О праздновании воскресного дня и почитании святителя Николая (против сектантов – штундистов)

Штундист. По вашему мнению, только у вас, в Православной Церкви, истина, a у нас всё – непонимание и ложь.

Миссионер. Да, мы смело, открыто и без всякого стеснения заявляем, что в Православной Церкви истина, а у всех тех, кои уклонились от неё и уклоняются, – ложь.

Штунд. А мы вам скажем, что у вас мало понимания дела и нам очень удивительно, как у вас хватает смелости говорить пред всеми о святости и чистоте своей веры.

Миссион. Извольте говорить нам, в чём дело.

Штунд. У вас допускается большой грех, вследствие плохого понимания вами служения и угождения Богу. Например, – воскресный день у вас празднуется плохо; едва заметно бывает, что это праздник у православных; а день памяти святого Николая чудотворца празднуется не в пример торжественнее и светлее воскресного дня. Ну разве есть тут какое-либо понимание того, что вы делаете, – разве этим вы не грешите и не прогневляете Бога? Следовало бы наоборот – день воскресный так почитать, как вы почитаете день Николая, а день Николая – меньше.

Миссион. Пока что я обличу вас вашими же словами. Вы говорите: «день воскресный следовало бы почитать так, как вы почитаете день святителя Николая, а день Николая следовало бы почитать меньше». Таким образом, и по вашему выходит, что день памяти святителя Николая должно почитать, хотя и меньше, чем мы его почитаем, а примерно настолько, насколько мы теперь чтим день воскресный. Значит, угодник Божий Николай – человек святой, и память его должно чтить. Почему же вы не делаете того, что сами говорите, – не только его совсем не почитаете, но и за святого не признаёте? Пусть мы грешим не зная в какой степени воздавать ему должное. Почему же вы не воздаёте ему ничего, зная, чего он заслуживает, и не только не воздаёте, но, зная о его святости, отрицаете её? – А о том, что мы так светло торжествуем день памяти его, скажу в ваше успокоение кое-что такое, что нас оправдает, а вас, может быть, вразумит.

Если бы день воскресный был один раз в году, то он далеко светлее праздновался бы, как и празднуется действительно необычайно светло, один раз в году воспоминаемая Пасха Господня, или Воскресение Христово. Все равно, как и среда и пяток – дни воспоминания предания во смерть и самой смерти Спасителя Бога не так глубоко чтутся, как Страстная седмица, представляющая собой те же воспоминания из жизни Спасителя раз в году. ІІовторяясь чрез каждые 6 дней, воскресный день стал для нас настолько привычным, что кажется для нас менее светлым, чем праздник в честь и память святителя и чудотворца Николая, но на самом деле, всякий Православный христианин знает, что воскресный день – больший праздник, чем праздник святителя Николая. Мы привыкли к первому, а второй встречаем только дважды в году, и здесь, можно сказать, являем свою некоторого рода немощь, или слабость человеческую, о которой я упомянул выше. Но здесь нет преступления ни пред Богом, ни перед людьми, и варварство вы говорите, что этим мы прогневляем Бога. За что же здесь имеет гневаться Бог? Ведь этого святого Бог особенно прославил, как при его жизни, так и по смерти. Смеем ли мы не почитать того, кого Сам Он прославил? Тут удивительно не то, почему мы так благоговейно и торжественно чтим память его, a тο что вы не чтите его: ведь его чтут и неверующие в истинного Бога – магометане и язычники.

Штунд. Как? и магометане его чтут – как же они чтут его?

Миссион. А вот как. Однажды, приходилось мне читать, плыл на море русский корабль, на котором ехали все православные. Напротив его плыл корабль со знаменем турецким, на котором ехали магометане; но православные слишком удивились, что на корме этого турецкого корабля была утверждена икона святителя Николая. На вопрос православных – что сие означает? – неверные так отвечали: «этого человека великого (святого) почитали наши предки, потому что он им оказывал много раз большую помощь, когда они плавали по морю. Он был очень милостив. Мы думаем, что Бог его и теперь так же послушает, как слушал и тогда, и ради него будет милостив к нам, потому что мы слыхали от ваших (православных), что Бог его очень любит. Мы же знаем и от предков своих, что этот человек, еще при жизни, был такой добрый и милосердный, что помогал всем, кто только нуждался в чём и просил у него помощи. Мы всему этому верим и думаем, что он и нам поможет, когда мы в какой-либо беде на море будем молиться Богу и ему; потому мы и образ его держим, как держите и вы его». Видите ли, даже турки, неверные, почитают этого великого угодника и имеют его икону; а вы величаетесь истинно верующими, а между тем не имеете её, отвергаете святыню, которую (храм и его принадлежности – иконы) Сам Господь дал; не почитаете святых, которых Сам Господь почтил великою славою и честью, прославил их при жизни и по смерти, почивая в них Своею благодатью, как бы в храмах. Удивительно, значит, больше то, почему вы вместе с нами не празднуете память великого пред Богом св. Николая чудотворца. А хотите ли знать, почему мы так светло проводим день памяти его, почему так чтим его?

