Русский богомолец на пути к Живоносному гробу Господню
Широко раскинулась наша родная русская земля: пять морей пенят вокруг нее свои волны. Широки и неоглядны дали ее безграничного горизонта... Но еще шире, еще безграничнее душа того народа, который населил собою эти без края широкие степи. И ни в чем не бывает так велик этот народ, как в своем религиозном подвиге, как в своем религиозном одушевлении.
Ни перед чем таким пламенем не загорается его душа, ни перед чем так беспредельно не раздвигается, не раскрывается его бездонное сердце, как перед священными заветами веры и дорогими преданиями родной ему истории.
Тут русский православный человек, привыкший подходить ко всем вопросам и явлениям жизни не с выкладками холодного ума, а с горячим пламенем и силой своего широкого, безудержного порыва, готов бывает на всякие жертвы. Вместив живой образ Того, Кто сказал всему миру: «Аз есмь путь, истина и жизнь», православно русский человек привык во Христе полагать основу всякого творчества. Без Христа для него нет пути-дороги ни в одну область труда. Диво ли, после этого, что русский человек всем своим сердцем рвется собственными очами увидеть, собственными руками осязать и собственными ногами исходить ту прекрасную, ту священную страну, где небо преклонилось к земле, где единственный раз в человеческой истории воплотилась Божественная Любовь, где, как простой путник, Христос Спаситель исходил из конца в конец всю эту маленькую, береговую узкую полосу Палестины, и где поэтому воздух свят, где тьмы святых видений, где каждый камень освящен стопою Бога. И какие бы препятствия жизнь ни выдвинула перед ним на пути к этой священной цели, ничто не может остановить великого в своем подвиге православного, верующего русского человека. Он всем жертвует, он все препятствия старается сдвинуть, как пыль смести с своего пути, так как священная страна влечет его, влечет неудержимо. И достигнув цели, он повергается в священном восторге пред вековыми святынями христианства и черпает для себя здесь великое одушевление на весь свой трудный подвиг дальнейшей убогой, часто обездоленной, жизни.
Точно погребальным саваном покрыта родная русская деревня, особенно в северных окраинах России, во время снежной и морозной зимы. Куда не взглянешь, везде один только этот блестящий, этот мертвый, этот снежный покров, сравнявший и застлавший все дороги. Бедные убогие села и деревни, кажется, покоятся мертвым сном под этим красивым, серебряным, но холодным саваном зимы. Красиво смотреть на деревеньку, которая вся, точно в серебро, разоделась в этот блестящий снег, в это богатое убранство инея. И, кажется, что все здесь притихло, что все здесь умерло, что здесь нет места смелой мечте, что здесь нет места широким, безграничным порывам русского сердца. Но, видно, никакой мороз не может остудить горячих порывов этого сердца, и если мы ближе подойдем к этой серой невзрачной картине, если внимательно вглядимся в ее жизнь, то и здесь мы подслушаем биение зарождающейся мечты, нежной, как греза, чистой, как девственный снег, святой и безграничной, как этот небесный купол, опрокинувшийся над родными русскими равнинами. Тихо в деревне. Все заснуло кругом. Нема деревенская тихая улица. Ни звука не слышно нигде. Разве только изредка ночную тишину спугнет лай сторожевой собаки. Везде погасли огни. Лишь в одной хатке светится, мерцает ночник. Там мечется в жару, не спит больное дитя. Глаз не смыкает и мать. Любящая мать прижимает больного ребенка к своей материнской груди, напевает ему тихую песню или нежно творит молитву, стараясь как бы унять и отогнать боль от любимого детища. И часто вот здесь, в этой темной и тесной избушке зарождается святая мечта о священном Иерусалиме. И, кажется, раздвигаются тесные стены закоптелой русской избушки, священным огнем вдохновения загораются глаза простой русской верующей женщины, трепещет ее сердце сладким восторгом надежды, и она, может быть, тут дает обет: выздоровеет дитя, поставит Господь его на ноги, и она пойдет и поклонится тем местам, которые освящены божественными стопами Христа Спасителя, милосердного ко всем скорбящим, утешителя всех плачущих и целителя всех недугующих. Копейка по копейке, с