О любви

Есть слова, благоухающие как цветы; есть слова, чистые как лазурь неба и возвышенные, как снежные вершины гор; есть слова, теплые как лучи солнца; но есть слова, пропитанные дымом ада, – они безобразны и гнусны. Апостол Павел назвал их «гнилыми словами» и заповедовал христианам никогда не употреблять их. Но существует еще обман и подделка слов, насилие над словами, извращение их смысла, когда уродуют святые и прекрасные слова, как компрачикосы – лицо ребенка, попавшего в их руки. Одно из таких слов «любовь».  Обычно, чем многограннее и динамичнее слово, – тем больше смысла может заключаться в нем, тем разнообразнее его семантика. В древних языках понятия и определения любви были более дифференцированы, уточнены и очерчены; а в современных языках они слились воедино, потеряв свою четкость и определенность. Вожделение, страсть, похоть, привязанность стали безразлично называться любовью. Это дает возможность словесным спекулянтам манипулировать смыслом этого слова, подменять одно понятие другим, а в некоторых случаях делать его прикрытием для лжи и порока. Такая тонкая и замаскированная ложь более отвратительна и опасна, чем зловонная похабщина, которая может сразу же оттолкнуть человека.

Приведу пример. Теперь становится модным выражение: «Любовь – выше справедливости, закона и нравственных заповедей». Эти звонкие и впечатляющие слова на самом деле имеют омерзительное содержание. Здесь любовь отрывается от нравственности и даже противопоставляется ей. Такое выражение само по себе бессмысленно, как если бы сказать, что голова человека выше самого человека, или пик горы выше горы, как будто вершина висит в воздухе, а не является ее частью. Здесь под видом любви – венца нравственности – хотят уничтожить саму нравственность, оправдать порок и косметикой слов прикрыть уродство своих страстей. По сути дела, эти шулеры слов подменивают любовь или похотливым вожделением или равнодушием к несправедливости или солидарностью с грехом.

Понятие любви многообразно, но в Евангелии говорится о духовной любви, как о даре и действии благодати, – об особой любви, которая начинается тогда, когда в какой-то мере обузданы страсти и побежден эгоизм. Эта любовь является вершиной добродетелей; она вдыхает в заповедях жизнь, делает их родными для души, но в тоже время проверяется через исполнение законов, самих заповедей и нравственных предписаний. Духовная любовь едина с истиной и правдой. Где возникают противоречия, – там появляется опасность подделки любви.

Господь сказал, что любовь к Богу и человеку – это две высшие заповеди, значит высшие ступени христианской нравственности, это дары божественной благодати за веру и подвиг жизни; а где нарушается правда, – там не может действовать Дух Святой – Дух истины и источник любви. Апостол Павел в 13-ой главе второго послания к коринфянам, пишет о свойствах духовной любви; его слова – это гимн любви, и в тоже время – критерий и проверка нашей любви. 

* * *

В лексике современных языков вряд ли можно найти слово или понятие, которое имело бы такой широкий семантический спектр цветов и оттенков и содержало бы в себе столько противоречивых значений, как слово «любовь». Ни одно слово не подвергалось таким противоположным интерпретациям, ханжеским извращениям, словесной эквилибристике, шулерским перетасовкам, софистическим манипуляциям, такой умышленной и наглой профанации, как это святое слово.

Последнее время слово «любовь» теряет свое первоначальное значение. Оно чаще употребляется для прикрытия похоти, цинизма, темных страстей; им оправдывают аффективные порывы и дикую ревность, переходящую в безумие. Под этим словом нередко человек прячет свое расположение к нравственному безобразию и пороку, нежелание бороться со злом, что на деле обращается в попустительство греха и солидарность с ним. Где нет ненависти к порокам, отвращения к бесстыдству, негодования против разврата, развратителей и насильников, – там тайная любовь к сатане, перемена богоподобия на демоноподобие. Грех – это метафизическая тьма и грязь, частица ада, которую человек носит в себе, дыхание сатаны и ненависть к Богу. Душа, соединившаяся с грехом, не способна к восприятию божественного света. Смерть нераскаянного грешника – это переход от тьмы к тьме, вечное мучение с сатаной.

