№ 35. Августа 31-го

Сегодня у нас вдвойне праздник. Празднуем мы перенесение мощей святого благоверного князя Александра Невского, из г. Владимира в царствующий град святого Петра; празднуем и тезоименитство Благочестивейшего Государя Императора и сына Его, Благоверного Государя Наследника престола, Цесаревича Александра Александровича, и рождение сестры Государевой, Благоверной Государыни Ольги Николаевны. Каждому христианину нужно знать жизнь и деяния того святого, имя которого он носит, для того, чтобы подражать житию, так сказать, своего святого, усвоить добродетели его. Но мало этого. Хорошо бы знать житие тех угодников Божиих, имена которых даны в свое время отцу, матери, братьям, сестрам нашим и т. д. Знание всего этого принесло бы великую пользу в нравственном отношении каждому из нас. Мы бы знали, как жил, подвизался в делах благочестия тот или другой угодник Божий, да и сами навыкали бы жить по Божьему. А как Государь Император есть общий наш Отец, то нам, как детям его, необходимо знать жизнь, деяния и кончину благоверного князя Александра, имя которого усвоено Государю Императору и Его Наследнику при святом крещении. – Итак, благовременно нам, братья мои, побеседовать о жизни, деяниях и кончине благоверного князя Александра Невского, чтобы получить некоторое назидание и для своей жизни.

Святый благоверный князь Александр Невский был сын российского князя Ярослава Всеволодовича, правнук святого Владимира, который просветил всю землю русскую святым крещением. Приведем на память некоторые важнейшие деяния Александра Невского, совершенные им во благо отечества нашего и для спасения души своей.

В то время, когда жил и княжил св. князь Александр, на Руси происходили великие смуты. Не было тогда одного князя, или государя, который бы владел всею русскою землею и правил бы единодержавно, а было много князей и владык, которые чаще спорили между собою и нападали с войском друг на друга по вражде, то из чести, то из-за корысти. Смятения были частые. Соседние же народы, смотря на семейную неурядицу, в царстве русском, и желая воспользоваться достоянием ее и богатством, тоже нападали на нее с разных сторон. Недоброе то время было на Руси!.. Но и в эти несчастные времена были у нас люди благочестивые, святые. Вот такой то по духу и жизни и был св. князь Александр, прозванный Невским.

От отца своего Ярослава, который жил в г. Владимире, получил он в потомственное владение Новгород. Когда он княжил в Новгороде, то соседние народы северные, жившие близь балтийского моря, варяги, узнав, что Батый, татарский царь, покорил в то время часть южной России, вздумали напасть на русскую землю с другой стороны, – с севера, и хотели завладеть тою землею, что в древности называлась ижерскою, и Ладогою, и Новгородом Великим. Собрались, явились с многочисленным войском на р. Неве, и послали сказать Александру, что они уже в земле русской и имеют намерение полонить ее. Александр не имел тогда в готовности войска, как теперь у нас бывает, не мог скоро и отцу своему дать знать, чтобы тот поспешил на помощь. В таких трудных обстоятельствах люди благочестивые всю надежду свою возлагают на Бога всемогущего. Так поступил и благоверный князь Александр. Он помолился Владычице Пресвятой Богородице, призвал в помощь сродников своих, святых князей, страстотерпцев Бориса и Глеба, и выступил с небольшою силою своею на брань со врагом. Но в то же время, по человечески рассуждая, хотел он уведать, какова сила у неприятеля. Для этой цели он избрал и послал в стан врагов своих одного благочестивого, богобоящегося военачальника, но имении Филиппа, узнать, как велика рать у неприятеля. Военачальник сей пробрался в стан неприятельский и увидел, что войска много у врага, и что, стало быть, беды не миновать. С печальною душею возвращался он к своему князю и, при восхождении уже солнца, увидел, что близь берега моря балтийского стоит корабль с немалым числом войска. Он принял было и это войско за неприятельское; но примечает на корабле том двух юношей, одетых в багровую одежду, которые ведут между собою такую речь: «пойдем, брат Глеб», говорит один, «и поможем сроднику нашему на сопротивные, великому князю Алоксандру»; «добре, брате Борисе», отвечает другой. Страх и благоговейный трепет объяли воеводу. Он возвратился и все в точности рассказал благоверному князю Александру. Св. князь понял, что это значит, вышел против неприятеля, сразился с ним и победил врагов, по молитве Богоматери и при помощи святых страстотерпцев Бориса и Глеба. От этой-то победы, которая случилась при р. Неве, и назван он Александром – Невским.

Частые были войны тогда с врагами внешними, да и домашних нестроений случалось не мало; нападали неприятели со всех сторон на русскую землю, а в то же время народ свой бунтовался. Но все эти невзгоды св. Александр переносил благодушно, а врагов своих каждый раз побеждал, с помощью Божиею. – Возмутились однажды новгородцы против него. Это был народ когда то дерзкий и буйный. Благоверный князь Александр удалился от них. Что же случилось? Как только он уклонился от них, чтобы не было греха большего, напали шведы на Новгород. Новгородцы не могли управиться с ними и волею-неволею посылают к Ярославу, отцу Александра, и просят его прислать к ним своего сына Александра, но тот, чтобы показать им, что не благоразумно и дерзко поступили они с его добрым сыном, не отпустил к ним св. Александра, а послал другого сына своего, Андрея. Князь Андрей не мог совладать с шведами; вторично шлют они послов к Ярославу и просят у него – сына его Александра; сжалился над ними князь и пошел к ним, прогнал неприятеля: но не остался жить у этого неблагодарного народа, а поселился в г. Переславле. – Св. князь ходил много раз войною и на шведов, и на литву, если видел, что неприятели нападали на землю русскую; помогал немощным своим собратьям в делах ратных и везде оставался победителем, с помощью Божиею; мирил братьев в семейной их вражде, и всегда являлся как ангел примиритель и хранитель. Так-то надеющиися на Господа, яко гора Сион, неподвижится во век; Сам Господь ополчится окрест боящихся Его!..