великим трудом откладываются сбережения, большей частью добытые потом и кровью. Трудна деревенская жизнь. Скудны деревенские добытки. Каждая копейка на учете. Иногда не на что бывает купить и соли. Но вот, наконец, долгим трудом, усердными сбережениями скоплен капитал. Можно теперь смелее приступить к осуществлению святой мечты. Так иногда собирается целая партия православных богомольцев. И идут они русскими широкими дорогами, бредут извилистыми тропинками к святым местам, дабы там поклониться мощам угодников Божиих, дабы там своим сердцем зачерпнуть новую волну молитвенных восторгов и ими, точно живой водой, сбрызнуть свою грешную душу, освежить свою грешную человеческую совесть. Если о возрождающем влиянии храма поэт говорит:
«Сюда народ, тобой любимый,
Своей тоски неодолимой
Святое бремя приносил
И облегченным уходил»,
то это же с еще большим основанием можно сказать о влиянии на русских богомольцев Св. Земли. Много указывают типов русских православных богомольцев, но, кажется, они все сливаются в один тип величаво-восторженного человека, которого можно назвать великим noдвижником веры, человеком великого упования. Да, русский православный богомолец, русский странник – это человек, которым двигает великое животворящее начало веры, перед которым ясна темная даль, который знает, куда и зачем он идет, который сердцем своим понимает величие паломнического подвига и который, точно на крыльях, несется к этим священным местам, чувствуя, что он вступает здесь в сродную его сердцу стихию, которая так одушевляет его, которая так много крепости и духовной бодрости вливает во все его существо.
«В армяке, с открытым воротом,
С обнаженной головой,
Медленно проходит городом,
Дядя Влас – старик седой».
Этот дядя Влас, который отшатнулся от темной бездны греха и подошел к краю светлой новой жизни, к заре невечеряющего дня, сияющего светлыми лучами веры Христовой, который пережил так много бурь в своей душе, – этот Влас является типичным представителем нашего русского странничества, нашего русского паломничества. Иногда без всяких знаний о том, как пройти, как удобнее устроиться в дороге, с одним только пламенем веры в душе, с одной только неодолимой тоской по праведной жизни, с одной жаждой подвига – идет русский православный богомолец в далекие страны. Заглянет он на суровый север, на его далекие окраины, поклонится там чудотворцам Соловецким, побеседует с Соловецкими подвижниками, которые умеют не только жарко молиться, но и работать в этом мертвом царстве вечных льдов и снегов, где солнце – редкий гость, где так скудно рассыпала свои дары природа, где холодные волны Ледовитого океана, по-видимому, могут навести уныние и убить всякую бодрость.
Помолится здесь русский православный верующий человек, вздохнет полной грудью; зачерпнет своим сердцем много, много молитвенного одушевления на свою серую будничную жизнь и с далекого неприветливого, хмурого севера поплетется то извилистыми тропинками, то широкими торными дорогами к Белокаменной Москве, которую так справедливо называют сердцем России. Сюда, где когда-то в дремучем лесу загорелся великий светильник веры, преподобный Радонежский Чудотворец Сергий, освещавший лучиной свой убогий храм, сюда направляет свой путь наш русский православный паломник. Великий первосвятитель Московский м. Филарет в одной из своих проповедей, вспоминая подвиги преподобного основателя Сергиевской Лавры, говорит: «Я бы хотел переступить деревянный порог этой убогой, тесной церкви, где не свечки пылают, а дымит лучина, где весь пол истерт от коленопреклонения, где воздух напоен жаром молитвы, я бы хотел окунуться в святую атмосферу убогой Сергиевой церкви».
С таким же чувством идет сюда в обитель преподобного и простец – русский паломник, склоняет свои колена у его гробницы, бьется о чугунные плиты помоста и своими горячими слезами как бы хочет прожечь, растопить холодный металл. О, если бы могли мы подслушать те вздохи глубокие, те молитвы пламенные, которые возносились здесь и слагались у подножия этой священной гробницы, родной для каждого русского сердца! О, сколько сокровищ этого сердца открылось бы перед нами, какое богатство русской души увидели бы мы здесь!
