Руководство для сельских пастырей
Выпуск № 1. 1870 г.

Благослови венец лета благости Твоея, Господи!

(Из молебного пения на новый год)

Приветствую вас, братие, в настоящий день нового года приветом святой церкви. Она, благожелательная вам во все дни жизни вашей, в настоящий день нового года особенно выражает вам свои благожелания в молебном пении на новолетие. Поэтому и мы, благодарственно сочувствуя заботам святой церкви о нас, обратим сегодня внимание на церковные молитвы, которые мы сейчас будем слушать.

Переходя из одного года в другой, недоведомый и сокрытый от нас, мы не довольно спокойны за себя и за других, близких нашему сердцу. Каждый из нас сам желал бы прожить счастливо наступивший новый год и от души желал бы того же и другим. И вот, в успокоение нас насчёт неизвестного будущего, святая церковь молитвенно призывает на нас, в день новолетия, благословение Божие: Благослови венец лета благости Твоея, Господи!

Первые страницы книги «Бытия», повествующие о сотворении мира одним всемогущим словом Творца, показывают нам силу благословения Божия. Тварь получила бытие силой одного всемогущего Бога. Зная, что тварь нуждалась ещё в продолжении жизни, Господь благословил первых человеков, глаголя: раститеся и множитеся, и наполняйте землю, и господствуйте ею (Быт.1:28). Но это благословение Божие не было даром, принадлежащим человеку по праву, даром неотъемлемым. Вследствие прародительского прегрешения Господь отъял благословение своё от всего живущего на земле и, за умножение беззаконий людских, истребил всё живущее на земле водами потопа. После потопа, милосердый Бог снова повторил Своё благословение родоначальнику нового мира, Ною: и благослови Бог Ноя и сыны его. И рече им: раститеся и множитеся, и наполняйте землю и обладайте ею (Быт.9:1). Эти библейские повествования показывают, что тайна благополучной жизни и счастливого продолжения её заключается в благословении Божием, изливающемся на людей тогда, когда они живут по Бозе и достойны Его милости, и что это благословение отнимается от людей тогда, когда они своими беззакониями прогневляют долготерпеливого Господа. Зная наше недостоинство, святая церковь, как сердобольная мать, сама молитвенно ходатайствует за нас пред Богом и испрашивает нам благословение Божие на благополучную жизнь в наступившем новом году, а в нашем сердце возбуждает чувство благоговейного благодарения Богу и раскаянья во грехах. Святая церковь молится – благословить начаток и продолжение лета сего и побуждает каждого из нас молиться – принять благодарение о щедротах Божиих, излитых на нас в мимошедшее лето живота нашего, не помянуть беззаконий и лукавых наших деяний, совершённых нами, и не воздать нам по греховным делам нашим в сие грядущее лето, но даровать нам жизнь безгрешную в здравии и довольстве.

Испрашивая нам благословение Божие на наступивший год, святая церковь перечисляет, в своём молебном пении, важнейшие блага, которыми каждый из нас желал бы воспользоваться. Первое благо – правая вера в Бога и добрые дела. Святая церковь молится укрепить нас в православной вере и сотворить нас спешными к деланию неразлучных с верой добрых дел. Хранительница веры и благочестия есть несомненно святая православная церковь. Поэтому в молебном пении следует молитва ко Господу об укреплении, усмирении и расширении святой церкви и о возвращении в её недра всех, от неё отступивших. Покровитель веры и благочестия, блюститель общественного порядка и отец нашего отечества есть благочестивейший Государь наш, Император Александр Николаевич. Святая церковь молится – умножить дни живота его в непоколебимом здравии и даровать Ему преуспеяние во всех добродетелях, относящихся до блага народного. После веры и благочестия, охраняемых православным Государем нашим, великим благом в жизни каждого из нас служит телесное здравие и душевное спасение. Святая церковь молится сподобить нас прожить новый год в здравии и душевном спасении. Телесное наше здравие обусловливается благорастворением воздуха и изобилием плодов земных, и вот святая церковь молится о том и другом. Нельзя не припомнить здесь благочестивых обычаев древних евреев в день новолетия, которое было отправляемо в месяце сентябре. В праздник новолетия было священное собрание у народа и обилие жертв (Чис.29:1–6). Народ в скинии, а после в храме и синагогах, слушал чтение закона Божия и умилялся душой, воспоминая неисповедимые судьбы Божии над собой. Кроме сего благочестивого воспоминания, ежегодное новолетие было весьма важно для евреев в отношении к жизни хозяйственной. Если урожай был хорош, – это было знаком благоволения Божия и показывало, что народ ходит в заповедях Господних: тогда все восхваляли Господа Бога. Если же земля родила скудно, – народ смирял души свои пред Господом, каялся, давал обеты строжайшей верности и вместе с тем деятельнее побуждался к обрабатыванию полей, огородов и садов в наступающем году¹. Хорошо бы и нам, братия, смиряться и каяться пред Господом, желать жить лучше в нравственном и исправнее в житейских отношениях потому, что и у нас теперь замечается неизобилие плодов земных и дороговизна на всё. – Врагами нашего здравия и душевного спасения и причиной гнева Божия на нас весьма часто служат душетленные страсти, плотоугодие, сребролюбие, гордость и растленные обычаи, мирские увеселения, роскошь в нарядах и проч. Об отгнании от нас этих страстей и обычаев также молится ныне святая церковь, желающая насадить в сердцах наших страх Божий и приучить нас к житейскому благоразумию. – Врагами нашего счастья нередко служит вражда и недостаток взаимной любви. Святая церковь молится об изгнании из наших сердец вражды и о даровании нам братолюбия. За наши грехи Господь иногда наказывает нас общественными или частными бедствиями, войнами, пожаром, безведрием или засухой, градом и проч. Святая церковь молится избавить от этих бедствий всякий город и страну. Одним словом – святая церковь в день нового года желает нам от Бога всех благ, необходимых для счастья настоящей и будущей нашей жизни, – и опасается только за нас, чтобы мы сами, своими грехами, не нарушили своего счастия, не сделались бы несчастными и не подвергли бы несчастью и окружающую нас природу. Наши грехи, душетленные страсти и растленные обычаи – вот, братия, источник нашего несчастья и несчастья окружающей нас природы. Но, благодарение Богу, если мы, по слабости своей природы, и склонны ко грехам, но, по милосердию благодати Божией к нам, можем и врачевать свои грехи покаянием и тем отстранять бедствия свои. Господи! По благоприятным Тебе молитвам святой церкви, да снидет на нас благословение Твоё и да ниспослеши нам в наступившее лето все блага, необходимые для счастья временной и вечной жизни нашей. Аминь.