Не менее славное дело совершил св. благоверный князь Александр и в то время, когда напал на русскую землю татарский царь Батый. Батый был неверный, властолюбивый, кровожадный и лютый государь. Он покорил себе уже много царств и государств, а наконец пошел и на святую нашу Русь. Великий тогда страх был по всей земле и многих князей, стоявших за Русь и веру православную, умертвил Батый. Впрочем, к сожалению надобно сказать, что не все князья русские крепко стояли в то время за веру и отечество свое. Многие из них возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию, и святотатственно попрали завет Божий, оставив веру христианскую. – Св. Александр был тогда великим князем владимирским, и не пошел в орду к Батыю, как это сделали другие князья, чтобы удержаться на своих княжеских престолах. Проведал однако же лютый враг про святого князя, и посылает ему сказать следующее: «мне покорились многие царства и народы, и ты ли один не хочешь мне покориться? Если желаешь, чтобы земля твоя была цела и невредима, то приди, поклонись мне, как и прочие князья, которые и власть свою прияли, и честь от Мене получили». Смутился великий князь, выслушав такую речь; да и чье сердце не дрогнуло бы от таких слов: ведь тут дело шло о том, чтобы князь изменил вере христианской, а он-то был истинно благочестив. Ведал же наш князь о свирепости, и лютости зверской Батыя; слышал и то, что те из князей, которые твердо исповедали веру Христову, жестоко были мучимы и предали дух свой в руце Божии, а те, которые не могли перенести мучения и отреклись Христа, получили с почестью свои княжеские места, и возвратились благополучно. Что же мне делать? думает князь. В таком раздумье идет он и своему епископу, открывает ему душу свою и просит у него совета. Епископ, выслушав князя, стал убеждать его. чтобы не отвергался он Христа, а лучше бы пострадал, как добрый воин Христов. «Не убойся от убивающих тело, души же не могущих убити», говорил епископ; «погубивый душу свою Христа ради и Евангелия, приобрящет ю в животе вечном. Не смотри на тех, которые поступили вопреки учению Христову», и многое другое говорил епископ, утешая и укрепляя святого на подвиг христианский. Наконец, напутствовав его святыми Тайнами Христовыми, отпустил с сими словами: «Господь да укрепит тя» Вот как добрые люди поступают в беде, в горе, в несчастии; они идут за советом, порадой и помощью не к знахарям, ворожеям, а к лицам, освященным Самим Богом, и просят их совета, наставления и молитвы, и заметьте, что христианское упование никогда не посрамит. Ободренный и укрепленный советом епископа, св. князь отправился в орду. Как скоро услышал Батый, что прибыл великий князь, то, по гордости своей, не вдруг допустил его к себе. Наконец, велел привести св. князя. Его хотели вести сквозь огонь, принуждая поклоняться солнцу и огню. Но великий князь отвечал им мужественно: «я христианин, и не могу кланяться твари; я покланяюся Отцу и Сыну и Святому Духу, Богу Единому, в Троице Святей славимому, Который сотворил небо и землю, и все, что на них». Об этом было донесено царю. Но царь, по особливому изволению Божию, повелел не делать Александру никакого зла и принуждения. Представ пред царя, святый князь поклонился ему и сказал; «царь, я тебе кланяюсь, потому что Бог почтил тебя царством; твари же я не покланяюся потому, что все создано для человека. Одному Богу, Которому я служу и Которого чту, Тому и покланяюся». Царь, видя величие, красоту и смелость князя, не сделал ему никакого насилия и никакого зла, и оказал ему большое уважение и чести, но только оставил его на некоторое время в орде, вместе с братом его Андреем, сам же отправился на войну с болгарами, где и был убит... Святой Александр, по смерти злого Батыя, возвратился в свое отечество. Тогда построил много церквей, собрал своих людей, напуганных лютостью врага, послал, совокупно с братом Андреем, в орду много золота и серебра для выкупа пленных христиан. – Был и другой раз в орде великий князь Александр, при другом татарском царе; но и сей не причинил ему зла никакого; а когда разболелся князь, отпустил его в свое отечество, где и скончался он мирно, приняв схиму во время болезни, и погребен в городе Владимире. – Благочестивейший Государь Петр I-й, вскоре по заложении и основании города Санкт-Петербурга, возымел желание перенести святые мощи благоверного князя Александра Невского, из Владимира в свой город, в обитель святую, устроенную при р. Неве; что и совершено в 1724 году. Таким образом мощи его почивают в Александро-Невской Лавре.

Таким образом св. благоверный князь Александр Невский своею жизнью и деяниями дает нам следующие уроки: 1) во всех скорбных и тесных обстоятельствах, как общественных, так и частных, нужно возлагать все упование на Господа Бога, Пречистую Матерь Божию, ходатайство и помощь святых угодников Божиих; а для того, чтобы привлечь милость Божию, нужна с нашей стороны искренняя, усердная молитва. – 2) За советом и пособием, лучше всего и паче всего, нужно обращаться к людям истинно просвещенным и утвержденным в вере и благочестии христианском. 3) В несчастьях, во время бедствий нужно пособлять друг другу, кто чем может. 4) А наконец. нужно быть твердым в вере Христовой и благочестии христианском даже до исповедничества, или положения души своей за Христа.

Помолимся же, православные, за царя и весь царствующий Дом Господу Богу, чтобы Он даровал Ему здравие и долгоденствие, а в нас бы возбудил христианскую ревность к тем добрым делам, которые проявились в жизни и деяниях святого благоверного князя Александра Невского. Аминь.

С жизнью величайшего из христианских проповедников, св. Иоанна Златоустого, окончился золотой век христианского проповедничества; но не окончилось дело защищения православной веры христианской от врагов. Правда, классическое многобожие окончательно поражено христианством, со смертью последнего из римских царей, ревнителя язычества – Юлиана богоотступника, и Церковь не имела более, настоятельной надобности вступать в состязание с врагом низложенным и побежденным в римской империи. Но язычество, широко раскинувшее по земле свои ветви, крепко росло во многих других странах, куда не проник еще со всею силою победительный дух христианства. Так, в странах персидских и индийских христианство должно было вступить с язычеством в ужасное состязание и обличить мрачное идолопоклонство, как словами исповедников и мучеников, так и речами пастырей и учителей Церкви. Посему-то и в веках, следующих за четвертым, при обозрении обличительной проповеди христианской, первое место должно бы занимать обличение язычества, как и в веках предшествующих. После этой борьбы, более, впрочем, кровавой, чем словесной, христианство должно было вступить в еще более кровавое состязание с новым врагом, – выродком из всех ложных религий, – с магометанством. Поэтому обозрение наше должно бы, во-вторых, коснуться обличений, высказанных христианскою проповедию против магометанского изуверства. Затем следовало бы продолжить обозрение обличительных творений христианской проповеди против ересей и показать, как они низложены на остальных пяти вселенских соборах. Пришлось бы потом заключить обозрение обличения во вселенской Церкви рассмотрением замечательнейших произведений обличительной православной проповеди, направленных против великого римского раскола и против выродившихся из противоборства с ним протестантских сект. Наконец, с особенною тщательностью потребовалось бы исследовать, как в русской Церкви христианская проповедь, при обличении неверия, неправоверия, лжеверия, раскола и неблагочестия, шла по пути, указанному ей вселенскою Церковию, следуя по стопам великих защитников древне-вселенского православия. Но задавшись выполнением такого обширного плана, мы далеко переступили бы обыкновенные, даже самые широкие пределы журнальной статьи. А между тем, для цели, намеченной нами в начале обозрения этого, – именно для того, чтобы, на основании исторических данных, определить, какова должна быть современная обличительная проповедь, в соответствие с такою же проповедию древней вселенской Церкви, – у нас набралось достаточно данных. Поэтому, предоставляя себе право представить нашим читателям после, по частям, обозрение обличительных произведений православной христианской проповеди, мы теперь постараемся уяснить себе, на основании всего вышесказанного, какою может и должна быть у нас теперь обличительная проповедь? А для этого нам необходимо указать предметы ее и границы их, характер и тон ее, в применении к современным религиозным заблуждениям и недостаткам.

История свидетельствует, что в каждом из протекших веков истина и добро имели своих врагов и, следовательно, нуждались в защите против заблуждений и пороков. Чистота веры и благочестия требовала всегда обличений неверия, лжеверия и нечестия. Правда, мы живем в такой стране, где православие есть господствующая религия, и добрые нравы укреплены заветами предков и ограждены гражданскими и божественными законами. Большинство русских, благодарение Богу, исповедует чисто догматы единой, святой, соборной и апостольской Церкви и – в своем жизненоведении следует ее досточтимым уставам. Но нельзя не видеть и того, что дух неверия и неправоверия, навеваемый от-инуду, проникает иногда в чистую атмосферу православной Руси и тлетворно влияет на духовную жизнь некоторых членов истинной Церкви. Неможно также не сознаться, что и в самой среде русского народа живет, не издыхая, пережившее век свой суеверие с предрассудками, и гнездится стоглавое чудовище раскола, извращающего то намеренно, то бессмысленно догмат, обрядность и благочестие христианское. На обширном протяжении нашего отечества можно найти почти все виды известных нам по истории религиозных заблуждений. Поэтому обличительная христианская проповедь у нас должна иметь самое широкое и разнообразное применение. И именно: 1) Есть у нас заблуждения, раскинутые, так сказать, по всей русской территории. Сюда относятся неверие, суеверие, предрассудки и нравственно-религиозные недостатки православных; 2) есть заблуждения и пороки, свойственные только некоторым местностям, особенно в окраинах русской земли: к числу таких заблуждений и недостатков должно отнести гибельное влияние на православие папизма, протестантства, магометанства, иудейства и даже язычества; наконец 3), в самой средине русской земли, во многих местах, встречаем врагов православия в еретиках и раскольниках.