К профанации любви приложила свою руку и мирская литература, употребляя это слово в описании темных вожделений и страстных аффектов, тем самым способствуя расплывчатости и аморфности этого понятия. Надо сказать, что в древних языках существовало четкое различие между смысловым содержанием двух терминов – любви и вожделения. Любовь относилась к духовным понятиям, а вожделение – к области страстей, опьяняющих сердце и колеблющих рассудок, к низменным инстинктам и слепой рабской привязанности. Вожделение стремится захватить, ассимилировать, отнять и присвоить чужое, а любовь – отдать свое. Вожделение соединено с чувством обманчивого наслаждения, после которого в душе наступает пустота и холод; а любовь – с духовной радостью, которая оживотворяет и согревает сердце. Вожделение – беспокойно и тревожно; в любви душа обретает покой, который не покидает ее даже во время внешних скорбей. Вожделение обращено к временному, проходящему, поэтому не может удовлетворить человеческий дух, созданный для вечности. А любовь ищет нетленного и вечного; она даже в падшем человеке видит образ Божества, как пламя светильника – через темное закоптевшее стекло.

Вожделение превращает человека в раба собственной страсти. А тот, кто имеет истинную любовь, не порабощает себе человека, и не порабощается человеку: он видит в нем богоподобную личность и считается с его свободой. Вожделение затемняет ум, опьяняет чувства и связывает волю; а любовь, напротив, делает ум ясным, мышление глубоким, волю целеустремленной. Любовь побуждает человека приносить счастье и благо людям на всех уровнях жизни: духовном, душевном и телесном, однако главным считает в человеке бессмертный дух, облеченный в плоть.

Любовь – это отражение божественной любви в человеческом сердце и излучение этой любви в мир. Божественная любовь, находя душу, открытую для себя, входит в нее, как луч в кристалл, и тогда сама душа становится источником невидимого света. Любовь открывается человеку как истинная жизнь, как единственное счастье, как воскрешение из мертвых, как огонь, согревающий мир и обновляющий душу, как стержень бытия и радость, которую нельзя передать словами. Переживая любовь, человек хочет поделиться ей с другими, отдать ее людям.

Любовь открывает человеку окружающий мир уже не только в состоянии падения и тления, гримасах боли и судорогах смерти, но и в красоте будущего преображения. Любовь дает человеку особую мудрость, способность видеть и созерцать цель божественного творения. Вместе с тем, любовь – это страдание за человечество, не ведущего Бога, и поэтому лишенного настоящего счастья.

Любовь так расширяет сердце, что в нем никому не тесно. Она дает человеку возможность выйти из собственной индивидуальной ограниченности и как бы жить в других. Любовь никогда не оказывается несчастной, никого не доводит до отчаяния и самоубийства, ни в ком не разочаровывается, так как никем не очаровывается, а видит в каждом человеке, каким он ни был, – образ Божий. Она не бывает обманута в своих ожиданиях, так как ничего не хочет и не требует от человека, кроме его вечного спасения.

В настоящее время человечество катастрофически теряет любовь. Кажется, что на земле уже начался ледниковый период, который превращает нашу планету – духовный центр вселенной – в мертвую пустыню. Мир, теряя любовь, погружается в сумерки, а затем ему грозит ночь без рассвета. Приближение последнего этапа мировой истории, нарастающая канонада апокалиптических бедствий, появление лжехристов неразрывно связаны с оскудением любви.

