. Но стоит только выйти из этого логического круга, чтобы тотчас же убедиться, что ограничение царства Едомского восточным склоном гор ’Аrаhah не имеет за собою никаких особенно твердых оснований и что даже теперешняя возвышенность ’Azázimeh могла входить, как составная, часть, в пределы Едома. Некоторые раннейшие путешественники (Scetzen) встречали между Арабами, живущими в пустыне. Et Tih, название „Сеир“ и находили его там настолько обычным, что нередко были вводимы в заблуждение и переносили означенное название на всю обширную равнину, лежащую на запад от ’Arabah. А. Dr. Ровланд заверяет, что в настоящее время пограничное плато при Wady Murreh¹²²) известно под именем “Serr“, что очевидно близко напоминает библейский Сеир¹²³). Если же так, то нам остается еще только указать, что многие места Св. Писания (Втор. I, 2 (Ср. ст. 7 и 19). Втор. I, 44. Иис. Нав. XI, 17. XII, 7), в которых говорится о горе Сеир и которые обыкновенно, хотя и не без натяжек, относились к странам на восточной стороне Wady el-’Ärabah,– эти места скорее говорят, что область Сеира простиралась и на юго-запад от Мертвого моря и захватывала собою часть теперешних гор ’Azáziraeh. Во Втор. I, 44, например, Сеир ясно отожествляется с горою Аморреев, которая и на. карте самого Раумера простирается довольно далеко к западу от ’Arabah подле Wadv Murreh, где некоторые путешественники находили название, Сеир. Из всех этих данных с несомненностью следует, что означенное возражение Раумера не имеет под собою твердой почвы. Положим, что Кадес находился на границах Едома, но отсюда нисколько не вытекает, чтобы он должен был лежать около ’Ain Hasb или ’ Ain el Weibeh (Раумер и Робинзон), когда мы знаем, что пределы царства Едомского заходили на запад гораздо дальше гор ’Arabah и могли поэтому соприкасаться с местностью, известною ныне под именем Gadis.

Теперь очередь за третьим и пятым возражениями Раумера. В первом из них высказывается, что ’Ain Gadis слишком далеко (приблизительно на 10 немец. миль) отстоит от „горы Аморрейской“, при подножии которой лежал библейский Кадес. На это мы заметим прежде всего, что продолжение Аморрейского плоскогорья Chalît Rahman¹²⁴) с севера и северозапада вторгается в равнину Кадеса, но так, что на карте самого же Раумера „гора Аморрейская“ указывается не на юго-восточном склоне его около Wadу el Arabah, вблизи ’Ain Hasb, а на западном к Хевронской дороге на севере от Ебоды и значит в недалеком расстоянии от ’Ain Gadis. Очевидно, Раумер побивает здесь самого себя и разрушает свою теорию. Вместо того, чтобы смотреть на север от er-Ruheibeh и измерять широкую полосу земли до гор el-Chalîl или Хеврона¹²⁵), ему стоило только обратить свой взор на восток от er-Ruheibeh, чтобы понять, как слабо и несостоятельно его возражение. Горы Аморрейские на его карте указываются очень близко от er-Ruheibeh, приблизительно в 1 ½ часах пути, и уж во всяком случае не дальше, чем от ’Ain Hasb. Значит, и при том топографическом определении, которое дается Раумером горам Аморрейским, они находились вовсе не так далеко от ’Ain Gadis, чтобы Св. Бытописатель не мог сказать Израильтянам, прибывшим в Кадес-Варни: вы дошли до юры Аморрейской (Вт. I, 19 –20).

Не сильнее предыдущих и последнее возражение, которое извлекается Раумером из следующего замечания Иеронима к Быт. XIV, 7: Significat locum apnd Petram, qui fons judicii nominatur, id est Oadesr. Если Раумер хочет сказать здесь, что Иероним в данном случае имел в виду близость Петры и "Ain Hasb между собою, причем ’Ain Gadis отстоит слишком далеко от развалин древней столицы Едома, чтобы его ложно было подрааумевать под словами apud Petram; – то прежде всего следует вспомнить, что и Кадес самого Раумера находится вовсе не так близко к Петре, чтобы о нем можно было выразиться: locus apud Petram. Если “apud“ может указывать на Ain Hasb, в 16 часах от Петры, то почему же оно не может относиться и к ’Ain Gadis, лежащему в расстоянии 24 часов от этого же места? Первое понимание нисколько не правдоподобнее последнего, когда мы не будем ставить критерием вероятности правил арифметического вычитания... Все это естественно приводит к мысли, что Блажен. Иероним в своих толкованиях говорит не о ’Ain Gadis и не о ’Ain Hasb, а о местности более близкой к развалинам Петры. Предполагают, что он разумеет здесь известное место En Zadekeh (- fons judicii), находящееся приблизительно в 4 часах пути от Петры. Если же так, то и возражение Раумера падает само собою, ибо основание его не прочно.