1. Неверие, омрачившее западную Европу, есть в наше время самый страшный враг, с которым мы не вступали еще, как следует, в борьбу, но должны будем вступить. Во Франции, например, по свидетельству одного западного богослова, нечестие и антирелигиозное предубеждение проникло во все слои общества и даже в простой сельский народ. В образованные классы общества оно проводится посредством книг, журналов, обозрений, – в необразованные – посредством газет, театральных пьес, народных песней, дешевых романов и проч. и проч. Атеизм ученых и богачей хотят сделать всенародным атеизмов. В среде самого простого народа слышатся такие выражения: «я сам себе религия, – религия отжила свой век»³³¹. Благодарение Богу, у нас не слышно еще в народе подобных безумных глаголов, но не замышляются ли они в душонках, напичканных иностранным резонерством – об этом надобно судить не столько по произведениям литературы, которая у нас сдерживается благодетельным правительственным надзором, сколько по беседам с людьми, знакомыми отчасти с иностранными воззрениями на религию, и потому мнящимися мудрыми быти. Вы услышите не редко от таких мнимых мудрецов и нигилистические, и материалистические, и социалистические, и всякие вздорные идеи, и когда вы укажете им неразумие и безнравственность их близоруких воззрений и недозрелых убеждений, то вас, пожалуй, еще осмеют и обзовут отсталыми рутинерами, обскурантами и проч. Но пастырь-обличитель не должен принимать в обиду ни их невежества, ни их наглости, и с прямотою, свойственною истине и правде Христовой проповеди, должен заградить хульные уста словом истины. И это не очень трудно. Можно с уверенностью сказать, что большая часть мнимых неверов говорит против религии не по убеждению и не вследствие зрелого размышления и солидного учения, а понаслышке и подражанию другим. Спросите у таких резонеров, от кого они слышали хулу на веру и Церковь изрыгаемую ими, или где читали об этом, и – уверяю вас – редкий из них в состоянии ответить на ваши вопросы. Они слышали только, что где-то звонят, но не знают с какой колокольни. Слова неверия всего чаще слышатся у нас от людей, не вполне развитых в умственном и нравственном отношении. Эти слова говорятся, смеем думать, не в следствие заявлений науки, слышанных ими в учебных аудиториях. – Этого у нас не может, по крайней мере, не должно быть, – а схвачены, так сказать, на лету, от людей, которые в свою очередь не читали ни одной антирелигиозной книги, а только слышали о их существовании. Таким недоверкам следует указать несостоятельность их вольномыслия и вразумить их всею силою разумно-религиозного убеждения. Заносчивость неверия никогда не устоит против здравого суждения и положительного знания. Здесь против заблуждения, высказанного устно, требуется и обличение устное, и требуется непременно. Зло надобно искоренять в начале, пока оно не успело еще глубоко пустить ростков. Молодости свойственно увлекаться, но непростительно было бы зрелому возрасту и уму оставлять молодость без должного вразумления. Дайте только волю разнузданности мысли и языка молодежи, и вы дадите ей повод от нечестивого помышления и слова перейти к нечестивому делу. Французская революция, в конце прошлого века, была делом молодого поколения, напитанного тлетворными идеями энциклопедистов. Неверие вводит за собою, как необходимое следствие, всякие беспорядки и в Церковь, и в семью, и в государство. Поэтому пастыри Церкви должны стоять бодрственно на страже веры и наблюдать зорко, чтобы враг, под видом новомодного просвещения, не всеял плевел в пшеницу Христову, чтобы одна паршивая овца не заразила всего стада. И если бы в вашем приходе появился человек с антирелигиозным направлением, то вам следует и его обличить, и не оставить без предостережения от него всех прихожан, чтобы, из разговоров с ним, кто-либо из ваших пасомых не потерпел вреда для своей веры и благочестия. Но если бы вам встретилась надобность опровергать человека враждебно относящегося к вере в Бога и Церковь с сознанием, и не в случайном разговоре, а печатно проводящего свои нечестивые мысли в среду общества: тогда и вы, не довольствуясь устным обличением, пишите опровержение лжи. Умейте воспользоваться в таком случае не только своими богословскими знаниями, но и оружием светской современной науки. Умейте оборотить палку другим концом, и из оборонительного переходите в наступательное положение. Примеры и даже образцы такой полемики вы можете находить в наших духовных журналах, особенно же в Христианском Чтении, Трудах Киевской духовной академии, Духовной Беседе и других. Впрочем, так как антирелигиозные сочинения редко проникают в сельские приходы и вовсе неизвестны сельским простолюдинам, то и вооружаться против таких сочинений естественнее, приличнее и необходимее там, где они могут быть читаемы и иметь вредное влияние, как то: в столицах и больших губернских городах. Поэтому, предоставляя городским проповедникам обличать, когда нужно, проявление неверия в их паствах, обратимся к другому религиозному недостатку, замечаемому повсеместно в среде сельского населения. Имеем в виду суеверие и предрассудки.

Нет надобности входить здесь в историческое происхождение суеверий и предрассудков народных, и исчислять их виды. Этому предмету посвящено уже было несколько статей в «Руководстве для сельских пастырей». В настоящем случае достаточно только заметить, что при обличении суеверий и предрассудков необходимо как историческое знакомство с их происхождением и знание всех суеверий и предрассудков народных, так и умение разъяснить их пустоту, ничтожество и даже вред в отношении к религиозным верованиям. Область суеверий и предрассудков на широкой Руси безмерно широка. Происхождение суеверий частью, как остаток языческого культа, частью, как применение христианских верований к языческим, частью же, как недомыслие простого народа в вопросах веры, должно составлять не маловажное пособие при обличении их. Но не в этом главная сила обличения; ее нужно заимствовать из прямого учения веры и положительных законов и постановлений Церкви. Так например, народные верования в домовых, леших, русалок, кикимор и проч., очевидно, суть остатки верований языческих. Укажите это историческими фактами, но не останавливайтесь на этом. Для искоренения суетных верований необходимо указать, что ни в слове Божием, ни в святоотеческих творениях, ни в церковно-богослужебных книгах нет и помину ни о леших, ни о русалках, ни о домовых и проч. Разъясните суеверному простолюдину, что нечистая сила есть, но она не такова, какою является в народном представлении, по суеверным воззрениям простолюдья, и что чорт, к которому, как к чему-то шуточному относятся народные сказания, вовсе не смешон, напротив, страшен, как враг спасения душ наших, что он всезлобен и хитр, что он невидимо уловляет людей в погибель, внушением им неверия, маловерия, суеверия и всякаго нечестия. И если христианин имеет дерзновение не бояться этого страшного врага, то не потому что он, как пустословится в народных сказаниях, в состоянии перехитрить чорта, а потому что имеет против него всесильное оружие в кресте Господа нашего Иисуса Христа, поправшего силу диавола. Или: народ празднует Коляде об рождестве Христовом и Купалу в день рождества св. Иоанна Предтечи. Тут очевидно применение языческих празднеств к христианским, по совпадению их во времени. Разъясните это исторически, но опять не довольствуйтесь одним этим разъяснением, а докажите, на основании евангельской истории и истории празднеств вселенской Церкви, что в первенствующей Церкви не было ни духу, ни слуху, ни о Купале, ни о Коляде. Наконец, если вы замечаете в народе суеверие вследствие недомыслия его, например, празднование двенадцати пятниц и т. п., то разъясните, что такого празднования не положено Церковью, что о нем не говорится ни в одном церковном постановлении, а если подобное празднование сопровождается бездеятельностью, то обнаружьте, что туне празднующий в будни есть семейный вор, даром едящий хлеб и уклоняющийся от обязательного труда. Несколько иначе надобно поступать при обличении предрассудков. Тут надобно иметь дело не только с размышлением, которое у простолюдья туго и не развито, но преимущественно с опытом, который, по наглядности своей, вразумителен и понятен и для простеца. Так например, поясняйте простолюдину теоретически, сколько угодно, что между встречею с священником и неудачею после того нет винословной связи, – он не поймет вас: но укажите ему несколько примеров, что после подобных встреч, и такому-то, и тому-то удалось то или другое дело, и что это естественно, потому что священник, именем Божиим, благословил их на доброе дело, – и вам поневоле поверят. Если предрассудок касается религиозного дела, то он граничит с суеверием, и искоренять такой предрассудок есть прямой долг пастыря. Иной, например, не приступает к таинству причащения под тем предлогом, что «не сдержит его». Принял ли он это от других без предварительного размышления, или скрывает под этим обдуманно заднюю мысль – уклоняться от общения с церковью, – в том и другом случае следует обличать неосновательность предлогов, по которым уклоняются от святого причащения. И надобно заметить, что большая часть предрассудков состоит в связи с религиозными убеждениями, от того-то и требует непременно обличения. Но при искоренении суеверий и предрассудков надобно иметь большую осторожность. Они кажутся, по видимому, небольшим сучцем в глазу брата нашего; но есть опасность, при неискусном выдергивании этого сучца, испортить целый глаз, т. е. искореняя без разбора и осторожности суеверия и предрассудки, можно, пожалуй, подорвать и самую веру в то, что выше нашего разумения, например, в преестественную силу церковных священнодействий и пр. и проч. Тут общее правило обличения такое: что не имеет основания ни в догматике, ни в практике христианской, то – суеверие; что не подтверждается ни суждениями разума, ни фактами опыта, то – предрассудок. Но приложение этого общего правила к делу требует многостороннего исследования и знания, которое приобретается не столько при помощи науки, сколько при тщательном наблюдении за многоразличными, своеобразными проявлениями народного миросозерцания.