Священник И.Сахаров

Пасение стада Христова вверено всей богоучреждённой иерархии. В состав богоучреждённой иерархии входят три священные степени: епископская, пресвитерская и диаконская. Лицам каждой из этих степеней предоставлен свой круг деятельности, – и потому с каждой из них соединены свои права и обязанности. Пресвитерская – в ряду иерархических степеней занимает среднее место: выше пресвитера стоит епископ, как ближайшее к нему средоточие церковной власти; ниже его стоит диакон, как ближайший представитель служебных и подчинённых пресвитеру клириков.

Какая же доля прав и обязанностей принадлежит собственно пресвитеру в деле пасения стада Христова, и как он, пользуясь своими правами и исполняя свои обязанности, поставлен в отношении к высшей власти церковной, к лицам низшей иерархической степени и вообще ко всем клирикам?

Ответ на этот вопрос заключается в апостольских правилах, постановлениях святых вселенских и поместных соборов и правилах святых отцов церкви. Все эти правила, как составленные под руководством Святого Духа, служат полным и непререкаемым определением всех прав и обязанностей, предоставленных богоучреждённой иерархии. Чтобы на основании этого священного канона наглядно изобразить долю прав, принадлежащих пресвитеру и его отношение к высшим и низшим степеням церковной иерархии, нужно прежде всего сказать о власти церковной вообще и о правах, принадлежащих разным степеням высшей власти.

Что нужно разуметь под церковной властью вообще? Церковная власть, как власть непосредственно происходящая от Бога, действующая прямо на души человеческие и имеющая целью приводить их к единению с Богом, непохожа ни на какую власть земную, которая исключительно занята устроением земного благополучия общества и более действует средствами величественными, предоставляя законное достижение благ земных доброй воле и силам каждого. В кругу властей земных нельзя найти подобия для объяснения власти духовной. Божественные учители, изъясняя права и обязанности этой власти, не нашли в языке человеческом слов для точного выражения её, и назвали её пасением. В этой власти сосредоточивается всё, что нужно для приведения людей в меру возраста исполнения Христова; ей вверено слово истины для просвещения людей верой и предохранения их от заблуждения; она владеет сокровищем благодатных даров для раздаяния верующим, по мере их духовных нужд и нравственного преспеяния; ей предоставлено право предписывать законы, определяющие образ поведения членов церкви, – надзирать за исполнением сих законов и судить, наказывать виновных и награждать ревнителей благочестия. Словом – церковной власти отданы ключи царствия небесного, так что связанное ею на земли будет связано на небеси, и разрешённое на земли будет разрешено на небеси. В своём проявлении она не ограничивается пределами пространства и времени: она простирается на все народы, которые должна привести в соединение веры, в познание Сына Божия; она должна сохранять свою силу до скончания века, то есть до тех пор, пока опять видимым образом будет управлять церковью глава её и учредитель церковной власти – Иисус Христос.

Кому же первоначально вверена эта власть? – Эта власть во всей своей полноте первоначально сосредоточивалась в апостолах. Каждый апостол, по воле самого Иисуса Христа, был и вселенский учитель, и вселенский священнослужитель, и вселенский управитель. Никого из них Он не поставил ни больше, ни меньше, но все они были равны между собой, не нуждались во взаимной помощи и руководстве, так как в каждом из них всей полнотой обитал Дух Святой и сообщал деятельности каждого характер непогрешимости. Но такое сосредоточие всех прав церковной власти в лице каждого из апостолов было только в их времена; потому что апостолы были не пастырями только современного им человечества, но чрезвычайными посланниками Божиими, уполномоченными устроить церковь Божию на земле, учредить в ней новый порядок в духе Нового Завета на все времена до скончания века. Совершив своё божественное призвание, учредив неизменный порядок в церкви, они передали – каждому из епископов основанных ими церквей свои пастырские права учить, священнодействовать и управлять, но не передали и не могли передать каждому из них свою власть во всей полноте.