Из Сергиевской обители православный русский паломник идет в древний стольный Киев, в эту священную купель родной русской земли. Широко раскинулись южные степи. Идет, днем и ночью ковыляет по ним с своим посошком русский богомолец и ждет не дождется, когда перед ним откроется «Руси чистая купель». Вот и широкий Днепр, который льет вольно и плавно свои широкие воды. Вот, наконец, и красавец город со своими святынями открылся перед восхищенным взором богомольца. Трепещет сердце русского человека, в первый раз увидевшего эту вековую, дорогую, заветную святыню. В Киевских пещерах у угодников Печерских сколько назидания, сколько благодатных волнений почерпнет своей душой православный русский богомолец!
Но нет, живая русская душа его не остановится здесь: хочется ей еще новых молитвенных утешений. Пусть велик Киев своими святынями, пусть много чудотворцев киевских сложили здесь свои нетленные мощи, но богомольца влечет священный Иерусалим: Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвенна буди десница моя.
В далекий Иерусалим направляет свой путь русский богомолец. Ему не миновать, конечно, Одессы. Здесь, в Одессе, морской порт. Здесь богомолец должен запастись паспортом, получить нужные указания, должен сесть на корабль. Много здесь приходится хлопотать с русскими богомольцами инокам Афонских подворий, в которых размещаются по кельям все отправляющиеся в Св. Землю, но немало забот и хлопот выпадает также на долю местного представителя и уполномоченного Императорского Православного Палестинского Общества: он дает справки, советы и наставления несведущим богомольцам, помогает им выправлять заграничные паспорты и проездные пароходные билеты, а перед отбытием в дальний путь безмездно раздает всем богомольцам Св. Евангелие – эту книгу жизни и верный спутник по Св. Земле для каждого верующего.
Наконец, все приготовления к дальнему морскому пути окончены... Богомольцы уже переходят на пароход.
О, сколько здесь, на пароходе, русским богомольцам приходится испытывать всякого рода неприятностей и бедствий! На открытой палубе, ничем не защищенные, даже когда осенью сечет частый дождь, притаятся, разместившись партиями, богомольцы; и холодно, и мокро-то здесь, но все вытерпит выносливый русский человек. Вот ночь. Все стихло на пароходе... Слышно только, как холодные волны ударяют о борт корабля. Темно кругом... И только там, в уютном уголке, собралась группа богомольцев, затеплили они свои восковые свечи, и несется одушевленный напев: «Радуйся, Заступнице усердная рода христианского». Читается одушевленным, проникновенным голосом акафист Пречистой Богородице. И льется в честь Ея хвалебная святая песнь, и утихает скорбь, и уходит своими созерцаниями в другой мир русский богомолец, и не чувствует он ни осеннего дождя, ни сквозного ветра, не чувствует холода тот, у кого жаром молитвы разгорается сердце. Десять дней богомольцы проводят на пароходе, и эти десять дней для них – время усиленных молитвенных подвигов. Русский богомолец едет не для того, чтобы любоваться красивым морем, не для того, чтобы смотреть на те или другие диковинки, встречающиеся в каждом морском путешествии. Русский православный богомолец жаждет скорее той пристани, с которой он может дойти собственными ногами до св. города Иерусалима. Он весь живет этой надеждой. Вот, по-видимому, уже усталые, утомленные молитвенным подвигом задремали и спят почти все богомольцы. Но нет, поглядите, и вы увидите, как где-нибудь в трюме стоит на коленях старичок, затепливший свою свечку перед дорогой, взятой из родной хаты, иконой; он молится, вглядывается в лик Христа Спасителя, и думает: «Господи, какого великого дара, какой великой милости удостоился я, грешный! Мои грешные ноги станут на ту землю, которую Ты освятил Своими Божественными стопами. Как мне недостойному, как мне прокаженному стать на Святую Землю?»...
Сколько новых освежающих молитвенных биений вносит в сердце богомольца каждый новый шаг на пути в Святую Землю!