Еще повсемественнее недостатки нравственно-религиозные, требующие со стороны пастырей неукоснительного и постоянного обличения. Нельзя сказать, чтобы его вовсе по было у наших проповедников, но не можно не видеть и того, что это обличение недостаточно. У нас с некоторого времени³³² нравственные язвы народа проповедники примазывают так сказать, маслом, чтобы только не растравить их, и очень редко употребляют сильное и жгучее врачевство церковного обличения. Не думаем, чтобы это происходило от того, что наши проповедники не знают нравственных недугов паствы; скорее полагаем, что снисходительность проповеди к недостаткам пасомых есть следствие ложно-понимаемой вежливости, которая хотя и прилична на церковной кафедре, но не в виде послабления и потачки общественным порокам, в каком она нередко проявляется у нас в общежитии. Правда, у наших проповедников встречаются иногда намеки и на нравственные недостатки пасомых, но слишком общие, удобоприменимые к человечеству, во всяком веке и в какой угодно стране, а пороки, свойственные преимущественно Руси, и при том очень крупные, не были, по-видимому, до шестидесятых годов замечаемы нашими проповедниками, подобно баснописному слону в кунсткамере. А между тем этих недостатков у русского народа столько, что и не перечтешь. Мы не берем во внимание огромного числа преступлений, представляемых статистикою, а смотрим на нравственный уровень всего русского общества. И что же видим? Благочестиво ли оно? Говорит – очень благочестиво. Но так ли? Если оно благочестиво, то исполняет ли все постановления Церкви? Все ли ходят в церковь, по крайней мере, в воскресные и праздничные дни? Соблюдают ли посты? Говеют ли хотя один раз в году? Радеют ли о благолении храмов Божиих и благосостоянии их служителей? – На все эти и подобные им вопросы трудно отвечать утвердительно. Не лучше ведет себя народ и в нравственном отношении. Невоздержание и пьянство, распущенность нравов, срамословие, недобросовестность в сделках торговых и общежительных, раздоры в членах общества и семействах, разве нет всего этого в каждом городе, в каждом селе? И все это нужно бы обличать вам, пастыри Церкви. Скажете: как я выступлю с словом обличения один, когда это не в обычае, когда этим наживешь только врагов и заслужишь название беспокойного человека, когда, наконец, и тебя могут попрекнуть в некоторых нравственных недостатках, потому что и священники не ангелы, а те же люди? – То правда, что один в поле не воин, но ведь пастыри Церкви считаются у нас не единицами и не десятками, а тысячами. От чего же бы им совокупными силами не приняться за обличение пороков общества? Такое совместное и единодушное действование пастырей никто не имел бы права назвать нововведением; оно поставило бы только пастырей-проповедников на одну из заросших дорог, которые протоптаны были некогда красными стопами проповедников древней вселенской Церкви. Припомните обличительные слова хоть одного св. Златоуста против богатых, против зрелищ, против духовенства. Это были тогда недостатки века, которые более других выдавались. Разве современные пастыри не видят и теперь подобных, или еще и иных недостатков в современном обществе? Разве у нас ростовщики не обирают кредиторов? Разве у нас в великий пост не представляют на театрах живых картин, которые в десять раз соблазнительнее комедий и трагедий? Если вы признаете, что есть эти и многие другие изъяны в обществе, то от чего же вы молчите? Не говорите, что все эти вещи дозволяются правительством. Правительство, при нынешней свободе слова, не только не воспрепятствует вам указать то, что делается не в такт с его благодетельным и благочестивым направлением, но, полагаем, не преминет и воспользоваться вашим добросовестным указанием какого либо злоупотребления. Не забывайте, что вы есте свет мира (Мф.5:14) и что слово Божие не вяжется (2Тим.2:9). Но и не касаясь щекотливых вопросов, сколько вы видите немочей русских, которые, так сказать, напрашиваются на излечение. Подайте же это излечение вы, врачи духовные. На ниве Господней вместо пшеницы растут плевелы, – возделывайте же эту ниву, делатели Господни, не жалея трудов для очищения ее от сорных трав. Когда нужно – пишите, где потребуется, – говорите в обличение повсемественных недугов общества и – ваше писание, ваша речь, без сомнения, принесут добрый плод исправления общества от заблуждений и пороков, возгнездившихся в нем, быть может, по вашему же недосмотру. А чтобы кто-нибудь не сказал пастырю обличителю: врачу, исцелися сам; то пусть пастыри помнят, что они и по апостольскому требованию должны быть для пасомых образцом в слове и в жизни: образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою (1Тим.4:12). Пример их собственного совершенства в вере и в благочестии будет самым лучшим обличением неверия и неблагочестия.

2. Указанные нами доселе нравственно-религиозные недостатки повсеместны, как замечено, на всей Руси; но, кроме их, есть еще, так сказать, местные заблуждения, требующие также обличения от пастырей Церкви. Так, в западных окраинах русской земли, православные, находясь в соседстве и сближении с римскими католиками и протестантами, должны быть всячески ограждаемы от влияния как папистов, так и лютеран. Тут особенно нужно беречь в пасомых чистоту православного вероучения и обрядности. Надобно иметь в виду преимущественно главные пункты исповедания, в которых разногласят с вселенскою Церковью паписты и протестанты, и – если бы замечено было в пасомых неясное понимание этого различия, надобно уяснить его с надлежащим опровержением римских и протестантских нововведений. В этих же окраинах России православные имеют близкое сношение с евреями, которое для веры бывает опасно особенно в том случае, когда православные простецы поступают на службу к евреям. Не один раз заявляемо было в печати, что еврейская прислуга из христиан, под влиянием жидовства, перестает ходить в церковь, соблюдать посты, и почти вовсе забывает о принадлежности своей к православной Церкви. На южных и восточных краях России православие встречается с магометанством, которое очень затрудняет миссионерское дело наше в отношении к мусульманам, а в дальней Сибири идет борьба христианства с темным шаманским идолопоклонством, Во всех этих местностях христианские проповедники должны быть наготове с словом обличения против неправоверия и лжеверия.