Рассмотрев доводы Раумера против отожествления ’Ain Gadis с библейским Кадесом, мы не можем еще считать свои топографические определения вполне несомненными. Как сам Раумер, так и Робинзон относят Кадес совершенно в другую область. Последний думает, что местность, откуда Евреи делали первую бесплодную попытку вторгнуться в Палестину, находится в Wady el Ἀrabali и Кадес должен лежать около ’Ain el-Kuderât и именно вблизи проходов Sufah и Tigrehу Ἀin el-Weibeh, где будто бы лежала южная граница земли обетованной¹²⁶).

Пальмер не находит возможным согласиться с этим мнением и преимущественно по стратегическим соображениям. Израильтяне в данной местности были бы со всех сторон окружены врагами, каковы: Аморреи, Едомитяне, Моавитяне и царь Арада, и потому никак не могли считать этот пункт самым удобным для открытия военных действий против Ханаанитских племен. Между тем в стране Ἀin Gadis Евреи имели вокруг себя только пустыню и никакого враждебного народа с тыла. Поэтому крайне невероятно, чтобы великий вождь Израильский для такой важной стоянки, как Кадес, избрал совсем неудобное место в окрестностях ’Ain el-Weibeh¹²⁷). И нельзя указывать здесь на то, что голос и расчеты Моисея ничего не значили в виду непосредственного водительства Иеговы в столпе огненном и облачном (Числ. X, 12. 33), ибо Бог никогда не ведет людей к известной цели окольными и трудными путями, когда есть прямая и удобная дорога. А мы знаем, что Иегова не повел народ Еврейский чрез землю Филистимскую (Исх. ХIII, 17) именно вследствие затруднительности этого пути; следовательно и облако в пустыне Фаран (Числ. X, 12) не могло остановиться при ’Ain el-Weibeh.

Раумер так же, как и Робинзон, полагает Кадес в Wady el-‘Arabah, но относит его значительно далее на север ближе к Мертвому морю. „Он находится при ‘Ain Hasb в 2¹/₂ милях от прохода Sufah. По сказанию Арабов, там есть естественный, наполненный сладкою пресною водою пруд, который окружен зеленью и остатками развалин. Не должны ли быть эти развалины при ‘Ain Hasb остатками Кадеса? Ключевая же вода пруда указывает на источник“¹²⁸).

Но если бы Израильтяне от Кадеса до горы Ор находились в ‘Arabah и на каждом пункте своего пути имели с боку теперешний горный хребет (как границу Едома), который тянется по прямой линии с севера от Мертвого до Акабайского залива и включает в себе и гору Ор, – если бы было так, тогда трудно было бы понять, почему Повествователь в кн. (Числ. XX, 2 В) и даже в кратком перечне стоянок (Числ. XXXIII, 37) умышленно характеризует гору Ор, как предел царства Едомского. Встречается также большое затруднение и со стороны положения Wady еl-‘Arabah, где Израильтяне (и по Раумеру и по Робинзону) путешествовали к Кадесу и отсюда обратно к Акабайскому заливу. Wady ‘Arabah тянется сравнительно узкою полосой между возвышенностями Едомитских гор и плоскогорьем обширной пустыни. Северная половина этой долины заключена как бы в отвесные скалистые стены и на северо-западе приводит к диким стремнинам и почти неприступным проходам в область Аморрейскую. Едва ли возможно поэтому, что бы Моисей решился напасть на Ханаанитян именно с этой стороны. Трудно представить также и то, как огромные массы Израильтян могли поместиться в таком узком и тесном пространстве между возвышенностями пустыни et Tih и утесами Едомитских гор и прожить здесь в продолжение целых 37 лет, переходя взад и вперед между Мертвым морем и Акабайским заливом. Если при этом принята во внимание, что по точным исследованиям путешественников, не полагавшихся на одни рассказы Арабских проводников, в ‘Arabah нет ни малейших следов, ни развалин Кадеса, ни других соприкосновенных с ним местностей за исключением горы Ор (Gebel Hàrùn),то нельзя будет удержаться от приговора, что всякая попытка поместить стоянку Израильтян Кадес в область ‘Arabah должна оказаться совершенно безуспешною. В виду этого смеем думать, что мелочный спор между Раумером и Робинзоном о том, находится ли Кадес при ‘AinHasb или при ‘Ain el-Weibeh, не может привести ни к каким положительно-ценным результатам и есть спор в некотором смысле праздный, потому что вся Wady ‘Arabah нисколько не удовлетворяет тем топографическим данным, которые выставляются в Св. Писании касательно пустыни Син или Фаран и Еадес Варни. Напротив, все вынуждает нас искать эту стоянку Евреев на западе от гор Едомских и именно в окрестностях источника ‘Ain Gadís.