Здесь на предлагаемой картине изображен тот путь, который приходится проехать каждому русскому паломнику в далекий священный Иерусалим. Вот Черное море, вот Константинополь, который у русского православного человека, воспитавшегося на книгах в кожаных переплетах с медными застежками, больше известен под именем Царьграда. Красив этот город! И многие путешественники, подъезжая к этому городу, прежде всего, очаровываются его красотой. Эти кружевные домики, живописные минареты, эта Св. София и вообще весь Константинополь во всей своей царственной величавости издали производят чарующее впечатление. Но русский православный богомолец, прежде всего, ищет здесь не красот местоположения, а того, что согрело бы его душу, что пробудило бы в этой душе воспоминание о Том, Кто ему всего дороже, Кто дает жизнь и дыхание всему. В Константинополе или Царьграде русский богомолец ищет тоже святынь. И когда ему скажут: вот Св. София, посети ее, – он, может быть, даже по своей простоте не заметит, что эта некогда Св. София превратилась в мусульманскую мечеть. Один из вдумчивых путешественников рассказывает о том впечатлении, которое переживал он, когда в первый раз вошел под эти величественные своды Софийского храма. Сначала София не поражает как будто своей грандиозностью. Но вот, остановишься в темном углу, и перед тобою раздвигаются стены Софии. София все больше и больше, София все шире и шире. «И чувствуешь ты, как с этих священных исторических стен, как будто живые, встают великие подвижники веры. Как будто ты слышишь шелест их мантий. Вот с палящим словом Златоуст, вот Феодор Начертанный, у которого на челе каленым железом начертано его «верую». И эти великие подвижники, сгоревшие на огне веры, зовут тебя к подвигу. Они говорят: отряси прах от ног своих и иди с нами в лучезарную, священную даль, где Христос Спаситель ждет каждую грядущую к нему душу».
Из Константинополя или Царьграда русский православный богомолец держит дальше свой путь. Но у него на душе одна надежда. У него на сердце одна мечта – это Иерусалим. Как-то всему, что встречается у него на дороге, он отдает сравнительно мало внимания. Он весь охвачен стремлением скорее быть в Иерусалиме, целовать там святой прах священной земли. Когда укажут ему на берег, то тут он уже почувствует, что если он не в самой священной земле, то уже у преддверия ее. Когда он увидит Ливанские горы, когда он вспомнит священную историю, связанную с этими горами, то невольно сладостный трепет от этих воспоминаний охватит и наполнит все его сердце. Да, пред ним те Ливанские горы, когда-то покрытые тенистым густым лесом, откуда поставлялся материал для постройки величественного храма мудрого царя Соломона. Если поедет богомолец ночью, укажут ему на два светящихся глаза, на два светящихся маяка и скажут: «Вот здесь Сарепта, здесь Тир, здесь Сидон». И вспомнит богомолец великого пророка Божия Илию, в Сарепте пребывавшего и спасавшегося от нечестивого царя; и вспомнит, как Христос приходил в пределы тирские и сидонские. Вспомнит Кармильскую гору, где гремела огненная, вдохновенная речь ветхозаветного пророка, которая будила заснувшую совесть и напоминала всем о Боге. «Будет хромать на оба колена, – гремел пророк, обращаясь к израильскому народу, – встаньте твердо, наметьте ясную цель и идите одним путем, не сбиваясь направо и налево».
И невольно при этих воспоминаниях в душе богомольца вспыхнет горячая пламенная молитва за родную русскую землю, молитва о том, чтобы Господь укрепил ее на путях правды святого Своего закона, чтобы не хромал на оба колена русский православный народ, чтобы один священный алтарь собирал вокруг себя богомольцев, чтобы святая православная церковь под своим широким куполом объединяла всех верующих единомысленно. «
На слабом языке повествователя нет достаточно красок и слов, чтобы передать те великие чувства, которые волнуют сердца богомольцев, когда они приближаются к Св. Земле. В этом общем восторге, который охватывает, обыкновенно, весь пароход, говорит не просто чувство достигнутой цели или побежденных препятствий, – здесь перед нами то настроение, которое так величественно, сильно и кратко выражается на церковном языке словами: »Со страхом Божиим и верою». – Да, со страхом Божиим и верою, как к Св. Чаше, заключающей в себе великий залог вечности, приближается русский богомолец и к Св. Земле. Так, некогда еврейский народ стоял перед горой Синаем, когда с дымящейся вершины Господь излагал Свою волю и вступал в завет с ним. С таким же настроением и богомолец стоит перед священной землей, где из недр Божественной любви рождался Новый Завет, как бы заключенный на крови Божественного Жизнодавца. И для верующего человека, для которого нет отвлеченностей, для которого все живо и понятно, для такого человека Св. Земля, которую он видит, является источником не иных каких-либо волнений и впечатлений, как только волнений священных. Вглядитесь в это типичное лицо старика и его очи, полные слез и горящей веры; всмотритесь в эту старушку, которая скрестила у себя на груди руки и, как к Причастию, готовится к вступлению в священную землю. Забыта серая будничная жизнь с ее хлопотами и заботами, забыт грех, забыты страсти, которые выжигают в душе все святое и великое; и здесь уже не огонь страсти пылает в очах, а огонь святого молитвенного вдохновения, тот огонь, который очищает золото души для царства небесного.