3. Но самое широкое поприще для обличительной проповеди открывается у нас внутри русских же губерний, преимущественно на севере, против разных нечестивых и неправославных толков. Нечестивое учение молокан, отвратительное дело скопцов требуют зоркого наблюдения и неусыпного преследования. Не должны также быть оставляемы без обличения и многоразличные раскольнические толки. Правда, здесь преследование неуместно, но и молчание не безвредно. При бездеятельности православного обличительного слова, русский раскол разросся бы широко в самое короткое время, потому что расколоучители не дремлют, и целью своей жизни поставляют пропаганду раскола. Вот тому фактическое доказательство. В Нолинском уезде, по заявлению вятских епархиальных ведомостей (№ 13-й 1869 г.), в 1826 году считалось 11 человек раскольников, а в 1836 году – 68 человек, в сретенском приходе вообще было в 1826 г. 163 раскольника, а в 1836 году – 331. В болтынском приходе, смежном с сретенским, в том же 1826 году значилось 128 душ раскольников, а в 1836 году – 402 души. Таким образом, по двум приходам, в десять лет раскольников умножилось на 500 душ, в настоящее же время в Нолинском уезде насчитывают до семи тысяч раскольников. Такое быстрое распространение раскола в этой местности произошло как от влияния на окрестных жителей расколоучителей боровской часовни, так, может быть, и от того, что пропаганде этих расколоучителей не противопоставлена была благовременная православная обличительная проповедь. Поэтому каждый приходской пастырь обязан внимательно присматриваться как к раскольникам своего прихода вообще, так в особенности к тому, нет ли в его приходе хищных волков-расколоучителей, и чтобы защитить от их нападения Христово стадо, должен поражать обличением преимущественно самих коноводов того или другого раскольнического лжеучения. Отрадный пример подобной обличительной деятельности сельского священника мы недавно прочитали в вятских епархиальных ведомостях, в статье: борьба сельского священника с местными сектантами (№ 13-й 1869 г.). Пять лет боролся священник села Т. А-р К-нов с лжеучителем И. С. и мало помалу, успел истребить окончательно в своем приходе следы раскола, самого темного и безнравственного. Средствами у него для борьбы с расколом были: молитва, постоянное проповедание с церковной кафедры, направленное против раскола, обличение его при всяком случае в домашних беседах, чтение творений св. отцов, имеющих направление против раскола, заведение училищ и приходской библиотеки, неукоризненное поведение священника и причта и, наконец, содействие прихожан, особенно тех, которые, по внушению священника, оставили богомерзкую секту. Мы упомянули об этих средствах затем, что они могут быть пригодны и во всяком другом месте.

Вот предметы, в настоящее время, требующие у нас проповеднического обличения. Ими указываются разом и пределы его. Но чтобы еще точнее определить границы проповеднического обличения в наше время, считаем необходимым сказать несколько слов о характере и тоне, свойственном современному обличению христианскому, и прибавить короткое замечание о его видах. Характер церковного обличения во все времена определяется, с одной стороны, положительными наставлениями апостольскими и практикою вселенской Церкви, с другой стороны – предметом и целью обличения. В основание изображения характера обличительной христианской проповеди должно положить наставления о сем св. апостола Павла, преподанные Тимофею. Проповедуй слово, говорит он ему, и в лице его и всем пастырям, благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением (2Тим.4:2). Итак, первое требование от пастыря, по отношению к заблуждающим, есть непрестанное и терпеливое проповедание слова Божия, т. е. священного Писания, которое богодухновенно и полезно есть ко учению, ко обличению, к исправлению, к наказанию, еже в правде (2Тим.3:16). Значит, в основании обличительного учения должно лежать положительное вероучение и нравоучение православной Церкви. Оно должно быть противопоставляемо всякому лжеучению, в обличение согрешающих пред всеми, да и прочии страх имут (1Тим.5:20). И хотя рабу Господню не подобает сваритися, но тиху быти ко всем, учительну незлобиву: с кротостию наказующу противныя (2Тим.2:24); однако он не должен быть уклончив в обличении лжи и неправды; напротив, он должен не только всякому вопрошающему дать прямой и положительный ответ об истинной вере, но и всякого заблуждающего вразумить и обличить. А для этого необходимо, чтобы проповедник, вступающий на поприще обличения неправых в вере, был, во-первых, сведущ в православных догматах веры, во-вторых, чтобы он знал до подробностей не только мнения лжеучителей, но и сами основания, на которых они думают утвердить свои мнения. Для первого необходимо изучение священного Писания и православного Богословия, знание православных символических книг и знакомство с обличительною литературою св. отцов и учителей Церкви; для второго необходимо знание истории ересей, расколов и вообще иноверческих учений, и знакомство с так называемыми символическими и защитительными сочинениями неправомыслящих. Но так как круг сочинений, излагающих православное и неправославное вероучение очень обширен, то необходимо, по крайней мере, знать то, что требуется для опровержения известного заблуждения, с которым приходится бороться. Но с кем бы вы ни вели обличительное слово, более всего берегитесь не словопретися ни на какую потребу, на разорение слышащим (2Тим.2:14), и убегайте буиих и не наказанных стязаний, ведуще, яко раждают свары (2Тим.2:23). Первое наставление апостольское научает нас не выставлять без нужды пред православными всех превратных умствований лжеучителей, чтобы ими не соблазнить кого-либо: второе – предостерегает нас от вступления в горячее состязание там, где вы не предвидите укротить скверных тщегласий. Обличение должно быть вызываемо нуждою действительною, и никогда не должно изыскивать мнимых, или отдаленных и неизвестных врагов. Главная и единственная цель обличения есть спасение как тех, которые заблуждают, так особенно тех, которые в опасности увлечься заблуждением. Поэтому, при всяком обличении, должно иметь в виду, еда како даст им (заблуждающим) Бог покаяние в разум истины (2Тим.2:25). Значит, всякое слово обличения должно быть растворено любовию ко спасению обличаемых. Исключение из этого, само собою, должно быть допущено тогда, когда вы, после неоднократных усилий обратить заблуждающего, видите в нем упорное и намеренное противление истине. От таковых апостол заповедует отступать. Аще ли кто, говорит он, инако учит, и не приступает к здравым словесем Господа нашего Иисуса Христа, и учению еже по благоверию, разгордеся, ничтоже ведый, но недугуяй о стязаниих и словопрениих: от нихже бывает зависть, рвение, хулы, непщевания лукава, беседы злыя растленных человеков умом и лишенных истины, непщующих приобретение быти благочестие. Отступай от таковых (1Тим.6:3–5). Если же обличитель должен иметь ревность и о спасении обличаемых, то тем более он должен радеть о спасении верующих, и всячески оберегать их от ложного и вредного учения неблагомыслящих. Так и поступали, как мы видели, святые апостолы и их преемники, апостольские мужи и святые отцы, великие защитники чистоты православной Церкви. С этою целью составлялись святые вселенские соборы, писались полемические трактаты и произносились обличительные слова. С этою только целью допускалось и словесное состязание с неправомыслящими. Итак, будете ли вы писать или говорить в обличение неверия, неправоверия и нечестия, – имейте в виду более всего спасение ближних и – овех убо милуйте, рассуждающе: овех же страхом спасайте от огня восхищающе (Иуд.1:22). Таким же образом и учители Церкви, которые предписывают проповеднику самые строгие правила касательно обличения нечестия, завещают ему в тоже время учить народ с великою кротостью. Правда, св. Златоуст всегдашнюю кротость в проповеди называет не учительством, но губительством: «еже с кротостию присно ко ученикам беседовати», говорит он, – «не учителево, но губителево есть и супостатное (дело)»; но тот же св. учитель, вместо строгости, чаще убеждает слезами и молениями: «восплачуся – говорит – многих преждесогрешших, не просто согрешших, но не покаявшихся. Помысли апостольскую добродетель, когда ни едино в себе сведый зло, о чуждых плачется злых и о согрешениих других человек смиряется. Сие бо нам паче учительство есть, еже тако соболезновати ученическим злополучиям, еже рыдати и плакати о язвах слышателей»³³³. Таков же в общих чертах должен быть характер и тон обличительной проповеди и в настоящее время.