Штунд. Почему?

Миссион. Потому, что этот святой, при жизни своей на земле, отличался самою любезною Богу добродетелью, – любовью и милосердием к ближним, смирением и кротостью. Он так был милосерд, что ради нуждающихся готов был отдать всё, что имел, даже жизнь свою; при этом он старался помогать всякому, кто бы он ни был, если только тот нуждался в помощи, – святитель Николай был другом нищих (нищих быстрое услышание); сверх того он был ревностным по Богу и кротким и незлобивым по сердцу, как об этом прекрасно рассказывается в житии его. Вы читали житие святителя Николая?

Штунд. Как же – читали. Потому то мы, правоверные, и не почитаем его за святого: из жития его видно, что он был немилосердный человек. Что вы так смотрите на меня с удивлением? He верите?

Миссион. He верю. И это вы вычитали в житии его?

Штунд. Да, извольте видеть. Там рассказывается, как однажды православные вели войну с турками или с какими-то другими неверными. Война кончилась тем, что православных многих забрали в плен. После, некоторых правительство выкупило, а некоторые, оставшись в плену, турецким царем были подарены государственным сановникам. Одного такого пленного пришел высвободить его родственник. Турок потребовал уплаты, которой православный при себе не имел, но которую обещался представить. Турок сначала не хотел верить на слово, но потом, поверив, потребовал, чтобы православный поклялся ему в этом пред иконой святителя Николая, которого, как турку известно было, православные очень чтут и уважают. Все было сделано по требованию турка, и пленный был на свободе. Потом прошло немало времени, пора было уплатить долг, но православные – пленный, получивший свободу, и освободитель его и не думали о сем. Тогда турок стал напоминать им об уплате и упрекать их в неверности. Но долга не вносили они и после такого напоминания. Тогда – что вы думаете (вопрошает штундист), делает тот Николай, которого вы величаете великим святым?

Миссион. А что же он такое делает?

Штунд. А вот что. Однажды, когда освободивший пленника гнал на поле свой табун лошадей, является пред ним Николай, сбрасывает его с лошади и

наказавши его. лошадей отгоняет и дарит турку со словами: «мой хозяин прислал тебе лошадей, вместо денег, которые должен уплатить тебе за свободу пленного», в чём и потребовал расписку, равным образом и дал ему от себя, что слуга такого-то представил такому-то столько-то лошадей. Если бы он был святым, разве он так делал бы: сбросил человека с лошади, избил его и наконец отнял целый табун лошадей. Так святые не делают.

Миссион. Совсем криво вы рассуждаете.

Штунд. Как криво?

Миссион. Давший клятву должен был исполнить её, а когда не исполнил, то свидетель – святитель Николай, ревнитель о славе Божией, явился к виновному и, наказав его, заставил исполнить долг. По вашему, значит, виноваты судья и закон, когда заставляют преступника отвечать по закону за преступление. He кривое ли это понимание дела? Совсем кривое, – где же бы была та правда, которой требуют закон Божественный и законы человеческие от людей, если бы поступать по вашему, – если бы клятвопреступника и всякого преступника не карать? Или, по вашему, таковых еще и награждать следует? He потому ли вы и о себе мечтаете, как о праведниках, уклоняясь от веры Православной и попирая под ноги всё, что есть святого, вы не считаете себя в чём-либо повинными; а когда мы указываем ваше преступление, вы кричите пред всем миром, что мы неправы. что мы жестоки, вас преследуем и т. п.

Приведенный пример из жизни святителя Николая показывает не тο, о чём вы говорите, a тο, что он действительно святой и угодный Богу человек. Ведь в то время, когда он явился наказать клятвопреступника, его (святителя Николая) уже в живых не было. Между тем он явился и поступил, как живой человек. Грешный, когда умирает, истлевает по телу и не является уже миру. Если же святитель Николай явился, то он, значит, не грешный, – а жив пред Богом и при том явился по воле Божией. Если вы отвергаете святость жизни святителя Николая на основании указанного вами факта, то когда я вам дам другой вопрос, вы отвечая на него по образу сего, впадете в тяжкий грех и придете к таким выводам, которых совсем не ожидаете и не желаете.

Шшунд. Как это так?

Миссион. Вам известно, как жили первые христиане, когда их было еще незначительное число?

Штунд. Известно: они жили душа в душу, всем что кто имел, делились между собою.