В чём же состоит различие между апостолами и их преемниками – епископами? Апостолы не передали своим преемникам своего чрезвычайного посланничества, вселенского значения и характера непогрешимости. Каждый епископ, как преемник апостольский, может быть назван апостолом, только не вселенским, а той церкви, в ней же Дух Святой поставил его епископом. За пределы этой церкви его права учительства, священнодействия и управления не простираются. И в своей церкви он не учредитель нового порядка, но блюститель учреждённого апостолами, толкователь их учения, строитель установленных ими таинств и хранитель церковного благочиния в духе апостольских правил. Будучи ближайшим орудием Духа Святого и полным владыкой своей церкви, он хотя и может уделять власть свою другим лицам – пресвитерам и диаконам, но не имеет права, подобно апостолам, поставить преемника себе.

Кому же апостолы передали свою верховную вселенскую власть? Эту власть они передали собору епископов вселенской церкви, и ему только усвоили характер непогрешимости, засвидетельствовав, что соборные решения служат несомненным проявлением воли Духа Святого. А как должна проявляться эта власть в собрании епископов, это весьма ясно изображено в 34 апостольском правиле: «Епископам всякого града, – гласит это правило, – подобает знати первого в них и признавати его яко главу, и ничего, превышающего их власть, не творить без его рассуждения; творити же каждому то, что касается до епархии его и до мест, к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо тако будет единомыслие, и прославится Бог о Господе в Святом Духе – Отец и Сын и Святый Дух».

В каком виде проявлялась соборная власть во все времена существования церкви? Различные обстоятельства в течении многих веков, прожитых церковью, давали особенные оттенки проявлению власти соборной; но эта власть всегда сохраняла тот существенный характер, который определён 34 правилом апостольским. По этому правилу, из среды епископов, совершенно равных между собой по власти, должен выдаваться с особенными преимуществами один епископ. Это есть неизбежное требование всякого правильного правительственного человеческого собрания. При равенстве лиц, без председателя не может состояться собрание; а если бы и состоялось, оно не может правильно вести рассуждения и поставлять какое бы то ни было решение. Чтобы установить такое преимущество первого между равными – апостолы нарочито основывали свои кафедры в больших городах, которые служили центрами просвещения, торговли и гражданского правления. Отсюда или сами по временам выходили для основания частных церквей, или, что было чаще, высылали своих учеников. Отсюда непосредственно или посредственно наблюдали за состоянием этих частных церквей. А этим, естественным образом, упрочивали для своих преемников первенство кафедр в главных городах перед окрестными. История апостольская показывает, что во времена апостола Павла уже выдавались кафедры главных городов перед прочими. Так, апостол Павел после третьего своего путешествия, оставляя церкви малоазийские, вверяет попечение о них пастырям кафедры ефесской (Деяния, глава 20). Он же, пиша второе послание к коринфянам (2Кор.1:1), высказывает приветствие церкви коринфской со святыми всеми, сущими во Ахаии, в которой Коринф был главным городом. Таким образом, уже при апостолах было первенство одних кафедр перед другими. Ещё естественнее оно должно было утвердиться после апостолов. Там, где апостолы долее жили, естественнее было искать полного и чистого предания апостольского; там яснее сохранялось непрерывное преемство пастырей от апостолов. Тертуллиан прямо называет такие церкви matrices et originales fidei. Таковыми после апостолов считались церкви – иерусалимская, антиохийская, александрийская, римская, ефесская и коринфская. А гражданское преимущество этих городов ещё упрочивало это значение: главные города представляли более удобств для собраний пастырей, и из главных городов правительство духовное удобнее могло иметь влияние на церковные дела даже отдалённых мест. Особенно же такое значение епископов главных городов упрочилось, когда церковь сделалась в империи господствующей и установилась связь между церковным и гражданским правительствами. Соборы поместные и вселенские, в своих многочисленных определениях, предоставляя права первому епископу, постановили не новое что-нибудь, а утвердили образовавшийся в церкви обычай со времён апостольских, и развили мысль, заключающуюся в выше приведённом апостольском правиле (Антиохийского собора правила 9, 11, 13, 14, 16, 19; Сардикийского собора правила 6, 9, 14; Лаодикийского собора правило 12; Второго Вселенского Собора правило 2). Чтобы придать больше значения первенству епископа, апостольское правило вменяет в обязанность всем епископам знать первого как главу и ничего, превышающего их власть, не творить без его рассуждения; а в чём должно было заключаться это главенство, это изъяснено опять в правилах вселенских и поместных соборов. Первый епископ имел право созывать епископов на соборы и на соборах председательствовать (Антиохийского собора правило 19), и своим голосом утверждать решение большинства. А чтобы дать ему возможность пользоваться этими правами, ему усвоялось начальственное значение во всей области и вне собора. Ему поручено было наблюдение за порядком и благоустройством всей его провинции (Антиохийского собора правило 9), – для чего он и имел право посещать епархии (Карфагенского собора правило 63). Он мог брать под непосредственное своё попечение и управление праздные епархии, до избрания и утверждения нового епископа (Первого Вселенского Собора правила 4, 6; Антиохийского – 19). Без его участия не могло совершиться избрание и утверждение епископа (Первого Вселенского Собора правило 4; Четвёртого Вселенского Собора правило 28). К нему поступали жалобы на епископов, и без него никто не мог открыть и совершить суда над епископами. Без его грамоты никто из епископов и всех священных лиц не мог предпринять путешествие вне провинции (Карфагенского собора правило 32). Он мог посылать епископов вместо себя на общие соборы (Карфагенского собора правило 27). Одним словом, первому епископу уступлено было несколько прав, принадлежащих всему собору, и в отличие от простых епископов назван он митрополитом. Но возвышенное до такой степени значение первого епископа, крепко привязывая к себе всех областных епископов, не могло подавлять предоставленной последним соборной власти. В 34-м апостольском правиле сказано: «Первый ничего да не творит без рассуждения всех». Последующие соборы, поместные и вселенские, развивая права первого епископа, в то же время развивали и ограничение их. В делах, касающихся целой области, он не имел права делать ничего без согласия епископов этой области; в случае разногласия на соборе дело должно было в присутствии его решаться большинством голосов, и он не имел права настаивать на решение меньшинства (Первого Вселенского Собора правило 6; Антиохийского – 9 правило). Без собора он не мог избрать епископа, рукоположить и судить его (Четвёртого Вселенского Собора правила 25, 28; апостольское правило 74; Антиохийского собора правило 14; Кириллово правило 1). Посещая епархии для надзора за благоустройством церквей, он не имел права в них учить, священнодействовать и распоряжаться без согласия местного епископа («Кормчая», гл.58:3). Его суд подлежал апелляции большого, то есть общего, собора (Четвёртого Вселенского Собора правила 9, 17; Антиохийского – 11, 12). При таком ограничении прав первого епископа, вполне осуществлялось желание апостолов, высказанное в 34 правиле: «Да тако будет единомыслие и прославится Бог о Господе во Святом Духе – Отец и Сын и Святый Дух». А единомыслие между митрополитами отдельных областей с соборами подчинённых им епископов достигалось через постоянные сношения между ними, в которых выражался их братский союз и которыми заменялись в первые три века вселенские соборы, невозможные в то время.