О внешнем виде обличительных проповедей не считаем нужным распространяться. Из представленных нами образцов ее в первых четырех веках христианства легко усмотреть, что она являлась то в виде пастырских наставлений и посланий, то в виде полемических трактатов, то в виде слов, сказанных с церковной кафедры, то в виде диалогов письменных и устных. Все эти виды обличительной проповеди уместны и пригодны и в настоящее время. Дело не в том, какую форму дать обличению, а в том, кого и как обличать, о чем и сказано нами необходимейшее.

Конст. Думитрашков

3) Особенности в приемах изложения, тон и язык старинных южно-русских проповедей

Южно-русские проповедники, подобно польским, заботились всего более о том, чтобы слушатели не стали скучать на их длинных проповедях, чтобы проповедь была приятна и занимательна. Разнообразя, по возможности, содержание проповеди, проповедники старались вместе с тем увлечь слушателей самим изложением. Несколько приемов изложения, пригодных для привлечения слушателей, рекомендует первый русский гомилет Иоанникий Голятовский. «Можешь приохотить людей к слушанию», говорит о. Голятовский, «когда будешь обещать им показать в проповеди какую-либо новость, которой они не видали и не слыхали, или какое-нибудь необычайное диво. Читай мою первую проповедь на Покров Пр. Богородицы Там я в пропозиции обещал показать необычное диво, что Пр. Дева свесила огонь, измерила ветер и воротила назад день прошлый; а потом в наррации показал все это. Можешь также приохотить людей к слушанью, толкуя им какое-нибудь имя, и иногда можешь наполнить этим всю проповедь, когда, например, будешь говорить, что Бог так называется от богатства милосердия или от богатства мудрости»³³⁵, и проч. Другой прием изложения, подобный первому, о. Иоанникий подкрепляет примером известных (конечно, латино-польских) проповедников. «Нужно знать», говорит он, «что проповедники, окончив проповедь, иногда имеют обычай с кафедры приглашать людей на будущую проповедь, и обозначать при этом свои пропозиции мудрые и дивные, иногда веселые, иногда печальные. Этим можно чрезвычайно приохотить слушателей к проповедям. Например. Если ты проповедывал на цветную неделю и хочешь еще проповедывать на страсти Христовы, то, окончивши свою проповедь на цветную неделю, скажи так: Православные христиане! Прошу и увещеваю вас чтобы вы были благочестивы, в церковь ходили, Богу молились, потому что на следующей неделе будет страшный суд. Сказав это, сойди с кафедры. А когда придут страсти Христовы, то на проповеди положи такую тему³³⁶: Пилат же слышав се слово, изведе вон Иисуса и седе на судищи (Ин.19:13), и говори так: Православные христиане! прошлый раз я сказал, что на сей неделе будет страшный суд; а вот теперь и есть страшный суд, потому что Пилат понтийский и жиды судят и приготовляют на смерть Христа Спасителя нашего. Страшный суд будет в последний день, когда Христос Бог будет судить всех людей; но и теперь тоже страшный суд потому что судит и осуждает на смерть слуга господина, творение создателя, человек Бога и проч. Другой пример. Если бы ты говорил проповедь в неделю 14-ю, имея в виду проповедывать и в неделю 15-ю, то, окончивши первую проповедь, скажи: Православные христиане! Приглашаю вашу малость на следующую неделю в церковь; буду раздавать вам одежды, чтобы вы были охотны к благочестию и к слушанию слова Божия. Сказав это сойди с кафедры. А когда придет неделя 15, положи на проповеди тему: друже, како вшел еси семо не имый одеяния брачна (Мф.22:12), и говори так: Православные христиане! Обещал я вам сегодня раздавать одежды; исполняю свое обещание; даю каждому из вас одежду брачную, без которой никто не может войти на брак небесный, упоминаемый у евангелиста Матфея³³⁷ и пр. Пришедши на проповедь, составленную по такому рецепту, простосердечные слушатели, поверившие на слово проповеднику, разумеется, должны были чувствовать себя очень обманутыми в своих надеждах, получив вместо одежды действительной одежду аллегорическую.

Третий прием изложения, рекомендуемый о. Иоанникием Голятовским, состоит в применении предмета проповеди к случайным обстоятельствам времени, места и пр. Особенно богат подобного рода указаниями отдел гомилетики, где трактуется о проповедях над умершими. «В надгробных проповедях (советует проповеднику о. Иоанникий) обращай внимание на герб умершего. Если на гербе, например, есть врата, то говори о двух евангельских вратах – широких и узких, и о том, что покойный шел узкими вратами, потому что любил добрые дела, и таким образом достиг неба. Обращай внимание и на фамилию. Если, например, фамилия покойного Любомирский, то можешь сказать, что он так назывался потому, что любил мир, и других склонял к примирению, слушая слов Христовых: блажени миротворцы. Обращай внимание и на имя. Если, например, покойного зовут Дорофеем, то доказывай, что он был истинным даром Божиим для церкви и отчизны. Обращай внимание и на возраст. Если будешь говорить над стариком, припомни слова Соломона: венец хвален старости; если над дитятею, то приведи слова Спасителя: аще не обратитеся и будете, яко дети, не внидете в царство небесное. Обращай внимание и на звание, и состояние. Над священником положи тему: священники его облеку во спасение (Пс.131:17); над воином: до смерти подвизайся по истине и Господь Бог поборет по тебе (Сир.4:32); над женщиною: жена разумна блаженна есть (Прит.31:31); над девицею: возлюби царь девицу очима своима и обрете милость пред ним (Есф.2:17). Читай в книгах и замечай себе: как должен жить священник? Как – воин? Как – женщина? как девица? что они должны соблюдать и исполнять? и доказывай, что покойники именно то соблюдали и исполняли, что требовалось их званием и состоянием³³⁸. Обращай внимание и на время кончины. Например, если кто умер в понедельник, то говори, что Бог для того взял его со света в понедельник, чтобы душу его проводили до неба ангелы, потому что понедельник есть день ангельский. Обращай внимание и на место погребения. Например, если тело умершего погребли при церкви св. апостол Петра и Павла, то можешь говорить так: счастлив умерший, что тело его погребено при церкви ап. Петра и Павла, потому что ап. Павел душу его на мытарствах освободит от злых духов мечем, с которым сей апостол изображается, а ап. Петр отомкнет ему двери небесные ключами, какие получил от Христа»³³⁹. При употреблении такого приема сильно развивалась диалектическая способность проповедника; он приучался доказывать все, что угодно; мог, смотря по надобности, хвалить или бранить человека за вещи совершенно безразличные, например за имя, за фамилию, за место жительства и пр.; – но чувство правды и честного отношения к делу весьма ослаблялось этим схоластическим приемом как в проповеднике, так и в слушателях.