Без любви вера становится мертвой и бессильной: от нее остается только форма, как бы тело без души. Надежда, которая дает силы переносить все скорби и испытания ради Небесного Царства, исчезает, сменяясь тупым равнодушием, чувством обреченности и безысходности, а нередко отчаянием. Но демоническим силам, окутавшим землю своей сетью, еще мало уничтожить любовь в сердцах людей: они хотят насмеяться над любовью, извратить, унизить, заплевать ее, а то, что всегда считалось постыдным и мерзким, – представить как любовь, которая выше стыда и всех нравственных законов. Оккультные секты, проповедующие такую блудную любовь, считают грех суеверием и предрассудком, а неучастие в оргиях – фобиями, недостойными современного человека. Хотя их адепты нередко употребляют слово «бог», но подразумевают под ним темный лик сатаны.

Бог, – Непостижимый и Невыразимый, в существе Своем высший всякого определения и имени, – назван в Новом Завете Любовью. Все деяния Божия – от творения мира до Второго Пришествия – имеют в основе своей любовь. Высшим проявлением любви является Голгофский Крест, на котором Христос принес Себя в жертву за грехи человечества. Крест стал символом христианской веры, и не только символом, но ее силой и победой.

Спасают человека от вечной гибели и делают его причастником божественного бытия – вера, надежда и любовь, – это три света, из которых больший любовь. По смерти веры не будет, она сменится очевидностью духовных реалий; надежда исчезнет, так как она исполнится: человек получит то, на что надеялся и даже несравненно больше; а любовь останется: она будет основой богообщения и созерцанием неизреченной божественной красоты. Любовь – это неслиянное единство души с Божеством, и источник вечного обожения.

Есть два вида любви, как два источника радости: теофилия – любовь к Богу, которая одухотворяет человека, преображает его, делает сопричастником ангельской радости; и космофилия – любовь к космосу, видимому миру, упоение бытием, радость и наслаждение красотой божественного творения, которое заменяет Самого Творца. Любовь к Богу по своей природе – духовная любовь, возникающая при действии благодати; а любовь к миру и того, что в мире – душевная любовь, принадлежавшая к эмоциональной сфере человека. Но надо отметить, что душевная любовь и космофилия не тождественны друг другу. Есть нравственные и благородные виды душевной любви, как семейная любовь, патриотизм, дружба и т.д. Но мы здесь говорим о космофилии, как мировосприятии и мировоззрении, как о явном или скрытом обожествлении космоса.

Теофилия это религия духа; космофилия – религия плоти. Космофилия обращена к космосу – он предмет любви человека. Эта любовь может доходить до вдохновения и экстаза. Человек ощущает себя частицей грандиозной реалии космоса, струей его энергии, лучом его света. Он может верить или не верить в Бога, но, на самом деле, в его глубоком мироощущении космос является божеством. Для него космос это чаша, кипящая жизненной силой, бесконечность во времени и пространстве, от которой захватывает дух человека, песнь, которая звучала и будет звучать вечно. Религия космоса это влюбленность в него и трепетное созерцание его феерической красоты. 

Космофилия это радость и наслаждение самим бытием. Для античных космофилов Бога вне космоса не существовало; для современных – Бог является только мертвой абстракцией. Космофилия это призыв к человеку почувствовать свое единство с вселенной, ощутить ее творческие силы и энергии, почувствовать в своей груди мощное дыхание космоса, осознать, что человеческая природа часть универсума. Космос материален и телесен, поэтому в язычестве ярко проступает восхищение и поклонение человеческой плоти. В античном искусстве культ телесной красоты возведен на высокую степень. Человек – высшее проявление живого космоса, отсюда наивный антропоморфизм языческой религии и прометеевский гуманизм мифологии. Язычество являлось теологией радости и красоты, но теологией, в которой не было Бога: Его место заняли космос, в своем величии и мощи, и человек, в своих интеллектуальных взлетах и страстных чувствах. В язычестве не было учения о возрождении человека, его заменял катарсис мистерий и театральных постановок, где героизм и добродетели в столкновении с неумолимым роком получали трагическую развязку. Катарсис мог оказать только временное воздействие на душу человека – как от удара смычка по струнам возникает и тотчас исчезает звук, похожий на стон умирающего. Рецидив языческого гуманизма ярко проявился в ренессансе. Это призыв от Христа к Пану, от красоты Божества – к красоте космоса и человека, от духа – к плоти.