34-e апостольское правило, объединяя епископов одной области около одного, первого между ними и старейшего, конечно, заключает в себе основание и дальнейших объединений в церкви, когда она заняла более обширные пределы. Когда церковь заняла не только всю римскую империю, но и утвердилась в других государствах, тогда открылась нужда в обширнейших соборах, и, следовательно, нужно было объединение между самими первыми епископами областей. Для этого церковь из среды их выделила старейших между первыми, руководствуясь тем же, освящённым апостольской древностью, обычаем, по которому выделялся первый епископ каждой отдельной провинции, то есть имея в виду или апостольское происхождение кафедры, или государственное значение городов, в которых находились эти кафедры. В отличие от митрополитов, эти епископы получали новое титло патриархов. Таких патриархов, по соборным определениям – I, II и IV Вселенских Соборов, было пять – римский, константинопольский, александрийский, антиохийский и иерусалимский. У каждого из них был отдельный округ, состоящий из нескольких митрополий. В каком отношении стояли епископы к своим митрополитам, в такое же стали теперь к своим патриархам митрополиты, то есть они, соответственно апостольскому правилу, должны знать его яко главу, и без рассуждения его ничего не творить. А так как он выделился из круга старейших иерархов, то, естественно, первенство его должно было заключать в себе более прав, нежели первенство митрополитов. Кроме обычных прав, усвоенных ему, как председателю окружных соборов, он получил начальственные права и вне соборов. Ему вверен был начальственный надзор над всеми митрополиями, входящими в состав его округа. Ему принадлежало утверждение и посвящение избранного митрополита; он мог лично или через доверенных лиц наблюдать за церковным управлением в метрополиях; он мог подвергать эпитимиям митрополитов и подвластных им епископов, если первые слабо судили их; принимать апелляции на решения областных соборов; мог сам или через доверенное лицо не только учить и совершать богослужение в какой-либо епархии, но даже принять в непосредственное своё управление монастырь или церковь, находящиеся в какой-либо епархии его округа; он мог быть только судим собором равных ему патриархов. Такое сосредоточение прав в лице одного иерарха вызвано было особенными обстоятельствами церкви. На западе церковь была волнуема постоянными движениями варварских народов, державшихся или язычества, или арианства. Вследствие этого в отдельных церквах трудно было удержать порядок и дисциплину, тем более что при упадке просвещения, во времена переселения народов, недоставало для занятия епископских кафедр лиц, достаточно образованных и подготовленных к этому великому делу, и частные церкви, изнемогая под тяжестью бедствий, сами собой искали прочнейшего союза, для подкрепления, с римской церковью, где иерархи, люди более или менее просвещённые, и при варварских нашествиях умели сохранить свою самостоятельность и вместе с тем апостольскую чистоту своей церкви. Кроме того, вновь образовавшиеся на западе церкви между варварскими народами основывались при самом живейшем участии римского первосвятителя и часто его миссионерами; следовательно, по необходимости должны были становиться в такое отношение к римской церкви, как дщери к своей матери. Что касается восточной церкви, то, кроме того, что она, принимая в свои недра новые народы, должна была иметь над ними материнскую опеку и, следовательно, привязывать их к определённым центрам, внутри себя имела много причин, требующих сосредоточения власти в известных пунктах. Единство восточной церкви нарушалось постоянно возникавшими ересями, которые одних отторгали от церкви, а в других возбуждали недоумения относительно важнейших догматов христианской веры, и вообще много вредили внутреннему благоустройству церкви.