С этого парохода, прежде чем вступить на твердый берег священной земли, всем богомольцам придется переплывать бурную пучину, в какую превращается море у берега. Дело в том, что на дне у самого берега залегла целая гряда подводных камней, через которую сердито перекидываются белоголовые косматые волны. Говорят очевидцы, что невольный страх охватывает всякого новичка, когда по этому пенному буруну приходится ему ехать на простой лодке, которой приходится вверять свою жизнь и свою судьбу. Иногда невольный крик ужаса вырывается из груди новичка, когда он видит, как по каменной гряде ходят седые валы, и как проворный лодочник ждет удобного момента и на пенную гриву косматой волны ловко ставит лодку, которую волна подхватывает и перебрасывает к самому берегу. «Не успеешь, – говорит один путешественник, – произнести «Господи помилуй», как уже эта каменная гряда осталась позади».
Вот перед вами Яффа. Яффа, если верить преданию, основана Иафетом. Яффа или Иоппия – это то место, где принимались строительные материалы, сплавлявшиеся сюда с Ливанских гор для храма Соломона. Здесь сел на корабль, убегая в Фарсис, пророк Иона. Здесь апостол Петр получил в видении откровение о языческом мире, еще не просвещенном тогда светом веры Христовой.
Здесь и сейчас показывают дом Симона Кожевника, где сподобился этого видения апостол Петр. Дом Симона Кожевника находится на южной стороне Яффы. Это теперь простая магометанская молельня. Под сенью фигового дерева каменная лестница ведет на плоскую крышу, где молился апостол. Может быть, дом Симона занимал место на несколько саженей правее или левее, но несомненно одно, что, когда вы войдете на эту плоскую крышу, перед вами откроется тот же горизонт и те же картины, которые расстилались и пред взором апостола. Также тянулись на запад Иудейские горы, скрывающие за собою Иерусалим. Вы увидите на юге то же песчаное безграничное побережье, те же самые волны, которые, набегая одна на другую, пенятся и прибивают камни к песчаному берегу. Вы увидите Яффу, опоясанную садами, приведшими в восторг одного египетского путешественника, как гласит летопись, которой насчитывается 3.600 лет. Там показывают и дом Тавифы, которую воскресил апостол, и которая у себя устроила как бы мастерскую, где заготовлялась одежда для всех сирот, нагих и обездоленных. Это место приобретено блаженной памяти архимандритом Антонином, вообще много сделавшим для русских православных богомольцев, устроившим для них здесь гостеприимный приют. Здесь показывают пещеру, где погребена была Тавифа. Над этою пещерою уже высится православный храм.
Но богомолец спешит туда, где конечная цель его путешествия – к священному Иерусалиму. Он идет на вокзал железной дороги, устроенной, кстати сказать, без всяких удобств. Вагоны тесные, грязные и немилосердно стучат. Но для неприхотливого богомольца и это кажется большим удобством, особенно после того морского путешествия, которое ему пришлось испытать. Железная дорога вьется по довольно живописной местности: направо зеленеют роскошные яффские сады, в которых утопает православная церковь, воздвигнутая на гробнице Тавифы. Налево разбегается бархатная зелень хлебов, так что для богомольца получается обманчивая картина, как будто он перелетел в родную русскую землю: такие же точно поля, как в средней полосе России, такие же нивы, которые можно встретить у нас около Петрова дня. Дальше роскошная Саронская долина, когда-то цветущая и отличавшаяся плодородием. После нескольких остановок, пред восхищенным взором богомольца открывается Иерусалим, где каждый шаг земли освящен стопами Божественного Путника – Христа Спасителя нашего. И русский православный богомолец, вступая в св. град Иерусалим, верит, что достиг этой священной земли как бы под покровом ангельских крыльев, осенявших его во время путешествия, и в чувстве благодарности ко Господу, управившему пути его, он невольно повергается на землю, восхищенный видом величественного царственного города.