Язычество было религией космической красоты и человеческих наслаждений, и на этом фоне христианство представлялось античному миру фанатичной сектой, религией черни и невежд, учением, отнимающим у людей то счастье, которое дарует им жизнь, мрачным призраком смерти во время пира. Для язычников христиане были людьми, лишенными чувства красоты, ненавистниками жизни, врагами государственных устоев, чумной язвой, которая угрожает существованию самого человечества.

Христианство высветило иллюзорность языческой космофилии. Оно обнажило трагичность человека, его греховную поврежденность, внутреннее безобразие, его демоноуподобление, то, что старалось скрыть или не знать язычество.

Христианство открыло людям существование духовного, невидимого, вечного мира, и раздвинуло горизонты человеческого бытия до бесконечности, где сам космос мыслится не как божество, а скорее как подножие ног человека, рожденного для неба.

Христианство открыло в человеке его истинное богоподобие и, вместе с тем, показало глубину его падения, безобразие его страстей и путь к другой радости – радости преображения, радости богообщения, радости не только эмпирического бытия, но возвращенного рая, радости благодати – божественной силы, которая возрождает человека и делает его из сына земли сыном неба, из искры, возникающей и гаснущей во времени, причастником вечного света Божества.

Христианская нравственность имеет своим источником теофилию, а языческая – космофилию. Гностицизм, католичество, ренессанс, протестантство и теософия это отступление от теофилии в сторону космофилии. Если смотреть на атеизм как на вид религии, то его сущность – тоже космофилия. Космофилия не дает твердых нравственных устоев. Человек находится в постоянной зависимости от внешнего; он должен или приспосабливаться к нему, или же принять его как неизбежное, или стараться приспособить внешнее к себе.

Космофилия в существе своем трагична. Найти опору в космосе невозможно, там властвует тление и смерть. Человек как частица космоса обречен на уничтожение. Чрезмерная антропофилия превращается в антропофагию, в которой исчезает сам человек. Теряя чувство вечности и своего богоподобия, он теряет самого себя, свою внутреннюю самотождественность и превращается в калейдоскоп внешних, сменяющих друг друга впечатлений. Он стремится найти счастье и благополучие в приобретении внешнего, которое на самом деле чуждо человеческой душе. Космофилия не может удовлетворить высшие потребности человеческого духа, она бессильна возродить человека, уничтожить диссонансы зла и греха в нем самом и окружающей его среде. Это радость опьянения, которая может дать забвение от тягот жизни, но не сделать человека счастливым. Поэтому космофилия это драматический оптимизм.

Сделаем некоторое отступление. Как мы сказали, теофилия – духовная любовь, а космофилия – душевная. В природе человека можно различить дух, душу и тело. Дух это высшая сила души, это око, устремленное к Богу и способное созерцать невидимый метафизический мир. Другое око души устремлено на землю; собственно эту низшую часть неделимой души мы и называем душой. Тело, душа и дух имеют свои потребности. Но истинную радость человек получает только тогда, когда удовлетворяются потребности духа. Духовная радость переживается человеком как глубокий покой, как истинное счастье, которое обрел человек не в этом миру, а скорее в отречении от мира, не через удовлетворение своих страстей, а через их укрощение. Эта радость воспринимается как незримый свет, ощущается как особое тепло души – тепло пробудившейся жизни. Это радость, которая никогда не пресыщает человека, а в которой раскрываются все новые тайны бытия и глубины его собственной души. Именно ощущение этой неземной радости давало силу христианским мученикам идти на пытки, отдавать все, даже жизнь, чтобы не потерять эту радость. Ради нее преподобные уходили в монастыри, затворы и пустыни, углублялись умом в свое сердце, как бы скрывались в нем, чтобы не рассеивать эту радость другими мимолетными, эфемерными радостями мира и собственных эмоций. Духовная радость давала праведникам твердость камня во время искушений и испытаний. 