При таком положении церкви необходимо было постоянное сосредоточение власти церковной в одних известных лицах, у которых каждый мог бы находить и разрешение своих недоумений, и защиту от неправомыслящих; притом такое сосредоточение, которое бдительно бы следило за ходом дел церковных, вовремя пресекало возникновение новых ересей и деятельно старалось об очищении церкви от еретических мнений, уже осуждённых соборной властью. Это сосредоточение церковной власти в известных лицах опять не уничтожало апостольского правила относительно соборной верховной власти. Облечённые такой верховной властью иерархи явились уже тогда, когда поместными и вселенскими соборами достаточно определены и уяснены были догматы веры, правила церковного благочиния и управления. Власть свою они могли развивать в пределах только этих соборных постановлений, которые, под угрозой анафемы, запрещали всякое нововведение, и следовательно, эти иерархи были ничто другое, как постоянные органы повременно созываемых соборов. А в тех случаях, когда они не могли найти для себя руководства в сборных постановлениях, обязаны были созывать всех подчинённых им митрополитов и епископов на собор, или же, в случаях, касающихся всей церкви, просить государей об открытии вселенских соборов, которые и дополняли то, чего недоставало в прежних постановлениях. Таким образом, и при патриархах высшая законодательная и судебная власть всё-таки принадлежала соборам. Бывали примеры, что эти соборы судили и низвергали самих патриархов; так, Несторий, патриарх константинопольский, низвержен был на III Вселенском Соборе; – Диоскор, патриарх александрийский, на IV Вселенском Соборе, – а папа Онорий за ересь монофелитскую предан анафеме на VI Вселенском Соборе.

Явление патриаршества с особенными правами власти, на востоке и западе, вызвано было особенными обстоятельствами церкви восточной и западной. Так же особенные обстоятельства способствовали учреждению патриаршей власти и в церкви русской. Приняв учение веры от церкви греческой, церковь русская приняла от неё и готовые формы церковного управления. На первых порах она стала в разряд митрополий, подчинённых патриарху константинопольскому, на основании 28 правила IV Вселенского Собора, по которому новопросвещаемые варварские страны должны были входить в состав константинопольского патриархата. Но отдалённость русской страны от Константинополя и её обширность были причиной того, что константинопольский патриарх предоставил митрополитам русской церкви больше прав, чем какие имели подчинённые ему митрополиты, так что почти вся зависимость митрополита русского от патриарха константинопольского состояла в избрании и рукоположении его. В своей области митрополит русский пользовался почти теми же правами, как и патриарх константинопольский: в своей области он был единственное средоточие, вокруг которого собирались подчинённые ему епископы для рассуждения о нуждах русской церкви. И как далеко ни простиралась церковь русская в своих пределах, власть церковная продолжала сосредоточиваться около одного лица митрополита, несмотря на то, что развившаяся удельная система и требовала по временам разделения. Сначала сами патриархи константинопольские поддерживали эту власть, чтобы через постановленных на русскую кафедру своих доверенных лиц иметь отеческую опеку над юной русской церковью, а потом великие князья московские – собиратели земли русской – поддерживали это единство, видя в них опору своего самодержавия; и только, уступая могуществу литовских князей, временно допустили разделение митрополии. Бедственное положение церквей восточных под игом магометанства, стеснительное положение южнорусской митрополии от иноверного литовско-польского правительства, опасность для церкви великорусской от усилившейся притязательности пап на подчинение её римскому престолу, возбудили общее желание православных христиан – и русских, и восточных, учредить в Москве патриарший престол – равночестный четырём древним престолам в замену отпадшего пятого, утверждённого вселенскими канонами, престола римского. Как в восточных и западных странах, так и в русской церкви достоинство патриаршеское не противоречило учреждению в церкви соборной верховной власти. Патриарх московский в управлении церковью руководствовался теми же вселенскими канонами, как и патриархи восточные; следовательно, так же, как и они, был органом соборной власти. А в случаях недоумений он мог созвать всех русских епископов на собор; в более же важных случаях имел возможность снестись с восточными патриархами. И доколе русская церковь и русское государство оставались при не изменявшихся условиях умственной и нравственной жизни, власть патриаршеская вполне удовлетворяла потребностям и церкви, и государства. Со времён Петра Великого началась новая жизнь в России: коснувшиеся всех сторон русской жизни реформы Петра не могли не отразиться и на состоянии церкви, и её отношении к государству. Возникло множество вопросов, разрешить которые, на основании древних постановлений, одному лицу не было возможности, особенно при той необычайной обширности пределов, которые занимала церковь русская. С другой стороны, при распространении просвещения не было уже недостатка в лицах, способных принимать участие в делах управления церковью, а также новое гражданское благоустройство открывало удобство к собраниям духовных лиц и совместным рассуждениям их об общих и частных нуждах церкви русской. Тогда верховная государственная власть доставила церкви возможность заменить сосредоточение высшей власти церковной в одном лице постоянным собором, и явилось в церкви православной ещё небывалое учреждение – святейший правительствующий всероссийский Синод. Но это небывалое учреждение было ничто иное, как полнейшее осуществление учения апостолов о высшей власти церковной. Апостолы в каждой частной церкви пастырскую власть свою передали местным епископам, а апостольскую высшую власть – собору епископов. С учреждением святейшего синода в церкви русской все епископы, в каковых бы городах ни были, какими бы личными заслугами ни отличались, сделались совершенно равными между собой; а высшая власть над всеми епархиями сосредоточилась в святейшем синоде, который и составляется из самих же епископов, постоянно или поочерёдно в нём присутствующих. В древние времена старейшему епископу, когда ещё не было и не могло быть постоянных соборов, нужно было усвоить некоторые права, принадлежащие соборной власти, для того, чтобы он мог созывать соборы и наблюдать за благоустройством церквей вне соборов; теперь же, когда верховная власть дала церкви возможность иметь постоянный собор, эта уступка некоторых соборных прав старейшему епископу оказалась ненужной; и он остался не более, как председателем этого собора, пользующимся обычными преимуществами во время соборных заседаний. По примеру церкви русской, образовался постоянный святейший синод афинский. Особенные обстоятельства церквей восточных: константинопольской, александрийской, антиохийской и иерусалимской, бедствующих под игом магометанства и ведущих борьбу с католичеством и протестантством, заставили и их устроить некое подобие постоянного собора. Не отказываясь от особенных прав, усвоенных каждому патриарху, и не отменяя древних форм церковного правления в своём патриархате, все патриархи живут в Константинополе и, под председательством константинопольского, составляют постоянный собор. Тесная связь, братский союз между всеми этими православными соборами и сношения по важнейшим делам церковным дают возможность проявляться и власти вселенского собора, точно так, как эта власть проявлялась при ближайших преемниках апостолов, когда не было возможности созывать вселенские соборы.