При вступлении в самый Иерусалим, русский богомолец должен добрым словом помянуть всех, кто создал ему удобный приют в этой далекой чужбине. Этот приют, отстоящий в двух верстах от вокзала, – русское подворье. Здесь все ласкает глаз русского богомольца; здесь русский быт, русская обстановка, русский православный пятиглавый храм. Все это устроено по мысли Великого Князя Константина Николаевича, который прибыл в 1859 году в Иерусалим и приказал приобрести за стенами города участок земли, довольно обширный, для того, чтобы на этом участке, когда будут средства, воздвигнуть русские постройки. Затем, в 1881 году посетил Св. Землю блаженной памяти Великий Князь Сергий Александрович, которому пришло в мысль основать Палестинское Общество, взявшее на себя заботы Евангельской Марфы – устроить здесь и создать все удобства для прибывающих из далекой России православных богомольцев, чтобы, не развлекаемые ничем, они могли свободно отдаться всей душой наплыву святых впечатлений и погрузиться своим сердцем в эту как бы новую купель Силоамскую великих священно-исторических воспоминаний. Здесь Николаевское русское подворье, затем далее подворье Сергеевское, всегда гостеприимно открывающие свои двери перед всяким русским богомольцем, где он встречает истинно русское радушие и родную, привычную ему, обстановку. Уже давно поджидают приезда богомольцев в русском подворье. Все готово к молебну. Уже очередной иеромонах стоит в священном облачении, и русские богомольцы молитвою начинают свою жизнь на священной земле, благодаря Бога за благополучное прибытие в Иерусалим. Молятся о том, чтобы Господь сподобил их не бесплодно прожить на священной земле, чтобы обогатил их сердце благодатным настроением, чтобы напитал их душу тем вечно живым началом веры, которое всегда возрождает душу человека, расширяет его сердце и делает его способным на всякие великие подвиги. Затем идут в трапезную. Здесь предлагается русские хлеб-соль, русская простая не взыскательная трапеза. С умилением замечает богомолец, что здесь, в далекой Палестине, он вкушает тот же черный ржаной хлеб, к которому привык в своей деревне, и тот же милый его сердцу русский квас, который бывает так дорог привыкшему к нему русскому человеку. Разместившись по кельям подворья, русские богомольцы, наконец, получают возможность дать отдых утруженному телу.
Яффскими воротами на другой день вступают богомольцы в пределы священного города.
Вот башня Давида, где живет турецкая стража. Здесь, на подоконнике, указывают особую выемку: здесь царь Давид писал вдохновенную Псалтирь. Из окна открывается чудный вид на Иерусалим и его окрестности. Для русского человека, на Библии воспитавшегося и впитавшего в себя настроение Псалтири, дорого это место. И не на одну минуту задержится тут русский богомолец, вспоминая вдохновенные псалмы, которые так способны умилять и волновать его верующее сердце. Идут улицами: как живой поток, движется пред ним пестрая разнообразная толпа. Всматривается в нее русский богомолец. Но его взор все-таки с особым усилием ищет того, что дает ему молитвенный восторг и сердечное умиление.
Он идет к Живоносному Гробу Господню. Он идет к тому месту, где лежало тело Иисусово. При входе в храм Живоносного Гроба, с грустью поглядят богомольцы на турецкую стражу, которая в самых неприхотливых позах расположилась здесь у входа. Грустно, тяжело христианскому сердцу при воспоминании, что священный город в руках неверных, и до сих пор не есть достояние христианского мира. Вот и камень миропомазания, то место, где миром помазали Тело Христа Спасителя. Каждый богомолец, обыкновенно, заранее запасается куском полотна по размеру этого камня, кладет его на камень, а потом, омыв полотно в священных водах Иордана, дает, по возвращении домой, завет своим ближним – «в случае смерти из этого куска сшить ему саван». И надо думать, что этот саван будет ризой милосердия перед судом милосердного нелицеприятного Судии Господа Бога. И скажет Господь: ты много грешил и много падал, но, как звезда незакатная, в твоей жизни горела вера; эта вера вела, поднимала, точно на крыльях, тебя на высоту христианского смирения. Недосягаема эта высота. Не раз, поднимаясь на эту высоту, ты падал. Не раз бездна греха перед тобою открывалась. Не раз ты, как израненный, прокаженный, лежал на дороге. Но и тут ты не отвергся Меня. Как младенец, как дитя, после падения, протягивает руки к матери и молит ее о помощи, так и ты простирал ко Мне свои руки, тянулся ко Мне, звал Мою благодатную помощь. «Приди же, приди, благословенный, в царство Отца Моего».