Исполнение одних душевных, а тем более телесных потребностей не могут дать человеку истинной радости. Сколько богатых людей были в своей жизни глубоко несчастны. Скольким царям их корона казалась раскаленным обручем. Сколько великих полководцев было побеждено своими мелочными страстями. Сколько людей с ярким эмоциональным миром и тонким эстетическим чувством, давших вечные образцы искусства, переживали глубокий кризис и трагически кончали жизнь. В противоположность этому удовлетворение потребностей духа делают человека счастливым, в каком бы состоянии он не был, в каком бы положении не находился, какую работу бы он не исполнял.

Душевная любовь выборочна, она не может любить всех: одних она любит, как бы привязывается к ним; другие для нее безразличны, словно их не существует; к третьим душевный человек питает неприязнь. Сама душевная любовь не свободна от эгоизма. Она зависит от меняющегося настроения человека, от отношения к нему окружающих, и часто гаснет также быстро, как и возникает, и одни душевные привязанности сменяются другими. Страстная любовь может выражаться в сильных эмоциях души – как высоко вздымаются волны моря во время бури, но она полна внутреннего смятения и тревоги. Как часто человек, одержимый такой любовью, причиняет боль себе и тому, кого он любит.

Неразделенная любовь превращается в драму, а разделенная – из поэзии в прозу. Духовная любовь включает человека в вечность, а душевная любовь это нить, которая может порваться в любое мгновенье: редко, когда она достигает до кладбища и кончается у могилы. Чаще разочарование или ревность разгрызает своими зубами эту нить.

Духовная любовь думает прежде всего о вечной жизни, а душевная о земной.

Душевная любовь – природное свойство человека; духовная любовь это возможность, которая осуществляется при помощи благодати. Духовная любовь это, прежде всего, любовь к Богу; ее следствием является любовь к людям, это как бы второй отраженный свет. Без лучей не может существовать солнце, а без солнца не могут существовать его лучи. Любовь к Богу проявляется через любовь к людям; любовь к людям имеет своим источником любовь к Богу. Многие люди не могут отличить космофилию, имеющую пантеистический характер, от любви к Богу, а душевную любовь к людям от духовной любви. Как человеку узнать имеет ли он духовную любовь? Первый ее признак – желание молиться за своих обидчиков, обращение с клеветниками и соперниками, как со своими друзьями, тайная милость причиняющим зло. Второй, это чувство радости и утешения в сердце, когда человек прощает все обиды, ложь, клевету, обман и желает вечное спасение своим врагам. Третий признак, когда человек во всех несчастьях и недоразумениях винит только себя, а других оправдывает. Четвертый, когда он считает себя хуже и грешнее всех людей, как бы лежащим под ногами всех. Пятый, когда он любит одиночество больше многолюдия и предпочитает уединенную молитву беседам с людьми. Шестой, когда он благодарит Бога за страдания как за милость и возможность прикоснуться устами к той чаше, из которой пил Господь. Седьмой признак, когда он ничего не считает в этом мире своим, а только данным ему на время и ни к чему не привязывается душой. Восьмой признак, это непосредственное свидетельство самого сердца, которое обрело то, что искало и не находило в миру – глубокий покой чувств и помыслов, в котором нет смятения, тревоги и противоречий. Девятый, спокойствие, с которым человек ожидает смерть, как преддверие воскресения.