Итак, из рассмотрения проявления соборной власти во все времена, открывается, что она проявлялась и проявляется в двух формах: 1).в форме поместных – повременных или постоянных соборов и 2).вселенских повременных или постоянных, заключающихся в сношениях между поместными соборами.

Дух человеческий есть образ и подобие Божие. Поэтому в нём существует ничем не разрушимая и никогда не исчезающая потребность твёрдости, незыблемости и постоянной верности.

Между тем всё земное непостоянно, изменчиво, неверно, всё изменяет человеку: и друзья, и счастье, и таланты ума, и здоровье тела. Среди этой беспрерывной изменчивости человек мог бы потеряться, прийти в отчаяние, получить отвращение к жизни, что было нередким явлением в мире языческом, случается и в наше время с людьми неверующими. Но в самой натуре духа человеческого коренится глубокое и ничем не разрушимое убеждение, что за пределами этого изменчивого мира есть другой мир – мир постоянства и покоя, мир вечной истины и правды, и что в этом высшем и лучшем мире находится престол верховного Существа, управляющего беспрерывной сменой явлений и всё в мире направляющего ко благу человека. Вера в это верховное Существо, сотворившее мир и управляющее им, составляет основу религии естественной и доставляет каждому человеку незыблемую опору среди бурь житейских. Эта вера, освещаемая и укрепляемая Божественным откровением, даёт человеку силы мужественно переносить превратности судьбы, честно служить общему благу, несмотря на неверность и неблагодарность людей, и спокойно встречать даже самую смерть, как желанный переход от временной жизни к вечной.

Если же взрослый человек, при полном развитии сил телесных и духовных, чувствует себя слабым среди превратностей земной жизни и ищет опоры в высшем мире – пред престолом верховного и неизменяемого божественного Существа, то малое дитя, по самой натуре своего возраста, совершенно беспомощно и беспрерывно нуждается во внешней опоре и помощи. В детском возрасте видимо проявляется беспрерывно божественное промышление, охраняющее человека на всех путях жизни и всё направляющее ко благу его. Любвеобильная заботливость родителей о детях служит для них внешним выражением и наглядным примером всеблагого промысла Божия. Кроме того, сердце дитяти, святыми таинствами присоединённого к сонму верных сынов церкви, чисто от скверны греховной и наиболее доступно действию благодати Божией. Поэтому детский возраст преимущественно пред всеми другими открыт для веры в Бога Спасителя нашего. Воспользоваться этим драгоценным свойством детского возраста и укрепить в дитяти веру в Бога составляет важнейшую обязанность родителей, добросовестное исполнение которой – одно только может доставить дитяти на всю жизнь счастье и спокойствие душевное. Но чтобы эта священная обязанность была исполнена с возможно полным успехом, заботливость родителей о развитии религиозного чувства дитяти должна сообразоваться с постепенным ходом общего развития его духовных способностей. В умственном развитии дитяти можно отличить три периода, впрочем, не отличающиеся резко один от другого, но постепенно и незаметно переходящие один в другой и не заключённые для всех детей в одинаковые пределы времени, но в развитии разных детей, смотря по различию природных способностей и условий воспитания, обнимающие различные протяжения времени. По этим-то трём периодам должна располагаться и деятельность родителей, направленная на развитие религиозного чувства в детях.