Кроме приемов, рекомендуемых южно-русскою гомилетическою теориею, в проповеднической практике часто употреблялись диалоги, как прием речи, весьма пригодный к произведению впечатления на слушателей. Этот прием часто употреблялся польскими проповедниками. Вот примеры диалогов из проповедей Скарги: «Девица Ревекка, когда слуга Авраамов приглашал ее в замужество, рассказал ей о богатом, но далеком юноше, за сто миль и дальше, спрашивая ее: хочешь ли за него? Охотно ответила: пойду. Но этот человек может изменить тебе и заведет тебя не туда, куда обещает, или причинит тебе на дороге какое-нибудь зло. А она, не смотря на это, все таки говорит: пойду. Если же этот жених человек злой, который будет терзать тебя и держать в рабстве? нужды нет, пойду. Но ты не знаешь наверно, каков он, больной или здоровый. А она говорит: и это ничего не значить: пойду. Но разве не жаль тебе расставаться с матерью, с отцом, идти в чужую сторону, приучаться к языку неслыханному, к людям непривычным? и это все ничего не значит; пойду»³⁴⁰. Вот другой диалог в речи Скарги о покаявшемся разбойнике: «я не знаю, с чего взял этот разбойник на кресте рекомендоваться умирающему царю: Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем. Разве кто обращается к царю кончающемуся? Кто видел, чтобы какой-нибудь царь и по смерти царствовал? Что же ты, делаешь, о разбойниче! где твой разум? каждый царь по смерти теряет царство. Но сей, говоришь, – не теряет, и только идет на свое царство³⁴¹. Другой знаменитый польский проповедник, Фома Млодзяновский, также любил диалоги. Все курьезы свои (говорит о нем Феофан Прокопович) Млодзяновский составляет обыкновенно из одних разговоров и вопросов, и притом безвкусных. Давид святой что делаешь? любишь ли Бога? – Люблю, говорит. – Полно, любишь ли Его? – Люблю. – Самарянка, куда идешь? Вероятно, повидаться с друзьями? Но не за водой с ведром? Неужели ты, самарянка, не считаешь этого безчетным? Неужели хочешь ты, чтобы другие смотрели на тебя подозрительно? и пр.³⁴² Примеров такого рода диалогической речи весьма много и в южно-русской проповеди. Так в евангелии учительном Кирилла Транквиллиона, в слове на субботу Лазареву, говорится следующее: «Иисус велиим гласом воззва: Лазаре, гряди вон! Аз тебе, Господь твой и Владыка всех, повелеваю, – моя убо есть власть владети смертию и животом, – изыйди и не медли в преисподних земли, отложи узы тьмы и прийди к свету, не устрашайся смертных уз... Егда же сего сладкого гласа услыша Лазарь, тогда возрадовася, и сам к зовущему его скоро течаше, сонму же во тьме смертней держимому, возвести, глаголя: живот глашает мя, зде быти не могу, понеже влечет мя глас силы Бога моего, и ноги мои самовластно к нему текут сотворити его повеление. Аз же о вас помолюся Тому, да скоро приидет и изведет вас отсюда, вся бо может Господь мой, Вы же пустите мя скоро, зане боюся бо, да не паки, омркъну, глас бо Его слышу. Не прогневайся на мя, Владыко, но буди долготерпелив ко званию молюся, потребование бо имам мало, дóндеже соберу, яже черви снедоша, и от праху прииму рассыпанные уды и кости, да совершен к совершенному прииду и явлюся лицу Твоему. Внегда же сущии во аде услышаша о Лазаре глаголемая, яко св. Епифаний рек, тогда зело умилися душа тех, и разумным желанием любве облобызаша его, и кождо ко исхождению тщахуся о своих благодеяниях вспоминаху его. Первый Авель глагола: молютися, брате Лазарю, реки моему Создателю, к Нему же грядеши, кий ми прибыток оной непорочной жертвы, яко толико время смертными узами и тлею мучим, пребываю зде, седящь в тени смертней?.. (Затем приводятся речи других патриархов и пророков). Еще же сия глаголющим патриархом и пророком к Лазарю, Господь глагола ему: Лазаре! почто там коснишь, скоро гряди вон из гроба... тогда абие изыде умерший и яко елень скочил из гроба быстро на глас Господа»³⁴³. Вот образчик диалога из Ключа разумения. «Если бы Христос теперь пришел на свет видимым образом, то не один голодный, жаждущий, нагой, сказал бы: Господи, человека не имею, который бы меня накормил, напоил, одел. Не один бедняк, лежащий на улице под дождем, ветром, на морозе или под зноем солнечным, сказал бы: Господи, человека не имею, который бы принял меня в дом свой, чтобы я не терпел мороза сурового и зноя несносного. Не один калека и хворый сказал бы Христу: Господи, человека не имею, который бы помог мне в моей болезни, в моем горе, в моем калечестве. Не один бы узник сказал: Господи, человека не имею, который бы меня выкупал или освободил»³⁴⁴. Вот образчик диалога из Огородка. «Спросите бедных сирот: чем для вас Пр. Мария? Скажут: она мать и защитница наша. Заблуждающие скажут: она вождь наш. Старые скажут: она светлость и подпора наша. Печальные скажут: она утешительница наша. Хворые скажут: она лекарство наше» и т. д.³⁴⁵ Любовь к диалогам, слегка сказывавшаяся в проповедях, с большею силою отражалась в южно-русской школьной жизни, в разыгрывании мистерии и в устроении диспутов. Переходим теперь к рассуждению о тоне южно-русских проповедей.

Тон южно-русских проповедей отличается стремлением к популярности и шутливостью, этими качествами, доставшимися по наследству от польской проповеди.

Ради популярности польские проповедники любили переделывать на современные польские нравы события из древней свящ. истории, а может быть и сами при этом впадали в иллюзию. «Проповедникам кажется», говорит историк польской литературы, «что они везде встречают Польшу, во всем свете усматривают польские обычаи и порядки и никаких других. Как в старом, так и в новом свете, в ветхом завете и в христ. Церкви, в Турции и Иерусалиме, везде речь посполитая, старосты, бискупы, сеймы – все одеты по-польски. Иисус Христос является королем шляхетского народа, апостолы – сенаторами, израильтяне – шляхтою; короли Палестины воюют с татарами, как величают проповедники Мадианитян» и проч. Тоже и в южно-русской проповеди. Являются и Давид, кроль жидовский, и гетман Иисус Навин, ангелы составляет конституцию, царевна Силенская говорит великомуч. Георгию: шляхетный младенче, вседай на коня и утекай³⁴⁶, наконец, даже молитва Господу Богу излагается под формами, усвоенными польскою судебною практикою. «Христе Спасителю»! так заключает проповедник слово на день Иоанна Богослова, «когда из сей плачевной юдоли мы будем присылать в Тебе молебные жалобы приими их в Твою небесную канцелярию запиши в книге живота вечного, утверди печатью Твоею, св. Иоанном; чтобы, ставши пред судом Твоим, и имея при своих жалобах Твою печать, мы могли бы получить себе надлежащую справу, и по Твоему божественному декрету, достигли бы царства Твоего небесного»³⁴⁷.