Жизнь христианина должна стать путем к стяжанию духовной любви. Здесь необходимы постоянный труд, аскеза, борьба со страстями, покаяние, послушание и смирение. Отсутствие духовной любви проявляется в тревоге и недовольстве, в непрестанной погоней за внешним, в неблагодарности тем, что имеет человек, и в нетерпеливом желании переменить обстановку, как будто от нее зависит внутреннее неустройство жизни. Обладатель духовной любви борется с двумя врагами: демоном и своими страстями. Обладатель душевной любви борется с людьми, мало обращая внимание на свои нравственные язвы и забывая о существовании демонического мира. Духовная любовь проста и скромна, она молчалива и строга. Она подобна скрытому сокровищу – золоту, завернутому в холст. Душевная любовь многоречива и красноречива; она похожа на украшенный ларец, внутри которого хранятся медяки. Духовная любовь дает человеку свободу, она сама – дыхание вечности. Страстная любовь делает человека или рабом или рабовладельцем, а иногда одновременно одним и другим.

Настоящий век это время катастрофического оскудения любви, как в общественной, семейной, так и в религиозной жизни. И, в тоже время, слово «любовь» стало модным, потеряв свой первоначальный глубокий смысл. Оно лишилось чистоты и целомудрия, и сделалась какой-то мутной, блудной, всеядной любовью, нередко превращающаяся в предмет спекуляций, которой хотят оправдать всякое беззаконие и безобразие, и эту любовь стали называть духовной, а иногда даже приписывать ее Богу.

Мы не отождествляем душевную любовь с порочной любовью, но предостерегаем, что если свойства духовной и душевной любви не будут четко и ясно определены и разграничены, а, напротив, искусственно смешаны, то душевная любовь как узурпатор займет место духовной и тогда нравственная деградация христиан и богословский хаос в Православии станут неизбежны.

Христианство – это религия любви. Бог открывает Себя миру как Любовь. Христианство – это жертвенная любовь. Здесь Бог утверждает принцип вечного бытия как любовь тем, что приносит Самого Себя в жертву. Это таинство – распятие Бога ради человека – приводило в изумление и благоговейный ужас тех, перед кем открывалась бездна Божественной Любви – бесконечная как само существование.

Апостол Иоанн Богослов в Евангелии открывает миру новое имя Бога: это имя – Любовь. Господь в последней беседе с учениками завещал им любить друг друга. Пребывать в любви это значит пребывать в Боге. Любовь это тот таинственный меч, который разделяет учеников Христа от учеников демона. Любовь – небесный огонь, который Христос принес на землю; этот огонь должен преобразить человека. Без огня любви душа человека остается холодной как труп. Святой апостол Иоанн Богослов в конце своей земной жизни повторял слова: «Дети, любите друг друга, – в этом все».

Христианство победило мир любовью; если можно так сказать, сердце языческого мира было пленено и покорено силой и красотой любви. Языческий мир через соприкосновение с христианством почувствовал, что любовь это свет и жизнь. Пока сердца христиан горели любовью, Церковь была победительницей. Во времена самых лютых гонений она побеждала своих гонителей любовью, открывая им величие и тайну христианства.

Критерием нашей веры является любовь. Истинная вера проявляет себя через любовь и милосердие, которые также неотделимы от нее, как тепло и свет – от огня. Когда теряется вера, то гаснет надежда и исчезает любовь. Поэтому те, кто не имеют любви и думают что они христиане, – обманывают себя. Их вера иллюзорна. Они воображают себя последователями Христа, не имея главного – Духа Христа.

Языческий мир не устоял перед силой любви Христовой. Но когда она начала оскудевать в сердцах людей, то языческий мир как бы снова ожил. И не только обрушивается на Церковь гонениями как в первые века, но проникает в сознание самих христиан, искажает учение Христа, делает христианство только формой – деревом, на котором все меньше и меньше плодов.

Отчего оскудела любовь среди христиан? Начало духовного падения и его конец – это гордость. Но гордость многовидна и многолика. Гордость присасывается к самому добру, – как некоторые хищные растения, обвивая ствол дерева, питаются его соком, иссушая само растение. Гордость порождает эгоизм и эгоцентризм – извращенную любовь человека к самому себе. Гордость в религии принимает формы рационализма и экстатичности. Гордость рождает веру в свой рассудок, как в универсальный инструмент познания, который проявляет себя через перманентное реформаторство. Гордость может проявляться в разрушении структур – как анархизм, и, наоборот, в централизации структур – как империализм и диктатура. Потеря любви обнаруживается в душевной холодности и безразличии к людям, в превозношении и насилии над другими.