1).В самую раннюю пору своей жизни дитя живёт ещё совершенно бессознательно. Оно не сознает себя как существо частное, отдельное от всех других предметов природы (индивидуум), и не различает между собой окружающих его предметов. Оно, так сказать, погружено в общую жизнь природы; не выделяется ещё из этой жизни своим сознанием и не противополагает её себе как предмет (объект) своего наблюдения и мышления. В эту раннюю пору жизни дитяти религиозное чувство существует в нём в общемировой форме, как естественное отношение твари к Творцу и Промыслителю мира. Но, будучи погружено в общую жизнь природы как одно из частных её проявлений, дитя тем не менее с самого момента своего рождения на свет есть человек, то есть существо отдельное и самостоятельное, как по своему телесному устройству, так и по своим духовным способностям высоко постановленное в ряду других существ природы и предназначенное к личной вечной жизни. Представителями и охранителями этого человеческого достоинства дитяти, в первую пору его жизни, служат родители. Само по себе дитя беспомощно; оно ничего не может противопоставить могущественным внешним влияниям: ни сопротивляться им, ни убежать от них, и если б его жизнь была предоставлена самой себе, то она скоро прекратилась бы от действия внешних вредных влияний. Борьбу с внешними влияниями, вместо дитяти, принимают на себя его родители, как представители его человеческого достоинства; они удаляют от него вредные влияния и доставляют ему условия, необходимые для продолжения его существования и для развития его человеческой личности. Но будучи представителями дитяти перед внешним миром, родители служат представителями его личности и перед Богом. Они суть естественные и первые по времени посредники между дитятей и Богом. Даже то естественное отношение твари к своему Творцу и Промыслителю, в котором выражается религиозное чувство дитяти в раннюю пору его жизни, не бывает для дитяти непосредственным, но опосредствуется для него актом рождения от родителей и любвеобильной заботливостью их о сохранении его жизни и о постепенном его развитии. Отсюда родители могут видеть, как высоки и священны их обязанности по отношению к детям и как много требуется размышления и осторожности для добросовестного исполнения их.

Как представители и охранители человеческого достоинства дитяти, родители прежде всего должны позаботиться о том, чтобы вывести дитя из того общемирового и, так сказать, стихийного состояния, в котором он находится с рождения на свет, и возвести его на высоту истинно-человеческого достоинства. Средство для этого святая церковь указует в таинстве крещения, посредством которого дитя, как самостоятельная человеческая личность, вступает в завет с Богом. В этом священном акте заключается первый и важнейший шаг для развития религиозного чувства дитяти. Здесь дитя изъемлется из общей стихийной жизни природы и возводится на высоту избранной и возлюбленной Богом человеческой личности. Здесь оно очищается от прирождённой человеку скверны греха и, при посредстве следующих за крещением таинств миропомазания и причащения, получает освящающую природу человека благодать Божию и вступает в теснейшее единение с Главой церкви и Спасателем мира. Следовательно, здесь полагается краеугольный камень религиозно-нравственного развития дитяти, и вся дальнейшая заботливость родителей, собственно говоря, только и ограничивается тем, чтобы содействовать постепенному развитию и укреплению вложенных этими таинствами в душу дитяти начал добра и охранять его душу от вторжения в неё извне гибельных начал зла. Поэтому крайне неблагоразумно и несообразно с своими обязанностями поступают те родители, которые из разных суетных обычаев надолго откладывают крещение дитяти: этим они наносят большой вред его религиозно-нравственному развитию.

Дальнейшая заботливость родителей в эту раннюю пору дитяти должна состоять в том, чтобы беспрерывно поддерживать дитя в том благодатном состоянии, в которое он введён при посредстве таинств крещения и миропомазания. Средство для этого святая церковь указывает в возможно частом приобщении дитяти таинству тела и крови Христовой. Сверх того, родители, как естественные посредники между дитятей и Богом, как выразители религиозного состояния дитяти, при уходе за ним должны каждый шаг свой освящать молитвенным призыванием имени Божия. Действуя таким образом, они, так сказать, наполняют религиозным чувством каждый момент жизни дитяти.

Вот всё, что могут сделать искренно благочестивые и вполне верующие родители для развития религиозного чувства дитяти в самую раннюю пору его жизни, когда оно живёт ещё совершенно бессознательно и все свои отношения к внешнему миру совершает через посредство родителей.