С трепетом, который не поддается никакому описанию, верующий православный богомолец вступает в священный храм Живоносного Гроба Господня. Особенно сильное впечатление на душе каждого богомольца оставляет ночное богослужение здесь. В храме Живоносного Гроба Господня уже сделан новый купол на средства русского Царя Николая Павловича и французского императора Наполеона III. Здесь внутри храма из желтого камня сделано нечто вроде часовни, которая зовется «кувуклий». Здесь и находится Живоносный Гроб, к которому из далеких окраин родной русской земли текут живые потоки верующих, молитвенно настроенных русских людей. У входа в этот кувуклий встречает православных богомольцев греческий монах. Богомолец с душевным трепетом вступает в придел Ангела, где ему указывают осколок камня, отваленного Ангелом от двери Гроба. С затаенным дыханием приближаются богомольцы к этой святыне и чрез тесные и узкие враты подходят к тому месту, где лежало тело Иисусово. Ценой великого подвига, о котором только и может пересказать своим безыскусственным языком сам русский богомолец, купил он себе великое молитвенное наслаждение, великое религиозное утешение целовать святое место, где возлежало Тело Иисуса. Не пожалел своего тела верующий богомолец, чтобы с далекого севера прийти сюда и приложиться даже не к самому Телу, a лишь к тому месту, где возлежало это Пречистое Тело Иисусово. Жертвуя покоем своего тела, жертвуя чувственностью, жертвуя временным, он получает вечное, получает небесное, получает то, что никогда не умирает, но вечно живет... И уходя от Живоносного Гроба Господня, русский православный богомолец часто уносит действительно живоносную силу благодатного настроения. И эта животворящая сила растекается потом в его рассказах живящим потоком по необъятному лицу русской земли. И живит эта сила окаменевшее сердце, и будит великие силы русского духа. И не рассказать о том незаметном, незримом влиянии, которое русский православный верующий богомолец разносит по всем углам русской земли.
Искупавшись в священных водах Иордана, утомивши свое тело продолжительными хождениями, русский православный человек считает себя как бы в новом великом звании. Он считает себя приобщившимся к новому великому началу, и потому находит для себя постыдным обращаться к прежней, полной страстных увлечений, греховной жизни. .
– Что ты? – говорит на базаре русская богомолка, когда упрекают ее во лжи, – я только что из Иерусалима, а это, словно, от причастья.
Посмотрите, с каким чувством, с каким настроением русский богомолец возвращается из Иерусалима. Св. Земля для него – это действительно купель Силоамская, укрепляющая и возрождающая его слабую, хромающую волю. И в наше время, когда расслабление духовное охватило многие классы общества, этот Живоносный Гроб Господень особенно должен быть близким сердцу всех истинно верующих людей. Он действительно источник святых вдохновений. И русский паломник, уходя от Живоносного Гроба, несет в своем сердце это великое начало живящей силы. И как иногда одной свечкой зажигают потухшие лампады, так один странник, переходя из деревни в деревню, от одного села в другое, своими вдохновенными, безыскусственными, живыми, изобразительными рассказами будит в сердцах слушателей нежное чувство не только веры, но и религиозной поэзии. Умилительно бывает видеть, как на широкой лужайке, окруженный простыми деревенскими ребятишками, богомолец плавно ведет свой рассказ о святынях, виденных им в Палестине. Дети – одно внимание. Скажите, не закладывается ли здесь начало великой духовной крепости в сердцах подрастающего поколения нашей молодой России? Пусть же Голгофа и Живоносный Гроб навсегда останутся для христианского мира самой живой и потрясающей картиной, самой победной силой, способной в каждое сердце вдохнуть начала неистощимого, высокого и святого вдохновения и нравственного совершенства.