Гордый смотрит на людей как на орудие для достижения своих целей – чаще всего своих страстей; человек сам по себе теряет для него ценность. Гордость рождает тиранов и рабов. Гордость разделяет и отчуждает людей друг от друга. Гордому кажется, что мир создан для него, что он некий центр, вокруг которого должны вращаться остальные люди, как около звезды – планеты.

Христианская семья – это деятельная любовь, которая возрастает в служении друг другу. Теперь каждый член семьи хочет, чтобы служили ему, и семья становится полем невидимой, но постоянной борьбы за первенство и власть. Гордый хочет получить больше, чем дает, и оскорбляется, когда другие не понимают его мнимого превосходства. Поэтому так катастрофически распадаются семьи, будто стеклянная посуда под ударами молота разбивается на мелкие части, оставляя после себя только осколки.

Человек не радуется человеку. Родные не находят времени, чтобы повидаться друг с другом. Христианин встречает христианские праздники без духовной радости, скорее как будто исполняет долг. Кажется, что всю землю покрыл серый, непроницаемый туман.

Без любви мертвеет человеческая душа, поэтому современные люди глубоко несчастны. Сама религия без любви становится чуждой сердцу и непонятной душе.

В чем причина потери любви? Этот глобальный процесс; это путь духовной смерти, это самая большая катастрофа последних веков, особенно в наше время, более страшная, чем кровопролитные войны, и стихийные бедствия. Это расчеловечение человека; он перестает быть личностью и превращается только в существо. Потеря любви, эгоизм и безразличие имеют ряд причин. Остановимся на одной из них.

Любить можно только прекрасное. Безобразное и уродливое можно терпеть, но любить его нельзя. Любовь и красота связаны друг с другом. Воспитание людей и традиции народов как бы несовершенны они не были, имеет в своей основе сохранить красоту и благородство человеческой души. Традиции, обычаи, общественное мнение, высокая оценка целомудрия, готовность к жертвенности – была формами сохранения любви. Теперь эти традиции осмеиваются и разрушаются; нравственные понятия рассматриваются будто оковы, в которых был заключен человек как узник в прошлые века. Во все времена существовали грехи и пороки, но они оценивались как зло и болезнь, разъедающая человеческое общество. Теперь грех и порок перестали возмущать людей; возмущает другое, а именно, осуждение греха. Про людей, живших перед потоком, в Библии сказано, что «они стали плотью», то есть у них исчезли потребности духа, извратились чувства души, и стала властвовать плоть: человек отождествил себя со своим телом, и поэтому пал ниже всех существ, живущих на земле.

Человек теряет красоту своей души, поэтому он не может любить, и его любить не могут. В теле гнездятся только инстинкты и темные страсти. Страсти уродливы; человек может им отдаваться, но любить их не может. Поэтому люди, теряя красоту – теряют любовь. Ложь, обман, демонический мир наркотиков и алкоголя, блуд и разврат в самых бесстыдных формах делает людей безобразными. Поэтому между людьми увеличивается дистанция, поэтому эмоциональная холодность делает землю похожей на кладбище, где обитают живые трупы.

В чистоте – духовный свет и радость, а в грехе и пороке – тяжесть и духовный мрак. Чистоту хотят отнять у человека, осмеять, растоптать ее. Поэтому мир для людей стал чужим и пустым. Человек не чувствует боль другого, не хочет и не может согреть его теплом своей души. Человек боится мира и внутренне защищается от людей. Это одиночество, осознанное и неосознанное, одиночество пустыни – является самым страшным проклятием нашего века.