Миссион. Да, для этого каждый продавал своё имущество и цену проданного отдавал в руки апостолов, и уже апостолы «давали каждому, в чем кто имел нужду». Так?

Штунд. Так.

Миссион. А известно ли вам история Анании и Сапфиры?... Ну, чего же вы молчите, краснеете? мне желательно, чтобы вы эту историю рассказали, – пусть бы вас здесь стоящие послушали.

Штунд. Нет, расскажите вы её, а мы не хотим.

\

Миссион. То-тο-же – видите: не хотим... Вы не хотите рассказывать этой истории потому, что она сильно обличает вас в вашем неправильном понимании того дела, о котором зашла у нас речь; не напрасно я предложил вам рассказать её. He желаете этой истории рассказывать вы, – расскажу я. В числе продавших своё имущество из уверовавших во Христа и принесших деньги к ногам апостолов был и Анания с женою своею Сапфирой. Продав имущество, они отдали деньги апостолам, а часть их оставили себе, сказав, что отдают все деньги. Сперва принёс деньги и сказал это Анания, и, по слову ап. Петра, внезапно умер, так что его вынесли и похоронили. Потом, когда жена его Сапфира повторила слова и ложь своего мужа, то и её участь была та же самая и её похоронили. Если вы святителя Николая называете жестоким и грешным за то, что он заставил исполнить данное под клятвою обещание и наказал клятвопреступника, то как вы, продолжая свой вывод, должны назвать ап. Петра, по слову которого умерли два человека не за клятву и не за чужое имущество, а за сказанную лишь ложь, или утайку части из своего собственного имущества; а между тем то, чего никто не хотел отдать, а хотел оставить у себя, за выкуп пленного, уже было собственностью даровавшего свободу пленному, было собственностью турка. Подумайте, какое здесь различие в преступлении и какая великая разница в наказании: между тем ап. Петра вы называете безусловно святым, а святителя Николая – человеком жестоким и грешным. Вот видите ли, – вы призадумались.... То-то и плохо, что вы любите говорить многое, наперёд хорошенько о том не подумавши, что и для чего имеете говорить. Я скажу вам такую вещь, над которой следует ещё больше призадуматься, еще больше недоумевать и краснеть.

Штунд. Говорите, мы будем слушать, или этим вы хотите нас лишь запугать, чтобы мы отказались от слова и согласились с вами без всяких возражений, как в данном случае относительно святости Николая архиепископа, так равно и во всех других случаях?

Миссион. Совсем ничем не намерен я вас пугать, а если вы испугаетесь того, что услышите, то не я же тому виной, что у вас настолько узкий и тесный кругозор, – не я виной тому, что из ваших доводов должны выходить такие или иные заключения, хотя бы и мало отвечающие или и совсем противные вашему учению или желанию. Я спрошу вас: свят ли Бог?

Штунд. Что вы, Господь с вами?! к чему вы ставите этот вопрос?! Или хотите зло смеяться над нами?

Миссион. Предложу вам еще вопрос: милосерд ли Господь?

Штунд. Этот вопрос ничем не отличается от первого. И тут мы скажем, что не понимаем, для чего вам нужно его предлагать.

Миссион. А вот для чего: для того, чтобы яснее доказать несостоятельность того вашего мнения, что святитель Николай грешен на том же основании, что наказал, согласно Божию повелению, клятвопреступника....

Итак, Бог и по вашему мнению, без всякого сомнения, всесвят. Если же Он таков, то зачем же Он огнем небесным уничтожил города Содом и Гоморра, и еще три города? Ведь это, подумать по вашему, – какая жестокость: погубить множество тысяч народа! Он же премилосерд, а между тем не пощадил в числе взрослых и неповинных младенцев!... Видите, и тут вы впали в глубокую думу. Но я укажу вам еще на один давний случай. Было такое время, когда Господь навел потоп на всю землю и погубил весь тогдашний мир, оставив в живых всего лишь восемь человек, не пощадив весьма много живого. Ведь вы должны бы при этом, держась нити своего прежнего рассуждения, воскликнуть: как? это ли достойно Божия милосердия и святости?!... Но вы и здесь сохраняете молчание, и я уверенъ, что и будете молчать, а не скажете, что Бог после этого не свят, не милосерд и т. п.

При конце мира Бог отошлет тьму тем людей во ад на муки вечные, но из этого также не следует, что Он не свят, не милосерд или не правосуден, в чём и вы прекрасно уверены. Если в таких ваших беседах не признать скудоумия, желающего, однако, хвастнуть пред всеми, то трудно сказать, чего вам хочется. Теперь должно быть для вас ясно, что и поступок святителя Николая, по-видимому не согласный с любовью к ближним, ничего не говорит против его святости, а потому и против достойного почитания сего великого угодника Божия.

Священник Савва Богданович