2).Когда дитя разовьётся настолько, что будет различать и себя самого от внешних предметов, и последние один от другого, когда, следовательно, в уме его будет составляться понятие о предметах, тогда настанет для него время уяснения понятия о личности Божией. Понятия о предметах образуются в уме дитяти постепенно, и первоначальной основой для образования их служит частое повторение одних и тех же впечатлений. Подобным же путём уясняется в уме дитяти и понятие о личности Божией. Если в предыдущем периоде развития дитяти родители, при уходе за ним, беспрерывно обращались с молитвой к Богу о ниспослании благословения и благодатного покровительства на это слабое и беззащитное существо, то в уме дитяти незаметно, само собой, укрепляется понятие о Боге как о вышнем, незримом Существе, беспрерывно благодеющем ему. Таким образом, как в первом, бессознательном периоде развития дитяти в его религиозном состоянии преобладало отношение к Богу как твари к своему Творцу, так во втором периоде его развития, с появлением сознания своей личности, в религиозном состоянии преобладает отношение к Богу как к своему промыслителю и покровителю. И как в первом периоде посредниками между дитятей и Богом и выразителями и религиозного чувства дитяти были родители, так и во втором периоде религиозное чувство дитяти развивается при посредстве и содействии родителей. Только в том случае, если родители искренно благочестивы и глубоко убеждены в том, что Бог есть Творец и Промыслитель мира, можно быть уверенным, что и в дитяти, с самых ранних пор его жизни, с появления самых первых начатков самосознания, разовьётся глубокое и крепкое убеждение в беспрерывном примышлении Божием. Особенно важное значение в этом отношении имеет мать, на которой преимущественно лежит уход за детьми в первое время их жизни; отец здесь является только помощником матери.

Таким образом, первое образующееся в душе дитяти понятие о личности Божией есть понятие о Промыслителе, о высшем любвеобильном Существе, беспрерывно благодеющем и покровительствующем ему. В это время в душе дитяти нет ещё ничего злого, ничего такого, что требует осуждения и наказания. Поэтому понятие о Боге как о Судии и Мздовоздаятеле не может ещё уместиться и уясниться в уме его. Дитя радостно вступает в мир Божий; оно всюду встречает привет, любовь и защиту, и в заботах о нём родителей, в любви их к нему находит наглядный и наиболее доступный его слабому пониманию пример и как бы выражение всеблагого примышления Божия. Такое понятие о Боге укрепляется в дитяти и постепенно доходит до степени глубокого и несокрушимого убеждения, если родители при всяком деле обращаются с молитвой к Богу и во всём, что совершается с ними и вокруг них, видят волю Его; если каждый успех в своей жизни, каждую удачу и всё своё благополучие приписывают Его любви и благости, а при каждом несчастии и неуспехе к Нему обращаются с благоговейной молитвой о милосердии и помощи. Этим путём с малолетства воспитывается и укрепляется в дитяти глубокая преданность воле Божией, которая впоследствии даст ему силы мужественно и с надеждой на лучшее переносить все невзгоды жизни.

Коль скоро в душе дитяти выяснилось понятие о Боге как о высшем, незримом опокровителе и защитнике его, вместе с тем в нём естественно и неизбежно возникает потребность обращаться к этому верховному Покровителю, вступить, так сказать, в сношение с Ним. Это – первый зачаток внутренней молитвы. Если родители сумеют уловить этот, весьма важный в деле религиозного развития дитяти, момент, если они сумеют поддержать и укрепить в дитяти это благоговейное, молитвенное отношение к Богу, то дальнейшее религиозное развитие дитяти будет утверждено на прочном основании. И здесь могущественным средством для поддержания и укрепления в дитяти молитвенного расположения служит пример благочестивых родителей. В семействе искренно благочестивом и дитя неизбежно становится благочестивым. Но здесь вместе с тем наступает время и для словесных объяснений о Боге, для приучения дитяти к молитвенным словам и действиям. Потребность молитвенного обращения к Богу возбуждена в дитяти. Потребность эта естественно требует внешнего выражения, потому что человек, состоя из духа и тела, и почитать Бога стремится и духом, и телом. Если с этого именно момента родители начнут приучать дитя, и словесным указанием, и собственным примером, произносить слова молитвы, складывать персты молитвенным образом, налагать на себя крестные знамения и совершать другие молитвенные действия, то их воспитательная деятельность будет вполне соответствовать естественному ходу духовного развития дитяти. Таким путём с малолетства развивается в дитяти искреннее и глубокое религиозное чувство, и дитя предохраняется от привычки к внешней, фарисейской набожности и к механическому, бессознательному исполнению внешних религиозных обрядов. А такая привычка нередко укореняется в детях с малолетства в тех семействах, в которых родители, не будучи сами искренно религиозны, не содействуют своим живым примером развитию в детях искренней набожности и заботу о религиозном развитии детей ограничивают только приучением их к произнесению слов молитвы и к совершению внешних молитвенных знаков. Само собой понятно, что сообщаемые дитяти слова молитвы в это время должны быть самые простые и должны соответствовать образовавшемуся в душе дитяти понятию о Боге, как и верховном покровителе и защитнике его (Господи, помилуй меня, помоги мне, защити меня и т.п.).

(Продолжение следует).