Ради популярности польские проповедники любили примешивать в проповедь народные пословицы и поговорки. Например, Скарга в одной проповеди говорит: «кто Господа Бога любит, тот любит и ближнего, как его образ... Кто любит хозяина, говорите вы, тот и собаке его не противен. А ближний не собака, а образ Божий не рукотворенный, а живой»³⁴⁸. И в другом месте: «когда собака схватит какой-нибудь кусок мяса, на нее кричат: кинь, кинь, и если не хочет, то палка выбьет это мясо из зубов ея. Так и смерть поступает с миролюбцами. Лучше не пристращаться к тому, что должны будем оставить и чего не можем взять с собой. Лучше, по голосу евангелия и проповедников, вовремя бросить этот кусок мяса, чем ожидать палки и смерти»³⁴⁹. Тоже и в южно-русской проповеди приводятся пословицы. Например, в проповеди на тему, что Богоматерь служит для нас градом твердым, находим след. место: «говорят в народе: смелее баба за стеною нежели рыцарь в поле! Если места, огражденные оплотом, придают такую смелость, что одна баба может ополчиться против десяти воинов, то сколь смелы должны быть те, которые укрываются не за стенами деревянными, но за башнями и оплотами Пр. Богородицы³⁵⁰. И еще: «говорят в народе: праздник без мученика не бывает... Празднует Ирод день рождения своего и приказывает отсечь голову Иоанну Предтече. Празднуют жиды праздник пасхи, предав на крестную смерть Христа Спасителя. Праздновала церковь недавно праздник Рождества Христова, но не без плачу смотрела на невинных младенцев, убиваемых Иродом. И настоящий праздник Богоявления не без плачу. Плачут и рыдают наши мучители, недостойные имени мучеников, проклятые диаволы, видя главы своих начальников, сокрушаемые Христом в водах Иорданских, по проречению псаломскому: ты сокрушил еси главы змиев в воде (Пс.73:14)³⁵¹.

Шутливость и некоторая фамильярность как по отношению к слушателям, так и по отношению к предмету проповеди, также составляла очень характерную особенность в тоне польских, а вслед за тем и южно-русских проповедей. «Погодите немного вы, жиды», иронически говорит Скарга в одной проповеди, «не с древа сойдет (Христос), будучи живым, но восстанет из гроба, будучи уже мертвым, и тогда познаете царственное величие и божественную силу Его»³⁵². Довольно едко отзывается о шутовской манере польских проповедников Феофан Прокопович. «Чтобы пересыпать солью свое сумасбродное пустословие, проповедники постоянно и весьма дерзко шутят; все черное иронически называют белым и белое – черным; шутками оскорбляют Бога, порочат Богородицу, беспокоят ангелов, извергают хулу на святых, а тиранов хвалят и до небес превозносят хвалами, откалывают также бесчисленное множество других, самых вялых и гадких острот. Два евангелия были читаны в один день и каждое из них начиналось обыкновенными вступительными словами: во время оно. Посмотрите же теперь, какою милою шуткою начинает проповедник: “Я не хочу ни с кем ссориться, говорю я теперь евангелию. Два евангелия оспаривают теперь для себя место в этом костеле, – одно, приходящееся на 2-ю неделю по пасхе, – о добром пастыре. Боюсь оскорбить это евангелие, потому что оно о пастыре, а какая овечка не боится своего пастыря?! Другое евангелие по случаю храмового праздника о Закхее, на которого мне также нужно обратить внимание, потому что он не забывает овец Господних и приносит частую милостыню: половину имения моего дам нищим. Я толкую евангелия, взявши темою моей проповеди слова обоих евангелий – in illo tempore: во время оно. А таким образом ни то, ни другое евангелие не будет жаловаться, что проповедник не говорил о нем. Я покажу, что люди in illo tempore вспоминают о давних годах и хвалят, что прежние годы были лучше“ и пр. Очень хорошо, Фома! обещался говорить о двух евангелиях и не сказал ни об одном³⁵³.

В проповеди на рождество Богородицы, на слова писания: Господь утверждался на лестнице, проповедник говорит: “Не крепко стоит эта лестница, не опирайся на нее, Господи наш, потому что я – так говорю: конец этой лестницы опирается на землю, и поддерживает ее от падения лежащий Иаков; а когда, Господи наш, Иаков, разоспавшись, будет поворачиваться и качнет лестницу, то ты, Господи, опираясь на эту лестницу, подвергнешься опасности“. В проповеди на Пасху о св. женах мироносицах: “какие те пани были неженки! Камешек был не велик, не хотели его отвалить. Говорит о них евангелист: не могли его отвалить потому, что был очень велик“. Там же об юном ангеле: “не лучше ли было провидению Господа Бога нашего послать ангела, поседевшего в летах“, и проч. От дальнейших объяснений, почему ангел украсился белою одеждою, совершенно нужно краснеть читателю: однако, чтобы показать гнусность бесстыдного велеречия, прошу позволения оскорбить честный слух: “сказал Господь Бог наш ангелу своему: пойдешь на землю, увидишься и будешь говорить с белыми головами (т. е. женщинами) о восстании из мертвых Сына Моего; а ангел прибирается в прекрасные белые одежды: вероятно, хотел через это умилить женские сердца и привлечь их очи, потому что женщины с удовольствием смотрят, какой ангел как убрался; а если бы был и ангел в сермяге, то не так уже понравился бы“. Немного ниже проповедник говорит несколько скромнее, но также дерзко: “свет завсегда полон подражания, его милость так, слуги тоже так: каждый хочет представлять своего пана и равняется с ним: пан наш Христос полюбил два цвета – белый и красный: dilectus meus candidus et rubicundus. Ангел, когда явился на свет, также наряжается в панские цвета“»³⁵⁴.

Южно-русские проповедники, подражая польским, также позволяли себе шутки, хотя шутливость их гораздо скромнее. Большею частью, она ограничивается тем, что проповедник рассказывает в проповеди забавные анекдоты, или какие-нибудь басенки, или приводит какие-нибудь вульгарные сравнения. Вот образчик забавных анекдотов: «на некоем банкете один гость сидел так близко к огню, что одежда на нем запалилась и местами тлела. Увидал это другой гость и говорит: милый друг, имею тебе нечто сказать. Тот, на ком тлела одежда, отвечает: если что-нибудь печальное, лучше не говори; не хочу я теперь слышать неприятного, потому что на банкете нужно веселиться. – Кончился банкет и гости стали расходиться. Ну что ты мне хотел сказать? спросил первый гость. Другой указал на прожженную одежду. Что ж ты не остерег меня во время? – Да ведь ты не велел говорить тебе на банкете ничего неприятного». Так и природа, заключает проповедник, посадила нас около огня похотей телесных, но мы не хотим слушать голоса проповедников истины, предостерегающих нас от запаления³⁵⁵. Вот пример басней. «Однажды смеялся ястреб над маленькою птицею, которая называется кокошкою болотною, а по-римски трохилюс, за то что она питается только червяками, а не ловит мелких пташек. Мой милый брат ястреб, – отвечала кокошка, – не хвались предо мною, я живу покойно, питаясь червячками а ты живешь в беспокойстве, и смотри как бы не пожалеть тебе, что питаешься чужим мясом. Прошло несколько времени. Ястреб переел голубей какого-то пана, и за то был пойман, избит и повешен на страх другим хищникам, и кокошка, увидав его труп, сказала: милый брат ястреб, если бы ты кормился червяками жив бы был доселе»³⁵⁶. Ястреб служит для проповедника символом людей знатных и гордых, а кокошка – бедных и скромных. – А вот образчик вульгарных сравнений; «братия возлюбленные! гоняясь за светом не дознали ли вы сами, как часто свет обращается в западню? Богатства, удачи, роскоши – все это положенные на приманку хлеб или мясо. Ах несчастье! бедный человек, как голодная мышка, прибегает на запах припасов, посмотрит в западню, понюхает, то отойдет, то воротится... наконец, отважится, и лишь только, как голодная мышка, начнет теребить зубами эту бедовую приманку, как вот и попал подобно мышке, в западню, т. е. в хлопоты, заботы, труды и печали»³⁵⁷.